Азарова Екатерина Сергеевна : другие произведения.

Цветные холмы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЦВЕТНЫЕ ХОЛМЫ
  
  
   детективная повесть
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Алиса умеет вязать,
   Алиса рисует в альбомах,
   Алису в гостях не застать,
   Алиса почти всегда дома.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ 1.
  
  
   Это вновь повторилось.
   Мне десять. Я бегу по лужайке к дому. В моих руках Polaroid. Я сделал свой первый снимок. Счастье переполняет меня. Надо показать отцу. Он должен это увидеть! Но что происходит? Почему я вдруг остановился? Пронзительный крик - крик ужаса и боли - врезался в блаженную тишину майского утра. Мне становится страшно, потому что я понимаю: это кричит мама. Медленно приближаюсь к дому. "Мама, ты где?" - хочу сказать я, но язык словно прирос к нёбу. Дверь в кабинет отца приоткрыта. "Платон, не надо!" - слышу я откуда-то издалека глухой мамин голос. Но уже поздно. Я вхожу. Лужа крови. Пистолет. Отец. Трудно дышать. Я теряю сознание....
   Липкий холодный пот покрывал моё тело. Я проснулся. Прошло шестнадцать лет, но кошмар детства продолжал преследовать меня.
   Я умылся и посмотрел в зеркало: типичные черты лица европейца с лёгким отпечатком равнодушия и надменности. Кто-то однажды сказал мне, что я похож на высокомерного аристократа. Смешно. Сейчас у этого аристократа был жалкий вид.
   Я выпил воды и вышел на балкон. Ночной воздух действовал благотворно. Постепенно успокаиваясь, я анализировал своё состояние. Выводы не были утешительными. Следовало что-то с этим делать.
  
   Утром позвонил Костя, сказал, что заедет. Когда я был подростком, он выпутал меня из одной криминальной заварушки и с тех пор опекал. Иногда это раздражало. Я давно не ребёнок и могу сам за себя постоять. Но в глубине души я порадовался Костиному звонку, как радовался всякому его проявлению в моей жизни, хоть никогда этого и не признавал. Костя знал меня, как облупленного - мою замкнутость, резкость, категоричность, видимое бесстрастие и безразличие к происходящему - он знал все мои защитные механизмы. А у меня никого не осталось кроме него.
   Я отменил свои встречи на сегодня и перенаправил заказы коллегам из фотостудии "Премиум". Сосредоточиться на работе не получалось. Костя приехал, когда я допивал третью чашку кофе.
   - Да-а... - протянул он вместо приветствия, оглядывая меня с ног до головы. - Не нравишься ты мне, сынок...
   - Костя, не начинай.
   - Больно надо. Твои кошмары - не мои, и лезть я в них не собираюсь.
   Я знал, что он просто подыгрывает мне, и на самом деле мой вид его сильно встревожил.
   Косте было почти полвека, но благодаря своим огненным глазам, которые прожигали человека насквозь, выглядел он моложе, и это несмотря на то, что ходил он с тростью, прихрамывая на левую ногу. После четвёртого развода Костя решил завязать с попытками создать семью. Детей ни один из браков ему не дал. Всё своё время он проводил, занимаясь делами своих многочисленных фирм и компаний. В этом была его жизнь. Костя не раз предлагал и мне тёплое местечко в офисе, но я всегда отказывался, а он не настаивал, зная моё вольнолюбие и страсть к фотосъёмке.
   - Думаю, мне нужно сменить обстановку, - сказал я, заваривая очередную порцию кофе.
   - Замечательно, заодно поработаешь на меня, - Костя закурил сигару.
   - Что это значит? - Я был сбит с толку.
   - Поедешь в "Цветные холмы". Это санаторий. Я недавно купил его. Чистый воздух, здоровое питание, великолепные пейзажи, уютные коттеджи. Отдохнёшь от чванливых заказчиков, насладишься природой и сделаешь мне нормальное портфолио, потому что прежний владелец, похоже, вообще понятия не имел, что это такое.
   - Ты шутишь?
   - Вполне серьёзен.
   Дым сигары густыми клубами уходил к потолку. Костя открыл окно.
   Я задумался. Моё воображение моментально нарисовало наискучнейшую картину под названием "Цветные холмы". Оказаться там мне определённо не хотелось.
   - Нет, Костя, я не поеду.
   - Жаль, я бы заплатил. Ты бы работал в спокойной обстановке. Местные обитатели - вполне приличные люди из состоятельных семей: Морозовы, Либерман, Жудич, Осинские - они не пристают к замкнутым депрессивным фотографам. Что ж, придётся нанять кого-то другого.
   - Не придётся. Я принимаю твоё предложение.
   Мой новый ответ был слишком поспешным, и Костя смотрел на меня в некотором недоумении: он знал, что заставить меня изменить решение практически невозможно.
   - Ты побледнел, сынок, - Костин взгляд словно сканировал сетчатку моих глаз.
   - От твоей сигары. Завтра утренним рейсом я вылетаю в "Цветные холмы".
   - Надеюсь, Платон, ты этого действительно хочешь. Увидимся, - Костя потушил сигару и вышел.
  
   Санаторий "Цветные холмы" получил своё название не просто так. Он располагался на возвышенности в окружении заповедного леса и бархатистых холмов, заполненных пряными цветами. Подъезжая к санаторной зоне, я поразился открывшейся перспективе. Моя фотокамера была наготове, и я окунулся в поток вдохновения, вызванный линиями и красками природной гармонии. Я снимал взахлёб. Каждый кадр доходил до самого сердца. Давно я не получал такого наслаждения от работы. Что-то новое рождалось во мне.
   "Костя, ты получишь не портфолио. Ты получишь шедевр!" - удовлетворённо подумал я, закончив снимать. Начало было многообещающим.
   Санаторный комплекс оказался гораздо объёмнее, чем я представлял. У въезда возвышался трёхэтажный административный корпус. Первый этаж был рабочим, на втором и третьем проживал персонал. В самом центре зоны отдыха находилась столовая, декорированная в древнегреческом стиле. Неподалёку от неё - процедурный корпус, спортивный зал и бассейн. Территория была усеяна ажурными беседками, клумбами, кустарниками, тенистыми аллеями и пульсирующими фонтанчиками. Восточная сторона "Цветных холмов" упиралась в лес, куда можно было при желании прогуляться. С противоположного края полумесяцем на разумном расстоянии друг от друга, аккуратные, как грибки, стояли коттеджи для отдыхающих. Изучая пространство предстоящей фотосессии, я насчитал десять подобных домиков. Меня разместили в коттедже N 8, именуемом, как выяснил я позднее, "молодёжным".
   Не буду подробно описывать все прелести "Цветных холмов" - сделанное мной впоследствии портфолио намного ярче любых хвалебных выражений - скажу лишь, что это на самом деле было комфортное место для отдыха, устроенное на высшем уровне. Впрочем, Костя никогда не вкладывал свои деньги просто так. Процедурный корпус, спортивный зал и бассейн были оборудованы по последним технологиям, комнаты в коттеджах соответствовали номерам класса "люкс", а меню местной столовой не уступало блюдам из ресторанов. Путёвку в "Цветные холмы" могли позволить себе только обеспеченные люди.
   Сразу же в день приезда мне организовали медицинский осмотр, который подтвердил моё физическое здоровье. Из предложенных общеукрепляющих процедур я остановился только на посещении спортзала, так как съёмка забирала почти всё моё время, что меня вполне устраивало.
   В санатории работало несколько врачей. Имени того, который осматривал меня в первый день, я не запомнил. В "молодёжном" коттедже отдыхающих консультировал доктор Беленко. Спокойный, уверенный, сосредоточенный, он располагал к себе. На вид ему было слегка за тридцать. Не раз в восьмом появлялась управляющая доктор Розова. Властность, ум и проницательность исходили от каждого её слова и взгляда. Это была зрелая женщина, поглощенная работой. Я предположил, что она бездетна и одинока. Соответствующая параллель напрашивалась сама: доктор Розова сильно напоминала Костю. С другими врачами "Цветных холмов" я близко не сталкивался.
   Общество в "молодёжном" собралось довольно пёстрое и скучное. Окна моей комнаты выходили на предкоттеджную площадку, где любили коротать свои вечера отдыхающие, прогуливаясь или же сидя на чистеньких бревенчатых скамейках. Это давало мне прекрасную возможность наблюдать за ними. Обладая душой художника, я всегда с неподдельным интересом вглядывался в лица людей, в их фигуры, позы и жесты. Люди мне нравились, но нравились на расстоянии. Стоило им приблизиться, как моя любовь к ним тут же испарялась. Поэтому я предпочитал снимать природу, где удивительное и прекрасное воспринималось мной без отторжения. Как я уже сказал, мои соседи по коттеджу не представляли особого интереса, и лишь два человека завладели моим вниманием: первый - по неизбежности, второй - из любопытства.
  
