Аннотация: Второе место на конкурсе "Наши в космосе" ресурса "Творческая мастерская" весной 2009 г.
1
- Фамилия?
- Иванов.
- Имя?
- Иван.
- Отчество?
- Иванович.
Врач перестал писать и поднял на него голову:
- Иван Иванович Иванов?
- Да.
Врач улыбнулся:
- Символично. Первый человек, преодолевший расстояние в сколько-то там тысяч све-товых лет и ступивший на поверхность планеты Гея-2 - русский космонавт Иван Иванович Иванов.
Медсестра тоже заулыбалась.
- Я татарин.
- Что?
- Татарин я. Не русский.
Врач растерянно посмотрел на него. Медсестра прыснула, тут же зажав себе рот и на-клонившись к столу, делая вид, что перебирает лежащие там карточки.
- По национальности я татарин, - объяснил Иванов.
И, с лёгкой тревогой посмотрев на врача, добавил:
- Татары - вторая по числу нация в России.
И вздохнул.
- Дед, как и отец, у меня - Иван. В нашем роду старшего сына по традиции называют Иваном. Оба родителя татары. А вот откуда у нас фамилия Иванов, никто уже не помнит.
Повторять это в тысячный раз не доставало никакого удовольствия. С детства находи-лось много весельчаков позабавиться на разительном контрасте его чисто азиатской внешно-сти с ФИО.
Он уже давно посылал таких во всем русскоязычным известное место.
Но тут случай особый.
Медицинский отбор в группу подготовки уникальной космической экспедиции. Впер-вые человечество может получить такой шанс. Ему, каждый раз замиравшему в восторге пе-ред картиной ночного звёздного неба, необходимо попасть в эту экспедицию. Это и его шанс.
Иванов почувствовал как холодеет. С тех пор, как он узнал о наборе, так холодел каж-дый раз, когда, пусть неосознанно, представлял себе вероятность его не пройти.
И в который раз усилием воли отгонял паническую мысль.
Хрен с ним, с этим доктором, с этой фамилией-именем-отчеством, с тупыми зубоска-лами. Перед распахнутым звёздным небом это не имеет ни малейшего значения.
Врач тем временем листал переданную ему медсестрой карточку, на которой Иванов успел заметить своё фото.
Прошла минута.
Иванов почувствовал, что что-то не так. Он не знал что, но поведение врача внушило ему тревогу. Да, что-то было не так.
Врач, наконец, поднял на него глаза.
- Давно в авиации? - спросил он.
2
Он решил Тане пока не говорить.
Тем более, что она не заметила, какой он пришёл. Эта тётя Клава, соседка напротив, столкнувшись с ним на лестнице, спросила с тревогой:
- Что с тобой, Ваня?
Но он не сразу понял, лишь увидев краем глаза, что она стоит, глядя на него, догадался, что что-то хочет.
- Что вы сказали, тётя Клава?
- Я говорю, случилось что? Ты какой-то потерянный.
- Да нет, так... Устал.
- А, - догадалась та, - полёт был сложный?
- Сложный, - кивнул он, - очень сложный.
А Таня была заряжена сегодня на секс. И только после третьего раза, когда они, мокрые от пота лежали, уставясь в потолок, и она закурила - значит на сегодня достаточно, - он ус-лышал:
- Ну что там у тебя, с этим отбором?
И пока он раздумывал, как ей ответить, она встала, взяла халатик и, волоча его за со-бой, кинула через голое плечо:
- Я в ванную.
Иванов дождался, когда зашумел душ и тоже встал. Не одеваясь, он прошёл на кухню, включил свет.
Приготовив кофе, он сел за стол и стал понемногу отхлёбывать горячий густой напи-ток.
Таня пришла свежая и влажная.
- Спасибо за кофе.
Она нагнулась поцеловать его, её волосы упали к нему в чашку. И он, почувствовав её ласкающую руку, чуть повернул голову и коснулся её губ.
- Ах ты мой мусульманин.
- Я татарин.
