Семен, а Семен!.. Да Семка же, мать твою за ногу! - истошно надрывался высохший до состояния мощей мужик лет сорока, облаченный в потертую майку, вытянутые на коленях тренировочные штаны и пыльные резиновые галоши на босу ногу. Навалившись впалой грудью на расшатанную калитку, он визгливо верещал, безуспешно пытаясь переорать бесновавшегося в трех шагах от плетня огромного лохматого пса.
Не будь во дворе захлебывающегося от ярости кобеля, незваный гость уже запросто топтался бы в сенях, однако оскаленные в бешенстве желтоватые клыки в ореоле вскипающей на губах пены не оставляли сомнений в том, что случится с любым решившим нарушить охраняемый им рубеж. Тем временем из сумрачной глубины дома на крыльцо вальяжно выплыл тот самый Семен, - молодой, чуть за тридцать, но уже изрядно расплывшийся в талии парень, в распахнутой на безволосой, по-бабьи пухлой груди яркой рубахе, напущенной на мятые летние брюки.
- Цыц, зараза! - первым делом рявкнул он на тут же осекшегося, трусливо поджавшего хвост пса и лишь после этого лениво перекатил едва видимые в узких щелках меж налитых век глаза на беспокойного соседа, недовольно процедив сквозь зубы:
- Ну, чо опять те, дохлятина, надо?
Ничуть не смутившись более чем прохладным приемом, тощий аж подскакивал от возбуждения, рискуя потерять слишком большие для его грязных костлявых стоп галоши:
- Ты новость-то последнюю, Семка, слыхал?!
- Ну, какую еще новость? - поскребывая живот толстыми, словно свиные сардельки из продмага, пальцами, проявил вялое любопытство Семен.
- Гришка-то Кривой, - частя и брызгая слюной, тараторил худой, - давеча летающую тарелку за фермой, у навозника, видел.
В ответ, продолжавший чесаться Семен, лишь насмешливо фыркнул:
- И полна была та тарелка зеленых чертей, до которых Кривой собственной своей отравы насосался. Он же последнее время не самогон, а серную кислоту какую-то гонит. Не мудрено, что с катушек окончательно слетел. А ты, дохлый, как дурень с писанный торбой, с его глюками по поселку носишься.
- Да не, Семка, - горячился худосочный сосед, - истинным Богом клянусь! - неумело крестился он, - тверезый Гришка был, как стекло.
Ответил ему собеседник громким хохотом. Колыхая свисающим над поясом брюк объемистым животом и потешно хрюкая, Семен с трудом выдавил:
- Ну, ты дал, дохлятина... Это ж новый анекдот на поселке: Гришка Косой - трезвый!..
- Да хрен его знает, - вдруг легко согласился худой, - может и взаправду надрался, как водится, и брешет невесть что... А ты сам-то как, махнешь пять капель за компанию?
Одутловатое лицо Семена исказила судорога мучительного сомнения, однако колебался он не долго. Подозрительно прищурившись на соблазняющего его торчавшим из кармана заношенных треников горлышком заткнутой капустной кочерыжкой поллитровки мужика, строго спросил:
- Не Кривого, случаем пойло, а?
- Да, Господь с тобой, Семка! - замахал руками мужик. - Я, поди, себе не враг. У Кружилихи тока взял. Первачок. Слеза, - причмокнул он тонкими фиолетовыми губами и, дернув плохо выбритым кадыком, шумно сглотнул тягучую слюну.
Толстый Семен, шаркая разношенными сандалиями и переваливаясь как перекормленная утка тяжело сполз с крыльца, по ходу пристегнув на цепь недовольно заворчавшего кобеля и, растворив калитку, раздраженно буркнул:
- Чо встал, как вкопанный? Заходи уже, пока Ирки нет. А то вернется, вою на весь поселок будет...
Появлялась ли пресловутая тарелка над навозным озером, десятилетиями копившимся близь коровника, либо она все же пригрезилась ни на день не просыхающему Гришке Кривому, однако через неделю после его россказней из зловонной жижи полетели мухи. Точнее, мух там хватало всю теплую пору года, а под конец лета они, как водится, зверели и кусались, чуть ли не больнее июльских слепней. Но эти были какие-то особенные, огромные, иссиня-зеленые, и плодились с неверояной скоростью.
Однако поначалу никто не обратил особого внимания на новую напасть. Эка невидаль мухи для деревни. Но когда наклевавшись этих тварей повально начали дохнуть куры, то старая самогонщица Кружилиха в сердцах принялась поливать адских созданий из завалявшегося в чулане баллона с дихлофосом. Вот тут-то и случилась катастрофа. Вместо того чтобы как положено по природе отравиться ядовитым газом мухи словно взбесились. Казалось, будто привлеченные неслышным зовом, насекомые со всей округи ринулись во двор Кружилихи и атаковали старуху, мгновенно покрыв ее тело черным шевелящимся коконом. Она даже толком не успела вскрикнуть, так быстро злобно жужжащие демоны плотными упругими комьями забили ей рот и нос. Повалившаяся навзничь Кружилиха лишилась чувств, со всего маху ахнувшись затылком об утопанную до каменной твердости землю, и через пару минут все было кончено. Она задохнулась еще до того, как мухи начали выедать ее изнутри.
Ближе к вечеру в калитку старухи заглянул где-то умудрившийся добыть полтинник, с самого утра мающийся от жуткого похмелья дохлый. С мутных глаз до него не сразу дошло, что за бесформенная, сплошь усеянная мухами груда валяется посреди обычно чисто выметенного двора. И он не додумался ни до чего лучшего, как подойдя ближе, пихнуть шевелящуюся и глухо зудящую массу носком галоши. Тут же в воздух взвилась черная туча, обнажая распластанные по земле грязно-желтые, с прилипшими редкими слизисто-алыми ошметками плоти человеческие кости, на которых кишмя кишели, создавая кошмарную иллюзию мелкой дьявольской пляски мертвечины, мириады белых личинок.
От подобной картины даже у видавшего виды дохлого потемнело в глазах и тошнотворно поднялось из глубины желудка. Но не успел он освободиться от рванувшихся наружу обеденных щей, как взметнувшиеся выше конька крыши мухи, вытянувшись иссиня-зеленой, отблескивающей в косых лучах низкого закатного солнца кляксой, спикировали на новую жертву.
Пьянчужка, несмотря на свою болезненную худобу, оказался куда крепче старухи и даже успел выскочить со двора на улицу, где жутко завывая, тщетно пытался содрать с лица маску из моментально прогрызающих кожу насекомых. Однако надолго его не хватило и ослепленный дохлый, запнувшись, завалился в придорожную канаву, где еще какое-то время обреченно сучил ногами, пока, напоследок захрипев, окончательно не затих.
А из кипящего гулко лопающимися пузырями навоза вырывались несущие лютую смерть всему живому все новые и новые полчища беспощадных крылатых тварей...
За орбитой Луны, прикрытый от человеческих средств обнаружения темной стороной спутника Земли, затаился космический аппарат, по форме схожий с обычной тарелкой. Его экипаж состоял всего из двух существ гуманоидного вида. Они оба сидели в высоких креслах, напряженно всматриваясь в плотный поток бегущих по громадному монитору символов. Когда передача закончилась, одно из существ облегченно вздохнув, обратилось к соседу:
- Процесс развивается в заданных рамках. Расчетное время полного истребления аборигенов - три четверти оборота планеты вокруг светила. Затем остается только распылить инсектицид и все, очередная стерильная планета готова к использованию...