Свет. Он лился из стрельчатых узких окон справа и слева от меня, но в силу какой-то необычной оптической иллюзии казалось, что вся комната наполнена светом - тем удивительным, золотым, легким радостным светом, какой можно увидеть только в детстве, солнечным ранним майским утром в момент пробуждения. Полным тепла и безмятежности.
Я лежал на спине, на неширокой деревянной кровати, укрытый до половины алым шелковым одеялом. Странно, но я ничего не помнил. Как прошел портал, почему встречаю утро здесь, в этой просто убранной, но изысканной комнате неизвестного мне чертога, в этой постели. В моей умиротворенной светом и приятной истомой тела душе шевельнулось беспокойство.
Кто-то заботливо приготовил для меня простую и чистую одежду, причем такую, какую носят мои друзья ши. От нее пахло чистотой, лавандой и корицей. Я встал, оделся, прикрыл одеялом смятую постель и вышел из комнаты в длинную галерею с такими же готическими окнами в стенах справа и слева. Я шел по галерее, и мысли мои постепенно обретали логичность и стройность.
Скорее всего, я в Нильгерде. Да-да, именно в Нильгерде, легендарном убежище Сестер Ши. Месте, куда так стремился де Клерк. И мои спутники - Уитанни, бард, Вероника, - тоже здесь. Надо найти их.
Галерея вывела меня на огромную круглую площадку, обнесенную ажурной колоннадой - похоже, верхушку высокой башни, поскольку внизу, насколько хватал глаз, был бескрайний лес, выглядевший совсем не по-зимнему: зеленеющие кроны казались с такой высоты сплошным ковром. Было по-весеннему тепло. Как странно - на всей территории Элодриана разгар зимы, а тут поздняя весна! Может, снова иллюзия? И еще, меня буквально накрыла волна цветочных запахов. Вся площадка по окружности была уставлена ящиками и большими керамическими горшками с цветами. Тут были розы - самые разные, белоснежные, кремовые, розовые, алые, пурпурные и даже черные, - ирисы, хризантемы, лилии, еще какие-то неизвестные мне цветы, похожие на пестрые кулечки из тончайшей вощеной бумаги и на разноцветные птичьи перья. Возле одного из ящиков стояла маленькая хрупкая женщина в тунике из табачного шелка и секатором обрезала розовый куст. Она обернулась, и мы встретились взглядами.
Несомненно, ши. Когда-то, при первой встрече, меня поразил облик Даэг-ан-Граха, но у неизвестной садовницы внешность была еще экзотичнее. Удивительная хрупкость тела, треугольное маленькое личико с острым подбородком и огромные, лишенные белков глаза вызвали у меня ассоциацию с богомолом - или с инопланетными пришельцами, как их изображают в фильмах. Волосы женщины, тонкие, как золотая паутина, были убраны в сложную прическу, заколотую несколькими гребнями из серебристого металла: кожа лица была идеально свежей и гладкой, как у юной девушки, крошечный нос казался непропорционально маленьким в сравнении с глазами - как и рот с бледными пухлыми губами. Самоцветы в остроконечных ушах и плоский зеленый камень в золотом медальоне на груди сверкали под солнцем . Я поклонился: незнакомка ответила мне кивком, а потом пристально посмотрела на меня, склонив голову набок.
- Ллэйрдганатх, - сказала она, и в ее голосе была теплота. - Ты проснулся.
- У вас красивые цветы, - сказал я. - Что это за место?
- Это мой сад, - ответила садовница, обрезав секатором еще один побег. Ручки у нее были маленькие, как у пятилетнего ребенка. - У моей Сестры свой сад, там она выращивает лекарственные травы. Купину ши тоже. А я люблю цветы.
- Так вы одна из Сестер? - Я почувствовал волнение.
- Да, Сестра-День, как меня называют мои соплеменники. - Волшебница улыбнулась мне. - Добро пожаловать в Нильгерд, друг мой.
- Значит, я все-таки дошел до конца пути, - вздохнул я. - Что ж, это радует. Особенно то, что только вы можете помочь де Клерку.
- Ты прав, - Сестра-День отошла от ящика с розами, положила секатор на низкий мраморный столик. - Должна сказать тебе, Ллэйрдганатх, что ты успел вовремя. Опоздай ты на несколько дней, и де Клерка бы не спасла никакая магия. Его болезнь очень необычна. Она связана с его предназначением.
- Наверное, вы можете мне многое рассказать, Сестра.
- О болезни де Клерка мы не будем говорить, - она вновь улыбнулась. - Это вопрос высокой магии, а ты в ней не силен. К тому же, - тут ши сделала паузу, - рядом с ним женщина, которая любит его, и которую он обожает.
- Так Вероника с ним? - Странно, но я почувствовал что-то похожее на ревность. - А Уитанни?
- Она тоже здесь. Недалеко. Но пока вам не стоит видеться. Так нужно, Ллэйрдганатх.
- Все же позвольте спросить - почему?
- Ты очень хочешь это знать?
