Скупое послеобеденное солнце едва пригревало, но в небольшом скверике, укрытом домами от порывов не по-весеннему прохладного ветра, нахохлившиеся голуби собрались на пятачке вокруг еще пустой клумбы. Одни чутко дремали, смежив веки, другие лениво передвигались, ища местечко потеплее.
- Светка, - недовольный папаша, настойчиво потянул за руку засмотревшегося на голубей подростка, - мы опаздываем.
- Смотри, какой толстенький, - не слушала его девчушка, - как бабушкин Фомка. Важный како-ой...
- Бабушка нам задаст по первое число, если мы опять опоздаем к Маргарите Петровне. В прошлый раз мне пришлось краснеть дважды, оправдываясь перед ней и бабушкой.
Неожиданный лай выскочившего откуда-то терьера прервал их разговор.
- Ой, - всплеснула ручонками девочка, - это же Дозорка!
- Светка... - попытался было остановить порыв дочки мужчина, но та уже рванулась навстречу шустрому песику, который юлой завертелся вокруг.
- Дозорка, - она попыталась поймать терьерчика, - иди ко мне!
- Погоди, - вмешался папаша, - он что-то хочет сказать.
Песик неожиданно остановился, и его черные глазки умоляюще глянули на мужчину. Затем он сорвался с места прочь. Метрах в пяти остановился и обернулся. Потом опять ринулся куда-то с отчаянным лаем, увлекая за собой растерянную парочку, опаздывавшую на музыкальное занятие.
Они поспешили следом.
На последней лавочке сквера сидел старик. Казалось, он задремал. Неожиданно для себя. Средь бела дня, как это иногда бывает с пожилыми людьми, живущими по своим правилам.
Старик даже не шелохнулся. Его глаза были закрыты, а голова чуть склонилась набок. Казалось он смотрел куда-то вдаль, толи размышляя, толи вспоминая что-то. Песик запрыгнул на колени хозяина и, привстав на задние лапы, лизнул его морщинистую небритую щеку. Заскулил, взывая о помощи.
- Погоди, - мужчина отодвинул дочку в сторонку, и взял запястье старика, пытаясь нащупать пульс.
- Он что, умер?! - слезы наполнили широко открытые глазенки малышки.
- Нет. Это приступ. Я сейчас "скорую" вызову.
Они так и сидели втроем на скамейке в конце небольшого сквера, когда подбежал фельдшер в белом халате. Розовощекий парень с большим оранжевым медицинским саквояжем, в котором постукивали какие-то принадлежности.
- Что с ним? - едва переводя дыхание, коротко бросил недавний выпускник мединститута. Явное отсутствие спортивной подготовки и опыта были написаны у него на вспотевшем полном лице.
- Аритмия, - как можно спокойнее ответил мужчина, не отпускавший руку старика. - Похоже, давление подскочило. Что он принимает не знаю. Мы недавно знакомы. Ему за восемьдесят. Живет один. Недалеко.
- Полис есть? - осторожно спросил фельдшер.
- Ты еще предоплату попроси, - зло огрызнулся папаша. - Один на вызове?
- Врач сейчас подойдет, - пристыженно начал оправдываться тот. - Машина ближе подъехать не может...
Вдвоем они аккуратно сняли куртку старика. Засучив рукав свитера, затянули ремешок тонометра. Терьер не отходил от хозяина ни на шаг. Понимающе разрешал мужчинам что-то делать, но строго следил за каждым движением. Подошедший вскоре врач, оказалась тучной женщиной предпенсионного возраста. Она вызвала у пса явную антипатию, так что девочке пришлось прижимать терьера к себе, то и дело успокаивая. Врач села рядом со стариком и принялась заполнять какие-то формуляры, меланхолично задавая привычные ей вопросы.
Через несколько минут старик пришел в себя. Попросил девочку отыскать таблетки в кармане своей куртки. Извинялся за доставленное беспокойство и отказывался от всякой помощи. Взяв с него обещание о немедленном звонке на "скорую" в случае повторного приступа, медики удалились.
- Зря переполошили служивых, - попытался улыбнуться старик. - В палату я не лягу. Помирать, так дома. Там у меня два собственных лекаря. Лучше всяких уколов и процедур.
Он ласково посмотрел на терьера, и тот звонко подтвердил слова хозяина.
- А вы как здесь? - старик надел куртку и поежился. - Прохладно сегодня... Светланке, небось, уроки надо делать, а вы в больницу решили поиграть.
- Мы на "музыку" шли, - вскинулась девчушка, - а тут Дозор как выскочит и давай лаять. Папа понял, что беда приключилась, и мы побежали...
- Наябедничал... - старик ласково глянул на терьера. - Ну, не пришел еще мой час. Мотор барахлит, а дым идет. С перебоями, но работает.
Он неожиданно замолчал, глядя перед собой выцветшими от возраста глазами. Наверное, мысли его быстро переносились в какой-то другой мир, который был для посторонних неведом, а старику - своим.
- Давайте, я вызову такси, - предложил мужчина, - и мы тихонько довезем вас домой.
- Ишь чего выдумал! - напустил на себя строгости старик. - Я еще свои ходом в порт дойду. Никаких буксиров. У меня вона какой лоцман имеется, - он глянул на терьера - у Дозора кругозор!
