Аннотация: Дон Франсишку де Алмейда, вице-король. 1505-1509
Глава VII.
ДОН ФРАНСИШКУ Д'АЛМЕЙДА, ВИЦЕ-КОРОЛЬ, 1505--1509
Португальские интересы на Востоке уже прошли тот этап, когда они могли ограничиться одной лишь отправкой ежегодной флотилии; в то же время эксперимент с оставлением в Индии офицера невысокого ранга в период между отплытием одного флота и прибытием другого также себя не оправдал. Следовательно, было решено назначить вице-короля сроком на 3 года, и выбор пал на неотесанного моряка - слишком грубого даже для того грубого века, - Тристана да Кунья, чье имя сохранилось в названии открытых им островов в Южной Атлантике. Однако, еще до отплытия он был поражен временной слепотой, и вместо него назначен дон Франсишку д`Алмейда. Алмейда был сорокапятилетним мужчиной благородного происхождения, седьмым сыном дона Лопе д`Алмейды, первого графа Абрантеса. Он вышел в море с большой эскадрой, имея на борту 1500 солдат; его сопровождал единственный сын, Лореншу, молодой человек крепкого телосложения и очень опытный в обращении с любым оружием. (1) В полученных Алмейдой приказах содержалось повеление возвести крепости в Килве, на островах Анджадива, в Каннаноре и Кочине. (2) Он должен был взять с собой капитанов и гарнизон крепостей, и если бы какой-нибудь правитель воспротивился тому, чтобы португальцы построили крепость и обосновались в его владениях, ему надлежало объявить войну и вести ее до тех пор, пока этот правитель не покорится. (3)
Построив форт в Килве и разорив несколько городов на африканском побережье, Алмейда прибыл к островам Анджадива и заложил там форт 14 сентября 1505 г.; как показал опыт, этот форт оказался совершенно бесполезным, и был снесен в 1507 г. Алмейда также начал переговоры с правителями прибрежных индийских княжеств, но прежде, чем обе стороны пришли к какому-либо определенному соглашению, случилось так, что команда направлявшегося с севера судна, когда оно очутилось к югу от Анджадива, обнаружила себя в центре португальского флота. Судно повернуло к материку, но его преследователи гнались за ним на всех парусах буквально по пятам, так что команда едва успела пристать к берегу и спастись бегством вглубь страны, оставив на борту брошенного корабля 19 лошадей. Но прежде, чем португальцы успели перевезти этих лошадей на свою эскадру, налетел внезапный шторм, который отбросил их к отмелям Анджадива, и поутру кони исчезли. Губернатор Хонавара, подчинявшийся Нарасинхе Рао, райе (королю) Виджаянагара, на чьей территории это случилось, отрицал, что знает что-либо о пропавших животных, но предложил возместить португальцам их стоимость. От его предложения отказались, но на реке Хонавар стояли на якоре несколько торговых судов, и когда, после нескольких стычек, они были сожжены 16 октября, португальцы приняли предложенный выкуп.
После того, как мир был заключен, некий Тимоджа без особых трудностей доказал Алмейде, что он совершил ошибку, напав на земли своего естественного союзника, могущественного индусского правителя. Райя Виджаянагара постоянно воевал со своими мусульманскими соседями, и т.к. в Индии не разводились боевые кони, то для обеих сторон было жизненно важно поставить под свой контроль завоз из Ормуза коней, известных теперь под названием "арабо-персидской" породы. К этому времени значительная часть коней, в которых нуждался райя, доставлялась в страну через принадлежащие ему порты, но благодаря распространению ислама среди индусов там появилась группа так называемых "нантеас", или обращенных, которые благоволили своим единоверцам за счет индусов. В 1479 г., следуя проводимой им политической линии, райя Виджаянагара без предупреждения напал на "нантеас". Многие из них были убиты, а уцелевшие бежали в Гоа, куда с того времени и перешел основной поток торговли за счет оскудения портов, находившихся во владении райи. Для того, чтобы сохранить хотя бы какой-то завоз товаров, Виджаянагар был вынужден содержать флот, адмиралом которого был Тимоджа, и вести непрерывную войну против Гоа. Со дня переговоров с Алмейдой Тимоджа был тесным союзником португальцев, и во времена Альбукерке занял довольно выдающееся положение.
Капитаном одной из каравелл во флотилии Алмейды был Жуан Омем, легкомысленный человек, о котором ходило много различных историй. Когда флот направлялся к устью реки Тежу, выяснилось, что его команда, набранная в основном из деревенских парней, недавно оторванных от плуга, не понимала смысла приказов кормчего: "Руль на левый борт" и "Руль на правый борт". (4) Омем нашел выход: он повесил с одной стороны судна пучок чеснока, а с другой - пучок лука. "Теперь, - сказал он кормчему, - говорите им: "руль на лук" или "руль на чеснок", и они очень быстро поймут, что от них требуется". Как только они миновали полосу отмелей в устье реки и вышли в открытое море, он разделил среди команды все имевшиеся на корабле съестные припасы, выдав каждому человеку его долю, - поскольку из него, по собственному признанию Омема, был никудышный казначей, - и сказал матросам, чтобы они сами снабжали себя водой и вином. Естественно, что они были еще далеко от Индии, когда члены экипажа явились к нему, плача и жалуясь, что у них закончилась пища, а запаса воды едва хватит на один день. "О! маловеры, - ответил Омем, - Бог пошлет нам все нужное". Буквально на следующий день они достигли острова, где набрали свежей воды и наловили диких птиц, которых они разрезали на части и высушили на солнце.
Когда флот достиг островов Анджадива, Омем сошел на берег, чтобы доставить приказы командующего эскадрой в различные фактории. В Куилоне он обнаружил несколько мусульманских судов, нагруженных перцем. "Это хорошо, - заметил он, - но что, если мавры пожалуются вождю? С другой стороны, ведь он (вождь) и они (мусульмане, которым принадлежали торговые суда) одинаково черные, и лучше будет отобрать у них паруса и руль, чем строго следовать всем королевским предписаниям". Он оставил рули и паруса в фактории и отплыл прочь, покинув своих земляков без всякой защиты. Во время своего обратного плавания Омем захватил два судна, груженных рисом. Он оставил на одном из них первоначальную команду из 16 человек, и перевел на каждый "призовой" корабль по три португальца. Португальцы отправились спать и были захвачены врасплох и перебиты мусульманскими командами, которые привели суда в Каликут. Когда вице-король достиг Кочина, он услышал, что, возмущенное самоуправством Омема в Куилоне, население после его отбытия подняло восстание, внезапно напало на факторию и сожгло живьем всех находившихся в ее стенах португальцев. Омем, который едва не потерял свою каравеллу вследствие собственной беспечности в отношении лодок, перевозивших рис, теперь лишился также и права командовать судном.
