В переломные моменты жизни мне везло. А лет до двадцати четырех вообще шла белая полоса.
Возможно, везение мистическим образом было связано с армейской службой, когда легко, исключительно в мою пользу разрешались самые сложные ситуации, и зря я сделал, что ушел?
Конечно, все не так просто. На самом деле, по моему глубокому убеждению, у каждого свой лимит удачи. Мой, видимо, исчерпался к моменту увольнения, и дальше начались суровые будни. Но, это совсем другая история.
Как бы там ни было, я до сих пор благодарен армии за многое. И больше всего даже не за двухкомнатную квартиру, полученную на восьмом месяце офицерской службы (сам по себе факт почти невероятный), а за встречу с женой.
...Пожалуй, хоть раз в трудные минуты каждый вспоминал пословицу - все, что ни делается, к лучшему. Не знаю, у кого как, а у меня так происходит частенько. Именно по такому сценарию началось утро рядовой пятницы ноября 1987 года.
Как правило, пятница - день предвкушения, построения грандиозных планов на выходные. В Ленинградском высшем военно-политическом училище ПВО им. Ю.В. Андропова, курсантов четвертого курса выпускали за забор три дня в неделю - среду, субботу и воскресенье. Это после двух увольнений в месяц по графику с первого по третий курс. Называется, почувствуйте разницу. Само собой все старались максимально использовать долгожданную свободу.
Как водится, на завтраке беседа вилась вокруг предстоящего "увала". Но благодушную атмосферу опошлил командир отделения Серега Шабанов:
- Совсем из головы вылетело, - он звонко хлопнул себя по лбу, - Парни, сорок четвертая группа сегодня заступает в караул и наряд по столовой. Им народу не хватает, в наряд естественно. По одному человеку из отделения добавляем. Кто пойдет?
За столом повисла напряженная тишина. Добровольцев пахать в столовой с пятницы на субботу найти сложно, даже если теоретически можно сдать наряд часикам к пяти вечера, и успеть с остальными на электричку в город.
Тут нужно пояснить еще один нюанс. До нас, выпускники даже караульную службу не несли. Что говорить уже грязной кухонной работе? Однако творец перестройки уже приступил к уничтожению Вооруженных Сил, и наборы в училище с каждым годом стремительно сокращались. Учебный отдел вынужден был отрывать от получения финальных знаний без пяти минут офицеров, воспринявших нововведение совсем без энтузиазма.
- Понятно, - Серега почесал в затылке, - Как всегда, будем, жребий тянуть, - он протянул раскрытую ладонь, потому как не курил и, соответственно, спичек не имел.
Печальная участь выпала Вите Матвейчуку, по кличке Чукча, самому мелкому по росту и весу в отделении. Несмотря на скромный облик, Витек до поступления в училище успел годик послужить рядовым Красной Армии, а перед призывом жениться и заделать ребенка. Возвращаясь из летнего отпуска, прихватил с собой семейство, поселив его на съемной квартире. Теперь он, хлюпая простуженным носом, обижено гундосил:
- Мужики, ну вы чо, совсем? Смерти моей хотите? Дома ребенок больной, сам сопли на кулак мотаю. Какой наряд? По любому не пойду. После обеда освобождение возьму, как хотите.
Наверное, на младших курсах ни один из приведенных аргументов не возымел бы действия. Но на пороге зрелости, как никак до первых звезд оставалось меньше года, проблемы товарища воспринимались уже по иному.
- Ну что? - Серега обвел взглядом сидящих за столом, - Еще разок, без Чукчи? - народ потупил глаза, но не возражал, - Молчание - знак согласия, - и спички вновь ощетинились меж пальцев.
Когда пришла моя очередь, а тянуть выпало вторым, интуиция безошибочно подсказала - вечер не будет томным. Пока сослуживцы лениво кидают картишки на самоподготовке, придется попотеть.
Предчувствия меня не обманули. Обезглавленная спичка решила судьбу. Правда, пребывая в расстройстве, я тогда не мог знать, что где-то там, наверху, перевернулась очередная страничка моей биографии.
