Аннотация: Антиутопия.
Кто оправдает преступления, совершенные по закону?..
1.
Пацану на вид было лет десять. Он стоял рядом со мной в трясущемся по разбитой дороге автобусе, и по его лицу было видно, что он хочет что-то спросить или сказать, но никак не может на это решиться. Он зашел две остановки назад и сейчас стоял рядом со мной. Я напряженно ждал, смутно догадываясь, в чем дело.
Спустя еще одну остановку, мальчик, наконец, собрался и произнес:
- Дяденька!
- Чего тебе, мальчик? - ответил я.
- Дяденька, можно украсть у вас кошелек? - на выдохе скороговоркой произнес мальчик.
Признаться честно, я немного опешил, хотя примерно этого и ожидал. Да уж, сюрприз, и в свете нынешних обстоятельств, довольно малоприятный.
- Пацан, а у тебя разрешение с собой?
- Я писать не умею... - тихо протянул мальчик с дрожью в голосе.
- Слушай, а как тебя зовут? - неожиданно для самого себя спросил я.
- Дима, - все так же тихо ответил он.
- Дима, а разве тебе родители не дают денег?
Мой маленький друг еле слышно вздохнул.
- Мама умерла, а папа... папа... - продолжать историю своей семьи он явно не мог. - Извините, пожалуйста, я не хотел...
Признаться честно, что-то сжалось у меня в груди. На глаза сами собой начали наворачиваться слезы. Отказать было выше моих сил.
- Постой, постой... Дима! - я схватил его, уже повернувшегося, чтобы выбежать из автобуса (сейчас тот как раз стоял на остановке) за плечо и развернул к себе, другой рукой нашаривая в кармане злополучный кошелек.
Мальчик поднял на меня свои светлые доверчивые глаза, в которых читалась уже, слишком уж рано в его возрасте, не по-детски сильная боль и печаль.
- Извини, Дима... - пробормотал я. - На, держи!
Мальчик недоверчиво посмотрел на бумажку в моей руке.
- Целая сотня!? - полувопросительно воскликнул он. Но деньги, видимо взять боялся.
- Держи! Считай, что это подарок.
Да уж, потом я буду ругать себя за эту дурацкую сентиментальность, но в тот момент, когда Дима, все же взяв деньги, проговорил: "Спасибо, " что-то потеплело в моей душе или что там у нас внутри.
Мальчик вышел из автобуса, немного быстро и неуклюже, все так же бормоча под нос: "Спасибо, спасибо..." и сжимая в руке мои последние деньги.
"Господа, товарищи, граждане!" - прозвучал громогласный бас с другого конца автобуса, - "Готовим за проезд!"
Контролер.
Билетик я не купил, денег на штраф больше не было. В первую секунду я вдруг страшно перепугался, это могло кончиться очень и очень плохо. Но я, наконец, вспомнил про то, что лежало у меня в кармане, и с облегчением вздохнул. Да, хорошо, что хоть это я выпросил напоследок.
Когда лицо и корочка контролера материализовались передо мной, я гордо продемонстрировал свое "Удостоверение Зайца".
2.
На следующий день я совершил две вещи, которые, как я в глубине души считал, никогда не сделаю.
Во-первых, я разбил свою свинью-копилку. Всякая мелочь брызнула из пробитого бока хрюшки и рассыпалась по полу. Свинья смотрела на меня своими нарисованными черными глазками как-то грустно, презрительно и удивленно одновременно. Под этим пронзительным взглядом я, конечно же, никак бы не смог пересчитывать деньги, и гипсовые осколки переместились в мусорное ведро. В голове мелькнула нелепая мысль, что теперь его не придется выносить долго, так как наполнять его в ближайшее время будет, скорее всего, нечем.
Пока я пересчитывал скудную горку презренного нержавеющего металла, в голове все крутилась история, как Машка мне эту злосчастную свинью подарила. Для вас это покажется невероятно скучным, глупым и банальным, но, на мой взгляд, тот день рождения был лучшим в моей жизни.
Что, вам не надо всех этих соплей о прошлом, которого не вернуть? Отлично! Ни хрена я вам не расскажу!