Вице-король направился вдоль побережья в Каннанор 18 октября 1505 г., и в Каннаноре заложил основания форта, который возвели из камней и глины на оконечности мыса. (5) Мусульманская партия в Каннаноре отличалась как своим влиянием, так и богатством, поэтому португальцы нуждались в форте для удержания своих позиций, но Каннанор вскоре превратился в место второстепенного значения.
В это время вследствие действия старого обычая трон правителя в Кочине стал вакантным. Глава Кочинской династии всегда был верховным священником, а следующий в очереди престолонаследия представитель семейства - правящим вождем. По смерти духовного главы, следовательно, правящий вождь, которым в данное время являлся Тримумпара, давний друг португальцев, унаследовал сан первосвященника. Встал вопрос о том, кто должен ему наследовать на посту светского правителя. Старший из сыновей его сестры был тесно связан с врагами португальцев, и последние, хотя и не без труда, отстранили его от трона в пользу другого племянника, чья кандидатура представлялась им более выгодной. Тримумпара умер в 1510 г., и после его смерти португальцы сочли за благо упразднить прежний порядок наследования.
Из-за присутствия португальских флотилий у Малабарского побережья мусульманские суда, которые вели торговлю между Дальним Востоком и Красным морем, избрали новый маршрут через Мальдивы, чтобы держаться подальше от своих врагов. Вице-король отправил своего сына Лореншу, приказав ему перерезать этот путь, и исследовать Цейлон, но из-за невежества кормчего он прошел мимо Мальдив, хотя и добрался до Цейлона. Ознаменовав свое открытие водружением каменного столба в Пойнт-де-Галле, Лореншу больше почти ничего не сделал, и проникновение португальцев на остров началось только много лет спустя. (6) Вернувшись к отцу, Лореншу получил новый приказ - отплыть на север в Каннанор, выполняя обязанности командира конвоя. Однажды в феврале 1506 г., когда он сидел в своей комнате в форте Каннаноре, к нему вошел человек в мусульманской одежде, оказавшийся итальянцем Вартемой, и попросил частной аудиенции. (7) На этой аудиенции он сообщил дону Лореншу о том, что саморин втайне совершает обширные приготовления к новой военной кампании. Саморин на деле был сильно встревожен нападениями португальцев на города африканского побережья, постройкой новых крепостей и дошедшими до него слухами, что теперь ежегодная мощная армада и вице-король останутся в Индии. Его приготовления носили оборонительный характер. При помощи арабов и других мусульманских торговцев он вооружил и нагрузил товарами большой судовый караван, и два итальянских дезертира, Жуан Мария и Пьетро Антонио, отлили для него около 500 пушек, в-основном малокалиберных. Вартема, как земляк итальянцев, тесно общался с ними в Каликуте, где они были фактически пленниками, лишенными надежды когда-либо вернуться на родину; они не доверяли португальцам и были, благодаря знанию своего ремесла, слишком востребованными специалистами, чтобы им позволили пройти через какую-либо другую часть Индии, не попытавшись задержать, - и на самом деле, вскоре после того, как Вартема скрылся из Каликута, они были убиты по подозрению в том, что замышляют побег.
(Позволю себе привести цитату из книги Вартемы, где он описывает этот эпизод с миланскими оружейниками: "Прибыв в Каликут, я обнаружил двух христиан - жителей Милана. Одного звали Иоанн Мария, другого - Пьеро Антонио. Они прибыли из Португалии на португальском корабле для покупки драгоценных камней. Прибыв в Кочин, они перебрались в Каликут. По правде говоря, я никогда не испытывал больше радости, чем при встрече с этими христианами. И я, и они ходили обнаженными, по обычаю той страны. Я поинтересовался, являются ли они христианами. Иоанн Мария ответил, что конечно же они христиане. Потом Пьеро Антонио спросил, христианин ли я. Я ответил положительно. Тогда он взял меня за руку и отвел в свой дом. Войдя в дом, мы стали обниматься, целовать друг друга и плакать. Я не мог говорить как христианин. Мой язык словно внезапно стал большим и отказался мне повиноваться. Ведь четыре долгих года я был лишен общения со своими братьями по вере. Следующую ночь я провел с ними, и никто не мог ни есть, ни спать от величайшей радости, переполнявшей нас. Нам хотелось, чтобы ночь продолжалась год и мы могли говорить о разных вещах. Я спросил, знакомы ли они с королем Каликута. Они ответили, что являются его главными помощниками и общаются с ним каждый день. Затем я поинтересовался их планами на будущее. Они ответили, что с радостью вернулись бы домой, но не знают как. Тогда я сказал: "Возвращайтесь тем же путем, каким прибыли сюда". Они ответили, что это невозможно: они сбежали от португальцев, а король Каликута обязал, против их воли, изготовить большое количество артиллерийских орудий, поэтому они не свободны. Они сказали, что ожидают очень скоро прибытия в Индию флота португальского короля. Я их заверил, что если всемилостивейший Господь позволит мне добраться до Кананора, я сделаю так, что христианский капитан простит их. Я сказал, что они не смогут уехать другим путем, потому что информация об их умении изготавливать пушки известна многим и многие короли желают заполучить их к себе, чтобы воспользоваться их опытом. Вы должны знать, что они уже изготовили четыре или пять сотен единиц больших и малых артиллерийских орудий и потому очень опасаются португальцев. Ведь они не только сами делали пушки, они к тому же научили язычников делать их, более того, они обучили пятнадцать язычников стрелять из spingarde (маленькая мортира). Пока я был там, они дали язычникам проект и форму мортиры, которая весила сто и пять кантар и была сделана из металла. Там был еще еврей, построивший очень красивую галеру и четыре мортиры из железа. Упомянутый иудей отправился купаться в пруд и утонул. Но вернемся к христианам. Один Бог знает, что я им говорил, убеждая не совершать такого деяния против христиан. Пьеро Антонио все время плакал, а Иоанн Мария заявил, что ему все равно, где умирать, в Каликуте или Риме, и что на все воля Божья". (Цит. по: К.Чиппола "Артиллерия и парусный флот. Описание и технология вооружения XV-XVIII вв." - М., 2007, с.92-93. - Aspar)аются с ни каждый день. вещах. камней. анскими оруженйиками: "
В марте 1506 г. этот вооруженный караван, насчитывавший от 200 до 300 судов, большая часть которых, впрочем, представляла собой всего лишь лодки-плоскодонки, отплыл от Малабарского побережья; командующим флотом был назначен Абд-ар-Рахман, родственник капитана того судна, державшего курс в Красное море, которое захватил и сжег Васко да Гама. (8) Португальский флот в составе трех больших кораблей и бригантины настиг этот караван 16 марта. Произошло незначительное сражение, которое правильнее было бы назвать резней, продолжавшееся два дня, во время которого ни один португалец не был убит, а число уничтоженных врагов простиралось от 3500 до 4000 человек; самые крупные суда были захвачены, а небольшие - потоплены. (9)
Как раз к этому времени португальцы начали оседать в Кочине, но они обнаружили, что хотя в новой стране некоторые съестные припасы были очень дешевы, другие, жизненно необходимые, практически полностью отсутствовали. Вся пшеница, например, которую привозили в Кочин, выращивалась к северу от тропиков, в стране их врагов - мусульман, и редко была съедобной, за исключением пшеницы высшего сорта, которая подавалась на стол вице-короля, - вся ее ценность заключалась в новизне. На рынках Кочина продавалось мало домашней птицы и толь же мало рыбы, но подавляющее большинство европейцев питалось только рисом с захваченных трофейных кораблей; естественно, что меню из риса и бананов, которое лишь изредка разнообразило появление мяса, приводило к тому, то среди них свирепствовали болезни, и для людей со столь ослабленным здоровьем работа по постройке форта в Кочине была тяжелой и изнурительной. Фактор воспользовался периодом междуцарствия, наступившим после смещения старого раджи и избранием нового, чтобы заложить основания новой крепости, и Алмейда, сразу же после того, как отправил в Кочин корабли с грузом пряностей, направил всю свою энергию на то, чтобы довести до конца ее постройку, но работа затягивалась, т.к. он не мог найти в Кочине нужное количество каменщиков.
