Аннотация: Перемещение состоялось. Что ж день грядущий нам готовит? 1 глава полностью.
Глава 1.
Я открыла глаза. Опять постель, опять чертова боль. Я расстроено сжала губы - ну конечно, напридумывала глупая дурочка переселение душ. По щекам неудержимо потекли слезы. Однако поднесенная к глазам рука была не похожа на мою! Кожа намного грубее, ладонь шире и пальцы короче. Я попробовала вскочить, но тело снова пронизало болью - впрочем, ощущения, пожалуй, отличались от "утра после брачной ночи". Особенно больно почему-то было крутить головой, а шея, когда я буквально заставила себя поднести к ней руки, оказалась замотана бинтом. Но главное - то, что я успела увидеть, подтверждало: я где угодно, только не в Игоревой спальне! Эта комната точно принадлежала девушке, может даже девочке: везде оборочки, кружева и обилие розового цвета. Над кроватью балдахин. Большие окна, рамы точно не пластиковые, на широких деревянных подоконниках стоят какие-то цветы. Не герань точно, а других я не отличу.
Где-то за левым плечом раздался резкий удар, похоже - дверью о стену, и в следующее мгновение передо мной оказались заплаканная женщина и чем-то очень раздраженный мужчина. Я посмотрела на них и с огромным удивлением поняла, что знаю обоих. И вообще в моей голове внезапно всплыло невероятное количество информации. Если б она и так не болела, я б сказала, что мозг раскалился, но видимо болевые ощущения уже достигли того предела, после которого особой разницы не наблюдалось.
Я действительно была в другом мире. Девушку, в чьем теле я оказалась, звали почти как меня - Алессия, было ей семнадцать лет, а вошедшие были ее родителями. И я с ужасом поняла, что попала из огня да в полымя - за тем исключением, что моя "продажа" уже состоялась и все-таки я спасла этим дорогого мне человека. Алессию же самым буквальным образом продавали родители, причем с самими что ни на есть меркантильными намерениями. Почтенные Эйген и Тассия принадлежали к купеческому сословию, а тут у них появилась возможность отдать дочь за разорившегося аристократа. И никого, кроме невесты, не смущало, что пусть жених и не слишком стар, но разница все-таки составляет больше двадцати лет, так он еще и страшнее атомной войны (как говорили здесь - настолько страшен, что даже смерть побоится за ним прийти). Причем я-то девушка современная, образованная, с юношескими иллюзиями распрощалась давненько, выбор все-таки был за мной, да и сердце мое пустовало. А Алессия мало того, что умудрилась несмотря ни на что сохранить свои розовые очки, так еще и была, пусть и немного по-детски, влюблена. Разнообразия ради - не в какого-нибудь прекрасного принца-графа (высочество-светлость, поправила меня "заемная" память), а в сына делового партнера ее отца. Парень был редкостным красавцем и запредельным бабником, но девушка пребывала настолько под впечатлением от первого, что на второе ей было ровным счетом наплевать. Самое смешное, что их брак вполне мог бы состояться, если бы задолжавший всем подряд и в первую очередь почтенному Эйгену сиятельный Ольгейр не предложил рассчитаться, так сказать, натурой. В принципе, насколько я могла судить по воспоминаниям хозяйки тела, в печальном положении своих дел мужик особо виноват не был, разоренное хозяйство досталось ему по наследству, да и вообще, помимо долгов, страшной рожи и "почтенного" возраста в тридцать восемь лет, особых недостатков у него не водилось. Но вот рожа и впрямь была жутковата даже для закаленной Татьяниными ужастиками и Марковыми видеоиграми меня. А уж для чувствительной психики неиспорченной современной цивилизацией нежной девы это оказалось слишком серьезным ударом. Алессия наотрез отказалась исполнять свой дочерний долг, а когда поняла, что ни уговоры, ни истерики, ни показательная голодовка на уже видящих своего внука сиятельством родителей не подействовали, на полном серьезе свила из простыни веревку и повесилась на крюке от люстры, благо с верхушки балдахина до него вполне можно было дотянуться. А я думала, так только в дурацких романчиках бывает. Собственно поэтому шея у меня и болела. Остальное тело, видимо, пострадало во время снимания его с потолка - я читала, что лучше побыстрей перерезать веревку, чем пытаться развязать петлю, а это чревато ушибами. В общем, неудивительно, что у почтенных родителей такие лица.
