Аннотация: В статье раскрывается сущность концептуализации любви в произведениях Ф.М. Достоевского и философии Ж.-П. Сартра.
В экзистенциализме концепция отчуждения рассматривается под несколько другим углом, чем в теории К. Маркса. Под отчуждением экзистенциалисты подразумевают совсем иное: отчуждать могут не только экономические отношения, как в теории немецкого мыслителя, но и само общество может навязывать личности стереотипы поведения, тем самым, отстраняя от нее (личности) ее настоящую, подлинную сущность. В теории отчуждения Ж.П. Сартра общество, навязывая всеобщие стандарты межличностного взаимодействия, лишает человека свободы.
Рассмотрим подробнее концепцию французского философа. Другие, по мнению Ж.П. Сартра, не в состоянии помочь нам в процессе освобожґдения, завоевания свободы и достижения расцвета личной жизни, а наоборот, представляют собой препятствие и поґстоянную опасность. Абсолютизация субъективных аспекґтов свободы, cogito, последовательно приводит автора "Бытия и ничто" к отрицанию возможностей аутентичной коммуникации, совместной жизни и сотрудничества индиґвидов. Ж.П. Сартр создает образ Другого, при этом исчезает не только социум, но и наш ближний. Исчезает все общество как своеобразная сумма других. Французский мыслитель утверждает, что мы ничего не можем сказать о нашем ближнем, Другой неуловим для нас, для нас он есть "вещь в себе". В одной из своих книг Ж.П. Сартр сконструировал образ Другого как двенадцатиголовую гидру, которая представляет серьезную опасность для нас, постоянно меняет лики и практически неуловима для нашего сознания.
Французский мыслитель в своей книге "Бытие и ничто" выделяет разнообразные модусы бытия человека в мире: язык, любовь, безразличие, желание, ненависть, мазохизм, садизм. В повседневном существовании другие предстают перед нами как средство, но не цель нашей экзистенции. По мнению Ж.П. Сартра, Другие есть помеха роста нашей свободы, препятствие на пути абсолютного освобождения. Ж.П. Сартр пишет о лицемерной сущности межличностного взаимодействия в буржуазном социуме: каждый индивид рассматривает другого только как средство, своеобразный инструмент, отстаивает сугубо личную выгоду во взаимодействии с остальными. В атомизированном "открытом обществе" (выражаясь терминологией К. Поппера) Другой выступает как наше отрицание, конкурент в непримиримой борьбе за свое место под солнцем: "Чего я хочу достигґнуть символически, добиваясь смерти определенного другого, есть обґщий принцип существования другого. Другой, которого я ненавижу, представляет фактически многих других. В моем проекте ликвидации заключен проект ликвидации другого вообще, то есть обретение моей несубстанциальной свободы для себя. В ненависти дается понимание того, что мое измерение отчужденного бытия является реальным пораґбощением, которое приходит ко мне через других. Проектируется ликвидация именно этого порабощения"[1].
Достоевский как-то писал о том, что зло таится в человеке гораздо глубже, чем думают социалисты-лекари. Недостаточно, по мнению русского мыслителя, только изменить сущность царящих в социуме экономических отношений. Экономика не всецело регулирует формы межличностных взаимоотношений в социуме. Несколько видоизменив эту фразу Достоевского, можно отметить, что добро таится в человеке глубже, чем думают экзистенциалисты. В философии Ж.П. Сартра, например, уловима априорная конфликтность индивида с другим индивидом, для французского философа человек есть абстракция, нечто "несчитываемое" для нас. Мы не можем знать, добр он или зол, мстителен или лишен мстительности, уловим только направленный на нас взгляд. Даже в таком "абстрактном" человеке Ж.П. Сартр видит не "безликого" индивида, а конкурента, которого необходимо "превзойти" во взаимной борьбе.
Абсолютно по-другому рассуждает Достоевский. Даже в самые тяжелые годы, проведенные на каторге, писатель не утратил веру в человека, который есть образ и подобие Бога. В самом жестоком преступнике есть этот лик, его надо только уловить, попытаться разглядеть. Напротив, Ж.П. Сартр в любом из индивидов видит только отрицание нашего "Я", а не богоотражение.
Напомним, что Достоевский отбывал наказание вместе с откровенными уголовниками, о "высокой" морали которых, разумеется, не приходится говорить. Убийцы, насильники, воры - это основное окружение писателя в годы, проведенные на каторге. Но и в этих "падших" людях, в отличие от Ж.П. Сартра, Достоевский смог разглядеть не только жестоких убийц, но еще и личностей, ибо любой индивид достоин сострадания и уважения: "В остроге было иногда так, что знаешь человека несколько лет и думаешь про него, что зверь, а не человек, презираешь его. И вдруг приходит случайно минута, в которую душа его невольным порывом открывается наружу, и вы видите в ней такое богатство, чувство, сердце, такое яркое понимание и собственного и чужого страдания, что у вас как бы глаза открываются"[2].