Такие примерно слова проносились в моем мозгу, словно я обращался к какой-то невидимой аудитории. Маразм крепчал, деревья гнулись...
На этом пересчет закончился.
Негусто!
Прямо скажем, не то, что красную икру, кильки в томате я вряд ли увижу в ближайшее время.
Странные все же, скажу я вам, эти свиньи-копилки! А еще более странные те люди, которые всерьез думают насобирать с их помощью что-то существенное. По-моему, сама копилка стоила раза в два больше, чем ее жалкое содержимое. И зачем я ее разбил? Можно было расковырять щель с помощью ножа и одну за другой вытряхнуть все монетки. Память, как ни как, о чем-то хорошем.
Очень хотелось злиться, обзывать себя идиотом за то, что вчера отдал пацану все (все, блин, деньги). Но злиться почему-то не получалось. Я свалил всю кучу мелочи в карман и пошел на рынок.
Мой шоппинг превратился в долгое препирание с продавщицей, отказывавшейся пересчитывать ту гору металла, в желтизне которой изредка сиротливо поблескивали серебристые вкрапления рублей, которые явно проигрывали в количестве 10 и 50 копеечным монеткам. Сзади уже собралась очередь, недовольно и угрожающе ворча.
- А вы не пересчитывайте, поверьте на слово! - я предпринял очередную попытку штурма непреступного бастиона кассы.
В толпе позади меня прозвучало несколько одобрительных возгласов.
- Вот еще, верить тебе на слово! Ты когда в последний раз в зеркало смотрелся, - продолжала хамить продавщица. - Еще и перегаром пасет!
Я провел по щеке рукой. Так точно! Пальцы проехались по темной неровной щетине. И уж точно мешки под глазами. И растрепанные волосы. Голос охрипший, полночи с соседом Колей орали песни, конечно же, не просто так, а за бутылкой водки, на закусь которой ушли все мои и без того скудные припасы из холодильника. От этого, собственно, и перегар.
Продавщица, видимо, прочитав в моих глазах безбрежную похмельную тоску, решила, что с меня хватит, и сжалилась таки надо мной.
В общем, с десятком яиц, нарезным батоном и пачкой "Пегаса", я отправился домой, к облегченному вздоху всей очереди.
Мои деньги, кажется, продавщица даже пересчитывать не стала.
Что ж, у каждого свои развлечения...
А во-вторых, немного подумав, я решил совершить Преступление. Вначале испугался этой мысли, а потом, на прощание сделав совести ручкой, отправился в районный отдел ЦК КПРФ (Центральный Комитет по Контролю за Преступлениями Российской Федерации, для тех, кто не в курсе).
3.
Около двух часов я просидел в очереди в компании каких-то сомнительных граждан, удивляясь тому, что в наше время даже для того, чтобы совершить преступление, надо отсидеть очередь.
Передо мной сидел здоровый наголо бритый детина в черной куртке с оранжевой подкладкой. В глазах его читалось явное желание начистить какую-нибудь физиономию кавказской национальности. Из наушников, втиснутых в его непропорционально маленькие уши, доносился какой-то рев, отдаленно напоминающий звуки нацистского марша.
Своей очереди также дожидались: какой-то нервный молодой человек с бегающими глазками; солидный человек, напоминающий своим видом бухгалтера, любящего прикарманить зарплату сотрудников, видимо для этой цели тут и сидевшего; женщина с томными глазами; пара ничем не примечательных мужчин и древняя высохшая старушка весьма мирного вида. "А она-то тут зачем? - с недоумением думал я. - Неужели и она туда же?"
Бритый детина вдруг смачно плюнул на пол.
- Молодой человек! - незамедлительно отреагировала старушка, все это время внимательно следившая за ним, словно только и ждала чего-нибудь подобного, а то и еще хуже, - что вы себе позволяете!
Бритый исподлобья хмуро взглянул на нее, но почувствовав какую-то
скрытую угрозу, исходящую от старушки, сунул руку в карман, достал оттуда мятый лист бумаги и молча ткнул ей в лицо.