   Никогда не искал женского общества. Женщины хитры и всегда норовят залезть в душу. Но по иронии судьбы, где бы я не появлялся, мне постоянно приходилось испытывать на себе их внимание. Я не красавец и не болтлив, почти не улыбаюсь, меня даже учтивым трудно назвать. Угрюмый вид и взгляд исподлобья - явно не признаки общительности. Мужчинам это было понятно, и они не рвались завязать со мной дружбу. А вот с женщинами получался прокол. Всякий раз находилась особа, которая по абсолютно неясным мне причинам делала меня объектом своих грёз. Происходило это по-разному, но результат был один: я вновь убеждался, что женщине в моей жизни не место. Дамы полагали, что я им нужен, но ни одна из них не была нужна мне.
   "Цветные холмы" не стали в этом отношении исключением. И хотя Костя заверил меня в благоразумности местного общества, в первый же вечер я заметил на себе любопытный взгляд молодой блондинки, окружённой мужчинами. Они суетились вокруг неё, готовые выполнить любую прихоть. А она упивалась своей популярностью, но уже начинала слегка скучать. Моё появление было очень кстати. Я понял, что знакомство с блондинкой неминуемо. И она не заставила себя долго ждать.
   Я встал рано, чтобы застать утреннюю зарю. Сверкающие слёзки в траве и розовое марево пробуждающегося неба можно было увидеть только в это время. Съёмка прошла успешно, и я направлялся в столовую. Неожиданно моё внимание привлёк золотистый жук, прилипший к широкому листу тюльпана. Солнце уже поднялось довольно высоко, и свет падал идеально. Такой кадр нельзя было упустить. Я остановился и достал камеру.
   - А моё фото вы сделаете? - раздался за моей спиной мурчащий шёлковый голос.
   Я обернулся. Вчерашняя белокурая нимфа стояла передо мной. Природа была к ней безгранично щедра: точёная фигура, матовая кожа, льняные кудри, милое личико, на котором пухлые губки были изогнуты в кокетливой улыбке, а синие, как ультрамарин, глаза светились уверенностью. Коротенький голубой сарафан удачно подчёркивал все её прелести, и она это отлично знала.
   - Нет, - сказал я.
   - А вы забавный! - мой ответ несколько удивил её, но не смутил. - Вы же знаете, что сделаете. Я Даша Дымова. А вы?
   - Приказов.
   Она залилась смехом:
   - Ну, правда, забавный! А можно ваше имя узнать?
   - Платон, - Я в своих словах ничего забавного не находил.
   Даша Дымова вновь прыснула.
   - Мои фотографии украсят вашу коллекцию. Вы мне понравились, Платон Приказов.
   Она ушла, одарив меня довольным взглядом. Не без досады я спрятал камеру, потому что золотистый жук уже куда-то уполз.
  
   К счастью, Даша Дымова выбрала тактику медленного обольщения и не докучала мне своим присутствием слишком часто. Однако она всегда находила моменты, когда я не мог от неё увильнуть. И мы беседовали. Точнее говорила она, а я покорно слушал, невольно наблюдая за ней. И вот что я заметил, что помимо её привлекательности бросалось в глаза сразу же: Даша Дымова безумно любила производить впечатление. Ей нравилась публика и поклонники, нравилось, когда ею восхищались. Она привыкла добиваться своего и наслаждалась этим. В то же время было что-то неестественное в её постоянной потребности получать всеобщее внимание. Со мной Даша Дымова затеяла игру с целью включить в ряды своих воздыхателей, но счёт пока не был открыт. И хотя я всё-таки сделал несколько её снимков, но оставался по-прежнему сухим и равнодушным. Блондинку это выводило из себя. Я стал её навязчивой идеей.
   Было бы малодушно утверждать, что Даша Дымова меня нисколько не привлекала: перед красотой трудно устоять. И будь я менее циничным и обладай хотя бы частицей того, что люди называют мечтательностью, я бы наверняка уступил ей. Но я являлся тем, кем являлся. Даша Дымова беспощадно играла со своими поклонниками, и не было никаких оснований полагать, что со мной она изменится. Потакать капризам взбалмошной девчонки мне не пристало, и я спокойно наблюдал, когда же у мисс Совершенства лопнет терпение.
   Как-то вечером мы прогуливались вдоль коттеджа. Даша Дымова была раздосадована моей затянувшейся непробиваемостью, но, как я понял, отступать не собиралась.
   - Признайтесь, Приказов, что я вам не безразлична.
   - Вы не безразличны здесь каждому мужчине.
   - Знаю, но мне это не важно.
   Я бросил на Дашу вопросительный взгляд. Она продолжила:
   - Мне интересно, что чувствуете вы. Но вас не понять. Вы фотографируете меня, слушаете мою болтовню. И не гоните. Если бы я вам надоела, вы бы меня давно прогнали. Но вы этого не делаете и всегда молчите. Скажите что-нибудь.
   - Вы знаете ту девушку? - я указал в сторону беседки, где уже не менее часа сидела упомянутая мною особа и что-то рисовала в альбоме. - Кто она?
   Дашу Дымову мой вопрос разочаровал:
   - Вы нарочно! Разумеется, я её знаю. Это Осинская.
   - Кто?
   - Дочь Всеволода Осинского, продюсера. Правда в последние годы он отошёл от шоу-бизнеса и переключился на финансирование частных клиник. Приказов, вы сейчас наткнётесь на бордюр. Да что с вами такое?
   Мне действительно стало нехорошо. Мы присели на ближайшую скамейку. Даша потрогала мой лоб.
   - Горячий. Вы целый день снимаете, Приказов. Это просто безумие. Нельзя столько времени проводить на солнце. Может случиться тепловой удар. Надо, чтобы доктор Беленко вас осмотрел.
   - Спасибо за заботу, Даша, но я уже чувствую себя гораздо лучше.
   - Обещайте, что не станете бродить в жаркий полдень по санаторию с фотокамерой в руках.
   Она ещё раз коснулась моего лба, затем волос, что было явно лишним. Я аккуратно отстранил её руку.
   - Успокойтесь, Даша. Я не намерен себе вредить. И не смотрите на меня взглядом подстреленной лани, это бесполезно.
   Она тяжело вздохнула и закусила губу:
   - Приказов, вы...вы...вы ужасный!
   Сказав это, Даша Дымова резко встала и немедленно покинула меня - я был уверен, что навсегда, но ошибался.
  
   Судьба - оправдание для неудачников. Полагаться на неё - верх глупости. Что означают слова "предначертано судьбой"? В чём смысл? Получается, мне было предначертано остаться в десять лет без отца, а в двенадцать - лишиться матери? Выходит, по-другому и не могло случиться, если это судьба? Но какого чёрта, спрашиваю я? Нет, это всё чушь собачья! Я знаю Костю. Он получил свои миллионы не потому, что у него судьба такая, а потому, что он к ним целенаправленно шёл, минуя сотни препятствий. И мне не было предначертано стать первоклассным фотографом, я просто захотел им стать. Мы сами решаем свою судьбу, сами делаем выбор.
   Разумеется, я не выбирал остаться без родителей, но так случилось, и мне пришлось смириться с этим. Я был один. Чтобы унять боль и не допустить её повторения, ещё в детстве я наглухо запечатал все свои эмоции и чувства, запретил кому-либо вторгаться в них, надёжно отгородил себя от мира.
   Я знал, почему одинок, и не искал утешения - лишь хотел избавиться от ночных кошмаров. Но почему в одиночестве проводила свои дни юная Осинская, которая имела всё, чего был лишён я? Уже почти неделя прошла с тех пор, как она поселилась в "молодёжном", но за это время не обмолвилась ни с кем даже словом, лишь усердно рисовала что-то в отдалённой беседке. И никто из обитателей и посетителей коттеджа N8 не смел нарушить её покой - за исключением доктора Беленко и медицинской сестры, которая приносила ей лекарства. Что заставило Осинскую отгородиться от общества? Она росла в полноценной благополучной семье, окружённая всеми благами. Возможно, причиной являлось её ослабленное здоровье. Но мне казалось, что дело было не только в этом.
   Ни разу я не видел Осинскую вблизи, но даже с расстояния можно было заметить чрезмерную её худобу и бледность. Иссиня-черные волосы, неизменно затянутые в тугую косу, резко выделялись на фоне полупрозрачной кожи. Даша Дымова называла Осинскую чучелом и в какой-то степени была недалека от истины.
   Кстати, блондинка недолго ходила обиженной и, к огорчению своих кавалеров, вновь начала осаждать меня, словно неприступную крепость. Как ни странно, я не расстроился и даже был рад присутствию Даши, но ни в коей мере не давал ей этого понять, иначе рисковал попасть под водопад страсти, и тогда мне точно пришлось бы прекратить наше общение. Осторожная, сдержанная Даша Дымова меня вполне устраивала.
   - Почему вы так не любите Осинскую? - спросил я её однажды.
   - Потому что я женщина. Ничего личного.
   - Достойный ответ, и вывод здесь однозначен: вы не любите Осинскую, потому что ею интересуюсь я.
   - Вы и так это знали, Приказов. Зачем спрашивали? Чтобы вновь поговорить о ней? Неужели она вам нравится? - Даша вызывающе посмотрела на меня.
   - Нет. Мне просто любопытно.
   - Приказов, не смешите меня! Какого бы сухаря вы из себя ни строили - вы были и остаётесь мужчиной. Можете отрицать сколько угодно, но я уверена, что за вашим якобы "простым любопытством" кроется нечто большее.
   - Полагайте, что хотите, Даша, - безразлично ответил я, - положение вещей от вашего мнения не изменится. Вы, пышущая красотой женщина, не пленили меня и считаете, что на это способен невзрачный ребёнок?
   - Осинская всего на три года моложе меня.
   - Даша, не выдумывайте чепухи, ей не больше пятнадцати.
   - Я не выдумываю, я видела её карту у доктора Беленко. Через пару месяцев ей исполнится восемнадцать.
   - Допустим. Но возраст не делает её более привлекательной.
   К моему удивлению Даша Дымова расхохоталась.
   - Многие искатели невест с вами поспорили бы на этот счёт!
   Я вздохнул:
   - Вы правы. Совершенно забыл, что богатство папочки - тоже критерий красоты.
   - Но вас Осинская интересует не поэтому. Или поэтому? - Даша Дымова пристально смотрела мне в глаза. - Вы что-то скрываете, Приказов.
   - Если вы успели заметить, я вообще скрытный.
   - Не волнуйтесь, я не стану трогать вашу тайну, - продолжала она, словно не слышала моих слов, - потому что, несмотря на ваше жестокое и несправедливое равнодушие, вы всё ещё нравитесь мне и даже сильнее, чем прежде.
   Я не знал, что на это ответить.
  
