Информация, привезенная Педро Алваришем Кабралом, изменила всю политику португальцев по отношению к Индии. Было признано, что индийцы - не христиане, и что Кочин является естественным соперником Каликута. Португальцы также получили некоторое представление о местном населении и вооруженных силах Южной Индии. С согласия Папы Римского король Португалии в это время принял громкий титул "Владыка мореплавания, завоевания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии", и чтобы осуществить на практике это притязание, снова назначил Кабрала командующим самым большим флотом из всех, какие до сих пор отправлялись в Индию; однако непригодность Кабрала для столь ответственной миссии стала настолько явной, что затем его отстранили в пользу да Гамы. Флот, который должен был установить господство на море и передать Португалии всю торговлю Востока с Европой, состоял из 20 судов. 15 вышли в море 10 февраля под началом да Гамы, и 5 из них, под командованием Винсента Содре, его родственника, должны были навсегда остаться в Индийском океане; 5 других судов, под началом Эстебана да Гама, еще одного родственника первооткрывателя, отплыли 1 апреля.
Достигнув побережья Индии в районе островов Анджадива (1), корабли рассеялись по морю, чтобы захватить богатое судно, о котором было известно, что оно находилось на пути в Красное море. Они повстречались с судном 29 сентября и обнаружили, что на его борту находилось 240 мужчин, а также много женщин и детей (2). Они не оказали никакого сопротивления португальцам, - возможно, не желая подвергать риску детей и женщин, а возможно, и по той причине, что на борту среди прочих находилось 10 или 12 богатых торговцев из Каликута, чей глава, согласно португальским источникам, носивший имя Жоар Афангуи (3), рассчитывал освободить всех пассажиров за выкуп. Но ни одно из предложений Жоара не было принято; португальцы разоружили всех мужчин и приказали отдать им все имущество, какое только у них было. Затем к захваченному кораблю с португальской флотилии были высланы шлюпки, чтобы снять с него все снасти, паруса и руль, после чего поджечь; но мусульмане потушили пожар, взяли в руки немногочисленное оружие, еще оставшееся на борту, и приготовились дорого продать свою жизнь и отразить новую попытку португальцев подойти к судну на лодках, чтобы повторно его поджечь. Васко да Гама, по словам Лопиша, наблюдал за происходящим через иллюминатор своей каюты и видел женщин, поднимавших над головой свои золотые украшения и драгоценности и прижимавших к себе детей, умоляя пощадить их, - но никакого милосердия не было даровано.
Жуан де Бона-Грасиа 3 октября получил приказ взять мусульманское судно на абордаж. "Этот день я запомнил на всю жизнь", - сообщает Лопиш (4). Хотя атакующие сумели зацепиться за судно при помощи абордажных крючьев, но не смогли подняться на борт, т.к. он был очень высоким, и поскольку они пренебрегли тем, чтобы облачиться в доспехи, полагая, что с легкостью справятся с невооруженными людьми, то находившиеся выше их мусульмане осыпали их градом камней, а португальцы лишь изредка могли застрелить кого-то из своих противников арбалетным бСлтом. Мусульмане не обращали внимания ни на смерть, ни на раны; они вырывали стрел из собственных тел и швыряли их обратно. Вечером, когда португальский капитан был тяжело ранен и сбросил свой покореженный шлем, мусульмане ворвались на комовую надстройку португальского судна и захватили ее, а моряки начали бросаться в море в поисках спасения и несколько защитников судна были захвачены в плен, то другой корабль, "Джойя", отвлек внимание мусульман, сделав вид, что собирается взять их на абордаж, и тем самым дал возможность Руи Мендишу де Брито (другое имя Жуана де Бона-Грасиа. См. Г.Харт, "Морской путь в Индию", гл.19 - Aspar) отплыть подальше. Больше четырех дней и ночей португальцы преследовали обреченное судно, стреляя по нему из своих бомбард. Когда они уже были близки к тому, чтобы в отчаянии прекратить попытки его потопить, приплыл предатель и предложил поджечь судно. Его предложение было принято, но вместо благодарности португальцы сделали его рабом; что касается мусульманского судна, то оно было охвачено пламенем и сгорело, спаслось лишь несколько детей (5). Трудно преувеличить ужас этой смертельной агонии, растянувшейся на восемь дней.