- Просто желанием горю.
- Хорошо. Ты слишком многое сделал для нашего народа и для всего Элодриана, чтобы я могла тебе в чем-то отказать. Такова воля Алиль, с которой считаемся даже мы, Сестры. Вам с Уитанни нужно испытать свои чувства, и сделать выбор. От этого выбора зависит ее жизнь и твое счастье.
- Я люблю ее.
- И она любит тебя, - эльфийка кивнула. - Искренне, преданно, всей душой. Гаттьены существа свободные и своенравные и я, признаться, немало удивлена тем, как Уитанни привязалась к своему спасителю. Это настоящая любовь, и мы с Сестрой одобряем ее, но... Уитанни создание нашего мира. Она сотворена магией Элодриана и без нее неминуемо погибнет, как птица, лишенная возможности летать. Она не сможет пойти за тобой в твой мир, если ты пожелаешь в него вернуться.
- Алиль уже говорила мне об этом.
- Хочешь сказать, ты решил уже тогда? Но время идет, а сердца людей непостоянны. Любовь может не только давать жизнь, но и убивать.
- И все же повторю - я люблю ее.
- Значит, ты принял решение?
- Да, - мне вдруг показалось, что я совершаю самый решительный поступок в своей жизни. - Я... я говорил с Алиль. Это было в тот день, когда я едва не потерял Уитанни.
- И это мне известно. Но Алиль не сказала нам, что ты в ту минуту принял окончательное решение. Ты не ответил ей, останешься ли ты в нашем мире, или все же возвратишься в свой.
- Это очень трудное решение для меня, Сестра. Я не мог принимать его тогда, слишком сильные чувства мной владели.
- Понимаю. Присядь, Ллэйрдганатх, - эльфийка красивым жестом показала мне на мраморную скамью в середине площадки, - разговор у нас будет долгий, как мне кажется. Твоя история удивительна, и я бы хотела получше узнать тебя.
- Я всего лишь пришелец в вашем мире. Но так получилось, что он стал мне родным.
- Вильям тоже так считал, - глаза ши потемнели, а в голосе появился лед. - И едва не погубил нас всех.
- Вот поэтому мне надо знать наверняка: не повторю ли я судьбу отца, оставшись в Элодриане?
- Алиль рассказала нам с Сестрой о твоей идее. Действительно, это единственный способ, который позволит избежать возвращения де Клерка в наш мир. И возможность для тебя остаться - ведь если де Клерк вернется в свою вселенную до момента встречи с Тейо, он не напишет копии Книг Азарра, и Дух Разрушения уже не сможет вторгнуться из вашего мира в Элодриан...
- Сестра?
- Хочу спросить тебя, Ллэйрдганатх - как он умер?
- Тейо? Как воин. Пал на поле битвы.
- Жаль. Его звезда погасла для нас навсегда.
- Все мы смертны, Сестра.
- Да. Но мы сейчас говорим о тебе. И я буду откровенна с тобой. Когда де Клерк отправится обратно в свой мир, портал будет разрушен. Восстановить его мог только Тейо. Если ты выберешь Элодриан, ты проживешь здесь остаток жизни. Ты навсегда останешься здесь.
- В своем мире я как бы умер, - я пожал плечами. - Если я вернусь, мне будет трудно доказать, что я и есть Кирилл Сергеевич Москвитин.
- Значит ли это, что ты принял решение?
- Вы торопите меня, Сестра?
- На то есть две причины. Первая - это армия вальгардцев, которая вот-вот перейдет пограничную реку и вторгнется в Саратхан.
- А вторая?
- Де Клерк. Если он умрет, все будет напрасно. Он должен отправиться обратно, и чем быстрее, тем лучше. Хотя мне нелегко так поступить с ним.
- Тейо говорил мне о путях де Клерка. О его видении.
- Моя душа болит, Ллэйрдганатх. Твой отец обречен. Все его пути ведут к финалу. Его болезнь в нашем мире неизлечима - мы с Сестрой можем лишь замедлить ее развитие. Но и в той, своей эпохе, судьба де Клерка определена. Он не успеет написать копии Книг Азарра, но его Дар Слова никуда не исчезнет, и зло варварских времен увидит это. Оно настигнет барда. Нельзя уйти от предначертания.
- Значит, выбора нет?
- Выбор всегда есть, - Сестра-День покачала головой. - Важна цена, которую платишь за него. Если де Клерк умрет в Элодриане, мы обречены, Дух Разрушения уничтожит нас, и даже уничтожение ворот Омайн-Голлатар ничего не изменит. Если же он закончит свои дни в родной для себя реальности, он оставит свое Слово, и это Слово сыграет свою роль. Оно навсегда изменит ваш мир. Сбудется мечта Тейо, и будет исправлена его ошибка.
- А Вечные?
