Альба Георг : другие произведения.

Операция "Заратустра"-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Глава шестнадцатая

  
   Встреча в Бенаресе. Приход Элизабет. Поручение мистеру Сойке. О турецких женщинах. Лондонское прошлое "волшебницы". Содом и Гоморра. Визит Сойки. Индуизм и непреднамеренное засыпание. Об ариях и посланец перса-купца. Какие "ахуры-махуры"? Новая шляпка и любовный треугольник.
  
  
   В назначенный день доктор прибыл в Бенарес, этот священный для индусов город, насчитывающий более пяти тысяч храмов.
   По случаю праздничного дня очень многолюдно. Доктор, по обыкновению, приехав с запасом времени, решил осмотреть некоторые храмы.
   Войдя в один, положив деньги на алтарь, огляделся. Во дворе находился священный колодец с множеством идолов - статуй священных, жирных, откормленных до невероятных размеров коров и быков разных цветов. Тут находилось и изваяние самой разукрашенной священной коровы с шестью ногами, к которой паломники прикладывались. В алтаре, маленьком темном помещении, помещался главный идол - небольшой камень, имевший овальную форму. Брамины объяснили, что в камне сидит дух силы и от него исходит благодать. На камень лили благовонные масла, воду и бросали душистые цветы...
   Осмотрев один храм, доктор вошел в другой. То был храм обезьян, тоже считающихся священными. Во дворе находилось множество ручных откормленных особей, больших и маленьких. Доктор дал им купленное заранее лакомство, но они есть не стали, - так были сыты. В алтаре тоже сидел идол, представлявший собой скульптуру обезьяны...
  
   Бенарес расположен на горе, с которой город спускается как бы ступенями гигантской лестницы к священным водам Ганга. Золотые главы множества храмов отражаются в реке. Большие храмы возвышаются наверху, а более мелкие - ниспадают по ступеням "лестницы". У самой воды замерли два громадных идола в золоченых коронах; им поклоняются женщины, прося даровать потомство при бесплодии.
   Тысячи индусов купаются в Ганге. Мужчины, женщины, дети, богачи, бедняки-дервиши, брамины - все вместе.
  
   - Доброго здравия, достопочтимый Шейх-Мухаммед, - услышал доктор над ухом. Торговец армянин из Бомбея, приветливо улыбаясь, сгибал свой указательный палец.
   - А это вы? - обернулся доктор в ответ, загибая мизинец. - Ованес Та...
   - Тадевосян. Он самый... У вас с собой?
   - Да, конечно. - Доктор полез за пазуху.
   - Нет, нет, не сейчас... Потерпите. Для начала возьмем лодку и покатаемся по Гангу. Вы не против?
   - Отчего же! С удовольствием.
  
   Легкое суденышко плавно рассекало мутные воды священной реки. Торговец сидел на веслах, доктор устроился на корме. Ловко орудуя веслами, Тадевосян ни на минуту не умолкал:
   - ... армяне имеют отдельное кладбище на окраине города, отгороженное стеной, со своим сторожем. Для блага хозяйства вся община на собрании избирает из числа богатых и известных пятерых мужчин, которые и являются членами правления церкви. Они заменяют друг друга год за годом по очереди - первый, второй, третий и так до пятого...
   "И зачем он мне это рассказывает?" - подумал доктор, любуясь водной гладью.
   - ... мы имеем училище, именуемое Гуманитарной Академией, так как она построена на средства гуманных патриотов-армян в 1821 году. И многие из богатых наших соотечественников и в завещаниях, и при своей жизни передавали деньги для содержания училища, доход с которых предназначается на оплату двух основных учителей - армянского и английского языков. Принимают также бесплатно, но в ограниченном количестве и детей бедняков.
   - Так у вас и бедняки есть? Я думал, что все армяне сплошь преуспевающие...
   - Как и у всех прочих, и у нас бывают исключения. Училище имеет правление, напоминающее церковное. А также - библиотеку, в которой находятся ценные древние книги и рукописи на армянском и на других языках. Надеюсь, вам пригодилась подаренная мною рукопись?
   - О, конечно, дорогой друг! Я нашел в ней много интересного. Премного благодарен!
   - Очень рад ... В этом училище находится и частная типография, которая для печатания книг пользуется доходами училища. Мы имеем и богадельню, завещанную одним богатым армянином, где наши соотечественники, а иногда и другие христиане находят себе приют...
  
