Альба Георг : другие произведения.

Зона джаза . часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

ГЛ. 11 AUTUMN LEAVES

The falling leaves drift by the window,

The autumn leaves of red and gold,

I see your lips, the summer kisses,

The sunburns hands I used to hold.

   Как видим, осень продолжается, но теперь во Франции. Мелодия этой песни не устаревает и является надежным джазовым стандартом с очень удобной гармонией. А завез ее к нам, товарищи, Ив Монтан...
  
   Пришел "первый раз в первый класс". И педагог тоже - в первый. До того не преподавал. Взаимное смущение с прятаньем рук и отводом глаз, закончившееся тем, что я решительно открыл портфель и вывалил содержимое.
   - И за какой срок написали? - опешил Аккордеон.
   - За полтора года! - отрапортовал как гордый пионер, сдавший металлолом.
   - Балет, детская опера, кантата, струнный квартет, соната и пьесы для фортепиано... Плодовиты, однако!
  
   Автор покраснел и скромно опустил глаза.
  
   - В семье музыканты есть?
   - Нет.
   - А талант откуда?
  
   Опять этот коварный вопрос: "Откуда, откуда?" ("От верблюда!") Сдержался и гением себя не назвал. Сел за рояль и стал изображать свою музыку. Делал это всегда плохо, волнуясь и нажимая не на те клавиши. Тем не менее, суть понятна опытному музыканту, коим, бесспорно, являлся Кипарисыч.
   - Не знаю, чему вас учить - вы все знаете! - резюмировал он после прослушивания. - И как всем овладели без посторонней помощи?
   Стал я пунцовым, а на языке вертелось озорное: "Потому что гений"! Естественно, промолчал, но искренне поверил легкомысленной оценке и тому, что "учить нечему". Разведчик во мне возликовал: вот видишь, надо жениться и продолжать заниматься джазом!
   Покинул класс окрыленный. Победа! На миг запутался крыльями в предбаннике и потерял несколько перьев. Каждый, уважающий себя класс, имел двойные двери с небольшим зазором между ними как космическая станция - переходный отсек, чтобы не сразу в вакуум нырнуть, а собраться с духом успеть. Радости полны штаны. Известный профессиональный композитор (да какой!) меня признал. Он автор знаменитых "Озорных пастушек", оперы "Не только морковь", балета "Горбатый конек", фортепианного концерта и музыки к фильму "Красота". Там симпатяга Безрыбников поет полюбившиеся народу "Не коммунары мы, не скотники..." Долго я летел на крыльях восторга над головами студентов и педагогов по коридорам и вестибюлю, пока не выпорхнул на улицу, и не шлепнулся об асфальт. Но боли не почувствовал. Внутри радостно клокотало!
  
   Трезво посмотрим на ситуацию: хоть студенту и 22 года, но легкомыслен как детсадовец - принял чрезмерную похвалу за чистую монету. Скоро увидим, к чему привел столь щедрый "аванс" - недаром Щедрошвили. Мораль: никогда не хвалите молодых и незрелых - это не педагогично!
  
   А теперь, хоть чайную ложечку дегтя - ну самую малость. Как детям говорят: "За папу, за маму, а теперь и за бабушку..." Ознакомьтесь с программой телевиденья тех лет, коль с радиопрограммой ознакомились. Терпите! Это вам не в кресло к дантисту садиться, в конце концов.
  
   ТЕЛЕВИДЕНИЕ. 3 февраля. Первая программа: 11,30 - "На просторах Родины". Кинорепортаж; 11,40 - "Физика - сельскому хозяйству". Новый киноочерк. 16,55 - Программ передач. 17,00 - Для школьников. "Рядовой партии Н.Шмит". 17,30 - Для школьников и младших школьников. "Смешинки". 18,00 - "Короткие истории или несколько улыбок по разным поводам". Телевизионный фильм. 19,50 - "О времени и о себе". Телевизионный журнал. 20,20 - "Когда торжествует зима". Киноочерк. 20,40 - "Наш интернациональный долг". 21, 15 - Телевизионные новости. 21,45 - "На Белой олимпиаде". 22,00 - "Композитор Балакирев".
  
   Вот видите, даже и про композитора! Так и быть, терпеливый читатель, избавлю вас от Второй программы. Поверим, что и она содержательна, и продолжим повествование.
  
   В классе Щедрошвили, помимо меня, училась девушка, Люда Насонова, светловолосая татарочка из Алма-Аты. На свою нацию совсем непохожая (из культурных слоев), прекрасно говорившая по-русски и хохотавшая по любому поводу и без. Бойко играла на рояле и сочиняла что-то романсово-фортепианное, на все вокруг похожее. За какие такие достоинства ее приняли - загадка природы, и не будем ломать голову. Так и училась на "хихоньках да хахоньках". В дальнейшем, когда Кипарисыч ушел из консерватории, она перевелась в класс к Хрену Тихоновичу Редькину и закончила у него. При поступлении в Союз подложила новому педагогу отменную свинью. Но об этом увлекательном происшествии в следующей главе.
  

ГЛ. 12 BABY, WON'T YOU PLEASE COME HOME?

Am I blue, am I blue?

Ain't these tears and these sighs telling you?

I'm blue and sentimental, because you left me crying,

You've gone and left me crying, crying the blues.

   Словечко "бэби" лишь внешне подходило к моей сокурснице. Дитя не дитя, но сильно себе на уме. Хитрое "бэби", да не повезло девочке. Как говаривала моя теща: "У лжи короткие ноги". И пришлось "бэби" делать "go home", возвращаться с позором в родную Алма-Ату, хотя это и не входило в ее творческие планы. А случилось следующее: поступая в Союз Композиторов, она представила, под видом своей, симфонию современного американского композитора Вильяма Шумана. Это ее дипломная работа. Бедный Хрен Тихонович Редькин, не столь хорошо знавший западную реакционную музыку, поверил, что подобную дерзновенность сотворила его талантливая и веселая ученица. А девушка, оказывается, лишь старательно переписала чужую партитуру. Труд, какой - не поленилась! На выпускных экзаменах никто о подвохе не догадался. В экзаменационной комиссии не присутствовало знатоков современной американской музыки, и все прошло гладко - поставили даже "отлично" - прямая дорога в Союз. А вот в приемную комиссию Союза, как на грех, затесался молодой музыковед, который в данный момент творчество этого "другого" Шумана, не Роберта, изучал. Он и поднял хай: "Как можно? Плагиат!" В подтверждение из глубокого портфеля извлек подлинник для сличения с "людочкиной" копией. Члены комиссии - контингент в основном пожилой - вперили взоры в нотные листы, да так и ахнули: все совпадает до последнего диеза и бекара, до последней лиги и паузы. Оконфузились корифеи-приемщики, налились цветом свежесваренных раков, полезли в карманы за валидолом, стали пить валерьянку, настойку пустырника, капли Зеленина, валидол и карвалол, а кому-то вызвали "03" - "все смешалось в доме Облонских" - такого безобразия еще не знала многолетняя практика комиссии. И что виновница "торжества"? А ничего. Под шумок ретировалась. В суматохе ее исчезновения и не заметили. Спустя какое-то время, когда страсти поутихли и раны зарубцевались, "бэби" явилась со справкой из психоневрологического диспансера. Благо, он как раз насупротив общаги и расположен (дорогу перейти). Мол, не ведала, что творила, товарищи дорогие! Нервное переутомление, отчего чужую партитуру и приняла за свою, перепутав в темноте. Хорошо еще, что болезнь не приняла крайнюю форму. Запросто могла и Моцарта с Бетховеном переписать. Правда, они настолько общеизвестны, и несовременны, что игра не стоит свеч даже с точки зрения больного сознания. Уж очень музыка банальна... до тошноты...
  
   Случай замяли, но сделали оргвыводы: с музыкой буржуазных формалистов нужно знакомиться, а не шарахаться как от чумы, чтобы впредь избежать подобных инцидентов. Иностранной комиссии при Союзе поручили периодически проводить семинары, с целью ознакомления всех желающих о том, что нового там за бугром, на этом загнивающем Западе, еще сподобились отчубучить.
  
   Поэтому я не удивился, увидев, что все стены кабинета Кипарисыча обклеены клочками нотной бумаги с цитатами из Шенберга, Берга, Веберна и других формалистов.
   - Зачем это, Аккордеон Кипарисыч? - прикинулся я несмышленышем.
   - Чтобы быть в курсе и при случае не ударить в грязь, так как часто по долгу службы приходится ездить в капстраны.
   Он, помимо преподавания в консерватории, занимал и какую-то административную должность в Союзе. Хитер Кипарисыч! Тайно изучал буржуазную музыку, хоть и прикидывался любителем частушек. Не то, что вы наш дорогой добряк, Хрен Тихонович, отставший от мировых достижений, автор "Московских окон" и "Артиллеристы, Сталин дал приказ..."
  
   Что такое воронка? Как известно, кухонная принадлежность в виде конуса - сверху широко, внизу узко. Сквозь нее наливают жидкости в узкие горлышки бутылок и других сосудов. Можно лить керосин, бензин, подсолнечное и оливковое масло, как рафинированное, так и нет, воду можно лить и даже самогон, да и вообще что угодно, чтобы не расплескать. Удобнейшая и необходимейшая в хозяйстве вещь. Но бывают воронки от взрывов мин, снарядов и авиабомб. Бывают и водяные, вернее водовороты, но это несколько другая область. Воронка в исключительных случаях может использоваться и в качестве головного убора. Железный Дровосек из "Волшебника Изумрудного Города" носил ее именно так, а на поясе - масленку, чтобы смазывать ржавеющие суставы. Ну да это сказка! У нас Воронка - фамилия преподавателя по "Гражданской обороне", очень нужном в стенах консерватории предмете. Как же музыковеду, вокалисту, скрипачу, виолончелисту, пианисту, трубачу или тромбонисту, литавристу, кларнетисту, гобоисту, фаготисту или арфистке с композиторами, как же без нее родимой?
   Помнится, что и Д. Д. Мастакович в блокадном Ленинграде лихо сбрасывал с крыш немецкие "зажигалки", демонстрируя глубокое знание названного предмета. Посему и нам не грех! Вы не смотрите, что мирное время... вдруг снова война? А у вас "тройка" по ней, по "Гражданке" - и пропадете ни за понюшку табаку! Так что изучайте нужный и важный предмет!
   Воронка безутешно лыс как известный киноартист Юл Бриннер, герой "Великолепной семерки". Тот первый, ввел в моду безволосый череп. Тогда такое встречалось не часто, не то, что сейчас - каждый третий. И чем моложе, тем лысее. Говорят, радиация проклятая виновата!
   Ходил Воронка, как и подобает герою вестерна, вразвалочку, точно только что привязал своего боевого коня у колонны Очень Большого Зала, и отправился пешком на урок. Однако кавалеристом он не был, как позже выяснилось.
   Носил герой выцветшую от времени и агрессивной стирки гимнастерку без погон, подпоясанную широким армейским ремнем, которым удобно пороть непослушных детей. Носил брюки-голифе, заправленные во всегда начищенные сапоги. Какой одежды ждать от отставного вояки, у которого все светлое и самое дорогое осталось в прошлом? Не обессудьте!
   Род войск, в которых служил герой, неясен, да он и не распространялся, а мы не решались выпытывать. То, что попал на такую синекуру, в Ордена Ленина Консерваторию, говорило о связях товарища - за просто так на место "не бей лежачего" не устроишься. Поди, служил в Органах, хоть и косил под кавалериста. Звали - Валерий, а отчество он себе откаблучил конское, чтоб никто не сомневался, что буденовец. Кавалеристович! Слыхали когда-нибудь такое? То есть отец в данном случае не "юрист", как у некоторых, а натуральный "кавалерист". Вот и звали мы его, давясь со смеху, Валерий Кавалеристович.
   Человек он, конечно, как и положено военному, весьма девственный в культурном отношении, потому плохо владел родным языком, точно засланный иностранный агент, коверкая слова, путая падежи и делая не те ударения. Так говорило и говорит по сей день, большинство идейно-преданных, урапатриотичных людей (от начальников, до подчиненных), включая, в первую очередь и руководителей страны. Все, так говорящие, почти поголовно, имели "тройку" по русскому. На самом-то деле - "двойку"! Но этот нехороший балл ставить запрещалось - портил показатели успеваемости. Исключением, конечно, являлись представители "сомнительной" национальности, которые не только отлично владели языком, но и учебники создавали. Широко известен, например, "Учебник русского языка" под редакцией Рабиновича. Вот и выходило, что еврейская интеллигенция - цвет русской нации, на беду антисемитам! Но мы снова отвлеклись, господа-товарищи. Вернемся к Воронке.
  
   Занятия проходили по утрам, в 9 часов, в укромном, труднодоступном местечке, примыкавшем к галерке Малого зала. Попасть туда можно лишь по заковыристой, плохо освещенной лестнице. Оно и понятно - чтобы враг не разведал!
   Отставник увлеченно рассказывал нам о возможной атомной войне с империалистами, называя бомбу не ядерной, а "ядреной", также и войну именуя "ядреной" вместо ядерной. Конечно, поправить никто не смел, лишь внутренне надрывались от хохота.
   Называл он также бывшие на вооружении НАТО ракеты RX - "Эр, Ха". От этого тоже покатывались... В ту пору ходил короткий едкий анекдот в виде текста телеграмм: "Москва. Кремль. Вылетаю. Першинг". Были такие ракеты ("першинги") у американцев. Воронка их тоже именовал по-своему: "пердшинги", по-видимому, ассоциируя их с неприличным газоиспусканием. И это несказанно веселило.
   Пугал Воронка: если начнется "ядреная" война, то нас всех погонят пешком как стадо скота из условного пункта "А" в условный пункт "Б", а там посадят на поезд - и в тыл, считая, что от композиторов и музыковедов в подобной войне проку мало...
   Сдавали мы в качестве зачетов планы и устройства бомбоубежищ, которые на самом деле давно заброшены, замусорены и превращены в лучшем случае общественные уборные. Устройство "ядреной" бомбы тоже изучали и сдавали, чтобы подробно знать, отчего погибнем. В общем, занятия увлекательные и полезные, а непосещение строго каралось вплоть до лишения стипендии.
   После столь роскошного меда - снова немного дегтя.
  
