Тот недолгий период в истории СССР в шутку тоже назывался НЭПом - наведением элементарного порядка. Пятиминутный гудок, сопровождавший уход в землю руководителя ленинского типа, поддержали трудящиеся: гудеть и не переставать! Тем более, что в продаже появилась водка, впервые за многие годы не подорожавшая, а подешевевшая на 50 копеек. Восточная Европа объявлена была зоной жизненных интересов СССР, и в ней стали расставлять ядерные ракеты средней дальности полета. Не дальше, чем до Лиссабона.
Впрочем, продолжался второй НЭП недолго, поскольку инициатор его вскоре подключился к искусственной почке, а после и вовсе ушел через трупопровод, как назывался тогда недальний путь от Колонного зала до задворок мавзолея. По этому поводу секретарь партбюро кафедры технологии машиностроения доцент Схиртладзе высказался в кулуарах с сожалением: "Не того мы выбрали".
На траурном митинге задыхающийся Черненко, как положено было по регламенту, прохрипел речь сам, затем вызвал главного министра Тихонова, после сказал: "Слово предоставляется Кузнецу ... " и совсем захлебнулся. Это уж было слишком даже после недавних брежневских оговорок. По порядку похоронных речей должен был выступать председатель Верховного Совета чуть ли не девяностолетний Кузнецов. Уж не новый ли стиль официального обращения в руководстве страны собирался ввести Константин Устинович? "Предоставим слово нашему Кузнецу". Но нет, он отдышался и продолжил, перевернув страницу: " ... кузнецу-штамповщику завода автоматических линий ..." Писатель Осоргин еще в 1922 году на вопрос следователя, как он относится к советской власти, написал: "С удивлением".
В это спокойное время бывший шофер автопарка академии наук СССР, теперь пенсионер, Иван Краюхин, передал неясный слух о восстании в подмосковном городе Бронницы. Не то восстании военных курсантов, подавленном регулярными войсками, не то чьем-то еще восстании, подавленном как раз бронницкими курсантами.
Был теплый солнечный день подмосковного бабьего лета. Краюхин сидел в саду за столом в тени высоких берез и рассказывал о своей последней жене. 63-летнего Ивана стариком никак назвать было нельзя. Был он среднего роста, грузен, но не толст. Лицо имел породистое, с правильными чертами. Над высоким лбом залысину обрамляли легкие седые волосы. Нос, большой и прямой, на крупном лице выглядел пропорционально. Широкие скулы дополнял продолговатый массивный подбородок. Несколько монгольские, большие глаза смотрели зорко и насмешливо. Они одни нарушали общее благодушие его внешнего облика. Рассказывал Краюхин глухим голосом. Говорил без слов-паразитов, неспешно, складно, не ошибаясь в падежах и склонениях. Его легко можно было представить агрессивным и беспощадным. Он заколотил снаружи дверь в бане, где мылись подстереженные им его изменившая любовница и ее новый обожатель. "Путь попарятся".
Краюхин докончил о последней жене и заключил: "Я не создан для семейной жизни". Уже по этому отрывку чувствовалось, что он любит рассказывать и привык это делать. Это подтверждалось присказкой к очередному повествованию: "Тут опять история".
В геофизических экспедициях Краюхин бывал в отдаленных, больше южных областях. В гурьевской степи они вместе с другим водителем, Кудашевым, выпив красного, сидели на деревянной скамейке, врытой в сухую твердую землю перед палаткой, и смотрели, как жаркий ветерок крутит у их ног легкую серую пыль. Кудашев, высокий и ширококостный, но очень худой, с впалыми щеками, прозванный Засушенным Гераклом, сказал задумчиво: "Коэффициент подул". В том районе платили надбавку (коэффициент) за суховейные ветра. Несколько дней спустя Краюхин спьяну распорол ножом руку повыше запястья машинисту бурового станка Мухину.
Нынче Иван рассказывал о фронтовом опыте Мухина. Тот во время войны был шофером на "катюше". Его главная забота состояла в постоянном поддержании автомобиля в исправности. После залпа "катюши" немцы немедленно направляли на место запуска ракет огонь всей своей артиллерии и минометов. Задержка машины означала конец. Но Мухин ни разу не задержался.
"Я во время войны в Петрозаводске служил, - сообщил Краюхин. - Там как раз наш секретарь находился, что умер недавно... И я там, оказывается, был".
Тогда в результате внимательного изучения архивных документов историки как раз установили, что коренной перелом в Великой Отечественной войне наступил не на Малой земле, а под Петрозаводском.