   Тем временем, добрались до середины реки, и Ованес перестал грести, - лодка поплыла по течению. Доктор залюбовался дивным зрелищем бесчисленных храмов, чье золото в лучах солнца ослепляло своим блеском.
   - Наши армяне имеют красивую баню близ церкви, - продолжал бубнить гребец, - и прихожане каждую пятницу помогают священникам наводить в ней чистоту...
   - Какая красота! - воскликнул доктор, завороженный окрестностями. - Отсюда открывается дивная панорама.
   - Вы здесь впервые?
   - Ранее не доводилось.
   - Вот теперь без лишних глаз можете передать мне то, что при вас.
   Доктор отдал свернутые и перевязанные листы, и гребец снова налег на весла.
   - ... торговля сравнительно с прошлыми годами, - печально заметил Ованес и, с минуту помолчав, продолжил: - Наши соотечественники стараются в первую очередь изучать письменность британцев, а потом - армянский язык, о чем я не мало сожалею...
   Бросив взгляд на воду, доктор заметил, как в волнах мелькнул чей-то хребет, а затем и хвост:
   - Что это?
   - Аллигатор, - ничуть не удивившись чудовищу, ответил Ованес.
   - Отчего их не ловят и не уничтожают?
   - Они священны.
   - Странно! В кого ни ткни - все священны, - пожал плечами доктор.
   - ... имеется у нас и церковь, названная именем Назарета, построенная неким Ага Назаром, почившим аж в 1724 году.
   - Так давно? - присвистнул доктор, утеряв интерес к крокодилу.
   - В настоящее время церковь изнутри украшена серебряными светильниками и большими люстрами, золотыми и серебряными сосудами. Рядом построена и колокольня - великолепная и высокая, наподобие соборной церкви, выстроенная неким благочестивым Мануэлом Хазармаляном. После постройки никаких изменений не было, но по истечении некоторого времени, почивший во Господе Ага Хачик Аракелян... тоже, кстати, выходец из Новой Джульфы, один из влиятельных представителей общины ХУ111 века... Он очень много строил и занимался благотворительностью. Так вот, он украсил церковь как изнутри, так и снаружи и построил великолепное двухэтажное здание для проживания священников и не только. Вот и я там остановился...
   - Смотрите, погода портится, - указал доктор на небо, где начали хозяйничать свирепые тучи.
   - Мы успеем до грозы, - налег на весла гребец, - ... вокруг церкви сооружены и стены с тремя вратами, а в колокольне установлены в память Ага Хачика Аракеляна его сыном Ага Мовсесом большие часы, подаренные королем...
  
   Когда лодка носом уперлась в берег, где-то вдали прогремело, точно ударили в гигантский колокол, и тяжелые раскаты понеслись над водой. Затем - еще и еще, и вот, казалось, не колокол, а каменные глыбы катались по небу, высекая с треском искры молний и сотрясая немыслимым грохотом небосвод и земную твердь. Сильнейшая гроза разразилась, как только доктор и его спутник высадились на берег. Воды Ганга и потоки проливного дождя слились в единую массу, но паломники ликовали и вовсе не думали куда-либо прятаться, да и спрятаться некуда.
   - Помните, что армяне и по образу мыслей и по наклонностям своим всегда будут преданы Российскому престолу и, будьте уверены, что Россия в них на Востоке найдет и впредь полезных соучастников во всех начинаниях! - прокричал на прощанье торговец и растворился в потоках, извергавшихся с небес.
  