   Не я один наблюдал за Осинской. Вдумчивые глаза доктора Беленко провожали её хрупкую фигурку всякий раз, когда он появлялся в "молодёжном". И это был отнюдь не взгляд обеспокоенного врача: свои консультации доктор Беленко давал девочке не чаще, чем другим. Что могло вызвать у него столь пристальное внимание к Осинской? Спустя время, когда события начали развёртываться с неожиданной скоростью, я это выяснил.
   Был душный субботний день. Я занимался обработкой фотографий у себя в комнате, где кондиционер спасал меня от изнуряющего зноя. Осинская, как обычно, рисовала в беседке. Видимо, жара её не пугала. Я был увлечён работой и не отрывался от ноутбука в течение нескольких часов, пока резко потемневшее небо не заставило меня посмотреть в окно. Тучи плотным покрывалом растянулись над "Цветными холмами". Надвигалась гроза и, похоже, нешуточная. Я перевёл взгляд на беседку. Осинская была не одна. Рядом с ней стояла элегантная молодая дама и о чём-то говорила. Осинская на неё не смотрела и продолжала рисовать. Дама достала из сумки некий предмет, напоминавший пузырёк с таблетками, и оставила на столе. Через пару минут она ушла, явно расстроенная. Мне даже показалось, что по её холёному лицу скатилась слеза. Только дама скрылась из вида, как сверкнула молния, и я вновь посмотрел в сторону беседки. Осинская отложила альбом и, отвернувшись в сторону, слегка подёргивалась - как это бывает, когда человек надрывно плачет. А дальше всё случилось очень быстро. Оглушительно грянул гром, и я невольно вздрогнул - не потому, что гром напомнил мне звук выстрела из детства, а потому, что словно поражённая этим выстрелом Осинская неестественно пошатнулась и ничком упала на землю. Я выпрыгнул в окно и опрометью помчался к беседке. Подхватил Осинскую и уже спешил к процедурному корпусу, где всегда дежурили врачи. Девочка была невесомая, словно пёрышко, и она не дышала. Меня сразу заметили и немедленно оказали помощь. Всё это произошло в какие-то секунды. Едва я переступил порог процедурного корпуса, стена дождя накрыла "Цветные холмы".
  
   - Доктор, что с Алисой? У неё давно не было подобных приступов, - взволнованно спросила та самая элегантная дама, которую я видел с Осинской.
   - Сейчас уже всё в порядке, - ответила доктор Розова. - Очень похоже на аллергическую реакцию, но не думаю, что от препарата - ваша дочь уже не первый день его принимает. Однако мы на всякий случай нейтрализовали эту возможную угрозу. И я ещё раз всё перепроверю - вдруг я что-то упустила.
   - Спасибо, - вздохнула дама.
   Я сидел в холле и слышал их разговор. Они только что вышли из смотровой комнаты, где лежала Осинская. Было странно осознавать, что у неё всё-таки есть имя. Алиса... Даша Дымова всегда называла её по фамилии, и я так к этому привык, что мне даже в голову не приходило спросить про имя. Ещё более странным казалось то, что красивая молодая дама приходилась матерью Алисе Осинской. Они были настолько мало похожи, насколько стройный устойчивый тополь напоминает узенькую тростинку, терзаемую ветром. Мать, излучающая здоровье и красоту, и бесцветная на её фоне болезненная дочь.
   - Тамара, - обратилась к даме доктор Розова, - Алиса сказала мне, что вы говорили с ней незадолго до случившегося, и я поняла, что ваш разговор не был приятным. Это так?
   Тамара Осинская отвела взгляд.
   - Так.
   - Тогда я могу найти ещё одно объяснение обмороку. Духота плюс волнение - опасный коктейль, тем более, если учитывать уязвимое состояние вашей дочери.
   - Значит, это я виновата...
   - Отчасти да. Не буду спрашивать, что между вами происходит, Тамара, но настоятельно рекомендую оградить Алису от подобных стрессов. Иначе она рискует всю жизнь провести в медицинских учреждениях.
   Доктора Розова ушла. Тамара Осинская выглядела абсолютно опустошённой, но, заметив меня, взяла себя в руки.
   - Здравствуйте. Вы Платон Приказов?
   Я кивнул. Она улыбнулась и протянула мне руку.
   - Я Тамара Осинская, мама Алисы. Наша семья в неоплатном долгу перед вами. Я не знаю, как выразить свою благодарность. Платон, если бы не вы...
   - ...ваша дочь могла бы пролежать в беседке Бог знает, сколько времени и уже вряд ли бы очнулась.
   - Зачем вы это сказали? - Тамара Осинская с болью посмотрела на меня. - Ну да, конечно, вы всё слышали... Думаете, я плохая мать?
   - Это не моё дело, - спокойно ответил я.
   - Вот именно - не ваше. Но вы спасли Алису, и поэтому я говорю вам спасибо. Зайдите к ней. Она хотела вас видеть.
   Этого я не ожидал.
   - Не вижу смысла.
   - Зато я вижу. Совсем недавно моя дочь была при смерти, и я готова выполнить любую её просьбу. Зайдите же!
   Тон и взгляд Тамары Осинской были столь убедительными, что я не рискнул противиться ей и бесшумно вошёл в смотровую комнату.
   Алиса не услышала моего появления. Я впервые мог внимательно разглядеть её. Острые плечи, тоненькие руки, плоская грудь, губы едва очерчены, маленький округлый нос; коса расплетена, тяжёлая гладь волос растеклась по подушке смоляным потоком. И, наконец, глаза. Почувствовав на себе мой взгляд, Алиса повернула голову. Я не понял, что произошло. Две огромные изумрудные бездны приковали меня к месту. Они умоляли, ждали, требовали и не отпускали. Никогда я не встречал подобных глаз. У Тамары Осинской тоже были зелёные глаза, но не столь большие и не столь красноречивые. Я ухватился за кресло, чтобы не упасть, потому что голова моя шла кругом - я будто захмелел. Алиса Осинская уже не казалась мне бесцветной. Я зажмурился, чтобы успокоиться.
   - Вы фотограф, который всё замечает.
   Абсолютно земной, недетский голос Алисы окончательно развеял чары и отрезвил мой разум. Я произнёс:
   - Меня зовут Платон Приказов.
   - Знаю. Вы принесли меня сюда из беседки. Зачем?
   - Вы предпочли бы остаться там?
   - Нет, желать себе смерти - грешно, - Алиса сделала усилие и слегка приподнялась. Я подошёл и поправил ей подушку, чтобы она могла сесть.
   - Так зачем вы это сделали? Я знаю, что не нравлюсь вам.
   - По-вашему, данная причина настолько весома, что позволила бы мне оставить вас лежать бездыханной? Вы нуждались в помощи - я её оказал. Не ищите других объяснений.
   - Иногда вы так гнетуще смотрели, что мне хотелось провалиться сквозь землю. Казалось, вы меня ненавидите.
   - Это только ваша фантазия, Алиса. У меня нет причин вас ненавидеть. И раз уж вы наблюдали за мной, то могли бы заметить, что приветливо я ни на кого не смотрю.
   Её зелёные пропасти взметнулись к моему лицу.
   - На Дашу. Так вы смотрите на Дашу. А ещё, когда замечаете что-то красивое и когда снимаете. Но больше всего, когда глядите на фотографию, которую храните у сердца.
   Я вмиг похолодел. Она колдунья? Зеленоглазая ведьма? Голос мой был твёрд:
   - Откуда вам известно про фотографию?
   - Я не всегда сижу в беседке. Был вечер, я гуляла. Аромат роз привлёк меня. Они были столь хороши, что я присела в траву и начала рисовать. Вдруг я услышала шаги. Это были вы. Вы тоже любовались розами и пламенем заката. Непостижимо далёкие трепетные мысли блуждали в вашей голове, взгляд выдавал волнение. И ваше сердце открылось навстречу охватившим вас чувствам, вы достали снимок. Меня вы не заметили. Я не смела шелохнуться, чтобы не потревожить вас, потому что поняла, сколь важен и бесценен этот момент. И я забыла про розы. На моём листе появлялся другой рисунок. Ваше лицо светилось. Вы плакали, и я беззвучно плакала вместе с вами - будто ваша боль стала и моей тоже.
   Я весь дрожал. Слова Алисы сразили меня сильнее, чем её глаза.
   - Вы не имели права, - зло отчеканил я.
   - Знаю. Мой альбом остался в беседке. Можете забрать рисунок. Это лучшая моя работа, но она мне не принадлежит, потому что в ней ваше сердце, ваша душа и ваша боль.
   Я не стал ждать. И дождь за окном не был помехой. В беседку ещё никто не заходил. На столе по-прежнему стоял графин с водой, рядом опрокинутый стакан и мешочек для лекарств. По полу рассыпаны таблетки. Альбом лежал на лавочке. Кожаный переплёт надёжно защитил его содержимое от дождя. В альбоме я нашёл много потрясающих рисунков. Алиса Осинская обладала ярким своеобразным талантом, и ей впору было организовывать выставки. Особенно живо у неё выходили лица. Ей удавалось отражать в своих работах едва уловимые переживания - мне, как фотографу, это было особенно заметно. Искомый мною рисунок оказался в самом конце. И вновь я вздрогнул. Потому что узнал чистые глаза потерянного мальчишки - свои глаза. Потому что увидел ожившее лицо, которое светилось.
  