29 октября португальская эскадра подошла к Каликуту; да Гама отказался даже выслушать любые мирные предложения, пока мусульмане не будут изгнаны из страны, и естественно, что это условие было с негодованием отвергнуто. Саморин пытался убедить его, что Каликут всегда был открытым портом, и должен оставаться таковым и впредь; если они желают свободно торговать, то он готов поручиться за их безопасность, если же нет, - португальцам следует уйти. Тем временем каликутские рыбаки, думая, что по крайней мере их не тронут, вышли в море на ловлю рыбы; но да Гама захватил их, а также моряков с небольших каботажных судов, перевозивших рис, общим числом до 800 человек. 1 ноября португальцы с чувством злорадного удовлетворения с наступлением сумерек обстреляли город из корабельных пушек. У малабарцев было лишь две плохих пушки, из которых они могли вести ответный огонь; они стреляли из них лишь изредка, и всякий раз мимо цели. Даже если бы да Гама не запятнал свое имя жестоким обращением с паломниками на мусульманском судне, его обращение с 800 пленными индийцами оставило неизгладимое клеймо на его репутации; он приказал повесить их на нок-рее, отрубить им руки и головы, нагрузить отрубленными конечностями судно (тела рыбаков были сброшены в море) и пустить его в дрейф к берегу (6). Бомбардировка Каликута продолжалась и 2 ноября, по городу было произведено свыше 400 выстрелов; 3 ноября да Гама отплыл в Кочин.
Винсент Содре, который остался позади во главе флотилии из 6 грузовых судов и каравеллы, патрулировал побережье; ряд совершенных им деяний создали для португальцев несколько лет спустя определенные проблемы. У раджи Каннанора произошел конфликт с мусульманским торговцем, неким "Майимаммой Мараккаром", и по просьбе раджи Содре подверг торговца жестокому истязанию. После этого торговец стал вынашивать план мести и добился своего: он находился на одном из кораблей египетского флота, который атаковал Лореншу Алмейду в Чауле в 1508 г., и хотя он сам расстался с жизнью в столкновении с португальцами, но флагман португальской эскадры был уничтожен, а его командир убит.
В Кочине раджа все еще был обижен на португальцев из-за похищения заложников Кабралом, но да Гама высокомерно проигнорировал его недовольство, сбив цены на товар, как он поступил и в Каннаноре (7). Он основал в Кочине факторию и укрепил ту, что находилась в Каннаноре, выстроив палисад через перешеек мыса (8). В этом плавании, в котором впервые были выдвинуты притязания на морское господство и объявлена смертельная война мусульманам, да Гама придал португальской политике оттенок беспощадной жестокости, оставившей далеко позади даже общую жестокость той эпохи, которая ее породила. Нагруженные пряностями корабли под началом да Гамы вернулись в Португалию 1 сентября 1503 г.
Отплытие да Гамы стало сигналом для саморина, выжидавшего удобного момента, чтобы начать военные действия против португальской фактории в Кочине. Он отправил несколько послов, чтобы те, сыграв на кастовых и религиозных чувствах раджи Кочина, побудили его изгнать португальцев, но напрасно. Да Гама покидал Индию в полной уверенности, что саморин обрушит свою месть на Кочин, и перед отплытием заверил раджу Кочина, что Содре остается для того, чтобы поддержать его. Португальцы в Каннаноре и Кочине попытались убедить заместителя да Гамы остаться на берегу, но все их просьбы словно натыкались на глухую стену. Содре оправдывало то, что его суда, стоявшие на якоре в речных протоках в сезон муссонов, легко можно было поджечь; он забыл, что честь его страны стоила намного дороже кораблей. Когда он отплыл от побережья Индии, взяв курс к устью Красного моря, то два из находившихся под его началом капитанов предпочли расстаться со своими кораблями, но не бросить своих земляков в Кочине на произвол судьбы; этот поступок, несомненно, служит к их чести.