* * *

  
   Элизабет вскоре опять побывала у доктора, потом стала приходить все чаще и чаще, и без сомнения ее приходы стали вызывать в нем разочарование при виде ее лица, черты которого успевали в промежутке между встречами слегка потускнеть. Когда она разговаривала с ним, он с сожалением думал о том, что ее внешность не принадлежит тому типу, которому он невольно отдавал предпочтение. Впрочем, лицо англичанки казалось ему особенно худым и вытянутым оттого, что лба и верхней части щек, этих гладких и почти плоских поверхностей, не было у нее видно под волосами, - женщины напускали их тогда на лоб "кудряшками", завивали "барашком" и закрывали уши небрежными локонами.
   Сложена Элизабет превосходно, однако трудно представить себе ее фигуру как единое целое. Трудно только из-за тогдашней моды, потому что одеваться с таким вкусом, как она, умели лишь очень немногие англичанки.
   - Я сознаю всю свою никчемность! Сознаю, какой жалкой выгляжу рядом с таким крупным ученым как ты, - приговаривала она, обнимая доктора. - Как это должно быть интересно - рыться в старинных книгах, заглядывать в манускрипты... Какое счастье для меня помогать тебе в твоих занятиях, и постараться угадать, что скрывается за этим многодумным лбом, в этой голове, в которой не прекращается работа мысли. Я должна знать - ах, вот о чем он сейчас думает!
   - Думаю, что скоро твои британцы начинают военные учения, и не отразится ли это каким-либо неудобством на нашей жизни...
   - Ну, что ты! Тоже нашел, чем забивать свою ученую голову. Цель маневров - показать стране, что Англия готова на случай войны с Россией оказать достойный отпор врагу. Мой супруг завтра уезжает в Дели в связи с этим, так что, дорогой, я буду все время с тобой.
   - На долго?
   - На несколько дней. Мы будем счастливы... Ты рад этому?
   - Конечно, дорогая, - нарочито ласково пролепетал доктор, стараясь всеми силами скрыть свое неудовольствие от грозящей перспективы.
  

* * *

   - Мистер Сойка, я поручаю вам усилить наблюдение за доктором, - сказал Торнтон поляку, в очередной раз зашедшему в консульство за инструктажем. - Мы ликвидировали телохранителя мнимого турка, но в ответ потеряли нашего хорошего агента, так что противостояние сторон усиливается. Прошу это учесть!
   - Очень жаль доблестного Чарн-Сингха, - посочувствовал Сойка, - ценный, что и говорить, был агент.
   - Я сегодня уезжаю на неделю в Дели, где в окрестностях мы проведем ученья, чтобы показать русским, какими силами обладаем на случай непредвиденных действий с их стороны. Так что, я очень полагаюсь на вас в свое отсутствие.
   - Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр!
   - Правда, здесь остается мистер Скотт, но он человек со странностями, и работает у нас постольку, поскольку...
   - Вы едите один, сэр?
   - Зачем же? Со мной куча военных! В их числе сам командующий ученьями генерал Грант и генерал-инспектор пехоты Кэмпбел. Так что в пути скучать не придется, - засмеялся мистер Торнтон, предвкушая грядущие попойки, веселье и карточные баталии.
   - Кстати, сэр, я спрашивал турка, что он думает по поводу исчезновения слуги.
   - И что он?
   - Не имеет ни малейшего представления.
   - Не имеет, и прекрасно! Тут возникло еще одно непредвиденное обстоятельство, - вдруг посерьезнел англичанин.
   - Какое, сэр?
   - Возможно, Мистер Сойка, я не должен вас посвящать в это деликатное дело... Но, видимо, придется...
   - В чем дело, сэр? - поляк всем видом показывал, что готов выполнить любое поручение покровителя.
   - В том, видите ли, как бы это сказать... Ну, что ли, - замямлил англичанин, явно смущаясь. - Моя взбалмошная супруга вдруг прониклась к нашему турку нежными чувствами и настолько, что стала бывать с ним чаще, чем со мной! Понимаете?
   - Понимаю, сэр, - затрепетал Сойка, посвящаемый в альковные тайны.
   - Не иначе, как предательский удар в спину, - стал сокрушаться мистер Торнтон. - Жена дипломата... и вдруг такое! Она остается у него на ночь!
   - Да, что вы говорите! - пан Сойка изобразил искреннее изумление.
   - Вы понимаете, мистер Сойка, я вам говорю, как мужчина мужчине и прошу вас ни с кем на эту тему не распространяться.
   - Я нем как рыба, сэр, и никому ни слова!
   - Так вот, я бы попросил вас по дружбе, оказать мне маленькую любезность - понаблюдать при возможности за "голубками" и потом обо всем доложить.
   - Охотно исполню, сэр! Можете на меня целиком положиться. - Пан Сойка был польщен столь высоким доверием и вес зарделся.
   - Тут дело не в ревности, - стал, будто оправдываться англичанин, - мы ведь давно вышли из возраста Ромео и Джулии; тут дело в другом: как бы это обстоятельство не использовал в своих корыстных шпионских целях наш мнимый турок.
   - А разве ваша супруга, извините за нескромность, сэр, обладает секретной информацией?
   - О, эти женщины! - тяжело вздохнул мистер Торнтон. - Во всяком случае, до сегодняшнего момента в наших разговорах, безусловно, затрагивались различные, в том числе и политические, темы. - Показывая, что волнуется, англичанин заходил по кабинету, но к сигарам, почему-то, как к успокоительному средству, прибегать не стал. - К тому же, не плохо, мистер Сойка, если бы вам удалось при случае пристальней ознакомиться и с бумагами нашего ученого.
   - Мы и так с ним, сэр, - регулярно обмениваемся научными материалами: он читает мне, что написал, а я - ему.
   - Что читает - это одно, а что пишет наедине с собой - совсем другое. Я на вас полагаюсь, мой друг, и жду известий по возвращении с маневров.
   - Будьте спокойны, сэр, все сделаю, что в моих силах!
  