   Недаром говорят, что инициатива наказуема. За завтраком мне сообщили, что на улице меня ожидает человек. Я вышел из столовой и сразу понял, кто это. Пожилой мужчина, но ухоженный и подтянутый; в чернильных волосах слегка пробивалась седина; тяжёлый взгляд потускневших глаз делал его старше своих лет. Это был Всеволод Осинский. Я, конечно, предполагал, что мне придётся с ним столкнуться, но не думал, что так скоро. Множество мыслей пронеслись в моей голове, но я отбросил их и уверенно зашагал к нему навстречу.
   - Что вам угодно?
   - Здравствуйте, Платон. Думаю, вы уже догадались, кто я. Вы спасли мою дочь - самого дорогого и близкого мне человека, и я просто обязан отблагодарить вас. Жена мне сказала, что вы абсолютно лишены такта, но меня это не волнует. Я намерен отблагодарить вас, и рано или поздно я это сделаю.
   Он замолчал и терпеливо ждал моего ответа.
   - Вы всегда делаете то, что хотите? - наконец произнёс я.
   - Намекаете на мой командный тон? Привычки управляют людьми. Вы привыкли глядеть в объектив фотокамеры; кто-то привык проводить вечера в баре; я привык добиваться своего во что бы то ни стало.
   - Это точно. Однако вы не знаете меня. Мне от вас ничего не надо.
   Всеволод Осинский снисходительно улыбнулся:
   - Не зарекайтесь, юноша. Поверьте, жизнь порой делает крутые повороты.
   Я нахмурился: кому, как ни мне, было это знать.
   - Отец! - неожиданно раздался сзади резкий голос, заставивший нас обернуться. - Почему ты мне ничего не сказал?
   Перед нами стоял молодой человек с внешностью голливудской кинозвезды. Стройная фигура, решительная форма скул, угольная чернота волос были у него в точности такими же, как у Всеволода Осинского. Из-под хмурых бровей смотрели выразительные тёмные глаза, обрамлённые пышными ресницами. Прямой идеальный нос и чувственные губы дополняли этот совершенный портрет. Портил его только плохо скрываемый гнев.
   - Не устраивай сцен, Антон. Я просто не успел, - Спокойно ответил Всеволод Осинский.
   - Да ты и не собирался! Уверен, без Тамары здесь не обошлось. Это она довела Алису, ведь так? Красавица мать не может смириться, что её дочь не столь же хороша!
   - Ты несёшь полную чушь, сынок, - с неизменным спокойствием произнёс Осинский.
   Антон негодующе развёл руками.
   - Папа, почему ты закрываешь глаза? Ты никогда меня не слушаешь. Тебе плевать на моё мнение. Не слушаешь в бизнесе, когда я прошу тебя профинансировать явно выгодный проект новой эстрадной группы, и упорно продолжаешь вкладывать деньги в бесполезные клиники, словно это вернёт Алисе здоровье. Не слушаешь и в семье, когда я указываю на очевидное: вот увидишь, отец, твоя жена угробит свою дочь!
   - Не смей так говорить о матери.
   - Она мне не мать. Она всего лишь твоя жена. У тебя с ней разница в двадцать лет, а у меня - в двенадцать. Поэтому ты всё ещё так падок на её прелести, а я ей никогда не доверял.
   Видно было, что своей речью Антон пытался пробить брешь в отцовской стойкости, но безуспешно. Всеволод Осинский был умён и не собирался уступать и опускаться до яростных оскорблений, тем более в присутствии постороннего человека.
   - Ты просто мальчишка, глупый мальчишка... - с грустью произнёс он.
   - Невероятно! - воскликнул Антон и быстро зашагал прочь, не удостоив меня даже взглядом.
  
   Я у моря. Худенькая темноволосая девочка стоит в воде. Её огромные зелёные глаза зовут меня. Но я не умею плавать, поэтому остаюсь на берегу. "Доверься", - шепчет девочка и протягивает мне свою тоненькую руку. Я делаю робкий шаг в пенящиеся волны. Её пальцы ласково скользят по моим волосам... Изумрудные огни гаснут, девочка исчезает, шум моря - тоже. Но прикосновения становятся всё более отчётливыми и настойчивыми. Я ощущаю пряный запах бархатной кожи, слышу частое дыхание. Мои губы накрывает жадный поцелуй. Я отвечаю с той же страстью, привлекая к себе гибкий стан, и всё же через силу заставляю себя открыть глаза, потому что понимаю: это уже не сон.
   Довольная улыбка Даши Дымовой окончательно вернула меня к действительности.
   - Я знала, что не безразлична тебе. Теперь ты мой, Приказов.
   Я медленно отстранил её от себя:
   - Уходите.
   - Брось, ты же не хочешь этого, - она вновь попыталась прильнуть ко мне, но я предусмотрительно встал с постели.
   - Уходите, Даша. Я не шучу.
   - Но ты же ответил на поцелуй! Ты только что обнимал меня! Никуда я не пойду.
   Я тяжело вздохнул, начиная злиться.
   - Даша, вы красивы, а я, как вы не раз упоминали, был и остаюсь мужчиной. Но я не подонок. Поэтому покиньте мою комнату. Немедленно.
   Она обожгла меня свирепым взглядом отвергнутой женщины и, накинув свой коротенький халатик, выбежала вон.
   Я остался один, но про сон можно было забыть. На улице светало. Часы показывали четверть пятого. Я принял контрастный душ, оделся, по наитию взял фотокамеру и направился в сторону леса. Для портфолио я уже отснял достаточное количество материала. Но разве способно что-либо остановить вдохновенного художника? Определённо, нет. На примере Алисы Осинской я вновь в этом убедился.
   После разговора в смотровой комнате мы больше не общались. Я перестал открыто наблюдать за ней и избегал встреч. Алиса казалась спокойной, но порой её взгляд пытливо скользил по предкоттеджной площадке, безнадёжно выискивая кого-то среди отдыхающих. Она терзалась. Я это видел. Алиса по праву заслуживала снисхождения с моей стороны и откровенного разговора. Моё негодование по поводу её невольного шпионства давно исчезло, но я всё ещё не решался к ней подойти. Может быть, оттого, что Алиса Осинская видела меня настоящего и я был теперь уязвим для неё? Или причина крылась в другом? В том, что я всё чаще ловил себя на мысли о ней, о её беспощадных жаждущих глазах. Мне не хотелась в это верить. Но каждую ночь с момента нашей встречи в смотровой комнате Алиса Осинская неизменно посещала мои сны. Кошмары сменились наваждением. Я был растерян. Я боялся новой боли.
   В таких размышлениях я провёл всё утро. Снимал рассветный лес, бродил вокруг корпусов по дорожкам, усыпанным гравием. Утомившись длительной прогулкой, я прилёг в траву. Кусты шиповника скрывали меня от случайных взглядов прохожих. Воздух был свеж и насыщен цветочным запахом. Напряжённость постепенно отпускала моё тело. Недалеко находился процедурный корпус, и я слышал, как обитатели "Цветных холмов" сновали туда-сюда.
   - Доктор Розова! - раздался знакомый голос.- Постойте! Вы забыли свою папку.
   - Спасибо, Алиса, - ответила Розова. - В четвёртом коттедже полетела система кондиционирования, и моя голова занята сейчас только этим.
   - Понимаю...
   - Ты хочешь спросить меня о чём-то?
   - Да. Доктор, почему в моей карте указано, что я принимаю одно лекарство, а в вашей папке - совершенно другое?
   - Это невозможно, Алиса.
   - Но я видела.
   - Да, ты видела. Но, скорее всего то, что написано на строчке ниже твоей графы. Вот, посмотри.
   - Странно, мне показалось...
   - Отдохни, детка, ты совсем себя не жалеешь, - произнесла доктор Розова и поспешила по своим делам.
   Шагов Алисы Осинской я не услышал и предположил, что она присела на лавочку. Это был подходящий момент для разговора. Мне нужно было только встать и обогнуть куст шиповника. Но я не двигался. Кто-то торопливо шёл со стороны процедурного корпуса.
   - Алиса, так больше не может продолжаться, - обычно спокойный и уверенный голос доктора Беленко в этот раз прозвучал взволнованно. - Ты слишком жестока.
   - Не пытайтесь давить на жалость, доктор, вы не имеете на это права, - Алиса Осинская произнесла эти слова с таким призрением, что я невольно содрогнулся.
   - Не играй с огнём - ты причиняешь боль. Может вспыхнуть пожар, которого тебе не потушить.
   - Разве это я играю с огнём?! Да как вы смеете мне говорить об этом?! Доктор Беленко, я позволила вам снова быть моим врачом при одном условии, которое вы нарушили этим бесполезным разговором. Сегодня же я попрошу назначить мне другого врача. А теперь оставьте меня и не смейте приближаться.
   Доктор Беленко поспешно удалился, и я решил, что мне пора покинуть своё укрытие.
  