В конце года Лореншу д`Алмейда принял командование над сильной эскадрой и отплыл на север, чтобы сопровождать торговые суда из дружественных португальцам портов мимо враждебных гаваней. Команды одного каннанорского и одного кочинского судна обратились к нему с просьбой о помощи против превосходящих сил Каликута, чей флот блокировал вход из их портов, но Лореншу принял решение не ввязываться в сражение, и португальцы предоставили союзников своей судьбе. (10) Вице-король отстранил от командования капитанов, которые подписали решение совета, и отправил их в Португалию под арестом.
Тем временем в другом месте назревала не менее серьезная проблема. Пока флот Лореншу д`Алмейды плыл на север, один из его кораблей отстал, чтобы пополнить запасы воды, и, спеша догнать эскадру, встретил и захватил судно, принадлежащее мусульманам, несмотря на то, что у его капитана был выданный по всей форме пропуск, подписанный Лореншу де Бриту, капитаном Каннанора. Поскольку капитан, Гонзало Ваш, сделал вид, будто убежден в том, что пропуск на самом деле является поддельным, он приказал перебить всю команду, зашил их трупы в паруса и отправил судно и матросов на морское дно. Судно было из Каннанора и принадлежало "Мамале Мараккару", известному каннанорскому торговцу; оно везло ценный груз, и на борту находился племянник судовладельца. Случилось так, что паруса разорвались, а трупы были выброшены волнами на берег и опознаны. Гонзало Ваш был лишен командования своим кораблем, но не подвергся никакому более суровому наказанию. Раджа Каннанора, с которым португальцы впервые завязали отношения, умер; после его смерти возник спор из-за наследования, и т.к. арбитром был брахман, избранный саморином и благоволивший его интересам, новый раджа Каннанора смотрел на все глазами своих союзников и был склонен прислушаться у мусульманам, убеждавшим его заключить альянс с саморином против португальцев. Лореншу де Бриту, капитан Каннанора, услышал об этом союзе только в конце марта, и вице-король получил его донесение в Страстной Четверг, 1 апреля 1507 г., присутствуя на постановке религиозной пьесы о Страстях Господних в церкви Кочина. Вице-король, не теряя даром времени, лично обошел все дома, собирая оружие, и потребовал, чтобы даже те португальцы, которые играли в пьесе роль римских центурионов, вернули позаимствованные ими дублеты и наголенники. В начале сезона муссонов, в штормовую погоду, дон Лореншу взял на борт подкрепления и благополучно вернулся.
Так называемый форт Каннанора на самом деле представлял собой небольшой участок земли, отгороженный от города стеной, возведенной через перешеек мыса от моря до моря. Две стороны мыса, обращенные к морю, не имели никакой защиты, за исключением штормовых волн океана в сезон муссонов и португальского флота, крейсировавшего вдоль берега в другое время. Уязвимым местом позиции была ее необеспеченность водой; единственный источник пресной воды находился за пределами крепостной стены, по направлению к материку. (11) В течение первого месяца осады португальцы, когда им нужна была вода, должны были силой прокладывать себе путь к источнику и несли вследствие этого тяжелые потери, пока некий Томас Фернандиш, который, судя по частоте упоминания его имени в документах, был искусным инженером и архитектором, не проложил к колодцу подземный ход и перекрыл его сверху, чтобы враги не смогли отравить воду. Гарнизон начитывал только 300 надежных солдат; помимо них, в крепости находилось значительное количество рабов, благодаря чему общая численность осажденных доходила почти до тысячи человек, но они представляли собой источник опасности для гарнизона: когда наступили тяжелые времена, они устроили массовый побег и принесли в лагерь осаждающих новости о положении дел в крепости. По умыслу кого-то из рабов или волей случая, однажды ночью в крепости вспыхнул пожар и все хижины, построенные из легковоспламеняющихся материалов, сгорели, а вместе с ними огонь уничтожил все продовольственные запасы гарнизона, как общие, так и принадле6жавшие отдельным солдатам. Когда португальцы съели всех кошек и собак в крепости и когда воцарившийся на море штиль оставил две стороны форта беззащитными, прибытие Триштана да Кунья с эскадрой 1506 г. вынудило индийцев снять осаду. (12) С Каннанором удалось легко заключить мир, т.к. вице-король понимал, что война была вызвана насилиями португальцев.
Следует остановиться более подробно на истории этого флота Триштана да Кунья, чье прибытие оказалось таким своевременным. Триштан да Кунья покинул Португалию в апреле 1506 г., командуя десятью грузовыми судами; его сопровождала эскадра из четырех кораблей под началом Афонсу д`Альбукерке, впоследствии прозванного "Великим", (13) который должен был построить крепость на Сокотре, а затем проследовать к Ормузу и заставить его правителя стать вассалом короля Португалии, закрыв таким образом как надеялись, проливы, ведущие в Красное море и в Персидский залив. После того, как трехлетний срок пребывания Алмейды на посту вице-короля подойдет к концу, Альбукерке должен был сменить его в должности губернатора Индии. Поскольку флагман эскадры нес мало парусов, флот так сильно отклонился на юг от своего курса, что открыл острова Триштан-да-Кунья, и прибыл в Мозамбик только в декабре, слишком поздно для того, чтобы продолжать плавание в Индию в этом году. Один из кораблей, отделившись от эскадры, пристал по пути к восточному побережью Мадагаскара и привезенное им с собой большое количество имбиря, гвоздики и серебра (14) так воспламенило воображение Триштана да Кунья, который был в глубине души исследователем и авантюристом, что он решил не упустить представившуюся возможность открыть новую богатую страну, забыв при этом о Сокотре, Ормузе и Красном море.