Содре сопутствовал успех; крейсируя по морю, он захватил несколько богатых "призов" (9). 20 апреля его эскадра зашла в бухту на одном из островов группы Куриа-Муриа. В мае португальцы получили предупреждение, что вскоре на острова может обрушиться шторм с севера (10), перед которым бухта была беззащитна, и что единственный шанс на спасение для них заключался в том, чтобы перенести стоянку на противоположную сторону острова. Три корабля отплыли туда, пока еще было время; но Винсент Содре с его братом, Брасом Содре, остались на месте, т.к. они предполагали, что совет мог быть подан с целью "увести" португальцев подальше от торгового пути, проходившего мимо островов, и тем самым спасти от разграбления суда, которые могли там появиться. Когда же он увидел, что островитяне переносят свои дома подальше от берега, то было уже поздно: ветер спал, на море воцарился мертвый штиль и вода в бухте стала похожей на зеркальную гладь. Он сделал все, что только можно было для защиты кораблей от надвигающегося шторма, но ветер вдруг поднялся снова с ураганной силой, судно Винсента Содре было выброшено на берег, опрокинувшись мачтами к морю, и все находившиеся на борту погибли. Брас Содре оказался более удачлив; хотя его судно также потерпело крушение, его команда спаслась (11).
Дела португальцев в Кочине шли из рук вон плохо. Население громко выражало свое недовольство политикой раджи, но он, проявив редкое благородство, отказался порывать с португальцами; он также отказался позволить им удалиться в Каннанор или даже дать им самим попытать счастья в сражении. 31 марта и 3 апреля саморин был разгромлен войсками раджи Кочина, но в последующей битве у брода Эддапалли последний потерпел поражение, и три его племянника, включая наследника, Нараина, были убиты. Общественное мнение более, чем когда-либо, было настроено против португальцев, но раджа, отступив на остров Ваипин, священное место, пределы которого саморин не смел тревожить, взял их с собой (12). Территория Кочина подверглась опустошению, и священный камень, на котором совершался обряд провозглашения саморина владыкой южных малабарских государств, был увезен из Кочина в Эддапалли (13).
Только 200 верных воинов Нараина уцелели в той катастрофической битве, в которой он погиб. Они направились на территорию Каликута, где убивали всех, кто попадался им на пути; т.к. они остались в живых после смерти своего господина, они состригли все волосы, даже вырвали брови, и обрекли себя на смерть (14). 20 из них сумели добраться до окрестностей города, убивая, как только представлялся удобный момент, всех, кого только было возможно. В свою очередь и их убивали одного за другим, пока 5 лет спустя не был уничтожен последний (15).
В сентябре 1503 г. прибыли подкрепления из Европы. Поскольку в Португалии считали, что благодаря основанию факторий в Кочине и Каннаноре в индийских делах был наведен порядок, то 1503 г. прошел без отправки какой-либо крупной эскадры. 3 корабля под началом Афонсу д`Альбукерке, впоследствии прозванного "Великим", вышли в море из Португалии 6 апреля; три других под командованием его кузена, Франсишку д`Албукерке, - 14 апреля, и третья эскадра во главе с Антонио де Салданья отплыла еще позже. Название бухты Салданья до сих пор напоминает нам о ее первооткрывателе, которого в противном случае легко бы постигло участь забвения.
Франсишку Альбукерке, потеряв одно судно во время перехода, достиг Индии раньше своего кузена и обнаружил, что раджа Кочина и португальцы по-прежнему укрываются в святилище. Он добился успеха, отбросив войска саморина от ближайших окрестностей города Кочина, и затем, с разрешения раджи, приступил к постройке первой крепости, которую португальцы заложили в Индии. После прибытия Афонсу д`Альбукерке остатки территории Кочина были окончательно освобождены, но сами сражения с армией саморина, описанные португальскими хронистами в эпическом стиле Гомера, представляют мало интереса, за исключением одного эпизода, в ходе которого Дуарте Пашеку отличился на поприще, где впоследствии стяжал столь большую известность (16). В результате этих поражений саморин запросил мира, который раджа Кочина согласился заключить.
