Аспар : другие произведения.

История португальской заморской империи, 1400-1668. Перевод монографии М.Ньюитта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Подробная история Португальской колониальной империи (острова Атлантики, Индия, Восток, Ангола, Мозамбик, Бразилия)


   Мэлин Ньюитт
   История португальской заморской экспансии, 1400-1668
  
   (Перевод - Aspar, 2024. Выполнен по изданию: Newitt Malyn. A History of Portuguese Overseas Expansion, 1400 - 1668. Taylor & Francis Group, London - New-York, 2005)
  
   Аннотация к англоязычному изданию
  
   За 250 лет португальский язык стал глобальным языком морской торговли, а иберийское серебро стало первой мировой торговой валютой. "История португальской заморской экспансии, 1400-1668 гг." представляет собой доступный для широкой читательской аудитории обзор того, как португальцы стали настолько влиятельными в этот период и как португальские поселения были основаны в таких отдаленных районах, как Азия, Африка и Южная Америка.
   Мэлин Ньюитт исследует, как идеи и институты общества позднего средневековья были использованы для содействия экспансии в Африку и на острова Атлантического океана, а также как в результате соперничества с Кастилией эта экспансия переросла в глобальное коммерческое предприятие. Наконец, он рассматривает, насколько устойчивыми были португальские заморские общины, выживавшие в условиях войн и стихийных бедствий и отражавшие нападения более хорошо вооруженных и лучше обеспеченных ресурсами англичан и голландцев вплоть до 1600-х годов.
   Включающая подробную библиографию и глоссарий, эта работа является бесценным учебником для всех, кто изучает этот формирующий ранний период экспансии.
   Мэлин Ньюитт - профессор истории имени Чарльза Боксера в Королевском колледже Лондона. Среди его многочисленных публикаций "Первая португальская колониальная империя" (1986 г.), "История Мозамбика" (1995 г.) и "Восточная Африка" (2002 г.).
  
   Содержание
  
   Список карт
   Предисловие
   Глоссарий
   Карты
   1. Истоки португальской экспансии до 1469 г.
   2. Экспансия Португалии, 1469-1500 гг.
   3. Экспансия Португалии на Восток и в Атлантику, 1500-1515 гг.
   4. Великая португальская диаспора, 1515-1550 гг.
   5. Португальская империя на пике своего развития, 1550-1580 гг.
   6. Вызов и ответ: Португальская империя, 1580-1620 гг.
   7. Поражение и выживание, 1620-1668 гг.
   8. Понимание португальской экспансии
   Библиография
  
   Карты
   1. Португальские поселения в Марокко
   2. Португальская Южная Атлантика
   3. Эстадо да Индия
   4. Португальцы в Индии и Китайском море
   5. Центральная Африка в XVII в.
   6. Шри-Ланка в начале XVII в.
  
   Предисловие
  
   Ряд выдающихся историков написали на английском языке труды о зарубежной экспансии Португалии. Среди старых работ "Португальские пионеры" Эдгара Престейджа (1933) были выдающимся произведением для своего времени, хотя в основном его тематика относилась к XV в. На смену ему пришла книга Чарльза Боксера "Португальская морская империя", опубликованная в 1969 г. и оставшаяся классическим описанием зарубежной экспансии Португалии с XV по начало XIX вв. Книга Бейли Диффи и Джорджа Виниуса "Основы Португальской империи", вышедшая в 1977 г., охватывала XV и XVI вв. до 1580 г. и до сих пор представляет собой лучший научный отчет на английском языке об открытиях XV в. В книге Джона Рассела-Вуда "Мир в движении" представлен замечательный общий обзор португальской экспансии, а в книге Майкла Пирсона "Новая Кембриджская история Индии" и "Португальская империя в Азии" Санджая Субраманьяма (1993) представлены мастерские обзоры Эстадо да Индия. Книга Субрахманьяма была первой, в которой широко использовались азиатские источники. К сожалению, все эти замечательные книги больше не переиздаются.
   Ни одна из работ великих португальских историков не была переведена на английский язык, и у студентов нет свободного доступа к трудам Магальяйша Годиньо и Луиша де Албукерки, а также к многотомной серии о португальской экспансии под редакцией Оливейры Маркиша, Франсиско Бетанкура и Кирти Чаудхури. Настоящая книга не претендует на сопоставимость с работами этих выдающихся ученых и не может заменить уже опубликованные великие исследования. Ее цель - просто дать связное изложение очень сложной темы для нового поколения студентов, изучающих европейскую зарубежную экспансию. Тематическое исследование империи, произведенное Боксером, вероятно, никогда не будет превзойдено, поэтому не было предпринято никаких попыток подражать его подходу. Вместо этого в данной книге сделана попытка восстановить хронологическую перспективу истории империи, перспективу, которую очень трудно очертить, когда речь идет о событиях, происходивших в стольких разных частях мира.
   Я чрезвычайно благодарен поколениям студентов Эксетерского университета и Королевского колледжа Лондона, которые посещали мои курсы по португальской колониальной истории и чей энтузиазм и интерес всегда вдохновляли.
   Я хотел бы выразить огромную благодарность Джоан Ньюитт за ее заботу о составлении карт, и я очень признателен за помощь и поддержку доктору Элизабет Манке, которая прочитала большинство черновиков глав.
  
   Глоссарий
  
   aforamento - аренда
   aguazil - судебный пристав или судебный чиновник
   alcaide do mar - командующий военно-морскими силами
   alcaide-mor - комендант замка
   aldeia (алдея) - деревня. Используется для контролируемых иезуитами индейских поселений в Бразилии и деревень в Шри-Ланке, переданных в аренду португальцам
   almoxarife (алмушариф) - кладовщик
   alvara (алвара) - судебный приказ
   арбитристы - писатели, составлявшие меморандумы с призывом к реформе в Испании
   армада - флот
   armazen - оружейная палата, государственный департамент
   арроба - мера веса, эквивалентная 15 кг.
   asiento - контракт на поставку рабов в Испанскую Америку или серебра для испанской армии в Нидерландах
   аутодафе - публичное наказание еретиков инквизицией
   азулежу - керамическая настенная плитка
   besteiro - арбалетчик
   bombarda grossa - тяжелая пушка
   cafila - конвой кораблей, плававших под защитой Португалии вдоль побережья Индии
   capit"o-donat"rio - капитан-донатарий, удостоенный одной из капитаний на атлантических островах или в Бразилии
   carreira da India - маршрут плавания в Индию
   сarta de poder - мандат
   carta regia - королевская грамота или указ
   сartas de doa""o - дарственные грамоты
   сartаz - пропуск
   Casa da India - орган, ответственный за управление carreira da India
   сasado (касаду) - женатый мужчина. Отставной солдат, которому разрешили заниматься торговлей
   коменда - командорство в одном из военных орденов
   консельо - городская община, наделенная хартией
   Concelho da Fazenda - Казначейский совет
   Concelho do Estado - Государственный совет
   Consulado - ассоциация севильских купцов, которая занималась торговлей Испании с Новым Светом
   кори - бусы из камня, используемые в торговле в Западной Африке
   крузаду - серебряная монета номиналом 400 рейсов
   даймё - феодал в Японии
   дегредаду - осужденный
   desembargador do pa"o - судья Верховного суда Лиссабона
   дисавани - Административный район в Шри-Ланке
   добра - кастильская и португальская золотая монета XV века номиналом 150 рейсов
   энкомьенда - предоставление земли короной вместе с проживающим на ней населением; в частности, раздача индейцев испанским завоевателям в Новом Свете
   engenho - сахарный завод
   entrada - военная экспедиция организованная для исследования и завоевания земель в Испанской Америке.
   escudeiro - оруженосец
   Эстадо да Индия - Государство Индия. Португальская империя к востоку от мыса Доброй Надежды, подчинявшаяся вице-королю Гоа
   фирман - указ императоров Великих Моголов
   feitor - фактор (торговый агент)
   feitoria - фактория
   фидалгу - дворянин или представитель мелкой знати
   flota - флот. Используется специально для обозначения испанского серебряного флота
   foral - официальный устав
   forro(s) - свободный человек. Особенно использовалось жителями Сан-Томе
   fortaleza - крепость
   fronteiro-mor - пограничный командир
   fusta - фуста, небольшой весельный корабль
   guerra preta - чернокожие солдаты, состоявшие на португальской службе в Анголе
   guerras angolanas - Ангольские войны
   juiz de peso - контролер взвешивания
   juros - облигации
   курофунэ - Черный Корабль или Большой Корабль. Японский термин, обозначающий португальские карраки, совершавшие рейсы между Макао и Нагасаки
   lan"ado - афро-португальский регион Верхней Гвинеи
   ласкарины - солдаты или моряки, завербованные в Шри-Ланке
   lavrador - фермер. Используется для мелких производителей сахара, которые арендовали землю у крупных сахарных плантаций
   lei das sesmarias - закон о пустующих землях
   mamelucos - лузо-индийские жители глубинки
   manilhas - латунные кольца или браслеты
   mare liberum - свобода морей
   meirinho - судебный пристав
   Mesa da Consci"nciae Ordens - Совет по церковным делам
   mestre da tanoarya - старший бочар
   Мизерикордия - см. Santa-Casa-da-Miseric"rdia
   moradia - плата за присутствие при дворе
   morador - житель или поселенец
   mouros de paz - "мирные мавры". Мавры, признавшие власть Португалии
   мулат - человек смешанной расы (африканской и европейской)
   мвиссиконго - группа потомков по материнской линии, из которой выбирались короли Конго
   намбан-бёбу - японские расписные ширмы
   нау - каррака
   nau do trato - торговое судно. Термин, используемый специально для обозначения карраки, курсирующей между Макао и Нагасаки
   нзимбу - раковины, использовавшиеся в качестве валюты в Западной Африке
   or"amento - бюджет
   Ordena""es Manuelinas - Кодекс законов короля Мануэла
   orf"es del rei - "королевские сироты". Девушки-сироты, которых отправляли на Восток искать мужей
   ouvidor - судья
   padr"o - каменный столб с гербом Португалии, воздвигнутый на недавно открытом побережье
   padroado real - покровительство короля Португалии над церковью
   palmares - пальмовые плантации
   пардао - см. шерафим
   parecer(es) - письменное мнение
   peste - чума
   planalto - плато
   pombeiro - африканский торговец на португальской службе в Анголе
   портолан - средневековая морская карта
   pra"a - укрепленная цитадель
   Prazos da Coroa - земли, передававшиеся в феодальное владение в Индии и Восточной Африке на правах пожизненной аренды в течение трех поколений
   кинтал - вес, равный примерно 50 кг
   quintilhadas - товары, которыми членам экипажей нау разрешалось торговать за свой счет
   реал - испанская серебряная монета
   реконкиста - отвоевание. Термин, применяемый к войнам против мусульман на Пиренейском полуострове и в Северной Африке
   regimento - официальные инструкции
   reinol (reinois) - португалец, родившийся в Португалии
   Rela""o - Верховный суд
   ribeira das naus - верфи
   roteiro - лоция
   Santa-Casa-da-Miseric"rdia - Святой Дом Милосердия. Благотворительное братство, отвечавшее за уход за больными, обездоленными и сиротами
   Senado da C"mara - городской совет
   sertanejo - житель глуши
   sertanертан) - глубинные районы страны
   шамба - плантация в Восточной Африке
   ten"a - пенсия, выплачиваемая представителям дворянства
   tercio - испанский пехотный полк
   urca - грузовое судно
   vedor da fazenda - казначей
   веллон - испанская медная монета
   vila - город
   вако - японские торговцы-контрабандисты или пираты
   шабандар - чиновник порта. Иногда глава иностранной торговой общины
   шерафим - серебряная монета стоимостью от 300 до 360 рейсов
  
   Карты
   Карта 1. Португальские поселения в Марокко.
   Карта 2. Португальская Южная Атлантика.
   Карта 3. Эстадо да Индия.
   Карта 4. Португальцы в Индии и Китайском море.
   Карта 5. Центральная Африка в XVII в.
   Карта 6. Шри-Ланка в начале XVII в.
  
   1
   Истоки португальской экспансии до 1469 г.
  
   История португальской экспансии одновременно и очень хорошо известна, и почти не известна. Практически в каждой истории Европы есть упоминания о Генрихе "Мореплавателе" и Васко да Гаме, как и о путешествии последнего в Индию между 1497 и 1499 гг., получившем тот редкий статус события общепризнанного значения. Однако за пределами этих точек узнавания знания быстро испаряются. Более существенные истории содержат некоторые подробности жизни и деятельности этих двух людей и, возможно, добавляют некоторую важную информацию о деятельности Афонсу де Албукерки, прежде чем перейти к другим темам. Даже те, кто погружается в мир научных монографий, отчаиваются увидеть целостную картину. Они вынуждены сосредотачиваться на отдельных географических регионах - возможно, Бразилии или Японии - или же им предлагают обширные тематические исследования по вопросам религии, расовых отношений или торговли. Повествование о первых двух с половиной столетиях зарубежной экспансии Португалии редко рассматривается целиком и в полном контексте.
   Традиционной отправной точкой любого рассмотрения португальской экспансии является битва при Альжубарроте в 1385 г., которая обеспечила трон Португалии Ависской династии. Тридцать лет спустя, по-видимому, в результате естественного развития исторической логики, португальская десантная экспедиция захватила марокканский прибрежный город Сеуту. С этого момента разворачивается великая эпопея заселения островов Атлантического океана и исследовательских экспедиций вдоль африканского побережья, которые в конечном итоге приводят к первому успешному морскому плаванию в Индию, а два года спустя - к открытию Бразилии. Как лаконично выразился бразильский историк Капиштрану де Абреу: "Отвоевав Сеуту у неверных мавров, завоеватели отправились в сторону африканских земель"1. Подспорьем этих эпических событий послужили инновации в судостроении, картографии и навигации. Понимание этих событий почти всегда основывалось на предположении, что португальцы были первопроходцами-одиночками и что их достижения были обусловлены дальновидностью и тщательным планированием принцев португальской королевской семьи, главным из которых был Генрих "Мореплаватель".
   Целью первой главы этой книги является рассмотрение португальской экспансии в более широком контексте. Предприимчивость Португалии можно понять только в контексте торговых отношений Европы с Востоком, неблагоприятного торгового баланса и поиска драгоценных металлов для покрытия дефицита платежей; упадка экономики Ближнего Востока и переноса производства сахара в западное Средиземноморье с последующим ростом спроса на землю и труд невольников; расширения Генуэзской торговой империи в Западной и Северной Европе и сопровождавшего его развития картографии, судоходства и коммерческой инфраструктуры; и, наконец, с точки зрения политической и социальной борьбы внутри самой Португалии, которая породила первый импульс к эмиграции - всегда мощный скрытый поток и часто одна из основных движущих сил экспансии.
   К началу XV в., когда началась заморская экспансия, португальские институты не претерпели никаких изменений, связанных с возникновением государства раннего Нового времени. Правительство по-прежнему означало личное правление монарха; страна и большинство городов контролировались церковью, военными орденами и крупной знатью; финансовые учреждения состояли из частных сделок ростовщиков; вооруженные силы по-прежнему представляли собой контингенты служилой знати и ее вассалов. В процессе заморской экспансии португальское государство пыталось расширить и развить свои возможности по управлению огромным всемирным предприятием, но ключ к пониманию истории португальского империализма заключается в том, что этот переход к современному, профессиональному, бюрократическому государству не удался. То, что Португальская империя просуществовала так долго, объяснялось не способностью Португалии мобилизовать государственные ресурсы или частный капитал, а деятельностью лузо-африканцев и лузо-азиатов смешанного происхождения, которые создали совершенно новую португальскую идентичность в отдаленных частях мира и скрепили предприятие, которое, если бы оно полагалось только на усилия метрополии, рухнуло бы на ранней стадии.
  
   Торговля на дальние расстояния до XV в.
  
   К XV в. торговля на дальние расстояния через евразийскую территорию насчитывала уже тысячи лет. Цивилизации, которые развивались в великих аллювиальных долинах Китая и северной Индии, а также в Месопотамии и Египте, поддерживали контакты друг с другом по тому, что стало величайшей магистралью в мире. Эта магистраль, иногда называемая "Шелковым путем", пролегала из Китая к северу от Гималаев по долинам рек Сырдарьи и Амударьи, соединяясь с путями, идущими из северной Индии через афганские перевалы, прежде чем разделиться, причем одно ответвление вело к северу от Черного моря, а другое - через Персию и Месопотамию к Средиземноморью. На самом дальнем конце этих торговых путей лежали окраинные и относительно незначительные районы Северной и Западной Африки, а также Северной и Западной Европы.
   По этому великому тракту торговцы перевозили не только товары, но и религии, технологии и идеи. Завоевательные армии Александра Македонского, Чингисхана и Тимура также использовали этот маршрут. Существование этой дороги, по которой следовали бесчисленные купцы, ученые, солдаты и паломники, означало, что большая часть Евразийского материка, как и большая часть северной, восточной и западной Африки, была хорошо известна образованным людям и любителям путешествий. В XIV в. мусульманский ученый-торговец Ибн Баттута (1304-1378 гг.) смог посетить Индонезию, Китай, Индию, Восточную и Западную Африку, в то время как труды таких ученых, как среднеазиатский философ Авиценна, были известны во всем мусульманском мире и, благодаря мусульманскому влиянию, на Сицилии, в Испании и даже в северо-западной Европе. Миссионеры и торговцы из Западной Европы и Московской России путешествовали на восток, в Китай, а китайцы - на запад. Генуэзцы побывали в Индии и плавали в Индийском океане. Большое количество паломников регулярно совершали путешествия из отдаленных частей Европы в Иерусалим и Каир 2. Кроме того, африканцы также принимали участие в этом огромном потоке религий и товаров. Монахи из высокогорной Эфиопии путешествовали в Каир и Иерусалим, а правители городов на Нигере отправлялись в качестве паломников в Мекку. Когда Васко да Гама в конце концов отплыл в Индию, он был не "первооткрывателем", а скорее посетителем известного мира. Он знал, куда направляется, много европейцев побывало там до него, он смог получить карты и проводников, которые помогли ему благополучно добраться до места назначения, а когда он прибыл туда, то встретил людей, которые говорили с ним на кастильском языке.
   Итак, первое, что следует признать, - это то, что до путешествий португальцев мир был в значительной степени известен его жителям. Это один из примеров европоцентристской мысли, с которым труднее всего бороться, что европейцам в XV в. пришлось "открывать" мир.
   Движение по великой среднеазиатской магистрали было в основном коммерческим, а ограничения, связанные с перевозкой грузов на верблюдах, означали, что оно предполагало обмен товарами небольшого объема и высокой стоимости. Самыми ценными товарами были китайские шелка и специи из Индии, Шри-Ланки и Индонезии, а в качестве платы за эти предметы роскоши Китай и Индия получали большое количество слитков, в основном серебра. Платежи слитками стали возможны благодаря большому количеству многосторонних коммерческих сделок в Азии и Европе, прибыль от которых позволяла торговым домам финансировать свою торговлю с Востоком. Драгоценности, фарфор, лошади, слоны, ароматное дерево, изделия из металла, слоновая кость и хлопчатобумажные ткани также переходили из рук в руки.
   Дополнением среднеазиатского караванного пути служил морской путь, по которому товары из Индии и Индонезии доставлялись в Восточную Африку и порты Красного моря и Персидского залива. Эти корабли также перевозили специи, фарфор, ткани и другие предметы роскоши, но они могли быть загружены товарами низкой стоимости и большого объема, такими как древесина, камень, вино или занимающими много места продуктами питания, такими как соль или рис. Дешевая валюта, облегчающая процесс местного обмена, была обеспечена медными монетами из Китая и раковинами каури из Африки и Западной Азии - формой валюты, которая включила отдаленные общины прибрежной части Западной Африки и Мальдивских островов, где добывались раковины, в сеть мировой торговли. Однако именно золотые и серебряные слитки финансировали основные магистральные торговые потоки, наиболее важными источниками которых были Африка и Персия, где металлы получали в обмен на индийские хлопчатобумажные ткани и прекрасный фарфор.
   Сухопутные пути всегда подвергались политическому вмешательству, поскольку расположенные вдоль караванных дорог великие города, такие как Бухара и Самарканд, привлекали завистливые взоры завоевателей и были объектом бесконечных споров между могущественными кланами Средней Азии. Море начинало казаться все менее опасным, и в XIII и XIV вв. поток морской торговли увеличился. Купцы, которые финансировали торговые суда и владели ими, базировали свою деятельность в ряде ключевых портовых городов, которые становились перевалочными пунктами торговли и привлекали судовладельцев и финансистов, от которых зависела торговля. Наибольшее значение среди этих торговых городов имели Камбей на северо-западе Индии, Малакка, Ормуз у входа в Персидский залив и Килва на восточном побережье Африки. Хотя они развивались как крупные порты международного обмена, они "подпитывались" торговлей многочисленных более мелких портовых городов, которые могли использовать продукты и мануфактурную продукцию своих ближайших внутренних районов.
   У крупных портовых городов сформировались сложные отношения с политическими силами, доминировавшими в стране. Наиболее процветающие порты пользовались значительной степенью независимости, а их правители часто были связаны брачными узами, религией или покровительством с правящими династиями страны и торговыми семьями, которые контролировали судоходство и коммерческий кредит.
   Невозможно подсчитать объем или стоимость этой международной торговли, но высокая степень специализированного товарного производства, существовавшая в Азии, свидетельствует о ее масштабах. Таким образом, специализированному производству шелка в Китае соответствовало столь же специализированное производство хлопчатобумажных тканей на северо-западе и юго-востоке Индии - в Гуджерате и Короманделе; производство перца было сосредоточено в Малабаре на юго-западе Индии и на Суматре; корицы - на Шри-Ланке, а гвоздики - на Молуккских островах. Лошадей разводили в Аравии и Персии; золото добывалось в Африке, серебро - в Персии.
   Часть этой торговли предметами роскоши предназначалась для городов Средиземноморья - Каира, Константинополя, за которыми лежало Черное море и речные пути в Польшу и Россию, или Венеции и, в меньшей степени, Генуи и Барселоны. В порты Средиземноморья традиционно добирались караванами из Персии или Каспийского моря, но в XV в. Средиземноморье все чаще обслуживалось морским путем, по которому туда доставлялись товары через Басру или Суэц. Из Басры лодки поднимались по Евфрату, и товары доставлялись по суше в сирийские порты, а из Суэца был короткий путь по суше в Каир. Какой бы маршрут ни был выбран, европейцы оставались на периферии этой торговой системы. Частично это было вопросом географии, но это также отражало неблагоприятное коммерческое положение Европы: хотя европейцы стремились закупать специи (особенно перец), шелка, хлопчатобумажные ткани и другие экзотические товары, им не хватало дорогостоящих продуктов или мануфактурных изделий, пользующихся спросом на Востоке. Хотя оловянная посуда из Англии попала в Западную Африку, а бусы из венецианского стекла продавались на восточноафриканском побережье, на самом деле это было всего лишь свидетельством существования торговых отношений, а не доказательством какого-либо большого потока производства. Фактически, еще со времен Римской империи европейская торговля с Востоком должна была оплачиваться слитками - экспортом золота и серебра - и этот долгосрочный неблагоприятный торговый баланс был одним из наиболее решающих факторов в историческом развитии Европы.
   Из-за постоянного оттока слитков на Восток средневековая Европа неоднократно страдала от нехватки, даже голода, драгоценных металлов, что замедляло торговлю, сдерживало экономический рост, удерживало большую часть населения в рамках местного натурального хозяйства и периодически приводило к поиску новых источников поставок или к инновациям в эксплуатации собственных ограниченных запасов золота и серебра в Европе. Даже когда платежи могли производиться в слитках, участие Европы в азиатской торговле зависело от доброй воли правителей Ближнего Востока. Хотя в течение полутора столетий Латино-Иерусалимское королевство поставило часть этого региона под контроль Европы, крестоносцев в конечном итоге сменили сарацины, а затем монголы, турки и мамлюки, которые взимали пошлины и чьи войны часто ставили под угрозу безопасность торговых путей. Затраты на защиту неуклонно росли.
   С этими политическими конфликтами был связан устойчивый спад в экономике Ближнего Востока, спад, который к началу XVI в. приобрел глубоко структурный характер. В результате монгольских нашествий и "Черной смерти" XIII и XIV вв. многие районы Ближнего Востока пережили депопуляцию и спад как сельскохозяйственного, так и промышленного производства. Более того, правители региона, особенно монгольские и турецкие захватчики, извлекали богатство с помощью системы дани, поддерживаемой военной мощью, вместо того, чтобы полагаться на налоги и поборы, выплачиваемые процветающей экономикой. К XV в. Ближний Восток импортировал продукты питания из Южной Европы, а также промышленные товары, ткани, металлические изделия, оружие и даже нанимал торговые суда. Коммерческие круги Южной Европы отреагировали на эту ситуацию отчасти увеличением производства для удовлетворения спроса на рынках Ближнего Востока, и отчасти поиском способов обхода политических препятствий, чинимых на пути торговли правителями Ближнего Востока и их войнами 3.
  
   Возвышение Генуи
  
   Расцвет портовых городов западного Средиземноморья привел к сближению интересов торгового сообщества и государства, что редко можно было встретить на Ближнем Востоке, а в Азии наблюдалось лишь в нескольких крупных портовых городах. Контроль политических и военных ресурсов со стороны торговой элиты итальянских городов, таких как Генуя, Пиза и Венеция, должен был дать им то, что часто оказывалось доминирующим преимуществом в международной торговле. В течение XI и XII вв. конкуренция между итальянскими городами за существующую торговлю Греции и Леванта не только поощряла коммерческое предпринимательство, но и все чаще приводила к использованию военных средств для устранения конкурентов и завоевания большей доли рынка. После монгольских завоеваний Средней Азии в тринадцатом веке генуэзские и венецианские купцы начали расширять свою деятельность в России, Средней Азии, на Дальнем Востоке и в Индийском океане. К концу XIII в. генуэзцы, базирующиеся в торговых колониях на Черном море, торговали по русским рекам, спускали свои корабли на Волгу и Каспий и вели торговлю в Персии, где доминировали монголы, в то время как генуэзские корабли, построенные в портах Персидского залива, бороздили Индийский океан 4.
   В XII в. генуэзские и каталонские купцы также основали торговые колонии в Северной Африке, а первое известное торговое путешествие генуэзцев через Гибралтарский пролив к атлантическому побережью Марокко состоялось в 1162 г.5 Привлекательность торговли в Северной Африке заключалась в золоте, которое привозили караванами через Сахару из Западной Африки и которое было нужно европейским купцам для оплаты покупок пряностей и других восточных товаров. Генуэзцы даже пытались открыть морской путь на Восток, и в 1291 г. братья Вивальди проплыли через Гибралтарский пролив и вдоль марокканского побережья именно в такой экспедиции - из которой, правда, они не вернулись 6.
   Захват христианскими войсками Севильи в 1248 г. и Алгарве в 1249 г. дал итальянцам новые возможности для экономической экспансии в южных районах Пиренейского полуострова. Генуэзские общины были основаны в Лиссабоне и Севилье, и к 1270-м гг. их корабли отправлялись из этих портов во Фландрию и Англию, где были основаны торговые фактории 7. К концу века венецианцы также отправляли торговые суда во Фландрию, а во второй половине XIV в. генуэзские и венецианские галеры были наняты для ведения боевых действий в Ла-Манше.
   В большинстве районов генуэзцы тесно сотрудничали с еврейскими торговыми общинами в Барселоне, Марселе и самой Генуе, которые также расширяли свою морскую и финансовую деятельность, часто используя свою способность проникать в мусульманские сообщества и торговые сети, которые оставались в значительной степени закрытыми для христиан 8. Североафриканские евреи, например, играли большую роль в торговле с Западной Африкой, и вполне вероятно, что к концу XIII в. некоторые из них, возможно, в сопровождении генуэзцев, пересекли Сахару и направились в торговые города Нигера 9. Антонио Мальфанте, генуэзец, посетивший оазис Туат в 1447 г., упоминает о "множестве евреев, которые ведут здесь хорошую жизнь, поскольку находятся под покровительством нескольких правителей, каждый из которых защищает своих клиентов. Таким образом, они занимают очень прочное социальное положение. Торговля находится в их руках, и многим из них можно полностью доверять"10.
   За полтора столетия коммерческого господства генуэзцев, когда купцы республики исследовали торговые пути во внутренних районах Африки и искали морской путь вокруг Африки на Восток, была создана большая часть инфраструктуры морской торговли, которая позже будет использоваться иберийцами. Чтобы поддержать рост торговли, необходима была сеть хороших дипломатических контактов, а также улучшения в области судоходства и навигации, складских услуг, страхования и коммерческого кредита. Таким образом, генуэзцы и венецианцы создали сеть торговых колоний, включавшую порты и поселения, управляемые непосредственно республиками, а также фактории, где их купцы пользовались привилегиями и защитой, согласованными между ними и местными правителями - например, в Лараше в Марокко, у итальянских купцов была укрепленная фактория, известная в начале XVI в. как "Генуэзский замок"11. Одна из наиболее важных из этих факторий была основана в XII в. генуэзцами в Сеуте, обращенной к Гибралтару на входе в Средиземноморье, в то время, когда оба берега пролива все еще находились в руках мусульман 12.
   Генуэзцы считали производство сахара одной из самых выгодных инвестиционных возможностей. Сахар широко производился по всему Восточному Средиземноморью, Египту и Ближнему Востоку, и торговля этим товаром в Западную Европу была очень прибыльной для итальянских городов. Однако неспокойная политическая обстановка в этом регионе вызвала колебания поставок, и к концу XIV в. производство некоторых видов сахара в целом сократилось. Сахар, выращенный в Италии и Испании, теперь начал вытеснять левантийский сахар на европейских рынках, и европейская промышленность быстро расширялась. Генуэзцы занимали видное место не только в торговле сахаром, но также в финансировании и производстве самого сахара. Поскольку земли в южной части Пиренейского полуострова было много, генуэзские земледельцы, уже обосновавшиеся на Сицилии, постепенно переместили свою деятельность на запад, в Кастилию, в поисках целинных земель для эксплуатации. К концу XIV в. они также начали прибирать к рукам пустующие земли, принадлежавшие военным орденам на юге Португалии 13.
   Если поиск новых земель для производства сахара был одним из побочных результатов генуэзской экспансии, то рост спроса на рабов был другим. В большинстве средиземноморских обществ рабы выполняли самые разные функции: от домашней прислуги и членов квазисемьи до солдат, моряков, ремесленников и полевых рабочих. Генуэзцы принимали активное участие в работорговле в Черном море, а также торговле невольниками, захваченными в войнах с мусульманами в западном Средиземноморье. Добыча в виде рабов была выгодным дополнением к войнам и пиратству позднего Средневековья, и именно торговля рабами привлекла генуэзцев и других предпринимателей к исследованию атлантического побережья Марокко и Канарских островов в XIV в. Генуэзцы также были одними из первых частных торговцев, покупавших рабов на побережье Сахары в 1440-х гг.14
   Эта генуэзская коммерческая экспансия была подкреплена ростом технических знаний. Генуэзские кораблестроители, строившие свои суда в региональных портах, создали не только галеры, господствовавшие на морях в XIV в., но также каравеллы с поздним оснащением и большие грузовые суда - нау или каракки. К началу XIV столетия мореплаватели в западном Средиземноморье также составляли морские карты поразительной точности. Эти так называемые карты-портоланы создавались для моряков, которые использовали компасные пеленги и счисление по времени, чтобы ориентироваться в море. Они состояли из подробных изображений очертаний побережий и островов, пересекаемых густой сетью прямых линий для облегчения определения направления с помощью магнитного компаса, на который Алвару Велью, вероятный автор отчета о первом путешествии Васко да Гамы, все еще ссылался в конце XV в. как "генуэзские иглы"15. Эти карты принадлежали к совершенно иной традиции, чем символические карты, составлявшиеся в монастырях Северной Европы, и были результатом эмпирического склада ума, который был необходим любому моряку, желающему выжить в океанском путешествии. Родиной картографирования была Майорка, и здесь в последней четверти XIV в. производились одни из лучших портоланов, охватывающих Испанию и Северную Европу, а также Средиземноморье, а также изображающих атлантическое побережье Марокко и группы острова, расположенные в северо-восточной Атлантике 16.
   Информация, содержащаяся в картах-портоланах, обычно ограничивалась морями и побережьями, но некоторые копии, сделанные для библиотек, включали дополнительную информацию о внутренних районах. Самый интересный из них, сохранившийся с XIV в., так называемый Каталонский Атлас, датированный 1375 годом, содержит подробные сведения о королевствах и городах Нигера и убедительно свидетельствует о том, что торговцы из городов западного Средиземноморья сопровождали караваны при переходе через пустыню в Мали, и что информация об этих торговых городах, а также о соли, рабах, тканях и золоте, продаваемых там, была широко доступна 17.
   Таким образом, до 1400 г. генуэзцы основали фактории в Северной Африке, совершили экспедиции за рабами на Канарские острова и пересекли Сахару, достигнув Нигера. В XV в. итальянцы путешествовали в качестве послов и торговцев в Эфиопию и Индию, но для расширения своих коммерческих предприятий они довольствовались сотрудничеством с иберийскими монархами 18. Это должно было стать прививанием итальянских коммерческих навыков, технических знаний и духа предпринимательства иберийскому обществу XV в. с его особыми экономическими и политическими характеристиками и традициями вооруженных набегов и пиратства, это должно было вызвать мощное стремление к зарубежной экспансии, которое имело место в XV и XVI вв.
  
   Португальская связь
  
   На Пиренейском полуострове итальянским торговым предприятиям приходилось действовать в королевствах, социальная и политическая структура которых сильно отличалась от структур городов западного Средиземноморья. Мусульманское королевство Гранада занимало крайний юго-восток полуострова, где продолжала существовать военизированная граница между мусульманами и христианами. За предыдущие столетия эта пограничная зона стала территорией, где доминировали военные ордена с их укрепленными городами, замками и энкомьендами 19. Экономика региона была основана на разведении крупного рогатого скота и лошадей, поскольку оседлое земледелие было слишком опасно, чтобы им можно было заниматься. Это был мир, где политическая власть принадлежала церкви и военизированной знати, а не торговым классам, интересы которых часто воспринимались как прерогатива чужеземцев - евреев, мусульман и итальянцев. Это был также мир, который предлагал широкие возможности наемникам, умеющим обращаться с огнестрельным оружием, дезертирам, ренегатам и авантюристам всех мастей.
   К середине XIII в. королевство Португалия уже приняло примерно ту политическую форму, которую страна сохраняет в XXI в. Оно было, во многих отношениях, первым европейским государством, сделавшим это. Отвоевание у мавров, завершившееся захватом Алгарве в 1249 г., структурировало страну и ее социальные институты. Горный север, где сельское хозяйство ограничивалось террасами на склонах холмов и величественными извилистыми долинами Минью, Дору и Мондего, долгое время был христианской территорией, и в этом регионе сложилась модель землевладения, основанная на мелком землевладении и разделе наследства. Здесь доминирующим институтом часто была консельо, или коммуна, которая представляла интересы мелких собственников. Годы относительной безопасности от нападений убедили население покинуть замки и укрепленные города на вершинах холмов, такие как Монтемор-о-Велью, и построить поселения в речных долинах и на побережье, таких как Вианна, Порту и Коимбра. Лишь в высоких горах вдоль кастильской границы военная знать сохранила свои опорные пункты и квазифеодальный контроль над населением - и именно здесь в XV в. можно было найти великое наследие Браганса.
   В центральной и южной Португалии ди сложилась другая картина. Это была область обширных равнин долины Тежу и пологих холмов, простиравшаяся на юг через пробковые леса до Эворы. Именно в этом регионе, который так долго оспаривался у мавров, возникло общество кастильского типа - с могущественными рыцарскими орденами, церковью и аристократией, контролирующими большие латифундии, на которых подвластное христианское или христианизированное крестьянство занималось сельскохозяйственным трудом. Помимо церковного центра Эворы, к югу от Лиссабона не было городов и нескольких поселков, а в королевстве Алгарве находилась только старая мавританская столица Силвеш и несколько рыболовных портов, таких как Лагуш.
   Экономика, а следовательно, и общество средневековой Португалии были чрезвычайно локализованы, и жители деревень на севере изо всех сил пытались прокормить себя на небольших участках земли, и лишь крошечные излишки производились для продажи на местных рынках. Коммуникации внутри страны были настолько плохими, что экспортировать свою продукцию могли только те, у кого был доступ к судоходным рекам. На экспорт они производили немногое, кроме фруктов и вина, а на побережье - соли, которую производили в солеварнях, расставленных в прибрежных болотах Авейру или Сетубала. Вспышки бубонной чумы во второй половине XIV в. привели к серьезной депопуляции, когда большие площади земли вышли из обработки, в то время как связанные с ними права собственности на землю на юге препятствовали продаже или перераспределению. Эмиграция уже становилась устоявшейся нормой в жизни как высших, так и низших слоев общества, и везде, где это было возможно, люди всех классов покидали страну и переезжали в города.
   Очевидная аномалия страны, страдающей одновременно от нехватки обрабатываемых сельскохозяйственных угодий и городской безработицы, побудила португальскую Корону попробовать свои силы в социальном законодательстве. Lei das sesmarias 1375 г. предусматривал сдачу в аренду пустующих земель безработным земледельцам на длительный срок владения в три поколения, предусмотренный римским правом, при условии, что земля будет обрабатываться. Эта мера мало что сделала для того, чтобы обратить вспять упадок сельского хозяйства (хотя она и создала правовую основу для заграничных поселений, как только они начали создаваться), и к концу века Португалия страдала от нехватки продовольствия и была вынуждена импортировать пшеницу из Северной Африки, в то время как арендная плата за землю продолжала сокращаться до такой степени, что они больше не поддерживала класс сеньориальных землевладельцев.
   Только море предлагало обедневшим фермерам и рабочим альтернативный источник дохода, и уже к началу XV в. большая часть населения Португалии жила на побережье или вблизи него. Португальцы в значительной степени стали нацией рыбаков и торговцев, а море стало играть важную роль в португальской культуре. Прибрежные общины разработали свои собственные уникальные формы судов: лодки с высокими изогнутыми носами, необходимые для спуска в атлантический прибой, или с широкими плоскими днищами, которые использовались для перевозки соли или морских водорослей по прибрежным отмелям, или винных бочек по рекам. Рыбаки тралили прибрежные воды в поисках сардин, вытаскивая свои сети на берег с помощью волов, и все чаще исследовали холодные глубокие воды Северной Атлантики в поисках сельди и трески.
   Только Лиссабон и Порту по европейским стандартам можно было назвать городами. Изначально Лиссабон был мавританским городом, построенным на склонах двух крутых холмов, возвышающихся над Тежу. Располагая лучшей глубоководной гаванью и защищенной якорной стоянкой в Европе, а также опираясь на плодородные земли долины Тежу, Лиссабон идеально подходил для роста в качестве административного и коммерческого центра. Город был захвачен крестоносцами в 1147 г. и неуклонно приобретал все большее значение по мере расширения торговли между Средиземноморьем и Северной Европой. В город съезжались купцы и судовладельцы, а итальянская община обосновалась здесь еще в XIII в. Городские торговцы получали уступки от португальской Короны - концессии на вырубку древесины в королевских лесах, налоговые льготы на постройку кораблей, права на проведение ярмарок и даже схемы морского страхования, о которых судовладельцы, отправлявшиеся во Фландрию, договорились в 1293 г.20 По мере процветания лиссабонской торговли португальских судовладельцев и купцов можно было найти в североевропейских портах Нидерландов, где еще в 1304 г. португальцы в Брюгге продавали перец малагетту, вероятно, привезенный караваном из Западной Африки 21. Португальцы бывали также в Англии, городах Ганзы и на ярмарках во Франции, а уроженцы стран Северной Европы, в свою очередь, начали посещать атлантические порты Пиренейского полуострова.
   Португальская Корона сама принимала активное участие в этой торговой экспансии, владея кораблями, назначая королевских представителей для защиты своих коммерческих интересов и различными способами продвигая морскую деятельность. В 1262 г. Кадис был захвачен кастильцами, и христианские флоты начали действовать в Гибралтарском проливе, напав на Сале на марокканском побережье и на Гибралтар в 1309 г.22 Командовать кастильскими кораблями был назначен в 1264 г. генуэзский адмирал. Вероятно, именно в ответ на эту деятельность в 1288 г. был назначен первый португальский "адмирал" для координации военно-морской деятельности, а в 1317 г. король назначил генуэзца Мануэле Пессаньо, чей брат был торговцем, постоянно проживавшим в Англии, на этот пост, предоставив ему контракт на найм двадцати генуэзских капитанов в королевский флот. После этого была создана целая командная структура capit"es и alcaides do mar, а также создан флот королевских галер для наступательных и оборонительных целей. Например, между 1385 и 1389 гг. португальский король Жуан Ависский смог выделить флот из шести галер, вооруженных артиллерией, чтобы помочь своему союзнику Ричарду II в обороне английского побережья 23. Такие соглашения с генуэзскими или венецианскими "адмиралами" стали обычным явлением в XIV в., когда государства, граничащие с Ла-Маншем и Атлантикой, все чаще соперничали за контроль над морями. Назначение Пессаньо было четким свидетельством важности отношений между Португалией и Генуей в этот период и подчеркивало выдающуюся роль генуэзцев в торговом судоходстве порта, а также растущую озабоченность португальской Короны морскими делами и безопасностью побережий и морских путей 24.
  
   Португальская коммерческая экспансия и экспедиции на Канарские острова
  
   Ко времени разгрома кастильцев англо-португальской армией при Альжубарроте в 1385 г. заморская торговля Португалии быстро расширялась, и корабли из Лиссабона совершали плавания в порты Франции, Англии и Нидерландов. Португальские суда также можно было встретить торгующими в портах западного Средиземноморья и Северной Африки, хотя и в скромных масштабах по сравнению с деятельностью купцов Барселоны, Марселя или Генуи. Сама Португалия мало что могла экспортировать, кроме рыбы, соли, вина, фруктов и пробки, а участие в торговле более дорогостоящими товарами зависело от возможности рассчитываться звонкой монетой 25.
   Однако на атлантическом побережье Северной Африки португальцы пользовались преимуществом непосредственной географической близости. Генуэзцы начали торговать с марокканскими портами на атлантическом побережье еще в XII в., привлеченные главным образом золотом, которое доставлялись караванами через пустыню из Западной Африки. Однако торговля золотом была не единственным привлекающим мотивом, и к XIII в. генуэзцы уже покупали зерно и торговали кожей, оружием и тканями. В торговле вдоль атлантического побережья всегда было нечто большее, чем просто намек на пиратство, и в годы после 1291 г., когда братья Вивальди пропали без вести во время своего неудачного плавания, корабли из множества различных европейских портов посещали африканское побережье, занимаясь рыбной ловлей, охотой за призами и все чаще совершая набеги за рабами на Канарские острова, удобно расположенные недалеко от марокканского берега.
   Где-то после 1325 г. Ланчеллото Малочелло основал генуэзское поселение на Лансароте, острове, который до сих пор носит его имя, и построил там замок. С этого времени регулярные рейсы на острова совершали жители Майорки, каталонцы, португальцы, флорентийцы и генуэзцы. В 1341 г. флот из трех судов, оснащенный королем Португалии, но под командованием флорентийца, отплыл на Канарские острова и вернулся позже в том же году с грузом рыбьего жира, красителей, шкур и четырех рабов. Скромный характер этого груза, возможно, объясняет, почему этот этап морской экспансии не получил большого импульса 26. Также возможно, что по возвращении эти корабли заходили на Мадейру, которая с 1351 г. начала появляться на картах-портоланах 27. В 1342 г. экспедиция с Майорки отправилась на Канарские острова, а в 1344 г. папская булла передала власть над островами дону Луису Испанскому, который санкционировал еще одну экспедицию по захвату рабов в 1345 году. В 1346 г. каталонец Хайме Феррер проплыл вдоль побережья, чтобы открыть Рио-д'Оро, которая ошибочно считалась источником западноафриканского золота. В 1351 г. на Канарские острова был назначен епископ, а в следующем году была отправлена миссия для обращения гуанчей, язычников, населявших острова. В глазах европейцев Канарские острова не имели суверена, и в разное время различные дворяне претендовали на роль их феодальных сюзеренов, добиваясь подтверждения своих титулов либо у папы, либо у королей Арагона или Кастилии.
   Португальский историк Виторино Магальяйш Годиньо объясняет экспансию средиземноморских моряков вдоль побережья Марокко и проникновение генуэзских купцов вглубь страны в первой половине XIV в. временным закрытием торговых путей через Египет и Сирию и резким повышением стоимости золота по отношению к серебру 28. Именно поиск рынков, на которых можно было бы напрямую приобрести золото, а также захват или покупка рабов, которых можно было обменять на золото в различных восточных городах, привлекли итальянских купцов. Однако торговля этого региона вряд ли была достаточно прибыльной по сравнению с другими областями торговли, и поэтому неудивительно, что во второй половине XIV в. купцы потеряли интерес к снаряжению столь дорогих экспедиций. Тем временем опустошительная эпидемия Черной смерти, поразившая Западную Европу с 1348 г., отвлекла внимание военного класса от заморских авантюр, а сами Канарские острова, населенные воинственными гуанчами, решительно сопротивлявшимися набегам, не смогли привлечь поселенцев. После первоначального всплеска активности интерес к островам, похоже, ослаб, и в течение пятидесяти лет их лишь изредка посещали экспедиции работорговцев и корсаров.
   Каперство продолжало привлекать представителей знати так же, как служба в "вольных компаниях" во время Столетней войны. Хронист Фруассар описывает нападение генуэзцев на Махдию в Северной Африке в 1390 г., для которого они наняли отряды французских рыцарей под командованием герцога Бурбона 29. Болезни и лишения уничтожили этот отряд налетчиков, но пиратские рейды могли принести богатую добычу или богатых маврских пленников, за которых можно было получить выкуп. Рабы также могли быть добыты пиратством, набегами или путем бартера с прибрежными общинами и находили готовый рынок сбыта в Южной Европе и восточном Средиземноморье 30. Португальский хронист Зурара объясняет, что первоначальная идея захвата Сеуты возникла из отчета о городе, сделанного королевскому финансовому интенданту Жуану Аффонсу, который послал агента, чтобы договориться о выкупе захваченных им пленников 31. Именно эти каперские плавания к атлантическому побережью Марокко и Канарским островам превратились в "Путешествия с целью открытий" при их описании на страницах рыцарской хроники Зурары.
   К концу XIV в. португальцы всех сословий дополняли скудную прибыль от сельского хозяйства различными формами предпринимательской деятельности. Рыбаки, торговцы, кораблестроители и судовладельцы смотрели за моря; класс землевладельцев потакал своей склонности к войне и добыче, принимая участие в англо-французском конфликте и в набегах за рабами на марокканское побережье; купцы искали торговые возможности в Северной Европе или Средиземноморье; в то время как генуэзцы с их обширными торговыми контактами в Африке и на Ближнем Востоке все больше доминировали в финансовом секторе Португалии и искали возможности для инвестиций в сельское хозяйство.
  
   Участие Португалии в Столетней войне
  
   По мере того, как значение Лиссабона как морского порта росло, его судьба стала связана не только с Генуей, но и с Англией. К середине XIV в. конфликт между английской и французской Коронами начал распространяться на Пиренейский полуостров. Отряды, слабо связанные либо с французами, либо с англичанами, пересекали Пиренеи во время затишья в боях во Франции: французы поддерживали притязания Энрике де Трастамары на трон Кастилии, англичане - претензии Педро I. В 1362 г. англичане подписали официальный договор о союзе с Кастилией, в то время как французская помощь Арагону и делу Трастамары приняла форму вооруженного вторжения под предводительством Дюгеклена в 1365 г. Педро I Кастильский бежал в Португалию, но не смог получить помощи и впоследствии был убит своим соперником. В 1369 г. Джон Гонт, сын английского короля Эдуарда III и женатый на дочери Педро, претендовал на кастильский трон, а в 1370-х гг. португальцы все активнее поддерживали англичан. В 1381 г. английская экспедиция во главе с графом Кембриджским высадилась в Португалии для вторжения в Кастилию и получила поддержку войск, собранных в самой Португалии.
   Мотивацией для такого участия в кастильской политике и в более широкой политической борьбе в Западной Европе были хронические проблемы с престолонаследием как у португальской, так и кастильской династий. В то время как у дона Педру I Португальского были дети от его кастильской любовницы (и, возможно, жены) Инес де Кастро, а дон Фернанду женился на Леонор Теллеш, женщине с сильными кастильскими связями, и интриговал с диссидентской кастильской знатью в борьбе за кастильский трон, династические браки гарантировали, что, в свою очередь, короли Кастилии из династии Трастамара будут претендовать на португальскую корону. Союз двух корон действительно поддерживался многими представителями португальской знати, особенно теми, кто был связан с военными орденами Сантьяго и Калатравы, которые имели кастильское происхождение, в ожидании земель, почестей и богатых браков, которые достанутся им в расширенном королевстве, которое возникло бы в результате любого такого союза. Хотя португальцы всегда гордились своей независимостью как нация, следует также помнить, что, по крайней мере до 1640 г., объединение Португалии с Кастилией было одной из основных целей как Короны, так и значительной части знати.
   Папский раскол также помог связать Португалию с Англией. Поскольку Франция и ее кастильские ставленники поддерживали авиньонских пап, Португалия, оставшаяся верной римским папам, оказалась в опасной изоляции в политико-религиозном мире конца XIV века. Англия также поддержала римское папство и поэтому стала естественным союзником португальцев. По мере того, как Португалии угрожал распад на враждующие феодальные группировки, англичане приобретали все большее влияние в ее делах, и союз с Англией, впервые заключенный в 1369 г., становился все более ценным активом для королей Португалии 32.
  
   Дворянство и военные сословия в позднесредневековой Португалии 33
  
   Состояние почти повсеместной гражданской войны в Португалии скрывало растущую зависимость дворянского класса. За "Черной смертью" последовало повсеместное сокращение населения сельских районов и падение доходов от земельных владений. В результате статус и богатство, необходимое для его поддержания, стали все больше зависеть от получения доли ресурсов и покровительства церкви или Короны. Церковные должности и командорства военных орденов стали придатками могущественных дворянских домов, а конкуренция за контроль над королевским покровительством и ресурсами Короны объясняет частоту, с которой оспаривались претензии на трон и поддерживались конкурирующие претенденты. Для мелкого дворянства, фидалгуш, статус и богатство также стали меньше зависеть от унаследованных притязаний на землю, а больше от покровительства грандов или от добычи, которую можно было завоевать в войне.
   Война действительно считалась почетным занятием, которое могло принести как статус, так и богатство, если фортуна дарила неожиданную прибыль в виде выкупа, грабежа или господства на завоеванной территории. Вооруженные набеги на территорию противника или на вражеские корабли были традиционным и законным источником дохода для военного сословия и, между прочим, для короля, который претендовал на пятую часть всей добычи, захваченной в ходе таких набегов 34. Военное сословие, на протяжении поколений обучавшееся ведению такой войны, должно было возглавить заморскую экспансию Португалии, обеспечив руководство и большую часть личного состава для экспедиций и навязав возникшей империи свои классовые интересы и свою систему ценностей.
   Ядро португальских вооруженных сил, которые противостояли кастильцам при Альжубарроте в 1385 г. и захватили Сеуту в 1415 г., представляло собой то, что можно было бы назвать "феодальным войском", состоящим из ведущих дворян и их вооруженных последователей. Знатные дворяне традиционно получали от Короны contias - пожалования земель или доходов, выплачиваемые им при рождении, что обязывало их к военной службе в качестве vassallos del rey (вассалов короля (португ.)) и обязывало их предоставить определенное количество "копий"35. Эти "копья" набирались из больших дворянских семей, в которых искали работу сыновья фидалгуш, хотя иногда они были родом из тех городов, которые находились под юрисдикцией знати. Результатом действий крупной знати, по сути, стали частные армии, которые могли действовать и часто действовали независимо от Короны - классическим примером являются подвиги войск под командованием коннетабля Нуну Алвариша Перейры во время войны против Кастилии в 1383-1385 гг., а также его угроза покинуть Португалию, если король попытается поставить его личную армию под свой контроль. Помимо службы под началом своего господина в королевской армии, военные последователи представителей знати могли также отправляться в рейды или пиратские набеги. Взамен, кроме содержания и оплаты, они ожидали, что им предложат материальное вознаграждение и дальнейшую работу.
   Особое значение имела роль рыцарей четырех военных орденов (Сантьяго, Ависа, Христа и Госпиталя). В XV в. ордена были поставлены под королевский контроль путем систематического назначения членов правящей династии на должности магистров орденов. Ордена не только контролировали приграничные и прибрежные крепости и их арсеналы, но также должны были обеспечивать "копьями" любую собранную армию 36. Рыцари орденов, особенно ордена Христа и Сантьяго, обеспечивали резерв людской силы, которая Корона могла использовать для организации зарубежной экспансии 37. Командующие исследовательскими экспедициями, капитаны-донатарии островов и командиры заморских крепостей обычно выбирались из числа рыцарей орденов, хотя сами ордены всегда выступали против идеи о том, что у них были какие-либо обязательства служить за границей 38.
   Помимо vassallos del rey и их "копейщиков", солдат поставляли города, имевшие хартии (консельюш). Самыми значительными из них были арбалетчики (besteiros), полупрофессиональный корпус, созданный в XIV в. Эти люди были специально отобраны из класса ремесленников и получили значительные финансовые привилегии, позволяющие им поддерживать себя в боевой готовности, быть обученными и экипированными для войны. Они были разбросаны по всему королевству и составляли ядро любых сил, которые необходимо было собрать для выполнения внутренних полицейских функций или для обороны королевства, которая в XV в. стала включать защиту африканских крепостей. На бумаге этот корпус, избиравший своих собственных командиров, насчитывал около 5000 человек 39.
   Существовали также так называемые aquantiados (налогоплательщики). В зависимости от уровня, на котором оценивалось их имущество, эти люди должны были содержать либо всадника, либо пехотинца и его оружие, а иногда только лошадь или снаряжение. Эта воинская обязанность была очень непопулярна, и злоупотребление ею было предметом бесконечных жалоб. Например, Фернан Лопеш сообщает, что, когда граф Кембриджский прибыл в Португалию со своей армией в 1381 г., король забрал лошадей aquantiados, чтобы предоставить их в распоряжение английских войск, без выплаты какой-либо компенсации их владельцам 40. Однако идея о том, что рядовые граждане обязаны нести военную службу, укоренилась в общинной автономии, на которую претендовали консельюш, и стала обязанностью, которую принимали также все moradores в обширных владениях Португалии. Снова и снова португальским монархам приходилось обращаться к этим провинциальным рекрутам, чтобы собрать армию, и в той или иной форме это народное ополчение оставалось ядром, вокруг которого строилась оборона Португалии до времен Наполеона 41.
   Идеология этих феодальных армий по-прежнему оставалась идеологией рыцарства и крестового похода. Фидалгуш добивались формального посвящения в рыцари, а Зурара, чьи сочинения были созданы по образцу рыцарских хроник, утверждал в "Cr"nica da tornada de Ceuta", написанной в 1450-х гг., что главной причиной экспедиции на Сеуту в 1415 г. было желание инфантов (принцев) быть посвященными в рыцари на поле битвы, а не на турнире 42. В своей книге "Cr"nica dos feitos de Guin"" он рассказывает истории о вооруженных людях на службе инфанта дома Энрике (Генриха "Мореплавателя"), получающих посвящение в рыцари на пляжах Западной Африки после успешного набега за рабами 43. Крестовый поход против мавров также занимал видное место в идеологии солдат, которые часто искали оправдания своим действиям на традиционном языке крестоносцев - в том числе и у самого дона Энрике 44. Однако рыцарское звание было не просто военной почестью. Оно могло повлечь за собой членство в одном из военных орденов с их огромным корпоративным богатством и ожиданием вознаграждения в виде предоставления командорства, города или замка, находившегося под контролем рыцарей.
   За языком рыцарства и чести скрывалась реальность того, что означала на практике военная деятельность. Ожидалось, что война окупит себя и станет основным путем к успешной карьере. Недостаток ресурсов в распоряжении Короны всегда означал, что источником выплат contias и армейского жалованья служили доходы от конфискации, выкупа или грабежа. Знати, со своей стороны, приходилось вознаграждать своих последователей, в результате чего поиски добычи, выкупа и рабов становились настолько важными, что зачастую определяли всю направленность кампании. Исследовательские экспедиции вдоль побережья Африки, организованные после 1430 г. инфантом домом Энрике и другими дворянами, были открытой серией набегов, направленных на захват рабов для продажи или важных "мавров", за которых можно было бы получить выкуп.
   Силы, собранные дворянами и консельюш, дополнялись личной гвардией короля, отдельными солдатами удачи, которых привлекала перспектива войны, а также наемниками или "союзниками". Примерами таких наемных сил были лучники и рыцари на службе у Джона Гонта, которые помогли выиграть битву при Альжубарроте в 1385 г., или мусульманские воины из Гранады, или солдаты, завербованные в одном из испанских королевств, которые обладали опытом в обращении с огнестрельным оружием или в инженерном деле. Поскольку эти люди часто были чрезвычайно опытными и умелыми, они составляли очень важную часть любой португальской армии того периода. Со своей стороны, многие опытные португальские солдаты отправлялись служить за границу. По крайней мере, один португальский рыцарь сражался вместе с Генрихом V при Азенкуре, и португальские солдаты числились в армиях мусульманских правителей Северной Африки 45.
   Содержание такой армии было сопряжено не только с проблемами набора персонала, но и с логистическими проблемами, связанными с обеспечением обувью, питанием и оплатой таких крупных сил. В XIV и XV вв. в Лиссабоне находился королевский арсенал, где хранилось и обслуживалось военное снаряжение, и ожидалось, что военные ордена также должны хранить оружие и запасы в своих крепостях. С развитием африканских путешествий и завоеваний в Марокко был создан "Casa de Ceuta" (позже "Casa de Guin"") для координации оснащения кораблей и экспедиций - меры, которые доказали свою эффективность, позволив Короне организовывать экспедиции по торговле рабами. Таким образом, самые ранние институты империи возникли из потребности Короны поддерживать свою феодальную армию.
   Почти непрерывное состояние войны в Марокко оказывало дополнительное давление на этот тип традиционной армии, и каждый экспедиционный корпус приходилось с трудом набирать из имевшихся в наличии людей. Йорг фон Эхинген описал одну такую экспедицию, предпринятую, вероятно, в 1457 г., для помощи Сеуте. Его рассказ намеренно вызывает в воображении картины рыцарской войны, в которой рыцари отправляются на любой театр военных действий, где можно найти приключения и честь. Армия была собрана в Лиссабоне, и его как приезжего рыцаря пригласили присоединиться к экспедиции. Король снабдил его всей необходимой экипировкой, и по прибытии в Сеуту ему было поручено командовать сектором города, укомплектованным войсками, предположительно наемниками, из Нидерландов. Отбив атаки на стены, португальский гарнизон, состоящий из 400 всадников и 1000 пехотинцев, совершил вылазку и занял часть возвышенности, господствующей над городом. Именно там, на равнине между двумя армиями, фон Эхинген сразился и убил в единоборстве мавританского воина, сознательно воплощая в жизнь рыцарские идеалы войны Реконкисты 46.
   Если феодальные армии можно было собирать для отдельных кампаний, то их нельзя было постоянно содержать для несения гарнизонной службы. Ресурсы Короны были способны оплатить лишь небольшое количество постоянных солдат, и для защиты марокканских крепостей она все больше и больше зависела от тяжелых орудий - технологии, разработанной для восполнения нехватки дорогостоящей рабочей силы. Марокканские города укреплялись, перестраивались и наполнялись артиллерией, в то время как проводились эксперименты в строительстве крепостей, предусматривавшие артиллерийские огневые точки и бастионы вместо старомодных навесных стен, хотя в марокканских крепостях всегда сохранялись высокие башни, используемые для наблюдения за окружающей местностью.
   Однако реальная основа португальской военной и военно-морской мощи опиралась на использование артиллерии в сочетании с господством на море. В XV в. наиболее успешными военными операциями Португалии были нападения с моря на прибрежные города Марокко или на деревни и поселения, расположенные в пределах досягаемости от моря. Поначалу португальские атаки были не очень изощренными: с кораблей высаживались войска, которые затем сражались на берегу обычным способом, но к середине века португальские корабли не только несли артиллерию, но и использовали ее для поддержки высадки и атаки целей на берегу. Для своих более длительных плаваний вдоль африканского побережья и к островам португальцы модернизировали традиционную средиземноморскую каравеллу и установили на ней одно или несколько артиллерийских орудий, которые использовались для устрашения местного населения или для защиты самого корабля от нападения. Небольшие пушки устанавливались даже на баркасах, которые использовались для высадки на берег. Установка артиллерии на кораблях позволила решить проблему перемещения тяжелых орудий, с которой сталкивались армии, действующие на суше. Массивные железные пушки XV в. можно было перемещать лишь медленно и с трудом, и они были почти бесполезны в любых военных действиях, за исключением длительных осад. Корабль, однако, мог бы стать плавучей батареей, легко маневрирующей, относительно защищенной от вылазок и контратак и способной нести самые крупные орудия того времени 47.
   Было высказано предположение, что в XV веке иберийцы были лидерами в развитии применения артиллерии. Армия Фернанду, собранная для войны с Кастилией в 1381 году, имела бомбарды, и, хотя более старые формы осадных машин продолжали использоваться еще пятьдесят лет, именно артиллерия позволила португальцам захватить Алькасер в 1458 г., Арзилу и Танжер в 1472 г., а затем оккупировать один марокканский прибрежный город за другим. Именно пушки позволили кастильцам одержать победу в последней битве против Гранадского эмирата в 1492 г.48 Как и в случае с другими европейскими армиями, расширение использования огнестрельного оружия в Иберии помогло сделать старые феодальные армии устаревшими. Орудия нуждались в квалифицированном обращении и обслуживании; их необходимо было снабдить боеприпасами и квалифицированно установить на борту корабля или в специально построенных артиллерийских огневых точках в крепостях. Кроме того, орудия должны были обслуживаться круглый год, поскольку марокканские крепости в любой момент могли подвергнуться внезапному нападению. Все это увеличило потребность в профессиональных и постоянных вооруженных силах.
   Наконец, существовала проблема командования. Последователи ведущих vassallos del rey или военных орденов составляли частные армии, в то время как многие замки в Португалии сами контролировались военными орденами или знатными семьями, которые имели право назначать алькайд-мора, или командующего. Более того, aquantiados и besteiros имели право выбирать своих командиров. Объединить эти разрозненные силы в единую армию было непросто. Во время войны короли часто назначали фронтейро-мора, который мог быть принцем королевской крови, чтобы он взял на себя общее командование в каком-либо регионе страны, но вопрос о том, кто будет командовать вооруженными силами, вновь обострился самым опасным образом на заре существования Эстадо да Индия 49. Эта проблема была лишь частично решена назначением вице-короля или губернатора, и командующие флотами все еще могли заявлять, что они обладают независимыми полномочиями. Показательно также, что даже такой авторитетный командующий, как Афонсу де Албукерки, не только регулярно совещался со своими капитанами перед принятием важных военных решений, но считал, что он также должен консультироваться со всеми "фидалгуш и знатными людьми флота"50.
  
   Династический кризис и гражданская война, 1383-1387 гг.
  
   Смерть дона Фернанду в 1383 г. угрожала принести в Португалию междоусобицу, подобную той, что раздирала Кастилию поколением ранее во время сражений между Педро и Энрике де Трастамара. Соперничающие претенденты опирались на враждующие группировки знати и обратились за поддержкой к иностранной интервенции. Большая часть португальской знати поддержала Хуана, кастильского претендента, женившегося на дочери Фернанду Беатрис. В поддержку его дела кастильская армия вторглась в Португалию. Другая часть дворянства выдвинула в качестве претендента на трон Жуана, магистра Ависского ордена, внебрачного сына дона Педру. Жуан, который ранее не проявлял особого интереса к политике, вскоре стал популярным лидером, получив широкую поддержку в прибрежных городах и, что не менее важно, поддержку Джона Гонта, который снова увидел возможность вмешаться в ситуацию на полуострове, чтобы продвинуть свои притязания на кастильский престол.
   Как и все гражданские войны, борьба за португальское наследство вызвала глубокие социальные разногласия и широкомасштабные разрушения, которые могли поставить под угрозу само выживание Португалии как отдельного королевства. Лиссабон был осажден Хуаном в 1384 г., но в следующем году англо-португальская армия одержала решающую победу над кастильцами при Альжубарроте, после чего Жуан заключил официальный союз с Англией (Виндзорский договор) и женился на дочери Джона Гонта, Филиппе Ланкастерской. Однако вторжение в Кастилию, которое было предпринято в 1386-1387 гг. с помощью Англии, не увенчалось успехом, и после этого война превратилась в не что иное, как приграничные набеги. Более того, после кампании 1387 г. претензии Англии на кастильский престол были выкуплены, и Кастилия прекратила активное участие на стороне Франции в Столетней войне. Тем временем Жуан Ависский постепенно упрочил свою власть и основал новую и, как оказалось, стабильную династию. Как писал Фруассар, "он испытывал такую благосклонность и любовь к своей стране и португальскому королевству, что все, кто до битвы не соглашался с ним, затем явились к нему в Лиссабон, чтобы принести ему вассальную клятву, говоря, что он был вполне достоин жить и что Бог любил его, позволив нанести поражение более могущественному королю, чем он сам; а потому он был достоин носить корону. Таким образом, король снискал милость своего народа и особенно всех общин королевства" 51.
   Жуан Ависский получил широкую поддержку народа во время своей борьбы за трон, и многие португальские историки предпочли увидеть революционные изменения, происходящие за кулисами этого спора о престолонаследии. Примером может служить Антониу Серхио, написавший о битве при Альжубарроте: "Этот день ознаменовал падение рыцарства Пиренейского полуострова, а для Португалии - победу класса, который вдохновил на открытия... При Альжубарроте произошло не столкновение двух наций, а столкновение двух политических систем, двух классов... Мы называем эту революцию буржуазной, потому что именно буржуазия фактически вдохновила ее, дала ей направление и извлекла из нее выгоду. На самом деле результатом революции 1383-1385 гг. стал не приход к власти новой династии; она породила новый баланс сил между социальными классами и между формами экономической деятельности" 52.
   Фактически Жуан Ависский, как и его предшественники, продолжал зависеть от поддержки фракций дворянства. Его победа над кастильцами привела к конфискации земель у знати, которая поддерживала Кастилию, и ими он вознаградил своих последователей и создал новый класс португальской знати. Он стал полагаться не на буржуазию, а на членов своей собственной семьи. У Жуана был внебрачный сын, родившийся в 1377 г., которому он даровал титул графа Барселуш. Его старший законный сын Дуарте (названный Эдуардом в честь его прадеда Эдуарда III и в честь его двоюродного деда, Черного принца) родился в 1391 г., Педру, его второй сын, в 1392 г., Энрике в 1394 г., Жуан в 1400 г. и Фернан в 1403 г. Когда его сыновья подросли, Жуан попытался заручиться их поддержкой династии, предоставив им владения, должности и юрисдикции, которые сделали их самыми влиятельными сеньориальными фигурами в стране.
   Состояние войны с Кастилией продолжалось до заключения Айльонского договора 1411 г., что требовало постоянной бдительности на границах, связывало энергию дворянства и отвлекало внимание от внутренней политики. Однако к 1411 г. молодые принцы достигли зрелости, и политические и экономические амбиции высшей знати все больше сосредоточивались на молодом поколении королевской семьи. Именно в этом общем контексте в 1412 г. впервые была высказана идея крупного заграничного военного предприятия.
  
   Марокканские экспедиции
  
   В 1415 г. Португалия начала длительную борьбу за расширение своей территории и политической власти в Марокко. От этой политики окончательно не отказывались вплоть до смерти дона Себастьяна и разгрома португальской армии в 1578 г. Историки всегда слабо связывали марокканскую политику с атлантическими открытиями, но на самом деле это были конкурирующие и в некотором смысле противоречивые стратегии, которые боролись за поддержку португальской правящей элиты и за ограниченные военные ресурсы Короны. Существование на протяжении полутора веков двух соперничающих стратегий экспансии является очевидным свидетельством того, что современники не были едины в своей поддержке морских путешествий или стремлении доминировать в азиатской торговле с Европой. В умах политиков в Лиссабоне не было четкого единого видения: скорее путаница планов и возможных предприятий, которые конкурировали за поддержку среди тех, кто близок к центрам силы, и такое положение дел часто приводило к военным действиям в Марокко, вынуждая морскую экспансию в Африке, Азии и Америке отходить на второй план.
   Идея крестового похода против Марокко не была новой идеей. В XIV в. короли Португалии получили несколько булл о крестовых походах, которые поддерживали идею крестового похода, даже если их главной целью было дать королю возможность взимать налог с церковного имущества 53. В 1415 г. предложение организовать такое заморское предприятие имело очень широкую привлекательность. Коммерческие интересы в Португалии видели возможности для расширения своей торговли, дворянство искало вознаграждений в виде земель, титулов и выкупов за пленников, а простые солдаты видели возможности для приобретения добычи. Экономический спад в Португалии и острая нехватка зерна, а также золотых и серебряных монет также навели трезвомыслящих политиков на мысль о том, что успешное зарубежное предприятие может оказаться весьма прибыльным.
   По словам Зурары, главного хрониста этих событий, король был особенно озабочен поглощением энергии военного класса, которая, как он боялся, в противном случае была бы направлена на внутренние распри или на новую войну с Кастилией 54. Зурара сообщает, что в ходе дебатов в королевском совете рассматривался вариант нападения на Гранаду или Гибралтар, которые могли быть узаконены традициями Реконкисты, но эти и другие потенциальные цели в Средиземноморье рисковали вновь пробудить враждебность Кастилии, с которой недавно был заключен мир 55.
   В конце концов было принято решение о высадке морского десанта в городе Сеута на марокканском побережье напротив Гибралтара. Сеута была выбрана в качестве цели из-за ее стратегического значения, поскольку она контролировала африканскую сторону Гибралтарского пролива и была точкой, откуда осуществлялись предыдущие мусульманские вторжения на полуостров. Кроме того, Сеута ранее была захвачена христианскими войсками, поскольку генуэзцы захватили город и удерживали его с целью выкупа в 1235 г.56 Сеута также сама по себе была важным торговым городом и была окружена богатыми сельскохозяйственными угодьями, где процветали коневодство, производство пшеницы и текстиля. Португальцы также надеялись, что получат прямой доступ к караванной торговле через Сахару. Утверждалось, что Сеута могла бы стать плацдармом, с которого можно будет снова возобновить реконкисту, а победителей будут ждать земли, владения и платящее дань население.
   Обсуждения в королевском совете и длительная подготовка к вторжению продолжались три года, и Зурара ясно дает понять, что королю пришлось действовать осторожно, чтобы заручиться максимально широкой поддержкой предприятия. К 1415 г. проект, получивший единодушную поддержку как принцев королевского дома, так и коннетабля Нуну Алвареша Перейры, стал практически национальным консенсусом. Сам штурм был хорошо спланирован и имел триумфальный успех. Сеута пала перед португальцами 21 августа, ровно за месяц до того, как Генрих V Английский, еще один внук Джона Гонта, предпринял свое знаменательное вторжение в Нормандию.
  
   Последствия падения Сеуты
  
   Взятие Сеуты было блестящим военным триумфом, но вскоре оно начало создавать огромные проблемы для португальской монархии - проблемы, которые сам дон Жуан предвидел и ясно выразил во время дебатов, предшествовавших экспедиции 57. Более того, национальный консенсус в пользу марокканской политики быстро распался. Марокканцы придавали первостепенное значение возвращению Сеуты, в результате чего в течение многих лет этот город оставался осажденным, снабжаемым по морю и защищаемым солдатами, присланными из Португалии. В 1419 г. пришлось отправить вторую крупную экспедицию под командованием инфанта дона Энрике, чтобы отразить решительное нападение мусульман и удержать созданный плацдарм. Португальцам удалось удержать город ценой больших затрат, но продолжающаяся осада не позволила осуществить ни одну из целей тех, кто выступал за первоначальный захват. Владение городом не давало португальцам доступа ни к марокканским пшеничным землям, ни к караванной торговле с Сахарой. Прорыва не произошло, и никакая новая Реконкиста не могла быть организована. Португальские ресурсы были слишком ограничены, чтобы сделать что-то большее, чем удержать город.
   Первоначально оборона Сеуты предполагала содержание гарнизона численностью 2700 человек, что было большими военными расходами для любой монархии начала XV в. Чтобы найти рабочую силу, Корона была вынуждена предложить стимулы и награды фидальго и их последователям. Сеута также использовалась как место ссылки преступников. Таким образом была создана модель, которая должна была быть вплетена в ткань португальского предпринимательства за рубежом - взаимодействие социальной элиты, стремящейся занять должность, и социального низшего класса, стремящегося избежать тюрьмы или виселицы. Вместо того, чтобы стать центром торговли и мирных ремесел, Сеута стала базой, с которой вооруженный гарнизон совершал набеги на сельскую местность в поисках продовольствия, добычи и пленных, а также базой, с которой каперские рейсы могли охотиться на корабли вдоль побережья Марокко. Для торговцев и ремесленников открылось мало новых возможностей, но у хищнического военного класса появился шанс сохранить командование и заставить войну окупиться.
   Однако, хотя Сеута все больше истощала ресурсы Короны, сохранение в дипломатических и придворных кругах идеологии крестового похода против ислама мешало португальским королям рассматривать возможность отказа от завоевания. Отказ от города, завоеванного у мавров, более того, от города, который в 1420 г. стал резиденцией епископства и был пожалован Ордену Христа, было трудно оправдать, даже если здравый смысл и экономическая реальность выступали против его сохранения. Более того, Корона смогла использовать это свидетельство своего крестоносного рвения, чтобы получить серию папских булл, которые подкрепляли другие ее экспансионистские действия 58.
  
   Возобновление интереса к островам Атлантического океана
  
   В годы, последовавшие за заключением мира 1411 г., соперничество между португальцами и кастильцами продолжалось в западной Атлантике, и это соперничество должно было стать одной из главных сил, ведущих к экспансии, поскольку рыцари и корсары на службе той или иной короны стремились получить для себя титулы, земли и юрисдикции, а также добычу от пиратства и работорговли. Однако отличительными чертами каперских экспедиций XV в. от тех, что происходили в XIV-м, являлись закулисная деятельность генуэзских финансистов и предпринимателей, стремившихся осваивать новые районы производства сахара, а также давление эмигрантов, искавших плодородные земли для колонизации.
   В течение последней четверти XIV и первых лет XV в. корабли из южноевропейских портов продолжали посещать Канарские острова и атлантическое побережье Марокко. Совершенно очевидно, что некоторые из этих экспедиций, совершенных андалузцами, каталонцами, французами и генуэзцами, а также португальцами, проплывали далеко вдоль побережья Сахары, возможно, даже до Гвинеи, прежде чем повернуть обратно, обескураженные бесплодностью берегов и отсутствием очевидной добычи. Наиболее документально подтвержденной является экспедиция под руководством француза Жана де Бетанкура, который между 1402 и 1405 гг. основал поселение на Канарских островах. Он пытался завоевать все основные острова архипелага и признал кастильское господство, в конечном итоге продав свои титулы кастильцу в 1418 г.59
   Возобновившиеся плавания привели к спорным притязаниям на суверенитет. Претензии, выдвинутые пятьдесят лет назад, утратили силу, и перед новыми предпринимателями открылась возможность претендовать на владения и титулы на острова. В 1424 г. кастильцам бросила вызов крупная португальская экспедиция под командованием Фернандо де Кастро, которая пыталась завоевать Гран-Канарию и другие острова. Эта экспедиция и две последующие экспедиции в 1425 и 1427 гг. потерпели неудачу, но они сделали Португалию сильным претендентом на долю в добыче островов 60.
   Португальцы добились большего успеха на других островах Атлантического океана. Мадейра, Порту-Санту и Дезерта были известны мореплавателям, возможно, со времен Римской империи, но определенно с XIV в., когда их регулярно посещали моряки, возвращавшиеся с Канарских островов. Они появляются с оригинальной итальянской версией своих названий на карте-портолане 1370 г.61 Однако, поскольку острова были необитаемы, они представляли ограниченный интерес для тех, кто в первую очередь занимался работорговлей. Где-то после 1418 г. два корсара, состоявших на службе инфанта дона Энрике, Триштан Ваш Тейшейра и Жуан Гонсалвиш Зарку, посетившие острова, решили получить патенты у Короны для завоевания и заселения Мадейры. К ним присоединился Бартоломеу Перестрелло, итальянец и будущий тесть Колумба 62. Первые поселения на Мадейре начали создаваться около 1424 г. Систематическое исследование Азорских островов, также известных морякам в XIV веке, происходило между 1427 и 1431 гг. Вместе с неудачными плаваниями на Канарские острова между 1424 и 1427 гг. эти экспедиции образуют непрерывный ряд усилий, продолжавшийся с 1418 по 1431 год, что примечательно. Успех поселений побудил инфанта дона Энрике в 1433 г. подать прошение об официальной юрисдикции над островами Мадейра, а в 1439 г. ему была предоставлена аналогичная юрисдикция на Азорских островах для него самого и для ордена Христа. После очередной неудачной экспедиции на Канарские острова в 1434 г. португальцы попытались в 1436 г. добиться папского признания своих притязаний на эти острова, но папство ограничилось признанием суверенитета Португалии только над островами, которые еще не находились во владении другого христианского государя 63.
   Поселения на Мадейре и Азорских островах были созданы португальцами отчасти из-за соперничества с Кастилией, развивавшегося на Канарах и вдоль марокканского побережья, но отчасти также из-за желания генуэзцев инвестировать средства в производство сахара на островах. Острова имели вулканическое происхождение, и их природное плодородие и благоприятный климат вскоре привлекли поселенцев. На Мадейре выращивание пшеницы и сахарного тростника и виноделие сразу же оказались прибыльными отраслями экономики, и население острова быстро росло за счет иммиграции и ввоза рабов.
   Успех этих новых островных поселений побудил португальскую Корону ввести институты, которые первоначально возникли во время реконкисты, когда дворянам или рыцарям военных орденов предоставлялись земли и юрисдикции при условии, что они будут завоеваны и заселены получателем дарения. Мадейра, например, была разделена на две капитании, которые были пожалованы придворным Энрике, и именно на них была возложена ответственность за организацию поселения и создание социальной инфраструктуры. Церковные привилегии - право собирать десятину, контролировать беенефиции и предоставлять землю церкви или религиозным орденам - были предоставлены Ордену Христа, губернатором которого уже был назначен Энрике.
  
   Роль королевской семьи в ранней экспансии
  
   Очевидно, что сыновья короля проявляли большой интерес к заселению островов, но важно рассматривать этот интерес в более широком социальном контексте. Корсары часто были членами знатных семей, и многие видные дворяне и даже церковники вкладывали средства в каперские рейсы. Сыновья дона Жуана были вовлечены в эту деятельность вместе с другими дворянами. Сыновья короля к этому времени стали влиятельными людьми в королевстве и главной опорой монархии Авис. Дуарте был наследником престола и надеялся унаследовать корону от своего отца, но Энрике и Педру должны были найти другие способы получения богатства, власти и покровительства для себя и своих последователей, и в этом их поощрял король, чтобы они могли оказать ему эффективную военную и политическую поддержку.
   Вскоре после битвы при Альжубарроте король перешел к обеспечению контроля над могущественным военным орденом Христа, и его преемники стали проводить политику, согласно которой орден, который со своей базы в Кастро-Мариме в Алгарве контролировал двадцать один город и обширные земли в центральной Португалии, должен был прочно находиться в руках члена королевской семьи. В 1420 г. Энрике был назначен губернатором ордена, что дало ему широкие полномочия покровительства и контроля над одной из самых богатых и влиятельных организаций в королевстве. Энрике энергично отстаивал интересы ордена, используя свое положение для обеспечения юрисдикции над церковью в Сеуте и установления церковной монополии ордена Христа на Мадейре и Азорских островах.
   Энрике был одним из главных сторонников нападения на Сеуту и последующей политики сохранения владения городом. Будучи третьим сыном короля, он не имел реальной перспективы наследовать трон, но, как любой барон XV в., стремился увеличить свое богатство и власть в королевстве путем приобретения земель, владений, торговых монополий, церковного покровительства и любых средств, которые позволили бы ему содержать большой двор и отряды вассалов. Желание Энрике сохранить и приумножить свою власть и престиж является единственной постоянной темой в его жизни, и он должен был проводить ее с целеустремленной решимостью в годы нестабильности и гражданских волнений, последовавших за смертью Жуана в 1433 г.
   К середине 1420-х гг. в королевском совете начали возникать глубокие расколы. Сеута была успешно защищена в 1419 г., и теперь одна партия, возглавляемая Энрике, начала требовать дальнейшей экспансии в Марокко. Другие возобновили дискуссию о возможном нападении на Гранаду с помощью Кастилии или без нее. Однако значительная группа, к которой король, очевидно, симпатизировал, выступала против дальнейших военных экспедиций, считая их дорогостоящими и бесперспективными. Эта фракция все чаще считала своим лидером инфанта Педро. В последние годы жизни дона Жуана Энрике, кажется, был очень озабочен Канарскими островами. Он пытался добиться уступки господства над Лансароте и даже обратился к Хуану II Кастильскому с просьбой подтвердить свой титул. Когда в этом ему было отказано, он потребовал папской дарственной на острова 64. Однако эти дипломатические маневры не увенчались успехом, и Энрике все чаще становился представителем той части дворянства, которая стремилась продвигать марокканскую политику и которая считала Марокко основным регионом своих возможностей для расширения португальских интересов. При жизни Жуана известное нежелание короля расширять сферу военных действий в Марокко объясняет, почему Энрике и его соратники занимались корсарской деятельностью на море и островными поселениями, но когда король умер в 1433 г., появились новые возможности возродить политику экспансии в Марокко, и фракция, которая выступала за крестовый поход в Северной Африке, одержала верх.
   Энрике, чье несколько узкое видение было сосредоточено на традиционных ценностях крестового похода и Реконкисты и который представлял интересы знати, все еще мечтавшей о завоеваниях и энкомьендах, теперь нашел союзника в лице самого молодого из принцев, Фернана, который не унаследовал земель и которому не хватало средств для поддержания своего княжеского статуса. Вместе они убедили нового короля Дуарте согласиться на еще одно марокканское предприятие. Цель была очевидна. На узком полуострове, на котором располагалась Сеута, находился порт Танжер. Захват Танжера не только увеличил бы безопасность самой Сеуты, но и помог бы защитить Гибралтарский пролив и обеспечить долгожданный плацдарм в Марокко, который захват Сеуты до сих пор не обеспечил.
   В 1436 г. от папы Евгения IV была получена булла о крестовом походе, а в 1437 г. армия под предводительством Энрике и Фернана напала на Танжер. При слабой поддержке разделенного королевского совета и плохом руководстве армия не смогла взять город и потерпела поражение. Хуже того, Фернан оставался пленником в руках марокканцев, которые требовали возвращения Сеуты в качестве цены за его свободу. Энрике, благополучно вернувшийся из экспедиции, был готов пожертвовать своим братом ради сохранения иллюзии марокканского крестового похода и выступал против любых попыток сдать Сеуту. Именно в этой горькой атмосфере поражения и раскола в советах, которая теперь проникла прямо в сердце самой королевской семьи, Дуарте завершил свое правление, умерев в 1438 г. в возрасте сорока восьми лет.
  
   Регентство Педру
  
   Смерть дона Дуарте привела Португалию к политическому кризису и борьбе за власть внутри королевской семьи, которая разрешилась только после одиннадцати лет фракционной борьбы. Юному королю Афонсу V было всего шесть лет, и контроль над ресурсами и покровительством Короны оспаривался между королевой-матерью, поддерживаемой могущественной герцогской семьей Браганса, потомками незаконнорожденного сына дона Жуана I, и дядей короля Педру. Сначала Педру одержал верх, и кортесы, созванные в Эвору, избрали его хранителем королевства. Королева решила удалиться в изгнание, оставив Педру исполнять обязанности регента. С приходом Педру к власти королевская политика приобрела новую и четко определенную направленность. Регентство Педру продолжалось до 1449 г., когда перераспределение сил среди знати вернуло королеву и Браганса обратно к власти, а Энрике отказался поддержать своего брата, когда произошло решающее вооруженное столкновение при Альфаробейре.
   До тех пор, пока Педру не стал регентом, внимание высшей знати было в основном сосредоточено на Северной Африке. Венецианец Альвизе да Кадамосто, писавший в 1460-х гг., прокомментировал привязанность Энрике к Марокко и то, как это привело к организации корсарских путешествий в Африку.
   "[Энрике] вел большую войну в Африке против жителей королевства Фесс, которая продолжалась в течение многих лет, причем упомянутый сеньор стремился всеми возможными способами разрушить это королевство Фесс во многих местах. Это королевство простирается до западного моря в регионе за проливом Зибельтерра. Туда из года в год сеньор инфант посылал свои каравеллы, которые нанесли такой урон маврам, что он каждый год убеждал их продвигаться дальше" 65.
   В 1430-х гг. и Энрике, и Педру, которые с 1433 г. пользовались правом получения королевской пятины от стоимости призов, захваченных к западу от Гибралтара, поручили фидалгуш из своих свит отправлять экспедиции, и два брата разделили сеньориальную юрисдикцию над новыми общинами, выросшими на Азорских островах. Однако из современных источников ясно, что лишь немногие из каперских рейсов, предпринятых в то время, были особенно успешными, и команда корабля обычно возвращалась с грузом тюленьего жира, если ей не удавалось захватить никаких призов или рабов. Примером успешного путешествия было путешествие Антана Гонсалвеша, который совершил набег на деревню на побережье Сахары в 1441 г. и захватил нескольких знатных арабов, которые выкупили себя за десять чернокожих рабов и немного золотого песка 66. Нам говорят, что в качестве награды Гонсалвеш получил должность губернатора города Томар и звание рыцаря ордена Христа. Таким образом, военная служба за границей вознаграждалась должностями, богатством и статусом в Португалии.
   К концу 1430-х гг. в результате этих пиратских рейсов, ограничивавшихся относительно известными побережьями Канарских островов, Атлантического Марокко и Сахары, было "открыто" мало нового. Однако восемь лет регентства Педру привели к быстрому расширению португальской коммерческой деятельности в Атлантике. Итальянские карты, составленные Бенинкасой в 1448 г. и Фра Мауро в 1454 г., ясно показывают, что к моменту смерти Педру в 1449 г. португальские корабли достигли Кабо-Верде и что побережье было исследовано на некотором расстоянии дальше, возможно, до современного Сьерра-Леоне.
   Причину такого роста морской деятельности найти нетрудно: каперство наконец-то начало приносить значительные прибыли и привлекать серьезные инвестиции как со стороны португальской знати, так и со стороны итальянских коммерческих кругов. В 1442 г. корабль, крейсировавший у побережья Сахары, привез обратно партию рабов, и продажа этих рабов в Лиссабоне произвела настоящий фурор. Как говорит Зурара, "когда эти люди увидели богатство, которое привезли корабли, приобретенное за столь короткое время и, по-видимому, с такой легкостью, некоторые задумались над тем, каким образом и они могли бы извлечь свою долю от этой выгоды"67. Теперь была организована серия новых плаваний, и Зурара отметил, что набеги за рабами приводили к тому, что каждая последующая экспедиция была вынуждена продвигаться все дальше на юг. После каждого успешного набега на побережье, деревни переносились вглубь страны для защиты, а жители держались настороже. Возникла необходимость плыть дальше вдоль побережья, чтобы совершать набеги на новое и ничего не подозревающее население. Таким образом, последовательные набеги за рабами расширили знания о побережье, и работорговцы, помимо своей воли, превратились в исследователей. В 1440-х гг. именно судовладельцы и корсары из Алгарве совершали большую часть путешествий, но на Мадейре также существовал большой спрос на рабов, и один из капитанов Мадейры, Жуан Гонсалвиш Сарку, был ведущим работорговцем в 1440-х гг.68 Набеги работорговцев по-прежнему продолжались на Канарских островах, над которыми португальцы упорно претендовали на суверенитет.
   К 1445 г. корабли охотников за рабами достигли южных границ Сахары и начали устанавливать контакты с черными королевствами Сенегамбии. Здесь португальцы обнаружили относительно плотное население, занимавшееся оседлым сельским хозяйством, в отличие от кочевников-скотоводов и рыбаков побережья Сахары. Они также нашли царства, которые были сильными, хорошо вооруженными и способными противостоять набегам за рабами, совершаемыми горсткой людей с каравеллы. Набеги с целью захвата рабов быстро перестали быть возможным вариантом, поскольку, как писал Зурара, "их ужасная манера ведения боя была такова, что повергала многих разумных людей в великий ужас". Торговля рабами казалась Зураре менее чем героической, и в результате его интерес к "доблестным подвигам" людей инфанта угас. Он заканчивает свой рассказ такими словами: "Отныне дела в этих краях всегда совершались более путем торговли и договоров, нежели отвагою и ратным трудом"69.
   Где-то около 1445 г. португальские корабли также вступили в контакт с торговцами из пустынного караванного города Вадан, расположенного примерно в 200 милях от суши, которые пришли к побережью за морской солью, прежде чем продолжить путь через пустыню в Марокко. Предварительный обмен товарами оказался успешным, и португальцы смогли установить торговые отношения, которые ускользнули от них в Сеуте. Торговцы Вадана были готовы обменивать золото, и португальцы поняли, что теперь, наконец, они могут обойти марокканские караваны с фланга и напрямую торговать драгоценным металлом.
   Когда путешествия в Западную Африку начали приносить значительную прибыль, были предприняты шаги по организации торговли и защите интересов Португалии от ее конкурентов. Энрике обратился к своему брату с просьбой о монополии на всю торговлю с Западной Африкой, которая была предоставлена ему в 1443 г. - без сомнения, в обмен на его постоянную политическую поддержку. Эта монополия позволила Энрике лицензировать все корабли, идущие в Западную Африку, и получать процент от прибыли от каждого рейса. В 1444 г. Энрике, ставший губернатором Алгарве, организовал в Лагуше консорциум для отправки кораблей в Западную Африку, а где-то после 1445 г. он основал постоянный торговый пост на острове Аргуим у берегов современной Мавритании. Здесь португальцы могли покупать рабов и золото в обмен на пшеницу, соль, ткани и лошадей - товары, пользующиеся большим спросом среди народов Сахары и Нигера. Энрике сдал торговое предприятие в Аргуиме в аренду группе купцов, вероятно, Лагосской компании, на десять лет, и именно эти купцы начали строить там укрепленное здание фактории 70. Однако, несмотря на установление контакта с торговцами золотом из пустыни, основным интересом в путешествиях того периода оставалось приобретение рабов.
   Одно время было модно интерпретировать раннюю историю португальской экспансии с точки зрения классового конфликта: Энрике и знать выступали за марокканские крестовые походы, в то время как Педру, при поддержке торговой буржуазии, поощрял африканскую торговлю 71. Это правда, что торговля, которая началась в эти годы, была достаточно важна для дона Педру, который заботился о коммерческих интересах портовых городов, которые обеспечивали ему большую политическую поддержку, чтобы принять меры для защиты торговли и пресечению того хаоса, который продолжался на Канарских островах. Принятые им меры оказались успешными в сокращении прямой иностранной конкуренции и в то же время предоставили средства, с помощью которых не только португальцы, но и иностранцы могли инвестировать в торговые рейсы и получать долю в прибыли.
  
   После падения Педру
  
   Роль Педру в установлении прочной основы португальской зарубежной торговли часто недооценивалась, но теперь ясно, что он, а не его гораздо более известный брат Энрике, был настоящей движущей силой коммерческой экспансии в 1440-х гг. По словам хрониста Зурары, когда Альваро Фернандес, посланный капитаном Мадейры, вернулся из рейса в Гвинею, он был вознагражден подарком в размере 200 дублонов: 100 от регента дона Педру и 100 от Энрике, потому что каравелла "в этом году прошла дальше, чем все предыдущие"72. Утверждалось даже, что именно Педру, а не Энрике следует считать настоящим пионером "открытий". Именно во время его регентства капитаны кораблей, отправлявшихся в Гвинею, впервые начали серьезно составлять карты ветров, течений, устьев рек и якорных стоянок, и именно в эти годы было "открыто" и использовано в коммерческих целях больше африканского побережья, чем когда-либо до 1470-х гг.73
   Однако в 1449 г. Педру потерпел поражение и был убит в битве при Альфаробейре фракцией Брагансы, которая теперь восстановила свое господство в центре португальской монархии. Энрике, обеспокоенный своими титулами, юрисдикцией и коммерческими монополиями, не говоря уже о том, что он был губернатором Ордена Христа, остался в стороне от конфликта и отказался вмешиваться в него. В награду он получил от молодого короля подтверждение своих титулов и привилегий, в том числе монопольных прав на торговлю с Западной Африкой.
   Похоже, что через несколько лет после этой политической революции король или, что более вероятно, сам Энрике заказал хронику, в которой описывались достижения инфанта в открытии торговли с Западной Африкой. Летописцем, назначенным для выполнения этой работы, был Гомеш Эаниш де Зурара, который уже написал хронику взятия Сеуты. Зурара был рыцарем Ордена Христа и, как таковой, одним из людей Энрике. Похоже, что он "позаимствовал" частично законченную хронику жизни дона Педру, написанную Сервейрой, и адаптировал ее для своих целей, взяв историю португальских путешествий до 1448 г. При этом он создал одну из самых известных хроник позднего средневековья - произведение, в котором он с большим мастерством неизгладимо запечатлел образ своего покровителя в сознании не только современников, но и потомков.
   Успех хроники Зурары, которая фактически вычеркнула Педру из истории и навсегда утвердила легенду о принце Генрихе "Мореплавателе", можно объяснить по-разному. Во-первых, эта хроника очень подробная. Были предприняты усилия, чтобы получить точные отчеты о многих путешествиях, хотя длинные фрагменты речей упоминаемых в ней персонажей могли вызвать некоторые подозрения в умах тех, кто в остальном был склонен верить каждому слову летописца. Во-вторых, хроника идентифицирует героя, человека, движимого религией, рыцарством и преданностью идеалу и видению. Желание людей на протяжении веков верить во врожденные добродетели и правильность целей своих политических лидеров и, прежде всего, тех, кто стоял у истоков великой эпохи европейских завоеваний и заокеанских грабежей, восторжествовало над любым серьезным изучением свидетельств или оценкой политических и экономических структур того времени. В-третьих, и, возможно, это самое важное, эта хроника представляет собой почти единственное современное свидетельство о ранних коммерческих контактах с Африкой. Отсутствие какой-либо альтернативной версии делает версию Зурары непревзойденной и неоспоримой.
   С одной стороны, Зурара был прав, изображая своего господина как человека, проникнутого современными идеями рыцарства и религии, поскольку Энрике, безусловно, был лидером политической фракции, которая хотела продолжить реконкисту в Марокко. Гениально было со стороны Зурары предположить, что этот по сути консервативный и традиционный человек был провидцем, отшельником, святым и ученым. На несколько хрупкой основе изображения Зурарой принца с очень средневековыми качествами и добродетелями историки XVI в. и далее воздвигли огромное вымышленное здание, в котором Энрике представлялся принцем "эпохи Возрождения", собравшим вокруг себя ученых, основавшим школу мореплавателей в Сагреше в Алгарве, мечтавшим найти морской путь в Индию и посвятившим свою жизнь служению Богу, науке и своей стране 74. Возможно, самое преувеличенное заявление такого рода было сделано Хоакимом Бенсаудом, который писал в 1946 г., что в "лице инфанта Д.Энрике мы встречаемся с религиозным видением Данте...[и] ни страдания Данте, ни страдания Мильтона или Бетховена, ни шестьдесят лет творческих мук Микеланджело не обладают трагическим величием мученичества [sic] инфанта"75.
   На самом деле, доказательств этому мало. Как писал Питер Рассел в первом из трех своих исследований об Энрике, "как и Фруассар, Зурара обычно кажется неспособным увидеть противоречие между его общими концепциями и фактами, которые он должен изложить"76. Энрике был могущественным средневековым бароном, возглавлявшим значительную фракцию знати и который последовательно, на протяжении всей жизни, преследовал идею реконкисты в Марокко. Как и другие могущественные бароны того времени, Энрике накапливал титулы, привилегии и владения. Политика Жуана Ависского заключалась в том, чтобы использовать своих сыновей в качестве главной опоры своей династии, и Энрике был назначен наместником ордена Христа и губернатором Алгарве и получил титул сеньора Визеу. Он также приобрел коммерческие монополии на варку мыла, ловлю тунцов и кораллов, в то время как ордену Христа было разрешено собирать десятину с улова сардин. В дополнение к этим экономическим привилегиям члены семьи Энрике приобрели, с помощью принца, обширные сеньориальные права и производственные концессии 77. Именно в свете этой деятельности следует рассматривать его шаги по приобретению сеньориальных прав на островах и коммерческих монополий в Западной Африке, а также его шаги по обеспечению ценных церковных привилегий для Ордена Христа. Энрике должен был содержать не только себя, но и большое количество оруженосцев (escudeiros) и вассалов, а для этого ему нужно было приобрести средства для оказания покровительства. Здесь ему все чаще приходили на помощь плавания в Африку, и Диогу Гомеш, который позже в этом столетии надиктовал мемуары о своих путешествиях, в частности, говорит, что организованные Энрике поиски золота были направлены на то, чтобы "содержать знатных членов своего дома"78.
   Существует мало реальных свидетельств того, что Энрике был ревностным покровителем исследований. Как только Педру был удален со сцены, а Энрике остался эксплуатировать свою коммерческую монополию, никаких дальнейших "открытий" сделано не было. Последние одиннадцать лет жизни Энрике были потрачены на дипломатические усилия при папском дворе, чтобы обеспечить дальнейшие права ордена Христа, и на организацию новой марокканской экспедиции, которая была успешно предпринята в 1458 г. Диогу Гомеш писал, что, пока организовывалась экспедиция в Марокко, "принц [Энрике], будучи полностью занят, не обращал внимания на Гвинею". Эксплуатация торговли с Западной Африкой была предоставлена купцам, многие из которых были итальянцами, которые приезжали к Энрике за лицензиями, но были предоставлены самим себе, чтобы получать как можно больше прибыли.
   Современные исследования полностью опровергли идею о том, что Энрике был ученым, мистиком и основателем "школы" навигации и географии. Как однозначно написал Бейли Диффи в 1977 г., "нет ни единого свидетельства о его любви к книгам... и ни один современник не хвалит его познания в астрономии... Генрих не был сведущ в географии и не был математиком. Те, кто его знал, подтвердили, что он не привнес никаких новых навигационных навыков... Существование ученых, которые предположительно собирались вокруг Генриха, также трудно проверить"80.
   Тем не менее, нельзя отрицать, что Энрике стал иконой для португальцев, и тень, отбрасываемая этой иконой, на долгие годы скрывала истинную природу коммерческой экспансии, имевшей место в XV в., и роль моряков, фермеров-эмигрантов, работорговцев, фидалгуш, купцов, принцев и иностранцев, которые продвигали ее вперед.
  
   1450-е годы
  
   Правление молодого короля Афонсу V, фактически начавшееся после смерти его дяди в 1449 г., ознаменовалось приходом к власти герцога Браганса и его сторонников. Браганса не интересовали ни Западная Африка, ни коммерческие интересы городов, и это позволило Энрике вновь сосредоточить амбиции придворной знати на Марокко и стремлении к союзу с Кастилией. Посольства при папском дворе получили важные буллы, которые еще более явно закрепляли за Португалией суверенитет над ее завоеваниями, а за орденом Христа - церковные права на вновь заселенных территориях. Буллы "Romanus Pontifex" 1455 г. и "Inter Caetera" 1456 г. были лишь двумя из пяти булл, полученных между 1452 и 1457 гг., но они приобрели большое значение в португальской и мировой истории, поскольку стали основанием для утверждения, что португальская Корона имела право не только на все земли, отвоеванные у язычников в Африке, но и, через Орден Христа, на церковное покровительство во всех открытых землях. Так возникло padroado real - притязания Португалии на юрисдикцию над всеми христианами в Африке и на Востоке 81.
   В конце концов, настойчивость Энрике привела к отправке крупной военной экспедиции в составе около 200 судов и более 25 000 человек, которой удалось захватить марокканский порт Алькасер в октябре 1458 г. Это второе завоевание в Северной Африке, по-видимому, обеспечило португальцам существенный плацдарм в Марокко и, казалось, оправдало стратегию, которой придерживался Энрике. Хотя сам инфант умер два года спустя в возрасте шестидесяти шести лет, в течение почти двадцати лет португальская знать во главе с Короной должна была полностью сосредоточить свое внимание на Марокко и на его продвижении своих традиционных амбиций на Пиренейском полуострове.
   Продолжались также португальские экспедиции на Канарские острова. В 1448-1499 гг. остров Лансароте был занят одним из людей Энрике, и корабли совершали самостоятельные плавания с Мадейры. В 1450 и 1453 гг. португальские капитаны совершали набеги на острова и в последнем случае захватили кастильскую каравеллу, которая торговала в Гвинее 82. За этим инцидентом последовал дипломатический скандал, который, вполне возможно, способствовал решимости португальцев подкрепить свои притязания на Гвинею новыми папскими буллами.
   Пока Энрике был жив, он сохранял активный интерес к лицензированию коммерческих рейсов в Африку и проводил большую часть своего времени в Рапосере недалеко от Лагоса на крайнем юго-западе Португалии, где он, очевидно, нанял венецианского агента, чтобы побудить венецианцев инвестировать в африканские коммерческие предприятия. Один из них, Альвизе да Кадамосто, утверждает, что это произошло потому, что Энрике "знал, что венецианцы были более искусны в этих делах [торговле], чем любая другая нация"83. Помимо инвестиций в производство сахара на островах, многие итальянцы начали инвестировать в торговые рейсы в Западную Африку, хотя инфант был полон решимости настоять на том, что торговцы должны плавать только по его лицензии.
   Несоблюдение этих правил жестоко наказывалось. В 1454 г. генуэзец, торговавший в Гвинее, был захвачен в плен на борту кастильской каравеллы, и в наказание ему отрубили руки, а кастильец по имени де Прадо был сожжен заживо как пират, - его преступление заключалось в том, что он продавал оружие маврам 84.
   Подробный отчет о торговле в Западной Африке в 1450-х гг. представлен в рассказе о двух торговых путешествиях, написанном Кадамосто. Он ясно дает понять, что первоначальные надежды на доступ к торговле золотом в Сахаре, которые привели к основанию фактории Аргуим, теперь угасли, и что наиболее прибыльным видом торговли стала работорговля. Рабами торговали с королями Сенегала, Гамбии и устьев Рио-Гранде, а португальские и итальянские корабли плавали вверх по рекам вплоть до тех мест, куда доходил морской прилив. Торговля зависела от установления хороших отношений с африканскими правителями, и не было и речи о фортах, набегах за рабами или завоеваниях. Значительное внимание было уделено получению информации о торговых условиях в Западной Африке и обеспечению судов, посещающих побережье, самой последней информацией. Некоторые португальцы отважились забираться далеко вглубь страны - например, Диогу Гомеш провёл свою каравеллу вверх по Гамбии до большого рынка в Канторе на окраине империи Мали, откуда он привез в Португалию много информации о торговле золотом 85. Гомеш также приводит красочный отчет о торговых отношениях с западноафриканскими королями, рассказывая, как однажды:
   "Я упросил короля, его двенадцать главных вождей и восемь его жен прийти ко мне на обед на борту каравеллы, что они все и сделали, будучи безоружными, и я угостил их птицей и мясом, приготовленными по нашему обычаю, и вином, красным и белым, столько, сколько они хотели выпить"86.
   Португальцы также организовали систему переводчиков. Чернокожих африканцев, захваченных или купленных в Западной Африке, обучали португальскому языку, и они впоследствии сопровождали корабли, выступая в качестве переводчиков и даже торговых агентов, в то время как некоторые португальцы, побывавшие в Западной Африке, сдавали своих рабов в аренду в качестве переводчиков другим торговцам.
   Где-то в конце 1450-х гг. корабли, возвращавшиеся из торговых рейсов в Западную Африку, заметили острова Зеленого Мыса, и незадолго до своей смерти Энрике получил от короля сеньориальные права на эти недавно открытые острова. В 1462 г., после смерти инфанта, острова были пожалованы в качестве капитаний просителям, по крайней мере один из которых был предполагаемым первооткрывателем, генуэзцем Антонио де Ноли 87. Острова были необитаемы и находились далеко от Португалии, и организовать их заселение оказалось сложно, в отличие от быстрого развития Мадейры и Порту-Санту.
   Тем не менее, к 1466 г. на Сантьяго, самом большом из островов, обосновалась многочисленная община, которая успешно ходатайствовала о праве торговать напрямую с реками Гвинеи. Поселение в Рибейра-Гранде в Сантьяго было первым из португальских заморских сообществ, развившим собственный независимый импульс к экспансии и продемонстрировавшим сильное желание действовать без какого-либо контроля со стороны Лиссабона.
   Модель коммерческой эксплуатации, установленная Энрике, заключалась в том, что монополией в торговле пользовался член королевской семьи, который затем использовал свою концессию, выдавая лицензии на отдельные рейсы или сдавая в аренду отдельные отрасли торговли другим людям, часто генуэзцам или венецианцам, у которых был торговый капитал. Эта политика продолжалась и после смерти Энрике; его племянник Фернандо унаследовал его права на острова, хотя монополия на торговлю вернулась к Короне. Афонсу назначил чиновников своего двора для управления этой торговлей, в которой торговля рабами была, безусловно, самой важной статьей, и был сделан еще один небольшой шаг к установлению системы королевских торговых монополий, которые позже дон Мануэл пытался навязать в Индийском океане 88.
   Таким образом, смерть Энрике не ознаменовала какого-либо серьезного разрыва с прошлым. И только в 1469 г., когда было принято решение передать все права Короны на торговлю с Гвинеей в аренду лиссабонскому купцу Фернану Гомешу, произошло изменение политики, которое должно было иметь важные последствия.
  
   Заключение
  
   К 1469 г. португальцы приобрели два порта на марокканском побережье, основали процветающие поселения на Мадейре и Порту-Санту и начали заселение Азорских островов и островов Зеленого Мыса. У них была налаженная торговля на реках Сенегал, Гамбия и Рио-Гранде, а также постоянная торговая станция на побережье Сахары в Аргуиме, где после смерти Энрике Сойро Мендес д'Эвора, придворный Афонсу, построил замок 89. Португальский и итальянцы отправились вглубь страны, на окраины великих государств Нигера. Торговля золотом, слоновой костью, перцем малагетта, циветтой и рабами процветала и оказалась достаточно успешной, чтобы дон Афонсо в 1457 г. смог отчеканить новую золотую монету - крузадо, соответствующую по стоимости венецианскому дукату. Члены королевской семьи обеспечили себе торговые монополии, сеньориальные привилегии и контроль над духовными правами в новых заселенных территориях и открыли систему использования этих привилегий путем выдачи лицензирий итальянским и португальским торговцам.
   Хотя притязания Португалии на Канарские острова все еще активно оспаривались, ее обширные права и привилегии в других группах островов и в торговле с Гвинеей были защищены папскими буллами.
   Несмотря на эти заметные достижения, очевидно, что западноафриканская торговля и островные поселения оставались второстепенными по отношению к интересам королевской семьи и знати, и ни в коем случае не было предрешено, что это коммерческое предприятие будет продолжаться. Все еще было возможно, что интерес к нему ослабнет, как это, по-видимому, произошло после ранней фазы экспансии в XIV в. То, что этого не произошло, а экспансия, напротив, продолжала развиваться, объяснялось совпадением ряда факторов - предприимчивостью Фернана Гомеша, началом новой войны с Кастилией, открытием действительно значительного источника золота на побережье Мины, решимостью инфанта Жуана, позже дона Жуана II, более эффективно организовать зарубежное предприятие, а также продолжающимся давлением эмиграции из Португалии на острова и с самих островов в материковую Африку.
  