Португальцы совершили на Мадагаскаре смелые деяния среди дикарей, вооруженных палками с насаженными на острие костями, - негров по внешнему виду и мусульман по вероисповеданию, - но не сумели разжиться ничем иным, кроме провизии. Альбукерке, видевший бесполезность этого отклонения от маршрута, добился разрешения вернуться в Мозамбик. (15) Триштан да Кунья продолжил путь на юг, к реке Маратана, где смутные слухи обещали ему открытие нового Эльдорадо. Однажды ночью свежий бриз прибил их к незнакомому берегу, и поутру один из его кораблей пропал; он наткнулся на риф, получил пробоину в днище и затонул; спастись удалось лишь капитану, кормчему и тринадцати членам экипажа. После этого да Кунья также вернулся в Мозамбик.
Следующая остановка произошла в Малинди. У местного шейха было два врага, правители Ози и Баравы, и когда да Кунья узнал, что эти места были враждебными из-за дружбы шейха Малинди с португальцами, а также, что они были богатыми и процветающими, он без всякого выяснения причин и обстоятельств распри захватил и разграбил оба города. Когда после разорения Баравы португальцы возвращались обратно с добычей, одна из лодок, в которой находился капеллан флагманского корабля, и оказавшаяся слишком перегруженной, перевернулась, и священник вместе с большей частью команды утонули. Барруш благочестиво утверждает, что случившееся несчастье было карой, ниспосланной по воле Провидения за то, что охваченные алчностью моряки, стремившиеся поскорее сорвать с живых женщин браслеты, отрубали им руки; в таком случае небесная Фемида в полной мере проявила свою слепоту, т.к. командир, подбивший своих людей на грабеж, уцелел, а утонувший капеллан, скорее всего, был невиновен в этих злодеяниях. Горожане Баравы, сражавшиеся при помощи луков, дротиков, стрел, а также бросая во врага ульи с пчелами, не смогли убить ни одного португальца, но оказали такое отчаянное сопротивление, что Альбукерке, по его особой просьбе, посвятил в рыцари своего вышестоящего командира, Триштана да Кунья, тем самым отметив "доблесть", выказанную последним при покорении города.
Следующая остановка произошла на Сокотре, куда португальский флот прибыл в апреле 1507 г. Среди коренного населения этого острова еще теплились некоторые воспоминания о том, что их предки некогда исповедовали христианство якобитского толка, (16) - но единственными уцелевшими следами этого было лишь почитание символа креста и имена, которые они давали своим детям. Островитяне находились на довольно низком уровне общественного развития: у них не было никакого оружия, наступательного или оборонительного, за исключением пращей и небольших железных мечей. Они вели пастушеский образ жизни, не знали сельского хозяйства и не умели даже ловить рыбу, которой кишели прибрежные воды. (17) Ко времени появления португальцев они уже в течение примерно 50 лет подчинялись арабам, проживавшим на противоположном берегу, которые держали на Сокотре небольшой гарнизон во главе с капитаном по имени Кхвайя Ибрагим. Единственная причина, по которой остров привлек внимание португальцев, заключалась в том, что он лежал на прямом пути судов, плывущих из Красного моря в Южную Индию, и завладев Сокотрой, они надеялись "запереть" вход в это море для мусульман. Арабский форт бы захвачен после ожесточенной стычки, в которой Алубкерке был сильно ранен камнем. Сохранился характерный рассказ о Триштане да Кунья, связанный с этим нападением; он увидел, что его сын, Нуньо да Кунья, впоследствии губернатор Индии (1529-1538), во время штурма вступил в своего рода состязание с племянником Альбукерке, Афонсу де Норонья, за право первым подняться на стены форта; сражение разгорячило кровь в жилах старого пирата, и он, позабыв о своей португальской надменности, закричал Альбукерке: "Пусть эти щенки отведают вкус крови! Вперед, Нуньо, смелей!". Португальцы построили на Сокотре крепость, ее комендантом был назначен Афонсу де Норонья. После этого оба командующих распрощались: Триштан да Кунья отплыл в Индию 10 августа 1507 г., а Альбукерке в Ормуз - 10 дней спустя.
После того, как Каннанор был освобожден от осады, а в Кочине португальские суда нагрузили полные трюмы перца, вице-король и Триштан де Кунья начали со своими флотилиями топить суда саморина, которые защищали большие отряды воинов, укрывавшихся за возведенными вдоль бортов укреплениями и батареями. Атака, состоявшаяся 25 ноября, закончилась полным триумфом португальцев, (18) и, как обычно, Триштан да Кунья отличился в битве. Он ворвался в мечеть, полную мусульман, и закричал: "Дон Лореншу, окрестите для меня вашим мечом в вашей мечети вот этого мальчика; с таким крестным оцтом, как Вы, он обретет честь". (19) Вся добыча была сожжена, и 10 декабря Триштан да Кунья отплыл в Европу. На обратном пути он открыл остров Вознесения.
Тем временем на севере назревали новые грозные события. В это время в Египте правил Кансу эль-Гури, последний независимый султан мамлюкской династии. Появление португальцев в индийских водах очень быстро отразилось на падении дохода египетской таможни, что придало вес жалобам мусульманским торговцев, и особенно "Маимамы Мараккара", который так жестоко пострадал от насилия Висенте Содре. Султан метал громы и молнии; он пообещал, что разрушит Храм Гроба Господнего в Иерусалиме, Святые Места и монастырь Св.Екатерины на горе Синай, и прикажет всем проживающим в его владениях христианам либо отправиться в изгнание, либо принять ислам. Настоятель монастыря Св.Екатерины, повергнутый в ужас этими угрозами, отправился с миссией к Папе Римскому. Он посетил как Рим, так и Португалию, но ничего не добился, за исключением нескольких символических пожертвований для своего монастыря. Султан понял, что единственным средством изгнать португальцев была военная сила, и т.к. в Египте не было строевого леса для постройки кораблей, которые он собирался спустить на воду в Красном море, он приказал доставить деревья из Искандеруна (город на берегу одноименного залива Средиземного моря; в 15 в. находился под властью египетского султана, сейчас входит в состав Турции. - Aspar), откуда их на 25 лодках привезли в Александрию. Но в пути эта флотилия столкнулась с галерами рыцарей-иоаннитов с Родоса, которые потопили 5 лодок, а 6 захватили; из оставшихся 4 затонули при шторме, и только 10 достигли Александрии.