Отец Алессии принялся кричать на меня, мать заливалась слезами и причитала, как над покойником, но я не слишком внимательно их слушала, размышляя над тем, в какой ситуации оказалась. Ужасы первой брачной ночи никуда не делись из памяти, и проходить через это во второй раз, да еще и с таким кошмаром в роли мужа, мне не хотелось категорически. Опять же в этой ситуации такая жертва лично мне не дала бы ничего. В выигрыше оказывались родители Алессии, которых данная сделка несколько поднимала по социальной лестнице и давала больший простор для торговли, сиятельный Ольгейр, планирующий из весьма богатого приданого жены рассчитаться с долгами, но никак не я. Вращаться в высшем свете мне хотелось разве что в раннем детстве, в конце концов, принцессой не мечтает быть только та девочка, которая предпочитает играть в рыцаря. Потом я поняла, что вечная необходимость "держать лицо" и практическая невозможность быть просто собой - точно не относятся к моим заветным желаниям.
Полностью игнорировать почтенного Эйгена было все-таки сложновато, голос у мужика - только на параде командовать, причем военной техники, так что кое-что из его воплей я уяснила. Свадьба должна была состояться в самое ближайшее время, и выходка Алессии все усложнила. Да, на горло с безобразным следом от веревки можно намотать какой-нибудь шарфик, закрыть синяки на руках длинными перчатками, а декольте кружевом, благо лицо не пострадало - но все это еще как-то предстояло объяснять жениху. Да и платье еще не было окончательно готово, а модисток вряд ли удастся заставить молчать, этот народ, как правило, те еще сплетницы. И уж наверняка сиятельного Ольгейра не приведет в восторг то, что невеста полезла в петлю, лишь бы не выходить за него. Как бы еще сделку не расторг, Эйген не единственный в стране почтенный с единственной дочерью.
Когда родители покинули комнату, я остро пожалела, что клатч с кеторолом остался в том мире. Насколько я понимала ситуацию, мне надо было делать ноги и делать их срочно, а тело болело буквально все. Но снова оказаться замужем - увольте! Я-то вешаться, конечно, не стану, в конце концов, мы через это уже проходили, но именно поэтому желания повторять не возникает. Я прикрыла глаза и сосредоточилась на чужой памяти - мне нужно продумать план побега, с учетом неизбежной в средневековье дискриминации. Сейчас неприглядная, как я и заказывала, внешность Алессии мне была скорей на руку - конечно, просто за улыбку и красивые глазки никто не поможет, но и вероятность приглянуться какому-нибудь местному Игорю тоже меньше. От простого насильника, правда, это не убережет, этим, по-моему, зачастую внешность жертвы параллельна, была бы оснащена необходимым отверстием.
К сожалению, про удобные штаны можно было сразу забыть. Не то, чтобы это было таким уж преступлением, но отношение к женщине в брюках здесь было примерно, как у нас к мужику в платье - стремно, стыдно и явственно попахивает извращением, так что нормальные люди от этого постараются держаться подальше.. Конечно в каком-нибудь романе героиня притворилась бы мальчиком, вот только у Алессии была фигура 'груша' - при узких плечах и практическом отсутствии бюста очень широкие бедра. Так что придется уходить, как есть. Слава высшим силам, у купеческой дочки в гардеробе висели не только парадные платья, но и наряд для исполнения ежедекадной храмовой обязанности - уходу за больными и убогими. Ясен ясень, только последняя идиотка-аристократка потащится в больницу в парче и кружевах - к моему удивлению, в воспоминаниях Алессии таковые все-таки присутствовали. А хитро эти священнослужители придумали: в Граэне, стране, где я оказалась, было официальное многобожие, причем, чтобы служители между собой не мерялись, в каждом городе строился единый храм всех богов. Молиться можно было кому угодно, но один день в декаду каждый верующий был обязан отработать при храмовой больнице. А поскольку богов было побольше, чем десять, храмовники следили, чтобы представители религий, чьи небесные покровители находились не в самых теплых отношениях, лбами друг с другом не сталкивались. Зато больницы классно экономили на низкоквалифицированной рабочей силе. Кажется, это было призвано демонстрировать, что перед богами все равны. Самое смешное, что там действительно соблюдался принцип всеобщего равенства - сиятельного могли запросто послать выносить горшки, и пробовать переложить это на соседа-мужика не стоило: тот имел полное право пожаловаться ближайшему священнослужителю, и обнаглевшего аристократа немедленно ставили на место. Исключение было только для королевской семьи - их обязанность состояла в молитве каждый десятый день за благоденствие страны, причем каждому богу.