Как я догадался, это было нечто вроде "Разрешения плевать на пол в общественном месте". Чего только люди не придумают!
Старушка внимательно ознакомилась с документом, послюнявив палец, немного потерла краешек печати и, видимо, удовлетворившись, вернула бумагу владельцу.
За исключением этого маленького инцидента, ничего примечательного больше не произошло, и сидеть в очереди было невыносимо скучно, да еще и мандражно.
Я уже начинал немного подремывать, как сквозь призрачные видения до меня донесся голос: "Следующий!" и какая-то фиолетовая горилла сильно ткнула меня незрелым бананом в бок.
Открыв глаза, я удостоверился, что гориллой на самом деле был какой-то смазливый подросток лет шестнадцати, а бананом являлся его локоть.
Я сидел в просторном светлом кабинете напротив человека с лицом настолько приятным, что ему хотелось плюнуть в рожу. За окном тихо накрапывал гаденький осенний дождик. Вдобавок ко всему, стул был ужасно жесткий и неудобный.
В общем, окружающая обстановка давала почувствовать себя не просто преступником, а приговоренным к пожизненной каторге за изнасилование крупного рогатого скота в особо извращенной форме.
Тип напротив что-то оживленно писал, явно меня не замечая.
Только я решил подняться и тихо смыться отсюда, он поднял голову и произнес обвинительным тоном:
- Итак, вы собираетесь совершить преступление!
Мне стало немного не по себе.
- Ну... в общем... в какой-то мере... - проговорил я, стараясь чем ни будь заполнить возникшую неловкую паузу.
- Вы понимаете, что в нашу обязанность не входит отговаривать вас от принятого решения! - перебил он мое бормотание.
- Понимаю...
- Вы провели беседу с психологом в районной поликлинике?
- Да, - бодро соврал я.
"А что если он потребует справку?" - пронеслась у меня в голове маленькая надежда на спасение. Но справки он не потребовал.
- И каковы результаты вашей беседы? Вы психологически готовы совершить преступление в установленном законом порядке, не нарушая правил и условий?
- Да, - соврал я уже не так уверенно и добавил. - Готов.
Он казалось только этого и ждал, глаза его подобрели, а голос стал чуть более доверительным.
- Какую статью Уголовного, Гражданского или Морального Кодекса эРэФ вы собираетесь нарушить?
К этому я был явно не готов. Может быть психолог, у которого я не был, сообщил бы мне эту информацию.
- Ну... я хотел бы ограбить сберкассу...
- Так, так, так, отлично!
Затем он произнес какое-то длинное определение, которое я не запомнил. Я только кивал с умным видом, и в конце поддакнул.
Он протянул мне бумагу и ручку, привязанную к столу гибкой проволокой, и официальным тоном произнес:
- Согласно первому дополнению к Конституции эРэФ, принятому ... (та-та-та) ... вы, как гражданин эРэФ имеете право в случае необходимости совершить действия, противоречащие действующему законодательству, по получении на это письменного разрешения районного отдела ЦэКа КэПэ эРэФ, если эти действия не несут опасности для существующего государственного строя и для суверенитета эРэФ. Ваш паспорт?
Я как-то неохотно протянул ему свой основной документ. Тот посмотрел, удовлетворенно хмыкнул и принялся что-то записывать в одну из бумаг, лежащих на столе.
- Это ваше первое преступление закона? - заинтересованно спросил он.
- Так точно.
- Отлично, тогда вы должны написать заявление с указанием причин, по которым вы считаете это необходимым.
Он протянул мне образец и погрузился в изучение каких-то посторонних мне документов. Я принялся писать:
" Начальнику Кунцевского
районного отдела ЦК КПРФ,
Зимородкову Г.В.
Заявление.
Прошу Вас выдать мне разрешение на ограбление сберкассы
... (та-та-та)...