Деревья отправили вверх по Нилу на речных барках, выгрузили в Каире и отсюда посуху доставили в Суэц, где они пошли на постройку 12 кораблей. Командующим эскадрой был назначен Мир Хашим, уроженец Малой Азии; на ее борту находилось 1500 вооруженных солдат, происходивших из различных наций Леванта. Флотилия отплыла из Суэца 15 февраля 1507 г. и прибыла в Диу 20 сентября, где некоторое время занималась ремонтом. Губернатором Диу был в то время Малик Айяз, русский, обращенный в молодости в рабство турками. Он отличался недюжинными способностями и сохранил свою должность вплоть до самой смерти, неизменно расстраивая все усилия португальцев, направленные на то, чтобы обосноваться в пределах его владений, причем, несмотря на это, португальцы относились к нему с заслуженным уважением. (20)
В январе 1508 г. дон Лореншу д`Алмейда направился на север вдоль побережья, выполняя привычные обязанности командира конвоя; он ничего не знал о прибытии египетского флота и взял с собой только 8 судов; обычная практика сожжения встреченных по пути кораблей и резни их команд не позволила ему получить какие-либо сведения о близком присутствии вражеских сил. В Чауле до него дошли какие-то неясные слухи, но Лореншу пропустил их мимо ушей, думая, что мусульмане намеренно распускают их с целью его напугать; когда же он получил более определенные известия от своего оцта, то с трудом им поверил. Даже когда вражеский флот уже показался на рейде Чаула, португальцы вначале приняли его за корабли Альбукерке, пришедшие из Ормуза. "Я не вижу никаких крестов на их парусах", - сказал осторожный старый солдат группе юнцов, насмехавшихся над ним из-за вмятины на его доспехах, и это было первое указание, которому они поверили. Это было в марте 1508 г.
В первый день, когда египетский флот совершил прорыв через строй португальских кораблей, сражение ограничилось пушечной перестрелкой и не принесло решающей победы ни одной из сторон. На устроенном в ту же ночь совете португальские капитаны приняли решение взять на абордаж вражеские корабли, но их попытка сделать это утром потерпела неудачу, т.к. суда египтян, хотя и громоздкие, все же имели меньшую осадку, чем глубоко сидящие в воде корабли португальцев, и сражение вновь переросло в артиллерийскую дуэль. К вечеру враги повествовали громкими криками появление Малика Айяза, прибывшего им на помощь с шестьюдесятью фустами, и это подкрепление решило исход сражения. В эту ночь португальцы решили спасаться бегством; все было подготовлено, и с восходом солнца и утренним приливом португальские корабли направились прочь; все благополучно ускользнули от мусульман, за исключением корабля дона Лореншу, который сделал широкий поворот, чтобы уйти от вражеских выстрелов. Но во время этого маневра пушечное ядро попало в трюковый отсек в корме корабля, где на уровне ватерлинии хранился рис, и этот отсек наполнился водой прежде, чем удалось обнаружить пробоину; все попытки остановить течь оказались безрезультатными из-за груза риса, мешавшего подобраться к ней. Носовая часть корабля оставалась над поверхностью воды, когда судно напоролось на несколько рыбацких вешек и так там застряло вследствие действия приливной волны, что все попытки срубить вешки и освободить корабль были обречены на неудачу. Вражеские суда собрались вокруг обреченного корабля, но и попытка абордажа была обита. Дон Лореншу, которому пушечное ядро перебило ногу, сел в кресло у грот-мачты и ободрял своих людей, убеждая их продолжать сражение, пока другой выстрел не попал ему в грудь и не поверг мертвым на палубу; его снесли на нижнюю палубу, но тело погрузилось в воду сквозь треснувшие доски настила и так никогда и не было найдено. Другая попытка абордажа принесла нападавшим успех: 19 португальцев, по большей части раненые, были взяты в плен, а само судно пошло ко дну, унеся с собой нескольких египтян, не сумевших вовремя его покинуть. Потери португальцев в сражении составили 140 человек убитыми и 124 ранеными. (21) Следует заметить в пользу Малика Айяза, что он обращался с ранеными пленниками очень гуманно. Вице-король, потрясенный услышанными новостями, посвятил всю энергию единственной цели - мести за сына. "Тот, кто съел петушка, должен отведать и взрослого петуха", - сказал он. Мы специально упоминаем об этой владевшей им навязчивой идее, потому что она позволяет многое объяснить в его последующих действиях, которые в противном случае останутся непонятными.
Альбукерке отплыл с Сокотры 20 августа 1507 г. во главе эскадры из 7 кораблей с 450 солдатами на борту, отправившись атаковать Ормуз. Из этого небольшого отряда 120 человек были больными, и на борту не оставалось запасов провианта. Правителем Орумза был в это время Саиф-ад-дин, двенадцатилетний мальчик, но вся власть находилась в руках его министров, Кхваяй Атара и Раиса Нур-ад-дина, не только из-за юного возраста короля, но главным образом потому, что номинальные правители Ормуза были всего лишь марионетками, сохранявшими свой королевский титул лишь до тех пор, пока не вмешивались в дела своих министров; чересчур дотошных или строптивых монархов сразу же свергали с трона. Действуя в соответствии с имеющимися у него четкими инструкциями, Альбукерке решил обойтись без всякого предлога, чтобы объявить войну правителю, с которым ни он, ни его сюзерен не имели раньше каких-либо сношений. Португальская эскадра поочередно атаковала все города, подвластные Ормузу: Кариат, Маскат и Курфатам были захвачены, разграблены и сожжены. Победители устроили большую резню: несчастных пленников отпускали только после того, как женщинам отрубали нос и уши, а мужчинам - нос и правую руку. Эти злодеяния творились не в пылу только что закончившегося сражения, т.к. лишь немногие португальцы были убиты при взятии перечисленных городов; нет, они совершались хладнокровно, в целях устрашения.
В Ормузе Альбукерке скрыл от населения города малочисленность своих сил путем различных контрмаршей и стратегических уловок; он требовал никак не меньше того, чтобы король Ормуза признал себя вассалом короля Португалии и заплатил за мир, который флот этой страны налагал на тех, кто плавал по морю. Последующая история Ормуза является горькой сатирой на претензии, под предлогом которых португальцы осуществили свою бесстыдную агрессию; даже собственные капитаны Альбукерке признавали, что были потрясены откровенным грабежом, но в тот период времени трудно утверждать, насколько сильно они осуждали своего командира под влиянием предыдущих разногласий, потому что он никогда не приглашал их на свои совещания. В гавани Ормуза, когда в нее вошли португальцы, стояло около 400 судов, из которых 60 были довольно крупными кораблями - например, один парусник из Гуджерата имел водоизмещение 800 тонн и на его борту находилось 1000 вооруженных людей. Также около 30000 человек, вооруженных различным оружием, находились в городе; из них 4000 были персидскими лучниками. Когда переговоры зашли в тупик, португальцы напали на торговые суда и быстро все уничтожили при помощи пушечного обстрела; когда же португальские солдаты высадились на берег, король Ормуза сразу сдался и согласился принять навязанные ему условия, а именно, выплатить 1600 ф.ст. в качестве компенсации расходов на экспедицию, платить ежегодную дань в размере 5000 ф.ст. и уступить португальцам место для постройки форта. Предложение возвести форт натолкнулось на возражения со стороны капитанов: их корабли не были приспособлены для того, чтобы оставаться в море, у них не было достаточного количества людей, чтобы оставить в форте гарнизон из 200 солдат, а без поддержки с моря гарнизона форта был бы всего лишь залогом в руках мусульман. Раздел 1600 ф.ст., полученных от правителя Ормуза, также вызвал многочисленные споры. Альбукерке считал, что полвина этой суммы должна была быть направлена на постройку крепости, а другая половина - отправлена в Индию, чтобы закупить на эти деньги перец для короля; капитаны же настаивали на том, чтобы распределить всю сумму целиком среди экипажей флотилии. В этой злополучной ссоре, которая проистекала, очевидно, из недовольства капитанов, что они не могли отправиться ко входу в Красное море для охоты за купеческим кораблями, было сделано всё, чтобы расстроить планы Альбукерке.