   Примечания
  
   1 Capistrano de Abreu, Chapters of Brazil's Colonial History 1500-1800, trans. Arthur Brakel (Oxford University Press, Oxford, 1997), p. 20.
   2 R.J.Mitchell, The Spring Voyage (John Murray, London, 1965); обзор путешествий торговцев и монахов-миссионеров в Среднюю Азию и Китай см. в J.R.S.Phillips, The Medieval Expansion of Europe (Oxford University Press, Oxford, 1988).
   3 E.Ashtor, The Economic Decline of the Middle East during the Later Middle Ages-An Outline', Asian and African Studies, 15 (1981), pp. 253-86, перепечатано в журнале Technology, Industry and Trade (Ashgate, Aldershot, 1992).
   4 G.V.Scammell, `The Genoese', in The World Encompassed (Methuen, London, 1981), chapter 4.
   5 Baillie W.Diffie and George D.Winius, Foundations of the Portuguese Empire 1415-1580 (Oxford University Press, Oxford, 1977), p. 14.
   6 Об этом эпизоде и связанной с ним библиографии см. A.H.de Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, Nova Hist"ria da Expans"o Portuguesa II (Editorial Estampa, Lisbon, 1998), рр. 33-4.
   7 Baillie W.Diffie, Prelude to Empire. Portugal Overseas before Henry the Navigator (University of Nebraska Press, Lincoln, 1960), pp. 50-1.
   8 E.Ashtor, `Jews in the Mediterranean Trade in the Later Middle Ages', in Technology, Industry and Trade (Ashgate, Aldershot, 1992), pp. 159-78.
   9 Scammell, The World Encompassed, p. 164; Phillips, The Medieval Expansion of Europe, p. 150.
   10 `Letter of Antonio Malfante', in G.R.Crone, ed., The Voyages of Cadamosto (Hakluyt Society, London, 1937), pp. 85-90.
   11 Duarte Pacheco Pereira, Esmeraldo de situ orbis, ed. George H.T.Kimble (Hakluyt Society, London, 1937), p. 40.
   12 P.E.Russell, Prince Henry `the Navigator': A Life (Yale University Press, New Haven, 2000), pp. 37-8; Diffie, Prelude to Empire, p. 50.
   13 E.Ashtor, `The Levantine Sugar Industry in the Later Middle Ages-An Example of Technological Decline', Israel Oriental Studies, 7 (1977), pp. 226-80 перепечатано в Technology, Industry and Trade (Ashgate, Aldershot, 1992).
   14 Hugh Thomas, The Slave Trade (Picador, London, 1997), p. 59.
   15 `The Route to India, 1497-8', in Charles Ley, ed., Portuguese Voyages 1498-1663 (Everyman, London, 1947), p. 16.
   16 P.D.A.Harvey, Medieval Maps (British Library, London, 1991), pp. 39-49.
   17 E.W.Bovill, The Golden Trade of the Moors, 2nd edition (Oxford University Press, Oxford, 1968), фронтиспис и с. 90.
   18 О средневековых европейских путешественниках в Африке и на Дальнем Востоке см. Boies Penrose, Travel and Discovery in the Renaissance (Harvard University Press, Cambridge, MA, 1952), pp. 14-28.
   19 R.B.Chamberlain, `Castilian Background to the Repartimiento-Encomienda', American Anthropology and History, 25 (1939), pp. 23-53.
   20 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, p. 44.
   21 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, p. 48.
   22 Phillips, The Medieval Expansion of Europe, pp. 145, 155.
   23 P.E.Russell, `Portuguese Galleys in the Service of Richard II 1385-1389', in P.E. Russell, Portugal, Spain and the African Atlantic 1343-1490 (Ashgate, Aldershot, 1995).
   24 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, pp. 40-1; Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, pp. 15-17; Lu"s de Albuquerque, Introdu""o a hist"ria dos descobrimentos portugueses, 4th edition (Europa-America, Lisbon, 1984), pp. 40-7.
   25 О торговле Португалии с Марокко см. Albuquerque, Introdu""o " hist"ria dos descobrimentos portuguese, глава 3.
   26 Vitorino Maghal"es Godinho, A economia dos descobrimentos henriquinos (S" da Costa, Lisbon, 1962), p. 23.
   27 Albuquerque, Introdu""o " hist"ria, dos descobrimentos portugueses, pp. 159-63.
   28 Godinho, A economia dos descobrimentos henriquinos, pp. 26-7.
   29 G.C.Macaulay, ed., The Chronicles of Froissart (Macmillan, London, 1913) pp. 399-402.
   30 Maria do Ros"rio Pimentel, `O escravo negro na sociedade portuguesa at" meados do s"culo XVI', Congresso Internacional Bartolomeu Dias e a sua "poca, (Comiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Porto, 1989), vol. IV, p. 167.
   31 Virginia Castro e Almeida, ed., Conquests and Discoveries of Prince Henry the Navigator (Allen and Unwin, London, 1936), p. 33.
   32 Об этих событиях см. P.E.Russell, English Intervention in Spain and Portugal in the Time of Edward III и Richard II (Clarendon Press, Oxford, 1955).
   33 Этот раздел взят из книги M.Newitt, `The Portuguese Nobility and the Rise and Decline of Portuguese Military Power 1400-1650', in D.J.B.Trim, ed., The Chivalric Ethos and the Development of Military Professionalism (Brill, Leiden, 2003), pp. 89-116.
   34 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, pp. 12-15.
   35 Jo"o Gouveia Monteiro, A guerra em Portugal nos finais da idade media (Notic"as, Lisbon, 1998), p. 34.
   36 Monteiro, A guerra em Portugal nos finais da idade m"dia pp. 79-84.
   37 Jo"o Ramalho Cosme and Maria de Deus Manso, `A ordem de Santiago e a expans"o portuguesa no s"culo XV', in As ordens militares em Portugal (C"mara Municipal de Palmela, Palmela, 1991), pp. 43-56; также опубликовано в Estudos de hist"ria da expans"o portuguesa (Colibri, Lisbon, 1992 г.).
   38 О роли орденов в зарубежной экспансии см. Sanjay Subrahmanyam, The Career and Legend of Vasco da Gama, (Cambridge University Press, Cambridge, 1997), глава 2; также Henrique de Gama Barros, Hist"ria da Publica administra""o em Portugal nos s"culos XII a XV, 11 томов (S" da Costa, Лиссабон), vol. 2, стр. 339-40.
   39 Monteiro, A guerra em Portugal nos finais da idade m"dia p. 61.
   40 D.Lomax and R.J. Oakley, eds., The English in Portugal 1367-87 (Aris and Phillips, Warminster, 1988), p. 69. Эта книга состоит из выдержек из хроник Фернана Лопиша.
   41 Monteiro, A guerra em Portugal nos finais da, idade m"dia, pp. 44-58.
   42 Francisco Bethencourt and Kirti Chaudhuri, eds., Hist"ria da expans"o portuguesa, 5 vols (Tema e Debates, Lisbon, 1998), vol. 1, p. 120.
   43 Gomes Eannes de Azurara, The Chronicle of the Discovery and Conquest of Guinea, ed. C.R.Beazley and E.Prestage, 2 vols (Hakluyt Society, London , 1896), vol. 1, p. 48.
   44 Lu"s Felipe Thomaz, De Ceuta, a Timor (Diffel, Carnaxide, 1994), глава 1.
   45 Dejanirah Couto, `Quelques observations sur les ren"gats portugais en Asie au xvie si"cle', Mare Liberum, 16 (1998), p. 65.
   46 Malcolm Letts, ed. and trans., The Diary of J"rg von Ehingen (Oxford University Press, London, 1929), pp. 32-7.
   47 См.обсуждение в Carlo Cipolla, Guns and Sails in the Early History of European Expansion 1400-1700 (Collins, London, 1965).
   48 Weston F.Cook, The Hundred Years War for Morocco (Westview, Boulder, CO, 1994).
   49 Monteiro, A guerra em Portugal nos finais da idade m"dia, p. 139.
   50 Walter de Gray Birch, ed., The Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, 4 vols (Hakluyt Society, London, 1875-84), vol. 3, pp. 48-9, 100.
   51 Macaulay, ed., The Chronicles of Froissart, pp. 351-2.
   52 Ant"nio Sergio, Breve interpreta""o da hist"ria de Portugal (S" da Costa, Lisbon, 1978), p.29.
   53 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, pp. 22-6.
   54 Castro e Almeida, Conquests and Discoveries of Henry the Navigator, p. 42.
   55 См.недавнее обсуждение этого в Russell, Prince Henry the Navigator, pp. 33-6.
   56 Phillips, The Medieval Expansion of Europe, p. 155.
   57 Castro e Almeida, Conquests and Discoveries of Henry the Navigator, p. 39.
   58 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, p. 49.
   59 Albuquerque, Introdu""o a hist"ria, dos descobrimentos portugueses, p. 89.
   60 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, p. 59.
   61 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, p. 44.
   62 Об истории семьи Перестрелло на португальской службе см. Carmen M.Radulet, `Os Italianos nas rotas do com"rcio oriental (1500-1580)', in Arturo Teodoro de Matos and Lu"s Filipe Thomaz, eds., A carreira da "ndia e as rotas dos estreitos (Actas do VIII Semin"rio Internacional de Hist"ria Indo-Portuguesa, Angra do Hero"smo, 1998), pp. 257-2.
   63 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, pp. 49-61.
   64 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, pp. 64-5.
   65 Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 2.
   66 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 74.
   67 Azurara, The Chronicle of the Discovery and Conquest of Guinea, vol. 1, p. 184.
   68 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, pp. 66-71.
   69 Цит.по M.Newitt, `Prince Henry and the Origins of Portuguese Expansion', in M.Newitt, ed., The First Portuguese Colonial Empire (University of Exeter, Exeter, 1986), p. 29.
   70 Godinho, A economia dos descobrimentos henriquinos, pp. 181-8.
   71 Например, Ant"nio Borges Coelho, Ra"zes da expans"o portuguesa (Livros Horizonte, Лиссабон, 1964), выдержавший пять изданий в период с 1964 по 1985 год.
   72 Azurara, The Chronicle of the Discovery and Conquest of Guinea, p. 261.
   73 Charles E.Nowell, `Prince Henry the Navigator and his Brother Dom Pedro', Hispanic American Historical Review, 28 (1948), pp. 62-7; см. также Jo"o Paulo Oliveira e Costa, `D.Afonso V e o Atl"ntico a base do projecto expansionista de D.Jo"o II', Mare Liberum, 17 (1999), pp. 39-71, примечание 17, и обсуждение в Thomaz, De Ceuta a Timor, рр. 150-1.
   74 Russell, Prince Henry `the Navigntor': A Life, `Introduction'.
   75 J.Bensaude, A cruzada do Infante Dom Henrique (Ag"ncia Geral das Col"nias, Lisbon, 1946).
   76 P.E.Russell, `Prince Henry the Navigator', Diamante, 11 (1960), p. 15.
   77 J.Verissimo Serr"o, Hist"ria de Portugal, vol. 2 (Editorial Verbo, Lisbon, 1977), pp. 204, 272-9.
   78 Цит.по Russell, `Prince Henry the Navigator', p. 22.
   79 `The Voyages of Diogo Gomes', in Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 98.
   80 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire 1415-1580, pp. 114-15.
   81 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, pp. 75-6.
   82 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, pp. 73-4.
   83 Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 5.
   84 J.W.Blake, Europeans in West Africa, 2 vols (Hakluyt Society, London, 1946), vol. 1, p. 200; `The Voyages of Diogo Gomes', in Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 102.
   85 `The Voyages of Diogo Gomes', in Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 94.
   86 `The Voyages of Diogo Gomes', in Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 98.
   87 `The Voyages of Diogo Gomes', in Crone, The Voyages of Cadamosto, pp. 100-2.
   88 Oliveira e Costa, `D.Afonso V e o Atl"ntico a base do projecto expansionista de D.Jo"o II', pp. 53-5.
   89 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 72.
  
   2
   Португальская экспансия, 1469-1500 гг.
  
   После 1469 г. расширение португальских предприятий в Африке набрало обороты, и за последующие двадцать лет все западное побережье Африки вплоть до мыса Доброй Надежды было посещено, исследовано и нанесено на карту. Возможно, что еще более важно, португальцы получили представление о системе ветров Южной Атлантики и составили таблицы солнечного склонения, которые сделали возможным точный расчет широты. В эти годы португальская Корона успешно утвердила свой контроль над всей европейской торговлей с Западной Африкой, но в то же время она начала сталкиваться с вызовом своей монополии со стороны собственных граждан, поселившихся на островах. К 1500 г. растущая конкуренция между коммерческими интересами Короны и интересами островных поселенцев и торговцев создала новую динамику экспансии, которая была совершенно непредвиденной ранее в этом столетии. Неофициальная контрабандная империя возникала параллельно с развитием официального предприятия Короны. Ученик чародея обнаружил, что не может контролировать силы, которые он выпустил на волю.
  
   Возобновление интереса к Марокко и Кастилии
  
   В течение тридцати лет после смерти дона Педру в 1449 г. экспансия в Северную Африку имела приоритет над любой дальнейшей экспансией вдоль побережья Африки на юг. Дон Афонсу V, его брат Фернандо и ведущие дворяне, составлявшие его окружение, пошли по стопам инфанта дона Энрике и сохранили первостепенный интерес к военным экспедициям в Марокко 1. Для португальской знати это означало возвращение к политике Реконкисты со всеми вытекающими отсюда последствиями в плане статуса, добычи и продолжения важной роли в остальном в значительной степени архаичного класса конных рыцарей. Для короля это означало создание нового королевства по ту сторону Гибралтарского пролива. 1460-е годы предоставили португальцам важную возможность для дальнейшей экспансии, поскольку султанат Маринидов в Фесе распадался, а его политическая фрагментация в сочетании с доминированием местных религиозных лидеров означала, что согласованное сопротивление со стороны марокканских вождей было маловероятным. Экспедиция против Танжера в 1463-1464 гг., возглавляемая самим королем, провалилась, но в 1468 г. большая армия под командованием инфанта Фернандо разграбила город Анафе. Три года спустя португальцы смогли организовать успешную десантную атаку на Арзилу, которая пала после ожесточенного боя 2. С падением этого города Танжер был покинут его жителями и также попал в руки португальцев. Португалия теперь контролировала четыре порта на атлантическом побережье Марокко, и Афонсу ознаменовал этот триумф принятием более грандиозного королевского титула, назвав себя "королем Португалии и Алгарви по эту сторону и за морем в Африке": для простых португальцев в последующих поколениях он стал просто "O Africano [Африканец]".
   С бывшим правителем Танжера было подписано двадцатилетнее перемирие, которое дало португальцам эффективный контроль над значительной частью северного побережья Феса, а также были достигнуты соглашения с местными мавританскими лидерами, которые начали принимать португальский протекторат и стали известны как mouros de pas (мирные мавры). За заключением мира последовала быстрая коммерческая экспансия в Марокко, большая часть контрабандной торговли велась без надзора и контроля короля. Как всегда в Португалии, неформальная империя расширялась параллельно с официальной, но двигалась в своем собственном ритме и отвечала своим собственным целям 3.
   Однако в очередной раз любая идея возобновления реконкисты в сколько-нибудь значительном масштабе была отложена, поскольку на горизонте вновь появилась перспектива объединения корон Кастилии и Португалии. У Энрике IV Кастильского была только одна дочь Хуана в качестве наследницы, и после его смерти в 1474 г. кастильское дворянство разделилось на сторонников Хуана и сторонники сестры Энрике, Изабеллы, которая в 1469 г. вышла замуж за Фердинанда Арагонского. Партия Хуаны обратилась к Португалии за помощью, которая должна была быть скреплена браком и союзом двух корон, и в 1475 г. португальские войска вторглись в Кастилию. Последующая война закончилась неудачно для Португалии, армия которой потерпела поражение в битве при Торо, после чего большая часть кастильской знати покинула дело Хуаны. Затем Афонсу V предпринял тщетную попытку заручиться поддержкой Франции и Бургундии и лично отправился ко двору Людовика XI в сопровождении, среди прочих, Перо де Ковильяна, который должен был стать самым известным секретным агентом своего времени. Внутренние дела были оставлены в умелых руках инфанта Жуана, и он вместе с португальской знатью продолжали заниматься кастильскими делами до тех пор, пока в конечном итоге не был подписан Алькасовский мир в 1479 г.4
  
   Контракт Фернана Гомеша
  
   Войны в Марокко и Кастилии помешали Короне предпринять какие-либо крупные инициативы по развитию западноафриканской торговли, которая в то время не вносила сколько-нибудь важного вклада в королевские доходы. В 1469 г. Афонсу передал в аренду большую часть монополии Короны на торговлю с Гвинеей Фернану Гомешу, "уважаемому жителю Лиссабона", который поступил на королевскую службу 5. Гомеш платил 200 000 рейсов в обмен на монополию и обязался ежегодно открывать еще 100 лиг африканского побережья. Размер платежа Гомеша и относительную незначительность торговли Гвинеи для Короны в тот период можно рассматривать в некоторой перспективе, поскольку известно, что в 1473 г. доходы португальской Короны составили 47 миллионов рейсов - сумма, уплаченная Гомешем за аренду, составляла всего 0,4 процента королевского дохода. Аренда Гомиша не распространялась на торговлю с реками верхней Гвинеи, которая уже была открыта для поселенцев острова Сантьягу, как и первоначально на торговлю в Аргуиме, которая была сдана в аренду другим подрядчикам, хотя позже он арендовал торговлю в Аргуиме еще за 100 000 рейсов. Корона также сохранила монополию на весь цибетин и перец малагетта и покупала всю слоновую кость у Гомеша по особенно низкой цене.
   Похоже, что Гомеш действовал по своему контракту несколько иначе, чем Энрике. Вместо того, чтобы довольствоваться выдачей лицензий любому отдельному торговцу, который обратился бы к нему с этой просьбой, Гомеш организовал большой ежегодный торговый флот численностью до двадцати судов. Один или два из этих кораблей отправлялись на разведку вдоль побережья, в то время как остальные торговали в устьях различных рек Западной Африки. Гомеш смог нанять лучших кормчих и продолжал нанимать людей из королевского двора, тем самым подтвердив традиционную связь фидалгуш и мелкой знати с африканским предприятием. Вполне возможно, что именно генуэзский капитал позволил Гомесу профинансировать свое предприятие, поскольку он разрешил генуэзским купцам путешествовать со своим флотом, и торговая станция, основанная в одном месте на побережье, недалеко от Рио-де-Сестос, получила название Ресгейт-ду-Дженовезе, потому что именно генуэзцы первыми высадились там 6. Как бы ни была организована система, она работала чрезвычайно эффективно. Контракт вступил в силу в 1470 г., а в следующем году Жуан де Сантарен и Перо де Эскобар с помощью своих лоцманов достигли побережья современной Ганы и смогли сообщить о наличии значительного количества золота. В течение следующих трех лет другие капитаны, находившиеся на службе у Гомеша, Перо де Синтра, Лопо Гонсалвиш, Руй де Секейра и Фернанду По, проплыли вдоль побережья до Гвинейского залива, причем последний из названных капитанов открыл в 1472 г. остров, который позже стал носить его имя 7.
   Пока на карту наносились сотни лиг береговой линии, торговые суда Гомеша начали открывать новые рынки золота и рабов. Его успех принес ему богатство и рыцарское звание с разрешением добавить "да Мина" к своему имени. В 1473 г. он договорился о продлении своего контракта на один год и купил у короля право торговать перцем малагетта за 100 000 рейсов. Однако этот период мирной экспансии и прибыльной торговли оказался недолгим. В мае 1475 г. Афонсу предпринял необдуманную попытку выдвижения претензий на кастильский трон, и последовавшая за этим война привела к тому, что кастильцы оснастили несколько флотов для налетов на португальские суда, грабежа островных поселений и попыток вырвать торговлю с Гвинеей из рук Португалии.
   Подобный вызов не должен был стать неожиданностью для португальцев. С начала XV в. в экспансию в Западную Африку были вовлечены и другие народы, помимо португальцев. Венецианцы и генуэзцы получили значительные торговые привилегии благодаря сотрудничеству с португальцами и вполне могли быть основными инвесторами в первых поселениях и торговых плаваниях. Однако кастильцы, фламандцы и французы были менее склонны работать в рамках португальских королевских монополий и бросали вызов португальскому доминированию. Соперничество было наиболее очевидным на Канарских островах, где португальцы постепенно были вынуждены отказаться от своих претензий на острова, заселенные кастильцами и французами. В торговле с Гвинеей позиции Португалии были намного сильнее и еще больше укрепились в 1450-х гг. благодаря папским буллам. Тем не менее, похоже, в портах Андалусии было организовано несколько торговых и каперских экспедиций в этот регион. Например, в 1453 г. флот кастильских каравелл был отправлен для торговли в Гвинею. Португальцы подстерегли этот флот и захватили одно из судов, инцидент, который привел к шквалу претензий и встречных исков по поводу того, кто имел право торговать в этом регионе. По приказу Энрике с отдельными нарушителями быстро расправлялись, а в 1460 г. андалузец по имени де Прадо был отправлен в кандалах в Португалию и сожжен в Порту как пират 8. Хотя кастильцев, которые были готовы плавать по лицензии португальцев, не только терпели, но и положительно поощряли, независимые кастильские торговые рейсы продолжались, а после того, как португальцы обнаружили наличие золота на побережье Мины, судовладельцы из Фландрии и Кастилии пытались получить свою долю в торговле. В 1475 г. корабль с командой, набранной в Нидерландах, но капитаном которого был кастилец, успешно торговал на побережье Мины, но потерпел крушение на берегу, где весь экипаж был убит (и съеден, как радостно утверждали португальцы) местными жителями.
   Начавшаяся между Португалией и Кастилией в 1475 г. война превратила торговое соперничество в прямую военную конфронтацию. Изабелла объявила, что те, кто захватит португальские корабли, получат значительные награды, и назначила специального чиновника для распоряжения "призами" и взимания королевской пятой части дохода от торговли с Гвинеей 9. Из-за кастильской угрозы Фернан Гомеш сообщил инфанту Жуану, которому король передал права на торговлю с Гвинеей в 1473 г., что он не может продолжать платить по своему контракту. Принц аннулировал платеж, но потребовал от Гомеша лично принять командование над флотом из двадцати кораблей, который должен был выйти из Лиссабона зимой 1475 г. и достичь побережья Мины раньше кастильцев, которые, как было известно, планировали отправить свой флот для торговли в Мину. Право командовать кастильской экспедицией в Гвинею оспаривалось между герцогом Медина-Сидония, желавшим обеспечить суверенитет над островами Зеленого Мыса, и маркизом Кадисским. Маркиз не только пытался помешать экспедиции Медины-Сидонии отплыть, но даже послал корабли, чтобы предупредить португальцев. Поскольку кастильцам было трудно собрать деньги и снарядить корабли, и поэтому они отплыли слишком поздно, чтобы добраться до Гвинеи, они изменили цель своей экспедиции и приготовились подстерегать португальские каравеллы по возвращении. Но даже эта попытка оказалась неудачной, и флот в конечном итоге был отправлен для нападения на острова Зеленого Мыса. Кастильцы заняли три острова и увезли триста пленников, в том числе Антонио де Ноли, капитана-донатария Сантьяго 10. Затем испанская знать поссорилась из-за выкупа за де Ноли, и Медина-Сидония заявил, что он должен принадлежать ему по праву, поскольку он теперь был сеньором острова. Впоследствии нескольким кастильским кораблям удалось совершить успешные рейсы за рабами в Западную Африку, а один из них даже вернулся со слоном 11.
   Однако в 1478 г. португальцы застали врасплох тридцать пять кастильских кораблей, возвращавшихся из Мины, и захватили их и все их золото. Предполагалось, что полученной добычи хватит для финансирования португальской военной экспедиции в Испанию, в то время как пленники были обменены на пленных, находившихся в руках кастильцев 12. Еще одна экспедиция фламандцев и кастильцев в Мину, предпринятая Эсташем де ла Фоссе, была перехвачена четырьмя португальскими каравеллами в 1480 г. Де ла Фоссе был возвращен в Португалию, где избежал казни только благодаря побегу из тюрьмы.
   Учитывая все обстоятельства, неудивительно, что португальцы вышли победителями из этой первой морской колониальной войны. Они были гораздо лучше организованы, чем кастильцы, смогли собрать деньги для подготовки и снабжения своего флота и имели четкое центральное руководство со стороны Гомеша и инфанта Жуана. Тем временем кастильцам мешало разделенное командование, неадекватная организация и ожесточенное соперничество между различными портами и их благородными покровителями. Сохранившиеся отчеты о безуспешных попытках Кастилии бросить вызов португальцам ясно дают понять, что многие трудности, которые должны были возникнуть двадцать лет спустя после открытий Колумба, уже преследовали кастильские заморские предприятия. Изабелла, со своей стороны, была озабочена не столько урегулированием местного соперничества или созданием жизнеспособной организации, сколько обеспечением королевской пятой части любой добычи, которая могла быть захвачена. Она издала приказ, чтобы каждую экспедицию сопровождал королевский чиновник, как она и Фердинанд позже поступали в Новом Свете.
   Война с Кастилией была прекращена Алькасовашским договором 1479 г. По этому договору португальцы отказались от своих прямых претензий на трон Кастилии, согласившись на помолвку Афонсу (сына инфанта Жуана) с маленькой дочерью Изабеллы; двое детей должны будут воспитываться вместе в португальском городе Моура под присмотром тети Изабеллы 13. Предполагалось, что этот брак в конечном итоге приведет к объединению всех трех королевств - Жуан, как и другие короли Ависского дома, был заинтересован в обмене независимости Португалии на дальнейшее усиление своей династии. Хуану должны были заточить в монастыре в Португалии. Португальцы также отказались от претензий на Канарские острова, но взамен подтвердили свой суверенитет над Мадейрой, Азорскими островами и островами Зеленого Мыса и, что еще более важно, над всей торговлей с Гвинеей. Португальский король, понимая, что борьба за контроль над торговлей в Гвинее решительно склонилась в его пользу, издал приказ, согласно которому экипажи всех кораблей-нарушителей, которые будут захвачены в будущем, должны быть немедленно брошены в море - так, чтобы это "стало хорошим уроком для тех, кто услышит или узнает об этом", утверждая, с виортуозной казуистикой того времени, что они тем самым "умрут естественной смертью"14.
   Война с Кастилией и борьба за контроль над торговлей с Гвинеей стали определяющей вехой в истории португальской экспансии. Открытие наличия золота в Мине в 1471 г. открыло возможности для коммерческого обогащения, намного превосходящие небольшие прибыли, получаемые до того времени от торговли с использованием одного корабля. Хотя королевские права на торговлю с Гвинеей и островами были переданы инфанту Жуану в 1473 г., именно угроза, которую кастильцы представляли для этой торговли после начала войны в 1475 г., убедила инфанта в том, что Короне необходимо взять под прямой контроль саму торговлю золотом, чтобы иностранные нарушители могли быть навсегда исключены, а Корона смогла получить максимальную прибыль от этих открытий. Твердое руководство и сильная организация, которые Португалия продемонстрировала в морской войне с Кастилией, во многом были обязаны способностям и решимости нового человека, вставшего у руля государства.
   Сам Алькасовашский договор имел первостепенное значение. До 1479 г. Кастилия и Португалия были ярыми соперниками на Канарских островах, и Кастилия была готова бросить вызов Португалии за право отправлять корабли для торговли в Западную Африку и даже за суверенитет над островами Зеленого Мыса. Теперь этому противостоянию пришел конец. Договор 1479 г. был первым из трех договоров о разделе, согласно которым Кастилия и Португалия урегулировали свои колониальные разногласия путем переговоров. Это было соглашение, которое отражало реалии политической, военно-морской и торговой мощи. Португалия так и не смогла реализовать свои претензии на Канарские острова и в конце концов была вынуждена признать право Кастилии на них; кастильцы аналогичным образом признали притязания Португалии на другие острова Атлантического океана - разделение суверенитета, которое продолжается до настоящего времени. Этот договор о разделе, вкупе с пониманием того, что отвоеванное Марокко также будет разделено между Кастилией и Португалией в Гибралтарском проливе, не только оказался прочным, но и принес португальцам неоценимую пользу. В течение более ста лет после заключения этого договора экспансия Португалии не оспаривалась ни одним европейским государством, и ее империя могла расти таким образом, который был бы невозможен, если бы ей бросил вызов хорошо вооруженный противник. Португальцы смогли развивать каботажное судоходство, заключать неформальные союзы с прибрежными правителями, основывать многочисленные небольшие торговые фактории и сельскохозяйственные поселения на островах. Это была империя, которой после 1479 г. не нужно было тратить много средств на оборону и которая могла позволить себе роскошь расширяться и распределять свои ресурсы для создания уникальной сети коммерческих контактов. Действительно, сразу после Алькасоваша главная угроза португальской Короне исходила не от какого-либо европейского соперника, а от ее собственных подданных на островах.
  
   Островные поселения
  
   Португальская колонизация Мадейры и Порту-Санту началась в 1420 г., когда дон Жуан I призвал двух рыцарей вместе с итальянским авантюристом по имени Бартоломеу Перестрелло, принадлежавшим ко двору инфанта Жуана, основать поселения, потому что он боялся, что кастильские авантюристы, посещавшие острова, начнут претендовать на них, как они претендовали на Канары. Менее сотни колонистов, в основном набранных в Алгарве, основали первые поселения, и их непосредственное влияние на эту девственную землю было предвестием разрушений, которые европейские поселенцы позже нанесли в Америке, Тихоокеанском регионе и Африке. Как писал венецианец Кадамосто о Мадейре, "когда она была впервые открыта... не было ни фута земли, который не был бы полностью покрыт огромными деревьями. Поэтому прежде всего необходимо было... сжечь их, и долгое время этот огонь яростно бушевал над островом. Первый пожар был настолько велик, что [Зарку], находившийся тогда на острове, был вынужден со всеми мужчинами, женщинами и детьми спасаться от его ярости и искать убежища в море"15.
   Совсем другая экологическая катастрофа произошла на Порту-Санту. Перестрелло, которому предоставили остров для поселения, привез с собой беременную крольчиху. В течение короткого времени расплодившиеся кролики заполонили остров, и первые поселенцы покинули его, поскольку весь их урожай был съеден прожорливыми грызунами.
   В 1433 г. инфант Энрике обеспечил сеньориальную юрисдикцию над островами, а церковные привилегии были переданы Ордену Христа, губернатором которого он был. Энрике разделил Мадейру на две наследственные капитании, которые он передал лидерам первых поселений, в то время как Перестрелло был утвержден капитаном Порту-Санту. Идея создания феодальных капитаний возникла в результате деятельности каталонских и французских авантюристов в восточном Средиземноморье и была институтом, которому предстояло сыграть важную роль в португальской экспансии. Капитаны-донатарии не могли сами владеть более чем ограниченным количеством земли и были обязаны сдавать пустующую землю в аренду поселенцам в соответствии с условиями lei das sesmarias XIV в. Они имели право взимать сеньориальные сборы с самой земли, с ветряных и водяных мельниц, с винных прессов и печей для выпечки хлеба. Они также могли облагать налогом рыболовство. В обмен на эти источники дохода на них возлагалась ответственность за управление и оборону островов. Сам Энрике сохранял определенные привилегии, в том числе права на работорговлю, в то время как Корона сохраняла юрисдикцию в делах, связанных с государственной изменой, ересью, фальшивомонетничеством и любыми преступлениями, совершенными дворянами.
   Баланс между правами, привилегиями и обязанностями был соблюден, и заселение островов шло быстрыми темпами. Чрезвычайное плодородие вулканической почвы в первые дни позволяло собирать огромные урожаи, а инвестиционный капитал был предоставлен генуэзцами, которые стремились использовать новые земли для выращивания сахара. К 1450-м гг. на островах было четыре городка, два из которых, Машику и Фуншал, получили статус vila. По оценкам Кадамосто, взрослое мужское население Мадейры в 1450-х гг. составляло около 800 человек. Острова экспортировали в Португалию пшеницу, сахар и растительный краситель, называемый кровью дракона, и начали выращивать виноград. Хотя основная торговля островов велась с Португалией, Мадейра практически с самого начала играла важную и независимую роль в коммерческой экспансии в Африке. Вскоре остров стал производить более 3000 тонн пшеницы в год, а пшеница была ценным товаром в торговле с Сахарой 16. Корабли из Португалии заходили, чтобы взять на борт ее груз перед отплытием в Африку. Мадейра также служила невольничьим рынком, и по мере развития сахарной промышленности она стала первой островной колонией, производящей сахар, в истории европейской экспансии. К концу века сахар стал доминирующей культурой. Существовало восемьдесят сахарных заводов (engenhos), производивших 100 000 арроб сахара в год, и Дуарте Пашеку Перейра рассказывал, что производители сахара ежегодно платили 30 000 крузадо в качестве десятины Ордену Христа 17. На пике своего развития между 1510 и 1520 гг. Мадейра могла похвастаться более чем 200 сахарозаводчиками, производящими 120-122 000 арроб сахара, и стала крупнейшим производителем сахара в мире.
   Азорские острова были пожалованы Энрике и Ордену Христа в 1439 г., но инфант Педру и герцог Браганса впоследствии получили в дар острова на архипелаге. Педру изо всех сил старался способствовать заселению Сан-Мигеля, перечисляя таможенные платежи за весь экспорт в Португалию, в то время как Энрике превратил свои острова в капитанства-донатарии по образцу островов Мадейры. До тех пор, пока желающие отправиться на острова были готовы принять условия Короны, не предпринималось никаких попыток ограничить колонизацию людьми португальского происхождения, и два пожалования капитаний, предоставленных Энрике, были сделаны в пользу уроженцев Фландрии: город Орта на острове Фаял был назван в честь Жосса ван Уэрты, который возглавил первую группу поселенцев в 1468 г. и чья дочь вышла замуж за Мартина Бехайма, а Терсейра была пожалована Хакоме де Брюгге 18. Доля фламандцев в составе населения была настолько велика, что даже в 1590-х гг. голландский писатель Линсхотен все еще мог называть Азорские острова "Фламандскими островами"19. Заселение островов поначалу шло медленно, и только после смерти Энрике в 1460 г. их экономическое развитие пошло успешно 20. Первоначально Азорские острова производили растительные красители, древесину и рыбу, но к концу века они также стали производить пшеницу и крупный рогатый скот на экспорт. Однако, поскольку их климат был неподходящим для крупномасштабного производства сахара или вина, они никогда не развивали плантационную экономику, основанную на рабстве, как на Мадейре.
   Общины на Мадейре и Азорских островах развивались под патронажем принцев из царствующего дома, и их торговля велась в основном с метрополией. Оппозиция Короне или соперничество с торговыми предприятиями Короны, очевидно, не стали фактором их развития. История островов Зеленого Мыса должна была быть несколько иной. Эти острова расположены в 300 милях от Кабо-Верде на африканском побережье, от которого и получили свое название. Двенадцать островов, которые образуют две отдельные группы (Барлавенто и Сотавенто, наветренные и подветренные острова), были замечены несколькими кораблями, возвращавшимися из региона Сенегала, и появление некоторых островов у африканского побережья на картах, составленных еще в 1413 году, может свидетельствовать о ранних наблюдениях архипелага. Это вполне соответствует идее о том, что полупиратские, полуторговые рейды совершались вплоть до Гвинеи в XIV в.21 Однако первые описания островов датируются только 1450-ми гг., и только в 1460 г. пять островов Сотавенто были систематически исследованы Диого Гомесом и генуэзцем Антонио де Ноли 22. На первый взгляд острова казались такими же привлекательными, как Мадейра или Азорские острова, и Кадамосто, высадившийся на Боавиште в 1457 г., отметил обилие птиц, рыб и черепахи и залежи соли.
   Однако острова Зеленого Мыса, хотя и имеют вулканическое происхождение, как Мадейра, и с одним действующим вулканом на острове Фого, сильно отличались от других архипелагов. Расположенные на той же широте, что и Сахара, они имели очень нерегулярные осадки. Когда шли дожди, острова могли поддерживать тропическое сельское хозяйство - выращивание сахарного тростника, хлопка и различных фруктов, но когда дожди прекращались, а они часто прекращались в течение многих лет подряд, все виды сельскохозяйственных культур увядали и погибали. Однако знание особенностей климата островов приходилось приобретать на собственном горьком опыте. Самый большой остров, Сантьяго, Энрике незадолго до своей смерти подарил Антонио де Ноли. После этого, в 1462 г., сеньориальная юрисдикция над островами была передана брату короля, инфанту Фернанду, унаследовавшему заморские интересы Энрике. Под его эгидой были исследованы оставшиеся пять островов Барлавенто и началась их раздача в качестве капитаний. Однако у португальских поселенцев не было большого желания эмигрировать на этот далекий архипелаг. В течение четырех лет Антонио де Ноли и члены его семьи содержали небольшое поселение в Рибейра-Гранде на острове Сантьяго, собирая дикорастущий хлопок для обмена в Гвинее на рабов, но, как говорилось в преамбуле к хартии привилегий 1466 г., "поскольку это место так далеко от наших королевств, люди не желают переезжать и жить там, если только им не будут предоставлены очень широкие привилегии и вольности и они не будут жить за его [короля] счет" 23. Поэтому в 1466 г. король предоставил поселенцам Сантьяго особые торговые права, позволив им торговать с реками Гвинеи, не обращаясь в Португалию за лицензиями, и отменив пошлины на товары, отправляемые в Португалию или на другие острова. Однако король закрепил за собой долю в 25 процентов от всей проводимой торговли. Аналогичные торговые привилегии и льготы были предоставлены первым поселенцам на Мадейре и Азорских островах, что еще больше привязало их к Португалии. На Кабо-Верде последствия хартии 1466 г. были совершенно иными.
   Только два острова были постоянно заселены в XV в. Сантьяго был разделен на две капитании, и один из капитанов, Диогу Афонсу, был также назначен капитаном Фогу и начал организовывать его поселение 24. Поскольку на острова Зеленого Мыса прибывало мало португальских или других европейских поселенцев, частным лицам, которые ввозили рабов для обработки земли, были предоставлены земельные владения. Это привело к появлению населения, которое в основном состояло из чернокожих рабов с небольшим сеньориальным классом белых и растущим числом свободных людей смешанной расы. Хотя там выращивали хлопок и сахар и разводили скот для снабжения торговых судов, вскоре стало ясно, что будущее островов будет зависеть от торговли с Африкой, а не с Португалией. Из хлопка, который первоначально экспортировался в сыром виде в Гвинею, вскоре стали ткать грубую ткань, предназначенную для африканского рынка, а соль, которую можно было в больших количествах добывать из месторождений Сала и Майо, также продавалась в Африке. Сахар перерабатывали в ром (грог), в том числе на экспорт в Африку. Взамен островитяне импортировали слоновую кость, цибет и перец малагетта, но в основном рабов. Эта коммерческая база их экономики позволила поселениям пережить наступление засухи, когда она произошла 25.
   Жители Кабо-Верде вели собственную торговлю по рекам Гвинеи вместе с кораблями, получавшими лицензии в Португалии и совершавшими двухмесячное плавание из Лагоса или Лиссабона. Острова стали торговыми базами, складами и бараками, а также местами, где можно было ремонтировать и даже строить корабли, и откуда быстрая переправа на материк, продолжавшаяся несколько дней, давала островитянам коммерческое преимущество, которым не пользовались те, кому приходилось неделями добираться из Португалии. Хотя в указе 1466 г. было совершенно ясно указано, что должностные лица, назначаемые Короной, должны были защищать королевские финансовые права, на практике система капитанов изолировала островитян от прямого контроля со стороны Лиссабона. Второе поколение метисов, возникшее в результате союза мужчин-португальцев и рабынь, имело более тесные связи с Африкой, чем с Европой. Они были непосредственно заинтересованы в торговле с Гвинеей, но почти ничего не знали о Португалии и поддерживали мало контактов с метрополией. Вскоре им предстояло обрести определенную степень независимости, которая должна была поставить под угрозу контроль Короны во всем Гвинейском регионе.
  
   Дон Жуан II
  
   Еще до окончания войны с Кастилией инфант Жуан взял на себя контроль над правительством Португалии - его отец фактически отказался от власти, когда отправился в свое необдуманное путешествие во Францию. Затем, после смерти своего отца в 1481 г., инфант сам стал королем. Он привнес энергию и целеустремленность в зарубежную политику Португалии и оказался столь же эффективным в развитии коммерческих возможностей в Западной Африке, как и Фернан Гомеш. Во время своего короткого четырнадцатилетнего правления он поставил португальскую экспансию на совершенно иную основу 26. Еще в 1473 г., еще будучи инфантом, Жуан получил контроль над правами Короны в Гвинее. Таким образом, именно он вел переговоры о продлении контракта Гомеша на следующий год и именно у него Гомеш потребовал освобождения от причитающихся с него выплат, ссылаясь на потери, понесенные в войне с Кастилией. В 1475 г. Жуан возглавил морскую войну против Кастилии, а когда в конце 1475 г. Гомеш отказался от своего контракта, ответственность принца распространилась на все вопросы, связанные с торговлей в Западной Африке и островами.
   Непосредственным приоритетом была победа в войне против Кастилии, но после того, как Алькасовашский договор подтвердил монополию португальской Короны на торговлю в Западной Африке, Жуану пришлось решать, как лучше всего использовать различные открывшиеся коммерческие возможности. Требовалась энергичная политика, поскольку, хотя права Португалии были признаны договором 1479 г., слухи об открытиях золота, циркулировавшие в Европе, вызвали большой интерес, и, вероятно, вскоре должны были появиться другие нарушители, желавшие попытать счастья. Дополнительным осложнением было то, что теперь была обнаружена еще одна группа островов. В 1472 г. Фернанду По открыл первый из Гвинейских островов, а в период с декабря 1478 г. по январь 1479 г. прямо на экваторе были открыты еще два острова, Сан-Томе и Принсипи.
   За предыдущие сорок лет португальские и итальянские торговцы накопили значительный опыт в прибрежной торговле. К концу 1440-х гг. от набегов на рабов отказались, поскольку черные короли Верхней Гвинеи были слишком сильны и слишком хорошо вооружены. Вместо этого португальцы и итальянцы создали торговые сети, поднимаясь вверх по течению судоходных рек и совершая пешие путешествия по ярмаркам и городам внутри страны. Однако отправка кораблей из Португалии по отдельности была неэффективным способом организации торговли, не в последнюю очередь потому, что чернокожие торговцы могли сбивать цены на европейские товары, натравливая одно судно на другое. Цены на европейские товары действительно быстро падали по мере приближения конца столетия. Если в 1450-х гг. Кадамосто обменял лошадь на четырнадцать рабов, то к концу века португальским торговцам везло, если они могли приобрести шесть или семь рабов. Одним из решений было создание постоянной фактории в Аргуиме, чтобы подрядчики могли вести торговлю в Сахаре круглый год, в то время как хартия привилегий 1466 г., предоставленная поселенцам Сантьяго, по сути, признавала важность сохранения постоянной базы на островах Зеленого Мыса, откуда можно было вести торговлю в Верхней Гвинее. Теперь Жуан стремился расширить эту систему путем создания ряда постоянных факторий (feitorias) в наиболее важных торговых пунктах региона.
   Португальский фактор был отправлен на 200 миль вглубь страны, на оазисный рынок в пустыне Вадан 27. Еще одна фактория была открыта в Канторе вверх по реке Гамбия и еще в 15 милях вверх по морскому заливу в Бинтимбо на побережье Сьерра-Леоне. Затем, в самом конце 1481 г., Жуан отправил крупную экспедицию с целью основать укрепленную факторию на побережье Мины. Решение о строительстве замка в Западной Африке, несомненно, было принято потому, что кастильцы и другие нарушители приходили с большими флотами для торговли на побережье. Золото Мины сулило значительное богатство тем, кто его эксплуатировал, и король был полон решимости обеспечить монополию на эту торговлю как против своих собственных подданных, так и против иностранных торговцев. Этому плану решительно воспротивились некоторые члены королевского совета, которые считали, несомненно, имея в виду опыт Марокко, что содержать замок будет слишком сложно и дорого, и Жуан столкнулся с общим нежеланием своих фидалгуш участвовать в этом предприятии. Однако в конце концов комендантом будущей крепости был выбран Диогу де Азамбужа, рыцарь Ависского Ордена. Из значительного опыта десантных экспедиций, который у них уже был, португальцы знали, как важно иметь возможность быстро укрепить любую захваченную позицию. Соответственно, большие urcas, или корабли снабжения, были загружены тесаным камнем, кирпичами, черепицей и цементным раствором для строительства крепости. В общей сложности из отправленных шестьсот человек было также сто каменщиков. Азамбужа отплыл впереди своего флота и выбрал место на побережье Мины, где была возвышенность и чистая, глубокая якорная стоянка. Там в январе 1482 г. началось строительство крепости. Местный правитель Квамена Анса был несколько удивлен, когда португальцы приступили к строительству своей крепости и города недалеко от его столицы, но его возражения были смягчены соответствующими подарками, и замок был быстро достроен, причем сам Азамбужа подал пример, участвуя в строительных работах 28.
   Строительство крепости в Мине (получившей название Сан-Жоржи-да-Мина или Эльмина) было большой авантюрой. Как показал опыт Марокко, такое предприятие легко могло закончиться катастрофой. Гарнизону, возможно, придется жить в осаде на зараженном малярией побережье в 2000 милях от Португалии, а торговцы могут отказаться приходить в форт, как это произошло в Сеуте и как позже должно было произойти в Софале на побережье Восточной Африки. Однако с самого начала королевская торговая фактория в Эльмине имела огромный успех. С соседними вождями поддерживались относительно мирные отношения, гарнизон братался с местным населением, все чаще приезжали торговцы золотом. В середине 1480-х гг. в среднем двенадцать кораблей в год совершали плавание из Лиссабона в Мину и обратно, и, по оценкам, только за 1487-1489 гг. в Лиссабон поступило 8000 унций золота. Между 1494 и 1496 гг. эта цифра возросла до 22 500 унций, а в начале следующего столетия португальцы построили вторую крепость и факторию в 30 милях вниз по побережью в Аксиме 29.
   Частично успех королевской торговой фактории в Эльмине объяснялся способностью королевских факторов поставлять на рынок товары, пользовавшиеся спросом у местного населения. Льняную и хлопчатобумажную ткань привозили из Северной Африки, а медные тазики и браслеты (manilhas) - из Европы, но португальцы вскоре обнаружили, что рынок нуждается в других товарах местного производства. Спросом пользовались рабы, а также бусы кори, раковины нзимбу (каури) и ткань из коры Конго, "такая же красивая, как любая, сделанная в Италии"30. Вскоре португальские корабли начали прочесывать побережье в поисках этих товаров и попутно открывали новые рынки и новые торговые возможности. Именно в этом контексте быстро растущей местной торговли было принято решение открыть факторию в дельте Нигера и заселить острова Гвинейского залива 31.
  
   Правление Жуана II в Португалии
  
   Как правитель Жуан II проявил энергию, ясность целей и безжалостность, что ставит его в один ряд с его современниками Генрихом VII Английским, Людовиком XII Французским, Изабеллой Кастильской или Фердинандом Арагонским. Он унаследовал корону, богатство которой было отчуждено Афонсу путем неоднократного пожалования титулов, земель и ten"as (пенсий) знати, в частности герцогам Браганса, чья власть стала соперничать с властью самой Короны 32. Представители рода Браганса, имевшие обширные интересы в Кастилии, доминировали в правительстве во время правления Афонсу, и именно их влияние побудило "О Африкано" сосредоточить свою энергию на завоеваниях в Марокко и на приобретении кастильской короны. Теперь Жуан стремился вернуть как можно большую часть утраченного наследия короны. Вступив на престол, он обязал дворянство принести новую клятву личной верности себе и положил начало процессу проверки титулов и привилегий. Аристократическая оппозиция этим мерам, естественно, объединилась вокруг Браганса, и в 1483 г. король нанес жестокий удар по ним и другим представителям знати, которые, как он правильно подозревал, имели предательские отношения с Кастилией во время войны. Сначала Жуан добился отмены пункта Алькасовашского договора, согласно которому его сын и наследник должен был жить взаперти в Моуре недалеко от кастильской границы, затем он приказал арестовать и казнить герцога, главу семьи Браганса, в Эворе, в самом сердце родовых владений семьи 33. В следующем году герцог Визеу, брат королевы и второй в очереди на престол, был заколот кинжалом самим королем после раскрытия еще одного предполагаемого заговора. За этими драматическими событиями последовала массовая конфискация земель и владений Браганса и изгнание других членов семьи 34.
   Жуан одним махом восстановил свою власть. Двадцать пять городов и крепостей, принадлежавших герцогу, открыли свои ворота перед королем, и говорили, что королевские чиновники теперь впервые могли беспрепятственно входить на земли или консельюш любого дворянина. Жуан также взял под свой контроль приграничные крепости Серпа и Моура, которые были переданы в руки кастильцев их командирами во время последней войны. Принимая меры против высшей знати, Жуан расширил практику удержания фидалгуш и представителей низшей знати при королевском дворе, а пожалования (tencas и comendas) и выплаты на проживание (moradias) помогли связать этот класс с Короной узами покровительства и корыстной лояльности. Однако, поскольку, по оценкам, таким образом содержалось около 2000 вассалов, король столкнулся с огромным финансовым бременем, а также с постоянно растущим спросом на должности, командование и военную работу 35.
   Таким образом, заморская экспансия предоставила королю крупный источник дохода и позволила ему оказывать покровительство, которого требовал его патримониальный абсолютизм. Королевская торговая фактория в Эльмине стала играть центральную роль в политике Жуана по восстановлению королевской власти в Португалии. До 1481 г. вклад торговли с Гвинеей в королевские доходы был незначительным, но поступления золота из Мины впервые дали королю доступ к надежному и растущему источнику дохода. В результате он перенес "Casa da Guin"" из Лагуша в Лиссабон, где он был переименован в "Casa da Guin" e Mina" и стал играть важную роль в снаряжении экспедиций и управлении королевскими монополиями.
  
   Путешествия с целью открытий
  
   Пока Азамбужа отправлялся строить крепость в Эльмине, Жуан готовил первое из трех крупных исследовательских путешествий, которые ему предстояло организовать. Однако было бы неправильно думать, что импульс к "открытиям" исходил прежде всего от короля, поскольку на самом деле ведущую роль играли частные предприниматели. Торговая деятельность португальцев, заселение островов и конфликт с Кастилией - все это привлекло внимание к новым возможностям для коммерческого богатства и политической власти, которые открылись в результате контракта с Гомешем. Теперь многочисленные искатели приключений решили попытать счастья, отправляясь в плавание самостоятельно или с португальскими лицензиями. Кто-то вернулся богатым, кто-то - с пустыми руками, другие встретили свой конец в африканских реках или в открытом море. Однако на смену им появлялись все новые авантюристы, и их амбиции подпитывались работой картографов, чьи карты все более смело строились на основе географической информации, полученной во время торговых путешествий вдоль побережья Африки. На ранних итальянских картах, таких как карты Бенинкасы, были изображены группы островов, лежащие западнее Азорских островов, вдоль маршрутов, по которым следовали рыбаки в поисках косяков сельди. Затем, в 1454 г., на карте, составленной Фра Мауро во Флоренции, была представлена подробная информация о Западной Африке с умозрительными набросками остальной части африканского континента, где был указан морской путь на Восток. В Германии и Италии были созданы другие карты, которые вобрали в себя академические и религиозные представления о мире и в то же время использовали информацию, кропотливо собранную португальскими моряками и нанесенную на карты-портоланы, которые они брали с собой в плавания.
   Среди частных авантюристов выделялись азорцы. Хотя жители Азорских островов не завозили рабов и не принимали сколько-нибудь существенного участия в торговле с Западной Африкой, им предстояло сыграть свою собственную независимую роль в экспансии XV в. Именно от азорских рыбаков была получена большая часть практических знаний об атлантическом мореплавании, и именно они исследовали Атлантику и ее системы ветров, высаживаясь на берег в Гренландии и Ньюфаундленде и ходатайствуя перед Короной о праве открытия островов в западном океане. Точно неизвестно, куда именно совершали рейсы азорские моряки. Существуют записи о плаваниях в Атлантику в 1450-х гг., а между 1462 и 1475 гг. около шести островов были переданы в дар будущим первооткрывателям. Одна известная азорская династия, Кортереалы, сыграла важную роль в истории исследований. В 1470-х гг. Жуан Ваш Кортереал, придворный инфанта дона Фернанду, получил звание капитана Тершейры и, возможно, совершил одно или несколько плаваний, в то время как два сына Жуана, Гашпар и Мигель, в начале XVI в. совершили три путешествия в Северную Америку. Гашпар получил звание капитана Ньюфаундленда 36.
   Среди претендентов, которые стремились получить контракт на открытие земель на западе, был Христофор Колумб, член генуэзской общины в Лиссабоне, который уже плавал в Западную Африку и установил связь с колонистами в Порту-Санту благодаря своей женитьбе на дочери Бартоломеу Перестрелло. Его просьба, с которой он обратился к Жуану в 1484 г., была отклонена. Однако два года спустя аналогичный контракт на открытие земель на западе был предоставлен не генуэзцу, а фламандцу (или немцу) по имени Фернан Дулмо. В начале XVI в., когда важность этого вопроса стала очевидной, Дуарте Пашеку Перейра вспоминал дебаты, которые происходили в это время:
   "В прошлом среди ученых Португалии существовало много мнений относительно открытия Эфиопии, Гвинеи и Индии. Некоторые говорили, что лучше не утруждать себя открытием морского побережья, а пересечь океан, пока не достигнешь какой-нибудь страны в Индии или прилегающей к ней, и это сделает путешествие короче; другие считали, что лучше открывать побережье постепенно и изучать маршруты, достопримечательности и народы каждого региона, чтобы получить определенные знания о стране, которую они ищут... Мне казалось, что второе мнение, которому и последовали, было предпочтительнее" 37.
   Плавания азорцев, как и путешествия на Канары в XIV в., показывают, что импульс к экспансии исходил не только от королевского двора. Хотя азорцы, похоже, всегда добивались королевских лицензий на свои экспедиции, инициатива путешествий полностью принадлежала им. Они представляют собой нить в истории португальской экспансии, которая переросла в "неофициальную" империю XVI и XVII вв. Роль Короны в организации "открытий", какой бы важной она ни была, была лишь частью истории.
   Тем не менее, несмотря на все возрастающее давление с целью предоставления контрактов потенциальным первооткрывателям, Жуан и его ближайшие советники твердо держали в уме свою главную цель, и нет никаких сомнений в том, что теперь этой целью был поиск морского пути на Восток. Истоки этой стратегии неясны. До 1460 г., когда инфант Энрике был еще жив, цели португальцев, похоже, были гораздо более ограниченными. Сам Энрике был занят крестовым походом в Марокко, обеспечением торговых привилегий в Гвинее и получением церковных доходов с атлантических островов для ордена Христа. Тем временем Корона и семья Браганса сосредоточили свое внимание на Марокко и Кастилии. Вполне возможно, что идеи о достижении Востока морским путем циркулировали в 1454 г., когда Фра Мауро составил свою знаменитую карту, и что контракт Гомеша мог отражать начало целенаправленной политики исследований - хотя, опять же, гораздо более вероятно, что именно соперничество с Кастилией и необходимость заявить о своих правах на как можно большую часть африканского побережья стимулировали политику Португалии в 1470-х гг. Какими бы ни были истоки этой идеи, возможность, предоставленная миром с Кастилией в 1479 г., позволила Жуану сформулировать стратегию не только для получения прибыли от новых торговых зон, открытых с 1469 г., но и для продвижения дальнейших открытий. Открытия, конечно, не были бескорыстными научными предприятиями, но подразумевали открытие новых территорий для торговли и изоляцию мусульман Северной Африки путем установления связей с христианскими общинами, которые, как предполагалось, существовали на Востоке. Для Жуана, как и для Гомеша до него, исследования и торговля шли рука об руку; одно открывало возможности для другого.
   Азамбужа отплыл в конце 1481 г. к побережью Мины, а несколько месяцев спустя, весной 1482 г., два корабля под командованием Диогу Кана вышли из Лиссабона в исследовательское плавание на юг. Эта первая экспедиция, организованная Жуаном, преследовала двойную цель: открыть торговые возможности на новых и до сих пор не посещенных участках побережья и установить контакты с любым крупным правителем, который мог встретиться на пути. Кан был оруженосцем (escudeiro) королевского двора и уже командовал кораблями, плававшими в Западную Африку. Кажется вероятным, что на его кораблях были астролябия и таблицы для вычисления солнечного склонения, недавно изготовленные в Лиссабоне.
   Корабли Кана также взяли в качестве балласта две резные известняковые колонны или падраны (padr"es) с надписями и королевским гербом Португалии. Эти падраны должны были быть установлены в качестве ориентиров на видных местах на побережье, но также предназначались для утверждения португальского суверенитета 38.
   Знаменитое исследовательское путешествие Кана было осуществлено с некоторым трудом: он следовал вдоль африканского побережья и плыл все дальше на юг. Его исследование побережья к югу от мыса Санта-Катерина, самой дальней точки, достигнутой ранее португальцами, началось в начале 1483 г., и к июню 1483 г. два его корабля достигли устья Заира. Там Кан воздвиг первый падран. Он также поднялся немного вверх по реке и, узнав, что эта земля является частью королевства Конго, послал небольшой отряд с проводниками навестить короля. Когда отряд не вернулся, Кан взял четырех заложников и отплыл на юг. К концу августа корабли Кана достигли точки к югу от Бенгуэлы, где был установлен второй падран, и корабли повернули домой. На обратном пути Кан пересек Гвинейский залив и в первый день Нового года случайно обнаружил четвертый из Гвинейских островов, Аннобон, который первоначально был назван в его честь. Он вернулся в Лиссабон в начале апреля 1484 г.39
   Неизвестно, что Кан рассказал королю о своем путешествии, но сам король публично заявил, что в результате путешествия португальцы оказались в пределах нескольких дней плавания от Персидского залива. Возможно, Кан ввел короля в заблуждение, чтобы оправдать свое решение вернуться или чтобы получить награду и дальнейшие распоряжения. Вполне возможно, что он искренне полагал, что находится близ оконечности Африки. Или, может быть, он дал Жуану честный отчет, объяснив, что он повернул назад, потому что у него закончились припасы, и сам Жуан по дипломатическим причинам преувеличил масштабы сделанных открытий.
   В конце 1484 г. Диогу Кан снова был отправлен в официальную экспедицию. Жуан явно сохранил большую веру в своего капитана, и в том же году он ответил отказом Колумбу, который обратился к его двору с просьбой о финансовой помощи для снаряжения экспедиции на запад. Во втором путешествии Кана, возможно, сопровождал Мартин Бехайм из Нюрнберга, который описал на знаменитом глобусе, изготовленном им в 1492 г., как флот взял с собой запас провианта, рассчитанный на три года, а также образцы специй и других товаров и восемнадцать лошадей со сбруей "в качестве подарков для черных королей, чтобы у них сложилось благоприятное мнение о нас и чтобы они давали нам образцы продуктов этой земли". Опять же, не совсем ясно, выходили ли цели Жуана за пределы открытия новых регионов Африки для королевской торговли 40.
   Во время своего второго путешествия Кан во второй раз посетил устье Заира. Он вернул заложников, которых взял во время своего первого плавания, проплыл вверх по реке до водопада Йеллала, где его люди вырезали свои имена на скале, а затем высадился на сушу, чтобы встретиться с королем Конго и установить дипломатические контакты, которые были одним из главных приоритетов Жуана на тот момент. Затем Кан проплыл вдоль побережья юго-западной Африки, достигнув мыса Кросс к северу от Уолфиш-Бей, где он установил еще один падран и где он умер в начале 1486 г. После смерти своего капитана экипажи кораблей вернулись в Португалию 41.
   В следующем году Жуан отправил еще один исследовательский флот из трех судов под командованием Бартоломеу Диаша, чтобы продолжить работу Кана. Покинув Лиссабон в августе 1487 года, Диаш достиг крайнего юга Африки к январю 1488 г., когда, выйдя в море во время шторма, его корабли вошли в ревущие сороковые широты, и его унесло ветром вокруг южной оконечности континента. Он доплыл до Кваайхука, к востоку от Порт-Элизабет, где воздвиг падран и где его команда потребовала, чтобы он вернулся в Португалию. Диаш снова прибыл в Португалию в декабре 1488 г., привезя с собой послов от короля Конго.
   Путешествия Кана и Диаша остаются тремя великими экспедициями первооткрывателей, и они открыли огромную часть африканского континента, которую, безусловно, никогда раньше не посещал никто из посторонних. Эти путешествия открыли мир, столь же "новый", как и острова, которые Колумбу предстояло открыть три года спустя. Более того, кажется вероятным, что Диаш узнал, случайно или нет, невозможно сказать, важнейшую информацию о системе циркулирующих ветров южной Атлантики. Конечно, после него мало кто из мореплавателей, если вообще кто-либо, когда-либо пытался плыть на юг вдоль побережья Анголы и юго-западной Африки, как это сделал он, но вместо этого они направлялись на юго-запад от Кабо-Верде, чтобы поймать попутный ветер и обогнуть южную оконечность Африки. Это было открытие, гораздо более важное, чем исследование бесплодных береговых линий, и без которого развитие европейских морских империй на Востоке было бы невозможно.
  
   Заселение Гвинейских островов
  
   Остров Фернандо-По был открыт в период действия контракта Гомеша, Сан-Томе и Принсипи - с декабря 1478 по январь 1479 г., а Аннобон - в 1484 г. Подобно Мадейре и Азорским островам, эти Гвинейские острова были вулканического происхождения и необитаемы, и, как и острова Зеленого Мыса, они располагались на расстоянии короткого плавания (160-180 миль) от африканского побережья. Острова были хорошо увлажнены и покрыты густыми первичными тропическими лесами. В 1485 г. Сан-Томе был пожалован капитану Жуану де Пайва, а в следующем году была предпринята попытка создания первого поселения, при этом поселенцам было предоставлено право торговать напрямую с Бенином. Хотя с самого начала было признано, что Сан-Томе пригоден для производства сахара, первая попытка поселения не увенчалась успехом, и в 1493 г. Алвару да Каминья получил новое пожалование. Каминья набрал своих колонистов из тюрем Лиссабона и, по традиции, взял с собой большое количество детей из еврейских семей, отказавшихся принять христианство. Ему также было поручено импортировать рабынь, чтобы обеспечить естественный прирост населения. Аннобон также считался исправительной колонией для дегредадуш 42. Неудивительно, что дегредадуш оказались беззаконниками, и произошло как минимум два восстания против Каминьи 43.
   Алвару да Каминья умер в 1499 г., но не раньше, чем он основал сахарные плантации и начал активную торговлю рабами. После первых колонизационных экспедиций очень немногие португальцы побывали на Сан-Томе, и население, которое там появилось, с самого начала почти полностью было африканского происхождения. Король надеялся, что Сан-Томе будет поддерживать королевскую факторию в Эльмине, снабжая ее продовольствием и рабами. Фактически он создал поселение, которое стало олицетворением неофициальной империи и доставляло Короне бесконечные проблемы в течение следующих ста пятидесяти лет 44.
  
   Исследование Западной Африки
  
   В то время как Кан и Диаш продолжали свои кропотливые путешествия вдоль африканского побережья, дон Жуан продвигался вперед к своей главной цели, которая заключалась в установлении успешных коммерческих соглашений с правителями внутренних районов Африки. Хотя Индия была еще далеко, великие торговые города Нигера казались почти в пределах досягаемости. Португальские каравеллы регулярно поднимались на 60 лиг вверх по реке Сенегал до Тукорола, который находился в пределах досягаемости от государств Нигера. В 1484 г. Жуан Афонсу де Авейру совершил свой первый визит в Бенин, а в 1486 г. привез посла Бенина в Португалию 45. Затем, в 1488 г., Жиль Ваш отправился в качестве посла к императору Мали, а в 1490 г. Педро да Эвора отправился в качестве эмиссара в Тимбукту. Другой посол, по-видимому, посетил правителя Сонгая. В 1489 г. Жуан отправил целый флот в регион Сенегала, пытаясь возвести на трон дружественного вождя Бемума Гилема. К сожалению, сохранилось мало сведений об этих посольствах, но ясно, что в 1480-х гг. португальцы много путешествовали по внутренней части Западной Африки и проникли вплоть до излучины Нигера - регионов, которые впоследствии не посещались европейскими агентами до XIX в.
   Из всех этих контактов Бенин предлагал наиболее непосредственную перспективу развития выгодных коммерческих отношений. В Уготу была основана фактория, и в 1485 г. привилегия на торговлю с Бенином была предложена в качестве стимула для привлечения поселенцев на Сан-Томе, точно так же, как поселенцам в Сантьяго было предоставлено право торговать на реках верхней Гвинеи. В 1487 г. Маркиони получил лицензию на торговлю с Бенином, заплатив значительную сумму в 1 100 000 рейсов, что более чем в пять раз превышало сумму, которую Фернан Гомеш заплатил за всю торговлю Гвинеи двадцатью годами ранее 46, а в 1499 г. жители островов Сан-Томе получили разрешение на ввоз 1000 рабов из Бенина в течение пяти лет. Однако, в отличие от событий в Конго, отношения Португалии с Бенином никогда не выходили за рамки мелкомасштабной прибрежной торговли. Причина ясна. Оба Бенина, в отличие от маниконго, не видел никакой выгоды для себя в принятии христианского культа и не желал экспортировать рабов в больших количествах. Более того, он вообще запретил экспорт рабов-мужчин. Более того, хотя существует множество свидетельств того, что афропортугальцы из Сан-Томе действовали по всему королевству и, вероятно, служили Оба в качестве наемников, португальские власти сопротивлялись экспорту огнестрельного оружия в Бенин 47.
   Какими бы ограниченными ни были их контакты, португальцы, тем не менее, произвели глубокое впечатление на литейщиков бронзы Бенина. Художники, создавшие бронзовые панели, украшавшие дворцы и общественные здания, часто изображали португальцев в их своеобразной одежде, доспехах и с мушкетами, а странные удлиненные европейские лица стали декоративным мотивом, который часто использовался в искусстве Бенина в последующие века.
   Посольства в Западной Африке дают контекст для понимания гораздо более известных посольств в Конго и миссии Перо да Ковильяна, который отправился в 1489 г. для получения информации о коммерческих условиях на Востоке. Стратегия Жуана по отправке посольств с целью создания миссий и торговых предприятий, подкрепляемая периодическим использованием военной или военно-морской силы там, где это могло быть эффективным, стала тактикой, которую впоследствии использовали португальцы для распространения своего влияния по всему Востоку 48.
  
   Перо де Ковильян
  
   Если развитие торговых отношений с африканскими королевствами, в том числе, по возможности, с легендарным Пресвитером Иоанном, в существовании которого где-то в самом сердце континента Жуан все больше убеждался, было главным приоритетом короля, он также продолжал свои усилия по поиску практического пути в Индию. Два эмиссара были отправлены в Иерусалим, где можно было установить связи с эфиопскими монахами, а в 1487 г., в том же году, когда Диаш отплыл к Южной Африке, два владевших арабским языком агента, Афонсу де Пайва и Перо де Ковильян, были отправлены посетить Эфиопию и порты продажи специй в Индии. Всегда существовало значительное количество исламизированных португальцев, которые выучили арабский язык и легко проникали в мусульманские общины Северной Африки, и Ковильян, который уже побывал с миссиями во Франции, Кастилии и Марокко для короля, отправился под видом торговца медом в Каир, а затем без труда добрался через Аден до западного побережья Индии. Он также, очевидно, побывал в Софале в Восточной Африке, прежде чем вернуться в Каир и отправить письма в Лиссабон через двух португальских евреев, посланных ему навстречу. Из Каира Ковильян отправился в Ормуз, Мекку и Медину и в конце концов добрался до двора правителя Эфиопии, где его задержали и не разрешили покинуть страну 49.
   Большинство описаний знаменитых путешествий Ковильяна ограничиваются предположениями, доходили ли его письма до Жуана и какое влияние они могли оказать на подготовку к путешествию в Индию. Однако в истории Ковильяна есть, пожалуй, более интересные аспекты. Карьера Ковильяна - это пример одного из многих людей, которые в равной степени чувствовали себя как дома в иберийском и исламском мире. В XV в. христиане и мусульмане были гораздо более тесно связаны друг с другом, чем можно было предположить, судя по воинственной риторике некоторых хронистов. Существовал устоявшийся и относительно безопасный маршрут паломничества из Италии в Иерусалим и Каир, в то время как еврейские, мусульманские и христианские купцы относительно свободно перемещались между Португалией, Испанией и Северной Африкой 50. Мусульманские купцы нанимали португальские суда, а исламские наемники использовались иберийскими монархами в своих войнах. Если Ковильян и его спутник являются наиболее известными примерами португальцев, путешествовавших по исламскому миру, то наверняка были и другие, например Фернан Диаш, который впоследствии работал шпионом у Албукерки и смог сойти за мусульманского святого, когда странствовал в регионе Красного моря 51. Очевидно, что было также много христианских ренегатов, которые поселились в мусульманских странах, и когда португальцы достигли Востока, устоявшаяся практика, когда отдельные португальцы дезертировали с кораблей и исчезали на Индийском субконтиненте в поисках счастья, стала еще более ярко выраженной.
   Знаменательно и то, что поездку Ковильяна финансировал флорентийский банк Маркиони. Маркиони обосновались в Лиссабоне с 1443 г., и по мере роста торговли с Африкой они вкладывали значительные средства в различные предприятия, включая производство сахара и работорговлю в Бенине, став фактически основными финансистами португальской экспансии на рубеже веков 52. Другие итальянские и немецкие банки также открыли филиалы в городе - Барди в 1471 г. и Фуггеры в 1485 г.53 Жуан, как и его предшественники, был готов работать с итальянцами и немцами, и во время его правления, как и во времена правления его предшественников, именно итальянский капитал, в сотрудничестве с португальскими мореплавателями, сделал возможным заморские предприятия.
  
   Соперничество в сердце государства
  
   К 1490 г. Диаш вернулся, и от Ковильяна, возможно, была получена информация, но теперь дон Жуан, похоже, отложил мысли о дальнейших дальних путешествиях в сторону. С точки зрения последующих поколений открытие морского пути в Индию могло бы показаться определяющим моментом в мировой истории, и то, что португальские короли отложили великую кульминацию почти на десять лет, кажется непостижимым. Некоторые историки были настолько обеспокоены этим, что для того, чтобы заполнить пробел, они придумали дополнительные путешествия, записи о которых, как они утверждают, держались в секрете 54.
   Однако, с точки зрения современников, развитие событий дает вполне логичное объяснение отсутствия дальнейших плаваний. С 1415 г. самая сильная фракция среди королевских советников всегда выступала за экспансию в Марокко, и эту политику энергично проводили Энрике и Афонсу "Африканский" в центральные годы его правления. Захват Арзилы и Танжера в 1471 г. в дополнение к более ранним захватам Алькасера и Сеуты открыл военные действия с королевством Фес и возродил амбиции, привычки и идеалы Реконкисты. Военные ордена, особенно Орден Христа, по-прежнему решительно поддерживали марокканские кампании и конкурировали друг с другом за выгоды от войны, как это было в XIII в. Служба в Марокко стала важнейшим интересом военной знати, поэтому, когда Жуан искал людей, которые могли бы взять на себя командование военными экспедициями в Африку, ему приходилось обращаться к лицам сравнительно скромного происхождения. Королевство Фес по-прежнему оставалось непримиримо враждебным, и именно попытка укрепить позиции Португалии в этом районе побудила дона Жуана начать свою единственную крупную кампанию в Марокко - опрометчивую попытку построить форт в Грасиозе. Грасиоза находилась на некотором расстоянии от Лараша вглубь страны, и, хотя она стояла на реке, при низком уровне воды ее нельзя было удовлетворительно снабжать по морю, в результате чего в 1489 г. ее пришлось оставить 55.
   Дальше на запад, вдоль атлантического побережья Марокко, португальцы проводили иную политику. Вместо дорогостоящих морских десантов они постепенно основали торговые фактории, которые затем стремились укрепить и с помощью которых они предлагали защиту мавританским предводителям в городах и взимали дань с подчиненных деревень. Например, жителям Массы была предложена защита на следующих условиях:
   "И нашему адмиралу, вице-адмиралу и морским капитанам, а также всем нашим вассалам и подданным, а также капитанам и шкиперам кораблей, будь то армады или торговые суда, [мы приказываем], чтобы, встретив каких-либо граждан или жителей указанных городов или деревень, они не причиняли никакого вреда или ущерба ни им лично, ни их имуществу, и позволяли им свободно передвигаться, никоим образом не препятствуя им, а скорее оказывая им благосклонность и обращаясь с ними как с нашими и как если бы они были нашими вассалами и туземцами"56.
   Таким образом, Сафи, Азамур и Масса попали под португальское влияние, и торговля с Марокко, наконец, начала расти, что в некоторой степени оправдало ожидания, существовавшие во время первоначального нападения на Сеуту.
   Стоимость марокканских кампаний с точки зрения людей и денег всегда намного превышала стоимость экспедиций в Западную Африку и, как правило, поглощала любые свободные ресурсы, которые могла бы выделить Корона. Тем не менее в 1491 г., в то время, когда, если бы открытие пути в Индию было его приоритетом, ему следовало бы отправить экспедицию на Восток, дон Жуан организовал и отправил крупное посольство, включив в его состав священников и ремесленников, для установления торговых и дипломатических связей с королем Конго. Как якобы сообщили Маниконго посланники Жуана, в результате дружбы с португальцами "оба короля получат великую честь и прибыль, как для своих душ, так и для своих тел". Очевидно, что Конго предлагало более непосредственную перспективу коммерческой выгоды, чем спекулятивные путешествия в Южную Африку или в Индию. Более того, это была прибыль, которую король надеялся монополизировать для себя, поскольку он вел торговлю золотом в Мине. Важность контактов с Конго для короля побудила его заказать Руи де Пина специальную хронику с описанием посольства 57.
   В том же году политическое будущее Португалии изменилось после смерти единственного законного сына короля Афонсу, разбившегося при падении с лошади. Жуан, как и его отец, добивался для своего сына брака с кастильской принцессой, что в конечном итоге привело бы к объединению корон Португалии, Кастилии и Арагона, и смерть Афонсу не только разрушила эти планы, но и оставила вопрос о престолонаследии самой Португалии открытым для интриг и всякого рода политических маневров 58. Вопрос о престолонаследии был необычайно сложным. Ближайшим наследником мужского пола был дон Мануэл, брат королевы и герцога Визеу, убитого Жуаном в 1484 г. Его вступление на престол стало бы триумфом фракции Браганса, на разгроме которой Жуан основал свое абсолютистское правление. Чтобы избежать этой возможности, Жуан начал продвигать интересы своего внебрачного сына, дона Жоржи, предполагая заручиться достаточной поддержкой его кандидатуры, чтобы узаконить его и позволить унаследовать трон. В качестве первого шага в этом направлении дон Жоржи был назначен главой военного ордена Сантьяго. Однако возможности наследования престола Жоржи решительно воспротивились фракции среди знати и сама королева, которая поддерживала дело Мануэла 59. Двор и совет теперь были разделены не только по внешней политике, но и по внутренним делам.
   В следующем году драматические события развернулись в соседней Кастилии. Длительная война с Гранадой наконец завершилась падением мусульманского города, и за этой победой последовали указы Изабеллы об изгнании евреев из Кастилии. Оба эти события сразу же затронули Португалию. Теперь можно было ожидать, что победившие кастильцы перенесут свою войну в Северную Африку, создав угрозу амбициям Португалии в этом регионе, но тем временем десятки тысяч евреев, вынужденных покинуть Кастилию, переправились в Португалию, угрожая вызвать вспышку антисемитизма, от которого Португалия до того времени была относительно свободна.
   В начале следующего года Жуан услышал от своих офицеров на Азорских островах, что Христофор Колумб, который отплыл на запад по контракту с Изабеллой, чтобы открыть новые земли, возвращается в Кастилию, утверждая, что он достиг Японии. Колумб сам высадился в Лиссабоне в марте 1493 г. и имел беседу с королем. Первой реакцией Жуана было предъявить права на земли, открытые Колумбом, для Португалии и снарядить флот под командованием Франсиско де Алмейды, чтобы завладеть ими. Однако вскоре стало ясно, что он рисковал вступить в серьезную конфронтацию по этому поводу с только что победившей Изабеллой, поскольку испанцы нанесли упреждающий дипломатический удар, получив в мае 1493 г. от папы Александра VI, арагонца по происхождению, буллу "Inter Caetera", признавшую кастильский суверенитет над новыми открытиями.
  
   Тордесильясский договор
  
   Условия папской буллы и еще трех булл, изданных в том же году, повысили ставки в споре, который грозил перерасти в вооруженный конфликт. Кастилия теперь претендовала не только на земли, открытые Колумбом, независимо от того, где они находились, но и на все неоткрытые земли, не подпадающие под действие Алькасовашского договора 1479 г., - претензия, которая могла исключить Португалию из дальнейших исследований. Еще в апреле 1493 г. посол Жуана предложил провести демаркационную линию, проходящую на восток и запад вдоль широты Канарских островов, которая была бы продолжением Алькасовашского соглашения 1479 г., но это привело бы к тому, что открытия Колумба попали в сферу деятельности Португалии и было явно неприемлемо для Кастилии. В конце концов был выработан компромисс, который был включен в знаменитый Тордесильясский договор, первый из двух, подписанных 7 июня 1494 г.60 По условиям этого соглашения Португалия сохраняла свои притязания на земли и океаны вплоть до линии, проходящей в 370 лигах к западу от Кабо-Верде, в то время как Кастилия могла претендовать на права на земли и океаны в пределах 370 лиг к западу от этой линии. Переговорщики Жуана требовали провести линию так далеко на запад, потому что они понимали важность системы циркуляции ветров Атлантики, но это породило теорию, согласно которой Жуан уже знал о существовании земли на западе, которая попадала бы в его половину мира. В 1500 г. было обнаружено, что восточные районы Бразилии действительно попали в сферу влияния Португалии 61.
   Два договора, Алькасовашский и Тордесильясский, имеют важное значение в развитии современного мирового порядка. Хотя утверждалось, что дипломаты, участвовавшие в выработке соглашении в Тордесильясе, интересовались только Атлантическим океаном и его островами, договор вскоре стал основой, в соответствии с которой претензии на суверенитет распространялись на земли и народы, не только непокоренные, но даже не открытые 62. Предписания римского и канонического права вскоре пришлось расширить и переработать, чтобы узаконить не только завоевания, но и насильственное обращение в христианство, массовое порабощение и геноцид. Однако, что еще более важно, государства теперь впервые заявляли о суверенитете не только над землей и людьми, но и над океаном. Мировой океан превратился в политизированное пространство, за которое нужно было вести борьбу, контролировать, облагать налогами, распределять и перераспределять, а международное право должно было расширить свое влияние, чтобы охватить эту новую концепцию, которая должна была лежать в основе европейской колониальной экспансии 63.
  
   Смерть Жуана II и воцарение дона Мануэла
  
   Едва разрешив эти вопросы, дон Жуан скончался, и трон унаследовал дон Мануэл. В конечном итоге Мануэлу суждено было связать свое имя с великим расширением португальских владений в Индийском океане, но его непосредственные заботы были совсем иными. Как и в случае со многими его предшественниками, первоочередной задачей короля было создание династического союза с Кастилией, и он начал переговоры о браке с дочерью Изабеллы Кастильской, чтобы любой сын, который у него мог родиться, стал наследником обоих королевств.
   Однако кастильский брак потребовал от Мануэла решения проблемы евреев, покинувших Кастилию и нашедших убежище в Португалии 64. Проблема евреев поставила Мануэла перед серьезной дилеммой, поскольку многочисленная еврейская община Португалии была важна для коммерческой жизни страны и оказала Короне ценные услуги, не в последнюю очередь в развитии географических и навигационных знаний. На протяжении 1495 и 1496 гг. король был озабочен этим вопросом. Кастильским евреям был дан срок для выезда из страны, а португальским евреям предоставлена возможность принять христианство или же увидеть, как их детей забирают из семей, чтобы они воспитывались христианами. Именно в результате этого закона, как утверждается, две тысячи еврейских детей были отправлены на Сан-Томе для оказания помощи в заселении острова. Последовали месяцы хаоса, когда большое количество евреев пытались уехать в Северную Африку, в то время как другие делали ставку на то, чтобы им разрешили остаться под видом обращения. Ситуация по-настоящему стабилизировалась только в конце 1496 г. Тем временем Мануэл восстановил герцогскую семью Браганса в правах на ее земли и титулы, и доминирующая фракция при дворе теперь снова переключила внимание при выработке политики на марокканские и кастильские дела. Все это время любому плану путешествия в Индию не только не уделялось должного внимания, но ему противились многие из приближенных короля 65.
   Оказавшись лицом к лицу со всеми этими заботами, Мануэл не смог выделить средства на спекулятивное путешествие в Индию. Действительно, король был готов найти средства только для оснащения двух кораблей, и ему пришлось привлечь средства банка Маркиони, чтобы оплатить третий, "Берриу". В конце концов были оснащены четыре корабля (включая одно судно со съестными припасами) вместе с экипажами численностью менее чем 200 человек, и доверены второстепенной фигуре при дворе, рыцарю ордена Сантьяго Васко да Гаме. Низкий приоритет, придаваемый этой экспедиции, назначение второстепенного фидалгу на должность командующего и тот факт, что миссия везла с собой так мало дипломатических подарков или товаров для торговли, позволяют предположить, что это был минимальный жест, сделанный для того, чтобы заставить замолчать небольшую, но шумную и беспокойную группу давления при дворе, возглавляемую бывшим претендентом на престол доном Жоржи, в то время как все внимание короля уделялось тому, что считалось действительно важным делом, - отношениям с Кастилией и войне в Марокко.
   Да Гама отсутствовал более двух лет, покинув Лиссабон в июле 1497 г. и вернувшись в сентябре 1499 г. За это время он успешно обогнул мыс Доброй Надежды, проплыл вдоль побережья Восточной Африки и добрался до Малабара на юго-западе Индии. Три четверти его людей погибли, включая его собственного брата Паулу, который скончался на берегу во францисканском монастыре в Ангре на азорском острове Терсейра на обратном пути. Путешествие да Гамы стало великим навигационным достижением и поставило на место одну из ключевых частей быстро заполняющейся мозаики карты мира. После его возвращения стало возможным правильно оценить размеры Африки и ее связь с другими континентами, а также с достаточной точностью рассчитать характер ветров и течений, которые сделают возможными регулярные морские путешествия из Европы на Восток.
   Однако в остальном экспедиция обернулась катастрофой, поскольку Васко да Гама не был дипломатом. Да Гама посетил устье Замбези, Мозамбик, Момбасу и Малинди, прежде чем отправиться в Индию. Убежденный в наличии заговора мусульман с целью уничтожения его кораблей, он занял воинственную и враждебную позицию по отношению к тем, кого считал своими врагами. Будущим португальским капитанам оказалось практически невозможно вырваться из порочного круга насилия и взаимных обвинений, который начался с первого путешествия на Восток. Отношения да Гамы с самудри Каликуты не были намного более успешными, и ряд недоразумений, возникших из-за неизлечимой подозрительности португальского капитана ко всем мусульманам, почти заставили его полностью разорвать дипломатические отношения. С миссией да Гамы прямые контакты Европы с Востоком начались самым худшим образом.
   Тем не менее, да Гама по возвращении снискал большое общественное признание. Он доказал, что и возможно, и выгодно плыть прямо из Европы в Индию. Хотя скептики все еще не были уверены, что Португалия должна взяться за это дело, Мануэл без колебаний расширил свой официальный титул, как это сделал Афонсу V после взятия Танжера. Мануэл теперь называл себя "королем Португалии и Алгарви по эту сторону и за морем в Африке, сеньором Гвинеи и повелителем завоеваний, судоходства и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии"66. Более того, осознавая, что открытия, сделанные Колумбом для Кастилии, не обеспечили пути на Восток и повлекли за собой серьезные проблемы, он, не колеблясь, написал Изабелле, чтобы сообщить, что "Индия и другие соседние королевства и сеньории были найдены и открыты"67. Десятилетие, в течение которого драматические открытия Колумба позволили Кастилии перехватить инициативу у Португалии, закончилось тем, что можно было интерпретировать только как полное оправдание политики дона Жуана и его предшественников.
  
   Примечания
   1 J.Verissimo Serr"o, `Portugal e a India', in Vasco da Gama e a India, 3 vols (Funda""o Calouste Gulbenkian, Lisbon, 1999), vol. 1, p. 12. Эту точку зрения подверг сомнению Oliveira e Costa, `D.Afonso V e o Atl"ntico a base do projecto expansionista de D. Jo"o II'.
   2 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 44.
   3 Bethencourt and Chaudhuri, Hist"ria, da expans"o portuguesa, vol. 1, pp. 126-7.
   4 Об этих событиях см. H.V. Livermore, A New History of Portugal (Cambridge University Press, Cambridge, 1966), рр. 120-2.
   5 Контракт Гомеша был заново проанализирован Oliveira e Costa, `D.Afonso V e o Atl"ntico a base do projecto expansionista de D.Jo"o II', который пытается показать, что Афонсу был гораздо более тесно вовлечен в дела Гвинеи, чем предполагалось ранее.
   6 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 110.
   7 Blake, Europeans in West Africa, vol. 1, p. 18. В наши дни этот остров называется Биоко.
   8 `The Voyages of Diogo Gomes', in Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 102.
   9 P.E.Russell, `Castilian Documentary Sources for the History of the Portuguese Expansion in Guinea in the Last Years of the Reign of Dom Afonso V', in P.E.Russell, Portugal, Spain and the African Atlantic 1343-1490 (Ashgate, Aldershot, 1995).
   10 Blake, Europeans in West Africa, vol. 1, p. 217.
   11 Thomas, The Slave Trade, p. 75.
   12 Blake, Europeans in West Africa, vol. 1, p. 236.
   13 Jos" Mattoso, ed., Hist"ria de Portugal, vol. 3 (Editorial Estampa, Lisbon, 1993) p. 515; Manuela Mendon"a, As rela""es externas de Portugal nos finais da idade media (Colibri, Lisbon, 1994), глава 1.
   14 Blake, Europeans in West Africa, vol. 1, p. 245.
   15 Crone, The Voyages of Cadamosto, p. 9.
   16 A.H.de Oliveira Marques, History of Portugal, 2 vols (Columbia University Press, New York, 1972), vol. 1, p. 154.
   17 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 100; Thomas, The Slave Trade, pp. 70-1; Robin Blackburn, Tke Making of New World Slavery (Verso, London, 1997), p. 109.
   18 Jacinto Monteiro, Alguns aspectos da hist"ria a"oriana nos s"culos xv-xvi (Instituto A"oriana de Cultura, Angra, 1982), pp. 73-4.
   19 The Voyage of John Huyghen van Linschoten to the East Indies, ed. A.C.Burnell and P.A. Tiele, 2 vols (Hakluyt Society, London, 1885), vol. 1, p. 7.
   20 О заселении Азорских островов см. W. Bentley Duncan, Atlantic Islands (University of Chicago Press, Chicago, 1972).
   21 Elisa Andrade, Les Iles du Cap Vert de la d"couverte a l'ind"pendance nationale (1460-1975) (Harmattan, Paris, 1996), p. 32.
   22 `The Voyages of Diogo Gomes', in Crone, The Voyages of Cadamosto, pp. 100-2.
   23 Blake, Europeans in West Africa, vol. 1, p. 64.
   24 Andrade, Les Iles du Cap Vert, pp. 50-2.
   25 Bentley Duncan, Atlantic Islands, pp. 20-1.
   26 См.обсуждение в Thomaz, De Ceuta a Timor, глава 3, `O Projecto imperial joanino'.
   27 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 75.
   28 J.Bato'ora Ballong-Wen-Mewuda, S"o Jorge da Mina 1482-1637 (Fondation Calouste Gulbenkian, Lisbon/Paris, 1993), pp. 58-64.
   29 Ivor Wilks, `Wangara, Akan and the Portuguese in the 15th and 16th Centuries I, Journal of African History, 23 (1982), p. 337; Ballong-Wen-Mewuda, S"o Jorge da Mina 1482-1637, pp. 378-80.
   30 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 144.
   31 Alan Ryder, Benin and the Europeans (Longman, Harlow, 1969), pp. 26-36.
   32 Serr"o, Hist"ria de Portugal, vol. 2, pp. 210-18.
   33 Mendon"a, As rela""es externas de Portugal nos finais da idade m"dia, глава 1.
   34 Об этих событиях см. Mattoso, Hist"ria de Portugal, vol 3, pp. 514-18 и Elaine Sanceau, The Perfect Prince (Livraria Civiliza""o, Porto, 1959), рр. 164-207.
   35 Oliveira Marques, History of Portugal, vol. 1, p. 179.
   36 S.E.Morison, Portuguese Voyages to America (Harvard University Press, Cambridge, MA, 1940), pp. 18-36.
   37 Pereira, Esmeraldo de situ orbis, p. 148.
   38 О падранах и описание их истории см. E. Axelson, Congo to Cape: Early Portugal Explorers (Faber and Faber, London, 1973), особенно глава 5; также A.J. Russell-Wood, A World on the Move: The Portuguese in Africa, Asia and America 1415-1808 (Carcanet, Manchester, 1992), p. 2
   39 О путешествии Кана см. Axelson, Congo to Cape, глава 3, и Marion Ehrhardt, Alemanha e os descobrimentos portugueses, рр. 21-5.
   40 Полемику по поводу Бехайма см. в кратком изложении Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, pp. 156-9; Ehrhardt, A Alemanha e os descobrimentos portugueses, pp. 22-4 подтверждает заявление Бехайма о том, что он сопровождал Кана.
   41 См. обсуждение Axelson, Congo to Cape, pp. 87-94.
   42 Ballong-Wen-Mewuda, S"o Jorge da Mina 1482-1637, p. 288.
   43 О политике отправки дегредадо на Сан-Томе см. Vitor Lu"s Pinto Gaspar da Concei""o Rodrigues, "A Guin" nas cartas de perd"o (1463-1500)", в Congresso Internacional Bartolomeu Dias e a sua "poca (Comissao Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugals, Porto, 1989), vol. IV, рр. 397-412.
   44 Robert Garfield, A History of S"o Tom" Island 1470-1655 (Mellen Research University Press, San Francisco, 1992), pp. 5-23.
   45 Ryder, Benin and the Europeans, p. 29.
   46 A.C.de C.M.Saunders, A Social History of Black Slaves and Freemen in Portugal 1441-1555 (Cambridge University Press, Cambridge, 1982), p. 32.
   47 Ryder, Benin and the Europeans, pp. 26-75.
   48 Maria Em"lia Madeira Santos, Viagens de explor""o terrestre dos Portugueses em Africa (Centro de Estudos de Hist"ria e Cartografia Antiga, 1st edition, Lisbon, 1978; 2nd edition, Lisbon, 1988), pp. 35-7.
   49 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, pp. 163-5; C.F.Beckingham and G.Huntingford, The Prester John of the Indies, 2 vols (Hakluyt Society, Cambridge, 1961), глава 114.
   50 Mitchell, The Spring Voyage, Введение.
   51 Couto, `Quelques observations sur les ren"gats portugais en Asie au xvie si"cle', p. 69.
   52 Хороший обзор деятельности Маркиони см. в Thomas, The Worker Trade, pp. 84-6.
   53 D.Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1 (University of Chicago Press, Chicago, 1977), p. 93.
   54 Повторено совсем недавно, в 1998 году, Serr"o, `Portugal e a India', pp. 12-13. Подробное обсуждение этого вопроса и многих других мифов, связанных с этим периодом открытий, см. в Lu"s de Albuquerque, D"vidas e certetas na hist"ria dos descobrimentos portugueses (Vega, Lisbon, 1990), особенно в главе 6, "O "segredo de Estado".
   55 Bethencourt and Chaudhuri, Hist"ria da expans"o portuguesa, vol. 1, pp. 127-8.
   56 Cook, The Hundred Years War for Morocco, p. 144; `Letter of Dom Manuel to the Inhabitants of Massa', in Pierre Cenival, ed., Les sources in"dites de l'histoire du Maroc: archives et biblioth"ques de Portugal, vol. 1:1486-1516 (Geuthner, Paris, 1934), pp. 32-5.
   57 Carmen M.Radulet, O cronista Rui de Pina e a, `rela""o do reino do Congo' (Mare Liberum, Comiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Lisbon, 1992), p. 97.
   58 Oliveira Marques, A expans"o quatrocentista, p. 95.
   59 Эти события описаны в Subrahmanyam, The Career and Legend of Vasco da Gama.
   60 C.E.Nowell, `The Treaty of Tordesillas and the Diplomatic Background of American History', in Greater America: Essays in Honour of Herbert Eugene Bolton (University of California Press, Berkeley, 1945), pp. 1-18.
   61 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, pp. 172-4.
   62 Nowell, `The Treaty of Tordesillas and the Diplomatic Background of American History', pp. 12-14.
   63 Elizabeth Mancke, `Empire and State', in David Armitage and Michael J.Braddick, eds., The British Atlantic World, 1500-1800 (Palgrave, London, 2002).
   64 Краткое изложение еврейской проблемы см. в: Jo"o Jos" Alves Dias, ed., Portugal do Renascimento " crise din"stica, Nova Hist"ria de Portugal, vol. 5 (Editorial Presen"a, Lisbon, 1998), pp. 48-50.
   65 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, p. 176; Lu"s Ad"o da Fonseca, `Os commandos da segunda armada de Vasco da Gama a "ndia', Mare Liberum, 16 (1998), pp. 11-32.
   66 О значении этого титула см. Lu"s Ad"o da Fonseca, `O significado pol"tico em Portugal das duas primaeiras viagens a India de Vasco da Gama', in Vasco da Gama e a, India, 3 vols (Funda""o Calouste Gulbenkian, Lisbon, 1999), vol. 1, p. 73.
   67 Subrahmanyam, The Career and Legend of Vasco da Gama, pp. 160, 165.
  
   3
   Португальская экспансия на Восток и Атлантику, 1500-1515 гг.
  
   Введение
  
   Годы между возвращением Васко да Гамы из Индии в 1499 г. и смертью Афонсу де Албукерки в 1515 г. представляют собой одни из самых замечательных пятнадцати лет в истории любой нации. В то время как кастильцы явно терпели неудачи при освоении островов, открытых Колумбом, и ютились в нескольких охваченных лихорадкой поселениях в Центральной Америке, португальские мореплаватели открывали и наносили на карту океаны от Лабрадора и Гренландии до Бразилии, Индийского океана, Индонезии и Китая. Создание Эстадо да Индия сделало реальностью идею суверенитета над морями: португальский военный флот доминировал в Красном море, Персидском заливе и Манарском и Малаккском проливах. Также в эти годы богатство и могущество Венеции были подорваны, словно одним ударом, открытием нового торгового пути на Восток, а правители Персидского залива и западной Индии соперничали друг с другом за союз с королем, который в Европе считался одним из самых бедных и незначительных правителей. И самое главное, в эти годы началась удивительная глобальная революция, которая должна была распространить флору и фауну отдельных континентов по всему миру, которая должна была распространить географические и навигационные знания и породить единый мировой экономический порядок.
  
   Мир Индийского океана 1
  
   Первые флоты, отправленные португальцами на Восток, были предназначены для установления торговых отношений между Португалией и индийскими государствами, торгующими перцем. Их командиры нанимали местных лоцманов и прилагали все усилия для получения точных географических и навигационных сведений о западной части Индийского океана. Португальская карта мира, тайно вывезенная в Италию в 1502 г., знаменитая карта Кантино, показывает, что всего лишь после двух экспедиций картографы смогли дать очень точную картину береговой линии восточной Африки и западной Индии и наметить очертания восточной Индии, Персидского залива и Мадагаскара. Эти первые экспедиции также собрали всю возможную информацию о торговле в регионе Индийского океана. Первоначально их интересовала только торговля перцем, который выращивали на западных склонах гор юго-западной Индии. Основным портом для торговли перцем был Каликут, откуда грузы доставлялись на небольших судах в Красное море и Персидский залив. Эта морская торговля в значительной степени контролировалась арабскими судовладельцами из Хадрамаута и индийскими купцами-мусульманами, которые образовали в Каликуте могущественную общину, известную как маппила. Португальцы полагали (вероятно, не без оснований), что мусульманские торговцы, особенно те, кто вел торговлю с Красным морем, относились к ним враждебно и чинили препятствия на пути получения ими грузов перца.
   Однако проблема была не так проста, как заставлял португальцев думать их сектантский менталитет. Мусульманские торговцы, покупавшие и экспортировавшие перец, были лишь частью сложной торговой сети. Производители перца, многие из которых жили далеко от моря, продавали свой урожай посредникам, среди которых была каста христиан Святого Фомы. Они, в свою очередь, продавали перец в портах Малабара, где доминированию Каликута бросали вызов более мелкие порты, такие как Кочин, Кулам (Куилон) и Каннанур 2. Перец, направлявшийся в Европу, затем транспортировался в порты Персидского залива и Красного моря, откуда торговцы караванами доставляли его в Средиземное море, платя по пути высокие пошлины правителям ближневосточных государств. Они, в свою очередь, продавали его венецианцам, которые перепродавали перец на ярмарках и рынках по всей Европе, где у них были агентства. Однако торговля с Европой была лишь частью торговли перцем, поскольку большие партии также продавались в самой Индии или отправлялись на восток, в Бенгалию, Индокитай и на Дальний Восток.
   Маловероятно, чтобы кто-либо из участников этой торговли ограничивал свою деятельность исключительно перцем, поскольку их закупки финансировались за счет прибылей от многосторонней торговли, которая включала широкий ассортимент предметов роскоши и утилитарных товаров и в которой участвовали практически все общины по берегам Индийского океана. По мере того, как португальцам стал более понятен масштаб коммерческой сети, от которой зависела торговля перцем, стала очевидна масштабность задачи по проникновению на этот хорошо зарекомендовавший себя и прибыльный рынок. Они обнаружили, например, что перец был лишь одной из большого количества специй, в число которых входили имбирь, мускатный орех, гвоздика и корица, и что купцы также торговали предметами роскоши, такими как драгоценные камни, слоновая кость, ладан и сандаловое дерево, а также лошадьми и слонами, которые использовались в военных целях. Если, за исключением слонов, это были в основном мелкие и дорогостоящие товары, предназначенные для элитного рынка, то португальцы также осознали важность торговли более дешевыми массовыми товарами, включая керамику, фарфор, металлические изделия, древесина, продукты питания (главным образом рис) и, самое главное, хлопчатобумажные ткани.
   За столетия, в течение которых продолжалась эта коммерческая деятельность, торговля в Индийском океане приобрела ряд отличительных черт. Во-первых, торговля в регионе, похоже, не была сильно монетаризирована. Хотя в большинстве прибрежных городов, в том числе в Восточной Африке, чеканились монеты низкого номинала, и люди использовали ракушки каури для мелких сделок, большая часть торговли, судя по всему, велась путем бартера. Золото и серебро активно продавались, но к ним относились скорее как к товарам, импортируемым в роскошных декоративных целях, чем как к средству регулирования обмена.
   Второй отличительной характеристикой была степень специализации. Португальцы обнаружили, что корицу поставляют только из Шри-Ланки, лошадей - из Аравии, а золото - из Софалы в Восточной Африке. Гвоздику выращивали в основном на крошечных островах Молуккского архипелага, а перец привозили с Малабара или Суматры. Фарфор производился почти исключительно в Китае или китайскими общинами в других странах. Даже хлопчатобумажная ткань была узкоспециализированным продуктом, большая часть которого поступала из Гуджарата на северо-западе Индии или из Коромандела. Причина такой высокой степени специализации изначально могла быть связана с климатическими или географическими факторами (например, лошадей успешно разводили в Аравии, а климат и почвы Шри-Ланки благоприятствуют выращиванию корице), а экономические факторы, достаточно знакомые нам по современным мировым рынкам, усилили эту тенденцию. Высокая степень специализации португальцев на Востоке позволила повысить качество, снизить затраты и облегчить доступ к рынку.
   Третьей отличительной чертой торговли в Индийском океане было то, что купцы принадлежали к четко определенным общинам, связанным друг с другом узами родства, места происхождения, а обычно и религиозными узами. В большинстве портов Востока существовали общины индуистов, джайнов, евреев и армян, а также мусульман, все из которых определяли свою самобытность с помощью отличительных религиозных практик и признания разных городов или стран происхождения - например, "Ширази" Восточной Африки, которые утверждали, что имеют общее, хотя и отдаленное, происхождение из города Шираз в Персии. Различные торговые общины обычно жили обособленно в отдельных кварталах и выбирали своих собственных глав. Они платили различные налоги правителям портовых городов, но в остальном управляли своими делами самостоятельно. В эти торговые общины было трудно проникнуть постороннему, и показательно, что во многих портах Востока португальцы в конце концов решили стать еще одним торговым сообществом, которое также идентифицировало себя на основе общего места происхождения и общей религиозной идентичности.
   Четвертой характеристикой системы Индийского океана был независимый торговый город. Большинство крупных торговых портов фактически представляли собой города-государства, независимые от какой-либо территориальной власти и существовавшие исключительно за счет торговой деятельности. Это делало их существование несколько ненадежным, поскольку различные торговые сообщества обычно не желали объединяться для защиты города в случае нападения и были вполне готовы платить налоги тому, кто выходил победителем. Португальцам быстро стало очевидно, что эти независимые торговые города особенно уязвимы для нападений с моря. Хотя становление торговых общин было долгим и трудным процессом, поскольку им приходилось конкурировать с теми, кто уже имел большой опыт работы на рынке, они могли довольно легко использовать военную силу, чтобы взять под контроль независимые портовые города и стать эффективными правителями, способными диктовать условия торговли.
  
   Развитие контактов Португалии с Востоком, 1500-1505 гг.3
  
   Да Гама вернулся в Португалию, вероятно, в начале сентября 1499 г., а шесть месяцев спустя, в марте 1500 г., для продолжения его новаторской миссии был отправлен большой флот. Его командиром был назначен другой мелкий придворный дворянин, Педру Алвареш Кабрал. Кабрал был рыцарем Ордена Христа, соперника Ордена Сантьяго, к которому принадлежал да Гама, и был связан брачными узами с родом Албукерки. Вполне возможно, что его назначение было преднамеренной попыткой сбалансировать интересы соперничающих фракций благородных семей, поскольку у него, похоже, не было других качеств, которые могли бы рекомендовать его, и не было известного опыта командования крупными экспедициями. Более того, назначение еще одного представителя мелкой знати является явным свидетельством того, что более важные дворянские семьи избегали тесного участия в том, что все еще казалось сомнительным предприятием 4.
   Флот Кабрала состоял из тринадцати кораблей, один из которых был судном снабжения и, по крайней мере, еще один - частным судном, оснащенным синдикатом, в который входил флорентиец Маркиони. На этом этапе у португальской Короны не было намерения пытаться установить торговую монополию, и Кабралу просто было поручено открыть факторию в Каликуте и исследовать Софалу и Килву, которые да Гама не посещал, но о которых он получил информацию.
   Вместе с Кабралом отплыли Бартоломеу Диаш и Николау Коэльо, которые сопровождали да Гаму в Индию. Неудивительно, что кормчие выбрали тот же маршрут, по которому Васко да Гама благополучно обогнул мыс Доброй Надежды, но на этот раз флот проплыл немного дальше на запад и в мае 1500 г. достиг берегов Бразилии. Обрадованный открытием этой новой земли, Кабрал объявил ее владением Португалии и назвал Землей Истинного Креста. Кто-то из находившихся на борту его флота написал письмо, в котором объявил об открытии дону Мануэлу, - замечательное письмо, в котором отчасти отразилось удивление и интерес, которые вызвала новая земля. Корабль под командованием Перо Ваша де Каминьи вернулся с письмом в Лиссабон, а флот продолжал свой путь 5. Кабрал, конечно, не был первым европейцем, достигшим Бразилии. В январе 1500 г. Висенте Яньес Пинсон, один из спутников Колумба, достиг побережья Бразилии где-то между Ресифи и Форталезой. Однако для португальцев тогда и сейчас Кабрал был единственным истинным "открывателем" Бразилии 6.
   При попытке обогнуть мыс флот был рассеян сильным штормом, и четыре корабля, включая тот, которым командовал Диаш, пропали без вести, а пятый, которым командовал брат Диаша, отделился от остальных и провел первое детальное исследование Мадагаскара. На побережье восточной Африки Кабрал совершил заход в Софалу и Килву, которые были центрами восточноафриканской торговли золотом. Флот также посетил Мозамбик и Малинди, а затем совершил переход в Каликут, куда португальцы прибыли в сентябре. Все путешествие, включая остановку в Бразилии, было совершено всего за шесть месяцев, тогда как да Гаме на это понадобилось двенадцать 7.
   Пребывание Кабрала в Каликуте началось хорошо, и, похоже, ему удалось установить хорошие отношения с раджей Самудри, который позволил португальцам построить факторию. Более того, Кабрал послал одну из своих каравелл захватить корабль, который хотел арестовать правитель Каликута. Однако после недолгого пребывания португальцы начали подозревать, что купцы Красного моря настраивают самудри против них. Они захватили корабль из Джидды, в отместку на их факторию было совершено нападение, а несколько португальцев были убиты. Кабрал ответил продолжительной бомбардировкой Каликута, а затем отплыл в конкурирующие порты Кочин и Каннанур, где местные правители благосклонно встретили его и помогли получить груз 8.
   Катастрофическое пребывание Кабрала в Каликуте сыграло решающую роль в определении ближайшего будущего отношений Португалии с народами Индийского океана. Васко да Гама настолько подозрительно относился ко всем мусульманам, что ему на каждом шагу в Восточной Африке мерещились заговоры против него, но его пребывание в Каликуте было довольно мирным, и он отплыл с мыслью, что дружеские отношения (на португальских условиях) возможны. После экспедиции Кабрала отношения с Каликутом были безнадежно испорчены, и португальцы были уверены, что мусульманские торговцы из Аравии отныне станут их заклятыми врагами.
   Закупив товары в Каннануре и Кочине, Кабрал поспешно вернулся в Лиссабон, куда прибыл в июле 1501 г., отсутствовав в общей сложности шестнадцать месяцев. Во время его отсутствия был отправлен меньший флот из четырех кораблей под командованием Жуана да Нова. Да Нова был протеже семьи да Кунья, и его отправка представляет собой еще один этап интереса, который высшая знать начала проявлять к восточному предприятию. Похоже также, что его флот частично или, возможно, полностью финансировался частным капиталом, и Маркиони снова сыграли ведущую роль в предоставлении флорентийских денег для поддержки одного из зарубежных предприятий Португалии. Также представляется вероятным, что да Нова было приказано отреагировать на любую кастильскую угрозу, которая могла возникнуть в результате экспедиций, отправку которых на Острова Пряностей, как было известно, санкционировала Изабелла 9. Да Нова также совершил очень быстрое плавание, получив грузы в Кочине и Каннануре и напав на корабли из Каликута, что только усугубило уже существовавшие плохие отношения. Как и два его предшественника, да Нова привез с собой навигационные инструменты и карты, а также двух европейцев (венецианца и испанца), проживших большую часть своей жизни в Индии. Информация, которую он привез, в сочетании с информацией Кабрала и да Гамы, позволила португальским картографам сделать свою первую попытку составить карту мира 10.
  
   Разделенная политика
  
   Путешествие Кабрала, столь важное для современных географов из-за открытия Бразилии, не было воспринято современниками как успешное. Хотя он совершил удивительно быстрое плавание, Кабрал потерял пять кораблей и множество людей, он безвозвратно поссорился с Каликутом и не смог основать там факторию. Более того, он не привез достаточно груза, чтобы покрыть расходы на экспедицию. Наконец, он подтвердил тот факт, что индийцы не были христианами и, следовательно, не было большого христианского населения, ожидающего помощи португальцев. Венецианцы, конечно, думали, что неудача экспедиции отобьет у португальцев охоту предпринимать новые попытки.
   Такого же мнения придерживалась и доминирующая фракция при дворе. Сторонники экспансии в Марокко и кастильского брака снова начали брать верх, их, по-видимому, поддерживал король, чей интерес к мессианским пророчествам сделал роль традиционного крестоносца, пристально смотрящего на Северную Африку и Иерусалим, гораздо более подходящей 11. Кастилия отправляла военные экспедиции в Северную Африку, и казалось важным, чтобы Португалия не осталась позади. Более того, будущее его династии было в то время главной заботой дона Мануэла. Хотя его кастильская жена умерла при родах в 1498 г., их маленький сын Мигел был признан наследником трех тронов Арагона, Кастилии и Португалии. Затем, в июле 1500 г., умер и Мигел, оставив Хуану, вторую дочь Фердинанда и Изабеллы, которая была замужем за сыном императора Священной Римской империи Максимилиана, наследницей престола своих родителей. Будучи преисполнен решимости не отказываться полностью от своих кастильских амбиций, Мануэл неустанно проводил политику, которая в конечном итоге привела к аннексии Португалии Кастилией и к исчезновению независимости Португалии. В 1501 г. он женился во второй раз, на этот раз на Марии, третьей дочери Изабеллы, сестре своей бывшей жены.
   Однако, хотя о дискуссиях в королевском совете мало что известно, в конечном итоге было принято решение отправить еще один флот на Восток в 1502 г. Первоначально командующим был назначен Кабрал, но он категорически возражал против назначения Висенте Содре, родственника да Гама, на должность главы одной из частей флота, в результате чего его заменил сам Васко да Гама. Вскоре после своего возвращения из Индии да Гама женился на представительнице высшей аристократии, его жена Катерина де Атаиде приходилась двоюродной сестрой Франсишку де Алмейда. Похоже, что вместе да Гама и Алмейда были достаточно сильны, чтобы заставить Кабрала отказаться от командования 12. Возможно также, что, как предположил Субраманьям, да Гама претендовал на это путешествие для себя и своей семьи, поскольку король так не передал ему доходы от города Синеш, обещанные в качестве награды после первого путешествия 13. Хотя "Lendas da India" Гашпара Корреа историки обычно не принимают во внимание как ненадежный источник, его повествование предлагает другое объяснение решения короля назначить да Гама. По словам Корреа, да Гама сказал королю, что он заставит флот окупить себя, чему король обрадовался. Каковы бы ни были причины смены командующего, флот, снявшийся с якоря в марте 1502 г., был не только самым большим и мощным из всех когда-либо отплывавших в Индию, - он состоял в общей сложности примерно из двадцати кораблей, - но и полностью находился во власти семьи да Гама и ее свойственников.
   Судя по действиям да Гамы во время его второго путешествия, у адмирала сложилось мнение, что попытки мирной торговли сами по себе никогда не принесут португальцам достаточно прибыли, чтобы покрыть расходы флота. Вместо этого, по его мнению, португальцам следовало попытаться окупить свои экспедиции, грабя корабли и взимая дань с прибрежных городов. Таким образом, плавание 1502 года положило начало иному облику предприятия в Индийском океане. Считая своим приоритетом необходимость окупить экспедицию, да Гама вошел в гавань Килвы и потребовал, чтобы ее правитель заплатил португальцам дань. Направляясь в Индию, его флот ограбил большой и ценный корабль, шедший из Красного моря; захваченная на нем добыча предположительно составила 30 000 крузадо, что эквивалентно десятой части годового дохода португальской Короны 14. Затем были ограблены еще несколько кораблей, их экипажи изувечены или убиты, а добыча конфискована в пользу экспедиции. Однако да Гаме также удалось основать торговые фактории в Кочине и Каннануре, используя сильное политическое давление для получения выгодных торговых соглашений для своих агентов. Он также установил контакт с христианами Святого Фомы.
   Флот, отплывший в 1503 г. под командованием Франсишку и Афонсу де Албукерки, членов семьи, враждовавшей с Алмейдой и его приверженцами, был призван укрепить деятельность да Гамы, построив укрепление в Кочине и основав факторию в Куламе, еще одном порту торговли перцем.
   Когда да Гама и Афонсу де Албукерки вернулись в Португалию, они оставили после себя торговые фактории, поддерживаемые военными кораблями, и систему союзов, заключенных с Малинди в Восточной Африке и с Куламом, Кочином и Каннануром в Индии. Они также привезли с собой значительные сведения о торговле в Индийском океане и более четкое представление о том, как Португалия может получить прибыль от нового предприятия, представление, которое вскоре должно было заставить замолчать тех, кто все еще выступал против продолжения экспедиций на Восток. Говорят, что сам да Гама вернулся в Португалию в 1503 г. с личным состоянием от 30 000 до 40 000 дукатов. Он продемонстрировал, что, используя его методы, не только португальская Корона может вести выгодную торговлю, но и отдельные лица, начиная с командующих флотами и ниже, могут разбогатеть на этих путешествиях.
   Экспансия Португалии в Атлантике всегда была обусловлена двумя различными группами интересов: коммерческими монополиями Короны и торговыми интересами частных лиц и островитян. Теперь восточное предприятие также должно было продвигаться вперед двумя конкурирующими интересами. По мере того как Корона постепенно разрабатывала свои планы по установлению новой великой коммерческой монополии и морского господства в Индийском океане, отдельные лица, отправлявшиеся в плавание на борту флотов, решили сколотить свое состояние напрямую за счет грабежей и пиратства. Если да Гама смог вернуться с Востока одним из богатейших людей Португалии, почему другие не могли сделать то же самое? Однако на данный момент интересы Короны и ее слуг дополняли друг друга, поскольку грабежи и пиратство казались единственным способом, с помощью которого король мог оплатить индийское предприятие.
  
   Управление экспансией и оплата за нее
  
   До путешествия Кабрала большинство португальских экспедиций в Африку состояло либо из нескольких небольших судов, оплачиваемых самим королем, либо из кораблей, принадлежавших и зафрахтованных лицами, торговавшими по королевской лицензии. Иногда Корона сдавала в аренду целые сектора своей коммерческой монополии, как в случае с Аргуимом, контрактом Гомеша или торговлей с Бенином, в то время как заселение островов также было фактически разрешено частным предпринимателям через систему капитаний. Итальянские торговые дома сыграли важную роль в предоставлении капитала для этих предприятий. "Casa da Guin" e Mina" взяла на себя расширенную роль по надзору за делами королевской фактории в Эльмине и растущей торговлей с королевством Конго. Был создан специальный департамент под названием "Casa dos Escravos", который занимался продажей рабов, ввозимых за королевский счет, выдавал лицензии частным работорговцам и взимал налоги с приобретенных ими рабов 15. После возвращения Васко да Гамы из Индии его название снова было изменено на "Casa da India e Mina", и он превратился в крупный государственный департамент, новое важное подразделение мануэлинской монархии. "Casa" несла ответственность за снабжение и оплату флота, а также за набор экипажей и ведение учета всех, кто отправлялся на Восток. Она также отвечала за оценку и продажу привозимых обратно в Португалию грузов, а также за управление финансами того, что быстро становилось первым в мире по-настоящему глобальным бизнесом.
   Наравне с "Casa da India" функционировал второй государственный департамент - Армазен или Оружейная палата. Она также возникла в средневековые времена, когда Корона хранила запасы оружия и доспехов в Лиссабоне, но с ростом морской империи ее функции расширились. Она отвечала за строительство кораблей и обеспечение их вооружением, а ее военно-морские верфи стали, возможно, крупнейшими в Европе, строя огромные карраки (нау), которые эксплуатировались на carreira da India, и развивая пушечный литейный цех, который, среди прочего, провел несколько первых экспериментов по созданию пушек с разрывными зарядами 16.
   Затраты на снаряжение экспедиций в Индию вскоре грозили стать неподъемными. Даже небольшой флот из четырех судов, которым Васко да Гама командовал в своем первом путешествии, Корона была не в состоянии профинансировать самостоятельно, и по крайней мере один из кораблей был куплен или арендован у частных владельцев. Мало того, что флот Кабрала и его преемников были гораздо более многочисленными, но и корабли были крупнее и вооружены артиллерией. Более того, их нужно было снабдить серебряными слитками для покупки пряностей, а не медными тазами, тканью и дешевыми железными изделиями, которые отправляли в Эльмину. Кроме того, требовалось гораздо больше времени, прежде чем можно было получить какую-либо отдачу от инвестиций, поскольку плавание в Индию и обратно могло занять не менее восемнадцати месяцев. Если богатство, которое можно было завоевать на Востоке, казалось почти безграничным, инвестиции, необходимые для его получения, были намного выше возможностей Короны финансировать его из своих традиционных доходов, даже выросших за счет прибылей от Эльмины.
   Дон Мануэл признал, что для оснащения индийского флота необходим доступ к частному финансированию. В 1500 г. он объявил, что любой купец может отправить корабль в Индию при условии уплаты Короне 25 процентов от стоимости груза (простая схема, удивительно похожая на ту, которую применял для торговли в Гвинее инфант дон Энрике в 1450-е гг.). В результате ведущие флорентийские и генуэзские торговые банки образовали ряд синдикатов, и в 1500 г. вместе с флотом Кабрала были отправлены три корабля, финансируемых из частных источников. Однако король был не совсем доволен соглашением, которое позволяло иностранным агентам закупать специи, конкурируя с королевским фактором, и даже возвращаться в Лиссабон раньше, чем главный флот, как это смог сделать Николау Коэльо, который вновь командовал кораблем, принадлежащим Маркиони, в 1501 г.17 Тем не менее, флорентийцам снова разрешили сопровождать экспедицию да Гамы в 1502 г. К этому времени ряд немецких торговых банков также проявил интерес к предприятию, и после 1503 года немецкий капитал вложил крупные средства в путешествия на Восток. Жизненно важное значение частных инвестиций для восточного предприятия стало очевидным, когда в 1505 г. Мануэл решил отправить на Восток еще один крупный военный флот под командованием Франсишку де Алмейды. Стоимость отправленной в том году армады оценивалась в 250 000 крузадо, что составляло более трех четвертей годового дохода Короны. Половину этой суммы вложили частные немецкие и итальянские синдикаты 18.
   Однако расходы на "восточное предприятие" не ограничивались оснащением флотов и получением медных, свинцовых и серебряных слитков для закупки перца. Вскоре Мануэл обнаружил, что расходы, понесенные в самом Индийском океане, выходят из-под контроля. Первоначальный план, если можно сказать, что он существовал, заключался в том, чтобы из Португалии отправлялись ежегодные флотилии и возвращались с грузами, продажа которых позволила бы профинансировать следующее плавание. Почти сразу же португальские командиры обнаружили, что необходимо создать постоянные фактории в портах торговли пряностями, а после начала военных действий с Каликутом - что для защиты этих факторий необходимы вооруженные силы. В 1502 г. король планировал оставить эскадру кораблей на Востоке, когда флот с грузом перца вернется домой.
   Однако снабжение и постоянное содержание эскадры на Востоке вызывало ряд серьезных проблем, в то время как закупка самого перца становилась все более сложной задачей. Отсутствие подходящих товаров для торговли означало, что португальцы постоянно оказывались в невыгодном положении при попытках вести бизнес на Востоке, и, хотя королевские агенты могли покупать перец, расплачиваясь за него серебром или медью, им было трудно конкурировать с коммерческими сетями, созданными купцами, торговавшими с портами Красного моря. Педру Алварешу Кабралу, Жуану да Нова и Васко да Гаме пришлось прибегнуть к политическому или военному давлению, чтобы заставить правителей малабарских портов заключить договоры о защите их грузов перца.
   Хотя их большие мореходные корабли и тяжелая артиллерия часто могли дать португальцам преимущество в морских сражениях, их общее положение было крайне шатким. Флоты подвергались тяжелым испытаниям во время шести-девятимесячного путешествия в Индию. Корабли были повреждены, экипажи заболели, запасы истощились. На обратном пути в 1503 г., хотя его флот был сильно нагружен ценными специями, да Гаме и его людям пришлось прибегнуть к употреблению в пищу собак и кошек, чтобы выжить 19. На Востоке не было безопасных баз, где можно было бы отремонтировать корабли, получить свежие припасы или дать отдых экипажам. Не было также мест, где можно было бы оставить сообщения или где могли бы встретиться корабли, оторвавшиеся от флотов. Существовала даже проблема с оплатой экипажей и солдат, а также с поддержанием морального духа и лояльности войск, служащих на Востоке. Жуан да Нова и Васко да Гама нашли временное решение этих проблем, захватывая силой то, что им было нужно, и именно посредством систематического пиратства да Гама выполнил свое обещание, данное дону Мануэлу, - заставить свой флот окупить себя.
   К 1505 г. развитие событий в Индийском океане и финансовое давление, с которым столкнулась Корона Португалии, потребовали новых крупных политических инициатив, которые были необходимы как для решения неотложных проблем, с которыми они сталкивались, так и для стратегического мышления короля и его советников.
  
