- Мой великий Мастер, твой нижайший слуга просит сил для предназначенного ему, и униженно просит не противодействовать в осуществлении воли твоей, и набраться мне терпения, чтобы пострадать, как и полагается мученику, во имя твоё всю хулу и презрение.
Очередное начало очередного дня Истуса Виденсе. Он знал, что его собственный Бог наблюдает за ним одобрительно. С чего ему гневаться? Истус никогда оставлял за своей душой проступков, и всегда усердно отмаливал и страдал за то, что попустил. Когда он поддался гордыне, и изменил полученное при рождении дурацкое имя, и принял новое, соответствующее чистоте его веры и твёрдости убеждений - постился неделю, и наложил на себя стогую епитимью - и лишь, когда Бог дважды отразил в солнечный луч из окна на часы и, в конечном итоге, на лицо, он понял - прощён. Бог никогда не говорит прямо, каким же был он тогда Богом? Только истинно зрячий может увидеть его Знамения, только истинно верующий - расшифровать их. Жалкие, неблагодарные мешки мяса забыли своих Богов и игнорируют их, не желая вглядываться в небо, окружающий пейзаж и людей в поисках Знамений, самонадеянно мня себя достаточно умными, чтобы не обращать внимания на знаки своих Богов и жить как пожелают. В один день всё изменится, Истус ещё не знал, что именно случится, но его собственный Бог покажет мало верующим, каково истинное величие служения чему-то высшему, а не собственной жизни.
Завершив обращение, он стал собираться на работу. Отвратительная, ненавистная кабала, но втайне он боялся того дня, когда Бог ниспошлёт ему знамение того, что нужно пересмотреть свою деятельность на земле. Разумеется, это был лишь священный трепет перед лицом великих дел, что предначертаны ему судьбой.
Путь на работу происходил благолепно спокойно, как и многие годы подряд, но был кощунственно нарушен в самом своём конце - Истус неодобрительно покосился на расставляемые на проспекте мольберты, и суетящихся вокруг них людей. Смутно припоминая об объявлении какой-то арт-выставки, он порадовался, что окна его кабинета выходят на другую сторону улицы, и продолжил путь.
Охранник, которого он несколько лет назад назвал убогим червём перед лицом Бога, с тех пор демонстративно и неукоснительно проверял документы Истуса, и сегодняшний день не стал исключением. После ритуала минутного хмыканья, он был пропущен.
Документовед кадрового отдела банка 'Imperial Union Alliance of Trust', мистер Истус. Не то, чтобы в табличке было много необходимости - подобные должности служили для осадка тех, кто не нужен ни в каком другом отделе, и все давно знали друг друга. В этом кабинете не любили незнакомцев.
'Imperial Union Allience of Trust'. Помпезное название для мыльного пузыря из кредитованных кредитов. Богу потребовалось послать Истусу коллегу, Пита, чтобы открыть глаза на это буйство спекуляций.
-Точно тебе говорю. Эти все...банкиры, ээм, и... финансисты - обирают работяг, прямо-таки паразитируют на нас. Я вот думаю, что если бы отщипнуть от зарплаты директора пару тысяч, и раздать обычным парням - таким как мы, к примеру, мир бы стал куда как почище. Вот наш директор, он мог бы обеспечить с сотню человек каждый месяц. Иногда и сто десять. А что он делает? Эксплуатриует, а потом обирает, вот что он делает. Вот я бы...
После таких слов обычно шли политические программы Пита, разной степени коммунистичности. Истус недоумевал, зачем Богу Пита вложить в него такой ум - видящий истинную суть вещей, и вместе с тем, слишком ограниченный, чтобы узреть то, что находится прямо перед глазами. Он несколько раз пробовал раскрыть глаза, но Пит всегда уводил разговор в сторону своей излюбленной темы - финансового произвола, а потом и вовсе сказал, что вера всегда была цепным псом капитализма. После такого богохульства Истус окончательно разочаровался в коллеге, переведя его в разряд тех же жалких слепцов, что и остальных до него.