Распря достигла высшей точки на совете, где Альбукерке, задетый за живое словами Жуана да Нова, выхватил меч и задел последнего по плечу. Жуан да Нова, плача, поднял несколько волосков с палубы, - эти волосы, объявил он, были срезаны с его бороды, - завернул их в платок и поклялся, что будет требовать правосудия у короля. (22) Тогда Альбукерке на время отстранил да Нову от командования кораблем и посадил под домашний арест. Великие таланты Альбукерке никогда не проявлялись так ярко, как в этот критический момент, когда он находился в бухте, перед лицом численно превосходящих в соотношении 10:1 сил врага, с одной стороны, и стоявших на грани бунта капитанов и их команд, с другой; с кораблями, едва годными для плавания, и отделенный несколькими месяцами пути от получения любого подкрепления, он, тем не менее, сумел в течение целого ряда недель удержать свои позиции. (23) Основания нового форта были заложены 6 октября, но т.к. известия о разладе на кораблях Альбукерке просочились в городе, министры короля Ормуза стали выжидать первой подходящей возможности для того, чтобы помешать продолжению работ.
Король Ормуза использовал для ведения переговоров некоего армянина по имени Кхвайя Бахрам, который владел португальским языком, и Альбукерке узнал от него новости о происходивших в городе событиях. (24) Поэтому он сумел должным образом оценить впечатление, произведенное на его врагов дезертирством двух греков, бискайца и португальца, которое произошло как раз в это время. Действительно, принесенных дезертирами сведений о слабости португальского флота и разногласиях среди командного состава оказалось вполне достаточно, чтобы Кхвайя Атар отказался отдать мачты и носовые части кораблей Альбукерке, которые потерпели крушение в гавани. (25) "Если вы попытаетесь каким-либо образом мне помешать, - пообещал в ответ Альбукерке, - то я возведу стены форта из голов мусульман. Я прибью ваши уши к дверям и воткну флагшток в ваш череп". Эта угроза заставила Кхвайю Атара на какое-то время присмиреть, но четырех дезертиров, несмотря на неоднократно повторенные требования, он так и не выдал.
Наконец все работы сосредоточились в крепости, находившийся в городе португальский фактор был отозван, и после того, как Альбукерке добился от своих капитанов, несмотря на их ропот и протесты, чтобы они подписали письмо, датированное 5 января 1508 г., он открыл по городу огонь из пушек и стрелял до тех пор, пока запасы пороха не иссякли, а запальные отверстия пушек не треснули. (26) Бомбардировка затем перешла в блокаду, подвоз пресной воды с материка был перерезан, и тогда горожане расчистили солоноватый колодец Торанбах, который раньше был заброшен. (27) Для большей подстраховки Альбукерке, кроме приказов капитанов, взял письменные соглашения со своих ремесленников и кормчих, но все было напрасно; капитаны предательски вступили в открытые переговоры с врагами, против которых действовал их командир, и три корабля тайком ускользнули в Индию. В результате такого ослабления сил Альбукерке не оставалось ничего другого, кроме как снять блокаду и уйти из города.
Гарнизон крепости на Сокотре страдал от голода, а остров был охвачен мятежом; однако несколько захваченных мусульманских торговых кораблей и своевременное прибытие двух новых кораблей из Португалии принесли необходимое подкрепление. Во время сезона дождей разваливающиеся на куски корабли были на скорую руки починены, и 13 сентября Альбукерке снова предстал перед Ормузом, но положение дел за время его отсутствия значительно изменилось. Прибыв на индийское побережье, мятежные капитаны встретили разгромленный флот, возвращавшийся из Чаула в Кочин с новостями о гибели Лореншу д`Алмейды. Вице-король принял их без всяких признаков неудовольствия, и не ставил под сомнение их право покинуть своего командира перед лицом врага; его рассудок был всецело поглощен только одной навязчивой идеей; в целом, возможно, он предпочитал думать, что он поступили правильно, главным образом по той причине, потому, что их корабли могли существенно подкрепить силы его флота, отправлявшегося мстить мусульманам за смерть сына, но в некоторой степени, возможно, и потому, что он испытывал неприязнь к Альбукерке и его образу действий. Некоторые причины возникновения этой неприязни Алмейды находят объяснение в письме, направленном им в Ормуз, где говорится, что он был удовлетворен данью, полученной от короля Альбукерке, но что Альбукерке совершил в этом городе ряд недопустимых деяний, за которые он будет в свое время наказан. Это письмо определенно задним числом оправдывает Альбукерке, что он не направился сгоряча вслед за дезертировавшими капитанами в Индию, где он был бы вовлечен в распри с бунтовщиками, тем самым предоставив Алмейде предлог для того, чтобы выслать своего заранее назначенного преемника на родину, вдобавок очернив его действия перед королем.
Оказанный этим письмом эффект достаточно очевидно проявился в том, как повели себя министры Ормуза по отношению к Альбукерке при его возвращении; тем не менее, хотя они наотрез отказались идти на малейшие уступки, он пробыл под стенами города 6 недель в надежде на прибытие некоторых подкреплений из Португалии; но так и не дождавшись их, 4 ноября был вынужден отплыть в Индию. (28) Альбукерке достиг Каннанора 5 декабря, и встретил там вице-короля, торопившего погрузку кораблей, которые должны были вернуться домой. С флотилией, отправленной в Индию в 1506 г., король Португалии отправил новые распоряжения, содержавшие определенные изменения: вице-королю было приказано - это правда - передать свою власть в Индии Альбукерке, но полномочия последнего распространялись только от Гуджарата до мыса Коморин, (29) а помимо него были назначены два независимых губернатор: Жорже д`Агилар, которому подчинялись все португальские владения от мыса Доброй Надежды до Гуджерата, и Диого Лопиш де Секейра, под чью власть отходили территории, лежащие восточнее мыса Коморин. Идея этой реорганизации управления, если конечно, она вообще существовала, очевидно, заключалась в том, что с установлением португальского контроля над входом в Красное море вся индийская торговля неизбежно сама собой должна попасть в руки португальцев. К счастью для португальцев, д`Агилар погиб на островах Триштан-да-Кунья, (30) и его преемник, Дуарте де Лемос, почти не пользовался авторитетом у своих подчиненных; Секейра потерпел неудачу в Малакке; и только один Альбукерке мог исправить ошибку своего повелителя.