Причинами, повлиявшими на мое решение, являются мое увольнение с работы без какой-либо оплаты и отсутствие у меня денежных накоплений, достаточных для осуществления жизнедеятельности при современной стоимости потребительской корзины. Я еще не встал на очередь на пособие по безработице, занимать деньги у соседей и знакомых не позволяет мне мой психологический тип, а кушать хочется. "
В конце меня явно понесло, получалась какая-то чушь. Снова появилось желание тихо встать и исчезнуть, но опять, словно читая мои мысли, Зимородков оторвался от бумаг и, пресекая мою попытку к бегству, полу спросил - полу сам же себе ответил:
- Закончили.
Я молча протянул ему лист.
По мере чтения он хмурился все больше и больше.
- Нормально? - с надеждой, что он меня сейчас прогонит, спросил я Зимородкова.
Тот помолчал.
- Знаете что, бывает, конечно, и хуже, мы особо к форме не придираемся. Плохо то, что вы не особо понимаете, чего вы хотите. Хотя это вам и простительно, первое в жизни преступление все-таки.
- И чего же я не понимаю? - мне стало любопытно, я раньше считал, что разрешение можно получить на любое преступление, кроме убийства президента и государственной измены (хотя при желании, наверное, можно и на них).
- Ответьте мне, сколько денег вы хотели бы похитить?
- Ну... даже и не знаю...
- Теперь понимаете?
Пауза затянулась настолько, что я понял - он ждет ответа.
- Ну... э-э-э... не совсем...
- Ладно, объясню, хотя это и работа психолога, - он как-то подозрительно на меня посмотрел, но продолжал. - В вашем положении вам не нужно столько денег, сколько вы можете украсть в сберкассе. Другое дело, если бы вы предоставили справку от психиатра, что вы не можете жить без роскоши, но как я понимаю справки такой у вас нет, так ведь?
- Нету.
- Ладно, на первый раз забудем. Сейчас я позвоню в координационный центр и узнаю сумму, на которую вы можете рассчитывать.
Зимородков поднял трубку телефона, быстро набрал какой-то двузначный номер и начал говорить:
Дождик за окном усилился, оставаясь все таким же гадким. Сидеть было удобно, как на гарринче, а плюнуть в это лицо напротив хотелось все больше и больше.
- ... (та-та-та)... хорошо, в пять, в пять, конечно.
Он положил трубку.
- Сейчас вы напишите заявление по новой. Просите разрешение на уличное ограбление. Кстати, у вас есть на примете, кого ограбить или будете за государственный счет?
Я немного подумал.
- Пожалуй, лучше за государственный.
- Ну и правильно, возни с разрешением от пострадавшего не будет. Так что пишите и, ради Бога, выбросите это фразу про "кушать хочется", не нужно этого.
Я написал, поставил подпись и протянул результат Зимородкову.
Тот, глянув лишь вскользь, расписался, поставил штамп "разрешено", затем печать, взял листок поменьше, написал на нем что-то и протянул мне.
- Прибудете завтра по этому адресу к 12.00, не опаздывайте! Кирпич получите на месте...
-Простите, что вы сказали? Кирпич?
-Да, кирпич - орудие преступления. Возьмете кирпич, подкрадетесь сзади, ударите сотрудника по голове, вынете из кармана кошелек и скроетесь с места преступления.
Наверное, я побледнел.
- А сколько там будет, если не секрет?
- В кошельке? Денег? Восемьдесят семь рублей, сорок две копейки и билет на две поездки в метро.
Наверное, я побагровел. У меня перехватывало дыхание, и голоса своего я узнать не мог.
- Вы говорите... я как шпана ... восемьдесят ... да на это и два дня не проживешь...
- А вы чего хотели, миллион долларов? У нас бюджет не резиновый!
"Спокойно... спокойно..."
Я кое-как перевел дух и произнес как можно спокойнее:
- Я хочу совершить еще одно преступление.
- И какое же? - произнес Зимородков с таким участием, что плюнуть хотелось все больше и больше.
- Нанести вам оскорбление при исполнении!
Оказалось, что к чему, к чему, а к этому он абсолютно готов.
- Надеюсь, ваше оскорбление будет содержать не более трех слов, на, распишитесь, - сказал он, протягивая мне какой-то заполненный бланк.