Вторжение других в субъективный мир нашего cogito всегда означает, по мнению Ж.П. Сартра, "конец нашей свободы". Если наше существование тождественно внутреннему переґживанию, cogito, если оно совершенно противоположно миру вещей, то мы не можем познать наш личный мир, подобно миру вещей, "извне", не опредмечивая наш мир и, стало быть, не теряя его сущности.
Это относится, по мнению Ж.П. Сартра, не только к эмпириґческим исследованиям поведения и установок людей, но также ко всем индивидуальным попыткам "идти навстреґчу" другому лицу и "изучать его", даже в таких межчелоґвеческих отношениях, как дружба, любовь и так далее.
Рассмотрим эту проблему более детально, чтобы осознать в какой степени взгляды Достоевского отличаются от подхода экзистенциалистов. Ж.П. Сартр утверждает, что любовь - это выдумка человека, мы не можем утверждать, что это чувство реально существует и переживается личностью. Достоевский, напротив, утверждает, что через религию человек способен преодолеть межличностное отчуждение. В православии наиболее отражена христианская истина того, что Бог есть любовь. Н.А. Бердяев в своей книге о Достоевском отметил: "Христианство есть религия любви. И Достоевский принял христианство прежде всего как религию любви. В поучениях старца Зосимы, в религиозных размышлениях, разбросанных в разных местах его творений, чувствуется дух Иоанова христианства. Русский Христос у Достоевского есть прежде всего провозвестник бесконечной любви"[3].
Любопытно отметить, что любовь в атеистическом экзистенциализме, например по мнению Ж.П. Сартра, не способствует преодолению отчуждения. В рассуждениях Ж.П. Сартра любви не существует, никогда не наступает, по мнению французского философа, подлинное сближение между людьми, так как всегда "другой - это не я, он противопоставляется мне и даже является отрицанием моего я"[4]. Общаясь друг с другом, партнеры стараются лишь превратить друг друга в орудие удовлетворения любовного желания, психической терапии или же достижения каких-то житейских целей, внешних по отношению к любви. Равнодействующей этих стремлений является подчиненность одного партнера и господство другого или различные комбинации этих двух положений.
Большинство исследователей творчества Достоевского утверждают, что наиболее экзистенциальным произведением писателя является его книга "Записки из подполья". Именно в этом произведении главный персонаж приходит к абсолютно сартровскому пониманию любви - любовь есть господство над другим, овеществление партнера: "Во-первых, я и любить уже не мог, потому что, повторяю, любить у меня - значило тиранствовать и нравственно превосходствовать. Я всю жизнь не мог себе даже представить иной любви и до того дошел, что иногда теперь думаю, что любовь-то и заключается в добровольно дарованном от любимого предмета праве над ним тиранствовать"[5].
В религиозном экзистенциализме высказываются очень схожие с позицией Ж.П. Сартра идеи. Например, Н.А. Бердяев тоже считает, что сильная привязанность и любовь - это потеря себя, утрата свободы. В своей автобиографической книге русский философ отметил: "Меня пленяла жертва любовью во имя свободы, как пленяла и свобода самой любви. Любовь, которую пожертвовали и которую подавили во имя свободы или жалости, идет в глубину и приобретает особый смысл. Мне противны были люди, находящиеся в безраздельной власти любви"[6]. В атеистическом экзистенциализме отрицается само понятие любовь. Нет равенства партнеров, никто не хочет жертвовать собой ради другого, терять собственную личность. Мы считаем себя либо нашего партнера исключительно средством, "бытием-в-себе" и, следовательно, овеществляем его. Более того, любовь, по мнению Ж.П. Сартра, является еще одной попыткой обоих партнеров бежать от свободы и от неопределенности их существования. В конечном итоге наш любовник становится только обычным орудием нашего самоовеществления, нашей очередной попыткой бегства от свободы. Французский мыслитель в книге "Бытие и ничто" пишет: "Это описание до сих пор в достаточной мере совпадало с известным гегелевским описанием отношений господина и раба. Тем, чем гегелевґский господин является для раба, любящий хочет быть для любимого. <...> Когда чары прекращаются, другой становится средством среди средств; он является, конечно, тогда объектом для другого, как он и желал этого, но объектом-орудием, объектом, постоянно трансцендируемым; иллюзия зеркальных игр, которая составляет конкретную реальность любви, тут же прекращается"[7]. Таким образом, в любви происходит, в первую очередь, двустороннее овеществление партнеров.