- Исчезнут, как наваждение. Когда-то я написала Книгу Горящих башен, в которой предсказала падение вальгардской тирании. Я считала, что исход битвы за Элодриан решит сила оружия и человеческого духа. Тогда мне казалось, что я вижу истинное будущее. Но появился ты, и все изменилось. Ты нашел решение задачи, и мы с Сестрой тебе за это благодарны.
- А я? - Я понял, что обязательно должен спросить об этом вне зависимости от последствий. - Разве я не могу стать для вас новым де Клерком? Мое время в чем-то пострашнее рыцарской Англии будет. И оружие разрушительнее, и технологии. Да и люди, честно говоря, не особо сильно изменились с тех пор. Если я останусь, не повторится ли история снова?
- Хорошо, что ты задал мне этот вопрос. Такая озабоченность говорит о твоей мудрости и ответственности, Ллэйрдганатх. Но пожалуй, тебе не о чем волноваться. Прежде мы не знали причину появления Духа Разрушения в нашем мире, теперь знаем. Если Уильям не напишет по памяти Книг Азарра, в вашем мире просто не узнают о существовании Элодриана. Он не вернется сюда вновь и не станет тем пророком славы, песни которого северные дикари сделают своим боевым кличем. Страхи барда не станут Вечными богами разрушителей и рабовладельцев. Дракон Айтунг не раскинет своих ледяных крыльев над нашими землями. И не появится в твоей вселенной сильный темный маг с душой чернее Неназываемой Бездны, который сумеет использовать оплошность барда в своих целях. Копии книг Азарра были тем ключом, который все время поддерживал для Духа Разрушения ворота в Элодриан. Теперь у нас есть возможность изменить прошлое, и все в нашем мире вернется к изначальной гармонии.
- Да, маг был, - я вспомнил Маргулиса. - Но теперь он мертв.
- Не могу радоваться чужой смерти, но он заслужил такой конец.
- Это точно, - я покашлял в кулак, посмотрел на ши. - Еще один вопрос: Алиль говорила мне, что освободит Уитанни от служения и... словом, она изменится, перестанет быть оборотнем.
- Ты жалеешь об этом?
- Я люблю ее любой. Просто Уитанни сказала однажды, что мы будем бездетны.
- Пусть это тебя не беспокоит, Ллэйрдганатх.
- Это утешает. Я могу повидать Уитанни?
- Не хочу быть жестокой, мой друг, но сначала прими окончательное решение. Уитанни примет любое, однако помни, как она относится к тебе, и не разбей ей сердце. Но прежде чем принять такое решение, ты должен поговорить с бардом и его спутницей.
- Понимаю. - Я встал и заглянул ши прямо в глаза. - Могу я увидеть прямо сейчас?
- Думаю, да. Они в этой башне, в гостевом чертоге. Позволь, я провожу тебя к ним.
***
Бард сидел у окна в кресле, в профиль ко мне, укутанный теплым плащом. Мы встретились взглядами, и я прочел в его глазах вопрос. А Вероника, завидев меня, сорвалась с места и бросилась мне навстречу.
- Ой, Ки..., - она осеклась, увидев, что я приложил палец к губам. - Ой, как же я рада вас видеть!
- И я очень рад, - я взял Веронику за руки и чмокнул в щечку, вполне целомудренно, чтобы не возбуждать в де Клерке ревность. - Как самочувствие?
- Я-то в порядке. А Вильям... - Тут Вероника всхлипнула. - Ничего он не ест, Кирилл Сергеевич.
- Я не голоден, - бард повернулся ко мне, и я едва сдержал крик изумления. Натурально, в кресле сидел мой отец, Сергей Москвитин. Теперь, когда барда побрили и постригли, сходство было абсолютным, еще большим, чем при первом впечатлении там, в замковой тюрьме. Лицо де Клерка было больным, землистого цвета, однако он улыбался, и глаза его блестели живым блеском.
- Не зовите меня "сэр", слишком много чести для меня, - де Клерк говорил по-английски, медленно, нерешительно, словно он подзабыл за годы, проведенные в Элодриане, родной язык и теперь старался говорить на нем без ошибок. Впрочем, это было хорошо, я понимал каждое его слово. - Я всего лишь сын бедного йомена из Станфорда-ле-Хоуп. Если бы не добрый отец Осборн, наш викарий, который выучил меня грамоте, я бы сейчас пахал землю, растил овец и капусту и никогда бы не оказался в стране фейри. А как мне величать моего спасителя? Ведь это вы вызволили меня из страшного узилища, не так ли?
- Не я один.
- Я бесконечно вам признателен, сэр. И хотел бы узнать ваше имя.
- Ллэйрдганатх.
- Странное имя. Признаться, ваше лицо кажется мне знакомым. Где-то я вас видел.
- Это вряд ли. - Я едва не завопил: "Батя, хрен тебя забери, разуй глаза, это же я, твой Кирюша, которого ты почти тридцать лет не видел!".
Де Клерк заметил мое смятение.
- Что с вами? - спросил он.
- Ничего, - я попытался взять себя в руки. - Все хорошо. Как вы себя чувствуете, мастер?
