Он жил в этом доме давно. Дольше всех. Как это может быть? А вот так и было. Никто не видел когда он пришел и откуда, а значит, он был самым первым, кто появился в этом доме. Его доме.
Дом был старый, добротный, нынче таких не строят. В три этажа с балконом на центральную улицу, с колоннами у парадного подъезда, правда, теперь колонны отсутствовали: очередному городскому голове (или как их теперь называют там мэр, кажется) помешали колонны, а может и не ему вовсе, а просто новая суматошная жизнь вносила коррективы во все: в архитектуру, в головы, в души, даже в его, ничем не омрачаемую и никем до сих пор не потревоженную жизнь. А дом все же выстоял, пусть без парадного (войти теперь можно было только через бывший черный вход), почти не поменялся, даже с годами как-то подобрался, приосанился, ему нечего было стесняться перед этими новостройками, вечно сверкающими витринами.
Внутри, конечно все давно изменилось, вместо огромной, обряженной в золоченые перила и покрытой мягкими коврами ручной работы лестницы, была обычная, местами проваленная, заштопанная, с прилепившимися в пролетах кладовками и сушилками. Все залы, спальни, гостиные, кладовые и даже кухня и дворницкая давно превратились в обычные квартирки-холупки, где проживали много лет труженики, мошенники, пенсионеры, квартиранты - в общем обычные граждане.
Ему совсем не было до них никакого дела. Сколько их поменялось. Так быть не должно, он мог принадлежать только одному хозяину. И так оно и было много лет кряду. Очень много лет. Самого Первого своего хозяина Хранитель помнил лучше всего, крепче всего был к нему привязан, если бы можно было отнести такое к нему, можно было бы сказать, что любил его...
Первый был огромен, груб и скор на руку. На все проказы и попытки заявить о своем существовании отвечал Хранителю громким насмешливым покашливанием, изредка грозил пальцем в угол, но всегда оставлял положенное на столе в людской. Даже когда случались несчастья, а они периодически всегда случались, слишком уж коротка жизнь человеческая, Первый всегда точно знал, что нужно предпринять, он охранял свою семью и свой дом по-своему, по-человечьи, почти всегда с наскоком, грубо, раскидывая обидчиков и оплошавших по углам и щелям. По дому долго и гулко стучали шаги, гремел бас, слышалась брань Первого. Хранителю же было приятно, он знал, что все это не стоит ни сил, ни нервов, все будет так, как будет, исправить или изменить человек ничего не силах или почти не в силах. Все, что мог сделать, чем мог помочь, Хранитель делал усердно, повинуясь своему инстинкту помощника хозяина и его заступника.
Была только одна деталь - защищать и хранить он должен был дом, а хозяин служил только приложением, дополнением, без хозяина дома как бы и не бывает. Значит, приходится мириться с неизбежностью существования хозяина и всей его многочисленной, бестолково толкущейся семьи. Всех этих женщин, не вовремя осеняющих себя крестом и истово молящихся по ночам и в праздники; детей, сующих свой нос не в свое дело: то на чердаке, то в подвале, то в отдаленных уголках кладовых они пытались увидеть то, что видеть им не положено.
Первый ушел сам, в один час.
Хранитель знал об этом задолго, он чувствовал смену хозяина, чувство это было новое, и на мгновенье он даже растерялся; это уходы всех остальных он научился не только распознавать и предчувствовать, а даже иногда и контролировать и чего там говорить, даже приближать. Но Первый был Первым. Дом опустел на мгновенье его ухода, пока душа Первого свободно и светло висела под потоком большой спальни. Хранитель понял, ему повезло, могло быть хуже, он мог чего-то не успеть, не заметить, а так - все к лучшему. Один вздох, одно мгновенье и все было кончено, уход есть уход, возврата нет... Хотя потом ему придется столкнуться и с этим, но это потом...