Португальцы не могли оставить без внимания желания союзника, поставившего ради них все на карту; преданность раджи по отношению к европейцам носила исключительный характер, хотя до сих пор его представление о чести португальцев ограничивалось тем, что Кабрал увез его заложников с собой в Европу, а Содре бросил его на произвол судьбы, чтобы без помех заниматься пиратством на море. Мир был заключен при условии, что саморин должен выплатить 1500 бахаров перца (17) в качестве контрибуции, а наследник саморина должен был лично доставить этот груз в Кранганор. Выплата первой части возмещения прошла без всяких происшествий, но под предлогом, что саморин намеренно тянет время с отправкой второй части, португальцы напали на несколько лодок, нагруженных перцем, и в завязавшемся сражении погибли шесть человек саморина. Португальцы, которые в действительности не хотели соблюдать мир, отказались выплатить саморину всякую компенсацию за их гибель, и война возобновилась. Дуарте Пашеку, имевший под своим началом 90 человек и несколько небольших судов, остался защищать Кочин, и 31 января 1504 г. оба кузена Альбукерке отплыли из Индии в обратный путь. Франсишку д`Альбукерке и Николас Коэльо (компаньон Васко да Гамы) пропали без вести: где и как, об этом ничего не известно. Судно Афонсу д`Альбукерке и еще одно, входившее в состав флотилии Франсишку, благополучно вернулись в Португалию.
Оборона Кочина Дуарте Пашеку против превосходящих войск саморина - одна из самых блестящих страниц, которую вписали португальцы в историю военного искусства на Востоке. Обзор того положения, в котором оказался Пашеку после отплытия португальского флота, показывает, что оно хоть и было весьма тяжелым, но все же не совсем безнадежным. БСльшая часть местного населения была настроена против него, но последующий опыт показал ему - даже если он не извлек урока из более ранних событий, - что к таким вспомогательным частям совершенно нельзя было испытывать доверия. Кочин мог номинально выставить до 30000 человек, - из них только 8000 хранили верность своему радже, остальные были настроены резко враждебно. В прилегающей к Кочину местности невозможно было выращивать достаточно зерна для прокормления его населения; были небольшие участки возделанной земли, но рис, главный пищевой продукт туземцев, приходилось импортировать с Коромандельского побережья, и его распространяли по всей стране мусульманские торговцы, от которых главы домохозяйств целиком зависели в вопросе поставки продовольствия. Эти торговцы, главой которых был некий Мухаммед Мараккар, могли, следовательно, при желании вызвать в Кочине голод. При помощи искусной смеси угроз и уговоров Пашеку вынудил всех глав мусульманских семейств собраться в Ваипини, где взял их в заложники, и сам Мухаммед Мараккар оказывал Пашеку неоценимую помощь во время всех боевых действий.
Саморин двинулся против Пашеку, у которого была едва сотня солдат, во главе шестидесятитысячной армии; но все восточные армии состоят главным образом из почти невооруженных пехотинцев, среди которых при каждой битве происходит чудовищная резня. Кроме того, у индийских правителей считалось вполне обычным делом при выступлении в поход сжечь свою столицу и приказать всем ее жителям следовать за своими войсками, чтобы присутствие в лагере женщин и детей служило, по крайней мере, залогом верности со стороны их родственников. По степени эффективности и вооружению Пашеку обладал почти безграничными преимуществами; кроме того, у него было преимущество информации. Шпионская сеть, благодаря кастовой организации, была так отлично налажена в обоих лагеря, что каждая из сторон в точности знала обо всем происходящем у противника. Таким образом, в то время как Пашеку и его португальцы держали свои намерения в тайне, они легко могли узнать обо всех замыслах саморина. Пашеку также снабжали донесениями его агент в Каликуте Родриго Рейнол и другие португальцы, проживавшие в городе со времен Кабрала, а также некоторые местные жители, дружественно настроенные по отношению к европейцам, с которыми они поддерживали тесные связи.