В Индии Альбукерке обнаружил, что вокруг него неустанно плетутся интриги; он, очевидно, относился с большим доверием к советам и суждениям Гашпара Перейры, секретаря вице-короля, который не ладил со своим господином. Альбукерке очень положительно отзывается об этом человеке в письме, написанном после того, как король Португалии вторично направил Перейру в Индию, чтобы занять прежнюю должность в административном аппарате уже под началом Альбукерке. Альбукерке к тому времени уже разобрался, что он собой представляет; но его первоначальное доверие к Перейре и его заверениям имело под собой некоторые основания, т.к. этот человек был камергером его дяди и был взят на королевскую службу только после того, как дядя исхлопотал ему место, проявив при этом недюжинное упорство. "Он мог посеять раскол среди целой армии, а сам остаться в стороне", (31) - так характеризует Перейру Альбукерке в письме уже после того, как получше его узнал. Альбукерке сразу же потребовал от вице-короля объяснений, почему он без всяких расспросов принял мятежных капитанов, а также передать ему управление Индией. Вице-король пообещал, что удовлетворит все его требования после своего возращения из Диу, и Альбукерке, понимая, что дальше настаивать бесполезно, направился в Кочин.
Алмейда отплыл в Диу 13 декабря 1508 г. во главе армады из 18 кораблей с 1200 человек на борту. Диу, который в настоящее время уже свыше трех с половиной столетий является португальским владением и сыграл большую роль в индо-португальской истории, представляет собой остров 7 миль в длину и 2 мили в ширину, к югу от Гуджерата, отделенный от материка только узким каналом, который проходит через обширное болото. На севере канал судоходен только для небольших лодок; а на юге, под песчаной скалой, есть небольшая гавань, где может стать на якорь судно, имеющее осадку не более 12 футов. Местечко Гогала на материке, которое после событий времен Алмейды получило название "Вилла дос Румос", также сейчас принадлежит португальцам. Чтобы собрать необходимые силы, Алмейда почти до дна выскреб португальские гарнизоны Кочина и Каннанора; нужно было пожертвовать всем ради восстановления господства на море. На своем пути на север португальцы захватывали и грабили прибрежные города, но почти нигде не смогли пополнить запасы провизии; встревоженное новостями о движении португальской армады, население поспешно прятало скудные припасы, которые они смогли уберечь от нашествия неимоверно расплодившейся в том году саранчи. Португальский флот подошел к Диу 2 февраля 1509 г. Почти не вызывает сомнений, что вначале между вице-королем и Маликом Айязом, губернатором Диу, велись переговоры, и что последнего удалось убедить если не открыто стать на сторону португальцев, то по крайней мере помогать им тайно по мере сил.
Кроме египетской флотилии, имевшей в своем составе 12 кораблей, у Диу стояло около 100 других парусников (в том числе некоторые из Каликута), но ни один из них не мог сравниться с португальскими кораблями по количеству пушек, за исключением четырех крупных кораблей из Гуджерата. Вопреки решению Мир Хашима, мусульманские суда ожидали предполагаемой атаки, стоя на якоре. Португальский флот двинулся вперед 3 февраля, и от полудня до сумерек шла беспорядочная рукопашная схватка, которая закончилась крушением планов египтян и их союзников, со сравнительно небольшими потерями среди португальцев. 17 февраля мусульманский командующий отпустил оставшихся в живых португальских пленников, и вице-король, как особо отмечается в источниках, впервые после смерти сына подстриг свою бороду. Ни Диу, ни какому-либо из портов Гуджерата не был причинен какой-либо ущерб, но в ходе своего триумфального шествия обратно вдоль побережья вице-король праздновал свою победу следующим образом: если на месте, где флот делал остановку, находился мусульманский город, Алмейда отдавал приказ стрелять по городу из пушек отрубленными конечностями своих пленников, которых казнили целыми группами как раз специально для этой цели. Флот появился на рейде Кочина 8 марта.
Вернувшись в Кочин, вице-король все же отказался передать свои полномочия Альбукерке, ссылаясь на то, что ему было приказано вернуться на родину на конкретно названном судне (на том, которым командовал д`Агилар), которое пока еще не прибыло, (32) и поскольку передача власти и его отплытие из Индии должны были стояться одновременно, Альбукерке придется подождать. Хотя, оглядываясь назад несколько лет спустя, Альбукерке думал, что уделял слишком много внимания Гашпару Перейре, до поры до времени он был вынужден держать себя, по крайне мере внешне, безукоризненно, чтобы не давать повода для провокаций. Его явные недруги кляузничали на него вице-королю, благосклонно внимавшему их наветам, и в течение нескольких месяцев под действием злобы старались вредить ему как только могли. Его личные слуги, даже его хирург и друзья, были удалены от него, и ему не разрешалось даже выходить из дома; некоторые его приверженцы были заключены в тюрьму, и одни из них перестали поддерживать с ним связь, а другие были сосланы в Малакку на флоте Диого Лопиша де Секейры. Вице-король еще больше унизил себя, приняв петицию, поданную партией противников Альбукерке, которую подписал даже Секейра, прибывший в Кочин 21 апреля; в петиции содержалась просьба не уступать Альбукерке поста губернатора. Альбукерке надменно отказался отвечать на эту петицию: только король мог быть ему судьей, сказал он. Даже будучи отрезан от друзей и заточен в собственном доме, он внушал слишком сильный страх, чтобы оставить его в покое, и Альбукерке, по-видимому, даже испытал облегчение, когда в самом начале сезона муссонов, в штормовую погоду, его оправили на ветхом судне вдоль берега в Каннанор. В форте Каннанора Альбукерке содержали по сути как пленника, находящегося под бдительным надзором тамошнего капитана; но Каннанор не был Кочином, т.к. здесь не было ни вице-короля, ни враждебной партии, и при сочувствии местных жителей он вышел из-под ареста и жил на свободе, в португальском поселении, пусть и в добровольном затворничестве. В начале сентября в Каннанор прибыл флот в составе 14 кораблей во главе с маршалом Португалии доном Фернандо Коутиньо, другом и родственником Альбукерке. Коутиньо имел полномочия, даже превосходившие полномочия Алмейды, который не посмел ему противиться. Алмейда покинул Кочин и отплыл на родину 1 декабря 1509 г., передав власть Альбукерке. Большинство врагов последнего отбыли вместе с ним, но Жуан да Нова был слишком тяжело болен и вскоре после этого скончался; к чести Альбукерке, следует упомянуть, что, узнав о его смерти, он позабыл свой гнев против него и лично явился проводить старого сотоварища в последний путь. Алмейда благополучно обогнул мыс Доброй Надежды, но при высадке к западу от мыса затеял стычку с туземцами, решив лично их наказать за недоброжелательное поведение. После того, как 150 португальцев (которые, презирая своих врагов, не одели никаких защитных доспехов) совершили набег на деревню, захватили там весь скот и погнали его к кораблям, примерно такое же количество местных жителей атаковало их во время отхода, перебив отстававших и использовав привычный к звукам их голоса скот в качестве движущегося укрепления. Португальцы, которые имели только пики и мечи, погибли один за другим от копий туземцев, и последними из них пали сам вице-король, 12 ведущих фидальго и 50 других португальцев. Этот разгром произошел 1 марта 1510 г.