Первого сразу сменила Жена Первого. Она была суетлива, набожна и Хранитель надолго потерял интерес к их семейным делам. Главное - Дом. Все было правильно, пристойно, пресно: два раза горела людская и ему даже не пришлось предупреждать никого оба раза кто-нибудь был на месте несчастья, один раз подкралась Болезнь Жены, но с ней он справился довольно быстро, смешно даже, какие тут испытания.
Следующим хозяином неожиданно стал Чужой. Он пришел в дом, нет он только приближался к дому в своем экипаже, он только появился в начале улицы, а Хранитель знал, едет новый хозяин. Это было ощущение неясности и беспокойства, которые очень скоро подтвердились. Чужой приехал с визитом, долго присматривался, точно чувствовал, что вместе с Хранителем этого дома им не ужиться, вздрагивал, когда ждал в гостиной выхода Жены Первого и ее дочери. Потом, видно, вспомнив о цели своего визита, успокоился, обрел прежнюю уверенность, и тогда Хранитель увидел его сущность. Увидел все, что предстоит этой семье, понял, они уже не хозяева, они уже Чужие. Какое-то время Чужой появлялся в доме, потом сделав предложение дочери Первого и получив согласие стал практически хозяином. Он распоряжался домом и всем, что там хранилось, кроме конечно, главного - это главное было ему не доступно.
Почти сразу после свадьбы дом было решено продать и оба - и Чужой и Хранитель вздохнули свободно. Желающих было много, Хранитель нервничал, он не просто хулиганил и проказничал, он дебоширил, это пугало бывших жильцов, которые еще доживали в доме последние дни и вынуждены были встречать покупателей, то в залитой невесть откуда взявшейся водой гостиной, то, извиняясь за невыносимый запах, доносившийся как казалось, из самих стен. Хранитель знал, что он делал - он выбирал. И однажды почувствовал нового хозяина, ощутил его приход, как и в прошлые разы задолго, он даже обрадовался - сейчас все кончится и разрешится.
В дом вошла Женщина. Она было немолода, но очень хороша собой, в ней было что-то, что заставило всех замереть, а дальше она просто умело воспользовалась своей безупречной по меркам женщины интуицией, очарованием или простодушием и вот уже все довольны, вопросы решены, цена оговорена. Женщина оказалась вдовой, с ней в доме поселилась совсем юная дочь и компаньонка-немка. Сменилась, конечно, прислуга, почти вся, кроме кухарки и дворника. Хранитель не расстроился, он умел приспосабливаться, он никогда не строил планов, а потому никогда не испытывал разочарования от их неисполнения, но ему было дано большее - дар чувствовать своего хозяина, пусть даже на расстоянии, пусть даже на грани ухода, пусть даже уже в момент ухода.
Женщина относилась к нему с тонким юмором, всегда точно угадывала его присутствие, даже говорила с ним, она дарила ему свои вещички, он знал эту игру - люди всегда так поступают, когда расположены к Хранителю, они пытаются определить его, Хранителя, пол, подсовывая ему то куклу тряпичную, то колоду карт. Его это даже смешило, он принимал правила игры и выбирал колоду, просто, чтобы Женщина не чувствовала себя одинокой, но и не пыталась сделать из Хранителя подружку-советчицу. Хотя советчиком ему все же быть приходилось.
И в ту морозную ночь, когда Болезнь страшной птицей влетела в открытое для проветривания окно гостиной, он всполошился, пронесся по длинному коридору, пытаясь определить: к кому пришла? Пришла к дочери, решил он, когда черная тень метнулась в щель под дверью спальни девушки, но тут же остро почувствовал - нет не к ней... В спальне за шитьем сидела немка и о чем-то лопотала с дочерью Женщины. Болезнь встала за спиной, изогнулась и в одно мгновенье оказалась внутри, немка даже не изменила положения, не отвлеклась ни от разговора, ни от рукоделия, она ничего не почувствовала. Хранитель тихонько заскулил: он умел это делать тихо, почти не слышно. Девушка напряглась, она как, и ее мать обладала даром, точнее только училась им обладать. Еще не было поздно, может быть, если бы немка была хозяйкой, Хранитель бы помог, но сейчас он только предупредил, протяжно по-собачьи взвыл и исчез подальше, вглубь дома в его недра. Немка ушла через неделю, тихо, во сне. Он стоял рядом и провожал взглядом душу, которая светло и радостно подалась вверх...