   Экспансия в Марокко
  
   Когда Васко да Гама вернулся в конце 1503 г., он привез с собой огромное количество специй - примерно 1500 тонн. Хотя от продажи этого груза можно было получить огромную прибыль, издержки восточное предприятия вновь заставили короля и его советников пересмотреть свои приоритеты. С момента завоевания Гранады в 1492 г. кастильская экспансия набирала обороты. Колумб предпринял еще две экспедиции на острова, открытые им в западной Атлантике, и были заключены контракты на завоевание Канарских островов. В 1497 г. некоторые кастильцы, действовавшие на базах на Канарских островах, временно создали укрепленную базу возле Агадира, пока они не были изгнаны марокканскими союзниками Португалии 20. Кастилия также совершала завоевания на побережье Алжира и Туниса. Португалия не могла позволить себе остаться позади, если бы действительно началась новая Реконкиста. Возобновить завоевание Марокко было бы проще, дешевле и престижнее, чем пускаться в авантюры на Востоке.
   Поэтому в 1501 г., когда еще было неизвестно, закончится ли плавание Кабрала успехом или нет, дон Мануэл отправил флот из тридцати пяти кораблей с 3500 солдатами для оказания помощи в войне против турок в восточном Средиземноморье 21. Возможно, что эта отвлекающая тактика была навязана ему венецианцами, которые стремились помешать португальцам отправлять дальнейшие экспедиции на Восток 22. Этот огромный флот, гораздо больший, чем любая экспедиция, отправленная на Восток, попытался атаковать Мерс-эль-Кебир на побережье Алжира в июле 1501 г. и, после того как был отброшен, провел остаток года в охоте за "призами". Несмотря на провал этой экспедиции, "марокканская партия" продолжала пользоваться поддержкой короля и львиной долей ресурсов, доступных Короне. Стратегической целью теперь было превратить прибрежную зону Атлантического океана, находившуюся под неофициальной защитой Португалии с 1480-х гг., в регион, непосредственно подчиняющийся португальской Короне, с долгосрочной целью завоевания самого Марракеша. В 1504 г. португальцы успешно потребовали дань от населения вокруг Аземмура, а в 1505 г. частный купец Жуан де Секейра построил и укрепил факторию в Санта-Крус на мысе Гуэр недалеко от Агадира. В 1506 г. в Мазагане был возведен замок, а еще один построил в Могадоре Диогу де Азамбужа, фидалгу, которого Жуан II послал в 1482 г. для строительства Эльмины. В 1508 г. Сафи, центр марокканского ткачества, продукция которого была необходима для торговли в Африке, также был оккупирован и стал крепостью португальской Короны 23. После 1509 г. эта политика экспансии была в некоторой степени согласована с Кастилией, поскольку Синтрский мирный договор, заключенный в том же году, оставлял атлантическое побережье Марокко для эксплуатации португальцами 24.
   По мере того как авторитет и влияние Португалии расширялись в морских регионах Марокко, приграничное общество, существовавшее на Пиренейском полуострове в средние века, получило новую жизнь. Все большее число крепостей было укомплектовано профессиональными солдатами при более или менее эффективной поддержке добровольцев-фидалгуш, которые прошли военную подготовку и "понюхали пороха" во время рейдов из крепостей во внутренние районы Марокко. Некоторые из этих рейдов принесли впечатляющие результаты. Нуньо де Атаиде, капитан Сафи, например, вернулся из набега в 1511 г. с 1000 голов крупного рогатого скота, 5000 овец и коз, 300 верблюдами и лошадьми и 567 пленниками - весь вооруженный отряд и его добыча растянулись на целую лигу по дороге 25. Это был год захвата Албукерки Малакки. Империя грабежа, будь то на Востоке или в Северной Африке, казалась уверенной в продолжающемся успехе.
   Однако в Марокко неофициальная империя постепенно взяла верх над официальной. Богатые португальцы строили частные замки, а с местными марокканскими вождями заключались частные сделки. Многие, если не большинство, рейдов были личными предприятиями, не санкционированными Короной и преследовавшими простую цель - получить добычу. Вожди, которые думали, что, купив защиту у Короны, они будут свободны от таких набегов местных португальских капитанов, вскоре разочаровались и тщетно выражали свой протест королю 26. Португальские купцы, среди которых было большое количество евреев и "новых христиан", поселились в портовых городах, а в 1509 г. дон Мануэл предоставил особую защиту евреям Сафи - "за нашу службу, а также за прибыль и благополучие нашего города Кафим"27. Португальские евреи, для которых жизнь на самом полуострове становилась все более некомфортной, уже начали играть большую роль в заморской империи. Тем временем за пределами приграничной зоны марокканских городов все большее число португальских авантюристов переходило на службу в войска марокканских полевых командиров, многие из них принимали ислам.
  
   Образование Эстадо да Индия
  
   В 1504 г. до папы Римского дошло сообщение о том, что османский султан разрушит христианские святыни в Иерусалиме, если не будут предприняты какие-то меры для обуздания португальцев. Ходили также слухи, что мамлюкский султан Египта собирался бросить вызов португальцам, чьи действия угрожали его доходам и коммерческому процветанию Каира, в то время как венецианцы, которые, возможно, координировали всю эту дипломатическую кампанию, по-видимому, предлагали построить канал через Суэцкий перешеек, чтобы можно было перебросить военные корабли из Средиземного моря и бросить вызов португальцам 28. Теперь Мануэл должен был не только взвесить преимущества и недостатки продолжения восточного предприятия, но и решить, как лучше всего осуществить такое предприятие. В 1505 г. король и его советники приняли судьбоносное решение отправить на Восток вице-короля и основать то, что впоследствии стало известно как "Эстадо да Индия".
   В 1550-х гг. историк Жуан де Барруш заявил, что создание Эстадо да Индия преследовало две цели: "войну с маврами и торговлю с язычниками"29. Стратегическое мышление, лежащее в основе этого решения, было ясным и простым. Оно было призвано обеспечить безопасность факторий, баз флота и улучшить доступ к рынку перца путем обеспечения контроля над торговлей восточноафриканским золотом. Также предполагалось исследовать дополнительные коммерческие возможности в Малакке и на Шри-Ланке. План был тщательно продуман, и за сравнительно короткий промежуток времени необходимо было осуществить огромный объем организационных работ и найти средства для инвестиций. Дон Мануэл не просто удовлетворял насущные краткосрочные потребности своего предприятия по торговле перцем, он сознательно создавал совершенно новое португальское государство в Индийском океане - государство со своим собственным правительством, собственными вооруженными силами и своими собственными социальными институтами.
   Такой проект должен был быть подкреплен не только материальными ресурсами, но и структурой права и постановлениями, которые регулировали бы каждый аспект создаваемого нового государства. Масштаб задачи, стоящей перед советниками короля и чиновниками "Casa da India" можно оценить по достоинству, если понять, что эти правила должны были охватывать не только отношения солдат, моряков и коммерческих агентов внутри португальского сообщества, но также коммерческие и дипломатические отношения с азиатскими государствами, а также обязанности Короны перед церковью и всеми христианскими общинами, которые были пожалованы Португалии папскими буллами XV в. и которые составляли padroado real.
   Юридические основы Эстадо да Индия были заложены в папских буллах и в праве завоевания, на которое претендовал Мануэл, когда принял титул "Короля Португалии и Алгарви по эту сторону и за морем в Африке, сеньора Гвинеи и повелителя завоеваний, мореплавания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии". Король Португалии объявил себя сувереном морей и с теми же правами и привилегиями, что и любой другой суверен. Если правители Биджапура или Виджаянагара могли взимать налоги и выдавать пропуска, содержать армии, заключать договоры и вершить правосудие над населением, находящимся под их властью, то то же самое мог делать и король Португалии в своих владениях, которыми было море. Король Португалии, как морской правитель, мог выдавать пропуска тем, кто хотел войти в его владения, мог взимать таможенные пошлины, устанавливать монополии или объявлять те или иные товары контрабандой и имел право обеспечивать соблюдение этих законов в судебном порядке. Это была поистине новая концепция, которую ни одно другое государство никогда не пыталось повторить.
   Отправка вице-короля, альтер-эго португальского монарха, на Восток стала моментом, когда это новое владычество стало реальностью. Два отдельных флота покинули Португалию в 1505 г. Первым, состоявшим из двадцати двух кораблей, командовал человек, назначенный первым вице-королем. Первым, на кого пал выбор короля, являлся Триштан да Кунья, но он был поражен временной потерей зрения, и король обратился к дону Франсишку де Алмейде 30. Алмейда был членом знатной дворянской семьи, сыном графа Абрантиша и двоюродным братом Васко да Гамы. Его назначение ясно свидетельствует о пробудившемся интересе высшей знати к восточному предприятию. Второй флот, ушедший два месяца спустя, в мае, состоял из шести нау под командованием Перо де Анайя, которому было приказано завладеть торговыми портами Софала и Килва с их торговлей золотом, которым, по мнению Мануэла, суждено было стать восточноафриканской версией королевской фактории Эльмина. Для защиты факторий в Индии должны были быть построены крепости, а для флота - база на острове Анджедива у индийского побережья и еще одна на острове Сокотра, откуда можно было бы блокировать устье Красного моря.
   Даже беглое ознакомление с инструкциями Алмейды дает представление о сложности проекта, к реализации которого приступали португальцы 31. Мандат вице-короля (carta de poder) приказывает всем без исключения "соблюдать все его требования и приказы... как если бы они исходили от нас лично". По сути, он должен был представлять особу короля на Востоке.
   "Во всех случаях, как гражданских, так и уголовных, и даже при вынесении смертного приговора, он имеет полное право голоса, его решения и приказы должны выполняться, и они не подлежат обжалованию... Кроме того, мы наделяем его полной властью над всеми делами, связанными с нашими доходами, будь то покупка или продажа наших товаров для погрузки нау или что-либо еще, касающееся наших доходов ... Мы даруем ему право смещать и увольнять капитанов крепостей и нау, когда это кажется желательным для блага нашей службы... и отстранять факторов, заведущих факториями или находящихся на борту кораблей".
   В дополнение к этим широким полномочиям король наделил его "всей полнотой власти заключать от нашего имени договоры о мире и дружбе со всеми королями и сеньорами Индии на благо нашей службы... Более того, мы наделяем его всеми нашими полномочиями вести войну и отдавать приказы о ее ведении на море или на суше против любого из королей и сеньоров Индии, когда он сочтет это целесообразным"32.
   В дополнение к его мандату Алмейде были выданы regimento, набор подробных инструкций, которые представляют собой необычное видение государства раннего Нового времени в действии. Одним из неизбежных последствий роста восточного предприятия стало то, что государственный аппарат Португалии должен был расти, чтобы соответствовать новым вызовам. По всей Европе государства раннего Нового времени перерастали возможности королевского двора и королевского совета по управлению. Советы со специализированными функциями возникали как зарождающиеся государственные департаменты, и для их деятельности набирались группы юристов и бухгалтеров. Это расширение власти должно было быть подкреплено тщательно продуманными административными кодексами, которые определяли юридическую ответственность и обязанности различных должностных лиц и включали их в общие законы королевства. В Португалии расширение королевского правительства, наиболее впечатляющим проявлением которого было Эстадо да Индия, потребовало серьезного пересмотра сводов законов, которые в конечном итоге начали издаваться в печатном виде, начиная с 1514 г., как "Ordena""es Manuelinas" и которые были одним из наиболее долговечных памятников правления Мануэла.
   Представление об этом новом порядке, при котором наемные бюрократы, солдаты и матросы работают в соответствии с четко определенными административными правилами, можно получить в regimento Алмейды - первом сохранившемся подробном документе такого рода. Самым поразительным аспектом этих инструкций является то, что вся операция была задумана как единое королевское предприятие. Все, кто отправлялся на Восток, начиная с вице-короля и ниже, были слугами Короны и получали жалованье и пособие натурой. Факторы и капитаны кораблей и крепостей подчинялись непосредственно Короне в лице ее представителя, вице-короля, и занимали должности по его усмотрению. Все платежи и вся коммерческая деятельность должны были осуществляться непосредственно в Лиссабоне - от выплат заработной платы отдельным солдатам до крупных закупок перца в Индии. Велись подробные записи о каждой единице огнестрельного оружия и артиллерийском орудии, а также о каждом предмете церемониального убранства, предоставленном для церквей и часовен, которые должны были быть построены и профинансированы как часть padroado real. Даже процесс разграбления захваченных кораблей был детально регламентирован - скрупулезно оговаривались точные пропорции добычи, распределяемые на разные нужды и в соответствии с рангами разных должностных лиц 33.
   Основной целью этой уникальной государственной структуры было обеспечение контроля над торговлей перцем из Малабара. На бумаге операция должна была работать следующим образом: Корона назначала агентов в основных портах торговли перцем, которые закупали перец по ценам, согласованным с местными правителями. За перец платили серебром и медью, присланными из Европы, и золотом из Восточной Африки. Торговля золотом также была объявлена королевской монополией, и впоследствии импорт лошадей в Индию и торговля с Европой гвоздикой и корицей были добавлены в список запрещенных товаров, которыми можно было торговать только за счет Короны. Каждое судно в Индийском океане должно было купить пропуск (cartaz) у португальцев и декларировать свой груз и пассажиров, которых оно перевозило. Некоторые предметы, главным образом военные припасы, были объявлены контрабандой и не подлежали перевозке. Утверждалось, что одной из целей картажей было обеспечение защиты и безопасного проезда союзникам Португалии, но все корабли должны были платить таможенные сборы португальским властям - механизм, который помог бы покрыть огромные расходы на содержание Эстадо да Индия 34. Чтобы обеспечить соблюдение этих правил, которые были призваны радикальным образом изменить всю структуру торговли в Индийском океане, португальцы содержали военный флот и укрепленные фактории на перцовом побережье Малабара и в районах торговли золотом в Восточной Африке. Перманентную блокаду Красного моря предполагалось установить с базы на острове Сокотра.
   До сих пор удивительно осознавать смелость, с которой была задумана эта идея восточной империи. Небольшое, бедное и изолированное европейское королевство с небольшим накопленным капиталом, слаборазвитой промышленностью и с самыми примитивными инструментами управления стремилось создать государство на другом конце света и навязать торговую монополию купцам из многочисленных богатых, густонаселенных и могущественных королевств, многие из которых обладали военной мощью, позволяющей сокрушить любую армию, которую Португалия могла бы выставить на поле боя. Португалия планировала создать военизированное государство, которым будет управлять королевская бюрократия, которое будет защищать оплачиваемая профессиональная армия и флот и которое будет управлять огромной королевской коммерческой монополией. Более того, это было государство, которое должно было претендовать на господство на море и в то же время осуществлять юрисдикцию над всеми христианами к востоку от линии разграничения, установленной по Тордесильясскому договору. Создание Эстадо да Индия потребовало огромных организационных усилий и мобилизации ресурсов в ранее немыслимых масштабах, - задачи, которые включали реальное и концептуальное расширение государственной власти, намного опережающее самые крайние требования, выдвинутые любой другой монархией эпохи Возрождения в Европе. Когда правители Англии, Франции и Габсбургских монархий предприняли первые пробные шаги по созданию эффективных административных органов на основе своих королевских дворов и органов королевского совета, а также когда они искали средства для оплаты содержания более или менее постоянных военных сил, которые могли бы бросить вызов власти и привилегиям феодальной знати, португальская Корона продвигалась вперед, создавая то, что на бумаге было самым сложным централизованным государственным предприятием своего времени.
   Готовность португальской монархии взять на себя правительственные обязанности и ответственность за операции, проводимые от ее имени на Востоке, резко контрастирует с пренебрежением, проявленным Кастилией в отношении создания любого эффективного механизма управления своими территориями в Новом Свете. Лишь поколение спустя, в 1530-х гг., правительство Карла V, довольно запоздало, приступило к установлению института наместничества и эффективному отправлению закона и правосудия в Новой Испании.
   Рост мощи государства раннего Нового времени зависел от двух факторов: обеспечения контроля над средствами принуждения и облагаемыми налогом излишками экономики. Вооруженная сила позволит собирать налоги, а налоги позволят набирать и оплачивать вооруженные силы. Эстадо да Индия, самое замечательное из всех государств раннего Нового времени, не было исключением, и по мере его развития поддержание военной мощи и поиск средств для ее оплаты начали вытеснять прежние, чисто коммерческие цели предприятия.
  
   Империя грабежа
  
   Хотя Алмейда взял с собой подробные regimento, которые должны были контролировать все аспекты нового Эстадо да Индия, португальское присутствие на Востоке уже приобретало самостоятельный импульс. Васко да Гама продемонстрировал, что можно завоевать огромное личное богатство и что применение силы может принести впечатляющую прибыль как отдельным лицам, так и Короне. Теперь Алмейда, следуя общей схеме своих инструкций, был полон решимости не остаться в стороне в борьбе за богатство и приступил к систематическому грабежу городов в западной часте Индийского океана - захватывая припасы и оснащение для своих кораблей, грабя товары для факторий, награждая своих людей и обеспечивая себе и своей семье личное состояние - всегда откладывая пятую часть для Короны и, как хороший сын церкви, долю для строительства монастыря Жеронимуш в Белене под Лиссабоном 35.
   Приплыв со своим флотом в Килву, Алмейда отверг любые попытки переговоров и захватил город. По словам очевидца, "король бежал, а капитан-майор возвел на престол другого короля [и]... приказал всю добычу отнести в дом, каждому под присягой". Отплыв в Момбасу, которая, к несчастью, приобрела репутацию враждебной по отношению к португальцам во время первого путешествия да Гамы, он взял штурмом и сжег город, "и капитан-майор приказал им разграбить город... и любой человек, который нашел золото, серебро или жемчуг, должен был получить двадцатую часть. И все принялись грабить и обыскивать дома, выламывая двери топорами и таранами... Таким образом капитан-майор собрал большую сумму для торговли с Софалой"36.
   Корабли и люди были оставлены, чтобы начать строительство крепостей в Килве и Софале, которые должны были контролировать торговлю золотом, в то время как Алмейда, нагруженный добычей, отплыл в Индию, чтобы основать базу на островах Анджедива и навязать новый режим монополии на торговлю перцем правителям Малабарского побережья.
   Тем временем весной 1506 г. другой флот покинул Лиссабон под командованием уже выздоровевшего Тристана да Кунья, а Афонсу де Албукерки был его заместителем. Целью этого флота было обеспечение контроля над торговым путем через Красное море, но поведение капитанов должно было показать, насколько свободно они интерпретировали свои инструкции. Они, конечно, были слугами Короны, но чувствовали себя совершенно свободными служить Короне так, как они считали нужным. Разграбив относительно бедные города на северо-западном побережье Мадагаскара, Албукерки начал грабить порты на южном побережье Аравии и захватил контроль над Ормузом 37. В смелом и уверенном письме вице-королю он описал великие военные достижения себя и своих людей, то, как он снабжал свой флот и как его последователи обогатились за счет грабежа. Как он писал Алмейде, "у них было найдено много золота и много мечей с серебряными рукоятками и драгоценностями, принадлежавшими знатным людям. Сбор всего этого добра занял у наших людей восемь дней на маленьких лодках, за это время некоторые из них извлекли большую выгоду от того, что нашли".
   В то же время он смог написать, что у него "запасов для кораблей хватило на два года". Тем временем интересам Короны служило подчинение этих городов Португалии и принуждение их к уплате дани - на Ормуз была наложена дань в размере 15 000 шерафинов с последующей выплатой 5 000 шерафинов золотом, чтобы выдать из этих средств жалованье своим солдатам 38.
   В обстоятельствах, созданных этими пиратскими рейсами, неудивительно, что капитаны кораблей поссорились между собой. К концу крейсирования Албукерки вдоль арабского побережья на его флоте возникли глубокие разногласия, и трое его капитанов дезертировали и отплыли в Индию, чтобы подать жалобы вице-королю и, в конечном итоге, Короне. Примечательно, что среди жалоб, которые они высказали, была неспособность их командира правильно распределить добычу. Однако более существенная жалоба заключалась в том, что нападения Албукерки на города Индийского океана и, в частности, его решение построить крепость в Ормузе, отвлекали людей и ресурсы от главной цели Эстадо да Индия, которая заключалась в загрузке флота перцем: "Главный капитан не должен брать на себя строительство крепости, поскольку это очень мало отвечает интересам короля и приводит к потере его материальных средств, а также к риску для оставленных в ней людей и артиллерии"39.
   Политику грабежа можно было бы представить как дополнительный аспект политики монополии. Отказ признать притязания Португалии на монополию в торговле пряностями считался достаточной причиной для нападения на корабли или города, в то время как доходы от грабежа врагов позволяли португальцам снабжать свой флот, закупать грузы специй и обеспечивать лояльность своих людей. Однако победные трофеи не всегда имели такое утилитарное назначение. После захвата Малакки в 1511 г. доля добычи Албукерки состояла из шести бронзовых львов, которых он хотел поставить на свою гробницу, браслета, который, как говорили Албукерки, обладал магической силой, предотвращающей кровотечение из ран, и "нескольких девушек из всех рас страны", которых он хотел отправить в подарок дону Мануэлу 40. Добыча была пристрастием, от которого португальцам было бы трудно отказаться. В 1519 г. дон Айриш да Гама, брат Васко да Гамы, должен был написать королю, призывая к возобновлению войны на Востоке, потому что "невозможно продолжать существование, если люди не поверят, что можно получить некоторую прибыль от захвата призов... и нет способа убедить их выйти в море, как это было раньше, когда была надежда что-нибудь захватить"41.
  
   Рост Эстадо да Индия во время наместничества Алмейды
  
   Когда Алмейда отплыл в 1505 г., дон Мануэл знал, что он не просто устанавливает монополию на торговлю перцем, но и объявляет войну интересам основных государств, которые до сих пор контролировали традиционные торговые пути через Красное море, в частности Венеции и мамлюкскому султанату Египта. Действительно, именно осознание того, что создание Эстадо да Индия нанесет серьезный удар по мусульманской власти на Ближнем Востоке, окончательно убедило дона Мануэля в том, что ему следует посвятить себя этому предприятию. Нападения на марокканские крепости и военные действия на Востоке теперь можно было рассматривать как аспекты одной и той же политики, а не как два разных направления внешней политики, конкурирующих за ресурсы.
   В то время как взоры наместника и короля были сосредоточены на их великой стратегии, Эстадо да Индия начало свой, казалось бы, неумолимый рост. Хотя Алмейда упустил возможность заключить прочные союзы с Виджаянагаром или королевством Герсоппа на западном побережье Индии, консолидация и экспансия происходили в других местах. Еще во время второго путешествия Васко да Гамы корабли были отправлены на юг для исследования торговли южной оконечности Индии и Шри-Ланки - жемчуг, корица и слоны считались очень прибыльными товарами, которые можно было добавить к грузам португальских торговых судов. Затем, прибыв в Индию, Алмейда послал своего сына Лореншу исследовать торговлю на Мальдивских островах, откуда его унесло ветром к побережью Шри-Ланки 42. В гавани Коломбо Лореншу дал салют из своей артиллерии, получил дань и построил небольшую факторию 43.
   В 1509 г. на восток была отправлена официальная экспедиция под руководством будущего губернатора Эстадо да Индия Диогу Лопиша де Секейры, чтобы посетить крупный торговый порт Малакку и проникнуть на Индонезийский архипелаг. Отправляя этот флот, Алмейда почти наверняка был обеспокоен тем, что Португалия должна полностью утвердить свои права в этой области в преддверии возможной испанской экспансии в Азию.
   Тем временем Алмейде пришлось иметь дело с враждебной коалицией, созданной против Португалии Египтом и Венецией. Это была война, которую пришлось вести на море, и угроза неминуемого нападения, вероятно, объясняет бездействие Алмейды в выполнении его инструкций по открытию торговых отношений с Малаккой и Шри-Ланкой. В 1508 г. он отправил своего сына Лореншу найти и уничтожить вражеский флот. Это привело к первому крупному поражению португальцев, когда Лореншу был пойман в ловушку в гавани Чаула и убит. В следующем году сам вице-король наконец вышел в море и, когда египтяне и гуджаратцы, к счастью для него, поссорились между собой, в феврале 1509 г. уничтожил египетский флот в Диу на побережье Гуджарата. В этой битве Эстадо да Индия встретило и преодолело свое первое серьезное испытание. Ему больше не угрожали всерьез вплоть до 1530-х гг.44
   Хотя Алмейда отвечал за строительство фортов в Софале, Килве, Анджедиве, Сокотре и Кранганоре, и хотя после победы при Диу Чаул согласился выплатить дань португальцам, что привело к созданию укрепленной фактории в 1510 г., вице-король в целом был против против идеи создания военных баз на берегу. Он, как известно, писал королю: "До тех пор, пока вы сильны на море, Индия будет находиться под вашей властью, а если вы не обладаете этой силой, крепости на берегу мало вам помогут"45. Конечно, он понимал необходимость военно-морских баз для поддержания господства на море, но он и его сторонники были непримиримыми противниками любой политики, которая отвлекала бы ресурсы Короны от основного бизнеса - получения грузов перца. Именно это, а также личное и семейное соперничество побудило его поддержать капитанов, дезертировавших от Албукерки на побережье Аравии, и арестовать своего главного соперника, когда он прибыл на побережье Индии после захвата Ормуза.
   К тому времени, когда срок наместничества Алмейды подошел к концу, португальцы уже хорошо знали западную часть Индийского океана. Carrera da India была хорошо развита, и флоты могли совершить путешествие из Португалии в Индию за шесть месяцев. Обратный рейс в среднем занимал около 200 дней, хотя, если бы корабли направлялись к востоку от Мадагаскара, путешествие могло бы сократиться до пяти недель 46. Все острова Южной Атлантики были открыты, и Триштан да Кунья дал свое имя отдаленному острову на крайнем юге этого океана. Португальские корабли плавали вокруг Мадагаскара, а также были открыты и нанесены на карту основные острова Индийского океана - острова у восточноафриканского побережья, Сокотра, Сейшельские острова и острова Альмиранте (названные в честь да Гамы), Мальдивы, Маскаренские острова (названные в честь Педро Маскареньяша) и Коморский архипелаг. Карты, усердно составляемые в Лиссабоне профессиональными картографами, отражали прогресс открытий и расширение понимания образа мира. Научная ценность того, что было достигнуто в результате португальского пиратства, была неисчислима и, без сомнения, представляет собой одно из самых важных достижений Европы эпохи Возрождения.
   Однако интересно, что в первое десятилетие этой замечательной португальской экспансии почти не было создано никакой значимой литературы. Если не считать незаконченного и явно неотредактированного отчета Алвару Велью о первом путешествии Васко да Гамы и восторженного письма о Бразилии, которое привез в Лиссабон Ваш да Каминья, путешествия на Восток не породили никакой литературы и очень мало письменных отчетов от кого-либо из португальских участников экспедиций. Васко да Гама, Кабрал и Алмейда не оставили никаких записей о своих путешествиях, как и Диаш и Кан до них. Единственные отчеты об экспедициях на Восток из первых рук были написаны итальянцами, фламандцами, немцами и кастильцами, а не португальцами. Основание Эстадо да Индия также не привело сразу к появлению каких-либо заметных публикаций, и снова именно вечно любопытные итальянцы и немцы были ответственны за сбор и публикацию первых отчетов о португальской экспансии. Это было несколько менее справедливо в отношении Западной Африки, и в период между 1490 и 1510 гг. был опубликован ряд весьма значительных произведений, в том числе "Rela""o do reino do Congo", написанное королевским хронистом Руи де Пина около 1492 г., и "Esmeraldo de situ orbis", чрезвычайно важный roteiro, написанный Дуарте Пашеку Перейрой, хотя он не был напечатан до XIX в.47
  
   События в Восточной Африке
  
   В 1506 г. Перо де Анайя прибыл, чтобы завладеть Софалой. Как ему следует действовать, было подробно изложено в regimento Алмейды. Он должен был приблизиться к городу, как если бы он был мирным торговцем, и, подойдя достаточно близко, совершить внезапное нападение. Мусульманские купцы должны были быть схвачены, а их товары конфискованы. Двенадцать наиболее видных из них должны быть отправлены их в Португалию. Анайе сказали, что он должен оправдать свои действия перед местными африканцами, заявив, что мусульмане являются "врагами нашей святой католической веры, и потому что мы постоянно ведем с ними войну, в то время как их самих мы всегда будем рады одарить всех щедротами и милостями"48. Затем Анайя должен был построить крепость, позаботившись о выборе участка земли, на который не будет вторгаться море - какая ирония в том, что именно приливы в конце XIX в. в конечном итоге смыли эту самую раннюю португальскую крепость на Востоке.
   Целью Мануэла было повторить на восточноафриканском побережье несомненный успех королевской торговой фактории Эльмины. В отчете о первых путешествиях в Индию, опубликованном в 1505 г., о торговле золотом в Софале конкретно говорится, что она ведется "тем же способом, которым золото доставляется на наш рудник в Гвинее"49. Первоначально у португальцев не было намерения заменять правителя Софалы, так же как местный африканский вождь на побережье Мины не был свергнут, когда была построена крепость Эльмина. Вместо этого от шейха потребовали признать португальское господство. Была надежда, что торговцы золотом продолжат приезжать в Софалу и продавать свое золото фактору короля Португалии. Тем временем в Килве также был построен небольшой форт, где предполагалось, что будут выдаваться картажи торговцам на побережье. Остров Мозамбик должен был использоваться индийским военным флотом в качестве места для переоснащения.
   Неудивительно, что этот первоначальный план пришлось несколько раз корректировать. После первоначального шока от оккупации правители Килвы и Софалы пытались оказать сопротивление и разжечь оппозицию португальцам, призвав своих союзников среди народов материка. В Софале португальцы упредили атаку, ворвались в резиденцию правителя и убили его, посадив на трон более сговорчивого шейха. В Килве правитель был изгнан, а Мохамед Анкони, индиец по происхождению, но крупный торговец Килвы, стал правителем в качестве португальского ставленника 50.
   Тем временем португальцы обосновались на своих маленьких укреплённых факториях. В Софале на косе, образующей один рукав залива, недалеко от якорной стоянки, но на некотором расстоянии от мусульманского города, была построена башня, окруженная стеной. В Килве прямо на пляже построили простую башню. Ни один из фортов не мог соперничать с великолепием Сан-Жоржи да Мина, но в краткосрочной перспективе они оказались достаточно работоспособными. Однако торговля золотом оказалась ненадежной. В 1506 г. Диогу де Алькасова подробно сообщил о положении дел во внутренних районах страны, где гражданская война между соперничающими вождями золотоносных регионов препятствовала мирному функционированию внутренних ярмарок 51. После этого некоторое количество золота достигло побережья, но за первые пять лет португальской оккупации его количество заметно сократилось, и стало ясно, что установить монополию на торговлю золотом, как это было сделано в Западной Африке, не удастся.
   Было проведено расследование, почему торговля золотом пошла на спад, и португальцы обнаружили, что Ангоче, порт-конкурент Софалы, к северу от Риуш-душ-Бонш-Синаиш, где да Гама остановился на месяц во время своего знаменитого первого путешествия, теперь привлекает большую часть торговцев золотом. Поселение Ангоче, которое, по-видимому, было основано диссидентами из Килвы в конце XV в., обладало более удачным местоположением, чем Софала, для привлечения торговцев из золотоносной долины Мазоэ и находилось ближе к торговым центрам северного побережья Суахили. Действительно, мусульманские торговцы, которых да Гама встретил в Риу-душ-Бонш-Синаиш, вероятно, были связаны с новым торговым портом Ангоче, а не с Софалой. В свете всей этой новой информации португальским капитанам пришлось пересмотреть свою стратегию. Либо пришлось бы отказаться от идеи монополии на торговлю золотом, либо потребовалось бы более энергичное утверждение португальской власти на побережье 52.
  
   Губернаторство Албукерки 53
  
   В 1509 г. срок полномочий Алмейды подошел к концу, и он отправился в обратный путь в Португалию. Он так и не добрался до дома, поскольку в начале 1510 г., во время остановки на мысе Доброй Надежды, сделанной с целью пополнить запасы питьевой воды, он и большая группа португальцев подверглись нападению со стороны племени Койя, и вице-король был убит. Однако к этому времени его уже сменил Афонсу де Албукерки.
   На момент назначения Албукерки было пятьдесят шесть лет. Как и Алмейда, он происходил из знатного рода, имевшего связи с королевской семьей, и числил среди своих предков двух адмиралов Португалии. Сам он был доверенным слугой Афонсу V и Жуана II, участвовал в военных действиях в Северной Африке и в 1476 г. в битве при Торо в Кастилии. Благодаря браку он был связан с рядом влиятельных дворянских семей, включая Норонья, Коутиньо и да Кунья. Он впервые отплыл на Восток в 1503 г. вместе со своим двоюродным братом Франсишку и вернулся с Триштаном да Кунья во второй раз в 1506 г., когда он разграбил южное побережье Аравии и установил временное португальское присутствие в Ормузе.
   Со времени этого путешествия карьера Албукерки стала весьма противоречивой, и эти противоречия ярко прослеживаются в письмах, которые он писал королю. Эти письма, которые правильнее было бы назвать депешами, содержат необычайно живое и подробное описание военных операций Албукерки, обсуждение проблем, с которыми он столкнулся, и политические варианты действий, открытые для него. Они ярко отражают сильную и своеобразную личность Албукерки и выдерживают сравнение с гораздо более отточенными и гораздо более известными "Письмами" Кортеса к Карлу V. В то время как Васко да Гама, Кабрал и Алмейда не написали никаких отчетов о своих подвигах, и историки испытывают наибольшие трудности с реконструкцией их карьеры, губернаторство Албукерки ярко освещено этими замечательными документами. Более того, точно так же, как репутация Кортеса была значительно укреплена работами восхищенных биографов, так и после его смерти Албукерки стал предметом большой биографии. Брас де Албукерки, его внебрачный сын, написал пространное оправдание действий своего отца, пытаясь защитить его репутацию. Однако "Comment"rios do Grande Afonso Dalboquerque" (обычно называемые "Комментариями") - это не просто агиография, а серьезная и впечатляющая попытка создания биографии, и они сами по себе являются одним из самых важных документов португальского Возрождения 54.
   Человек, пришедший на смену Алмейде и носивший титул губернатора, а не вице-короля, большую часть своей жизни был солдатом. Он был сильным и смелым человеком и хорошо разбирался в тактике проведения десантных операций. Как и Васко да Гама, он считал, что португальцам необходимо быть предельно безжалостными в обращении со своими врагами. Он был готов убивать, пытать или калечить своих пленников, а также сжигать заживо дезертиров, если они попадут в его руки. Однако, в отличие от да Гамы, который иногда, кажется, прибегал к жестокому насилию без какой-либо очевидной цели, Албукерки был проницательным политиком и дипломатом. Его сила заключалась в том, что он имел четкие цели и был готов использовать любые средства для их достижения. Поскольку его цели включали создание португальских колоний на Востоке, ему пришлось выйти за рамки побед в битвах и штурмов городов и перейти к более творческой стороне создания новых сообществ - разработке законов для нового португальского общества в тропиках. Албукерки, несомненно, произвел бы впечатление на своих современников одними лишь своими военными достижениями, но трепет, с которым к нему относились на Востоке, в равной степени был обусловлен его дипломатией и способностью вести ряд переговоров с самыми могущественными правителями своего времени. Со своей развевающейся бородой, которой он чрезвычайно гордился, Албукерки намеренно создавал царственный, даже императорский образ.
   Однако разногласия, которые с самого начала окружали его карьеру, возникли из-за того, что, хотя он энергично преследовал четко определенные политические и военные цели, они не всегда совпадали с целями Короны. Интерпретируя пожелания дона Мануэла, Албукерки исказил их почти до неузнаваемости и заставил Португалию следовать курсу, который определенно не был предусмотрен при составлении regimento для Алмейды. Основной целью португальской Короны было обеспечение монополии на торговлю золотом и пряностями. Предполагалось построить укрепленные фактории в Западной Индии и Восточной Африке, а также установить блокаду Красного моря. Помимо этого, все усилия должны были быть сосредоточены на загрузке флота пряностями и обеспечении его обратного пути в Португалию. Не возражая против этих общих целей, Албукерки считал, что они могут быть достигнуты только в том случае, если Португалия будет основывать свою военную мощь на Востоке на надежной территориальной опоре и возьмет под прямой контроль все ключевые морские пути между Европой и Востоком. Он начал принимать эти важные стратегические решения, будучи еще подчиненным командиром, и именно захват им Ормуза в устье Персидского залива без каких-либо конкретных приказов привел к дезертирству его капитанов в 1508 году и к его собственному аресту вице-королем по обвинению в растрате средств - действие, которое привело соперничающие португальские группировки на Востоке на порог гражданской войны.
   Однако, как только Албукерки занял пост губернатора, хотя многие из его противников все еще находились на Востоке, не было никого, кто мог бы эффективно встать у него на пути. По крайней мере, в течение года или двух его проблемы будут в основном носить военный характер. Тем не менее его губернаторство чуть было не закончилось катастрофой, едва начавшись. Прежде чем он вступил в должность, прибыл Фернандо Коутиньо с большим флотом и приказом захватить Каликут, центр всех союзов против португальцев. В январе 1510 г. Албукерки сопровождал Коутиньо в его роковой экспедиции против Каликута, где после высадки португальские войска, измученные жарой, были вынуждены отступить на свои корабли, Коутиньо и семьдесят португальцев погибли в боях 55.
   Однако частью политического мастерства Албукерки было то, что, когда дело доходило до реализации его целей, он умел использовать возможности, которые преподносила ему судьба. Первая из них представилась через несколько недель после вступления в должность губернатора, когда он услышал новость о том, что султан Биджапура в центральной Индии умер и что Гоа, главный портовый город побережья, является относительно легкой и незащищенной целью. Гоа находился слишком далеко на севере, чтобы вести торговлю перцем, и до сих пор не интересовал португальцев. Однако дон Мануэл осознал его важность в общей структуре восточной торговли и индийской политики, поскольку Гоа был главным портом Индии, через который импортировались боевые кони из Аравии и Персии. Лошади не могли успешно размножаться в центральной и южной Индии, но их высоко ценили за использование на войне. Захватив Гоа, Мануэл надеялся контролировать торговлю лошадьми и предоставить Короне еще одну прибыльную отрасль торговли, которая укрепит ее общие торговые позиции на Востоке. Более того, расположение Гоа на побережье, между индуистской империей Виджаянагар на юге и мусульманскими султанатами на севере, давало португальцам целый ряд возможностей для вмешательства в индийскую политику и даже манипулирования ею. Например, в "Комментариях" записано, что монаху, которого Албукерки послал попытаться убедить Виджаянагар присоединиться к нападению на Каликут, было приказано пообещать, что "лошади из Ормуза не будут доставляться куда-либо еще, кроме как в Батикалу или в любой другой порт, который он пожелает... и не будут отправляться к королю Декана, который является мавром и его врагом"56.
   Албукерки получил конкретные инструкции попытаться захватить Гоа, взятие которого завершило бы разрушение нечестивого союза между Гуджаратом, Каликутом и Египтом, который в прошлом году безуспешно пытался уничтожить португальцев. В феврале 1510 г. он появился у берегов Гоа со своим флотом и в ходе успешной десантной операции взял город. В его намерения не входило, как в случае с Кочином или Каннануром, создать факторию и работать в тесном союзе с местным правителем. Хотя у него не было королевского приказа о создании колонии, он намеревался превратить Гоа с окружающей его сельской местностью и многочисленным населением в суверенную территорию Португалии. И все же Албукерки был движим не только узкой ориентацией на военные цели, которую некоторые профессиональные солдаты ошибочно принимают за политическую проницательность, он был озабочен тем, чтобы обеспечить постоянное решение тех проблем снабжения и обслуживания, от которых страдал флот с тех пор, как моряки да Гамы умерли от цинги во время первого рейса в Индию. Гоа должен был стать безопасным убежищем для людей и кораблей во время муссонов и арсеналом, где можно было строить и ремонтировать корабли, хранить и даже производить боеприпасы. Более того, доходы, полученные от таможенных сборов и других форм налогообложения, помогли бы обеспечить окончательное решение проблемы оплаты флота и армий.
   Первоначальный захват Гоа Албукерки был обманчиво простым. Пока он отсутствовал, город был отвоеван новым султаном Биджапура, чья армия состояла из опытных турецких наемников и который приступил к укреплению артиллерией города и реки, по которой к нему приближались. Узнав, что Гоа пал, Албукерки посоветовался со своими командирами, а затем решил, что город необходимо отбить любой ценой. Это решение, вероятно, было в такой же степени связано с ответом его критикам, как и с другими соображениями, потому что, если Гоа не будет возвращен, ему грозило осуждение по поводу первоначального решения о захвате города. На отвоевание Гоа ушли месяцы, и оно сопровождалось отчаянными сражениями с мусульманскими защитниками города и фортов, охранявших реку. Албукерки рисковал попасть со своим флотом и армией в возможную ловушку, поскольку корабли не могли маневрировать на реке и легко могли стать беспомощными целями для индийской артиллерии. Однако к декабрю город был снова взят, а защитники и все мусульманское население были убиты в результате мрачного витка спирали ненависти и мести, которая теперь характеризовала португальско-мусульманские отношения.
   В 1511 г. Албукерки предпринял экспедицию против Малакки. Предыстория этой, возможно, самой известной его авантюры несколько запутанна. Португальский торговый флот, посетивший Малакку в 1509 г., подвергся нападению местных группировок, враждебно настроенных по отношению к португальцам. Секейре удалось уйти, но несколько португальцев были убиты или заключены в тюрьму. Когда весть об этом дошла до Португалии, было принято решение наказать Малакку, и отправлены четыре корабля под командованием Диогу Мендеша с приказом захватить город. Малакка была не только оживленным торговым портом и одним из крупнейших городов Востока, но и самым западным портом, регулярно посещаемым китайцами. Более того, она контролировала проливы между Малайским полуостровом и Суматрой, через которые должны были проходить все суда, направлявшиеся в Индонезию или на Дальний Восток. По сути, это был один из стратегических входов в море, который дон Мануэл считал своим.
   Спешно собранный португальский флот из восемнадцати кораблей и 800 человек отплыл в Малакку в апреле 1511 г. Албукерки решил завоевать город сам и приказал Мендешу служить под его началом, заключив его в тюрьму, когда тот отказался это сделать. В Малакке, как и в Гоа, Албукерки столкнулся с городом, хорошо защищенным артиллерией, и обнаружил, что местные "оружейники не уступают немцам". На самом деле он выразил удивление тем, что в городе так много артиллерии. Албукерки отложил атаку до праздника Святого Иакова (Сантьяго), святого, к которому он питал большую личную преданность, и снова гибкость десантной операции сослужила португальцам хорошую службу. С помощью своих кораблей они могли маневрировать, менять позицию и высаживать десант там, где захотят. Город пал в июле, и дон Мануэл оказался правителем еще одного важного владения на Востоке 57. Из Малакки Албукерки отправил Антониу де Абреу и Франсишку Серрана (в сопровождении Фернана де Магальяйнша) в первое большое исследовательское путешествие на индонезийский архипелаг 58.
  
   Дипломатия Албукерки
  
   В то время как восточное предприятие под губернаторством Албукерки превратилось в смелую попытку установить суверенитет Португалии над Индийским океаном, что обеспечило бы монополию на торговлю специями с Европой, необходимо было приложить усилия, чтобы заручиться поддержкой такого проекта внутри страны. С начала XV в. могущественные фракции при дворе либо открыто выступали против экспансии в Западной Африке, либо проявляли к ней отсутствие интереса, предпочитая сосредоточиться на войне в Марокко или интригах в Кастилии. Даже дон Мануэл без особого энтузиазма поддержал восточное предприятие, на которое он не желал тратить ресурсы, пока добивался своей главной цели - кастильского брака.
   Мануэл в конце концов склонился к политике экспансии в Индийском океане, как только стало ясно, что она дополняет его марокканские амбиции. Утверждалось, что свержение мусульманской власти в Северной Африке лучше всего можно обеспечить путем двустороннего нападения: непосредственно в Марокко и Средиземноморье, а также косвенно, путем перекрытия торговли пряностями, уничтожения власти Египта в Индийском океане и заключения союза с христианским королевством Эфиопия, все еще довольно неопределенно расположенным во внутренних районах Красного моря 59. Итак, пока Албукерки завоевывал Гоа и Малакку, Мануэл продолжал войну в Марокко, выделяя на нее гораздо больше ресурсов, чем он когда-либо отправлял на Восток. В 1513 г. экспедиция из 18 000 человек во главе с герцогом Браганса захватила и укрепила Азамор, а в 1514 г. был также захвачен Мазаган, что дало Португалии контроль практически над всем марокканским побережьем к западу от Гибралтара. В том же году португальский рейдовый отряд под командованием Нуну Фернандеша достиг самого города Марракеш. Не сумев взять город, португальские фидалгуш написали мелом свои имена на стенах в знак вызова. Это оказалось высшей точкой успеха Португалии, поскольку в следующем году крупная португальская армия потерпела поражение при Маморе, и мечты о завоевании западного королевства Марракеш начали таять 60.
   Албукерки понимал, что уничтожение мусульманской власти в Северной Африке было целью, близкой сердцу дона Мануэла, и что до тех пор, пока будет видно, что он вносит свой вклад в реализацию этой цели, он никогда не потеряет благосклонность своего монарха. Это было важным соображением, поскольку значительная часть португальцев на Востоке по-прежнему противостояла Албукерки, и в 1512 г. циркулировали слухи, очевидно активно распространяемые младшим братом Васко да Гамы, Айришем да Гамой, о том, что Албукерки должен быть заменен по окончании трехлетнего срока своих полномочий самим адмиралом 61. В длинных и на удивление доверительных письмах, которые он писал Мануэлу, Албукерки подчеркивал, что проводимая им политика в конечном итоге приведет к вторжению в Египет и освобождению святых мест, которые Египет угрожал уничтожить, если португальцы не снимут блокаду Красного моря 62. Он постоянно возвращался к теме переноса войны на Красное море и установления связей с Эфиопией, к чему он добавлял мессианское видение, близкое к собственному видению Мануэла, об отвоевании Иерусалима, первым шагом к которому должен был стать отвод русла Нила через канал в Красное море. Если можно быть вполне уверенным в том, что эти фантазии были придуманы для того, чтобы примирить дона Мануэла с амбициями его губернатора, они также помогают объяснить дипломатические инициативы, предпринятые Албукерки 63.
   После захвата Гоа и Малакки Албукерки принял послов Персии, Эфиопии, Сиама и многочисленных индийских и индонезийских государств. Отсюда можно видеть, как начинает формироваться структура альянсов, скрепленная желанием предотвратить повторное возникновение союза Гуджарата, Египта и Каликута, который угрожал самому существованию португальского предприятия. Албукерки заручился дружбой раджи Виджаянагара, чтобы укрепить свои позиции против новой попытки султана Биджапура вернуть себе Гоа, а на уровне общинной политики он пытался заручиться поддержкой индуистов в Гоа и тамильской общины в Малакке 64. Дипломатия Албукерки распространилась даже на Мальдивские острова, важные источники кокосового волокна и раковин каури. Там он поддержал притязания короля Калу Мохаммеда против растущего влияния торговцев из Малабара 65. Обмен послами с Сиамом и Пегу, вероятно, был направлен в первую очередь на то, чтобы гарантировать, что Малакка продолжит снабжаться продовольствием и не будет зависеть от мусульманских государств Суматры 66. Вместе с персидским шахом Исмаилом он заключил союз для усиления Португалии и шиитского персидского режима против турецкой экспансии; в то время как Эфиопия, как надеялись, окажется союзником, который защитит подходы к Красному морю и Суэцу.
   Албукерки прекрасно понимал, что политика, которую он начал, не может бесконечно поддерживаться за счет военных трофеев. Теперь он контролировал и управлял двумя наиболее важными торговыми городами Индийского океана, и необходимо было выработать политику, чтобы упорядочить жизнь этих сообществ и привлечь торговцев в города. В "Комментариях" описана грубая и настойчивая манера, с которой он пытался восстановить коммерческую жизнь Гоа.
   "Афонсу Дальбокерке настолько желал, чтобы Гоа вернулся к тому состоянию торговли, которым он всегда наслаждался, когда находился под властью Сабайо, что, как только строительство крепости было близко к завершению, он отправил нескольких капитанов вдоль побережья с приказом заставить все корабли, которые им встретятся, заходить в порт Гоа, и он сделал это по двум причинам. Во-первых, чтобы принести пользу гавани и вернуть городу прежнюю численность населения; и чтобы караваны из Нарсинги [Виджаянагара] и королевства Декан со своими товарами могли приходить в Гоа в поисках лошадей... Другая причина заключалась в том, чтобы тем самым лишить коммерческого значения гавань Батикалы"67.
   Прежде всего, нужно было организовать португальскую общину и убедить ее стать более стабильной. Поэтому Албукерки начал создавать первые гражданские институты в Гоа, устанавливая "правила для жителей города в отношении назначения судей, муниципальных чиновников и инспекторов мер и весов". Он отчеканил первые португальские монеты и предоставил возможность солдатам и морякам селиться и формировать постоянное португальское население, от которого Эстадо да Индия могло бы зависеть в будущем в плане рабочей силы, поощряя браки португальцев с индийскими женщинами - политика, призванная также объединить христианскую и индуистскую общины против общего мусульманского врага 68.
  
   События в Восточной Африке
  
   В то время как планы Албукерки в Индии и на Востоке казались успешно развивающимися, Восточная Африка, обещавшая так много, принесла разочарование. Хотя значение острова Мозамбик начало расти, поскольку индийские флоты регулярно останавливались там на пути в Португалию и обратно, торговля в Софале и Килве пришла в упадок, и Албукерки рассматривал целесообразность полного отказа от восточноафриканских факторий. Хотя королевские фактории едва окупали свои затраты, капитаны Софалы были убеждены, что их капитанские должности могут принести прибыль. Их знания о побережье неуклонно росли, поскольку небольшие лодки посещали устья рек и прибрежные деревни в поисках продовольствия для гарнизонов. В 1511 г. в Ангоче была отправлена вооруженная экспедиция, чтобы напасть на тамошнюю мусульманскую торговую общину. Стоявшие в гавани корабли были сожжены, а город подожжен. Тем временем португальцы решили, что их попытка монополизировать торговлю золотом должна быть основана на лучшем понимании политики внутренних африканских государств. Поэтому в 1511 г. дегредаду Антониу Фернандес был отправлен в путешествие по внутренним регионам, чтобы сообщить о коммерческих условиях. Фернандес совершил второе путешествие в 1513 г. и его отчеты представляют собой первые записи о европейских исследованиях внутренней части Центральной Африки.
   Он описал португальцам, как действовала система золотых ярмарок и какими товарами там торговали, и впервые раскрыл важность речных портов Замбези. Стало ясно, что африканские золотодобытчики привозили свой золотой песок на внутренние ярмарки, а не прямо на побережье, и что, если португальцы хотят получить долю в этой торговле, им придется самим ездить на ярмарки, а не сидеть взаперти в своих береговых фортах 69.
   В результате отчетов Фернандеса было решено сохранить факторию в Софале и должность капитана, но оставить Килву. В 1513 г., после всего восьми лет существования, португальцы вывезли свои орудия из небольшого форта Килва и спустили свой флаг. Этот некогда знаменитый город практически опустел, а его купеческое община рассеялась.
  
   Стратегия Красного моря
  
   В 1513 г. Албукерки был готов обратить свое внимание на Красное море. Ранее он участвовал в неудавшейся попытке оккупировать Сокотру и использовать ее в качестве базы для блокады Красного моря. Однако, проведя несколько месяцев на этом бесплодном и изнуренном жарой острове, португальцы покинули свой форт. Стратегия Албукерки теперь заключалась в том, чтобы захватить и контролировать важные торговые центры, а не оставлять бесполезные гарнизоны на изолированных и малопосещаемых островах. В Адене была хорошая гавань и процветающая торговая община. Он также был стратегически удачно расположен, чтобы контролировать вход в Красное море. Обосновавшись в Адене, Албукерки планировал доминировать на Красном море и нанести военный удар по Египту. Чтобы добиться этого, он искал союза с эфиопами. В 1506 г. два эмиссара были отправлены в Эфиопию, а в 1512 г. эфиопская царица Элени послала армянина по имени Матфей к Албукерки, чтобы предложить союз. Албукерки, очевидно, заподозрили Матфея в шпионаже, и его отправили в Лиссабон, но были установлены своего рода дипломатические связи 70.
   В 1513 г. Албукерки отплыл в Красное море. Армия была высажена у стен Адена, и штурм начался после бомбардировки с кораблей. Однако Аден был слишком силен, и португальцы были отброшены - официальная версия, которую повторил сын-биограф Албукерки, заключалась в том, что атаку пришлось прекратить, когда все штурмовые лестницы сломались 71. Отведя свою армию, Албукерки отправился в плавание по Красному морю, полностью разрушив порт Камаран, по возвращении снова обстрелял Аден и вернулся в Индию, мало чего добившись. Неспособность взять Аден существенно подорвала стратегию Албукерки. Без операционной базы в устье Красного моря португальцы не смогли бы предотвратить доставку специй в Египет и Средиземноморье традиционным маршрутом. По способности Короны обеспечить соблюдение торговой монополии в Индийском океане был нанесен роковой удар.
   Вместо этого Албукерки снова обратил свое внимание на Ормуз и в 1515 г. добился сдачи города. Как и Малакка, Ормуз с соседними островами не только занимал выгодное стратегическое положение, но и был процветающим центром международной торговли. Форт, построенный португальцами в Ормузе, сделал их значительной силой в политике Персидского залива. Все суда, направлявшиеся в порты Персидского залива и города Месопотамии, останавливались на острове, и обеспечение владения им не только позволило португальцам блокировать Персидский залив, но и дало Короне новый и важный источник дохода. В Ормузе португальцы не свергли правителя, а сохранили его на троне в качестве короля-марионетки, который будет платить дань королю Португалии (политика, которую они пытались проводить в Софале и Килве).
   Вскоре после взятия Ормуза Албукерки умер. В результате военных достижений своего губернатора дон Мануэл теперь управлял тремя наиболее важными торговыми центрами Индийского океана, а его политическое влияние широко распространялось на порты Хадрамаута, Малабара и Восточной Африки. Завоевания Албукерки, какими бы впечатляющими они ни были, возложили на Португалию в первый и, возможно, единственный раз в ее истории как нации политическую и военную ответственность великой державы. Оказалось, что это обязательство намного превышает возможности Португалии по его поддержанию.
  
   Военное влияние Португалии на Востоке
  
   Всегда задаются два отдельных, но взаимосвязанных вопроса о влиянии, которое Португалия оказала в Индийском океане в период между прибытием Васко да Гамы и смертью Албукерки. Во-первых, как удалось Португалии, такой бедной, маленькой, слабой и далекой, захватить такие великие города, как Ормуз, Гоа и Малакка, и обложить данью западную часть Индийского океана, успешно бросив вызов могущественным государствам Азии и Ближнего Востока? Второй вопрос, задаваемый в качестве частичного ответа на первый, заключается в том, действительно ли влияние Португалии на Азию было столь велико, как можно было бы предположить, читая хронистов. Второй из этих вопросов будет рассмотрен в последней главе этой книги, но рассмотрение первого должно стать эпилогом к любому рассказу об эпохе да Гамы, Алмейды и Албукерки.
   Большинство историков сходятся во мнении, что португальцы прибыли в Индийский океан в исключительно благоприятный для себя момент. Великие сухопутные державы Востока - Делийский султанат, индуистский Виджаянагар, Персия, императорский Китай и Османская империя - все были поглощены политической борьбой в глубине своих континентальных земель. Войны на Ближнем Востоке и в восточном Средиземноморье закрыли сухопутные маршруты доставки пряностей в конце XV в. Морской торговлей в Индийском океане занимались портовые города-государства, которые были в значительной степени независимы от материковых держав, получавших небольшую часть их доходов от морской торговли. Действительно, императорский Китай вообще закрыл свои порты для внешней торговли. Поэтому утверждалось, что великие азиатские державы просто игнорировали прибытие португальцев до тех пор, пока последние не утвердились слишком прочно, чтобы их можно было легко вытеснить.
   Второе объяснение, выдвинутое, в частности, Г. В. Скаммелом, заключается в том, что португальцы с самого начала смогли использовать местное соперничество и стали во многом полагаться на сотрудничество туземных союзников. Соперничество Малинди с Момбасой в Восточной Африке или Кочина с Каликутом на Малабарском побережье - два очевидных примера. Почти с самого начала португальцы начали набирать местных солдат и моряков, чтобы восполнить нехватку рабочей силы. Согласно этому аргументу, португальские победы были одержаны с помощью коллаборационистов и с использованием тактики "разделяй и властвуй", а не благодаря превосходству в военной или военно-морской силе. Это был аргумент, выдвинутый в противовес утверждениям Карло Чиполлы о том, что именно вооруженные военные корабли с их тяжелой артиллерией дали Португалии подавляющее военное преимущество 72.
   Роль пороха в истории европейской зарубежной экспансии нелегко переоценить, и она остается важной линией аргументации, особенно для тех, кто считает, что глобальный капитализм одержал победу не благодаря логике рынка, а слишком часто благодаря логике оружия. Сами португальские командиры придавали большое значение огнестрельному оружию и были полны решимости обеспечить себя надлежащим образом пушками и опытными артиллеристами - Албукерки даже рекомендовал дону Мануэлу, чтобы половина артиллеристов в крепостях на Востоке была немцами, которые имели репутацию лучших артиллеристов своего времени, и дал разрешение на строительство немецкой часовни в Гоа 73. Марокко было школой и испытательным полигоном для особенно успешного вида ведения войны. Нападения португальцев на марокканские порты в XV и XVI вв. были десантными операциями. Перебрасывая свои силы по морю, португальцы обнаружили, что могут добиться внезапности и быстро сосредоточить свои силы в одной конкретной точке. Доступ с моря также позволял легко снабжать и усиливать их гарнизоны 74. Более того, как указывал Чиполла, корабли могли нести тяжелые орудия, которые можно было легко и быстро вывести на позицию.
   Современные описания военных действий да Гамы и Албукерки показывают, насколько гибкой стала эта десантная стратегия. Португальский флот всегда состоял из различных судов: от больших нау до каравелл и небольших гребных фуст и галер. Большие корабли были вооружены тяжелыми пушками (Bombarda Grossa могла иметь длину 20 футов и стрелять снарядом весом 90 фунтов), расположенными по бортам, и множеством более мелких орудий, некоторые из которых могли устанавливаться на баркасах. Даже каравеллы могли нести полдюжины артиллерийских орудий. Помимо того, что нау были плавучими орудийными батареями, они также перевозили боеприпасы, продовольствие и большое количество солдат. Их можно было развернуть вдоль берега для бомбардировки городов или береговых укреплений, а также они могли быстро перебрасывать войска из одной точки в другую, когда требовалось произвести высадку. Их можно было использовать для потопления вражеских кораблей и для перевозки тяжелой осадной техники близко к оборонительным сооружениям, которые должны были подвергнуться нападению. Даже длинные лодки, используемые португальцами для высадки своих людей или ведения переговоров в узких устьях рек, часто несли небольшие орудия на носу, которые эффективно рассеивали противника перед высадкой.
   После захвата оборона городов зависела от установки тяжелых орудий на бастионах, предназначенных для этой цели, а также от строительства гаваней, чтобы осажденные гарнизоны могли получать подкрепления по морю. Взять великие португальские крепости оказалось чрезвычайно трудно. За единственным существенным исключением Санта-Круса, который был захвачен марокканцами в 1542 г., ни одна крупная португальская крепость никогда не была захвачена штурмом до тех пор, пока Ормуз не был взят в 1622 г., да и то, что немаловажно, в результате десантной атаки 75.
   Морская мощь позволяла португальцам максимально эффективно использовать свою людские силы и ресурсы, в то время как использование артиллерии часто могло восполнить любую нехватку живой силы. С другой стороны, португальцы обнаружили, что, когда их заманивали далеко от кораблей и крепостей, они становились очень уязвимы. Поражения португальских армий в Эфиопии в 1540-х гг., в Восточной Африке в 1570-х гг. и на Шри-Ланке в 1590-х и 1630-х гг. произошли, когда португальцы пытались противостоять численно превосходящим армиям в открытом поле, вдали от моря.
  
   Конго и Бразилия
  
   В Атлантике португальцы никогда не пытались создать новое государство (estado). Вместо этого наследие XV в. проявилось в создании неформальной империи, в которой контроль Короны был ограничен факториями в Эльмине и столице королевства Конго, в то время как в других местах португальское присутствие зависело от деятельности афро-португальцев, базирующихся на островах Кабо-Верде и Гвинее.
   К началу XVI в. афро-португальцы с островов Сантьягу и Фогу, входивших в группу Кабо-Верде, вели торговлю на всех реках между Сенегалом и Сьерре-Леоне. Они торговали орехами кола, красителями, перцем Малагетта и рабами, а также развили собственную хлопчатобумажную и судостроительную промышленность. Афро-португальцы (обычно называемые lan"ados) были типичными представителями второй фазы португальской диаспоры, которая к этому времени распространялась по всему миру, поскольку они эмигрировали с островов, населенных эмигрантами из самой Португалии на первом этапе существования диаспоры. Lan"ados основали обнесенные частоколами торговые поселения на приливных участках рек, некоторые из них, такие как Кашеу и Порту-да-Крус, превратились в крупные города и привлекли большое количество родственников, клиентов и рабов их первоначальных основателей. Их караваны уходили далеко вглубь страны, а их торговые сети раскинулись вдоль побережья, где они владели единственными морскими судами любого размера. Из-за потенциальной ценности работорговли португальская Корона тщетно пыталась сохранить хоть какой-то контроль над деятельностью этих людей - даже доходя до того, что выносила смертный приговор торговцам, действующим нелегально 76. Однако неформальные торговые общины, сохраняя связи с островами и защищая свою "португальскую" идентичность, оставались полностью вне зоны действия эффективной власти Короны 77. Португальская экспансия приобрела свою собственную динамику, и неформальная империя в Атлантике больше не могла контролироваться Короной, которая привела ее в движение.
   В первые годы XVI в. торговля золотом в Эльмине оставалась высокорентабельной королевской монополией, при этом Корона продавала до 26 000 унций в год 78. Португальское присутствие было усилено за счет строительства второй крепости в 30 милях вдоль побережья от Эльмины в Аксиме, где вырос вспомогательный рынок золота, но, что, возможно, удивительно, частные торговцы почти не посягали на королевскую монополию. Положение королевской факторию укрепилось, когда было обнаружено, что в Западной Африке существует рынок сбыта индийских текстильных изделий, которые доставлялись в Лиссабон на кораблях Carrera da India 79.
   В других частях побережья ситуация была иной. Острова Сан-Томе, Принсипи и Аннобон были розданы в частное владение в качестве капитаний и поначалу испытывали трудности с привлечением поселенцев. Однако к началу XVI в. под командованием капитана Фернана де Меллу в Сан-Томе острова превратились в процветающие центры торговли. Используя лодки, построенные из местной древесины, островитяне стали посещать все речные устья и прибрежные поселения, стимулируя торговлю в регионе, открывая морские торговые пути. Торговцы подчинялись только капитанам островов, которые предоставляли им значительную свободу. Чтобы помочь финансировать торговлю, было импортировано большое количество раковин каури - вероятно, с Мальдивских островов - ранний пример влияния географических открытий на создание глобальной экономики 80.
   Среди африканских рынков, которые стремились использовать жители островов Сан-Томе, были рынки королевства Конго. С 1491 г., когда посольство Жуана II убедило принять крещение короля Конго и важного вождя провинции Мани Соньо, связями с Конго пренебрегали. Жуан очень хотел наладить торговые отношения, но королевство Конго, хотя и было могущественной и впечатляющей африканской монархией, не имело ничего ценного для продажи. Португальцы торговали корой и слоновой костью, но сочли это недостаточной отдачей от первоначальных инвестиций, вложенных в установление отношений с Конго. Однако, несмотря ни на что и вопреки всем ожиданиям, христианство, похоже, процветало. Обращения в христианство не произошло в сколько-нибудь заметном масштабе где-либо еще на западноафриканском побережье, даже в таких местах, как Эльмина, где наблюдалось большое и постоянное присутствие португальцев. В Конго, однако, христианская религия быстро утвердилась как культ духов, принадлежащий исключительно королю и ведущим Мвиссиконго (родовой знати. - Aspar) - культ, который имел то преимущество, что приносил с собой поток престижных импортных товаров, которые помогали поддерживать родовую власть вождей 81.
   Однако была и другая причина, по которой христианский культ завоевал популярность. В 1506 г. умер король Конго, принявший в крещении имя Жуан в честь короля Португалии. Обычно престолонаследие королевства оспаривалось между сыновьями различных жен короля, но христианство, признавая только одну жену, явно отдавало предпочтение старшему сыну главной жены как будущему наследнику. В 1506 г. этот человек, известный под своим португальским именем Афонсу, полученным при крещении, был важным провинциальным правителем, который контролировал главный регион производства меди к северу от реки Конго. Афонсу и его последователи стали убежденными приверженцами нового культа, священники которого признали его притязания, и с помощью находившихся в стране португальских торговцев он смог захватить трон. Теперь возникли новые отношения между Афонсу, положение которого все больше зависело от его способности импортировать европейские товары для вознаграждения своих последователей, и португальцами, которые пользовались торговыми привилегиями при дворе и могли использовать королевское влияние для утверждения христианства как процветающего культа.
   Афонсу, естественно, стремился к созданию коренного конголезского духовенства, и в конце концов, в 1518 г., ему удалось добиться посвящения своего сына Энрике в Риме в сан епископа Утики - первого и на протяжении многих столетий единственного чернокожего африканского епископа. Другие юноши Мвиссиконго также были отправлены в Европу для рукоположения в священники, но португальцы были застигнуты врасплох этим неожиданным обращением правителя Конго, и у них не было миссионерской организации, способной поддержать усилия по массовому обращению 82. Хотя правящая элита почти с самого начала переняла многие внешние формы христианского богослужения и португальской культуры, почти с самого начала конголезская церковь стала приобретать эклектичные черты, мало похожие на католическую веру Европы. В столице, ныне известной как Сан-Сальвадор, расположенной в 150 милях внутри страны и связанной с речным портом Мпинда хорошо проторенной дорогой, вырос неофициальный португальский городок, а церкви и разрозненные дома португальцев соседствовали с резиденциями королевского клана Конго. Однако, хотя из Португалии было прислано несколько священников в сопровождении ремесленников, которые должны были помочь в строительстве города, большинство португальцев, присутствовавших в Сан-Сальвадоре, были афро-португальскими торговцами из Сан-Томе.
   Этот неофициальный уголок империи мог бы оставаться практически незамеченным, полностью затененный драмой, разворачивающейся на востоке. Однако в 1512 г., когда Албукерки сделал паузу после захвата Малакки, дон Мануэл решил попытаться установить королевскую монополию на торговлю с королевством Конго. Ни золота, ни специй там обнаружено не было - вместо этого он объявил королевскую монополию на торговлю рабами. Со времен дона Энрике в Верхней Гвинее велась прибыльная работорговля, но в начале XVI в. спрос начал быстро расти. Рабы стали одним из основных предметов торговли в Эльмине, и, по оценкам, в 1500-1535 гг. португальцы продали там от 10 000 до 12 000 рабов в обмен на золото 83. Более того, сам Сан-Томе теперь начал импортировать рабов для своих собственных целей, в то время как традиционные рынки на Мадейре и в Португалии также продолжали расти.
   Воодушевленный очевидным успехом королевских монополий на Востоке, Мануэл в 1512 г. отправил посольство в Конго с целью основания королевской фактории. Предполагалось, что короли Конго и Португалии будут обладать двойной монополией. Рабов королевский фактор должен был покупать исключительно у короля Конго, поссорившегося с капитаном Сан-Томе, которого он обвинил в перехвате его переписки с Португалией, в обмен на что весь престижный импорт будет проходить через руки Афонсу. Однако сложность управления этой монополией быстро стала очевидной. У короля Конго не было собственного источника рабов, и ему было трудно настаивать на том, чтобы все рабы продавались через него. Тем временем португальский фактор столкнулся с враждебностью авторитетных португальских торговцев из Сан-Томе, которые были полны решимости подорвать монополию. Вскоре начали действовать две конкурирующие торговые сети: португальский фактор и его последователи, поддерживаемые Маниконго, и торговцы Сан-Томе, за которыми охотно ухаживали противники Афонсу, а также вожди провинций, которые хотели получить прямой доступ к европейскому импорту и были только рады обойти королевскую систему патронажа и вести дело напрямую с островитянами 84.
   Появление этой неофициальной торговой сети было прямым следствием попыток укрепить королевские монополии и одновременно создать португальские поселения на островах в Атлантическом океане - поселения, которым для процветания необходимо было установить свои собственные торговые связи с Африкой. К началу XVI века "неофициальная" империя - расселение людей, называющих себя португальцами, за пределы юрисдикции короля Португалии и в конкуренции с ним - уже стало устоявшейся реальностью вдоль побережий Западной Африки.
   1500 год был ознаменован не только открытием Бразилии, но и экспедицией Гашпара Кортериала по исследованию побережий Северной Америки. Гашпар отплыл во второй раз в 1501 г., но не вернулся, а его брат Мигел отправился на его поиски в 1502 г. Кортериалы получили от короля в дар капитанию Ньюфаундленд, и, хотя никаких поселений не было основано, их преемники все же начали систематическую эксплуатацию Большой банки. На картах того периода триумфально изображалось португальское знамя, развевающееся над Гренландией и Лабрадором (названным в честь Жуана Фернандеса, о lavrador, который исследовал побережье Гренландии в 1499 г.), - оба этих региона были уверенно размещены к востоку от разграничительной линии, установленной по Тордесильяскому договору 85. Однако интерес португальцев к северным землям вскоре угас, и для освоения этих регионов больше ничего не предпринималось.
   Несмотря на энтузиазм, с которым люди Кабрала приветствовали открытие Бразилии в 1500 г., король и члены его совета впоследствии не проявили особого интереса к этой земле. У индейцев, которых встретили там, не было золота, и они жили примитивными общинами, которые сулили мало коммерческой выгоды. Иногда корабли Carrera da India, делая широкую дугу на запад, чтобы поймать ветер, который унес бы их вокруг мыса Доброй Надежды, приставали к побережью, но немногие из них задерживались там надолго. Однако несколько кораблей начали приходить из Португалии или с островов, чтобы нарубить бразильское дерево, которое было востребовано в Европе для получения красного красителя, который можно было из нее извлечь. Еще в 1502 г. эта торговля была достаточно хорошо налажена, и португальская Корона предоставила торговые привилегии Фернану де Лоронья и его соратникам, большинство из которых были "новыми христианами" и которые положили начало прочным связям, которые новохристианское торговое сообщество должно было установить с будущей Бразилией. Подобно Фернану Гомешу, гораздо более известному подрядчику, арендовавшему торговлю в Гвинее после смерти инфанта дона Энрике, на Лоронью было возложено обязательство исследовать побережье Бразилии в течение срока действия своего контракта. В 1506 г. контракт Лороньи был продлен и действовал до 1512 г., хотя другие контракты, очевидно, были переданы немецким и французским купцам 86. После 1515 г. король торговал бразильским деревом за свой счет через торговых агентов. Бразильское дерево доставлялось в Лиссабон для дальнейшей отправки в Амстердам, где работу по измельчению его в порошок выполняли заключенные в тюрьмах - еще одна второстепенная роль, которую сыграли осужденные (degradados) в драме европейской экспансии 87.
   Торговля бразильским лесом оставалась примитивной по своей организации. Небольшие суда, обычно по одному или по два, направлялись в Бразилию с грузом ножей, ножниц, бус, топоров, зеркал и подобных товаров. Там их экипажи устанавливали контакты с индейцами на участке побережья, и импортированные предметы обменивались на бразильскую древесину, которую индейцы вырубали в лесах у побережья. Это была простая сделка, которая требовала небольшого капитала и никакого принуждения. Помимо бразильского леса, португальцы покупали хлопок, экзотических птиц и обезьян, а также индийских рабов - груз "Бретоа", который вернулся в Лиссабон в 1511 г., включал тридцать семь рабов, из них двадцать одну женщину 88. Торговцы построили окруженные частоколом форпосты на побережье, самый ранний датируется 1504 годом, и в течение двадцати лет вокруг этих маленьких портов укоренились неформальные торговые сообщества, подобные торговым поселениям, которые выросли вокруг частоколов на реках верхней Гвинеи. Как и в Африке, эта португальская община в основном состояла из моряков-дезертиров (вероятно, двое моряков даже дезертировали с кораблей Кабрала по случаю открытия Бразилии) и торговцев, которые взяли в жены местных женщин и образовали смешанную общину 89. Таким образом возникли маленькие "неофициальные" колонии в Пернамбуку, Баии и Сан-Висенте. Если масштабы этого развития кажутся не впечатляющими, то стоит вспомнить, что к 1515 г., через двадцать три года после первого открытия Колумба, сами кастильцы мало что сделали, кроме ограбления и порабощения индейцев Карибских островов, и сумели основать лишь одно поселение на побережье материковой Америки, жители которого постоянно страдали от голода.
  
   Примечания
   1 М. Н. Пирсон наиболее проницательно написал о торговых условиях в Индийском океане, последний раз в работе `Markets and Merchant Communities (Indian Ocean), докладе, представленном на конференции, состоявшейся в Библиотеке Джона Картера Брауна в 1998 г.
   2 О Каннануре и его отношениях с португальцами см. Genevi"ve Bouchon, `Regent of the Sea': Cannanore's Response to Portuguese Expansion, 1507-1528 (Oxford University Press, Delhi, 1988).
   3 Обсуждение первоисточников по ранним путешествиям в Индию см. у Joan-Pau Rubi"s, `Giovanni di Buongrazzia's Letter to his Father Concerning his Participation in the Second Expedition of Vasco da Gama (1502-1503)', Mare Liberum, 16 (1998), pp. 87-112.
   4 Subrahmanyam, The Career and Legend of Vasco da Gama, pp. 174-7.
   5 Английскую версию письма "Каминьи" см. Ley, Portugal Voyages 1498-1663, pp. 39-59.
   6 Samuel E.Morison, The European Discovery of America: The Southern Voyages (Oxford University Press, New York, 1974), pp. 210-14.
   7 О путешествии Кабрала см. документы, собранные W.B.Greenlee, The Voyage of Pedro Alvares Cabral (Hakluyt Society, London, 1938).
   8 Современный отчет об этих событиях см. в Sergio J. Pacifici, trans., Copy of the Letter of Portugal Sent to the King of Castile Concern of the Voyage and Success of India (University of Minnesota Press, Minneapolis, 1955), рр. 8-9. Это отчет, напечатанный в Риме в 1505 году Иоанном Безиккеном.
   9 Genevi"ve Bouchon, Vasco da Gama (Fayard, Paris, 1997), p. 232.
   10 Subrahmanyam, The Career and Legend of Vasco da Gama, pp. 182-3.
   11 Lu"s Filipe Thomaz, `Factions, Interests and Messianism: The Politics of Portuguese Expansion in the East, 1500-1521', Indian Economic and Social History Review, 28 (1991), pp. 97-109.
   12 Fonseca, `Os commandos da segunda armada de Vasco da Gama a India'.
   13 Subrahmanyam, The Career and Legend of Vasco da Gama, pp. 190-1.
   14 Недавний отчет об этом инциденте и обстоятельствах убийства его пассажиров и команды см. в Rubi"s, `Giovanni di Buongrazzia's Letter to his Father'.
   15 Saunders, A Social History of Black Slaves and Freemen in Portugal 1441-1555, p. 8; Ballong-Wen-Mewuda, S"o Jorge da Mina 1482-1637, pp. 283-5.
   16 Краткое описание "Casa da India" и Армазена см. у Marcello Caetano, O conselho ultramarino (Ag"ncia Geral do Ultramar, Lisbon, 1967), pp. 13-15 и James C.Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, 1580-1640 (Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1993), pp. 3-4.
   17 Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, pp. 103-4.
   18 Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, p. 110; об участии итальянцев см. Radulet, `Os Italianos nas rotas do com"rcio oriental (1500-1580)'.
   19 Subrahmanyam, Career and Legend of Vasco da Gama, p. 225.
   20 Cook, The Hundred Years War for Morocco, p. 138.
   21 Bouchon, Vasco da Gama, p. 235.
   22 K.S.Mathew, Indo-Portuguese Trade and the Fuggers of Germany (Manohar, Delhi, 1997), p. 76.
   23 Cook, The Hundred Years War for Morocco, pp. 144-5.
   24 Subrahmanyam, Career and Legend of Vasco da Gama, p. 249.
   25 David Lopes, A expans"o em Marrocos (O Jornal, Lisbon, n.d.), p. 47.
   26 Bethencourt and Chaudhuri, Hist"ria da expans"o portuguesa, vol. 1, p. 130.
   27 См. `Carta' дона Мануэла, датированное Эворой, 4 мая 1509 г., в Cenivel, Les sources in"dites de l'histoire du Maroc: archives et biblioth"ques de Portugal, vol. 1:1486-1516, pp. 174-6.
   28 Joaquim Candeias Silva, `A Funda""o do "Estado da India" por D.Francisco de Almeida', in Vasco da Gama e a India, vol. 1, p. 103.
   29 Jo"o de Barros, D"cadas da Asi, первоначально опубликовано в Лиссабоне, 1552-1562 гг., и в Мадриде, 1615 г., декада I, кн. 8, глава III.
   30 Silva, `A fundac"o do "Estado da India" por D.Francisco de Almeida', p. 104.
   31 Обсуждение Carta de Poder см. Alexandre Lobato, ed., Funda""o do Estado da India (Ag"ncia Geral do Ultramar, Lisbon, 1955), pp. 33-4.
   32 `Carta de poder de capit"o-mor a D.Francisco de Almeida, Lisboa, 1505 Fevereiro 27', в книге A.da Silva Rego и T.W.Baxter, ed., Documentos sobre os Portugals em Mo"ambique e na Africa Central 1497-1840, vol. 1 (Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos and National Archives of Rhodesia and Nyasaland, Lisbon, 1962), стр. 146-55.
   33 `Regimento do capit"o-mor D.Francisco de Almeida, Lisboa 1505, Mar"o 5', in Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugueses em Mo"ambique e na Africa Central 1497-1840, vol. 1, pp. 156-261.
   34 Thomaz, De Ceuta a Timor, p. 178.
   35 Обсуждение этого вопроса см. Malyn Newitt, `Plunder and the Rewards of Office in the Portuguese Empire', in M.Duffy, ed., The Military Revolution and the State, 1500-1800 (University of Exeter Press, Exeter, 1980), pp. 10-28.
   36 `Descri""o da viagem de D.Francisco de Almeida, vice-rei da India, pela costa oriental de Africa', in Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugueses em Mo"ambique e na Africa Central 1497-1840, vol. 1, pp. 518-41.
   37 Birch, The Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, vol. 1.
   38 T.F.Earle and John Villiers, eds., Albuquerque Caesar of the East (Aris and Philips, Warminster, 1990), pp. 57-9.
   39 Sanjay Subrahmanyam, The Portuguese Empire in Asia 1500-1700 (Longmans, London, 1993), p. 69; Birch, Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, vol. 1, p. 207.
   40 Earle and Villiers, Albuquerque Caesar of the East, p. 91.
   41 Sanjay Subrahmanyam, `Making India Gama: The Project of Dom Aires da Gama (1519) and its Meaning', Mare Liberum, 16 (1998), p. 45.
   42 О Мальдивах см. Bouchon, `Regent of the Sea', chapter 2.
   43 O.M.da Silva Cosme, Fidalgos in the Kingdom of Kotte 1505-1656 (Harwoods, Colombo, 1990), pp. 10-18.
   44 Обсуждение неевропейских источников этих сражений и возможности того, что египтяне отступили до решающей битвы при Диу, см. E E.Denison Ross, `The Portuguese in India and Arabia between 1507 and 1517', Journal of the Royal Asiatic Society (Oct. 1921), pp. 544-62.
   45 Цит.по H.Morse Stephens, Albuquerque (Clarendon Press, Oxford, 1892), p. 40.
   46 T.Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', in C.K.Pullapilly and E.J.van Kley, eds., Asia and the West: Encounters and Exchanges from the Age of Explorations (Cross Cultural Publications Inc., Indiana, 1986), pp. 6-7.
   47 P.E.H.Hair, `Discovery and Discoveries: The Portuguese in Guinea 1444-1650', Bulletin of Hispanic Studies, lxix, no. 1 (1992), pp. 11-28; Radulet, O cronista Rui de Pina e a `rela""o do reino do Congo'. О немецкой деятельности в этот период см. Ehrhardt, A Alemanha e os descobrimentos portugueses.
   48 `Regimento do capit"o-mor D.Francisco de Almeida, Lisboa 1505, Mar"o 5', in Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugueses em Mo"ambique e na Africa Central 1497-1840, vol. 1, p. 180.
   49 Pacifici, Copy of a Letter of the King of Portugal Sent to the King of Castile Concerning the Voyage and Success of India, p. 5.
   50 О событиях в Восточной Африке см. E.Axelson, Portuguese in South-East Africa 1488-1600 (Struik, Cape Town, 1973).
   51 `Carta de Diogo de Alc""ova para el-rei Cochin, 1506 Novembro 20', in Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugueses em Mo"ambique e na, "frica Central 1497-1840, vol. 1, pp. 388-402.
   52 Malyn Newitt, `The Early History of the Sultanate of Angoche', Journal of African History, 13 (1972), pp. 397-406.
   53 Хорошее недавнее описание карьеры Албукерки см. в Earle and Villiers, Albuquerque Caesar of the East, "Introduction".
   54 Bras de Albuquerque, Coment"rios do grande Afonso Dalboquerque, capitam geral que foy da "ndias Orientaes (Lisbon, 1576); Birch, Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque. Недавнюю переоценку текстов и переведенных выдержек из них см. в Earle and Villiers, Albuquerque Caesar of the East.
   55 K.M.Panikkar, Malabar and the Portuguese (Taraporvala, Bombay, 1929), pp. 74-6.
   56 Birch, Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, vol. 2, pp. 75-7.
   57 Earle and Villiers, Albuquerque Caesar of the East, pp. 67, 91.
   58 Morison, The European Discovery of America: The Southern Voyages, pp. 316-17.
   59 Thomaz, `Factions, Interests and Messianism: The Politics of Portuguese Expansion in the East, 1500-1521', p. 103.
   60 Subrahmanyam, Career and Legend of Vasco da Gama, p. 268; Cook, The Hundred Years War for Morocco, pp. 147-9.
   61 Subrahmanyam, `Making India Gama: The Project of Dom Aires da Gama (1519) and its Meaning', pp. 33-55.
   62 Thomaz, De Ceuta a Timor, pp. 179-80.
   63 Thomaz, De Ceuta a Timor, pp. 180-1 утверждает, что Албукерки, как и дон Мануэл, был одержим идеей вторжения в Египет и захвата святых мест.
   64 Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, p. 69; Birch, Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, vol. 3, pp. 157-61, 246-8.
   65 John Villiers, `The Portuguese in the Maldive Islands', in T.F.Earle and Stephen Parkinson, eds., Studies in the Portuguese Discoveries I (Aris and Phillips, Warminster, 1992), pp. 24-5.
   66 Tereza Sena, `Connections between Malacca, Macau and Siam: An Approach towards a Comparative Study', Portuguese Studies Review, 9 (2001), pp. 98-9.
   67 Birch, Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, vol. 2, p. 39.
   68 Birch, Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, vol. 2, pp. 441-3.
   69 Malyn Newitt, History of Mozambique (Hurst, London, 1995), chapter 1, and Malyn Newitt, ed., East Africa, (Ashgate, Aldershot, 2002), pp. 25-31.
   70 Birch, Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, vol. 3, pp. 250-1.
   71 Сравнение португальских и мусульманских источников о нападении на Аден см. Ross, `The Portuguese in India and Arabia between 1507 and 1517', pp. 544-62.
   72 Cipolla, Guns and Sails; G.V.Scammell, `Indigenous Assistance in the Establishment of Portuguese Power in Asia in the Sixteenth Century', Modern Asian Studies, 14 (1980), pp. 1-11.
   73 Mathew, Indo-Portuguese Trade and the Fuggers of Germany, p. 153.
   74 Это тезис Кука, The Hundred Years War for Morocco.
   75 Обсуждение роли крепостей в установлении европейского господства на Востоке см. Geoffrey Parker, `The Artillery Fortress as an Engine of European Overseas Expansion 1480-1750', in Empire, War and Faith in Early Modern Europe (Penguin, London, 2002).
   76 Walter Rodney, A History of the Upper Guinea Coast (Clarendon Press, Oxford, 1970), pp. 71-80.
   77 О последнем исследовании афро-португальцев Западной Африки см. Peter Mark, `Portuguese' Style and Luso-African Identity. Precolonial Senegambia, Sixteenth-Nineteenth Centuries (Indiana University Press, Bloomington, 2002).
   78 Wilks, `Wangara, Akan and the Portuguese in the 15th and 16th Centuries I'.
   79 Maria Em"lia Madeira Santos, `A carreira da India e o com"rcio intercontinental de manufacturas', in Arturo Teodoro de Matos and Lu"s Filipe Thomaz, eds., A carreira da India e as rotas dos estreitos (Actas do VIII Semin"rio Internacional de Hist"ria Indo-Portuguesa, Angra do Hero"smo, 1998), pp. 231-3.
   80 Garfield, A History of S"o Tom" Island, pp. 33, 47; Madeira Santos, `A carreira da India e o com"rcio intercontinental de manufacturas', p. 233.
   81 Anne Hilton, The Kingdom of Kongo (Clarendon Press, Oxford, 1985), pp. 50-2.
   82 C.R.Boxer, The Church Militant and Iberian Expansion 1440-1770 (Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1978), pp. 3-4.
   83 Wilks, `Wangara, Akan and the Portuguese in the 15th and 16th Centuries', II, p. 465.
   84 Hilton, The kingdom of Kongo, pp. 54-7.
   85 S.E.Morison, The European Discovery of America: The Northern Voyages (Oxford University Press, London, 1971), pp. 214-25.
   86 Alexander Marchant, From Barter to Slavery (Peter Smith, Gloucester, MA, 1966), pp. 28-30.
   87 H.Johnson and Maria Beatriz Nizza da Silva, O imp"rio luso-brasileiro 1500-1620, Nova Hist"ria da Expans"o Portuguesa, vol. 6 (Editorial Estampa, Lisbon, 1992), pp. 210-11, 219.
   88 Johnson and da Silva, O imp"rio luso-brasileiro 1500-1620, p. 214.
   89 Abreu, Chapters of Brazil's Colonial History 1500-1800, pp. 25, 28-9; Ley, Portuguese Voyages 1498-1663, p. 58.
  
   4
   Великая португальская диаспора, 1515-1550 гг.
  
   Введение: наследие Албукерки
  
   Когда Албукерки умер в 1515 г., португальцы перестали быть группой бедных и мятежных солдат и торговцев, пытавшихся вмешаться в традиционную торговлю Индийского океана, и превратились в крупную военную и военно-морскую силу. Если у них не было возможности вмешиваться в политическую борьбу материковой Африки, Аравии, Персии или Индии, их разумное использование десантной войны и захват ключевых стратегических портов, таких как Малакка и Ормуз, позволили им действовать в качестве доминирующей силы в морских регионах западной части Индийского океана. Последствия этого можно ясно увидеть в течение десятилетий, последовавших за смертью Албукерки. С одной стороны, португальская морская мощь привела к тому, что государства, граничащие с Индийским океаном, стремились к дружбе с ними, а агенты Короны смогли выгодно торговать на одном новом рынке за другим - всегда с угрозой применения военной силы, затмевающей чисто коммерческие отношения. С другой стороны, их мощное положение и претензии на суверенитет над морями породили множество врагов и спровоцировали соперников бросить вызов их морскому превосходству. В то же время частная торговля отдельных португальцев начала создавать плотную сеть коммерческих связей во всех частях Индийского океана, так что неформальные и неофициальные португальские общины разрастались, расширяя португальское влияние и padroado real далеко за узкие пределы первоначальных feitoriаs (факторий) и fortalezas (крепостей) Эстадо да Индия.
   Чтобы понять рост Португальской империи в Атлантике и на Востоке в начале XVI в., необходимо изучить судьбу официальной империи, попытавшись в то же время проследить бесчисленные следы неформальных и неофициальных поселений, созданных португальцами, действовавшими независимо от метрополии. Важно помнить, что империя дона Мануэла не состояла в основном из территории, ограниченной определенными границами, а представляла собой суверенитет, который, как утверждал король, он осуществлял над морями, и религиозную власть, распространявшуюся на все христианские общины к востоку от линии Тордесильясского договора. Сложная имперская система, к созданию которой это привело, включала "официальную" империю островных поселений, факторий и городов-крепостей, составлявших часть суверенных территорий Португалии, которые были связаны друг с другом официальными спонсируемыми Короной флотами и находились под управлением королевских чиновников, которые управляли торговыми монополиями Короны. Параллельно с этим выросла "неофициальная" империя, состоящая из поселений, основанных португальскими торговцами, наемниками, миссионерами и авантюристами.
   Эти поселения пользовались значительной степенью автономии, но их существование иногда признавалось Короной, которая могла способствовать их защите, признавать их органы управления, назначать людей на их церковные должности и даже время от времени включать их в формальную структуру империи. Рост этих неофициальных поселений ясно показывает, как португальская экспансия приобрела собственную динамику и перестала зависеть от инициатив Лиссабона 1.
  
   Официальная империя I: фактория в Антверпене
  
   Поскольку корабли с грузом перцем стали регулярно прибывать в Португалию и были организованы ежегодные обратные рейсы для снабжения фортов и факторий на Востоке, необходимо было найти долгосрочное решение проблемы финансирования рейсов и продажи специй. Между 1505 и 1515 гг. возвращающиеся португальские корабли ежегодно привозили от 1000 до 1500 тонн специй, в основном перца 2. Однако дон Мануэл был недоволен ранними попытками привлечения частного капитала, которые привели к тому, что частные корабли присоединялись к королевскому флоту, а также попытками продавать специи в Лиссабоне, где прибытие крупных партий вызвало обвал цен 3. Более того, закупка предметов первой необходимости, вооружения и торговых товаров в Лиссабоне была дорогостоящей. Для продажи специй была необходима распределительная сеть, подкрепленная соответствующими банковскими и кредитными механизмами, а также товарный рынок и промышленная инфраструктура, которые позволили бы обеспечить адекватное снабжение флотов.
   В 1515 г. было решено перенести продажу специй из "Casa da India" в Лиссабоне в португальскую факторию в Антверпене, где ею будут заниматься подрядчики, наиболее важными из которых были Аффаитади. Там Корона могла также получать запасы слитков и авансы в счет будущих продаж для финансирования флота 4. Антверпен был удачно выбран для этого, поскольку находился в центре торговых сетей Северной Европы. Из Антверпена товары можно было транспортировать по рекам и каналам Германии и Нидерландов или отправлять агентам ганзейских городов и немецких банковских домов, у каждого из которых имелись собственные системы распределения. Кроме того, в Антверпене находились кредитные и страховые центры, а также товарные биржи, где можно было приобрести железо, медь и серебро, где можно было купить мачты для военно-морского флота, древесину, парусину и снасти, а также приобрести вооружение у оружейников Германии и Нидерландов.
   Carrera da India теперь могла финансироваться за счет займов, обеспеченных грузами перца, и в течение нескольких лет кредит Мануэла казался почти неисчерпаемым. Между 1510 и 1520 гг. ежегодно на Восток отправлялось в среднем десять кораблей с сотнями солдат на борту, груженных тесаным камнем и артиллерией для крепостей, а также медью и сундуками с серебром для покупки специй 5. Большие нау стали привычным зрелищем в Ла-Манше и были предметом, который привлекал фламандских художников того времени - возможно, лучшим примером является большой корабль, нарисованный Брейгелем на переднем плане картины "Падение Икара".
   Тесные связи, установившиеся с Нидерландами, должны были вплести яркую нить в гобелен португальской культуры. В течение 1520-х и 1530-х гг. сильное течение гуманизма из Нидерландов хлынуло в Португалию и утвердилось в литературных и культурных придворных кругах, так что португальцы приобщились к основным течениям европейской интеллектуальной культуры. Именно в Нидерландах такие писатели, как Дамиан де Гоиш, познакомились с христианским гуманизмом Эразма, и Альбрехт Дюрер нарисовал портреты и его, и чернокожего раба королевского фактора в Антверпене. Эразм даже посвятил одно из своих произведений дону Жуану III в 1527 г., а драматург Жиль Висенте представил драму, основанную на "Naufragium" Эразма, при дворе дона Жуана III в 1529 г.6 Именно в городах Нидерландов впервые были опубликованы многие современные португальские сочинения 7. Тем временем появился вкус к фламандскому искусству, которое стало украшать не только дома купцов в Португалии, но церкви и жилые дома на Мадейре и Азорских островах. Тем временем керамика, импортированная из Нидерландов, подверглась влиянию мавританских традиций, что привело к появлению азулежу (изразцов), которые стали наиболее характерной формой искусства для Португалии.
   Хотя португальцы по-прежнему строили множество собственных кораблей, основывали оружейные заводы, набирали большую часть собственных солдат и матросов и обучали собственных мореплавателей и картографов, тем не менее утвердилась тенденция, согласно которой Португальская империя все больше обходила стороной свою собственную метрополию. В Антверпене доходы от перечной монополии поступали немецким, фламандским и итальянским банкирам и подрядчикам; торговля и поселения в Западной Африке зависели от рабочей силы, инвестиций и предпринимательских навыков жителей атлантических островов, а также от полуофициальных афро-португальских поселений на материке; тогда как на Востоке португальские поселения уже становились независимыми от самой Португалии - отчасти из-за официальной политики обеспечения самодостаточности флотов и армий, а отчасти в результате роста неофициальной империи частной торговли и поселений, находящихся вне контроля португальской Короны.
  
   Официальная империя II: турецкая угроза Эстадо да Индия
  
   Когда Албукерки умер, только пессимист заметил бы какую-либо серьезную угрозу позициям Португалии в Индийском океане. Однако успехи Албукерки носили случайный характер. Крупнейшие государства, граничившие с Индийским океаном, были слабыми и разобщенными, и неспособными ответить на вызов, брошенный Португалией. В традициях Востока казалось, что легче принять вновь прибывшего и постепенно ассимилировать его в сложившуюся систему торговли и обмена, чем ввязываться в длительные, дорогостоящие и кровавые конфликты. После поражения союза Гуджарата, Каликута и мамлюков у Диу в 1509 г. бывшие враги поспешили заключить мир с Португалией, приобрести пропуска (картажи) для своих кораблей и, насколько это было возможно, продолжали торговать по-прежнему, с португальцами в качестве партнеров. Однако в течение четырех лет после смерти Албукерки ситуация зловеще изменилась, и Эстадо да Индии столкнулось с проблемами со стороны турок-осман и своего старого атлантического соперника, Кастилии.
   В 1516 г. еще один враждебный египетский флот собрался в Красном море, но был отвлечен для безуспешной атаки на Аден 8. Затем, в 1517 г., прежде чем можно было запланировать какое-либо дальнейшее нападение на португальцев, турки-османы вторглись в Египет и свергли мамлюкский султанат. Солдаты султана вскоре заняли города на побережье Красного моря, хотя сам Аден продолжал сопротивляться и до поры до времени сохранял свою автономию. Теперь у османов были все возможности для вторжения в Индийский океан, либо напрямую, построив военный флот в Суэце, чтобы бросить вызов португальцам на море, либо косвенно, предоставив огнестрельное оружие и солдат азиатским правителям, желающим оспорить господство Португалии. Будучи преисполнены решимости вернуть прибыльную торговлю пряностями в Средиземноморье, османские султаны должны были принять обе эти стратегии.
   Ответом Португалии на усиление турецкого могущества первоначально была отправка экспедиции под руководством нового губернатора Лопо Суареша де Альбергарии в Красное море. Эта крупная армада достигла Джидды, но ничего не добилась и даже не смогла воспользоваться возможностью занять Аден - история, рассказанная йеменским летописцем Ба Факихом, гласит, что город сдался португальцам, которые сочли излишним размещать в нем гарнизон, поскольку оборонительные укрепления казались такими слабыми. Однако когда Лопо Суареш вернулся из рейда в Красное море, он неожиданно обнаружил, что город находится в состоянии обороны 9.
   В 1520 г. португальцы решили возродить идею сопротивления турецкому наступлению путем укрепления связей с Эфиопией, политика, которая была приостановлена со времени посольства эфиопского Матиаса в Лиссабоне в 1513 г. Миссия, которую португальцы теперь отправили в Эфиопию, во многом была похожа на посольства, которые ранее направлялись к королю Конго, и была призвана обеспечить интересы Португалии посредством тесного коммерческого и религиозного союза с африканским монархом. Основное отличие заключалось в том, что в случае Эфиопии уже было известно, что это царство является христианским. В каком-то отношении эта миссия была окончательным осуществлением давнего стремления правителей средневековой Европы объединиться с Пресвитером Иоанном и сформировать христианский союз против мусульман, но на более приземленном уровне она предоставила португальцам лучший шанс обезопасить Красное море от мусульманского судоходства и дальнейшего наступления турок. Первоначально посольство должен был возглавить не кто иной, как Дуарте Гальван, главный представитель мессианской разновидности христианства, оказавшей столь большое влияние на дона Мануэла. Однако Гальван погиб в Красном море, и его заменил Родриго де Лима, который плыл на борту флота под командованием нового губернатора Эстадо да Индия - Диогу Лопиша де Секейры 10.
   Посольство высадилось в Массауа и направилось вглубь страны, ко двору негуса в эфиопских горах. Там дон Родриго был поражен, встретив Перо да Ковильяна, эмиссара, которого послал дон Жуан II более тридцати лет назад, все еще живого и здравствующего и проживавшего со своей африканской семьей при эфиопском дворе. В течение шести лет португальское посольство оставалось в Эфиопии, проводя переговоры с негусом, путешествуя с королевской свитой во время его поездок по стране и участвуя в богословских диспутах с эфиопскими священниками. Однако прочного союза заключено не было, и, как и в случае с Китаем, неуправляемое поведение португальской стороны во многом оттолкнуло хозяев. Более того, поскольку эфиопский правитель чувствовал себя в то время в достаточной безопасности, у него не было причин заключать союз, который безосновательно вовлек бы его в войну с его мусульманскими соседями.
   Португальское посольство было подробно описано Франсишку Алваришем, священником, сопровождавшим его, и его описание Эфиопии представляет собой наиболее подробное описание этой страны, написанное в годы, предшествовавшие великому вторжению сомалийцев, которое началось вскоре после ухода португальцев и уничтожило большую часть христианского наследия страны 11.
  
   Официальная империя III: кастильская угроза Эстадо да Индия
  
   После османского завоевания Египта португальцы внезапно снова оказались под угрозой со стороны Кастилии, которая, казалось, наконец-то собиралась оправдать хвастовство Колумба о том, что на Дальний Восток можно добраться, плывя на запад.
   После захвата Малакки в 1511 г. португальцы узнали об огромном торговом мире, лежащем за проливом на восток, в сторону Китая. Это был мир, столь же сложный и потенциально столь же богатый, как сам Индийский океан. Однако коммерческий интерес португальцев привлекли, в частности, два товара - гвоздика и шелк. Торговые корабли под командованием Франсишку Серрана были отправлены из Малакки и достигли Молуккских островов, где правители крошечных островов Тернате и Тидоре контролировали большую часть мировых поставок гвоздики. В 1513 г. частные португальские купцы впервые прибыли в Китай на борту торговой джонки. За ними в 1517 г. последовала официальная миссия под руководством Фернана Пиреша де Андраде, который был наделен посольскими полномочиями и получил задание открыть прямые торговые связи с Китаем 12.
   С этими португальскими торговыми экспедициями отправлялись люди, которые не только изучали карты, рисовали новые карты и наносили на карту мир островов, но и оставили письменные труды о бесконечном разнообразии товаров и обществ Востока. Пираты и солдаты, хотя они все еще активно занимались бизнесом, уступали почетное место факторам и торговцам - людям, которых меньше интересовала псевдогероика устаревшего рыцарства и которые были заинтересованы в том, чтобы описывать новые земли и взаимодействовать с ними более мирным образом. В 1512 г. Томе Пиреш завершил свою монументальную "Summa Oriental" с описанием торговли и народов Востока, а к 1516 г. Дуарте Барбоза написал свою "Livro", содержащую знаменитое описание Индии 13. Эти две работы не только удивительным образом осветили мир морской Азии, но и помогли португальцам понять всю значимость их собственных достижений. Португальцы открыли европейскому пониманию новый мир, с которым они стремились к мирному коммерческому взаимодействию и который они не собирались разрушать, как кастильцы уничтожали цивилизации обеих Америк. Однако ни Барбоза, ни Пиреш не увидели своих работ опубликованными, и итальянцу Рамузио пришлось напечатать первые "пиратские" издания их работ в 1550-х гг.
   Второй португальский флот под командованием Симана де Андраде достиг Кантона в 1518 г., но оскорбил китайцев, среди прочего, купив китайских детей для их продажи в рабство, и вступил в столкновение с флотом береговой охраны. В результате в 1522 г. португальцев причислили к японским "пиратам", и им было официально запрещено посещать китайские порты 14. Сам Томе Пиреш был среди тех, кто был задержан китайцами и умер в плену в Китае.
   Если на какое-то время Китай стал закрыт, португальцы убедились в прибыли, которую можно получить от торговли гвоздикой, и договорились с правителем Тернате о создании фактории, где гвоздика будет продаваться исключительно агентам португальской Короны. В 1522 г. для защиты фактории в Тернате был построен форт Сан-Жуан, а в следующем году также была основана фактория на острове Амбон 15.
   Одним из капитанов, сопровождавших флот Секейры в Малакку в 1509 г. и впоследствии принявших участие в захвате Гоа и Малакки, был Фернан де Магальяйнш. Познакомившись с Франсишку Серраном, Магальяйнш сопровождал его в первом путешествии на Молуккские острова. Вернувшись в Португалию, он служил в Марокко при взятии Азамора, но затем обнаружил, что впал в немилость при дворе. Фидалгуш, служившие Короне, нередко обнаруживали, что изменение направления ветра придворной фракции оставляло их в дураках. Это был опыт, который приговорил самого Васко да Гаму к двадцати годам пребывания в вынужденной отставке. Однако вместо того, чтобы просто удалиться от двора, Магальяйнш решил предложить свои услуги Кастилии и, как до него Колумб, появился в Севилье в 1517 г. с картами, планами и схемой достижения Молуккских островов путем плавания на запад. В Севилье он присоединился к большой группе португальских изгнанников и нашел поддержку у Кристобаля де Аро, который участвовал вместе с Фуггерами в первых путешествиях на Восток до того, как дон Мануэл исключил прямое участие немецких торговых банков. В 1518 г. Карл V и его советники вели переговоры об еще одном португальском браке - на этот раз между уже неоднократно женатым доном Мануэлом и сестрой Карла Леонор. Этот брак обязал Португалию оказать Карлу дипломатическую поддержку в его кампании по избранию императором Священной Римской империи в 1519 г. Поэтому неудивительно, что только после окончания выборов в июне 1519 г. Магальяйнш смог отправился в свое путешествие 16.
   Магальяйнш в сопровождении пяти кораблей и ряда других португальских ренегатов покинул Севилью в августе 1519 г. Обнаружив опасный Магелланов пролив, флот первым пересек Тихий океан и в 1521 г. достиг Филиппинских островов, где в апреле сам Магальяйнш был убит в стычке с жителями Мактана. Командование его флотом перешло к Себастьяну дель Кано, который в ноябре 1521 г. достиг Молуккских островов, на которые он предъявил права от имени Кастилии, прежде чем отправиться домой вокруг мыса Доброй Надежды. Достижение Магальяйнша считается одним из величайших из всех исследовательских путешествий. Он был истинным наследником столетнего опыта португальского мореплавания и картографического мастерства и сделал больше, чем любой другой человек, для определения истинных размеров мировых морей и суши. Ирония заключалась в том, что это великое путешествие было совершено на службе Кастилии, а не Португалии.
   В то время как посольство, отправленное в Эфиопию, искало способ защитить западную часть Эстадо да Индия от турок, португальцам теперь пришлось обратить свое внимание на проблему, которую путешествие Магальяйнша создало для них на Востоке. Еще в 1519 г. капитану Малакки было приказано построить форт на Молуккских островах, и срочность этого стала очевидной, когда кастильцы заявили, что эти острова находятся в сфере их интересов - утверждение, которое поддерживал один из кораблей дель Кано, оставленных вместе со своей командой. В 1522 г. была отправлена португальская экспедиция, чтобы захватить уцелевших испанцев и построить форт на Тернате.
   Тордесильясский договор 1494 г., который успешно предотвратил конфликт в Атлантике, оказался неработоспособным на другом конце света. Во-первых, было неясно, планировалось ли применить его на Дальнем Востоке, и булла "Praecelsae Devotionis", впоследствии изданная папой Львом X, предполагала ограничить сферу его действия пределами Атлантики. Во-вторых, никто не мог достаточно точно рассчитать долготу, чтобы решить, где будет проходить линия раздела, если ее продлить на другую сторону земного шара 17. Важнее этих соображений был важнейший практический вопрос о том, был ли маршрут, по которому пошел Магальяйнш, более практичным, чем тот, по которому плавали португальцы. На первый взгляд, конечно, казалось, что двухмесячное пересечение Тихого океана от берегов Мексики будет проще, чем девятимесячное плавание из Португалии.
   Соперничество между Португалией и Кастилией усилилось, когда в 1526 г. прибыла вторая испанская экспедиция и заключила союз с султаном Тидоре. Однако, хотя впоследствии из Новой Испании были отправлены подкрепления, ни один испанский корабль не смог совершить обратный путь через Тихий океан, и к 1529 г. португальцы захватили господство на Молуккских островах 18. К этому времени между Португалией и Кастилией были начаты официальные переговоры, которые вновь были направлены на урегулирование территориальных претензий мирным путем. В 1521 г. дон Мануэл "Счастливый" умер, и его сын, дон Жуан III, стремился продолжить династическую политику женитьбы на представителях кастильской королевской семьи. Был запланирован двойной брак, который соединил бы Карла V и Жуана более тесными узами путем женитьбы каждого из них на сестре другого. Карл был поглощен своими европейскими амбициями и уделял мало внимания событиям в Новом Свете и Азии, оставляя американские дела в руках безжалостных конкистадоров, проводивших политику геноцида против индейцев. В конце концов он был готов урегулировать все нерешенные проблемы с Португалией в обмен на приданое в размере 900 000 золотых добр и разрешить спор о Молуккских островах с помощью еще одного финансового соглашения в размере 350 000 крузадо. Карлу было относительно легко принять это решение, потому что, хотя двухмесячное плавание через Тихий океан означало, что Молуккские острова находились относительно близко к кастильской территории, было обнаружено, что преобладающие ветры в южной части Тихого океана препятствуют возвращению в Южную Америку. Новое соглашение с Португалией было окончательно заключено в 1529 г. и закреплено в Сарагосском договоре. Этот договор, третий из договоров о разделе мира между Кастилией и Португалией, оставил Дальний Восток под юрисдикцией Португалии и на целое поколение положил конец противостоянию с Кастилией. И только когда выяснилось, что обратный путь через Тихий океан возможен, если плыть на север и пересечь его на широте Калифорнии, Кастилия снова серьезно обратила свое внимание на этот регион.
   Тем временем португальцы уже начали расширять свою сферу деятельности в восточной Индонезии. Хотя гвоздика оставалась самым прибыльным предметом торговли, португальцы также торговали мускатным орехом, мускатным цветом и сандалом, а их неофициальные поселения появились на Амбоне, Солоре и Флоресе 19.
   Эта экспансия была в основном делом рук частных торговцев и миссионеров и не получала прямого содействия со стороны правительства Эстадо да Индия, хотя форт на Тернате служил для поддержания интересов Короны в регионе, и от имени Короны были организованы официальные рейсы из Малакки на Молуккские острова.
  
   Официальная империя IV: развитие португальского общества в восточных крепостях
  
   Смерть Албукерки в 1515 г. означала, что контроль над восточными делами остался без твердой руки. Эстадо да Индия теперь простиралось на тысячи морских миль. В его состав входили крепости, фактории и большое количество кораблей, некоторые из которых постоянно находились на Востоке, а некоторые были привязаны к расписанию Carreira da India. Управлять таким обширным и разрозненным владением было достаточно трудно, но попытки сохранить эффективный централизованный контроль стали практически невозможными из-за роста частной торговли и неуклонного размывания первоначального идеала служения Короне.
   Частная торговля была встроена в систему с самого начала. Фидалгуш, морякам и солдатам, завербовавшимся на первоначальные флоты, было разрешено перевозить определенные товары за свой счет, известные как quintalhadas, хотя предполагалось, что они будут приобретаться через королевских агентов. Хотя Албукерки жестоко наказывал любого, кто фактически дезертировал с португальской службы, он поощрял солдат селиться в Индии, жениться и создавать семьи. В этой политике была неявно заложена идея о том, что средства к существованию этих касадуш (женатых мужчин) будут зависеть от развития частной торговли, а в 1513 г. он сообщал королю, что "ваши люди свободно путешествуют по всей Индии, как по суше, так и по морю... они покупают и продают по всему Малабарскому региону"20.
   После его смерти правила, регулирующие частную торговлю, были смягчены, и отдельных португальцев активно поощряли искать экономические возможности там, где они могли это сделать. Вскоре каждый португалец в Эстадо да Индия занялся собственным частным бизнесом, торгуя за свой счет или вступая в партнерские отношения с азиатскими судовладельцами и торговцами. Многие из них покинули форты и корабли, чтобы избежать юрисдикции португальских капитанов и обойти ограничения королевских монополий, обосновавшись в собственных кварталах в крупных азиатских городах. Губернаторам Эстадо да Индия пришлось рассмотреть вопрос о том, в какой степени можно было бы выделить ресурсы на предоставление той или иной защиты португальцам, живущим в этих неофициальных поселениях. Например, Лопо Суареш приказал построить форт для защиты португальского поселения в Коломбо в 1518 г., вероятно, в такой же степени для защиты частной торговли, как и для достижения какой-либо четко определенной королевской цели.
   Более того, люди, критиковавшие политику Албукерки по строительству империи, и не в последнюю очередь среди них Васко да Гама и его брат дон Айриш да Гама, теперь начали доказывать свою правоту. Хотя частная торговля процветала, королевской монополией на перец пренебрегали до такой степени, что в 1522 г. только одно судно с грузом перца было отправлено обратно в Португалию. Фидалгуш, занимавшие командные посты, не только намеревались вести собственную частную торговлю, но и занимались разграблением королевской казны почти так же свободно, как раньше они грабили мусульманские корабли. Затраты на содержание империи росли, а число должностных лиц увеличивалось. В письме, написанном дону Мануэлу в январе 1519 г., Айриш да Гама подверг резкой критике расточительную бюрократию, которая росла в Гоа, где "так много чиновников и писцов, что чиновников здесь вдвое больше, чем в Лиссабоне, и их свита больше, чем у вашего главного канцлера в Португалии"21.
   Каждый дворянин, отплывавший из Лиссабона, брал с собой своих родственников и группы личных вассалов, и все они были готовы пойти на значительный риск, чтобы укрепить свою репутацию и сколотить состояние. Неудивительно, что они начали ссориться между собой из-за добычи, и соперничество продолжалось вплоть до возвращения в Португалию в письмах с обвинениями и встречными обвинениями. В Лиссабоне Корона пыталась утвердить свою власть, вознаграждая за верную службу и проводя официальные расследования по обвинениям в злоупотреблениях служебным положением, но все большее число тех, кто возвращался с Востока, чувствуя себя ущемленными в этой конкурентной и фракционной атмосфере, угрожали применить свои знания и навыки в другом месте. Фернан де Магальяйнш и его товарищи являются наиболее известными примерами, но, как известно, по крайней мере два губернатора Эстадо да Индия, Диогу Лопиш де Секейра и сам Васко да Гама, также подумывали о том, чтобы навсегда покинуть Португалию.
  