* * *

   - Расскажи, мой Мухаммед, о ваших турецких женщинах - так ли уж они верны своим мужьям? - попросила Элизабет, в очередной раз, отвлекая доктора от работы.
   - Бывают случаи, когда красавец гяур, молодой, богатый, в совершенстве знающий местный язык, имеющий собственный дом, устроенный на турецкий лад, все-таки ухитрится, подвергаясь сам величайшему риску и, ставя под угрозу жизнь женщины, вступить в любовную связь с мусульманкой, - доктор, глубоко вздохнув, подальше отложил перо, понимая, что оно не скоро ему понадобится. - Однако происходит это крайне редко по многим причинам: во-первых, засовы и решетки - препятствия достаточно солидные и преодолеть их не просто; во-вторых, не надо забывать о различии вероисповеданий и искреннем презрении каждого верующего к иноверцам. К этому надо добавить трудность, вернее, даже невозможность возникновения тех предварительных отношений, из которых вырастает любовь.
   - А если любовь с первого взгляда? Как у нас с тобой? - Элизабет сидела с ногами на кушетке и оттуда посылала вопросы и пылкие взоры. Доктор сидел за раскрытым бюро и покачивался, откинувшись в кресле.
   - В Европе у вас существует негласный сговор против мужа: все помогают влюбленной парочке, хотя бы молчанием, и никому не приходит в голову выступить в роли блюстителя нравственности.
   - Да, это именно так! - обрадовалась Элизабет.
   - В Турции дело обстоит иначе. Любой простолюдин, не говоря уж о знатных, увидев, что мусульманка на улице заговорила с иностранцем или просто кивнула ему, тотчас набросится на нее. Пустит в ход кулаки, каблуки, палку, и это вызовет одобрение у всех, даже у женщин. Никто не позволит глумиться над супружеской верностью! Своего рода цеховая солидарность мужей почти полностью застраховывает турок от семейных неприятностей, столь частых у вас, европейцев.
   - Не скучно им вести такой монашеский образ жизни? - зевнула и прикрылась рукой Элизабет.
   - Почему скучно? Турчанки свободно выходят из дома, совершают прогулки, катаются в экипажах, проводят порой целые дни в бане или гостях у подруг, но при этом их непременно сопровождают две-три приятельницы, или негритянки, или старуха в роли дуэньи, а если они богатые, то и евнух, часто ревнивый сам по себе. В качестве стража может выступать и ребенок, а когда и ребенка нет, женщин оберегает общественная мораль - порой даже надежнее, чем им бы того хотелось.
   - Выходит, их свобода мнимая?
   - Иностранцы, меж тем, верят в возможность любовного приключения, потому что нередко путают турчанок с армянками, которые носят тот же костюм, за исключением желтых сапожек, и достаточно хорошо подражают манерам турчанок, чтобы провести чужеземца.
   - Как это происходит? - заерзала от нетерпения слушательница.
   - Для спектакля требуется лишь старая сводня, состоящая в сговоре с прекрасной интриганкой, легковерный молодой человек и уединенный дом, где назначается свидание.
   - Ну, вот видишь, все-таки бывает некоторое разнообразие в стенах "монастыря", - замерла от предвкушения англичанка.
   - Все не совсем так, как ты надеешься, - охладил ожидания доктор. - Любовное приключение, как правило, заканчивается изъятием более или менее крупной суммы у одураченного гяура, который видит в каждой продажной женщине, по меньшей мере, фаворитку паши или даже мечтает вступить в соперничество с самим султаном.
   - Да, неожиданная развязка, - огорчилась Элизабет.
   - В действительности жизнь турчанок наглухо скрыта стенами домов, и невероятно трудно узнать, что же происходит за окнами с частыми решетками, где проделаны овальные глазки, как в театральном заднике, чтобы незаметно глядеть на улицу.
   - Мой дорогой, а у тебя, правда, одна жена или ты скрываешь от меня?
   - У нас считается заговорить с турком о его женах, значит допустить вопиющую бестактность.
   - Извини, дорогой, я пошутила! Я верю тебе.
   - Этой деликатной темы нельзя касаться даже иносказательно, даже малейшим намеком. Поэтому привычные для европейцев фразы вроде "Как здоровье вашей супруги?" из разговора исключены. Ясно, что при таком положении дел будет мало уместно спрашивать турка об интимной жизни гарема или о характере и нравах мусульманских женщин.
   - Чувствую, что абсолютная грешница в твоих глазах. - Она подошла с виноватым лицом. - Но ведь я люблю тебя!
   - Я лишь рассказал, о чем ты просила.
   Она стала обнимать его и расстегивать пуговицы его сорочки, злясь на цеплявшиеся петли... Чертя в воздухе причудливую параболу, поднимался к потолку дымок одного из канделябров. Задуть другой помешало срочное перемещение в постель.
  