И еще раз ему пришлось стать советчиком. Это было выше его призвания, но Хранитель есть Хранитель. Предвидение - это не только то, что будет или состоится. Это цепь, все звенья которой видны либо сразу, как ему, Хранителю, либо врозь, как всем людям, поэтому только он мог знать, что Человек в Черном (он его назвал просто Черным), пытающийся свататься к дочери Женщины ничего, кроме горя и разорения дому принести не может. Женщина этого не видела, ее дочь тем более. Черный был хорошей партией и видным мужчиной. Что еще надо для счастья молодой девушке? Как было среди блеска красноречия расслышать фальшивые ноты темной сущности? А сущность Черного была не просто темной, а чернильно-мрачной. Она засасывала, как водоворот, никто не мог ей противостоять, кроме Хранителя. Он начал войну. Такого дом еще не знал. Вещи точно перестали знать свое место: терялось все, от корзинок с рукоделием до кастрюль на кухне. Вещи исчезали, появлялись в самых неожиданных местах и вновь исчезали. Женщина пыталась говорить с ним, успокаивать, о причине она не догадывалась, думала верно, что он разыгрался или сбесился. Предложение Черного было принято, несмотря ни на что. Хранитель решился на последнее.
Лестница на второй этаж давно нуждалась в починке. Черный уверенно поднимался по ней, как всегда уверенный, ухоженный, самодовольный. Хранитель стоял на верхней ступеньке. Он успел даже почувствовать запах черной сущности Черного, ее дурманящий, манящий аромат. И тут же сделал еле заметное для человеческих глаз, точно рассчитанное движение, скорее бросок под ноги Черному. Со стороны могло бы показаться, что невесть откуда взявшаяся кошка метнулась под ноги, то ли от испуга, то ли от радости, метнулась и исчезла. Возможно если бы не лестница, которая нуждалась в ремонте, Черный потом бы именно это и рассказал, но предвидение - это еще и возможность изменять ход событий. Рассказывать было некому, душа Черного испуганно, затравленно, смотрела сверху, медлила, точно не знала куда ей: вверх или вниз? Одно мгновение тишины, один вздох и начали сбегаться люди, началась суета, кто-то кричал что-то про доктора, кто-то просто визжал от страха, вида крови и неестественно выгнутого тела на полу под лестницей, которая так нуждалась в ремонте. Эта лестница, точнее ее состояние и было решающим аргументом полицейского отчета в пользу отказа о возбуждении дела в связи с отсутствием состава преступления. Хранитель надолго затаился. Женщина не то чтобы была в печали, она скорее грустила, потом ему даже казалось, что она все поняла, а потому перестала с ним говорить, замечать его присутствие. И это была даже не обида, а просто боль, она решила, что он вмешался во что-то не свое, что он не имел на это права. Ведь после буйства, со смертью Черного он исчез с глаз долой, хотя...
Приближение ее ухода Хранитель почувствовал сразу, неожиданно острое чувство потери накрыло его, обдало холодом. Он мог бы и не выходить из своего убежища, чтобы не видеть ничего, но таков его удел - быть там, где хозяин, до последней минуты. Помочь он не мог, даже если бы и хотел. Дело не в желании, дело в возможности. Он - Хранитель дома, он может отвечать только за то, что внутри дома, а не во вне. Предчувствовать - это пожалуйста, сколько угодно, подсказать - тоже. Но ее уход был по-человечески нелеп, и по-человечески же жесток. Люди ворвались в дом сметая все на своем пути, они топтали ковры ручной работы, прожигали окурками дырки на ореховой полировке столовой, вспарывали обивку диванов и кресел, били со звоном тонкий фарфор и хрусталь, громко стучали сапогами по лестничным пролетам, в голос ругались и сквернословили. Хранитель смотрел сверху и ждал ее ухода. Ее, вместе с дочерью и другими жителями дома выволокли во двор, потом он слышал только резкие окрики, вой, резкие звуки выстрелов. Ее душа была не видна за стенами, поэтому наверное, уход был таким безликим, пустым. Дальше наступила тишина, которая нарушалась только мерным боем неугомонных часов. Дом опустел...