   Последние дни Васко да Гамы
  
   В то время как события в Красном море и на Молуккских островах находились в центре внимания, Васко да Гама вернул себе монаршью благосклонность, и дон Жуан III принял решение снова отправить его на Восток, чтобы попытаться установить более сильный королевский контроль над Эстадо да Индия. Концепция централизованно контролируемой и оплачиваемой бюрократии, которая управляла бы королевскими монополиями и обеспечивала их соблюдение против азиатских торговцев, была серьезно подорвана ростом частной торговли. Да Гама должен был ужесточить систему и заставить ее работать эффективно.
   Васко да Гама отплыл в Индию в апреле 1524 г. с титулом вице-короля и с полными королевскими полномочиями. Манера поведения, которую он избрал, была царственной, авторитарной и в некотором роде пуританской. К помпезности и церемониям, которыми он себя окружил, он добавил столь же показной отказ принимать взятки и подарки. Он начал расследование финансовых дел Эстадо да Индия и арестовал своего непосредственного предшественника, Дуарте де Менезиша, для отправки в Португалию 22. Однако в ноябре 1524 г., всего через три месяца после прибытия на Восток, вице-король умер.
   "Гама обладал грубыми достоинствами первопроходца и столь же грубыми недостатками эпохи, поощрявшей пытки и рабство. Как и Албукерки, он обладал железной волей, был человеком бесстрашным, неподкупным и рожденным для того, чтобы командовать другими. Оба они встречали опасность и сопротивление с одинаковым мрачным юмором; оба понимали, как произвести впечатление на окружающих при помощи внешнего великолепия; не щадили ни себя, ни других, когда нужно было выполнить какую-либо работу. Но Гама предпочитал управлять людьми, а Албукерки - вести их за собой"23.
   К этому некрологу, написанному Дж. К. Джейном в 1910 г., можно добавить краткие комментарии индийского историка К. М. Паниккара, который писал в 1929 г.: "Гама был некультурным и невежественным человеком. Этого не скрывает даже Камоэнс... Действительно странно, что этот бесчеловечный, жадный, неотесанный моряк стал в народном воображении Европы одним из героев своего времени" 24. Хотя первое плавание да Гамы было поистине выдающимся достижением, трудно не прийти к выводу, что большая часть энергии адмирала была посвящена безжалостному и успешному продвижению себя и своей семьи, а его неизлечимая подозрительность по отношению к исламу означала, что он почти с самого начала побудил португальцев к созданию империи, основанной на насилии, жестокости и завоеваниях.
  
   Администрация Эстадо да Индия
  
   Если Васко да Гама на короткое время и смог утвердить сильное руководство из центра, то во многом это произошло благодаря его уникальному личному престижу. Однако его энергичное правление в долгосрочной перспективе ничего не сделало для создания прочного или единого правительства в Эстадо да Индия, и в годы, последовавшие за его смертью, распри между отдельными фракциями едва не поставили португальские владения на грань гражданской войны. Проблема заключалась в системе, используемой для определения преемственности губернатора на Востоке. Из-за удаленности Индии от Лиссабона король издавал грамоты о преемственности, чтобы в случае смерти губернатора или вице-короля на своем посту преемник мог быть назначен без промедления. После смерти да Гамы эта система сработала без сбоев, и управление Эстадо да Индия взял на себя Энрике де Менезиш. Однако Менезиш умер, пробыв на своем посту всего год. Следующим на очереди оказался капитан Малакки Педро де Маскареньяш, но до тех пор, пока он сможет добраться до Гоа, был назначен временный губернатор Лопо Ваш де Сампайо. Тем временем в Лиссабоне король, не зная о смерти Энрике де Менезиша, издал новые грамоты о преемственности, которые исключали Маскареньяша и вместо него назначали Сампайо. Когда об этих новых письмах стало известно, Эстадо да Индия обнаружило, что у него есть два губернатора, каждый из которых был законно назначен Короной. После того, как две стороны вступили в ссору, оба истца согласились на арбитраж, и победителем стал Лопо Ваш де Сампайо. Однако на этом спор не закончился: вернувшись в Лиссабон, Маскареньяш потребовал компенсации, которую в конечном итоге получил 25.
   К 1524 г. Эстадо да Индия уже переросло ту стадию, когда им мог управлять один человек, каким бы сильным и энергичным он ни был, и преемникам да Гамы пришлось построить и попытаться управлять административной структурой, которая придала бы некое согласованное направление деятельности огромного предприятия. Хотя завоевание Гоа Албукерки отдало во владение португальцам крупный индийский город, он не сразу стал столицей Эстадо да Индия. Хотя Гоа быстро стал самым густонаселенным португальским центром в Азии, Кочин, где загружался перцовый флот, по-прежнему служил штаб-квартирой вице-короля. Кочин, однако, технически вообще не был португальским городом, и присутствие португальцев там зависело от доброй воли его раджи.
   Частично проблема Гоа заключалась в его положении. Когда Албукерки впервые захватил город, он считал, что, поскольку он был окружен системой рек, его можно легко защитить со стороны суши, а его расположение в 10 милях от моря делало его неуязвимым для нападения с моря, что действительно часто демонстрировалось в следующем столетии во время войн с голландцами. Однако самому Албукерки пришлось признать, что Гоа уязвим для врага, занимавшего противоположные берега двух рек, Мандови и Зуави, и он попытался укрепить город, заняв стратегически важный форт Бенастерим. После его смерти становилось все более очевидным, что, если португальцы не будут контролировать земли по обе стороны рек, образующих остров Гоа, город в любой момент может быть взят в блокаду. В результате ключевой целью португальских губернаторов стала попытка приобрести Бардес, Сальсетте и Понду, три провинции, территория которых граничила с островом Гоа. Первая возможность представилась в 1520 г., когда победоносные индуистские армии Виджаянагара, которые рссматривали португальцев как союзников против общего врага, мусульманского султаната Биджапур, пригласили португальцев занять три провинции. Но когда индуистская армия отступила, португальцы обнаружили, что не могут защитить три больших территории, и покинули провинции, за исключением форта в Рачоле, который они сохранили. В 1530-е гг. представилась еще одна возможность, когда междоусобная война в султанате Биджапур позволила португальцам выторговать уступку провинций в обмен на помощь. Бардес и Сальсетте были оккупированы, а затем снова оставлены в 1534 г. и окончательно переданы Португалии Ибрагимом Адил-шахом в 1545 г., хотя владение ими продолжало оставаться серьезным препятствием для хороших отношений между Гоа и его ближайшим соседом до конца столетия 26.
   Приобретение Сальсетте и Бардеса (хотя и не Понды) обеспечило Гоа необходимую ему безопасность, поскольку оба берега Мандови и Зуави теперь находились в руках португальцев. Новые провинции и устья рек были сильно укреплены, а город Гоа приобрел внутренние районы, столь необходимые для выживания любого портового города, - внутренние районы, где можно было взимать налоги, производить продукты питания и сырье, а также набирать рабочую силу. Также проводилась политика превращения жителей в лояльных подданных португальской Короны путем убеждения их принять христианство 27.
   Тем временем в 1532 г. резиденция правительства была официально перенесена в Гоа, а два года спустя город стал епископством. Португальская община, которая к 1540 г. насчитывала 4800 семей, обзавелась собственным Senado da C"mara (городским советом, имевшим свой устав) и основала монастыри, церкви и Miseric"rdia, благотворительное братство, которое обеспечивало уход за больными и обездоленными и заботилось о сиротах. Senado da C"mara контролировал повседневное управление городом, в его компетенцию входило регулирование рынков, охрана правопорядка, санитария и все аспекты городского планирования. Он владел и управлял землей, а также собирал местные налоги. На практике он стал могущественным институтом, взгляды которого должны были уважаться вице-королями 28. Та же самая структура социальных, религиозных и административных институтов в меньшем масштабе воспроизводилась во всех городах и крепостях, которые были частью официальной империи.
   В Гоа португальские вице-короли возглавляли административный аппарат, который обспечивал функционирование их правительства 29. Центральное значение имела должность казначея (vedor da fazenda), которая была создана на заре существования Эстадо да Индия. Как и в Кастильской империи, казначеи назначались и вели прямую переписку с королем и должны были служить сдерживающим фактором для власти вице-королей. В этом они частично добились успеха, хотя следствием часто была ожесточенная вражда между ведорами и наместниками, которая ослабляла общую эффективность королевского правительства. Высший суд (rela""o) был основан в 1544 г. и рассматривал апелляционные дела со всего Эстадо да Индия. Здесь же находился королевский госпиталь.
   В Гоа была военно-морская верфь Рибейра-дас-Наус. Здесь, в дополнение к многочисленным кораблям, построенным для службы в Индийском океане, было построено семнадцать нау для использования на carreira da India, в том числе знаменитый "Шагас-ду-Кристо", который совершил восемь рейсов между Лиссабоном и Гоа и оставался в эксплуатации в течение двадцати шести лет 30. Война с турками повысила значение Рибейры, поскольку она стала основной базой для обслуживания военных флотов, которые постоянно патрулировали моря между Красным морем и Камбейским заливом. По мнению хрониста Леонардо Нуньеса, одной из величайших добродетелей вице-короля Жуана де Кастро было то, что он сам ходил на верфи, "ощупывая борта кораблей пальцами, присутствовал на работах, оказывал милости ремесленникам, чтобы они работали вдвое усерднее, и первым брался за рукоятку кабестана, чтобы собственным примером заставить фидальго и солдат работать"31.
   К 1540 г. Гоа стал главной таможней Эстадо да Индия, и 63 процента доходов столицы поступали из этого источника - значительная их часть выплачивалась индийскими судами, вынужденными зайти в порт. Существовала также королевская торговая фактория, которая управляла монополией Короны на импорт лошадей. Торговля лошадьми, вероятно, достигла своего пика в 1540-х гг., принося более трети таможенных поступлений, прежде чем ближе к концу столетия начался ее неуклонный спад 32.
   Главной проблемой оставалось то, как контролировать самих вице-королей. В конечном итоге кастильцам пришлось заставить всех уходящих в отставку наместников своих заморских территорий подчиниться судебному расследованию всех действий, совершенных ими на протяжении срока полномочий. В Эстадо да Индия также часто рассматривались любые подозрения в злоупотреблениях со стороны вице-королей и капитанов путем приказания их преемникам провести расследование. Васко да Гама, например, получил приказ расследовать поведение его предшественника Дуарте де Менезиша. В других случаях вице-короли возвращались в Португалию, чтобы предстать перед следствием по кастильскому образцу. Нуну да Кунья, который был губернатором с 1529 по 1538 год, умер на обратном пути в Португалию как раз вовремя, чтобы избежать унизительного въезда в Лиссабон в кандалах. Королевские офицеры, поднявшиеся на борт его корабля на Азорских островах, обнаружили губернатора уже мертвым и ограничились арестом его слуг 33. После Нуну да Кунья практически каждый вице-король или губернатор (титул вице-короля не всегда предоставлялся назначенному лицу) и каждый капитан крепости назначался на ограниченный срок в три года. Намерение, стоящее за таким коротким сроком пребывания в должности, состояло в том, чтобы Корона сохранила некоторый контроль, в то время как губернатор не имел бы достаточно времени, чтобы создать прочную базу поддержки, которая могла бы позволить ему безнаказанно бросить вызов Лиссабону.
   Консультирование вице-короля осуществлял назначенный совет (Conselho do Estado), который созывался, когда вице-король хотел посоветоваться или достичь консенсуса по вопросам первостепенной важности. Совет не имел постоянного состава, и анализ пяти совещаний, созванных доном Жуаном де Кастро, показывает, что ни один человек не присутствовал на всех заседаниях, а на четырех совещаниях из пяти присутствовали только четыре человека - двое капитанов Малакки, канцлер и секретарь. Число присутствующих колебалось от пятнадцати до тридцати двух человек. Священнослужители присутствовали только на двух совещаниях, и их участниками были в основном капитаны и высший административный персонал. Вице-король оставлял за собой право вызывать любого, кого пожелает, и на одно из совещаний Кастро пригласил шесть касадуш из Гоа, а на два других были вызваны чиновники Камары. Члены совета обсуждали поставленные перед ними политические вопросы, а затем выражали свое мнение (pareceres) в письменной форме. В тех случаях, когда мнения советников в подавляющем большинстве склонялись к одному образу действий, вице-королю было трудно не последовать их совету, и pareceres иногда направлялись в Лиссабон, чтобы обосновать принятый курс действий 34.
  
   Официальная Португальская империя V: Восточная Африка, Ормуз, тамильское побережье, Шри-Ланка и Малакка
  
   Капитаны Мозамбика и Софалы, Ормуза и Малакки были тремя из четырех столпов, на которых Албукерки намеревался построить свою имперскую структуру. Хотя четвертый, Аден, так и не был захвачен, этим трем суждено было остаться самыми ценными и престижными португальскими капитанствами, а одному из них, Мозамбику, - выжить и сформировать ядро третьей империи Португалии в XIX в.
   В каждой крепости был капитан, назначавшийся на три года, и постоянный гарнизон. Каждому капитану были выделены корабли для обеспечения соблюдения системы картажей, регулировавшей местную торговлю. В каждой крепости также располагалась королевская фактория. Хотя номинально эти капитаны подчинялись приказам из Гоа и, в конечном итоге, из Лиссабона, они приобрели высокий уровень автономии и начали действовать в зоне своих полномочий со все большей независимостью. Плохая связь, особенно в период муссонов, была основной причиной слабости контроля из центра, но дополнительной причиной было то, что капитаны получали поддержку из Гоа лишь на очень нерегулярной основе. По большей части при выполнении повседневных служебных обязанностей и разрешении местных чрезвычайных ситуаций они были предоставлены сами себе. Чтобы эффективно управлять, капитанам крепостей приходилось набирать себе вооруженных последователей и находить средства для их оплаты. К 1530-м гг. они стали могущественными властителями, которые открыто стремились превратить свои владения в частные вотчины и все чаще управляли королевскими торговыми монополиями исключительно в своих собственных интересах, а не в интересах Короны. Ранний эксперимент с монополиями Короны и централизованным правительством явно терпел неудачу.
  
   Восточная Африка
  
   Фактория в Софале в Восточной Африке оказалась большим разочарованием для португальской Короны. Хотя поначалу объемы торговли золотом были значительными, они резко сократились во втором десятилетии века, когда торговцы золотом перенесли свои операции в Ангоче, а войны между вождями каранга во внутренних районах прервали поставки золота на ярмарки. Снижение прибылей фактории привело к радикальной переоценке роли Восточной Африки в Эстадо да Индия. То, что Восточная Африка сохранилась и превратилась в важную часть заморских предприятий Португалии, было обусловлено двумя факторами - растущим значением острова Мозамбик для флотов carreira da India и быстрым расширением торговли слоновой костью 35.
   К 1515 г. остров Мозамбик зарекомендовал себя как один из важнейших портов carreira. Корабли, отплывающие из Лиссабона, обычно заходили в Сантьяго на островах Зеленого Мыса, прежде чем отправиться прямо на остров Мозамбик, лишь изредка пытаясь остановиться по пути на мысе Доброй Надежды или на острове Святой Елены. Корабли часто прибывали в Мозамбик в плохом состоянии. Во время плавания в Индию нау перевозили мало коммерческих грузов и обычно были загружены артиллерией, провиантом и, прежде всего, людьми - солдатами, заключенными, миссионерами и администраторами, направлявшимися в Гоа. Корабли были переполнены, а условия на борту были плохими. Часто вспыхивали эпидемии, и на нау, достигавших Мозамбика, обычно были больные и серьезно истощенные экипажи, хотя средний уровень смертности в XVI в. составлял всего около 10 процентов 36. Сами корабли часто находились в плохом состоянии после того, как попадали в штормы в Южной Атлантике. Таким образом, Мозамбику пришлось обеспечивать все разнообразные потребности флота. Были построены королевский госпиталь и судоремонтная верфь, и корабли могли взять с собой провизию и воду, пополнить свои экипажи африканскими рабами, а также установить новые мачты и такелаж. Часто отдельным кораблям, а иногда и целым флотам приходилось месяцами ждать в Мозамбике, пока не наступал сезон благоприятного муссона. Крошечный остров длиной всего две мили и шириной полмили в такие времена становился портовым городом, изобилующим людьми 37.
   Чтобы выполнять свои функции перевалочной станции для флотов, Мозамбику пришлось обзавестись внутренними районами, и постепенно вокруг залива Кабасейра и Моссурил, где можно было найти пресную воду, выросли португальские поселения. Однако большая часть припасов для флота и копра доставлялась издалека, и капитаны Мозамбика создали сеть поставщиков: камедь и кокосовое волокно привозились из Мафии и Керимбы, древесина и мачты - с Мадагаскара, а продовольствие - из дельты Замбези 38. По мере того, как значение Мозамбика возрастало, капитаны перенесли штаб-квартиру своих операций на остров и проводили все меньше и меньше времени на королевской фактории в Софале, которая по-прежнему располагалась в небольшой изолированной крепости в 500 милях к югу.
   Сначала, обеспокоенные сокращением торговли золотом, капитаны попытались уничтожить базы, с которых продолжали действовать независимые мусульманские торговцы, отправив десантный отряд для нападения на острова Керимба в 1523 г., а в следующем году снова разграбив город Момбасу, но этот возврат к политике грабежа и вымогательства почти или совсем не привел к улучшению торговых перспектив Португалии в долгосрочной перспективе. В итоге капитаны, приняв более реалистичный подход, начали вступать в партнерские отношения с сотрудничающими мусульманскими купцами и использовать эти связи для развития своей частной торговли.
   В 1530 г. Корона предприняла последнюю попытку усилить торговую деятельность на восточноафриканском побережье и издала regimento для крепости и фактории Софала. Этот удивительный документ стремился прописать все стороны жизни крепости, подробно описывая, как следует вести торговлю, как должны быть упорядочены отношения с местным населением, доходя даже до попыток регулирования досуга гарнизона. Это был документ, уникальный в своем стремлении дать законы для крошечной общины, расположенной в 10 000 милях от Португалии, и он демонстрировал почти безграничные притязания государства эпохи Возрождения на управление жизнью своих подданных. Он интересен главным образом потому, что так ярко иллюстрирует пропасть, образовавшуюся между идеей Эстадо да Индия и реальностью 39.
   Однако к тому времени, когда этот regimento был издан, наибольшую прибыль можно было получить от торговли слоновой костью, а не золотом. Слоновая кость была громоздким товаром и, в отличие от золота, ее можно было получить практически в любой точке побережья. Из-за своего веса слоновую кость невозможно было легко сосредоточить для продажи в одном или двух портах, и капитаны в партнерстве с правителями прибрежных городов Суахили основали ряд факторий по торговле слоновой костью. В середине века португальцы создали торговую сеть, протянувшуюся от залива Делагоа до Момбасы, в некоторых случаях используя прибрежные поселения, которые они ранее покинули. Например, торговцы слоновой костью вернулись, чтобы основать факторию в Килве, и обосновались на ряде прибрежных островов, таких как Занзибар и Пемба. В других случаях они подружились со старыми врагами, как, например, в султанате Ангоче, где теперь вместо золота стали торговать слоновой костью 40. Однако создавались и новые торговые центры, самый важный из которых находился в заливе Делагоа, который исследовал в 1545 г. Лореншу Маркиш, капитан торговой каравеллы. Эта великолепная естественная гавань находилась слишком далеко к югу, чтобы ее можно было использовать для нау, плаваших по маршруту carreira, но многочисленные племена, населявшие берега залива, стремились торговать слоновой костью, в результате чего португальцы начали серию ежегодных торговых рейсов в юг 41.
   Торговля слоновой костью с самого начала была объявлена королевской монополией. Однако королевские власти не могли контролировать все эти многочисленные торговые аванпосты, и торговля слоновой костью развивалась как частная деятельность. Многие отдельные португальцы дезертировали с кораблей или покинули гарнизоны крепостей, чтобы поселиться на островах и в устьях рек, основав смешанные семьи и создав собственные торговые сети, поддерживаемые родственными связями с местным населением. Хотя частные торговцы могли использовать местное каботажное судоходство, они по-прежнему зависели от благосклонности капитана Мозамбика при сбыте их слоновой кости, и к 1540 г. капитаны вели крупный частный бизнес, в то время как бедствующая королевская фактория в Софале практически не вела никакой торговли 42.
  
   Ормуз, Аравия и Персидский залив
  
   Политика грабежа также сохранялась в Персидском заливе и на юге Аравии. Когда Албукерки взял Ормуз в 1515 г., он оставил шаху номинальное управление городом и таможней, возведя форт и получая от правителя значительную ежегодную дань. После смерти Албукерки Ормуз стал базой, с которой португальцы стремились господствовать в Персидском заливе и Хадрамауте. Их корабли атаковали Бахрейн в 1521 г., а в следующем году совершили набег на порты Южной Аравии. В 1521 г. правитель Ормуза попытался изгнать португальцев, бежав в соседний Кишм и приказав поджечь город. В результате он был свергнут, и в 1523 г. его преемнику был навязан новый договор, по которому ежегодная дань, выплачиваемая Португалии, увеличивалась в четыре раза, в то время как другой флот был отправлен в пиратскую экспедицию в Красное море. Направляясь в Гоа в 1529 г., чтобы принять бразды правления, Нуну да Кунья отправил своего брата в еще одну неудачную экспедицию, чтобы попытаться захватить Бахрейн, одновременно увеличив размер дани, выплачиваемой правителем Ормуза, на этот раз до 100 000 шерафинов 43.
   Эти экспедиции не выполняли никакой функции в рамках какой-либо большой стратегии, а просто повторяли цикл набегов, грабежей и дани, который был инициирован Алмейдой и который до сих пор казался каждому новому поколению португальцев кратчайшим путем к обретению личного богатства 44. Однако с приходом Нуну да Кунья на пост губернатора официальная политика стала резко направлена на установление португальской власти в Диу, и Ормуз оказался на переднем крае последовавшей борьбы с османами за контроль над Персидским заливом и северной частью Индийского океана.
  
   Малакка
  
   Хотя Малакка занимала ключевое положение в проливах и притягивала к себе значительную часть торговли между Индией, Индонезией и Китаем, она с самого начала была чрезвычайно уязвимой. Город зависел от возможности импортировать продукты питания из соседних стран, и эта зависимость побудила португальцев предложить защиту различным государствам вдоль берегов Малайзии и Суматры. В 1521 г. португальцы построили форт в Пасаи на Суматре и стремились контролировать дела этого небольшого государства и соседнего Педира. Два года спустя они были изгнаны, когда Пасаи, а затем Педир были оккупированы растущей державой Аче 45. Португальцы в ответ заключили союз с батаками на западном побережье Суматры, и Мендес Пинто в своей беллетризованной автобиографии утверждает, что он был отправлен в качестве посла из Малакки для укрепления этого альянса 46. Хотя Аче еще не был в состоянии бросить вызов Малакке, он с самого начала был воинственным исламским государством, которое опиралось на поддержку со стороны осман и стремилось создать коалицию интересов против португальцев и их притязаний на коммерческую монополию в проливах. Малакке также пришлось столкнуться с конкуренцией со стороны султаната Джохор на Малайзийском полуострове, и в 1517 и 1525 гг. она отразила попытки армии Джохора захватить город.
   Выживание Малакки зависело от способности португальцев предотвратить любой союз между Аче и Джохором, а ее процветание - от способности португальских кораблей, курсировавших в проливах, заставлять морских торговцев платить пошлины на таможне Малакки. Хотя купцы, базировавшиеся в Малакке, вели значительную торговлю и на официальных кораблях Короны совершались регулярные рейсы к побережью Коромандела и в Бенгальский регион, никуда не деться от того факта, что Малакка под властью португальцев была прежде всего базой, откуда португальские военные могли охотиться на азиатские суда.
  
   Тамильское побережье
  
   В 1520 г. вице-короли стали назначать капитана, в чьи полномочия входил промысел жемчуга вдоль юго-восточных берегов Индии. Он был чиновником Эстадо да Индия, хотя официального поселения или fortaleza, который служил бы его резиденцией, не существовало, за исключением небольшого глинобитного форта, построенного в Ведалае. У капитана было несколько небольших лодок, укомплектованных примерно дюжиной португальских солдат, и его обязанности заключалась в защите жемчужного промысла и покупке жемчуга от имени Короны. Уже в 1524 г. капитан выдавал охранные грамоты (картажи) и вымогал дань у местных правителей. После того, как правитель Каликута безуспешно попытался изгнать португальцев в 1528 г., их контроль над побережьем был укреплен решением местных кастовых старейшин в 1532 г. принять христианство. Это обращение привело парава (касту ловцов жемчуга) под юрисдикцию padroado real, и с ними обращались как с подданными короля Португалии. Они стали целью первой великой проповеднической миссии Франциска Ксавьера в 1542-1543 гг., хотя за обращением рыбаков, живших на острове Манар, быстро последовали гонения, и шестьсот из этих новых христиан были убиты их сувереном, правителем Джафны 47. Таким образом, официальная империя была расширена до крайней юго-восточной оконечности Индии, даже несмотря на то, что официального поселения португальцев в этом районе не было 48.
  
   Шри-Ланка
  
   Торговля корицей, слонами и драгоценными камнями со Шри-Ланки была одной из отраслей азиатской торговли, которую португальская Корона уже на ранних стадиях решила взять под свой контроль. Эта политика мало чем отличалась от политики, проводившейся на Малабарском побережье. Португальцы искали союзника на Шри-Ланке, с которым можно было бы заключить торговый договор, который обеспечил бы королевским факторам привилегированное положение по отношению к другим купцам, и особенно к мусульманским торговцам из Каликута. В 1518 г. вице-король Лопо Суареш де Альбергария основал укрепленную факторию в Коломбо и после подавления кратковременного сопротивления заставил короля Котте (королевства, которое занимало большую часть равнинной Шри-Ланки) объявить себя вассалом дона Мануэла. Соглашение, выгравированное на листах чеканного золота, предусматривало ежегодную выплату дани в размере 300 бахаров корицы, двенадцати колец c рубинами и шести слонов 49. По этому соглашению король был поставлен в гораздо более подчиненное положение по отношению к португальцам, чем правители Малабарского побережья, которые считались скорее друзьями Португалии, чем ее вассалами 50. Форт Коломбо, который в 1519 г. был перестроен из камня с использованием раковин жемчужных устриц для производства извести, сразу же стал центром враждебности купцов из Каликута. Форту пришлось выдержать длительную осаду, и, как сообщает историк Барруш, во время одной из вылазок из форта португальцы схватили живших в городе женщин и детей, привязали их к дверным косякам, а затем подожгли город 51.
   В 1521 г. португальцы решили покинуть форт Коломбо из-за затрат на его оборону. Однако в том же году умер правитель Котте, где должны были находиться коричные леса, и королевство было разделено между тремя претендентами. В этой ситуации ожесточенного соперничества поддержка португальцами принца Бахуванаки, который контролировал сам город Котте, стала крайне важной 52. Португальцы оказали правителю военную и коммерческую поддержку в обмен на его согласие изгнать купцов из Каликута, выплачивать дань корицей королю Португалии и разрешить португальцам быть единственными покупателями корицы. В войнах в Шри-Ланке в 1530-х гг. португальские войска активно, хотя и не всегда успешно, поддерживали Котте, и эти отношения были подтверждены в начале 1540-х гг., когда посольство из Котте отправилось в Португалию и получило дополнительные гарантии португальской защиты. Тем временем португальские миссионеры и наемники также начали проникать в Канди в центральной Шри-Ланке, а после 1544 г. - и в тамильское королевство Джафна на крайнем севере острова.
   Политика Португалии в Шри-Ланке демонстрирует сильные и слабые стороны Эстадо да Индия. Португальцы максимально использовали свои ресурсы, заключающиеся в морской мощи и владении огнестрельным оружием, и их попытка низвести короля Котте до статуса короля-клиента, платящего дань Португалии, во многом соответствовала политической модели, которой придерживались португальцы в своих отношениях с другими правителями побережья Индийского океана. Позиция португальцев в Коломбо была практически неуязвимой, поскольку город можно было относительно легко укрепить и снабжать с моря. Однако португальцы столкнулись с большими трудностями в установлении какой-либо власти за пределами городских стен и были не в состоянии контролировать производство корицы или основать на острове собственную колонию с прямым управлением 53. Хотя они проявляли активный интерес к покупке корицы и к другим отраслям торговли, их присутствие оставалось присутствием военной элиты, вымогавшей у своих союзников дань и коммерческие уступки, а когда представлялась возможность, просто прибегавшей к грабежу. Жуан де Барруш, например, описывает, как Мартим Афонсу, которого Майядунне в 1528 г. отправил снять осаду с Котте, "чтобы не упустить сезон муссонов, не пожелал задерживаться на Цейлоне и с большой добычей, которую он захватил на кораблях мавров, находившихся там, отбыл с острова"54.
  
   Официальная империя VI: Нуну да Кунья, Диу и противостояние с Османской империей
  
   Приобретение Диу
  
   Смерть Васко да Гамы в 1524 г. сама по себе вряд ли была критическим событием, но в ретроспективе ее можно рассматривать как последний момент, когда Эстадо да Индия могло взять себя в руки и ограничиться деятельностью, которую можно было реально поддерживать. По словам герцога Браганса, да Гама рекомендовал Португалии уйти из Малакки и Ормуза и сосредоточить свои ресурсы на западной Индии 55. Однако после его смерти возобновились тенденции, которые уже были очевидны с 1515 г. С одной стороны, монопольная структура империи ослабла из-за продолжающегося роста частной торговли, а с другой, вице-короли, при поддержке Короны, приступили к новой политике экспансии.
   Эту экспансию ускорило вторжение в северную Индию авантюриста из Центральной Азии Бабура, потомка Тимура и основателя империи Великих Моголов. Поскольку завоевания Бабура между 1526 г. и его смертью в 1530 г. поглотили мусульманские султанаты на севере, те, что находились дальше на юге, начали обращаться к португальцам за военной помощью. В то же время османские султаны снова начали проявлять активный интерес к Индийскому океану и в 1527 г. направили наемный отряд в Гуджарат, который теперь оказался главным объектом интереса как для португальцев, так и для турок и Великих Моголов. Португальцы осознавали, что на карту будут поставлены жизненно важные коммерческие интересы, если Гуджарат попадет в руки Великих Моголов, поскольку это был основной район производства хлопчатобумажных тканей в западной Индии. Они были особенно обеспокоены тем, чтобы порт Диу не попал в руки врагов. Помимо того, что Диу сам по себе был важным торговым центром, он господствовал над торговыми портами Гуджарата и всегда казался португальцам одним из самых важных стратегических пунктов в Индийском океане. Определенная укрепленная позиция в районе Гуджарата, безусловно, была необходима для того, чтобы португальская система выдачи картажей и взимания таможенных сборов вообще эффективно функционировала, поскольку это был один из наиболее оживленных коммерческих районов Индийского океана.
   Политика Португалии в регионе колебалась между стремлением к союзу с Гуджаратом и контролем над его торговлей посредством выдачи картажей, строительства форта в регионе и отправки кораблей для блокады оживленного морского пути из Диу в Ормуз. В 1509 г. португальцы основали в Диу факторию с согласия его наместника Малика Азиза, а в 1511 г. Албукерки безуспешно пытался договориться о передаче города 56. В 1521 г. Диогу Лопиш де Секейра снова попытался вести переговоры об укреплённой фактории в Гуджарате, но вместо этого был вынужден довольствоваться строительством крепости в расположенном южнее Чауле 57. По соглашению, достигнутому с Ахмаднагаром, Низаму было разрешено импортировать 400 лошадей через порт Чаул в обмен на ежегодную дань в размере 2000 золотых пагод, которая должна была выплачиваться капитану форта 58.
   До этого времени португальским амбициям в этой области успешно мешал Малик Азиз, который более двадцати лет исполнял обязанности губернатора Диу при султане Гуджарата и стал полунезависимым правителем в портовом городе. Однако в 1522 г. Малик Азиз умер, и португальцы возобновили свое давление на султана, чтобы тот уступил им Диу. Между 1529 и 1538 годами политикой Португалии руководил вице-король Нуну да Кунья, сын Триштана да Кунья. Его исключительно долгое пребывание на посту вице-короля сопровождалось сильной центральной властью в делах и решимостью завершить работу своего родственника Албукерки, особенно в том, что касалось установления португальской власти в Гуджарате. Первая попытка Да Кунья в 1531 г. захватить Диу прямым морским десантом закончилась дорогостоящей неудачей, но продолжающиеся военные успехи Великих Моголов убедили султана Гуджарата обратиться за помощью к португальцам. В 1534 г. султан уступил Португалии Бассейн к северу от Бомбея и согласился, что все гуджаратские корабли будут получать картажи от капитана и что все лошади, импортированные из Аравии, будут облагаться там налогом 59. Затем в 1535 г. султан потерпел жестокое поражение от армии Великих Моголов и, опасаясь столкновения с врагом на двух фронтах, попытался заручиться поддержкой португальцев, позволив им построить крепость в Диу. Это была ограниченная уступка, поскольку она не включала в себя права на владение портом или городом. Султан Бахадур явно верил, что сможет заставить португальцев уйти, когда пожелает, и два года спустя, в 1537 г., когда угроза со стороны Великих Моголов отступила, он попытался восстановить полный контроль над подступами к порту. Португальцы, со своей стороны, искали возможность захватить контроль над городом, и, когда Бахадур прибыл навестить Нуну да Кунья на борту его флагманского корабля, португальцы убили султана и приступили к оккупации города 60. Теперь у португальцев был свой опорный пункт в Гуджарате, оборона которого должна была сыграть решающую роль в предстоящем конфликте с османами.
   После смерти Бахадура императоры Великих Моголов возобновили свои усилия по подчинению Гуджарата и попытались заручиться поддержкой Португалии, уступив им Даман и полосу побережья между этим городом и Бассейном. Таким образом, к 1538 г. португальцы установили контроль над большей частью западного побережья Индии от Бомбея до Диу. Этот регион стал известен как Северная провинция и представлял собой существенное приобретение территории, более обширной, чем территории вокруг города Гоа.
   Тем временем османская угроза росла. После завоевания мамлюкского Египта в 1517 г. интерес Османской империи к Индийскому океану медленно начал набирать обороты. Войны в Венгрии и Средиземноморье отвлекли султанов, но с воцарением Сулеймана Великолепного в 1520 г. возродилось стремление к тому, чтобы торговля специями снова проходила через османские порты, хотя это так и не стало главной целью турецкой стратегии. К этому времени турки контролировали Суэц и Басру, порты в устье Красного моря и Персидского залива, и приступили к трудоемкой задаче по строительству флота. Поскольку в Суэце и Басре не было строевого леса, древесину приходилось везти за сотни миль, прежде чем верфи смогли начать работу. Тем временем, однако, турецкие солдаты, так же хорошо снабженные огнестрельным оружием, как и португальцы, были отправлены в гарнизоны фортов на Красном море и для укрепления вооруженных сил мусульманских правителей в Индии, которые стремились противостоять тому, что они считали угрозой индуистско-португальского союза.
   В 1526 г. обстановка в регионе Красного моря казалась относительно мирной, и португальский посол дон Родриго де Лима в конце концов покинул Эфиопию, не заключив никакого договора о союзе, и за шесть лет пребывания в этой стране ему нечего было показать, за исключением бесценной рукописи с описанием Эфиопии, которую начал его священник Франсишку Алвариш и которая была опубликована в Лиссабоне в 1540 г.61 Всего три года спустя в регионе вспыхнула война после объявления джихада имамом Ахмедом ибн Ибрагимом аль-Гази, более известным как Ахмед Грань (Левша). Ахмед Грань был военачальником, который получил контроль над султанатом Адал и обосновался в городе-крепости Харар. Он начал серию набегов в глубь Эфиопии, которые за пять лет привели к разорению и разграблению всех христианских провинций, кроме Тыграи. Сторонники эфиопского негуса были вынуждены защищать несколько отдаленных горных крепостей 62. Увидев возможность распространить свое влияние в регионе, османы послали Ахмеду Граню некоторую военную помощь.
   К 1535 г., оказавшись в безвыходной ситуации, эфиопский негус решил довериться португальскому авантюристу, который остался в стране после отъезда посольства Родриго де Лимы и который, несомненно, был одним из самых дерзких мошенников своего времени. Этот человек, назвавшийся Жуаном Бермудишем, утверждал, что он священник, и убедил эфиопского царя назначить его на вакантную должность абуны, или патриарха Эфиопской церкви. Хотя он так и не был официально рукоположен Александрийским патриархом, как того требовали обычаи, Бермудиш взял на себя функции абуны и отправился в Европу в поисках помощи для христианской Эфиопии, заявив, как только он достиг Европы, что он является духовным эквивалентом папы Римского. Дон Жуан III уделил Бермудишу достаточно внимания, чтобы дать указание направить военную поддержку в Эфиопию, и Бермудиш вернулся в Индию в 1539 г.
   Именно на этом фоне португальцы приобрели свои форты в Бассейне и Диу и приготовились противостоять возможному наступлению Османской империи. Первое наступление произошло в 1538 г., когда турецкие войска, оснащенные артиллерией, были отправлены под командованием евнуха Сулеймана-паши для поддержки решительной попытки гуджаратцев вернуть Диу. Войскам Сулеймана сначала удалось занять Аден, а затем они направились к Диу, где в течение месяца обстреливали португальскую крепость из своих орудий, прежде чем были вынуждены отступить 63. Однако турецкие военно-морские силы не были побеждены, и в результате экспедиции Сулеймана Красное море теперь стало практически турецким озером.
   После ухода турок португальцы заключили новый договор с султаном Гуджарата в 1539 г., который позволял им получать одну треть таможенных доходов порта Диу. Все суда, выходящие из портов Гуджарата, теперь должны были получать картажи у португальского капитана Диу, а также платить портовые сборы. В результате принудительного посещения стольких торговых судов коммерческое значение Диу возросло, а его таможенные поступления стали одним из самых прибыльных источников дохода для Эстадо да Индия 64.
   Именно с такой ситуацией столкнулись два следующих вице-короля, Эстеван да Гама, сын адмирала, и Жуан де Кастро, и именно во время их наместничества защита от турецкой угрозы привела "официальное" Эстадо да Индия к следующему этапу экспансии.
  
   Красное море и Эфиопия
  
   Поражение попытки гуджаратцев вернуть Диу стало еще одним подтверждением эффективности португальской стратегии десантной войны. Крепость, построенная по современному проекту, хорошо вооруженная артиллерией и способная получать снабжение с моря, оказалась неприступной. Однако турки все еще добивались огромных успехов в Средиземноморье, и существовало широко распространенное мнение, что новое, более решительное нападение на португальские позиции в Индийском океане было лишь вопросом времени.
   Жуан III и его правительство, столкнувшись с растущими долгами по мере неуклонного роста расходов на военные операции на Востоке, теперь были вынуждены пересмотреть свои глобальные обязательства. Было решено направить все доступные ресурсы на войну против турок, но оставить четыре марокканские крепости, защита которых больше не приносила никакой пользы. Поэтому новому вице-королю Эстевану да Гаме было приказано уничтожить турецкий флот в Суэце, и, несмотря на задержки, вызванные опустошительным голодом, свирепствовавшим в западной Индии в 1539 и 1540 гг., в декабре 1540 г. в конечном счете был собран большой флот.
   Рейд Эстевана да Гамы в Красное море стал одним из самых запоминающихся эпизодов в истории португальского Эстадо да Индия. Флот собрался в Массауа на африканском берегу, а затем направился к Суакину, который был сожжен и разграблен. Затем часть флота вернулась в Массауа, а остальная часть направилась в Суэц, где выяснилось, что турецкие корабли надежно базировались в гавани и были недоступными. На берегу Синая, настолько близко к Иерусалиму, насколько когда-либо были португальцы, Эстеван да Гама провел некоторые ритуалы рыцарей-крестоносцев и посвятил несколько человек в рыцари, прежде чем вернуться в Массауа.
   Тем временем дом Жуан де Кастро, сопровождавший экспедицию, использовал это время для создания своего знаменитого путеводителя по Красному морю "Roteiro do Mar Roxo" ("Лоция Красного моря" (португ.)), дополненного тщательно выполненными зарисовками портов и якорных стоянок, шедевра географии и науки португальского Ренессанса 65.
   Тем временем португальцы в Массауа пережили крайние лишения, и сотня из них дезертировала, поверив россказням Бермудиша о богатстве внутренних территорий. Им суждено было попасть в плен и быть убитыми Ахмедом Гранем 66. Тогда Эстеван да Гама направил отряд из четырехсот солдат под командованием своего брата Криштована да Гамы вглубь страны, чтобы помочь эфиопскому царю. Криштован да Гама двинулся от побережья с войском, почти таким же по численности, как то, с которым Кортес высадился в Мексике в 1519 г. С ним были лошади, аркебузы и восемь небольших пушек. Его первой целью было связаться с беглым эфиопским негусом и его сторонниками, но да Гама лишился своих припасов и был вынужден сражаться с превосходящими силами сомалийцев, поддерживаемыми турецкими наемниками. Результатом стала катастрофа. Небольшая португальская армия была сильно потрепана, а сам да Гама бежал раненый с поля боя и попал в плен.
   Захват брата вице-короля, сына великого адмирала, имел для турок огромное значение. После ритуального унижения (ему подожгли бороду и били по лицу туфлями слуги-негра) Криштован да Гама был обезглавлен. Для португальцев это была катастрофа, символическое значение которой далеко превосходило военные последствия поражения. Однако христианская церковь имела большой опыт превращения катастрофы в триумф, и вскоре после того, как известие о смерти Криштована да Гамы достигло внешнего мира, начали распространяться слухи о чудесах. Да Гама стал одним из первых мучеников новой зарубежной церкви, у которой за сто лет экспансии было слишком мало героических деяний, достойных прославления 67.
   После смерти их командира в живых осталось менее двухсот человек из первоначальной армии, но они смогли встретиться с христианскими эфиопскими войсками, и когда в 1542 г. начался следующий сезон кампании, объединенная армия нанесла тяжелое поражение мусульманам, поражение, которое приняло решающий характер, когда стало известно, что лидер джихада Ахмед Грань был убит в бою.
   Экспедиция да Гамы была организована за счет ресурсов официальной империи, и ею командовал один из ведущих фидалгуш Эстадо да Индия. Однако немногие солдаты да Гамы вернулись в Индию. Вместо этого они поселились в Эфиопии и женились на эфиопских женщинах, основав "португальскую" общину, такого же типа, как и "португальские" общины в Аютии, Бенгалии, Конго и других местах, где солдаты предлагали свой военный опыт местным правителям и охотно селились и сколачивали себе состояния вдали от юрисдикции португальской Короны.
  
   Отступление в Северной Африке
  
   В то время как Эстеван да Гама и его брат перенесли войну против турок в Красное море и в самое сердце Эфиопии, проводя жесткую линию официальной политики, которую можно четко проследить от губернаторства Афонсу де Албукерки до Нуну да Кунья, позиции Португалии в Северной Африке начали рушиться. К 1540 г. в Португалии снова разгорелись оживленные дебаты о направлении внешней политики. Хотя существовало единодушие в том, что Португалии следует держаться подальше от европейских конфликтов, насколько это возможно, ресурсы монархии теперь были настолько истощены, что становилось невозможным сохранять в неприкосновенности структуру ее заморских владений. Требовалась экономия всех видов, и именно в десятилетие 1540-х гг. началась крупномасштабная приватизация империи. Королевские рейсы и монополии начали распродаваться синдикатам, и поиск наличных денег стал первостепенным соображением.
   Все еще были те, кто считал, что любые доступные ресурсы следует направить в Северную Африку, даже если это означало отказ от Индии или Бразилии, но Марокко теперь казалось менее привлекательным для заинтересованных групп, которые ранее поддерживали идею реконкисты. Искатели приключений, стремившиеся к славе и богатству, нашли в Индии множество возможностей и для того, и для другого. Марокканские крепости стоили чрезвычайно дорого, их гарнизоны насчитывали 25 000 человек, что более чем в два раза превышало общую численность португальцев во всем Эстадо да Индия. Еще в 1529 г. король осознал, что становится невозможным удерживать все крепости в Марокко, и высказал мнение о целесообразности отказа от тех, что находились на западе, и сконцентрировать имеющиеся ресурсы в Сеуте и Танжере 68. Поскольку мнения оставались столь разделенными, никаких немедленных решений принято не было, но неудивительно, что, когда растущая мощь клана Саади оказала согласованное давление на североафриканские крепости, португальцы решили сократить свои потери. В 1541 г. Санта-Крус-де-Гер был захвачен марокканской армией, и это знаменательное поражение убедило португальцев покинуть Сафи и Азамор позже в том же году. На то время Португалия сохранила все свои pra"as, граничащие с королевство Фес, но в 1550 г. Арзила и Алькасер также были эвакуированы 69. Сеута и Танжер были сохранены, но из всех крепостей вдоль Атлантического побережья теперь остался только Мазаган.
   Когда опустился занавес (как оказалось, не в последний раз) над расточительной и бессмысленной драмой в Северной Африке, Жуан де Кастро, ныне вице-король, снова утверждал военную мощь Португалии на Востоке. Диу, снова осажденный гуджаратцами в 1546 г., был успешно защищен, и был заложен фундамент новой огромной крепости в Мозамбике, предназначенной для защиты Восточной Африки от турок, но которая в течение следующего столетия должна была противостоять голландцам, англичанам и оманцам и служить бастионом португальской власти в Восточной Африке до 1975 г.
  
   Неофициальная империя
  
   В то время как официальная политика Португалии по-прежнему была сосредоточена на торговле перцем и на угрозе со стороны Османской империи, неофициальная империя расширялась во всех направлениях в соответствии со своей собственной динамикой. Многие неофициальные торговые поселения, такие как Сан-Томе-де-Мелиапор на юго-востоке Индии, стали такими же богатыми и впечатляющими, как и основные города-крепости Эстадо да Индия. За ними, однако, находился более рассеянный и менее организованный слой поселений, так сказать, подводные коралловые рифы на внешнем краю империи.
   Это были разрозненные общины новообращенных христиан, каторжников и дезертиров, смешанные расовые сообщества и отдельные авантюристы, делающие карьеру везде, где представлялась возможность, в качестве наемников, сражающихся в войнах в Бирме, пиратов, крейсирующих в Китайском море, или торговцев-контрабандистов слоновой костью, обосновавшихся на островах Восточной Африки или в устьях рек. Были также религиозные предприниматели - миссионеры, которые обратили в христианство общины ловцов жемчуга на юго-восточном побережье Индии или производителей специй в Амбоне и Малуку в восточной Индонезии. И были ренегаты - португальцы, которые отреклись от христианства и приняли ислам или вернулись к иудаизму своих предков. Некоторые из них были "новыми христианами", но другие - заключенными, которые обратились в христианство, чтобы обрести свободу, или мужчинами, перенявшими религиозные обычаи своих жен и общин, среди которых они жили. Готовность некоторых португальцев перенять религии и обычаи Азии и Африки должна поставить под сомнение любое предположение о том, что португальцы XVI в. обладали сильным чувством национальной идентичности, основанным на их христианской вере.
   Единственной и наиболее важной причиной роста неофициальной империи была частная торговля. Частными торговцами могли быть бывшие солдаты, получившие права касаду, или королевские чиновники, торгующие на стороне, или члены расширяющихся общин лузоазиатов и лузоафриканцев - потомков португальцев и женщин из азиатских и африканских обществ, с которыми они вступали в контакт. К этому числу следует добавить многих азиатов и африканцев, которые по тем или иным причинам обратились в христианство и тяготели к португальской общине. Установление монополий Короны привело к вытеснению частных торговцев из официальных португальских городов. В 1523 г. Антониу да Фонсека писал королю:
   "У Вашего Высочества здесь много людей, которые, поскольку они сильно рассеяны, кажутся немногочисленными; и они настолько свободны, что одни отправляются в Малакку, другие - в Пасем, третьи - в Бенгалию и Пегу, а четвертые - в Коромандель и вдоль всего побережья Бенгалии во многие порты, находящиеся там, другие отправляются в Банду и Тимор, которые представляют собой острова, производящие сандаловое дерево, гвоздику, мускатный орех и мускатный цвет. Третьи отправляются в Ормуз, Чаул и Камбайю, каждый в поисках средств к существованию, насколько это возможно"70.
   В Малакке, например, королевские власти ввели гораздо более высокие пошлины на товары португальских частных торговцев, чем азиатских купцов, пользовавшихся портом. Результат был предсказуем, и португальские торговцы покинули Малакку, чтобы поселиться в соседних портах под властью азиатских правителей 71. В 1519 г. дон Айриш да Гама писал, что в Каннануре много касадуш, и у всех у них очень хорошие дома, и они пустили глубокие корни в этой земле. Людей так много, что они не помещаются в пределах крепостных стен, а местных христиан очень много, и их число увеличивается с каждым днем 72.
   Удивительно быстро адаптировавшись к миру Индийского океана, португальцы обосновались на островах у восточноафриканского побережья, вокруг Бенгальского залива, вдоль побережья Бирмы и Таиланда и на Малайском полуострове. Было подсчитано, что к 1520 г. только на побережье Короманделя торговало от двухсот до трехсот португальцев 73. Как и их коллеги, lan"ados в Западной Африке, эти частные торговцы селились вне контроля каких-либо португальских властей, и их деятельность часто противоречила официальным интересам Короны. После 1520 г. вице-короли время от времени пытались установить некоторый контроль над их деятельностью. Например, на побережье Короманделя был назначен капитан, и была введена система монопольных рейсов, согласно которой ведущие португальцы могли купить право фрахтовать официальный королевский корабль для определенного торгового рейса. Все эти меры никоим образом не препятствовали деятельности неофициальных португальцев и их лузоазиатских отпрысков, как и королевские гневные воззвания не могли контролировать деятельность торговцев на реках Гвинеи.
   Если частная торговля была основной причиной распространения португальского влияния за пределы крепостей, то большое значение имела и деятельность португальских наемников. Вице-король Жуан де Кастро в письме в 1548 г. полагал, что на службе у иностранных правителей находится в два раза больше португальских солдат, чем можно было найти на королевской службе 74. Многие португальские солдаты продавали свой опыт обращения с огнестрельным оружием азиатским правителям или даже кастильцам - большая часть отряда, сопровождавшего Эрнандо де Сото во время его entrada во Флориду в 1539 г., была португальцами. К 1530-м гг. на службе у короля Сиама находились сотни португальских солдат, и в королевской столице был основан португальский "квартал", а после победы в 1542 г. солдаты армии Криштована да Гамы, как мы видели, поселились в Эфиопии и служили в качестве телохранителей правителя. Еще есть история о сорока португальцах, нанятых в 1530 г. для помощи в защите Адена от турецкого нападения, которые участвовали в пятничных празднованиях в мечетях и которые в конечном итоге приняли ислам и поселились в стране в качестве профессиональных солдат - духовных наследников португальских наемников, сражавшиеся на стороне Альмохадов в средние века 75.
  
   Португальцы на Дальнем Востоке
  
   Одной из самых энергичных из этих независимых португальских общин была община, образованная контрабандистами и пиратами, действовавшими в Китайском море. Китай оставался официально закрытым для португальцев, но от контрабандной торговли можно было получить такие высокие прибыли, что большое количество португальских, японских и мусульманских судовладельцев были готовы пойти на риск. Жизнь каперов и торговцев в Китайском море в 1530-х и 1540-х гг. была очень подробно и увлекательно описана в загадочной автобиографии Фернана Мендеса Пинто. В своем "Peregrina"ao" Пинто смешивает вымысел, факты и фантазию таким образом, что их трудно распутать. С одной стороны, это явно моральный трактат, одно из первых португальских произведений, в которых повествования о сражениях, кораблекрушениях и других приключениях использовались в качестве метафоры пошатнувшегося положения Эстадо да Индия. С другой стороны, она претендует на описание реальной жизни сообщества торговцев и пиратов, действовавших на Дальнем Востоке в эти годы 76.
   Судя по всему, в 1530-х и 1540-х гг. португальцы основали ряд временных, но совершенно неофициальных поселений на китайском побережье, самым крупным из которых было Лампакао 77. При попустительстве местных чиновников серебро и другие товары поступали на китайский рынок в обмен на шелк, фарфор и другие китайские предметы роскоши. В 1540-х гг. некоторые португальские торговцы также начали посещать Японию (в рассказе Пинто характерно, что он сам является первым первооткрывателем Японии, выброшенным на берег с потерпевшего крушение корабля), где они быстро завоевали влиятельное положение среди некоторых провинциальных дайме, заинтересованных в приобретении португальского огнестрельного оружия. Это "открытие" Японии, которое, вероятно, произошло в 1543 г., должно было стать последним великим достижением португальских морских исследований и иметь важные последствия для самих португальцев и для развития мировой экономики 78.
   Однако в 1540-х гг. центром официальной деятельности португальцев на Дальнем Востоке оставался форт Тернате. Присутствие Португалии на Тернате зависело от союза с местным султаном, положению которого постоянно угрожал конкурирующий султанат Тидоре. Теоретически португальские капитаны должны были обладать монополией Короны на экспорт гвоздики, но на практике поселение Тернате стало базой, с которой миссионеры, частные торговцы, а также последователи и клиенты капитанов создали неофициальную сеть португальской торговли и влияния на всех восточных индонезийских островах 79.
   Доминиканцы использовали португальское присутствие в Тернате для проведения серии успешных миссий на Амбон и Банду, где обращению туземцев способствовали антиисламские настроения, преобладающие среди части населения. Затем, в 1542 г., через пятнадцать лет после предыдущей кастильской экспедиции, Руи Лопес де Вильялобос прибыл из Мексики и начал основывать торговые фактории на Джилоло, Моротаи и, что самое опасное, на Тидоре. В очередной раз кастильцам не удалось найти жизнеспособный обратный путь через Тихий океан, и торговые станции Вильялобоса были закрыты. Однако португальский капитан Тернате Жордан де Фрейташ отреагировал на кастильскую угрозу, построив форт в Амбоне, который, таким образом, еще больше вошел в орбиту официальной Португальской империи 80.
  
   Атлантический океан
  
   В первые годы XVI в. индийский флот регулярно заходил на Атлантические острова по пути в Индию или из Индии. Мадейра и Кабо-Верде были излюбленными местами остановки, и острова извлекали выгоду из растущего рынка сбыта их продукции. От Кабо-Верде нау carreira da India направлялись на юго-запад к побережью Бразилии, а затем поворачивали на восток и огибали мыс Доброй Надежды. Между Кабо-Верде и островом Мозамбик не было остановок, хотя время от времени корабли на обратном пути заходили на остров Святой Елены или в бухты самого мыса. Гвинея, Конго и побережье Анголы непосредственно на юге не были частью carreira da India и начали вести отдельное существование, совершенно не связанное с тем, что происходило на Востоке. Что касается южных берегов Африки, исследованных Диогу Каном и Бартоломеу Диашем, то они были в значительной степени забыты, а каменные столбы, воздвигнутые великими мореплавателями, стояли изолированными и заброшеными. Корона содержала две фактории, которые управляли королевскими монополиями: Эльмину с ее все еще весьма прибыльной торговлей золотом и королевскую факторию по торговле рабами в Мпинде в Конго. В других местах торговля на западноафриканском побережье находилась в руках португальцев из Кабо-Верде и Сан-Томе.
   К 1520 году торговля рабами начала вытеснять торговлю золотом как наиболее прибыльная форма коммерческой деятельности. Объем работорговли определить сложно. По одной из оценок, в середине 1520-х гг. в Сан-Томе ввозилось 3000 рабов в год, а в Лиссабон - в среднем 2000 81. Ежегодный импорт рабов в Кабо-Верде колебался от 1000 до 1500 в течение первых трех десятилетий века. После 1530 года, когда была разрешена прямая торговля с Испанской Америкой, количество невольников, ввозимых в саму Португалию, начало сокращаться, в то время как поставки в Новый Свет набирали обороты, и африканцы стали играть важную роль в завоевании Перу и экспедициях в Северную Америку. По одной из оценок, в период с 1525 по 1550 гг. из Африки было вывезено в общей сложности 40 000 рабов 82. Основной источник рабов к этому времени переместился в регион Конго, и в 1536 году, по оценкам, из Мпинды экспортировалось от 4 000 до 5 000 рабов в год 83.
   В первые годы XVI в. торговцы из Кабо-Верде и Гвинеи действовали во всех устьях рек от Сенегала до юга Заира. Их небольшие лодки с мелкой осадкой, построенные на островах, доминировали в прибрежной торговле, доставляя ткань, металлические изделия и соль из Португалии или Кабо-Верде, торгуя бусами из кори и тканью из коры в устье Заира и покупая рабов в дельте Нигера для продажи в Эльмине. Среди островных торговцев были португальцы и "новые христиане" из метрополии Португалии, но во втором десятилетии XVI в. большинство из них составляли люди смешанного происхождения, родившиеся на островах. Хотя торговцы сохраняли связи с островами, где они встречались со своими торговыми агентами, привозившими ценный импорт из Европы, большинство из них действовало из более или менее постоянных баз, созданных на реках Западной Африки.
   Корона не могла игнорировать проблему, вызванную афропортугальцами, когда они начали серьезно посягать на королевские монополии. Это начало происходить в регионе Конго, где торговцы из Сан-Томе, оказавшись в изоляции от королевской торговой фактории, начали налаживать коммерческие связи с вождями провинций, предлагая им не только товары для торговли, но и огнестрельное оружие и участвуя в качестве наемников в войнах в глубине страны. Дальше на юг, где приказы португальского капитана не действовали и власть короля Конго была в лучшем случае сомнительной, торговцы из Сан-Томе установили первые контакты с вождями мбунду на побережье Анголы. Где-то, вероятно, в 1520-х гг., они основали торговую станцию на острове Луанда, где велся важный промысел раковин нзимбу (разновидность каури), которые широко использовались в качестве средства обмена в Западной Африке 84.
   Сам Сан-Томе становился все более неуправляемым. Не только островные торговцы бросали вызов королевской монополии, но и члены семьи Мелло, которые были наследственными капитанами, обманывали Корону и вымогали деньги у населения. Социальное недовольство было широко распространено среди рабов и свободного чернокожего населения, а также среди духовенства и королевских чиновников. В 1517 г. даже произошло небольшое восстание рабов 85. В тщетной попытке контролировать деятельность жителей Сан-Томе Корона в 1522 г. отменила должность капитана острова и назначила королевского губернатора. В конечном итоге это приведет к появлению третьего центра прямой королевской власти в Западной Африке, но в настоящее время Корона испытывала трудности с поиском губернаторов, желающих служить на Сан-Томе, и, похоже, в период с 1525 по 1545 гг. никто не занимал эту должность. Даже когда были назначены губернаторы, они были не в состоянии сдерживать афро-португальских торговцев, многие из которых действовали, как и их коллеги на реках Гвинеи, с баз на материке.
   Сан-Томе теперь наслаждался большим процветанием. Производство сахара увеличивалось, а работорговля процветала, так что между 1535 и 1548 гг. в Антверпен прибыло 112 кораблей с сахаром из Сан-Томе 86. Богатство острова было таково, что в 1525 г. moradores получили хартию на основание Senado da Camara, - привилегию, которая поставила их город в один ряд с такими городами, как Гоа и Лиссабон. Значение Сан-Томе еще больше возросло, когда в 1534 г. он официально получил статус епископства, хотя, как и в случае с губернатором, ни один епископ не желал занимать свою кафедру в течение первых двадцати лет. Эта крохотная колония оставалась в своего рода подвешенном состоянии между официальной и неофициальной империей. Его церковью в основном управляло мулатское духовенство без епископского контроля, а функции ее правительства выполнял городской совет без какого-либо королевского губернатора или капитана, который руководил бы его делами. В отсутствие королевского губернатора остров, по сути, контролировался самоуправляющейся олигархией плантаторов и свободных черных португальцев 87. В анонимном отчете, датированном серединой века, с восхищением говорится о "черных жителях, которые очень умны и богаты и воспитывают своих дочерей на наш манер, как в отношении наших обычаев, так и нашей одежды"88. Тем временем островитяне свободно торговали рабами и бросали вызов королевской монополии, предположительно управляемой факторией в Конго. Попытка Короны установить эффективное королевское правительство в Западной Африке зашла в тупик.
  
   Бразилия
  
   В то время как эти события разворачивались на Сан-Томе, Корона попыталась утвердить свою власть в Бразилии, еще одном регионе, где деятельность Португалии во многом зависела от инициатив частных торговцев. Однако здесь угроза интересам Короны была совсем иной.
   С момента ее открытия в 1500 г. интерес португальцев к Бразилии в основном ограничивался обменом бразильской древесины у местных индейцев. Те немногие поселения, которые были построены, представляли собой не более чем торговые склады, где можно было хранить древесину в ожидании прибытия кораблей. Здесь, как и в Гвинее, некоторые португальцы дезертировали с кораблей и обосновались среди индейцев, образовав смешанные расовые общины lan"ado. Самым известным из этих ренегатов был Диогу Алвариш, известный как Карамуру, который основал свое собственное "племя" в районе Баии и сыграл важную роль в ранней истории Бразилии, снабжая продовольствием проходящие корабли и выступая в качестве посредника в коммерческих контактах португальцев и индейцев 89.
   К началу третьего десятилетия века ситуация на побережье Бразилии стала меняться. Между 1511 и 1514 гг. Эштеван Фроиш и Жуан де Лиссабон исследовали южное побережье Бразилии и вошли в Рио-де-ла-Плата. Затем, в 1515 г., Хуан Диас де Солис, еще один португалец, находившийся на кастильской службе, вошел в устье реки Платы, где он был убит и съеден местными жителями 90. В 1519 г. за ним последовал Фернан де Магальяйнш, который зимовал на патагонском побережье. В том же году вторжение Кортеса в Мексику положило начало эпохе завоеваний на материковой части Центральной Америки, и в 1524 г. банк Вельзеров из Аугсбурга заключил контракт на право исследования и управления территорией, которую он назвал маленькой Венецией (Венесуэла) вокруг озера Маракайбо. Затем, в 1526 г., Карл V поручил Себастьяну Каботу исследовать реку Рио-де-ла-Плата и ее притоки и основать там поселение. Обширным участкам бразильского побережья, на которые претендовала Португалия, угрожало вторжение как с севера, так и с юга.
   Однако более непосредственной угрозой была угроза, исходившая от французских кораблей, которые, несмотря на Тордесильясское соглашение, еще в 1503 г. начали посещать побережья Бразилии для торговли бразильским лесом, и их численность в 1520-х гг. быстро увеличивалась. Вскоре португальские и французские торговцы вступили в конфликт и начали оказывать поддержку различным группам индейцев в происходивших небольших локальных войнах. Более того, утверждалось, что французы были не только несанкционированными нарушителями, но и протестантскими "лютеранами" - утверждение, которое, казалось, было драматически подтверждено, когда протестантские пираты захватили корабли Кортеса с сокровищами в 1523 г.91 Хотя португальская Корона учредила "береговую охрану" для действий против французов и оплачивала ее расходы благодаря контрактам на продажу бразильского дерева, эта вялотекущая франко-португальская война внезапно приняла более серьезные масштабы, когда в 1531 г. французский корабль захватил португальскую факторию в Пернамбуку и удерживал ее в течение нескольких месяцев 92.
   В результате этих угроз, и в то время как португальцы интриговали, чтобы обеспечить безопасность своей базы в Диу и таким образом расширить власть Эстадо да Индия на северную часть Индийского субконтинента, Корона решила, что неофициальные колонии на бразильском побережье должны быть узаконены, а другие районы побережья взяты под прямой королевский контроль посредством создания новых официальных поселений. Идея, стоящая за этой мерой, заключалась в том, что постоянные поселения будут противостоять французскому влиянию среди индейцев, подтвердят португальский суверенитет в этом районе и решат еще одну проблему - тот факт, что бразильские леса у побережья в значительной степени были вырублены, а индейцы все более неохотно продолжали поставлять древесину из внутренних областей страны по старым смехотворным ставкам оплаты. Рай, который Ваш да Каминья описал дону Мануэлу и который был великолепно разрисован попугаями и индейцами в перьях на португальских картах того периода, начинал приобретать облик земли индейских войн и ритуального каннибализма, где невинность и легкость наживы быстро исчезали.
   В 1530 г. Мартим Афонсу де Соуза, один из великих португальских конкистадоров, который впоследствии стал вице-королем Индии, был послан для организации защиты бразильских факторий. С четырьмя кораблями и четырьмя сотнями человек он в течение года крейсировал вдоль бразильского побережья и в 1532 г. основал две небольшие колонии в Сан-Висенте и Пиратининге в южной части земель, на которые претендовала Португалия. Он также отправил вооруженную экспедицию во внутренние районы страны в 1531 г., после распространения слухов о существовании серебряных рудников - слухов, которые должны были подтвердиться в следующем году вследствие завоевания Писарро империи инков 93. Мартим Афонсу рекомендовал дону Жуану III разделить все побережье Бразилии на четырнадцать "капитаний" с целью организации поселений.
   Планы создания постоянной колонии в Бразилии впервые были выдвинуты в 1527 г. капитаном Сан-Мигеля на Азорских островах, а идея создания капитанских должностей была основана на опыте заселения Атлантических островов, которые в XV в. были предоставлены потомственным капитанам-донатариям, которые планировали и оплачивали их заселение, защиту и эксплуатацию. Условия, на которых должны были быть предоставлены бразильские капитании, были очень похожими. Капитаны были обязаны основывать города и поселения, имели право даровать земли и взимать налоги, а также обладали юрисдикцией над поселенцами. Они также могли приобрести для себя определенное количество земли (Дуарте Коэльо получил в частный дар 10 лиг побережья) и несли общие обязательства по обеспечению защиты своего капитанства 94. Бразильское дерево, однако, оставалось королевской монополией, и в каждой капитании был королевский чиновник, охранявший права Короны. Первоначальное количество четырнадцати капитаний были сокращено Короной до двенадцати. Они охватывали 735 лиг побережья и по неясным причинам не простирались на юг до самой Рио-де-ла-Платы. Их хартии и привилегии (cartas de doa""o и forais) были выданы между 1534 и 1536 гг. С самого начала им приходилось конкурировать за инвестиции и за переселенцев на фоне гораздо более привлекательных сторон Эстадо да Индия и возможностей, открывающихся в Испанской Америке. Более того, им приходилось соревноваться друг с другом - двенадцать капитанов одновременно пытались вербовать колонистов и организовывать экспедиции. Хотя Мартим Афонсу и его брат Перо Лопес де Соуза получили две южных капитании, похоже, этот проект не вызвал большого энтузиазма среди высшей знати, и большинство капитаний были распределены между придворными чиновниками и мелкими дворянами, таким как Дуарте Коэльо, которые отличились на королевской службе на Востоке - одна из них, как ни странно, была пожалована историку Жуану де Баррушу 95.
   В действительности только шесть капитаний были фактически заселены, и в течение первых пятнадцати лет все они испытывали трудности - единственными процветавшими среди них были Пернамбуку и Сан-Висенте, где капитан смог вложить состояние, заработанное в Индии. У полукочевых индейцев не было излишков продовольствия на продажу, и они не хотели работать чернорабочими на европейских фермах. Набеги на индейцев в поисках рабов привели к ответным ударам с их стороны, и многие поселенцы погибли, а выжившие отступили на оборонительные позиции на побережье или даже на прибрежные острова. На севере капитан организовал entrada в кастильском стиле, чтобы исследовать внутреннюю часть своей капитании и искать золото. Тысяча человек с сотней лошадей исследовали внутренние части региона Пара-Мараньян, но не обнаружили ничего, что могло бы привлечь в этот район конкистадоров или поселенцев. Эффективное заселение застопорилось.
   Постепенно первоначальные неофициальные поселения, которые стали ядром новых капитаний, увеличились в размерах, стали более защищенными и достигли критической массы населения, что позволило создать своего рода экономику. Мартим Афонсу де Соуза завез сахарный тростник, и, хотя эта культура не особенно прижилась на юге, она оказалась успешной в северных капитаниях и была подхвачена поселенцами, поскольку королевской монополии на экспорт сахара не существовало. К 1548 г. в Пернамбуку, капитании Дуарте Коэльо, насчитывалось 400 португальских поселенцев и действовало пять сахарных заводов, а население Сан-Висенте под командованием Мартима Афонсу де Соузы выросло до 600 человек 96.
   Система капитанов-донатариев (позже перенятая англичанами, которые называли их лордами-собственниками) была отличительной чертой португальской экспансии в Атлантике. Это была целенаправленная попытка обуздать поток эмиграции из Португалии и установить иерархический социальный порядок, который отражал бы социальные условия в самой Португалии. В то же время это был способ мобилизации капитальных ресурсов для развития сельского хозяйства 97. Капитании радикально отличались от кастильских энкомьенд, которые уже вызывали разногласия внутри испанского сообщества в Америке и вскоре привели к открытой гражданской войне. Капитании оказались успешными на Мадейре и Азорских островах и, в более ограниченной степени, на Кабо-Верде и Гвинейских островах, но в Бразилии они столкнулись с нехваткой рабочей силы и, что более важно, с отсутствием инвестиций, что в конечном итоге оказалось фатальным. Неудача бразильских капитаний показывает, насколько важной была роль итальянского капитала в заселении Атлантических островов в XV в. Не было никаких попыток создать что-либо подобное на Востоке, где идея Эстадо да Индия не предусматривала на данном этапе крупных португальских поселений. Траектории развития Атлантической империи и Эстадо да Индия сильно расходились.
  
   Проблемы торговли перцем
  
   В 1540-х годах основным видом деятельности португальского заморского предприятия оставались ежегодные поставки специй из западной Индии на королевскую факторию в Антверпене. Вся остальная деятельность была связана либо с военной и военно-морской структурой, созданной для защиты монополии, либо с участием в местной азиатской торговле, необходимым для финансирования закупок специй. Но, несмотря на то, что появилось и расцвело множество второстепенных интересов и видов деятельности, монополия на специи оставалась основным оправданием продолжения официальных расходов и инвестиций в империю.
   Однако к концу 1540-х гг. торговля пряностями, лежащая в основе великого предприятия, столкнулась с растущими проблемами. На первый взгляд все выглядело гладко, и в десятилетие 1531-1540 гг. рекордный тоннаж кораблей отправился из Лиссабона на Восток и вернулся из Индии. Восемьдесят судов водоизмещением 44 660 тонн вышли из Лиссабона и пятьдесят семь судов водоизмещением 36 410 тонн вернулись обратно в Португалию 98. Однако, хотя крупные грузы продолжали закупаться в Индии и прибывать в Европу, рентабельность предприятия становилась все более сомнительной. Прежде всего, это растущая стоимость крепостей и торговых учреждений на Востоке, а также расходы на их снабжение, укомплектование персоналом и вооружением. Не менее важной была неспособность португальской Короны сохранить хотя бы видимость монополии на торговлю специями. Несмотря на все сложные процедуры выдачи картажей и принуждения торговцев к регистрации грузов в португальских портах или к плаванию в составе португальских конвоев, королевская монополия на торговлю пряностями оставалась чисто номинальной. Азиатские торговцы почти беспрепятственно избегали португальских ограничений, путешествуя по суше или просто обгоняя те немногие португальские корабли, которые пытались добиться повиновения 99. После 1523 г. целые флотилии судов Каликута могли плавать под защитой потомственных адмиралов, кунджали 100. Португальцы убедили раджу Танура позволить построить крепость в Чалияме, с помощью которой они надеялись господствовать над Каликутом, но им так и не удалось одержать верх над кунджали на море, и между 1529 и 1539 гг. вдоль Малабарского побережья продолжалась своего рода морская партизанская война, сопровождавшаяся лишь несколькими временными перемириями 101.
   К 1540-м гг. венецианцы вернулись в бизнес, импортируя специи традиционными маршрутами через Ближний Восток и продавая их через свою сеть торговых точек в Центральной Европе. То, что они смогли это сделать, несмотря на более низкие транспортные расходы португальцев, можно объяснить тем, что венецианцы торговали пряностями более высокого качества, что они могли более эффективно поддерживать свою торговлю через финансовых и закупочных агентов, и что европейский рынок специй расширился в результате увеличения объемов и снижения цен, которые были вызваны первыми португальскими плаваниями. Более того, даже разрыв в транспортных расходах, по-видимому, сокращался, поскольку португальцы начали нести серьезные потери при доставке, что привело к росту относительной стоимости привозимого ими перца 102.
   Еще один фактор работал против прибыльности Эстадо да Индия. Похоже, что в 1540-х гг. в азиатской торговле в целом произошел заметный экономический спад, связанный с засухой и голодом, которые произошли во многих частях Индии. Этот спад отражен в отчетах португальских таможен в Малакке и Ормузе, доходность таможни Малакки упала почти вдвое за десятилетие 1545-1554 гг. по сравнению с предыдущими десятью годами 103.
   Однако настоящий кризис для португальцев произошел не на Востоке, а на европейском конце их предприятия. К 1540-м гг. португальская Корона имела большие долги перед банкирами и поставщиками в Нидерландах, задолжав, как утверждается, два миллиона дукатов только в Антверпене, и ей было трудно получить кредит 104. Закупать серебро для отправки на Восток становилось все труднее, поскольку, в отличие от Венеции, Португалия не занималась другими прибыльными формами торговли в Европе, посредством которых можно было накапливать капитал. Проблема усугубилась из-за активизации военных действий в Нидерландах, поскольку французы и Габсбурги боролись за господство во время затяжных "итальянских войн". Ла-Манш становился все более небезопасным, поскольку французские и английские пираты грабили торговые суда по своему усмотрению. В период 1545-1550 гг. только четырнадцать португальских кораблей в год достигали Антверпена, тогда как десятью годами ранее их было от двадцати до тридцати 105. К 1549 г. португальская Корона решила закрыть свою факторию в Антверпене. Продажа специй теперь должна была осуществляться в Лиссабоне, и Корона начала искать подходящих долгосрочных партнеров для ведения своего зарубежного предприятия.
  
   Иезуиты
  
   Если в ретроспективе закрытие антверпенской фактории можно рассматривать как момент, когда португальская торговля пряностями начала испытывать серьезные проблемы, то само Эстадо да Индия должно было получить огромный импульс благодаря прибытию иезуитов и, в меньшей степени, степени, учреждению инквизиции. Со времен издания папских булл 1450-х гг. португальцы представляли свои заморские предприятия как форму крестового похода. Распространяя Евангелие по всему Востоку, они оправдывали решение папства передать столь большую церковную власть в руки padroado real. В первые годы XVI в. португальский двор находился под сильным влиянием францисканского ордена с его мощным направлением мессианского, пророческого возрождения, и оно внесло свой вклад в идеологию крестовых походов, которая легла в основу экспансии в Марокко. Этому влиянию необходимо было противопоставить прагматический подход к еврейскому населению, по отношению к которому дон Мануэл проводил целенаправленную политику терпимости до тех пор, пока португальские евреи публично принимали христианство, а также сильное течение христианского гуманизма, которое проникло в Португалию через ее контакты с Нидерланды.
   Несмотря на сильное религиозное влияние при дворе, миссионерская деятельность не сыграла большой роли в экспансии Португалии на Восток. Несколько францисканцев сопровождали португальские корабли в Индию, чтобы петь Te Deum ("Тебя, Господи, хвалим" - католический гимн. - Aspar) после военных побед, и были построены церкви для окормления португальских гарнизонов в городах-крепостях, но первый францисканский дом был основан только в 1518 г., и к этому времени было предпринято мало попыток обратить язычников 106. В 1520-х гг., вдохновленные, без сомнения, динамичной деятельностью своего ордена в Мексике, францисканцы предприняли свою первую крупную попытку миссионерской проповеди среди каст ловцов жемчуга на юго-восточном побережье Индии, где португальцы конкурировали с купцами Каликута за торговлю жемчугом. Они также установили контакты с христианами Св. Фомы, которые тесно сотрудничали с португальцами в торговле перцем и которые в 1523 г. предложили Риму подчиниться его духовной власти 107. Однако эта ограниченная деятельность, сомнительная политика насильственного обращения среди бедняков в Гоа и вокруг него, а также приказ о разрушении индуистских храмов на территории Гоа вряд ли свидетельствовали об энергичной и хорошо организованной зарубежной миссии.
   Десятилетие 1520-х гг. ознаменовалось консолидацией протестантизма в Северной Европе и началом религиозных войн в Германии. Хотя протестантизм никогда не представлял угрозы для Португалии, поскольку папские буллы, учредившие padroado real, фактически предоставили португальской Короне такой контроль над церковью, который немецкие и скандинавские государи могли получить, только приняв Реформацию, в 1530-х гг. внутри португальской церкви враждебное отношение к христианскому гуманизму становилось все более ожесточенным. В 1532 г. король учредил Mesa da Consci"ncia e Ordens, соборную организацию, чья компетенция охватывала все аспекты управления военными орденами, церковью в Португалии и, самое главное, padroado real. Теперь стали звучать требования о создании инквизиции в Португалии. Для завершения удовлетворительных переговоров потребовалось несколько лет, поскольку "новые христиане" упорно лоббировали, чтобы помешать этому, но в 1536 г. были официально созданы три отделения Священной Канцелярии под контролем доминиканского ордена. В Испании инквизиция с самого начала была инструментом королевской власти, но в Португалии она была организована таким образом, что вскоре смогла отстоять свою независимость от контроля как Короны, так и Рима 108.
   Хотя доминиканцы начали основывать дома на Востоке в 1548 г., влияние инквизиции в империи изначально было ограниченным, поскольку до 1560-х гг. за пределами Португалии не было создано ни одного ее отделения. Однако в результате ее деятельности в Португалии число "новых христиан", уехавших на заморские территории, стало расти, и их присутствие было отмечено в Бразилии, Западной Африке и Индии.
   Вскоре после того, как в Португалии была создана инквизиция, Игнатий Лойола основал Общество Иисуса 109. Иезуиты стремились привлекать рекрутов из образованных и аристократических классов Европы, и Общество придавало большое значение научным достижениям своих членов и образованию как ключу к созданию католических христианских общин. С самого начала Общество установило прочные отношения с португальской Короной, найдя покровителя в лице инфанта дона Луиша и получив исключительные милости, которые быстро превратили его в самое влиятельное учреждение в Эстадо да Индия, не считая самого правительства вице-короля.
   Иезуиты должны были продемонстрировать замечательное, возможно, беспрецедентное понимание важности манипулирования знаниями и контроля информации. Их умелое использование пропаганды всегда находилось в центре их миссионерской деятельности и использовалось для создания благоприятного имиджа среди их друзей и сторонников в Европе. В своих объемных трудах, и особенно в ежегодных письмах, которые широко распространялись по всей Европе, иезуиты создали картину духовного благочестия, служения Короне, а также мастерства и успеха на поприще обращения в христианство. Даже сегодня трудно не принять за чистую монету тот образ самих себя, который создали иезуиты.
   Объяснение влиянию Общества на Востоке можно найти в одной из величайших структурных слабостей португальского государства. Как уже отмечалось, создание Эстадо да Индия было очень амбициозным предприятием для любого государства раннего Нового времени, предполагавшим сложную систему коммерческих монополий и содержание бюрократии и военных сил на другом конце света. Более того, Эстадо было создано в то время, когда большинство европейских государей с трудом добивались выполнения своих указов в радиусе ста миль от своего двора. С самого начала португальцы страдали от острой нехватки квалифицированной рабочей силы. Обученные священнослужители, юристы и администраторы, которых в таком количестве выпускали кастильские университеты и которые укомплектовывали административный аппарат вице-королей в Испанской Америке, не имели аналогов в Португалии, и учреждение доном Жуаном III стипендий для того, чтобы пятьдесят португальцев могли учиться в Парижском университете, вряд ли было выходом из сложившейся ситуации 110. Иезуиты смело взялись это исправить. Общество не только само обеспечивало приток высокообразованных людей, которые могли бы работать в посольствах и других миссиях, но и открывало школы и коллегиумы, которые давали образование семьям португальцев, служивших Короне на Востоке. Иезуитские коллегиумы и семинарии были основаны в основных центрах португальской власти в Индии, начиная с Гоа, а затем быстро распространившись до Северной провинции 111. По мере роста их сети контактов и влияния иезуиты постепенно становились незаменимыми, так что ко второй половине века судьбы Общества и португальского королевского правительства были неразрывно переплетены: ни одно из них не могло и помыслить о выживании без активной поддержки другого.
   В 1542 г., когда Франциск Ксаверий, один из основателей Общества, отправился на Восток, все это было еще в будущем 112. Энергия и личная харизма Ксаверия должны были оказать огромное влияние не только на португальцев на Востоке, но также на азиатское население, с которым он вступал в контакт. Его духовное влияние помогло сблизить официальную империю и португальцев, рассеянных за пределами ее юрисдикции. Он настаивал на том, чтобы иезуиты изучали местные языки, прежде чем пытаться обратить язычников. "Если бы мы знали японский язык, - писал он из Кагосимы в ноябре 1549 г., - мы бы давно уже начали работать на этом большом невозделанном поле... [но] в настоящее время мы подобны множеству немых статуй посреди людей"113. То, что его вдохновляющее влияние не умерло вместе с ним, во многом было связано с высокой организованностью, с которой его преемники, в частности Алессандро Валиньяно на Дальнем Востоке и Мануэль де Нобрега в Бразилии, определили поставили задачу обращения в христианство и задействовали свои ресурсы для ее выполнения. Франциск Ксаверий умер на острове у берегов Китая в 1552 г., через десять лет после своего прибытия на Восток, когда Эстадо да Индия и хрупкие поселения в Бразилии собирались вступить в новую стадию роста - роста, в который иезуиты, с их энергией, дальновидностью и растущими финансовыми ресурсами, должны были внести большой вклад.
  
   Примечания
   1 Обсуждение "формальной" и "неформальной" империй см. Anthony Disney, `Contrasting Models of "Empire": the Estado da India in South Asia and East Asia in the Sixteenth and Early Seventeenth Centuries', in Frank Dutra and Jo"o Camilo dos Santos, eds., The Portuguese and the Pacific (Centre for Portuguese Studies, University of California, Santa Barbara, 1995), pp. 26-37; and Malyn Newitt, `Formal and Informal Empire in the History of Portuguese Expansion', Portuguese Studies, 17 (2001), pp. 2-21.
   2 Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, p. 119.
   3 Этот вопрос обсуждается в книге Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, pp. 98-111.
   4 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, pp. 8-9.
   5 C.R.Boxer, The Portuguese Seaborne Empire 1415-1825 (Hutchinson, London, 1969), p. 379.
   6 Adrien Roig, `Tempestade sobre a rota da India em Triunfo do inverno de Gil Vicente', in Francisco Contente Domingues and Lu"s Filipe Barroto, eds., Abertura do mundo: estudos de hist"ria dos descobrimentos europeus em homenagem a Lu"s de Albuquerque, 2 vols (Editorial Presen"a, Lisbon, 1986-7), vol. 1, pp. 69-83.
   7 Jorge Borges de Macedo, Dami"o de G"is et l'historiographie portugaise (Ecole Pratique des Hautes Etudes, Paris, 1982), p. 50.
   8 Ross, `The Portuguese in India and Arabia between 1507 and 1517', pp. 559-62.
   9 Joseph Chelhod, `Les Portugais au Yemen, d'apr"s les sources arabes', Journal Asiatique, 283, no. 1 (1995), pp. 1-18.
   10 R.S.Whiteway, The Rise of the Portuguese Power in India (1899; 2nd edition, Kelley, New York, 1967), pp. 181,185.
   11 Beckingham and Huntingford, The Prester John of the Indies.
   12 Clive Willis, ed., China and Macau, Portuguese Encounters with the World in the Age of the Discoveries (Ashgate, Aldershot, 2002), p. xvi.
   13 "Livro" Дуарте Барбозы была впервые опубликована Рамузио, чьи Navigationi e viaggi вышли в Венеции между 1550 и 1559 гг. В Португалии впервые она была издана в 1812 г. См. M.L.Dames, ed., The Book of Duarte Barbosa, 2 vols (Hakluyt Society, London, 1918-21); Tom" Pires, The Suma Oriental of Tom" Pires, ed. A.Cortes"o, 2 vols (Hakluyt Society, London, 1944).
   14 C.R.Boxer, ed., South China in the Sixteenth Century (Hakluyt Society, London, 1953), pp. xix-xxi; последнее обсуждение этих событий см. в Willis, China and Macao, `Introduction'.
   15 Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, p. 370.
   16 O.H.K.Spate, The Spanish Lake: The Pacific since Magellan, vol. 1 (Australian National University Press, Canberra, 1979), pp. 36-43.
   17 Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, p. 115.
   18 Spate, The Spanish Lake: The Pacific since Magellan, pp. 87-94.
   19 Manuel Lobato, `The Moluccan Archipelago and Eastern Indonesia in the Second Half of the Sixteenth Century in the Light of Portuguese and Spanish Accounts', in Frank Dutra and Jo"o Camilo dos Santos, The Portuguese and the Pacific (University of California Press, Berkeley, 1995), pp. 47, 52.
   20 Цит.по M.N.Pearson, Coastal Western India (Concept Publishing Company, New Delhi, 1981), p. 50.
   21 Subrahmanyam, `Making India Gama: The Project of Dom Aires da Gama (1519) and its Meaning', p. 43.
   22 Информацию о деятельности да Гамы в должности вице-короля см. в Subrahmanyam, The Career and Legend of Vasco da Gama, глава 6.
   23 J.K.Jayne, Vasco da Gama and his Successors (Methuen, London, 1910; reprinted Asian Educational Services, New Delhi, 1997), p. 129.
   24 Panikkar, Malabar and the Portuguese, p. 107.
   25 Подробности этого спора см. Whiteway, The Rise of Portuguese Power in India, pp. 208-13.
   26 Joseph Velinkar, India, and the West: The First Encounters (Heras Institute, Mumbai, 1998), глава 2.
   27 О происхождении и направлении этой политики см. D"lio de Mendon"a, Conversions and Citizenry. Goa under Portugal 1510-1610, Xavier Centre for Historical Research Studies Series no. 11 (Concept Publishing Company, New Delhi, 2002).
   28 О Senado da Camara Гоа см. C.R.Boxer, Portuguese Society in the Tropics: The Municipal Councils of Goa, Macao, Bahia and Luanda 1510-1800 (University of Wisconsin Press, Madison, 1965).
   29 V.T.Gune, `An Outline of the Administrative Institutions of the Portuguese Territories in India and the Growth of their Central Archives at Goa 16th to 19th Century AD', in V.D.Rao, ed., Studies in Indian History (Y.P.Powar, Kolhapur, 1968), pp. 47-91.
   30 Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', p. 8.
   31 Leonardo Nunes, Cr"nica de D.Jo"o de Castro (Alfa, Lisbon, 1989), p. 7.
   32 Pearson, Coastal Western India, p. 80.
   33 Whiteway, The Rise of the Portuguese Power in India, p. 259.
   34 Lu"s Filipe Thomaz, `A quest"o da pimenta em meados do s"culo XVI', in Matos and Thomaz, eds., A carreira da "ndia e as rotas dos estreitos, pp. 39-44.
   35 О торговле золотом в Софале см. Alexandre Lobato, A expans"o portugu"sa em Mo"ambique de 1498 a 1530, 3 vols (Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos, Lisbon, 1954).
   36 Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', pp. 10-11.
   37 C.R.Boxer, `Mo"ambique Island as a Way-Station for Portuguese East-Indiamen', Mariner's Mirror, 48 (1962), pp. 3-18.
   38 Malyn Newitt, `The Southern Swahili Coast in the First Century of European Expansion', Azania, 13 (1978), pp. 111-26.
   39 `Regulations for Sofala, Lisbon, 20 May 1530,' in Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugueses em Mo"ambique e na "frica Central, vol. 6, pp. 304-424.
   40 Newitt, History of Mozambique, chapter 1.
   41 Caetano Montez, Descobrimento e funda""o de Louren"o Marques (Minerva Central Editora, Louren"o Marques, 1948).
   42 `Letter from [Jo"o Velho] former Factor of Sofala to the King', in Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugueses, vol. 7, pp. 168-83.
   43 Vitorino Magalh"es Godinho, Les finances de l'"tat portugais des Indes Orientales (1517-1635), Fontes Documentais Portuguesas XIX (Funda""o Calouste Gulbenkian, Paris, 1982), pp. 44-5.
   44 Whiteway, The Rise of Portuguese Power in India, p. 223; Subrahmanyam, Career and Legend of Vasco da Gama, pp. 290-1.
   45 John Villiers, `Aceh, Melaka and the Hystoria dos Cercos de Malaca of Jorge de Lemos', Portuguese Studies, 17 (2001), pp. 75-85.
   46 Rebecca D.Catz, The Travels of Mendes Pinto (University of Chicago Press, Chicago, 1989), pp. 20-30.
   47 James Broderick, Saint Francis Xavier (Burns and Oates, London, 1952), pp. 197-9.
   48 S.Jeyaseela Stephen, Portuguese in the Tamil Coast (Navajothi, Pondicherry, 1998), pp. 62-6, 70-2; Dauril Alden, The Making of an Enterprise (Stanford University Press, Stanford, 1996), p. 49.
   49 Barros, D"cadas da Asia, dec. III, bk II, chapter ii.
   50 Alan Strathern, `Bhuvanekabahu and the Portuguese: Temporal and Spiritual Encounters in Sri Lanka, 1521-1551' (Ph.D. Thesis, Trinity College, Dublin, 2002), p.43.
   51 Barros, D"cadas da Asia, dec. III, bk IV, chapter vi.
   52 Silva Cosme, Fidalgos in the Kingdom of Kotte, pp. 28-33.
   53 K.M.de Silva, A History of Sri Lanka (Hurst, London, 1981), pp. 100-5.
   54 Barros, D"cadas da Asia, dec. IV, bk II, chapter vii.
   55 Subrahmanyam, Career and Legend of Vasco da Gama, p. 302.
   56 Birch, Commentaries of the Great Afonso de Dalboquerque, vol. 3, p. 245.
   57 Subrahmanyam, Career and Legend of Vasco da Gama, p. 286.
   58 Godinho, Les finances de l'"tat portugais des Indes Orientales (1517-1635), p. 50.
   59 M"rio C"sar Le"o, A Prov"ncia do Norte do Estado da India, (Instituto Cultural de Macau, Macau, 1996), pp. 35-6.
   60 K.S.Mathew, Portuguese and the Sultanate of' Gujerat (Mittal Publications, Delhi, 1986), p. 44.
   61 Beckingham and Huntingford, The Prester John of the Indies, `Introduction'.
   62 E.Ullendorff, The Ethiopians (Oxford University Press, London, 1960), pp. 74-5.
   63 M.L.Dames, The Portuguese and the Turks in the Indian Ocean in the Sixteenth Century', Journal of the Royal Asiatic Society (Jan. 1921), pp. 1-28.
   64 Mathew, Portuguese and the Sultanate of Gujerat, pp. 58-9, 226-35.
   65 Jo"o de Castro, Roteiro do Mar Roxo (Ag"ncia Geral das Col"nias, Lisbon, 1940).
   66 Живописно описано у Elaine Sanceau, Portugal in Quest of Prester John (Hutchinson, London, 1947), pp. 70-3.
   67 Классическим рассказом о смерти да Гамы является рассказ Мигеля де Каштаньозы в книге R.S. Whiteway, ed., The Portuguese Expedition to Abyssinia in 1541-1543 (Hakluyt Society, London, 1902), pp. 65-71.
   68 См. `Carta do Rei D.Jo"o III solicitando a Cristov"o de T"vora um parecer fundamentado sobre a pol"tica a seguir no Norte de Africa', in Maria Leonor Garc"a da Cruz, `As controv"rsias ao tempo de D.Jo"o III sobre a pol"tica portuguesa no Norte de "frica', Mare Liberum, 14 (1997), pp. 117-98.
   69 Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, p. 87; Cook, Hundred Years War for Morocco, pp. 194-7; Paulo Drumond Braga, D.Jo"o III (Hugin, Lisbon, 2002), pp. 139-40.
   70 Цит.по Sena, `Connections between Malacca, Macau and Siam: An Approach towards a Comparative Study', pp. 101-2.
   71 Sanjay Subrahmanyam, Com"rcio e conflito. A presena portuguesa no Golfo de Bengala 1500-1700 (Edicoes 70, Lisbon, 1994), p. 177.
   72 Subrahmanyam, `Making India Gama: The Project of Dom Aires da Gama (1519), and its Meaning', p. 52.
   73 Subrahmanyam, The Portuguese Empire in Asia, p. 71.
   74 Sena, `Connections between Malacca, Macau and Siam: An Approach towards a Comparative Study', pp. 100-1.
   75 Couto, `Quelques observations sur les ren"gats portugais en Asie au xvie si"cle', pp. 57-84; Chelhod, `Les Portugais au Yemen, d'apr"s les sources arabes', p. 12.
   76 Catz, The Travels of Mendes Pinto.
   77 Boxer, South China in the Sixteenth Century, pp. xxiv-xxxiii.
   78 C.R.Boxer, The Christian Century in Japan 1549-1650 (Cambridge University Press, Cambridge, 1951), pp. 14-35.
   79 Подробное описание португальцев на Тернате и борьбы между капитанами и местными португальцами см. в Ant"nio Galv"o, A Treatise of the Moluccas, ed. H.T.T.M. Jacobs (Jesuit Historical Institute, Rome, 1970); Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire.
   80 Lobato, `The Moluccan Archipelago and Eastern Indonesia in the Second Half of the Sixteenth Century in the light of Portuguese and Spanish Accounts', p. 47; Spate, The Spanish Lake: The Pacific since Magellan, pp. 96-100.
   81 О влиянии черных рабов в Португалии см. Pimentel, `O escravo negro na sociedade portuguesa at" meados do s"culo XVI', pp. 170-3.
   82 Saunders, A Social History of Black Slaves and Freedmen in Portugal, pp. 21-3; Thomas, The Slave Trade, pp. 93-105, 114. Первые испанские лицензии на ввоз африканских рабов в Карибский бассейн датируются 1510 годом.
   83 David Birmingham, Trade and Conflict in Angola, (Clarendon Press, Oxford, 1966), p.40.
   84 Birmingham, Trade and Conflict in Angola, pp. 31-3.
   85 Garfield, A History of S"o Tom" Island, pp. 36-42.
   86 Braga, D.Jo"o III, p. 144.
   87 Garfield, A History of S"o Tom" Island, pp. 88-90.
   88 Anon [um pil"to Portugu"s] Viagem de Lisboa a Ilha de S.Tom" (Portug"lia, Lisbon, n.d.), p. 52.
   89 John Hemming, Red Gold: The Conquest of the Brazilian Indians (Macmillan, London, 1978), p. 35.
   90 Morison, The European Discovery of America: The Southern Voyages, pp. 300-2.
   91 Термин "лютерит" для описания французов используется Мануэлем де Андрада Кастелобранко; см. P.E.H.Hair, ed., To Defend your Empire and the Faith (Liverpool University Press, Liverpool, 1990), p. 14.
   92 Marchant, From Barter to Slavery, p. 39.
   93 Abreu, Chapters of Brazil's Colonial History 1500-1800, p. 32.
   94 Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileiro 1500-1620, pp. 224-6.
   95 Marchant, From Barter to Slavery, p. 52.
   96 Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileiro 1500-1620, p. 231.
   97 Alexander Marchant, `Feudal and Capitalistic Elements in the Portuguese Settlement of Brazil', Hispanic American Historical Review, 22 (1942), pp. 493-512.
   98 Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', p. 22.
   99 M.N.Pearson, `The Portuguese', in Merchants and Rulers in Gujerat. The Response to the Portuguese in the Sixteenth Century (University of California Press, Berkeley, 1976).
   100 O.K.Nambiar, The Kunjalis Admirals of Calicut (Asia Publishing House, London, 1963), pp. 76-9.
   101 Panikkar, Malabar and the Portuguese, p. 114.
   102 F.Lane, `Revival of the Mediterranean Spice Trade', in Venice and History: The Collected Papers of Frederic C.Lane (Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1966).
   103 Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, p. 95; Pearson, Coastal Western India, p. 82.
   104 Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, p. 126.
   105 Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, p. 85.
   106 Alden, The Making of an Enterprise, p. 43.
   107 L.W.Brown, The Indian Christians of St Thomas (Cambridge University Press, Cambridge, 1956), p. 15.
   108 Braga, D.Jo"o III, pp. 122-3.
   109 О создании ордена иезуитов и их влиянии на Востоке см. Alden, The Making of an Enterprise.
   110 Dias, Portugal do Renascimento " crise din"stica, p. 732.
   111 Alden, The Making of an Enterprise, pp. 44-9.
   112 О жизни Ксаверия см. Alden, The Making of an Enterprise, and the popular biography Broderick, Saint Francis Xavier.
   113 Henry James Coleridge, SJ, The Life and Letters of St Francis Xavier, 2 vols (London, 1874; reprinted Asian Educational Services, New Delhi, 1997), vol. 2, p. 251.
  
   5
   Португальская империя в зените своего развития, 1550-1580 гг.
  
   Территориальная экспансия
  
   Закрытие антверпенской фактории в 1549 г. стало переломным моментом для португальского имперского предприятия. Тремя годами ранее, в 1545 г., когда в Перу еще бушевала гражданская война, в Потоси, на высокогорье территории, которая позже стала Боливией, были обнаружены месторождения серебрянной руды. Вплоть до этого года контраст между Кастильской и Португальской империями никоим образом не был неблагоприятен для португальцев. Эстадо да Индия, при всех его несовершенствах, представляло собой политическую и социальную структуру, признававшую установленную королевскую власть как в церкви, так и в государстве. Хотя многие португальские поселения теперь существовали вне непосредственного контроля каких-либо королевских чиновников, не было примеров, когда чрезмерно могущественные подданные открыто игнорировали приказы Короны, что было характерно для первого полувека испанского правления в Америке. Более того, казалось, что португальская Корона заключила гораздо более выгодную сделку в Тордесильясском соглашении. Несмотря на огромную добычу, полученную при завоевании Мексики, Перу и Колумбии, относительно немного из нее дошло до Испании, и Америка еще не была основным источником богатства для кастильской Короны.
   Все это должно было измениться с открытием серебра сначала в Боливии, а затем в 1550-х гг. в Мексике. Как раз в тот момент, когда у португальской Короны заканчивались кредитные линии, а у банкиров Антверпена заканчивались деньги, король Кастилии начал получать почти неограниченные кредиты, обеспеченные потоками американского серебра; пока Португалия изо всех сил пыталась найти слитки, необходимые для покупки перца и специй, кастильская Корона начала производить серебро в беспрецедентных количествах; и как раз в тот момент, когда вице-королевская власть в Эстадо да Индия начала переходить в цепкие руки капитанов крепостей, в Мексике и Перу вице-короли наконец утвердили свою власть над поселенцами и установили эффективное королевское правительство.
   Португальцы не остались в стороне от этих событий, и во второй половине XVI в. были предприняты попытки подражать кастильцам и придать Эстадо да Индия новое направление и новое чувство цели. В частности, необходимо было отреагировать на увеличение затрат на это предприятие и найти какой-то способ вернуть его к прибыльности. Однако к 1550 г. Эстадо да Индия уже не было просто коммерческим предприятием Короны. Хотя рациональная оценка имперского баланса могла бы побудить к радикальному сокращению расходов и отказу от многих крепостей и поселений, оборона которых обходилась столь дорого, этот вариант вряд ли можно было рассматривать. Отказ от поселения означал бы, что его жители-португальцы и, возможно, церкви и христианская община оказались бы оставлены на произвол судьбы. Короне было трудно пойти на такой шаг, учитывая ее обязанности в соответствии с padroado real, и это противоречило господствующей идеологии, на которой основывалось Португальское государство эпохи Возрождения, и которая превозносила идею служения Короне в обмен на защиту Короны.
   Другая причина, по которой было трудно отказаться от какой-либо части империи, заключалась в том, что все ее части были взаимосвязаны. Капиталы чиновников Короны были вложены в мелкую торговлю в Азии, обеспечивавшую большую часть прибылей, которые различными способами финансировали муниципальное управление, а также деятельность церкви и мизерикоридий. Эти учреждения, в свою очередь, инвестировали деньги в коммерческие предприятия и предоставляли займы для поддержки военных кампаний вице-королей. Более того, тонкие нити коммерческих контактов и семейных уз теперь связывали португальцев с бесчисленными азиатскими купцами и правителями, иногда напрямую, а иногда через посредство лузо-азиатского и лузо-африканского населения. Начать демонтаж хотя бы часть империи означало начать процесс распутывания хитросплетенной ткани: процесс, который, однажды начавшись, остановить будет невозможно.
   В истории государств, как и в истории отдельных предприятий, реакцией на растущую слабость часто было расширение, а не разумное сокращение. В середине XVI в., хотя проблемы, связанные с Эстадо да Индия и деятельностью королевских монополий, были очевидны для всех, еще не наступила ситуация, когда отступление стало единственным выходом. Напротив, во второй половине века были предприняты усилия по расширению и укреплению Эстадо да Индия почти на всех фронтах, в то время как в Атлантике энергичная политика экспансии была также принята в Бразилии и Западной Африке 1.
   За этими новыми политическими инициативами стояло логическое обоснование. Столкнувшись с растущими расходами, Корона стремилась сделать империю более самодостаточной. На Востоке должно было строиться больше кораблей, и большая часть монополий Короны должна была быть сдана в аренду частным лицам или синдикатам, но, прежде всего, Эстадо да Индия должно было отказаться от старых принципов, провозглашенных Франсишку де Алмейдой, согласно которым оно должно было полагаться в первую очередь на господство на море, и вместо этого начать обширные завоевательные кампании с целью приобретения территориальной империи, подобной кастильской.
   Приступая к этой политике завоеваний и экспансии, Корона подстрекалась постоянно растущей толпой голодных соискателей должностей и религиозными орденами, которые с приходом иезуитов вели между собой ожесточенную конкуренцию на миссионерском поприще. Завоевания давали фидалгуш и простым солдатам командные полномочия, добычу и возможности приобретать земли, арендную плату и доходы - по сути, подражая кастильским энкомендеро; к завоеваниям или, по крайней мере, военному принуждению также призывали иезуиты и доминиканцы, которые во многих частях Востока и Африки верили, что только сильная поддержка государства приведет к обращению в христианство и удовлетворительному притоку доходов, необходимых для строительства церквей и содержания религиозных учреждений. С точки зрения Короны, "прогрессивная" политика помогла бы обеспечить столь необходимые ресурсы для Эстадо да Индия - древесину для судостроения, запасы продовольствия и сырья и тот предмет заботы государства раннего Нового времени - население, которое можно было бы облагать налогами и из которого можно было бы вербовать солдат. Военные стратеги тогда, как и сейчас, считали, что большей безопасности основных поселений можно достичь путем создания буферных зон между ними и противником, а также предполагалось, что завоевания укрепят разрушающуюся структуру коммерческой монополии.
   Эта "прогрессивная" имперская политика часто оправдывалась с точки зрения возрожденной имперской идеологии. В частности, во время правления дона Себастьяна (1557-1578 гг.) архаичные идеи крестового похода и рыцарства снова стали популярны при дворе, отражая менталитет слегка сумасшедшего молодого короля и его советников, в то время как дух Контрреформации ужесточил религиозные взгляды и упрочил дух нетерпимости и гонений.
   Тем не менее, хотя вторая половина века явно была временем имперского наступления и утверждения, она также стала свидетелем распада того, что можно назвать своего рода культурным консенсусом. До 1550-х гг. существовало широкое согласие относительно ценностей, лежащих в основе имперского предприятия. Это правда, что часто возникали разногласия по поводу политики, в то время как придворные фракции боролись за первенство в борьбе за покровительство, но писатели того времени не выказывали никакого интеллектуального беспокойства по поводу этого предприятия. Великие хронисты единодушно восхваляли рыцарство и личную храбрость фидалгуш, их преданность служению Богу и королю, а также их ощущение, что португальцы выполняют божественную миссию, - что они каким-то образом следуют "явному предначертанию судьбы".
   Особенно поразительно то, что в Португалии в первой половине века мало что публиковалось о зарубежных предприятиях, а те отчеты, которые действительно появлялись, по большей части печатались в Италии, Франции или Нидерландах 2. Только в 1550-х гг., когда начали появляться отчеты о завоеваниях Испании в Новом Свете, произошла заметная перемена. Хроники Барруша и Каштаньеды были опубликованы между 1551 и 1554 гг., а в 1555 г. - "Arte de Guerra no Mar" ("Искусство войны на море" (португ.)) Фернана де Оливейры. Письма иезуитов получили широкое распространение, и в течение столетия в печати появлялось все большее количество путевой и этнографической литературы из Индии, Китая и Африки. В то же время есть свидетельства растущей интеллектуальной неуверенности в отношении империи и ее будущего. Масштабная эпопея эпохи Возрождения, "Лузиады" Камоэнса (опубликованная в 1571 г.), выражает не столько консенсус, сколько тот факт, что консенсус угасал и нуждался в подкреплении всеми приемами литературного искусства эпохи Возрождения; сочинения хрониста Диогу ду Коуту уже не выражают невозмутимого одобрения императорской саги, но пронизаны сомнениями и критикой; автобиография Мендеса Пинто, написанная в 1570-х гг., но напечатанная лишь в начале XVII в., представляет собой рассказ о личных страданиях, а также глубоких сомнениях в морали империи. Самыми поразительными из всех являются популярные брошюры, - в частности брошюры, рассказывающие истории о кораблекрушениях, едва замаскированные метафоры все более опасного состояния Эстадо да Индия, стремительно приближающегося к скалистому берегу, о который оно разобьется и будет безвозвратно разрушено.
  