- Уже лучше. Жар прошел и боли в груди стихли, но я очень слаб. Мое сердце надорвано. - Де Клерк виновато улыбнулся. - Даже не могу встать на ноги, сильно кружится голова.
- И ничего не ешь, - Вероника села на подлокотник кресла рядом с англичанином, обняла его за шею. - Это плохо. Надо кушать.
- Да, любовь моя, - с самым блаженным видом ответил бард. - Но я не хочу!
- Вы должны слушать Веронику, - заметил я.
- Конечно. Миледи Вероника - ангел Божий, и я благодарю Господа, что Он послал мне ее в самые трудные дни моей жизни. Без ее любви и заботы я был бы уже мертв.
- Тем более не стоит ее гневить. Вероника девушка очень принципиальная.
- Так вы знакомы? - Де Клерк был явно растерян.
- Совсем недолго, - я сделал Веронике знак помолчать. - Чтобы определить характер человека, мне не нужно много времени.
- О! - просиял де Клерк. - Леди Вероника рассказала мне, что вы целитель.
- Верно. И еще у меня есть ручная гаттьена.
- Удивительно! - Бард закашлялся, потом уставился на меня умоляющим взглядом. - Как же так получилось, что вы сдружились с гаттьеной?
Я рассказал. Всю историю моих приключений от знакомства с инквизитором Хавелинком и Ромбрандом Люстерхофом в Норте до того момента, как Уитанни сломала хребет гадине Лёцу и мы нашли в тюрьме тех, кого искали все это время. Умолчал я только о том, каким образом оказался в Элодриане. Мне нужно было выговориться, и потому рассказ у меня получился подробный и обстоятельный. Де Клерк был в восторге.
- Боже, какая чудесная история! - воскликнул он, всплеснув руками. - В другой раз я бы переложил ее на стихи, и получилась бы баллада не хуже, чем те, что слагают лучшие придворные поэты! Жаль, что я не смогу поведать вашу историю миру, сэр Ллэйрдганатх!
- Почему вы так думаете?
- Не знаю. Может, это болезнь лишила меня радости бытия. Когда-то я с восторгом и ожиданием смотрел в грядущее, теперь же нет. Мое время на исходе.
- Время на хорошее дело всегда найдется.
- Время - возможно. Но вот талант...Я часто задумывался над этим раньше, но теперь эти мысли не дают мне покоя. Мысли о совершенстве, которое недостижимо.
- Интересно. Что вы имеете в виду?
- Я прихожу к выводу, что слова не могут выразить всего великолепия этого мира, его удивительной гармонии и необыкновенности всего, что сотворено Господом. Всего того, что каждое мгновение видят мои глаза, слышат мои уши, ощущают мои пальцы. Красота, переданная в словах - лишь бледная тень красоты реальной, окружающей меня в образах, которых так много, и которые так волнуют меня. Прелесть белоснежного цветка, смоченного утренней росой, великолепие вековых деревьев у дороги, грандиозность весенней грозы, божественная грация женской походки - можно ли вообще выразить свои ощущения от них в словах? Мне кажется, нет. Даже слова, упорядоченные в стихотворные строки и подкрепленные самой чарующей музыкой, не в состоянии этого сделать. Всякий раз, когда я пытаюсь вложить в свои песни свои впечатления и чувства, я вижу, что мне не удается передать их в полной мере другим людям, заставить их пережить то, что пережил я сам. Или это я настолько бездарен, что не могу передать словами увиденное, услышанное и испытанное мной? Или же дело не во мне, и я тщетно пытаюсь идти по стопам глупца из притчи, который силился объяснить слепым от рождения, какого цвета небо? - Де Клерк с мольбой посмотрел на меня, и я буквально физически почувствовал его отчаяние. - Все чаще и чаще у меня появляется мысль бросить мое занятие. Удалиться в глухой угол, где никто не знает меня, и никогда не слышал обо мне, спрятать мою лютню в сундук, написанные мной стихи сжечь или выбросить в пропасть - и жить так, как живут тысячи людей. Просто, непритязательно, без ненужных фантазий. Обрабатывать землю, выращивать овощи и скот, доить коров, по субботам танцевать с девушками на деревенском майдане, а по воскресеньям посещать Божий храм и молиться о самых простых вещах - о дожде для посевов, о здоровье для близких, о мире для моей души и для моей страны. Навсегда оставить странствия, найти счастье и покой в семье, растить детей и надеяться на светлую безмятежную старость, в которой мне не будет грозить одиночество вечного бродяги. Я думаю о такой жизни и всякий раз ловлю себя на мысли, что не смогу так жить. Что-то отравлено во мне, что-то не так с моей душой, ибо поиск абсолютной красоты заставляет ее лишать меня покоя и гонит по свету - куда, зачем? Я даю себе слово больше не брать в руки инструмент, и нарушаю его, я клянусь перестать писать стихи - и кощунственно нарушаю данную клятву. Я, подобно неразумному ребенку, восторгаюсь тем, чему множество людей не придают значения и равнодушен к вещам, за которые многие готовы платить самую дорогую цену. Люди смотрят на меня как на юродивого, и я понимаю их.