Примечания:
(1) Рассказ о его смерти см. Camoens Os Lusiadas, X. 29-32.
(2) Аналогичные приказы были изданы для него в 1506 г. в отношении Малакки. Если бы правитель возражал - что ж, он все равно должен построить ее. Смотри эти приказы в An. Маr. e Col., серия 4, p. 112, датированные 6 апрелем 1506.
(3) Журнал этого путешествия был переведен на английский с фламандского, и опубликован в 1894 г. - как работа Альберика Веспуччи (Albericiis Vespuccius). Кажется более чем сомнительным, что он на самом деле принадлежит ему. Он ничего не добавляет к нашему знанию о событиях.
(4) Эти слова - северного происхождения.
(5) Современный форт находится на месте старого.
(6) Корреа, чтобы увеличивать славу своего героя дона Лореншу, описывает чудовище, которое он убил на Цейлоне. Очевидно, это - искаженное описание крокодила. Корреа показали его кости на Цейлоне в 1536 г.
(7) Гостем Лореншу Алмейды, как уже говорилось, был Вартема, описание странствий которого было издано Хаклюйтским Обществом в 1863 г. Недоверие, которое питали португальские авторы, достаточно ярко показывает тот факт, что издатели этой работы обшарили все библиотеки Европы (кроме Португалии), чтобы объяснить историю Вартемы, и вынуждены были пропустить пассажи, которые помогли бы заполнить белые пятна его биографии. Он вернулся в Европу с флотом Тристаном да Кунья, и практически доказано, как предположил Юль в его биографии, что Вартема никогда не был на Дальнем Востоке. Сделанное Вартемой описание его бегства из Каликута см. на с.270 перевода.
(8) Varthema, p. 274.
(9) Вартема принимал участие в этом сражении, p. 274.
(10) Каштаньеда намекает, что дон Лореншу струсил. Он сообщает, что на ужине вечером перед совещанием он был задумчивым и выразил свое удивление, суждено ли им встретится снова. Совет едва ли должен был пойти против сильно выраженного желания дона Лореншу.
(11) Логан сообщает, что форт Каннанора и в наше время зависит от того же самого колодца с питьевой водой, p. 315.
(12) Вартема, p. 281, сообщает, что он присутствовал при этой блокаде, которая, как он сообщает, продолжалась с 27 апреля 27 по 27 августа. Его рассказ - довольно неопределенный и лишен подробностей.
(13) Альбукерке был отчасти владельцем его судна "Единорог".
(14) Имбирь, как оказалось, не представлял собой никакой коммерческой ценности, гвоздика была с потерпевшего крушение корабля, а серебро из браслетов, попавших на Мадагаскар неизвестно откуда.
(15) Cartas, страница 30.
(16) Названо так по имени Якоба Барадея, епископа Эдессы в 6-м столетии, который учил, что Иисус Христос имел только одну, божественную природу.
(17) Интересное описание Сокотры, сделанное очевидцем, см. в написанном де Кастро "Roteiro" путешествия 1541 г., страница 16. Мужчины, он сообщает, имеют светло-коричневый цвет кожи и хорошо сложены, а женщины "изрядно почтенные".
(18) Эта битва интересна как пример трудностей, возникающих при попытке составить более-менее точное представление о полумифической личности Лореншу де Алмейды. У Барруша он одерживает победу над одним богатырем-наиром, которому он рассекает грудь. У Каштаньеды наир ранит дона Лореншу, который заболевает от полученной раны, и его друзья убивают наира. У Корреа, он начинает с того, что ест повидло и пьет воду, затем встречает 14 богатырей-наиров, которые вызывают его на бой и которые все сразу нападают на него: он избавляется от них серией огромных ударов. Все они подтверждают рассказ о Тристане да Кунья.
(19) Вартема (p. 286) принимал участие в этой битве и был посвящен в рыцари вице-королем, а Тристан да Кунья, по его словам, стал его восприемником.
(20) Интересный и подробный рассказ об этом человеке, взятый из "Mirat-i-Sikantlan" см. Вailey's "Guzerat", рр. 233-235.
(21) Индийские описания этой битвы см. в видят Вailey's "Guzerat", p. 222. По их утверждениям, их потери составили 400 человек, и они убили много "дезорганизованных европейцев".
(22) Протест Жуана де Нова от 12 сентября 1507, и ответ Альбукерке от 27 октября - оба очень интересных документа - см. в An. Mar. e Col., серия 3, страница 443.
(23) В своем письме вице-королю от 2 февраля 1508, Альбукерке сообщает, что когда в Ормуз пришли известия, что к городу движется египетский флот, чтобы атаковать его, он приказал поставить корабль еще на другой якорь, чтобы показать, что он не собирается никуда уходить.
(24) Кхвайя Бахрам покинул Ормуз вместе с португальцами и получил в Португалии вознаграждение за свою службу.
(25) Cartas, Страница 12.
(26) Cartas, Страница 14.
(27) См. Cartas, страницы 6-19, где полностью изложен этот эпизод из жизни Альбукерке. Он повесил некоторых лоцманов впоследствии в Гоа.
(28) Судно Альбукерке, "Cirne", было таким гнилым, что в трюм вместе с водой попадала рыба, и 80 рабов, приставленных к помпам, едва могли удержать его на плаву.
(29) О приказах по флоту, отданных Секейре, в которых ему особо поручалось найти ''Реку Грамжес" (Ганг ?), и узнать, где она впадает в море, смотри An. Mar. e Col., 3-я серия, p. 379.
(30) Описание его путешествия и все, что известно о гибели д'Aгилара, см. в письме Дуарте де Лемоса королю Португалии, 30 сент. 1508. - An. Mar. e Col., серия 3, страница 525.
(31) Cartas, pp. 275 и 284-291, особенно ценно, т.к. в них приведены деловые привычки Альбукерке - привычки, которые в наше время, как и тогда, можно считать образцовыми для администратора.