   1550-е годы - расцвет португальского могущества
  
   Если бы нужно было выбрать одно десятилетие, когда Эстадо да Индия, казалось, достигло апогея своего могущества и успеха, то это вполне могли бы быть 1550-е годы, период после пребывания в должности вице-короля Жуана де Кастро (1545-1548 гг.). Каждый год пять или шесть нау водоизмещением около 700 тонн каждый отплывали из Лиссабона, нагруженные сундуками с серебром и артиллерией, оружием и припасами для большого количество солдат, фидалгуш и миссионеров, направлявшихся на Восток 3. И каждый год возвращающийся флот, нагруженный перцем и другими специями, хлопчатобумажными и шелковыми тканями, драгоценностями и другими предметами роскоши, отплывал в Лиссабон. На Востоке коммерческие цели империи, установленные пятьдесят лет назад, все еще действовали определенным образом. Перец покупали королевские факторы от имени и на средства короля; золото и слоновая кость по-прежнему номинально оставались королевской монополией в Восточной Африке, как и корица из Шри-Ланки и гвоздика с Молуккских островов.
   Если основным бизнесом Эстадо да Индия была торговля специями, золотом, слоновой костью и лошадьми, которые были официальной монополией Короны, то Португалия могла получать прибыль от своей империи другими способами. К 1550-м гг. была разработана сеть официальных рейсов Короны: ежегодно по определенному маршруту курсировало торговое судно. Торговое судно имело официальную охрану и находилось под командованием офицера Эстадо да Индия. Частные купцы покупали грузовые места на судне. Эти рейсы Короны могли быть очень прибыльными и были одними из первых частей Эстадо да Индия, которые были приватизированы, когда король столкнулся с финансовыми проблемами. В главных португальских городах-крепостях также были таможни, и таможенные платежи были крупнейшей статьей дохода Эстадо да Индия. В этих портах по-прежнему выдавались картажи азиатским судовладельцам, многие из которых плавали в составе официально организованных конвоев (cafilas), курсировавших вдоль индийского побережья вплоть до Персидского залива.
   Попытки контролировать все судоходство в Индийском океане оказались нереалистичными. Неудача с захватом Адена оставила вход в Красное море практически без охраны, в то время как Каликут на протяжении 1520-х и 1530-х гг. оставался грозной морской державой, способной бросить вызов португальскому господству не только на Малабарском побережье, но также на юго-востоке Индии и Шри-Ланке 4. Однако основная причина, по которой азиатское судоходство нельзя было жестко контролировать, заключалась в том, что португальские вице-короли и капитаны теперь работали в партнерстве с азиатскими купцами и предоставляли им льготы и привилегии. В 1547 г. vedor da fazenda, Симан Ботелью, писал королю о купце-мусульманине Койя Шамакадиме, который "вел дела повсюду и по этой причине получил множество милостей от Вашего Высочества и губернаторов, и не платит никаких налогов ни в одной из таможен и посылает в Меккский пролив столько кораблей, сколько пожелает". Далее он предупреждал короля: "Я уверен, что нет мавров, которые были бы настоящими друзьями, а те, кто выдает себя за таковых, делают это по необходимости"5.
   Несмотря на их агрессивное и устрашающее поведение, военная и военно-морская мощь португальцев не подверглась серьезному вызову после поражения турок. Ни одна из великих азиатских держав не была готова выделять ресурсы, необходимые для противостояния морской мощи Португалии, а господство на море позволяло португальцам быстро мобилизовывать свои военные силы и перебрасывать их в любую крепость, находящуюся под угрозой, или в любой пункт, где требовалась демонстрация вооруженной мощи для поддержки местной дипломатии. Еще более примечательно, что по прошествии пятидесяти лет ни одна европейская нация по-прежнему не бросала серьезного вызова португальцам.
   Структура империи к 1550-м гг. стала чрезвычайно сложной. Существовало около пятидесяти крепостей, защищавших португальские торговые фактории и крупные торговые города. Некоторым из этих городов были предоставлены хартии и они управлялись самостоятельно через Senado da Camara, но другие, такие как крупные перечные порты Кочин или Коломбо, номинально по-прежнему управлялись местными королями, с которыми португальцы поддерживали союзные отношения. Союзы, основанные на защите Португалии, также были заключены со многими правителями побережья Индийского океана.
   В Восточной Африке начались работы по строительству великой крепости Сан-Себастьян в Мозамбике, откуда капитан контролировал коммерческую жизнь на протяжении тысяч миль береговой линии. В 1545 г. в заливе Делагоа была открыта первое успешная торговая фактория, и королевские корабли теперь регулярно заходили туда за грузами слоновой кости. Момбаса какое-то время молчаливо подчинялась португальцам; дальше на север в христианской Эфиопии царил мир, а мусульманские захватчики были разбиты армией Криштована да Гамы. В 1557 г. иезуиты отправили миссию в Эфиопию, и папа Римский согласился на учреждение патриархата, главой которого, что неудивительно, был назначен иезуит.
   Красное море, Персидский залив и северо-запад Индии долгое время были наиболее спорными территориями. В 1546 г. большой турецкий флот был отправлен из Суэца, чтобы присоединиться к Ходже Сафару-ус-Салмани, губернатору Сурата, для нападения на Диу, и городу пришлось выдержать длительную осаду. Однако турки снова отступили, хотя турецкий галерный флот продолжал действовать в Персидском заливе в течение 1551-1554 гг., прежде чем был окончательно уничтожен в серии сражений с португальцами 6. Турецкая морская мощь была уничтожена и возродилась лишь на короткое время в 1580-е гг. в виде набегов корсара Мир Али-бея 7.
   Победа над турками привела к установлению португальского контроля над Персидским заливом: Маскат был оккупирован и укреплен, в Бахрейне построен форт, и португальская торговля, направляемая из крепостей Ормуз и Диу, доминировала во всем регионе, причем Ормуз стал одной из самых ценных и востребованных из всех королевских крепостей. В Ормузе, где крепость была перестроена по современному проекту между 1558 и 1560 гг., португальцы контролировали один из пунктов прежней сухопутной караванной торговли, точно так же, как в Малакке и Мозамбике они контролировали морские пути к Индийскому океану 8. Ближе к концу столетия голландец ван Линсхотен писал, что в Ормузе "есть все товары, какие только можно пожелать, в большом изобилии, и ведется огромная торговля, поскольку он является основным складским центром для всей Индии, Персии, Аравии и Турции... и обычно он полон персов, армян, турок и всех народов, а также венецианцев, которые приезжают туда, чтобы купить пряности и драгоценные камни"9.
   Ормузом по-прежнему номинально управлял собственный шах, хотя фактическая власть уже давно перешла к португальскому капитану. Венецианский купец Чезаре Федеричи, чей отчет о восемнадцати годах его пребывания на Востоке представляет собой своего рода путеводитель по португальско-индийскому торговому миру того времени, писал, что "когда старый король умирает, капитан Португалии выбирает на его место другого представителя королевской крови, и совершает это избрание в замке с великими церемониями", и далее он пишет, что правитель "не может выехать за границу со своей свитой без согласия капитана"10.
   В 1574 г. доход крепости Ормуз от таможенных сборов составил 170 000 пардао (каждый пардао стоил 300 рейсов). На эти средства содержались настоящие джунгли военных, административных и церковных должностей. Во главе заведения стоял капитан, которому платили 600 000 рейсов (2 000 пардао), столько же, сколько капитану Малакки, и несколько больше, чем капитану Мозамбика, который номинально получал 418 000 (1393 пардао). Капитан платил жалование пятидесяти личным слугам, "которые должны были сопровождать его и оставаться в крепости" и тридцати стражникам. Главными должностными лицами были алькайд-мор, судья (ouvidor) и шабандар, у каждого из которых было четверо слуг, а также фактор, у которого в подчинении находилось восемь человек. В крепости было два секретаря, almoxarife, отвечающий за склад, с еще одним писцом, meirinho (судебный пристав) форта с восемью рабочими, sobrerollda (констебль), начальник верфи (ribeira), кузнец, переводчик, оружейник и мастер-бондарь (mestre da tanoarya). На складе работали двое слуг, а на верфи - mocad"o и восемь матросов для охраны кораблей, канатчик, пильщик, три плотника из Малабара и meirinho da fazenda (судебный пристав казначейства). В крепости находились пятнадцать артиллеристов и отряд из 400 солдат под командованием восьми капралов, сержанта и лейтенанта.
   На таможне работали aguazil, переводчик и служащий с двумя помощниками, juiz de peso (чиновник, контролирующий взвешивание), привратник, два saquadores (один мусульманин и один португалец), которые собирали таможенные сборы, писарь, в обязанности которого входила работа на материке, и шабандар. В церкви был викарий и еще четыре священнослужителя, казначей, органист и два мальчика-хориста, а на королевском галеоне, предоставленном капитану, находились тридцать ласкаров, лоцман, капитан и его помощник, два матроса, констебль и два артиллериста 11.
   Это заведение дает хорошее представление о сложности Эстадо да Индия и о доле, которую получали так много людей в нем при занимании должностей. Поскольку каждая из крепостей имела одинаковую структуру военного и административного персонала, легко увидеть, что Португальская империя на Востоке вместо того, чтобы быть экономичным и эффективным коммерческим предприятием, как первоначально планировалось, превратилась в огромную бюрократию, от которой зависели средства к существованию большого числа португальцев и местного населения. Однако, несмотря на такое большое количество людей, крепость Ормуз была слабо защищена. Франсишку Родригеш Сильвейра, много лет прослуживший солдатом на Востоке, утверждал, что, пока он находился в Ормузе, крепость часто оставалась практически без охраны, в то время как городские рынки были полны странствующих мусульманских торговцев всех мастей 12. Однако, какой бы громоздкой и коррумпированной ни была эта бюрократия, она не стала открыто продажной, и должности не выставлялись на продажу, как это произошло в современной Испании 13. Корона продавала лишь право пользоваться королевскими торговыми монополиями, что означало, по сути, что капитаны крепостей и капитаны кораблей должны были покупать коммерческие привилегии, которые соответствовали их должностям.
   Вдоль западного побережья Индии были расположены португальские форты, защищавшие королевские интересы почти в каждом важном порту. Столица Гоа находилась под защитой недавно приобретенных территорий Сальсетте и Бардес и вступала в период, когда она считалась одним из крупнейших торговых городов Востока; дальше на север португальцы располагали фортами в Бассейне, Чауле, Дамане и Диу - "величайшей крепости, которая есть у португальцев во всей Индии"14. Также росло поселение в Бомбее. Между ними лежала прибрежная полоса, Северная провинция (Provincia do Norte), где Португалия установила неофициальное господство и откуда поступала большая часть лучшего строительного камня и древесины, необходимой для строительства нау. Северная провинция занимала площадь около 1000 квадратных миль и включала в себя десятки городов и сотни деревень. Многие португальцы приобрели земли и власть над крестьянами, получив признание их титулов (aforamentos) в Гоа и при необходимости призывая солдат из крепостей для поддержания своего местного главенства. Здесь португальцы уже имели существенное имперское присутствие на суше 15. В 1580-х гг. доходы Северной провинции превышали доходы самого Гоа и она была, безусловно, самым прибыльным владением португальской Короны на Востоке 16.
   К югу от Гоа португальцы имели форты и фактории практически в каждом порту. Каннанур и Кочин оставались центром их деятельности и местами, откуда отправлялась большая часть перца. Каликут, великий конкурирующий порт на Малабарском побережье, сохранял непростую независимость от Португалии, перемежавшуюся частыми войнами между ними. Вглубь страны, за пределами Кочина, португальское влияние расширилось, поскольку иезуиты стремились привлечь христиан Святого Фомы в лоно католической церкви. Иезуиты также имели широкое влияние на крайнем южном побережье, где "рыбаки и все туземные христиане, и те, кто пожелает, могут отправиться на рыбную ловлю, заплатив определенную пошлину королю Португалии и церквям монахов Святого Павла [иезуитов], которые находятся на этом побережье. Пока они ловят рыбу, три или четыре вооруженных фусты охраняют рыбаков от бродяг"17.
   Касты ловцов жемчуга узнали о множестве различных способов, которыми "защита" португальцев может повлиять на их жизнь.
   Из своего города-крепости Коломбо в Шри-Ланке португальцы оказывали поддержку королю Котте до тех пор, пока он не смог восстановить свою власть над большинством районов острова, где выращивалась корица. Португальские капитаны в Шри-Ланке традиционно пользовались большой независимостью и, по словам Чарльза Боксера, требовали несанкционированной выплаты в размере 2-3 000 крузадо с капитана "Большого корабля", следовавшего из Гоа в Макао, если он был "достаточно неразумен, чтобы зайти в Коломбо"18. К востоку от Шри-Ланки крепость в Малакке продолжала господствовать над проливом между Суматрой и Малайзией и контролировать большую часть торговли региона. Федеричи сравнил ее с Эльсинором в Дании, где корабли платили пошлину королю Дании, прежде чем пройти через Зунд 19. Официальные рейсы из Малакки обеспечивали связи с неофициальными португальскими общинами в Бенгалии, вдоль побережья Бирмы и на побережье Коромандела, где Негапатам и город Сан-Томе, легендарное место погребения апостола Фомы, превратились в крупные португальские поселения, столь же большие, как и многие официальные крепости.
   К востоку от Малакки было несколько официальных португальских крепостей, и Тернате был, по сути, единственным признанным капитанством. Однако в Бенгальском заливе, на индонезийских островах и на Дальнем Востоке существовало большое количество неофициальных португальских поселений. По сути, это были торговые заведения, но они также были центрами пиратства и миссионерской деятельности. В других странах общины португальских ренегатов и наемников можно было найти в большинстве столиц восточноазиатских государств. Эти общины были связаны с официальной Португальской империей отчасти узами национальности и общего происхождения, но также и церковной юрисдикцией padroado real португальской Короны, а также многочисленными интересами, связывавшими коммерческие классы.
   Беззаконное и жестокое поведение португальских ренегатов в районе Бенгальского залива уже стало печально известным. Федеричи описывает свой визит в Мартабан, где он нашел "девяносто португальских торговцев и других людей подлого сословия, которые поссорились с ректором или губернатором города, и все по той причине, что какие-то португальские бродяги убили пять носильщиков паланкина короля Пегу". Король Пегу потребовал выдать виновных, "но капитан португальцев не выдал этих людей, а вместо этого взялся за оружие вместе со всеми остальными и каждый день ходил по городу, маршируя под барабанный бой и с развернутыми знаменами... и мне показалось странным видеть, как португальцы проявляют такую наглость в чужом городе".
   В конце концов появились боевые слоны, "которые вышибли двери складов португальцев". Затем португальцы бежали на борт своих кораблей в гавани, совершив вылазку на берег, чтобы поджечь часть города, и довольно безрезультатно стреляли из своих орудий. По оценкам Федеричи, в результате этого бунта они потеряли имущества на сумму, эквивалентную 16 000 дукатов 20. Такое поведение могло напугать португальцев, но оно не сделало их прочными союзниками, и когда голландцы и англичане бросили вызов их позиции, многие азиатские правители были готовы выступить против них.
   На Индонезийских островах португальские миссионеры и торговцы действовали на Зондских островах, а торговля на Молуккских островах в основном контролировалась из форта Тернате. Отразив в 1540-х гг. новую попытку кастильцев торговать на Молуккских островах, местные португальцы, проводя политику смешанных браков с местными правящими элитами, по-видимому, еще более укрепили свое коммерческое влияние в регионе, низведя правителя Тернате до положения португальской марионетки.
   Однако именно в Китайском море в 1550-х гг. португальцы добились наиболее впечатляющих успехов. В течение предыдущих двух десятилетий португальские авантюристы занимались контрабандной торговлей вдоль побережья Китая, обычно в сотрудничестве с японскими вако - пиратами и подпольными торговцами. В 1540-х гг. Японию начали посещать португальские торговцы, и именно отчет одного из них, Жоржи Алвареша, привлек внимание Франциска Ксаверия, который отправился в 1549 г., чтобы начать замечательную иезуитскую миссию в этой стране. Ксаверий оценил необходимость тесного сотрудничества с португальскими частными судовладельцами и торговцами. В ноябре 1549 г. он писал Обществу в Гоа:
   "Пригласите кого-нибудь из них, и чтобы вы могли соблазнить его предвкушением доходов, которые можно получить в Японии - которые, как оказалось, так полезны для религии - положите перед ним... прилагаемый мною каталог товаров, которые можно было бы сразу продать здесь по высокой цене, и которые в изобилии имеются в Индии... и мы приложим все усилия, чтобы помочь в быстрой продаже отправленных таким образом товаров"21.
   Ксаверий намечал будущий путь Общества на Востоке не только в области духовных упражнений.
   Как бы ни были активны подпольные торговцы, трудности с доступом к ярмаркам шелка в Китае ограничивали прибыль, которую можно было получить. Однако в 1556 г. с губернатором провинции Кантон было заключено неофициальное соглашение о создании поселения на небольшом острове Макао недалеко от устья Жемчужной реки, откуда торговцы могли покупать шелк в Кантоне. Остров, который уже несколько лет неофициально использовался португальцами, не был передан Португалии, и китайские власти запретили строительство форта. Ни один португальский губернатор или капитан не был назначен, и с самого начала сообщество купцов было в значительной степени самоуправляемым, в конечном итоге получив разрешение от вице-короля в 1586 г. учредить Senado da Camara, что официально закрепило его статус как торговой республики и обеспечивало неформальную институциональную связь с португальской Короной 22.
   Так возник Город Имени Бога, широко известный как Макао. Купцы Макао получили доступ к кантонским ярмаркам и вскоре начали экспортировать большое количество шелка на запад, в Малакку и Индию, но главным образом в Японию, где его обменивали на серебро, которое китайская экономика могла поглощать почти в неограниченных количествах. На пике своего развития в начале XVII в. португальская торговля китайским шелком составляла от трети до половины всего китайского экспорта шелка 23. Торговля между Макао и Японией почти сразу затмила всю другую коммерческую деятельность Португалии, а расширение добычи серебра в Японии позволило португальцам получить привилегированный доступ к собственному источнику драгоценного металла. Японские рудники не находились под контролем Португалии, но, поскольку португальские купцы имели столь большую долю в экспорте серебра, это был неплохой ответ на открытие кастильцами своей серебряной горы в Потоси.
   Хотя наибольшую прибыль приносила прямая торговля между Японией и Китаем, португальские купцы в Макао были тесно связаны с торговыми сетями Эстадо да Индия, доставляя в Китай большие объемы перца из Юго-Восточной Азии вместе с индийским хлопком и недрагоценными металлами. Рост этой торговли непосредственно привел к существенному увеличению доходов таможен Малакки и Гоа и, следовательно, способствовал оздоровлению финансового положения Эстадо да Индия и Короны.
   Япония и Китай также привлекли предпринимателей-миссионеров. Франциск Ксаверий начал свою миссию в Японии в 1549 г. и планировал перебраться оттуда в Китай, но умер в 1552 г. вскоре после прибытия в эту страну. Его огромный авторитет и растущая слава его святости сделали вероятным, что иезуиты сосредоточат свои усилия на развитии своих дальневосточных миссий. Что сделало это несомненным, так это быстрый рост частной португальской торговли с Китаем, в которой иезуиты вскоре стали принимать активное участие. Макао стал базой, с которой иезуиты планировали свое наступление на Японию и Китай - одновременно самые трудные, но в то же время самые престижные и самые прибыльные из всех областей миссионерской активности.
   Впечатляющий рост португальской торговли между Китаем и Японией, основание португальских поселений в Макао, а затем и в Нагасаки, а также расширение миссий иезуитов в Японии и Китае создали новый центр португальской имперской деятельности, который был в значительной степени независим от Гоа и который угрожал соперничать с богатством и престижем Гоа. Более того, это было почти полностью неофициальное предприятие, полностью поддерживаемое частными торговцами и миссионерами. Лишь назначение капитан-майора для ежегодного рейса из Малакки в Макао и Японию формально связало его с остальной частью Эстадо да Индия.
   Таким образом, 1550-е гг. ознаменовались окончательным поражением турецкой державы в Индийском океане и расширением весьма прибыльной торговли между Китаем и Японией. Проблемы в Европе, которые привели к закрытию фактории в Антверпене, пока не привели к какому-либо вызову контролю Португалии над морским путем на Восток. В целом Корона могла с оптимизмом смотреть на будущее Эстадо да Индия. Однако это был необоснованный оптимизм, и в течение следующих десятилетий империя столкнулась с угрозами со всех сторон.
   Напротив, Атлантическая империя выглядела бесперспективной. Большинство островов Атлантического океана в то время было заселено: Мадейра и Сан-Томе являлись крупными производителями сахара, а Азорские острова и острова Зеленого Мыса обеспечивали продовольствием растущий объем атлантического судоходства. Сан-Томе достиг пика своего процветания в середине века, когда здесь насчитывалось восемьдесят сахарных заводов, производивших 2150 тонн сахара в год. Анонимный отчет об острове утверждает, что на острове проживало от 600 до 700 семей, и "там жило много португальских, кастильских, французских и генуэзских купцов, а представителей любой другой нации, которые хотят приехать туда, принимают с доброй волей... Каждый житель покупает негров вместе с их женами в Гвинее, Бенине или Маниконго и нанимает их в свои домохозяйства для обработки земель, создания плантаций и добычи сахара. И есть богатые люди, которые владеют ста пятьюдесятью, двумя сотнями и даже тремя сотнями негров и негритянок"24.
   Хотя сахар не был хорошего качества, его большое количество позволило острову доминировать на европейском рынке. Сахар, конечно, выращивался рабами и значительно увеличивал оборот работорговли, которая была еще одним крупным занятием жителей островов Сан-Томе 25.
   По другую сторону Атлантики небольшие португальские поселения в Бразилии чахли. Создание капитаний не принесло успеха. Было привлечено мало капитала, и созданные плохо оснащенные поселения оставались "привязанными" к побережью, не принося особого дохода, если не считать сокращающегося количества бразильского дерева, которое по-прежнему оставалось королевской монополией. Контраст между крошечными и небезопасными португальскими прибрежными поселениями, подвергавшимися набегам индейцев и часто живущими на грани голода, и завоеваниями и заселениями, достигнутыми испанцами в Мексике и Перу, не мог быть более разительным. В Бразилии не было обнаружено ни золотых, ни серебряных рудников, ни впечатляющих индийских цивилизаций, и лишь немногие португальцы проявляли интерес к бесполезным лесным массивам во внутренних районах страны. Те поселенцы, которые обосновались здесь, как и их коллеги в Кабо-Верде и Гвинее, нашли себе жен среди местного населения и стали наполовину индейцами по своей культуре, языку и поведению. "Безнравственность" бразильских поселенцев уже становилась легендарной. Более того, португальцы все еще чувствовали угрозу со стороны незваных гостей. Французские торговцы продолжали посещать побережье и даже основали постоянное поселение в заливе Рио, из которого они подстрекали индейцев к нападению на португальские капитании 26. В 1548 г. Луис де Гойш в письме королю из Сантоса резко заявлял, что "если Ваше Высочество немедленно не окажет помощь этим капитаниям и побережью Бразилии, мы потеряем наши жизни и имущество, а Ваше Высочество потеряет землю"27.
   В 1549 г. Корона решила провести крупную реорганизацию бразильских территорий. Если бы не удалось найти решения проблемы заселения земель, их защиты от индейцев и европейских захватчиков, снабжения их рабочей силой, их евангелизации и, прежде всего, получения от них доходов, существовал серьезный риск того, что земля будет полностью потеряна. Наместничество Жуана де Кастро на Востоке, завершившееся в 1548 г., показало, насколько важной может быть сильная рука в центре событий. Поэтому в следующем году Томе де Соуза был отправлен в качестве королевского губернатора в Бразилию в сопровождении епископа вновь созданной кафедры и миссии иезуитов во главе с Мануэлем де Нобрегой. Соуза должен был принять меры для защиты Бразилии, изгнать французов и решить проблему отношений с индейцами. Он также должен был уделять приоритетное внимание развитию сахарной промышленности. Центром правительства был выбран Баия-де-Тодуш-уш-Сантуш (залив Всех Святых, позже названный Сальвадором), "потому что это самое удобное место на этих землях Бразилии, чтобы приносить пользу и помощь другим поселениям, отправлять правосудие, обеспечивать все необходимое для моей службы, ведения дел моей казны и блага региона" 28.
   Иезуиты должны были восстановить мораль и нравственность поселенцев и начать процесс обращения коренных жителей в христианство. Иезуит Фернан де Кардим, написавший одно из первых подробных этнографических исследований индейцев Бразилии, привел ряд причин, по которым учреждение губернаторства было необходимым. Губернатор был необходим, чтобы защищать территорию; вершить правосудие над поселенцами, совершавшими беззакония, которые "обычно были изгнаны за преступления, совершенные в Португалии"; решать, когда следует вести войну; нести Евангелие индейцам; и потому что "Его Величество имеет большое обязательство перед индейцами Бразилии помогать им всеми телесными и духовными средствами. Ибо почти все жители этого побережья страдают от болезней, войн и тирании португальцев"29.
   Соуза привез с собой 1000 человек, солдат, ремесленников и администраторов для создания того, что фактически должно было стать новой столицей. На строительные работы также было отправлено шестьсот дегредадуш. В колонии появились также судьи и королевский казначей 30. Влияние королевского правительства вскоре стало ощутимым благодаря успешному изгнанию французов из Рио в начале 1560 г. и образованию королевского города в этом великолепном заливе. Когда Мем де Са стал губернатором в 1558 г., тесный союз между Короной и иезуитами был призван наиболее выгодным. Хотя индейцы каэте убили и съели первого епископа, которого, по иронии судьбы, звали Сардинья, иезуиты начали политику расселения "мирных" индейцев в миссионерских деревнях (aldeias), где их можно было защищать и контролировать, а также обращать. В этом им помог Мем де Са, который был вполне готов принудить индейцев, проявлявших какое-либо нежелание переселяться. К 1562 г. вокруг Баии существовало одиннадцать приходов иезуитов, в которых проживало 34 000 индейцев 31. Это был эксперимент, результаты которого можно было оценивать по-разному, но он во многом способствовал проведению Португалией жизнеспособной политики в отношении индейцев и предоставлению коренному населению Индии большей степени защиты, чем они получали от любой другой колониальной державы.
  
   Попытка завоевания Африки
  
   В течение двадцати лет с 1519 по 1539 гг. Мексика, Перу и Колумбия были завоеваны и заселены кастильцами, но Африка, находившаяся в сфере португальской эксплуатации, оставалась в значительной степени неисследованной и непроходимой. В XV веке португальцы обнаружили, что богатства Африки, будь то золото, рабы, слоновая кость или экзотические продукты, такие как шкуры, панцири черепах или циветин, лучше всего добывать посредством торговли. У них не было военного преимущества перед африканскими воинами, и было мало очевидных центров силы и богатства, которые можно было завоевать. К тому же окружающая среда была неблагоприятной, люди и лошади быстро умирали от тропических болезней. Однако продолжали поступать сообщения о богатствах, существовавших во внутренних районах Африки, и язык, используемый португальскими капитанами и летописцами, отражал идею о том, что в Африке, как и в Америке, были свои империи и свои золотые и серебряные рудники, которые только ждали внимания решительного конкистадора, чтобы быть полностью освоенными.
   Открытие кастильцами горы с серебряной рудой в Потоси стимулировало воображение тех в Португалии, которые размышляли о будущих перспективах Африки, и к середине века португальцы убедили себя, что во внутренних районах как Восточной, так и Западной Африки есть серебряные рудники, ожидающие открытия - интересно, что они говорили о "серебряных горах", а в Западной Африке у этой горы даже было название Камбамбе 32. Стремление к завоеваниям Африки быстро росло, и иллюзии о существовании серебра подпитывались различными заинтересованными группами. Однако португальцы на самом деле просто проецировали на Африку свое желание повторить открытие Потоси, поскольку нигде в Африке не было и нет никаких следов серебряной руды.
   В частности, иезуиты, вдохновленные своими недавними успехами в Бразилии и Японии, хотели основать новые миссионерские районы как в Восточной, так и в Западной Африке. В 1550-х гг. иезуиты успешно организовали миссию при королевском дворе в Эфиопии, и по просьбе Нголы, доставленной в Лиссабон афро-португальским эмиссаром, иезуиты отправили исследовательскую миссию под руководством Паулу Диаша де Новаиша (внука Бартоломеу Диаша) и отца Франсиско Гувея ко двору того вождя, территория которого находилась непосредственно к югу от королевства Конго. Миссия была задержана в стране на несколько лет, и в отчете, который в конечном итоге был передан королю Португалии, четко говорилось, что потребуется военное завоевание, прежде чем можно будет добиться какого-либо прогресса в обращении в христианство 33.
   В 1560 г. первая миссия иезуитов достигла Восточной Африки. Целью миссии, как это ни удивительно, было относительно незначительное королевство Каранга Тонге, которое управляло прибрежными землями у реки Иньямбане. Иезуиты получили сообщения о том, что этот вождь настроен благосклонно и что миссия в его королевстве может снабжаться по морю и поддерживать достаточно хорошие контакты с внешним миром. Более того, хотя до района Иньямбане можно было легко добраться с острова Мозамбик, он находился за пределами прямой юрисдикции капитана.
   Миссию возглавил кастильский иезуит Гонсалу да Силвейра. Силвейра все еще принадлежал к поколению иезуитов, находившихся под глубоким влиянием харизмы Франциска Ксаверия. У него были неугомонность Ксаверия и желание обращать людей с помощью драматических жестов. Он и его товарищи провели всего лишь год на выбранном ими миссионерском поле, прежде чем отправились в путешествие в попытке обратить "императора" Мономотапы - идея о том, что вождь Каранги был императором, была подсознательной попыткой приравнять это предприятие к великой работе францисканцев в Мексике. Миссия Силвейры ко двору Мономотапы закончилась катастрофой. Он не был задержан Нголой, как Франсиско Гувея, а вместо этого был убит по наущению придворной группировки, которая утверждала, что он был колдуном, подстрекаемой, как утверждали иезуиты, присутствовавшими при дворе мусульманскими торговцами 34.
   Убийство Силвейры на время положило конец миссии иезуитов, но, учитывая опыт иезуитов в Западной Африке, оно убедило стратегов Общества в том, что прогресс в Африке должен сопровождаться военными завоеваниями. Африканских вождей необходимо заставить подчиниться Португалии, прежде чем станет возможным их обращение. После длительной дискуссии в Лиссабоне были составлены планы отправки крупной экспедиции в Восточную Африку. Предполагалось отправить крупные военные силы, состоящие из ветеранов из Северной Африки, под командованием бывшего вице-короля Франсишку Баррето. Восточная Африка должна была стать губернаторством, независимым от Эстадо да Индия и общего контроля со стороны вице-короля. В то же время Малакка также должна была быть отделена от Гоа до попытки завоевания Суматры. Задача экспедиции Баррето заключалась в том, чтобы отомстить за смерть Силвейры, но, что более важно, она должна была завоевать золотые и серебряные рудники во внутренних районах страны 35.
  
   Португальцы в регионе Конго
  
   Тем временем в королевстве Конго разразился кризис. Со времени посольства 1513 г. португальцы поддерживали непростой союз с королями Конго, основанный на контроле над местной торговлей через порт Мпинда. Португальские капитаны, назначаемые Короной, обладали монополией на экспорт рабов, тогда как маниконго был единственным получателем импорта из Португалии, который он затем мог распределять в качестве патронажа между членами королевского клана (Мвиссиконго) и подчиненными вождями. Альянс был скреплен созданием конголезской церкви, которая к середине века перестала быть миссионерской церковью и в основном управлялась туземным духовенством. Королевская столица Сан-Сальвадор (Мбанза) приобрела многие черты неофициального лузо-африканского поселения. Португальские торговцы, прибывшие в страну, поселились в городе, женились на туземках и образовали смешанное население. Многие солдаты, назначенные для поддержки капитана, также обосновались в стране. Это португало-африканское общество существовало вместе с лузитанизированной конголезской элитой, поскольку к тому времени у Мвиссиконго вошло в обычай брать португальские имена, одеваться в местную версию португальского костюма, перенимать португальские стили строительства и использовать импортированные португальские артефакты. Многие из них также были грамотными, и королевские секретари использовали португальский в качестве языка переписки.
   Лузо-африканское сообщество оказало сильную поддержку королевскому клану в его борьбе за сохранение структуры королевства и выплаты дани подвластными вождями, но оно не предприняло никаких попыток завоевать королевство или превратить его в португальскую поселенческую колонию. Отношения Португалии с королевством Конго были построены на торговле и взаимных интересах местных португальцев и правящей элиты Мвиссиконго.
   Португальцы продолжали говорить о Конго так, как будто это монархия европейского типа. Отчасти это было настоящее недоразумение, возникшее в результате простого неправильного перевода терминов, но оно также отражало завышенные ожидания. По мере того как испанцы завоевали великие индийские империи ацтеков и инков, португальцы все чаще рассматривали африканские королевства, с которыми они торговали, как "империи", созревшие для завоевания, а их народы для распределения в энкомьендах.
   В 1560-х гг. королевство Конго подверглось давлению со стороны захватчиков, которых современники называли джага. Джага вполне могли быть народом муяка из бассейна среднего Кванго, чье общество было разрушено набегами охотников за рабами, но более вероятно, что основной причиной этих войн были разразившиеся в середине XVI в. засуха и голод, потому что похоже, что джага обычно совершали набеги на наиболее продуктивные регионы выращивания продуктов питания. Первые набеги были зарегистрированы в 1567 году, и к следующему году большая часть территории королевства Конго была захвачена, Мвиссиконго изгнаны, а сам Сан-Сальвадор - покинут. Многие из беженцев нашли убежище на островах на реке Заир или бежали в Сан-Томе. Там некоторые из них продали себя в рабство, а другие были насильственно взяты в плен, в результате чего "на острове Сан-Томе, в Нитине (так в тексте; возможно, опечатка. - Aspar) и в Португалии обнаружено большое количество рабов, уроженцев Конго, которые были проданы во время этого бедствия, и среди них были некоторые особы королевской крови, а другие - высшие аристократы". Через капитана Сан-Томе маниконго обратился за помощью к Португалии, и в Лиссабоне было принято решение послать военную экспедицию, чтобы вернуть королю его владения 36.
   Это был серьезный поворот в политике Португалии. Если не считать войн в Марокко, это была всего лишь вторая военная экспедиция, которую португальцы когда-либо отправляли в Африку - первой была армия Криштована да Гамы, отправленная в Эфиопию в 1541 г. Как и в тот раз, португальцы были нацелены не на завоевание и заселение, а на защиту правителя, с которым они заключили союз и от которого зависели как в своей торговой деятельности, так и в привлечении новообращенных. Однако решение об отправке этой экспедиции следует рассматривать в контексте общего изменения имперской политики, которая теперь отдавала предпочтение военным завоеваниям и поиску африканских рудников.
   Армия, отправленная в Конго в 1571 г., которой командовал бывший капитан Сан-Томе Франсишку де Гувея, насчитывала 600 солдат. Они составили ядро армии завоевания Конго, которая в течение следующих восемнадцати месяцев разгромила джага и вернула короля на его трон. Об этой кампании известно относительно мало, но, согласно рассказу современника, португальцы "победили скорее благодаря шуму и мощи пушек, а не численности, поскольку джагга были очень напуганы этим огнестрельным оружием"37. Успех этой экспедиции, несомненно, способствовал принятию в течение следующих двух лет решения предпринять попытку более широких завоеваний в Африке.
   Интересно поразмышлять об итогах военных побед Португалии в Конго и Эфиопии. В Америке за победой испанцев обычно следовала раздача энкомьенд конкистадорам, захват драгоценных металлов и рудников и низведение населения и его касиков до положения вассалов, платящих дань. В течение короткого времени индейские государства распадаются, и на смену им приходит система испанских городских общин, эксплуатирующая зависимое индейское крестьянское население. В Конго ситуация была совершенно иной. Никаких рудников обнаружено не было, и считалось, что маниконго намеренно помешал их открытию по совету португальского ренегата, "который заверил его, что, если это произойдет, он постепенно потеряет свою независимость в королевстве"38. Большинство португальских солдат остались в стране, но вместо того, чтобы пытаться получить энкомьенды, взяли местных жен и разбрелись по стране вдоль торговых путей, обратившись к повсеместному занятию баконго, которое заключалось в торговле на дальние расстояния. Торговые пути теперь простирались далеко вглубь страны, мимо бассейна на реке Заир в Оканго и на юг в Луанду. Афро-португальские торговые семьи со своим огнестрельным оружием и слугами обосновались на всех ярмарках и остановках, способствуя значительному расширению торговли не только рабами, но и тканями, солью, медью и импортными товарами.
   Восстановленная монархия Конго, хотя и в значительной степени опиралась на поддержку афро-португальской общины, в течение следующих пятидесяти лет превратилась в модернизированное королевство, все чаще использующее рабов для улучшения своего военного потенциала, сельскохозяйственного производства и системы коммуникаций. Процветанию региона также значительно способствовало внедрение португальцами американских продовольственных культур, особенно кукурузы и маниоки, которые к середине XVII в. стали основными продуктами питания в регионе 39.
  
   Завоевания Восточной Африки и Анголы
  
   В 1569 г. Франсишку Баррето покинул Лиссабон с армией в 500 человек, оснащенной артиллерией и огнестрельным оружием, а также, по-видимому, верблюдами, быками и воловьими повозками. Экспедиция получила широкую поддержку со стороны семей фидалгуш, которые явно прониклись пропагандой, рассматривавшей эту экспедицию по завоеванию золотых приисков как возвращение к героическим ранним дням Алмейды и Албукерки. Баррето прибыл в восточную Африку в 1570 г. и провел первый сезон, подражая своим великим предшественникам, путешествуя вдоль побережья и вымогая дань из городов суахили. Хорошую, старомодную добычу еще можно было получить посредством вымогательства. Затем он задержался на острове Мозамбик, прежде чем в 1572 г. отправился в Замбези, чтобы попытаться проникнуть во внутренние районы страны.
   Тем временем дон Себастьян получил прошение от Паулу Диаша де Новаиша, который уже провел несколько лет в плену при дворе Нголы, о предоставлении ему капитании, охватывавшей побережье Африки к югу от королевства Конго. В сентябре 1571 г. Диаш получил капитанию на побережье Анголы, а также был назначен губернатором Луанды и торговых поселений, существовавших за пределами королевства Конго. Хартия Диаша представляла собой новый поворот в африканской политике. Очевидно, под влиянием системы, опробованной в Бразилии, Корона надеялась, что капитан не только завоюет страну, но и будет способствовать ее постоянному заселению. Правление Диаша в Луанде в качестве губернатора также стало новым шагом. Отражая больше опыт испанцев в Америке, чем опыт королевства Конго, Диаш должен был подчинить непокорного Нголу и передать легендарные серебряные рудники, а также месторождения соли и меди в руки португальцев 40. Однако в течение трех лет он ничего не предпринимал из того, что предполагалось его концессией.
   Однако Франсишку Баррето наконец отправился на своей флотилии из небольших лодок вверх по Замбези и разместил свою штаб-квартиру в речном порту Сена. Последующие три года кампании были подробно описаны как иезуитом отцом Франсиско Монкларо, сопровождавшим армию, так и хронистом Диогу ду Коуту. Они рассказали о военной катастрофе, почти беспрецедентной для португальцев, хотя вскоре ее затмила гораздо более масштабная катастрофа при Алькасар-эль-Кебире 41. Хотя история этой катастрофы рассказывалась много раз, она нуждается в пересказе, поскольку проливает свет на более широкие проблемы истории португальской экспансии.
   Достигнув Сены, расположенной примерно в 200 милях вверх по Замбези, Баррето был убежден, что болезнь, от которой уже страдала его армия, возникла из-за того, что торговцы-мусульмане из народности суахили отравили колодцы. Его солдаты схватили как можно больше мусульман и уничтожили их - даже пятьдесят лет сотрудничества с мусульманскими купцами по всему Востоку не избавили португальцев от склонности обвинять в любых несчастьях, с которыми они столкнулись, мусульманские происки, точно так же, как это сделал Васко да Гама во время своего первого путешествия. Когда армия Баррето в конце концов двинулась во внутренние районы страны, она быстро распалась из-за болезней. Состоялось одно сражение с враждебной африканской армией, но португальское огнестрельное оружие не принесло никакого преимущества, а португальские лошади погибли так же быстро, как и люди. Армия отошла к реке, а больных эвакуировали в Сену. Сам Баррето вернулся на остров Мозамбик. Здесь к нему подошло подкрепление, но, вернувшись на Замбези, он тоже заболел и умер.
   Его преемник Васко Фернандес Омем, который был ветераном осады Мазагана, мудро вывел остатки армии из малярийной долины Замбези и отвел эти значительно поредевшие силы в порт Софала. Там португальцы использовали протоптанную торговцами золотом тропу во внутренние районы. Люди Омема захватили и сожгли столицу одного африканского вождя, Китеве, а затем двинулись на золотоносный регион Маника. Здесь генерала вежливо встретили чиканга, которые показали ему сказочные золотые прииски. Став свидетелем того, как африканские женщины промывают крупинки золота в мелких горных ручьях, Омем убедился, что здесь нет никаких рудников, которые можно было бы покорить, и отступил к побережью - его армия все еще была в основном цела. Затем следующая экспедиция была отправлена вверх по Замбези в район Чикоа, недалеко от порогов Кабора-Басса, на поиски серебряных рудников. Никакого серебра обнаружено не было, а португальские солдаты подверглись нападению в их лагере и были убиты. Омем отступил с остатками своих войск, оставив на Замбези два укрепленных поселения, в которые были назначены королевские капитаны - небольшое, но значительное расширение Эстадо да Индия, которое должно было уцелеть, когда Малакка, Ормуз и Кочин были потеряны. Шел 1575 год, миновало шесть лет со дня, когда Баррето покинул Лиссабон со своей армией 42.
   Португальцы намеревались подражать Кортесу и Писарро - собственно говоря, их силы были больше, чем армии, первоначально сопровождавшие этих двух знаменитых конкистадоров. Образ мыслей португальцев проявлялся в их решимости верить в существование серебряных рудников и в том факте, что одним из подарков, которые Баррето взял с собой, чтобы вручить "императору", когда тот должен будет подчиниться Португалии, была картина, выполненная из перьев в ацтекской манере. Полный провал португальцев также следует объяснить желанием подражать кастильцам. Кортес и Писарро одержали великие победы на своих лошадях, но в Африке лошади быстро умирали от сонной болезни, как и тягловые быки. Конница и колесные повозки были одинаково бесполезны. Более того, испанцы воспользовались дорогами, мостами и королевскими складами продовольствия, и перед ними лежали централизованные государства с большими городами, полными накопленных богатств, которые можно было захватить. Ничего из этого не существовало в Африке, где золотые слитки никогда не ценились высоко среди африканских народов и где даже крупнейшие вождества состояли из децентрализованных кланов, зависевших от местной сельскохозяйственной экономики. Сожжение главного города Китеве не нанесло особого ущерба экономике страны и даже престижу вождя.
   Более того, португальцы обнаружили, что африканцы хорошо вооружены. Они столкнулись с решительными бойцами, вооруженными хорошо сделанным железным оружием, и не смогли одержать легких побед, которых кастильцы одержали над нагими индейцами, вооруженными только оружием каменного века. Наконец, и окончательно, именно африканские болезни победили потенциальных конкистадоров. Если европейская оспа предшествовала Кортесу и Писарро и ослабила индейское население еще до начала сражений, то в Африке малярия и другие болезни, к которым африканцы были в значительной степени невосприимчивы, косили португальцев.
   Трудности, с которыми столкнулись войска европейского типа при проведении кампании в Африке, не могли быть показаны более жестоко. Первые португальцы, достигшие Африки в XV в., быстро поняли, что военные кампании практически ничего не принесут, и вместо этого наладили торговые связи с африканскими вождями. Они также понимали, что солдаты, владеющие огнестрельным оружием, могут играть важную роль в африканских войнах, но только в составе армий африканского типа, ведущих войны с использованием методов и целей, соответствующих африканским условиям. Фатальной ошибкой португальцев было то, что они были введены в заблуждение триумфальными испанскими завоеваниями Америки и поверили, что подобные победы возможны в Африке. В этом смысле экспедиция Баррето была отклонением от нормы. Португальцы пренебрегли навыками и местными знаниями афро-португальских поселенцев и торговцев и пытались заменить их навыками и технологиями ветеранов европейских армий. Будущие кампании в Восточной Африке и Анголе покажут, что эти уроки были усвоены. В них будут использоваться набранные на месте силы, сражавшиеся за реалистичные цели способом, подходящим для местных условий, используя европейское огнестрельное оружие в качестве вспомогательного элемента по существу традиционной формы ведения войны.
   В год отступления Омема Паулу Диаш наконец прибыл в Анголу. Он взял с собой солдат, поселенцев, священников и все необходимое для основания поселения. Его экспедиция была задумана совсем иначе, чем экспедиция Баррето. Героического марша внутрь страны не предполагалось. Вместо этого существующие неофициальные португальские поселения должны были быть переданы под управление губернатора Диаша, должны были быть установлены мирные отношения с африканскими вождями и созданы новые колонии вдоль побережья и вверх по долине Куанза. Луанда из неофициального поселения афро-португальских торговцев теперь превратилась в важную португальскую крепость, резиденцию губернатора и место недавно созданной официальной португальской общины. Так родился один из величайших городов империи.
   Однако побережье Анголы жаркое, сухое и бесплодное. Только продвигаясь вглубь страны к planalto, можно было найти землю, пригодную для заселения. Тем временем торговля, как всегда в Африке, оказалась более прибыльной, чем сельское хозяйство, и португальцы стремились контролировать торговлю медью и солью, а также продолжать прибыльную торговлю рабами. Не прошло и четырех лет, как вспыхнул конфликт с африканскими вождями, говорящими на языке мбунду, и начался долгий цикл guerras angolanas (ангольских войн (португ.)) 43.
  
   Алькасар-эль-Кебир и упадок Португалии
  
   Четвертая военная экспедиция в Африку была еще более масштабной, но принадлежала совершенно иному миру стратегии и устремлений. Дон Себастьян, которого в детстве тщательно оберегал от реальности государственных дел его дядя Энрике, генеральный инквизитор, достиг совершеннолетия в 1570 г., в возрасте четырнадцати лет. Он начал окружать себя друзьями-единомышленниками и придворными, которые потворствовали его мессианским убеждениям и одержимости рыцарскими идеалами. Внимание Себастьяна было полностью сосредоточено на Северной Африке и способствовало оживлению политических дебатов времен правления дона Мануэла, когда экспансия в Марокко казалась многим более желательным вариантом действий, чем создание Эстадо да Индия. Во время правления Жуана III Португалия покинула все свои прибрежные форты на западе Марокко, кроме Мазагана. Этот сильно укрепленный город подвергся нападению большой армии в 1561 г. и был героически и с большими затратами защищен, по крайней мере, тремя отправленными ему на помощь экспедициями, которые пришлось организовать в Португалии 44. Хотя осада выявила военную неподготовленность Португалии, героизм защитников возродил некоторый патриотический энтузиазм по поводу марокканской войны и помог сделать навязчивые идеи Себастьяна менее несоответствующими эпохе.
   Сам Себастьян совершил по крайней мере один тайный визит в Северную Африку и попытался заручиться дипломатической поддержкой для крупного предприятия по ту сторону пролива. Папа и Филипп Испанский предложили ему ограниченную помощь, и к нему присоединились и несколько искателей приключений непортугальского происхождения. Возможность, которую он ждал, представилась в 1578 г., когда правитель Феса Саади Аль-Муттавакиль был свергнут и бежал в Португалию в поисках помощи. Себастьян собрал большую армию из 20 000 солдат и лагерной прислуги и отправился в Танжер. Неопытный король лично возглавил свою армию. Его громоздкие и плохо обученные силы, плохо оснащенные пушками и кавалерией и испытывавшие перебои с поставкой припасов, были окружены при Алькасар-эль-Кебире и уничтожены. Король был убит, а большое количество португальских фидалгуш и солдат взято в плен и удерживалось с целью получения выкупа 45.
   Эта битва повергла в смятение португальскую и даже европейскую политику. Хотя кардинал Энрике, который уже много лет правил Португалией в качестве регента при молодом короле, вступил на трон, он был болен, и не было наследника, который пользовался бы всеобщей поддержкой. Наиболее сильные претензии предъявлялись Филиппом Испанским, который теперь стал бенефициаром династической политики, проводимой королями из дома Ависов, которые так усердно стремились связать воедино королевские семьи Португалии и Кастилии. Союз двух корон, против которого боролись в 1385 г., но которого так энергично добивался на поле битвы Афонсу V в 1470-х годах и на брачном ложе дон Мануэл в первые годы XVI в., теперь должен был стать реальностью.
   Единственным серьезным вкладом кардинала Энрике в будущее своей страны было объединение сторонников Филиппа и обеспечение того, чтобы другой претендент, Антониу, приор Крато, внебрачный сын брата Энрике, дона Луиша, и матери, происходившей из "новых христиан", был отстранен от престола. Когда в начале 1580 г. больной кардинал умер, Филипп предъявил претензии на трон, и, хотя Антониу, как до него Жуан Ависский, пытался сплотить граждан Лиссабона в пользу национального кандидата, который бы выступил против кастильского захвата Португалии, его разношерстные силы потерпели поражение от герцога Альбы. Сам Филипп прибыл в 1581 г., чтобы получить признание на кортесах в Томаре и провести следующие два года в Лиссабоне. Антониу не только не нашел поддержки нигде, кроме Азорских островов, где остров Терсейра высказался в его пользу, но и не получил ни проблеска поддержки практически нигде в обширной португальской империи. От Макао до Эльмины португальские капитаны признали суверенитет Филиппа.
   С европейской точки зрения, этот союз корон должен был объединить две мировые империи и предоставить Филиппу Испанскому доступ к важным дополнительным ресурсам в его борьбе за контроль над Нидерландами и Английским королевством, правителем которого он также некоторое время был. Это приобретение было настолько важным, что Филипп даже какое-то время подумывал о переносе своей столицы из отдаленной центральной Испании в Лиссабон.
   Военное поражение часто является результатом глубоких структурных сбоев внутри государства, и катастрофа в Алькасаре действительно стала хорошим уроком. Институты Португалии оказались архаичными и отчаянно нуждающимися в модернизации. В начале века страной правил король, озабоченный мессианскими видениями и приверженный пагубной династической политике, но Португалия была защищена от последствий этого сильным политическим руководством. В 1570-х гг. придворные фидалгуш не могли или не захотели сдерживать Себастьяна и даже потворствовали его религиозным фантазиям. Действительно, архаичные идеи рыцарства пережили поздний расцвет в 1560-х и 1570-х гг. Мужчины читали Камоэнса, чей апофеоз Васко да Гамы, казалось, одобрял идеализм крестоносцев, или размышляли о смерти его сына Криштована да Гамы, который, по крайней мере, в некоторых источниках, был представлен как совершенный рыцарь креста, возле могилы которого в далекой Эфиопии уже творились чудеса. Высказывалось даже предположение, что именно господствовавшие рыцарские идеалы косвенно породили легенду о том, что Себастьян спасся с поля битвы и продолжал скрываться. Никто не желал признаваться в том, что видел, как король погиб при Алькасар-эль-Кебире, потому что это противоречило бы кодексу рыцарской чести, если бы любой рыцарь видел своего короля в затруднительном положении, и не погиб сам, пытаясь спасти его. Следовательно, не удалось найти ни одного свидетеля смерти короля 46.
   Однако поражение при Алькасар-эль-Кебире жестоко обнажило и другие недостатки, помимо слабости руководства в центре. Вооруженные силы Португалии по-прежнему состояли из фидалгуш и их вассалов, призванных на службу Короне и ожидавших в свое время вознаграждения за свою службу. Такие силы дополнялись общим набором авантюристов и наемников из-за границы. От попыток поставить вооруженные силы на более профессиональную основу в начале века отказались, и к концу 1570-х гг. Португалия отстала не только от армий Западной Европы и турок-османов, но даже от армий марокканских эмиров. Причудливая и, вероятно, апокрифическая история о том, что большое количество португальских солдат, убитых в Алькасар-эль-Кебире, имели с собой гитары, возможно, свидетельствует с положительной стороны о распространении португальской культуры, но говорит совсем другое о профессионализме и готовности этих войск к современной войне 47. Растущая военная слабость Португалии была замаскирована тем фактом, что большинство кампаний на Востоке представляли собой ограниченные десантные операции. Совместное использование кораблей с их тяжелыми орудиями и компактных сил, которые могли неожиданно высадиться на побережье противника, позволило Португалии сохранить военное преимущество над большинством морских государств Азии, в то время как неспособность турок содержать глубоководный флот в Красном море или Персидском заливе позволило Португалии сохранить инициативу в открытом море.
   Однако даже на море, где португальцы так долго доминировали не только на Востоке, но даже над европейскими государствами атлантического побережья, Португалия не успевала за инновациями и переменами. Огромные португальские карраки (нау) с замками, построенными на носу и корме корпуса, которые на самом деле представляли собой не что иное, как огромные баржи, были заключительным этапом в эволюции старой ганзейской когги. Правда, португальцы экспериментировали с другими типами кораблей - каравеллами, весельными галеасами, фустами и даже галеонами, - но они оставались верны нау, строя все более и более крупные суда, используя ресурсы строевого леса в Индии и, в конечном счете, в Бразилии для спуска на воду монстров водоизмещением более 1500 тонн. Хотя в конце XVI в. португальцы начали строить меньшие и легкие корабли, которые могли бы более эффективно конкурировать с индийскими судами, не было принято никаких срочных мер по модернизации португальских кораблей carreira da India 48. Испания тем временем переняла тип галеона, как это сделали англичане и голландцы. Эти корабли по конструкции принципиально отличались от нау, корпуса представляли собой многопалубные конструкции без надстроек на корме и носу. Они были быстрее, прочнее, легче и более тяжеловооружены, чем нау. Хотя они имели меньшую грузоподъемность (самый большой из них - около 500 тонн), для управления ими требовалось меньше экипажа, и они были гораздо более мореходными.
   Архаичной военной и военно-морской организации соответствовала административная и налоговая структура, которая опасно устарела, при этом большая часть государственных ресурсов все еще направлялась на выплату пенсий и дарений, которые позволяли благородным семьям поддерживать образ жизни, соответствующий их статусу. Лишь в области проектирования крепостей Португалия шла в ногу с европейскими разработками, хотя большая часть оборонительной системы вокруг побережья Португалии и такие шедевры оборонительного искусства, как Форт-Жезус в Момбасе, были построены только после унии с Испанией 49.
  
   Первый кризис для Эстадо да Индия
  
   Два десятилетия 1560-1580 гг. стали свидетелями самой согласованной попытки португальцев завоевать территориальную империю в Африке. В течение тех же двух десятилетий Эстадо да Индия пришлось столкнуться с рядом проблем, которые угрожали самому его существованию.
   Масштабы Эстадо да Индия и диапазон его военных и миссионерских обязательств уже создавали серьезные административные проблемы - проблемы связи, финансовых ресурсов и военного потенциала - и за два десятилетия до появления голландцев стало ясно, что надвигается кризис. Поскольку Корона в поисках наличных денег приватизировала все больше и больше своих функций на Востоке, продавая капитанам крепостей или торговым синдикатам право пользоваться коронными монополиями или командовать официальными торговыми судами, проблемы обеспечения любого вида эффективного центрального административного контроля стали практически неразрешимыми. Учитывая режим азиатских муссонов, у вице-королевского правительства в Гоа просто не было возможности поддерживать связь с такими широко разбросанными поселениями, как Замбезия, Шри-Ланка, Персидский залив и Молуккские острова, не говоря уже о том, чтобы осуществлять какую-либо власть над неофициальными поселениями в Китайском море или Бенгальском заливе. Более того, в 1570-х гг. португальцам пришлось столкнуться с целым рядом вызовов со стороны азиатских и европейских конкурентов. При поддержке османов ачехцы смогли блокировать Малакку, в то время как сам Гоа подвергся нападению со стороны сил Биджапура. Поражение индуистской империи Виджаянагар в битве при Таликоте в 1565 г. поставило под угрозу стабильность всей южной Индии, в то время как на Молуккских островах португальцы столкнулись с новыми вызовами со стороны исламских коалиций и кастильцев, которые начали действовать со своей базы на Филиппинах.
   В попытке исправить ухудшающуюся ситуацию и паралич принятия решений, который казалось, охватил правительство вице-короля, в 1571 г. было решено разделить Эстадо да Индия на три губернаторства, с центрами в Мозамбике, Малакке и Гоа. Франсишку Баррето был назначен командующим в Восточной Африке, а Антониу Мониш Баррето - в Малакке. Оба Баррето должны были предпринять завоевание Мономотапы и Суматры соответственно. Эта реорганизация оказалась мертворожденной. Восточноафриканское предприятие закончилось неудачей, завоевание Суматры даже не было начато, а попытка реформирования структуры империи была внезапно прекращена 50. Вместо этого Эстадо да Индия решило свои проблемы не за счет сокращения расходов и реформ, а путем дальнейшего расширения сети своих союзов, а также своей коммерческой и миссионерской деятельности - короче говоря, открыв новую главу в истории португальской заморской экспансии.
  
   Миссионерская воинственность: инквизиция и иезуиты в Японии
  
   В 1560 г., когда генеральный инквизитор кардинал Энрике еще был регентом Португалии, в Гоа было создано отделение инквизиции. До этого времени церковные власти время от времени принимали жесткие меры против "новых христиан", но, похоже, именно Франциск Ксаверий обратил внимание на необходимость учреждения Святой Канцелярии на Востоке, "потому что многие живут по закону Моисея или принадлежит к мавританской секте без стыда и страха Божьего"51. Инквизиция находилась под контролем доминиканцев, которые прибыли на Восток только в 1548 г., но были полны решимости отобрать у иезуитов церковную инициативу в padroado real. Инквизиция действовала в основном в Гоа и преследовала, в частности, "новых христиан" (еврейского или индуистского происхождения), но ее влияние распространилось гораздо шире. Прежняя терпимость, которая характеризовала отношения Португалии с религиями Азии и которая все еще отражалась в уступчивом подходе иезуитов к обращению, все чаще заменялась нетерпимостью и стремлением к политике обращения, подкрепленной силой.
   Уже в 1540-х гг. губернатор Мартим Афонсу де Соуза, отплывший в Индию на одном корабле с Франциском Ксаверием, сделал себе имя, грабя индуистские храмы, но только после 1560 г. вице-короли, начиная с дона Константино де Браганса, начали подчеркивать важность христианизации в своих отношениях с азиатскими державами. Правители или претенденты на престол, обращавшиеся за помощью к Португалии, обнаружили, что обращение в католицизм является необходимым предварительным условием для получения политической или военной поддержки. Более того, португальцы начали брать на вооружение политику взятия заложников из правящих семей своих союзников и воспитания их в Гоа как христиан, создавая, как надеялись, будущие династии христианских правителей.
   В то время как в Гоа росло влияние инквизиции и доминиканцев, подкрепленное декретами Трентского собора, иезуиты продолжали свою миссионерскую экспансию за пределы официальных португальских поселений. Например, на Короманделском побережье юго-восточной Индии иезуиты обосновались в Тутикорине, Манаре, Пуликате и Сан-Томе-де-Мелиапоре, обслуживая двадцать два прихода и даже основав резиденцию в известном центре индуистской религии в Мадурае 52. В Японии их миссии начали достигать заметных успехов. По мере роста торговли Португалии с Японией иезуиты получили возможность выступать в качестве посредников в торговле слитками и получили разрешение от Рима принимать участие в торговле шелком. Это помогло им приобрести влияние среди ряда даймё, некоторые из которых обратились в христианство вместе со своими последователями. Тот факт, что эти обращения были достигнуты благодаря обещаниям, что даймё будет удостоен визита португальского nau do trato (называемого по-японски курофунэ или "Черный корабль"), не беспокоил иезуитов, которые приветствовали обращение, как бы оно ни достигнуто 53.
   Ксаверий возглавил первую миссию в Японии и основал христианскую общину, которая к тому времени, когда он покинул страну спустя всего два года, уже насчитывала тысячу человек. После 1560 г. иезуиты основали миссию в столице Киото, где им благоволил Ода Нобунага, который с 1568 года до своей смерти в 1582 г. был доминирующей политической фигурой в Японии 54. В 1571 г. иезуиты смогли закрепить за собой Нагасаки в качестве свободного порта для ввоза шелка в Японию. В Нагасаки они собирали портовые сборы, часть которых отдавали местному даймё, а остальную часть использовали для поддержки своей миссии 55. Из Нагасаки влияние иезуитов быстро распространялось. В 1571 г., по оценкам, насчитывалось 30 000 японских христиан, но наибольший прирост произошел, когда новообращенные появились среди правящей элиты. Десять лет спустя в Японии, по оценкам, насчитывалось 150 000 христиан, которых обслуживали 200 церквей и 85 священников-иезуитов. После визита генерального викария Алессандро Валиньяно в 1579 г. были основаны коллегиум, семинария и новициат для членов Общества, а также построены церкви для постоянно растущего числа новообращенных 56.
   Португальское влияние хлынуло в страну. Огнестрельное оружие и боевые кони были приняты на вооружение военной элитой; иезуитская больница в Бунго стала центром распространения новой медицинской практики; португальские карты пользовались большим спросом, и в 1590 г. был завезен печатный станок. Однако ни иезуиты, ни японцы не были заинтересованы в каком-либо официальном присутствии Эстадо да Индия. Точно так же, как китайцы возражали против установления любого официального португальского присутствия в Макао, так и в Японии иезуиты сотрудничали с местными правителями, чтобы держать военную элиту Эстадо да Индия на расстоянии. Не должно было быть никаких крепостей под командованием португальских капитанов, и эта богатая область португальской торговли, влияния и религии существовала полностью за пределами официального Эстадо да Индия.
   Португальская Корона столкнулась с перспективой полного исключения из Китая и Японии, которые быстро становились богатейшими сферами португальского коммерческого предпринимательства. Неофициальная империя приобретала большие размеры, чем официальная империя, торговля специями которой приходила в упадок. Однако, хотя Корона фактически была лишена какой-либо прямой власти над португальскими поселениями в Китае или Японии, она все же могла установить некоторый контроль над португальским судоходством. Корона уже обнаружила, что обычно выгоднее продавать свои монополии за наличные, чем эксплуатировать их самостоятельно, и примерно с 1556 г., года основания Макао, для плаваний в Японию был назначен капитан-майор. Каждый год должность капитана королевского торгового корабля продавалась фидалгу, которого обычно поддерживал консорциум финансистов. Корабль имел исключительное право торговать с Малаккой, а из Малакки направлялся в Макао, откуда имел исключительное право экспортировать шелк в Японию. Купцы из Макао, которые покупали шелк в Кантоне, приобретали грузовые места на "Большом корабле". Короткий, но опасный переход в Японию был третьим этапом путешествия, а визит "Большого корабля" стал мощным рычагом португальской дипломатии в отношениях с даймё. Нагруженный японским серебром, "Большой корабль" затем возвращался в Макао, прежде чем совершить обратное плавание в Гоа 58.
   Капитан японо-китайского рейса был представителем Короны как в Китае, так и в Японии во время своего пребывания на этом посту. Он претендовал на юрисдикцию над всей португальцами и командовал любой военно-морской экспедицией или вооруженным конфликтом, которые приходилось вести на море. Однако его власть не распространялась на поселения на суше, и его командные полномочия продолжали действовать всего восемнадцать месяцев, которые требовались для того, чтобы совершить плавание туда и обратно. Еще до того, как он покидал Макао, уже назначался новый капитан и отправлялся в путь. "Большой корабль" иногда подвергался нападению или, что случалось чаще, погибал во время тайфуна, но должность капитана плавания в Японию стала единственной самой доходной должностью в Эстадо да Индия - высшей ставкой для людей, все более склонных к быстрому обогащению. Покупка плавания в Японию и Китай была колоссальной инвестицией. В случае успеха его спонсоры становились миллионерами, но, с другой стороны, в случае неудачи рейса вероятность возмещения каких-либо убытков была маловероятной.
   Торговля между Макао и Нагасаки и плавание "Большого корабля" всегда поражали историческое воображение. Японские художники, создававшие традиционные складные ширмы с картинами (намбан-бёбу), изображали его прибытие с богатым грузом шелка и разношерстнм составом португальских фидалгуш, лошадей, слуг-негров, иезуитов и солдат. Они изображали португальцев в их странных мешковатых брюках, скачущих на лошадях, гребущих к берегу в лодках и подающих чай на борту своих кораблей. Они, как и другие европейцы, осознавали огромное богатство, которое было доверено этому единственному кораблю.
   До конца столетия португальцы практически безраздельно контролировали эту прибыльную торговлю. Однако этот коммерческий успех содержал в себе семена собственного краха. Подрядчики покупали один рейс, и в их интересах было, чтобы судно было как можно больше, что усиливало тенденцию к строительству больших, громоздких каррак, водоизмещение некоторых из которых достигало 2000 тонн 59. Некоторые инвесторы вкладывали крупные суммы в отдельное предприятие без каких-либо обязательств по долгосрочному инвестированию коммерческого капитала. Как следствие, португальцы оставались привязанными к примитивным формам коммерческого капитализма в то время, когда другие европейцы экспериментировали с акционерными компаниями и распределением рисков.
  
   На Молуккских островах
  
   На восточных индонезийских островах португальская община, возникшая еще в 1520-х гг., выживала при незначительных контактах и еще меньшей поддержке со стороны Гоа. Хотя форт Тернате был частью официального Эстадо да Индии и местом, откуда капитан должен был управлять монополией на гвоздику от имени Короны, другие поселения полностью принадлежали неофициальной империи. К 1550-м гг. капитаны Тернате вели торговлю гвоздикой в основном в своих собственных интересах. Португальская община, обосновавшаяся на Тернате, в значительной степени слилась с местным населением. Некоторые португальцы вступили в брак с представителями правящих домов Тернате, где они и их родственники образовали мощную фракцию при дворе, часто выступавшую против интересов капитана. Антониу Гальван, один из самых энергичных капитанов Тернате, заключил брак с дочерью султана Тидоре и сообщает, что "преподнес принцессе много богатых подарков, среди которых были цепочка, браслеты и золотой шар, наполненный янтарем. Так что во всех отношениях этот брак обошелся довольно дорого"60. Другие португальцы вступали в брак с представителями местных общин Амбона и Моро, где христианство распространилось среди немусульманского населения.
   В 1557 г. король Бакана официально принял христианство, и в середине 1560-х гг. было подсчитано, что на Амбоне, где проповедовал Франциск Ксаверий, проживало 70 000 христиан, а в Моро - 80 000. На Солоре доминиканцы основали миссию в 1562 г., а в 1566 г. построили форт для защиты местного христианского населения. Португальские торговцы и авантюристы заключали браки с правящими семьями островов, а лузо-азиатская христианская община составляла неформальную сеть, поддерживающую друг друга в торговле между островами и защищающую свои позиции от вторжения извне, особенно с Явы. Большинство этих общин не имели контактов с Гоа, хотя иезуитские и доминиканские миссии связывали их с Эстадо да Индия через религиозные сети padroado real 61.
   Подъем исламской воинственности на востоке Индонезии, вероятно, может быть связан с попытками яванцев и ачехцев получить для себя долю в торговле региона. Ряд местных вождей, недовольных господством португальцев, встали на сторону яванцев, и не в последнюю очередь среди них был сам правитель Тернате, так что традиционный союз между Тернате и португальским капитаном начал давать трещины. После того, как на протяжении многих лет Молуккские острова фактически являлись частной собственностью капитанов, Гоа попытался утвердить свою власть в регионе, и в 1563 г., а затем в 1566 г. были отправлены экспедиции, чтобы усилить португальское присутствие. Объяснение этого возобновившегося интереса частично кроется в начале религиозной войны между христианами и мусульманами на Амбоне, но в большей степени в быстром росте торговли на Дальнем Востоке после основания Макао и осознания того, что кастильцы снова собираются проявить активность в регионе.
   В 1564 г. из Мексики была отправлена испанская экспедиция под командованием Мигеля Лопеса де Легаспи с приказом отправиться к острову Лусон на Филиппинах. На Себу было основано поселение, но, что более важно, два корабля Легаспи успешно вернулись обратно в Мексику северным маршрутом 62. Теперь можно было отправлять подкрепления и открывать торговлю между Мексикой и Дальним Востоком. Вскоре в Испании вновь пробудился энтузиазм: поскольку серебро добывалось в Мексике в больших количествах, испанцы имели хорошие возможности для проникновения в торговлю на Дальнем Востоке. Этот энтузиазм был поддержан монахами, стремившимися конкурировать с иезуитами на их престижном миссионерском поприще в Японии. Существовало также новое поколение конкистадоров, которые считали, что следующий рубеж завоеваний откроется на Дальнем Востоке. В мае 1571 г. испанская экспедиция оккупировала залив Манилы и начала строительство портового города, а завоеванное население должно было быть распределено, подобно американским индейцам, по энкомьендам. В 1574 г. испанцы совершили набег на Борнео и отправили корабли для исследования Новой Гвинеи. Их присутствие угрожало бросить серьезный вызов португальцам, и именно на Молуккских островах, а не в Китае или Японии, это соперничество впервые почувствовалось 63.
   В результате беспокойства португальцев по поводу прибытия испанцев руководителю экспедиции 1566 г. Гонсалесу Перейре Маррамаке было приказано попытаться обезопасить Амбон и положить конец оппозиции султана Тернате, находившегося в центре большей части исламского сопротивления Португалии. Маррамаке напал на мусульман Амбона, и последовавшая за этим религиозная борьба привела в 1570 г. к убийству султана Тернате. Оппозиция португальцам теперь сосредоточилась на их продолжающемся присутствии в форте Тернате, который они в конечном итоге были вынуждены покинуть в 1574 г., а остатки португальской общины переселились на соседний Тидор, где был построен новый форт 64.
   Именно с такой запутанной политической и религиозной ситуацией столкнулся Фрэнсис Дрейк, когда прибыл на Молуккские острова в 1579 г. во время своего знаменитого кругосветного путешествия. Тернате, находившийся в руках мусульман и пользовавшийся своей независимостью от португальцев, приветствовал Дрейка и снабдил его грузом гвоздики, но Англия не приняла никакого участия в борьбе за господство на Молуккских островах. Борьба будет вестись между местными христианами и мусульманами, а также между португальцами, испанцами и голландцами.
  
   Индия и торговля перцем
  
   Оставление форта на Тернате стало потерей на отдаленных окраинах Эстадо да Индия и в основном затронуло неофициальные португальские торговые общины на островах. Это было с лихвой компенсировано активной политикой португальцев в центральной части их империи в Индии.
   В течение последней трети века политическая ситуация в Индии начала меняться таким образом, что это потенциально угрожало положению Португалии. С начала века Эстадо да Индия поддерживало хорошие отношения с индуистской державой Виджаянагар, снабжая ее правителя боевыми лошадьми и взамен пользуясь привилегированным положением в портах Коромандельского побережья, которые контролировал Виджаянагар. Однако в 1565 г. Виджаянагар потерпел поражение в битве при Таликоте от коалиции врагов-мусульман, и юг Индии начал становиться очень нестабильным, поскольку небольшие индуистские государства Мадурай, Танджор и Иккери боролись за господство.
   В этом новом политическом мире португальцам пришлось корректировать свои коммерческие союзы. Воспользовавшись политической неразберихой в регионе, вице-король приступил к осуществлению давно запланированной политики - основанию факторий по торговле перцем на побережье Канары к югу от Гоа. После того, как португальцы фактически перерезали торговлю перцем между Каликутом и Красным морем, арабские купцы стали покупать перец в портах Канары, и португальцы теперь надеялись, что оккупация этих портов закроет еще одну брешь в их дырявой монопольной системе и в то же время диверсифицирует их собственные источники поставок. Так, между 1568 и 1569 гг. укрепленные фактории были созданы в портах Онор, Мангалор и Барселор 65. Канара также была важна для португальцев, поскольку она была основным источником импорта риса, от которого зависели огромный мегаполис Гоа и города-крепости Персидского залива. Действительно, Чезаре Федеричи, посетивший эти порты вскоре после того, как там обосновались португальцы, считал, что в этом заключается их единственная реальная ценность для Португалии 66.
   В 1570 г. мусульманские государства, одержавшие победу при Таликоте, обратили свое внимание на португальцев. Объединенные силы Ахмаднагара и Биджапура при поддержке Каликута и Кунджали совершили трехстороннюю атаку на португальские позиции в западной Индии. Султан Биджапура предпринял решительную попытку вернуть себе Сальсетте, Бардес и сам Гоа, полагая, что в этом он получит поддержку императора из династии Великих Моголов Акбара. Его войска продвинулись через перевалы в Гатах с 2140 боевыми слонами и армией, предположительно насчитывающей 100 000 человек, и осаждали город в течение десяти месяцев, прежде чем были вынуждены отступить. Главным образом в качестве отвлекающего маневра Чаул подвергся нападению с суши и с моря, в то время как Каликут отвоевал ключевую крепость Чалиам 67. Хотя португальцы отразили атаки на Гоа и Чаул, завоевание Гуджарата Акбаром в 1573 г. принесло глубокие изменения в политическую географию Индии. На юге, вплоть до Биджапура, Индия теперь находилась под властью одного правителя, с которым португальцам пришлось установить modus vivendi. Португальцы быстро достигли взаимопонимания с императором Великих Моголов, и хотя Биджапур предпринял еще одно наступление на Гоа в 1578 г., Акбар уже обратил свое внимание на восток, присоединив Бенгалию в 1575 г. и Синд в 1591 г. Акбару было выгодно иметь в качестве союзников португальцев, чье серебро поступало в государственную казну через торговые порты северной Индии и чей флот предотвращал любое возрождение османской мощи в Индийском океане. В свете этих соображений изгнание португальцев не было бы выгодным.
   Западная Индия продолжала оставаться центром коммерческой деятельности Эстадо да Индия, а королевская монополия на перец оставалась главным смыслом существования всего предприятия. Перец закупали королевские агенты, работавшие в традиционных малабарских портах Кулам, Каннанур, Кранганор и Кочин, при этом значительные грузы теперь закупались и в портах Канары. Хотя такая диверсификация поставок позволяла Португалии покупать перец лучшего качества по более выгодным ценам, Корона по-прежнему сильно зависела от посредников, которые фактически осуществляли закупки у производителей. В их число входили частные португальские и лузо-индийские купцы, христиане Святого Фомы, местные индийские брокеры и правители прибрежных городов. Португальцы постоянно вели переговоры и пересматривали условия сделок с этими посредниками, дарили местным раджам подарки и искали способы оказать на них давление, в то же время сохраняя их дружбу. Эти отношения, распространявшиеся во внутренние районы Малабара, были частью сети коммерческой дипломатии, поддерживавшей формальную структуру Эстадо.
   Несмотря на все их усилия, закупки португальского перца страдали от определенных структурных недостатков. Факторам часто не хватало капитала, который позволил бы им закупать запасы до прибытия торговых кораблей, в результате чего им приходилось покупать перец низкого качества, в то время как укоренившаяся вера португальцев в то, что они могут использовать военные средства для принуждения к снижению цен, продолжала мешать их успеху на рынках. Чезаре Федеричи совершенно прямо говорит, что "перец, который поступает в Португалию, не так хорош, как тот, который везут в Мекку, потому что в прошлые времена чиновники короля Португалии заключили контракт с королем Кочина... на поставку перца, и по причине этого соглашения... цена не может ни повышаться, ни понижаться, а остается на очень низком уровне, и по этой причине тот перец, который мошенники привозят португальцам, - зеленый и полон грязи"68.
   Более того, из-за периодической нехватки звонкой монеты португальцы настаивали на том, чтобы часть своих платежей производить тканью или другими товарами. Португальские чиновники и даже священнослужители также занимались частной торговлей, платя сверх официальной цены за лучший перец, который затем нелегально экспортировали в Гуджарат и другие места 69.
   Однако к 1570 г. все королевское предприятие оказалось под угрозой не только из-за событий на Востоке, но и из-за неспособности Короны организовать европейскую часть операции. Импорт перца из Индии требовал крупных вложений капитала, который нужно было привлечь от итальянских, немецких, испанских и португальских банкиров, с которыми взамен расплачивались партиями перца. Закрытие антверпенской фактории в 1549 г. прервало не только продажу специй, но и привлечение капитала и покупку слитков. Более того, задолженность Короны росла, а кредиты становились все дороже, в то время как цена на перец падала из-за успешного возвращения Венеции на рынок 70. Уже в 1560-х гг. Корона искала какой-нибудь способ вовлечения частного капитала непосредственно в торговлю перцем, и в течение короткого периода частным торговцам разрешалось импортировать специи при условии их закупки у королевских агентов в Индии и уплаты таможенных сборов. В 1570 г. Корона также начала заключать контракты с частными купцами на поставку кораблей для ежегодной carreira da India.
   В 1575 г. Корона ввела новую систему финансирования своей монополии. Монополию на перец планировалось продать одному подрядчику, который отвечал за фрахтование судов, а также за продажу грузов в Европе. Факторы Короны по-прежнему контролировали закупку перца в Индии, а сама Корона получала большие "комиссионные" за специи, импортированные подрядчиками. Первым подрядчиком был Конрад Ротт, который сформировал консорциум, включавший Вельзеров, но важно было то, что ни один из крупнейших европейских банковских домов не возглавил этот консорциум, который был отдан сравнительно неизвестному и недостаточно обеспеченному немцу. Контракт Ротта также предусматривал предоставление крупных займов дону Себастьяну, который планировал вторжение в Марокко 71. С некоторыми вариациями эта система сохранялась до конца века, но условия были настолько плохими, что последующие подрядчики были в основном мелкими финансистами, которые занимались безрассудными спекуляциями. Хотя они продавали доли по своему контракту крупным финансовым домам, таким как Вельзеры и Фуггеры, они сами несли основной риск и часто заканчивали тем, что становились неплатежеспособными. Португальская Корона, со своей стороны, предпочла преимущества денежного потока долгосрочной прибыли.
   В других частях Эстадо да Индия проявлялось такое же предпочтение немедленных и краткосрочных выгод, поскольку королевские монополии продавались одна за другой подрядчикам, которые покупали отдельные рейсы, или капитанам, которые пользовались монополиями Короны наряду со своими военными обязанностями в течение трех лет своего командования. Это был откат назад к очень примитивной форме капитализма, которая характеризовала португальскую экспансию в XV в. и никоим образом не соответствовала развитию акционерного капитализма, который имел место в Северной Европе в то время.
  
   Малакка
  
   Малакка была резиденцией епископа, имела собственный муниципальный совет и обычно считалась вторым по значению городом Эстадо да Индия. Она сохраняла в этот период доминирующее положение между Индией, индонезийскими островами и Дальним Востоком. Город был основным перевалочным пунктом, откуда купцы перераспределяли первичную продукцию из регионов, где произрастали пряности, и готовые ткани из Гуджарата и Короманделя. При португальцах он также стал таможенным постом. Подобно средневековому барону-разбойнику, взимающему пошлину из своего замка за провозимые товары, португальский капитан из своей крепости в Малакке облагал налогом корабли, проходящие через пролив. Первоначально Малакка рассматривалась как один из главных пунктов, откуда будет осуществляться монополия Короны на пряности, но к 1550-м гг. Корона признала тот факт, что она не может управлять централизованной бюрократией на другом конце света, и начала процесс "приватизации", продавая свои "рейсы" или сдавая в аренду секторы своей монополии частным лицам или капитанам крепостей за авансовый платеж. Как только эта система была введена в действие, она была захвачена капитанами Малакки, которые имели в своем распоряжении военную силу, позволявшую направлять ресурсы государства прямо в свои карманы.
   Монополия Короны на торговлю между Малаккой и портами Восточной Азии теперь либо напрямую использовалась капитаном в качестве основного партнера в коммерческом синдикате, либо продавалась одному из клиентов капитана. Португальское правление в Малакке, как и в других крупных капитанствах, превратилось, выражаясь языком XXI в., в "клептократию", при которой правящая элита систематически перенаправляла ресурсы государства в свои карманы и без разбора обогащалась за счет касадуш, Короны и местного населения 72. Одним из методов вымогательства было требование ко всем торговцам, прибывающим в Малакку, продавать свои грузы пряностей капитанам за половину рыночной цены. Флорентийский купец Карлетти писал:
   "Как только капитан заключает эту сделку, он возвращается, чтобы продать португальским купцам по более высокой цене все купленные им пряности, взяв взамен те хлопчатобумажные ткани, которые эти купцы привозят сюда из Индии... и таким образом он получает прибыль от семидесяти до восьмидесяти процентов... так что без всякого капитала и без какого бы то ни было риска, но за счет чужих товаров, покупая на море и продавая на суше, он получает всю вышеупомянутую прибыль сразу, не вкладывая в эту торговлю ничего, кроме слов"73.
   Неудивительно, что, по словам Диогу ду Коуту, капитаны Малакки регулярно покидали свои посты с баснословными состояниями, которые могли достигать 36 000 крузадо и более 74.
   Однако существовали некоторые ограничения на такое поведение. Срок полномочий капитана длился всего три года, после чего теоретически он мог быть привлечен к ответственности за свои проступки, и получение новой должности зависело от благосклонности короля. Однако более эффективным было сопротивление касадуш, поскольку в конечном итоге капитаны зависели от местных португальцев в отношении защиты города в случае серьезного нападения. Касадуш постоянно выступали против капитанов и время от времени добивались поддержки Гоа в своих усилиях ограничить его контроль над их торговлей. В конечном итоге им удалось отстоять свою самую важную привилегию - не платить экспортные пошлины 75.
   Еще более эффективное сдерживание оказывали местные правители. В 1560-х и 1570-х гг. торговле Малакки и ее способности взимать пошлины с судов в проливах серьезно угрожал суматранский султанат Аче, который контролировал важные порты Педир и Пасай и сделал Перак и Джохор на Малайзийском полуострове своими данниками. Аче приобрел союзников и торговых партнеров по всей морской Азии и получил военную поддержку от различных индийских государств, Османской империи и мусульманских правителей на Молуккских островах. В 1567 г. в обмен на щедрые подарки, отправленные османскому султану, Аче получил турецкую военную помощь и в 1568 г. почувствовал себя достаточно сильным, чтобы напасть на Малакку. Город выстоял и отразил еще три попытки его захвата в 1573, 1575 и 1582 гг.76 Ответом португальцев на эти угрозы было планирование завоевания не только Аче, но и всей Суматры, и именно с учетом этого капитанство Малакки было ненадолго отделено от Гоа в 1571 г. и стала независимым губернаторством 77. Португальцы рассматривали Аче не только как мощного коммерческого и военного соперника, но и как идеологического оппонента, способного сплотить мусульманскую оппозицию Португалии и ее притязаниям 78.
   Рост значения Джохора в торговле Индонезии за счет Малакки опирался на хорошие отношения, которые султан поддерживал с единоверцами на островах. Капитаны Малакки оказались перед выбором: либо попытаться вернуть себе господство, используя старую португальскую тактику военной силы, либо договориться с султаном о какой-то сделке, отражающей их взаимные торговые интересы. В течение нескольких лет Джохор и капитаны Малакки поддерживали мирное соглашение, по которому капитаны могли покупать для перепродажи специи, которые первоначально поступали в Джохор, но в 1586 г. по приказу Гоа этот период мирного сосуществования закончился и последовали два года войны, во время которой Малакка снова была осаждена. В конце концов португальцы захватили Джохор и разрушили город в 1587 г.79 Положение Малакки также подвергалось опасности из-за ее зависимости от Пегу, королевства, с которым она имела давний союз и от которого зависела в поставке продовольствия и древесины. Пегу находился в упадке, и попытки португальцев поддержать его лишь привели к появлению новых врагов в регионе 80. До конца столетия Аче и Малакка противостояли друг другу на разных берегах проливов, не имея возможности уничтожить друг друга посредством военного завоевания, но каждый из них представлял собой конкурирующие торговые сети и вооруженные союзы 81.
   Несмотря на частые войны с Джохором и Аче и недобросовестные действия капитанов, таможенные поступления Малакки выросли на треть в период с 1574 по 1586 год, а затем оставались стабильными в течение следующих двадцати лет. Объяснение этому заключается в том, что Малакка получила огромную выгоду от быстрого роста торговли между Японией и Китаем, поскольку японские рейсы начинались в Малакке, а обратный путь проходил через Малакку по пути из Гоа. Более того, торговля между Малаккой и портами Короманделя также сохраняла свой объем до окончательного захвата города голландцами в 1641 г.82
  
   Бразилия
  
   Политика территориальной экспансии, которая принесла лишь неоднозначные результаты в Африке, оказалась более успешной в Бразилии. Новые королевские губернаторы, тесно связанные с миссиями иезуитов, наконец-то выработали ряд политических мер, направленных на решение некоторых фундаментальных проблем бразильских прибрежных капитанов. После изгнания французов из Рио в 1560 г. основная внешняя угроза для Бразилии была устранена. Губернатор Мем де Са и иезуиты теперь вступили в период тесного сотрудничества, и политика, отстаиваемая Обществом, господствовала в Бразилии, как это уже было в Японии и, как надеялись, будет в Эфиопии и Восточной Африке. Под твердым руководством Мануэля де Нобреги иезуиты в Бразилии заложили интеллектуальные и организационные основы успешной миссии, как это сделал для них Алессандро Валиньяно в Японии, когда он стал визитатором на Дальнем Востоке. Нобрега не верил, как утверждал Бартоломе де Лас Касас, что американские индейцы по своей природе добры и невинны. Он осуждал их грехи и практику каннибализма, хотя и утверждал, что поселенцы поощряли это для разжигания межплеменных войн, а тот факт, что первый епископ Бразилии Педро де Сардинья был убит и съеден индейцами, вероятно, являлся наказанием за пренебрежение своим долгом 83. Вместо этого Нобрега считал, что обращение индейцев никогда не будет достигнуто, пока они не будут расселены в деревнях под надзором иезуитов. При поддержке Короны и губернатора он инициировал политику создания aldeias (деревень) вблизи португальских поселений. Для успеха этой политики было важно запретить колонистам доступ в индейские деревни и защитить их от набегов за рабами. Таким образом Нобрега надеялся добиться обращения индейцев в христианство и в то же время положить конец постоянному насилию между поселенцами, ищущими рабов, и индейцами, совершающими набеги на поселения в поисках еды или скота. Планы Нобреги также предусматривали, что алдеи будут снабжать португальские поселения продовольствием и даже предоставлять в распоряжение колонистов индейскую рабочую силу на условиях, контролируемых иезуитами. Поначалу эта политика принесла заметный успех, и бразильские поселения начали демонстрировать первые значительные признаки роста.
   Хотя все первоначальные бразильские поселения были созданы вдоль побережья, а вокруг наиболее важных якорных стоянок выросли небольшие укрепленные города, сходство между Атлантической империей и Эстадо да Индия было чисто поверхностным. Португальские поселенцы на бразильском побережье не зависели от торговли, как их коллеги в Индийском океане и даже в Западной Африке. Португальская Бразилия также не была основана на получении дани из индейских деревень или на добыче драгоценных металлов, как кастильские поселения в Мексике и Перу. Вместо этого Бразилия начала развивать экономику плантационного типа. Сахар - культура, который побудила португальцев и генуэзцев колонизировать атлантические архипелаги, была завезена в Бразилию в 1530-х гг., но производство не распространилось очень далеко, поскольку поселения были настолько небезопасными, а рабочую силу так трудно найти. Однако после того, как иезуиты начали создавать индейские деревни, выращивание сахара постепенно распространилось вдоль северного побережья. Проблемы, с которыми столкнулись производители, теперь заключались не столько в отсутствии безопасности, сколько в нехватке рабочей силы. Чернокожих рабов ввозили из Кабо-Верде или из Конго, но они стоили дорого, поскольку бразильские плантаторы конкурировали с испанскими поселениями в Новом Свете, которые также покупали рабов у португальских подрядчиков. Труд индейцев все еще казался дешевой и простой альтернативой, и поселенцы начали оказывать давление на губернаторов, чтобы те разрешили ограниченное порабощение индейцев.
   Эксперимент с индейскими деревнями, управляемыми иезуитами, к этому времени потерпел неудачу. Индейское население Бразилии, рассеянное и полукочевое, не пострадало от демографической катастрофы, постигшей араваков Карибских островов и индейцев Мексики и Перу во времена их первой встречи с европейцами. Эпидемии просто не могли распространяться среди рассредоточенного на большом пространстве населения так, как это произошло в густонаселенных районах, колонизированных испанцами. Однако ситуация изменилась после того, как индейцы расселились по деревням. В начале 1550-х гг. индейские общины начали опустошать вспышки дизентерии и гриппа, за которыми последовали чума и оспа, так что к 1565 г. большинство деревень было закрыто, и иезуитам пришлось заново отстраивать все свое предприятие 84. Именно в этой ситуации Мема де Са убедили разрешить порабощение индейцев при определенных условиях - что порабощать можно было только тех индейцев, которые сопротивлялись обращению в христианство, предавались каннибализму или вели войну с португальцами. Экспедиции за рабами теперь стали обычным явлением в приграничных регионах, особенно в южной капитании Сан-Висенте, где климат делал невозможным выращивание сахара, а работорговля рассматривалась как привлекательное альтернативное занятие. Еще в 1580-х гг. рабы-индейцы все еще составляли две трети рабочей силы на северных сахарных плантациях 85.
   Реакция иезуитов заключалась в попытке вернуть себе инициативу и отстоять свое право на исключительные миссионерские зоны. И кастильцам, и португальцам пришлось столкнуться с проблемой границы. Полукочевых индейцев Чили, северной Мексики и Бразилии невозможно было покорить так, как это удалось с ацтеками. Они совершали набеги на колониальные поселения и сделали защиту границы сложной и дорогостоящей. Предоставление концессий на создание миссионерских резерваций казалось не только наиболее успешным способом установления мира, но и представляло собой пограничную политику, которая была дешевой и почти не требовала ресурсов правительства. По прибытии в Бразилию Нобрега написал провинциалу в Лиссабон: "Эта земля - наше предприятие, как и [земли] всех остальных язычников мира". Как отмечал Томас Коэн, для иезуитов было характерно то, что Нобрега "не проводил различия между землями Нового Света и населявшими их нехристианами", и, всегда помня о ценности недвижимости, Общество начало вести переговоры о контроле над обширными участками приграничных земель 86. К началу XVII в. иезуиты управляли огромными концессиями в Амазонии и в бассейне Рио-де-ла-Плата.
   Соперничество между иезуитами и бразильскими поселенцами является захватывающим, поскольку его можно представить самыми разными способами. Иезуитов можно рассматривать как представителей просвещенной политики в отношении индейцев, политики, полностью расходящейся с практикой геноцида, характерной для ранних испанских поселений; их можно рассматривать как агентов королевской власти в то время, когда абсолютистские монархи в Европе стремились навязать свою волю феодалам и автономным городам; их даже можно рассматривать как пример победы организованного капитала над мелкими фермерами и землевладельцами, поскольку Общество было на пути к тому, чтобы стать крупнейшей бизнес-корпорацией в португальском мире. Величайшая сила иезуитов заключалась в их способности влиять на политику в Европе посредством их сети придворных духовников и дипломатов. Бразильские плантаторы не имели такого влияния ни в Риме, ни в Лиссабоне 87.
   В Бразилии, как и в Мексике и Перу, церковь, поселенцы (владельцы плантаций или энкомендеро) и Корона вели трехстороннюю борьбу, формируя и реформируя выгодные союзы, облекая свои интересы в теологические или юридические формулировки, апеллируя к Мадриду, Лиссабону или Риму, вооружая своих сторонников на месте и стремясь закрепить за собой долю сокращающегося индейского населения и постепенно растущего богатства плантационной экономики. Краски, в которых проявлялась борьба, менялись с течением времени, но вполне реально наблюдать, как в Бразилии, так и в Испанской Америке, безжалостную борьбу за контроль над самым ценным ресурсом земли - индейской рабочей силой.
  
   Наследство Филиппа
  
   Когда Филипп Испанский унаследовал трон Португалии после смерти кардинала Энрике, он приобрел всемирную империю с огромным потенциальным богатством. Его фактическая монополия на торговлю перцем между Индией и Европой и на торговлю серебром и шелком между Китаем и Японией сама по себе должна была сделать его одним из богатейших правителей своего времени. Но, помимо этого, торговые сети португальцев распространялись практически на каждый морской порт между Мозамбиком и Макао, а система союзов сделала половину властителей Востока союзниками Португалии. Империю скрепляла структура морской мощи, которая располагала верфями и арсеналами по всему миру и которая все еще позволяла португальцам контролировать западную часть Индийского океана. В Атлантике империя, основанная на островных поселениях, расширяющихся завоеваниях на материке и обширной торговле золотом и рабами с африканским континентом, казалось, могла соперничать с собственными атлантическими владениями Кастилии.
   Самым примечательным из всего было всемирное португальское сообщество, первая крупная диаспора современности, которая отправляла поселенцев, религиозных беженцев, солдат и торговцев для заселения островов, а оттуда для исследования Африки и Америки, и для создания независимых португальских общин вокруг Бенгальского залива и на всех индонезийских островах. Масштабы и характер этой диаспоры не имели прецедентов, не были полностью поняты современниками и вскоре должны были создать непреодолимые проблемы для Иберийской Короны.
  
   Примечания
   1 Обсуждается в Paulo Jorge de Sousa Pinto, Portugueses e Malaios: Malaca e os sultanatos de Johor e Ach"m 1575-1619 (Commiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Lisbon, 1997), pp. 85-7.
   2 Macedo, Dami"o de G"is et Phistoriographie portugaise, pp. 45-53.
   3 Фактические данные за десятилетие 1551-1560 гг. показывают, что из Лиссабона вышло пятьдесят восемь кораблей общим тоннажем 39 600 тонн, в среднем 683 тонны на судно. В Лиссабон вернулись тридцать пять кораблей водоизмещением 25 750 тонн, в среднем 736 тонн на судно. Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', p. 22.
   4 Описание португальской коммерческой "системы" см. в книге Pearson, Merchants and Rulers in Gujerat, глава под названием `The Portuguese'. См.также Panikkar, Malabar and the Portuguese, pp. 110-17.
   5`Carta de Sim"o Botelho para D.Jo"o III, Ba"aim 30 de novembro de 1547', in Justino Mendes de Almeida, ed., Textos sobre o Estado da "ndia, (Alfa, Lisbon, 1989), p. 30.
   6 Обсуждение отчета Сиди Али о его экспедиции 1554 г. см. Palmira Brummett, `What Sidi Ali Saw: the Ottomans and the Portuguese in India, 1554-1556', Portuguese Studies Review, 9 (2001), pp. 232-53.
   7 Отчет об этих событиях из турецких источников см. в Dames, `The Portuguese and Turks in the Indian Ocean in the Sixteenth Century'.
   8 Parker, `The Artillery Fortress as an Engine of European Overseas Expansion', p. 200.
   9 Burnell and Tiele, The Voyage of John Huyghen van Linschoten, vol. 1, p. 47.
   10 Cesare Federici, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchant of Venice into the East India, and beyond the Indies, trans. Thomas Hickocke, in Richard Hakluyt, The Principal Navigations, Voyages and Traffiques & Discoveries of the English Nation, 7 vols (Everymans Library, Dent, London, 1907), vol. 1, p. 204.
   11 `Or"amento do Estado da India, 1574', in Godinho, Les finances de l'"tat portugais des Indes Orientales (1517-1635), pp. 157-348. Этот or"amento (бюджет) был составлен Антониу де Абреу Мергульяном, который отвечал за более ранний бюджет, составленный в 1571 г., в котором были такие же оценки для Ормуза. См. Artur Teodoro de Matos, ed., O estado do Estado da India (Comissao Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugals, Лиссабон, 1999).
   12 A.de S.S.Costa Lobo, ed., Mem"rias de um soldado da "ndia, (Impresna Nacional/Casa da Moeda, Lisbon, 1877), p. 123.
   13 This point has been emphasised by Francisco Bethencourt.
   14 Federici, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchcmt of Venice into the East India, and beyond the Indies, p. 205.
   15 Anthony Disney, `The Portuguese Empire in India c. 1550-1650', in John Correia-Afonso, ed., Indo-Portuguese History: Sources and Problems (Oxford University Press, Bombay, 1981), pp. 148-62.
   16 Ernst van Veen, Decay or Defeat? (University of Leiden, Leiden, 2000), p. 257; Le"o, A Prov"ncia do Norte do Estado da India.
   17 Federici, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchant of Venice into the East India, and beyond the Indies, p. 224.
   18 Boxer, The Christian Century in Japan, p. 110.
   19 Federici, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchant of Venice into the East India, and beyond the Indies, p. 231.
   20 Federici, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchant of Venice into the East India, and beyond the Indies, pp. 240-3.
   21 Coleridge, The Life and Letters of St Francis Xavier, vol. 2, pp. 271-2.
   22 G.B.Souza, The Survival of Empire (Cambridge University Press, Cambridge, 1986), pp. 25-7.
   23 Souza, The Survival of Empire, p. 48.
   24 Anon, Viagem de Lisboa a Ilha de S.Tom", pp. 51, 54.
   25 Garfield, A History of S"o Tom" Island, p. 72.
   26 Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileiro 1500-1620, pp. 234-5.
   27 Joaquim Romero Magalh"es and Susanna Munch Miranda, `Tom" de Sousa e a institui""o do governo geral (l549)', Mare Liberum, 17 (1999), p. 7.
   28 Romero Magalh"es and Miranda, `Tom" de Sousa e a institui""o do governo geral (1549)', p. 8.
   29 [Fern"o de Cardim], `Articles touching the dutie of the Kings Majestie our Lord, and to the common good of all the Estate of Brasill', in Samuel Purchas, ed., Purchas His Pilgrimes (MacLehose, Glasgow, 1906), vol. 16, pp. 503-17.
   30 A.J.R.Russell-Wood, Fidalgos and Philanthropists (Macmillan, London, 1968), p. 47.
   31 Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileiro 1500-1620, p. 237; Hemming, Red Gold, pp. 147-9.
   32 Первое упоминание о серебряных рудниках Камбамбе содержится в письме отца Франсиско Гувеи SJ, датированном 1563 годом. См. Birmingham, Trade and Conflict in Angola, p. 44.
   33 Birmingham, Trade and Conflict in Angola, pp. 35-41.
   34 For Silveira's mission see Bertha Leite, D.Gon"alo da Silveira (Ag"ncia Geral das Col"nias, Lisbon, 1946) and the Jesuit letters published in Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugueses em Mo"ambique e na "frica Central, vol. 6.
   34 О миссии Сильвейры см. Bertha Leite, D.Gon"alo da Silveira (Ag"ncia Geral das Col"nias, Lisbon, 1946) и письма иезуитов, опубликованные в Silva Rego and Baxter, Documentos sobre os Portugals em Mo"ambique e na "frica Central, vol. 6.
   35 Отчеты об экспедиции Баррето см. в Jo"o C. Reis, A empresa, da conquista do senhorio do Monomotapa (Heuris, Lisbon, 1984), где публикуются основные источники, и в Axelson, Portuguese in South-East Africa, 1488-1600.
   36 Хотя существует только один современный источник, описывающий вторжения джага, выяснение того, кем были джага и почему они мигрировали, стало второстепенным кустарным промыслом. Оригинальный отчет о вторжениях содержится в книге Filippo Pigafetta, A Report of the Kingdom of Congo and of the Surrounding Countries, ed. M.Hutchinson (Murray, London, 1881), pp. 96-8; см. также Birmingham, Trade and Conflict in Angola, pp. 42-3; Hilton, The Kingdom of Kongo, pp. 69-71.
   37 Pigafetta, A Report of the Kingdom of Congo and of the Surrounding Countries, p. 99.
   38 Pigafetta, A Report of the Kingdom of Congo and of the Surrounding Countries, p. 99.
   39 Hilton, Kingdom of Kongo, глава 4.
   40 Birmingham, Trade and Conflict in Angola, pp. 46-8. Текст хартии опубликован в Ant"nio Br"sio, Monumenta missionaria africana (Ag"ncia Geral do Ultramar, Lisbon, 1952), vol. 3, pp. 36-51.
   41 `Account of the Journey made by the Fathers of the Company of Jesus with Francisco Barreto in the Conquest of Monomotapa in the Year 1569', in G.M.Theal, ed., Records of South-Eastern Africa, 9 vols (Cape Town, 1898-1903; reprinted Struik, Cape Town, 1964), vol. 3, pp. 157-253.
   42 Newitt, History of Mozambique, pp. 56-8.
   43 Birmingham, Trade and Conflict in Angola, pp. 48-52.
   44 J.R.C.Martyn, The Siege of Mazag"o (Peter Lang, New York, 1994).
   45 Cook, The Hundred Years War for Morocco, p. 247; M.E.Brooks, A King for Portugal (University of Wisconsin Press, Madison, 1964), pp. 12-20.
   46 J.H.Saraiva, Hist"ria concisa de Portugal, 19th edition (Europa-America, Lisbon, 1998), pp. 173-4.
   47 Я благодарен Шихану де Сильва Джаясурья за эту подробность.
   48 О португальских нау и причинах их утраты см. C.R.Boxer `Introduction: The Carreira da India,' in The Tragic History of the Sea (Hakluyt Society, London, 1953) и статью того же автора `Admiral Jo"o Pereira Corte-Real and the Construction of Portuguese East Indiamen in the Early Seventeenth Century', Mariner's Mirror, 26 (1940), pp. 338-406.
   49 C.R.Boxer and Carlos de Azevedo, Fort Jesus and the Portuguese in Mombasa (Hollis and Carter, London, 1960).
   50 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 82-3.
   51 Цит.по Jos" Alberto Rodrigues da Silva Tavim, `A Inquisi""o no Oriente (s"culo xvi e primeria metade do s"culo xvii) algumas perspectivas', Mare Liberum, 15 (1998), pp. 17-32.
   52 Alden, The Making of an Enterprise, pp. 50-1.
   53 См. комментарии по этому поводу Валиньяно и Фроиша, цитируемые в Boxer, The Christian Century in Japan, pp. 93-8.
   54 George Sansom, History of Japan, 3 vols (Cresset Press, London, 1958-64), vol. 2, pp. 291-4; Boxer, The Christian Century in Japan, pp. 56-72.
   55 Boxer, The Christian Century in Japan, p. 102.
   56 Boxer, The Christian Century in Japan, pp. 73, 78, 114.
   57 C.R.Boxer, `Some Aspects of Portuguese Influence in Japan 1542-1640', Transactions and Proceedings of the Japan Society of London, 33 (1936), pp. 13-64.
   58 C.R.Boxer, The Great Ship from Amacon: Annals of Macao and the Old Japan Trade, 1555-1640 (Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos, Lisbon, 1960).
   59 Boxer, The Great Ship from Amacon: Annals of Macao and the Old Japan Trade, 1555-1640, p. 13.
   60 Galv"o, A Treatise of the Moluccas, p. 307.
   61 Lobato, `The Moluccan Archipelago and Eastern Indonesia in the Second Half of the Sixteenth Century in the Light of Portuguese and Spanish accounts', pp. 40-8.
   62 Spate, The Spanish Lake: The Pacific since Magellan, pp. 104.
   63 Antonio de Morga, The Philippine Islands, Moluccas, Siam, Cambodia, Japan and China at the Close of the Sixteenth Century, ed. H.E.Stanley (Hakluyt Society, London, 1867), pp. 22-5.
   64 Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, pp. 286-90.
   65 Pearson, Coastal Western India, pp. 28, 76-7; Afzal Ahmad, Indo-Portuguese Trade in Seventeenth Century (1600-1663) (Gian Publishing House, New Delhi, 1991), p. 6.
   66 Federici, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchant of Venice into the East India, and beyond the Indies, p. 220.
   67 Panikkar, Malabar and the Portuguese, p. 133.
   68 Federici, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchant of Venice into the East India, and beyond the Indies, p. 221.
   69 Pearson, Coastal Western India, p. 29.
   70 Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1, pp. 128-34; F.Lane, `The Mediterranean Spice Trade: Its Revival in the Sixteenth Century', in Venice in History (Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1966), pp. 25-34.
   71 Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, p. 113; Lach, Asia in the Making of Europe, vol. 1, bk 1.
   72 Sousa Pinto, Portuguses e Malaios: Malaca, e os sultanatos de Johor e Ach"m 1575-1619, pp. 30-3.
   73 Francesco Carletti, My Voyage Round the World, ed. H.Weinstock (Methuen, London, 1965).
   74 Sousa Pinto, Portugueses e Maldaios: Malaca e os sultanatos de Johor eAch"m 1575-1619, p. 34.
   75 О финансовой и торговой ситуации в Малакке в это время см. Godinho, Les finances de l'"tat portugais des Indes Orientales (1517-1635), pp. 112-16.
   76 Villiers, `Aceh, Melaka and the Hystoria dos Cercos de Malaca of Jorge de Lemos', pp. 77-81.
   77 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 87-9.
   78 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 43-4.
   79 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 41-2.
   80 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 77-8.
   81 Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia pp. 134-5.
   82 Subrahmanyam, Com"rcio e conflito: a presen"a Portuguesa, no Golfo de Bengala 1500-1700, p. 56.
   83 Thomas Cohen, The Fire of Tongues: Ant"nio Vieira and the Missionary Church in Brazil and Portugal (Stanford University Press, Stanford, 1998), p. 45.
   84 Hemming, Red Gold, pp. 140-4.
   85 Thomas, The Slave Trade, p. 133.
   86 Cohen, The Fire of Tongues: Ant"nio Vieira and the Missionary Church in Brazil and Portugal, p. 14.
   87 Ограниченное обсуждение этого см. C.R.Boxer, Salvador da S" and the Struggle for Brazil and Angola 1602-1686 (Athlone Press, London, 1952), pp. 122-40.
  
   6
   Вызов и ответ
   Португальская империя, 1580-1620 гг.
  
   Португалия при Филиппе
  
   Филипп II Испанский был провозглашен королем Португалии (под именем Филиппа I) кортесами в Томаре в 1581 г. и постоянно жил в Португалии до 1583 г. Привилегии, которые он предоставил своим новым подданным, были настолько обширными и щедрыми, что мало кому было трудно принять кастильского короля, тогда как из заморских территорий только остров Терсейра на Азорских островах оказал ему какое-либо сопротивление. И у дворянства, и у городов были веские экономические причины приветствовать союз корон. Филипп предложил выкуп за членов виднейших дворянских семей, взятых в плен в Алькасар-эль-Кебире в 1578 г., но, помимо этого немедленного преимущества, дворянство рассчитывало на прибыльную работу во всемирных владениях Испании и вскоре было вознаграждено титулами, губернаторскими постами и командными должностями. Купечество и горожане стремились к расширению торговли с Кастилией и, в частности, надеялись получить доступ к американским рынкам через Севилью, удобно расположенную недалеко от португальской границы. Небольшая группа богатых банкиров, располагавших капиталом для инвестирования, и без того весьма интернациональная по своим взглядам, безусловно, приветствовала союз с Кастилией и вскоре установила прочные финансовые связи с Севильей. Народная неприязнь и недоверие к кастильцам, вспыхнувшие в порыве патриотизма в 1383-1385 гг., к 1580 г. в значительной степени утратили свою остроту. Из простого народа и низшего духовенства сравнительно немногие поддержали претендента Антониу, приора Крату, или кого-либо из лже-Себастьянов, которые начали появляться в 1590-х гг.1
   Поражение в Марокко и захват власти Испанией произошли в то время, когда Португалия была опустошена двумя вспышками чумы. В 1569 г. от peste grande (великой чумы (португ.)) в Лиссабоне погибло так много людей, что на улицах пришлось рыть братские могилы. Чума вернулась в 1579 г., когда в Лиссабоне погибло около 35 000 человек, что стало мрачной увертюрой победы армии Альбы, разграбления пригородов Лиссабона и испанской оккупации города в следующем году. Не может быть никаких сомнений в том, что эти катастрофы серьезно ослабили волю и способность горожан к сопротивлению 2.
   По соглашению, достигнутому с кортесами, Филипп гарантировал, что обе заморские империи останутся полностью раздельными, что кастильцы не будут назначаться на должности в Португалии (хотя португальцы смогут назначаться на должности в других владениях Филиппа) и что границы между Португалией и Кастилией будут открыты для торговли. Это было соглашение, очень благоприятное для интересов Португалии, но Португалия должна была получить дополнительные и неожиданные выгоды от правительства Филиппа. Тот факт, что личное правление монарха теперь было менее прямым, привел к укреплению коллективных институтов португальского государства и к предварительной модернизации его государственного аппарата. В центре правительства был создан Совет Португалии, а в 1591 г. "Concelho da Fazenda" (Казначейский совет) привел "Casa da India" и другие органы сбора доходов под единое управление 3. Кульминацией этих изменений должна была стать крупная реформа португальского правового кодекса с изданием "Ordena""es Filipinas" в 1606 г.
   Эти и другие административные реформы могли бы стать спасением Португалии. Можно себе представить, как кастильская бюрократия перестраивает архаичные португальские институты, реорганизует ее вооруженные силы в терции, заменяет нау сarreira da India галеонами, укомплектовывает империю обученными священнослужителями и юристами. Можно также представить, как впечатляющие государственные деятели, занимающие посты вице-королей, такие как Мендоса или Толедо, берут под свой контроль все более ветшающее Эстадо да Индия. Однако этого не произошло. Филипп настолько стремился обрести португальскую корону и получить доступ к порту Лиссабона, что на кортесах в Томаре согласился на ряд условий, которые в значительной степени изолировали Португалию от кастильцев. Португалия и ее империя должны были оставаться отдельными, чтобы прямое влияние Кастилии было сведено к минимуму.
   Растущая потребность Филиппа в деньгах для финансирования своих европейских войн также привела к более терпимому отношению к "новым христианам". Были проведены переговоры об амнистии и наложены ограничения на деятельность инквизиции, чтобы можно было распространить защиту на влиятельные семьи "новых христиан", такие как Хименес де Арагао, которые были одними из самых важных инвесторов в сarreira da India 4. Финансовые сети, базировавшиеся в Лиссабоне, Антверпене и Севилье, должны были иметь решающее значение как для Кастилии, так и для Португалии. После 1580 г. контракты на поставку рабов в Испанскую Америку регулярно предоставлялись португальским "новым христианам", в то время как частная торговля сarreira da India также находилась в основном в руках небольшой группы купеческих семей из числа "новых христиан"5. Уже к 1575 г. они начали инвестировать средства в asientos - контракты на поставку серебра испанским армиям в Нидерландах - и в течение следующих двух десятилетий они все в большей степени вовлекались в финансирование испанской Короны. Хотя это означало, что португальская новохристианская община теперь несла все большую долю риска, связанного с поддержкой европейских операций Филиппа, участие в asientos означало прямой доступ к запасам кастильского серебра, которое могло свободно течь в артерии португальской торговли 6. Несмотря на то, что экспорт серебра из Японии начал обеспечивать столь необходимый источник слитков, поиск дополнительных поставок серебра побудил Корону приступить к осуществлению своих амбициозных планов по завоеванию серебряных рудников, которые, как она предполагала, существовали в Восточной Африке и Анголе. Однако теперь серебро, добытое в Перу и Мексике, также стало доступным и позволило Португалии впервые с начала века преодолеть нехватку слитков и таким образом решить одну из главных проблем, ограничивавших процветание ее заморской империи.
   Союз с Испанией продолжал приносить пользу "новым христианам". В 1604-1605 гг. им удалось договориться об амнистии, согласно которой 6000 семей получили индульгенции в обмен на пожертвование в размере 1 860 000 дукатов 7. Затем в 1607 году испанская Корона снова объявила об отказе платить по своим долгам, что привело к банкротству многих генуэзских asientistas. Это предоставило дополнительную возможность португальским новым христианам, которые теперь присоединились к синдикатам asiento в качестве полноправных партнеров и на короткое время наслаждались беспрецедентной свободой не только инвестировать, но и путешествовать, куда пожелают. Союз Корон обещал дать беспрецедентный и совершенно неожиданный толчок росту португальской буржуазии.
   Распространение "новохристианских" банковских сетей от Пиренейского полуострова и Нидерландов до Америки и крупных центров восточной торговли, таких как Гоа и Малакка, следует рассматривать как одно из главных последствий союза Корон. Улучшение финансовых механизмов, которое произошло в результате этого, означало, что Эстадо да Индия смогло не только отразить первоначальный вызов, брошенный ему голландцами и англичанами, но и достичь ранее недостижимого уровня коммерческой деятельности. В то же время Филипп находил способы обойти соглашение в Томаре, в котором говорилось, что обе империи должны оставаться полностью отдельными, и мог получать прямую прибыль от своего нового королевства путем выпуска juros (облигаций), обеспеченных индийскими таможенными пошлинами 8. В результате казначейство Португалии пострадало от девальвации, инфляции и частых государственных банкротств, которые усугубляли финансовые дела Кастилии.
   Союз принес с собой некоторые серьезные недостатки. Португалия, которая мудро сохраняла нейтралитет в европейских делах в течение ста лет, теперь была втянута в масштабные европейские амбиции Филиппа и была вынуждена все чаще выбирать между экономикой, связанной с Нидерландами, Германией и странами Балтии, и экономикой, связанной с Кастилией и Южной Америкой. Филипп и его советники всегда понимали, что контроль над портом Лиссабона значительно укрепит стратегическое положение Кастилии в Северной Европе, и во время его пребывания в Лиссабоне была начата разработка планов великого проекта вторжения в Англию. По мере того, как эти планы созревали, Лиссабон стал играть центральную роль в стратегическом мышлении Филиппа, и именно в Лиссабоне в 1588 г. собралась великая армада. Тридцать два португальских корабля (включая двенадцать галеонов) отплыли в составе злополучной экспедиции Медина-Сидонии. В 1589 г. Португалия подверглась вторжению, а Лиссабон был осажден английской армией, которая с опозданием поддерживала уже проигранное дело дона Антониу. Англичане потерпели поражение, но нападения на португальские корабли и поселения только начались. Впервые со времен Столетней войны в XIV в. Португалия была втянута в общеевропейский конфликт и должна была оценить мудрость королей Ависской династии, которые, каким бы безумствам они ни предавались, держались подальше от европейских проблем.
  
   Пиратство и разрушение островной экономики
  
   К 1580 г. политика, проводимая Филиппом в Северной Европе, привела не только к фактической независимости северных Нидерландов, но и к открытой враждебности с Англией и Францией. Обнаружив, что они неспособны победить испанскую армию или прервать поток людей и снаряжения по "Испанской дороге" из Италии на поля сражений в Северной Европе, морские страны атаковали более слабые цели, предлагаемые иберийскими прибрежными городами и судоходством. Американские поселения Кастилии уже показали свою чрезвычайную уязвимость. Французские пираты разграбили Кубу и Эспаньолу в 1550-х гг., в последние годы Итальянских войн, а английские пираты последовали за Хокинсом и Дрейком в Западную Африку и Карибский бассейн. Кульминацией подвигов Дрейка стал его эпический пиратский рейд на тихоокеанское побережье Перу во время его кругосветного путешествия между 1577 и 1580 гг. Эти набеги убедили кастильцев серьезно отнестись к защите своей империи. Под стратегическим влиянием Менендеса де Авилеса вооруженные военные корабли охотились на пиратов в Карибском море, в то время как американское серебро перевозилось на быстроходных, тяжеловооруженных галеонах, плававших в составе конвоев. Тем временем испанские поселенцы эвакуировали большую часть прибрежных районов Центральной Америки, за исключением хорошо защищенных портов Картахены, Гаваны и Номбре-де-Дьос. К 1580 г. пиратских успехов против испанцев становилось все меньше, и разгром французской экспедиции, отправленной на Азорские острова в поддержку дона Антониу в 1583 г., и захват флагманского корабля Гренвилля "Месть" в 1591 г. показали растущую эффективность морской обороны Испании.
   Однако Португалия все еще оставалась уязвимой. Как ни примечательно, до 1580 г. европейские соперники почти не беспокоили разрозненные заморские португальские поселения. Правда, французы пытались торговать на побережье Бразилии, но их удалось изгнать, а набеги на португальские корабли в Ла-Манше практически прекратились после закрытия антверпенской фактории в 1549 г. Теперь все должно было измениться, и пиратство должно было стать на данное время для португальцев самой серьезной проблемой. Португальская экспансия была прежде всего морской. Вдоль африканского побережья протянулась цепочка торговых постов, по большей части лишенных какой-либо защиты. На островах Атлантического океана поселения были построены недалеко от побережья, и такие города, как Фуншал на Мадейре и Рибейра-Гранде на Кабо-Верде, были полностью открыты со стороны моря. На Сан-Томе нападению подвергся не только город, но и сахарные плантации, расположенные на пологом склоне на севере острова, в пределах легкой досягаемости морских разбойников. Небольшие торговые суда, а также большие нау, направлявшиеся в Индию, курсировали по сети маршрутов между островами и материковой частью Африки, и португальская торговля зависела от островных портов, которые снабжали корабли свежими продуктами и водой, экспортировали сахар, золото, вино и пшеницу обратно в Португалию и торговали на местном уровне тканью, медью, бусами, солью, лошадьми, рабами, орхиллой и многими другими товарами.
   По большей части эта обширная морская империя была незащищена или защищалась лишь самым элементарным образом - исключение составлял великий форт Эльмина, построенный в 1480-х гг. Мало того, что укреплений было мало, так еще не было системы охранных кораблей, конвоев, гарнизонов, а местные ополчения были плохо вооружены и обучены.
   По мере того как война между Испанией и североевропейскими государствами обострялась, пираты, деятельность которых теперь часто узаконивалась получением патентов от одной или другой из воюющих сторон, начали охотиться на легкие цели, предлагаемые португальцами. Мануэль де Андрада Кастеллобранко в письме Филиппу в 1590 г. объяснял, как французские "лютеране из Ла-Рошели, Бордо, Гавра-де-Грас и всей Бретани, а также другие пираты из провинции Галлии, и ее судоходные флоты входят в порт и заходят сюда [Безегиш], и никто их не останавливает. Они увозят во Францию много золота, амбры, слоновой кости, шкур и различных видов ценного мускуса в больших количествах. Они оставляют после себя иалофосам [волофам], приверженцам секты Магомета, множество орудий войны". Затем он рассказал, как одни пираты совершили набег на побережье Венесуэлы, в то время как "другие снова повернули на юг, чтобы разграбить все побережье Гвинеи, то есть они разграбили Casa de Contratacion Вашего Величества, расположенный на Рио-де-Санто-Доминго [Кашеу], и ограбили даже сам Рио-Гранде... и проследовали вдоль всего побережья Мины"9.
   Тем временем английские и голландские корабли атаковали Мадейру и Кабо-Верде и неоднократно грабили Рибейру-Гранде, пока город не пришлось оставить, а поселенцы не отступили вглубь страны. Английские корсары высаживались на южном побережье Португалии, атаковали в основном беззащитные города и поджидали нау, возвращающиеся из Индии. Захват Рэли "Мадре де Деус" в 1591 г. до сих пор вспоминают как одно из легендарных достижений английских корсаров из Девона. В 1597 г. голландцы напали на Азорские острова, а два года спустя - на Сан-Томе. Налетчики также появлялись на побережьях Бразилии, напав на Баию в 1595 г. и на Рио в 1599 г.10 Как будто этих набегов было недостаточно, к ним присоединились марокканцы, совершившие мавританский набег на Порту-Санту в 1617 г., увезя с собой 900 человек с целью получения выкупа или для продажи в рабство 11.
   Правительство Филиппа в Португалии отреагировало единственным возможным способом и начало масштабную программу береговой обороны. Для защиты каждого прибрежного города и якорной стоянки в Португалии были построены крепости, укомплектованные профессиональными солдатами и снабженные артиллерией. В некоторых, таких как Лагуш, великие дни которого остались позади, а в данное время представлявшего собой всего лишь небольшой рыбацкий порт, форт был настолько мал, что едва превышал огневую точку; другие, такие как Сетубал, были оснащены массивными неприступными укреплениями, спроектированными в соответствии с последними достижениями военной архитектуры. Первый форт на побережье Верхней Гвинеи был построен в 1588 г. в Кашеу на Рио-Сан-Доминго, где, как сообщалось, было "50 cazas de branqos"12. Форты были также построены для охраны якорных стоянок на Мадейре, Сан-Томе, Рибейра-Гранди в Кабо-Верде и в поистине массовом масштабе в Ангре на Терсейре, где испанский "серебряный флот" обычно стоял на якоре в ожидании эскортного флота, который Филипп II создал в 1591 г. для патрулирования между Лиссабоном и Азорскими островами, оплаченного правительством за счет 3-процентного налога на товары, и где в 1599 г. собралась армада Филиппа III для вторжения в Ирландию 13.
   Эта программа была чрезвычайно дорогостоящей и она была реализована слишком поздно, чтобы спасти экономику островов. В середине XVI в. население Азорских островов и Мадейры достигло 50 000 человек, что отражало процветающую экономику, основанную на производстве вина, сахара и пшеницы, а также на продаже продовольствия судам, осуществлявшим международные перевозки. К концу столетия опустошения, причиненные пиратами, привели их в плачевное состояние. Население стало сокращаться, островитяне начали эмигрировать, фермы были заброшены, а плантации пришли в упадок. Наиболее серьезно пострадали Кабо-Верде и Сан-Томе. Жители островов Зеленого Мыса, борясь с враждебным климатом, так и не оправились от нападений пиратов, и острова погрузились в безвестность и нищету, служа в течение следующих двух столетий лишь бараком для рабов, ожидающих отправки в Америку.
   Богатство плантаций Сан-Томе уже начало сокращаться. В 1570 г. остров был на пике своего процветания. Затем последовала череда катастроф. Сахарные плантации были разграблены, а город сожжен анголарами (свободным населением, проживавшим на юге острова) в 1574 г., а в 1585 г. город был сожжен во второй раз. В 1595 г. вспыхнуло крупное восстание рабов, которое поставило под угрозу само выживание португальского поселения, прежде чем его удалось подавить. Плодородие истощенных сахаропроизводящих земель в любом случае снижалось, и плантаторы искали новые возможности в другом месте. Когда в 1599 г. на Сан-Томе напали голландцы, они обнаружили, что остров уже частично опустел - плантаторы уже уехали, перебравшись в Бразилию, чтобы заложить новые плантации в Реконкаво 14. То, что Португалия вообще сохранила острова, вероятно, связано с тем, что они были настолько основательно разграблены, что перестали представлять собой заманчивую цель для французов, англичан и голландцев, которые теперь снова обратили свое внимание на Западную Африку, Карибский бассейн и Америку.
   Хотя замок Эльмина оставался похожим на гранитный утес в штормовом море, португальская торговля в регионе Гвинеи была быстро подорвана прибытием голландцев. Форт Нассау был построен как база голландской торговли в 1612 г., а к 1621 г. сорок голландских кораблей в год торговали на побережье, перехватив большую часть торговли золотом у португальцев 15.
  