Сегодня многое меняется. Наш мир становится все хуже и хуже. В своих странствиях я слышал одно и то же - рассказы о великом страхе, который живет в душах людей. Им не до красоты и любви. Они ждут испытаний и больше не верят в лучшее будущее. Я почувствовал это, когда пел им свои песни. Я видел их глаза в этот момент. И я понимал, что не сумел их заставить забыть о плохом и поверить в хорошее.
А это значит, что я плохой менестрель. У меня нет Дара. И если так, стоит ли дальше гневить Вечность?
Я не знаю. Никогда еще я не чувствовал такой неопределенности и такого уныния. Наверное, я старею. Мне ведь уже тридцать два года, сэр. В моем возрасте люди начинают задумываться о вечном.
- Полно вам, ваши годы... - и тут я подумал, что во времена де Клерка люди редко доживали до сорока лет. И еще заметил седину в волосах барда. Видимо, бедняга совсем пал духом. - У вас еще будет время сочинить свою лучшую балладу.
- Хотел бы я в это верить. Но что-то не так со мной, сэр. Или Предчувствие Беды овладело и мной так же, как и другими? Я не могу сказать наверняка. Лишь чувствую, что будущее готовит мне испытания, равных которым я еще не знал. Смогу ли я остаться самим собой в наползающих сумерках? Вопрос... И ответа на него у меня нет.
Бард помолчал, будто хотел услышать такой желанный для себя ответ от нас с Вероникой. Потом тяжело вздохнул.
- Мне кажется, что я иду вперед, но в итоге оказываюсь там, откуда начал свой путь, - продолжал он. - Мне мнится, что я достиг совершенства, но, в конечном счете, я всего лишь обманываю себя, пытаюсь придать тому, что делаю хоть какой-то смысл. А мир стал другим, и я понимаю это.
Я понимаю все, но иду дальше путем, который когда-то выбрал. Я не могу по-другому. Лишь надеюсь, что однажды все-таки найду ответы на вопросы, которые мучают меня сегодня. Найду те слова, которых мне сегодня так не хватает.
- Вы их уже нашли, - заметил я. - Не стоит принижать свои таланты.
- Нет-нет, я вижу, что все идет не так, совсем не так! Какое-то безумие владеет мной. В моей голове часто всплывают образы событий, которых не было в моей жизни. Чужие имена, чужие лица, странные места, где я будто бы бывал, где жил и которые - да простит меня Господь! - считал своей родиной. Я ведь сын крестьянина, но иногда в моих снах я прекрасно говорю по-французски, не хуже тех пленных шевалье, которых видел в Кентербери. Откуда это у меня? У меня никогда не было семьи, но порой я слышу детские голоса, которые называют меня "Папа!", и я понимаю, что они как-то связаны с тайной, которую я долгие годы пытаюсь разгадать. Что это, как не сумасшествие?
- Да, действительно странно (Ну не мог я рассказать де Клерку того, что узнал о нем от Тейо и Сестер!). Но это не безумие. Это чувствительность души художника, как мне кажется.
- Дай-то Бог. Теперь, когда в мою жизнь вошла леди Вероника, я бы хотел только одного - победить болезнь и остаток жизни прожить с моей милой в тихом прекрасном уголке Саратхана, в маленьком домике с садом, где будут расти цветы и звенеть детские голоса. - Де Клерк с обожанием посмотрел на мою бывшую помощницу. - А ты, единственная любовь моя, ты хочешь этого?
- Всей душой, - ответила Вероника с таким жаром, что я смутился и почувствовал себя в этой комнате лишним.
- Скажите мне, мастер Вильям, а вы бы не хотели вернуться в Англию? - спросил я.
- В Англию? - Мне показалось, что де Клерк вздрогнул всем телом. - В Англию? А почему я должен вернуться в Англию?
- Это ваша родина, как-никак. Вы англичанин. Нет ничего лучше возвращения домой после долгих странствий.
- Я бы охотно, но... Пресвятая Церковь отлучила меня.
- За что?
- За ересь, - де Клерк опустил взгляд. - За то, что я рассказывал о том, что видел здесь, в Элодриане.
- Но ведь можно и покаяться, - произнес я.
- Нет, - де Клерк мотнул головой. - Церковь не простит мне. Покаяние не спасет меня.
- Мать-Церковь милосердна. Она служит Господу, а Бог есть любовь. У нее всегда найдется слово утешения и поддержки для заблудшего сына.
Вероника посмотрела на меня с удивлением. Де Клерк судорожно сжал кулаки.
- Я когда-то бежал оттуда, - сказал он. - Тейо поведал мне, какая судьба меня ждет, и я испугался. Страх смерти помутил мой рассудок.
- Судьба иногда бывает слепа, но есть еще воля Божья. Блажен, кто следует ей.
- Вы говорите, как священник, - де Клерк посмотрел на меня почти с испугом.