- Знаю. Обрезание делает головку менее чувствительной и удлиняет половой акт. Я читала.
Она села напротив него и пригубила свою чашку.
А он подумал, что она не только читала, но, судя по всему, и имела возможность срав-нить.
В другое время это было бы для него неприятно. Но сейчас, и он отметил это с тяну-щейся, как зубная боль, тоской, ему всё равно.
Всё - кроме одного.
- Меня не берут в экспедицию.
Он замолчал, со странным чувством какой-то надежды, - хотя, какая уже может быть надежда? - ожидая ответа.
- Ну не берут, и фиг с ним, - безмятежно сказала она, - ты и так хорошо зарабатыва-ешь.
- Ты не понимаешь. Впервые появилась возможность практически мгновенно преодо-леть сотни световых лет. И эта планета - она полная копия Земли. Размер, удалённость от звезды, средняя температура, даже газовый состав атмосферы. Если и искать во Вселенной жизнь, то там.
- Блеск, - она допила кофе.
- Я так мечтал о других мирах. Там, у далёких звёзд...
Он сказал это очень тихо, но она услышала.
- Ну, возьмут в следующую. В первую, небось, по блату набирают.
- Меня не возьмут уже никуда.
Она поставила чашку на стол и удивлённо посмотрела на него:
- Почему?
- У меня аневризма аорты. Как оказалось.
- Что это такое?
- Болезнь такая. В любой момент аорта может порваться.
- И что тогда?
- И тогда я умру.
- Чушь какая, - рассердилась она, - ты же ежегодно медосмотры проходил.
- Вот на очередном и обнаружили.
Она внимательно посмотрела на него:
- Подожди, а как же авиация?
Он пожал плечами:
- Никакой авиации. И, похоже, вообще никакой работы. Я инвалид.
Ночью, лёжа без сна и смотря в потолок, Таня просчитывала варианты.
Вместо успешного и перспективного военного лётчика с завидной карьерой - нерабо-тающий инвалид, дни которого сочтены.
Утром Иванов нашёл на подушке записку.
В принципе, он догадывался, что там написано. Послонявшись пару минут по пустой квартире, он развернул и прочитал её.
Текст кончался фразой, что она его никогда не забудет.
3
И настал день, когда группа, в которой не было Иванова, впервые собралась вместе. Позади был многоступенчатый отбор, позади были бурные споры в прессе о том, возможно ли такое в принципе. Пора было начинать.
Потому что, возможно ли такое в принципе - предстояло доказать. Доказать им - деся-ти сравнительно молодым людям, которые сейчас рассаживались в небольшой уютной ауди-тории. Два экипажа, один дублёры. Кто из них дублёр, этот вопрос их, понятно, очень зани-мал, но сейчас больше интересовало, с чего всё начнётся. Потому что до старта, накануне ко-торого выяснится, кто дублёр, было еще полгода.
Срок подготовки ужали максимально. Нужно было опередить. Американцев, китайцев, европейцев, японцев. Раньше было проще - космические технологии были не у всех, развивать их дело долгое. Сейчас дело было не в технологиях, поэтому и конкуренция стала совсем другая.
- Верите ли вы в Бога?
Первые слова молодого человека, вошедшего в аудиторию, на которого они сперва и не обратили внимания, и который оказался лектором, повергли их, мягко говоря, в ступор.
- Итак, верите ли вы в Бога, господа? - повторил, улыбаясь, лектор.
- А надо? - откликнулся кто-то.
- Не знаю, - ответил лектор, разводя руками и по-прежнему улыбаясь.
- Зачем тогда спросили?
- Предполагаю, что от этого зависит успех вашей экспедиции. Не уверен, но предпола-гаю.
Они молча смотрели на него, ожидая продолжения.
- Во всяком случае, опыт Реутова, предполагает, в трактовке его автора, положитель-ный ответ на этот вопрос.
Лекция, похоже, началась.
Опыт Реутова, с чего всё и началось, был известен из присутствующих каждому. Ре-утов при свидетелях в мгновение ока переносил предметы, неподъёмные человеку, например гружёный товарный состав, на расстояние в километры.