Потом Хранитель долгое время не мог сосредоточиться на новом хозяине, привыкнуть к нему, не потому, что не хотел, нет, просто их, хозяев было слишком много, слишком часто они сменялись. Уходили немногие. Большинство только собирались пересидеть в этом доме очередные жизненные неурядицы, женились, разводились, делили имущество, передавали дом следующим, и так продолжалось довольно долго. Хранитель даже не всем успел дать имена, а ведь это было так важно - дать хозяину имя. Без этого он и не хозяин вовсе, а так, жилец. Иногда ему казалось, что и сам дом не хотел никого из них считать своим хозяином. И не мудрено - все они по очереди мучили и терзали тело дома: от простой наклейки новомодных обоев, до переноса стен и разрушения основы основ - гордости дома - шикарной печи с настоящими изразцами. Все менялось, переносилось, вещи без вмешательства Хранителя больше не знали своих мест. Дом затаился, он, как и сам Хранитель ждал. Ждал нового хозяина.
Кроме внутренних изменений - Хранитель это чувствовал - что-то творилось и снаружи. Мир менялся и это понятно, это закон. Люди меняли одежды, привычки, окружали себя новыми никчемными, чудными предметами, привыкнуть к которым было сложно. Но это все закон жизни. Так было и будет. Нет, не это тревожило Хранителя. Все чаще и чаще ему стало казаться, что может произойти что-то ужасное, что-то чудовищное, он долго не мог понять, что это могло бы быть. Ведь сама сущность его не подчинялась законам ни времени, ни пространства, он был неуязвим.
Но однажды, когда временным хозяином дома был человек в кителе (он назвал его Хаки), утро в доме началось с неожиданных сборов, люди метались по дому, собирая и рассовывая вещи по бесчисленным узлам и чемоданам. Хаки не отходил от черного блестящего аппарата, который появился совсем недавно в доме и периодически издавал истошные вопли - звонки, он явно нервничал. Хранитель еще до рассвета почувствовал, что останется без хозяина, ухода его он не чувствовал, только исчезновение. Наконец аппарат сообщил что-то нужное, ожидаемое и все семейство покинуло дом. Вместо чувства покоя и тишины Хранитель почувствовал доселе невиданную тревогу. Откуда она исходит и что означает, он не знал, но тишина разрывала его сущность изнутри. Вдруг откуда-то снаружи раздался мерный гул, а за ним и страшные звуки взрывов и сирен, казалось, что все вокруг кричит и воет, стонет и трясется. Дом вдруг начало качать. Перекрытия третьего этажа опасно заскрипели. Хранитель, наконец, понял, что его страшило больше всего - он понял причину собственного беспокойства. Это действительно было ужасно, никогда он так не чувствовал остро уход, потому, что это был уход дома. Такое могло сравниться только с его собственным уходом. Предчувствие обдало его и вдруг резко исчезло, растворилось, он тут же решил, что и не предчувствие это было, а простой страх. Он впервые испытал страх, который навсегда будет жить рядом, то, появляясь, то исчезая, терзая его в минуты отсутствия хозяина, ведь, если дом пустует, то может оказаться не нужным, а значит люди могут разрушить его. Что бывает с Хранителями, он не знал, и не желал знать. В людские сказки о том, что Хранителей можно носить из дома в дом он не верил, они даже когда-то веселили его.
Но шли дни, годы. Дом совершенно неожиданно заселили сразу несколько хозяев. Такого не было еще ни разу. На долгое время Хранитель просто затаился.