   - Вы больше не заплетаете косу, - сказал я, присев рядом с Алисой Осинской.
   - Да. Вам не нравится?
   - Нравится. У вас очень красивые волосы.
   Алиса улыбнулась.
   - Вы всё слышали, ведь так? - обречённо спросила она.
   - Слышал. Но вы ничего не обязаны мне объяснять.
   - Как вы не обязаны говорить, кто изображён на вашем заветном снимке. Эти темы для нас слишком болезненны, верно? Я не готова обсуждать столь личное. Думаю, вы тоже.
   Я молча смотрел в её волнующие зелёные глаза.
   - Вы избегали меня, Платон, а теперь сидите рядом. Значит, вы больше не сердитесь?
   - Это было глупо с моей стороны. Портрет, который вы создали... искренний образ - он бесподобен. Вы словно заглянули в мою душу, когда водили карандашом по бумаге. Я восхищён вашими рисунками, Алиса. Вы где-нибудь выставляете их?
   Её глаза возбуждённо вспыхнули. Она улыбнулась:
   - Я думала об этом. Когда я рисую, то по-настоящему счастлива. Но мне кажется, что мои работы слишком далеки от идеала.
   - Вы строгий судья, Алиса.
   - Только по отношению к себе. Мне хочется стать лучше, совершеннее. Поэтому я много практикуюсь. Но и вы, Платон, не сидите на месте. Фотокамера всегда при вас.
   Душистый ветер подул с холмов, небрежно всколыхнув прядь волос Алисы Осинской. Её глаза сияли, как два ослепительных изумруда. Я машинально открыл объектив и погрузился в свою стихию. Алиса улыбалась.
   - Вы настоящий мастер, Платон! - воскликнула она, просматривая сделанные мною кадры. - Обычно на фотографиях я похожа на привидение. А у вас я вышла очень миленькой.
   - Потому что вы на самом деле такая, - чуть слышно произнёс я.
   Алиса вновь улыбнулась и приветливо посмотрела на меня. На её щеках алел румянец. Она даже не представляла, как шло ей это смущение, каким очарованием веяло от неё.
   Так началась наша странная дружба. Я радовался ей и в то же время тяготился ею. Тяготился, потому что всегда избегал привязанностей. Я был одиночкой. Но и Алиса Осинская, несмотря на заботу семьи, было одинока. И это сближало нас. Каждый день я с нетерпением ждал новой встречи. Ни с кем мне не было так легко и ни к кому так сильно не тянуло. Теперь мы вместе бродили по "Цветным холмам", гуляли в лесу, сидели в беседке, лежали на мягкой траве в тени деревьев. Естественное понимание возникло между нами - никаких противоречий, никаких неловкостей. Часто мы просто молчали, и это молчание было выше всяких слов, будто мы знали друг друга всегда. Алиса сделала ещё один мой портрет. А я не уставал фотографировать её. Творческая работа увлекала нас и объединяла всё сильнее. Алиса Осинская расцветала на моих глазах, словно дикая роза. И я уже был не в силах противиться своим чувствам.
   Эти дни казались мне нереальными - галлюцинациями, бредом. Я не верил, что способен переживать подобное. Я думал, моё сердце навеки черство и уже не подлежит реанимации. Но все мои убеждения, скрупулезно созревавшие во мне долгие годы, рушились, будто карточный домик. Это было крайне волнительно. Я погрузился в свои новые ощущения и перестал наблюдать за окружающими. А между тем Даша Дымова прекратила со мной всякое общение. После случая в моей комнате мы так и не поговорили. Она демонстративно игнорировала моё присутствие и проводила всё своё время в кругу поклонников. Естественно, она не могла не заметить моих частых встреч с Алисой Осинской, и вряд ли это её радовало.
   В ту ночь мне опять не спалось. Нет, кошмары здесь были не при чём. Просто я находился под воздействием своего нового состояния. Ночная прохлада не раз выручала меня. Я решил пройтись. Предкоттеджная площадка ещё не опустела: бархатная свежесть летней ночи не отпускала отдыхающих. Я шёл по лужайке в сторону спортзала. Неугомонные сверчки разбавляли густую тишину. Едва уловимо касался листвы ветер. Полная луна печально смотрела с неба, и я невольно залюбовался ею, пожалев, что оставил фотокамеру в комнате.
   Не одному мне вздумалось прогуляться этой ночью. В ажурной беседке я различил женский силуэт и хотел бесшумно пройти мимо. Но было поздно - меня заметили. Женщина встрепенулась. Тусклый свет, висевшего на карнизе фонаря упал на её лицо, и я узнал Дашу Дымову. Она плакала.
   - Что вы уставились, Приказов? Никогда не видели слёз? Упс! Глупый вопрос. Убирайтесь прочь! - голос Даши показался мне странным, и я подошёл ближе.
   На столе в беседке стояла почти полностью опустошённая бутылка вермута.
   - Вы пьяны...
   - Вот так новость! Только какое вам до этого дело, Приказов? Убирайтесь, я сказала! Утешайте своё бесподобное чучело! - Даша попыталась толкнуть меня, но, лишившись равновесия, упала сама.
   Я помог ей подняться. Она вцепилась в мою руку и отчаянно зарыдала:
   - Ненавижу тебя, Приказов! Ненавижу тебя!
   - Даша, успокойтесь. Вам надо умыться и лечь в постель. Я провожу вас.
   Громко всхлипнув, она повисла на моём плече. Не без труда мы добрались до коттеджа. К этому времени все уже разбрелись, и нас никто не видел. Даша Дымова и шагу не могла сделать в одиночку, поэтому мне пришлось с ней порядком повозиться.
   - Неужели я хуже твоего чучела? - спросила она, когда я укрывал её одеялом.
   - Вы не хуже, вы...
   - Я люблю тебя, Платон Приказов, - сонно пробормотала Даша; через секунду она уже тихо сопела.
   Я сокрушённо вздохнул и покинул её комнату.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ 2.
  
  
   Я сам позвонил Косте.
   - Да, Платон.
   - Приезжай. Срочно.
   - Хорошо. - Костя не задавал лишних вопросов. Он знал, что без причины я бы его не вызвал.
   Мы были в холле процедурного корпуса. Тамара Осинская беззвучно плакала, утирая платком вновь прибывающие слёзы. Её муж стоял рядом в полной растерянности. Антон Осинский нервно расхаживал у окна. Доктор Розова отдавала распоряжение двум незнакомым мне врачам. Доктор Беленко не отрывал взволнованного взгляда от Тамары Осинской. Со мной на диване сидела бледная Даша Дымова. Час назад она нашла в беседке бездыханную Алису Осинскую. Приступ повторился и на этот раз был гораздо серьёзнее. Однако не это всех нас привело в смятение. Доктор Розова однозначно заявила, что Алиса отравлена. Более того, первый приступ был вызван тем же - аллергической реакцией на валерьянку. Исход мог быть летальным. Это чудо, что девушка жива. Чуть больше дозировка, и её бы уже не спасли.
   Мой мозг ожесточённо работал. Я виделся с Алисой за завтраком, а потом на целый день погрузился в дела - надо было оформить окончательный вариант портфолио, проверить почту, составить несколько отчётов. Алиса, как обычно, рисовала в беседке. Я силился вспомнить, кто заходил к ней сегодня. Родители. Брат. Доктор Розова. Доктор Беленко. Даша Дымова - дважды. Любой из них мог добавить валерьянку в её стакан. Но кто? И зачем? Надо было это выяснить и как можно скорее.
   - Даша, - я коснулся её плеча, и она вздрогнула. - Давайте выйдем на свежий воздух.
   Она молча пошла за мной к выходу. Антон Осинский окинул нас подозрительным взглядом, остальные не обратили внимания.
   - Даша, зачем вы приходили к Осинской? - спросил я, когда мы оказались на улице.
   - Вы думаете, это я? - в её глазах читалась досада. - Должна вас разочаровать, Приказов, я не травила ваше чучело.
   - Прекратите ребячество, Даша, и ответьте на вопрос.
   - Я приходила высказать Осинской всё, что о ней думаю. Вы были моим, Приказов, я первой вас заметила, но появилась она и всё испортила. Короче, я наговорила ей кучу гадостей, а после полдня вспоминала её тщедушное тельце, недоумевающий несчастный взгляд и пожалела обо всём, что сказала. Решила извиниться (не удивляйтесь, Приказов, я не бессердечная), пришла снова, а она...
   - Вам ведь было известно, что у Алисы аллергия на валерьянку, вы читали её карту, - я пристально посмотрел на Душу Дымову.
   - Да, читала. И Осинская ненавистна мне. Но я бы не стала причинять ей вред. Только разве вы поверите? - она невесело улыбнулась.
   - Не знаю, - был мой ответ.
   Даша Дымова отправилась в коттедж, а я вернулся в процедурный корпус. Доктор Розова и два врача, которых она наставляла, ушли. Антон Осинский о чём-то тихо говорил с отцом в глубине холла. Доктор Беленко заботливо успокаивал всё ещё плачущую Тамару Осинскую. Увидев меня, он попросил принести воды. В углу на круглом столике возле вазы с фруктами я отыскал графин с водой и пару стаканов. Наполнил один из них и подал Тамаре Осинской. Она сделала несколько глотков и подняла на меня заплаканные глаза.
   - Спасибо.
   - Мне нужно поговорить с доктором Беленко, - ответил я на это.
   - Говорите, - сказал он.
   Я перевёл взгляд на Тамару Осинскую, а затем опять на доктора: что ж, тем лучше.
   - Зачем вы приходили сегодня в беседку к Алисе Осинской?
   - Я её врач, - уверенно ответил доктор Беленко.
   - Вы были им неделю назад. Теперь она под наблюдением другого врача.
   Тамара Осинская недоумённо посмотрела на доктора Беленко.
   - Так что вы хотели от Алисы? - повторил я.
   - Это очень похоже на допрос, - доктор Беленко явно начинал раздражаться. - К чему вы клоните?
   - Алиса Осинская едва не погибла. Неделю назад я слышал ваш с ней весьма жёсткий разговор. По-моему, мои вопросы обоснованы.
   Доктор Беленко с неприязнью посмотрел на меня:
   - Я не обязан вам отвечать.
   - Хорошо. Давно вы любовники? - обратился я к Тамаре Осинской.
   Она тяжело вздохнула и закрыла лицо ладонью.
   - Уже два года. Алиса застала нас вместе четыре месяца назад. С тех пор не может простить. Всеволод и Антон ничего не знают. Вы удовлетворены?
   Я молчал. Доктор Беленко хотел мне что-то высказать, но Тамара Осинская жестом остановила его.
   - Вам приглянулась моя дочь, Платон Приказов? - Вы так печётесь о ней. Вы заносчивый и высокомерный, но я вам почему-то доверяю. Если кто-то и хочет зла моей девочке, то это не доктор Беленко. Но кто может желать зла Алисе? Это бессмысленно. Всё, что произошло, - случайность, Платон. Не будьте таким же, как её братец-цербер.
   - Почему вы так назвали его?
   - Потому что он, как с цепи сорвался, когда узнал, что Алису отравили, и поклялся в клочья разорвать тог, кто это сделал.
   Я посмотрел на Антона Осинского. Он подавал отцу какие-то бумаги. Всеволод Осинский подписывал их со странным равнодушием, которое абсолютно не присуще личностям, подобным ему. Антон перехватил мой взгляд. Выразительные глаза его холодно сверкнули.
  