   В верховном суде РСФСР. ВОЗМЕЗДИЕ НЕОТВРАТИМО. На днях судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР в составе председательствующего - члена Верховного суда В.В. Покровского и народных заседателей: помощника мастера Ивановской прядильной фабрики им. Дзержинского Е.Е. Романовой и машиниста-инструктора мотор-вагонного депо Москва-2 П.И. Богданова с участием государственного обвинителя...
  
   Пока прервемся, чтобы заинтриговать, и продолжим про дела консерваторские.
  
   Имелись у нас и другие, не менее увлекательные предметы: диамат (диалектический материализм) и политэкономия. Про "Краткий курс истории КПСС" даже и упоминать не стоит - это как "закон божий".
   Проводились лекции в большом конференц-зале, куда сгонялся весь курс, что позволяло незаметно "линять", оставаясь до поры незамеченным. Главное - представить конспект прослушанных лекций.
   Вела курс дама квадратно-гнездовых пропорций, моложавая и энергичная, с бодрой фамилией Веселовская. Конечно, веселого в ее лекциях мало, поэтому продолжим цитирование из Верховного суда СССР.
  
   ... помощника прокурора РСФСР Г.С. Быстрова и защиты: адвокатов И.Ф. Деревянченко и В.А. Елизарова в открытом судебном заседании в городе Москве, рассмотрела уголовное дело по обвинению Ионесяна В.М. и его соучастницы Дмитриевой А.Н. ...
  
   - Что сочините к следующему разу? - поинтересовался Кипарисыч, сжимая на прощанье тисками квадратной ладони мою смущенную ручонку.
   - Хочу написать хоровой цикл на тексты басен Крылова.
   - Отлично, великолепно, хорошая идея... Приступайте!
  
   Зная "хоровое происхождение" учителя, правильно рассчитал - его подобный опус заинтересует - и с головой окунулся в работу. Для сочинения оставались только воскресные дни, когда сосед Нгуен-Ван-Гог отправлялся на весь день в гости к землякам.
   Остальные дни заняты: днем консерватория, вечером "Метрополь". Несмотря на подобный суровый режим, удалось написать намеченный цикл, используя самые известные басни: "Ворона и Лисица", "Квартет", "Мартышка и очки" и другие не менее популярные. Сочинение учитель похвалил и одобрил. Спустя несколько лет, когда я предложил сей опус, но уже в джазированном виде, в оркестр Ю. Саульского, где имелась вокальная группа, то на меня посмотрели как на сбежавшего из психбольницы - не поняли и не оценили. Но это потом, а пока, окрыленный успехом, приступил к следующей работе, "Танцевальной сюите" для струнного квартета. В ней применил джазовые приемы и жанры. Несмотря на атональность, первый номер - "Буги-вуги". Дальше - "Танго" (но джазовое, а не такое как у Эсикмана!), "Вальс" и "Фокстрот".
  
   Суд установил, что Ионесян в декабре 1963 года и январе 1964 года совершил в городах Иванове и Москве ряд особо опасных преступлений. Проникая путем обмана в квартиры граждан, он, с целью завладения имуществом, с особой жестокостью убил троих детей школьного возраста, двух женщин, а также совершил изнасилование и покушение на убийство пятнадцатилетней девочки.
  
   Струнный квартет педагогу понравился. Похвалил за хорошее знание и использование инструментов, за разнообразную фактуру и джазовые элементы. Писал я в спешке, за неимением достаточного времени на обдумывание, писал чисто формально, следя лишь за правильной нотной графикой и орфографией, давно набив в этом руку. Короче - писал без души, да и какую душу вложишь урывками по воскресеньям, поэтому похвала слегка смутила и даже насторожила (вот, как легко, оказывается, можно на мякине провести даже мастера).
  
   - Современный композитор и джаз должен уметь писать, - резюмировал Кипарисыч на прощанье, расплющивая мою ладонь в своих тисках. Я ойкнул и поблагодарил.
  
   Следующей работой стала "Сонатина для фортепиано в духе Моцарта". Он одобрил и это начинанье, и я рьяно взялся за дело, пользуясь ежевоскресным отсутствием вьетнамца. Что так в гости зачастил? Явно, не к добру. Никак американцев одолели, - вот и празднуют! (Так оно и было на самом деле).
  
   Дмитриева А.Н. знала о преступной деятельности Ионесяна и помогала ему скрывать следы преступлений. Верховный суд РСФСР приговорил Ионесяна В.М. к смертной казни - расстрелу. Дмитриева А.Н. приговорена к пятнадцати годам лишения свободы. Президиум Верховного Совета РСФСР отклонил ходатайство Ионесяна о помиловании. Провор приведен в исполнение.
  

ГЛ. 13 BASIN STREET BLUES

Won't cha come along with me to the Mississippi?

We'll take the boat to the lan' of dreams,

Steam down the river, down to New Orleans.

The bands there to meet us, old friends to greet us,

Where all the light and the dark folks meet,

This is a place that we call Basin Street.

   - Это нехарактерное для Моцарта место, - указал учитель на последовательность нот.
   - У самого Моцарта так, - возразил ученик и достал сонату Си-бемоль мажор австрийского гения. - Я сознательно процитировал.
   Кипарисыч слегка опешил, сев в галошу и сверяя текст: - В самом деле... Какая странность! Может опечатка, но вряд ли - за столько лет все выверено...
   Ученик торжествовал пиррову победу - подловил учителя! Операция готовилась сознательно: заметит или нет? Победа! Один ноль в мою пользу. Диверсант-разведчик торжествовал, словно подорвал вражеский склад или мост, или пустил поезд под откос.
   - Давайте в следующий раз, да и в дальнейшем, заниматься у меня дома, а то я слишком много времени трачу на дорогу. Не возражаете?
   Какое тут возражение? Восторг! Ее увижу - об этом можно только мечтать.
   - Знаете гостиницу "Минск" на улице Горького?
   - Конечно.
   - Наш дом как раз напротив. Дом Союза Художников. Вход с переулка Садовских, там, где ТЮЗ. Знаете?
   - Знаю, знаю, - затрясся я от предоставляющейся возможности встречи с великой танцоркой, супружницей Кипарисыча.
   - Так вот на следующей неделе у меня в обычное время. Договорились?
   Назван подъезд, этаж и номер квартиры. Я от радости стал икать и заикаться.
   - Что приготовите к следующему уроку?
   - Х-хочу н-написать с-сонату д-для с-скрипки и ф-ф-ф... - последнее слово совсем не получилось.
   - Для скрипки с фортепиано? - пришел на помощь учитель. - Пишите. Желаю успеха!
   Шершавая ладонь наждаком прошлась по моей взволнованной ручонке, но кожу чудом не содрала.
  
   Теперь деготь, но в меру, да к тому же, и печальный:
  
   Академия наук СССР с глубоким прискорбием извещает о кончине выдающегося ученого геолога. Президента Академии наук Казахской ССР академика Саптаева Каныша Имантаевича, последовавшей после продолжительной и тяжелой болезни 31 января 1964 г; и выражает соболезнование семье покойного. Похороны состоятся в г. Алма-Ате.
  
   Уж не Людочкин ли родственник? Узнал, что внучка так опозорилась, и дуба дал. А почему бы и нет? Все могло быть, если бы не несоответствие времени: академик загнулся в 64м, а Людочка попала впросак четырьмя-пятья годами позже; в год его смерти она лишь училась на первом курсе... Но не будем об этом - не наше дело, да и недостойный повод для ерничества; тут свой основной сюжет "остывает" - пора и огоньку подбавить!
  
   Странно, что Кипарисыч тратит много времени на дорогу. Ведь от "Минска" до Консы рукой подать. Пешком минут, ну максимум, пятнадцать. Наверное, пешком не ходит, чтобы не быть разорванным на автографы, хотя и не столь популярен как она. Вот ее, появись на улице, - точно в клочья! Опять ерничаем,... простите! Ответ на то, что тратит много времени на дорогу прост: попадает в пробки на своей "Волге". В центре - ничего удивительного...
   А почему живут в доме Союза Художников, а не - Очень Большого Тятра или Союза Композиторов? Оказалось, квартиру дали ей художники из любви к балету. У него ни кола, ни двора. Так что он у нее как бы в зависимости. Вот и стал впоследствии, в качестве своей доли немалой квартплаты, посвящать "хозяйке Медной горы" (Помните у Бажова?) балет за балетом. А та и рада плясать, тем более, что Очень Большой Тятэр стал испытательным полигоном, аэродромом или танкодромом (кому, что ближе по роду занятий) для обкати и испытаний всех бесчисленных начинаний творческой семейки.
  
   Наконец долгожданный день настал. Приперся пораньше, чтобы произвести рекогносцировку. Как и подобает разведчику, наметить пути отхода и проследить, нет ли "хвоста"? Не спеша, отыскал нужный дом. Вот он, красавец! Домик солидный, этажей в восемь, сталинской закваски и выпечки; стены расписаны причудливым декоративным, идеологически выдержанным, узором. Постоял, полюбовался, куря и поглядывая на часы. Читал, что, Прокофьев, не пускал на порог, если гость опаздывал хоть на минуту или приходил раньше. Знаю, что мой педагог любит Прокофьева, но, надеюсь, не до такой степени? Щедрошвили не столь черств и принципиален. Скорей - сама доброта, о чем свидетельствует постоянно прописанная на лице улыбка. Все равно гаденький холодок ползал по спине. Взглянул на казавшиеся заснувшими стрелки: ну-ну, давайте, давайте еще прибавьте немного! Волнующие мгновения как перед запуском в космос, подрывом вражеского склада, моста, поезда или как, наконец, перед дефлорацией (лишением невинности). Товарищ Солженицын, это для вас, если вы не в курсе, поясняем смысл негодного словечка, засоряющего родной Великий Могучий! А вообще - большой привет ГУЛАГУ!!! Работайте, работайте, не спеша - Органы вас не подгоняют, потерпят...
  
   В качестве пролога перед поднятием занавеса и началом захватывающего действия, предлагаю, дорогие зрители-читатели, отведать немного и деготка. Поди, рефлекс выработался. Под ложечкой не засосало?
  
   ТЕАТР, ЗРЕЛОСТЬ, ТАЛАНТ. (Между прочим, в тему!).
   Казалось бы "Лебединое озеро" спектакль, давно признанный историей, спектакль абсолютно ясный - не может вызвать никаких споров. Но вот на днях я дирижировал в Кремлевском Дворце Съездов "Лебединое озеро" с участием солиста Ленинградского Академического Театра Оперы и Балета народного артист РСФСР Аскольда Макарова, радовался его успеху и... задавал себе вопросы.
  
   "Причем здесь какой-то, ныне почти забытый, Макаров? - нахмурится читатель. -Почему автор постоянно сбивается с курса?"
   - Да, нет же, дорогой читатель, я не сбиваюсь! Это работает на сюжет. Этим "Макаровым" - тем более что это не марка пистолета, а плясун - подготавливаю выход Её, звезды первой величины, блистательной и непревзойденной, коль речь зашла о балете.
  
   Стрелки сошлись - взрыв! Тяну на себя массивную витую бронзовую ручку огромной застекленной двери. Гляжу в отражение - не следит ли кто? Вперед!
   - Вы к кому, молодой человек? - скрипит тетка-бабка в платке и ВОХРовской униформе, сидящая за столиком с черным телефоном.
   - К Плясунской и Щ-щ-щедрошвили, - торможу от волненья на втором слове, что настораживает старушку из Органов, и она внимательно смотрит на мои руки: нет ли в них топора, как у недавно расстрелянного Ионесяна. Ощущая холодную сталь пистолета за пазухой и твердую корочку партбилета под левой грудью ("На, стреляй прямо в сердце, гад!") она поднимает телефонную трубку. Несколько скрипучих поворотов диска. Заржавел? Неужели гости не столь часты?
   - Тут к вам... Пропустить? - трубка гостеприимно клацает, ложась на рычаг. - Вон лифт. Этаж и квартиру знаете?
   Кивая, что знаю, вызываю лифт. Железная клетка, подняв на нужную высоту, вежливо выгрузила гостя на начищенный до блеска паркет. Даже поскользнулся. Дурная примета. Плюю через левое плечо на всякий случай, хотя не суеверен. Вот и нужный номер. Обитая кожей дверь. Тогда железные еще в моду не вошли. Звоню. Внутри у меня все напряглось. Выйдет ли ракета на орбиту? Взорвется ли склад? А вдруг взрывчатка отсырела? Лишусь ли "невинности"? Показываю Исаичу язык - мол, пиши, пиши свой ГУЛАГ - и не придирайся к иностранным словам!
   Прежде, чем дверь распахнулась, из-под нее выскользнула волшебной струйкой знакомая улыбка и повисла призрачным облачком на уровне моих глаз. Напомню, что улыбка - основное положение мышц лица Кипарисыча. Наверное, и спит с ней, а может, чтобы быстро не износилась, снимает и кладет на ночной столик рядом с либретто очередного балета. (Либретто... балета...Даже в рифму!) Улыбка меня мгновенно нейтрализовала как известный газ "Черемуха". Не заметил, как дверь распахнулась, и щедрая ладонь наручником спецназа замкнулась на моей обезволенной ручонке.
   - Вы точны как атомные часы, - получаю комплиментом под дых. - Проходите, не стесняйтесь!
   "Куда попал? Кругом цветы, море цветов, океан цветов, галактика... Оранжерея, цветочный магазин или выставка флоры и фауны"?
   Вся огромная гостиная заставлена, завалена букетами, корзинами, охапками с поздравительными лентами и без. Отчасти, конечно, напоминает и похороны вождей в Колонном зале. Догадываюсь, - ей, ей, ей!!! А ему - шиш, шиш, шиш!!! Не достоин еще, не заслужил, кишка тонка.
   - И так, каждое выступление, - поймал мой взгляд супруг примы.
  