   Утром за завтраком она неожиданно спросила: - Дорогой, как ты относишься к фокусам госпожи Громадской?
   - Я восхищаюсь, как и все, ее невероятными способностями, - ответил доктор, прожевывая бутерброд.
   - Да, способности, конечно, очевидны, - согласилась Элизабет, управляясь с беконом, но вместе с тем...
   - Что "вместе с тем"? - уточнил он, приступая к ростбифу.
   - Мой муженек очень не одобряет мое увлечение мистикой и общение с мадам... Тебе сделать еще бутерброд?
   - Нет, благодарю. Так, почему не одобряет?
   - Сейчас расскажу... - потянулась она к сливочному маслу. - Возможно, чтобы охладить мое рвение к этим занятиям, супруг рассказал нечто из лондонского прошлого "волшебницы".
   - Что же? - спросил доктор, берясь за кофейник. - Тебе подлить?
   - Нет, достаточно, - заслонила Элизабет чашку. - Ты, наверное, слышал о лондонском маньяке, убийце по кличке "Джек-потрошитель" - ведь об этом писала вся мировая пресса?
   - Да, конечно, дорогая! - Доктор отметил, что аппетит у него в это утро отменный - съел бы и слона под соусом "кари", да и капризная печень помалкивает. По-видимому, интимная близость способствует активизации всех жизненных сил и поднимает тонус.
   - Генри считает, что им была... Элизабет помедлила для пущего эффекта, - наша оккультистка"
   - Кем была? - не понял доктор, занятый в этот самоанализом.
   - Джеком-Потрошителем"
   - Не может быть! - наконец, желанным образом отреагировал доктор.
   - Прямых доказательств, конечно, нет, считает Генри, но косвенно...
   - Что косвенно? - вполне искреннее заинтересовался слушатель, утираясь салфеткой.
   - В Лондоне в те годы, помимо Громадской, жил и другой известный оккультист, Алистер Кроули. Себя он считал, чуть ли не мессией и спасителем человечества, и утверждал, что отдельные эпизоды его биографии прямо совпадают с тем, что описано в Апокалипсисе.
   Элизабет прервалась, занявшись на столе легкой уборкой; отодвинула чашки и кофейник, принялась за крошки.
   - Оставь это, продолжай! - доктор дернул за сонетку. - Сейчас слуга унесет. Так, что с Громадской?
   -...якобы этот Алистер Кроули приписывал в ту пору болезненно располневшей мадам привычку переодеваться мужчиной и идти пешком через весь Лондон, лишь бы расправиться с уайтчепельскими проститутками.
   -Как? Не может этого быть! Просто невероятно, - изумлялся доктор, пока слуга сосредоточенно ставил на поднос грязную посуду.
   - Кроили утверждал, что убийцей является опытный астролог и оккультист, добившийся значительных успехов а магии, а тогда общество "Искатели Истины" достаточно укрепилось в Лондоне и имело в своих рядах множество членов.
   - Зачем ей понадобились проститутки? - недоумевал доктор, отмечая, что после столь плотного завтрака работать вряд ли сможет, поэтому послушать подобные бредни - в самый раз.
   - По описанию Кроуили черты лица потрошителя в юбке таковы: непомерно большая голова, кожа лица как пожелтевший пергамент и серовато-седоватые волосы. Вылитый портрет нашей мадам! - в голосе Элизабет послышалось злорадство.