   Ангола, Бразилия и развитие сахарного и рабовладельческого комплекса
  
   В 1580 г. обширная континентальная часть Бразилии все еще была почти полностью неосвоенной. Французы были изгнаны, была установлена королевская администрация, а иезуитские aldeias и оспа, в совокупности, устранили большую часть индейской угрозы для небольших прибрежных городов. Однако Бразилия оставалась бедной и, если верить местным иезуитам, являлась рассадником всякого рода безнравственности и религиозного инакомыслия. Сорок лет спустя Бразилия стала, пожалуй, самым процветающим из всех европейских поселений в Америке. Объяснением этой драматической перемены стал сахар, который снова, как и в XV в., стал движущей силой португальской имперской экспансии.
   Первоначально заселение атлантических островов осуществлялось путем передачи их в качестве сеньориальных владений капитанам-донатариям. Успех планов колонизации во многом зависел от пригодности островов для выращивания сахара - единственной культуры, которая приносила очень хорошие доходы. Именно сахар привлек генуэзский капитал и обеспечил сначала Мадейре, затем Кабо-Верде и Сан-Томе важное место в торговле Португалии с Фландрией и северной Германией, и именно сахар стимулировал работорговлю. Однако сахар быстро истощает плодородие почвы, и к последней четверти XVI в. островные производители сахара обратили свое внимание на Бразилию и Анголу. Бразилия была первой материковой территорией, где португальцы попытались поселиться и куда сахарный тростник был завезен в 1530-х гг., но прогресс был медленным из-за отсутствия безопасности и нехватки капитала и рабочей силы. Эти проблемы были решены лишь частично, когда в 1571 г. Паулу Диаш получил дарственную грамоту на капитанию в Анголе и в 1575 г. отправился основать португальские поселения, подобные бразильским, на африканской стороне Атлантики.
   В XX в. португальцы наконец смогли раскрыть сельскохозяйственный потенциал ангольского planalto, но в XVI в. такая задача оказалась за пределами их ограниченных возможностей. До planalto было трудно добраться, поскольку оно было отделено от моря сухой прибрежной полосой и горным откосом. Подобные условия не помешали кастильцам завоевать и заселить Перу и Колумбию, но что отличало Анголу, так это хорошо организованное, хорошо вооруженное и решительное сопротивление мбунду и ужасающие потери, которые африканские болезни нанесли потенциальным португальским конкистадорам.
   Сначала Паулу Диаш пытался поддерживать мирные отношения с вождями мбунду, одновременно выполняя свою непосредственную задачу, которая заключалась в получении контроля над месторождениями соли и меди, которые были ключом к торговле в регионе. Затем он намеревался перейти к своим долгосрочным целям, которые заключались в завоевании серебряных рудников, предположительно существующих в Камбамбе, и создании во внутренних районах страны сельскохозяйственных поселений, населенных португальскими иммигрантами. Боевые действия вспыхнули в 1579 г. и в течение десяти лет, до своей смерти в 1589 г., Паулу Диаш не вкладывал меча в ножны. За десять лет боев ему удалось основать форты вдоль долины реки Куанза, но дальнейшего продвижения вглубь страны он не добился. Более того, боевые действия уничтожили все надежды на создание многолюдной колонии, поскольку никакого плантационного капитала не предвиделось, и мало кого из мигрантов привлекал столь отдаленный, опасный и неразвитый регион, где не было даже перспективы получения такого рода добычи, которая продолжала заманивать авантюристов в Южную Америку. Однако войны привели к появлению большого количества рабов 16.
   Тем временем в капитаниях Бразилии кипела экономическая жизнь. На крайнем юге процветающая контрабандная торговля связывала бассейн Рио-де-ла-Плата с Перу по другую сторону Анд. Описывая Бразилию начала XVII в., Франсуа Пирар заметил, что "ни в одной стране, которую я видел, нет такого количества серебра, как в этой стране Бразилии; оно поступает из реки Ла-Плата, [и] там никогда не увидишь мелких денег, а только монеты в восемь, четыре и два реала"17. Никто не знает, сколько серебра было ввезено контрабандой этим маршрутом, но объемы, безусловно, были значительными и их было достаточно, чтобы заманить поселенцев и стимулировать дальнейшее исследование внутренних территорий. В то же время северные побережья Бразилии начали привлекать сахарных плантаторов с капиталом. За исключением бразильского дерева, которое оставалось королевской монополией, торговля с Бразилией была открыта для всех португальцев, а направлявшиеся в Индию флоты, которые иногда заходили в Сальвадор на пути на Восток, приносили постоянный поток иммигрантов. Многие из них были "новыми христианами", поскольку отсутствие постоянного отделения инквизиции в Бразилии означало, что эта часть королевских владений стала особенно привлекательной для потомков португальских евреев. Считается, что в 1590 г. треть всех сахарных заводов во внутренних районах Реконкаво в Баии принадлежала "новым христианам", а в 1620-х гг. голландцы считали, что, как только они решат вторгнуться в Бразилию, "новые христиане" выступят в качестве пятой колонны в Бразилии в их поддержку 18. Однако что действительно побуждало сахарных плантаторов к переезду с островов в Бразилию, так это наличие практически неограниченных площадей невозделанной земли, близость лесов для получения топлива и строительных материалов, хорошие морские коммуникации и относительная безопасность от пиратов. Вдоль побережья в Реконкаво были расположены крупные поместья, и были заложены основы социального порядка, основанного на крупных сеньориальных землевладениях. Большая часть земли в этих поместьях была сдана в аренду мелким производителям сахара, известным как lavradores, причем senhor do engenho (владелец сахарной плантации. - Aspar) забирал до двух третей их урожая, который также приходилось перерабатывать на принадлежащей сеньору мельнице 19.
   В 1616 г. португальцы утвердили свое постоянное присутствие в регионе Амазонки, основав Белен и учредив отдельное губернаторство Мараньян и Пара. Вскоре за этим последовало изгнание английских и голландских торговцев из устья Амазонки.
   Европейское население Бразилии, которое в 1540 г. насчитывало всего 2000 человек, выросло до 25 000 к 1580 г. и до 30 000 к 1600 г., возможно, с 15 000 африканскими рабами. К 1620 г. здесь проживало 50 000 португальцев и столько же африканских рабов и индейцев 20. Напротив, было подсчитано, что в период своего расцвета португальское население Эстадо-да-Индия могло достигать максимума примерно в 10 000 человек. Этот рост населения отражал рост производства сахара. В 1570 г. во всей Бразилии было шестьдесят сахарных мельниц (engenhos), производивших 180 000 арроб сахара, в 1583 г. 121 мельница производила 350 000 арроб, а около 1600 г. 192 мельницы производили 600 000 арроб 21. Этот впечатляющий рост населения и экономики Бразилии после пятидесяти лет застоя представляет собой вторую великую фазу развития португальской диаспоры, последовавшую за заселением островов Атлантического океана. Поскольку это совпало с расширением поселений в Анголе, можно с полным основанием рассматривать последнюю четверть XVI в. как период, когда идея "Португальской Атлантики" впервые стала реальностью.
   Единственное, что сдерживало развитие производства сахара, - это нехватка рабочей силы. Индейцев по-прежнему регулярно обращали в рабство, но оппозиция иезуитов и враждебность правительства, не говоря уже о сопротивлении самих индейцев, сделали этот вариант непривлекательным, в результате чего плантаторы все чаще покупали африканских рабов и обращались за их поставкой к воюющим поселениям в Анголе. Работорговля была основным видом португальской торговли в Западной Африке со времен инфанта дона Энрике. Хотя поначалу рабов можно было купить дешево, цена на них вскоре начала расти, поскольку спрос не всегда соответствовал предложению, а африканские племена, с которыми португальцы торговали, не имели больших излишков рабочей силы и даже нуждались в приобретении рабов для своих собственных целей. Сотрудничество с маниконго в первые годы XVI в. несколько увеличило поставки, но большая часть рабов продолжала поступать из региона Гвинеи. С рек Гвинеи рабов переправляли на острова Зеленого Мыса, где их крестили, немного учили португальскому языку и держали до тех пор, пока работорговцы не были готовы переправить их через Атлантику 22.
   Примерно до 1530 г. рабов приобретали почти исключительно для рынков атлантических островов и Португалии, но после этой даты стали заключаться контракты на поставку рабов в кастильские колонии в Америке. Спрос оставался низким примерно до 1550 г., возможно, составляя в среднем 500 человек в год, но окончание гражданских войн в Перу и открытие серебряных рудников значительно увеличили закупки, которые до 1595 г. составляли около 800 рабов в год. С 1580 г. испанцы заключали регулярные контракты (asientos) с португальскими поставщиками, многие из которых были "новыми христианами", которые в результате стали пользоваться обширными коммерческими привилегиями в Испанской Америке. Экспорт рабов в Бразилию оставался относительно небольшим до последней четверти века, когда спрос начал расти. За двадцатипятилетний период до 1600 г. Бразилия импортировала около 40 000 рабов. Столь значительный рост спроса невозможно было удовлетворить за счет традиционных источников в Верхней Гвинее или Конго, но войны в Анголе начали наводнять рынок пленными.
   До тех пор, пока Паулу Диаш не начал свои завоевания во внутренних районах страны, деятельность португальцев в Западной Африке в основном ограничивалась прибрежными фортами и факториями, а также приливными участками рек Гвинеи. Даже в регионе Конго, где афропортугальцы из Сан-Томе проникли во внутренние районы, португальцы, похоже, никогда не были ничем иным, как привилегированными чужестранцами, чья деятельность тщательно контролировалась местной элитой. В Анголе все должно было быть иначе. Масштабы португальской интервенции сделали Диаша и его преемников самостоятельной силой, способной вести войну с разрешения или при сотрудничестве любого вождя или без него, в то время как владение портом Луанды фактически находилось вне контроля любого из королей плато, но благодаря его тесной связи с другими центрами морской империи Португалии дало португальцам независимый плацдарм в материковой Африке, которого они не имели нигде в Гвинее.
   После смерти Паулу Диаша в 1589 г. португальское правительство пересмотрело свои цели в Анголе. Было принято решение вложить еще больше военных ресурсов в ее завоевание, а наследственное капитанство было упразднено. Судя по всему, Корона все еще была убеждена в существовании серебряных рудников, и скорее мечта об африканском Потоси, а не вполне реальная прибыль от работорговли, продолжала служить стимулом для дальнейшей имперской экспансии. Было отправлено больше людей, и впервые было предложено набрать дополнительных солдат в Бразилии. Эти новые силы укрепили португальский контроль над долиной Куанзы и в начале XVII в. сумели, наконец, взять под контроль соляные копи Кисамы 23.
   Португалия вложила удивительное количество своих ограниченных ресурсов в войны в Анголе. Подсчитано, что за двадцать лет после 1575 г. в Анголу было отправлено 2000 португальских солдат, и хотя большинство из них умерло от лихорадки, это представляет собой обязательство, равное усилиям, приложенным для завоевания Шри-Ланки в тот же период. Однако ведение войн во внутренних районах Анголы зависело не только от присутствия европейских армий. Почти с самого начала Паулу Диаш нанимал чернокожих солдат, которые были либо рабами, либо последователями вождей, союзных португальцам. Эти черные армии португальцев, guerra preta, дополненные отрядами португальских мушкетеров, должны были оказаться эффективной военной силой, не имевшей реальных аналогов где-либо еще в Западной Африке, хотя они были похожи на вооруженные силы, созданные португальцами в Замбезии.
   По мере продолжения войн поток рабов набирал обороты, и между 1600 и 1625 гг., возможно, было вывезено до 200 000 рабов, половина из которых отправилась в Бразилию 24. Этому процессу способствовали засуха и голод, которые время от времени резко увеличивали поставки. Более того, работорговцы действовали со значительно большей свободой, чем они могли это делать в королевстве Конго, поскольку они не только следовали за армиями, но и ездили на внутренние ярмарки за пределами зон боевых действий, чтобы покупать рабов. В 1616 г., чтобы облегчить приток рабов, португальцы открыли новый порт в Бенгеле к югу от Луанды, который обеспечил более удобный доступ к южной части плато.
   Хотя правительство Филиппа явно надеялось создать в Анголе официальные поселенческие колонии, подобные тем, которые в то время процветали в Перу, Мексике и Бразилии, Луанда и ее внутренние районы вскоре перестали эффективно управляться из Лиссабона и, как Сан-Томе, попали под влияние местные афро-португальские moradores, которые вели дела в основном в своих интересах. Португальская власть в Анголе была властью интересов работорговцев и местных афро-португальских семей, которые контролировали черные армии и рабовладельческие сети и низвели завоеванное население до статуса клиентов, платящих дань, - отношения, во многом схожие с отношениями индейцев с испанскими энкомендеро в Америке. Королевские губернаторы имели мало влияния, если только они не владели asiento (как это делал Жуан Родригеш Коутиньо между 1600 и 1603 гг.) или если они не действовали в тесном сотрудничестве с местными интересами и даже с иезуитами, которые на протяжении длительного времени рассматривали Анголу как миссионерское поле с огромным потенциалом, но они не смогли сформулировать политику, которая обеспечила бы какую-либо защиту африканскому населению 25.
   Между 1600 и 1620 гг. сахарный и рабовладельческий комплекс, связывавший Бразилию и Анголу, стал чрезвычайно прибыльным. Хотя сама Португалия имела относительно отсталую экономику и отставала от остальной Европы в развитии своих финансовых институтов и способности использовать капитальные ресурсы, она, тем не менее, стала пионером одного из первых великих примеров глобального капиталистического предпринимательства - мобилизации финансов, технических навыков и рабочей силы для крупномасштабного производства сахара. Поразительно, что это великое предприятие было, по крайней мере частично, делом рук тех, кто жил на периферии португальского общества или принадлежал к неофициальной империи португальской диаспоры. Пирар описывал португальцев, приехавших в Бразилию, как "изгнанников, банкротов и каторжников"26. Помимо них свои капиталы в бразильский сахар и ангольскую работорговлю вкладывали "новые христиане", которых все чаще подвергали преследованиям в Португалии. Плантаторы Сан-Томе, которые на протяжении трех поколений наслаждались своей анархической автономией вопреки Короне, привнесли свои навыки, а афро-португальские работорговцы Луанды со своими частными армиями и торговыми связями в сертане Анголы предоставили рабочую силу. Португальская Корона была в лучшем случае относительно второстепенным партнером в этом великом предприятии, довольная тем, что могла продолжать пользоваться номинальной лояльностью колонистов, и довольствуясь сбором таможенных доходов от товаров, импортируемых в Лиссабон.
  
   Патронаж и королевская власть в Эстадо да Индия накануне вторжения голландцев и англичан
  
   В 1580 г., когда Филипп, как он сам заявил, "унаследовал, завоевал и купил" трон Португалии, Эстадо да Индия не только сохранялось физически, но и находилось в состоянии экспансии. Единственной значительной территорией, где официальное влияние Португалии рухнуло, были Молуккские острова. Великие крепости раскинулись по Индийскому океану, поддерживая сеть зависимых государств и коммерческих предприятий, которые все еще базировались в Мозамбике, Ормузе, Диу, Гоа и Малакке, стратегических пунктах, которые были определены Албукерки в начале XVI в. Между этими огромными укрепленными городами находилось до пятидесяти меньших фортов и официальных торговых факторий, с помощью которых Португалия могла оказывать политическое влияние в поддержку коммерческих операций.
   Однако в других отношениях Эстадо да Индия радикально отличалось от того, каким оно было задумано во времена Албукерки. Последние остатки королевского коммерческого предприятия дона Мануэла, roi "picier ("короля-бакалейщика" (фр.)), как называл его Франциск I Французский, теперь почти исчезли. Там, где когда-то королевские корабли курсировали между главными портами Востока и такие товары, как золото, слоновая кость, лошади, гвоздика и корица, были зарезервированы для торговли факторами за счет короля, теперь практически никакая коммерческая деятельность таким образом не велась. Морские перевозки Короны и коммерческие монополии были приватизированы - морские перевозки сдавались в аренду частным лицам или синдикатам за первоначальный взнос, в то время как монополии осуществлялись капитанами крепостей как часть привилегий их должности. Цифры, относящиеся к началу правления Филиппа, дают некоторое представление о масштабах этой приватизации. Они показывают, что Корона получала 33 500 крузадо за рейс из Коромандела в Бенгалию, 35 000 крузадо за рейс из Индии в Китай и Японию, 10 000 крузадо за рейс из Китая в Камбоджу и 92 000 крузадо за рейс из Малакки в Камбоджу, Индонезию и Бенгалию. За 170 000 крузадо король продал рейсы, которые принесли два миллиона прибыли 27. Прибыль, которую можно было получить, была действительно легендарной. Капитан Мозамбика заплатил 40 000 крузадо за право осуществлять монополию Короны на торговлю с Замбезией и, по словам голландца ван Линсхотена, заработал на контракте 300 000 дукатов 28. В 1620 г. рейс в Японию был продан на три года Лопо Сарменто де Карвалью на общую сумму 68 000 шерафинов, но только в первый год действия своего контракта он продал шелк примерно на 1,5 миллиона шерафинов 29. Корона также заключила контракт на уступку своей монополии на бразильское дерево, который в 1618-1619 гг. принес ей 60 000 крузадо, что составило 1,5% дохода Короны 30. В обмен на авансовые платежи в королевское казначейство Корона, по сути, отказалась от возможности получать непосредственную прибыль от своей с таким трудом завоеванной империи.
   Время от времени, когда протесты местных moradores против вымогательства капитанов становились слишком громкими, Корона прислушивалась к тем, кто выступал за полную свободу торговли, при этом Корона получала свои доходы только от сбора таможенных пошлин. Однако, поскольку Корона также сдавала в аренду сбор таможенных пошлин за первоначальный взнос, эта фритредерская модель давала мало преимуществ. Хотя эти дебаты продолжались на протяжении всего XVII в., тем, кто выступал за свободную торговлю, пришлось столкнуться с двумя суровыми реалиями: потребностью монарха в наличных деньгах и местной властью капитанов, которые были в состоянии вводить монополии, конфискации и принудительные продажи почти по своему желанию. Конфликты между капитанами и местными moradores по поводу права свободно торговать определенными товарами и в определенных областях постоянно вспыхивали во всех португальских капитаниях и угрожали фатальным образом ослабить единство португальской общины и ее способность противостоять своим врагам 31. Более того, такие конфликты все больше вытесняли moradores из официального сектора Эстадо да Индия и вынуждали их переселяться в неофициальные поселения или, если они не переезжали сами, перенаправлять свою торговлю через неформальные каналы, тем самым уклоняясь как от капитанских монополий, так и от уплату таможенных сборов. Для Короны признание реальной местной власти капитанов и принуждение их всегда платить за свои привилегии, в конечном счете, казалось наилучшим вариантом 32.
   Однако приватизация не означала, что Эстадо да Индия стало предприятием, движимым духом капиталистического предпринимательства. Португальское государство было основано на своего рода патримониализме, когда Корона соответствующим образом вознаграждала своих слуг в обмен на их неизменную лояльность. Торговые рейсы и звание капитана доставались не только тому, кто предложит самую высокую цену, но и тем, кто служил Короне. В свою очередь, капитаны и основные должностные лица поддерживали своих клиентов и вассалов. По одной из оценок, в 1580-1580 гг. половина всех расходов Эстадо да Индия уходила на выплату пенсий и патронаж 33.
   Эта система патронажа во многих отношениях была столь же важна для благосостояния Короны в конце XVI в., как и торговая прибыль в начале. Растущие абсолютные монархии Европы обнаружили, что их финансовые ресурсы просто недостаточны для содержания наемной бюрократии. Поэтому они разработали систему, в соответствии с которой предоставление должностей стало ресурсом, находившимся в распоряжении Короны, точно так же, как земля Короны в более раннюю феодальную эпоху. Эти должности приносили с собой ранги (часто титулы и дворянские привилегии) и возможности приобрести богатство посредством выполнения государственных функций. Таким образом, Корона смогла обзавестись своего рода бюрократией и заручиться лояльностью большой и влиятельной социальной группы, которая стала зависеть от благосклонности Короны при предоставлении этих должностей. Во многих европейских монархиях следующим неумолимым шагом была продажа должностей за наличные деньги, а затем, как логическое следствие этого, разрешение покупателям обращаться с ними как с собственностью, которую можно было покупать, продавать и наследовать. К началу XVII в. продажность должностей во Франции и Кастилии стала основой королевских финансов и основным объектом инвестиций для богатых.
   К 1580 г. Эстадо да Индия стало крупнейшим источником патронажа, находившимся в распоряжении португальской Короны, и беглый взгляд на то, как работала эта система, показывает, почему король и знать были настолько упорны в защите восточных владений Португалии. Утверждалось, что португальская Корона, хотя и испытывала соблазн сделать это, никогда не "продавала должности" так, как это делали кастильская и французская монархии. Хотя титулы трех бразильских капитанов были проданы в период между 1540 и 1560 гг.34, а в 1615 г., столкнувшись с чрезвычайными финансовыми трудностями, Корона планировала выставить на продажу все главные должности Эстадо да Индия с целью сбора денег для отправки армады против голландцев, королю было более привычно управлять продажей должностей менее прямым способом 35. Любой, кто служил Короне, ожидал вознаграждения, а служба и вознаграждение были концептуально связаны в идеологической системе: лояльность, проявляемая подданными по отношению к Короне, была вознаграждена щедростью Короны по отношению к своим подданным. В 1570 г. эта идея была закреплена в булле Пия V, в которой указывалось, что членство в военных орденах будет зарезервировано для людей чистокровного происхождения, служивших Короне в военном качестве 36. Это понятие применялось как к высшей знати, фидалгуш, так и к простым солдатам, а служба Короне признавалась основным средством социальной мобильности. После службы Короне, обычно в военном качестве, мужчина подавал заявление о присвоении рыцарского звания в одном из военных орденов или о предоставлении должности. Это пожалование могло варьироваться от незначительной должности в фортах, факториях или кораблях до предоставления земель или деревень, приносящих с собой ренту, или предоставления одного из официальных торговых рейсов или даже звания капитана крепости. Спрос на эти государственные должности всегда угрожал превысить имеющееся предложение, и именно необходимость увеличить объем патронажа, находящегося в распоряжении Короны, была одним из факторов, приведших к приобретению территорий в Индии, Цейлоне и Африке. Однако именно открытие Бразилии предоставило короне величайшую возможность расширить свое покровительство, и Пирар объяснил, что португальские senhores do engenho (владельцы сахарных плантаций) "имеют большие владения со множеством сахарных мельниц, которые король Испания даровал им в награду за какую-то конкретную услугу. Эти владения приносят с собой титул определенного достоинства, например барона, графа и т. д."37.
   Однако, в то время как идея служения и вознаграждения продолжала доминировать в политической системе, финансовые потребности Короны вынуждали ее реализовывать свои активы, и продавать монополии и торговые привилегии за наличные. Эти две идеи казались противоречивыми и непримиримыми: занятие должности или осуществление одной из монополий Короны могло либо использоваться для вознаграждения за службу традиционным способом, либо продаваться за наличные. Однако, если бы две концепции владения должностями можно было каким-то образом объединить в одну, Корона достигла бы идеального компромисса.
   На одном из полюсов находилась сама должность вице-короля. Этот пост был слишком важным, чтобы его можно было продавать напрямую, и Корона была полна решимости сохранить контроль над назначением своих вице-королей в Эстадо да Индия, как и над американскими вице-королевствами Новая Испания и Новая Кастилия. За немногими исключениями вице-короли назначались из числа высшей знати и только из тех, кто уже с отличием служил Короне. Чтобы обеспечить их лояльность, вице-королей назначали только на три года, и любое последующее назначение зависело от проверки, часто формальной судебной, того, как они вели себя на своем посту. На противоположном конце спектра находилась монополия Короны на перец - первоначальный смысл существования Эстадо да Индия. После 1575 г. она была сдана в аренду синдикатам банкиров за наличные. Здесь не было никаких претензий на предыдущую службу Короне. Контроль над монополией стал простой коммерческой сделкой.
   Однако большинство должностей в Эстадо да Индия находились между этими двумя крайностями. Капитаны великих крепостей - Ормуза, Мозамбика или Малакки - несли обширные обязанности, которые включали командование крепостями, отстаивание интересов Короны в широком географическом регионе, а также административные и судебные функции в местной португальской общине. Эти должности были престижными и пользовались большим спросом. Однако их желали получить не только из-за чести или номинального жалованья, связанного с этими должностями. Скорее капитаны надеялись разбогатеть, получая комиссионные и подарки, а также за счет осуществления королевской торговой монополии на подвластной им территории. Право осуществлять королевские торговые монополии было вырвано у Короны капитанами, которые просто незаконно узурпировали эти монополии и превратили их в частную торговлю. Поскольку капитаны были представителями короля в регионе, королевские власти не имели возможности предотвратить это, и Корона была вынуждена признать свершившийся факт 38.
   Должностей вроде капитанов Ормуза или Мозамбика не хватало, поэтому Корона учредила список ожидания. Человек мог быть удостоен звания капитана, но он присоединялся к списку других, назначенных на эту должность до него. Эти списки росли до тех пор, пока десять или двенадцать капитанов не оказывались в очереди на занятие одной должности. Необходимость ждать, возможно, тридцать лет, чтобы получить звание капитана, была явно не очень привлекательной формой вознаграждения, но капитаны могли относиться к своему "месту в очереди" как к форме собственности. Его можно будет покупать и продавать, или передать по наследству сыновьям, или использовать в качестве приданого для дочерей - обычный рынок офисных "фьючерсов". Однако когда наконец подходила очередь кандидата занимать пост капитана, за привилегию пользоваться королевской монополией, связанной с этим званием, приходилось платить значительную сумму 39.
   Учитывая, что ведущие дворяне вкладывали такие огромные средства в получение должностей, становится ясно, почему Корона сочла невозможным рассматривать возможность серьезного сокращения или отказа от какой-либо из своих крепостей и зарубежных обязательств. Защита Эстадо да Индия была политикой, которая больше не оправдывалась какой-либо чисто экономической рациональностью. Она стала неотъемлемой частью системы патронажа и, следовательно, выживания самой монархии.
   Тот факт, что можно было купить право на осуществление одной из королевских торговых монополий, хотя бы на год или два, объясняет, почему португальцам было так трудно осуществить переход к современному капитализму. Капитаны, которые занимали свои посты в течение трех лет, или арендаторы королевских рейсов, например, из Малакки в Макао и Японию, которые занимали свои должности только в течение одного рейса, получали огромные прибыли от коммерческой деятельности и привлекали капитал от синдикатов спонсоров. Однако их коммерческий горизонт был настолько ограничен, что о долгосрочных инвестициях со скромной отдачей не могло быть и речи. Их инвестиции должны были принести большую прибыль за очень короткое время. Это были спекуляции, даже авантюры, не имевшие ничего общего с долгосрочными инвестициями в корабли, рынки, склады и т. д., которые смогли сделать голландские и английские торговые компании. Однако у португальцев было одно важное преимущество перед кастильцами или французами, преимущество, которое должно было способствовать развитию капитализма: не существовало эмбарго на участие дворян в торговле, и все фидалгуш в Эстадо да Индия, начиная с вице-короля и ниже, вкладывали значительные средства в коммерческую деятельность.
   Нет сомнений в том, что эта готовность знати участвовать в торговле ухудшала качество услуг, которые они оказывали Короне, поскольку их короткий срок пребывания в должности заставлял большинство из них сосредоточиться на создании своих личных состояний. Многие из вице-королей действительно сколотили огромные состояния. По словам Энтони Диснея, "вице-король граф Линьяреш (1629-1635 гг.), которого современники метко назвали "самым искусным торговцем и четти, которые когда-либо были в Индии", якобы заработал почти полмиллиона крузадо только на спекуляции зерном во время великого голода 1630-1631 гг. Он вернулся домой, нагруженный богатствами, и преподнес королю Филиппу IV, королеве Изабелле и наследному принцу Бальтазару Карлосу подарки в виде бриллиантов на общую сумму около 100 000 дукатов 40.
   Тем не менее, хотя на Востоке продолжали создаваться огромные частные состояния, путь развития Эстадо да Индия в конечном итоге фатально затруднил трансформацию королевского меркантилизма, поддерживаемого служилой знатью, в современное меркантилистское государство, основанное на акционерных предприятиях.
  
   Эстадо да Индия накануне голландского и английского вызова: мораль и упадок империи
  
   Характер Португальской восточной империи на рубеже веков подробно освещается современными отчетами, написанными как португальцами, так и непортугальцами. Голландец Ян Гюйген ван Линсхотен служил в свите архиепископа Гоа в 1580-х гг. и опубликовал свой отчет об империи на голландском языке в 1591 г. Он был быстро переведен на английский и французский языки и привлек значительное внимание в Северной Европе. От 1590-х гг. сохранился также отчет о кругосветном путешествии флорентийского купца Франческо Карлетти. Рассказ о его путешествиях был написан, очевидно, для великого герцога Тосканского и при его жизни не был опубликован. История его жизни является полезным напоминанием о том, что не следует слишком превозносить подвиги создавших себе умелую "рекламу" пиратов, таких как Дрейк и Кавендиш, поскольку к 1590-м гг. кругосветное путешествие уже не было героическим предприятием, но могло быть предпринято любым предприимчивым купцом. Это также напоминание о том факте, что экономики отдельных частей мира теперь были тесно связаны, Карлетти со своими товарами следовал за потоками испанского серебра с континента на континент 41. Наконец, есть отчеты французов Тавернье, Пирара и Моке, которые описали Эстадо да Индия, каким они видели его в начале XVII в.42
   Португальцы, со своей стороны, становились тревожными, неуверенными в себе и замкнутыми. Хроники Диогу ду Коуту описывают империю, испытывающую трудности, хотя и способную совершить великие военные подвиги, но другие произведения Коуту, его рассказ о смерти Пауло де Лимы (завершенный в 1611 г., в том же году, что и "Буря" Шекспира) и его знаменитые "Di"logo do soldado pr"tico" более откровенно критичны. "Peregrina""o" Мендеса Пинто, написанные в начале 1570-х гг., но опубликованные только в 1614 г., представляет собой беллетризованную автобиографию, которая, тем не менее, представляет собой моральную историю, в которой эпический рассказ о переживаниях Пинто становится метафорой подъема, морального упадка и возможного будущего искупления Эстадо да Индия. В том же свете следует рассматривать отчеты о кораблекрушениях, которые начали появляться с 1550-х гг. в виде популярных брошюр, продаваемых на улицах Лиссабона. Между тем, отчеты о Китае и Японии, которые начали публиковаться, особенно "Tratado" Фрея Гаспара да Круза, изображали дальневосточное общество в весьма благоприятном свете, так что "китайское общество приобрело образцовый цивилизованный статус" и стало своего рода "фотографическим негативом реальности Португалии того времени"43.
   На первый взгляд, всех этих писателей объединяет общая тема - коррупция, ведущая к моральному упадку и гниению в самом сердце империи. Повествование Линсхотена, ставшее известным с момента его написания, по-видимому, изображает общество, мораль которого была подорвана сексуальной распущенностью, праздностью, коррупцией и недисциплинированностью. Во время путешествия в Индию в 1583 г. корабль, на котором он путешествовал, пережив нападение французских пиратов и морские опасности, едва не погиб из-за вспыхнувшей на борту драки. Он записывает, как экипаж корабля отмечал ритуал пересечения экватора, но затем:
   "из-за определенных слов, вырвавшихся из уст некоторых из них, между нами возникли большие разногласия и раздоры. Они зашли так далеко, что столы были опрокинуты и валялись на палубе, и по меньшей мере сотня рапир были выхвачены из ножен, не уважая ни капитана, ни кого-либо еще, поскольку он лежал под ногами, а они топтали его, и убивали друг друга, и тем самым бросили корабль без управления, если бы архиепископ не вышел из своей каюты и не появился перед ними, призывая их прекратить побоище"44.
   Позже он вволю попотчевал своих читателей рассказами о сексуальных обычаях португальцев на Востоке с такими захватывающими подробностями, как то, что в Ормузе из-за сильной жары люди "вынуждены лежать и спать в деревянных цистернах, сделанных для этой цели и наполненных водой, и все обнаженные, как мужчины, так и женщины"45. Не в последний раз северный европеец, глядя на португальское общество, обнаруживал, что ему недостает тех добродетелей, которыми, как хотели бы верить северные европейцы, они сами обладают. Уместно вспомнить, что Линсхотен писал для общества, которое боролось против иберийской монархии и которое без труда приняло сообщение о том, что враг коррумпирован в самой своей основе. Гоа в описании Линсхотена - это спелый плод, готовый к тому, чтобы его сорвать.
   По мнению Карлетти, португальцы - это торговцы и пираты, чье зачастую агрессивное поведение связано с их статусом фидалгуш и их преданностью церкви. Сексуальная распущенность снова занимает видное место в портрете португальского общества, но детали записываются для развлечения герцога, и Карлетти не предполагает, что это подрывает империю. Описание Гоа у Пирара - это классическое описание общества, в котором доминировали церковная иерархия, социальный ранг и расовое происхождение, с богатой институциональной жизнью, но которое не смогло справиться с вызовом, брошенным появлением голландцев. Моке дополняет эту картину удручающими подробностями жестокостей, которые совершают португальцы в отношении подчиненных рас.
   Если намерение Линсхотена состояло в том, чтобы поразмыслить о загнивании португальской империи, то в чем ему удалось преуспеть, так это в том, чтобы нарисовать картину общества, которое прошло долгий путь к адаптации к азиатской среде. Хотя люди, которых он описал, по-прежнему остро осознавали свое португальское и католическое наследие и свой статус в более широком португальском обществе, они адаптировались к жизни в Индии. По своей одежде, еде, быту и семейным отношениям они стали напоминать типичную азиатскую правящую элиту. Португальцы Эстадо да Индия не только вступали в браки с другими азиатскими общинами, но были связаны с ними посредством торгового партнерства и деловых операций. Их общество было все более отрезанным от самой Португалии, больше не зависящим от прибытия кораблей из Европы и почти полностью самодостаточным, лузоазиатское сообщество, простиравшееся от Мозамбика до Макао и жившее за счет торговли и получения дани, в соответствии со своими собственными ритмами, правилами и нормами поведения.
   Описание Линсхотеном португальского общества на Востоке можно сравнить с социальными отношениями, столь ярко описанными в рассказах о кораблекрушениях. В последние десятилетия XVI в. португальские нау, возвращавшиеся в Португалию, пережили ряд катастроф. Из девяноста одного корабля, покинувшего Азию между 1580 и 1600 гг., только шестьдесят пять прибыли в Лиссабон 46. Большинство этих потерь были вызваны кораблекрушениями. Начиная с короля и ниже, была выражена большая обеспокоенность масштабами этих потерь товаров и человеческих жизней, и были предприняты усилия по сбору и обнародованию информации о каждом кораблекрушении. В результате появилась серия памфлетов, в которых описывался и отражался опыт тех, кто пережил катастрофы.
   Отчеты о кораблекрушениях указывают на серьезные институциональные проблемы на верфях, в конструкции кораблей и в общей организации carreira da India. Однако, что, возможно, более важно, они составляют часть дискурса об упадке империи: терпящие крушение корабли являются метафорами самого государственного корабля. В отчетах основное внимание уделяется крайней религиозности общества, в котором доминируют священники и монахи, которые зажигают свечи и служат мессы вместо того, чтобы строить плоты, недостатку мужества и способностей среди служилой знати, архаичному отношению к чести и репутации фидалгуш и их семей - португальских дон-Кихотов, стремящихся, с их устаревшими представлениями о рыцарстве, руководить обществом, которому все больше не хватало сплоченности и способности сотрудничать ради общего блага. Это мир, в котором, как уже было показано, неофициальное стремление частных торговцев и искателей удачи к богатству уже заменило для многих португальцев идеал служения Короне 47.
  
   Неофициальная империя
  
   В то время как официальное Эстадо да Индия сталкивалось с растущим давлением на всех фронтах, неофициальная империя продолжала расширяться. Причина этого была очевидна современникам еще с начала XVI в. Купцы избегали королевских монополий и алчности капитанов крепостей, создав независимые торговые сообщества под защитой азиатских правителей; солдаты дезертировали из-за низкой оплаты и тяжелой жизни в королевских крепостях и на кораблях, а также потому, что их навыки обращения с огнестрельным оружием были очень востребованы; осужденные бежали из португальских поселений, спасаясь от правосудия; у "новых христиан" были все стимулы выйти за пределы досягаемости инквизиции, которой удавалось сжигать по меньшей мере двух "новых христиан" каждый год с момента ее основания в Гоа в 1560 г.; а миссионерские ордена по природе своего призвания, как правило, работали за пределами непосредственной юрисдикции Эстадо да Индия.
   Существовали многочисленные неформальные португальские общины, большие и малые, разбросанные по всему Востоку, которые представляли собой коммерческую, культурную и религиозную сеть, гораздо более широкую и сложную по своей структуре, чем та, которую обеспечивала формальная империя крепостей и капитанств, контролируемая из Гоа. К 1600 г. португальские общины или общины, называвшие себя португальцами, существовали в большинстве портов и островов Индонезии, в столицах и главных портах Китая, Японии, Камбоджи, Аютии, Аракана, а также в Дели, Биджапуре, Голконде и Мадурае. Португальские общины появились на Шри-Ланке и Мальдивских островах, во всех портах побережья Суахили в Восточной Африке и на ярмарках золота во внутренних районах современного Зимбабве. Португальцы жили в Гондэре, столице Эфиопии, глубоко в горах Африканского Рога и в портовых городах Персидского залива.
   Большое количество португальских и лузо-азиатских торговцев также поселились в портах вокруг Бенгальского залива. Ближе к Малакке не было ни фортов, ни чиновников Эстадо да Индия, и здесь португальцы-фрилансеры вели прибыльное существование в качестве пиратов, торговцев и наемников. Поселение в Хугли было основано Педро Таваришем в 1577 г. для снабжения императоров Великих Моголов импортными предметами роскоши. Дианга, расположенная напротив Читтагонга, была поселением, основанным работорговцами, совершавшими набеги на общины в дельтах рек Ганг и Брахмапутра. Здесь губернатора избирали португальские жители, и в 1629 г., когда Себастьян Манрике стал его викарием, население города составляло 750 португальцев, что превышало число жителей любого официального португальского города на Востоке, за исключением Гоа 48. Однако в начале XVII в. самым процветающим из этих поселений был Сириам в дельте Иравади, который контролировался Фелипе де Бриту де Никоте. Он успешно подал прошение в Гоа о признании его независимого поселения, и построенный там португальский форт был официально включен в состав Эстадо да Индия. Причина такого исключительного внимания к Сириаму заключалась в том, что Бриту ввел высокодоходную, хотя и незаконную практику взимания таможенных сборов с торговли в этом районе, и вице-король хотел использовать этот источник дохода для улучшения финансового положения Эстадо. Однако правление Бриту в качестве капитана в Сириаме было недолгим, и поселение было захвачено бирманцами в 1612 г.49
   Среди других крупных португальских поселений, существовавших за пределами Эстадо да Индия, были Сан-Томе-де-Мелиапор, который был защищен собственными городскими стенами и имел процветающее сообщество торговцев и собственного епископа, а также Негапатам и Пуликат на побережье Коромандела, имевшие свои собственные форты и где можно было найти крупные португальские общины, ведущие прибыльную торговлю с Малаккой. В Макассаре также существовала большая и растущая португальская община, которая уже в начале XVII в. насчитывала 500 человек 50.
   Однако наибольшее беспокойство, как и во времена Албукерки, вызывали дезертиры с королевской службы. Многочисленные свидетельства современников описывают деяния этих людей. Как писал Франсишку Сильвейра, "одни едут в Бенгалию, другие в Китай, Малаку, Пегу, Диу, Ормуз, Синд, Камбайю; и многие идут служить в качестве солдат на суда четти и корабли купцов, где работа, хотя и не так почетна, как у короля, но более выгодна, поскольку за нее лучше платят, и это не считая тех, кто сражается под знаменами неверных князей и королей, которых так много, что невозможно размышлять об этом, не проливая много слез"51.
   Манрике описывает португальцев из Дианги, служивших телохранителями араканского короля в Мраук-У, вышедших ему навстречу, когда он прибыл в столицу.
   "Как только наше судно появилось в поле их зрения, нас приветствовали артиллерийским салютом и звуками горнов. На галере развевался королевский штандарт Португалии, и на ее борту находился генерал-капитан наемников Мануэль Родригеш Тигре"52.
   Армия Великих Моголов, напавшая на португальцев в Хугли в 1632 г., пользовалась советами португальского ренегата Мартима де Мелло, а тридцать лет спустя именно португальские капитаны на службе Аракана были подкуплены и дезертировали с сорока галерами, чтобы помочь императору Великих Моголов захватить Читтагонг 53. Антонио де Морга, филиппинский летописец, рассказывает замечательную историю португальца "Диего Беллосо" (Диогу Велозу?), который после многочисленных приключений возглавил армию изгнанного короля Камбоджи и был назначен губернатором провинции 54.
   Не все португальцы были дезертирами, поскольку мужчин, захваченных в плен на войне, часто принудительно включали в состав азиатских армий или заставляли служить азиатским королям. По словам Франсуа Валентина, голландского летописца войн в Шри-Ланке, когда Йорис ван Спилберген посетил Канди в 1602 г., его приветствовал главный мудальяр Эмануэль Диас, который еще мальчиком был взят в плен и воспитывался при дворе Канди и которого сопровождали "многие португальцы, которым всем отрезали уши и которые служили королю"55. Некоторые португальцы выступали в качестве официальных лиц или послов азиатских правителей. Султан Биджапура регулярно нанимал португальских священников в качестве эмиссаров, а купец и предприниматель Антониу Виейра де Фигередо выступал в качестве посла правителей Макассара в 1650-х гг.
   Два комментария современников о португальцах неофициальной империи вполне могли бы стать эпитафией для этой предприимчивой группы людей. Флорентинец Франческо Карлетти отмечал, что "многим португальцам эта земля Кокань очень нравится - и, что еще лучше, она им обходится совсем недорого", в то время как Антонио де Морга заметил, что "возможно, их замыслы и притязания не были настолько согласованы с обязательствами совести, как следовало бы"56.
   Какими бы ни были мнения об их мотивах и действиях, к началу XVII в. португальских миссионеров, торговцев, пиратов и наемников можно было встретить в каждом порту и влиятельном городе на Востоке, и они образовали сеть политических, коммерческих и религиозных контактов, которая теперь поддерживала само существование империи на Востоке.
  
   Carreira da India
  
   Вопреки мнению, которое иногда создавалось современниками и повторялось историками, carreira da India в течение десятилетий после объединения Иберийских корон расширялась и становилась все более прибыльной, несмотря на конкуренцию голландцев и англичан. Когда Линсхотен прибыл в Гоа, он обнаружил, что город находится в центре обширной торговой сети, суда с перцем все еще загружались в портах Малабара, а таможни в Бассейне, Чауле, Диу, Ормузе и Малакке все еще собирали доходы с португальских торговцев и азиатских судовладельцев. Португальцы унаследовали традицию принуждения у морских государств Индийского океана и, хотя их частная торговля развилась теперь до такой степени, что уже не было необходимости применять силовую тактику, Эстадо да Индия не могло отказаться от своих военных формирований из-за корыстных интересов тех, кто занимал должности и командовал войсками. Капитаны, назначавшиеся в крепости или покупавшие дорогие торговые рейсы, имели все основания пытаться поддерживать систему принуждения, которая помогала максимизировать прибыль от их инвестиций. Таким образом, во всех частях Азии и Африки местные португальские капитаны вели частные войны, которые часто практически не санкционировались со стороны Гоа и не были частью какой-либо централизованно планируемой политики. В то же время португальцам пришлось столкнуться с совершенно новой угрозой их положению. Впервые на Восток начали прибывать другие европейцы и оспаривать претензии Португалии на торговую монополию и суверенитет на море.
   Несмотря на новый политический мир, в котором португальцам пришлось действовать после объединения Корон, и все более сложные финансовые механизмы, необходимые для финансирования их торговли, carreira da India, измеряемая с точки зрения движения кораблей и людей, казалось, стала сильнее за эти годы. Между 1581 и 1590 гг. из Лиссабона в Индию отправились пятьдесят девять кораблей - больше, чем за любое предыдущее десятилетие с 1540-х гг., и с рекордным тоннажем в 55 400 тонн. Из Индии вернулся пятьдесят один корабль водоизмещением 48 450 тонн. За десятилетие 1590-1600 гг. из Лиссабона отплыло только сорок три корабля, но это были корабли большего размера, так что общий тоннаж в 49 200 тонн был лишь немного меньше, чем в предыдущее десятилетие. Между 1601 и 1610 гг., десятилетием, когда угроза со стороны голландцев и англичан должна была быть серьезной, семьдесят один корабль покинул Лиссабон, тоннаж возрос до 77 190, а между 1611 и 1620 гг. из Лиссабона отплыли шестьдесят шесть кораблей водоизмещением 60 990 тонн. Это были также десятилетия, когда португальцы инвестировали во все более крупные суда, средний тоннаж каждого корабля в период с 1590 по 1610 гг. превысил тысячу тонн. Строительство и оснащение более крупных судов обходилось дешевле на тонну, чем небольших, и они были более привлекательны для индивидуальных инвесторов или для тех, кто покупал монопольные рейсы 57. Таким образом, на первый взгляд, в эти десятилетия carreira da India стала более здоровой, чем когда-либо.
   Настоящей проблемой для carreira была не нехватка кораблей или даже денег, а потери при транспортировке. Потери на пути на Восток выросли с 8 процентов в 1581-1590 гг. до 18 процентов в период с 1590 по 1600 гг. и до 12 процентов в первые два десятилетия XVII в., тогда как на обратном пути в 1590-1690 гг. было потеряно 16 процентов кораблей судов, а в следующем десятилетии - ошеломляющие и неуправляемые 45 процентов. Причины этих потерь в то время широко обсуждались и включали плохое качество постройки на верфях в Гоа, перегрузку, нехватку опытных кормчих и экипажа, поздние отплытия и общее стремление срезать углы из-за требований, предъявляемых к судоходству Филиппом и его европейскими войнами 58. Именно масштаб этих потерь действительно послужил предупреждением о долгосрочном здоровье и жизнеспособности carreira da India 59.
   Финансирование индийского флота и поддержание королевской монополии на пряности уже оказались непосильными для прямого управления Короной. В 1575 г. правительство дона Себастьяна, пытавшееся собрать средства для возобновления войны в Марокко, решило передать монополию на перец консорциуму, возглавляемому немцем Конрадом Роттом. Ротт взял на себя ответственность за каждый этап торговли перцем - закупку в Индии, отправку, продажу в Европе, а также обслуживание и снабжение нау carreira 60. Контракт Ротта был продлен в 1580 г., но, когда немецкая компания обанкротилась, ведущая роль в консорциуме перешла к итальянцу Джованни Ровалеске. Контракт Ровалески был продлен в 1586 г. на новой основе. Он должен был управлять carreira и закупками перца в Индии, в то время как продажей перца в Европе занимался другой консорциум, возглавляемый португальской семьей "новых христиан" Хименес. После 1587 г. Хименесы также стали главными партнерами в азиатской части договора 61. В то же время Корона передала на откуп сбор таможенных пошлин с азиатской торговли. Было подсчитано, что Корона получила от 177 000 до 226 000 крузадо чистой прибыли от этих соглашений. Этому следует противопоставить тот факт, что общая стоимость торговли carreira в конце XVI в. оценивалась в пять миллионов крузадо в год, уступая по стоимости только серебряным флотам Испании. Всем этим теперь торговали частные лица. С другой стороны, подрядчикам пришлось нести основную тяжесть высоких транспортных потерь в десятилетие 1591-1600 гг., когда количество перца, прибывающего в Лиссабон, упало с 20 000 до 9 000 центнеров в год.
   Таким образом, за двадцать пять лет до основания Голландской Ост-Индской компании (ОИК) или Английской Ост-Индской компании (АИК) торговля carreira da India фактически перешла от португальской Короны в руки консорциумов банкиров и финансистов - главное отличие их деятельности от деятельности их североевропейских конкурентов заключалось в кратком сроке их контракта с Короной и отсутствии широкой базы акционеров среди населения в целом.
   После 1600 г. управление carreira полностью перешло в ведение Короны, и никаких дальнейших частных контрактов не заключалось, но к этому времени Корона оказалась в центре серии сложных финансовых сделок, в результате которых продажа перца торговым синдикатам по фиксированным ценам стала каналом, через который эти купцы инвестировали в asientos - контракты на финансирование испанской армии в Нидерландах. Эстадо да Индия, которое долгое время было совершенно отделено от Испанской империи, наконец оказалось втянутым в ее тяготы.
   Все это время частные торговцы все активнее использовали корабли carreira. С начала XVI в. частная торговля всегда была разрешена благодаря учреждению "свободных сундуков" и quintalhadas, а также благодаря предоставлению особых прав слугам Короны на беспошлинный импорт специй и других товаров, но рост частной торговли всегда ограничивался нехваткой места для груза даже на самых крупных нау. Однако к началу XVII в. объемы производства перца значительно сократились, и частные торговцы, работающие на восточных рынках, все чаще переводили свои капиталы в Лиссабон в виде бриллиантов и других драгоценных камней 62. Португальцы также импортировали индийскую хлопчатобумажную ткань в больших количествах, и этот товар не был монополией Короны. Цифры, охватывающие 1580-1640 гг., показывают, до какой степени изменилась carreira. На долю перца, который так преобладал в первые дни существования Эстадо да Индия, теперь приходилось лишь 10% стоимости грузов. На индиго приходилось 6 %, а на алмазы - 14 %, но ошеломляющие 62 % стоимости грузов теперь составляли хлопчатобумажные и шелковые ткани 63.
   Между тем, Корона через "Casa da India" сохранила за собой ответственность за строительство и оснащение флотов, а также за поиск рабочей силы. В 1590-е годы, когда потери при транспортировке были особенно тяжелыми, это иногда приходилось делать посредством выпуска облигаций или juros. Система, согласно которой затраты на carreira были разделены между Короной ("Casa da India") и консорциумом подрядчиков, оставалась весьма прибыльной, и было подсчитано, что даже в течение десятилетия 1590-х годов, когда потери при доставке были особенно тяжелыми, обе стороны получили огромную отдачу от своих инвестиций: "Casa" - 45 процентов, а частные подрядчики - 29 процентов 64.
   В течение 1580 и 1607 гг. доходы Короны выросли на впечатляющие 27 процентов, и, хотя расходы также росли, вероятно, более быстрыми темпами, португальская Корона оставалась платежеспособной, а ее валюта стабильной, что резко контрастировало с тем, что происходило в 1580 и 1607 гг. в Испании 65. Доходы Эстадо да Индия также выросли за этот период на 21 процент, и это государство было далеко от того, чтобы находиться на грани банкротства, а оставалось, по крайней мере, на бумаге, платежеспособным. Различные балансовые отчеты (or"amentos) показывают здоровое соотношение доходов и расходов, что отчасти можно объяснить тем фактом, что во многих капитанствах доходы меньше зависели от таможни, которой угрожала деятельность голландцев и англичан, и теперь все большая доля поступала от арендной платы, дани и налогов с продаж с территории, находящейся под португальским контролем 66.
   Хотя историки, как известно, способны рассматривать события с позиций, недоступных современникам, уже в 1621 г., через двадцать лет после основания ОИК, стало ясно, что португальская империя на Востоке демонстрирует мало признаков упадка.
  
   Дальний Восток
  
   В конце XVI в. торговля на Дальнем Востоке стала самой прибыльной коммерческой деятельностью португальцев, а также самым престижным миссионерским полем для религиозных орденов. Деятельность Португалии на Дальнем Востоке носила партнерский характер. Одним из партнеров была Корона, которая продавала права на японо-китайское путешествие, по-прежнему назначала капитанов Молуккских островов и пользовалась церковными правами и привилегиями, предоставленными ей в соответствии с условиями padroado real; вторым партнером были иезуиты, основавшие для себя прочную базу в порту Нагасаки, где они действовали в качестве посредников в торговле шелком, и которые в 1582 г. начали успешную миссию в Китае; третьим партнером был все более набиравший силу Senado da Camara Макао - официально признанный, но на самом деле самоуправляющийся орган, который управлял делами того, что стало богатым городом-государством на побережье Китая. Партнерами в этом предприятии также, хотя и гораздо менее значимыми, были лузо-азиатские торговцы с Молуккских островов и других восточных островов Амбон, Флорес, Тимор и Банда.
   Это партнерство управляло крупным торговым предприятием по обмену китайского шелка на японское серебро - продукцию японских серебряных рудников, служащую стимулом для расширения всей дальневосточной экономики. В 1571 г. испанцы из Мексики основали поселение в Маниле и приступили к установлению своего контроля над островами, которые они назвали Филиппинами. Из Манилы, с ее связями через Тихий океан с Мексикой, испанцы обратили свое внимание сначала на Молуккские острова, а затем на торговлю с Японией и на миссионерские поля. К 1580 г. португальцам пришлось столкнуться с конкурирующим партнерством купцов, Короны и церкви, имевших собственный доступ к поставкам серебра в Испанской империи в Америке, что угрожало самой сути их деятельности. Хотя португальцы потеряли контроль над Тернате в 1574 г., они были полны решимости не допустить испанцев в Макао. Как выразился один касаду, "если придут кастильцы, поскольку они беспокойный народ, они попытаются проникнуть на материк. И если их священники попытаются обратить это королевство в свою веру, китайцы убьют их и выгонят нас"67.
   После потери форта в Тернате португальские торговцы на Молуккских островах еще больше рассеялись. Хотя соперничающий султанат Тидоре предоставил убежище многочисленной общине, которую все еще возглавлял официально назначенный капитан-майор, португальцы больше не были доминирующей военной или военно-морской силой в регионе. Испанцы из Манилы воспользовались возможностью, чтобы попытаться заполнить вакуум. В 1580 г. испанские войска были отправлены на Тидоре, чтобы укрепить позиции султана, а между 1582 и 1593 гг. были отправлены дальнейшие испанские экспедиции, хотя они не смогли вернуть форт Тернате. Экспедиция 1593 г., возглавляемая губернатором Гомесом Пересом Дасмариньясом, была прервана, когда китайские гребцы на его галере взбунтовались и убили губернатора и большую часть испанцев, находившихся на борту 68. Хотя испанцы разгромили яванский флот в 1596 г., их торговля на этой территории так по-настоящему и не укрепилась и не вытеснила торговые сети португальско-азиатских торговцев с их семейными связями и контактами с местными общинами через миссионерские станции.
   Испанцы в Маниле добились гораздо большего успеха в торговле с Китаем, и из Мексики поступали значительные партии серебра для оплаты возвратных грузов шелка. Количество серебра, которое начало пересекать Тихий океан, невозможно точно измерить, но оно было достаточно большим, чтобы встревожить consulado в Севилье, которое добилось запрета на экспорт серебра в регион. Это было совершенно неэффективно, поэтому в 1594 г. была предпринята попытка регулировать поток путем отправки двух официальных королевских торговых судов, которые доставляли зарегистрированное серебро в Манилу. Благодаря гарантированному доступу к поставкам американского серебра испанцы на Филиппинах смогли напрямую выйти на китайский рынок и не зависели от развития торговли с Японией, где португальцы так прочно обосновались.
   Испанцы в Маниле, как солдаты, так и монахи, также искали другие области, где вмешательство могло бы принести плоды, и они нашли возможности в "неофициальной" империи Португалии, где активно действовали португальские частные торговцы и наемники, но где Эстадо да Индия не имело официального присутствия. Самое поразительное из этих вмешательств произошло в Камбодже, где португальский авантюрист по имени Диогу Велозу, получивший отказ в Малакке, сумел убедить власти Манилы предоставить ему небольшую экспедицию из 120 солдат. Экспедиция была чисто спекулятивной, но, очевидно, ее активно поддержали доминиканцы, которые хотели открыть конкурирующее с иезуитами миссионерское поле. Экспедиционный корпус не завоевал Камбоджу, но после серии приключений, которые читаются как отрывок из "Peregrina"ao" Фернана Мендеса Пинто, сумел поддержать победившую сторону в камбоджийских гражданских войнах и, кажется, получил значительное количество добычи. Результатом этого вмешательства было кратковременное усиление иберийского влияния в Индокитае, хотя оно и не привело к какому-либо постоянному расширению их власти в этой области 69.
   В Японии события также начали развиваться не в пользу португальцев. С 1540-х гг. португальцы использовали фактическое отсутствие центрального правительства в Японии для развития своей торговли и создания значительной группы новообращенных христиан под защитой некоторых провинциальных даймё, которым были предоставлены особые привилегии в торговле шелком. Однако как только стало ощущаться централизующее влияние Нобунаги и Хидэёси, привилегированное положение португальцев оказалось под угрозой. Первый удар по ним был нанесен в 1587 г., вскоре после того, как Тоётоми Хидэёси завершил завоевание Кюсю, когда указы предписывали всем миссионерам покинуть Нагасаки и был положен конец исключительному контролю иезуитов над Нагасаки 70. Однако важность торговли с Макао была настолько велика, что эти указы не были исполнены и никаких дальнейших действий против христиан не предпринималось, пока Хидэёси реализовывал свои военные амбиции в Корее 71.
   Францисканцы из Манилы пытались проникнуть на территорию японской миссии с 1580-х годов, и вскоре им удалось нарушить очень хрупкий баланс интересов, который позволял христианской общине расти. Перспектива соперничающих миссий, поддерживаемых соперничающими политическими и торговыми группировками, создающими конкурирующие христианские общины, вскоре должна была подорвать всю миссионерскую деятельность Португалии. В 1592 г. Хидэёси радушно принял испанскую францисканскую миссию, желая вступить в торговые отношения с Манилой, но четыре года спустя, отчасти из-за военных неудач в Корее, отчасти из-за подозрений, возникших при крушении большого испанского галеона у побережья Японии, Хидэёси внезапно приказал казнить шесть францисканцев и двадцать японских христиан, которые были распяты недалеко от Нагасаки в феврале 1597 г.72 Казни сделали невозможным открытое исповедание христианства, и Карлетти, посетивший Японию в это время, сообщал, что все иезуиты "бежали из страны и все церкви были закрыты. Сменив свои сутаны на японскую одежду, они рассеялись по всем островам, пытаясь сохранить и увеличить число христиан, которых в то время насчитывалось 300 000 человек, и каждый год крестилось еще 25 000 или 30 000 человек".
   Когда тела распятых были вывезены для погребения, выяснилось, что некоторые их головы были унесены как реликвии 73.
   Однако систематического преследования христианства снова не произошло, и Хидэёси умер в 1598 г. В течение следующих десяти лет христианство, казалось, процветало беспрепятственно, но прибытие голландских и английских торговцев, рост прямой торговли между японцами и китайцами и продолжающиеся трения между испанскими монахами-францисканцами и иезуитами - все это подорвало позиции португальцев. Токугава Иэясу, фактический правитель Японии после смерти Хидэёси, был буддистом и постепенно пришел к убеждению, с одной стороны, что существует риск поддерживаемого христианами восстания против его правления, а с другой, что иезуиты теперь больше не имеют существенного значения для продолжения внешней торговли Японии. В феврале 1614 г. он объявил об изгнании всех миссионеров и приступил к окончательному искоренению христианства в Японии. Первоначально Иэясу думал только о том, чтобы изгнать всех миссионеров, разрушить церкви и ликвидировать христианскую общину в Нагасаки, но результатом его политики стало принуждение миссионеров работать подпольно, в то время как рассеяние христианского населения Нагасаки привело к дальнейшему распространению христианства по всей Японии. Систематическое искоренение христианства должно было стать делом его преемников, особенно Иэмицу, который стал сёгуном в 1623 г.
  
   Расширение иезуитских миссий
  
   Период между 1580 и 1620 гг. ознаменовался значительным расширением миссий иезуитов и ростом влияния Общества в самом сердце Португальской империи. Влияние иезуитов, несомненно, привело к тому, что Эстадо да Индия расширило свои политические горизонты и стало более активно вмешиваться во внутриполитические дела азиатских и африканских государств. В Гоа иезуиты стали доверенными советниками вице-короля, и Франсуа Пирар отмечает, что именно иезуиты хранили у себя грамоты о преемственности на случай, если вице-король умрет при исполнении служебных обязанностей, в то время как страх быть отравленным заставлял вице-королей принимать лекарства только от аптекарей-иезуитов 74. Иезуитам было также поручено управление больницей в Гоа.
   В 1580 г. иезуиты все еще доминировали в миссионерской деятельности на Дальнем Востоке, а в 1582 г. они начали систематические попытки добраться до китайского императорского двора в Пекине. Хотя китайцы дали разрешение на создание торгового порта в Макао, откуда торговцы шелком могли посещать ярмарки в Кантоне, мало кто из португальцев был способен проникнуть вглубь страны, и рассказ Фернана Мендеса Пинто о странствиях его самого и его товарищей по Китаю, вероятно, является лишь еще одним проявлением его автобиографической фантазии. Первые попытки основать миссии в Китае не увенчались успехом, но итальянский иезуит Маттео Риччи, поощряемый генералом иезуитов Алессандро Валиньяно (Ошибка автора: Валиньяно не был генералом ордена иезуитов, а занимал с 1574 г. и до своей смерти в 1606 г. должность визитатора иезуитской провинции Индия. - Aspar) разработал совершенно иной подход к проблеме евангелизацией Китая. В то время как успех иезуитов в Японии зависел от тесных связей Общества с торговцами шелком, Риччи был полон решимости дистанцироваться от португальских торговцев, моряков и фидалгуш, которых китайцы считали неотесанными и нецивилизованными разрушителями. Риччи и его товарищи намеревались свободно говорить на китайском языке и стать признанными экспертами в области китайской науки. Это было интеллектуальное путешествие, которое в 1605 г. в конечном итоге позволило ему основать церковь в Пекине, в самом сердце Китайской империи 75.
   В том же году, когда Риччи прибыл в Китай, иезуиты основали миссию при дворе Великих Моголов в Дели. Во второй половине XVI в. политический ландшафт Индии существенно изменился. Поражение Виджаянагара в 1565 г. привело к фрагментации политической власти на юге Индии. На его месте возникло несколько государств-преемников, конкурирующих за доминирование, - ситуация, которая побудила португальцев попытаться вмешаться в индийскую политику, но также представляла большую угрозу для их прибрежных городов и поселений, поскольку небольшие индийские государства часто занимали более агрессивную позицию по отношению к португальцам, чем Виджаянагар. На севере росла власть императора Великих Моголов Акбара. В период с ноября 1572 по февраль 1573 г. Гуджарат был завоеван и включен в состав империи, так что португальские города-крепости на побережье обнаружили, что им приходится иметь дело напрямую с наместниками Великих Моголов 76. Однако, поскольку теперь Акбар хотел обратить свое внимание на Бенгалию, он был готов проводить политику мирного сосуществования с португальцами и издал фирман, в котором приказывал своим губернаторам и капитанам не нападать на Даман и его земли, отказывать в защите малабарским кораблям (то есть кораблям из Каликута), которые находились в состоянии войны с португальцами, и "оказывать благосклонность упомянутым португальцам"77. Взамен португальцы согласились, чтобы в молитвах в мечетях Диу упоминалось имя Акбара и что его монеты должны заменить старые гуджаратские монеты в городе.
   Торговля между Эстадо да Индия и империей Акбара начала быстро расширяться, и все большее число португальцев стали проживать по всей Могольской Индии. Когда в 1579 г. Акбар попросил португальцев прислать миссию, казалось, что настал подходящий момент для попытки основать христианскую общину при дворе и, возможно, даже обратить самого императора. Уверенная в своих ресурсах и своих методах, миссия иезуитов под руководством Рудольфа Аквавивы отправилась в путь в 1580 г. Иезуиты были хорошо приняты и смогли утвердиться при дворе Великих Моголов, где они участвовали в религиозных дебатах и стали известными фигурами в многоэтническом окружении Акбара. Они добились определенного дипломатического успеха, помогая укрепить хорошие отношения между Акбаром и португальцами, но дипломатический успех не привел к появлению новообращенных, и миссия была отозвана в 1583 г. Еще две миссии были отправлены в 1591 и 1594 гг. Была основана христианская школа и, после смерти Акбара в 1605 г., некоторые члены семьи правителя даже приняли христианство. Однако успех, которого иезуиты добились в отношениях с некоторыми провинциальными даймё в Японии, заставил их переоценить эффективность своей стратегии по обращению правящих элит Азии в свою веру. Хотя Акбар приветствовал их присутствие в качестве интеллектуального и даже политического противовеса другим религиозным группам, конкурирующим за влияние при его дворе, и хотя он лично интересовался религиозными спорами, никогда не возникало сомнений в том, что он или его сторонники допустят резкое увеличение португальского влияния, которое станет результатом большого количества обращений. Иезуиты были полезны, но их нужно было держать в узде. Чисто религиозные цели Общества не достигли дальнейшего прогресса, и миссия выжила во многом благодаря тому, что смогла представлять интересы Португалии при дворе против англичан и голландцев 78.
   В конце XVI в. иезуиты все еще воображали, что во внутренних районах Восточной Азии могут существовать христианские общины (Катаио, упомянутые Вильгельмом Рубруком и Марко Поло), и именно это убеждение побудило их попытаться основать миссию в Тибете. Они предприняли ряд замечательных исследовательских путешествий по Китаю и Тибету, наиболее известным из которых было путешествие Бенто де Гоиша, иезуита, прикомандированного к миссии в Дели, в 1603-07 гг.79
   На юге Индии Роберто ди Нобили основал миссию иезуитов в 1606 г. Нобили не интересовался квазидипломатической ролью и был миссионером, очень похожим на Риччи. Он считал, что обращение брахманов возможно, но только путем проникновения в мир санскритской мысли и философии. Более того, было важно не оскорбить чувствительность касты, которую он пытался обратить. Миссия Нобили привела к замечательным культурным результатам, поскольку изучение санскрита было впервые освоено и включено в основное русло западноевропейского сознания, но это разожгло споры между иезуитами и другими миссионерскими орденами по поводу методов обращения и способствовало возникновению сомнений, которые начали расти в Риме относительно мудрости того, чтобы доверить будущее церкви на Востоке Португалии и padroado real 80.
   Иезуиты также считали, что они совершили крупный прорыв в Эфиопии. В начале XVII в. руководитель их миссии Перо Паиш смог объявить, что сам правитель Эфиопии принял римское причастие. Это должно было стать высшей точкой успеха, поскольку попытка насаждать римское учение и ритуалы по всей Эфиопии привела к реакции местной церкви, которая вынудила правителя отречься от престола, а миссию иезуитов - покинуть страну. Хотя преследование не привело к впечатляющим жертвам, как преследование в Японии, оно, тем не менее, столь же эффективно привело к закрытию страны от вмешательства Европы и особенно Португалии.
  
   Восточная Африка
  
   Хотя отступление экспедиционных войск Баррето-Омема в 1575 г., казалось, ознаменовал провал официальных попыток Португалии расширить свою территорию в Восточной Африке, события на месте должны были вовлечь Португалию глубже в дела континента.
   Турки-османы начали оправляться от поражения при Лепанто в 1571 г. и оказывать помощь мусульманской державе Аче в ее борьбе за торговое превосходство с Малаккой. Затем в 1581 г. турецкий корсар Мир Али-бей с тремя галерами совершил набег на португальские поселения на африканском побережье и вдоль южных берегов Аравийского полуострова. Хотя действия Мир Али-бея представляли собой не более чем пиратский набег, но в то время казалось, что они представляют значительную угрозу португальской торговле в Восточной Африке и относительно мирным отношениям, которые были установлены с суахилийским населением побережья. В то же время португальское поселение на острове Мозамбик и торговые фактории на Замбези столкнулись с еще одной, более серьезной угрозой их выживанию 81.
   Группы мигрантов, которых португальцы по-разному называли кабирес, мумбо и зимба, прибывшие из внутренних районов севера, проникли в долину Замбези и низменные районы Мозамбика. По словам Диогу ду Коуту, "армии самых варварских и жестоких кафров пришли из самого сердца внутренней Эфиопии, и, подобно полчищам саранчи, обрушились на земли Мономотапы"82. Эти воинственные мигранты, предположительно практиковавшие каннибализм, напали на поселения напротив острова Мозамбик, разгромив португальские войска, посланные для их изгнания. В 1585 году были совершены дальнейшие нападения на замбезийские поселения Сена и Тете, и в том же году отряды налетчиков, пришедшие из Замбези, опустошили побережье, угрожая островам Керимба, разрушив Килву и дойдя на севере до Момбасы и Малинди.
   Предысторией этих набегов, которые, судя по всему, охватили всю восточную и центральную Африку к северу от Замбези, были жестокие засухи 1580-х гг., которые привели к нашествию саранчи, принесшей с собой голод и болезни. Банды грабителей, вероятно, искали пищу или место для поселения, не пострадавшее от засухи. В результате этих миграций среди матрилинейных народов к северу от Замбези возникли новые вождества - так называемые вождества Марави Лунду, Унди и Каронга, которые будут доминировать в регионе между Луангвой и морем, включая южную оконечность озера Малави, до конца XVIII в.83 Португальцы из Замбезии, как и их коллеги из долины Куанзы в Анголе, владели огнестрельным оружием и вербовали местных африканцев сражаться бок о бок с ними в их войнах. Хотя они потерпели некоторые поражения, они смогли отразить эти нападения и в последующие десять лет укрепили свой контроль над населением долины Тонга и сделали его данником афро-португальских сеньоров.
   Ситуация на побережье была сложнее. В 1585 г. Мир Али-бей предпринял второй рейд, но на этот раз он был пойман в ловушку в гавани Момбасы португальскими военными кораблями. Противостояние, длившееся несколько дней, закончилось, когда португальцы договорились с вождем "каннибалов" зимба с юга, который оказался неподалеку со своими последователями, о том, чтобы те переправились на остров, напали на турок и съели захваченных пленников. Мир Али-бей бежал на португальский флот и в конце концов стал новообращенным христианином в Лиссабоне 84. В результате этих набегов португальцы решили, что Момбасу следует укрепить, а капитан новой форталезы должен обладать юрисдикцией над северным побережьем Суахили. У них не было намерения разрывать политику союза с султаном Малинди, которая была основой португальского влияния на побережье со времен Васко да Гамы, и они убедили султанов перенести свою столицу в Момбасу, которая так долго была главным соперником Малинди на побережье. В 1593 г. начались работы по строительству форта Иисуса, построенного по новейшим итальянским проектам и завершенного за три года. Эстадо да Индия снова отреагировало на местный кризис, расширив свои военные обязательства.
   Побережье Восточной Африки теперь было разделено у мыса Дельгадо: на юге располагалась территория Мозамбика, а на севере - территория Момбасы. В Момбасе была таможня, взимавшая пошлины с торговли слоновой костью, но на юге существовала гораздо более сложная система, согласно которой капитанам Мозамбика разрешалось осуществлять королевскую монополию на золото и слоновую кость на части африканского побережья, известной как реки Куама и Софала. Сюда входили золотые прииски к югу от Замбези и два основных торговых пути вверх по Замбези и вглубь страны от Софалы. Однако у капитана не было монополии ни на торговлю слоновой костью к югу от Софалы, которая все еще управлялась от имени Короны, ни на прибрежную торговлю к северу от Замбези, которая была привилегией мозамбикских moradores. В обмен на свою обширную и прибыльную торговую монополию капитан должен был выплатить Короне единовременную сумму - действующая ставка составляла 40 000 крузадо за три года - и оплатить расходы на содержание гарнизонов крепости на протяжении всего периода своего пребывания в должности, включая расходы на строительство самой крепости Сан-Себастьян 85.
   Контракт имел определенные явные преимущества для Короны. Крупная сумма выплачивалась "авансом", а король освобождался почти от всех расходов по содержанию восточноафриканского административного аппарата. Более того, поскольку Мозамбик считался одним из самых желанных капитанств на Востоке, на это назначение всегда был большой спрос. Таким образом, Корона имела в своем распоряжении ценную возможность для патронажа. Однако этим преимуществам пришлось противопоставить серьезные проблемы, которые породила эта "продажа" капитанской должности. Главной заботой капитанов было окупить свои весьма значительные вложения и получить существенную прибыль за те три года, что они занимали эту должность. Чтобы достичь этого, они предавались всевозможной эксплуатации не только африканцев, но также португальцев и афро-португальских moradores. Современники говорят о расхищении имущества сирот, о конфискации тканей для снабжения капитанских факторий, о том, что капитан пытался помешать moradores торговать слоновой костью с материком, о пренебрежении обороной крепости и о том, что традиционные выплаты вождям не производились, что привело к нарушению жизни во внутренних частях страны. Самыми серьезными из всех были препятствия, которые капитаны ставили на пути политики Короны, препятствуя планам поселений, которые Корона пыталась продвигать, и препятствуя попыткам обнаружить и завоевать рудники 86.
   Португальская община острова Мозамбик и Замбезии находилась в почти постоянном конфликте с капитаном, и вице-король был вовлечен в попытки обуздать вымогательство со стороны капитанов, дважды назначая судей для расследования жалоб, но обнаружил, что судей, в свою очередь, обвиняют в вымогательстве и рэкете. Эти конфликты могли оказаться фатальными для Мозамбика, поскольку крепость стала первой крупной целью голландцев и в первые годы XVII в. ей пришлось выдержать два решительных нападения 87.
   Однако было бы ошибкой акцентировать все внимание на капитанах Мозамбика. Афро-португальская община к тому времени выросла в размерах. Торговые станции существовали в Софале, где все еще стоял старый форт, построенный Перо де Анайя, в Келимане, который был обычным местом доступа к Замбези, а также в Сене и Тете, расположенных вверх по реке. Вдоль Замбези у афро-португальцев были свои плантации, где они содержали рабов, занятых в торговле, добыче полезных ископаемых, боевых действиях и домашнем сельском хозяйстве. Во внутренних районах португальцы присутствовали на основных торговых ярмарках, контролируемых вождями Каранги, и организовывали караваны, которые доставляли ткани и другие импортные товары с побережья для обмена на золотый песок и слоновую кость. В последние годы XVI в. богатство и военный потенциал афро-португальцев росли и вскоре они получили возможность эффективно вмешиваться в политические дела Африки. В 1595 г., после разгрома набега марави на земли Мономотапы, португальцы фактически стали арбитрами политических дел королевства - положение, к которому Франсиско Баррето стремился четверть века назад 88.
  
   Английский и голландский вызов
  
   В 1591 г. небольшой английский флот под командованием сэра Джеймса Ланкастера совершил успешное путешествие в Ост-Индию. Три года спустя голландские корабли под командованием Йориса ван Спилбергена также совершили успешное плавание, и в следующие восемь лет пять голландских флотов отправились в Индонезию. Монополия, которой Португалия так долго пользовалась в морской торговле между Европой и Востоком, была окончательно нарушена.
   С тех пор как Филипп Испанский унаследовал португальский престол, Португалия все глубже втягивалась в войну между Испанией и странами Северной Европы. Английские и голландские корабли совершали набеги на побережье Португалии, захватывали суда и атаковали острова. Можно было ожидать, что в конечном итоге они перенесут войну и на Восток. Однако вызов, который голландцы и англичане бросили Эстадо да Индия, был не только результатом участия Португалии в войне с Испанией. Английский торговый капитал, организованный в виде компаний купцов-авантюристов, был мобилизован для экспорта английского сукна в Россию и Средиземноморье. Тем временем голландцы быстро расширяли торговлю рыбой и пшеницей и стали доминировать на рынках Балтики и Средиземноморья. И голландцы, и англичане стремились проникнуть на рынки Испанской Америки, а также на Восток. Кругосветное путешествие Дрейка (1577-1580 гг.) показало возможности торговли на Молуккских островах, и были предприняты исследовательские рейсы, чтобы выяснить, существует ли северо-западный или северо-восточный проход на Восток. Было лишь вопросом времени, когда Португалии придется столкнуться с конкуренцией в Азии и Атлантике со стороны одной или обеих этих стран. Примечательно то, что такая проблема не возникала до 1590-х гг.
   К последним десятилетиям XVI в. тайны морских путей Португалии стали широко известны. Португальские карты распространились за границу, а португальские лоцманы поступали на службу в другие страны. Хокинс и Винтер наняли португальских лоцманов для своих путешествий в Западную Африку. Сам Фрэнсис Дрейк в 1577 г. нанял португальского лоцмана, как это сделал граф Камберленд, когда он крейсировал у Азорских островов в 1598 г., пытаясь подстерегать нау carreira da India 89. Однако со стороны частных торговцев наблюдалось общее нежелание напрямую оспаривать португальскую монополию, что свидетельствует о масштабах португальского предприятия и о важности роли, которую Корона сыграла в его планировании и поддержании. Португальская Корона собрала и организовала ресурсы рабочей силы, судоходства, вооружения и капитала и была готова поддерживать предприятие в течение длительного периода. В ходе этого процесса была создана тщательно продуманная сеть поддержки: островные плантации, которые могли обеспечить флот едой, водой и отдыхом; промежуточные станции в Бразилии и Мозамбике, необходимые для того, чтобы флоты, потрепанные штормами, могли завершить свои рейсы; верфи и арсеналы Гоа; не говоря уже о торговых сетях на Востоке. Без подобной инфраструктуры для любой другой европейской страны было бы практически невозможно использовать морской путь для регулярной торговли с Востоком. Отдельные рейсы, даже при наличии достаточных ресурсов, не представляли долгосрочной угрозы для Эстадо да Индия. Типичным для этого типа путешествий было путешествие, организованное в 1601 г. группой бретонских купцов, отправивших на Восток два корабля. Корабли потерпели крушение, и синдикат потерял все свои средства 90. Требовались либо государственные усилия, сравнимые с усилиями португальской Короны, которые могли бы мобилизовать и направлять ресурсы в течение длительного периода, либо создание какой-то частной организации, способной провести операции аналогичного масштаба. Даже у самых богатых банковских домов Европы не было ресурсов, чтобы попытаться воспроизвести власть государства, и ни одна другая монархия не была готова взять на себя эту задачу. Так что на протяжении девяноста лет у португальцев не было европейских соперников.
   В начале 1590-х гг. купцы Амстердама вели переговоры с португальскими подрядчиками о продаже в Северной Европе специй, импортируемых через Лиссабон. Похоже, что именно эта деятельность, а не предыдущая деятельность антверпенской фактории, убедила голландцев в выгодности отказа от посредников и прямой торговли с Востоком. Первый флот вернулся лишь в 1597 г. и почти не принес прибыли. Однако к тому времени был опубликован "Итинерарий" ван Линсхотена, и интерес к восточным путешествиям резко возрос. В 1597 г. вышли в море три флота, организованные тремя разными консорциумами, но настоящим толчком к расширению голландской торговли на Востоке стало решение Филиппа Испанского закрыть свои порты для голландских судов в 1598 г. К 1599 г. существовало уже восемь компаний, которые организовывали экспедиции на Острова Пряностей 91.
   В 1601 г. была основана Английская Ост-Индская компания, а в следующем году, что имело гораздо большее значение, была создана великая Голландская Ост-Индская компания (ОИК). С самого начала ОИК задумывалась в больших масштабах и была наделена квази-суверенными полномочиями. Это было акционерное общество, маскирующееся под государство, и оно должно было во многом действовать как восьмая провинция Объединенных Нидерландов. Наконец-то появился орган, способный осуществить и поддержать предприятие, которое могло бы соперничать с предприятием португальцев. Более того, ОИК была создана в период войны и задумывалась как военное подразделение Объединенных Нидерландов. Ее целью была торговля и получение прибыли, а также содействие военным усилиям и ослаблению Иберийской монархии.
   Первоначально ОИК намеревалась получать прибыль, как и португальцы, за счет импорта специй в Европу. Несмотря на трудности, связанные с покупкой, доставкой и продажей специй, португальцам удалось сохранить половину или более европейского рынка. Однако широко распространено мнение, что рынок специй может быть перенасыщен, и именно это мнение, в сочетании с ожесточенной войной в Европе, означало, что вооруженная борьба за контроль над торговлей пряностями была почти неизбежна. Португальцы считали, что благодаря силе своих позиций на Востоке, если их безжалостно отстаивать, смогут отразить вызов северных европейцев, и с самого начала они отказывали им в доступе в свои порты, провоцировали нападения на голландцев и англичан и делали все возможное, чтобы победить своих соперников. Голландцы, со своей стороны, после нескольких предварительных стычек пришли к выводу, что Португальскую империю можно захватить целиком, захватив португальские крепости, города и фактории в ключевых торговых районах Азии.
   Первоначально, однако, считалось, что позиции Португалии в западной части Индийского океана были слишком сильны для прямого нападения, и как англичане, так и голландцы планировали установить свои торговые связи с Индонезией и Молуккскими островами, где португальцы, как известно, были слабы. Первые голландские корабли достигли Бантама в 1595 г., а в следующее десятилетие торговые фактории были созданы на Яве, Макассаре, Банде, Тиморе и Амбоне. Голландцы также отправили посольство к королю Канди в Шри-Ланке, предлагая свою помощь против португальцев. Поскольку голландцы и англичане не собирались пытаться распространять свою религию, азиатские правители изначально не считали их подрывающими местную лояльность, и они смогли создать сеть политических и коммерческих союзов, которые успешно бросили вызов устоявшимся сетям португальцев 92.
   В 1605 г. голландцы вытеснили португальцев из их поселений на Тидоре, Солоре и Амбоне и разбили португальский флот у Малакки в морском сражении, которое убедительно продемонстрировало голландское военно-морское превосходство. Однако голландцам не удалось захватить саму Малакку, хотя они осаждали город в течение четырех месяцев в 1606 г.93 Морское поражение нанесло ущерб престижу Португалии в регионе и помогло изолировать Малакку, но в то же время показало, насколько прочно укрепились португальцы на самом деле. Даже серьезное поражение на море не угрожало обороне самой Малакки, и голландцы поняли, что взятие хорошо защищенных фортов и городов - это гораздо более масштабная операция, чем просто победа в сражениях на море.
   Поэтому в 1607 г. ОИК начала систематическое нападение на Эстадо да Индия, нацеливаясь на Мозамбик, одну из самых мощных португальских крепостей и место, где останавливались нау на пути в Индию. Если бы Мозамбик удалось захватить, голландцы значительно продвинулись бы к своей цели - прервать связи Португалии с Европой, поскольку без военно-морской базы в Восточной Африке поддержание carreira da India стало бы значительно труднее. Голландцы предприняли оппортунистическое нападение на Мозамбик в 1604 г., которое потерпело неудачу, но в 1607 г. адмирал Паулюс ван Карден в течение двух месяцев осаждал крепость с большим флотом и армией, прежде чем был вынужден отступить. В следующем году Питер Верховен предпринял еще более решительное нападение на остров Мозамбик, в ходе которого ему удалось захватить город, хотя крепость снова выдержала нападение голландцев 94.
   Неудачи в Мозамбике стали серьезным поражением для ОИК. Компания осталась без постоянной базы на Востоке и не смогла серьезно повредить структуру Эстадо да Индия. Теперь она сосредоточилась на развитии своих торговых связей с Индонезией и, выбрав маршрут в обход Мадагаскара, в значительной степени избегала морских путей, часто посещаемых португальцами. Однако и англичане, и ОИК нуждались в портах захода для своих кораблей. Время от времени посещался остров Святой Елены, и именно там голландские военные корабли в 1602 г. подстерегли и захватили нау, пассажиром которого был Франческо Карлетти. Чаще всего корабли останавливались на одной из якорных стоянок близ мыса Доброй Надежды или в заливе Св.Августина на юго-западном побережье Мадагаскара. Голландцы также начали использовать необитаемый остров в группе Маскаренских островов, который они назвали Маврикием в честь штатгальтера Морица, графа Нассау 95.
   В 1609 г., вскоре после того, как голландцам не удалось захватить Мозамбик, испанская Корона заключила перемирие со своими мятежными подданными. "Двенадцатилетнее" перемирие принесло Европе десятилетие мира, хотя оно не помешало ОИК продолжать попытки насильственного вторжения на португальские рынки на Востоке, а также не помешало португальцам сохранять свою непреклонную оппозицию голландской торговле. Однако это привело к изменению тактики со стороны голландцев. Вместо прямых нападений на португальские опорные пункты они стремились укрепить свое господство на море, и всякий раз, когда португальские и голландские корабли встречались в океанских просторах, между ними происходили морские сражения. Голландцы также планировали заключить союзы с азиатскими правителями, которых можно было бы тем или иным способом убедить отказаться от зависимости от Португалии. Примером этого было создание фактории в Пуликате в Короманделе, которая располагалась в самом сердце региона, который ранее имел большое коммерческое значение как для неофициальной португальской общины в Сан-Томе, так и для официальных португальцев в Малакке. Несмотря на попытки португальцев вытеснить их, голландцы прочно обосновались там к 1615 г. и вскоре сумели отрезать португальцев от поставок коромандельского текстиля. Франсуа Пирар упоминает, что эта политика применялась даже к отдельным индийским купеческим судам. При захвате корабля конфисковывались грузы, принадлежавшие португальцам, но не индийцам. В конце концов, именно это голландское дипломатическое наступление, а также голландское военное превосходство привели к распаду Португальской империи 96.
  
   Реакция Португалии
  
   Прибытие голландцев и огромные военные и финансовые ресурсы, которые они смогли задействовать, потребовали ответных мер, если португальцы не хотели потерять Эстадо да Индия. Голландцы строили более быстрые, легкие и менее укомплектованные экипажем корабли, которые, тем не менее, несли вооружение, эквивалентное или превышающее вооружение португальских каррак. Голландцы модернизировали свои вооруженные силы, приняв новую дисциплину и тактику постоянной армии и подкрепив их материально-технической поддержкой, основанной на отечественном производстве оружия и кораблей. За заметным исключением Иоганна Морица в Бразилии, голландцы назначали командовать своими предприятиями опытных администраторов, солдат и людей, имевших опыт участия в коммерции, а не представителей знати. Прежде всего, они модернизировали свои финансовые механизмы, что позволило им получить доступ к финансовым ресурсам способами, недоступными португальцам.
   Столкнувшись с серьезным вызовом со стороны могущественных и хищнических голландских и английских компаний, Португалия должна была либо модернизировать свои институты, либо уступить. В течение XVI в. португальские институты становились все более архаичными. Монархия продолжала зависеть от служилой знати позднего средневековья, ее финансы имели неадекватную налоговую базу, которая зависела от личных доходов Короны и займов, полученных от частных банкиров, а ее военные структуры были основаны на наборе неквалифицированных людей для службы под началом отдельных капитанов на одну кампанию. В других странах Европы такие институты были заменены созданием профессиональных армий и бюрократии, а также созданием современных систем финансов и налогообложения. Это правда, что испанские короли предприняли некоторую попытку модернизировать португальскую администрацию, но условия, которые Филипп принял на кортесах в Томаре в 1581 г., предотвратили любое крупномасштабное вмешательство в управление Португалией.
   Историки отмечают, что в последние годы XVI в. Эстадо да Индия продемонстрировало мало возможностей для реформирования своих структур. Возник своего рода институциональный паралич, вызванный коротким пребыванием вице-королей в должности и системой патронажа, которая побуждала капитанов крепостей распылять свои командные ресурсы, а не развивать их. Из этого было бы легко сделать вывод, что именно неспособность Португалии провести модернизацию привела к ее падению. Однако за таким простым выводом скрывается значительно более сложная ситуация. Как написал Соуза Пинту, "по правде говоря, несмотря на все, что было написано о характере их компании и ее деятельности, не похоже, что голландцы располагали каким-либо существенным преимуществом перед коммерческой структурой португальцев или что они превзошли конкурентный потенциал португальцев в регионе, в котором те на протяжении столетия изучили экономическую, политическую и культурную жизнь Азии, смешались с ее населением и укоренились в ней"97.
   На самом деле, хотя португальские военные и гражданские институты выглядели архаичными, они оказались чрезвычайно устойчивыми, и во многих отношениях история португальской имперской экспансии в XVII в. является скорее историей успеха, чем неудачи. Динамизм, однако, все чаще можно было найти на периферии империи или вообще за пределами официальных структур. Неофициальная империя продолжала расти во всех направлениях, в то время как официальная империя стагнировала и приходила в упадок 98.
   Так как же Португалия отреагировала на вызов Нидерландов? Во-первых, современникам было так же ясно, как и современным историкам, что именно голландские финансовые ресурсы были ключом к успеху ОИК. Способность мобилизовать богатство индивидуальных инвесторов через акционерную компанию оказалась гораздо более гибкой, чем иберийский метод привлечения финансирования от нескольких традиционных банковских домов, нанятых в качестве asientistas. Это правда, что испанская Корона пыталась более полно задействовать частные финансы в своих операциях. Объединение корон привело к значительному развитию финансовых сетей, охватывающих португальский и испанский миры, так что ведущие португальские финансисты теперь действовали в Севилье и через Севилью в Испанской Америке. Имея доступ к поставкам перуанского и мексиканского серебра, они находились в выгодном положении для обеспечения финансирования, необходимого Эстадо да Индия для своих коммерческих и военных нужд. Однако многие из этих банкиров были "новыми христианами" (некоторые из них, на самом деле, криптоевреями), которым грозила конфискация их собственности, а сами они подвергались риску оказаться в тюрьме и предстать перед судом инквизиции. Испанская Корона ограничила независимость португальской инквизиции и предприняла серьезную попытку полностью прекратить преследование "новых христиан", чтобы можно было заручиться их поддержкой для финансирования государственных предприятий и, в конечном итоге, для создания акционерных обществ в подражание англичанам и голландцам. В 1604 г. были заключены соглашения об индульгенции, которая предоставила "новым христианам" иммунитет от судебного преследования в обмен на значительную выплату в размере 66 тонн серебра. Однако предоставление иммунитетов и привилегий банкирам из числа "новых христиан" встретило ожесточенное сопротивление со стороны Церкви, и длительная борьба между Короной, которая хотела ослабить преследования евреев, чтобы задействовать их капиталы для создания современных капиталистических институтов, и Церковью, которая выступала против любого смягчения законов против ереси, должна была оказать ослабляющее воздействие на развитие буржуазного капитализма в Португалии 99.
   Повышению профессионализма бюрократии и вооруженных сил также сопротивлялась знать, которая в Португалии жила за счет командорств и капелл военных орденов, а также пенсий и грантов, выплачиваемых королевской казной, и для которой империя на Востоке стала средством обогащения самих себя и своих последователей. У Короны не было другого выбора, кроме как полагаться на услуги этого класса. У нее было мало подготовленных бюрократов, не было профессиональной армии, не было сторонников, готовых безоговорочно выполнять ее приказы, не было даже тех наемных слуг, на которых могли бы положиться голландские и английские компании, поскольку большая часть зарплат теперь выплачивалась, как в случае с Мозамбиком, капитанами крепостей в рамках сложившейся системы клиентуры 100.
   Португальские солдаты, отправляемые на Восток, были по большей части неподготовлены и не были организованы в регулярные воинские формирования, вооружены, вымуштрованы и подчинены дисциплине в соответствии с современной европейской практикой. Солдаты вооружались тем оружием, которое могли себе позволить, после получения аванса в качестве жалованья. Более того, по знаменитому выражению Боксера, португальская тактика боя сводилась не более чем к кличу: "Сантьяго!" и броску на врага в "беспорядочной атаке"101. Если это не удавалось, они слишком часто обращались спиной к противнику и бежали, поскольку, как писал Франсишку Родригеш Силвейра о своем опыте сражений на армадах в 1580-х гг., им "не хватало офицеров, которых они могли бы уважать, а также той стойкости и твердости, которые военная дисциплина придает солдатам, исповедующим ее"102. Слишком часто португальских солдат во время кампании несли на носилках их рабы, и в 1592 г. войска капитана Сены в долине Замбези попали в засаду и были убиты еще до того, как солдаты усиели выбраться из своих паланкинов. В попытке покончить с этой практикой использование паланкинов было запрещено, но Пьетро делла Валле писал в 1623 г., что "мужчинам запрещено передвигаться в паланкинах на территориях Португалии в Индии, потому что это действительно слишком женственно, тем не менее, поскольку португальцы очень слабо соблюдают свои собственные законы, сначала к паланкинам начали терпимо относиться во время дождя, а также за милости или подарки, а затем они стали настолько распространнеными, что ими пользуются почти все в течение целого года"103.
   Нехватка рабочей силы вынудила португальские власти попытаться переманить обратно на свою службу тысячи мужчин, которые дезертировали и служили наемниками в азиатских армиях. В 1596, 1601 и 1615 гг. было объявлено о помиловании за все преступления, кроме содомии, государственной измены и чеканки монет, но без особого успеха 104. Португальским капитанам все чаще приходилось полагаться на японских рабов и наемников или на солдат, набранных на месте в Индии, Шри-Ланке, Африке или Бразилии, которые могли быть очень эффективны в войне на своей территории, но в целом не были приспособлены для борьбы с голландцами или англичанами на море или для защиты крепостей от длительной осады 105.
   У португальской Короны не было не только профессиональной постоянной армии, но и современного судоходства. Частые крушения судов на carreira da India в конце XVI в. привели к дебатам о том, как модернизировать конструкцию португальских кораблей. Испанцы со значительным успехом ввели галеоны для сопровождения флота из Америки, и теперь предлагалось ввести ограничение на размер португальских судов в Индии. Однако корыстные интересы выступили против изменений в конструкции португальских кораблей, поскольку система предоставления монопольных рейсов отдавала предпочтение использованию больших судов. Однако небольшие суда, называемые галеотами или фустами, полностью или частично приводимые в движение веслами, успешно использовались в войнах на Востоке с начала XVI в., и португальцы все чаще стали полагаться на них для операций на берегу и для организации морских десантов 106. Однако большие нау продолжали использоваться для carreira, и Корона пыталась защитить их, заставляя плавать в составе конвоя или с эскортом как в индийских водах, так и в водах метрополии.
   Только в области проектирования крепостей португальцы шли в ногу с современными разработками. Были привлечены лучшие военные архитекторы, и такие крепости, как Форт-Жесус в Момбасе, были построены по самым современным проектам. Примечательно, что одной из наиболее распространенных реакций Гоа на любую угрозу, исходящую как от азиатских правителей, так и от голландцев, было планирование строительства новых крепостей - например, в Камболиме в западной Индии, в Сингапуре или даже в самом Аче 107. Неслучайно, что одним из последних великих описательных произведений, вдохновленных Эстадо да Индия, стало богато иллюстрированное описание его крепостей 108.
   Вызов, брошенный голландцами, побудил португальцев к дальнейшим исследовательским плаваниям и путешествиям. Они тесно соответствовали новаторским усилиям иезуитов, которые стояли за путешествиями во внутренние районы Китая и Тибета в начале XVII в., но они также были явно упреждающими ударами против голландцев и англичан. В 1594 г. Мануэлю Годиньо де Эредиа было поручено открыть India meridional, и ему был присвоен испанский титул аделантадо, который носили великие кастильские конкистадоры. Эредиа так и не отправился в свою экспедицию, хотя он настаивал на своих планах до 1607 г. и собрал много информации о неисследованных землях на юге 109. Между 1613 и 1616 гг. две экспедиции, сопровождаемые священниками-иезуитами, исследовали, нанесли на карту и подготовили "roteiro" побережья Мадагаскара, где все чаще появлялись голландские и английские корабли 110. Хотя эти экспедиции и не совершили новых заметных открытий, они все же привели к созданию новых региональных карт и тщательной компиляции научной информации. В этом отношении дух открытий еще далеко не угас.
  
   Завоевание Шри-Ланки и Восточной Африки
  
   Война с голландцами не только не заставила португальцев сокращать и беречь свои ресурсы, но привела к еще более смелым и экстравагантным планам завоеваний. Фактически, растущая незащищенность как официальных, так и неофициальных торговых учреждений Португалии убедила вице-королей продолжить реализацию двух своих любимых проектов - завоевания рудников Замбези и Шри-Ланки.
   У португальцев был форт и фактория в Коломбо с 1519 г., которые содержались благодаря объявленной королем Португалии монополии на торговлю корицей с Европой. Через порт Коломбо португальцы могли ввозить солдат, оружие и миссионеров, и в течение первой половины века они сохраняли свои позиции, активно поддерживая правителя Котте, на территории которого находился Коломбо. Поддерживая дело одного из сингальских королей в борьбе с его соперниками, португальцы стремились стать создателями королей и арбитрами в ожесточенных политических спорах, которые бушевали вокруг оспариваемого наследования сингальских королевств. Все попытки изгнать их и их марионеточных королей провалились, поскольку Коломбо можно было освободить и снабжать по морю, а в 1580 г. правитель Котте Дхармапала, который был полностью обязан своим троном поддержке Португалии, наконец согласился назначить короля Португалии своим наследником.
   Тем не менее, до 1593 г. власть Португалии в Шри-Ланке была строго ограничена. До этого года большая часть равнинной Шри-Ланки контролировалась королевством Ситавака под властью двух энергичных и успешных королей-воинов, Маядунне и Раджасинхи, но смерть Раджасинхи в том же году привела к быстрому упадку королевства Ситавака. Португальцам был открыт путь к заполнению того, что они считали политическим вакуумом в то время, когда в Гоа официально проводилась политика территориальной экспансии. Территория Ситаваки была быстро оккупирована, но попытка вторжения в горное королевство Канди в 1594 г. закончилась катастрофой для португальских вооруженных сил. Тем не менее, в 1597 г., после смерти Дхармапалы, король Филипп был публично провозглашен королем Котте, и португальцы под командованием своего генерал-капитана, который приобрел некий отблеск власти и загадочности вице-короля, теперь контролировали большую часть равнинной Шри-Ланки, построив ряд фортов для того, чтобы контролировать страну и распределять дань из деревень между касадуш, индийскими поселенцами-христианами, сингальской знатью и различными церквями или отдавать ее военным капитанам для поддержки их войск 111.
   Однако португальское правление в Шри-Ланке было непрочным, поскольку здесь происходили частые восстания, и португальцы почти постоянно находились в состоянии войны с непокоренным горным королевством Канди, которое в 1602 г. заключило непростой союз с голландцами 112. В конце концов, в 1617 г. король Канди согласился платить дань португальцам в рамках мирного договора, который предоставил ему фактическую независимость, хотя этот договор не помешал португальцам захватить и укрепить Тринкомали и Баттикалоа, два главных порта, находившихся под контролем Канди, в 1623 и 1628 гг.
   Хотя португальцы так и не установили контроль над всей Шри-Ланкой, они доминировали над всеми приморскими регионами, завоевали и оккупировали значительную часть острова, создав территориальную империю, более обширную, чем их владения в Индии. Коломбо стал большим и впечатляющим городом-крепостью. Жуан Рибейру, солдат-хроникер португальских войн в Шри-Ланке, описал дюжину бастионов и крепостных валов "с рвом с обеих сторон, заканчивающимся у озера, которое окружало треть города со стороны суши. Его артиллерия состояла из двухсот тридцати семи орудий трех видов, калибром от десяти до тридцати восьми фунтов, которые все были установлены на лафетах". Здесь же находился пороховой завод. В самом городе было два прихода, монастыри пяти разных религиозных орденов (францисканцев, доминиканцев, августинцев, капуцинов и иезуитов), иезуитский колледж, мизерикордия и королевская больница. По оценкам Рибейру, в городе насчитывалось 900 португальских семей 113.
   Несмотря на то, что Шри-Ланка была частью официальной империи, она всегда сохраняла репутацию места, где царит беззаконие. Франсуа Пирар, посетивший остров с португальской армадой в начале XVII в., ярко описал то, что явно было пограничным обществом:
   "У португальцев на этом острове есть две крепости. Главная из них называется Коломбо, а другая - Пуэнт-де-Галь. Они сильны и имеют хорошие гарнизоны из солдат, в основном преступников и ссыльных; и точно так же туда ссылают только женщин, пользующихся дурной славой"114.
   Жуан Рибейру описал, как губернаторы португальских провинций (дисавы) имели "право разрубать топором или сажать на кол туземцев; они также могли повесить португальца на первом попавшемся дереве без какой-либо судебной процедуры или юридических формальностей". Солдаты часто дрались друг с другом, и если кого-то убивали, его убийцу просто изгоняли из лагеря на восемь дней, "и как не было наказания, так не было и освобождения, ибо не было ни судебных разбирательств, ни юридических документов"115. Большое количество португальских эмигрантов, населявших в то время Бразилию, так и не добралось до Востока. Тем не менее, процесс лузитанизации местного населения начался с массового обращения в христианство, создания местной церкви и широкого принятия португальских имен и даже португальской одежды, музыки и танцев. Этот процесс мог бы пойти гораздо дальше, если бы не постоянные восстания, вызванные алчностью и жестокостью военачальников, которые рассматривали службу в Шри-Ланке просто как способ сколотить состояние.
   Тамильское королевство Джафна на севере также попало под португальское влияние: в 1591 г. португальские войска посадили на трон марионеточного короля. Помимо португальского торгового сообщества, насчитывавшего около трехсот семей, обширная миссионерская деятельность привела к появлению христианского элемента среди населения, что значительно увеличило влияние Португалии в королевстве. Однако только в 1619 г., когда был основан голландский город Батавия, португальцы, наконец, совершили завоевание Джафны и разделили землю между своими поселенцами и сторонниками 116.
   Пока активно осуществлялось завоевание Шри-Ланки, португальцы также пытались в очередной раз завоевать рудники Центральной Африки. К началу XVII в. афро-португальские авантюристы установили контроль над населением долины Замбези и прибрежными низменностями к северу и югу от дельты. Вожди региона подчинялись португальским капитанам Келимане, Сены и Тете (которых назначали капитаны Мозамбика) и поставляли солдат, носильщиков, лодочников и рабочих для постепенно формировавшегося афро-португальского общества. Большинство португальцев были вовлечены в торговлю золотом, и многие из них присутствовали на внутренних ярмарках, куда также назначались португальские капитаны. Хотя по большей части эти люди действовали за пределами эффективной юрисдикции официальной империи, они продолжали зависеть от капитана Мозамбика в отношении поставок ткани и огнестрельного оружия.
   В 1609 г., через год после того, как голландцам не удалось захватить остров Мозамбик, вице-король назначил Нуньо Алвариша Перейру капитаном Мозамбика и завоевателем рудников. Перемирие, заключенное в том же году между Испанией и Голландией, обещало временное прекращение боевых действий, и власти Гоа, похоже, посчитали важным сделать упреждающий шаг на случай, если голландцы вернутся и возобновят свои нападения на Мозамбик. Слухи о существовании серебряных рудников не утихали, и всего двумя годами ранее Мономотапа официально уступил все рудники своего королевства португальскому капитану в обмен на помощь в защите своего трона.
   Ни Перейра, ни его преемник Эштеван де Атаиде, защитник Мозамбика от голландцев, ни кто-либо из португальских жителей глубинки с их черными армиями не смогли обнаружить никаких серебряных рудников, хотя постепенно расширяли зону своего эффективного контроля. И доминиканцы, и иезуиты основали миссии в долине Замбези, и именно доминиканцы разработали политику приема молодых принцев королевского дома для получения христианского образования в Гоа 117. Однако к 1623 г., когда умер Мономотапа Гатси Лусере, усилия португальцев застопорились, главным образом, из-за соперничества внутри их общины, которое натравило капитана на судей-расследователей, посланных из Гоа, чтобы выяснить правду о рудниках, и их обоих - на могущественных афро-португальских sertanejos 118. Одно из неожиданных последствий состояния фактической гражданской войны внутри португальского сообщества заключалось в том, что в 1616 г. был открыт новый сухопутный маршрут от средней Замбези до Килвы на восточноафриканском побережье, проходивший через границы владений вождей Марави, которые граничили с Шире и озером Малави - районами, которые, как полагал Давид Ливингстон, он посетил первым из европейцев в XIX в.119 Золото и слоновая кость по-прежнему продавались в значительных количествах, и, поскольку голландцы избегали Мозамбикского пролива, Восточная Африка оставалась районом, где португальцы теперь чувствовали себя в достаточной безопасности.
  
   Империя в 1620 г.
  
   В 1590-х гг., сразу после поражения Армады, Португалия столкнулась с разрушительными нападениями англичан и голландцев, поражением на Шри-Ланке, антихристианскими преследованиями в Японии и непомерными потерями на carreira da India. Неспособность модернизировать военные и гражданские институты, хотя она еще и не подорвала фатально мощь империи, тем не менее, стала серьезным поводом для беспокойства. Основание ОИК в 1602 г. грозило нанести решающий удар. Однако Эстадо да Индия не только выжило, но и расширило свою коммерческую деятельность и территориальный контроль в Шри-Ланке и Восточной Африке. Союз с Испанией, наконец, начал приносить свои плоды, открыв испанские королевства для португальских финансов и торговли, в то время как перемирие с голландцами, подписанное в 1609 г., если и не остановило голландские нападения на португальские суда на Востоке, то успешно положило конец войне в Европе. В 1620 г. оптимистически настроенный обозреватель заморской империи мог бы предположить, что Португалия пережила самый сильный шторм.
  
   Примечания
   1 Brookes, A King for Portugal.
   2 Mattoso, Hist"ria de Portugal, vol. 3, pp. 218-20.
   3 Caetano, O conselho ultramarino, pp. 27-8.
   4 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, p. 34.
   5 Информацию об основных семьях "новых христиан" см. в Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, pp. 33-8.
   6 Van Veen, Defeat or Decay?, pp. 39-41.
   7 Van Veen, Defeat or Decay?, p. 42.
   8 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, p. 26.
   9 Hair, To Defend your Empire and the Faith, pp. 52-6.
   10 F.Mauro, ed., O imp"rio luso-brasileira 1620-1750, Nova Hist"ria da Expans"o Portuguesa, vol. 7 (Editorial Estampa, Lisbon, 1991), p. 22.
   11 Mattoso, Hist"ria de Portugal, vol. 3, pp. 34-5.
   12 Maria Em"lia Madeira Santos, ed., Hist"ria geral de Cabo Verde, vol. 2 (Instituto de Investiga""o Cientifica Tropical, Lisbon, 1995), p. 197.
   13 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, p. 25; Geoffrey Parker, The Dutch Revolt (Penguin, Harmondsworth, 1977), p. 233.
   14 Garfield, A History of S"o Tom" Island, главы 7 и 8.
   15 C.R.Boxer, The Dutch in Brazil 1624-1654 (Oxford University Press, Oxford, 1957), p.6.
   16 Birmingham, Trade and Conflict in Angola, pp. 51-6.
   17 A.Gray, ed., The Voyage of Pyrard, 3 vols (Hakluyt Society, London, 1887-90), vol. 3, p. 314.
   18 Thomas, The Slave Trade, p. 138; Boxer, The Dutch in Brazil, p. 16.
   19 Описание этой системы см. в отчете Адриана ван дер Дуссена, цит. по Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileira 1500-1620, pp. 251-3.
   20 Van Veen, Decay or Defeat?, p. 15; Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, p. 14; Mauro, O imp"rio luso-brasileira 1620-1750, pp. 212-15.
   21 Статистические данные о росте сахарных плантаций и населения см. Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileira 1500-1620, стр. 242-51.
   22 Philip Curtin, The Atlantic Slave Trade: A Census (University of Wisconsin Press, Madison, 1969), pp. 25, 100; Ant"nio Carreira, Cabo Verde. Forma""o e extin""o de uma sociedade escravocrata, (1460-1878) (Instituto de Promo""o Cultural, Praia, 2000), chapter 7.
   23 Birmingham, Trade and Conflict in Angola, pp. 56-9.
   24 Thomas, The Slave Trade, p. 144.
   25 Birmingham, Trade and Conflict in Angola, p. 60.
   26 Gray, The Voyage of Pyrard, vol. 3, p. 313.
   27 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, p. 12; Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, pp. 140-3.
   28 Burnell and Tiele, The Voyage of John Huyghen van Linschoten, vol. 1, p. 32.
   29 Souza, The Survival of Empire, p. 40.
   30 Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileira 1500-1620, p. 223.
   31 See the discussion in Newitt, History of Mozambique, chapter 5.
   32 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 34-9, 55.
   33 Van Veen, Defeat or Decay?, p. 20 предполагает, что в среднем на это было потрачено 400 миллионов рейсов, что составляет, таким образом, 31 тонны серебра в год.
   34 Johnson and de Silva, O imp"rio luso-brasileira 1500-1620, pp. 226-7.
   35 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, p. 56.
   36 Fernanda Olival, `The Military Orders and the Nobility in Portugal, 1500-1800', Mediterranean Studies, 11 (2002), p. 74.
   37 Gray, The Voyage of Pyrard, vol. 3, p. 314.
   38 Объяснение этого процесса в Мозамбике см. в Newitt, History of Mozambique, а о Молуккских островах см. Diffie and Winius, Foundations of the Portuguese Empire, pp. 373-4.
   39 О работе этой системы в Мозамбике см. Ньюитт, История Мозамбика, глава 5.
   40 Anthony Disney, `Goa in the Seventeenth Century', in Malyn Newitt, ed., The First Portuguese Colonial Empire (University of Exeter Press, Exeter, 1986), pp. 89-90.
   41 Carletti, My Voyage Round the World.
   42 Jean Baptiste Tavernier, Travels in India, trans. V.Ball, 2 vols (Macmillan, London, 1889); Jean Mocquet, Voyage " Mozambique et Goa. La relation de Jean Mocquet (1607-1610), ed. Xavier de Castro (Chandeigne, Paris, 1996).
   43 Rui Loureiro quoted in Lu"s Ad"o Fonseca, `The Awareness of Europe within the Horizon of Portuguese Expansion in the Fifteenth and Sixteenth Centuries', Portuguese Studies 14 (1998), pp. 37-8.
   44 Burnell and Tiele, The Voyage of John Huyghen van Linschoten, vol. 1, p. 17.
   45 Burnell and Tiele, The Voyage of John Huyghen van Linschoten, vol. 1, p. 51.
   46 Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', p. 23.
   47 James Duffy, Shipwreck and Empire (Harvard University Press, Cambridge, MA, 1955); C.R.Boxer, The Tragic History of the Sea, and Further Selections from the Tragic History of the Sea (Hakluyt Society, Cambridge, 1968). См.также Giulia Lanciani, `Une histoire tragicomaritime', in Michel Chandeigne, ed., Lisbonne hors les murs (Autrement, Paris, 1990), pp. 89-117; M.Newitt, `Diogo do Couto and Shakespeare', готовится к печати.
   48 Maurice Collis, The Land of the Great Image (Faber and Faber, London, 1943).
   49 Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, p. 151-3.
   50 C.R.Boxer, Francisco Vieira de Figueiredo (Nijhoff, The Hague, 1967), p. 3.
   51 Quoted in Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, p. 63.
   52 Collis, The Land of the Great Image, p. 145.
   53 Tavernier, Travels in India, vol. 1, p. 129.
   54 Morga, The Philippine Islands, pp. 43-5.
   55 Sinnappah Arasaratnam, ed., Fran"ois Valentijn's Description of Ceylon (Hakluyt Society, London, 1978), p. 289.
   56 Carletti, My Voyage Round the World, p. 128; Morga, The Philippine Islands, p. 221.
   57 Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth
   Centuries', p. 22 и обсуждение в Van Veen, Defeat or Decay?.
   58 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, pp. 23-5.
   59 Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', p. 22; Van Veen, Defeat or Decay?, приложение 3.1 a, b, c.
   60 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, p. 18.
   61 Van Veen, Defeat or Decay?, p. 66.
   62 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, pp. 38-40.
   63 Boyajian, Portuguese Trade in Asia, under the Habsburgs, pp. 44-9.
   64 Van Veen, Defeat or Decay?, приложение 3. 5.
   65 Van Veen, Defeat or Decay?, pp. 24-5 и приложение 1.1.
   66 Disney, The Portuguese Empire in India c. 1550-1650', pp. 159-60.
   67 Цит.по Souza, The Survival of Empire, p. 38.
   68 Morga, The Philippine Islands p. 36.
   69 Morga, The Philippine Islands, pp. 45-52; Subrahmanyam, Portuguese Empire in Asia, pp. 125-6.
   70 Kiichi Matsuda, The Relations between Portugal and Japan (Junta de Investiga""es do Ultramar, Lisbon, 1965), p. 20.
   71 Boxer, The Christian Century in Japan, pp. 147-54.
   72 Boxer, The Christian Century in Japan, pp. 160-8.
   73 Carletti, My Voyage Round the World, pp. 120-1.
   74 Gray, The Voyages of Pyrard vol. 2.
   75 Vincent Cronin, The Wise Man from the West (Rupert Hart Davis, London, 1955).
   76 Jorge Flores and Ant"nio Vasconcelos de Saldanha, eds., Os Firangis na chancelaria Mogol. C"pias portuguesas de documentos de Akbar (1572-1604) (Embaixada de Portugal, New Delhi, 2003), pp. 15-32.
   77 Flores and Vasconcelos de Saldanha, Os Firangis na, chancelaria Mogol, pp. 65-6.
   78 E.Maclagan, The Jesuits and the Great Mogul (Vintage Press, Harayana, 1990).
   79 Neves "guas, ed., Viagens na "sia Central em demanda do Cataio: Bento de Goes and Ant"nio de Andrade (Europa-Am"rica, Lisbon, n.d.); Bethencourt and Chaudhuri, Hist"ria, da expans"o portuguesa, vol. 2, pp. 22-3. Популярный рассказ о миссиях иезуитов в Тибет см. в Felix Plattner, Jesuits Go East (Clonmore and Reynolds, Dublin, 1950).
   80 Vincent Cronin, A Pearl to India: The Life of Roberto di Nobili (Rupert Hart Davis, London, 1959).
   81 О набегах Мир Али-бея см. Boxer and Azevedo, Fort Jesus and the Portuguese in Mombasa.
   82 Diogo do Couto, Da Asia in Theal, Records of South-Eastern Africa, vol. 2.
   83 Обсуждение этих набегов см. в Malyn Newitt, `The Early History of the Maravi', Journal of African History, 23 (1982), pp. 145-62.
   84 Boxer and Azevedo, Fort Jesus and the Portuguese in Mombasa; более позднюю оценку этих событий см. в Pascal Poumailloux, `Une "tude raisonn"e de la c"te orientale d'Afrique a la fin du XVIe si"cle' (these du doctorat, Institut National des Langues et Civilisations Orientales, Paris, 2002).
   85 См. обсуждение в Newitt, History of Mozambique, глава 5.
   86 См. обсуждение в Newitt, History of Mozambique; Eric Axelson, Portuguese in South-East Africa 1600-1700 (Witwatersrand University Press, Johannesburg, 1960).
   87 Эти события подробно описаны у Axelson, Portuguese in South-East Africa 1600-1700.
   88 Описано у Антониу Бокарро, D"cada 13 da hist"ria, da India, in Theal, Records of South-Eastern Africa, vol. 3, pp. 254-435.
   89 О португальских кормчих на дипломатической службе см. Madeira Santos, Hist"ria geral lde Cabo Verde, vol. 2, pp. 132-3; Anon, `A brief Relation of the severall Voyages, undertaken and performed by the right Honorable, George, Earle of Cumberland, in his owne person, or at his owne charge, and by his direction', pp. 99-106.
   90 Gray, The Voyage of Pyrard.
   91 Jonathan I.Israel, The Dutch Republic: Its Rise, Greatness and Fall 1477-1806 (Clarendon Press, Oxford, 1995), pp. 318-22.
   92 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, p. 48.
   93 Subrahmanyam, Com"rcio e conflito. A presena portuguesa no Golfo de Bengala, 1500-1700, p. 181.
   94 Описание осад см. Axelson, Portuguese in South-East Africa 1600-1700, pp. 15-29.
   95 M.Newitt, `The East India Company in the Western Indian Ocean in the Early Seventeenth Century', Journal of Imperial and Commonwealth History, 14 (1986), pp. 5-33.
   96 Gray, The Voyage of Pyrard, p. 149.
   97 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, p. 50.
   98 См. обсуждение в Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 60-2.
   99 См. обсуждение в книге Carl Hanson, Economy and Society in Baroque Portugal (University of Minnesota Press, Minneapolis, 1980), The New Christian Challenge'.
   100 Glenn J.Ames, Renascent Empire? The House of Braganza, and the Quest for Stability in Portuguese Monsoon Asia, ca. 1640-1683 (Amsterdam University Press, Amsterdam, 2000), p. 19.
   101 Boxer, The Portuguese Seaborne Empire 1415-1825, p. 117.
   102 Costa Lobo, Mem"rias de um soldado da India, p. 35.
   103 Pietro della Valle, Travels of Pietro della Valle in India, ed. Edward Grey, 2 vols (Hakluyt Society, London, 1892), vol. 1, p. 185.
   104 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, p. 62.
   105 О японских рабах в португальских вооруженных силах см. Boxer, `Some Aspects of Portuguese Influence in Japan 1542-1640', pp. 20-1.
   106 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 68-9.
   107 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, pp. 73-4.
   108 Pedro Barreto de Resende and Ant"nio Bocarro, `Livro das plantas de todas as fortalezas, cidades e povoa""es do Estado da India Oriental', манускрипт в Biblioteca P"blica de Evora. Еще одна рукопись хранится в Британской библиотеке. См. издание в A.B.de Bragan"a Pereira, ed., Arquivo portugu"s oriental, 4 tomos (Bastora, Goa, 1937), tom 4, vol. 2, part 1.
   109 Manuel Godinho de Eredia, Eredia's Description of Malacca, Meridional India and Cathay, ed. J.V.Mills (reprinted by Malaysian Branch of the Royal Asiatic Society, Kuala Lumpur, 1997), p. 4.
   110 Humberto Leit"o, Os dois descobrimentos da Ilha, de S"o Louren"o mandados fazer pelo vice rei D.Jer"nimo de Azevedo nos anos de 1613 a 1616 (Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos, Lisbon, 1970).
   111 T.B.H.Abeyasinghe, Portuguese Rule in Ceylon 1594-1612 (Lake House Investments, Colombo, 1966), pp. 14-36.
   112 K.Goonewardena, The Foundation of Dutch Power in Ceylon 1638-1658 (Djambatam, Amsterdam, 1958), p. 7.
   113 Jo"o Ribeiro, The Historic Tragedy of the Island of Ceil"o, trans P.E.Pieris (Ceylon Daily News, Columbo, 1948), pp. 33-4.
   114 Gray, The Voyage of Pyrard, p. 143.
   115 Ribeiro, The Historic Tragedy of the Island of Ceil"o, pp. 39-40.
   116 de Silva, A History of Sri Lanka, pp. 115-18.
   117 S.I.Mudenge, Christian Education at the Mutapa Court (Zimbabwe Publishing House, Harare, 1986).
   118 Эти события описаны в Axelson, Portuguese in South-East Africa 1600-1700; Newitt, A History of Mozambique, chapter 4; S.I.Mudenge, A Political History of Munhumutapa (Zimbabwe Publishing Company, Harare, 1986). Самое важное современное описание - у Bocarro, `D"cada 13 da hist"ria da India', in Theal, Records of South-Eastern Africa, vol. 3, pp. 254-435.
   119 Newitt, East Africa, pp. 155-7.
  
