Не в тюрьме, не в гробу, не в списках особо опасных. В объявлении о помолвке.
Я задумчиво погладил страницу газеты. Оглядел комнату в поисках какой-нибудь мелочи, которая могла бы вызвать воспоминания о нашей с ней жизни. Глупость, конечно. Я никогда не вел настолько оседлую жизнь, чтобы вместить в нее секретер с памятными вещицами.
"Называй меня Рози", - всплыло в памяти. Я тогда ответил что-то наивное, вроде - "но ты же Амелия, детка". И она мне, конечно, ответила - "Это было вчера. Сегодня я - Рози".
Давным-давно это было, столько не живут. Не в этом городе, не в комнатушке под крышей где-то посреди Хог Лейн, питаясь портвейном с перемешку с венгерской кухней.
Она явно вытянулась, повзрослела, не видать уже пухлых щечек. Профиль гордый, почти презрительный. Настоящая английская аристократка. Мечта.
Да уж, сэр, не чета вам теперь - выходит замуж за какого-то знатного богатея.
Я задумчиво свернул газету в трубу и подхватил с кресла пальто. Чтобы разобраться в происходящем, мне нужны были какие-нибудь зацепки.
В пабе поутру неторопливо цедили кофе те, кому в 10 утра не надо никуда торопиться - средней руки начальники, только разбогатевшие бизнессмены, прогуливающие студенты и прочие сомнительные личности вроде меня. Бармен невозмутимо кивнул, когда я, заказывая кофе, передал ему короткую записку, и теперь нужно было просто ждать, попивая кофе и почитывая принесенную с собой газету.
Вирджиния Моррисон, надо же. Самое неподходящее ей имя. Ого, да ты уже в третий раз выходишь замуж, детка! Одна смерть, один развод. И после такого вот личного дела на тебе готов жениться какой-то лорд?
Впрочем, я его понимаю.
Я бы захотел на тебе жениться, даже если бы у тебя не было такого красивого платья и гордого взгляда. Даже если бы ты была в дырявой юбке и мужской кофте, украденной на причале. Даже если бы была пьяна как сапожник и все еще стреляла лучше всех мужчин...
Я и захотел. Как же ты тогда смеялась...
Мужчина беззвучно приземлился на соседний стол.
- Джейми Мэнсон, - автоматически представился я одним из подставных имен.
- Ну что же вы, мистер Блэк, - укоризненно произнес тот с явным уэльским акцентом, - вы же хорошо известны в этих кругах, зачем портить о себе впечатление фальшивыми именами?
Я виновато кивнул, улыбнулся и развел руками - мол, привычка. Ну хочется человеку называть меня другим моим псевдонимом - зачем же я буду возражать.
- А вы будете?..
- Уильям Галлахер, к вашим услугам.
- Эсмонд Блэк. Но это вы уже знаете.
Мы пожимаем друг другу руки и дружелюбно улыбаемся. Это - Британия, детка. Здесь ты с таким же лицом будешь обсуждать что чай у соседки, что грядущую войну с, например, Россией. Замечательная погода, ваша жена делает лучшие булочки во всем Лондоне, как вы думаете, нужно сделать упор на флот или на авиацию?
Тем более что он назвал имя той моей личности, которая отличается редкой для меня респектабельностью. Да и к тому же, это имя не знакомо ей. Видимо, я Эсмонд Блэк отныне и до конца этой авантюры. Остается только радоваться, что для похода в бар я выбрал самое дорогое пальто.
- Вы интересуетесь этой женщиной? - отметил он страницу, на которой открыта газета.
- Скажем так, мы когда-то были знакомы. И такие грандиозные события в ее жизни радуют меня до глубины души и побуждают лично выразить свои поздравления.
Галлахер понимающе улыбается. Принимает меня за дальнего родственника, пытающегося примазаться к богатой племяннице. Или за шантажиста. Что ж, легенды не хуже других.
- У Вирджинии Моррисон огромный круг знакомств. Она часто появляется на самых разных приемах и мероприятиях - от праздных посиделок и танцев до политических собраний.
Политика, ну надо же. Ну надо же. Насколько я помню, моя девочка дай Бог если знала, кто нынче сидит на троне.
- Странно, что вы не встречались с ней в последнее время.
- Я был в отъезде, - тонко улыбаюсь, глядя ему в глаза. Ты хочешь меня проверить, или показать, что понимаешь, что я задумал? Ни первое, ни второе тебе не удастся, дружок.
Он задумчиво кивает и продолжает излагать события не такой уж и долгой жизни Вирджинии Моррисон. За что в конце и получает весьма щедрый гонорар.
- С вами приятно работать, мистер Блэк. Мы рады, что вы вернулись в Британию. Добро пожаловать домой.
Я ухмыльнулся в ответ и символически дотронулся до полей шляпы. Вернуться было действительно приятно. Даже если никуда я и не уезжал.
***
- Мелани Холланд сказала, что вы хотели меня видеть? - услышал я из-за спины. Голос не поменялся, а вот акцент совсем другой. Девушка из высшего общества, с детства не поднимавшая ничего тяжелее кофейной чашки. Но все-таки это был тот самый голос.