" Предъявитель сего имеет право оскорбить Зимородкова Г.В. в устной форме фразой, содержащей не более 3 (трех) слов при использовании нецензурных выражений и не более 10 (десяти) слов при использовании изощренного хамства ".
Расписываясь, я прошипел:
- Мудак ты гребаный...
Зимородков вовсе не выглядел оскорбленным. Он с чувством собственного достоинства протянул мне паспорт и бумаги.
- Забирайте! И если уж мы перешли на ты, то проваливай!
Дождь хлестал как из ведра, но пытка стулом осталась позади. К сожалению, в рожу ему плюнуть я так и не решился, разрешения на это у меня не было.
5.
Сон ко мне не шел полночи, и лучше бы не приходил вовсе!
Во сне я был Родионом Раскольниковым, о котором почему-то думал до этого, ворочаясь в постели. Вначале я гонялся за шустрой старушкой-процентщицей по белым страницам толстого романа с огромным окровавленным топором в руках. Потом она выскочила из-под обложки, проскрипев "Молодой человек, что вы себе позволяете!", и погоня продолжилась на мрачных улицах Петербурга Достоевского. В конце концов, я догнал ее и опустил топор на ее голову. Голова раскололась, и из образовавшейся трещины хлынул поток металлической мелочи. "Проценты..." - пришла ко мне страшная догадка. Старушка повернулась ко мне, уставилась на меня нарисованными черными глазами и расхохоталась беззубым ртом. Уровень денег все поднимался и поднимался, дойдя мне до груди. Было невозможно вдохнуть, я задыхался. Деньги уже лезли мне в рот, а невесть откуда взявшийся Зимородков тыкал мне в лицо какой-то бумагой и тщетно пытался перекричать безумный смех старухи...
Проснулся я оттого, что на моей груди сидел домовой и старательно меня душил. Признаться честно, я даже был этому рад, настолько кошмарным показался мне этот сон. С воплем я оторвал от себя невидимого уродца и швырнул его в угол комнаты. На ощупь домовой был мягким и поросшим курчавой шерстью. Послышались недовольные шорохи, а минуту спустя я услышал звон на кухне - домовой, видимо от обиды, принялся бить мою посуду.
6.
Назначенное мне место преступления находилось, как назло, в другом конце города, куда я добирался около полутора часов.
Перед моими глазами одна за другой проходили отвратительные сцены, на которые я раньше бы и внимания не обратил.
Вот группа молодых людей, стоявших у пивного ларька, что-то шумно наперебой доказывала его хозяину, махая перед ним бумагой. Скорее всего, они пытались получить у него разрешение эту самую палатку ограбить. Рядом стоял мент и безучастно наблюдал за происходившим, для него-то главным было, чтобы молодежь не начала применять в качестве аргументации физического воздействия - согласие должно быть полностью добровольным.
Вот какой-то подозрительного вида кавказец показывал другому менту свое право проживать в Москве без прописки.
Вот...
Я прикрыл глаза и задумался.
Как все же изменилась жизнь за эти десять лет!
Именно десять лет исполнялось в этом году знаменитому, потрясшему весь мир узаконовлению в России преступной деятельности. Настоящая волна преступлений, захлестнувшая страну, и переполненные тюрьмы приняли такие ужасающие масштабы, что для распутывания этого Гордиева узла требовался как минимум Александр Македонский. И он явился, видимо реинкарнировав в одного из депутатов Гос. Думы, и предложил новый небывалый законопроект, простой и изящный как удар меча. Масштабность поднятого вопроса требовала всенародного референдума, и с перевесом в 10% предложенное дополнение к Конституции было принято. Некоторые голосовали "за" по своей преступной природе, другие по соображениям собственной безопасности или по каким-то еще причинам, не знаю. Лично я голосовал "за", потому что эта идея показалась мне прикольной, хотя в глубине души я и был "против". Но, так или иначе, мой голос вряд ли решил бы судьбу проекта.