   Почему шеститысячная аудитория так единодушно принимает исполнителя? Почему он так естественно и органично вошел в ансамбль постановки Большого театра (Одетту-Одилию в этот вечер великолепно танцевала Е.Рябинкина)? Почему, появившись в партии, которая - будем говорить прямо - не является самой интересной среди мужских ролей классического репертуара, показал работу интересную и значительную?
  
   Из гостиной - несколько дверей. На одну указывает расплющенный палец ученика Флиера: - Проходите!
   Кабинет светлый просторный с огромным роялем, письменным столом и всем, чему полагается быть в подобных местах. Ранее, забегая вперед, сообщал, что все стены обклеены клочками нотной бумаги с цитатами. Смотрится даже оригинально.
   - Как наша соната?
   - Почти написал.
   Сажусь, за рояль, ставлю ноты на пюпитр, обращая внимания на марку инструмента. Не какой-нибудь вам трофейный "Бехштейн" или "Блютнер", а новехонький упругий и бокастый как мустанг "Стэйнвей". Нажимаю на клавиши - настроен великолепно, и механика идеальная. Играю первую часть, вторую... Кипарисыч одобрительно хмыкает. Вдруг скрипит, приоткрываясь, дверь в дальнюю комнату и высовывается улыбающееся личико.
   - Здрасьте! Не помешала?
   - Познакомься, дорогая, мой талантливый ученик Юра.
   Что шибко талантливый, она и сама догадалась из-за стены по моим виртуозным ударам ладонью по клавишам. Такой современный прием игры (тогда еще баловался евангардом).
   Звезда протягивает тощую, но жилистую, лапку. Теряюсь, не зная, - пожимать или целовать? От поцелуев с детства воротит, тем более - немытых ручек. Поди, проверь степень вымытости. Решился пожать, краснея.
   - Ну не буду мешать, - она зыркает по сторонам, словно ища кого-то или чего-то, и исчезает, оставив над нами облачко французских духов (лично знакома с мадам Шанель").
  
   Где же "спрятан" секрет победы, этого воздействия на зал, умения по-сегодняшнему строго, ново, целеустремленно интерпретировать классику? Конечно, Макарова очень любят в Москве, где знают и его Зигфрида в "Лебедином озере", и его Батыра в "Шурале". Конечно, трудоспособность, требовательность к себе тоже объясняют природу успеха.
  
   - Что ж, очень мило! Чувствуется здоровое влияние Прокофьева, но это ничего.
   - Остался финал, - закрываю ноты и запихиваю их в портфель.
   - В финале постарайтесь свести все темы предшествующих частей воедино.
   - Конечно, так и сделаю. Спасибо Аккордеон Кипарисыч за совет!
   - Я, в свою очередь, похлопочу на кафедре камерного ансамбля, чтобы разучили вашу сонату к зимней сессии. Им такое положено... Концертная практика. Поговорю с Ширинкиным.
   Кто обладатель стой непристойной фамилии, пока не знаю, но и спросить неудобно.
   - До следующего раза. Всего хорошего! Рука мастера добротно пожимает мою подмастерскую. Рукопожатие крепкое, свидетельствующее об искренности намерений. Пробираемся сквозь цветочные джунгли. Откуда-то из глубины доносятся тяжелые прыжки, словно пудовые мешки бросают. Наверное, и дома тренируется.
   - До свидания, Матрена Матвевна! - кричу в "лесное" пространство. Внезапно мартышечье личико выныривает из огромного букета, и лапка кокетливо машет...
  
   И все же мне думается, что истинные причины гораздо глубже, сложнее и существенней. Дело, прежде всего, в том, что талант Макарова - плоть от плоти советского балета.
  
   Железная клетка бросает меня в объятья консьержки. Мямлю "досвиданье" и в ответ слышу: "Всего хорошего, голубок! Заходь ешшо". Тяжелая дверь, массивная как крышка гроба важного члена правительства, дает под зад и "выводит на орбиту".
   Ух! Гора с плеч и со всего, что может ощущать подобную тяжесть. Первый визит в подобные места всегда сложен. Кажется, блина "хором" не получилось. Радостный выруливаю из переулка Садовских - вскоре выяснил, что это братья-артисты - на веселую улицу Горького и на душе становится сладко.
  
   Героическое начало заключено в самом танце Макарова: это замечательная черта его индивидуальности. И опять-таки не в том дело, что артист очень эффектен на сцене, высок ростом, вообще наделен данными исключительными. Важны не только данные, но и человеческое существо его героев.
  
   В следующий приход на урок сторожиха оказалась другой (сменщица). Поразительной внешности: возраст примерно тот же. Грачи улетели навсегда! На голове красная косынка, сама в кожаной комиссарской куртке, препоясанной пулеметными лентами, обрубок деревянной кобуры маузера или парабеллума на боку. Встретила окриком: "Стой! Кто идет? Шаг влево, шаг вправо - считается побегом! Руки вверх!" Послушно повиновался, попутно объясняя, кто, к кому и зачем. "Комиссарша" смягчилась, коль не оказал сопротивления, и указала дулом револьвера на лифт: иди, мол! Вспомнилась знаменитая пьеса Всеволода Вишневского, шедшая тогда во всех театрах и часто передававшаяся по радио, "Оптимистическая трагедия". Там главная героиня женщина-комиссар на восставшем военном корабле, одна среди разбушевавшихся мужиков. Но она их здорово прижучила. Вот пьесы были! Не то, что сейчас, - лишь про педиков да лесбиянок...
   На уроке поинтересовался: что за номера откалывает сторожиха-консьержка?
   - Вы не бойтесь, - рассмеялся учитель. - Она немного не в себе, но это делу не мешает. Поэтому и терпим. В целом, бабушка безвредная, бывшая актриса. Пенсия маленькая. Подрабатывает у нас.
   - Актриса Лубянского театра? - попытался я пошутить.
   - Пожалуй, не без того, - еще шире расплылся человек-улыбка.
  
   Квартира содрогалась от мощных прыжков в дальних комнатах, словно стадо слонов шло на водопой.
  
   Все они окрылены жаждой действия, подвига. Вот почему и в балетной классике, и в новаторских произведениях наших дней артист утверждает понятия самые высокие - революционный пафос, готовность к борьбе, воинствующий гуманизм. Четкость и определенность идейно-творческих взглядов соединяется здесь с удивительной широтой профессионального диапазона. Макаров не замкнут в рамки узкой "специализации", ему доступны разные жанры, неожиданные приемы, непохожие друг на друга характеры...

ГЛ. 14 BEGIN THE BEGUINE

When they begin the beguine

It brings back the sound of music so tender,

It brings back a night of tropical splendor,

It brings back a memory ever green.

   Как-то идя с урока, решил обойтись без лифта и спуститься по лестнице. Этажом ниже встретил сокурсника Ираклия, сына известного грузинского композитора.
   - Ты откуда здесь? - спрашивает он.
   - Был в гостях у Щедрошвили. А ты как здесь?
   - Снимаю квартиру у одинокой дамы. Хочешь, зайдем ко мне?
   Повинуюсь. Ираклий своим ключом отпирает кожаную громадину. Входим. Квартира типовая, как и та, где я только-то побывал. Огромная гостиная, но ... без цветов. Из одной двери - любопытствующий взор подслеповатых глаз.
   - Марь Иванна, я вернулся... с приятелем.
   Дама, буркнув невнятное, скрывается.
   - Вдова одного известного в прошлом художника. Лишь Сталина писал, - поясняет Ираклий.
   Заходим в его комнату. Рояль, но не "Стэйнвей", а маркой пониже, письменный стол, кровать, шкаф. Поскромней, чем этажом выше, но жить и творить можно.
  
   Опишем героя: аристократически бледен и никогда не краснеет (завидное самообладание), говорит абсолютно без акцента (вырос в Москве) и красив какой-то тонкой, томной восточной красотой - типичный сердцеед и альфонс в одном флаконе. Его папаша на короткой ноге с самим Хреном Редькиным, поэтому Ираклий и поступил как-то необычно, без экзаменов (Может, перевелся из Тбилиси?). Он отличный (вертится на языке - "дуэлянт", но сейчас не те времена) пианист, и постоянно сочиняет нечто бурно-токкатное...
  
   Но всегда и во всем ему чрезвычайно дорого то новое, что создается на балетной сцене, от Вахтанга Чабукиани и Леонида Якобсона до Игоря Бельского и Юрия Григоровича - балетмейстеры самых различных направлений увлеченно сотрудничают с танцовщиком. Он активный участник и первый исполнитель главных партий "Шурале", "Берега надежды", "Тараса Бульбы", "Спартака". Среди недавних открытий Макарова - роль Маяковского в хореографическом плакате "Клоп"; эта работа вообще не имеет аналогов в истории балетного театра. Не случайно, видимо, Макаров оказался единственным исполнителем этой роли так же, фактически никто не смог заменить его в "Спартаке". Счастлив театр, в котором трудится такой танцовщик. Я знаю Макарова много лет и думаю, что еще много лет буду встречаться с ним в спектаклях. Верю, что этого артиста ждет еще много настоящих побед в искусстве.

Юрий Файер, народный артист СССР.

   Пока читатель знакомился со статьей известного дирижера, я осматривал комнату грузинского приятеля. На стене над кроватью заметил большое количество черточек, записанных столбиком.
   -Свои опусы отмечаешь так оригинально? Много же ты насочинял!
   - Нет, так отмечаю каждую очередную чувиху, которую "отчесал".
   Вот она "эрекция пушечного ствола!" Помните подзаголовок романа? Настоящий композитор! Не то, что я - мне еще ни разу в Москве никого не удалось. Зависть обожгла серной кислотой, пройдя до мозга костей. О деньгах, что платит за постой, и не спрашиваю. При таком родителе, таком покровителе и таком поведении деньги для него, наверное, не имеют никакого значения. Ай, да Ираклий! Ай да, "Витязь в тигровой шкуре"!! Ай да, Шота Руставели!!!
   Покидаю товарища потрясенный, а он мне вдогонку: - Ее видел?
   - Да! Вынырнула на миг. Мельком.
   - У нее, говорят, бешенство... (Тут на улице у машины оглушительно лопнула шина, и я окончания не расслышал.) - Ни одного мужика не пропускает, не считая балетных партнеров!
   - Да что ты?
   - Не веришь? Я точно знаю. Вот и тобой заинтересовалась - всегда вылезает, когда к нему кто-то приходит.
  
   Ошеломленный спускаюсь по лестнице. Как не поверить Ираклию? Он вращается в высших сферах и знает всю подноготную. Ну и ну...
   - Заходь ешшо, милок, - слышу добродушную как холостой выстрел реплику "комиссарши (сегодня в хорошем расположении духа). Крышка дубового правительственного гроба дает знакомый пинок, толстенная стальная пружина садистски лязгает. Снова вытолкнут на желанную волю. Наверное, впредь надо подушечкой обзавестись, чтоб под жопу подкладывать в качестве амортизатора.
  

ВСТРЕЧА С ЧИТАТЕЛЯМИ.

Таллин. 1 февраля. (По телефону от соб. корр.)

   Вчера здесь в Доме писателей состоялась встреча друзей "Известий", на которую собрались рабочие, инженеры, научные сотрудники, врачи, учителя, партийные и советские работники, журналисты. Член редколлегии "Известий" Ю.Филонович рассказал о работе редакции, о планах газеты. Председатель совнархоза доктор экономических наук А.Вейлер, В.Чиж, писатель Уно Лахт, журналист Э.Мартинсон и другие высказали много советов и предложений. Во встрече приняли также участие секретари ЦК Компартии Эстонии А.Вадер, Л.Ленцман, секретарь Таллиннского горкома партии И.Югансон.
  
   Пока вы читали это сообщение, я не спеша, опорожнил чашечку ароматного напитка за 20 копеек в кафетерии недалеко от дома, покинутого мной. Из головы не шло сказанное Ираклием. Неужели, правда? Да как же Кипарисыч терпит такое, да еще и опусы ей посвящает? Ну, впрочем, понятно. Она - все, а он пока - так себе, даже звания не имеет. Типичный брак по расчету. Об этом судачит вся Москва...
   Покинул кофейное заведение и закурил вкусный "Трезор". Продавались такие хорошие болгарские сигареты, слегка ароматизированные. Еще, кроме них, - "БТ", а самые лучшие - западногерманские "Астор" с портретом седого благородного старца на пачке. Имелся в виду некий лорд Астор. Продавались они в обычных табачных киосках по 40 копеек за пачку, что считалось дорого. То были огрызки кончавшейся оттепели.

ГЛ. 15 BILL BAILEY, WONT'T YOU PLEASE COME

Won't you come home, Bill Bailey, won't you home?

She moans the whole day long.

I'll do the cooking, darling, I'll play the rent,

I know I've don't you wrong.