Время года также было до некоторой степени ему на руку: приближался сезон дождей, крайне затруднявших всякую военную активность, а по его окончании сложно было рассчитывать на прибытие подкреплений. Т.к. Пашеку заранее знал обо всех передвижениях войск саморина, ему помогала и конфигурация местности, поскольку долг чести велел индийскому правителю никогда не отклоняться от единожды избранного маршрута (18). Граница Кочина была защищена, а территория до некоторой степени перерезана морскими протоками и каналами, которые можно было перейти вброд лишь в некоторых местах по мелководью; в прочих же пунктах, с другой стороны, через них можно было переправиться только посредством паромов во время высшей точки прилива; в этих каналах приливы и отливы были очень сильными. Возможно, что именно по этой причине, вкупе со слабыми навыками лодочников в искусстве управления своими суденышками в протоках, или, - что более вероятно, - обычаю наиров сражаться в тесно сомкнутом строю, не было предпринято ни одной серьезной попытки переправиться через протоки на лодках. Цель саморина заключалась в захвате форта, только что воздвигнутого португальцами, и использованию его против них, чтобы помешать им снова высадиться в Кочине, и практически не подлежало сомнению, что он будет наступать через брод Эддапалли (19). В этом броде уровень воды опускался до колена во время отлива, но затем он становился непроходимым, река разливалась на расстояние выстрела из арбалета в ширину и с обеих сторон становилась очень глубокой.
Приготовления к обороне держались в секрете, пока саморин не принял окончательного решения об атаке брода. Тогда португальцы под различными предлогами приготовили сваи, имевшие 12 футов в длину, заостренные с одного конца и дополнительно усиленные поперечинами; поэтому, когда наступило время, получившаяся изгородь была быстро установлена посередине канала, перекрыв брод на всей его длине. Во время отлива сваи выступали на 5 футов их воды, и между ними оставались небольшие промежутки для того, чтобы можно было наносить удары пиками, и даже для использования небольшой полевой пушки. В другом конце брода стояла на якоре каравелла и несколько сопровождавших ее шлюпок, все имевшие на борту артиллерию и укрепленные сложенными в бухту тросами и переносными щитами (мантелетами), чтобы отражать стрелы. Проход, ведущий к броду, был таким узким, что нападающие не могли воспользоваться своей превосходящей численностью, но, скученные вместе, представляли собой превосходную мишень для португальской артиллерии.
Первая попытка переправы состоялась в Вербное Воскресенье, 31 марта. Позиция была непреступной для фронтальной атаки при том вооружении, которым обладали люди саморина; если не считать этого, их стратегия была хорошо продуманной. На каждом фланге от берега отошли 30 лодок и направились вперед, но были отброшены артиллерийским огнем с португальской каравеллы и шлюпок, в то время как штурмовой отряд из 200 индусов, вооруженных топориками и боевыми молотами для разрушения изгороди, при поддержке колонны из 11000 наиров устремился в лобовую атаку. Артиллерия саморина могла стрелять только камнями такого же веса, какие мог поднять взрослый мужчина, и португальские пушки решили исход сражения в пользу европейцев. Из вражеских лодок 21 была потоплена, а 3 - захвачены. Небольшому отряду защитников брода практически никак не мешала бесполезная толкотня их противников. Дальнейшие атаки в Страстную Пятницу (15 апреля) и в среду на следующей неделе были отражены с еще большей легкостью.
Из многочисленных атак в последующие 3 с половиной месяца наиболее серьезной была, во-первых, та, в ходе которой саморин попытался форсировать одновременно и брод Эддапалли, и брод Валланьяка (редко используемый, потому что дорога к нему была перерезана), что заставило Пашеку разделить его небольшой отряд; и во-вторых, атака в конце июня, когда индусы решили использовать высокие "башни", изобретение некоего Кхвайя Али, каждую из которых установили на две лодки, для захвата каравеллы и изгороди. Для отражения этой последней атаки Пашеку приготовил бомбы; некоторые особо прочные "башни" португальцы забросали бомбами и сожгли, тогда как остальные были разнесены в щепки огнем пушек. По совету итальянцев саморин запланировал ночную атаку, но она так противоречила характеру наиров, что в кромешной тьме одна половина войск саморина яростно атаковала другую, и многие индусы пали от взаимного истребления прежде, чем удалось выяснить ошибку. В довершение всех бедствий в лагере саморина, слишком долго остававшегося на одном месте, вспыхнула эпидемия холеры, унесшая жизни 13000 человек.