Похоже, последняя фраза была отработана у этой парочки, потому что пес резко подпрыгнул и сделал сальто назад, словно на манеже. Выражение его морды передалось присутствующим, и все рассмеялись. Действительно, что может быть лучше верного друга, оказавшегося рядом в трудную минуту. Без лишних слов и полисов. Готового, не задумываясь, отдать жизнь. Это сильнее смерти.
- Я, как наша Россия, - неожиданно и тихо произнес старик, - руки-ноги целы, и голова, вроде бы есть, а толку чуть. Куда ни глянь - вранье и ворье. Мне прошлый раз в больничку предлагали лечь... Платную.
Он замолчал, сдерживая порыв. Лишь хлопнул себя ладонями по тощим коленкам.
- Извините, ребята. Это я ворчу по-стариковски. Вы идите по делам. Уроки пропускать негоже. Передай своей утителке мои извинения. Пусть не держит зла на старика. Не нарочно...
- Егорыч, - вскинулась девочка, - миленький, я как увидела тебя, перепугалась. Ты же один на белом свете остался. Как же мы тебя бросим!
Она порывисто прижалась к старику, уткнувшись лицом в старую куртку.
- Вот те раз! - он нерешительно и очень осторожно прижал ее плечико к себе. - Эка невидаль. Старики - они все одинокие. Господь пока не забирает к себе. Зачем-то я ему еще здесь нужен. Вот и приходится коптить белый свет. Машенька моя, поди, там заждалась... А ты, похоже, русские сказки слушаешь... Аль, уже сама читаешь? Слова знакомые слышу. Это мне радостно. Честно-пречестно!
- Мы с бабушкой вместе читаем, - обрадовалась малышка. - У нее такие книжки в шкафу... Большие. С картинками красивыми.
- И пахнут всякими историями и чудесами? - лукаво спросил старик.
- Ага, - кивнула та, и неожиданно спросила. - А почему у вас детишек нет?
Папаша, было, хотел пресечь явно болезненный вопрос, но старик жестом остановил его и ответил, грустно вздохнув:
- Две дочки были у нас с Машенькой. После войны растили. Тяжело и голодно было. Копеечку берегли. Все им... Когда этот меченый страну развалил, подались наши девочки за границу. Родину на колбасу променяли. Машенька долго ждала, а я сразу отрезал. Нет их - вот и весь мой сказ.
- Извините, Егорыч, - не выдержал молодой отец. - Как-то не к месту все...
- Напрасно извиняешься. Недоглядел, видно, я. Надо было бы ремешка вовремя дать, да пожалел. Не поднялась отцовская рука.
Они помолчали.
- Вот и теперь в стране тоже самое повторяется, - неожиданно продолжил старик свою мысль. - Кто-то мелочь неразумную погнал на улицы... Протестовать... Что они знают? Это мы в войну быстро повзрослели. Объяснять не нужно было, кто враг, а кто друг. Теперича пришлые опять подталкивают русских на бойню.
Он серьезно посмотрел на молодого папашу.
- Нельзя допускать этого. Слышишь? Никак нельзя! Они всегда провоцируют русских на драку или на войну. Сами-то попрячутся. Прикинулся больными или мыслителями. Будут бумажки строчить, да власть прибирать. Им погибель России нужна. Что ж вы этого не видите? Что ж допускаете такое в стране! Наши отцы защитили. Мы отстроили. Вам теперь жить и детишек своих растить. Нет лучше страны на свете. Нет богаче. Эта нечисть всегда лезла и лезть будет на наше добро. С размаха по сопатке, и без разговоров! Кто, как не вы русскую землю защищать должны.
Старика уже было не остановить.
- По ящику одна болтовня. Три года трио бандуристок с Украины над народом потешается. Кто это придумал? Я тебя спрашиваю! Глаза отводишь... Позволяешь всякой погани на русской земле голову поднимать... С молодежью не заигрывать надо, а воспитывать. Если не понимают - ремешка всыпать, и сказать за что. А кто за колбасу Родину продать захочет - пинка дать. Довел до границы, и дорогу назад закрыл... Сталин, конечно, жесткий человек был, да только правильный. Россея у него на первом месте была, а не барахло по сундукам. За своими детьми не доглядел, но ворье на месте наказывал, потому и клевещут на грузина. Семинарист - не семинарист, а Россию никому в обиду не дал. Отстоял. Вся Европа поперлась к нам пограбить. Американцы долго второй фронт не открывали. Да кто теперь то помнит. Это сейчас болтуны разные ого оценивать принялись. Только быстро позабывали и разруху, и голод... Сколько русских людей ироды загубили! Баб, да детишек малых в избах пожгли... Нельзя было иначе. Или - или. И после Гражданской, и после Гитлера окаянного. Дай слабинку, паразит тебя жрать будет даже если ты ему лапы поотрываешь... Иди уже! Что-то я разбушевался сегодня. Может для этого Господь меня тут и держит.
Старик легонько отстранил от себя малышку.
- Береги Светланку. У нее душа светлая, открытая, а воронья вокруг немерено. Надуют в уши с три короба. Не только соловьи сладко петь умеют.
Егорыч тяжко вздохнул. Видно. Какая-то душевная боль не отпускала его.
- Что-то никак не летят к нам соловушки. Зима не отпускает. Пора бы, кончается апрель.