   Ираклий рассказывал: в квартире с ним и одинокой хозяйкой, проживает кот Васька, огромный, рыжий и пушистый. Он обезъяичен (по иностранному - "кастрирован"). Стараюсь, товарищ Солженицын, выражаться по-русски, так сказать,"special for you". Кот знаменит тем, что умеет пользоваться унитазом, помимо тихого нрава и, полагающегося по долгу службы, мурлыканья. Как он это делает? А так: прыгает на стульчак, поднимает заднюю лапу, если по-маленькому; а коль по-большому, то залезает в очко, а потом, как положено ему природой, закапывает, размазывая содеянное по стенкам. Но этого мало! Он еще и воду умеет спускать. Повисает на цепи всей своей мощной тушей, схватившись когтями, и низвергает "ниагару" со страшным шумом, сам шума не боясь - привык. Унитазы отменные, с чугунными сливными бочками и нервущимися железными цепями изготавливались по спецзаказу из отходов танковой промышленности в период больших сталинских чисток. В соседних квартирах слышалось, как спускали воду. Значит, домочадцы живы и никого не забрали. Жутко, когда воду никто не спускал... Кто научил Ваську подобному искусству, неизвестно, но ходит слух, - сам хозяин, бывший человеком экстравагантным, несмотря на лояльность режиму. Хотя есть подозрение, это у кота генетическое... Извините, Александр Исаич, что опять на басурманском! Так и лезут сами эти поганые слова! По-русски, говоря, - наследственное. Но исследования не проводились. Я сначала не поверил, но, будучи в очередной раз у товарища в гостях, стал свидетелем фокуса. Вспоминается и Пушкин с его: "и ходит кот ученый на цепи..."(Тоже цепь!) Дальше и сами знаете!
  

ХОРОШИЙ ДРУГ. Львов. 1 февраля (по телеф. от спец. корр.)

   Издательство выпустило в свет новую книгу. Кто своевременно сообщит о ней читателю и кратко познакомит с ее содержанием?
   Во Львове представляет читателям только что вышедшие из печати книги пресс-бюро "Каменяр". В нем объединились на общественных началах большая группа рецензентов...
  
   - Ты чувих к себе водишь? - задал я нескромный вопрос.
   - Да, - блеснул он стеклами очков в модной оправе (забыл сообщить, что он, как и я, очкарик, но не комплексует).
   - А как же бабки-сторожихи?
   - Я им по "трешке" заряжаю, и порядок.
   - И той, "комиссарше"?
   - И ей!
   - А как же ее моральные принципы? Ведь коммунистка?
   - Ничего, ничего... Берет за милую душу и, вытягиваясь во фрунт, говорит: "Служу Советскому Союзу"!
   - Да ну-у-у?! А та, обычная бабка, что говорит?
   - Та кланяется в пояс, крестится и лопочет: "Благодарствую, милок"! Дай бог тебе здоровья! Веди свою девоньку!
   - Ну, ты гигант!
   - Бывает иногда... "комиссарша" с котом конфликтует: не любят друг друга почему-то...
   - Он гуляет по этажам?
   - Иногда просачивается на лестничную клетку, чтобы проветриться, и непременно нассыт у ее рабочего места, очевидно метя, как у них (котов) положено, если она отлучится по той же причине. Под лестницей у сторожей закуток, где они облегчаются. Так сказать, негласный, тайный сортир. И она, заметив кота и увидев, что нагадил, гоняется за ним по этажам, паля из бутафорского маузера: "Бах! Бах! Бах!"
   - Может она любительница Баха?
   -На шум выглядывают соседи и призывают к порядку...
   - Чтобы Баха на Бетховена сменила?
   - Вроде того.
   - Ну и домик у вас, а еще Союза Художников!
  

ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ. ПУТАНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ.

  
   В первом номере журнала "Искусство кино" за этот год мы прочли большую статью Сергея Юткевича "Размышления о киноправде и кинолжи". В ней есть заслуживающие внимания мысли о документальном кино. Автор пытается проследить, как принципы "киноправды", разработанные нашим выдающимся режиссером, художником и публицистом Дзигой Вертовым, применяют зарубежные кинодокументалисты, одни для того, чтобы раскрыть действительную правду жизни, другие, лишь маскируясь под правду...
  
   Пошли как-то с Ираклием прошвырнуться по "Бродвею" (Gorky street). Авось, кого "закадрим". Шли от Белорусского к центру по правой стороне, хотя это и не имеет никакого значения, если только в смысле "дело наше правое, и мы победим". Шли, шли, шли... А "кадры" все не клеились, не клеились, не клеились... Стали терять надежду, как вдруг впереди наше внимание привлек не "кадр", а скорее "стоп-кадр" (мы так и замерли) - еле-еле державшийся на ногах гражданин пролетарской наружности. Как раз в то время в газетах опубликовали очередные меры "по борьбе с пьянством и алкоголизмом", расширили полномочия народных дружинников и ввели в милиции новые формы "внушения" - резиновые дубинки, взяв пример с западных полицейских.
   Гражданин впереди все маячил. Наблюдая за ним, мы и про наши "кадры" забыли. Что же дальше? Ведь непорядок! Вдруг появился седоватый человек в милицейской форме, чином не ниже полковника. Страж порядка сделал замечание подвыпившему и в ответ послан, куда всем известно. Вечер. Гуляльщиков слонялось предостаточно - конфликтная сцена сразу привлекла кучу зевак. Тут и мы подоспели...
  
   ... однако статья в целом производит удивительно странное впечатление. У нас она вызывает чувство решительного протеста. По Сергею Юткевичу получается, что революционные традиции Дзиги Вертова и Эсфирь Шуб живут в зарубежном киноискусстве, в нашей же документальной кинематографии они почти не нашли развития, да и самой документальной кинематографии у нас не существует. Правда, в статье приводятся названия некоторых недавно созданных документальных картин. Но только для формального реверанса. Зато Сергей Юткевич подробно останавливается на каком-то анекдотическом разговоре с мифическим режиссером - документалистом. Этот режиссер не может понять его, Юткевича, идущего работать, и заявляет ему: "Зачем ты так надрываешься?.. Я, например, монтирую по телефону. Приду днем, позвоню снизу монтажнице: склейте материал, затем зайду, посмотрю, дам указания и домой... А зачем же самому корпеть?" В глазах этого режиссера автор статьи в "Искусстве кино", как он пишет, "выглядел одичалым кустарем-одиночкой и к тому же вредным "чужаком", пытающимся перенести на передовую студию документального кино старомодные навыки художественного кино...
  
   Но вернемся к нашей "документалистике".
  
   - Почему в таком виде? - спрашивает блюститель.
   - Да пошел ты! - замахивается, качаясь, пьяница.
  
   Толпа охает и ахает. Поднять руку на представителя власти? Увернувшись от удара, мент полез рукой под плащ. Как помним, на дворе осень, и - кто в куртках, кто в плащах. Полковник достал длинное, гибкое, черного цвета орудие усмирения - дубинку, в более поздние, перестроечные времена, названную "демократизатором".
  
   - Ах, ты, б...! - снова кинулся в бой пьянчуга, но получил штуковиной по рукам, затем по бокам, а в заключении по лбу. Публика снова заохала и запричитала: "Что это такое? Людей не за что избивают - подумаешь, выпивши! Ну, прямо как в странах капитала!" Нарушитель обмяк и осел на асфальт как подтаявший сугроб. По лбу змеилась красная струйка. "Бедный! До крови, - взмыли женские голоса из хора. - За что вы его так?" Бессердечный чин хладнокровно по рации деловитым говорком вызывал "воронок". "Ну, теперь его песенка и вовсе спета, - взвыли сопрано и альты, - теперь точно пятнадцать суток!" "Расходитесь граждане, или хотите в свидетели?" - пошел с козырного туза блюститель. Колода резко опустела, мы тоже "слиняли" от греха.
  
   ... Полноте, Сергей Осипович, достойный ли это разговор? Мало же вынесли из совместной работы с кинодокументалистами в суровые и незабываемые годы Отечественной войны, да и после войны, вспомним ваш фильм "Встреча с Францией". Разве были чужаками среди документалистов Александр Довженко, Юлий Райзман, Сергей Герасимов и другие мастера художественного кино, создавшие в коллективе кинохроникеров прекрасные фильмы. Здесь происходил полезный процесс взаимообращения двух видов киноискусства. И думается, такие фильмы, как "Битва за нашу Советскую Украину", "Берлин", "Говорит Спутник", дают большой материал для размышлений на избранную автором статьи тему...
  
   Появился у меня и еще приятель. Тоже из высших сфер. Сын композитора, классика Туркменской музыки. Зовут Сердар. Элегантный, хорошо и модно одет, смугловат и идеально говорит по-русски. Детство провел в Москве, пока папа учился в столичной консерватории. Сердар любит джаз, но ладовый; гармоническую музыку недолюбливал, как и ранее упоминавшийся нами араб Али.
   Туркменистан, будучи Советской республикой, в отличие от Ирака, Ирана и прочих Персий, имел свою оперно-симфоническую школу, основы которой и заложил родитель Сердара.
   В сравнении с аристократом Ираклием, Сердар, хотя тоже своего рода "принц", но, как и я, жил в общежитии. Учились на одном курсе с нами и другие его земляки, из чего следовало, что земля туркменская не собиралась иссякать талантами...
  
   ... А как можно забыть боевые традиции кинохроники пятилеток, наконец, героически фронтовой репортаж? Родившиеся в огне революции и гражданской войны, принципы киноправды получили новое дальнейшее развитие в замечательных фильмах и журналах, снятых на фронтах Великой Отечественной войны. Не могли бы назвать, но уже не в реплике, целый ряд великолепных фильмов, киноочерков о наших нынешних днях, о нашей стране и зарубежных странах. Многие из этих фильмов созданы в последнее десятилетие, раскрывшее широкие творческие возможности для подлинной киноправды...
  
   Сердар рассказывал забавную историю, как отца насильно "сделали" композитором. Пас юноша овец, не ведая беды, и нагрянула комиссия из Москвы по отлову талантов. Партея решила поднять музыкальную культуру отсталых республик Средней Азии. Состояла комиссия из музыковедов и композиторов. Состояли в ней знаменитые Власов и Фере, помощники-соавторы в создании национальных композиторских школ. Ездила комиссия на ишаках и верблюдах по затерянным в горах и песках аулам и проверяла молодых людей на наличие у них музыкальных способностей. Говорят, даже и пользовались сетью, набрасывая ее на разбегавшихся в страхе диких талантов. Попался им под руку и сердаров предок. Пастух, не ведая печали, пел во все горло песню. Тут его и схомутали, спеленали, и упекли в столицу учиться сначала языку, а за тем и всему остальному. Вот так он постепенно и стал творцом национальных опер, балетов и симфоний. Сын, учитывая печальный предка, сам сдался в "композиторы", помятуя, что и в роду Бахов их (композиторов) было, пруд пруди...
  
   ... Как же можно, размышляя о сценарии, драматургии документального кино и других проблем, делать вид, как будто все нужно начинать сначала, заново, на пустом месте...
  
   Что-то мы, братцы о джазе слегка подзабыли, - вам не кажется? Ведь название обязывает ("Зона джаза"). Зона, так зона! Как он там, бедный?
  
   Оркестр Колымагина перевели по каким-то подноготно-интриганским причинам из шикарного "Метрополя" в захудалый Дом Культуры завода "Серп и Молот" играть перед началом киносеансов. Если в ресторане шел "порнос", - исполнение за наличные на заказ, - то в Дека коллектив сел на "сухой паек" официальной, более чем скромной, зарплаты. Кажется, причиной остракизма явилось недостойное поведение руководителя. Зопил, и месяц на работу не являлся. Помните о подозрительных красных прожилках на лицах многих весьма приличных на вид музыкантов. Это и есть последствия сих марафонских "заплывов" на недели и месяцы. Так что понизили за дело, но пострадали все.
  
   ... Радуясь достижениям прогрессивных зарубежных кинодокументалистов, мы не можем игнорировать то хорошее, талантливое, что было и есть в нашем документальном кино, то новое, что появлялось на разных этапах его роста, что составляет его гордость и определяет его стиль. Наше документальное кино не только творчеством Дзиги Вертова и Эсфирь Шуб, но всем ходом своего развития оказало большое влияние на мировое документальное кино...
  
   Играли обычный репертуар по печатным нотам. Мне дозволялось немного импровизировать. Произошли изменения и в составе: дама-контрабасистка покинула нас, а вместо нее появился долговязый юноша, учившийся в музучулище как домрист, но самостоятельно овладевший контрабасом. Ударник поменялся. Вместо молодого появился лысый старичок с фамилией Герман, в перерывах между пьесами державшийся за живот и проклинавший язву. Завелся и новый трубач, да не откуда-нибудь, а из солидного оркестра Силантьева (по совместительству), мусульманского вероисповедания, который, несмотря на строгости Корана, склонен к русским загулам. Мама оказалась православная. От нее и сбой в генетике!
  
   ... Безусловно, в сегодняшней творческой практике документалистов имеются недостатки, многие работы страдают несовершенством, бесформенностью, бледно рассказывают о нашем великом времени, о нашем советском образе жизни. Мы не вправе закрывать на это глаза. Но для того, чтобы по-настоящему помочь в преодолении недостатков, надо, прежде всего, знать, смотреть произведения документального кино, выпускаемые многонациональным отрядом советских кинопублицистов. Ни кинокритика, ни Союз работников кинематографии, в целом не занимаются всерьез документальным кино, не знают его. И примером этому может служить Рассматриваемая нами статья Сергея Юткевича, к сожалению, необъективная и путанная.
  

Роман Григорьев,

Роман Кармен,

Александр Медведкин.

  
  

ГЛ. 16 BLUE MOON

Blue moon, you saw me standing alone

Without a dream in my heart,

Without a love of my own.