Подведем итог: по мнению Ж.П. Сартра, невозможна и подлинная любовь двух людей, и какая-либо подлинная общность между партнерами, основанная хотя бы на взаимном желании добра друг другу. Практически все межчеловеческие отношения можно выразить только двумя словами: конфликт и одиночество. Впрочем, взгляды французского мыслителя подвергались определенной эволюции, происходило сближение с идеями К. Маркса. Ж.П. Сартр частично пересмотрел свою позицию о "извечной" непреодолимости отчуждения индивида от индивида: "В 50-е годы, когда Сартр отбросил взгляд о взаимной принципиальной отчужденности людей и признал возможность подлинной общности и сотрудничества, признавал совпадение интересов современного человека с интересами прогресса общества. <...> Однако принятие этих основ должно означать отрицание онтологических основ экзистенциализма, что является результатом, как писал сам Сартр в 1956 году, его "встречи с рабочим классом и его идеологией, которая оказывается неотвратимой перспективой развития мира и нас самих"[8].
Но конфликт с миром и одиночество - это удел западного человека, отчуждение - это продукт социальных отношений "процветающих" на Западе. Произошла рационализация межличностных отношений, даже любовь теперь стала частицей не индивидуально-психологической сферы, любовь стала абсолютно рационализирована, математически рассчитана. В традиционном обществе, как обществе, основанном на традициях и религии невозможно такое явление, как брачный контракт, где межличностные отношения предстают в циничной форме купли-продажи.
К. Ясперсу была глубоко неприятна подобная рациональность и рассудительность западного человека: "Нет человеческой близости, нет любви, есть только польза; товарищи и друзья выступают в абстрактной теории или служат сиюминутным целям существования; отдельный человек ценится в качестве интересного, не в качестве самого себя, а как раздражитель; раздражение прекращается, как только он больше не удивляет"[9]. Рационализация брачных отношений поставила Запад на грань выживания. Нельзя прожить одним разумом, отрицая сердце, эмоционально-психологическую сферу. В атомизированном западном обществе нет прочных межличностных связей, отвергнута религия, и в этом, по мнению И.А. Ильина, главная причина такого отчуждения человека от человека, которое возникло в этой цивилизации. И.А. Ильин много прожил в вынужденной эмиграции, и поэтому хорошо изучил модель западного "атомизированного индивида". Запад, отвергнув Бога, отверг и человека, проблемы ближнего стали не интересны индивиду.
Именно поэтому столь разительно отличие произведений Достоевского и атеистических экзистенциалистов. Достоевский был представителем традиционной русской культуры, и проблема отчуждения человека от природы и других людей стояла перед ним менее остро, чем перед представителями "открытого общества". В русской культуре, во многом сформированной религией, Другой (пользуясь термином Ж.П. Сартра) представал не как наше отрицание, поработитель нашей свободы или конкурент, а как друг и брат. Отвергая Бога, атеистические экзистенциалисты отвергли и своего ближнего. "В противоположность этому, - писал С.Л. Франк, - любовь в христианском смысле этого понятия означает преодоление всякой групповой замкнутости; в ней все люди как таковые признаются "братьями", членами единой всеобъемлющей вселенской семьи, детьми единого Отца. В этой формуле с гениальной религиозной простотой выражен радикальный переворот в отношении между людьми: самая тесная, интимная, замкнутая связь - связь между членами одной семьи - распространяется так, что охватывает всех людей без различья, даже (как у св. Франциска) - всех творений без различья, чем преодолена всякая групповая замкнутость" [10].
Библиографический список
Сартр Ж. П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. - М.: Республика, 2000. С. 267.
Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 3. Л.: Наука, 1972-1990. С. 439.
Бердяев Н. А. Смысл творчества. М.: АСТ, 2002. С. 460.
Сартр Ж. П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М.: Республика, 2000. С. 309.
Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах. Т. 4. Л.: Наука, 1988-1996. С. 546.
Бердяев Н.А. Самопознание: Сочинения. М.:ЭКСМО, 1999. С. 267.
Сартр Ж. П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М.: Республика, 2000. С. 247.
Ярошевский Т. Личность и общество - М.: Пргресс, 1973. С. 252-253.
Ясперс К., Бодрийяр Ж. Призрак толпы. - М.: Алгоритм, 2007. С. 107-108.
Франк С. Л. Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. С. 406.