Пока не появились Тени. Хранитель даже не сразу понял, откуда они взялись, пока однажды случайно не стал свидетелем ухода одного из многочисленных хозяев. Душа этого хозяина без имени вместо того, чтобы светло и быстро подняться вверх, вдруг скукожилась, обмякла и шлепнулась мягкой тряпкой к ногам Хранителя. Почему? Что не так? Люди в белых одеждах, стоящие вокруг хозяина упавшей души что-то говорили его жене, она кивала, прикладывая кружевной платочек к глазам. И пока Хранитель всматривался в лица, прислушивался к словам и чувствам людей, он пропустил сам момент становления Тени. Никакой тряпки у его ног уже не было. Он оглянулся и в углу увидел ее - Тень - она пыталась вжаться внутрь стены, но видно с непривычки только вредила самой себе. Кого она так боится? Никого лишнего, постороннего в комнате не было, только Хранитель, люди и новорожденная Тень. И вдруг до него дошло - она может бояться только его, Хранителя, больше некого. Назад в тело теперь вход закрыт, люди не видят и не слышат ничего, не могут или не хотят - не важно. Он вспомнил, что сколько бы раз он не натыкался на этих обитателей дома, они всегда пытались быстро проникнуть сквозь стену подальше от него, исчезнуть до того момента, когда он обратит на них внимание.
Выходит уход не всегда уход. Но и хозяин без имени не совсем хозяин. А может именно в этом все дело? Дай имя хозяину, и он станет настоящим. Догадка даже обрадовала его. Вот почему так много Теней за последние несколько десятков лет скопилось в доме. Они не то чтобы мешали Хранителю, нет, его они боялись и прятались, а вот людям.... Много раз он видел перекошенные от страха и ужаса лица людей, особенно детей, не придавал этому значения, не обращал внимания на хвост мелькнувшей в стене Тени. Но как теперь разобраться кто из них кто? Их не поймать, хотя он и не пробовал ни разу. Да и люди не могут их видеть, только могут чувствовать их прикосновение. А что если ему дотронуться до Тени? Что будет? То, что нужно сделать, чтобы Тени больше не появлялись, он понял - просто нужно дать имя каждому хозяину. Это трудно, почти на грани возможного, и дело вовсе не в количестве имен, а в количестве чувств и предчувствий - как их все контролировать? Хотя и это разрешимо - уход каждого из них дело постепенное. К предчувствиям тоже можно приспособиться.
А вот уже имевшиеся Тени не давали ему покоя. Выслеживая странниц, Хранитель узнал много интересного. Например, они почти не пересекаются между собой. Каждая "мучает" определенного человека или людей, а значит подстеречь ее дело времени. И еще они не всегда чувствуют его присутствие, иногда могут проплыть мимо, правда, всегда на приличном расстоянии.
Но ведь та Тень, которую он увидел при хозяине без имени, была вполне досягаема. Именно в этот момент - момент, когда Тень "выйдет" из "своего" человека, он просто будет рядом. А дальше будь, что будет.
Запах лекарств и ухода Хранитель почувствовал задолго, время подготовиться было. Он ясно видел Болезнь прошмыгнувшую в одну из квартир дома. А значит и уход не за горами. Все случилось быстро. Душа еще только начинала выход, еще только формировалась в Тень, Хранитель был уже рядом. Он осторожно подкрался, чтобы не вспугнуть - вдруг что-то изменится и Болезнь передумает, и покинет человека, так уже бывало не раз. Нет, душа вышла, удивленно озираясь, подалась вверх, но тут же обмякла и стала опадать к ногам Хранителя. Одно движение - он дотронулся до черного сгустка - и вместо Тени вверх взметнулся светлый лик умершего, покачался под потолком, точно благодарил за освобождение, и, наконец, исчез.
Что ж, он жил в этом доме долго, дольше всех, поймать блуждающие Тени и освободить их - дело времени, которому он не подвластен, а значит впереди еще много хозяев, их семей, их одиночества и кто знает, может однажды все изменится - в один прекрасный день появится настоящий и единственный хозяин - соратник и друг Хранителя, может быть он будет похож на Первого, а может быть, будет таким же, как Женщина. Кто знает? Кто может это знать?...