   Училась со мной на одном курсе раскосая девочка, теоретик. Приехала откуда-то издалека, чуть ли не из-за Полярного круга или еще дальше. Хотя, дальше некуда. Представитель малой народности крайнего Севера.
   Советская власть хотела, чтобы там, среди льдов и белых медведей, объявились свои музыковеды и теоретики. Вот только какую музыку они должны изучать? Непонятно. Возможно, Партея и там, в тундре умудрилась бы вырастить свою национальную оперу и балет. Но не будем ерничать, а лучше вспомним фамилию девочки. К радости, фамилия не забылась в силу своей оригинальной благозвучности: Балдахинова. Конечно, корень слова горький (хина), но целебный, а первая половина тоже не очень - "балда". Сразу вспоминается "Сказка о попе и работнике его Балде". Но, может, вовсе и не в "балде" дело, а в "балдахине", таком устройстве от солнца вроде тента или зонтика. Здесь веет Востоком, притом арабским, а не Полярным сияньем. Дальнейшие изыскания, боюсь, заведут в тупик, так что остановимся: Балдахинова, так Балдахинова!
   Дело не в ней самой. О девочке и вспомнить нечего. Такая, как и вышеупомянутая Людочка. Хихоньки да хахоньки! Дело в ее бабке, живущей среди холода и льдов. Впрочем, и не в бабке даже дело, а во мне самом... Фу, ты! Совсем запутался.
   Увлекался в ту пору модным самоистязанием, называвшимся "сыроедство". Естественно, беря пример с авторитетного старшего товарища, увлекавшегося тем же, чья мама, поэтесса и переводчик, - "Носорогов" Ионеску перевела, например! - и вообще дама самых передовых взглядов (сын в нее). Товарищ давал почитать переводные самиздатские книги об это "сыром едстве".
   Суть "ученья" заключалась в том, чтобы не есть ничего вареного, ни жареного, ни пареного; отказаться полностью от мяса и от всего связанного с ним (колбасы и прочее). Обоснование то, что наши предки обезьяны, и по сей день, питаясь одними лишь бананами, прекрасно себя чувствуют. Таким нехитрым образом, по заверению "учения", абсолютное здоровье гарантировалось: невосприимчивость ни к жаре, ни к холоду, ни к простудам, ни к разным гриппам и насморкам. Даже зимой можно ходить без пальто!
   Разумеется, и курить нельзя - бросил; спиртное тоже исключено - завязал. Притом ничегошеньки и ни по каким праздникам, ни даже сухого вина, ни пива! Никаких исключений и послаблений, а то все насмарку...
   Возжелал стать ангелом во плоти, и ожидал со дня на день, когда начнут крылья отрастать, чтобы пуститься в блаженный полет...
  
   А причем здесь балдахиновская бабка? Притом! Когда занимаешься подобным "ученьем", то всегда хочется с кем-то поделиться достигнутыми успехами, а так же и вовлечь в это дело других. Дело хорошее и для здоровья полезное! То есть вербуешь "адептов" ("special for you", дорогой товарищ Солженицын!)
  
   Ноябрь... В общаге холодрыга. Почему-то еще не топили. Одна из игривых прихотей-шалостей социализма: когда захотим, тогда и затопим!
   Твердо следуя "ученью", с отвращением запихивал в рот ломтики сырой свеклы, грешно помышляя о чем-то вкусном, но вредном. О сочном бифштексе, об ароматном антрекоте, о благоуханной ветчине или окороке, о бесподобной буженине, о куске осетрины со слезинкой, о ломтике "докторской", даже и об обыкновенной селедке под маринадом, с лучком... Эх-эх-эх! - тяжело взваливать на себя груз единственно верного учения и неукоснительно следовать ему! Поэтому жаль бедных марксистов... Мерзкая свекла, подозревая, что она мне ненавистна, бесславно умирать в моем желудке не желала и в горло не лезла, отчаянно сопротивляясь. Запихивал с силой: полезай, гадина, корми меня! От нее, казалось, при отсутствии внешних калорий становилось еще холоднее.
  
   Встретив в коридоре Балдахинову, сытно глядевшую на меня после посещения столовки, поделился с ней "подвигами" на ниве обретения здоровья и долголетия, надеясь тайно ее заарканить. Она в тот момент еще и развратно дымила сигаретой.
   - Курить вредно, пить вредно, вареное и мясное есть тоже смерти подобно. А полезно: сырые овощи и фрукты, соки, проросшая пшеница...
   Она звонким смехом перебила меня, окончательно растянув свои заполярные глаза до узких щелок. У них это, говорят, своеобразная защита от слепящего на солнце снега.
   - А моя бабка питается только вяленой рыбой, пьет спирт и курит трубку! Какие там у нас овощи и фрукты! Их никто в глаза не видел!
   - И как же? Сколько ей лет?
   - За девяносто, и ничем никогда не болела.
   Я сражен! Такого аргумента-пинка достаточно, чтобы прекратить мучить себя и начать питаться, как нормальный человек. Как только с "ученьем" завязал, сразу и батареи в общаге потеплели, словно моего отступничества только и ждали. Хороший знак. Значит правильно все!
   Вот причем здесь оказались эта Балдахинова со своей бабкой. Спасли, можно сказать, если и не от голодной смерти, то от дури!
  
   Помучив немного читателя "сыроедством", прибегнем к другой пытке - цитированию из газеты "Известия" за 1964й год. Терпи, читатель, вспоминая, как автор сырую свеклу ел.
  
   Его имя пока еще мало известно на строительных площадках и механизаторам села: он еще очень молод, ровесник 1964 года. Первые гидравлические экскаваторы "Э-1514" с фирменным знаком киевского завода "Красный экскаватор" вышли из заводских ворот.
   Согласен, что это скорее не аромат эпохи, а ее миазмы! Но что поделаешь: мы читали эти газеты и вы почитайте.
   Землеройные машины украинских экскаваторостроителей хорошо известны в нашей стране и за границей. Высокие технико-экономические качества советских экскаваторов не раз отмечались на международных выставках. Но киевляне неустанно ищут новые конструкции узлов и механизмов, более удачную компоновку агрегатов.
   А причем здесь "Blue moon", данное в заглавии? Притом, что напевайте тихонько про себя, и легче будет читать советскую газетную галиматью.
   Конструкторы С.Задоренко, И.Мороз, В. Белоус, группа слесарей экспериментального цеха, которой руководит Г.Попов, внесли много предложений.
   Государственная приемная комиссия приняла новый экскаватор с хорошей оценкой. Особо отмечены отличные условия работы экскаваторщика: удобная кабина защищает рабочего от дождя и снега, холода и жары (Как в "сыроедстве"!), рычаги управления сконцентрированы в одном месте, предусмотрен хороший обзор рабочей площадки. В этом году 1500 экскаваторов "Э-1514" выйдут на широкие дороги семилетки.
  
  
  

ГЛ. 17 BLUES IN THE NIGHT

My mama don't told me when I was in knee pants,

My mama don't told me "son".

A woman of sweet talks and gives you the big eye,

But when the sweet talkin's done.

A woman's true face, of worrisome thing

Who leave you to sing the blues in night?

   Еще одна теоретичка вертелась вокруг меня, а я вокруг нее. Значит, дружили. Она москвичка. Папа партейный хам, мама в театральной кассе билетами торгует, так что в любой театр, на любой концерт - пожалте бриться!
   У Карины абсолютный слух и потрясающие знания в области музыкальной литературы, да и не только музыкальной. Не в пример мне! И вкус хороший: любит все новое и современное. Я тогда тоже все это любил и до лозунга-призыва "Назад к Бетховену"! еще не додумался.
   У нее все относительно хорошо, включая фигуру и мордашку, только вот изо рта попахивало постоянно как из плевательницы дантиста, что сильно тормозило сближение.
  
   Сиживали мы регулярно возле раздевалок Малого зала в закутке на широких подоконниках, пия черный кофе, - рядом и буфет, - покуривая, (тогда еще в общественных местах не возбранялось), рассуждая о Веберне, Берге, Стравинском, Шенберге и иже с ними. Другой музыки, как-то Рахманинов, Чайковский и прочих, подобных архаиков-сентименталистов как бы и не существовало. Помните надпись в классе гармонии? Вот и мы тогда так считали. Вернемся к описанию дамы - кажется, что-то упустил...
   Не все так в ней идеально. Зачем писать неправду? Зад плоский, отсиженный в результате длительных занятий на фортепиано. Правда, пианистка отличная, особо по части читки с листа. Все-таки музыковед! Ноги тоже не ахти: икры бутылкообразные как у бегунов или футболистов. Букву "эр" не выговаривает, а углах рта постоянная пена, от скапливающейся слюны. Да и говорит бурно и много, перебивая и брызгая слюной. Так что вовсе не Мона Лиза, не Венера Милосская, да и обе руки целы, не отколоты. Еще одна деталь: нос курносоватый, а вокруг рыжие веснушки. Волосы сзади зачем-то завязывает в пучок как у бабок... В общем, совсем раскритиковал подружку, хотя и сам не Аполлон. Очкаст, да еще и страдаю комплексом "мастаковича". Говорят, похож на него малость, хотя сам не замечаю. Оно и понятно: в своем глазу и астероид не заметишь, а в чужом - любое нейтрино как на ладони.
  
   - О Стравинский! Слышал его "Симфонию псалмов"? - спрашивает она, грациозно дымя сигаретой.
   - Нет, не слышал, но представляю, что это ... Зато "Весну Священную" могу узнать по нескольким тактам. У меня есть пластинка. Дирижер Эрнест Ансерме и оркестр Романской Швейцарии. Правда, "Петрушку" знаю хуже, хотя имею партитуру. - А фортепианный концерт его слышал?
   - Тоже нет... Кофе еще взять? - стараюсь этим уклониться от ее прямых "попаданий".
   - А Шенберга "Уцелевший из Варшавы"? - летит стрела в спину.
   - Сейчас приду, - подхожу к стойке с вонзенным меж лопаток вопросом.
  
   Несу две чашечки двойной крепости с дымком - хорошо тогда варили - чтобы задор был сильнее. И всего-то удовольствие за 20 копеек!
   Делается по обжигающему глотку, новые сигареты вспрыгивают в рот и самовоспламеняются.
  
   - "Уцелевший из Варшавы" имеется в нашей консерваторской фонотеке, - выдает страшную тайну Карина, - это про еврейское гетто, поэтому наложено табу. (Карина тоже - на половину, выдам и я страшную тайну!)
   - Обязательно послушай, можем и вместе сходить, потому что посторонним крамолу эту не выдают. А я с заведующим фонотекой Ковалевым в хороших отношениях и договорюсь.
   - Лучше вместе! Мне одному точно будет от ворот по ворот, - припоминаю очередной свой комплекс: "Вы куда, молодой человек? Сюда нельзя". - А кофе ничего?
   - Отличный! Кстати, скоро ожидается премьера двух последних квартетов Мастаковича, тоже посвященных жертвам фашизма. Но даже мама, с ее всесильностью, не может помочь с билетами - аншлаг заранее полнейший! Надо попытаться самим как-то проникнуть. Через черный ход, например...
  
  
   Черный ход приводит к тому самому классу, где проходят занятия по "Гражданской обороне". Класс одной стеной примыкает к галерке Малого зала, и все хорошо прослушивается.
   Зал переполнился и пыхтит как перекипающий чайник. Раздаются скрипы стульев, чихи, кашель, как и подобает на всех уважающих себя концертах.
   Мы скрючились в тесноте и темноте, припав ушами к щелеватой стене. Помимо нас нашлись и другие хитрецы. По сему вертится на языке банальность: "как сельди в бочке". Где сельди, там непременно и дышать нечем - кругом сплошной "рассол". Когда же, когда же начнут? Подохнуть можно! А там все ждут опаздывающих граждан, каких-то посольских дипломатов, каких-то важных чиновников из Минкульта, кого-то из ЦК и даже Елисеевского магазина...
  
   Наконец третий звонок грянул как приговор палача. Последние хлопанья откидных стульев, последние поцелуи, последние рукопожатия после нежданных знакомств, радостные последние слезы расставаний и встреч, последние "прости-прощай". Почти Белорусский вокзал!
   И, наконец, как удар тамтама или как приближающийся раскат грома, или как полуденный выстрел Петропавловской пушки, послышался зычный, поставленный стеклянно-стаканный глас Анны Чеховой, бессменной ведущей всех знаменательных и событийных концертов эпохи социализма. Меломаны притихли, заткнув носы. Кто пальцем, кто ваткой - чтобы не чихнуть. Кто, перехватив горло кашне-удавкой, или вставив кляп из носового платка, засморканного до полного отсутствия живого места на нем, чтобы не кашлянуть. Кто, заткнув пробками (в буфете перед началом сперли) или, заклеив липкой лентой от мух все места, способные издавать какие-либо звуки. Приготовились внимать божественному.
  
   - Долдон Долдоныч Мастакович! Квартеты ...надцатый и ...надцатый. Первое исполнение. Исполнители - квартет имени Бетховена в составе: Яков Варшавский - первая скрипка, Семен Парижский - вторая скрипка, Исаак Берлинский - альт, и... Василий Ширинкин - виолончлен. Квартеты посвящены памяти жертв фашистских концлагерей.
  
   Послышались удаляющиеся каблучки, и загундосило настроечное "ля" первой скрипки, за которое как утопающие за соломинку стали цепляться остальные, стараясь подтянуть свои усталые жилы-струны в тон с главным звуком. Закончив настройку, замерли, и, очевидно, подняли смычки, но нам не видно.
  
   И грянул шквал!!!
   Заныло, завыло, застонало, заскрежетало, задергалось, задрыгалось, заплясало, запиликало, запиццикатило и завибрировало. Аккорды и двойные ноты, унисоны, соло и тутти чередовались с настойчивой назойливостью. Но музыка и носа не высовывала, очевидно, боясь остаться без оного. И как все цвета в сумме дают белый, так и все огромнейшие цифровые объемы звучащих нот давали ноль! В этом, наверное, и есть неразгаданное чудо музыки: у одних звуки складываются в божественные мелодии, у других в - бред сивой кобылы. Длилась пытка долго. Квартеты оказались коварно многочастны. Я томился и изнывал, а над ухом восторгалась подружка: "Послушай, гениально! Правда?" Абсолютный слух позволял ей, по-видимому, изыскивать в этом звуковом бедламе определенный кайф. Мой - обыкновенный - кроме тоски и муки, ничего не мог там изыскать.
   В каморке стало невыносимо душно, жарко да к тому же кто-то, по-видимому, от восторга не сдержался, и подпустил. Так что к пытке снаружи прибавилась и внутренняя. Раз жертвам фашизма посвящено - пожалте и в газовую камеру, - правда газ не "Циклон А или В" (сидели на трубе!), но для иллюстрации и такой сойдет.
   После первого отделения Малый зал взорвался Большим Взрывом, и родилась Вселенная премьеры - осколки чуть не ранили нас. Спасла дощатая, но крепкая перегородка. Чтобы глотнуть свежего воздуха, дернулся покурить. Она хлопала и не заметила. Таким образом, удалось слинять по-английски, оставив подругу одну дослушивать шедевр.
  