Истус со вздохом взял в руки первую бумагу из какой-то стопки на своём столе....
'Стены'. Коротко и многозначительно. Именно так и будет называться эта инсталляция. Анна распрямила спину после многочасового редактирования своих работ - вся работа со светом, ретушь и прочие виды обработки сделаны, фотографии выглядят идеально. Для неё. Она уже давно бросила попытки 'взгляда со стороны' на свои работы. Они свои, нет никакой беспристрастности, слишком уж много времени её собственной жизни потрачено, чтобы отпечатанные кусочки бумаги с чернилами среди многих таких же зацепили зрителя, заставили вглядеться именно в себя.
'Эта выставка очень важна для начинающего фотографа, художника, или кем там я себя воображаю'. Её куратор одобрительно отозвался о технике, а также о идее её работ, и теперь она размеренно и методично подводила всю свою работу к дедлайну перед большой художественной инсталляцией 'Город против людей'. И тематика её работ замечательно укладывалась в данную концепцию.
Стены, именно стены. Некоторые из снимков изображают буквально - стены, люди годами ходят по своей малой вселенной, не обращая никакого внимания на границы оной. Увидев однажды стену, они думают - 'Это преграда. Дальше пути нет', и перестают обращать на неё внимание. Снимки многолетней давности, рядом с современными, должны обратить внимание, показать изменчивость всего окружающего, а особенно - казалось бы, незыблемых вещей. Но есть и иные стены, не материальные. Она отчаялась изобразить те рамки, в которых прокладывает себе путь не человек, но его мысль, хотя и чувствовала, что в стенах физических есть образ стен ментальных, что так же ветшают и рушатся, от столетия к столетию. К слову о стенах разума - картины человека, который день ото дня, из года в год ходит вдоль стены. Любой его выход из дома начинается с того, что он огибает стену, и выходит на дорогу. Но вот он стоит перед снесённой стеной. Путь свободен. Но он по инерции поворачивает, и идёт обычным маршрутом.
Чтобы видеть незримые стены, нужны глаза. Много глаз. Она с теплотой покосилась на свои руки, усеянные татуированными глазами. Концепт был составлен самостоятельно, и мастер игры постарался на славу, создав настоящую гроздь глазниц - отталкивающих, расположенных на неестественном для зрительных органов месте, но вместе с тем притягивающих взоры. Что они означают? Что ей нравятся татуировки, вот что.
Перед сном, смотря на мольберты, со свежераспечатанными фотографиями, кислотно-яркими по сравнению со стоящими рядом акварельными картинами, Анна не испытывала трепета - завтра всё решится, так или иначе, после долгих дней, недель утомительных трудов, её работы увидят свет. Так или иначе.
Потратив на работу ещё на восемь часов больше, чем она того заслуживала, Истус с чувством выполненного долга раздвинул кипы бумаги по краям стола. 'Завтра разберусь как следует. Если будет угодно Ему'.
Выйдя из дверей, на которых заканчивалась власть охранника, он заметил необычно большую толпу праздношатающихся. 'Похоже, придётся поработать локтями, чтобы добраться до метро'. При близком взгляде стало очевидно, чти бездельники - поклонники 'живописи' и прочего 'искусства'. Некоторые были так увлечены своими картинками, что не замечали даже того, что Истус отдавливал им ботинки, и он находил в этом некоторое мстительное удовольствие.
Как бы ни было велико его стремление поскорее миновать этот праздник бессмысленности, он всё же замечал краем глаз эти доски с изображениями всяческой чепухи. В попытках протиснуться в толпе к вожделенному спуску в метро, он буквально вылетел на одну девку, всю испачканную татуировками, которая крутилась около кучки ... изображений стен? Просто стены? 'Ну это уже новые высоты никчёмности'...