   Кабинет доктора Розовой напоминал операционную - чисто и ни одной лишней вещи. Идеальный порядок без тени намёка на уют. Я сидел в кресле и следил за тем, как управляющая делает пометки в своём ежедневнике.
   - Вы хотели меня видеть, Платон, и думаю это связано с сегодняшним происшествием, - сказала она, закончив писать.
   - Да, - подтвердил я.
   - Что вас интересует?
   - Какой препарат вы даёте Алисе Осинской на самом деле?
   Мне показалось, что в умных глазах доктора Розовой на мгновение промелькнула тревога, но голос её был твёрд:
   - Не понимаю, о чём вы.
   - Алиса всё правильно прочитала в вашем журнале, а потом вы показали наивной девочке другую страницу.
   - Вы очень проницательный человек, Платон. И вы наверняка заметили, что я не глупа. Вы думаете, Алису отравили преднамеренно и это сделала я? Отравить и самой же поставить диагноз - согласитесь, это нелепо.
   - Это умно, когда вы вне подозрений.
   - Да, меня действительно не в чем подозревать. Но, по-вашему, я вижу угрозу в том, что Алиса Осинская прочитала название другого лекарства. Неужели это причина, Платон?
   - А почему бы нет, доктор, если, например, применение этого препарата незаконно и вы можете лишиться лицензии врача? - я внимательно посмотрел на неё. - Вы занимаетесь разработкой лекарств помимо работы в "Цветных холмах" и вы были сегодня у Алисы Осинской в беседке.
   Ни единый мускул не дрогнул на лице доктора Розовой.
   - Я даю ей плацебо. Девочку залечили. У неё хроническое заболевание; от сильных препаратов ухудшилась работа мозга. Я решила попробовать. Тамара Осинская дала своё согласие. Уже месяц Алиса не принимает своих лекарств. К ней вернулся аппетит, она общается, с вами хотя бы. И вы ей очень нравитесь, Платон. Она вам, видимо, тоже.
   Зазвонил телефон, избавив меня от неловкой ситуации. Доктор Розова ответила:
   - Слушаю... Спасибо, Юля, я сейчас подойду, - Она положила трубку. - Приехал Константин Царицын.
   Костя разговаривал в вестибюле со Всеволодом Осинским. Тот, заметив меня и доктора Розову, нахмурился и попрощался.
   - Подожди здесь, Платон. Я улажу несколько вопросов, - сказал Костя и, прихрамывая, увлёк за собой доктора Розову в её кабинет. Сделал он это очень непринуждённо, по-свойски, как будто она была не администратором санатория, а его женой. Щёки доктора Розовой при этом предательски вспыхнули, словно скороспелые вишни.
   Костя появился спустя двадцать минут.
   - Эта женщина - ценный сотрудник: конкретна и холодна, ничем её не прошибёшь, - произнёс он, закурив сигару, когда мы вышли на улицу. - Давай-ка присядем, Платон.
   Мы опустились на лавочку.
   - А дело тут действительно нечистое, - продолжил Костя. - Осинский считает, что это халатность обслуживания, но полицию он вмешивать не стал: доказательств нет и дочь его жива. Завтра они уезжают.
   Я устало закрыл глаза.
   - Это не обслуживание, Костя. Я говорил с персоналом. Лекарства выдают строго по рецептам. Что-либо другое медсестра взять просто не могла. Доктор Розова наверняка сказала тебе то же самое. Кто-то намеренно хотел отравить Алису Осинскую. Но я не понимаю, кто именно.
   Последние слова я произнёс слишком резко, так что Костя невольно отстранился от меня, обронив трость.
   - Мальчик мой, о чём ты говоришь? Она совсем дитя! Зачем кому-то желать ей смерти?
   - Причин хватает, Костя, уж поверь. На поверхности их не видно, они лежат глубоко. Голова моя работает, но картинка получается нечёткой...
   Я задумался, устремив свой взгляд в одну точку. Костя молча наблюдал за мной, выпуская в ночной воздух клубы терпкого тягучего дыма.
   - Платон, что для тебя эта девочка Осинская? - спросил он, погасив сигару.
   Я испуганно посмотрел на него.
   - Не знаю, Костя, не знаю, - голос мой дрогнул.
   - Ну вот, отправил парня отдохнуть... - огорчённо вздохнул Костя в сторону. - Ладно, засиделись мы с тобой. Иди-ка, поспи немного. Завтра увидимся.
   Он отыскал в траве свою трость, и мы разошлись: Костя вернулся в административный корпус, я - в коттедж N8.
   Спать, однако, я не собирался, хотя была уже глубокая ночь. Мысли роились в моей голове, словно встревоженные пчёлы. Как заведённый, я кружил по комнате. Всё вокруг исчезло. Осталось только то, что я видел и слышал в эти дни. Так прошло несколько часов.
   - Это безумие...- произнёс я, набирая номер Кости.
   - Разумеется, ты не спишь, - раздался хриплый Костин голос. - Что стряслось?
   - У Осинских усадьба недалеко, верно?
   - Да, они снимают. Осинский намеревался купить её и обосноваться в здешних местах надолго, но теперь он вряд ли тут задержится.
   - А о покупке "Цветных холмов" он с тобой случайно не говорил?
   - Хм, со мной нет. А с прежним владельцем - очень даже. Но почему ты спрашиваешь?
   - Потому что я знаю, кто отравил Алису Осинскую. Собери всех после завтрака в холле процедурного корпуса. Мне есть что им сказать.
   Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, утром я сделал ещё один звонок - своему приятелю-журналисту. Пару лет назад мы вместе сотрудничали. Сейчас он работал в довольно скандальном светском журнале. Мой звонок его удивил, но он не задавал лишних вопросов, памятуя об услуге, которую я ему оказал когда-то. Предоставленная им информация рассеяла все мои сомнения. И паззл сложился. Не хватало лишь одной маленькой детали - доказательства. Но я знал, где его можно было найти.
  
   Странным было это утро - давящим и неспокойным. Я чувствовал, что надвигается буря. И я готовился выступить. До сих пор в моей памяти всплывают все подробности - каждое слово, каждый взгляд, каждый жест. Как я выстоял тогда? Как не разбился о рифы неминуемой правды? Что не дало потонуть мне в пучине боли? Неужели то была надежда, которая внезапно зародилась в моём сердце в "Цветных холмах"?
   Костя собрал всех в холле процедурного корпуса, как я просил, и теперь сидел с доктором Розовой за круглым столиком, потягивая кофе: курить здесь было нельзя. Даша Дымова и Антон Осинский перекидывались банальными фразами. Я отметил про себя, что они идеально смотрятся вместе. Всеволод Осинский ожидал на диване. Он выглядел уставшим и постаревшим. Чёрные круги под глазами свидетельствовали о том, что ему не спалось в эту ночь. Его жена бережно везла по коридору кресло-каталку, где сидела бледная, но невредимая Алиса Осинская. Девушка улыбнулась мне одними губами. Я кивнул в ответ. Её яркие глаза, казалось, стали ещё больше. Доктор Беленко опирался на регистрационную стойку, печально наблюдая за каждым движением изящной Тамары. В воздухе ощущалось напряжение. Всем хотелось ясности. Всеволод Осинский решил не церемониться:
   - Машина ждёт нас у въезда. Мы задержались только потому, что, по словам Константина Царицына, вы, Платон, хотели нам что-то сказать. - Он метнул нетерпеливый взгляд на Костю, а потом - на меня.
   - Всё верно, - ответил я. - Думаю, вам небезразлично узнать, кто отравил вашу дочь.
   Всеволод Осинский побледнел. Алиса вжалась в кресло. Тамара Осинская застыла на месте, вопрошающе глядя на меня: действительно ли я докопался до истины? Даша Дымова невольно вскрикнула. Антон Осинский, сощурив свои красивые тёмные глаза, в которых читалось подозрение, подошёл ближе и скрестил на груди руки. Доктор Беленко поджал губы. Костя и доктор Розова никак не отреагировали на моё заявление. И все молчали, словно им заклеили рты. Все ждали продолжения. И я продолжил:
   - Я не сотрудник полиции и не частный детектив. Я всего лишь фотограф. В силу своей профессии я наблюдаю и замечаю то, чего другие не видят. Я всматриваюсь в лица, в движения, в жесты, улавливаю эмоции - словно делаю снимок. Обычно всё это остаётся только в моей памяти, и я молчу: моя цель - наблюдать, а не вмешиваться. Но не в этом случае. Здесь, в "Цветных холмах", я познакомился с замечательной девушкой, талантливым художником Алисой Осинской. И здесь дважды её хотели лишить жизни. Каждый из вас это видел, но никто не решился публично признать этот факт. Даже родители. Никто не желал углубляться. У всех были причины. Дашу Дымову снедала ревность. Она воспылала страстью к моей персоне, но не получила отклика. Её пьянящей красоте я предпочёл общение с худенькой девочкой. И это доводило Дашу до отчаянья - настолько, что она вполне могла пойти на преступление.
   - Вы много мните о себе, Приказов, - язвительно бросила Даша Дымова, однако в глазах её стояли едва сдерживаемые слёзы.
   Никто не обратил внимания на её слова. Я продолжал:
   - Доктор Беленко мечтал избавить от страданий свою возлюбленную. Не вздрагивайте, доктор. Всеволод Осинский не идиот - ему давно известно о вашей связи с его женой. Другой вопрос, почему такой гордый человек, как он, всё ещё это терпит? Думаю, виной тому является забота о благополучии и спокойствии Алисы. Да, Алиса - причина всех ваших бед, доктор. Из-за больной дочери Тамара Осинская не идёт на развод. Из-за дочери Всеволод Осинский закрывает глаза на измену жены. Если бы не стало Алисы, дорога к блаженству, доктор Беленко, была бы вам обеспечена. Ни раз я замечал неприязненное нетерпение во взглядах, которые вы бросали на дочь вашей любимой женщины. Вы устали делить Тамару Осинскую с кем-либо ещё. Поэтому и у вас был серьёзный мотив, доктор.
   - Вы не знаете его. Поэтому не смейте утверждать подобное, - выдавила Тамара Осинская, гневно глядя на меня.
   - Возьми себя в руки, - одёрнул её муж. - Ты сама-то уверена, что его знаешь? Речь идёт о жизни твоей дочери.
   Она осеклась и посмотрела на доктора Беленко. Тот был белый, как мел, и старательно изучал паркетный рисунок. Тамара Осинская прикрыла рот ладонью, словно хотела сдержать крик.
   - Доктор Розова занимается разработкой лекарств, - снова заговорил я. - На ком испытать действие нового препарата? Почему бы не на больной девочке? Тем более, когда сама мать согласилась на тайную замену лекарства. Правда, доктор Розова не потрудилась проинформировать Тамару Осинскую, что вместо обещанного плацебо будет давать Алисе совершенно новый препарат. Всё шло гладко, эксперимент удался, состояние пациентки улучшалось. Если бы не одно "но" - девочка случайно увидела настоящее название лекарства. Это могло привести к неприятностям.
   И без того разбитая Тамара Осинская в полном отчаянии воскликнула:
   - Как вы могли? Это же моя дочь...
   Доктор Розова оставалась невозмутимой:
   - Вы бы никогда не согласились на новый препарат, а я была уверена, что он поможет. И оказалась права.
   - Мы поговорим об этом дома, Тамара, - выдохнул Всеволод Осинский. Он ещё больше осунулся, но не позволял своим эмоциям вырваться наружу.
   Алиса наблюдала за происходящим с пугающим спокойствием, как будто это её совершенно не касалось.
   - Что ж, - произнёс я, проводив пристальным взглядом всех присутствующих, - по-моему, мотивов достаточно. Единственное, что не укладывалось в моей голове: как преступник сумел добавить валерьянку в стакан Алисы. Нет, не вчера. Две недели назад. В тот день я видел возле её беседки только Тамару Осинскую. Мать, безусловно, не причиняла вреда своей дочери. Но мог ли я видеть всё? Я был поглощен работой, значит, вполне мог что-то упустить. И тогда я сделал предположение и проанализировал известные мне факты - увиденные и услышанные здесь. Размышляя всю ночь, я наконец-то понял, как всё это произошло и почему. Осталось назвать имя отравителя, этого гнусного преступника, который не постыдился покуситься на жизнь юной талантливой девушки ради своих низменных целей. Имя преступника...
   - Платон Приказов.
   Повисла мёртвая тишина. Антон Осинский вышел вперёд, смерив меня взглядом, полным презрения.
   - Я готов повторить это вновь. Платон Приказов - человек, который хотел убить мою сестру.
  