... Наряд прошел буднично и, скорее всего не остался бы в памяти. Но... оказался последним в курсантской жизни (символично, не правда ли?). Да повеселил эпизод, из тех, что цитируются потом при удобном случае.
Столовой заведовал молодой, больше похожий на подростка лейтенантик, свежеиспеченный выпускник Вольского училища тыла. Между завтраком и обедом он наткнулся на так называемого "лестничного" - ответственного за уборку внутренних переходов, разжалованного за драку бывшего старшину батареи западного хохла Ильина.
- Так, лестничный, - скороговоркой затараторил запыхавшийся лейтенант, - Бегом подмети чердак, и вымой полы в подвале.
Квадратный хохол, отслуживший полтора года срочной, возрастом старше офицера, картинно оперся на швабру и, смерив того презрительным взглядом, процедил сквозь зубы:
- Лейтенант... Я не чердачный... Я не подвальный... Я лестничный... Лест-нич-ный! - повторил он для убедительности по слогам, - Понятно!
Начальник столовой замялся, покраснел, и не найдя достойного ответа, удалился под дружное ржание случайных свидетелей.
Когда подошло время сменяться, появился напряженный помощник заступающего дежурного по столовой - старшина-первокусник. Попробовал, было, заикнуться про проверку чистоту посуды, а трудиться мне пришлось в составе сборной команды на мойке, но его снисходительно похлопали по плечу, и оставили дожидаться подчиненных.
В пустой комнате общежития на столе лежала предусмотрительно оставленная увольнительная записка. По традиции, оттянувшие службу в наряде, к дежурному по училищу за напутствием не ходили.
Смывая трудовой пот и натягивая парадку, я напряженно прикидывал, чем заняться. Друзей-товарищей уже несет в Ленинград громыхучий зеленый электропоезд. До следующего почти час. Двадцатые числа ноября, за бортом мороз за двадцать, снегу по колено, темнотища, метет, как в феврале. Перспектива бесцельно шляться по улице не вдохновляла. Идти в кино в одиночку, любимое занятие младшекурсников, не смешно. Последняя девица, с которой от нечего делать познакомился прямо на улице, оказалась школьницей, и я поспешил отвалить. Теперь на личном фронте стояла абсолютная тишина без всяких перспектив. Таким образом, оставалось весь вечер валяться на кровати и смотреть крошечный переносной телевизор Сереги Шабанова, усвистевшего со скоростью света к очередной пассии.
Но, неожиданно с грохотом распахнулась дверь и, пыхтя как паровоз, ввалился Паша Жиляев. Паша, сам по себе был уникальным типом. Самый старый на курсе, разменявший четверть века против моих двадцати лет, он честно оттянул срочную службу водилой в автобате. Погулял четыре месяца по Риге, да так, что его папа - полковник, начальник финансовой службы Прибалтийского военного округа (о чем Паша молчал как партизан до самого выпуска), решил от греха подальше отправить его за забор военно-политической бурсы.
Теперь Паша, оттирая алые, как горные маки, уши, бухтел:
- Блин, ну и погода. Осень на дворе, а морозяка, чуть лопухи в трубочку не свернулись. Ну его на хрен, этот город. Пошли на дискач к третьекурсникам.
Предложение заинтересовало. Тем более реальной альтернативы убить время все равно не просматривалось. А птичка офицерской классности на груди - отличительная особенность формы курсантов четвертого курса, служила пропуском на любые увеселительные мероприятия младших курсов...
Второй этаж перестроенной старой курсантской столовой, отданный под кафе и танцевальный зал, гремел музыкой, благоухал дешевыми духами, шуршал короткими юбками, и ритмично дергался в полутьме. Потолкавшись в толпе, Паша зорким взглядом вычленил пару свободных барышень, явно окончивших среднюю школу, и поэтому представляющих определенный интерес. Остальные, в большинстве своем размалеванные малолетки, как объекты домогательств не рассматривались.