Знамение. То, которого он долго ждал. Похоже Бог обладает подлинно божественным чувством иронии, ежели поместил Своё откровение на куске дерева и материи, изрисованным соплячкой. Мимо которого, он, Истус, пытался поскорее пройти! Истово он приник буквально к самому холсту, с человеком, стоящим перед стеной. В памяти всплыл тот самый день, когда он услышал впервые откровение, поддержавшее его, когда его мать...Ооо, эта одержимая фанатичка безбожия, пыталась притупить в нём эту благодать, чувство избранности, тяжкое и одновременно восхитительное бремя исполнения Его воли.
-Алекс! Александр Флемминг, если ты сейчас же не выйдешь из чулана... Я не для того ехала сюда 30 миль с работы, чтобы смотреть на дверь, за которой сидит мелкий засранец. Если бы твой отец мог быть здесь....
Маленький Алекс прятался. Сегодня Добрый Человек рассказал ему о подлинной сути вещей, и вместе они пронаблюдали истинное чудо - Знамение Бога. Добрый Человек всегда приходит в одно время, когда им никто не помешает проникать в суть вещей и узнавать вещи, о которых молчит мать. Маме это не нравится, да и сестре тоже. Кляуза сестры и есть причина, по которой Алекс прячется в чулане - он не хочет, чтобы его стройная, ясная картина мироощущения была разрушена упрёками матери и злорадством сестры. Добрый Человек ушёл, издалека увидев несущуюся женщину, а теперь мама скорее всего запретить даже выходить из дома. Но ничего, не зря напутственными Его словами были 'Я знаю кто ты - ты Истус, что есть зрячий. Ты сумеешь найти истину, даже окружённый мраком'. Алекс взглянул на лучик солнца, пробивающийся в дверную щель, и понял, что настало время самому распознавать Знамения. Открывая дверь, он выйдет на свет, примет в лицо все упрёки, и понесёт свет всем, способным узреть...
Узревших не оказалось. Вообще. И каждая неудача лишь убеждала его в своей правоте, своей Миссии. Иногда ему в голову приходили мысли, что он не особо-то хорош в выполнении этой самой Миссии, и формирует замкнутый круг самоизбранности, зависящей от собственных провалов, но к счастью, поиск Знамений избавлял его от подобных измышлений.
Бывало, когда его в очередной раз охватывало отчаяние, Алекс от переизбытка эмоций ходил к тому самому месту, где когда-то его покинул Добрый Человек. Он стоял, глядя в стену и сжимая кулаки - как могут быть окружающие настолько слепы, настолько не желающими впустить в себя настоящую цель существования?
- Тут у нас мелкий! А ну пшёл, сейчас тут стена еб**ёт.
- Станислвав, давай!
Алекс очнулся. Оказалось, он настолько увлёкся монологом самому себе, что не заметил, как зашёл на строй. площадку. Подняв взгляд, он увидел большое красное объявление 'Под снос' на той самой стене. В тот же момент внезапная необоримая сила рванула его назад.
Через секунду стена взорвалась вихрем из кирпичной крошки, и Алекс увидел самое красивое Знамение в своей жизни... И тут всё исчезло.
- Вот зараза, - приговаривал строитель славянской внешности, укладывая подростка за угол, подальше от летящей щебёнки и кусков кладки.
- Откуда только этот пи**юк выскочил? Как бы его родители не засудили нас за эту хрень...
На лбу Алекса стремительно расплывалась шишка от удара шальным кусочком кирпича. Станислвав задумчиво потёр каску.
- Вот так и бывает. А вся сила, она ж в каске. Вроде живой мелкий, сейчас что-нить сообразим....
Спустя час, несколько вдохов нашатыря и флакона йода, Алекс-Истус сидел на остановке c перемотанной изолентой головой. Поляк оказался добродушным, но упёртым мужиком, и серьёзно считал изоленту лучшим средством для починки как одушевлённых, так и неодушевлённых объектов.