- Я выслушал вас и подумал, что ваши мысли о собственном несовершенстве и пустоте вашей жизни вызваны недомоганием, усталостью и разлукой с домом. Вы слишком долго странствовали по Элодриану и оторвались от своих корней. Вам нужен покой, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. К тому же, вам пора подумать о собственной семье.
- Я уже признался леди Веронике в любви и просил ее стать моей женой, - заявил де Клерк, - и она согласилась.
Оба-на! Вот это был гром среди ясного неба. Нет, понятно, что это любовь, но чтобы так далеко все зашло...
- Душевно рад, - я просто не знал, куда себя девать, моя растерянность росла с каждой секундой. - Вы...эээ... прекрасная пара, и я желаю вам... эээ... счастья. Много-много!
- Ах, только бы мне победить болезнь! - Де Клерк молитвенно поднял руки к потолку. - Я молюсь об этом день и ночь.
- Пожалуй, я оставлю вас, - сказал я, вставая. - Желаю вам выздоровления, мастер, и до встречи. Леди Вероника, можно вас на два слова?
- Это правда? - спросил я шепотом, когда мы вышли из комнаты. - Насчет женитьбы?
- Да, Кирилл Сергеевич! - Вероника, казалось, вот-вот заплачет. - А вы против?
- Господи, причем здесь я? Не во мне дело. Ты мне очень дорога, я по-прежнему восхищаюсь тобой, но у меня есть любимая женщина. Столько лет не было, а тут появилась, и я... вобщем, я счастлив.
- Рада за вас, Кирилл Сергеевич. Не получилось у меня вас окрутить.
- Господи, кто о чем! И потом, дело не только в барде. Я подумал, что тебе нужно вернуться обратно. Домой, к маме.
- Домой? - Ее губы задрожали. - Кирилл Сергеевич, а как же Вильям? Я ведь люблю его!
- Все понимаю, солнышко, - я отвел ее подальше от двери в комнату, чтобы де Клерк не мог услышать наш разговор. - Однако не все так просто. Де Клерку нельзя оставаться в этом мире. Думаешь, почему я заговорил об Англии? Он обязательно должен вернуться в свое время, в Англию четырнадцатого века. Это даже не обсуждается.
- Но почему?
- Потому что... Его появление здесь разрушило кое-какие законы развития миров. Это точно, это факт. Я ведь тут пока по этой реальности путешествовал, все дело распутал. Де Клерк принес с собой в Элодриан беды нашего мира - войну, голод, чуму, порабощение. Это не его вина, так получилось. Если он останется здесь, Элодриан ждет верная гибель.
- Отправить его в Англию? А как же я, Кирилл Сергеевич?
- То-то и оно! - Я вцепился пальцами в бороду. - Я надеялся, что найду вас, и де Клерк отправится в Англию, а ты в Н-ск. И все будет хорошо. А у вас любовь. Что делать теперь, ума не приложу.
- А Вильяму нельзя в наше время? - с надеждой спросила Вероника.
- Хотел бы я сказать "можно", солнышко. Всей душой хотел бы. Но Сестра-День сказала, что болезнь Вильяма пройдет только в его реальности, а иначе...
- Смерть? - Лицо Вероники стало белым, как бумага.
- Да.
- Кирилл Сергеевич, это... правда?
- Клянусь, что не вру. Поверь мне, пожалуйста.
- Тогда... - Вероника шумно вздохнула. - Тогда я отправлюсь с ним.
- Ты это серьезно?
- Да.
- Послушай меня, Ничка, - я раньше называл Веронику Ничкой только за глаза, а тут назвал. Взял ее за плечи, заглянул в полные слез глаза. - Только спокойно послушай, не истери, ладно? И пойми меня правильно, очень тебя прошу. Реальность де Клерка - это средние века. Смутное, страшное, кровавое время. Для него все это привычно, ведь он там родился. Но для тебя - нет. Ты девушка из двадцать первого века, ты родилась в другом мире. В Англии тебя ждет жизнь средневековой женщины. Без парикмахерских, компьютеров, автомобилей, телевидения и бытовых удобств. Там нищета, дикость, крысы и вечная грязь. Там полно всякой заразы, чума-холера-оспа, и любой пьяный наемник сможет отобрать тебя у де Клерка, если ты ему приглянешься, а его самого убить, чтобы не мешал. Там творилось то же самое, что творится сейчас в Элодриане, понимаешь? Ты не сможешь там жить. Ты зачахнешь и умрешь. А де Клерк - это его судьба. Так мне Тейо сказал.
- Что он еще сказал? - Вероника будто в самые глубины моей души заглянула.
- Ничего, - солгал я. - Ровным счетом ничего. Умоляю тебя, послушай меня и не делай глупости. Любовь великое чувство, но ты же не жена декабриста!
- Кирилл Сергеевич, - начала Вероника, вытерев слезы, - а почему вы мне это говорите?
- Потому что хочу тебя долгой жизни и счастья.