Знакомство труда не составило, и вот я уже прижимаю партнершу в медленном танце, нашептывая на ухо дежурную лабуду, а Паша продолжает нарезать круги по залу. Ему не повезло. Вторая дама при ближайшем рассмотрении оказалась стандарта: девяносто-шестьдесят-девяносто - рост, возраст, вес. Естественно, он под благовидным предлогом моментально испарился. А я, действуя по принципу - от добра, добра не ищут, - остался.
В середине вечера, когда, казалось, контакт с девицей наладился, и пришло время переходить к активным действиям по завязыванию долгосрочных отношений, кто-то грубо дернул меня за рукав. Паша, уже успевший сбегать на ужин, настойчиво тянул в центр зала, возбужденно размахивая свободной рукой.
- Я таких девочек закадрил! Во! - он оттопырил большой палец, - Бросай ты эту крысу, и давай со мной.
Сопротивлялся я вяло, любопытство взяло свое. Что же он сумел этакое раскопать?
Прислонившись к колонне, и почесывая в затылке, я смотрел в указанном направлении. Возле самой сцены с аппаратурой резвился небольшой кружок из третьекурсников и их девчонок.
- Ну и где?
- Да вон, беленькая, посередине.
- А-а-ааа, - в темноте, перемежающейся вспышками цветомузыкальной установки, невооруженными глазами при зрении в минус три диоптрии, я, конечно, рассмотрел много.
- Не, иди ты на хрен. Сам своих телок развлекай. Пошел я дело до конца доводить.
- Ну, как знаешь, - похоже, Паша не сильно расстроился, и растворился среди зеленых мундиров...
Вечер подошел к концу. Зажегся верхний свет, народ потянулся на выход. С полной уверенностью в успехе, я задал главный вопрос:
- Как насчет завтра? Телефончик оставишь?
И, совершенно ошарашенный, услышал в ответ:
- Нет. Я мужчинам не верю, - а также, что-то там про мужа.
Большей глупости после трехчасовой беседы о высоких материях ожидать было трудно. Недосып, сутки тяжелой физической работы, не способствовали соблюдению галантности.
- Да пошла ты, - прошипел я сквозь зубы в бешенстве, и гордо удалился.
Облом, однако. Бывает. Досада растворилась в усталости и желании спать. Но тут снова нарисовался вездесущий Паша.
- Пошли, моих девочек проводим до электрички.
- Старый, я пахал как конь. Меня послала телка. Спать хочу, как из пушки. А ты меня не пойми куда тянешь.
Паша заскулил:
- Пятнадцать минут, до платформы прогуляемся и все. Погода отличная. Одному, больно в падлу.
- Ладно, уболтал, - я до хруста потянулся и засунул руки в рукава шинели.
Действительно ветер на улице стих, мороз ослабел, дышалось после душного зала легко. Хлынувший в легкие охлажденный кислород взбодрил, выгоняя сонную одурь.
Но, не успели мы шагнуть с крыльца, как за воротник ухватила команда:
- Стоять, - тормоза включились автоматически, - Кру-гом, - и опять сработал тот же автомат, разворачивая тело на сто восемьдесят градусов.
Ехидная улыбочка секретаря парткома дивизиона майора Крошкина, по прозвищу Кроха, подействовала подобно случайно раскушенной горошине черного перца, по идиотской прихоти повара, засунутой в аппетитный пельмень.
Крошкин, вопреки фамилии, здоровенный кабан, поперек себя шире. Его визитными карточками были: красный "Запорожец" и постоянно употребляемая в тексте присказка "мля". Как и все, кому, по сути, нечем заняться, он очень любил всюду совать свой нос. - И чего мы здесь делаем, мля? - подпустив сарказма в голос, поинтересовался майор.
- Как чего? - фыркнул Паша, - Стоим.
- Вижу, мля, что не лежите, - начал раздражаться Кроха, - С какой целью?
- Да вот вышли с дискотеки, - решил я вмешаться в разговор, зная петушиный характер товарища, а конфликт со злопамятным секретарем парткома в планы не входил.