   Самаркандский промышленный обком КП Узбекистана на заседании бюро обсудил статью Э.Масимовой "После диктанта", опубликованную в 279м номере "Известий" за 1963 год. Обсуждению предшествовала большая всесторонняя проверка работы школ Самарканда. Как она показала, педагогические коллективы школ города добились некоторых успехов в обучении и воспитании детей. Вместе с тем детальной проверкой установлено, что не только в школе N7, но и в отдельных классах ряда других школ, есть факты завышения оценок знаний учащихся, недостатки и ошибки в постановке учебно-воспитательной работы.
  
   Данный текст, поверьте страдальцу, эквивалентен содержанию гениальных квартетов Долдон Долдоныча. Вот такой этот "Блюз в ночи", ставший названием главы.

ГЛ. 18 BODY AND SOUL

My heart is sad lonely

For you I cry, for you, dear, only,

Why haven't seen it - I'm all for you, body and soul,

I spend my days in longing

And wondering why it's me a - wronging,

I tell you - I mean it, I'm all for you, body and soul.

   Шел я под мелким, как содержание большинства советских газет, осенним дождичком в четверг. Шел вниз по Герцена из "консервы" в сторону "Метрополя" на "джазовую" работу. Вдруг вижу: впереди шастает по лужам невысокая фигурка в плащике "болонья", шоферской кепочке, очечках и в летних туфельках с дырками для вентиляции, чтобы ноги не потели. Сутулость спины показалась до радикулита знакомой, да и во всем остальном что-то трогательное, чуть ли не родное. Догоняю, поравнялись. Ба! Это сам герой предшествовавшей главы нашей озорной повести. "Двойная доминанта", как звали его студенты за одинаковые начальные буквы имени и отчества - Долдон Долдоныч.
   Шлепаю рядом по лужицам и понимаю, другого случая не представится. Судьба свела. Преодолевая природную застенчивость, выдавливаю:
   - Извините, Долдон Долдоныч! Можно к вам обратиться?
   Он поворачивает голову. Ну, живой портрет кисти Таира Салахова!
   - Слушаю, молодой человек.
   - Я студент консерватории, учусь по композиции на первом курсе... - Дальше не знаю, что и сказать. Мэтр мудро и вежливо прерывает неловкую паузу:
   - У кого учитесь?
   - У Щедрошвили Аккордеона Кипарисыча.
   - Знаю, знаю такого. Очень талантливый, так сязать, молодой композитор. Ну и довольны?
   - Да.
   - И чему он вас учит, так сязать, если не секрет?
   - Он сразу сказал: "Вы всё знаете. Не знаю, чему вас учить".
   - Хе, хе, хе, - задергались плечи спутника. - "Не знаю чему учить", так сязать? Это похвально, похвально... А вы не были, случайно, на премьере моих, так сязать, последних квартетов?
   - Как же? Был!
   - Ну и как вам?
   - Ответить честно? - поднял во мне голову молодой наглец.
   - Конечно, конечно! Не стесняйтесь! Правда нужна даже и такому маститому автору как я, так сязать.
   Я помялся, но сказал, вернее, как принято говорить, "резанул правду-матку":
   - Извините, говно...
   - Вы попали в самую точку, молодой человек! Как вас зовут, так сязать?
   - Юра, - я слегка отстранился, опасаясь затрещины, но маэстро с усердием мазохиста принял и даже поддержал критику.
   - Я тоже так считаю, так сязать, что говно! Я бы даже усилил: полное говно!! - Он в сердцах топнул ногой и обрызгал меня, но, понятно, не нарочно.
   - Почему вы, Долдон Долдоныч, о себе такого невысокого мнения?
   - Я требователен и самокритичен, так сязать, не то, что некоторые...
   Мы мерно шли по левой стороне, уклоняясь от настырных луж и бескомпромиссных прохожих. Вот и поворот налево к Телеграфу, улица Белинского. Видно, дух великого критика витал здесь, способствуя нашему умонастроению.
   - Говорят, вы ненавидите Чайковского? - спросил, чтобы проверить утверждение Карины, и наступил в коварную лужицу, забрызгав штанину попутчика. - Ой, простите!
  
   Он в пылу беседы не заметил моего правонарушения, хотя топнул ногой, услыхав ненавистное имя, и ответно оросил меня, непроизвольно отомстив:
   - Да! Люто!
   - За что же?
   - За лиризм, сентиментальность и вообще за его мелодический дар, так сязать! Если с сантиментами я еще как-то справлялся. Помните мою мелодия из кинофильма "Довод"? Ту, что любил Хрущев в исполнении унисона скрипачей Очень Большого Тятра под управлением Юлия Реентовича, Еще песню "Родина слышит, Родина знает", так полюбившуюся доблестным чекистам... Помните?
   - Помню! Как же, как же...
   - А вот мелодическим даром боженька меня обидел, так сязать...Приходится мучиться изобретать, а получается, так сязать, угловато и не особо ярко. Вот у Прокофьев, у того, что ни тема - шедевр!
   - А "тема нашествия" из Седьмой симфонии или главная партия первой части Пятой? - решил заступиться за гения.
   - Ну в Пятой еще ничего, а в Седьмой - опереточный мотивчик. Дураки музыковеды и друг Соллертинский услышали в ней тему фашизма. Не стал разубеждать: услышали, ну и пусть себе, так сязать...
   - Вы к себе несправедливы, - пожалел я "бойца, взявшего огонь на себя", и мы повернули к Телеграфу.
   - Вот поживете с мое, поймете! У Чайковского что ни тема - гениально!! А у меня? Пришей кобыле хвост! Вот черт, какой был, так сязать, хоть и педик! А тут вроде ничем таким не страдаю, а мелодия нейдет, хоть усрись! Извините, что выражаюсь, так сязать, при студенте...
   Я стыдливо опустил глаза, не ожидая столь откровенных самооценок.
   -Завидую - вот и ненавижу!!! ... А зовут вас как, так сязать?
   -Юра, - напомнил я и похвалился. - У нас в классе гармонии на столе вырезано "Чайковский-говно!" Вот.
   - Это проделки молодых формалистов вроде Ниткина, Патефонова и Дуллиной, так сязать.... Любить надо Петра Ильича, юноша! У него еще многому можно научиться, хотя вы, так сязать, и все знаете! - Он, наконец, улыбнулся и подмигнул. - Я вот и сонатного аллегро ни одного путного не мог написать... - (посыпание пеплом главы продолжилось) - а кореш мой, Иван Иваныч Соллертинский, окрестил мое неуменье "медленными сонатными аллегро". Вроде, как нечто новаторское... Эх мы бывало с ним, так сязать, тяпнем по маленькой, он и начинает петь мне Осанну: великий, мол, да гений!
  
   "Дэ", "Дэ" все больше распалялся по мере приближения к дому, а я совсем затих.
  
   - Он, Иван Иваныч, считал, царство ему небесное, что мне удалось создать бесконечную мелодию, ту, о чем мечтал Вагнер и, что тому не удалось. У Вагнера получилась не бесконечная мелодия, а бесконечная секвенция, так сязать! Как зовут вас?
   -Юра.
  
   Дождь, устав от нашей "бесконечной мелодии", прекратил и свою "бесконечную секвенцию", когда мы дошлепали до знаменитого дома между Брюсовским переулком и улицей Огарева, злыми языками именуемым "малой синагогой" или "Союзом Суэцких Композиторов".
   - Ну, вот и пришли, Юра. Я сейчас здесь живу, а скоро поеду в Питер, так сязать. Там мне больше нравится. Там меня, еще совсем пацана, когда-то признал сам великий Глазунов, так сязать. Хороший музыкант, хоть и горький пьяница. Запои у него назывались "поехать в Ригу", а ездил он туда частенько, так сязать. Эх, давно это было! А вы, куда путь держите?
   - На работу в "Метрополь". Подрабатываю в ресторанном оркестре. Стипендия маленькая.
   - Это хорошо, что на работу, так сязать! Я тоже когда-то, в Гражданскую или в НЭП, тапером служил в кинотеатрах и познал почем фунт лиха, так сязать!
   - Рад знакомству, уважаемый маэстро!
   - Я тоже! Э-э-э... Как вас, говорите?
   -Юра.
   - Вы мне, Юра, понравились, так сязать, прямотой! А то кругом лжецы и льстецы! В глаза восторгаются, а в спину гадости говорят. Запишите, так сязать, мой телефон. Звоните, не стесняйтесь, можем еще как-нибудь встретиться и поталдычить, так сязать!
   - Спасибо, Долдон Долдоныч! Я побежал! Опаздываю!
   - Всего хорошего, Гера! - имя запоминаться не хотелось. Маэстро подошел к массивной двери подъезда, где со временем на стене вырастет мраморная доска с золотыми буквами.
  
   Вот вам и "боди", мокнущее под дождем, и "соул", парящее в высших сферах.
  
   Создатели автоматов предлагают работникам торговли: давайте сообща обсудим, какие технические требования предъявляются к автоматике, как следует разместить сеть автоматизированных магазинов в стране, какими должны быть здания этих магазинов. Но наше предложение не находит отклика. И, наконец, о механизации погрузочно-разгрузочных работ в торговле. Надо лишь лучше, правильнее использовать стандартные универсальные подъемники, тележки и конвейеры, которые выпускаются серийно и применяются и в промышленности, и в строительстве.

Н.Гончаров, директор ВНИИТОРГМаша,

А. Вышелесский, профессор, доктор технических наук.

  
  

ГЛ. 19 C'EST SI BON

C'est si bon - lovers say that in France,

When they thrill to romance,

It means that it's so good.

C'est si bon - so I say it to you

Like the French people do,

Because it's all so good/

   Великий Ив Монтан - первый заочный учитель джаза. Небольшой ансамбль за его спиной просто сводил меня с ума: аккордеон, гитара, фортепиано и барабаны... Но пока речь пойдет не о нем.
   Как ранее упоминал, подружка эрудированна не только музыкально, но знает хорошо и мировую литературу, поэзию, живопись, философию. Порой неловко сознавать себя партизаном на допросе, и на все отвечать "нет".
   - Оскара Уайльда любишь? - спрашивал "следователь" в юбке. Тогда бабы еще поголовно в штанах не ходили, и было некоторое различие полов.
   - Люблю, но...
   - Что читал?
   - Ничего.
   - А Франца Кафку?
   Тогда этот экзистенциалист, некогда запретный, благодаря хрущевской оттепели, сумел просочиться в печать.
   - Гениальные вещи "Процесс", "Замок", "Притчи"!... А Рильке нравится?
   - Нравится, но не читал.
  
   Сижу теперь в любое свободное время в читальном зале обычной консерваторской библиотеки (есть и нотная). Перед глазами "Портрет Дориана Грея", далее - "Как важно быть серьезным (Эрнестом)". Выписываю умные фразы в специально заведенную тетрадь. Надо подтягиваться. Стыдно быть невеждой.
   Не скажу, что Уайльд сильно тронул, но для дела ознакомился, хотя на пьесах усох, на той же "Саломее". Зевота, песок в глазах, строчки скачут, и постоянно возвращаешься к прочитанному. Спасение одно: немедленно в буфет с питьем двойного кофе и выкуриванием пары-тройки сигарет, чтобы максимально оттянуть возвращение в читалку, но долг-стыд снова гонит туда.
   Листаю толстенную книгу "Об уме" француза Гельвеция, а есть и второй том - еще толще. Тоже она посоветовала. Ох, умным стану, даже страшно! Здесь сплошные откровения: каким надо быть прямым и честным, как надо себя вести с приятными и не очень людьми, и множества другого, не менее поучительного и полезного. На сей раз сонливость не мучает - имею природную склонность к философствованию - выписываю, выписываю, мысленно повторяя прочитанное, стараюсь наиболее меткие афоризмы запомнить наизусть. Блокнот пухнет, голова - тоже. Умнею!
  
   Помимо читалки, стал регулярно захаживать в книжные магазины, подолгу торча в букинистических отделах, где цены строили рожи и показывали фиги. Удалось случайно приобрести (последний экземпляр) только что вышедшего двухтомника "Братья Карамазовы" (оттепель!) От нее был наслышан об этих "Керогазовых", и мгновенно купил, хоть и стоило не дешево.
   Теперь наложили на себя епитимью ежевечернего, перед сном, постижения многословно-зуболомного труда великого писателя, которого злобный и завистливый попрыгунчик Тургенев называл " этим прыщавым заикой".
   "Там такие характеры, такая философия, - слышались в сознании, мешая чтению, восторженные возгласы подруги. - Душа человека есть поле битвы дьявола и бога"!
  
   Одолел сквозь зевоту и полузасыпания. Не люблю с тех пор многословных писателей! Но ума особо не прибавилось, хотя узнал, что есть душа человека в смысле "поля боя..." Философия другого рода окружала нас и подавляла. Какую газету не откроешь, вляпываешься в заголовки:
  
   "ВОЙСКА НАТО ГОТОВЯТСЯ К ВЫСАДКЕ НА КИПР",
  
   "ПРЕЗИДЕНТ МАКАРИОС ОТВЕРГАЕТ ИНОСТРАННОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО",
  
   "ЙЕМЕН ДАЕТ РЕШИТЕЛЬНЫЙ ОТПОР КОЛОНИЗАТОРАМ",
  
   "ВОЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК ПОКИДАЕТ МИНИСТЕРСКОЕ КРЕСЛО" и т.д.
  