Все попытки уличить его в шарлатанстве, потерпели неудачу.
А потом он заявил, что может перенести и себя самого. И перенёс. На триста километ-ров. При повторной попытке - дистанция была уже тысяча миль - Реутов погиб.
Причём части его тела были разбросаны на протяжении всего пути планируемого переноса. Зрелище не для слабонервных.
- Как объяснял Реутов, - продолжал лектор, - раз человек создан по образу и подобию Бога, то, если под "подобием" понимать не только свободу воли, но и её безграничную си-лу... Как сказано в Библии, имели бы веру хоть с горчичное зерно, то сдвинули бы гору. Ну, примерно. Не суть важно. Так вот, при наличии сильной веры в свою волю, можно не только горы переносить, но и самому переноситься. Причём, на безграничные расстояния.
- Почему же у Реутова не получилось? - спросил один из них.
- У Реутова, как раз и получилось, - возразил лектор, - Первый раз. А вот почему не получилось во второй, и что нужно, чтобы получилось - вот об этом мы и будем говорить.
4
Почти каждую ночь Иванов смотрел на небо.
Миллиарды мерцающих звёзд в бездонной дали. И от него и друг от друга. Когда он, закрыв глаза, представлял себе беспощадную бездну бесконечности, которой измерялось это пространство, то холодящий душу своей обречённостью полёт словно подхватывал его и уносил туда, где движения не существует, потому что никакое движение не может преодо-леть такие расстояния.
И он упивался этим своим нахождением в бесконечности, этим неощутимым полётом, этим сознанием того, что, несмотря на бесконечность и бездонность, эта бесконечность ко-нечна, а бездонность имеет край. И он неуклонно и верно преодолевает эту бесконечность, он неостановимо и беспощадно приближается к этому краю.
И когда тучи заволакивали ночное небо, он метался в зыбком сне на своей кровати, по-тому что уже не мог жить без этой бездны, не мог жить без этого мигающего зова недосягае-мо далёких звёзд, которым там, в холодной бесконечности, было так одиноко без него...
Сначала он думал, что сходит с ума. А потом махнул на это рукой. Какая сейчас разни-ца?
Его, естественно, сразу после той врачебной комиссии уволили из военно-воздушных сил. И из авиации вообще. Как, впрочем, и отовсюду, потому что с таким диагнозом работать было нельзя. Может, каким-нибудь швейцаром, или дежурным в метро, включающим и выключающим эскалатор и сидящем перед постоянно движущимися лентами ступенек за прозрачной полукруглой загородкой в замурованной под земле станции. С шумом прибывающих и убывающих поездов за спиной.
В то время как далеко над головой, там, на поверхности, мерцали мириады звёзд.
Не видимых на зарывшейся под землю станции метро.
Тётя Клава, работавшая именно там, его звала - были вакансии. Как раз для пенсионе-ров.
Хорошо, что ему в этом не было надобности. Пенсия у него была очень хорошая. А жить оставалось недолго.
Впрочем, конкретных сроков никто не называл. Не знали. Никто. К кому бы ни обра-щался. Все доктора едины были только в одном: произойти это может в любой момент. Опе-рацию никто делать не брался. Говорили, что аневризма располагается в очень неудобном месте. В смысле техники проведения оперативного вмешательства.
5
Звук открываемой двери был настолько резок в уютной и привычной Марине тишине, что он невольно вздрогнула и, хотя знала, что давно уже надо смазать петли и что библио-течный, как он официально назывался, рабочий по обслуживанию здания - пьяница и лентяй и в обозримом будущем этого никогда не сделает - тем не менее, с неприязнью посмотрела на вошедшего, как будто именно он и был виноват в неприятном звуке.
Вошедший неодобрительно посмотрел на скрипящую дверь и осторожно закрыл её за собой, стараясь, чтобы скрип был как можно тише.
Посетитель изъявил желание записаться в библиотеку.