   7
   Поражение и выживание, 1620-1668 гг.
  
   Эмиграция и кризис людских ресурсов
  
   Заморская экспансия Португалии в конце XV и начале XVI вв. стимулировалась устойчивым ростом населения. Частичная перепись населения была проведена в 1496 г., а еще одна - в 1527-1532 гг. Результаты второго из этих подсчетов показывают, что численность населения Португалии повсеместно увеличилась с 28% до 150%. Этот бурный рост населения позволил обеспечить устойчивую эмиграцию на острова Атлантического океана и в Эстадо да Индия. По одной из оценок, 80 000 португальцев (практически все мужчины) уехали на Восток между 1500 и 1527 гг., и этот показатель, примерно в 3 000 человек в год, сохранялся или даже еще больше увеличивался, по крайней мере, до 1580 г.1 С тех пор и до 1620-х гг. на индийском флоте ежегодно отплывало в среднем 2000-3000 человек, возвращалась же примерно половина от этого числа. Число тех, кто покидал Португалию, резко возросло в первом десятилетии XVII в. Эстадо да Индия пережило новый всплеск активности, и беспрецедентное количество кораблей отправилось на Восток. К 1620 г. Бразилия также привлекала 3000-5000 иммигрантов в год, в то время как союз Корон, открывший Испанскую империю для португальцев, привел к тому, что большое количество португальцев поступало на испанскую службу, записываясь в экипажи на испанские корабли, или эмигрировало в Испанскую Америку. К концу десятилетия также наблюдался заметный рост эмиграции "новых христиан", поскольку первый министр Испании Оливарес предоставил "новым христианам" разрешение покинуть страну в обмен на их участие в asientos. Это ускорение темпов эмиграции происходило в то время, когда война в Европе, возобновившаяся после 1621 г., также предъявляла повышенные требования к людским ресурсам.
   К 1620 г. рост населения Португалии прекратился, и, возможно, произошло его общее сокращение, хотя оно не могло сравниться с демографической катастрофой, постигшей в это время Кастилию 2. Причины такого замедления роста населения, вероятно, заключались в серии эпидемий, которые были особенно серьезными между 1598 и 1602 гг., а также в климатических изменениях, которые привели к сильному голоду, особенно в 1630-х гг. Писатели того времени, разделяя обеспокоенность кастильских arbitristas, обвиняли в сокращении численности населения эмиграцию, безбрачие духовенства и плохие условия жизни 3. Представление о демографическом кризисе возникло в то время, когда наблюдался явный спад в португальской экономике. В течение Двенадцатилетнего перемирия наблюдался устойчивый рост торговой деятельности, особенно в северных портах Португалии, но после 1621 г. экономика впала в длительную депрессию, поскольку внешняя торговля пострадала от войны, а внутренняя экономика была опустошена повторяющимся голодом 4.
   Сближение этих тенденций - экономической депрессии и сокращения численности населения, происходящего в период роста эмиграции, - привело к острой проблеме с рабочей силой. Существует множество неофициальных свидетельств того, что португальцы испытывали трудности с поиском опытных экипажей для своих кораблей 5. Франсуа Пирар, возвращаясь из Гоа в 1611 г., отмечал тот факт, что на португальских карраках не было ни кузнеца, ни оружейника, что штурман не знал их местоположения, когда они достигли острова Св. Елены, и что на корабле не было водолаза, способного провести подводный ремонт. Франческо Карлетти заметил, что на карраке, на которой он плыл в Португалию в 1602 г., не было опытных артиллеристов: главный артиллерист был генуэзцем, "о котором говорили, что дома он работал сапожником". Однако оба автора сходятся во мнении, что проблема заключалась не только в нехватке мужчин, но и в системе патронажа, в соответствии с которой распределялись должности. По словам Карлетти, именно у корабельных офицеров "покупаются должности констебля и бомбардира. И тот, кто заплатит больше всего, получит их, независимо от того, принадлежит он к этой профессии или нет" 6, а Пирар писал, что "капитаны, шкиперы, помощники капитанов, смотрители, даже моряки, артиллеристы и другие получают свои должности из милости, или за деньги, или в награду за свои услуги или компенсацию прошлых убытков; а также, что эти должности предоставляются вдовам или детям людей, умерших во время плаваний или где-либо еще на службе королю, и они продают их кому захотят, не принимая во внимание его способности или заслуги"7.
   Нехватка людей для комплектации экипажа кораблей сопровождалась нехваткой людей, добровольно вступающих в ряды вооруженных сил. Чтобы преодолеть трудности с вербовкой солдат, короли из династии Габсбургов, начиная с 1620-х гг., все чаще присуждали рыцарские звания в престижном Ордене Христа людям, которые брались тренировать солдат и участвовать в колониальных войнах 8.
  
   Португалия и Тридцатилетняя война
  
   Союз с Испанией означал, что Португалия была неумолимо втянута в европейские войны Габсбургов. Поначалу Португалия была отдельным субъектом в составе монархии и, хотя и принимала участие в катастрофической экспедиции против Англии в 1588 г., ей в значительной степени удалось избежать последствий войн с голландцами. Когда после образования ОИК в 1602 г. началось нападение голландцев на Эстадо да Индия, португальцы смогли противостоять натиску до тех пор, пока перемирие, заключенное между Испанией и Нидерландами в 1609 г., не положило начало непростому десятилетию мира. Торговля Эстадо да Индия восстановилась и достигла новых высот, были совершены территориальные завоевания на Шри-Ланке и в Восточной Африке, в то время как сахарные плантаторы продвигались вперед, разбивая свои плантации вдоль берегов северной Бразилии. Вряд ли это было славное десятилетие, но это было десятилетие, в течение которого имперский государственный корабль, казалось, выправился, заделал течи и поплыл дальше.
   К 1618 г. война снова угрожала Европе. Восстание протестантской знати в Богемии, поддержанное курфюрстом Пфальца, привело к борьбе за контроль над долиной Рейна и быстро слилось с войной между Испанией и голландцами, возобновившейся в 1621 г. На этот раз Португалия была полностью вовлечена в конфликт, и Эстадо да Индия стало не только одним из главных театров военных действий, но и одной из главных жертв войны. К тому времени, когда в 1668 году в Португалии снова воцарился мир, после пятидесяти лет конфликта, восточная империя лежала в руинах, и, хотя империя в Южной Атлантике выжила, Португалия, как и Германия, отстала на целое поколение от остальных стран Европы с точки зрения экономической, административной и военной модернизации и развития.
   После восстания в Богемии в 1618 г. испанцы установили свой контроль над Рейнской областью и сухопутными маршрутами, которые связывали Средиземноморье с северной Европой и Нидерландами, известными как Испанская дорога. Возобновление войны в Европе между голландцами и испанцами также совпало с восшествием на престол Филиппа IV и приходом к власти его министра Оливареса, чьи энергичные политические инициативы должны были вовлечь Португалию, как никогда раньше, в более широкие планы монархии. Оливарес хотел бросить вызов коммерческому превосходству голландцев, которое, как он правильно полагал, было причиной того, что они смогли финансировать свои военные усилия. Он запланировал объединение портовых городов, торгующих с Прибалтикой, и подготовил почву для создания Ост-Индской компании по голландскому образцу для ведения торговли Португалии с Востоком. Он готовился не только к сухопутной войне, но и восстанавливал военно-морскую мощь Испании таким образом, чтобы, помимо Атлантического и Средиземноморского флота, существовала armada de Flandes (Фландрская армада (исп.)), которая действовала бы из Дюнкерка против голландских торговых судов и поменялась ролями с английскими и голландскими каперами, которые нанесли такие потери иберийцам, - политика, которая со значительным успехом проводилась на протяжении 1620-х гг.9
   В Нидерландах ожидание возобновления конфликта привело к тому, что военная партия, в которой доминировали кальвинисты, организовала переворот, который отстранил Олденбарневельта, архитектора перемирия, от власти и восстановил влияние Оранского Дома. В 1621 г., в год окончания Двенадцатилетнего перемирия, была основана Вест-Индская компания, призванная повторить успех ОИК и нацелиться на торговлю и владения Испании в Западной Африке и Америке 10.
   Поначалу война для Испании шла хорошо: Бреда пала перед ее войсками в 1625 г., а имперские войска Габсбургов и их союзники завоевали северную Германию и города на побережье Балтики. Единственным заметным успехом голландцев стал неожиданный захват Баии на побережье Бразилии в 1624 г., хотя в следующем году этот город был отбит объединенной португальско-кастильской экспедицией, экспедицией "вассалов". Однако военный успех должен был быть подкреплен адекватными финансовыми мерами, и именно проблема финансирования войны постепенно втянула Португалию в водоворот кастильской политики. Оливаресу пришлось платить за свои военные операции, и в 1626 г. он убедил кортесы Валенсии и Арагона принять план, который он назвал "Союзом оружия", согласно которому все испанские королевства должны были увеличить свои финансовые и военные взносы в соответствии с установленными квотами. Единственными другими вариантами были чеканка веллона, обесцененной медной монеты, или займы. Португалия еще не была включена в Союз оружия, но Оливарес искал способы в полной мере использовать богатство португальских новохристианских банкиров. В 1626 г. он принял португальских "новых христиан" в качестве основных asientistas (подрядчиков государственного займа). Опасность этого для Эстадо да Индия заключалась в том, что это угрожало иссушить источники финансирования перцового флота, которому теперь приходилось напрямую конкурировать с потребностями Кастилии в военных займах 11.
   Затем, в 1628 г., военная удача начала отворачиваться от Испании. В том же году Оливарес вступил в затяжную и в конечном итоге безуспешную войну с Францией за то, чтобы посадить испанского кандидата на герцогский трон Мантуи, войну, которую Дж. Х. Эллиотт описал как "с ретроспективной точки зрения поворотный момент в правлении Филиппа IV", а в сентябре голландский адмирал Пит Хейн захватил "серебряный флот" в Матансасе в Карибском море 12. Все платежи банкирам пришлось приостановить, и Оливарес столкнулся с беспрецедентным финансовым кризисом. В 1629 г. с португальскими банкирами были проведены переговоры о новом займе по более низким процентным ставкам, чем те, которых требовали генуэзцы, но Оливаресу пришлось заплатить за этот заем, издав новую прокламацию, разрешающую "новым христианам" свободное передвижение. Это привело к массовому исходу португальских "новых христиан" в Мадрид, Севилью, а также в Южную Америку, что вызвало такое сильное негодование среди испанцев, что, как утверждается, термины "еврей" и "португалец" стали использоваться как синонимы 13. В то же время Оливарес стремился создать Ост-Индскую компанию для управления торговлей перцем от имени Короны, намеренно подражая голландцам и англичанам. К 1630-м гг. финансовые, торговые и военные структуры Испании, Португалии и их империй были полностью взаимосвязаны и взаимозависимы. Испанские армии в Германии и Нидерландах зависели от серебра из Южной Америки, которое могли доставлять только подрядчики, чей капитал был получен из многосторонней торговли империи. Подобно пресловутому карточному домику, внушительная структура испанской власти была уязвима перед катастрофой, обрушившейся на любой из ее компонентов с любого направления.
   Именно эффект домино от обрушившихся на империю бедствий сделал практически невозможным какое-либо долгосрочное восстановление. Начало краха восходит к успеху Пита Хейна в захвате "серебряного флота" в 1628 г. За этой крупной катастрофой вскоре последовало вторжение голландцев в Бразилию в 1630 г. В 1628 г. шведский король Густав Адольф высадился со своей армией в Померании, а к концу 1632 г. шведы завоевали всю Германию, включая важнейшую долину Рейна. Испанским армиям в Нидерландах теперь угрожала изоляция, и именно с этого времени от любой идеи отвоевания северных Нидерландов молчаливо отказались. Операции в Нидерландах теперь стали оправдываться прежде всего как способ заставить голландцев отвлечь ресурсы от нападений на иберийцев в Атлантике и на Дальнем Востоке. Несмотря на это, положение Испании еще не было безнадежным. Густав-Адольф был убит в битве при Лютцене в ноябре 1632 г., и хотя разлад между императором и его главным генералом - командующим наемниками Валленштейном и убийство последнего в феврале 1634 г. означал, что смерть шведского короля не была использована в полной мере, испанцы смогли одержать важную победу при Нёрдлингене в сентябре 1634 г., которая в некоторой степени способствовала восстановлению господства Габсбургов в Германии. Однако победа при Нёрдлингене втянула в войну и Францию. Ришелье вступает в союз со шведами, чтобы противостоять возрождению имперской власти Испании.
   Начиная с 1635 г., Испании пришлось вести войну в Нидерландах на два фронта, против Франции и Нидерландов, причем цена этой войны быстро становилась непосильной. Оливарес был вынужден финансировать войну, беря все более крупные займы у asientistas и конфисковывая частные партии серебра, прибывавшие из Америки. После 1630 г. серебро все чаще отправлялось в Нидерланды на английских кораблях, поскольку голландские военные корабли контролировали Ла-Манш 14. Однако Оливарес также начал разрабатывать планы по увеличению вклада Португалии и других частей испанской Короны в военные усилия. Для самой Португалии, страдавшей от катастрофической засухи и голода, война впервые продемонстрировала все последствия ее связи с испанской монархией. В 1637 г. в Эворе вспыхнуло восстание крестьян и ремесленников, которое быстро распространилось на остальную часть королевства.
  
   Эстадо да Индия
  
   В 1621 г., хотя голландские и английские компании торговали с Востоком в течение двадцати лет, структура португальского Эстадо да Индия все еще оставалась практически нетронутой. Неспособность голландцев захватить Мозамбик в 1607-1608 гг. не только позволила carreira da India продолжить свое функционирование по традиционному маршруту, но и вынудила голландцев использовать внешний проход к востоку от Мадагаскара - морской путь, который уводил их от западной Индии и поощрял им сосредоточить свое внимание на индонезийских островах. В 1619 г. они основали свою штаб-квартиру в Батавии на острове Ява, вдали от любого важного центра португальской торговли. Хотя голландцы одержали несколько громких побед над португальскими кораблями, совершавшими плавания в Индию (например, нападение на "Сан-Жуан-Баптиста"), и голландский флот блокировал Гоа с декабря 1622 по апрель 1623 г., португальцы со своими базами в Шри-Ланке, западной Индии, восточной Африке и Персидском заливе оставались доминирующей европейской нацией в западной части Индийского океана 15.
   В некоторых отношениях англичане представляли б"льшую непосредственную угрозу для португальцев, чем голландцы. Корабли английской Ост-Индской компании использовали Мозамбикский пролив, останавливаясь в заливе Святого Августина на юго-западном побережье Мадагаскара или в Анжуане на Коморском архипелаге 16. Более того, английские торговцы были активны в Сурате, и английские посольства направлялись ко дворам Великих Моголов и шаха, где они угрожали перехватить дипломатическую инициативу у португальцев. В 1621 г. английская Ост-Индская компания, преследуя свои амбиции по проникновению на персидские рынки, заключила союз с персами для нападения на португальскую базу в Ормузе. До этого времени португальские крепости, будь то в Марокко или на Востоке, оказывались практически неприступными. Мало того, что они были построены массово, португальцы обладали значительными навыками ведения осадной войны. В редких случаях, когда одна из их крепостей падала, например, при захвате Санта-Крус-де-Гер в Марокко в 1541 г., это происходило потому, что португальцы теряли господство на море и больше не могли снабжать или пополнять свои гарнизоны. Именно потеря контроля над морем решила теперь судьбу Ормуза. После длительного сопротивления город, блокированный английским флотом и атакованный с суши персами, в 1622 г. сдался.
   Потеря Ормуза имела большое символическое значение, поскольку это было одно из завоеваний Афонсу де Албукерки, но она не означала немедленной катастрофы для Эстадо да Индия. Власти Гоа отреагировали энергично. Португальские военные корабли под командованием Руи Фрейре де Андрада и Нуну Ботельо прочесывали Персидский залив, совершая нападения на персидские суда и сжигая прибрежные поселения; корабли английской компании подвергались нападению, а португальские купцы продолжали работать из Кунджа и других портов Персидского залива. Более того, португальцы по-прежнему контролировали побережье Омана из своих огромных крепостей в Маскате. Однако португальцам не удалось вернуть Ормуз, и с его падением они больше не могли доминировать в торговле в Персидском заливе 17. Дальнейшие военные катастрофы были предотвращены частично благодаря героическим усилиям португальских военно-морских командиров, а частично благодаря тому, что в 1623 г. голландцы и англичане передрались друг с другом. Печально известная "резня на Амбоине" привела не только к изгнанию англичан с Островов Пряностей, но и к десятилетиям враждебности и подозрительности между протестантскими союзниками, что сделало их будущее сотрудничество против Португалии практически невозможным.
   Голландцы и англичане еще не разрушили систему cafila, согласно которой индийские торговые суда плавали в составе конвоев в сопровождении португальских военных кораблей. В 1623 г. итальянец Пьетро делла Валле отправился из Дамана в Гоа с северной кафилой, которая, по его оценкам, насчитывала 200 судов. Корабли плыли в поисках малабарских пиратов, но о голландцах или англичанах не упоминалось 18. В других местах Эстадо да Индия выглядело сильным и даже расширялось. В 1623 г. нападение голландцев на Макао было отбито, а в Восточной Африке местные армии португальских жителей глубинки, наконец, начали совершать значительные завоевания, взяв под свой контроль золотые прииски к югу от Замбези и в Манике, а также добившись от Мономотапы, верховного вождя каранга, официального признания суверенитета Португалии. Вызов голландцев и англичан, казалось, был принят и отражен.
   Нетрудно представить 1620-е гг. как последнее десятилетие процветания португальской торговой системы, созданной во времена дона Мануэла. Перец продолжали поставлять в Европу на условиях королевской монополии, хотя объемы сокращались; частная торговля, с другой стороны, выросла, и португальские купцы, работавшие исключительно на Востоке или отправлявшие свои товары на нау carreira, были более процветающими, чем когда-либо; вокруг Индийского океана пятьдесят или более португальских крепостей и городов признавали власть вице-короля, а к востоку от Шри-Ланки многочисленные "неофициальные" португальские поселения распространили сеть португальской торговли на все страны Азии. Миссии иезуитов можно было найти на всех португальских территориях, и они, по-видимому, с успехом проникли в Дели, Японию, Китай, Индонезию, Мадурай и Эфиопию. Вице-короли, носившие знаменитые имена Гама, Норонья и Албукерки, все еще плавали в Индию, вооруженные королевскими полномочиями, чтобы оказывать покровительство своим фидалгуш и церкви и предъявлять суверенные права на океан, признания которых они требовали от азиатских правителей, которым приходилось покупать картаж для каждого из их кораблей, плавающего по западной части Индийского океана. В самом Гоа возводились великие церкви и монастыри в стиле барокко, являвшиеся грозной демонстрацией мощи и богатства восточной церкви, управляемой португальцами: собор, строительство которого, начатое в 1562 г., все еще находилось в стадии завершения в 1620-х гг., церковь августинцев, построенная в 1602 г., иезуитская церковь Бом-Жезус, построенная для захоронения Франциска Ксаверия, канонизированного в 1622 г., а также другие в Гоа и на подвластных ему территориях 19.
   Тем не менее империя начинала ощущать напряжение войны, и претензии на монополию в торговле между Европой и Востоком становилось невозможно поддерживать. Действительно, к 1620-м гг. некоторые португальцы были готовы признать, что они уступили голландцам господство на море 20. В течение этого десятилетия из Лиссабона на Восток отправилось шестьдесят кораблей, всего на шесть меньше, чем в предыдущее десятилетие, хотя тоннаж значительно снизился и составил всего лишь 48 000 тонн. Однако только девятнадцать кораблей общим водоизмещением 15 000 тонн вернулись в Лиссабон 21. Это неравенство показывает напряжение, которое в течение этого десятилетия ощущалось на всех этапах carreira. Основная проблема заключалась в финансах. "Casa da India" испытывала проблемы с привлечением средств для оснащения флота и обеспечения серебром, необходимым для покупки перца. Она также встречала сопротивление со стороны торговцев, которые все больше не желали брать перец по установленной цене. Утверждалось, что в 1639 г. один купец даже потребовал даровать ему рыцарское звание в качестве платы за принятие перца Короны 22. "Casa da India" была вынуждена последовать примеру испанской Короны в отношении финансирования своих военных операций и прибегла к принудительным займам. Однако имелись и серьезные проблемы с комплектованием флотов и навигацией. Беспрецедентные семнадцать кораблей из шестидесяти либо вернулись обратно в Лиссабон, либо не смогли достичь Гоа в течение сезона, а еще одиннадцать кораблей погибли. Только тридцать девять кораблей в конце концов достигли Гоа. Двадцать восемь кораблей смогли покинуть Гоа и вернуться обратно, и из них только девятнадцать достигли места назначения. Это на три меньше, чем в катастрофическое десятилетие 1590-х гг., но падение тоннажа составило 10 000 тонн 23.
   Одним из признаков того, что небезопасность carreira da India стала предметом серьезного беспокойства, стало создание сухопутной курьерской службы, позволяющей быстро доставлять посылки между Пиренейским полуостровом и Гоа, без риска попасть в руки голландцев 24.
  
   Бразилия и Атлантика
  
   Растущий объем голландских, английских и французских судов, плавающих вокруг мыса Доброй Надежды, уже угрожал безопасности давно сложившегося морского пути Португалии на Восток. Португальские "индийцы", нагруженные серебром и с большим количеством пассажиров и солдат на борту, всегда были слабо вооружены и медленно двигались. Они были уязвимы для нападений более быстрых и хорошо вооруженных английских и голландских кораблей и теперь могли ожидать, что вражеские корабли будут поджидать их на ранее безопасных стоянках острова Святой Елены или в заливах Южной Африки. Однако, хотя Мадейра, Азорские острова и острова Зеленого Мыса находились на основных атлантических морских путях, другие португальские владения в Западной Африке, как правило, ускользали от внимания кораблей, использующих систему циркулирующих ветров Южной Атлантики, чтобы достичь Востока. Основание Голландской Вест-Индской компании в 1621 г. теперь угрожало и Западной Африке.
   План создания Вест-Индской компании зародился еще в 1606 г., но был отложен в долгий ящик в период мира с Испанией. По истечении срока перемирия ее основатели были полны решимости разрушить монополию иберийцев на торговлю с Центральной и Южной Америкой 25. Они планировали не только охотиться на испанские суда в Карибском бассейне, но и основать голландские поселения на материковой части Америки и торговые базы на небольших островах Карибского бассейна. Виллем Усселинкс, самый энергичный пропагандист компании, рано обратил внимание на важность португальских сахарных плантаций на севере Бразилии, а голландские торговцы уже открыли прибыльную торговлю с Бразилией через порты северной Португалии, где они сотрудничали с местной общиной "новых христиан". Это, в свою очередь, привело к развитию переработки сахара в самих Нидерландах 26. С окончанием Двенадцатилетнего перемирия Бразилия стала заманчивой целью для компании 27.
   С конца XVI в. произошло быстрое расширение производства сахара вдоль побережья северной Бразилии. Леса и кустарники вырубались, а многочисленные небольшие поселения и гавани обслуживали плантации на протяжении тысячи миль побережья. Там было мало городов и укреплений, и, в отличие от испано-американских колоний, где поселенцы в основном покидали уязвимые прибрежные территории в пользу более безопасных внутренних районов, португальцы подвергались нападениям с моря. Центральное правительство было слабым, а основные города - Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Баия и Олинда - имели свои собственные городские советы, так что, как выразился Чарльз Боксер, "колония была в значительной степени самоуправляющейся"28. Кроме того, она была в значительной степени незащищенной.
   Голландская Вест-Индская компания, которой пришлось бороться со скептицизмом инвесторов и которой потребовалось больше года на сбор первоначального капитала, решила, что завоевание Бразилии должно стать ее первым крупным предприятием. Однако вместо того, чтобы планировать систематическое завоевание колонии, она предприняла внезапную атаку на Сальвадор-де-Баию, резиденцию губернатора и главный город севера, возможно, надеясь, что его захват автоматически приведет к капитуляции более мелких поселений. В мае 1624 г. голландский флот захватил город, а другие корабли были отправлены атаковать Луанду и Эльмину. Как уже произошло в Мозамбике и Малакке, голландцы обнаружили, что великие португальские крепости слишком сильны, чтобы их можно было взять штурмом, а солдаты, высадившиеся в Эльмине для проведения осады, были с позором убиты местными африканцами, состоявшими на жалованье у португальцев - повторение очень похожей катастрофы, которая произошла в предыдущем году при первом и единственном серьезном нападении голландцев на Макао. В апреле следующего года Баия, единственный на тот момент успех Вест-Индской компании, сдалась большой испанской и португальской вспомогательной армаде. Бразилия, однако, получила лишь отсрочку. В течение следующих пяти лет голландцы планировали не только завоевать Бразилию, но и захватить всю Португальскую империю в Южной Атлантике 29.
   В 1624 г. испанская монархия приняла вызов, брошенный голландцами в связи с захватом Баии, но война в Германии и Нидерландах угрожала отвлечь ресурсы от защиты империи. В 1630 г. большой голландский флот снова обрушился на Бразилию и обнаружил, что колония практически незащищена. На этот раз Олинда и Ресифи были оккупированы и укреплены, и хотя в 1631 г. под командованием дона Антонио Окендо в конечном итоге была собрана впечатляющая армада из пятидесяти шести парусников, она не смогла вытеснить голландцев с их плацдарма. Поначалу голландский гарнизон в Ресифи мало чего добился в борьбе с Матиасом де Албукерки, португальским губернатором Бразилии, который вел умелую партизанскую войну против захватчиков, но к 1632 г. голландский контроль на море и их успех в приобретении союзников среди индейцев дали им решающее преимущество. В условиях отсутствия помощи из Лиссабона португальских защитников северной Бразилии вытесняли с одного поста за другим, в то время как голландцы предлагали выгодные условия тем, кто был готов принести присягу на верность компании 30. Еще одна экспедиция по оказанию помощи под командованием дона Луиса де Рохаса в конце концов достигла Бразилии в ноябре 1635 г., но не смогла остановить голландское наступление.
   Прибытие графа Йохана Морица Нассау-Зигена на пост губернатора голландской Бразилии в январе 1637 г. стало решающим поворотом событий, и в течение трех лет сахарные плантации на севере оказались полностью в руках голландцев. Португальские сахарные плантаторы либо смирились с правлением Компании, либо оставили свои engenhos и отступили на юг. "Многие дородные плантаторы бежали на юг, со своими хорошенькими любовницами-мулатками, ехавшими позади них верхом на лошадях, в то время как их брошенные белые жены, растрепанные и босые, пробирались через болота и заросли", - так описал этот исход Чарльз Боксер 31.
   Хотя решительная попытка голландцев захватить Баию в 1638 г. провалилась, попытки другой армады под командованием графа де Торре восстановить угасающую репутацию Испании и отвоевать север в 1638-1639 гг. закончились, несмотря на поддержку, оказанную ей бразильцами, унижением и катастрофой 32. Между тем, правление Йохана Морица привело к насаждению на севере Бразилии римско-голландского права, и, что, возможно, примечательно для европейского государства, все еще вовлеченного в ожесточенный религиозный конфликт, свобода вероисповедания была предоставлена не только всем христианским церквям, но и евреям. Не менее примечательным был успех Йохана Морица в убеждении Вест-Индской компании ввести некую форму ограниченной свободной торговли.
   В Западной Африке голландцы также начали активно вторгаться в торговые сети Португалии. У португальцев было несколько торговых факторий на реках Верхней Гвинеи и вдоль побережья к северу от устья Конго, представлявших собой местные центры, из которых афро-португальские торговцы расселились по побережью и закрепились в многочисленных прибрежных городах и торговых портах. Эти торговые посты были тесно связаны с поселениями на островах Зеленого Мыса и Сан-Томе. Однако большее значение для португальской Короны имели форты для торговли золотом на побережье Мины, в частности Аксим и Эльмина, где на протяжении более столетия торговля золотом являлась королевской монополией. Именно этот центр португальской торговли и влияния теперь избрала своей мишенью голландская компания, хотя больше с целью обеспечить поставки рабов в Бразилию, чем получить контроль над торговлей золотом. В августе 1637 г. экспедиционный корпус, посланный из Бразилии, застал Эльмину врасплох и захватил ее без особых трудностей. Как и падение Ормуза, захват Эльмины имел скорее символическое, чем реальное значение, поскольку голландцы уже пресекли прибрежную торговлю, которая в свое время сделала ее таким богатым владением. Великая крепость, построенная Жуаном II, была одним из символов португальского могущества и с гордостью изображалась на картах Португалии того периода и, как и Ормуз, она была навсегда потеряна для Португалии.
  
   Carreira da India в 1630-х гг.
  
   В 1629 г., несмотря на сильное сопротивление в Португалии, Оливарес добился создания Ост-Индской компании, которая взяла на себя королевскую монополию на перец. После провала эксперимента по сдаче в аренду перцовой монополии подрядчикам, который был опробован в последней четверти XVI в., Корона взяла на себя управление с помощью системы, согласно которой флоты оснащались и контролировались "Casa da India", а серебро, отправляемое на Восток, продавалось королевскими факторами в основных портах торговли перцем. Теперь идея заключалась в том, чтобы отделить счет доходов и расходов за перец от других аспектов королевских финансов и от общего управления империей. Новая компания должна была иметь монополию на торговлю перцем и должна была нести расходы по оснащению и отправке нау carreira.
   План вызвал споры, поскольку не было секретом намерение Короны привлечь капитал "новых христиан" к финансированию компании. Допуск "новых христиан" к высшим государственным делам встретил решительное сопротивление со стороны дворянства и церкви, которые фактически бойкотировали новую компанию и с самого начала сделали ее перспективы очень плохими. Однако в структуре компании был еще один недостаток - ее экономическая база была слишком узкой. Успех carreira был обусловлен не только торговлей перцем, но и разнообразием других товаров, привозимых в Португалию: редких лекарств, индийского хлопка, шелка и драгоценных камней. Компания, чей бизнес ограничивался покупкой и продажей перца, имела мало шансов на успех 33.
   С самого начала компания испытывала недостаток капитала и терпела растущие убытки. В 1633 г. она была ликвидирована, и торговля перцем снова перешла под прямое управление Короны. Однако провал компании уже поставил под вопрос само выживание Эстадо да Индия. Эта история ярко рассказана в судоходных перевозках десятилетия 1630-х гг. Между 1631 и 1640 гг. Азии достигли двадцать восемь кораблей водоизмещением 15 770 тонн, что составляет лишь половину тоннажа предыдущего десятилетия и лишь треть тоннажа десятилетия 1611-1620 гг. За тот же период в Лиссабон прибыло лишь пятнадцать кораблей общим водоизмещением всего 9910 тонн, что составляло едва 28 процентов от тоннажа, вернувшегося в 1611-20 гг.34 Потери при транспортировке и, как следствие, потеря серебра, солдат и вооружения теперь начали серьезно подрывать способность португальских владений в Индии противостоять голландцам.
   В 1630 и 1631 гг. Индия пережила катастрофический голод, серьезно затронувший внутренние районы Гоа. В начале 1634 г. Ричард Олнатт, один из капитанов Ост-Индской компании, писал: "В настоящее время португальских солдат не стоит особенно опасаться из-за их бедности и большой смертности, которая постигла их в Гоа и других частях с самого начала голода"35. В том же году, не имея возможности отважиться на прямое нападение на Гоа, который располагался в нескольких милях от побережья вверх по хорошо защищенной реке, голландцы начали блокаду города в период муссонов, когда корабли обычно входили в его гавань или покидали ее. Хотя португальцы заключили мир с английской Ост-Индской компанией в 1635 г., жители Гоа стали пленниками в своем восточном Риме.
   Однако в конечном итоге Эстадо да Индия фатально ослабили не столько голландские военные и морские победы, которые были все еще относительно редкими событиями, сколько поощрение, которое очевидное превосходство голландцев давало азиатским государствам, которые хотели избавиться от того, что они считали высокомерными притязаниями Португалии - монополии, требования уплаты дани и покупки картажей для своих кораблей, требования миссионеров о привилегиях и постоянного вмешательства в споры о престолонаследии и местную политику. На протяжении 120 лет господство Португалии на море всегда препятствовало попыткам правителей морских государств Азии отстоять свою независимость. Теперь появилась возможность обратиться за помощью к европейской державе, способной победить португальцев на море, хотя, как уже было видно, голландцы были вполне готовы, если бы им это было выгодно, проявить столь же высокомерное и безжалостное отношение к установлению своей коммерческой гегемонии, как и португальцы.
  
   Религиозная политика Португалии
  
   На все более серьезный вызов, который голландцы бросили Эстадо да Индия, португальцы ответили попыткой укрепить свои позиции в регионах, где они долгое время оказывали доминирующее влияние. Это привело к их попыткам расширить свои завоевания на Шри-Ланку и Восточную Африку, но также повлекло за собой более энергичные попытки распространять католицизм и обращать в свою веру правителей Азии, Африки и островов. Последующим поколениям эта политика казалась чуть ли не самоубийственной, поскольку она вызвала резкую враждебную реакцию против португальцев со стороны тех самых правителей и народов, которые могли бы стать их союзниками, если бы был принят более дипломатический подход. Именно тогда, когда Португалия больше всего нуждалась в друзьях, она приняла политику, которая неизбежно вызвала бы величайшую враждебность.
   Современные наблюдатели с удивлением комментировали влияние, которым пользовались конкурирующие религиозные ордена, и казавшиеся бесконечными религиозные праздники, которые, казалось, занимали португальцев в Гоа. Пьетро делла Валле, который был в Гоа в 1623 г., описывает процессию Тела Христова "с большим количеством зеленых ветвей, чем одежд, и с множеством изображений мистерий переодетых людей, вымышленных животных, танцоров и маскарадов". Три недели спустя они праздновали канонизацию святой Терезы, когда "главные португальцы в ту же ночь ходили взад и вперед по улице большими группами, переодетые в несколько костюмов, на манер маскарада". Месяц спустя был праздник Святого Иоанна Крестителя, когда "вице-король со многими знатными португальцами... проезжал по городу в маскарадных костюмах, но без масок, по два одинаковых... Здесь, после того, как по улицам прошли маршем много отрядов туземных христиан-канара со своими знаменами, барабанами и оружием, прыгая и играя с обнаженными мечами в руках, потому что все они пешие, в конце концов все кавалеры устроили скачки... со своими мавританскими скимитарами, и, наконец, все они спустились вниз, маршируя вместе в походном строю, и так направились к площади перед дворцом вице-короля"36.
   Это было кризисное время для Эстадо да Индия, когда флоты и крепости остро нуждались в живой силе и подкреплениях.
   С приходом иезуитов в 1540-х гг. и учреждением инквизиции в Гоа в 1560 г. воинственность миссионеров возросла. Иезуиты и доминиканцы были сильными соперниками за влияние в padroado real и боролись за поддержку вице-королей, которая позволила бы им расширить свои миссии. Вице-короли, на которых лежала ответственность за финансирование миссий, становились все более зависимыми от религиозных орденов в поставке образованных кадров для дипломатических миссий, для управления правительственными учреждениями в Гоа и для обеспечения социальной инфраструктуры, такой как школы и больницы, в разбросанных поселениях Эстадо да Индия.
   Миссионеры, в свою очередь, потребовали, чтобы политика Эстадо да Индия имела более сильную религиозную направленность. Сеть союзов с местными правителями, от которой зависели португальцы с тех пор, как они впервые прибыли на Восток, должна была использоваться для распространения христианства. Миссионеры поддержали политику обучения в Гоа членов правящих семей и наследников престолов, чтобы затем приводить их к власти в качестве христианских правителей в азиатских и африканских королевствах. Альтернативой было фактическое завоевание территории и христианизация подвластного населения - политика, сначала проводившаяся на территориях вокруг Гоа, а затем распространившаяся на Восточную Африку и Цейлон в последние годы XVI в. Эта политика имела определенный успех. Христианство быстро распространилось в Японии и на Молуккских островах под влиянием христианизированных правящих элит, а также среди населения, находившегося под прямым португальским правлением, в завоеванных районах Цейлона и Индии. Более того, Синод в Диампере в 1599 г., на котором христиане св. Фомы "примирились" с Римом, и признание папского верховенства эфиопским правителем в начале XVII в., казалось, обещали, что восточные церкви объединятся под главенством Рима.
   Однако сами успехи этой политики оказались неоднозначным благом. По мере реального распространения римского христианства и влияния padroado real противостояние нехристианских и некатолических религиозных групп становилось все сильнее и переросло в межобщинный и политический конфликт. Враждебность между христианами и нехристианами уже привела к потере Тернате и изгнанию португальцев с большей части Молуккских островов. Теперь же это угрожало всей стабильности португальских позиций в Восточной Африке, на побережье Канары и, что наиболее серьезно, в Японии.
   С другой стороны, там, где португальцы были не в состоянии пытаться принуждать местное население, христианам оказалось возможным жить в разумной гармонии с мусульманами, индуистами и буддистами. После падения Малакки в 1641 г. многие португальцы переехали в Макассар, где они процветали под властью мусульман-сумбанцев, которые оставались решительно пропортугальскими и враждебными голландцам.
  
   Восточная Африка и Эфиопия
  
   В Восточной Африке самый прямой вызов господству Португалии бросили не голландцы, а, что совершенно неожиданно, местная оппозиция. После неудавшегося нападения голландцев на остров Мозамбик другие европейцы не пытались посягать на португальские владения. Их торговля на побережье основывалась на двух капитанах, Мозамбике и Момбасе, каждое из которых располагалось в укрепленных островных цитаделях. На севере Момбаса контролировала торговлю слоновой костью на побережье вплоть до мыса Дельгадо (на границе современного Мозамбика). Со времени первого путешествия Васко да Гамы португальцы поддерживали тесный союз с султанами Малинди, которых они в конечном итоге сделали титульными правителями Момбасы. Султаны и другие прибрежные правители платили дань Португалии и пользовались привилегированными отношениями с португальским капитаном Момбасы. В самой Момбасе и на островах капитанства поселилось некоторое количество португальцев, которые вступали в браки с местным населением и основали афро-португальское торговое сообщество, подобное тому, которое существовало вдоль побережья Гвинеи 37.
   В 1631 г., по-видимому, без предупреждения, султан Момбасы поднял восстание, захватил форт Жесус, вырезал всех португальцев, которых смог найти, и призвал других шейхов и султанов побережья также взбунтоваться. Причину такой бурной реакции против португальцев можно объяснить религиозной политикой Эстадо да Индия. Наследника трона Малинди еще в детстве уговорили поехать в Гоа, где его крестили под именем дона Жерониму Чингулия. В 1629 г. он был провозглашен первым христианским султаном Момбасы и Малинди - очевидный триумф миссионерской политики обращения наследников восточных престолов. Однако, похоже, что, снова оказавшись среди мусульманского населения, дон Жерониму не только вернулся к своей вере, но и сделал это с горечью по отношению к португальцам, которую разделяли многие прибрежные мусульмане, решительно выступавшие против самой идеи навязывания им христианского султана. Хотя произошедшее восстание получило широкую поддержку, его не следует рассматривать как ранний пример африканского национализма или антиимпериализма. До 1630-х гг. португальцы сохраняли modus vivendi с мусульманскими правителями и населением побережья, основанный на взаимовыгодной торговле и, возможно, также на общем опыте отражения вторжений зимба. Очевидно, что к восстанию привела попытка Португалии отказаться от политики культурного сосуществования и навязать исламскому населению христианского правителя.
   Южным из двух прибрежных капитанств был Мозамбик. К 1620-м гг. это капитанство стало в значительной степени частной собственностью капитана и олицетворяло собой способ, которым происходил отказ от королевского и вице-королевского контроля даже внутри официальной империи. В течение трех лет пребывания на этом посту капитан Мозамбика имел исключительное право эксплуатировать торговлю золотом и слоновой костью Замбезии и региона Софала и контролировать все поселения в этом районе. Торговая монополия капитана действовала только в пунктах ввоза и вывоза. Он имел исключительное право импортировать ткани, которые были валютой региона, и исключительное право экспортировать золото и слоновую кость. Торговые караваны, ярмарки и шахтерские лагеря внутри страны фактически управлялись местными португальскими moradores, базировавшимися в Софале или одном из городов Замбези.
   Первые годы XVII в. ознаменовались серьезными конфликтами внутри португальской общины. Moradores Мозамбика настаивали на том, чтобы им разрешили создать свой собственный Senado da Camara, в то время как moradores Замбезии беспрестанно жаловались на алчность капитанов, нехватку товаров для торговли и небезопасность своих поселений. Корона, со своей стороны, настоятельно призывала капитанов обеспечить эффективную оккупацию золотых приисков и серебряных рудников, которые, как считалось, все еще находились в глубине страны. Тем временем доминиканцы в значительной степени заменили иезуитов в качестве активного крыла воинствующей церкви и пытались добиться обращения в христианство, воспитывая принцев Каранга как христиан и насаждая христианство при дворе Мономотапы. Во втором десятилетии века самый влиятельный из португальских sertanejos, Диогу Симойнс Мадейра, не только заставил Мономотапу уступить контроль над всеми рудниками королю Португалии, но принял в свой дом двух принцев Каранга, чтобы они воспитывались как христиане 38.
   Именно в этом контексте в 1629 г. коалиция вождей Каранга объединилась с вождями Марави к северу от Замбези в согласованной попытке изгнать португальцев из всего региона Замбези. Тот факт, что священники-доминиканцы были одной из главных целей повстанцев, говорит о том, что агрессивная политика миссионеров сыграла важную роль в объединении столь разрозненных элементов. Также целью были ярмарки золота, и, возможно, недовольство, вызванное действиями афро-португальских торговцев с их солдатами-тонга, подтолкнуло вождей к восстанию. На первых порах повстанцы добились широкого успеха. Большое количество афро-португальцев было убито, а золотые ярмарки и города Замбези оказались в осаде.
   Ни одно из этих двух восстаний в Восточной Африке не имело ничего общего с голландцами или англичанами, и похоже, что повстанцы не вступали в какие-либо контакты с европейскими врагами Португалии. Они представляли собой местную реакцию на политику Португалии, особенно на религиозную политику миссионеров, которая фундаментальным образом бросала вызов местной культуре и политическим отношениям.
   Реакция Эстадо да Индия на эти вызовы была традиционной, но эффективной. Франсишку де Сейшас Кабрейра был отправлен с кораблями и людьми из Гоа. Он отвоевал Момбасу, подчинил мятежные города суахили и изгнал дона Жерониму, увековечив свою победу каменной надписью над главными воротами форта Жесус. Восстановление португальской власти в Замбезии было делом рук недавно назначенного капитана Фелипе де Соуза де Менезиша. Его кампания в Замбезии в 1631 г. была самой успешной из всех, проведенных португальскими полководцами в Восточной Африке. Он быстро разгромил марави и снял осаду Келимане, затем двинулся в Манику, где мятежный король был казнен, а на его место был поставлен друг португальцев. Его победа в центре Каранги была столь же убедительной, и португальцы и их клиенты получили полный контроль над северной частью плато Зимбабве. После этого победители приступили к разделу земель и населения и передаче их ведущим афро-португальцам, которые добивались прав на земли от португальской Короны. Тем временем исследовательские экспедиции были отправлены на юго-запад, в Бутуа, современный регион Матабелеленд 39.
   В то время как Португалия столкнулась с сильной местной враждебностью в Восточной Африке, оппозиция также росла в Эфиопии. У Португалии не было крупных коммерческих интересов в Эфиопии, и португальская община там находилась за пределами юрисдикции Эстадо да Индия. Однако это царство воспринималось как важный союзник против любого распространения турецкого влияния в регионе Красного моря, и у иезуитов была миссия в стране. Эфиопия также имела символическое значение, поскольку земля Пресвитера Иоанна была одной из целей, к которым стремились средневековые короли Португалии. Миссия иезуитов, основанная в 1550-х гг., приобрела влияние при дворе и тесно сотрудничала с португальской общиной страны, большая часть которой состояла из потомков солдат армии Криштована да Гамы. В начале XVII в. под энергичным руководством Перо Паиша иезуитам удалось убедить негуса перейти в католицизм. Включение всего царства в состав римского сообщества теперь казалось лишь вопросом времени. Именно эта угроза традиционной эфиопской церкви, а также опасения, что португальское влияние на негуса подрывает положение региональных вождей, привели к восстанию 1636 г. Столкнувшись с широкомасштабным восстанием, поддержанным местной церковью, негус был вынужден уступить и изгнать иезуитов и большую часть лузо-эфиопской общины. Им не суждено было вернуться, и Эфиопия оставалась фактически закрытой для европейцев в течение следующих ста пятидесяти лет.
   Хотя Эфиопия не имела большого значения для Эстадо да Индия, утрата миссии иезуитов и прекращение неофициального португальского присутствия в стране стали частью общей картины. Усиливающееся давление со стороны иезуитов и доминиканцев с целью добиться обращения в христианство, и в частности их тактика нападения на правящие семьи, были формой культурного империализма, который начал вызывать бурную местную реакцию.
  
   Япония
  
   Гораздо более серьезным, чем изгнание иезуитов из Эфиопии, было их изгнание из Японии и последующая потеря японской торговли. Преследования христиан в Японии начались еще в 1590-х гг., когда централизующая власть Хидэёси (умершего в 1598 г.) все больше вступала в противоречие с привилегиями, которыми пользовались христианские даймё и их последователи. Однако опасения, что распространение христианства ослабит центральную власть и даже может угрожать иностранным вторжением и завоеванием, сдерживались огромной ценностью торговли, которую осуществляли португальские корабли, приходившие из Макао. Ежегодные торговые путешествия продолжались, и японский диктатор Иэясу (умер в 1616 г.) использовал иезуитов в качестве посредников для импорта золота с целью оплаты его войн, а также шелка, но подозрения в отношении христиан росли, и возобновились преследования христианской общины. Позиции португальцев начали ослабевать, когда они начали терять свое доминирующее положение в торговле шелком. На рынок пришли голландские, испанские и даже японские купцы, и объем импорта в Японию увеличился вдвое. К 1610 г. португальский импорт шелка-сырца составлял лишь 30 процентов от общего объема 40. В начале XVII в. португальцы также несли большие потери при транспортировке. Между 1599 и 1617 гг. nau do trato отплывал из Макао всего десять раз за девятнадцать лет, в результате чего в 1618 г. "Большой корабль" был заменен галиотами меньшего размера. Несмотря на это, потери продолжались.
   Однако относительный спад торговли шелком, однако, с лихвой компенсировался португальским экспортом серебра из Японии. Одной из аномалий истории того периода является то, что по мере ухудшения политических и дипломатических отношений объем экспорта серебра резко возрос. В то время как экспорт серебра между 1580 и 1597 гг. колебался от 18,7 до 22,5 тонн в год, с 1610 по 1635 гг. его объёмы резко возросли до 150-87 тонн 41. Огромный рост экспорта серебра из Японии, особенно в 1630-х гг., возможно, был стимулирован сокращением его добычи в Перу. Если это так, то это яркий пример того, как экономика Дальнего Востока реагировала на факторы глобального спроса. Другим фактором, однако, могло быть эмбарго, введенное японцами на торговлю с голландцами между 1628 и 1633 гг., что снова сделало японцев зависимыми от португальских купцов.
   Гонения на христиан продолжались в течение 1620-х гг., когда произошло множество громких мученических смертей, а десятки тысяч христиан были вынуждены отречься от веры. Однако христианство уже пустило глубокие корни, и искоренить его среди крестьянства оказалось труднее, чем среди высших классов. Более того, до тех пор, пока португальская торговля с Японией была разрешена, миссионеры продолжали прибывать под чужим обличьем на борту торговых кораблей, и миссии могли финансировать себя за счет прибыли от торговли 42.
   В 1630-х гг., несмотря на бум торговли серебром, отношения между португальцами и японцами еще больше ухудшились. Хотя главной причиной этого был религиозный вопрос, высокий уровень задолженности португальских купцов перед японцами, от которых они теперь получили большую часть своего торгового капитала, и частые неплатежи по этим долгам обеспечили чисто коммерческую подоплеку этого ухудшения ситуации.
   Движимый растущим страхом перед иностранцами, боровшимися за влияние в Японии, сёгун начал разрывать связи с внешним миром. Отношения с Манилой закончились в 1624 г., и японским купцам было отказано в паспортах для торговли за границей на собственных кораблях. В 1628 г. даже голландцы оказались под эмбарго. Португальская торговля становилась все более рискованной, и любое португальское присутствие за пределами порта Нагасаки, предусмотренного договором, было невозможным. В 1637 г. вспыхнуло восстание среди преимущественно христианского населения Амакуса и Симабары недалеко от Нагасаки. Трудности, возникшие при подавлении восстания, заставили сёгуна отказаться от разработанного им плана нападения на испанцев на Филиппинах, но это также привело к окончательному разрыву всех отношений с Макао. В 1639 г. португальцы были окончательно изгнаны, а японские порты для них закрылись. Когда они попытались вернуться в 1640 г., все члены делегации, за исключением тринадцати, были казнены, и почти столетние португальско-японские отношения подошли к концу.
   Нет никаких сомнений, что главной причиной конфликта между иберийцами и японцами была политика иезуитов и монахов по распространению христианства. Чарльз Боксер пришел к выводу, что "именно угроза социальных перемен и разрушение существующего феодального порядка, а не страх перед иностранным вторжением, заставили Хидэёси и его преемников рассматривать христианство как опасную подрывную религию"43. Однако изгнание японцами португальцев и сопровождавшее его "закрытие" Японии, если и не было напрямую вызвано присутствием голландцев и англичан в регионе, стало возможным благодаря осознанию того, что после изгнания португальцев по-прежнему было бы возможно импортировать шелк и экспортировать серебро благодаря контактам с голландцами, которым было разрешено управлять единственной торговой факторией в Дэдзиме.
   Потеря торговли с Японией стала самым большим ударом по Эстадо да Индия со времен падения Ормуза. Хотя Макао и Нагасаки находились за пределами формальной юрисдикции Эстадо и составляли часть "неофициальной" империи, доходы от торговли с Японией способствовали формированию коммерческого капитала, от которого зависело Эстадо, в то время как создание христианской общины в Японии было одним из самых впечатляющих достижений padroado real. Торговля, которую вели португальцы, привела к значительному расширению производства серебра в Японии и к вливанию ликвидности в мировую коммерческую систему, уступающему лишь потоку серебра из Потоси. Это внесло огромный вклад не только в богатство португальской торговой системы, но и в рост мировой экономики.
  
   Шри-Ланка
  
   К 1620 г. последствия военных катастроф 1590-х гг. были устранены, и власть Португалии в Шри-Ланке достигла своего пика. Королевство Котте находилось под полным контролем Португалии и управлялось из Коломбо и двух крепостей Галле и Негомбо. Джафна была превращена в подчиненное государство, и из ее укрепленной столицы португальцы теперь эффективно контролировали морской путь между Индией и Шри-Ланкой, а также ловлю жемчуга по обе стороны Манарского пролива. Королевство Канди подписало договор, признающий неофициальное господство Португалии, после чего португальцы построили еще две крепости в Тринкомали и Баттикалоа на восточном побережье. Они доминировали в торговле корицей, которая в 1614 г. стала монополией Короны, и экспорте слонов. Среди правящей элиты острова и простых людей произошли обширные обращения в христианство. Позже Жуан Рибейру сетовал на недальновидность испанской Короны, не выделившей достаточных ресурсов для полного завоевания острова, который должен был стать автономной колонией, поддерживающей португальское население и обеспечивающей надежную базу для поддержания португальской власти на Востоке. Поразмышляв о бедности Восточной Африки, он задумался о том, какой могла бы стать Шри-Ланка.
   "Вместо того, чтобы жить на этих землях [Восточной Африке], лишенных всего необходимого для удовлетворения жизненных потребностей и совершенно нездоровых, нашим людям было бы лучше обитать на здоровой земле, которая всем обеспечена и приятна для жизни человека; где все были бы богаты, и у них было бы что продать, не будучи обязанными покупать; где все наши силы были бы едины и не находились в постоянном страхе поражения или нападения; (откуда можно было бы) держать весь Восток в подчинении, чтобы их короли были вынуждены искать нашей дружбы; служить Богу и иметь на этом огромном пространстве твердую скалу, на которой можно основать веру в Иисуса Христа; в то время как у нашего короля была бы богатая империя, опиравшаяся на те же самые форты, которыми могли бы быть вознаграждены достойные, с доходами, отличными от тех, которые они приносят в наши дни" 44.
   На Шри-Ланке, как и в остальной части империи, настоящий упадок португальского могущества пришелся на десятилетие 1630-х гг., но здесь ключевую роль предстояло сыграть голландцам. После захвата португальцами Баттикалоа в 1628 г. война с Канди возобновилась. Новый вице-король, Конде де Линьяреш, отдал приказ о завоевани Канди, но португальское вторжение закончилось крупной военной катастрофой в 1630 г., когда генерал-капитан Константино де Са потерпел поражение и был убит. Это поражение приобрело в сознании португальцев почти эпический характер, напоминая в этом отношении поражение дона Себастьяна при Алькасар-эль-Кебире. В этих битвах героизм португальцев проявился не в славных победах, ознаменовавших первоначальное завоевание, а в катастрофах, поражениях и предательстве. Как и в рассказах о кораблекрушениях и "Peregrina"ao" Мендеса Пинто, повествование об Эстадо да Индия начало принимать характер трагедии 45.
   Однако, несмотря на эту победу, кандийцы не смогли взять ни одну из португальских крепостей, и в 1634 г. был заключен мир. Оказавшись изолированным внутри острова, король Канди обратился теперь за помощью к голландцам. Голландцы были готовы занять новую, более агрессивную позицию по отношению к португальцам, которые все еще сохраняли контроль почти над всеми своими опорными пунктами и могли внушать страх азиатским правителям. В 1636 г. началась новая блокада Гоа, а в 1638 г. голландцы согласились помочь изгнать португальцев из Шри-Ланки. Новое португальское вторжение в Канди в 1638 г. было повторением катастрофы 1630 г., и голландский контроль на море быстро заставил португальцев перейти к обороне. Баттикалоа подвергся нападению голландского флота, и после его капитуляции король Канди подписал договор, дающий голландцам монополию на торговлю корицей и разрешающий им размещать гарнизоны в захваченных крепостях 46.
   Несмотря на разногласия и многочисленные свидетельства масштабов голландских замыслов в отношении Шри-Ланки, союз между ОИК и королем Канди сохранился и привел к падению Тринкомали в 1639 г., Негомбо в феврале и Галле в марте 1640 г. Во всех захваченных крепостях были размещены голландские гарнизоны, которые теперь имели доступ к лесам, где росла корица. Однако успех голландцев был остановлен, когда португальцы отвоевали Негомбо, разбили кандийскую армию и, что стало наиболее чувствительным ударом с голландской точки зрения, захватили годовой объем производства корицы, прежде чем ее удалось доставить на склады ОИК 47. Борьба за Шри-Ланку явно обещала затянуться надолго и поглотить все свободные ресурсы Эстадо да Индия, не позволяя вице-королям отправить необходимую помощь в Малакку и форты на побережье Канары.
  
   Малакка
  
   После прибытия голландцев на Восток португальцы попытались вернуть себе господство в проливах, построив крепости в Муаре, Кундуре и Сингапуре, а также атаковав и разрушив столицу султаната Джохор. Однако победа голландского флота у Малакки в 1605 г. означала, что португальцы постепенно теряли контроль над проливами, в то время как сама Малакка периодически блокировалась голландскими военными кораблями и сухопутными войсками малайских султанов. Одним из последствий этого стало то, что торговля Малакки основными продуктами азиатской торговли (индийскими тканями, шелками и специями) рухнула, и moradores пришлось выживать за счет местной торговли, которая велась на небольших лодках, которые могли избежать перехвата голландцами 48. В 1629 г. город был спасен от ачехцев только прибытием флота Нуну Алвариша Ботельо. В 1640 г. он был блокирован и осаждён голландцами и после пятимесячной обороны сдался 14 января 1641 г.49
   Падение Малакки стало поистине катастрофой для португальцев. Город был в прямом смысле слова второй столицей Эстадо да Индия. Это было главное официальное португальское поселение к востоку от Шри-Ланки, и его стратегическое положение давало ему важную роль в восточной торговле. После 1641 г. большинство португальских торговцев, обосновавшихся в Малакке, перебрались в Макассар, где с первых лет XVII в. существовала значительная португальская община и чьи правители поддерживали тесные и дружеские отношения с ведущим португальским купцом в регионе, Франсишку Виейра де Фигередо 50. Без Малакки и с прекращением торговли с Японией португальцы в Индонезии и на Дальнем Востоке стали просто частными торговцами, торгующими из Макао или Тимора, или обосновавшимися в Макассаре и даже Батавии под присмотром всемогущей ОИК. Хотя частная торговля Португалии выжила и даже процветала, теперь она явно и однозначно представляла собой торговлю мелкой касты азиатских торговцев, обосновавшихся в голландских или индонезийских портах и больше не являвшихся частью глобальной империи, стремящейся к военному господству и торговой монополии.
  
   Индия
  
   В самом сердце Эстадо да Индия португальцам теперь был брошен вызов, с которым они никогда не сталкивались раньше. Голландцы поддерживали постоянную блокаду Гоа, и торговля некогда "Золотой столицы" сократилась. После 1618 г. произошло возрождение военно-морской мощи Малабара под руководством одного из Кунджали, потомственных адмиралов Каликута. Каликут теперь действовал совместно с голландцами и сделал южные воды Индии от Манара до Гоа чрезвычайно опасными для португальского судоходства 51.
   Аналогичное давление ощущалось в регионе Канара, где положение канарских фортов Онор, Барселор и Мангалор становилось все более шатким. Порты Канара были важны для Португалии с точки зрения закупки перца и поставок риса, необходимых для содержания гарнизонов в Маскате и Персидском заливе. С упадком империи Виджаянагар после 1565 г. правители побережья Канары признали верховенство Биджапура, но оно становилось все более номинальным, особенно когда Венкатаппа, наяк Икери, отказался платить дань и начал подчинять других правителей региона. Португальцы редко вмешивались напрямую в индийскую политику и ограничивались поставками боеприпасов тем, кого считали своими союзниками. Однако в 1618 г. их необдуманная поддержка короля Бангалора привела к нападению на крепость Мангалор и разгрому португальских войск, пытавшихся освободить ее.
   Смерть Венкатаппы совпала с прибытием вице-короля графа Линьяреша, который был полон решимости возродить былое положение Эстадо да Индия путем расширения территориального контроля португальцев. Помимо призыва к завоеванию Шри-Ланки, Линьяреш решил захватить и укрепить остров Камболим недалеко от Барселора, откуда он мог контролировать местное производство риса и поставки хорошей древесины, необходимой для его программы судостроения. Эта акция привела к длительным переговорам с новым наяком, который потребовал, чтобы португальцы отказались от Барселора в обмен на контроль над Камболимом и подписали новое соглашение о покупке перца по более высокой цене. Хотя Камболим был оккупирован, Государственный совет не смог договориться о сдаче Барселора, в результате чего Эстадо да Индия обнаружило, что оно расширило свою территорию и приобрело еще одну крепость, не обеспечив себе поставки перца 52.
  
   1640-1648 гг. - годы кризиса
  
   В течение десятилетия 1630-х гг. ошибочный оптимизм 1620-х гг. быстро испарился, когда всем стал очевиден полный масштаб угроз империи и растущих требований испанской монархии. Чтобы покрыть расходы на европейскую войну и отражение голландского вызова заморским территориям, Оливарес предлагал расширить Союз оружия, что означало новые военные налоги и новую постоянную армию, в содержание которой должны были внести свой вклад все испанские королевства. Пытаясь убедить португальцев внести больший вклад в военные действия, Оливарес и регентша, представлявшая Филиппа IV в Португалии, Маргарита Мантуанская увеличила количество раздаваемых рыцарских званий, выделив, в частности, тех, кто был готов служить в Бразилии или вербовать и платить солдатам за свой счет. Это "раздувание" рыцарских титулов росло, пока не стало предметом недовольства ведущих дворянских семей 53. Напряжение войны также начало вызывать волнения на более низких уровнях социальной лестницы, поскольку сопротивление новому налогообложению сочеталось с протестом против ренты, выплачиваемой знати. Народные волнения, вспыхнувшие в Эворе в 1637 г., распространились на остальную часть королевства, так что для поддержания порядка пришлось использовать испанские войска. Антииспанские настроения теперь грозили объединиться с народным недовольством землевладельческой знатью, образуя крайне взрывоопасный политический коктейль, который грозил привести к революционной ситуации.
   В последующие месяцы после восстания 1637 г. плохие новости приходили с каждым кораблем, достигшим Лиссабона: потеря северной Бразилии и Эльмины, изгнание из Японии, поражение на Шри-Ланке и голландская блокада Гоа - все это, казалось, осуждало монархию, которая была явно не в состоянии защищать жизненно важные интересы страны. Малакка, Коломбо и Ангола теперь казались слабыми и беззащитными целями, ожидающими следующего нападения голландцев. Именно в этом контексте небольшая группа дворян начала замышлять восстание. Однако, как это часто бывало в истории Португалии, именно события по ту сторону границы, в Испании, дали португальцам возможность и смелость восстать. В феврале 1640 г. в Каталонии вспыхнуло восстание, поддержанное французами, но выражавшее возмущение угрозой Оливареса независимости полуавтономного королевства Арагон. Призванные присоединиться к экспедиции для подавления восстания, португальские дворяне колебалась. Подозревая их в нелояльности, испанский вице-король в Португалии попытался заманить герцога Браганса, главу ведущей дворянской семьи Португалии, в ловушку, где его можно было арестовать, после чего, как надеялись, диссидентское движение могло быть подавлено 54. Собравшись с духом, группа дворян совершила государственный переворот, захватив контроль над королевским дворцом в Лиссабоне и провозгласив Брагансу королем Жуаном IV.
   Поначалу знатные заговорщики не встретили большого сопротивления. Восстание, казалось, обещало положить конец военному налогообложению, и Жуан IV заручился поддержкой народа, обратившись к себастьянистских идеям, которые заменяли политическую идеологию в сознании простых людей, заявив, что он отречется от престола, если дон Себастьян снова появится из укрытия. На более практическом уровне Жуан зависел от сильной поддержки иезуитов, которые надеялись заручиться поддержкой нового монарха в их ожесточенной борьбе с бразильскими паулистами за права индейцев и защиту миссонерских "редукций"55. Повстанцы также делали ставку на прекращение войны с голландцами и, несомненно, надеялись, что, как только Португалия отделится от Испании, голландцы прекратят свои нападения на португальские владения и что они, французы и, возможно, англичане будут приветствовать новую независимую Португалию в качестве союзника и предложат помощь и защиту. Действительно, весь успех восстания, как считалось, зависел от получения немедленного признания и помощи, поскольку вскоре стало очевидно, что правящая элита Португалии была опасно разделена, и даже сторонники Брагансы не собирались платить дополнительные налоги или отказываться от своих привилегий, чтобы помочь выживанию нации.
   Один вопрос, на который дон Жуан вскоре получил ответ, касался лояльности португальских поселений за рубежом. Весть о перевороте достигла Гоа 8 сентября 1641 г., когда девятилетний сын одного из капитанов Жуана прибыл в город с депешами для вице-короля и объявил о смене режима португальской общине, собравшейся в соборе на мессу. После первоначальных колебаний вице-король созвал Concelho do Estado и высказался за нового короля 56. Хотя Сеута объявила о поддержке Испании (и до сих пор остается испанским владением), остальная часть империи приветствовала воцарение Жуана. Тем не менее положение, в котором оказался Жуан, было достаточно критическим. Португалия не только ожидала вторжения из Испании, но и голландские нападения за границей продолжались с новой силой в Западной Африке, Бразилии и на Востоке. Малакка была захвачена в начале 1641 г., и в том же году дону Жуану пришлось противостоять попытке контрпереворота, возглавляемой сторонниками кастильцев, включая инквизитора, архиепископа Браги и других высокопоставленных лиц, которые хотели восстановить Филиппа на португальском троне.
   В этих обстоятельствах у короля не было другого выбора, кроме как искать поддержки за границей. Его дипломатические агенты посетили Англию, Швецию, Францию и даже Нидерланды, чтобы добиться признания и помощи против Кастилии. С англичанами он смог заключить договор в 1642 г., который позволил ему нанимать людей и корабли в обмен на предоставление свободы вероисповедания английским торговцам в Португалии. Однако, поскольку Англия находилась на грани гражданской войны, это соглашение не сулило большой практической помощи. Французы и голландцы также мало что предложили, кроме признания независимости. Когда голландцы в конце концов подписали договор с Португалией в июне 1641 г., в нем предусматривалось только перемирие, а не прочный мир, хотя вина в равной степени лежала и на португальцах, которые ясно дали понять во время переговоров, что они намерены попытаться вернуть себе заморские владения, которые они отдали голландцам. Предполагалось десятилетнее прекращение военных действий в Европе, которое также вступит в силу в Америке и на Востоке, как только оно будет ратифицировано обеими сторонами 57. Задержки с ратификацией означали, что войны на Востоке и в Бразилии продолжались и даже усиливались по мере того, как голландцы активизировали свои нападения на португальцев, чтобы добиться каких-либо успехов, прежде чем военные действия подойдут к концу. В октябре 1641 г. голландский флот, поспешно снаряженный Йоханом Морицем, прежде чем какой-либо мир, заключенный в Европе, мог помешать ему, появился у берегов Анголы и взял Луанду, Бенгелу и Сан-Томе, одним махом захватив весь рабовладельческий комплекс Португалии на юге Атлантики. В феврале 1642 г. был также захвачен Аксим, последняя португальская fortaleza на Золотом Берегу 58. На Востоке голландский губернатор Ван Димен, в равной степени встревоженный перспективой мира, послал войска, чтобы попытаться захватить Коломбо.
   В 1642 г. представилась реальная возможность положить конец войне. В октябре новости о ратификации договора достигли голландцев на Востоке вместе с приказом Генеральных штатов соблюдать перемирие. Голландцы отправили послов в Гоа, предложив условия, которые включали уступку двух провинций (диссавани) в районах выращивания корицы на Шри-Ланке под предлогом того, что эти земли принадлежали крепости Галле, которая теперь находилась в руках голландцев. Португальцы отказались уступить эти районы, которые они контролировали. Переговоры окончательно прервались в апреле 1643 г., и война возобновилась. Трудно не прийти к выводу, что отказ Португалии уступить голландцам какие-либо земли в Шри-Ланке был серьезной ошибкой. Мир, каким бы ненадежным он ни был, позволил бы Эстадо да Индия восстановить свои силы в то время, когда от Португалии нельзя было ожидать никакой помощи 59.
   На самом деле Португалию спасли не ее новые союзники и даже не какие-либо значительные национальные усилия с ее стороны, а крайнее истощение, равносильное фактическому распаду, с которым теперь столкнулась кастильская монархия. Хотя восстания в Каталонии, Андалусии и Неаполе были подавлены, все доступные испанские ресурсы пришлось сосредоточить на войне в Нидерландах, где французские армии под командованием Конде и Тюренна впервые за девяносто лет начали оказывать определенное влияние на европейской сцене. В 1643 г. французы одержали победу при Рокруа, которую историки считают решающим моментом, когда военное превосходство в Европе окончательно перешло от Испании к Франции и североевропейским державам. Португалию спасло просто то, что у Испании не было в наличии армии, способной организовать серьезное вторжение.
   Крайнее истощение характеризовало большую часть Европы в 1640-х гг. Война в Германии выродилась во в значительной степени бессмысленную борьбу между соперничающими военачальниками - могущественными генералами-командирами наёмников, номинально находившимися на шведской, французской или имперской службе, которые взимали "контрибуции" с разоренной Центральной Европы - в то время как голод, чума и военные налоги привели к широкомасштабным социальным волнениям и распаду общинной солидарности. Восстания и гражданские войны в различных формах вспыхнули по всей Европе, затронув не только Англию, Португалию и владения испанской Короны, но и Францию, Нидерланды, Швецию и центральноевропейские государства.
   Именно в этих обстоятельствах в 1645 г. были сделаны первые шаги к установлению общеевропейского мира, а в Бразилии вспыхнуло восстание против голландцев.
  
   Carreira da India в 1640-х гг.
  
   В 1630-е гг. голландская морская мощь, наиболее эффективно проявившаяся в длительной блокаде Гоа с 1635 по 1642 гг., была близка к уничтожению carreira da India, но только в 1638 г. структура самого государства Эстадо да Индия начала рушиться. В течение четырех катастрофических лет были потеряны все форты на побережье Шри-Ланки, за исключением Коломбо и Джафны, торговле с Японией пришел кровавый конец, и Малакка перешла к голландцам. Хотя Жуан IV в 1643 г. учредил Concelho Ultramarino ("Совет по заморским делам" (португ.)), чтобы сосредоточить внимание на принятии решений и передать этому органу ответственность за имперские вопросы из рук Государственного совета, он не смог послать никаких подкреплений на Восток. Эстадо да Индия пришлось выживать за счет собственных внутренних ресурсов, и, несмотря ни на что, ему не удалось добиться даже скромного восстановления. Сорок два корабля покинули Лиссабон в 1640-е гг., на девять больше, чем в 1630-е гг., хотя тоннаж, прибывший в Гоа, был немного меньше, и двадцать четыре корабля успешно совершили обратный рейс, на девять больше, чем в предыдущее десятилетие. Для сравнения, в том же десятилетии ОИК отправила на Восток 165 кораблей общим тоннажем 101 000 тонн и не потеряла ни одного судна 60. Однако это скромное улучшение едва скрывало упадок почти во всех аспектах деятельности Эстадо да Индии. Португальские грузы пряностей теперь составляли лишь малую часть грузов, отправляемых голландскими и английскими компаниями. Дефицит серебра, вызванный потерей торговли с Японией и снижением добычи на южноамериканских рудниках, затруднил закупку перца. Португальские судоходные мощности также сократились, и голландцы захватили большую часть межпортовой торговли в Азии, которая прежде находилась в руках португальцев. "Они настолько овладели этими местами, что не позволяли нам плавать в этих водах. Дело дошло до такой степени, что если из пяти судов, занимавшихся торговлей с Китаем, благополучно возвращалось хотя бы одно, это считалось чудом", - сетовал летописец португальских войн в Шри-Ланке 61.
   Если за десятилетие на Востоке больше не было потерь городов и фортов, то растущая мощь султаната Оман стала зловещим знаком, поскольку впервые за сто лет мусульманская держава, обладающая значительным морским потенциалом, угрожала положению Португалии в Персидском заливе и на восточноафриканском побережье. Единственным светлым моментом для португальцев было то, что теперь они могли тесно сотрудничать с английской Ост-Индской компанией, которая продавала грузовые места в трюмах своих кораблей португальским купцам и даже факторам Короны и предоставляла суда для отправки помощи осажденным португальским гарнизонам. Это было судоходство, которое не подвергалось грабежам голландцев 62.
  
   Десятилетие определения будущего, 1648-1658 гг.
  
   Годы, последовавшие за 1648 годом, ознаменовались рождением нового европейского порядка. Хотя военные действия продолжались в Прибалтике и между Францией и Испанией в Нидерландах, всеобщий Вестфальский мир, заключенный в том же году, стабилизировал политическую ситуацию в Германии и Центральной Европе. Независимость Нидерландов была признана, как и существование Швейцарии как независимого государства, и в том же году гражданская война в Великобритании закончилась полной победой армии Кромвеля, за которой в январе 1649 г. последовала казнь короля. Однако война между Францией и Испанией продолжалась, и вопрос независимости Португалии от Испании оставался нерешенным. Португалия не была включена в Вестфальское соглашение, и становилось все более очевидным, что Франция и Испания попытаются урегулировать будущее Португалии между собой, когда в конечном итоге они заключат мир. Тем временем Португалия испытывала неудобства, если не сказать, что оказалась в тяжелом положении, из-за отказа Папы рукополагать новых епископов в Португалии и враждебности папства к династии Браганса, которое угрожало превратить часть церковнослужителей в пятую колонну Кастилии.
   Вестфальское соглашение заставило Португалию остро осознать свое слабое положение, и теперь страна расплачивалась за свою прежнюю неспособность к модернизации. Экономической слабости внутри страны и нехватки ресурсов для самообороны было бы достаточно, чтобы сделать ее уязвимой, но на Востоке и в Америке Португалия все еще обладала богатыми и важными колониальными владениями и колониальной торговлей, что делало ее заманчивой добычей для международных хищников. Внутри Португалия была глубоко разделенной страной. Яростная ненависть дворянства, povo и отдельных слоев церкви к "новым христианам", которая была несколько приглушенной во время испанского правления, вновь вспыхнула в эпизодах впечатляющих преследований, в результате которых купцы из числа "новых христиан" со своими деньгами бежали в поисках убежища за границу. Религиозный характер этой полемики едва скрывал действующее классовое соперничество. Враждебность португальской знати к богачам из торгового сословия помешала созданию того союза, который абсолютистские монархи Франции смогли заключить со своим средним классом, или тому объединению богатства среднего класса с правящими элитами, которое имело место в Англии и Нидерландах. Несмотря на попытки Короны при поддержке иезуитов преодолеть враждебность к "новым христианам", религиозные и классовые разногласия только усилились и привели к провалу всех попыток привлечь капиталы "новых христиан" на службу государству или империи. Силы, которые обладали потенциалом для модернизации экономики и администрации Португалии - Корона, иезуиты и буржуазия - были неспособны добиться прогресса в борьбе с сетью привилегий, старинными правами знати, церкви и консельюш или патримониальными и квазифеодальными порядками, в соответствии с которыми управлялась империя. Как в самой Португалии, так и в империи предприимчивые люди все чаще обнаруживали, что им приходится эмигрировать, чтобы реализовать свои амбиции и построить карьеру.
   Не имевшим возможности разрешить ожесточенные конфликты внутри страны и модернизировать свою администрацию, а также подвергавшимся сильному давлению со стороны аристократических фракций, которые в разное время угрожали совершить новые перевороты, как это произошло в 1640 г., королям Португалии не оставалось иного выбора, кроме как искать защиты за рубежом. Однако за эту защиту, как показала последующая история Португалии, им пришлось заплатить высокую цену, став зависимыми от могущественного союзника - цену, которая означала, что Португалия все больше отставала от быстро развивающихся милитаризованных и меркантилистских монархий Европы.
   Хотя Португалия была исключена из Вестфальского договора, 1648 год фактически стал своего рода поворотным моментом в имперской истории Португалии. После подписания договора с голландцами в 1641 г. Бразилия наслаждалась четырьмя годами мира и относительного процветания, три из них под успешным губернаторством Йохана Морица, во время правления которого была предпринята первая систематическая научная работа по изучению географии и естественной истории страны 63. Однако, Йохан Мориц был отозван в Нидерланды в 1644 г., и его отъезд привел к быстрому ухудшению отношений между голландцами и португальцами на севере страны. В 1645 г. было организовано восстание среди португальских жителей голландского региона Бразилии. Первоначально восстание поддерживали в основном индейцы и mamelucos (португальско-индийские жители глубинки), но после дезертирства части голландских войск и их офицеров повстанцы добились быстрого прогресса и к концу года смогли блокировать сам Ресифи 64. Голландцы попытались контратаковать, совершив нападение на Баию, и в 1647 г. обе стороны подготовили флот и армии к решающей борьбе за Бразилию.
   Мирные переговоры в Вестфалии на каждом своем этапе оказывали влияние на исход борьбы в Бразилии. Дон Жуан IV, который все еще надеялся заручиться поддержкой Соединенных Провинций в признании независимости Португалии и приостановке военных действий на Востоке с, по возможности, возвращением крепостей, захваченных ОИК, не решался заявить о своей открытой поддержке восстания, в то время как разногласия между различными провинциями Нидерландов по поводу условий заключения мира с Испанией не позволили им предпринять какие-либо совместные действия в поддержку осажденной Вест-Индийской компании. Тем временем война в Бразилии превратилась в партизанскую борьбу, в которой приняли участие все слои общества: рабы и свободные чернокожие объединились с mamelucos, плантаторами-аристократами и церкви, продемонстрировав удивительное единство и стойкость.
   Еще более примечательным был формирование армады в южных капитаниях для возвращения Анголы. С тех пор как попытки создать поселенческое общество в Анголе были прекращены, колония превратилась не более чем в источник поставок рабов в Бразилию, и судьбы двух сторон Атлантики становились все более переплетенными. Бразильские корабли и торговцы регулярно совершали рейсы в Западную Африку, а солдаты, набранные в Бразилии, часто использовались в войнах в Анголе. Считалось, что без ангольских рабов сахарная экономика Бразилии не сможет выжить, и это убеждение косвенно подкреплялось настойчивыми попытками короны и иезуитов обеспечить некоторую защиту бразильским индейцам и объявить рабство вне закона в глубинке Бразилии.
   В 1648 г., когда португальские войска начали отвоевывать у голландцев районы выращивания сахара на севере Бразилии, была собрана бразильская армада для отвоевания Анголы. Флотом командовал Сальвадор Коррея де Са, сын третьего губернатора Бразилии и глава знатной семьи из южных капитаний. Еще в 1645 г. Сальвадор де Са, похоже, разочаровался в Бразилии и обратился к Короне с просьбой предоставить ему пост капитана Макао 65. Однако теперь ему предстояло одержать самую впечатляющую из всех португальских побед над голландцами. Бразильский флот застал голландский гарнизон в Анголе врасплох, и, хотя в Луанде было оказано некоторое сопротивление, бразильцы триумфально вынудили голландцев сдаться, а затем вновь оккупировали Сан-Томе.
   Возвращение Анголы и возросший поток рабов, вызванный последующими войнами, сыграли жизненно важную роль в восстановлении южноатлантической экономики Португалии и усилили кампанию против уцелевших голландских гарнизонов на севере Бразилии. Однако это привело к краху попыток Португалии заключить прочный мир с голландцами, которые, казалось, были близки к успеху. Полномасштабная война с голландцами теперь была неизбежна, и Жуан принял трудное решение сосредоточить все ресурсы, которые только могла собрать Португалия, на возвращении Бразилии. Эстадо да Индия пришлось оставить на произвол судьбы 66.
   Хотя воспоминания о неудачном проекте создания Ост-Индской компании были еще свежи, ведущий представитель иезуитов Антониу Виейра, имевший значительное влияние при португальском дворе, призвал короля предпринять новую попытку основать компанию, которая была бы в состоянии привлечь капитал, необходимый для отвоевания Бразилии. Инквизиция снова решительно выступила против этого предложения, но, воодушевленный поддержкой иезуитов, Жуан в конце концов издал указ, запрещающий конфискацию собственности "новых христиан", которые находились под следствием инквизиции. На фоне этого смелого, хотя и кратковременного шага, в марте 1649 г. была основана Бразильская компания. На этот раз торговый капитализм преуспел гораздо лучше, хотя после смерти Жуана в 1656 г. инквизиция восстановила большую часть своего авторитета и смогла предотвратить аналогичный проект по основанию Ост-Индской компании на деньги "новых христиан" в 1669 г.67
   Контрнаступление против голландцев в Бразилии было почти полностью бразильским предприятием, но его успех стал зависеть от исхода морского конфликта в европейских водах, в который вскоре оказался вовлечен Жуан. Социальный и политический конфликт на Британских островах не утих сразу после казни Карла в 1649 г., боевые действия продолжались на море, а также в Ирландии и Шотландии. Война угрожала втянуть в свою орбиту Португалию, когда флот роялистов под командованием принца Руперта укрылся в Тежу и попытался воспользоваться договором 1642 г., чтобы получить помощь от португальцев. Тежу был заблокирован кораблями Содружества под командованием Роберта Блейка с марта по октябрь 1650 г., и только когда Блейк в сентябре перехватил бразильский флот, Жуан наконец приказал Руперту уйти 68. Жуан IV смог найти выход из этой потенциально опасной ситуации, и, должно быть, он был воодушевлен, увидев растущую мощь английского флота и все более агрессивную позицию, занимаемую англичанами против торгового доминирования Нидерландов. В 1650 и 1651 гг. английский парламент принял ряд навигационных актов, в высшей степени протекционистских мер, на которых должен был основываться успех английского коммерческого капитализма, что нанесло удар по голландской транспортной торговле. В 1652 г. соперничество между ними переросло в войну, которая длилась два года и привела к значительному ослаблению способности голландцев оказать помощь Бразилии или возобновить войну на Шри-Ланке. Гарнизон Ресифи, последнего оплота голландцев, уже ограниченного несколькими прибрежными крепостями, и не получавший подкреплений из Нидерландов, сдался в 1654 г.69
   Англо-голландская война привела к укреплению союза между Англией и Португалией, так что теперь обе страны совместно противостояли голландцам в разных частях света. Англичане ценили свой доступ к португальским портам и искали способы расширить свою торговлю с Португалией и ее заморскими владениями. Португальцы остро нуждались в английском судоходстве и защите английского флота. Результатом стал англо-португальский договор 1654 г. - возможно, самый важный договор в истории англо-португальских отношений. Этот договор позволял Португалии вербовать солдат и нанимать корабли в Англии и подтверждал привилегированный статус, предоставленный английским торговым общинам в Португалии и на островах, позволяя им основывать свои собственные фактории и назначать судью-хранителя для рассмотрения всех дел, в которых они были замешаны. Договор был крайне односторонним. В нем не содержалось никаких обязательств со стороны Англии по защите Португалии, в то время как Португалия предоставила английским факториям в Португалии, по сути, экстерриториальный статус и, по крайней мере на бумаге, доступ к своим колониальным рынкам. Тем не менее Жуан IV приблизился к получению международных гарантий, от которых, по его мнению, зависело будущее Португалии 70.
   Словно для того, чтобы подчеркнуть определяющий характер этих событий, поражение голландцев в Бразилии совпало с дальнейшим разрушением структуры Эстадо да Индия. После сравнительной стабильности 1640-х гг. португальцы обнаружили, что местная оппозиция их морской империи и ее монополистическим притязаниям снова растет. Хотя перемирие с ОИК просуществовало до 1652 г., в 1650 г. оманцы захватили Маскат, который с 1622 г. заменил Ормуз в качестве центра португальской власти в регионе Персидского залива. Падение Маската стало невосполнимой утратой, и португальская торговля в Персидском заливе теперь сократилась до минимума, а сам Маскат стал базой для экспансии Омана вдоль побережья Восточной Африки. Оманские корабли регулярно совершали набеги к югу от Момбасы и в 1671 г. фактически атаковали сам остров Мозамбик. Эти набеги неизбежно приняли характер религиозного конфликта, поскольку оманцы без колебаний апеллировали к мусульманским настроениям местного населения против португальцев-христиан.
   В 1644 г. португальцы в Канаре поддержали Виру Бхадру, наяка Иккери, в гражданской войне в королевстве. Поражение Вира Бхадры сделало португальцев опасно уязвимыми, и новый наяк в полной мере воспользовался их слабым положением. В июне 1652 г. он напал на Барселор, и к январю 1653 г., несмотря на три экспедиции по оказанию помощи, отправленные из Гоа, все форты Канары пали. Голландцы не играли прямой роли в этих событиях, хотя военные действия на Шри-Ланке, продолжая истощать скудные ресурсы Эстадо да Индия, помешали Гоа организовать оборону своих владений в Канаре. В конечном итоге падение португальских фортов в Канаре было вызвано тем, что Португалия продолжала свою традиционную политику вмешательства в индийскую политику с целью получения привилегированного положения в торговле перцем, которая с приходом голландцев теперь стала рынком, на котором спрос превышал предложение.
   Однако в конечном итоге именно события в Шри-Ланке оказались фатальными для Эстадо да Индия. В январе 1644 г. голландцы отвоевали Негомбо, и после того, как попытка вернуть крепость провалилась, португальцы согласились на перемирие, которое предусматривало раздел земель, на которых выращивалась корица, с голландцами. Они даже заключили тайный союз с голландцами, чтобы подчинить себе Канди, и с некоторым самодовольством наблюдали, как голландцы были вовлечены в изнурительную и безуспешную войну против Раджи Синха в 1645 г. Непростое перемирие между голландцами и португальцами в Шри-Ланке длилось с 1644 по 1652 гг., за это время остров был фактически разделен на три региона - один контролировался португальцами, другой - голландцами, и третий - королевством Канди. Голландские командиры постоянно добивались разрешения на возобновление войны, используя в качестве предлога вспышку восстания в Бразилии, которое, как они утверждали, положило конец перемирию, заключенному в 1641 г. Однако они не смогли атаковать португальские цитадели в Коломбо и Джафне напрямую, и были вынуждены ждать, пока не удастся заключить новый союз с Канди 71. Хотя сорок лет более или менее непрерывной оккупации равнинных районов привели к появлению католического лузо-сингальского населения, на которое могли положиться португальцы, когда в 1652 г. началась война, португальцы вскоре оказались в обороне. Среди португальских войск вспыхнул мятеж, и голландцы и кандианцы быстро оккупировали большую часть низменностей, контролируемых португальцами. Однако только в 1655 г., когда голландцы прислали крупное подкрепление из Батавии, ситуация достигла критической точки. Осада Коломбо началась в ноябре 1655 г., и город в конечном итоге сдался в мае 1656 г. после героической обороны. Два года спустя голландцы взяли Джафну и Манар, последние португальские крепости на Шри-Ланке.
   По мере того как восточная империя, основанная доном Мануэлом и Афонсу де Албукерки, заметно распалась, империя в Южной Атлантике была восстановлена и в течение следующих полутора столетий впечатляюще выросла в размерах и богатстве, полностью затмив старое Эстадо да Индия.
  
   Война и мир, 1656-1668 гг.
  
   В 1656 г. Жуан IV умер, и внутренние дела Португалии вернулись к фракционной анархии, которая сделала принятие решительных политических мер, не говоря уже о значительных реформах, практически невозможным. Наследник престола Афонсу VI был физически, а, вероятно, и умственно недееспособен. Пока он в конечном итоге не был свергнут с престола в результате дворянского переворота в 1668 г., португальский двор раздирали соперничающие фракции, стремившиеся контролировать короля, а через него - покровительство Короны. Одна придворная фракция выступала за сближение с Францией на том основании, что, хотя военные действия между Францией и Испанией продолжались, Франция была естественным союзником Португалии и не представляла особой угрозы ни заморским владениям Португалии, ни ее торговле. Идея французского союза приобрела достаточную популярность для того, чтобы можно было договориться о заключении брака между Афонсу и французской принцессой Марией Савойской. Другая фракция, возглавляемая королевой-матерью, которая фактически исполняла обязанности регента, с глубоким подозрением относилась к Франции, полагая, что французы охотно продадут Португалию Испании в обмен на мир. Эта фракция продолжала верить, как и Жуан IV, что единственная надежда Португалии на выживание заключается в тесном сотрудничестве с Англией. В 1655 г. Кромвель объявил войну Испании и захватил Ямайку. За этим последовали и другие победы, кульминацией которых стала победа англичан в битве при Дюнах и капитуляция Дюнкерка, самой важной военно-морской базы Испании в Нидерландах. Неудивительно, что Англия казалась естественным союзником как против голландцев, так и против испанцев.
   Эта конкурирующая политика стала более чем академической, когда в 1659 г. Испания и Франция в конце концов подписали Пиренейский мир и положили конец почти двадцатипятилетней войне, которая началась, когда Ришелье вступил в Тридцатилетнюю войну в 1635 г. И снова Португалия не была включена в важный европейский договор, и в Лиссабоне справедливо предположили, что Испания, по-прежнему при поддержке папства, теперь попытается отвоевать свое мятежное королевство. Однако 1659 год ознаменовался не только миром между Францией и Испанией, он также ознаменовал конец республиканского Содружества в Великобритании. Оливер Кромвель умер в 1658 г., и его сын Ричард не смог сплотить фракции внутри армии. В 1659 г. велись переговоры о возвращении короля, а в 1660 г. на престол был восстановлен Карл II.
   Реставрация Карла II привела к заключению третьего англо-португальского договора за двадцать лет. На этот раз договор, подписанный в 1661 г., должен был быть скреплен династическим браком между Карлом и сестрой Афонсу, Екатериной, в то время как Португалия добилась от Британии твердого обязательства предоставить военную помощь для ее защиты. И снова за этот союз пришлось заплатить немалую цену. Помимо того, что были подтверждены предыдущие привилегии англичан, Португалия должна была предоставить Екатерине приданое в размере двух миллионов крузадо после ее бракосочетания с Карлом, состоявшегося в мае 1662 г. Кроме того, Португалия согласилась передать Британии Танжер и Бомбей - еще два куска, отколовшихся от здания Португальской империи. Ни Бомбей, ни Танжер не представляли для Португалии особой экономической ценности, но имели большое символическое значение. Танжер был связан с инфантом доном Энрике, который возглавил экспедицию против этого города в 1437 г., в результате которой был взят в плен, а затем умер в тюрьме Фернан, "infante santo". Бомбей с его прекрасной гаванью был местом сбора многих португальских армад и превратился в процветающее поселение португальских касадуш - саму суть Эстадо да Индия XVII в. В руках англичан он должен был полностью затмить португальскую торговлю в Бассейне и Гоа 72.
   В 1661 г. Португалия также смогла заключить мирный договор с Нидерландами, хотя, как и в случае с перемирием 1641 г., задержка с ратификацией и публикацией договора немедленно побудила голландцев захватить еще больше португальских владений до того, как мир вступит в силу. Прежде чем окончательная опубликованная версия договора дошла до Востока, голландцы захватили португальские города на Малабарском побережье 73.
   После того, как Франция и Испания в конце концов подписали Пиренейский мирный договор, долгожданная попытка Испании отвоевать Португалию должным образом материализовалась. Вторжение в Португалию затруднено, поскольку граница образована либо высокими горами, либо реками, которые практически невозможно пересечь. Проходы в Португалию издавна охранялись с португальской стороны границы грозными крепостями от Каштру-Марима на юге до Элваша, Алмейды и Валенсы на крайнем северо-западе. Большинство многочисленных войн между Португалией и Кастилией заканчивались осадами и контросадами. Война, длившаяся с 1661 г. до заключения мира в 1668 г., не стала исключением. Бои на границах только однажды грозили перерасти в серьезное вторжение, когда в 1663 г. испанские войска спустились с гор и захватили Эвору, третий город Португалии.
   Правительство Афонсу, которое к этому времени фактически находилось в руках графа де Кастелло Мельора, срочно обратилось за иностранной помощью. Прибыли английские войска, пехота, кавалерия и артиллерия, а английские корабли обеспечивали безопасность морей вокруг Португалии. Португалия также воспользовалась услугами опытного генерала-наемника графа фон Шомберга, который принял общее командование ее армиями и подготовил такие силы, которые могли быть собраны в самой Португалии, - первого из длинной череды иностранных генералов, командовавших португальской армией 74.
   К 1667 г. армия Шомберга одержала ряд значительных побед над испанцами, а Португалия была очищена от захватчиков. Политика Жуана IV, основанная на доверии к английскому союзу, наконец принесла свои плоды, и на мирных переговорах с Испанией в 1668 г. независимость Португалии была наконец признана. Даже Рим уступил, так что последний оставшийся в живых канонически назначенный португальский епископ теперь мог быть освобожден от своих обязанностей и заменен новыми назначенцами.
  
   Упадок Эстадо да Индия
  
   В 1660 г. большой голландский флот вынудил Макассар капитулировать, а его правителей - изгнать оттуда португальское торговое сообщество. Хотя Макассар никогда официально не входил в состав Эстадо да Индия, он оставался ключевым центром коммерческой деятельности Португалии с момента падения Малакки в 1641 г.75 Изгнание из Макассара было отложено на некоторое время и все еще находилось в процессе осуществления, когда новости о том, что Бомбей должен быть передан англичанам, достигли Гоа. Вице-король очень не хотел сдавать это поселение, что в конечном итоге произошло через два года после заключения договора - опыт тем более горький, что в 1662 г. голландцы, теперь полностью контролирующие море, вынудили сдать старое португальское поселение Сан-Томе - его жители нашли убежище в соседнем Мадрасе 76. В 1663 г. голландский командующий Ван Гунс напал на города на Малабарском побережье, главным из которых был Кочин. Кочин был первым крупным португальским поселением на Востоке и какое-то время столицей Эстадо да Индия. В обороне португальцам помогали двести голландских дезертиров, а голландцы, со своей стороны, пополнили свои войска солдатами со Шри-Ланки и Амбона. Последняя осада длилась два месяца, прежде чем город наконец был взят штурмом. За падением Кочина сразу же последовала капитуляция Каннанура 77.
   Окончательная потеря портов, где велась торговля перцем, разрушила основную деятельность и первоначальный смысл существования Эстадо да Индия. Португалия теперь безвозвратно потеряла торговлю перцем между Европой и Азией точно так же, как с потерей Молуккских островов и Шри-Ланки она потеряла торговлю гвоздикой и корицей. Монополии Короны, а вместе с ними и обоснование существования carreira da India, теперь исчезли.
   Когда Эстадо да Индия рухнуло, напряженность в португальском сообществе на Востоке стала очевидной. С коррупцией в центре мирились, пока вице-короли все еще могли одерживать победы и отправлять помощь крепостям, но с падением Маската, фортов Канары, Шри-Ланки, и, наконец, городов Малабара взаимные обвинения и межфракционный конфликт парализовали правительство вице-короля. Широко распространено мнение, что Фелипе де Маскареньяш, вице-король с 1648 по 1651 гг., довел казнокрадство и коррупцию до невиданных размеров и покинул Индию с величайшим частным состоянием, когда-либо приобретенным на Востоке. В течение года правительство вице-короля находилось в руках комиссии, которая была не в состоянии действовать эффективно. Когда в 1652 г. прибыл новый вице-король, граф де Обидуш, его попытки реформировать финансовое управление и пресечь коррупцию местных чиновников привели к его свержению в результате тщательно спланированного дворцового переворота, в ходе которого местные фидалгуш, церковь и отцы города объединились, чтобы противостоять новому финансовому режиму вице-короля. Человек, пришедший к власти, дон Брас де Кастро, фактически удерживал власть в своих руках в течение двух лет, но не смог послать эффективные подкрепления ни на Шри-Ланку, ни в Канару. Королевская власть в Эстадо да Индия достигла своего максимального упадка 78. Когда прибыл новый вице-король, граф де Сарседас, он умер всего через четыре месяца пребывания на своем посту, и его заменил не кто иной, как Маскареньяш Омем, капитан, который ранее был свергнут в результате мятежа на Шри-Ланке. Есть более чем подозрение, что Омем намеренно задержал отправку подкреплений в Коломбо, чтобы отомстить тем, кто отстранил его от командования. Таким образом, военные поражения, понесенные Эстадо да Индия, были всего лишь внешним признаком краха руководства и морального духа португальской правящей элиты, которая в прошлом всегда была готова приложить величайшие усилия для выживания государства 79.
   Несмотря на все перенесенные катастрофы, Эстадо да Индия не исчезло полностью, хотя его уцелевшие фрагменты, оставшиеся в значительной степени без поддержки метрополии, иногда описывались как "империя-сирота". Португальцы по-прежнему сохраняли за собой Северную провинцию и ряд укрепленных портов от Гоа на севере до Диу, которые продолжали активно участвовать в торговле с Персидским заливом и Восточной Африкой. Индийские торговцы, базировавшиеся в этих портах, становились все более активными в конце XVII и начале XVIII вв., основывая торговые дома на юге Аравии и на восточноафриканском побережье.
   Остров Мозамбик также стал крупным центром индийской торговли, и индийцы начали проникать в долину Замбези и сыграли важную роль в создании нового порта Иньямбане в 1719 г. В самом прямом смысле Эстадо да Индия, или то, что от него осталось, стали индианизированным. Восточная Африка, особенно южная часть Мозамбика, сохранила свое доминирование в торговле золотом и слоновой костью, хотя монополия капитана была прекращена в 1676 г. Момбаса продолжала играть важную роль в торговле побережья Суахили, пока не была захвачена оманцами. На Дальнем Востоке португальские касадуш, базирующиеся в Макао и на Тиморе, сохранили значительные позиции в местной торговле Индонезии.
   Однако, несмотря на то, что война с голландцами закончилась в 1663 г., а союз с Англией привел к активному сотрудничеству между Ост-Индской компанией и португальцами на Востоке, Эстадо да Индия больше не контролировало ресурсы, необходимые для выживания в долгосрочной перспективе. Нападения Омана на Восточную Африку усилились, что привело в 1690-х гг. к великой осаде форта Жесус. Продержавшись три года, крепость в конце концов сдалась в 1698 г., и вместе с этим португальскому влиянию на побережье Суахили пришел конец. Тремя годами ранее португальские торговцы золотом и sertanejos во внутренних районах Зимбабве столкнулись с новой африканской войной. На этот раз они были изгнаны с плато, а их поселения разрушены. В начале XVIII в. маратхи совершили значительные вторжения на последнюю значительную территорию Эстадо да Индия, которая сохранилась до сих пор. Чаул, Бассейн и большая часть Северной провинции были захвачены. Наконец, в 1713 г. голландцы нарушили монополию Португалии в Восточной Африке, основав торговую станцию в заливе Делагоа. Тем временем сам Золотой Гоа погрузился в физический упадок, что является видимым признаком экономического и институционального распада восточной империи. В городе никогда не было ни чистой воды, ни каких-либо надлежащих санитарных условий 80. Как только купцы перестали посещать город, пораженные холерой улицы и дома опустели. Новых строительных работ не проводилось, и величие грандиозных церквей в стиле барокко было окружено все более и более заметными признаками упадка. Гоанские португальцы переселились дальше вниз по реке Мандови в Панаджим, где в конечном итоге вице-король основал свою резиденцию и где была построена новая столица меньшего размера. Старый Гоа был отдан паломникам к святыне Святого Франциска Ксаверия и джунглям.
   Некоторые аспекты старого Эстадо да Индия сохранились до XVIII века. Некоторые индийские правители продолжали покупать у португальцев картажи для своих кораблей - документы, которые теперь имели не более чем символическое значение. Король Португалии по-прежнему заявлял о своих правах на христианскую церковь на Востоке в соответствии с условиями padroado real, и деятельность инквизиции не ослабевала, даже несмотря на то, что структура Эстадо да Индия вокруг нее явно рушилась. Регулярно проводились аутодафе в поддержку христианской ортодоксии, и религиозные процессии продолжали шествовать по все более пустым и заброшенным улицам старого Гоа 81.
   Однако к 1700 г. все, что осталось от Эстадо да Индия, напоминало огромный айсберг, распавшийся на части, каждая из которых плыла своим путем. В 1752 г., в знак признания этого распада, правительство Восточной Африки было официально отделено от вице-королевства Гоа, и для Восточной Африки открылся путь к иному пути развития, позволив ей стать одной из основных составных частей третьей португальской империи в конце XIX в.
  
   Примечания
   1 Dias, Portugal do Renascimento " crise din"stica, pp. 13-14, 20.
   2 Pierre Vilar, `The Age of Don Quixote', in P.Earle, ed., Essays in European Economic History 1500-1800 (Clarendon Press, Oxford, 1974), p. 101.
   3 Ant"nio de Oliveira, Poder e oposi""o em Portugal no peri"do filipino (1580-1640) (DIFEL, Lisbon, 1990), pp. 52-7.
   4 Oliveira, Poder e oposi""o em Portugal no peri"do filipino (1580-1640), pp. 66-9.
   5 Van Veen, Defeat or Decay?, pp. 76-7.
   6 Carletti, My Voyage Round the World, p. 233.
   7 Gray, The Voyage of Pyrard, vol. 3, pp. 298, 305-6.
   8 Fernanda Olival, `The Military Orders and Political Change in Portugal (1640)', доклад, представленный в Оксфордском университете, 26 сентября 2003.
   9 Israel, The Dutch Republic: Its Rise, Greatness and Fall 1477-1806, p. 478.
   10 C.R.Boxer, The Dutch Seaborne Empire 1600-1800 (Hutchinson, London, 1965), pp. 53-5.
   11 J.H.Elliott, The Count-Duke of Olivares. The Statesman in an Age of Decline (Yale University Press, New Haven, 1986), pp. 117-18, 247-50.
   12 J.H.Elliott, The Count-Duke of Olivares 1587-1645', History Today (June 1963), p. 373.
   13 Boxer, The Dutch in Brazil, p. 102.
   14 Van Veen, Defeat or Decay?, pp. 50-1.
   15 О голландском нападении на "S"o Jo"o Baptista", смотри Boxer, The Tragic History of the Sea, pp. 188-271.
   16 Newitt, `The East India Company in the Western Indian Ocean in the Early Seventeenth Century'.
   17 Об этой войне см. C.R.Boxer, ed., The Commentaries of Ruy Freyre de Andrada (Routledge, London, 1930); Subrahmanyam, The Portuguese Empire in Asia 1500-1700, p. 157.
   18 Travels of Pietro della Valle in India, vol. 1, p. 143; см.также Nambiar, The Kunjalis Admirals of Calicut, pp. 142-6.
   19 Disney, `Goa in the Seventeenth Century', p. 92.
   20 Anthony Disney, Twilight of the Pepper Empire. Portuguese Trade in South-West India in the Early Seventeenth Century (Harvard University Press, Cambridge, MA, 1978), p.65.
   21 Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', p. 22.
   22 R.J.Barendse, The Arabian Seas. The Indian Ocean World of the Seventeenth Century (M.E.Sharpe, London, 2002), p. 314.
   23 Van Veen, Defeat or Decay?, pp. 75-6, appendix 3.1.b.
   24 Travels of Pietro della Valle in India, vol. 1, pp. 170-1.
   25 Israel, The Dutch Republic: Its Rise Greatness and Fall 1477-1806, p. 326.
   26 Boxer, The Dutch in Brazil 1624-1654, pp. 20-1.
   27 Boxer, The Dutch in Brazil 1624-1654, pp. 4-5.
   28 Boxer, The Dutch in Brazil 1624-1654, p. 19.
   29 Boxer, The Dutch in Brazil, pp. 26-8; Mauro, O imp"rio luso-brasileira 1620-1750, pp. 22-3.
   30 Boxer, The Dutch in Brazil, pp. 54-7.
   31 Цит.по M.Newitt, Charles Ralph Boxer 1904-2000 (King's College, London, 2000), p. 9.
   32 C.R.Boxer, Salvador de S" and the Struggle for Brazil and Angola 1602-1686, pp. 118-20.
   33 Историю компании см. Disney, Twilight of the Pepper Empire; van Veen, Decay or Defeat?, pp. 78-83.
   34 Van Veen, Defeat or Decay?, pp. 250-1; Bentley Duncan, `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', p. 22.
   35 Richard Allnutt to the Company, 31 January 1634, цит.по R.C.Temple, ed., The Travels of Peter Mundy in Europe and Asia 1608-1667 (Hakluyt Society, London, 1914), vol. 2, p. 348.
   36 Travels of Pietro della Valle in India, vol. 1, pp. 167, 173, 178.
   37 Описание Момбасы и ее взаимоотношений с прибрежными общинами см. Pedro Barreto de Resende and Ant"nio Bocarro, `Livro das plantas de todas as fortalezas, cidades e povoa""es de Estado da India Oriental', tomo 4, vol. 2, pt 1; и Newitt, East Africa, pp. 151-4.
   38 Mudenge, Christian Education at the Mutapa Court.
   39 О кампании Соузы де Менезиша см. Axelson, Portuguese in South-East Africa 1600-1700; `Summary by Francisco de Lucena, Secretary to the Council, of a Letter from Diogo de Sousa de Meneses', in Theal, Records of South-Eastern Africa, vol. 4, pp. 274-81;
   Newitt, East Africa, pp. 122-4.
   40 Souza, The Survival of Empire, p. 53.
   41 Souza, The Survival of Empire, pp. 57-8.
   42 Boxer, The Christian Century in Japan, pp. 364-7.
   43 C.R.Boxer, `The Closing of Japan: 1636-39', History Today (Dec. 1956), p. 834.
   44 Ribeiro, The Historic Tragedy of the Island of Ceil"o, p. 255.
   45 Рассказ Рибейру о предательстве и смерти Константино де Са см. в Ribeiro, The Historic Tragedy of the Island of Ceil"o, pp. 91-5.
   46 Goonewardena, The Foundation of Dutch Power in Ceylon 1638-1658, pp. 15-19.
   47 Goonewardena, The Foundation of Dutch Power in Ceylon 1638-1658, pp. 39-40.
   48 Sousa Pinto, Portugueses e Malaios, p. 55.
   49 Alfredo Evangelista Viana de Lima, Reviver Malaca. Malacca-a Revival (Figueirinhas, Porto, 1988), pp. 44-5.
   50 Boxer, Francisco Vieira de Figueiredo, p. 3.
   51 Nambiar, The Kunjalis Admirals of Calicut, pp. 142-6.
   52 Я благодарен доктору Афзалу Ахмаду за подробности событий в Канаре.
   53 Olival, `The Military Orders and Political Change in Portugal (1640)'.
   54 Abb" de Vertot, The History of the Revolutions in Portugal, 5th edition (London, 1754).
   55 Boxer, Salvador da S", pp. 130-2.
   56 G.Winius, The Fatal History of Portuguese Ceylon (Harvard University Press, Cambridge, MA, 1971), p. 51.
   57 Winius, The Fatal History of Portuguese Ceylon, pp. 57-60.
   58 Boxer, The Dutch in Brazil, p. 107.
   59 Goonewardena, The Foundation of Dutch Power in Ceylon 1638-1658, pp. 59, 68-74; Winius, The Fatal History of Portuguese Ceylon, pp. 70-3.
   60 Van Veen, Defeat or Decay?, p. 265.
   61 Ribeiro, The Historic Tragedy of the Island of Ceil"o, p. 259.
   62 Teot"nio R. de Souza, Medieval Goa, a, Socio-Economic History (Concept Publishing Company, New Delhi, 1979), p. 22.
   63 Boxer, The Dutch in Brazil, глава IV.
   64 Boxer, The Dutch in Brazil, pp. 160-72.
   65 Souza, The Survival of Empire, p. 42.
   66 Winius, The Fatal History of Portuguese Ceylon, pp. 114-18.
   67 David Grant Smith, `Old Christian Merchants and the Foundation of the Brazil Company, 1649', Hispanic American Historical Review, 54 (1974), pp. 233-59.
   68 Michael Baumber, General-at-Sea: Robert Blake and the Seventeenth Century Revolution in Naval Warfare (John Murray, London, 1989), pp. 81-90.
   69 Israel, The Dutch Republic: Its Rise, Greatness and Fall 1477-1806, pp. 934-5.
   70 О договоре 1654 года см. L.M.E.Shaw, The Anglo-Portuguese Alliance and the English Merchants in Portugal, 1654-1810 (Ashgate, Aldershot, 1998).
   71 Goonewardena, The Foundation of Dutch Power in Ceylon 1638-1658, pp. 130-3; Winius, The Fatal History of Portuguese Ceylon, p. 106.
   72 J.Gerson da Cunha, The Origin of Bombay, Journal of the Bombay Branch of the Royal Asiatic Society (extra number) (Bombay, 1900).
   73 Ames, Renascent Empire? The House of Braganza, and the Quest for Stability in Portuguese Monsoon Asia, ca. 1640-1683, pp. 27-8.
   74 C.R.Boxer, `Marshal Schomberg in Portugal, 1660-1668', History Today, 20 (1970), pp. 270-7.
   75 Boxer, Francisco Vieira de Figueiredo, pp. 26-9.
   76 Ames, Renascent Empire? The House of Braganza and the Quest for Stability in Portuguese Monsoon Asia, ca. 1640-1683, p. 33.
   77 See the account of the siege in Tavernier, Travels in India, vol. 1, pp. 234-41.
   78 Ames, Renascent Empire? The House of Braganza and the Quest for Stability in Portuguese Monsoon Asia, ca. 1640-1683, p. 25.
   79 Winius, The Fatal History of Portuguese Ceylon, pp. 111-12, 133-9, 162-6.
   80 Souza, Medieval Goa, p. 113.
   81 О деятельности инквизиции см. Tavernier, Travels in India, vol. 1, pp. 200-9 и Gabrielle Dellon, Relation de l'Inquisition de Goa (Daniel Horthemels, Paris, 1688).
  