ГЛ. 20 CHANGE PARTNERS

Must you dance every dance

With the same fortunate man?
You have danced with him since the must began,

Won't you change partners and dance with me?

  
   И мы сменим партнеров и "потанцуем" о трех выдающихся молодых композиторах, так сязать (Слово-паразит Долдон Долдонычы), надежде Советской музыки. Правда, их творчество вызывало и продолжает вызывать неодобрение коллег старшего поколения, так сязать, отсталых.
  
   Первый - бывший физик и математик, уехавший от крепких сибирских морозов к слабым морозам московским. Зовут Денис Патефонов. Какая дурацкая фамилия! Причем "патефон" в эру магнитофонов? Что за извращенная любовь к старине? Тогда бы - "граммофонов"! Еще похлещи... Но что имеем, то имеем.
  
   Второй приперся из заволжских степей Саратовской области, из маленького городка Энгельс. (Кто подзабыл: Энгельс - друг и спонсор Карлы Марлы.) Там не только издавна селились волжские немцы, но и находилась секретная база стратегических бомбардировщиков дальнего действия. Звали Арнольдом Ниткиным. Явно немецкое "Арнольд", но и Ниткин, наверное, тоже - обрусевшее "Фон Нитке". Немцы Поволжья.
  
   Третий композитор - дама и прибыла из славного татарского города, некогда покоренного русским деспотом-царем, зарезавшем до крови на известной картине своего сына. Имя соответствующее - Земфира. Но не путать с сегодняшней! Земфира Земфире - рознь! Наша - "сурьезный" композитор, не в пример нынешней эстрадной финтифлюшке!
   И фамилия у нашей не Рамазанова, а Дуллина, и именно с двумя "эл" для солидности.
  
   Приехала троица примерно в одни годы (конец 50х) и с нескрываемой целью - покорить столицу. Как известно, первый и главный комплекс провинциала именно этот.
  
   Сначала честно поучились в консерватории - не без способностей, раз поступили; затем позаканчивали аспирантуры, а потом, как говорится, "без мыла" проскользнули и в... Союз Композиторов. А там любят одаренных, хотя и висит над входом отрезвляющее предупреждение: "Мы не союз гениев, а союз профессионалов". Но наши герои и хорошо обученные профессионалы и, понятное дело, гении. Из провинции только гении и приезжают.
   Троица весьма охоча до передовой западной музыки, которую в пух и прах разносила прогрессивная советская критика: формализм, абстракционизм, упадничество, декаданс и прочий "данс, данс, данс"! То есть опять танцы. Не забывайте названия главы: "Меняйте партнеров". Но мы, вопреки названию, останемся верными нашей троице и с нескрываемым упорством молота, которому обычно сопутствует серп, будем "долбить" про них.
   Они, будучи гениями, самостоятельно постигли тайны запрещенной западной премудрости (додекафонии и серийной техники); хорошо знали сочинения гонимых у нас представителей Новой Венской Школы: Арнольда Шенберга, Альбана Берга и Антона Веберна. Бедный Мастакович до таких высот формализма не дошел, хотя небезгрешен, за что и получил лично от товарища Жданова по мордасам: "Сумбур вместо музыки!" С годами выяснится, что выдающийся политический деятель не столь не прав... Но не будем о политике, а лучше подслушаем разговор наших героев. Они, кстати, создали тайную ассоциацию, так сязать, партъячейку, и назвались "Три Ге". Об этом прознали недоброжелатели и стали коверкать: "Три говна" или "Трижды говно". Не будем злорадствовать, и подыгрывать завистникам, а лучше подслушаем...
  
   - Зовите меня не Арнольдом, а Альбаном, - попросил друзей Ниткин. - Хочу так зваться в честь моего любимого Берга!
   - Пожалуйста! Кто против, - пожала плечами казанка (не путать с казачкой).
   - Хоть горшком назовись, а только тональную музыку не пиши! - заржал наглый сибиряк. - А мне мое нравится. Денис, Денис, Денис Давыдов... был такой герой, кажется, Гражданской войны!
   - Какой Гражданской? - возмутилась Земфира. - Это при Наполеоне!
   - Да, ты права! Запамятовал, - признал ошибку математик из Сибири.
   - Может фамилию на Аккордеонов поменяешь? - уколол коллегу волжанин.
   - Да есть один "аккордеон", который балетный. Зачем еще?
   Все дружно расхохотались, так как творчество "балетного аккордеона" (если читатель догадался, о ком речь?) являлось материалом для постоянных насмешек и издевательств.
   - Чем Патефонов не нравится, "гнилая нитка"? - набычился математик-сибиряк. - А в глаз хочешь?
   - Ну что вы, мальчики, не ссорьтесь, - вступилась Дуллина. - Так вы, чего доброго, и до смены национальностей договоритесь.
   - А что! Я бы с радостью сменил, - помрачнел Ниткин. - Мать с дуру во время войны, боясь наступления немцев под Сталинградом (а до нас рукой подать), решила записать меня "евреем" а не "немцем (по отцу), считая, что в связи с войной в России быть немцем плохо. Вот сглупила, а! Как будто здесь еврею лучше? Никогда ей этого не прощу, царство ей небесное...
   - Зачем так на маму? - надулась Дуллина. - Она хотела, как лучше!
   -Тебе-то хорошо огрызнулся Альбан-Арнольд. - Твоя национальность безопасна и неактуальна. Что с татар возьмешь? Разве, что калым. А вот нам...
   - Тоже мне, затеяли бузу! - встрял Патефонов. - Смените пластинку. Ха-ха-ха! Поговорим лучше о скрипичном концерте Берга или о его "Воццеке"
  
   А сейчас заголовки для отдыха читателя: [Author ID1: at Tue Aug 29 17:16:00 2006 ][Author ID1: at Tue Aug 29 17:21:00 2006 ]
  
   ТАК РАСПРАВЛЯ[Author ID1: at Tue Aug 29 17:21:00 2006 ]Ю[Author ID1: at Tue Aug 29 17:22:00 2006 ]ТСЯ [Author ID1: at Tue Aug 29 17:21:00 2006 ] [Author ID1: at Tue Aug 29 17:16:00 2006 ]ИМПЕРИАЛИСТЫ [Author ID1: at Tue Aug 29 17:22:00 2006 ]США С ПАТРИОТАМИ ПАНМАМЫ". [Author ID1: at Tue Aug 29 17:23:00 2006 ] [Author ID1: at Tue Aug 29 17:16:00 2006 ][Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   "[Author ID1: at Tue Aug 29 17:24:00 2006 ]ПЕНТАГОН РАСКРЫВАЕТ КАРТЫ". [Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   "АВТОТРАНСПОРТ И УДОБРЕНИЯ[Author ID1: at Tue Aug 29 17:25:00 2006 ]". [Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   "РАЗВИВАТЬ ПОЛИТИКУ ДОБРОСОСЕДСТВА".[Author ID1: at Tue Aug 29 17:26:00 2006 ] [Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   "ТРИУМФ СОВЕТСКИХ СПОРТСМЕНОВ". [Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   "ВНЕДРЯТЬ ЛЕНИНСКИЙ СТИЛЬ[Author ID1: at Tue Aug 29 17:27:00 2006 ]". [Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   "ЕСТЬ ЕЩЕ ПОРОХ В ПОРОХОВНИЦАХ". [Author ID1: at Tue Aug 29 17:28:00 2006 ][Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   "ПРОКУРОР И КОНТРОЛЕР". [Author ID0: at ]
   [Author ID0: at ]
   [Author ID1: at Tue Aug 29 17:29:00 2006 ]
   Глубокая ночь. На небе ни гривенника, ни [Author ID1: at Tue Aug 29 17:30:00 2006 ]алтына, ни звезд, [Author ID1: at Tue Aug 29 17:32:00 2006 ]ни луны. [Author ID1: at Tue Aug 29 17:33:00 2006 ]Сплошная тучевая чернота. Завывает "Осенней песней" Чайковского ветер. Тревожно спят возле угрюмых, уставших за день, зданий частные "Москвичи" и "Жопорожцы". Народу ни на грош, только шальная кошка пробежала, а за ней озабоченный гормонами кот. Консерватория тоже видит свои шумно-музыкальные сны. Здание изнутри содрогается от храпа, распирающих его привидений, но не разрушается, хотя ремонта не было с самого основания.
   Вот "каменный гость" Чайковский, никогда не смыкающий глаз. Так и дремлет, бедняга, с открытыми. Из мрака появляются три фигуры в плащах. Двое в кепках, одна в платке (дама). Один тащит стремянку, у другого в руке ведро с белилами, дама вооружена как копьем большой малярной кистью.
   Петр Ильич косится сверху: чавой-то затевают? Эх, скульптор Вера Мухина, черт бы вас побрал, как же вы не учли? Надо, чтоб ручонка гения русской музыки была на шарнире, тогда бы он мог как-то защититься вот от таких злоумышленников, коль убежать нельзя. Жопа накрепко припаяна к каменному креслу. То ли дело Петр Алексеич на коне! Тот ночами мог скакать по Невскому, преследуя бедного Евгения, хотя последний ничего плохого против царя не замышлял. Лишь спятил маленько...
   Стремянка приставлена к цоколю памятника, фигура с копьем-кистью поднимается по ступенькам, ей подают ведро. Петр Ильич косится: чавой-то затевают? Неужто подорвать хотят? Может, это левые... или правые эсеры? Ленина на них нету! Рука, занятая дирижированием в локте не сгибается, жопу тоже не оторвать. Эх, убег бы в Петербург!
   Неумолимая кисть опускается в ведро, белила капают, на цоколе зарождается знакомая надпись: "Чайковский - говно"! Любопытная луна показывает свой алтын, гривенники звезд замигали сквозь несущиеся покрывала облаков. Проехал, громыхая, бездомный, унылый грузовик. В кабине никого.
   Фигуры, бросив на землю орудия преступления, скрываются в близлежащем переулке. Ведро то ли самопроизвольно, то ли от порыва ветра, опрокидывается, и белила изображают на асфальте пролитую сметану.
   Первая террористическая акция подпольной группы "Три Ге" совершена.
  
  
   [Author ID1: at Tue Aug 29 17:22:00 2006 ]
   , ни[Author ID1: at Tue Aug 29 17:32:00 2006 ]

ГЛ. 21 CHATTANOOGA CHOO CHOO

Hi, there, Tex! What d'ye say?

Step aside, partner, it's my day,

Lend an ear and listen to my version

Of the really solid Tennessee excursion.

   Эта глава - всем главам глава! С таким-то названием. Кто не смотрел "Серенаду Солнечной долины" помногу раз, тот ничего не смотрел! Ох уж эти элегантные, стильные красавцы-парни с набриолиненными коками и улыбками снежных барсов! Что за чудесная музыка Гленна Миллера и Гарри Уоррена! А урчащие золотом саксофоны, искрящиеся серебром засурдиненные трубы, завораживающее пение тромбона в высочайшем регистре, бухающий бегемот-контрабас, блямкающий джазовые аккорды рояль. А замечательный вокальный ансамбль, а насвистывающий Текс Бенеки, а его кепочка-картузик (тогда еще не знали, что она называется "бейсболка"), а барабанщик-жонглер... одним словом - чудо!
  
   Посапывает и поскрипывает стулом гамбсовской работы (вот в нем точно защиты бриллианты мадам Грицацуевой) рядом со мной Кипарисыч. Изображаю на рояле свой очередной новаторский опус. Он зорко посматривает в ноты: совпадает ли то, что там написано, с тем, что звучит, и убеждается, что несовпадений много. Опус насыщен синкопами, призванными приблизить его к джазу.
   - Композитор и джаз должен уметь писать, - изрекает учитель как отрыжку и стыдливо прикрывает рот.
  
   В дальних покоях слишком громко бухнуло - не упала ли? Отдаленная ругань подтверждает предположение.
   - Извините, Юра! На минутку, - вскакивает и распахивает дверь в одну из бездонных комнат. - Матреночка, не ушиблась?
  
   В проеме двери виден просторный репетиционный зал. И это в квартире? А трудящиеся, понимаете ли, в коммуналках ютятся как в сотовых ульях - друг у друга на головах! Но Ей позволено - Она "народная" и "лауреат ленинской", так что умолкнем, граждане...
  
   - Просила полотера не натирать так сильно, вот и грохнулась, - сообщает Плясунская, потирая ушибленное колено. - Здравствуйте, Юра! Ох, черт, больно!
   -Здравствуйте, Матрена Матвевна!
   -Матреночка, может, скорую вызвать? - лебезит супруг, еще неокончивший посвященный ей очередной балет.
   - Ничего, Аккордеончик, дорогой! До золотой свадьбы заживет!.. Вы занимайтесь, занимайтесь, не обращайте на меня внимания.
  
   Дверь вежливо затворяется. Мы усаживаемся на места.
  