Партийный босс соизволил обратить внимание на меня.
- Что-то мне, мля, глаза твои не нравятся. Пил, мля?
Закипающая внутри злоба прорвалась рычащими нотками в голосе:
- Ага, весь вечер! Я, товарищ майор, сутки в наряде отпахал. Посудку мыл. Какие у меня глаза должны быть после этого?
- Тогда нечего шляться. Спать иди, мля.
- Имею право совершить моцион перед отбоем. Допустим, до платформы прогуляться. До часу ночи нахожусь в увольнении. Увольнительную записку показать?
- Отставить. Застегнись, мля. Что за внешний вид?
- Разрешите идти? - я демонстративно резко воткнул в петлю, верхний крючок шинели, аж хрустнули нитки воротника.
Не обнаружив явного криминала, майор потерял к нам интерес:
- Свободны, мля, - и тут же прихватил за рукав зазевавшегося третьекурсника.
Если до беседы с дивизионной совестью, я еще до конца не определился, стоит ли мне составлять компанию Паше, то теперь прогулка до остановки электрички, находящейся метрах в трехстах от КПП, стала делом принципа.
По дороге, берущей начало от ворот училища, тек ручей разноцветных шубок и пальто, разбавленных редкими серыми пятнами шинелей. Мы закурили, и потихоньку двинулись к платформе. Паша нервно крутил головой по сторонам.
- Старый, ну и где твои подружки?
- Да хрен знает? Я их что, в верхней одежде видел?
Тут я взорвался:
- Ты издеваешься? Я уже задолбался объяснять, что пахал как конь, спина отваливается, в глаза хоть спички вставляй. А ты меня гуляешь... Все, как хочешь, а я на базу.
И тут с проезжей части, а мы брели по параллельной аллейке, Пашу окликнул женский голос. Он встрепенулся, победно хлопнул меня по плечу:
- Вот они. Я ж говорил, всё путем. Двинули.
Тусклый свет фонаря, шубы, скрывающие формы, глубоко надетые шапки, не позволили с ходу определить степень привлекательности. Да и не особо меня в тот момент интересовала внешность новых знакомых. Быстренько загрузить их в электричку, и в общагу, спать.
Пока Паша вился вокруг одной из девчонок, вторая, сверкнула насмешливым взглядом: "Это что, мне?"
Я несколько опешил от такой непосредственности.
- А что, не подходит?
Она демонстративно осмотрела меня с головы до ног, кокетливо поправила выбившуюся из-под шапки светлую прядь:
- Да нет, потянет. Побежали, а то электричка уйдет, - легко подхватила под руку, и мы вчетвером понеслись к платформе.
Отдышавшись в тамбуре, с удивлением понял - а девочка-то молодая и симпатичная. Между Горелово и Пушкиным всего минут десять, не поговорить толком, не познакомиться. Только в последнюю секунду, уже на подножке автобуса я решился спросить телефон. Записывать было некогда, пришлось запомнить, как оказалось, на всю жизнь. По иронии судьбы, этот номер по сей день мой домашний.
На следующий день я уже без уговоров составил Паше компанию. Благополучно встретившись на традиционном месте свиданий - у выхода с эскалатора станции метро "Балтийский вокзал", мы, нагулявшись по городу, решили закончить вечер в баре "Нептун", на Нарвской. И когда в зеркале гардероба отразилась освобожденная от плена шапки волна белых волос, вдруг накатило озарение - именно на ней я женюсь.
Предложение я сделал, как потом ради интереса посчитал, через двадцать четыре часа общения. Это если суммировать время, проведенное в увольнении. А свадьбу сыграли на следующий день после выпуска.
Стаж моей семейной жизни уже без малого двадцать лет. Но до сих пор, когда встречаемся с училищным другом, Димой Исаевым, бывшим свидетелем на свадьбе, вспоминаем проспоренную им бутылку коньяка. Не поверил Дима тогда в мое предчувствие.