И пошло-поехало. Была объявлена всеобщая амнистия и тюрьмы опустели, хотя раскрываемость преступлений постепенно повысилась до почти стопроцентной. Конечно, еще попадались отдельные отморозки, предпочитавшие действовать по старинке, вот только наказанием за почти любое преступление теперь было лишение гражданства и высылка в страны третьего мира, что заодно решало проблему психического здоровья нации, в том смысле, что выродки всякие нам не нужны. Однако ходили упорные слухи, что настоящие убийцы на самом деле становились жертвами всяческих маньяков, которым без разницы кого убивать, насильники отдавались мужеложцам, а настоящих воров грабили законные воры в подворотнях. Короче, подобное каралось подобным. Естественно, это были всего-навсего обычные дурацкие слухи.
Теперь всем было раздолье. Разрешения на гражданские и моральные (Моральный кодекс РФ был введен в рамках проекта) правонарушения выдавались запросто при наличии соответствующей справки. Если есть справка, что слюна горькая, можно плевать где угодно и в кого попало, при артрите можно мусорить, а при недержании проводить процесс деуринизации хоть на каждом углу. В действительности справку такого рода можно было спокойно получить рублей за сто. У меня у самого было разрешение ходить по газонам и "Удостоверение Зайца", гарантирующее бесплатный проезд. А однажды какой-то идиот подарил мне разрешение появляться в общественных местах в непристойном виде, которым я так ни разу и не воспользовался.
Немногим сложнее была уголовщина. Необходимо было указать причины, по которым нужно было совершить преступление, а в случае, если оно совершалось против какого-нибудь конкретного лица - его письменное согласие. Хотя какие идиоты соглашались на то, чтобы их грабили, убивали, насиловали и избивали на улице, мне было непонятно, наверное мазохисты.
А проще всего приходилось, видимо клептоманам, они могли воровать что угодно и когда угодно, но с условием, что похищенное должно было быть возвращено законным владельцам в течение суток.
В общем, страна, ненадолго завернувшая в тупик капитализма, вдруг резко и неожиданно очутилась чуть ли не в светлом коммунистическом будущем. Мир с недоумением взирал на нашу страну, приговаривая "Умом Россию не понять", а забугорная полиция только крутила пальцем у виска, когда кто-нибудь из наших подходил к ним на улице и просил разрешения ограбить ювелирный магазин, тряся справкой из психбольницы или ЖЕК'а. Однако некоторые страны, в основном азиатские, переняли наш опыт и теперь также жили, не тужили, забыв о тюрьмах и КПЗ. В западных странах подобные законы, скорее всего не принимались по вине сильного адвокатского и прокурорского лобби, но это уже их проблемы.
Что до меня, то преступления никак меня не притягивали, и я всегда сторонился людей, с гордостью рассказывавших, как они что-нибудь украли в магазине или угнали мерседес, чтобы покататься. Может виной было мое дореформенное воспитание или же моя излишняя сентиментальность, поставившая меня теперь на грань голодной смерти. Вот и уволили меня даже из-за нее, родимой. Уволили, конечно, незаконно, но согласие на это я дал сам, догадываясь, что в противном случае меня все равно как-нибудь оттуда выживут, а нервы трепать не хотелось. О подробностях говорить как-то не хочется...
Кстати, вы заметили мою отвратительную привычку рассуждать так, словно я кому-то о себе рассказываю или пишу мемуары? Не обращайте внимания - это у меня такой бзик в голове. Можете также называть это "тараканами", но ради Бога, не говорите, что это "пунктик" - терпеть этого не могу. Какое гадкое слово: "пу-у-унктик" - фу! Ну вот, опять...
Приехал я немного раньше и, чтобы скоротать время, присел на скамейке в некоем подобии парка, по счастью оказавшегося рядом.
Там я стал очевидцем еще одной гнусной сцены.
К читавшей на соседней скамейке девушке неуверенно подошел какой-то юноша в сопровождении господина в штатском с отсутствующим взглядом. Он присел рядом с ней и, протянув дрожащей рукой густо исписанный лист бумаги, произнес:
- Де... девушка... Можно я вас изнасилую?
Вначале, девушка, казалось, опешила, потом смерила молодого человека долгим изучающим взглядом, на губах ее заиграла лукавая улыбка. Она отложила книгу, я мельком взглянул на обложку: "Стонущие в терновнике" - наверное, какой-нибудь дешевый любовно-эротический роман.