Доблестная оборона, которую держали португальцы под началом Пашеку, вдохновила даже выходцев из низших каст присоединиться к ним. Отряд, насчитывавший около 2000 наиров, переправившись через редко используемый и незащищенный брод, обнаружил, что оказался на широком рисовом чеке у берега ручья, через который им предстояло перебраться, чтобы напасть на Пашеку с тыла. Этот рисовый чек был разделен на поля узкими земляными перемычками, которые представляли собой единственные доступные пути сообщения. Поля орошались при помощи открытия небольших шлюзов в этих перемычках. В то время, когда наиры начали переправу, несколько багорщиков, людей, принадлежавших к самой низшей из всех каст, работали на полях, и когда наиры завязли в грязи во время перехода через рисовый чек, багорщики набросились на них, схватив вместо оружия свой полевой инвентарь. Что багорщик осмелится показаться на глаза наиру - уже одно это обстоятельство был почти невероятным, и последние были так этим изумлены и так боялись ритуального осквернения, что разом утратили всю свою дисциплину и боевой пыл, и были все до единого перебиты. Пашеку был возмущен, что раджа не мог возвести этих багорщиков в ранг наиров, - он не знал тонкостей кастовой системы; они получили, однако, достойное вознаграждение, включая право встречаться с наиром, идущим по той же дороге, не сворачивая в сторону и не уступая ему путь.
Пашеку, который обладал задатками прирожденного вождя, не был удостоен никакой награды или продвижения по службе за его доблестную оборону Кочина (20); он получил, однако, любопытный документ от раджи Кочина - дарственную грамоту на португальский титул "дон" и определенный гербовый щит, описываемый на жаргоне средневековой геральдики как расположенный "на поле из алого бархата, в ознаменование того количества крови, которую он пролил" (21).
Лопе Суариш возглавил ежегодную эскадру, состоявшую из 14 кораблей (22). Он получил приказ не позволять каким-либо кораблям выходить из гавани Кочина, за исключением португальских, и если бы раджа стал возражать, то Суаришу надлежало объяснить, что это делается ради его же пользы. Лопе Суариш посетил Каликут по просьбе саморина, чтобы заключить мир, но находившиеся на службе у последнего итальянцы представляли для португальцев непреодолимое препятствие; саморин отказался выдать этих людей, которых он считал своими гостями, и его несчастная столица снова подверглась двухдневной бомбардировке. Король Португалии отправил радже Кочина в награду за его непоколебимую верность союзникам (о которой он узнал после возращения Лопе Суариша в первой половине 1503 г.) ценный подарок, и, вопреки всем неурядицам, вызванным войной, морская торговля вскоре возобновилась.
Кранганор лежит в 15 милях к северу от Кочина и держит под контролем несколько ответвлений речной навигации; и т.к. проход отсюда к Кочину был легким и безопасным в любое время года, саморин собирался воспользоваться этим для того, чтобы предпринять новую кампанию против Кочина, как только португальцы покинут побережье, но португальцы догадались о его намерениях, и разрушение города отрядом под началом Лопе Суариша нанесло сильный удар по позициям саморина. Беда не приходит одна. В Пандарани Колламе (23) были собраны 17 кораблей, вытащенных носами на берег, и соединены вместе цепями. При входе в гавань была сооружена насыпь, на ней установлены пушки, а отряд защитников состоял из 4000 смелых воинов-наемников с севера, которые, будучи изгнаны из Малабара продолжительной войной, возвращались в свои дома. Но все трудности и препятствия не помешали 350 португальцам в 15 лодках и на двух каравеллах атаковать так хорошо защищенные суда. Две каравеллы в этом смелом предприятии были совершенно бесполезны, но лодки, которые лично вел дон Лопе, прорвались в гавань и после сражения, продолжавшегося с утра до полудня 31 декабря, сожгли корабли и весь их груз. Этот дерзкий набег обошелся португальцам в 23 человека убитыми и 170 ранеными, - или более половины от общей численности отряда.