На мое большое счастье, свою десятину Алессия отрабатывала два дня назад, платье уже успели выстирать и снова повесить в гардероб. Вот с обувью было хуже - здесь было принято у входа переобуваться в домашние туфли, а до дверей мне не добраться - тикать нужно через окно, благо оно не забрано решеткой, только ставнями, а они закрываются изнутри. Будь Алессия какой-нибудь крестьянкой, привычной ходить босиком, проблем бы не было, но пятки у дочери зажиточных купцов оказались не хуже, чем у меня после педикюра! И это означало, что мало того, что босой я далеко не уйду, так еще и грубые крестьянские башмаки мгновенно собьют мне все ноги. Если бы не глупость с самоубийством, можно было бы попробовать соорудить какие-нибудь обмотки - но простыня, когда я попробовала ее снять, оказалась намертво прибита к кровати гвоздями, и отдираться не пожелала. Ну да, это ж не наше постельное белье, тут его еще попробуй порви голыми руками! И никакой корзинки для рукоделия я в комнате не обнаружила - видимо, все острые предметы на всякий пожарный были убраны из комнаты.
Распахнув гардероб, я остановила взгляд на немного недошитом свадебном платье. Поскольку оно было дорогущим, как сволочь, его не доверили модисткам, а хранили дома. Мое внимание привлекли полосы кружева, которые обильно его украшали - именно из-за них стоимость платья превышала трехмесячный доход почтенного Эйгена. Эти кружева делались из обработанной специальным образом паутины каких-то крупных пауков и были мало того, что очень красивыми, так еще и чрезвычайно прочными - 'ткачи' предпочитали питаться не насекомыми, а мелкими птичками. Кто хоть раз держал в руках воробья или синицу, тот знает, что пичуги далеко не так слабы, как кажутся, так что, пожалуй, паутинное кружево для моих целей годится. Правда, наверно, придется спороть все и намотать столько слоев, сколько получится - все-таки оно довольное тонкое.
Нахально сняв платье с распорок, я вытащила из уха серьгу - уж не знаю, почему никто не озаботился освободить болящую от тяжеловатых, между прочим, украшений - и поддела край стежка металлическим завитком. Пришлось помучиться, нитки тут были не чета тому гнилью, которым сшивается у нас любая шмотка, цена которой меньше пары тысяч. Но в конце концов я приноровилась, и дело таки пошло на лад. Не буду врать, что прямо вскоре, но через некоторое время у меня образовалось несколько кусков удивительно красивого кружева шириной примерно с ладонь, в общей сложности наверно метров пятнадцать - в какой-то момент я плюнула на сохранность ткани и отпарывала как придется, даже оставив три-четыре дыры.
Моя женская душа прямо-таки исходила криком, протестуя против варварского обращения с такой шикарной вещью, но я решительно приказала внутреннему голосу заткнуться и храбро начала заматывать ноги паутиной, от пальцев и до середины голени, предварительно еще сунув под ступни по сложенному носовому платку - хоть небольшая, а все же дополнительная защита. Получились вполне себе симпатичные 'сапожки', которых все равно не будет видно под застиранной юбкой. Вытащив вторую серьгу и спрятав реденькие мышастые волосы под обязательную косынку (я вздохнула с облегчением, вспомнив об уродских чепчиках, виденных в учебнике истории), я окончательно превратилась в некрасивую и определенно небогатую, не сказать бедную горожанку (тут меня пробило на нервное хихиканье при мысли о состоянии, которое я сейчас буду в буквальном смысле слова топтать ногами). Подумав, я сунула серьги в спрятанный под фартуком поясной кошель и добавила туда еще несколько украшений попроще из стоявшей на туалетном столике шкатулки, упирая больше на количество металла - все равно ведь придется продавать на лом. На мою большую удачу, Алессию все-таки готовили в жены не аристократу, так что девица, в отличие от меня, и торговаться умела, и особые порядки знала - и куда смотреть, чтобы определить, торгует ли этот ювелир подержанным (читай краденым) товаром, и как себя вести, и что сказать. Без незаменимой поддержки ее памяти я бы точно не справилась. Никаких угрызений совести я не испытывала - во-первых, украшения покупались именно для Алессии, то бишь были собственностью ее, а не родителей, а во-вторых, поведение последних вызывало такое отвращение, что даже будь это не так, таких ограбить не стыдно. Кроме этого, я обнаружила несколько серебряных монет, одну золотую и немного мелочи. Что ж, вот что никогда не бывает лишним, так это деньги.