- А почему бы и нет? Пошли...
Теперь, казалось, опешил парень. Его лицо залилось краской, он что-то невнятно забормотал. Ему на помощь пришел Господин В Штатском, протянув девушке лист бумаги и авторучку. Та на секунду задумалась и принялась что-то писать, бросая косые взгляды на парня. Закончив, она отдала свое письменное согласие на будущее изнасилование Господину В Штатском, тот внимательно прочитал написанное (а может только сделал вид, что прочитал) и согласно кивнул.
Девушка поднялась, схватила за руку, казалось прилипшего к скамейке молодого человека, который краснел все гуще и гуще и бормотал все неразборчивее и неразборчивее, и потянула, заставляя того подняться. Так, держась за руки, они и направились к кустам. Интересно, а этот свечку, что ли держать будет?
Господин В Штатском жестом остановил их, достал из кармана что-то, чего я не разглядел, протянул "любовникам" и официальным тоном произнес:
- Помните, что беспорядочные половые связи могут стать причиной венерических заболеваний и нежелательной беременности!
Это "что-то" взяла, конечно, девушка, и все разошлись по своим делам.
"Эх, какой же из него Сексуальный Маньяк?" - подумал я.
"Наверное такой же, как из тебя Грабитель Из Подворотни!" - услужливо ответила мне какая-то часть моего сознания.
Да, действительно, скорее всего, вором я окажусь еще худшим, чем он извращенцем. Боже мой, как же все это низко! Только сейчас я осознал эту страшную правду жизни. Раньше я и не помышлял о том, чтобы в чем-то переступить через свою совесть. К преступлениям я имел отношение только тогда, когда шутил по поводу того, нужно ли дать взятку, чтобы получить разрешение на дачу взятки работнику КПРФ, и нужно ли для этой взятки давать взятку на разрешение дачи взятки, и получается ли из этого замкнутый круг, где лимит суммы взятки стремится в итоге к бесконечности. А в это время миллионы людей только и делали, что вынашивали планы, как бы нагадить своим ближним, да еще ради этого выстаивали многочасовые очереди и давали все те же пресловутые взятки. У меня было несколько таких знакомых, но когда они начинали становиться заложниками этой дьявольской игры, я сразу пытался прервать с ними все контакты. Меня передергивало от одной мысли, что кто-нибудь из них начнет выпрашивать у меня разрешения набить мне морду, стащить какую-нибудь понравившуюся вещь из моей квартиры или убить по пьянке. И вот теперь я стал, точнее только собирался стать каким-то боком причастным к этой когорте моральных извращенцев.
Я все не мог определиться, пойду я преступать закон или нет, но, посмотрев на часы, увидел, что опаздываю на место будущего преступления, а подводить людей, которые старались, чтобы угодить моей греховности, мне не хотелось.
7.
- Опаздываете, гражданин Преступник!
- Извините.
Я протянул милиционеру свое разрешение и паспорт. Тот ознакомился с их содержимым, вернул мне, расстегнул сумку, висевшую на плече, и с плотоядной улыбкой достал что-то прямоугольное, обернутое поролоном.
Кирпич.
- Ну, бери быстрее, не тяни...
Я подчинился.
- Ну чего ты встал как пень, иди же! - он широким жестом указал мне на маленькую темную подворотню, выглядевшую сошедшей с экрана телевизора в тот момент, когда по нему показывали очередной детективный сериал.
Ноги мои никак не хотели слушаться.
- Ты чего, новичок, что ли?
Я молча кивнул. Кирпич неприятно оттягивал руку.
- Вот блин, а... Учить еще надо. Короче, слушай сюда, щас будем проводить инкрустаж.
- Инструктаж, - на автопилоте поправил я.
- Вот блин, слова умные знает, а по башке дать не может!
- Я, пожалуй, пойду...