   Все смотрели на Антона Осинского с тем же трепетом, как до этого - на меня. Все ждали. Я тоже. Антон сжал кулаки и, глядя в окно, начал говорить:
   - Позвольте начать издалека. Для полной ясности необходима предыстория. Я предлагаю вам на мгновение перенестись на шестнадцать лет назад. В те дни жили два человека. Один был крайне предприимчивым, второй не имел ни малейшего опыта в бизнесе, но хотел себя испытать. Однажды они познакомились и решили начать совместное дело. У одного был опыт, у второго - желание. Замечательный союз, не правда ли? Однако матёрый предприниматель неожиданно получил более выгодное предложение и оставил своего компаньона в самый неподходящий момент. Ушёл и забыл, с головой окунувшись в новое дело. Брошенный партнёр терпел крах за крахом. Положившись на приятеля, он никак не подстраховал себя и увяз в баснословных долгах. Не выдержав груза ответственности, ясным майским утром он пустил себе пулю в лоб. У него остались жена и десятилетний сын. Жена на почве самоубийства супруга лишилась рассудка и спустя два года скончалась в психиатрической больнице. Сын какое-то время оставался с бабушкой, но та вскоре тоже преставилась, и мальчик оказался в детском доме.
   Быть может, вы удивляетесь, зачем я всё это рассказываю. Чтобы вам было понятно, назову имена действующих лиц этой грустной истории. Предприимчивым приятелем являлся мой отец Всеволод Осинский, а его горе-компаньоном - Сергей Приказов. Думаю, как звали осиротевшего мальчика, вы догадались.
   А дальше всё просто. Платон рос, вместе с ним росла жажда мести, которая не давала ему покоя, равно как и ночные кошмары. И вот удача! Его благодетель Константин Царицын приобретает санаторий и предлагает своему подопечному там развеяться. Платон, услышав, что в "Цветных холмах" отдыхают Осинские, тут же даёт своё согласие - ведь это отличный шанс расквитаться за смерть родителей и одинокое детство. План возник сразу же с приездом Алисы - лишить Всеволода Осинского единственной дочери, самого дорогого сокровища, чтобы он на себе испытал неизгладимую боль утраты, чтобы мучился, изнемогая от страданий. И Платон приступает к действиям. Чтобы не возникало ненужных вопросов, он сводит к минимуму контакт с окружающими, ограничив его общением с Дашей Дымовой, намеренно разжигая в неё чувство, дабы затем использовать его как мотив. Перемещения Платона по санаторию никому не известны - он фотограф и постоянно что-то снимает. Платон утверждает, что в день грозы работал у себя в комнате. Но кто это подтвердит? С той же вероятностью он мог скрываться среди деревьев возле беседки Алисы и, пока она была увлечена своим рисунком, незаметно добавить валерьянку в её стакан. Что собственно и происходит. Однако приступ Алисы пугает Платона. На секунду в голове отравителя, словно молния, вспыхивает осознание всей мерзости его поступка, хотя я не могу этого с уверенностью утверждать. Но по какой бы то ни было причине, подчинившись мимолётному порыву, Платон успевает сохранить моей сестре жизнь.
   И начинается второй этап преступления. Гидра-месть не погибла, но обросла новыми головами. Встреча со Всеволодом Осинским толкает Платона на решительный шаг. Он сближается с Алисой, входит к ней в доверие. А она и не подозревает, что сердце молчаливого фотографа черно. Юная художница симпатична Платону, но не настолько, чтобы пощадить её. Он умён и наблюдателен. Ещё два мотива всплывают на горизонте - доктора Розовой и доктора Беленко. Платон уверен, что на сей раз у него всё получится. Но Даша Дымова своим несвоевременным приходом в беседку нарушает его планы. Платон не может оставить это просто так. Он начинает привлекать внимание к тому факту, что Алиса отравлена намеренно, чтобы вопреки всему нанести удар своему врагу.
   И теперь ответьте мне на вопрос: разве ему это не удалось? Какой великолепный спектакль был разыгран перед нами! Какие высокопарные слова звучали! Актёр выложился на все сто. Посмотрите на моего отца - он разбит. А все остальные? Просто попали под раздачу? Платон Приказов не посчитался ни с чьими чувствами, зато добился цели - месть свершилась. Но он недооценил меня! Я был начеку и распутал эту паутину. Я не собирался обвинять его при всех, чтобы избавить от боли и унижения близких мне людей. Я хотел остаться с ним один на один и поговорить по-мужски. Но он лишил меня выбора.
   Антон Осинский завершил свою речь, и все взгляды вновь обратились ко мне. Я же видел только глаза Алисы, её неумолимые зелёные пропасти, которые теперь медленно убивали меня.
   - Платон, это правда? - тихо спросила Алиса. - То, что говорил мой брат, правда?
   Я молчал. Я не знал, что сказать. Каким должен был быть мой ответ? Я не был готов. К чему угодно, но не к такому. О, как жестоки, как беспощадны были глаза этой худенькой бледной девочки! Ни единой слезинки не скатилось по её щеке. Голос звучал ровно и спокойно. Но глаза! Они истязали меня, они требовали ответа. А я молчал. Мне казалось, что любое слово, сказанное мной, прозвучит пошло, искусственно. Оно ничего не докажет - только подольёт масла в огонь. Никто не смел нарушить этой кричащей убийственной тишины, и пытка продолжалась. Сколько она длилась? Может быть, вечность? И сколько ещё продлится? Я чувствовал, что теряю силы, что разум покидает меня. Но мне нельзя было этого допустить. Один рывок, одно усилие - перебори свою слабость, Платон, а расплачиваться будешь после.
   С трудом я заставил себя отвести взгляд от Алисы. Теперь надо было действовать быстро. Дар речи вернулся ко мне.
   - Антон Осинский прекрасно изучил мою биографию. Точно и подробно до деталей. Бессонная ночь не прошла даром. Портрет получился очень убедительный - расчётливый беспринципный ублюдок, готовый на всё ради мести, - я посмотрел на Всеволода Осинского, у которого глаза налились кровью. - Месть. Да, наверное, когда-то мысль о ней приходила ко мне. Но разве месть воскресила бы моих родителей? Разве вернула бы меня в безмятежное детство? Нет. Мне было любопытно взглянуть на типа, подставившего моего отца. Его фамилия врезалась в мою память. И вот я встретился с ним. Что я увидел? Уставшего человека, у которого болеет дочь, которому изменяет жена и который не понимает своего сына. Он сам наказал себя и получил сполна. Мне не было нужды с ним связываться. Я хотел забыть о нём.
   Но кто же знал, что Алиса Осинская разрушит стену моего дикого одиночества? Что именно она станет целебным бальзамом для моих кровоточащих ран, к которым я никого не допускал? Бог свидетель, я сопротивлялся. Но с природой трудно спорить - она всегда побеждает. Я сдался и был вознаграждён. Неделя совершенно иной жизни - наполненной, имеющей смысл, сладкой. Краски стали ярче, запахи насыщенней, а в воздухе витала трогательная музыка лета. Я впервые осознал, что молод.
   И вдруг моё счастье обрывается. Так внезапно, без предупреждения. Алиса отравлена, едва живая лежит под капельницей. Я понял, что могу потерять то, что приобрел. Паника охватила меня. Я вызвал Костю и заставил себя успокоиться. Мысли потекли в нужном направлении. Я отметал один вариант за другим. Пока не ответил на самый простой вопрос: как попала валерьянка в стакан Алисы в первый раз? Я вспомнил одну деталь: Тамара Осинская подаёт дочери пузырёк с таблетками. Зачем приносить в санаторий, где и так лечат, таблетки? Незачем. Тогда, что это могло быть? Единственный разумный ответ - витамины. Дополнительная поддержка иммунитета Алисе бы не повредила. Мать была уверена, что вместо своих лекарств дочь принимает плацебо, и решила позаботиться о ней. Я прав?
   Этот вопрос был адресован Тамаре Осинской.
   - Да, - сдавленно проговорила она.
   - Алиса знала свои витамины и спокойно взяла их. Разговор с матерью её, конечно, расстроил, но даже в таком состоянии она не забывала о своём здоровье. Обливаясь слезами, Алиса приняла несколько драже, думаю даже, что удвоенную дозу. Вслед за этим последовал приступ.
   - Я действительно выпила больше, чем обычно, - подтвердила Алиса Осинская, - но это же натуральные витамины, они безопасны. Я и раньше принимала их, даже в больших дозах.
   - Правильно, - согласился я, по-прежнему избегая её взгляда. - Только на этот раз в пузырьке лежали не витамины, а таблетки валерьянки.
   - Невозможно, - категорично произнесла Тамара Осинская. - Я сама покупала их, и я не слепая, это были витамины.
   - Да, покупали вы витамины, но Алисе передали валерьянку.