Однако всё это не имело никакого значения, рядом с тем Божественным Знаком, что он увидел в тот момент, когда стена разлетелась в крошево. Он пытался сказать об этом строителю, но тот лишь странно глянул на Алекса и начал заматывать ему голову с удвоенным энтузиазмом.
Теперь Истус определённо видел перед собой свой Путь избавления человечества от мрака невежества. Все появившиеся было сомнения дотла выжгла вспышка воли Божьей, явившейся ему через сокрушённую стену тьмы...
- Давай там, малой!
'Да что же такое', новообретённый Истус покосился, и увидел радостно махающего ему каской строителя. 'О боже, снова он'. К счастью, звук приближающегося автобуса разрешил моральные мучения новоиспечённого пророка. Спустя минуту Истус уже сидел в транспорте, и смотрел через стекло на стройку и всех её рабочих, удалявшихся в прошлое.
И теперь ЭТО. Художница в точности изобразила его сцену прощания с Добрым Человеком, и мучения избранности, и знак, который послал ему Всевышний - сокрушённую стену, которая закрывала от него Солнце, и рабочих в характерной униформе, и даже его самого, смотрящего в слепом удивлении туда, где ещё недавно было одно из поворотных мест в его жизни.
- Мне уже сегодня сказали, что символизм у меня довольно топорный. Узнаёте что-то своё?
Он дёрнулся, осознав, что уже с полминуты стоит, совершенно недостойно разинув рот. Девчонка стояла рядом и смотрела прямо на него, и, как обычно при общении с ними, у Истуса перехватило дыхание.
- Э... а-эхм... что....хм... а вот это - что?
- А вот на подобные вопросы ответ каждый ищет сам. Что есть стены, для меня или вас? - Ох уж эти творческие люди. Вместо вменяемого ответа Истус получил пригоршню бреда. А потом наконец обратил внимание на её татуировки - глаза, глаза по обоим рукам. Какое осквернение храма Созидания новых Богов. Неужто...
- Вы странный. Возможно, вы взглянете свежим взглядом на мои...произведения?
Со всех сторон на него смотрели лики Знамений. Откуда? Как она смогла...? Может ли быть такое, что после всех своих мучений во славу истины он наконец-то вознаграждён женщиной, настоящей, выстраданной им (о да, уж он-то пострадал за свою веру), женщиной. О да, воображаемый Истус уже вдохновенно рассказывал непонятно почему-то одетой в один купальник девчонке о величии божественности, а она всё время кивала, и каждый кивок приближал её голову к его....
- Ты тоже их видишь? Знамения...знаки соизволения и запрета, они везде, нужно только уметь видеть. А, что я говорю, ведь они тут вокруг, везде, на всех картинках...
- Для начала, это полотна. Во-вторых, я вижу, что вы, несомненно, странный человек, но странный не тем образом, какой я рассчитывала увидеть.
Она обернулась и исчезла в группе единомышленников, а Истус остался, как и всю предшествующую жизнь, стоять во прахе своих трудов и надежд, даже не успев задержать её.
Истус не заметил, как доплёлся до квартиры. Уже давно он запретил себе задумываться над причинами, по которым отрицают божественное, или же ищут утешения в ложных идолах. Нет уж, при одной только мысли о попытке понять этих умалишённых его передёргивало. Перспектива потерять своё кристально чистое видение Вселенной - ужасает.
Он интуитивно ощущал, что произошло нечто важное. Возможно, столь же важное, как и его просветление. Продавленный диван скрипнул и содрогнулся куда сильнее, чем обычно, но Истус был не в настроении высматривать в этом Знак. Сегодняшняя ситуация требовала тщательного обдумывания. Крайне тщательного.
'Она сделала то, что никто до неё никогда не сумел - она увидела. Как? Что отличает её от окружающих? При всей своей наблюдательности, девчонка так и осталась слишком глупа, чтобы связать факты воедино и прийти к единственно верному заключению наличия Бога. Каким извращённым, противоестественным способом это стало возможно?'.