- Вы ревнуете, да?
- Немного. Я ведь тоже люблю тебя - по-своему люблю.
- Вы говорили, у вас любимая есть.
- Да. Это Уитанни.
- Гаттьена? - В глазищах Вероники промелькнул ужас.
- Она замечательная. Сейчас она служит Алиль, но богиня обещала, что освободит Уитанни от служения. Она станет женщиной, и мы сможем пожениться.
- И вы заберете ее в наш мир?
- Увы, нет. Невозможно, Ничка. У меня та же ситуация, что и у тебя с Вильямом. Уитанни не сможет жить в России. Она - как бы это правильнее выразиться - существо, созданное магией. Ее мир Элодриан.
- Значит, вы ее бросите?
- Нет. Ни за что. Я не смогу без нее. Я люблю ее. Сильно-пресильно. Больше жизни, Ничка. И я останусь здесь. - Я выдавил нервный смешок. - Мы же как бы погибли там, в студии Данилова. Ты-то нет, а я точно погиб. Мое тело давно похоронено на Н-ском кладбище, и меня больше нет. Я в этом мире очнулся в чужом теле. Правда, потом стал самим собой, но это неважно. Сейчас мы говорим о тебе и де Клерке.
- Я что-то не понимаю, Кирилл Сергеевич. Уитанни не может отправиться с вами в Россию, а вы можете тут остаться?
- Да. Так получилось, что я когда-то попробовал сок одного растения... короче, я теперь элодрианец по полной. - Я начал нервничать. - Не о том мы говорим! Так как насчет де Клерка?
- Вы сами на свой вопрос ответили сейчас, Кирилл Сергеевич, - Вероника улыбнулась. - Вот вы говорите, что без Уитанни не сможете жить и поэтому останетесь здесь. Этот мир ведь тоже не сахар, правда? А вы решились. Почему же вы думаете, что я люблю Вильяма меньше, чем вы свою любимую? Нет, Кирилл Сергеевич. Если так мне на роду написано, я за любимым, куда он пожелает, пойду. Судьба у нас женская такая. И не просите, хоть и люблю я вас и уважаю, все равно не послушаюсь.
- Ничка, а как же дом? Мама?
- Мама меня уже оплакала, я думаю, - тут она снова всхлипнула. - А дом там, где мне хорошо. И не в компьютерах и парикмахерских дело. Уильям мне жизнь спас, и я его не брошу. Ни за что. Никогда...
***
Мы смотрели друг на друга, и я понимал, что они понимают меня и знают, какие чувства мной владеют. Однако решение уже принято, судьба как минимум одного человека уже решена, и теперь предстоит решить судьбу второго пришельца в Элодриан.
Мою судьбу.
Впрочем, Сестра-День все же решила немного утешить меня.
- Ты сам понимаешь, Ллэйрдганатх, что другого пути нет, - сказала она, подавая мне бокал с легким белым вином. - Мне жаль де Клерка, но сейчас судьба двух миров зависит от нашего решения.
- Трудно быть богом, - усмехнулся я. - Но еще труднее осознавать, что обрекаешь человека на верную смерть.
- Если следовать твоей логике, Ллэйрдганатх, когда наши матери рождали нас, они тем самым обрекали нас на смерть. Все, что рождено, обречено умереть, и мы не исключение. Есть начало пути, есть неизбежный конец, и есть то, ради чего мы рождаемся и умираем - путь между мигом рождения и мигом ухода. Когда-то де Клерк испугался и не дошел до конца того пути, который был предопределен для него. Тем самым он обрек Элодриан на бедствия, а себя на скитания между мирами. Пришло время исполнить свое предназначение.
- И все равно я чувствую себя подонком, - ответил я. - Он ведь мой отец, как-никак.
- И он об этом никогда не узнает, - сказала, отложив свое вязание, Сестра-Ночь.
Я окинул их взглядом. Сестры Ши были так похожи друг на друга, что я различал их только по вышивке на платьях - золотой у Белой и серебряной у Черной. И у обеих в глазах холод и непреклонная решимость поступить по-своему.
- Сейчас мы даже не обсуждаем, что будет с де Клерком, - продолжала Черная Ши, - все уже решено, и бард отправится в мир, из которого когда-то пришел в Элодриан. Мы говорим о тебе, Ллэйрдганатх. О твоем будущем. Мы с сестрой ожидаем твоего окончательного решения.
- Да, я понимаю. Но мне кажется, я подписываю себе приговор.
- Не только себе, - сказала Сестра-Ночь, не глядя мне в глаза. - Всем нам.
- Что это значит?
- Когда ты был у барда, прибыл гонец с восточной границы, - сообщила Белая Ши. - Лед на реках стал прочным, и вальгардцы начали переправу. Она займет у них несколько дней, и после этого захватчики двинутся сюда, к Нильгерду. Мы не сможем их остановить, наша магия бессильна против Духа Разрушения. Нам не устоять.
- Не забудь про де Клерка, - добавила Темная Сестра. - Силы оставляют его, и очень скоро он умрет.