   8
   Понимание португальской экспансии
  
   Периодизация
  
   Историки на редкость непостоянны в своих интерпретациях зарубежной экспансии Португалии. Они как будто наблюдают за поведением какого-то животного, но не могут прийти к единому мнению о том, к какому виду оно принадлежит. Часто трудно понять, рассматривать ли ее как "империю" в смысле Британской; диаспору людей, возможно, похожую на диаспору китайцев в Юго-Восточной Азии; средневековый крестовый поход или реконкисту; золотую лихорадку; ранний эксперимент монополистического капитализма; или более примитивное накопление капитала посредством грабежа. Была ли португальская экспансия одним из самых впечатляющих проявлений духа Возрождения или зловещей демонстрацией мощи современного оружия? Внесли ли Тордесильясское соглашение 1494 г. и претензии Португалии на суверенитет над морями совершенно новые концепции в межгосударственные отношения? Прежде всего, были ли открытия Бразилии и морского пути из Европы в Индию, произошедшие в течение двух лет, всего лишь эпизодами в непрерывной истории азиатских, африканских и американских народов, или же они представляли собой глубокую революцию, которая в большей степени, чем почти любое другое событие того времени, положило начало современному миру?
   Сказать, что португальская экспансия представляла собой все эти различные и противоречивые явления одновременно, не приведет к последовательному пониманию. Поэтому, возможно, необходимо вернуться к одной из основных особенностей исторического анализа - хронологии. Период, рссматриваемый в этой книге, охватывает два с половиной столетия, - и после него португальская экспансия прдолжалась еще два с половиной века. За этот пятисотлетний период характер португальского заморского предприятия претерпел огромные изменения. Тем не менее, некоторые из величайших историков португальской экспансии часто пишут о португальской "империи" так, как если бы она оставалась каким-то образом неизменной, отбирая свидетельства из периодов, иногда разделенных столетиями. Жильберто Фрейре, как известно, почти наугад цитировал писателей и очевидцев XVI-XIX вв. при построении своего портрета плантационного общества в Бразилии 1. Поэтому возвращение к периодизации, а вместе с ней и попытка описать изменения, которые пережила Португальская империя, может помочь объяснить, почему португальская экспансия может быть описана столь по-разному многими разными авторами.
   Первый период, продолжавшийся до 1469 г., характеризовался средневековой идеологией и институтами - военными и финансовыми мерами, а также мировоззрением, во многом обязанным Реконкисте и торговой практике средневековых итальянских городов. В этот период состоялись экспедиции на острова и в Марокко между 1415 и 1437 гг., результатом которых стало основание феодальных капитаний на островах и захват плацдарма в Сеуте, - все это произошло по желанию инфанта дона Энрике и его братьев с целью обеспечить себе земли и доходы для вознаграждения своих военных последователей, а также вследствие соперничества с Кастилией, уходящего своими корнями в средние века. Это был период, когда процветающая работорговля переманивала португальцев с Канарских островов на побережье верхней Гвинеи, хотя коммерческие предприятия все еще ограничивались средневековыми формами - одиночными рейсами, пиратством, покровительством знати, личными монополиями, которые закрепили за собой инфанты, и партнерством с генуэзцами.
   Второй период, начавшийся с контракта с Фернаном Гомешем в 1469 г. и продолжавшийся до плавания Васко да Гамы в Индию, ознаменовался появлением гораздо более радикальных и далекоидущих идей торговой монополии, организации торгового флота, строительства Эльмины и открытия королевских дипломатических отношений с Конго. В эти годы было запланировано систематическое исследование Западной Африки, а соперничество с Кастилией привело к двум договорам о разделе - Алькасовашскому (1479 г.) и Тордесильяскому (1494 г.), которые впервые спроецировали власть европейских держав на океанские просторы.
   Третий период с 1499 по 1550 год (охваченный двумя главами в этой книге) ознаменовался основанием Эстадо да Индия и системы королевских монополий на торговлю пряностями между Европой и странами Индийского океана. Это был также период, когда короли Португалии, реализовав свои претензии на право господства над морями, создали бюрократическое морское государство в западной части Индийского океана, предоставляя пропуска и защиту, взимая налоги и пытаясь установить высокую степень централизованного контроля над делами на Востоке. Это был период, когда португальцы обладали явным военным превосходством над морскими государствами Азии, и когда буллы, полученные инфантом доном Энрике от папства, использовались для установления padroado real - юрисдикции португальской Короны над всеми христианами в восточной половине мира.
   Четвертый период, продолжавшийся с 1550 по 1580 год, ознаменовался ликвидацией королевских монополий и упадком централизованного бюрократического государства и его заменой новой децентрализованной, приватизированной империей, в которой капитаны крепостей пользовались высокой степенью независимости, а королевские монополии продавались частным консорциумам. В этот период вдоль Атлантического побережья, а также по всему Индийскому океану и на Дальнем Востоке возникли неофициальные португальские поселения. Накопление частного капитала занимало центральное место, но квазифеодальные социальные формы и преследования "новых христиан" со стороны инквизиции препятствовали появлению капиталистической буржуазии. В этот период также началось великое миссионерское предприятие, которое значительно расширило сферу неформального португальского влияния и власти.
   С 1580 по 1620 год португальцы столкнулись с сильной конкуренцией со стороны недавно созданных голландских и английских Ост-Индских компаний. Будучи частью более крупной иберийской монархии, португальцы смогли довольно эффективно отреагировать на эту угрозу. Поселения были укреплены, португальский частный торговый капитал расширил свою деятельность во всех частях испанского мира, а прибыли от carreira da India и производство сахара в Бразилии достигли беспрецедентного роста. Была предпринята попытка основать территориальную империю в Индии, Шри-Ланке, Африке и Бразилии по образцу кастильцев, принявшая форму военных экспедиций во главе с официально назначенными конкистадорами, при этом оккупированные территории распределялись между португальскими завоевателями по образцу испанских энкомьенд.
   Последний период данного исследования охватывает 1620-1668 гг., когда Португалия была вовлечена в войны в Европе - Тридцатилетнюю войну, англо-голландские войны и франко-испанскую войну. Это был также период, когда Португалия столкнулась с беспрецедентным сопротивлением со стороны азиатских и африканских государств, от Японии до Эфиопии, и была вытеснена из своих опорных пунктов и доминирующих позиций на юге Индии, Шри-Ланке, в Бенгальском заливе, Персидском заливе и Эфиопии. Лишь в Восточной Африке и северо-западной Индии Португалия смогла удержать свои позиции. Восстание против испанского правления в 1640 г. означало, что военную мощь Португалии пришлось использовать для защиты ее собственных границ, но потеря столь многих ее восточных владений была вызвана как местным сопротивлением азиатских и африканских народов, так и военным поражением от голландцев. Голландская Вест-Индская компания также отняла у португальцев большую часть их владений в Атлантике. Это был период, когда Португалия не смогла модернизировать свои институты, чтобы ответить на вызов голландцев и англичан. Торговля carreira da India пришла в окончательный упадок, а уцелевшие восточные поселения приобрели характер "осиротевшей империи". Однако после 1648 г. череда бедствий пошла на спад. Завершилась Тридцатилетняя война, Бразилия и Ангола были отвоеваны, и Португалия одержала крупные военные победы над Испанией, что обеспечило ей независимость. Более того, заключение союза с Англией в 1654 г. не только предоставило Португалии определенную международную защиту, но и привело к значительному расширению торговли метрополии Португалии и притоку торгового капитала.
   На всех этих этапах существовали постоянные противоречия, которые почти образовали своего рода диалектический ритм - королевская централизация во время народной миграции и расселения, соперничество факторов Короны и жителей атлантических островов, стремление к религиозной ортодоксальности, конфликтующее с межрасовыми браками и культурным синкретизмом, патримониальный социальный и политический порядок и профессиональные потребности всемирной империи; попытка узкой и ограничительной монополии и рост глобального рынка; эпические и героические устремления с глубоким чувством предательства, коррупции и неудачи.
  
   Расовые отношения и неформальная империя
  
   Возможно, самая большая проблема в понимании португальской зарубежной экспансии возникает из-за слишком большого внимания к официальной империи - к центральному повествованию об официально организованных экспедициях, международных договорах и военных завоеваниях. С самого начала заморская экспансия Португалии носила неофициальный, спонтанный характер, который иногда дополнял официальную имперскую деятельность, но часто протекал по совершенно разным каналам. Великая волна миграции португальцев - из сельской местности Алентежу и Трас-уш-Монтиш в прибрежные города, оттуда на острова и с островов в материковую Африку и Бразилию - не планировалась и не контролировалась португальской Короной и началась еще до того, как инфант дон Энрике отправился в свою экспедицию в Сеуту.
   Португальцы, родители которых обосновались на островах, в свою очередь мигрировали в Африку, Испанскую Америку и Бразилию. Люди покидали корабли и крепости и основывали свои собственные неофициальные поселения повсюду от Китайского моря до Западной Африки. И эти неофициальные португальские поселения выжили благодаря смешанным бракам с местными общинами и развитию коммерческих сетей, охватывающих все города и коммерческие центры Востока. Некоторые из тех, кто покинул Португалию, сделали это по принуждению. Большое количество осужденных (degredados) было отправлено отбывать наказание в колонии, как и девушки-сироты (orf"es del rei), отправленные на Восток в поисках мужей. Еврейские дети были отправлены в ссылку во время правления дона Мануэла, как и политические заключенные два столетия спустя.
   К этим неформальным и все более этнически смешанным "португальским" общинам добавилось, особенно после 1540 г., растущее число новообращенных, чье принятие христианства привело их под юрисдикцию padroado real и сделало их в некотором смысле членами всемирной португальской общины 2.
   Значение португальской диаспоры невозможно переоценить. В сертане Бразилии, реках верхней Гвинеи, Заире и Анголе, долине Замбези и на островах у побережья Суахили, городах центральной и южной Индии, устьях рек Бенгальского залива, королевствах Индокитая, индонезийских островах, Китае и Японии, португальская торговля, христианство, португальский язык, а также флора и фауна других континентов переносились и внедрялись португальцами смешанного происхождения - лузо-африканцами и лузо-азиатами, многие из которых ничего не знали о Португалии, но которые составляли часть уникального мирового "португальского" сообщества. В распространении этого сообщества по всему миру официальная деятельность Короны, вице-королей и капитанов зачастую играла лишь незначительную роль.
   С другой стороны, поскольку евроцентристский характер имперской историографии все чаще подвергается критике, становится очевидным, что многие из тех, кто покинул Португалию, также отказались и от своей португальской христианской идентичности. Известно, что португальские наемники воевали на стороне Альмохадов и других мусульманских династий в средние века, и неудивительно, что дезертиры с португальского флота в XVI в. переходили в другую веру. "Новые христиане" также часто оказывались среди тех, кто обратился в ислам, и было высказано предположение, что это было результатом процесса, происходившего в Португалии, который начался с насильственного обращения евреев в христианство и продолжился с развитием подпольной атмосферы интеллектуального скептицизма. Еще более удивительно то, что среди обращенных в ислам встречались женщины, фидалгуш и даже представители знатных семейств 3.
   Столь же трудно понять с точки зрения XXI в. тех людей из азиатской и африканской элиты, которые частично приняли португальскую идентичность - использовали португальские имена, перешли в католицизм, говорили и писали по-португальски и даже вступали в брак с представителями португальских семей, - но которые затем присоединялись к врагам Эстадо да Индия или португальской Короны. Возьмем, к примеру, дона Педро Родригеша, который начал свою жизнь мусульманином и двоюродным братом одного из адмиралов Каликута из рода Кунджали. Попав в плен к португальцам, он принял христианство и женился на португалке. В конечном счете он бежал из Гоа и вернулся к ремеслу своей семьи, став одним из самых умелых противников португальцев на море и заручившись огромной поддержкой Индии против португальцев в третьем десятилетии XVII века 4. Другие примеры можно найти среди правящих семей Цейлона. Жуан Рибейру, описывая предательство Константино де Са в 1630 г. четырьмя его военачальниками, писал:
   "В нашей армии тогда служили четыре мудальяра - туземцы и христиане, родившиеся в Коломбо, которые принадлежали к самым благородным семьям на острове и были связаны родственными узами с виднейшими португальскими поселенцами, все состоятельные люди, удостоенные высоких наград, которых генерал очень уважал и держал рядом с ним и во многом следовал их советам. Они командовали воинами с нашей территории, и их звали дон Алейшу, дон Косме, дон Балтазар и дон Теодозиу. Но несмотря на то, что они были столь многим обязаны генералу... однако они вступили в сговор с королем Кандии, что стало причиной нашего полного поражения... ибо, в конце концов, все чернокожие - наши враги"5.
   Не все такие люди становились врагами португальцев. Франсишку Мендес, сын сумбанца из Макассара и чернокожей женщины (negra), стал христианином и с 1630-х гг. действовал в качестве главного агента португальцев в Макассаре. В 1663 г. он был удостоен звания рыцаря ордена Христа в знак признания его заслуг перед португальской Короной - почесть, обычно предназначавшаяся для белых португальцев из благородных семейств, не имевших ни малейшей примеси еврейской или мавританской крови 6. Дополнительные примеры можно найти среди правящей элиты Молуккских островов или королевских семейств Конго.
   Принятие португальской идентичности также происходило среди низших слоев общества. По мере того как значение Батавии росло после ее основания Куном в 1619 г., ОИК нанимала на службу большое количество так называемых мардейкеров в качестве солдат, рабочих и ремесленников. Первоначально этот термин применялся к христианским жителям Амбона, но вскоре стал использоваться "как собирательное название для азиатов различного социального статуса и происхождения, общими характеристиками которых были христианская религия и португальский язык"7.
   Многие авторы использовали очевидную важность лузо-африканцев и лузо-азиатов в истории португальской экспансии, чтобы наполнить дискуссию о расе, которая была предметом озабоченности их собственного времени. Писатели XIX и начала XX вв. использовали португальский опыт, чтобы осудить расовое смешение, объясняя упадок Португальской империи смешанными браками. Среди причин имперского краха Португалии, как писал Р. С. Уайтуэй, "было вырождение португальской расы, вызванное смешанными браками с местными народами. Два результата этих браков сказались в первую очередь - потеря смелости и потеря престижа"8. В некотором роде зеркальным отражением этой интерпретации является диктатура Салазара, повсеместно проводившая политику, которая подтверждала привилегированный статус белых европейцев, тем не менее претендовавшая на уникальную легитимность, основанной на предполагаемом отсутствии расовой дискриминации, которую, по-видимому, демонстрировало существование этих смешанных общин.
   На самом деле важность этнически смешанных "португальцев" в более широкой португальской диаспоре, а также среди населения официальной империи породила глубокие и очень человеческие противоречия. С одной стороны, это усилило осознание расовых различий, так что те, кто писал о португальских заморских общинах, привыкли замечать и описывать мельчайшие различия в цвете кожи и расе 9. Более того, подозрительность, с которой средневековые португальцы и испанцы относились к своим собственным расовым и религиозным меньшинствам, и вера в то, что они несли с собой врожденную склонность к повторному впадению в ересь, добавили религиозный аспект к расовому сознанию. Предложение о том, что посвящение в духовный сан должно быть доступно всем добропорядочным христианам, независимо от расы или цвета кожи, хотя и часто обсуждалось, никогда не было общепринятым. Иезуиты, за очень немногими исключениями, запрещали неевропейцам становиться священниками в Обществе, а высшие церковные должности всегда были зарезервированы для европейских португальцев 10.
   С другой стороны, португальцы, поселившиеся в империи, не имели никаких предрассудков в отношении смешанных браков и переняли местные обычаи по части одежды, еды, гигиены, медицины и бизнеса, так что иностранцам, прибывшим из Европы, даже reinois (белые португальцы из Португалии), казались "похожими на туземцев"11. Все португальские поселения зависели от местных "португальцев" смешанной расы, которые обеспечивали рабочую силу во всех сферах общественной жизни, от военной службы до администрации, торговли и церкви. Два примера из многих дадут некоторое представление о значении для империи португальцев смешанного происхождения. Картограф и инженер Мануэль Годиньо де Эредиа происходил из смешанной семьи. Его отец, Жуан де Эредиа, сбежал с принцессой из Макассара на Целебесе и в конце концов женился на ней. Двое их сыновей стали священниками, один из них был каноником собора Малакки, а Мануэль вступил в Общество Иисуса, прежде чем выйти из него, чтобы сделать блестящую карьеру на службе Короны на Востоке. Их мать, принцесса Макассара, умерла в 1575 г. и была "похоронена с торжественной помпой в кафедральном соборе Малакки"12. На заключительном этапе борьбы против голландцев в Шри-Ланке португальскими солдатами, поднявшими мятеж против португальского капитан-майора и изгнавшими его с острова, умело руководил Гашпар де Фигейра де Серпе, мать которого была сингалкой 13.
   Таким образом, точно так же, как существовали две частично независимые силы, способствовавшие португальской экспансии - официальные предприятия и неофициальная диаспора - так возникли противоречивые и взаимодействующие взгляды на идентичность. Один отстаивал главенство белых португальцев европейского происхождения и "старых христиан" как единственных людей, которым можно было доверять занятие церковных или государственных должностей, в то время как другой признавал португальскую идентичность всех тех, кто обратился в христианство, принял определенные символы португальской культуры (например, ношение шляпы) или тех, кто мог заявить о своем происхождении от португальцев. Между этими полярными противоположностями существовало множество промежуточных позиций, а вопросы расы, религии и идентичности оставались в состоянии постоянной диалектики друг с другом.
  
   Восточная империя торговли, Западная империя поселений
  
   Обычно проводится различие между империей поселений в Атлантике (острова и Бразилия) и торговой империей в Индийском океане и на Дальнем Востоке. Действительно, Эстадо да Индия даже представлялось, по сути, не более чем сетью торговых путей 14. Поэтому, возможно, уместно вспомнить о масштабах территориальной империи Португалии на Востоке и о том, как португальцы представляли себе ее расширение и развитие.
   Первой территорией, приобретенной Португалией, был "остров" Гоа, завоеванный в 1510 г., который включал в себя сам город, а также фруктовые сады, пальмовые рощи и рисовые плантации острова, который фактически был образован двумя реками. Сама Малакка, завоеванная в 1511 г., тоже имела небольшую, но не очень продуктивную внутреннюю территорию. В 1534 г. султан Гуджарата уступил Бассейн и его территории Португалии, и это дало португальцам владение прибрежными островами и материком от Бомбея на север до Дамана, который был занят ими после 1539 г. Эти территории, Северная провинция, включали сотни квадратных миль территории с деревнями, небольшими городками, морскими портами и укрепленными пограничными заставами. Даман посетил Пьетро делла Валле в 1623 г. Он описал его как "небольшой, но хорошо застроенный, с длинными, большими и прямыми улицами... Город окружен сильными стенами с хорошими укреплениями, имеет большую территорию и множество подвластных ему городов, и поскольку они часто воюют с Низам-шахом... все португальцы здесь - всадники и держат много хороших арабских лошадей, как и обязаны делать"15.
   Португальцы полагали, что они идут по стопам предыдущих индийских правителей, и их главной заботой был сбор портовых сборов для оплаты содержания гарнизона и администрации. Деревенские земли распределялись как prazos (земли, передававшиеся в пожизненное владение сроком на три поколения), владельцы которых платили арендную плату Короне, а взамен собирали земельную ренту с деревень и были обязаны содержать лошадей и вооруженных людей для защиты территория. Решение о распределении земель (palmares e terras) таким образом было принято вице-королем Жуаном де Кастро и обосновано в письме королю ведора да фазенды (казначея) Симана Ботельо де Андраде в ноябре 1547 г., "потому что люди будут обеспечены всем необходимым и с большей уверенностью [доступны] в случае необходимости, и они смогут получать вперед свое жалованье, и изгнать мусульман и брахманов с земли"16. Эти prazos пользовались большим спросом и были одной из форм патронажа, находившихся в распоряжении вице-королей. За двести лет своего существования (дольше, чем британское правление в Индии) города Северной провинции привлекали постоянное население индо-португальских касадуш, у которых были городские дома в Бассейне, Бомбее или Дамане, а также загородные резиденции. Религиозные ордена также основали свои дома, и Бассейн стал самым красивым и богатым португальским городом после самого Гоа.
   Следующей территорией, которую приобрела Португалия, стали провинции Бардес и Сальсетте, земли непосредственно к северу и югу от Гоа. Они окончательно перешли в руки португальцев в 1545 г. и оставались под их властью до 1961 г. Португалия снова заняла место предыдущих индийских правителей, распределяя арендную плату с деревень между отдельными португальцами или религиозными орденами. Как и в случае с Северной провинцией, здесь сложилась группа индо-португальских землевладельцев, владеющих городскими домами в Гоа и загородными поместьями вдоль побережья или на островах. Султаны Биджапура предприняли ряд попыток вернуть себе две утраченные провинции, и они стали важной точкой культурного взаимодействия между индуистской Индией и португальцами в Гоа.
   На Шри-Ланке португальцы построили свою первую крепость в 1518 г., и, хотя миссии начали приобретать большое влияние на острове, только после формальной передачи королевства Котте королю Филиппу в 1593 г. португальцы начали оккупировать остров и заселять его. Существовали две основные области португальского влияния - юго-западные равнинные районы Котте, известные как Четыре Корала и Семь Коралов, и королевство Джафна на севере. Несмотря на частые войны, Джафна и Коралы находились под контролем Португалии большую часть пятидесяти лет. Здесь, как и в предыдущих случаях, деревни были переданы в аренду отдельным португальцам, церквям и религиозным орденам, а в некоторых случаях и капитанам для содержания войск и гарнизонов. Хотя численность солдат, каторжников и капитанов постоянно менялась, португальская община, укоренившаяся на Шри-Ланке, состояла из касадуш и этнически смешанных католических семей, которые занимались торговлей и предоставляли персонал для армии и администрации.
   Четвертым районом расселения стала Восточная Африка. В главных городах Мозамбика и Момбасы проживали касадуш, которые жили за счет торговли и владели шамбами и плантациями на материке напротив островов. Были также португальцы, поселившиеся на островах вдоль побережья. На архипелаге Керимба отдельные острова были переданы португальцам, которые владели ими в качестве prazos, строили укрепленные дома, монополизировали местную торговлю и взимали подати с населения суахили 17. Однако самые обширные поселения появились именно во внутренних районах Софалы, в долине Замбези и на плато Зимбабве. Помимо подвластного населения, проживавшего вокруг четырех официальных поселений (Софала, Келимане, Сена и Тете), приобретение земель и крестьян, плативших дань, было полностью делом sertanejos, которые принимали участие в местных войнах и либо завоевывали территорию своими частными армиями, либо получали подарки или землю и юрисдикционные права над населением от африканских вождей. Эти люди также добивались титулов от португальской Короны, и таким образом возникли знаменитые мозамбикские "prazos da coroa", в своем самом обширном виде охватывающие большую часть современного Зимбабве и центральные низменности Мозамбика. Португальцы также предприняли несколько попыток отправить колонизационные экспедиции для создания поселений в Замбезии, и ясно, что, по мнению официальных политиков в Лиссабоне, между Восточной Африкой, Западной Африкой и Бразилией не было никакого существенного различия 18.
   В период своего расцвета территориальная власть Эстадо да Индия охватывала десятки тысяч квадратных миль, что сравнимо по размеру с территорией, принадлежавшей Португалии в Атлантике. Более того, существовали планы дальнейших завоеваний Суматры и Китая, которые по разным причинам так и не были реализованы. Эстадо да Индия было такой же империей поселений, как и империя в Атлантике.
  
   Глобальная торговая система
  
   За два с половиной столетия, охваченных этим исследованием, португальцы создали всемирную торговую систему. Сначала их торговля за пределами Европы была ограничена Западной Африкой, островами, Средиземноморьем и Северной Африкой и частично входила в состав уже существовавших торговых систем Генуи и Венеции. Однако, после открытия морских путей в Бразилию и Индию и последующих плаваний португальских мореплавателей на Дальний Восток, Тихий океан и Арктику начали создаваться торговые сети поистине глобального масштаба. Уже во втором десятилетии XVI в. индийские бусы и ткани продавались в Гвинее, а каури с Мальдивских островов начали поступать в обращение в качестве средств платежа в Западную Африку 19. Утверждалось, что это стало экономической революцией огромной важности. Как писал Мейлинк-Рёлофс, "создание политической морской державы с экономической целью, поддерживаемой коммерческой организацией, действующей из одного центрального пункта и из одного порта погрузки, которая связывала как Западную, так и Восточную Азию и, следовательно, делала возможной централизованную межазиатскую торговлю, было чем-то совершенно новым в Азии"20.
   А Чарльз Боксер писал, что "португальцы доминировали (там, где они не занимали монопольного положения) в морской торговле Азии на протяжении большей части столетия... хотя у pax Lusitanica была и обратная сторона, он, несомненно, способствовал развитию торговой техники и процветанию в этой части земного шара"21.
   Не все писатели были в этом убеждены. Ясно, например, что объемы торговли португальцев были относительно невелики. Даже торговля специями между Азией и Европой, которая была основой морской торговли Португалии, вероятно, немногим более чем удвоила объемы, которые ранее продавались традиционными методами. В Азии португальская торговля составляла лишь небольшую часть торговли азиатских купцов. Подсчитано, что в XVII в. объем торговли, которую вел один-единственный индуистский купец Вирджи Вора, был больше, чем у всех европейских индийских компаний, вместе взятых 22. Более того, во многих отношениях коммерческая деятельность португальцев соответствовала традиционным моделям восточной торговли - одиночные рейсы, перевозившие относительно небольшие группы отдельных купцов, которые были организованы в небольшие общины торговцев, обосновавшихся в своих кварталах в портовых городах Востока и отличавшихся от своих парсских, джайнских, еврейских и армянских конкурентов по своей отличительной одежде, социальным обычаям и религии 23. В большей части Азии "португальцы играли второстепенную роль по сравнению с гуджаратцами, китайцами, яванцами и японцами"24. Можно даже утверждать, что коммерческие монополии и привилегии капитанов крепостей напоминали монопольные права и привилегии местных султанов, раджей и шейхов, которые правили портовыми городами до прибытия португальцев. Во многих отношениях, например, португальское правление в Малакке копировало предыдущее правление султана 25. Португальцы, возможно, принесли с собой некоторые различия в практике, но уж точно не произвели революцию, которая трансформировала бы структуру восточной торговли.
   Однако возникает совершенно иная картина, если взглянуть на экспансию Португалии в целом, когда Эстадо да Индия рассматривается в мировом, а не только азиатском контексте. "Кто владеет Малаккой, тот держит руку на горле Венеции", - написал Томе Пирес, чтобы проиллюстрировать глобальный размах коммерческой стратегии португальской Короны 26.
   В начале XVI в. поселения в странах Карибского бассейна, Центральной и Южной Америки привлекали все большее число эмигрантов из Кастилии и Португалии; в колониях росли потребительские рынки, не в последнюю очередь для азиатских товаров, таких как шелк и специи. На мировые рынки поступили новые продукты (например, бразильское дерево, кошениль, табак) и, что самое важное, в мировую экономику было закачано огромное количество серебра и золота. Во второй половине века серебро из рудников Мексики и Перу перетекало через Атлантику в экономику Европы, а из Лиссабона отправлялось на Восток, где оно смешивалось с растущим потоком серебра, которое поступало прямо через Тихий океан из Мексики в Манилу. Более того, в то же время португальцы сыграли важную роль в развитии добычи серебра в Японии, которая выросла примерно до половины объема добычи этого драгоценного металла в Испании и которая также вошла в экономический поток азиатской экономики. К началу XVII в. испанские серебряные реалы стали первой в мире международной валютой обмена - средством, с помощью которого можно было вести бизнес повсюду, от Китая до Перу. Увеличение количества серебра, хотя оно и могло быть одной из причин инфляции, в основном привело к расширению производства и потребления, а также к большей ликвидности в мировой торговой системе. Именно португальцы в большей степени, чем любой другой народ, связали различные формирующиеся торговые системы. Как писал Джеймс Бояджян:
   "Из всех азиатских и европейских купцов португальцы находились в уникальном положении, непосредственно участвуя в расширении азиатской торговли и одновременном развитии атлантической торговли с Западной Африкой и Америкой... Португальцы возглавили создание атлантической экономики"27.
   Опыт флорентийца Франсиско Карлетти, который в конце XVI в. путешествовал по всему миру в качестве купца, ведя торговлю от Кабо-Верде до Южной Америки, Японии, Китая и Индии, показывает, в какой степени торговые пути всего мира уже были сплетены в единую сеть 28. Хотя итальянцы и голландцы создали и управляли торговыми сетями Северной Европы, Средиземноморья и Ближнего Востока, именно португальцы и в некоторой степени испанцы создали сети, пересекавшие Атлантику, Индийский океан и Тихий океан. К 1600 г. международная торговля приобрела поистине глобальный масштаб, и торговые дома могли мыслить категориями глобального рынка.
  
   Флора и фауна
  
   Однако не только серебро и другие товары, пригодные для торговли, текли по этим новым каналам глобальной торговли. Португальская экспансия привела к другим, возможно, более глубоким изменениям в человеческих обществах в поистине глобальном масштабе. Самым важным из них в долгосрочной перспективе было расселение растений и животных. Относительно медленная миграция видов, имевшая место до 1500 г., оставила во многих частях мира очень разные экосистемы. Португальцы и испанцы грубо и, с точки зрения эволюционного времени, очень быстро изменили их. Первым бразильским индейцам, пришедшим на борт корабля Кабрала, показали живого барана и курицу, которых "они почти боялись и не хотели брать в руки"29. В Новый Свет были завезены европейские лошади и домашний скот наряду с европейскими культурами, такими как пшеница, цитрусовые и виноград; американские продовольственные культуры попали в Европу и Африку, в частности кукуруза, картофель, ямс, табак, какао и помидоры. Американские продовольственные культуры обогатили основной рацион питания жителей Африки и Европы и помогли осуществить поистине революционные демографические изменения, позволив достичь такой плотности населения, которой достигли американские индейцы до 1500 г.30 Образ плывущих на всех парусах португальских каравелл, на палубах которых стоят цветочные горшки с черенками, и загоны с домашними животными - мирный образ, который можно поставить наравне с более традиционными изображениями пушки, креста и конкистадора.
   Однако каравеллы везли с собой и болезни - оспу, корь и тиф из Европы, желтую лихорадку из Африки, новые штаммы сифилиса из Америки. Во многих отношениях о первых встречах иберийцев с остальным миром можно поведать с точки зрения болезней. Опустошения, нанесенные популяциям американских индейцев, которые были полностью уничтожены на большей части Карибского бассейна и сократились на 80-90 процентов в заселенных районах Центральной и Южной Америки, позволили Испании, а затем и Португалии колонизировать terra firma (материковые земли), которые были в значительной степени освобождены от коренных народов. Точно так же болезнь подорвала португальские предприятия в Африке и практически в одиночку разрушила их попытки завоевать Мономотапу и основать колонии в Анголе. Одна из ироний истории состоит в том, что африканцев защищали от завоеваний те же самые факторы, которые в Америке привели к падению цивилизаций коренных народов.
  
   Трудовая миграция
  
   Если распространение флоры, фауны и болезней по всему миру имело поистине революционные последствия для истории человечества, то два других совершенно разных аспекта глобализации также берут свое начало в португальской деятельности. Португальцы превратили многовековую торговлю рабами через Сахару и Средиземноморье во всемирную коммерцию. Африканцы были насильственно включены в глобальную систему Португалии в качестве моряков, солдат, домашней прислуги, ремесленников, торговцев и матерей детей португальских мужчин. Двести из них сражались вместе с Албукерки в Малакке в 1511 г. Они сопровождали португальцев по всей Азии, участвовали в войнах на Цейлоне, сбросили в море голландцев, напавших на Макао в 1623 г., и служили телохранителями португальских фидалгуш на улицах колониальных городов от Гоа до Нагасаки 31. Однако, в основном, их перевозили в Новый Свет, чтобы компенсировать сокращение численности индейского населения - их использовали в качестве неквалифицированной или полуквалифицированной рабочей силы для выращивания тропических культур, а также для строительства и обслуживания новых иберийских поселений. Эта многогранная африканская диаспора была основана португальцами и, возможно, стала первым проявлением глобального рынка нового типа - рынка рабочей силы. Повсюду в Атлантике, Новом Свете и Африке, где были основаны португальские поселения, они строились и поддерживались трудом африканцев и в значительной степени смогли сохраниться благодаря детородным способностям африканских женщин. В этом отношении португальскую экспансию можно рассматривать как взаимодействие и слияние двух крупных диаспор населения - самих португальцев и африканского населения, без которого иберийские поселения никогда бы не появились и не смогли бы выжить.
  
   Язык
  
   Еще одним следствием роста португальской глобальной империи стало использование португальского языка в качестве первого глобального языка. Конечно, латынь была и в XVI в. все еще оставалась универсальным языком общения образованных классов Европы, в то время как арабский язык понимался и использовался повсеместно в мусульманском мире, но португальский стал на два или более столетия языком морской торговли во всем мире. Четыре примера могут послужить иллюстрацией этой мысли. Португальский язык довольно рано утвердился на восточных индонезийских островах. Антониу Гальван часто упоминает, что местные мусульмане не нуждаются в переводчиках, и после его успешного нападения на Тидоре в 1536 г. он пишет, что "вожди этого острова говорят на португальском и кастильском языках"32. В 1589 г. выжившие с потерпевшего крушение нау, "Сан-Томе", вступив во владения вождя Инхаки, "были чрезвычайно рады, встретив кафра, который очень хорошо говорил по-португальски"33. Двадцать лет спустя, когда голландцы прибыли на Восток, им пришлось вести переговоры с местными правителями на португальском языке, как обнаружил Йорис ван Спилберген, когда он прибыл к Баттикалоа в июне 1602 г., и "несколько сингальцев поднялись на борт и привели с собой переводчика, который также говорил на португальском"34. В 1650-х гг. правители Макассара, по-видимому, свободно владели португальским 35.
   Португальский язык получил настолько широкое распространение на Востоке, что, когда голландцы основали свое поселение в Батавии, они обнаружили, что это единственный язык, который понимали рабы, моряки и ремесленники, а также женщины, которых они брали в жены. Как писал Леонард Блюссе: "Несмотря на все попытки властей расширить использование голландского языка и пресечь распространение португальского, португальский язык стал лингва-франка Батавии"36.
   Утверждение о том, что португальский язык стал глобальным языком, не означает, что все, кто занимался морской деятельностью в семи морях, понимали и использовали язык Камоэнса, но в значительной степени португальский язык был языком, на котором велась мировая торговля и которым пользовались все европейцы для общения с народами Африки и Азии. Он стал важным средством коммуникации для тех, кто торговал в рамках мировой торговой системы.
   Важность португальского языка как языка торговли надолго пережила упадок португальской имперской власти. Он широко использовался голландцами везде, где они пришли на смену Португалии, и долгое время был повседневным языком Батавии. Многие из португальских креольских языков, возникших в XVI в., сохранились по сей день на островах Атлантического океана, в Западной Африке, Малайзии, Шри-Ланке, Индонезии и Индии, несмотря на подавляющее доминирование, которое английский приобрел в качестве мирового языка с XIX в.
  
   Международный мировой порядок
  
   На более абстрактном, но не менее важном уровне, португальская экспансия непосредственно привела к созданию нового международного мирового порядка и к зарождению международного и морского права в том виде, в каком оно известно сегодня. Европейская идея международного права выросла из притязаний папства в средние века, и папские буллы, дарованные Португалии в XV в., предоставили ей права и юрисдикцию над новооткрытыми землями, а также над их населением. Однако именно договоры Португалии с Испанией впервые разделили неевропейское пространство, включая морское пространство, и ввели отдаленные районы мира в сферу европейской дипломатии 37. Испания и Португалия не только разграничили юрисдикцию над своими собственными поселениями, но и над землями и морями, которые еще даже не были открыты. Притязания дона Мануэла на власть над морями привели к распространению над самими океанами определенной формы юрисдикции. Эти претензии впоследствии были решительно оспорены, но те, кто бросил этот вызов, особенно голландцы, сделали это, развивая идею международного права еще дальше, пытаясь универсализировать свои контраргументы. Концепция mare liberum, свободы морей, молчаливо предполагавшаяся на протяжении многих столетий, теперь стала закреплена в международно признанной правовой системе 38.
   Результатом португальской экспансии стало не только морское право, но и совершенно новый международный порядок дипломатии и межгосударственных отношений, при котором европейские дипломаты в европейских столицах будут регулярно выносить решения по вопросам, касающимся народов Африки, Америки и Азии, и претендовать на суверенную власть над ними. С XVII по XX вв. почти в каждый европейский договор включались положения, которые регулировали дела неевропейских народов - почти всегда без их согласия. Более явного примера глобализации политической власти невозможно себе представить.
  
   Глобализация знаний и культурный обмен
  
   Наконец, португальская экспансия привела к быстрой глобализации знаний. В результате своих путешествий португальцы приступили к исследованию и составлению карт мира. При выполнении этой задачи они во многом полагались на арабские, китайские и японские географические и картографические знания, и многие из их карт явно представляли собой смесь их собственных прямых наблюдений и информации, полученной ими от местных экспертов 39. Они также не были первопроходцами современного искусства картографии в Европе, поскольку их карты были основаны на традиции портоланов, сложившейся в Средиземноморье. В своем обзоре португальских знаний Китайского моря Боксер отдает должное навыкам и знаниям португальских лоцманов, но говорит, что "они полагались главным образом на свои местные знания и рутейруш, поскольку нет никаких указаний на то, что у них были какие-либо карты, достойные этого названия"40. Тем не менее, португальцы не только использовали местные знания мусульманских мореплавателей и географов, но и во многих областях проводили свои собственные подробные исследования портов и якорных стоянок, которые подкреплялись письменными лоциями 41. Знания об истинных очертаниях массивов суши, которые к концу XVI в. позволили Меркатору создать свою великую проекцию, были основаны, прежде всего, на работах португальских мореплавателей.
   Португальцы нанесли на карту не только массивы суши и острова. Они составили весьма точное представление о системах ветров Атлантического и Индийского океанов. Только понимание того, как использовать ветры, сделало возможной глобальную торговлю и империю. Сравнить географические знания конца XVI в. с теми, которые были доступны в начале, - значит увидеть качественный скачок в научном познании и понимании мира.
   Научные достижения Португалии в других областях, возможно, менее впечатляющи, несмотря на важные новаторские работы таких ученых, как Гарсиа де Орта. Действительно, именно голландцы, а не португальцы, провели первые географические и научные исследования Бразилии. Более того, в описании языков и культур мира португальские достижения, какими бы важными они ни были, иногда выглядит разочаровывающими. В XV в. португальцы, посетившие Африку или атлантические острова, почти не оставили серьезных описательных произведений. Хотя "Esmeraldo de situ orbis" представляет собой важную работу, сочетающую в себе географические знания с историей, в ней на удивление мало говорится о культурах и народах Африки 42. Путевой дневник Алвару Велью и письмо Ваша да Каминья о Бразилии остаются первыми по-настоящему значительными португальскими работами, в которых их авторы попытались описать новооткрытые народы. Хотя некоторые португальцы на Востоке начали писать важные описательные произведения (например, Дуарте Барбоза, Томе Пиреш и Франсишку Алвариш), ни одно из них не было опубликовано, за исключением пиратских итальянских изданий 43. Первые португальские печатные работы начали появляться только в 1550-х гг., и даже тогда в публикациях по-прежнему доминировала традиция королевских хроник, в которых этнографическое описание было подчинено национальному или имперскому повествованию. Таким образом, большая часть португальских сочинений осталась ненапечатанной и неопубликованной, и только в XIX и XX вв. начало осознаваться в полной мере все богатство португальских сочинений об их экспансии 44.
   Важным исключением из этого правила являются сочинения иезуитов и, в меньшей степени, доминиканцев. Часть миссии иезуитов заключалась в пропаганде работы Общества по обращению язычников, а письма иезуитов, написанные для публикации, содержат серьезные описания религий и культур регионов, где они работали. Более того, иезуиты предприняли первые серьезные исследования неевропейских языков и религий, и их работа, в основном проводившаяся под эгидой португальской Короны, привела к распространению в Европе знаний об индийской, китайской, японской и эфиопской культурах и языках. Письма иезуитов должны были оказать глубокое влияние на зарождающиеся идеи Просвещения и его критику европейских институтов. Не в последнюю очередь утверждалось, что именно литература, возникшая в результате зарубежной экспансии Португалии, сыграла решающую роль в возникновении в Европе осознания своей собственной идентичности. До эпохи Великих географических открытий европейское самосознание не существовало в полной мере, а развилось как один из результатов конфликта с другими культурами. Именно "благодаря осознанию своей непохожести португальцы пришли к определенному пониманию того, что значит быть европейцем"45.
   Если Португальская империя и ее агенты-иезуиты были средством, с помощью которого Европа открыла остальной мир, то они также были основным средством, с помощью которого остальной мир открыл для себя Европу. Распространение европейских технологий, языков, религии, права, научных и медицинских знаний действительно началось с португальцев и к середине XVII в. уже оказало глубокое влияние на остальной мир.
   Португальцы привезли с собой в Африку и Бразилию корабли, огнестрельное оружие, а также новые знания и технологии, ранее совершенно неизвестные. Они также принесли с собой грамотность, которая была практически неизвестна за пределами областей мусульманского влияния. В Африке эти аспекты европейской культуры оказали лишь ограниченное влияние, и португальцы проявили гораздо большую склонность к принятию африканской культуры, чем африканцы к принятию европейского образа жизни. Однако в Бразилии влияние Португалии было глубоким и продолжительным. В Азии португальцы нашли цивилизации, чья культура и технологии во многих отношениях были гораздо более развитыми, чем их собственные. Тем не менее, географическая и навигационная наука Португалии, а также ее военные и военно-морские технологии сыграли значительную роль, позволив португальцам так прочно утвердиться в морских регионах Азии. Японцы были особенно любопытны и восприимчивы к новым аспектам европейской культуры, и в 1584 г. несколько японских юношей были отправлены в Лиссабон и Рим (где их принял Григорий XIII)46. Нигде это восхищение европейскими пришельцами и их странными кораблями и вооружением не проявляется лучше, чем в различных их изображениях, выполненных мастерами бронзового литья из Бенина и резчиками по слоновой кости из Сьерра-Леоне, или в знаменитых ширмах намбан-бёбу, где японские художники изобразили каждую деталь кораблей, одежды, лошадей, оружия, и даже зонтики различных социальных классов португальских торговцев и миссионеров.
   В 1513 г. Албукерки писал королю: "Люди, с которыми мы ведем войну, уже не те, что прежде; и артиллерия, оружие и крепости теперь соответствуют нашим обычаям"47. Тем не менее, примечательно то, что азиаты и африканцы относительно медленно усвивали эти новые технологии и адаптировали их для своих собственных целей. Были, конечно, исключения. Японцы научились производить огнестрельное оружие, подражая португальцам, и за несколько десятилетий эта новая технология произвела революцию в военном деле, а вместе с ним и в политике Японии. Уже в 1549 г., всего через шесть лет после прибытия первых португальцев Ода Нобунага разместил заказ на 500 мушкетов и в войне 1551 г. впервые применил пушки. К концу столетия японские замки были облицованы камнем, и даже утверждается, что японцы построили первый броненосный корабль 48. В других странах Азии внедрение европейских военных технологий слишком часто означало вербовку португальцев-ренегатов в качестве наемников - профессиональных мушкетеров или артиллеристов - наряду с армиями, которые во всех других отношениях оставались традиционными.
   На первый взгляд такое нежелание африканских и азиатских обществ адаптироваться кажется признаком культурной атрофии или традиционализма, препятствующего адаптации. Однако, возможно, здесь снова сказываются евроцентрические предположения. Это правда, что крупные португальские нау с их тяжелой артиллерией при определенных обстоятельствах могли бы стать грозным оружием, как и португальские аркебузиры, но изучение португальских военных кампаний на Востоке и в Африке показывает, что после героических первых дней Алмейды и Албукерки португальцы постепенно переняли местные методы ведения войны и стали вербовать азиатских и африканских солдат для ведения боевых действий. К 1540-м гг., когда Жуан де Кастро создал свои знаменитые рисунки португальского флота в Красном море, стало ясно, что португальцы, как и их азиатские коллеги, полагались на весельные галеры и фусты, а не нау, и что большая часть их сражений носила рукопашный характер, в котором огнестрельному оружию отводилась лишь скромная роль. Более того, португальские вооруженные силы в основном состояли из чернокожих или японских рабов или солдат, набранных на месте, таких как ласкарины в Шри-Ланке или тонга в Восточной Африке. Другими словами, технология не считалась решающей в ведении войны, и азиаты и африканцы, видя, какую скромную роль она играла для самих португальцев, не видели особой необходимости перенимать ее.
   Единственным явным исключением из этого правила были португальские крепости, защищенные артиллерией. Здесь португальцы достигли и долгое время сохраняли технологическое превосходство, которому азиатские и африканские противники не спешили подражать и которое позволяло Португалии поддерживать военное присутствие в Азии, чего в противном случае при их небольшой численности было бы невозможно достичь.
  
   Источники могущества Португалии
  
   Если технология играла менее решающую роль, чем можно было бы предположить, исходя из евроцентристского взгляда на прогресс, проблема того, как объяснить могущество Португалии на Востоке и в Африке, оставалась бы нерешенной. Как могло такое небольшое число европейцев из бедной и слаборазвитой страны утвердиться в качестве господствующей силы на трех континентах и так долго сохранять эту власть против более богатых и гораздо более многочисленных противников? Более того, португальцы смогли сохранить эту власть даже тогда, когда их собственные институты были пронизаны коррупцией, а раздоры и разногласия внутри их крошечных общин угрожали парализовать их деятельность. Утверждение, что португальцы смогли воспользоваться отсутствием единства среди своих противников и что они всегда находили союзников среди местных правителей и населения, нельзя считать полностью удовлетворительным ответом 49. В конце концов, во многих случаях враги Португалии на самом деле объединялись против них, как в 1509 г., во время осады Диу в 1538 и 1546 гг., или при нападении на Гоа в 1571 г., или в Восточной Африке в 1631 г. Однако все эти серьезные попытки вытеснить португальцев потерпели неудачу. Трудно не прийти к выводу, что в каждом случае решающую роль оказывала морская мощь и что, когда господство на море было потеряно, как при Ормузе в 1622 г. и Малакке в 1641 г., за этим следовало поражение. Морская мощь позволяла португальцам быстро перебрасывать людей и припасы в любую угрожаемую точку, и именно их способность концентрировать ресурсы там, где они были необходимы, снова и снова оказывалась ключом к выживанию и победе.
   Португальская империя была всемирным государством. Ни одно другое государство в то время не могло действовать на такой обширной территории и координировать действия буквально на тысячи морских миль. Какой бы несовершенной она ни была, португальцы обладали системой связи и способностью мобилизовать ресурсы, которые позволяли использовать серебро Южной Америки, вооружение Нидерландов, корабли, построенные в Португалии, Дамане или Бразилии, а также рабочую силу Азии и Африки для службы буквально в любой точке мира. Даже величайшие из азиатских держав не могли и отдаленно повторить это. Только турки были близки к тому, чтобы повторить глобальное распространение португальской власти, но их основные интересы были на Ближнем Востоке и в Средиземноморье, а не в тех областях, где они могли бы эффективно бросить вызов португальцам.
  
   Португалия и крах современного государства
  
   Последняя тема, требующая рассмотрения, заключается в том, как необычная история португальской экспансии вписывается в возникновение современного государства. Очевидно, что по мере того, как португальская деятельность распространялась на четыре континента и разделявшие их океаны, маленькому и бедному средневековому королевству Португалии пришлось развивать институты, которые бы контролировали эту экспансию и управляли новыми возникающими поселениями. Это было тем более важно, поскольку португальская Корона, в отличие от своей кастильской современницы, стремилась управлять обширной коммерческой монополией и напрямую контролировать деятельность всех своих агентов за рубежом. Государство, каким его представлял дон Мануэл, было поистине выдающимся творением: португальский монарх будет управлять коммерческими монополиями по всей Атлантике и Индийскому океану, и все солдаты и чиновники этой империи находились бы на его прямом жаловании, несли ответственность перед ним и подчинялись regimentos, которые пытались бы контролировать чуть ли не все мелочи их повседневной жизни. Не должно было быть ни конкистадоров с частными контрактами, ни какого-либо банка, захватывающего части этой империи в счет уплаты долгов, возникших перед ними у Короны, таких как дар Венесуэлы, предоставленный Карлом V Вельзерам в 1524 г.
   Централизованное бюрократическое государство, которое планировал создать дон Мануэл для управления своей империей, намного опережало современную практику в Европе, и его кастильские современники стремились подражать ему, хотя и только после того, как они усвоили тяжелые уроки методом проб и ошибок. Хаос, насилие и геноцид, которые сопровождали кастильскую экспансию, в конечном итоге, спустя четыре десятилетия, вынудили кастильскую монархию напрямую вмешаться и создать бюрократические институты для обеспечения соблюдения власти Короны. Таким образом, в самом прямом смысле иберийская экспансия оказалась повивальной бабкой для новых экспериментов и форм правления, а также новых концепций государства и его власти.
   Однако реальность португальской экспансии сильно отличалась от теории. У Португалии не было квалифицированных кадров для укомплектования бюрократического аппарата, а у короля не было средств для того, чтобы содержать профессиональную армию солдат и государственных служащих. Вместо этого империя питала и помогала увековечить систему патримониальной политики, в которой патронаж Короны, чрезвычайно раздутый за счет бесконечно умножающихся должностей и командований в империи, поддерживал традиционную квазифеодальную знать и ее последователей. Система крепостей под управлением капитанов стала своего рода "клептократией", в которой капитан и его иждивенцы жили за счет ограбления как казначейства, так и местных moradores, и перекачивая государственные ресурсы в свои карманы. Иезуит Гонсало Мартинс, обычно использующий моральные характеристики для описания социальных и политических отношений в империи, писал:
   "От самых старых до самых молодых редко встречаются люди, которые выполняют свой долг. Рвения к службе короне немного. Португальские подвиги редки. В администрации процветало взяточничество, боевой дух угас; доблести не существует, а трусость процветает"50.
   В конце концов Португальская империя потерпела крах, потому что португальское государство не смогло модернизироваться.
   Стремления дона Мануэла просто не могли быть удовлетворены, а приватизация империи, которая произошла так быстро после 1540 г., помешала короне перестроить свои внутренние институты. Португалия не модернизировала ни свои вооруженные силы, ни свою систему образования, ни свой чиновничий аппарат, и империя, вместо создания современного государства, в конечном итоге была ответственна за фатальную задержку своего развития. Пьер Вилар, хотя и писал об Испании, использовал слова, которые в то время идеально подходили к Португалии:
   "Сервантес иронично, жестоко, но в то же время нежно попрощался с этим образом жизни и с теми самыми феодальными ценностями, исчезновению которых в мире невольно способствовали испанские завоеватели и, как это ни парадоксально, чьему выживанию в своей собственной стране они способствовали ценой разорения. Тайну Дон Кихота следует искать в этой оригинальной диалектике испанского империализма"51.
   И все же, если в Португалии современное государство в конечном итоге оказалось мертворожденным, то на местном уровне португальские социальные и политические институты оказались чрезвычайно устойчивыми. Как отмечали многие писатели, португальское общество было сплочено глубоко укоренившимися социальными институтами, которые создали своего рода единство среди португальцев во всем мире и кое-что делали для того, чтобы смягчить "клептократию" капитанов. Благотворительные организации мизерикордии, которые организовывали попечение о сиротах, больных и заключенных, а также присматривали за имуществом умерших, первоначально были основаны в Лиссабоне в 1498 г. и были частью проекта дона Мануэла по созданию централизованной монархии эпохи Возрождения 52. Их можно было найти даже в самых маленьких общинах, таких как афро-португальские в отдаленной долине Замбези. Мизерикордии, конечно, были чем-то большим, чем просто благотворительными учреждениями. Поскольку они происходили из фонда, находящегося под покровительством Короны, членство в них приносило значительный социальный престиж. Мизерикордии, возможно, заботились о больных и нуждающихся, но они также утверждали социальное неравенство и иерархию 53.
   Церковь и различные религиозные ордена с их братствами, больницами, школами и отшельническими обителями также были мощными элементами религиозной и культурной жизни общин, разбросанных по всему миру. Роль религиозных братств была особенно важна. Некоторые из них были основаны специально для интеграции чернокожих португальцев или полукровок в жизнь церкви; другие имели своей основной целью защиту женщин, которые были вдовами или сиротами и в противном случае могли бы оказаться особенно уязвимыми 54. Вместе с мизерикордиями они обеспечивали институциональную инфраструктуру, которая обеспечивала большую сплоченность общества. Senados da Camara, учрежденные королевской хартией во всех крупных португальских городах от Макао до Луанды и Баии, помогали консолидировать местный управляющий класс с политическими обязанностями, которые сблизили эти отдаленные португальские общины с Лиссабоном и великими городами родины 55. Хотя в местной иерархии португальцам европейского происхождения всегда отводилось почетное место, во многих частях империи таких reinois не было в достаточном количестве. В этих случаях должности в мизерикордиях, церквях и Senados da Camara занимали члены местных португальских общин этнически смешанного происхождения.
   Нигде нельзя увидеть лучше стойкое влияние этих институтов и их способность формировать жизнь сообществ, чем на небольшом острове Сан-Томе в Западной Африке. Члены городского совета и соборные каноники, капитаны ополчения и братья мизерикордии - все они принадлежали к чернокожим правящим семьям Сан-Томе, потомкам освобожденных рабов и предкам forros последующего столетия. Эти люди управляли своей общиной через те же португальские институты, которые также можно было найти в Макао, Гоа, Лиссабоне и Баии, несмотря на изоляцию их собственного маленького островного мира, практически отрезанного от контактов с метрополией.
   То, что было верно в отношении государственных институтов, в равной степени верно и в отношении экономики. По мере того, как Португалия получала доступ к несметным богатствам благодаря пиратству, вымогательству и торговле, когда португальские конкистадоры сколачивали огромные состояния, а такие короли, как дон Мануэл, наслаждались беспрецедентным богатством, сама Португалия становилась все беднее и относительно все более и более экономически отсталой. XXI век знаком с феноменом богатства, приводящего к обеднению общества, и огромных ресурсов, ведущих непосредственно к отсталости. Нет никакой тайны в том, почему это происходит. Простые реалии рынка означают, что те, у кого есть средства для оплаты, будут покупать то, что им нужно, вместо того, чтобы производить нужные им вещи самим. Более того, у тех, у кого есть доступ к богатству в виде ренты или дани, не будет терпения или понимания необходимости долгосрочных инвестиций. На самых ранних этапах португальской экспансии действительно наблюдалось развитие экономики, но в основном на островах, где поселенцы создали экономику, основанную на производстве сахара, вина, выращивании пшеницы и разведении крупного рогатого скота, которые можно было экспортировать в Африку, что привело к росту местных отраслей промышленности, таких как судостроение и ткачество. Однако расширение работорговли и, что более важно, основание Эстадо да Индия предоставили доступ к формам богатства, которые можно было получить силой оружия или торговлей, подкрепленной угрозой применения силы. Приобретенное таким образом богатство использовалось для покупки всего необходимого на рынках Нидерландов или Средиземноморья, а тот факт, что специи доставлялись непосредственно в Нидерланды для продажи, означал, что Португалию просто обошла стороной ее собственная империя. Португалия производила мало того, что было нужно империи на Востоке, и отдельные португальцы эмигрировали в поисках возможностей, а не искали их в развитии своего производственного потенциала на родине. Необычайная предприимчивость и дух приключений, которые привели отдельных португальцев во все уголки земного шара в поисках богатства, резко контрастируют с застоем и полным отсутствием предприимчивости, которые они демонстрировали дома. Опять же, в XXI в. есть бесчисленное множество сопоставимых примеров того, как эмигранты демонстрируют большую предприимчивость, которую они не могут проявить у себя на родине - эмиграция приводит к высвобождению сдерживаемой и ограниченной энергии и предприимчивости.
   В случае с Португалией ожесточенная и длительная внутренняя классовая борьба между "новохристианской" буржуазией и инквизицией, представляющей интересы землевладельческой церкви и аристократии, оказалась особенно изнурительной и помешала Португалии развивать капитальные ресурсы, внутренние инвестиции и финансовые институты, которые могли бы способствовать экономическому развитию. В начале XVI в., во время правления дона Мануэла и в первые годы правления его преемника дона Жуана III, для "новых христиан" открылся путь к служению короне и подъему в социальной иерархии. Фернанда Оливаль приводит пример юриста Криштована Эстевиша, который работал над окончательной версией "Ordena""es Manuelinas", получил звание рыцаря в ордене Христа, стал судьей верховного суда (desembargador do pa"o) и был назначен членом королевского совета. С основанием инквизиции вопросы чистоты крови стали более важными и поднимались более часто, хотя они применялись только к тем, кто стремился вступить в один из военных орденов после 1570 г.56 Сначала Корона заявляла, что может обойтись без этого требования, и, по сути, даровать чистоту крови избранным "новым христианам", но по мере того, как мощь инквизиции росла, она бросила вызов этой королевской прерогативе и проводила ретроспективные расследования с явным намерением лишить "новохристианскую" буржуазию права занимать коронные или церковные должности, становиться рыцарями военных орденов или вступать в дворянское сословие 57.
   Поучительно сопоставить враждебность к евреям и "новым христианам", доходящую порой до своего рода массовой паранойи, с отношением к чернокожему населению Португалии. По оценкам, к середине XVI в. численность невольников в Лиссабоне могла составлять где-то от 10 до 20 процентов от общей численности населения города, при этом значительное количество рабов проживало в других регионах. Чернокожие рабы, конечно, подвергались всевозможной дискриминации - например, рабов, даже христиан, не разрешалось хоронить в освященной земле, но, согласно указу (carta r"gia) дона Мануэла, изданному в 1515 г., их тела должны были быть брошены в глубокую яму или вырытый специально для этой цели колодец. Тем не менее их присутствие в целом считалось желательным, а наличие рабов в чьем-либо доме рассматривалось как признак социального статуса. Тем не менее, хотя все рабы, когда их ввозили в страну, были нехристианами, и даже обращенных рабов можно было бы назвать только "новыми христианами", чернокожее население никогда не боялись, не презирали и не преследовали так, как население еврейского происхождения 58.
  
   Заключительное слово
  
   Это исследование обрывается на середине истории. Заморская экспансия Португалии не закончилась в 1660-х гг. Фактически, вскоре должна была начаться новая динамичная фаза, столь же замечательная, как и предыдущая. Во второй половине XVII и начале XVIII вв. португальские поселенцы и торговцы открыли сертан Бразилии, обнаружили золото и алмазы и снова, как и в XVI в., значительно стимулировав международную торговлю возобновившимся притоком слитков и вызвав новую волну миграции из Португалии в Новый Свет. Затем, в начале XIX столетия, португальская экспансия в Африке началась всерьез. Афро-португальские помбейру были первыми людьми, которые, как известно, путешествовали по африканскому континенту, а португальские торговцы проникли вглубь современной Анголы и Центральной Африки, заложив основу для "третьей империи" Португалии. Тем временем неформальная империя также росла. Масштабная миграция из Португалии и ее островов набрала силу в XIX в., и "португальское" население, происходящее из Португалии, Мадейры, Азорских островов или островов Зеленого Мыса, обосновалось в США, Бразилии, Южной Америке, Канаде и Южной Африке с небольшими общинами в отдаленных местах, таких как Британская Гвиана и Гавайи. Португалию в XIX в. часто сравнивали с Ирландией, и, конечно же, к его концу португальские общины были так же широко разбросаны по всему миру, как и ирландские.
   Более того, существовала преемственность с более ранней фазой экспансии. Рабов продолжали вывозить из африканских портов Португалии в Бразилию до 1851 г., а затем на острова Индийского океана до начала ХХ в. Гоа сохранился как центр индийско-католической культуры и создал собственную диаспору, образованные гоанцы сформировали отдельные общины не только в африканских колониях Португалии, но и по всей Британской империи. Крошечный остров Сан-Томе, который некоторое время доминировал на сахарном рынке Антверпена в XVI веке, в конце XIX в. снова стал ведущим производителем какао в мире.
   В результате последовательных волн португальской экспансии португальский язык стал одним из семи наиболее распространенных языков в мире и официальным языком восьми государств-членов Организации Объединенных Наций. (В настоящее время португальский язык имеет официальный статус в 9 государствах - самой Португалии, Бразилии, Анголе, Кабо-Верде, Гвинее-Бисау, Мозамбике, Сан-Томе и Принсипи, Экваториальной Гвинее и Восточном Тиморе. - Aspar.) Однако реальную важность португальской экспансии в формировании современного мира и реальную преемственность с прошлыми веками можно ощутить каждый раз, когда люди смотрят на карту мира и во время каждого приема пищи, независимо от того, являются ли они африканцами, чей рацион состоит из кукурузы, или европейцами, которые едят жареный картофель или наслаждаются послеобеденными шоколадом и сигарой. Именно такие культурные влияния, как эти, оказались способными изменить жизнь еще долгое время после того, как конкистадоры, вице-короли и капитаны канули в Лету.
  
   Примечания
   1 Gilberto Freyre, The Masters and the Slaves. A Study in the Development of Brazilian Civilisation, trans. Samuel Putnam (Alfred Knopf, New York, 1978).
   2 Обсуждение природы "неофициальной" империи см. Disney, `Contrasting Models of "Empire": The Estado da India in South Asia and East Asia in the Sixteenth and Early Seventeenth Centuries'; Newitt, `Formal and Informal Empire in the History of Portuguese Expansion'; Mark, `Portuguese' Style and Luso-African Identity. Precolonial Senegambia, Sixteenth-Nineteenth Centuries, chapter 1.
   3 Couto, `Quelques observations sur les r"n"gats portugais en Asie au xvie si"cle', p. 73.
   4 Nambiar, The Kunjalis Admirals of Calicut, pp. 142-3.
   5 Ribeiro, The Historic Tragedy of the Island of Ceylon, p. 90.
   6 Boxer, Francisco Vieira de Figueiredo, p. 17.
   7 Leonard Bluss", `The Caryatids of 17th century Batavia: Reproduction, Religion and Acculturation under the VOC', in Strange Company. Chinese Settlers, Mestizo Women and the Dutch in VOC Batavia (Foris Publications, Dordrecht, 1986), p. 165.
   8 Whiteway, The Rise of the Portuguese Power in India, p. 25.
   9 Например, Gray, The Voyage of Pyrard.
   10 См.обсуждение этого вопроса в Boxer, The Church Militant and Iberian Expansion 1440-1770, глава 1.
   11 Linschoten, The Travels of Jan Huyghen van Linschoten.
   12 Godinho de Eredia, Eredia's Description of Malacca, Meridional India and Cathay, pp. 1, 56.
   13 Winius, The Fatal History of Portuguese Ceylon, pp. 128-31.
   14 Это, в частности, утверждал Луис Фелипе Томаз.
   15 Travels of Pietro della Valle in India, vol. 1, pp. 133-4.
   16 `Carta de Sim"o Botelho para D.Jo"o III, Ba"aim 30 de novembro de 1547', p. 29.
   17 См. описания островов Жуаном душ Сантушем и Педру Баррето де Ресенде в Newitt, East Africa, pp. 125-30; также Malyn Newitt, Portuguese Settlement on the Zambezi. Exploration, Land Tenure and Colonial Rule in East Africa (Longman, London, 1973), `The prazos of Sofala and the Querimba Islands'.
   18 О росте prazos da coroa см. Newitt, The History of Mozambique, и цитируемую там библиографию.
   19 Madeira Santos, `A carreira da India e o com"rcio intercontinental de manufacturas', pp. 231-3.
   20 M.A.P.Meilink-Roelofsz, Asian Trade and European Influence in the Indonesian Archipelago between 1500 and about 1630 (Nijhoff, The Hague, 1962), p. 119.
   21 Boxer, The Christian Century in Japan, p. 105.
   22 Pearson, `Markets and Merchant Communities (Indian Ocean)'.
   23 Последнее обсуждение этих вопросов - в Barendse, The Arabian Seas.
   24 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, p. 14.
   25 Обсуждение султанатов Малакка, Пасаи и Аче во время захвата Малакки португальцами см. в Jorge M.dos Santos Alves, `Foreign Traders' Management in the Sultanates of the Straits of Malacca', в Claude Guillot, Denys Lombard and Roderick Ptak, eds., From the Mediterranean to the China Sea (Harrassowitz Verlag, Wiesbaden, 1998), pp. 131-42.
   26 Цит.по Meilink-Roelofsz, Asian Trade and European Influence in the Indonesian Archipelago between 1500 and about 1630, p. 134.
   27 Boyajian, Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, pp. 14, 17.
   28 Carletti, My Voyage Round the World.
   29 Ley, Portuguese Voyages 1498-1663, p. 44.
   30 Russell-Wood, A World on the Move: The Portuguese in Africa, Asia and America 1415-1808.
   31 Pimentel, `O escravo negro na sociedade portuguesa at" meados do s"culo XVI', p. 172.
   32 Galv"o, A Treatise of the Moluccas, p. 259.
   33 Boxer, Tragic History of the Sea, p. 81.
   34 Arasaratnam, Fran"ois Valentijn's Description of Ceylon, p. 281.
   35 Boxer, Francisco Vieira de Figueiredo.
   36 Bluss", `The Caryatids of 17th Century Batavia: Reproduction, Religion and Acculturation under the VOC', p. 165.
   37 Mancke, `Empire and State'.
   38 Boxer, The Dutch Seaborne Empire 1600-1800, глава 4, `Mare liberum and Mare Clausum'.
   39 О задолженности португальцев перед японцами см. Boxer, The Christian Century in Japan, pp. 132-6.
   40 Boxer, The Christian Century in Japan, p. 132.
   41 Jo"o de Castro, Mar Roxo.
   42 Esmeraldo de situ orbis.
   43 Francisco Alvares, Verdadeira informa""o sobre a, terra do Preste jo"o das "ndias, ed. Lu"s de Albuquerque (Alfa, Lisbon, 1989); Dames, The Book of Duarte Barbosa; Pires, The Suma Oriental of Tom" Pires.
   44 О португальских сочинениях, посвященных заморской экспансии, и их публикации см. Lach, Asia in the Making of Europe and Rubi"s, Travel and Ethnology in the Renaissance: South India through European Eyes, 1250-1625 (Cambridge University Press, Cambridge, 2002).
   45 Fonseca, `The Awareness of Europe within the Horizon of Portuguese Expansion in the Fifteenth and Sixteenth Centuries', p. 34.
   46 Boxer, `Some Aspects of Portuguese Influence in Japan 1542-1640'; Matsuda, The Relations between Portugal and Japan, p. 23.
   47 Цит.по Panikkar, Malabar the Portuguese, p. 93.
   48 D.M.Brown, `The Impact of Firearms on Japanese Warfare 1543-1598', Far Eastern Quarterly, 7 (1948), pp. 239-51.
   49 Scammel, `Indigenous Assistance in the Establishment of Portuguese Power in Asia in the Sixteenth Century'.
   50 Цит.по Souza, Medieval Goa, a Socio-Economic History, p. 19.
   51 Vilar, `The Age of Don Quixote', p. 104.
   52 Russell-Wood, Fidalgos and Philanthropists, chapter 1.
   53 Isabel dos Guimar"es S", `Shaping Social Space in the Centre and Periphery of the Portuguese Empire: The Example of the Miseric"rdias from the Sixteenth to the Eighteenth Century', Portuguese Studies, 13 (1997), pp. 210-21.
   54 Обсуждение их значения в Бразилии см. в A.J.R.Russell-Wood, `Women and Society in Colonial Brazil', Journal of Latin American Studies, 9 (1977), pp. 1-34.
   55 См. Boxer, `Town Councillors and Brothers of Charity', in The Portuguese Seaborne Empire, 1415-1825, и Russell-Wood, Fidalgos and Philanthropists.
   56 Olival, `The Military Orders and the Nobility in Portugal, 1500-1800', p. 74.
   57 Fernanda Olival, `Juristas e merdadores a conquista das Honras', Revista da Hist"ria Econ"dmica e Social, 4 (2002), pp. 7-11.
   58 Pimentel, `O escravo negro na sociedade portuguesa at" meados do s"culo XVI'; Joaquim Romero Magalh"es, `Africans, Indians and Slavery in Portugal', Portuguese Studies, 13 (1997), pp. 143-51.
  
   Библиография
  
   Abeyasinghe, T.B.H. Portuguese Rule in Ceylon 1594-1612, Lake House Investments, Colombo, 1966.
   Abreu, Capistrano de, Chapters of Brazil's Colonial History 1500-1800, trans. Arthur Brakel, Oxford University Press, Oxford, 1997.
   "guas, Neves, ed., Viagens na "sia Central em demanda, do Cataio: Bento de Goes and Ant"nio de Andrade, Europa-Am"rica, Lisbon, n.d.
   Ahmad, Afzal, Indo-Portuguese Trade in Seventeenth Century (1600-1663), Gian Publishing House, New Delhi, 1991.
   Albuquerque, Bras de, Coment"rios do grande Afonso Dalboquerque, capitam geral que foy da "ndias Orientaes, Lisbon, 1576.
   Albuquerque, Lu"s de, Introdu""o " hist"ria dos descobrimentos portugueses, 4th edition, Europa-America, Lisbon, 1984.
   Albuquerque, Lu"s de, D"vidas e certezas na hist"ria, dos descobrimentos portugueses, Vega, Lisbon, 1990.
   Alden, Dauril, The Making of an Enterprise, Stanford University Press, Stanford, 1996.
   Almeida, Justino Mendes de, ed., `Cartas de Sim"o Botelho para D.Jo"o III', in Textos sobre o Estado da India, Alfa, Lisbon, 1989, pp. 29-79.
   Alvares, Francisco, Verdadeira informa""o sobre a, terra, do Preste jo"o das "ndias, ed. Lu"s de Albuquerque, Alfa, Lisbon, 1989.
   Ames, Glen J., Renascent Empire? The House of Braganza, and the Quest for Stability in Portuguese Monsoon Asia, Amsterdam University Press, Amsterdam, 2000.
   Andrade, Elisa Silva, Les Iles du Cap Vert de la d"couverte a l'ind"pendance nationale (1460-1975), Harmattan, Paris, 1996.
   Anon, `A brief Relation of the severall Voyages, undertaken and performed by the right Honorable, George, Earle of Cumberland, in his owne person, or at his owne charge, and by his direction', in Samuel Purchas, ed., Purchas his Pilgrimes, MacLehose, Glasgow, 1906, vol. 16.
   Anon [um pil"to Portugu"s], Viagem de Lisboa a Ilha de S. Tom", Portug"lia, Lisbon, n.d.
   Arasaratnam, Sinnappah, ed., Fran"ois Valentijn's Description of Ceylon, Hakluyt Society, London, 1978.
   Ashtor, E., The Economic Decline of the Middle East during the Later Middle Ages-An Outline', Asian and African Studies, 15 (1981), pp. 253-86, reprinted in Technology, Industry and Trade, Ashgate, Aldershot, 1992.
   Ashtor, E., `Jews in the Mediterranean Trade in the Later Middle Ages', in Technology, Industry and Trade, Ashgate, Aldershot, 1992.
   Ashtor, E., `The Levantine Sugar Industry in the Later Middle Ages-An Example of Technological Decline', Israel Oriental Studies, 7 (1977), pp. 226-80, reprinted in Technology, Industry and Trade, Ashgate, Aldershot, 1992.
   Atwell, William S., `International Bullion Flows and the Chinese Economy circa 1530-1650', Past and Present, 95 (1976), pp. 68-90.
   Axelson, E., Portuguese in South-East Africa, 1600-1700', Witwatersrand University Press, Johannesburg, 1960.
   Axelson, E., Congo to Cape: Early Portuguese Explorers, Faber and Faber, London, 1973.
   Axelson, E., Portuguese in South-East Africa, 1488-1600, Struik, Cape Town, 1973.
   Azurara, Gomes Eannes de, The Chronicle of the Discovery and Conquest of Guinea, ed. C.R.
   Beazley and E.Prestage, 2 vols, Hakluyt Society, London, 1896.
   Ballong-Wen-Mewuda, J.Bato'ora, S"o Jorge da Mina 1482-1637, Fondation Calouste Gulbenkian, Lisbon/Paris, 1993.
   Barendse, R.J., The Arabian Seas. The Indian Ocean World of the Seventeenth Century, M.E. Sharpe, London, 2002.
   Barros, Jo"o de, D"cadas da Asia, originally published in Lisbon, 1552-62 and in Madrid, 1615.
   Baumber, Michael, General-at-Sea: Robert Blake and the Seventeenth Century Revolution in Naval Warfare, John Murray, London, 1989.
   Beckingham, C.F. and G.Huntingford, The Prester John of the Indies, 2 vols, Hakluyt Society, Cambridge, 1961.
   Bensaude, Joaquim, A cruzada do Infante Dom Henrique, Ag"ncia Geral das Col"nias, Lisbon, 1946.
   Bentley Duncan, T., Atlantic Islands, University of Chicago Press, Chicago, 1972.
   Bentley Duncan, T., `Navigation between Portugal and Asia in the Sixteenth and Seventeenth Centuries', in C.K.Pullapilly and E.J.van Kley, eds., Asia and the West: Encounters and Exchanges from the Age of Explorations, Cross Cultural Publications Inc., Indiana, 1986, pp. 3-25.
   Bethencourt, Francisco and Kirti Chaudhuri, eds., Hist"ria, da expans"o portuguesa, 5 vols, Tema e Debates, Lisbon, 1998.
   Birch, Walter de Gray, ed., The Commentaries of the Great Afonso Dalboquerque, 4 vols, Hakluyt Society, London, 1875-84.
   Birmingham, David, Trade and Conflict in Angola, Clarendon Press, Oxford, 1966.
   Blackburn, Robin, The Making of New World Slavery, Verso, London, 1997.
   Blake, J.W., ed., Europeans in West Africa, 2 vols, Hakluyt Society, London, 1942.
   Bluss", Leonard, Strange Company. Chinese Settlers, Mestizo Women and the Dutch in VOC Batavia, Foris Publications, Dordrecht, 1986.
   Bocarro, Ant"nio, `D"cada 13 da hist"ria da India', in G.M.Theal, ed., Records of South-Eastern Africa, 9 vols, Cape Town, 1898-1903; reprinted Struik, Cape Town, 1964, vol. 3, pp. 254-435.
   Bouchon, Genevi"ve, `Regent of the Sea': Cannanore's Response to Portuguese Expansion, 1507-1528, Oxford University Press, Delhi, 1988.
   Bouchon, Genevi"ve, Vasco da Gama, Fayard, Paris, 1997.
   Bovill, E.W., The Golden Trade of the Moors, 2nd edition, Oxford University Press, Oxford, 1965.
   Boxer, C.R., ed., Commentaries of Ruy Freyre de Andmda, Routledge, London, 1930.
   Boxer, C.R., `Some Aspects of Portuguese Influence in Japan 1542-1640', Transactions and Proceedings of the Japan Society of London, 33 (1936), pp. 13-64.
   Boxer, C.R., `Admiral Jo"o Pereira Corte-Real and the Construction of Portuguese East Indiamen in the Early Seventeenth Century', Mariner's Mirror, 26, 1940, pp. 338-406.
   Boxer, C.R., The Christian Century in Japan 1549-1650, Cambridge University Press, Cambridge, 1951.
   Boxer, C.R., Salvador da S" and the Struggle for Brazil and Angola 1602-1686, Athlone Press, London, 1952.
   Boxer, C.R., ed., South China in the Sixteenth Century, Hakluyt Society, London, 1953.
   Boxer, C.R., `The Closing of Japan: 1636-39', History Today (Dec. 1956), pp. 830-9.
   Boxer, C.R., The Dutch in Brazil 1624-1654, Oxford University Press, Oxford, 1957.
   Boxer, C.R., ed., The Tragic History of the Sea, Hakluyt Society, Cambridge, 1959.
   Boxer, C.R., The Great Ship from Amacon: Annals of Macao and the Old Japan Trade, 1555-1640, Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos, Lisbon, 1960.
   Boxer, C.R., `Mo"ambique Island as a Way-Station for Portuguese East-Indiamen', The Mariner's Mirror, 48 (1962), pp. 3-18.
   Boxer, C.R., Portuguese Society in the Tropics: The Municipal Councils of Goa, Macao, Bahia and Luanda 1510-1800, University of Wisconsin Press, Madison, 1965.
   Boxer, C.R., The Dutch Seaborne Empire 1600-1800, Hutchinson, London, 1965.
   Boxer, C.R., Francisco Vieira de Figueiredo, Nijhoff, The Hague, 1967.
   Boxer, C.R., Further Selections from the Tragic History of the Sea, Hakluyt Society, Cambridge, 1968.
   Boxer, C.R., The Portuguese Seaborne Empire 1415-1825, Hutchinson, London, 1969.
   Boxer, C.R., `Marshal Schomberg in Portugal, 1660-1668', History Today, 20 (1970), pp. 270-7.
   Boxer, C.R., The Church Militant and Iberian Expansion 1440-1770, Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1978.
   Boxer, C.R. and Carlos de Azevedo, Fort Jesus and the Portuguese in Mombasa, Hollis and Carter, London, 1960.
   Boyajian, James C., Portuguese Trade in Asia under the Habsburgs, 1580-1640, Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1993.
   Braga, Paulo Drumond, D.Jo"o III, Hugin, Lisbon, 2002.
   Bragan"a Pereira, A.B., ed., Arquivo portugu"s oriental, 4 tomos, Bastora, Goa, 1937, tomo 4, vol. 2, pt 1.
   Br"sio, Ant"nio, ed., Monumenta mission"ria, africana, Ag"ncia Geral do Ultramar, Lisbon, 1952.
   Broderick, James, Saint Francis Xavier, Burns and Oates, London, 1952.
   Brooks, M.E., A King for Portugal, University of Wisconsin Press, Madison, 1964.
   Brown, D.M., `The Impact of Firearms on Japanese Warfare 1543-1598', Far Eastern Quarterly, 7 (1948), pp. 236-53.
   Brown, L.W., The Indian Christians of St Thomas, Cambridge University Press, Cambridge, 1956.
   Brummett, Palmira, `What Sidi Ali Saw: The Ottomans and the Portuguese in India, 1554-1556', Portuguese Studies Review, 9 (2001), pp. 232-53.
   Caetano, Marcello, O conselho ultramarino, Ag"ncia Geral do Ultramar, Lisbon, 1967.
   Cardim, Fern"o de, SJ, `Articles touching the dutie of the Kings Majestie our Lord, and to the common good of all the Estate of Brasill', in Samuel Purchas, Purchas His Pilgrimes, MacLehose, Glasgow, 1906, vol. 16, pp. 503-17.
   Carletti, Francesco, My Voyage Round the World, ed. H.Weinstock, Methuen, London, 1965.
   Carreira, Ant"nio, Cabo Verde. Forma""o e extin""o de uma socidade escravocrata (1460-1878), Instituto de Promo""o Cultural, Praia, 2000.
   Castanhoso, Miguel de, in R.S.Whiteway, ed., The Portuguese Expedition to Abyssinia in 1541-1543, Hakluyt Society, London, 1902.
   Castro, Jo"o de, Roteiro em que se contem a viagem que fizeram os portugueses no anno de 1541 partindo da nobre cidade de Goct, atee Soez que he no fim do Mar Roxo, Ag"ncia Geral das Col"nias, Lisbon, 1940.
   Castro e Almeida, Virginia, ed., Conquests and Discoveries of Prince Henry the Navigator, Allen and Unwin, London, 1936.
   Catz, Rebecca, The Travels of Mendes Pinto, University of Chicago Press, Chicago, 1989.
   Cenivel, Pierre de, ed., Les sources in"dites de l'histoire du Maroc: archives et biblioth"ques de Portugal, vol. 1:1486-1516, Geuthner, Paris, 1934.
   Chamberlain, R.B., `Castilian Background to the Repartimiento-Encomienda', American Anthropology and History, 25 (1939), pp. 23-53.
   Chelhod, Joseph, `Les Portugais au Yemen, d'apr"s les sources arabes', Journal Asiatique, 283, no. 1 (1995).
   Cipolla, Carlo, Guns and Sails in the Early History of European Expansion 1400-1700, Collins, London, 1965.
   Coelho, Ant"nio Borges, Ra"zes da expans"o portuguesa, Livros Horizonte, Lisbon, 1964.
   Cohen, Thomas, The Fire of Tongues: Ant"nio Vieira and the Missionary Church in Brazil and Portugal, Stanford University Press, Stanford, 1998.
   Coleridge, Henry James, SJ, The Life and Letters of St Francis Xavier, 2 vols, London, 1874; reprinted by Asian Educational Services, New Delhi, 1997.
   Collis, Maurice, The Land of the Great Image, Faber and Faber, London, 1943.
   Cook, Weston F., The Hundred Years War for Morocco, Westview, Boulder, CO, 1994.
   Cosme, Jo"o Ramalho and Maria de Deus Manso, `A ordem de Santiago e a expans"o portuguesa no s"culo XV', in As ordens militares em Portugal, C"mara Municipal de Palmela, Palmela, 1991, pp. 43-56.
   Costa Lobo, A. de S.S., ed., Mem"rias de um soldado da India, Impresna Nacional/Casa da Moeda, Lisbon, 1877.
   Couto, Dejanirah, `Quelques observations sur les ren"gats portugais en Asie au xvie si"cle, Mare Liberum, 16 (1998), pp. 57-86.
   Crone, G.R., ed., The Voyages of Cadamosto, Hakluyt Society, London, 1937.
   Cronin, Vincent, The Wise Man from the West, Rupert Hart Davis, London, 1955.
   Cronin, Vincent, A Pearl to India: The Life of Roberto di Nobili, Rupert Hart Davis, London, 1959.
   Cruz, Maria Leonor Garc"a da, `As controv"rsias ao tempo de D.Jo"o III sobre a pol"tica portuguesa no Norte de "frica', Mare Liberum, 14 (1997), pp. 117-98.
   Cunha, J.Gerson da, The Origin of Bombay, Journal of the Bombay Branch of the Royal Asiatic Society (extra number), Bombay, 1900; reprinted by Asian Educational Services, New Delhi, 1993.
   Curtin, Philip, The Atlantic Slave Trade: A Census, University of Wisconsin Press, Madison, 1969.
   Dames, M.L., ed., The Book of Duarte Barbosa, 2 vols, Hakluyt Society, London, 1918-21.
   Dames, M.L., `The Portuguese and the Turks in the Indian Ocean in the Sixteenth Century', Journal of the Royal Asiatic Society (Jan. 1921), pp. 1-28.
   Dellon, Gabriel, Relation de l'Inquisition de Goa, Daniel Horthemels, Paris, 1688.
   Dias, Jo"o Jos" Alves, ed., Portugal do Renascimento " crise din"stica, Nova Hist"ria de Portugal, vol. 5, Editorial Presen"a, Lisbon, 1998.
   Diffie, Bailey W., Prelude to Empire. Portugal Overseas before Prince Henry the Navigator, University of Nebraska Press, Lincoln, 1960.
   Diffie, Bailey W. and George D.Winius, Foundations of the Portuguese Empire 1415-1580, Oxford University Press, Oxford, 1977.
   Disney, Anthony, Twilight of the Pepper Empire. Portuguese Trade in South-West India in the Early Seventeenth Century, Harvard University Press, Cambridge, MA, 1978.
   Disney, Anthony, `The Portuguese Empire in India c. 1550-1650', in John Correia-Afonso, ed., Indo-Portuguese History: Sources and Problems, Oxford University Press, Bombay, 1981, pp. 148-62.
   Disney, Anthony, `Goa in the Seventeenth Century', in Malyn Newitt, ed., The First Portuguese Colonial Empire, University of Exeter Press, Exeter, 1986, pp. 85-98.
   Disney, Anthony, `Contrasting Models of "Empire": The Estado da India in South Asia and East Asia in the Sixteenth and Early Seventeenth Centuries', in Frank Dutra and Jo"o Camilo dos Santos, eds., The Portuguese and the Pacific, Centre for Portuguese Studies, University of California, Santa Barbara, 1995, pp. 26-37.
   Duffy, James, Shipwreck and Empire, Harvard University Press, Cambridge, MA, 1955.
   Earle, T.F. and John Villiers, eds., Albuquerque Caesar of the East, Aris and Philips, Warminster, 1990.
   Ehrhardt, Marion, A Alemanha e os descobrimentos portugueses, Texto Editora, Lisbon, 1989.
   Elliott, J.H., `The Count-Duke of Olivares 1587-1645', History Today (June 1963), pp. 367-75.
   Elliott, J.H., The Count-Duke of Olivares. The Statesman in an Age of Decline, Yale University Press, New Haven, 1986.
   Federici, Cesare, The Voyage and Travell of M.Caesar Fredericke, Marchant of Venice into the East India, and beyond the Indies, trans. Thomas Hickocke, in Richard Hakluyt, The Principal Navigations., Voyages and Traffiques & Discoveries of the English Nation, 7 vols, Everyman Library, Dent, London, 1907, pp. 198-269.
   Flores, Jorge and Ant"nio Vasconcelos de Saldanha, eds., Os Firangis na Chancelaria, Mogol. C"pias portuguesas de documentos de Akbar (1572-1604), Embaixada de Portugal, New Delhi, 2003.
   Fonseca, Lu"s Ad"o da, `Os commandos da segunda armada de Vasco da Gama " "ndia', Mare Liberum, 16 (1998), pp. 11-32.
   Fonseca, Lu"s Ad"o da, `The Awareness of Europe within the Horizon of Portuguese Expansion in the Fifteenth and Sixteenth Centuries', Portuguese Studies, 14 (1998), pp. 33-44.
   Fonseca, Lu"s Ad"o da, `O significado pol"tico em Portugal das duas primeiras viagens " India de Vasco da Gama', in Vasco da Gama, e a, India, 3 vols, Funda""o Calouste Gulbenkian, Lisbon, 1999, vol. 1, pp. 69-100.
   Freyre, Gilberto, The Masters and the Slaves. A Study in the Development of Brazilian Civilisation, trans. Samuel Putnam, Alfred Knopf, New York, 1978.
   Galv"o, Ant"nio, A Treatise of the Moluccas, ed. H.T.T.M.Jacobs, Jesuit Historical Institute, Rome, 1970.
   Gama Barros, Henrique de, Hist"ria da administra""o publica em Portugal nos seculos XII a XV, 11 vols, S" da Costa, Lisbon, 1945-54.
   Garfield, Robert, A History of S"o Tom" Island 1470-1655, Mellen Research University Press, San Francisco, 1992.
   Godinho, Vitorino de Magalh"es, A economia dos descobrimentos henriquinos, S" da Costa, Lisbon, 1962.
   Godinho, Vitorino de Magalh"es, Os descobrimentos e a, economia mundial, 2 vols, Arc"dia, Lisbon, 1963.
   Godinho, Vitorino Magalh"es, L'"conomie de l'empire portugais, SEVPEN, Paris, 1969.
   Godinho, Vitorino Magalh"es, Les finances de l'etat portugais des Indes Orientales (1517-1635), Fontes Documentais Portuguesas XIX, Funda""o Calouste Gulbenkian, Paris, 1982.
   Godinho de Eredia, Manuel, Eredia's Description of Malacca, Meridional India and Cathay, ed. J.V.Mills; reprinted by Malaysian Branch of the Royal Asiatic Society, Kuala Lumpur, 1997.
   Goonewardena, K., The Foundation of Dutch Power in Ceylon 1638-1658, Djambatam, Amsterdam, 1958.
   Gray A., ed., The Voyage of Pyrard, 3 vols, Hakluyt Society, London, 1887-90.
   Greenlee, W.B., The Voyage of Pedro Alvares Cabral, Hakluyt Society, London, 1938.
   Gune, V.T., `An Outline of the Administrative Institutions of the Portuguese Territories in India and the Growth of their Central Archives at Goa 16th to 19th Century AD', in V.D.Rao, ed., Studies in Indian History, Y.P.Powar, Kolhapur, 1968, pp. 47-91.
   Hair, P.E.H., ed., To Defend your Empire and the Faith, Liverpool University Press, Liverpool, 1990.
   Hair, P.E.H., `Discovery and Discoveries: The Portuguese in Guinea 1444-1650', Bulletin of Hispanic Studies, lxix, no. 1 (1992), pp. 11-28.
   Hanson, Carl A., Economy and Society in Baroque Portugal, University of Minnesota Press, Minneapolis, 1980.
   Harvey, P.D.A., Medieval Maps, British Library, London, 1991.
   Hemming, John, Red Gold: The Conquest of the Brazilian Indians, Macmillan, London, 1978.
   Hilton, Anne, The Kingdom of Kongo, Clarendon Press, Oxford, 1985.
   Israel, Jonathan I., The Dutch Republic: Its Rise, Greatness and Fall 1477-1806, Clarendon Press, Oxford, 1995.
   Jayne, J.K., Vasco da Gama and his Successors, Methuen, London, 1910; reprinted by Asian Educational Services, New Delhi, 1997.
   Johnson, Harold and Maria Beatriz Nizza da Silva, O imp"rio luso-brasileiro 1500-1620, Nova Hist"ria da Expans"o Portuguesa, vol. 6, Editorial Estampa, Lisbon, 1992.
   Lach, D., Asia in the Making of Europe, University of Chicago Press, Chicago, 1977.
   Lanciani, Giulia, `Une histoire tragico-maritime', in Michel Chandeigne, ed., Lisbonne hors les murs, Autrement, Paris, 1990, pp. 89-117.
   Lane, Frederic C., `The Mediterranean Spice Trade: Its Revival in the Sixteenth Century', in Venice and History: The Collected Papers of Frederic C.Lane, Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1966, pp. 25-34.
   Le"o, M"rio C"sar, A Prov"ncia do Norte do Estado da India, Instituto Cultural de Macau, Macau, 1996.
   Leit"o, Humberto, Os dois descobrimentos da Ilha de S"o Louren"o mandados fazer pelo vice rei D. Jer"nimo de Azevedo nos anos de 1613 a 1616, Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos, Lisbon, 1970.
   Leite, Bertha, D.Gon"alo da Silveira, Ag"ncia Geral das Col"nias, Lisbon, 1946.
   Letts, Malcolm, ed. and trans., The Diary of j"rg von Ehingen, Oxford University Press, London, 1929.
   Ley, C.D., ed., Portuguese Voyages 1498-1663, Dent, London, 1947.
   Linschoten, Jan Huyghen van, The Voyage of John Huyghen van Linschoten to the East Indies, ed. A.C.Burnell and P.A.Tiele, 2 vols, Hakluyt Society, London, 1885.
   Livermore, H.V., A New History of Portugal, Cambridge University Press, Cambridge, 1966.
   Lobato, Alexandre, A expans"o portuguesa em Mo"ambique de 1498 a 1530, 3 vols, Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos, Lisbon, 1954.
   Lobato, Alexandre, ed., Funda""o do Estado da "ndia, Ag"ncia Geral do Ultramar, Lisbon, 1955.
   Lobato, Manuel, `The Moluccan Archipelago and Eastern Indonesia in the Second Half of the Sixteenth Century in the Light of Portuguese and Spanish Accounts', in Frank Dutra and Jo"o Camilo dos Santos, The Portuguese and the Pacific, University of California Press, Berkeley, 1995.
   Lomax, D. and R.J.Oakley, eds., The English in Portugal 1367-87, Aris and Phillips, Warminster, 1988.
   Lopes, David, A expans"o em Marrocos, O Jornal, Lisbon, n.d.
   Macaulay, G.C., ed., The Chronicles of Froissart, Macmillan, London, 1913.
   Macedo, Jorge Borges de, Dami"o de G"is et l'historiographie portugaise, Ecole Pratique des Hautes Etudes, Paris, 1982.
   Maclagan, Sir E., The Jesuits and the Great Mogul, Vintage Press, Harayana, 1990.
   Madeira Santos, Maria Em"lia, Viagens de explora""o terrestre dos portugueses em Africa, Centro de Estudos de Hist"ria e Cartografia Antiga, first edition, Lisbon, 1978; 2nd edition, Lisbon, 1988, pp. 35-7.
   Madeira Santos, Maria Em"lia, Hist"ria geral de Cabo Verde, 2 vols, Instituto Nacional da Cultura de Cabo Verde, Praia, 1995.
   Madeira Santos, Maria Em"lia, `A carreira da India e o com"rcio intercontinental de manufacturas', in Arturo Teodoro de Matos and Lu"s Filipe Thomaz, eds., A carreira da India, e as rotas dos estreitos, Actas do VIII Semin"rio Internacional de Hist"ria Indo-Portuguesa, Angra do Hero"smo, 1998, pp. 229-38.
   Magalh"es, Joaquim Romero, `Africans, Indians and Slavery in Portugal', Portuguese Studies, 13 (1997), pp. 143-51.
   Magalh"es, Joaquim Romero and Susanna Munch Miranda, `Tom" de Sousa e a institui""o do governo geral (1549)', Mare Liberum, 17 (1999), pp. 7-38.
   Mancke, Elizabeth, `Empire and State', in David Armitage and Michael J.Braddick, eds., The British Atlantic World, 1500-1800, Palgrave, London, 2002.
   Marchant, Alexander, `Feudal and Capitalistic Elements in the Portuguese Settlement of Brazil', Hispanic American Historical Review, 22 (1942), pp. 493-512.
   Marchant, Alexander, From Barter to Slavery, Peter Smith, Gloucester, MA, 1966.
   Mark, Peter, `Portuguese' Style and Luso-African Identity. Precolonial Senegambia, Sixteenth-Nineteenth Centuries, Indiana University Press, Bloomington, 2002.
   Martyn, J.R.C., The Siege of Mazag"o, Peter Lang, New York, 1994.
   Mathew, K.S., Portuguese and the Sultanate of Gujerat, Mittal Publications, Delhi, 1986.
   Mathew, K.S., Indo-Portuguese Trade and the Fuggers of Germany, Manohar, Delhi, 1997.
   Matos, Artur Teodoro de, ed., O or"amento do Estado da "ndia, Comiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Lisbon, 1999.
   Matsuda, Kiichi, The Relations between Portugal and Japan, Junta de Investiga""es do Ultramar, Lisbon, 1965.
   Mattoso, Jos", ed., Hist"ria de Portugal, vol. 3, Editorial Estampa, Lisbon, 1993.
   Mauro, F., ed., O imp"rio luso-brasileira. 1620-1750, Nova Hist"ria da Expans"o Portuguesa, vol. 7, Editorial Estampa, Lisbon, 1991.
   Meilink-Roelofsz, M.A.P., Asian Trade and European Influence in the Indonesian Archipelago between 1500 and about 1630, Nijhoff, The Hague, 1962.
   Mendon"a, D"lio de, Conversions and Citizenry. Goa, under Portugal 1510-1610, Xavier Centre for Historical Research Studies Series no. 11, Concept Publishing Company, New Delhi, 2002.
   Mendon"a, Manuela, As rela""es externas de Portugal nos finais da idade media, Colibri, Lisbon, 1994.
   Mitchell, R.J., The Spring Voyage, John Murray, London, 1965.
   Mocquet, Jean, Voyage a Mozambique et Goa. La, relation de Jean Mocquet (1607-1610), ed. Xavier de Castro, Chandeigne, Paris, 1996.
   Monteiro, Jacinto, Alguns aspectos da hist"ria a"oriana, nos s"culos xv-xvi, Instituto A"oriana de Cultura, Angra, 1982.
   Monteiro, Jo"o Gouveia, A guerra em Portugal nos finais da idade media, Not"cias, Lisbon, 1998.
   Montez, Caetano, Descobrimento e Funda""o de Louren"o Marques, Minerva Central Editora, Louren"o Marques, 1948.
   Morga, Antonio de, The Philippine Islands, Moluccas, Siam, Cambodia, Japan and China at the Close of the Sixteenth Century, ed. H.E.Stanley, Hakluyt Society, London, 1867.
   Morison, Samuel E., Portuguese Voyages to America, Harvard University Press, Cambridge, MA, 1940.
   Morison, Samuel E., The European Discovery of America: The Northern Voyages, Oxford University Press, London, 1971.
   Morison, Samuel E., The European Discovery of America: The Southern Voyages, Oxford University Press, New York, 1974.
   Mudenge, S.I., A Political History of Munhumutapa, Zimbabwe Publishing Company, Harare, 1986.
   Mudenge, S.I., Christian Education at the Mutapa, Court, Zimbabwe Publishing House, Harare, 1986.
   Nambiar, O.K., The Kunjalis Admirals of Calicut, Asia Publishing House, London, 1963.
   Newitt, Malyn, `The Early History of the Sultanate of Angoche', Journal of African History, 13 (1972), pp. 397-406.
   Newitt, Malyn, Portuguese Settlement on the Zambesi, Longman, London, 1973.
   Newitt, Malyn, `The Southern Swahili Coast in the First Century of European Expansion', Azania, 13 (1978), pp. 111-26.
   Newitt, Malyn, `Plunder and the Rewards of Office in the Portuguese Empire', in M.Duffy, ed., The Military Revolution and the State, 1500-1800, University of Exeter Press, Exeter, 1980, pp. 10-28.
   Newitt, Malyn, `The Early History of the Maravi', Journal of African History, 23 (1982), pp. 145-62.
   Newitt, Malyn, `Prince Henry and the Origins of Portuguese Expansion', M.Newitt, ed., The First Portuguese Colonial Empire, University of Exeter, Exeter, 1986, pp. 9-36.
   Newitt, Malyn, `The East India Company in the Western Indian Ocean in the Early Seventeenth Century', Journal of Imperial and Commonwealth History, 14 (1986), pp. 5-33.
   Newitt, Malyn, ed., The First Portuguese Colonial Empire, University of Exeter Press, Exeter, 1986.
   Newitt, Malyn, History of Mozambique, Hurst, London, 1995.
   Newitt, Malyn, Charles Ralph Boxer 1904-2000, King's College, London, 2000.
   Newitt, Malyn, `Formal and Informal Empire in the History of Portuguese Expansion', Portuguese Studies, 17 (2001), pp. 2-21.
   Newitt, Malyn, ed., East Africa, Ashgate, Aldershot, 2002.
   Newitt, Malyn, `The Portuguese Nobility and the Rise and Decline of Portuguese Military Power 1400-1650', in D.J.B.Trim, ed., The Chivalric Ethos and the Development of Military Professionalism, Brill, Leiden, 2003, pp. 89-116.
   Newitt, Malyn, `Diogo do Couto and Shakespeare', forthcoming.
   Nowell, Charles E., `The Treaty of Tordesillas and the Diplomatic Background of American History', in Greater America,: Essays in Honour of Herbert Eugene Bolton, University of California Press, Berkeley, 1945, pp. 1-18.
   Nowell, Charles E., `Prince Henry the Navigator and his Brother Dom Pedro', Hispanic American Historical Review, 28 (1948), pp. 62-7.
   Nunes, Leonardo, Cr"nica de D.Jo"o de Castro, Alfa, Lisbon, 1989.
   Olival, Fernanda, `Juristas e merdadores " conquista das Honras', Revista, da Hist"ria Econ"mica e Social, 4 (2002), pp. 7-53.
   Olival, Fernanda, `The Military Orders and the Nobility in Portugal, 1500-1800', Mediterranean Studies, 11 (2002), pp. 77-88.
   Olival, Fernanda, `The Military Orders and Political Change in Portugal (1640)', paper presented at Oxford University, 26 Sept. 2003.
   Oliveira, Ant"nio de, Poder e oposi""o em Portugal no peri"do filipino (1580-1640), DIFEL, Lisbon, 1990.
   Oliveira e Costa, Jo"o Paulo, `D.Afonso V e o Atl"ntico a base do projecto expansionista de D.Jo"o II', Mare Liberum, 17 (1999), pp. 39-71.
   Oliveira Marques, A.H.de, History of Portugal, 2 vols, Columbia University Press, New York, 1972.
   Oliveira Marques, A.H.de, A expans"o quatrocentista, Nova Hist"ria da Expans"o Portuguesa II, Editorial Estampa, Lisbon, 1998.
   Pacifici, Sergio J., trans., Copy of a Letter of the King of Portugal Sent to the King of Castile Concerning the Voyage and Success of India, University of Minnesota Press, Minneapolis, 1955.
   Panikkar, K.M., Malabar and the Portuguese, Taraporvala, Bombay, 1929.
   Parker, Geoffrey, The Dutch Revolt, Penguin, Harmondsworth, 1977.
   Parker, Geoffrey, Empire, War and Faith in Early Modern Europe, Penguin, London, 2002.
   Pearson, M.N., Merchants and Rulers in Gujerat. The Response to the Portuguese in the Sixteenth Century, University of California Press, Berkeley, 1976.
   Pearson, M.N., Coastal Western India, Concept Publishing Company, New Delhi, 1981.
   Pearson, M.N., `Markets and Merchant Communities (Indian Ocean)', статья, представленная на конференции, посвященной португальской экспансии 1400-1800, John Carter Brown Library, 1998.
   Penrose, Boies, Travel and Discovery in the Renaissance, Harvard University Press, Cambridge, MA, 1952.
   Pereira, Duarte Pacheco, Esmeraldo de situ orbis, ed. George H.T.Kimble, Hakluyt Society, London, 1937.
   Phillips, J.R.S., The Medieval Expansion of Europe, Oxford University Press, Oxford, 1988.
   Pigafetta, Filippo, A Report of the Kingdom of Congo and of the Surrounding Countries, ed. M.Hutchinson, Murray, London, 1881.
   Pimentel, Maria do Ros"rio, `O escravo negro na sociedade portuguesa at" meados do s"culo XVI', in Congresso Internacional Bartolomeu Dias e a sua Epoca, Comiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Porto, 1989, vol. IV, pp. 165-77.
   Pires, Tom", The Suma Oriental of Tom" Pires, ed. A.Cortes"o, 2 vols, Hakluyt Society, London, 1944.
   Plattner, Felix, Jesuits Go East, Go East, Clonmore and Reynolds, Dublin, 1950.
   Poumailloux, Pascal, `Une "tude raison"e de la c"te orientale d'Afrique a la fin du XVIe si"cle', these du doctorat, Institut National des Langues et Civilisations Orientales, Paris, 2002.
   Radulet, Carmen M., O cronista Rui de Pina e a `rela""o do reino do Congo', Mare Liberum, Comiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Lisbon, 1992.
   Radulet, Carmen M., `Os Italianos nas rotas do com"rcio oriental (1500-1580)', in Arturo Teodoro de Matos and Lu"s Filipe Thomaz, eds., A carreira da India e as rotas dos estreitos, Actas do VIII Semin"rio Internacional de Hist"ria Indo-Portuguesa, Angra do Hero"smo, 1998, pp. 257-2.
   Reis, Jo"o C., A empresa da conquista, do senhorio do Monomotapa, Heuris, Lisbon, 1984.
   Resende, Pedro Barreto de and Ant"nio Bocarro, `Livro das plantas de todas as fortalezas, cidades e povoa""es de Estado da India Oriental', in A.B.Bragan"a Pereira, ed., Arquivo portugu"s oriental, 4 tomos, Bastora, Goa, 1937, tomo 4, vol. 2, pt 1.
   Ribeiro, Jo"o, The Historic Tragedy of the Island of Ceil"o, trans. P.E.Pieris, Ceylon Daily News, Columbo, 1948.
   Rodney, Walter, A History of the Upper Guinea, Coast, 1545-1800, Clarendon Press, Oxford, 1970.
   Rodrigues, Vitor Lu"s Pinto Gaspar da Concei""o, `A Guin" nas cartas de perd"o (1463-1500)', in Congresso internacional Bartolomeu Dias easua "poca, Comiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Porto, 1989, vol. IV, pp. 397-412.
   Roig, Adrien, `Tempestade sobre a rota da India em Triunfo do inverno de Gil Vicente', in Francisco Contente Domingues and Lu"s Filipe Barroto, eds, Abertura do mundo: estudos de hist"ria dos descobrimentos europeus em homenagem a Lu"s de Albuquerque, 2 vols, Editorial Presen"a, Lisbon, 1986-7.
   Ross, E.D., `The Portuguese in India and Arabia between 1507 and 1517', Journal of the Royal Asiatic Society (Oct 1921), pp. 544-62.
   Rubi"s, Joan-Pau, `Giovanni di Buongrazzia's Letter to his Father Concerning his Participation in the Second Expedition of Vasco da Gama (1502-1503)', Mare Liberum, 16 (1998), pp. 87-112.
   Rubi"s, Joan-Pau, Travel and Ethnology in the Renaissance: South India through European Eyes, 1250-1625, Cambridge University Press, Cambridge, 2002.
   Russell, P.E., English Intervention in Spain and Portugal in the Time of Edward III and Richard II, Clarendon Press, Oxford, 1955.
   Russell, P.E., `Prince Henry the Navigator', Diamante, 11 (1960).
   Russell, P.E., `Castilian Documentary Sources for the History of the Portuguese Expansion in Guinea in the Last Years of the Reign of Dom Afonso V', in P.E.Russell, Portugal, Spain and the African Atlantic 1343-1490, Ashgate, Aldershot, 1995.
   Russell, P.E., `Portuguese Galleys in the Service of Richard II 1385-1389', in P.E. Russell, Portugal, Spain and the African Atlantic 1343-1490, Ashgate, Aldershot, 1995.
   Russell, P.E., Prince Henry `the Navigator': A Life, Yale University Press, New Haven, 2000.
   Russell-Wood, A.J.R., Fidalgos and Philanthropists, Macmillan, London, 1968.
   Russell-Wood, A.J.R., `Women and Society in Colonial Brazil', Journal of Latin American Studies, 9 (1977), pp. 1-34.
   Russell-Wood, A.J.R., A World on the Move: the Portuguese in Africa, Asia and America, 1415-1808, Carcanet, Manchester, 1992.
   Ryder, Alan, Benin and the Europeans, Longman, Harlow, 1969.
   S", Isabel dos Guimar"es, `Shaping Social Space in the Centre and Periphery of the Portuguese Empire: The Example of the Miseric"rdias from the Sixteenth to the Eighteenth Century', Portuguese Studies, 13 (1997), pp. 210-21.
   Sanceau, Elaine, Portugal in Quest of Prester John, Hutchinson, London, 1947.
   Sanceau, Elaine, The Perfect Prince, Livraria Civiliza""o, Porto, 1959.
   Sansom, George, History of Japan, 3 vols, Cresset Press, London, 1958-64.
   Santos Alves, Jorge M.dos, `Foreign Traders' Management in the Sultanates of the Straits of Malacca', in Claude Guillot, Denys Lombard and Roderick Ptak, eds., From the Mediterranean to the China Sea, Harrassowitz Verlag, Wiesbaden, 1998, pp. 131-42.
   Saraiva, J.H., Hist"ria concisa de Portugal, 19th edition, Europa-America, Lisbon, 1998.
   Saunders, A.C. de C.M., A Social History of Black Slaves and Freedmen in Portugal 1441-1555, Cambridge University Press, Cambridge, 1982.
   Scammell, G.V., `Indigenous Assistance in the Establishment of Portuguese Power in Asia in the Sixteenth Century', in John Correia-Afonso, ed., Indo-Portuguese History, Oxford University Press, Bombay, 1981, pp. 163-73; also Modern Asian Studies, 14 (1980), pp. 1-11.
   Scammell, G.V., The World Encompassed, Methuen, London, 1981.
   Sena, Tereza, `Connections between Malacca, Macau and Siam: An Approach Towards a Comparative Study', Portuguese Studies Review, 9 (2001), pp. 84-139.
   Sergio, Ant"nio, Breve interpreta""o da hist"ria de Portugal, S" da Costa, Lisbon, 1978.
   Serr"o, J.Verissimo, Hist"ria de Portugal, vol. 2, Editorial Verbo, Lisbon, 1977.
   Serr"o, J.Verissimo, `Portugal e a India', in Vasco da Gama e a "ndia, 3 vols, Funda""o Calouste Gulbenkian, Lisbon, 1999, vol. 1, pp. 11-21.
   Shaw, L.M.E., The Anglo-Portuguese Alliance and the English Merchants in Portugal, 1654-1810, Ashgate, Aldershot, 1998.
   Silva, Joaquim Candeias, `A fund""o do "Estado da India" por D.Francisco de Almeida', in Vasco da Gama e a India, 3 vols, Funda""o Calouste Gulbenkian, Lisbon, 1999, vol. 1, pp. 101-14.
   Silva, K.M.de, A History of Sri Lanka, Hurst, London, 1981.
   Silva Cosme, O.M.da, Fidalgos in the Kingdom of Kotte 1505-1656, Harwoods, Colombo, 1990.
   Silva Rego, A.da and T.W.Baxter, eds., Documentos sobre os portugueses em Mo"ambique e na "frica Central 1497-1840, 9 vols, Centro de Estudos Hist"ricos Ultramarinos and National Archives of Rhodesia and Nyasaland, Lisbon, 1962-.
   Smith, David Grant, `Old Christian Merchants and the Foundation of the Brazil Company, 1649', Hispanic American Historical Review, 54 (1974), pp. 233-59.
   Sousa Pinto, Paulo Jorge de, Portugueses e Malaios: Malaca, e os sultanatos de Johor e Ach"m 1575-1619, Commiss"o Nacional para as Comemora""es dos Descobrimentos Portugueses, Lisbon, 1997.
   Sousa Pinto, Paulo Jorge and Ana Fernandes Pinto, `Vasco da Gama na hist"ria e na literatura', Mare Liberum, 16 (1998), pp. 139-74.
   Souza, G.B., The Survival of Empire: Portuguese Trade and Society in China and the South China Sea 1630-1754, Cambridge University Press, Cambridge, 1986.
   Souza, Teot"nio R.de, Medieval Goa, a Socio-Economic History, Concept Publishing Company, New Delhi, 1979.
   Spate, O.H.K., The Spanish Lake: The Pacific since Magellan, vol. 1, Australian National University Press, Canberra, 1979.
   Stephen, S.Jeyaseela, Portuguese in the Tamil Coast, Navajothi, Pondicherry, 1998.
   Stephens, H.Morse, Albuquerque, Clarendon Press, Oxford, 1892.
   Strathern, Alan, `Bhuvanekabahu and the Portuguese: Temporal and Spiritual Encounters in Sri Lanka, 1521-1551', Ph.D. Thesis, Trinity College, Dublin, 2002.
   Subrahmanyam, Sanjay, The Portuguese Empire in Asia 1500-1700, Longman, London, 1993.
   Subrahmanyam, Sanjay, Com"rcio e conflito: a presen"a Portuguesa no Golfo de Bengala 1500-1700, Edi""es 70, Lisbon, 1994.
   Subrahmanyam, Sanjay, The Career and Legend of Vasco da Gama, Cambridge University Press, Cambridge, 1997.
   Subrahmanyam, Sanjay, `Making India Gama: The Project of Dom Aires da Gama (1519) and its Meaning', Mare Liberum, 16 (1998), pp. 33-55.
   Tavernier, Jean Baptiste, Travels in India, trans. V.Ball, 2 vols, Macmillan, London, 1889.
   Tavim, Jos" Alberto Rodrigues da Silva, `A Inquisi""o no Oriente (s"culo xvi e primeria metade do s"culo xvii) algumas perspectivas', Mare Liberum, 15 (1998), pp. 17-32.
   Temple, R.C., ed., The Travels of Peter Mundy in Europe and Asia 1608-1667, Hakluyt Society, London, 1914.
   Theal, G.M., ed., Records of South-Eastern Africa, 9 vols, Cape Town, 1898-1903; reprinted Struik, Cape Town, 1964.
   Thomas, Hugh, The Slave Trade, Picador, London, 1997.
   Thomaz, Lu"s Felipe, `Factions, Interests and Messianism: The Politics of Portuguese Expansion in the East, 1500-1521', Indian Economic and Social History Review, 28 (1991), pp. 97-109.
   Thomaz, Lu"s Felipe, De Ceuta a Timor, Diffel, Carnaxide, 1994.
   Thomaz, Lu"s Felipe, `A quest"o da Pimenta em meados do s"culo XVI', in Arturo Teodoro de Matos and Lu"s Felipe Thomaz, eds., A Carreira da "ndia e as rotas dos estreitos, Actas do VIII Semin"rio Internacional de Hist"ria Indo-Portuguesa, Angra do Hero"smo, 1998.
   Ullendorff, E., The Ethiopians, Oxford University Press, London, 1960.
   Valle, Pietro della, Travels of Pietro della, Valle in India, ed. Edward Grey, 2 vols, Hakluyt Society, London, 1892.
   Veen, Ernst van, Defeat or Decay? An Inquiry into the Portuguese Decline in Asia 1580-1645, University of Leiden, Leiden, 2000.
   Velinkar, Joseph, India, and the West: The First Encounters, Heras Institute, Mumbai, 1998.
   Vertot, Abb" de, The History of the Revolutions of Portugal, 5th edition, London, 1754.
   Viana de Lima, Alfredo Evangelista, Reviver Malaca. Malacca - a Revival, Figueirinhas, Porto, 1988.
   Vilar, Pierre, `The Age of Don Quixote', in P.Earle, ed., Essays in European Economic History 1500-1800, Clarendon Press, Oxford, 1974, pp. 100-12.
   Villiers, John, `The Portuguese in the Maldive Islands', in T.F.Earle and Stephen Parkinson, eds., Studies in the Portuguse Discoveries I, Aris and Phillips, Warminster, 1992, pp. 17-34.
   Villiers, John, `Aceh, Melaka and the Hystoria dos Cercos de Malaca of Jorge de Lemos', Portuguese Studies, 17 (2001), pp. 75-85.
   Whiteway, R.S., The Rise of the Portuguese Power in India, 1899; 2nd edition, Kelley, New York, 1967.
   Wilks, Ivor, `Wangara, Akan and the Portuguese in the 15th and 16th Centuries I and II', Journal of African History, 23 (1982), pp. 333-49 and 463-72.
   Willis, Clive, ed., China and Macau, Portuguese Encounters with the World in the Age of the Discoveries, Ashgate, London, 2002.
   Winius, G., The Fatal History of Portuguese Ceylon, Harvard University Press, Cambridge, MA, 1971.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"