   - Понимаете, Юра, ваш главный мотив точно соответствует монограмме, то есть первым буквам имени и фамилии нашего известного классика, - тычет пальцем в ноты учитель и называет имя.
   Действительно, у меня написано: ре, ми-бемоль, до и си, что латинскими буквами будет: D, Es, C, H.
   - Не знал об этом! Значит, случайно получилось.
   -Теперь знайте. Впрочем, в этом нет ничего плохого, тем более, если за этим скрыт какой-то смысл...
   - Нет, ничего не имел в виду, и никакого смысла не вкладывал.
   - Что ж, тогда вы гений! - он "щедрошвильно" улыбается. Веснушки на рябом лице пускаются в пляс. "Опять мелькнуло гадкое словечко".
   - Может оттого, что его недавно на улице случайно встретил? Шел себе как-то вечером и вижу...
   - Долдон Долдоныча самого?! - Веснушки валятся с лица на клавиатуру и издают частушечные наигрыши. - Ну, вам и везет? И как он?
   - Идет себе, ссутулившись под дождем.
   - Наверное, обдумывает очередную симфонию - в голосе пискнули нотки зависти.
   - Слышали, Аккордеон Кипарисыч, о происшествии? - меняю тему, чтобы прекратить дальнейшие расспросы. Не рассказывать же о беседе?
   - Памятник осквернили? Слышал, слышал! Какое безобразие! Нашего классика и так извазюкали... Так вскоре и до Пушкина доберутся.
   - Наверное, ночью?
   - Конечно, не днем! Кто бы им позволил?
   Небольшая пауза, и Кипарисыч тоже меняет тему:
   - Следующего занятия, Юра, не будет. Мы с Матреной Матвеевной ложимся в больницу...
   -Из-за ушибленного колена?
   - Колено пустяк!.. Вырезать аппендициты. У обоих.
   - Беспокоит? Приступы? Сразу у двоих? - я в некотором замешательстве - такое не встречалось в моей "медицинской практике".
   - Нет, пока не беспокоит, но в качестве упреждения, чтобы в дальнейшем не прихватило. Да и вдвоем - за кампанию веселей!
   - И вам, и ей вырезать? - никак не врублюсь в суть. - Или вы как сиделка?
   - Обоим! - он по-бессовски расхохотался и потер кремниевыми ладонями, исторгнув фонтан искр. Запахло, как показалось, серой...
  
   Вот рациональный подход к жизни! Никаких авось! Держат свои судьбы в руках! Как бы чего не вышло - подстраховываются заранее!
  
   -Так что встретимся через две недели. Вы напишите побольше! Между прочим, я справился у завкафедры камерного ансамбля Василь Василича Ширинкина. Вашу скрипичную сонату ребята разучили. Можете придти на репетицию и послушать.
   - Большое спасибо, Аккордеон Кипарисыч!
   Стальная скоба лучшего ученика Флиера зажала мою малодушную ладошку бывшего контрабасиста. Раздается легкий хруст, но терпеть можно.
  
   Спускаюсь пешком как бы гуляя... На этаже Ираклия из-под двери доносятся оргазмические стоны очередной закадренной чувихи. Прямо как паук в "Мухе-Цокотухе". Достойного комарика на него нет! "Мух" своих он называет "опусами" и наносит в качестве нарезок на стену. Так же вот и бедный Робин Крузо, не имевший женщин кроме дикой козы, наносил на столб дни и недели своего беспросветного одиночества. Какие разные судьбы!.. Да, Ираклий настоящий композитор, не то, что я, водящий платонические шашни со всезнайкой-теоретичкой. А влындить-то и некому! Зависть, проклятая гложет, а это отрицательно сказывается на сочинении.
  
   Прохожу мимо консьержки. Та приветливо машет парабеллумом ("Ура! Признает".) и показывает бумажную мишень с продырявленной "десяткой".
   - Гляди, все в яблочко!
   - Здорово! Прямо снайпер, - хвалю, стараясь поглубже втереться в доверие.
   - Им и была, - кокетливо засовывает она огромный пистолет в обрубок деревянной кобуры времен Первой Мировой, похлопывая. - Кобура, что надо! Не то, что сейчас кожаные как пальто.
   Прощаюсь. Как бы не выстрелила в спину - малодушный холодок меж лопаток выискивает точку попадания. Но в спину добродушно бьет огромная дверища на стальных пружинах (зазевался маленько, вот и получил). Эх "Ча-та - нуга!" Эх, Гленн Миллер! Вот были времена. Хотя и двери со стальными пружинами тогда тоже были...
  
   Газету "Известия", из которой цитировали, дорогой читатель, мы всю исчерпали, но не отчаивайтесь! Взамен отыскалась другая, притом более подходящая по теме, "Советский студент", даже и более древняя, образца аж 1958 года, да и ВУЗ не музыкальный, хотя тоже престижный.
   Газета - "Орган партийного бюро, комитета ВЛКСМ, профкома и дирекции 1го Московского государственного педагогического института иностранных языков".
  
   Почитаем, друзья, почитаем! Слетаем в прошлое, но с непременным возвращением. Вот вам и "Машина Времени", но не та о которой подумали - Макаревич тогда еще в недостиранных пеленках по голому полу шастал... Какие там "памперсы-шмамперсы"?
  
   Что первый заголовок нам готовит?
  
   "ОДНАЖДЫ УТРОМ". Июнь. Окончились занятия в институте. Опустели аудитории и лекционные залы. Нет обычной сутолоки в коридорах, и даже в буфете нет очереди. Но институт живет напряженной жизнью, идет весенняя экзаменационная сессия.
   В одно солнечное июньское утро, вооружившись авторучкой и фотоаппаратом, мы отправились в путешествие по институту...
  
   Ты заинтригован, читатель? Но потерпи! Продолжим в следующей главе. У нас фонтанирует свой захватывающий сюжет.

ГЛ. 22 CHEEK TO CHEEK

Heaven, I'm in heaven,

And my heart beats so that I can hardly speak,

And I seem to find the happiness I seek

When we're out together dancing cheek to cheek.

   "Щека к щеке"! Но только не с Кариной. У нее изо рта того... Лучше на расстоянии говорить о современной музыке, литературе, живописи, поэзии и философии. Да еще, если под сигареты и кофе, чтобы запах отбить...
  
   Молодец Ираклий! Без всяких философий и поэзий "стругает" полено за поленом как папа Карло, не боясь, что может случайно Буратино вылупится; "стругает", как говорится, "one by one", делая зарубки на "робинзоно-крузовской" стене, и в ус не дует!
   Опять мы обзавидовались! В конце концов: каждому свое! Продолжим нашу детективную линию...
  
   Над аэродромом огромного письменного стола взлетели фары очков и зависли как огни вертолета, громко скрипнув при взлете подагрическими суставами-шасси. Это выпрямился во весь свой гигантский ректорско-регентский рост (напоминаем, что до революции хором Синодального училища руководил) Александр (он же Лексан или даже Сан) Василич Подсвешников. Близость специальностей очевидна: где регент, там и ректор, да и Синодалка (сейчас там юрфак МГУ) примыкает к консерватории (стена к стене), так сязать,"cheek to cheek".
  
   Выпрямился ректор. Пред ним трепыхался как кусочек маргарина на раскаленной сковороде, тая на глазах, товарищ Воронка, педагог по "Гражданской обороне" и "Государственной безопасности" (на полставке). В кабинете, помимо хозяина и гостя, на стульчике скромно притулился советчик-заместитель, проректор по хозяйственной части, товарищ Лапчинский. Полотно, достоянное Третьяковки: бедного Воронку вызвали на "ковер". Провинившийся, кроме вышеозначенных обязанностей, осуществлял и комендантские функции, следя за порядком, как в учебном заведении, так и на прилегающей территории. Так вот на этой прилегающей...
   - Что же это у вас, дорогой товарищ, под носом делается? - первый Неуправляемый Ракетный Снаряд (НУРС) гнева выпущен с ректорского вертолета в беднягу отставника. - Памятник, понимаете, так испоганили! Куда вы смотрели?
   -Наверное, ночью, когда все спали, - пролепетала "мишень", пораженная с одного крыла, и промокнула ладонью испарину от взрыва.
   -Если днем, я сам бы их поймал, - перезарядил "орудие" ректор.
   - Значит, теперь надо дежурства по ночам устраивать, - лягнул жертву тихоня Лапчинский.
   - Правильно товарищ советует: организуйте дружину по охране. Нельзя, чтобы такое повторилось! - в голосе регента-ректора промелькнуло что-то от "Боже царя храни" (все же добрый старикан).
   - Лексан Василич, организуем сегодня! - нервно затеребил гимнастерку бывший солдат. - Враг не пройдет!
   - Подключите комитет ВЛКСМ, если надо, - посоветовал проректор и могущественно высморкался. - Извините, Лексан Василич, продуло намедни.
   "Расстреливаемый" отставник истекал нервным потом; лысина ослепительно блестела как поверхность соленого озера Баскунчак в солнечную погоду (кто пролетал на ковре-самолете над озером - знает); гимнастерка прилипла к спине как плохо приклеенные обои, а в области заднего прохода ощущалось подозрительное предпоносное "броуновское движение". Словом, плохо бойцу.
   - За что вам зарплату платят?- полетел и второй безжалостный НУРС в раненого.
   - Надо найти негодяев, - предложил нечто интеллигентски-утопическое простуженный проректор и как бы в подтверждение своих слов, чихнул.
   - И немедленно! - крякнул Лексан Василич. - Будьте здоровы, Сидор Матрасыч!
   Аутодафе продолжалось...
  
   Встретив меня, Карина сделала голос таинственным:
   - На днях в ДомКоме...
   - Где, где? Ну, в Доме Композиторов! На молодежной секции будет прослушивание записи нового опуса Дениса Патефонова "Золото сфинкса". Сенсация! Сплошная додекафония! Надо обязательно сходить. Пойдем?
  
   Сегодня выпускники факультета немецкого языка сдают государственные экзамены по истории КПСС. Входим. Много цветов. За длинным столом члены экзаменационной комиссии. Отвечает студент. Последний вопрос - о Х съезде партии, давно пройденный материал. Студент отвечает уверенно и четко. Выйдя в коридор, он жадно затягивается сигаретой. "Поволновался, - говорит он, - думаю, будет "отлично".
   Второй этаж. Читальный зал. Здесь тишина. Склонились над книгами два друга с факультета переводчиков. Второй год изучают они испанский...
  
   Ну и Бог с ними, пусть себе изучают! Вернемся к нашему сюжету...
  
   Отыскал, где помещается класс камерного ансамбля, предварительно по телефону договорившись о своем визите.
   Робко стучусь в дверь с золотой табличкой "Здесь в такие-то годы преподавал профессор Козолупов". Вздрогнул от неожиданности. Ну и фамилия! И не стыдно... А еще профессор!
   -Войдите, - раздается скрежещий звук ненаканифоленного смычка.
   Вхожу. Любезно предлагается сесть.
   - Ничего, ничего. Постою.
   - Ну, как изволите.
   Скрипач с пианистом на стреме как, ждущие команду борзые или гончие. Профессор расплылся в затаенно-двусмысленной улыбочке: то ли рад мне, то ли наоборот. Сам маленький такой среди груды огромных контрабасов, прислоненных к стенам. Маленький как сурок в День сурка, стоящий на задних лапках. Глазки-семячки лукавы, косой проборчик редеющее-седеющих волос прикрывает, но не вполне успешно, монашескую лысину-мензуру на макушке. На какого похож?... Какой-то литературный персонаж... Всплывают не раз виденные образы - иллюстрации к повести Гоголя "Шинель". Вылитый Башмачкин Акакий Акакиевич! Да разве такой типчик может любить современную музыку? Сомневаюсь! Его кумиры - Моцарт, Бетховен, Брамс. И никаких диссонансов и шенбергов с вебернами!
   - Так вот-с, молодой человек, мы вашу сонатку осилили, - показывает в узкой улыбочке мелкие желтые зубки грызуна. - Ох, и наколбасили, я вам скажу!
   Молчу. Сурок дал отмашку лапкой. Музыканты заиграли. Не успел опомниться и насладиться содеянным, как они уже отмолотили все три части без сучка, и задоринки. Такой прыти не ожидал и онемел от восторга. Вот так мастера! Сам бы ни в жисть...
   - Как вам? Что скажет автор? - грызун хитро прищурился. - Какие будут замечания? Может, где ноты не те...
   - Отличное исполнение. Большое спасибо! - пожимаю руки исполнителям, сияющим от счастья.
   - Ну, какие, все-таки, замечания или пожелания? - настаивает Башмачкин.
   И тут я по неопытности в подобных делах, не поняв, что Акакий Акакиевич меня провоцирует, клюю на наживку.
   - Знаете, вот только во второй части немного...
   -Что!? Так вам, значит, не понравилось?! - взревел львом сурок, преобразившись из беззащитного гоголевского героя в государственного обвинителя масштаба Вышинского, который Януарьевич. - Ребята так долго мучились над этой вашей мерзкой какофонией, а вы еще и недовольны? Нахал! Вы только посмотрите, каков наглец!!
   Мои затаенные опасения, которые считал мнительностью, подтверждались: "Бойтесь данайцев дары приносящих!" или в переводе с древнегреческого: "Мягко естся да жестко срать!"
   - Диссонанс на диссонансе и диссонансом погоняет! - полыхал в гоголевском духе праведным гневом бывший сурок.
   - Я старался в стиле Прокофьева.... В воздухе мелькнули ноты, полетевшие вдогонку за автором, спешно направившемся к двери (дать деру - самое правильное в подобной ситуации!).
   - Заберите свою мазню!
   "Что он тогда скажет про опусы членов "Трех Ге", если мое весьма умеренное сочинение вызвало такой гнев?
  
   В буфете успокаивал себя вкусным марципаном за 28 копеек и чашечкой кофе двойной крепости - одинарная являла собой обычно "писи бедной Хаси". Потом пошел в фойе, где цветы в кадках и можно затеряться как в лесу, и где тогда еще вовсю можно было дымить. Немного успокоившись, пошел по коридору. Проходя мимо ректорского кабинета, задержался. Из-за неплотно закрытой двери доносился сиплый тенорок начальника:
   - Как же вы, товарищ Воронка... А еще служили в разведке! Не можете поймать хулиганов...
   "Значит, вон, где служил, а вовсе не в кавалерии! И кривизна ног не от езды на лошадях, а от лазанья по деревьям. Вот так все тайное становится явным".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   63
  
  
  
  
  
   63
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"