Мне все это определенно не нравилось. Лучше уж стрелять у соседей. Я попытался уйти, но мент схватил мое плечо и обрушил мне в лицо какой-то малосвязанный поток мысли:
- Куда, куда? Щас ты у меня пойдешь! Ни фига! Я тут что, просто так что ли торчу. Это, блин, не дело. Ты что, так и будешь как баба всю жизнь? Давай-давай, щас я тебе покажу.
- Ладно, ладно... - сдался я.
- Прохладно, блин! Короче, проходишь вон туда, подходишь сзади и бьешь этого по башке. Только не по затылку, шею сломать можешь. Убивать тебе никто не разрешал. Потом достаешь из кармана кошелек, берешь бабки и сматываешься подальше. Да, а кошелек выбросишь в мусорку, там, увидишь. И не думай с собой захомячить, штука казенная, понял?
Последнее слово он произнес с ударением на втором слоге, что не очень к себе располагает, да и вообще его тон и словарный запас больше подходили не блюстителю порядка, а какому-нибудь вокзальному карманнику. Зимородков вдруг показался мне каким-то ангелом, действительно, все познается в сравнении.
Выйти сухим из всего этого было маловероятно, а вот оттянуть время перед преступлением хотелось, хотя бы чуть-чуть. На счастье в голове со вчерашнего дня крутился один маленький, но навязчивый вопрос.
- А почему именно кирпич?
- Не понял! Какое тебе, блин, дело?
- Да так, интересно просто.
- О'кей, только никому, - тон его голоса изменился, он стал похож на человека, которого так и разрывает на части желание рассказать первому встречному страшную военную тайну. - Это все начальство, блин, химичит. Короче, как эту фигню всю придумали, им типа нечего стало раскрывать, так, только беспредел какой по децелу. Ну вот, они, это, и стали такие дела заводить, как их там, блин...
- Фиктивные?
- Ну да, вроде как. Вот, тут в районе типа какой-то маньяк завелся, всем по башке кирпичом дает, кошельки тырит, потрошит их, а потом - в мусорку. Ты, кстати, восемнадцатый случай за месяц. Вот они его, это, и ищут, но, блин, так не найдут. А когда какого-нибудь хапушника реального повяжут, на него все кошельки и скинут, типа это все он был.
- А... это... - у меня в голове появилась нехорошая мысль, - если не поймают... Они, не могут... это... меня например... Ну ты понял?
Похоже, речь у меня стала невразумительной, как и у этого.
- Да брось. Не бери, блин, в голову. Мы же не отморозки какие! А ты, мужик, смотрю, реальный...
- Ну я пошел.
8.
Итак, тяга к наживе привела меня через темную подворотню в маленький грязный дворик, заваленный, несмотря на наличие "мусорки" (которую я заметил сразу), горами мусора. Впрочем, по тому, что максимальной своей высоты мусорные пики достигали под окнами, это было неудивительно, видимо, снайперы, способные попасть с высоты шестого этажа огрызком яблока в урну, здесь не проживали.
Как я уже сказал, эту урну я заметил, к своему стыду, раньше, чем свою жертву.
Человек, прилично одетый, и со спины не вызывающий никаких отрицательных эмоций, стоял в центре дворика, усиленно делая вид, что зашел сюда совершенно случайно и не подозревает о том, что сейчас произойдет. Впечатление же создавалось такое, будто его приставили к стенке, и вот-вот раздастся роковая команда "Пли!"
Да, я представлял себе это не так, совсем не так! Впрочем, если честно, я и вовсе боялся себе представлять, как это все будет происходить на самом деле.
На негнущихся ногах я стал медленно приближаться к жертве.
Мужчина поднял руку, видимо посмотрел на часы, плечи его поднялись от глубокого вздоха и явно не хотели ни в какую опускаться.
Я вдруг почувствовал, что дрожу, как осиновый лист. Кирпич, как теперь казалось, весил что-то порядка центнера.
- Давай! - раздался сзади подбадривающий голос.
Мы оба вздрогнули: я и моя несчастная жертва.
И как это люди только умудряются грабить, воровать и убивать? Это ж какие надо иметь для этого нервы!
Чем дольше я тянул, тем тягостнее становилась атмосфера.