С какой стороны бы он не пытался размышлять, всегда приходил лишь к одному логичному выводу - ответ лежит на поверхности. Поверхности её кожи.
Ну уж нет. Он, Истус, останется единственным истинно зрячим, и подобающе накажет недостойную своего дара. Вслед своим мыслям, он лунатической походкой двинулся на кухню, где даже не удивился, увидев ярко мерцающее лезвие ножа.
Нет-нет-нет, никаких убийств и прочего насилия. В просветлённом сознании чётко сформировалась идея - 'Ничто не сможет ранить так, как утрата истинного видения мира. Как этого достичь? О, несложно. Ответ на вопрос, почему она видит то, что скрыто от других весьма прост - у неё больше двух глаз'. Попутно Истус ощутил прилив величественной гордости за свою проницательность, позволяющую увидеть настоящую картину мира без грязных уловок вроде лишних органов зрения. Без лишних проволочек он приступил к разработке плана 'Воздаяние'.
Действовать нужно было быстро, пока этот 'интеллигентный' сброд не расползся по своим норам. Если бы можно было исправить порядок вещей одной силой веры, Истус был бы во всеоружии. Но ему пришлось захватить нож.
Со всей возможной спешкой мститель нёсся в метро, опасаясь встретить лишь пустой проспект на месте выставки. Ещё издалека стало видно, что он всё же успел - какие-то фигуры возились со своим выставко-хламом, сворачивая представление. 'Сейчас узрят они, что значит узурпировать право общения с Богом. Лишь истинно верные достойны...'
- Cмотрите! Я знаю, что она сделала, она ... украла Знамения.. пожалуй не так. Она предала Бога... то есть, даже не уверовав, можно его предать...
Истус истошно кричал свою речь, приближаясь к группе работающих, но уже чувствовал, как приближается катастрофа - вместо торжественного появления в лучах величия получается что-то невнятное. Но окружающие уже начали оборачиваться, хоть что-то хорошее. Чем больше свидетелей, тем лучше.
- Годами, годами я терпеливо сносил всё невежество окружающих мешков с мясом...
- Но этого! Этого! Я не потерплю - направил он указующий перст на художницу, которая стояла, скрестив руки и делая вид что её происходящее никак не касается.
- С помощью глрязного трюка, подлых...каракулей на коже...она украла благодать! У человека, который выстрадал сполна, чтобы заполучить Видение...
- Так, если бы это был перфоманс, ты бы сорвал аплодисменты. Но это уже становится оскорбительно, мистер, и неприемлимо - один из мужчин, сворачивавших полотна, направлялся к нему, явно пытаясь помешать Правосудию.
- Пшёл с дороги, я пришёл за ней.
Пока всё шло неплохо. Но девчёнка, которой полагалось сидеть и смиренно ждать десницы справедливости, неожиданно встала и пошла в его сторону. Резко остановившийся Истус неожиданно почувствовал холод металла, и с совершенно недостойной и глупой гримасой уставился на лезвие, прорезавшее штаны и торчащее наружу. 'Я что, просто положил его в карман? Похоже, когда тебя ведёт рука судьбы, не заморачиваешься на мелочи'.
- У него нож!
Буквально за несколько мгновений положение дел превратилось из неплохого в отвратительное! Но Бог не оставляет своего избранника, и помог Истусу даже сейчас - богохульница, которой полагалось трепетать от ужаса, сама бросилась к своему палачу. 'Видимо, запаниковала и потеряла голову...'
Он едва успел выхватить оружие, когда мощный удар в солнечное сплетение прервал стройные логические построения. Истус скорчился, пытаясь восстановить дыхание, и следующее что он увидел - татуированное предплечье, прносящееся мимо лица. Со внезапной вспышкой ярости он нанёс несколько ударов ножом справа от себя, где по его предположениям должна была сейчас разворачиваться для следующей атаки еретичка. С чувством триумфа он почувствовал, что что-то зацепил.