- Вы не оставляете мне выбора, - я вздохнул. - Но вы сейчас кривите душой, обе. Вы уже знаете мой ответ. И прекрасно знаете причину, по которой я не смогу изменить решения.
- Конечно, - Сестра-День улыбнулась краешками губ. - Уитанни.
- Да, Уитанни. Я принял решение. Я остаюсь здесь.
- Конфликт любви и рассудка? - Черная Ши поставила на стол бокал, который было поднесла ко рту. - Может, тебе стоило бы вернуться в свой мир, Ллэйрдганатх? Уитанни примет такое решение. В конце концов, она просто гаттьена. Ведь после того, как бард пройдет воротами Омайн-Голлатар, мы разрушим их. Тейо мертв, и создать новый портал будет некому. Ты никогда не сможешь вернуться в мир, где родился и прожил почти всю жизнь, Ллэйрдганатх. Никогда.
- Точно так же, как я никогда не смогу вернуться в свое детство. Но я ведь не проливаю слезы по этому поводу, а, Сестра?
- Сестра-День считает, что ты можешь остаться в Элодриане, - сказала Темная Ши. - Я склонна верить ей, но у меня есть сомнения. Не повторится ли история де Клерка?
- То есть, вы гоните меня?
- Нет, - хрупкие тонкие пальчики Белой Ши коснулись моей руки. - Мы рады тебе и желаем, чтобы ты остался с нами. Но вдруг случится так, что ты пожалеешь о своем выборе? Не озлобит ли это тебя, не заставит ли ненавидеть нас и наш мир?
- Нет. Я принимаю решение, и я несу за него ответственность. И давайте больше не будем пугать друг друга.
- Хорошо, - мне показалось, что в голосе Темной Ши прозвучало облегчение. - Тогда я пойду к себе и приготовлюсь к завтрашнему событию. Тебе тоже нужно набраться сил, Ллэйрдганатх.
- О каком событии речь?
- Завтра на рассвете мы совершим восхождение к воротам Омайн-Голлатар и проводим де Клерка, - сказала Темная, и мое сердце от этих слов почему-то неприятно сжалось. - Я рада, что ты тверд в своем выборе, Ллэйрдганатх. Но помни - завтра ты еще сможешь передумать. Мы с сестрой дадим тебе такую возможность.
***
Темная Ши сказала это, чтобы заставить меня сомневаться, говорил я себе, лежа на постели в спальне, залитой розовым светом двух элодрианских лун, падающим в окно и пропахшей ароматами цветов Белой Ши. Она хочет, чтобы я ушел. Просто боится, что история повторится, и я навлеку на них новые беды.
Может быть, она права. Да и вправе ли я ожидать к себе другого отношения? Несмотря на все мои, так сказать, подвиги, я для них пришелец, чужак. Существо из мира, который они справедливо считают родиной поразившего Элодриан зла. Они не доверяют мне, и это справедливо. Во всяком случае...
Наверное, я начал засыпать, потому что не сразу понял, что происходит. Все было очень похоже на сон. Она возникла в комнате бесшумно, будто материализовалась из тишины и розового света лун, сверкнула золотисто-зелеными огоньками глаз, повела плечиками, сбрасывая черный эльфийский плащ, который с шорохом упал к ее ногам.
- Уитанни?
Она забралась под одеяло, прижалась ко мне, обхватила руками, обжигая своим теплом.
- Я скучала без тебя, Кириэль, - шепнула она, и мое сердце замерло от счастья.
- И я без тебя, любимая... Погоди, ты говоришь на языке людей?
- Алиль освободила меня от служения. Я теперь свободна от своей животной половины. Видишь? - Она выпростала из-под одеяла левую руку, и я увидел, что на ней больше нет браслета из белого металла. Провел пальцами по ее шее - ошейника тоже не было.
- Значит...
- Сестры подтвердили Алиль, что ты принял решение. - Уитанни со вздохом уткнулась мне в плечо, и я услышал тихое всхлипывание. - Спасибо, Кириэль, что ты не предал меня.
- Предал? Да что ты говоришь!
- Я боялась. Я очень боялась, что зов твоего мира окажется сильнее моей любви. Я бы умерла от горя.
- Глупенькая ты моя! Да разве бы я...
- Поцелуй меня, ллеу. Мой ллеу!
Луны светили в окно, и в их теплом свете Уитанни казалась окруженной сиянием. От нее шел запах цветов и чистой, свежей, молодой желанной женщины, и этот запах одурманивал меня. А еще мне казалось, что это не луны в стрельчатые окна бесстыдно наблюдают за нами, а бездонные нечеловеческие глаза Белой Ши заглянули мне в душу и просветили ее насквозь. Белая Сестра оказалась мудрее и проницательнее своей близняшки. И потому Уитанни сейчас здесь, со мной, и мне кажется, что ничто и никогда больше нас не разлучит.
Ничто и никогда.
"И жили они долго и счастливо", как говорится в сказках.