   - Вы хотите сказать, что моя жена отравила собственную дочь? - Всеволод Осинский вызывающе вздёрнул подбородок.
   - Нет. Я хочу сказать, что ваш сын отравил свою сестру. Это он подбросил другой пузырёк в сумочку Тамаре.
   Вновь на мгновенье воцарилась тишина.
   - Бред, - произнёс Всеволод Осинский, безумно глядя на меня. - Вы сумасшедший!
   Антон Осинский расхохотался:
   - Теперь он будет выдумывать, что угодно, лишь бы выгородить себя! Он не сумасшедший, отец, он просто безнадёжно тонет. Бессмысленно слушать его болтовню.
   - Я бы так не сказал, - раздался хрипловатый голос Кости. - Вы, молодой человек, привели свои доводы и довольно веские. Думаю, у Платона они тоже имеются. И мы выслушаем его.
   Отец и сын Осинские хотели возразить, но Тамара опередила их:
   - Вспомни, Всеволод, речь идёт о жизни твоей дочери. Говорите, Платон.
   В который раз все замерли.
   - Почему я предположил, что витамины заменил Антон? Родители этого делать бы не стали, поэтому я сразу их исключил. Доктор Беленко и доктор Розова столкнулись с Тамарой Осинской уже после того, как у Алисы случился приступ. Это значит, доступа к сумочке они не имели. Даша Дымова - тем более. Оставался брат. Но зачем? Каков мотив? Наследство? Нет, тут было что-то другое. И я отыскал мотив. Он шёл из глубин, назревал так долго и наконец пробудился, словно спящий вулкан.
   Всеволод Осинский, сосредоточив всё своё внимание на дочери, не замечал, что творится с сыном. "Ты меня не слушаешь, тебе плевать на моё мнение", - слова, которые в сердцах крикнул Антон своему отцу. Напрасный труд. Отец так его и не услышал - ни горечи, ни боли, ни отчаянья. Я знаю, как плохо жить без родителей. Но, вероятно, жить с ними и не чувствовать их любви - не лучше. Одиночество так же пробирает до костей и вгрызается в душу. И я могу представить, как тосковал мальчик Антон, когда его отец был занят юной красавицей-женой и младенцем.
   Шло время. Антон Осинский взрослел, предоставленный сам себе. Взрослела и его сестра, но ничего не менялось. Алиса постоянно болела, и с ней продолжали нянчиться, как в детстве. Всеволод Осинский оставил шоу-бизнес и переключился на финансирование клиник - лишь бы улучшить здоровье дочери. Со всей семьёй он перебрался из центра в глушь, где был чистый воздух и благоприятный климат. Он собирался даже купить в этих местах дом и серьёзно размышлял о приобретении "Цветных холмов". Его сын очень многое терпел, понимал, входил в положение. Но перспектива застрять здесь надолго Антона не прельщала. На самом деле, она его крайне расстроила. К этому времени Антон Осинский уже личностно сформировался - без помощи отца, самостоятельно. Имел свои привычки, установки, пристрастия, увлечения. А не так давно у него появилась девушка. Но не думаю, что Всеволод Осинский, непрерывно опекающий дочь, хотя бы раз поинтересовался личной жизнью сына. И очень зря. Антон влюбился пылко и взаимно в солистку перспективной молодёжной группы. Он загорелся мечтой стать продюсером этой группы, раскрутить её до колоссальных высот, как когда-то это проделывал его отец. Но здесь вышла заминка - внезапный переезд, разлука с любимой, конец мечте.
   Антон не мог этого вынести. Надо было срочно что-то предпринять. Рассказать отцу? Глупо. Он не станет слушать. А если и выслушает, то вряд ли поймёт. Однако Антон всё-таки попытался это сделать, пусть и не говоря всей правды. Безуспешно. Предложение заняться новым проектом в шоу-бизнесе Всеволодом Осинским было безоговорочно отвергнуто. Это стало последней каплей.
   Логика Антона была простой. Что заставило Всеволода Осинского уделять столь мало внимания сыну? Что заставило его поменять любимое прибыльное дело? Что заставило перебраться в эту глушь? Что? А вернее, кто? Алиса. Вечно болеющая дочь. И близкое выздоровление её на горизонте не маячило. Уверен, что Антон по-своему любит свою сестру. Но скользкая ядовитая мысль поселилась в его сознании: если Алисы не станет, отца здесь уже ничто не будет держать. Это прописная истина: есть человек - есть проблема, нет человека - проблемы нет. Картина совершенно иной жизни возникла в воображении Антона Осинского, и он решился пойти на преступление.
   Подменить витамины было делом нехитрым, но этот план не сработал. Вторая попытка оказалась более удачной, на этот раз Антон собственноручно добавил валерьянку в стакан Алисы. Она вновь выжила, но Всеволод Осинский настолько был ошеломлён повторным приступом дочери, что в кои-то веки послушал сына и решил поскорее убраться отсюда. Он даже согласился финансировать музыкальный проект Антона. Ведь именно эти бумаги, Всеволод, вы подписывали вчера? Усталость накапливается. Но наступает момент, когда её уже невыносимо держать в себе, верно? По сути дела Антон Осинский добился своей цели. Жизни Алисы теперь ничто не угрожает.
   Я закончил свой рассказ, но облегчения не чувствовал, лишь опустошённость. И я по-прежнему не смел взглянуть на Алису Осинскую.
   - Всё, что вы сказали, Приказов, гнусная ложь! - Антон Осинский стоял напротив меня, его правильные красивые черты лица были искажены гневом. - Вы хотите оправдать себя - и только. Но не надейтесь выкрутиться, потому что прав я, а у вас нет ни единого доказательства.
   - Вы так считаете? - я спокойно встретил его жгучий взгляд. - Тогда стоит проверить содержимое злополучного пузырька, принесённого Тамарой. Он наверняка по-прежнему хранится у Алисы в мешочке для лекарств и, думаю, на нём найдутся ваши отпечатки пальцев.
   - Вы блефуете! - вызывающе бросил Антон. - Там ничего нет, я видел сам.
   Как я боялся, что он не произнесёт этих слов. Но он произнёс. Это случилось. Самоуверенное выражение медленно исчезало с лица Антона Осинского. Приходило неизбежное осознание сказанного. Он прокололся. Так глупо, по-детски, отдавшись во власть эмоциям. Всё было кончено. Антон яростно вонзил пальцы в свои густые чернильные волосы.
   - Разумеется, там ничего нет, - вздохнул я. - Алиса при падении рассыпала оставшиеся таблетки. Вы, Антон, этого знать не могли, поэтому и осмотрели мешочек с лекарствами в поисках улики. Наверняка на всех флаконах и упаковках остались ваши отпечатки.
   Тамара Осинская вцепилась в кресло-каталку, силясь не упасть. Доктор Беленко своевременно подхватил её сзади. Алиса испуганно смотрела на брата, который подполз к ней на коленях и беззвучно плакал, представляя жалкое зрелище. Всеволод Осинский нервно разглядывал свои руки. Он казался древним стариком.
   - Пожалуй, здесь необходимо успокоительное, - произнесла доктор Розова и направилась к аптечному отделу.
   Костя последовал за ней, проводив меня тревожным взглядом. Мне вдруг стало невыносимо душно. Я вышел на улицу и словно вырвался из адского пекла. Безумное утро. Я пробежался по лужайке и упал в траву.
   Истинный преступник обличён. Почему же я ощущал свинцовую тяжесть в своём сердце? И эта боль - зачем она появилась, такая знакомая, ноющая, горячая? Всё бы отдал, лишь бы избавиться от этой боли!
   - Платон, - голос Даши Дымовой прозвучал мягко и ненавязчиво, как материнский. - Платон, миленький, ты поступил правильно.
   Она заботливо гладила рукой мою голову, и мне становилось легче, тревога постепенно отступала.
   - Тихо, хороший, всё пройдёт, - шептала Даша, ласково перебирая мои волосы. - Она простит тебя. Непременно простит, вот увидишь...
  
   Осинские покинули "Цветные холмы" в тот же день. Обращаться в полицию они так и не стали. Тамара подала на развод и порвала свои отношения с доктором Беленко. Всеволод Осинский продолжил заниматься финансированием частных клиник. Антон долгое время посещал психотерапевта и во всём поддерживал отца. Доктор Розова ушла из санатория, окончательно переключившись на разработку лекарств. Иногда она навещала Костю, и они беседовали за чашкой кофе. "Цветные холмы" приносили неплохой доход, но вскоре Косте предложили за них отличную сумму, и он благополучно с ними расстался. Как сложилась судьба Даши Дымовой, мне неизвестно. Алиса Осинская с помощью препарата доктора Розовой значительно поправила здоровье и организовала первую выставку своих работ. Именно там я вновь осмелился заглянуть в зыбучие пески её зелёных глаз, которых ни на минуту не забывал. И я увидел в них живительный свет прощения и любви. Кошмары меня больше не мучили.
  
   май - июнь 2011 года
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Строки из песни группы "Секрет".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   45
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"