В следующие несколько мгновений его повалили и заломали руки за спину. Вдалеке прозвучал полицейский свисток, но Истусу было плевать. Он увидел, во что попал ножом. Девка сидела на бордюре, баюкая руку. По всей длине от кисти до локтя всё было залито кровью, и заметный кусок кожи свисал с края раны. Лезвие прошло плашмя, проделав широкую, но неглубокую полосу по всему запястью. Глаза, тот самый нечестивый фокус, которым она украла его Избранность - эти глаза теперь были ослеплены. От татуировки осталась лишь половина, в которой нелегко было угадать прежний узор. Второй руке тоже досталось. Хаотически махая ножом, он исполосовал всю поверхность богохульных каракуль тонкими полосами, разрушавшими целостность картины.
'Моя работа здесь завершена, и теперь я могу вкусить заслуженные награды от Повелителя'.
Следующие месяцы были будто в дрёме. Наконец-то свершилось то, к чему его всю жизнь готовили! Он, ничего не отрицая, со спокойной гордостью рассказал о своих мотивах всем интересовавшимся. Глупцы в халатах проверяли его на психическое здоровье - да как вообще может быть умалишённым Избранник божий? Наконец, это стало очевидно и им. Весь этот фарс закончился в большом зале, в котором смертные пытаются изобразить из себя повелителей судеб друг друга.
- ...властью, данной мне штатом, я выношу обвинительное заключение в отношении подсудимого Александра Истуса Флеминга, которые признаётся виновным по статьям - 'Покушение на убийство', 'Причинение телесных повреждений' с отягчающим обстоятельством - общественно опасным поведением ...
Он не слушал. Он был готов получить свою награду. Ведь теперь, без своих нечестивых глаз, она не сможет видеть истинную картину мира, а значит благочестие единственного истинного верующего сохранено. Ведь всё дело было в глазах, не так ли?..
Однако в тюрьме ему пришлось вкусить несколько иные вещи. Весьма и весьма далёкие от даров высших сил. Его вера прошла через тяжёлые испытания. Но не угасла полностью, а скорее превратилась в тянущую душу боль, единственное избавление от которой - разорвать рассудок и исторгнуть часть себя, навсегда изменившись.
Тюрьма действительно меняет людей - Александр вышел на свободу точно в срок, и что же он почувствовал? Сожаление об ушедшем простом и ясном порядке жизни на протяжении последних лет? Нет. Радость от нового вздоха воздуха свободы? Снова не то.
В бумажнике, который ему вернули, осталось сколько-то денег. Алекс снял комнату в отвратном мотеле, где проводил время, переглядываясь со стенами. Он купил первую же газету и начал обзванивать все подряд объявления о вакансиях разнорабочих. Прошлая работа вспоминалась смутно, да и бывшего заключённого вряд ли бы взяли на сколько-нибудь серьёзную должность. Однако пара рабочих рук всегда в цене - пусть и невысокой. Он быстро сумел устроиться грузчиком-монтажником, буквально сбегая на работу, чтобы раствориться в физической работе, убивая всё желание размышлять о высоких материях - а ведь когда-то он не представлял себя без тяжёлых дум о судьбах будущего. Ящики, коробки, мебель - он бросался на всё одинаково, в стремлении убежать от собственного разума.
Новый день - новый заказ. В этот раз - театр. Транспортировка и сборка реквизитной мебели. Всё шло своим чередом, он нёс очередной ящик за кулисы, когда увидел на сцене женщину, оформлявшую декорации. Правую руку, в которой она держала кисть и выводила узор на костюме, пересекал широкий шрам, по краям которого можно было угадать остатки татуировки.
Алекс опустил ношу и медленно попятился в нишу за сценой. Пожалуй, не стоит её расстраивать. Похоже, у неё всё нормально.
У него хватило иронии подумать 'Хорошо, что у неё всё же осталось ЭТО зрение'.