Аннотация: окончание главы. снова в основное время действия.
Листопад.
Я снова тут танцую.
Снова осень.
Мой забытый город...
Я знаю тебя наизусть, мой город, я гуляла по тебе сотни ночей напролет.
Я наедине с тобой, город.
Иногда ты показываешь мне тени того, что было когда-то давно. Тех, кто ходил по твоим площадям, яркие праздники, вереница самолетов в небе.
Неделю назад я легла посреди Советской площади и сквозь меня шагали ветераны. Позавчера я смотрела на детей, которые падали с крыш. Два месяца назад я видела взрывы.
Сейчас мы с тобой наедине, и ты молчишь, ты не рассказываешь мне сказок. Я гуляю от одной площади к другой и вокруг листопад. Бабье лето. Девичье лето. Мое запоздалое лето в этом городе...
Я забираю за Демидовский столб и думаю о том, что когда-то, еще до моего рождения, здесь собирались студенты. И не вижу их. Город сегодня молчит.
Я прохожу сквозь аллею и выхожу к стадиону. Тут - тишина. Обхожу его по левому краю, а когда провожу рукой по парапету, с него сыпется краска и трухлявая древесина. Я вздрагиваю. Плохое сегодня у города настроение.
Справа мне, как и всегда, светит икона. Она не причинит мне вреда, и я иду дальше. Асфальт трескается под моими ногами, но это не страшно - такое уже бывало, скоро город снова будет полным жизни и все трещины как будто бы затянутся.
Листопад на набережной - желто-красные листья, асфальт и черные чугунные перила. Река почти неслышно волнуется, если не смотреть в ту сторону, кажется, что она застыла, что слишком плохая прорисовка.
Я не поворачиваюсь, я уже много раз это замечала. Я просто иду дальше. Сворачиваю на бульвары и, выходя на очередную площадь, привычно глажу по голове медведя на камне. Интересно, а ее тут тоже сегодня не будет? Единственного живого существа...
Я выхожу на площадь и иду через проезжую часть. Сейчас сквозь меня не ездят автомобили, сейчас даже фонового гула нет. Только листья. Подхожу и смотрю на полуразвалившееся каменное лицо. Вокруг все целое, только эта статуя... Ты снова страдаешь, город, и пытаешься напугать меня. Я смотрю на это лицо и не боюсь. Но мне грустно.
Не трудно пролезть через полуразвалившуюся деревянную решетку. Я глажу белый камень и, счастье - он не крошится под пальцами, отзываясь привычным. Забираюсь по расшатанной лестнице на галерею и - ближе туда. Я слышу издалека откуда-то медвежий рык, но самой медведицы сегодня тут нет. У города очень, очень плохое настроение.
Она закрывает глаза и рывком садится уже на кровати. Шарит неуклюжими со сна руками, нащупывает пачку, выбивает сигарету, подкуривает. И в ночную тишину Гнезда, шепотом, горько:
- Я сегодня во сне снова видела Город, мама...
***
Глаза далеко-далеко. Туда, откуда, как говорят дураки, ничего не возвращается.
Малышке опять снится Город, я слышу его отзвуки, вплетающиеся в мою бессонницу. За спиной успокаивающее дыхание. Встаю и отхожу к приоткрытому окну и закуриваю.
А мы тогда почти смогли ассимилироваться, почти смогли как-то сладить с действительностью. У нас уже был дом. Ты узнавала мой город и, мне кажется, полюбила его. Так ненадолго...
А ведь где-то там есть еще Питер. Живой, вечно умирающий Питер. Что ему! Империя его отстроит заново. Империя... я поежилась.
А ты... ты тоскуешь и по Москве. Очень сильно тоскуешь, а у нас уже вполне хватает сил, чтобы до нее добраться и я со дня на день жду, что ты попросишь у меня поехать туда. И не обязательно захочешь, чтобы я там была с тобой. Ты читаешь мне свои беспризорные стихи, а я все-таки слышу отклики твоей родной Москвы где-то в голосе. Москва... вот уж точно, люблю и ненавижу.
Середина ночи. До рассвета еще далеко, кажется - бесконечно далеко. Я нашариваю свечу в стеклянном стакане и зажигаю привычным движением. Свеча на окне - тем, кто бродит. Тем, кто не может найти дом. Тем, кто не может уйти и не может оставаться уже давным-давно. Тем, кто отчаялся увидеть огонь.
Свеча горит и я уже не нужна этому пламени. Зачем вообще я нужна? Кому и зачем?
Накидываю куртку, спускаюсь вниз, к серверной. И гул компов успокаивает, и как будто снова в квартире, и вот сейчас форточки переставлять снова надо.
Мягкие руки обнимают со спины и молча уводят меня под одеяло. И даже в этих руках я еще долго смотрю с тоской на окно и не могу заснуть.