Огонь цветок
в объятиях держал.
Как к свету мотылёк
тянулся к жару лепесток 
лиловый. 
Сгореть он мог,
но жар сдержал
огонь и запылал
так ровно, 
как сумел -
убить на сей раз не хотел
того, кто, прислонившись,
песню пел
о саде и о лесе,
о солнце и о лете...
Огонь бы преклонился,
да нету у него колен.
И остаётся лишь согреть, 
не опалив - при этом 
самому не умереть...
А что же смерть
для пламени,
как не гореть? 
Огонь не то, что человек.
И лучше бы он камень
полюбил, и долгий век
скорбящих утешал -
тех, кто над братскою могилой
неугасимый факел зажигал.
Так пламя жило бы,
и жили б вместе с ним 
воспоминания...
Но рок неумолим,
любовь слепа,
и трепет хрупкого цветка
для пламени важней,
чем вечность скал.
Устал...
Устал он не-пылать,
но ирис всё нежней
огонь пытается поцеловать
и расцветает всё пышней.
И, очарованному красотой,
уже не страшно умирать
огню для той
(или того? тут не узнать...)
кто попытался показать
всю силу слабости. 
И небо сжалилось.
Решило даровать
влюблённым счастье...
Сказка ли?
Не ведаю того.
Но только кто-то говорит:
в горах горит
(а, может, всё-таки цветёт?)
ветрам и бурям неподвластный,
волшебный огненный цветок.