А первую немецкую листовку Краюхин увидел в 41-м году, в Москве, возле "Сокола", на Песчаной улице. "Бей жидов - спасай Россию" - было написано", - завершил он военную тему.
Узнав, что еще один многолетний участник геофизических экспедиций научный сотрудник Марат получил отдельную квартиру, Иван кратко охарактеризовал его: "Плохой человек". И рассказал, как ехал с ним вместе из Таджикистана на машине через горный перевал. "И всего-то ехать немного осталось, а "ЗИЛ-130", ну не тянет. Он [Марат] весь палец в кровь стер, бензин качал, и кричит мне: "Качай ты!" А я отвечаю: "Ты стер, сейчас я сотру, а дальше как? Ты человек грамотный, ты думай!" Он молчит, не знает. Я и говорю ему, что надо бак поставить на крышу и шланг опустить прямо в карбюратор. Он мне: "А сгорим?" "Ну тогда качай!" Делать нечего, поставили на крышу. Ну и доехали".
Краюхин в точности назвал высоту того перевала - 3700 метров, а название забыл. Породистое лицо его исказилось досадой. "Склероз, как говорится, в последней стадии". Он махнул рукой.
Но, может быть, и не надо все помнить? Пушкин устами Шуйского заметил: "Сейчас не время помнить, советую порой и забывать".
В Америке некий медик рассказывал по радио о лечебном эффекте марихуаны. Оказалось, что она не только кратковременно снижает боль, но и подавляет память, избавляя пациента от боли в отмерших или ампутированных органах. Но не слишком ли опасно подавлять память? Особенность мозга человека - это умение не только помнить, но и забывать. Хотим ли мы, например, помнить лица всех встречных по дороге на работу? На улице, в автобусе, в метро? Если помнить все виденное и слышанное, то жизнь станет невыносимой. Художник бессознательно удерживает в памяти только яркие блестки из бесконечного серого потока бытия. Медик заключил, что марихуана давно была бы разрешена в США как лекарство, не будь она столь дешева. В Калифорнии траву можно вырастить в любом дворе. Если разрешить ее производство, то потребление дорогостоящего морфия сократиться, и фармацевтические компании понесут огромные убытки.
Краюхин выпил, закусил отварным подосиновиком, вкусно хрупнув крепкой шляпкой, сощурился на краснеющее меж листвы берез солнце, и тоже обратился к медицинской теме.
Он раз пожаловался теще на какое-то недомогание. А она сказала с удовольствием: "Это у тебя, Ваня, от вина". Но вот и теща приехала к нему в гости с двумя пакетами зверобоя и вздыхала, что у нее болит живот. Язва, наверное. "Это от вина!"- радостно объяснил Краюхин. Теща попросила настоять зверобой на спирту, чтобы принимать от язвы. Краюхин послал дочку (маленькая, еще в школу не ходила) в магазин за бутылкой зверобоя. Продавщица Катька (она еще и сейчас жива, лет 40 в том винном работает), зная Ивана, продала ей. Дочка принесла бутылку, и Иван показал теще этикетку. На ней была такая же картинка, как и на ее пакетах. Тоже ведь зверобой. Сам настоишь - получится больше, чем надо. Или меньше. А здесь уже государство сделало, сколько нужно. Теща смотрит: и правда. Краюхин налил ей в рюмку грамм 125. Рюмка была обманная, с пустой ножкой. С виду маленькая, а на 125 грамм (жаль, разбили ее). Теща и выпила. В жизни вина не пила, разве только в церкви, когда причащалась. И так ей захорошелось! А через месяц она умерла. У ней рак был. Желудка.
Что-то этот лаконичный стиль напоминает. Она умерла. Ах, да. Нынешнего преемника того секретаря, что прославил Петрозаводск, спросили в США, что случилось с подводной лодкой. "Она утонула", - ответил Президент.
Недавно сенатор Миронов выступил с инициативой продлить срок президентства до семи лет. Лучше уж сразу пожизненно, как в Узбекии. А может все-таки прав был доцент Схиртладзе: "Не того мы выбрали"? Если пожизненно - это будет уже помазанник Божий. И по этому поводу Краюхин имел ясное понятие.
"Вот Бога нет, а что-то есть", - уверенно определил он. Старик из поселка украл у него велосипед. А меньше, чем через год машина насмерть сбила того деда на краденом велосипеде. Прямо как бригадир Тюрин у Солженицына: "Все ж ты есть, Создатель, на небе. Долго терпишь, да больно бьешь!"
Краюхин встал из-за стола, прощаясь, и сказал: "Жизнь вообще-то хорошая, только нервная... Очень много нервов надо".
Август 2002
/-\/