Я специально стоял спиной - чтобы она не узнала меня сразу. И чтобы послушать голос с закрытыми глазами.
- Добрый вечер, леди.
Балкон просторный, и кроме нас, тут еще несколько человек. Достаточно далеко, чтобы не слышать нашего разговора. Достаточно близко, чтобы она не могла себе позволить развернуться и уйти.
Подготовка заняла практически весь день. Распродать все вещи. Зафрахтовать катер. Заплатить втридорога за подогнанный под мои размеры костюм. Найти медбрата, не обремененного лишними принципами...
Оставалось только убедиться, что это действительно она.
- Давно я тебя не видела.
Как будто бы мы встречались на каком-нибудь приеме прошлым летом.
- Давно - это не то слово. Но я все равно тебя узнал.
Она приподнимает бровь.
- В газете. Там была твоя фотография. И объявление о помолвке.
- Пришел меня поздравить?
- Поинтересоваться, как тебе это удалось. Превратиться в Вирджинию Моррисон и очаровать уже третьего по счету кавалера. Лорда, на этот раз. Я думал, им запрещено жениться на разведенных?
- Не запрещено. Просто не одобряется обществом, - она дергает голым плечиком. Платье у нее до пола, но вот верх почти не прикрыт и я делаю усилие, чтобы не сглотнуть набежавшую слюну.
Но она все равно замечает:
- Что, хороша?
- Ты и тогда была хороша.
- Хороша для тебя - возможно. Для почтенных лордов требуется чуть больше, чем драная юбка.
- И что же? Чем ты очаровываешь своих жертв?
- Разве я когда-то испытывала недостаток в очаровании?
- Но все-таки ты не отрицаешь, что они - жертвы. Ты их каким-то образом заставила. Неужели они сами этого не понимают?
- Знаешь, есть такая вещь... Называется Стокгольмский синдром. Когда жертва попадает в руки в захватчику... - она как бы невзначай гладит меня по плечу, голос становится низким, мурлыкающим, - если он заботится о жертве, ведет себя дружелюбно, делится мыслями и чувствами... То, понимая, что им не выбраться из ловушки, они начинают сочувствовать. Симпатизировать... Влюбляться...
Я отвожу ее руку, избавляясь от наваждения. Очарования ей всегда было не занимать, это да.
- Но сначала ты - захватчик?
- О, дорогой мой, на это годится любая мелочь. Примитивный шантаж.
- Не слишком легко ты в этом признаешься... дорогая? Стоит мне позвать полицию...
- И они выведут тебя вон, причем мой будущий супруг будет в первых рядах спускающих тебя с лестниц. А я буду трогательно прижимать платочек к уголку глаз, и, чтобы меня утешить, он купит мне очередное ожерелье, которое будет дороже, чем наши с тобой жизни целиком десять лет назад.
- Вроде этого? - поднимаю ладонь, на которой дрожит в неверном свете, льющемся из зала, тонкая нить с драгоценными камнями, минуту назад обвивавшая нежную шею.
Она рефлекторно шарит у горла в поисках украшения, спохватывается и негромко смеется.
- Оставь себе. Как прощальный подарок. Я и забыла, какие ловкие у тебя пальцы.
- Не хочешь вспомнить? - придвигаюсь вплотную, почти не оставляя расстояния между нами. Последний шанс.
Ожидаемо, она снова смеется в ответ.
- У нас с тобой была отличная жизнь, Шерман. Все эти странствия и приключения. Но теперь у меня есть кое-что получше.
Я подзываю официанта и забираю с подноса два бокала шампанского.
- Тогда выпьем за наше прошлое, и за твое светлое будущее. Амелия.
Она как будто удивлена, но явно улыбается с облегчением. Ожидала, что я стану ее уговаривать? Что ж, она действительно забыла, какие ловкие у меня пальцы.
Мы пьем до дна и по-братски целуемся в щеку. Она даже обнимает меня на прощанье, прежде чем я ускользаю с вечеринки.
Обхожу здание и жду. Проходит минут десять, прежде чем из зала раздается вскрик, а потом гомон людей и крики - "Скорую!". Удовлетворенно улыбаюсь и растворяюсь в ночи.
Она не замолкала уже минут пять, начав сразу, как только я снял кляп. И, что характерно, ни разу не повторилась.
- ...балбес, сволочь, урод, баклан...
Катер работал почти бесшумно, я предпочел тишину скорости. Тишину, нарушаемую голосом, которого не слышал добрый десяток лет.
- ...изверг, босяк, дебил, извращенец...
Перед нами открывался вид на Море Удачи. Но Амелия вряд ли была в состоянии это оценить.
- ...индюк, болван, паршивец, бестия...
- Не беспокойся, - я обернулся, широко улыбаясь. Пленницей, с растрепанными волосами, с которых я смыл темную краску, с потеками туши и в порванном платье, она все равно выглядела восхитительно, - скоро все будет хорошо. Ты - жертва, я - захватчик. Скоро сработает Стокгольмский синдром.