Осторожно открытые ставни продемонстрировали, что, пока я занималась портняжными работами, на улице начало светать. Что ж, мне это на руку - романтик из меня никакой, а на темных улицах слишком легко нарваться на недружелюбно настроенный криминальный элемент. Побег в окно не пресекался по простой причине - девичья светелка располагалась на втором этаже. Что ж, могло быть и хуже, Игорева спальня, например, была на четвертом. Во всяком случае, окно выходили на закуток между домами, а не на дорогу. Романтично оплетающий стены и помогающий в романах плющ, к сожалению, отсутствовал, так что пришлось повиснуть на руках, стиснуть зубы и прыгать так. Хорошо еще, что я жила в мире, где информация не просто в свободном доступе - иное узнаешь, и сама того не желая. Так что я применила теоретические знания, самортизировав согнутыми коленями, и тут же ушла на перекат, гася инерцию. Получилось неуклюже, я же не паркурщик, и одежда вся испачкалась, зато руки-ноги остались целы, хотя тело не преминуло напомнить мне, что над ним изрядно поизмывалась еще предыдущая владелица. Кое-как отряхнувшись, я поскорее побрела прочь.
Не сказать, чтоб из паутинного кружева получилась идеальная обувь, все неровности дороги я отлично чувствовала, но вообще ощущения были похожи на ходьбу в чешках, так что ноги оставались целы, а большего мне пока не требовалось. Пыль немедленно осела на ценном материале, превратив его в на первый взгляд обычную грязную тряпку, но прочность была на высоте - ни один камешек, ни один иззубренный край мостовых плит не проделал в кружеве ни малейшей дыры. К счастью, нужный мне рынок располагался не так уж далеко, и, воспользовавшись 'унаследованными' навыками, я быстро сторговала неплохие башмаки, которые натянула прямо поверх обмоток, заплечный мешок, глиняные котелок и флягу и пару килограмм корнеплода, похожего на наш топинамбур - безвкусный, водянистый, но вполне сытный: будет утолять и голод, и жажду. Самой большой удачей были толстое шерстяное полотно под одеяло, нож и удильная бечева с десятком грубых, но все же крючков. Конечно, мне еще много чего было надо, но нужно было поторапливаться. Алессия тут не закупалась никогда, для этого была кухарка, но все же город не самый большой, да и мои руки, пусть грязные и исцарапанные, но без мозолей, обращали на себя ненужное внимание. Ложек-мисок я специально покупать не стала: небольшой опыт походной жизни показывал, что в принципе без этого можно обойтись: рыбу запекать в глине либо листьях, благо Алессия неплохо разбиралась в травах, наловчилась при храме, а картошку, или что там за нее, в золе, а есть руками. Вот воду я рассчитывала кипятить, потому что дизентерия мне не нужна нафиг. Не следовало забывать, что переть мне все это предстояло на собственных плечах, без возможности построить кому-нибудь глазки и уговорить показать силушку богатырскую.
Скинув покупки в мешок, я поспешила к городским воротам. Мой побег еще не должны были обнаружить, Алессия никогда не была ранней пташкой, а гениальная идея 'рубль за вход, два за выход' сюда еще не добралась, пропускали беспошлинно и беспрепятственно, если не считать дежурных пошлостей в адрес красивых девушек. Оказавшись на утоптанной дороге, я, не спеша, чтоб не привлекать излишнего внимания, пошла вперед, к свободе. Понять бы теперь - что мне с этой свободой делать?