Прощание раджи Кочина с Пашеку было весьма печальным, особенно для первого, т.к. Лопе Суариш, отличавшийся на редкость грубым характером, отверг все просьбы оставить Пашеку. Раджа, чьи силы были подорваны длительной непрерывной борьбой с врагами, которых восстановил против него союз с португальцами, не мог вознаградить Пашеку ничем иным, кроме как разрешением увезти на родину небольшое количество перца в виде частного груза, - но не смог его собрать. Мануэл Теллеш, преемник Пашеку, сделал все, чтобы заставить раджу сожалеть о его отважном предшественнике.
Примечания:
(1) Томе Лопиш, который оставил такой ценный рассказ об этом путешествии, находился вместе с Руи Мендишем де Бриту (капитаном Жуаном де Бона-Грасиа). Этот корабль присоединился к остальным у Анджадивы одним из последних, что вызвало значительное возбуждение. Да Гама, приняв его за мусульманское судно, возвращавшееся из Красного моря, поспешно покинул мессу, чтобы напасть на нее. Лопиш сообщает, что по пути да Гама зашел далеко на север к дому "Мекки" и вошел в реку, на котрой находился город под названием Калимал, где люди были дружественными. Автор "Калькун" называет это "Комбаен" на реке Колар. Не ясно, что за место имеется в виду.
(2) По утверждению автора "Калькун" - 380 мужчин и много женщин и детей; Лопиш следует ему - так что количество пассажиров судна известно только только приблизительно.
(3) Джаухар эфенди.
(4) См описание у Томе Лопиша, начало на странице 179.
(5) Корреа утверждает, что были спасены 20 детей, а вместе с ними горбатый лоцман, чтобы он принес весть об этом саморину. Лопиш не возражает, что некоторые дети были спасены. Возможно, горбун был изменником. "Калькун" ничего не сообщает о любых уцелевших.
(6) Описание Корреа намного более ужасно. Остается надеяться, что он преувеличил жестокости, чтобы прославить своего героя.
(7) Эти низкие цены представляли значительную проблему. Король Португалии мог бы получить только тот перец, от которого отказались другие покупатели; перец хорошего качества получали те, кто предлагал за него более высокую цену.
(8) Лопиш сообщает, что пока он был в Кочине, раджа посадил на кол трех м мусульман, которые продали корову португальцам.
(9) С одного из них португальцы впервые узнали о значение копры для веревок.
(10) Корреа сообщает, что островитяне узнали о скором приходе шторма по миграциям косяков рыбы.
(11) В довольно пространных приказах по флоту 1508 г. судьба Винсенте Содре упомянута как назидательный пример. - An. Маr. e Col., 3-я серия, p. 491.
(12) Два итальянских литейщика пушек, Жуан Мария и Перо Антонио, дезертировали от португальцев как раз в это время. Их помощь саморину была неоценимой.
(13) Больше об этом камне см. стр. 251.
(14) Каштаньеда для характеристики состояния охватившей их одержимости использует слово "Chaver"; обычное португальское слово - "амок".
(15) Аналогичный случай произошел в Кочине во времена Жорже Кабрала; смотри стр. 323.
(16) Сражения скорее были похожи на резню, чем на что-нибудь еще: в одном, например, как утверждается, три португальца убили восемь тысяч врагов.
(17) Кочинский бахар немного превышал по весу 3 фунта.
(18) Porque avia por injuria deixar cle ir por aquelle jiasso por amor que de Duarte Pacheco Iho defendia. - Castanheda, I. 70.
(19) Португальцы называли этот брод "Репелим".
(20) См. Камоэнс, "Лузиады", песнь X. С 15 по 25.
(21) Об этом необычном документе см. Castanheda, I. 88.
(22) См. An. Маr. e Col., серия 3, p. 355, о приказах по его флоту.
(23) Корреа относит это сражение к "Трампатао, порту Кананора". Это - возможно Vallarpattanam-Dharmapattanani, - название похоже, но оно является слишком небольшим местом. Другие источники указывают, что сражение состоялось в Пандарани Колламе - более вероятном месте.