   - Весьма, похоже, - согласился доктор, подумав: "Все женщины одинаковы - и очень не любят, когда кто-то чем-то выделяется, становясь соперницей".
   - Ко всему прочему, есть и свидетельства некой Мейбл Коллинз, которая была настолько близка с мисс Громадской, что жила с ней совместно в одном доме. - Похоже, что англичанка решила окончательно сбросить знаменитый бюст с пьедестала. - Мейбл Коллинз являлась признанным медиумом, и дамы вместе осуществляли психологические эксперименты, хотя и не только...
   - Что еще?
   - Говорят, их дружба приняла весьма прихотливую форму, - они были любовницами-лесбиянками...
   - А куда смотрел полковник?
   - Он тоже время зря не терял, проводя его в обществе... мужчин, соответствующих наклонностей.
   - Как! Мужеложство? - Доктор подпрыгнул в кресле, но Элизабет не давала ему опомниться.
   - Можно подумать, что у вас на Востоке об этом не слышали... Одни только древние греки, что себе позволяли!
   - Содом и Гоморра!
   - Я тебе еще больше скажу, мой дорогой, - начала Элизабет, но умолкла, словно спохватившись, и как застыдившийся ребенок опустила глаза.
   - Чем ты еще меня хочешь ошеломить? Уж говори.
   - Так и быть, открою тайну... - она снова запнулась, делая над собой усилие. - Ты думаешь, почему я так беспрепятственно к тебе прихожу? - Она затихла и покраснела.
   - Почему?
   - Потому что своему супругу как женщина я не нужна, и сцена ревности, которую он мне устроил, была лишь некой данью общественной морали, а вовсе не проявлением чувств.
   - У него любовница?
   -Хуже... Любовник!
   - Как?! - стул закачался под доктором, а лоб покрылся испариной.
   - Так, - холодно сказала она.
   - Кто?
   - А вот догадайся! - лицо озарила лукавая улыбка.
   - Откуда мне знать?
   - Ответ лежит на поверхности и следует из моего предшествующего рассказа, - она опять посерьезнела.
   - Я ничего не понимаю, - сдался доктор и стал вытирать вспотевший лоб платком.
   - Экий недогадливый! Подумай хорошенько. - Она подошла к окну и стала следить за "броуновским" движением оживленной улицы. - Думай, думай!
  
   В дверь несильно постучали, и на пороге появился сияющий пан Сойка. Гость замер в дверях, заметив, что хозяин не один.
   - Не удивляйтесь, мистер Сойка, что мы подружились, - ответила Элизабет на вопросительно-смущенный взгляд гостя. - Муж на маневры, жена к любовнику - классическая схема. Можно писать пьесу из колониальной жизни, не правда ли? - Она деланно расхохоталась, приведя бедного поляка в еще большее смущение, и он даже начал слегка заикаться, чего раньше за ним не наблюдалось.
   -Р-ради Бога, м-мисс Т-торнтон! М-меня это совсем не к-касается... В-вы женщина н-независимая...
   - Надеюсь, не будете доносить моему супругу? - продолжала заливаться смехом англичанка. - Хотите, я вас чем-нибудь... подкуплю? - Она подошла к гостю, все еще стоявшему в дверях, и оказалось, что маленький Сойка ниже ее на целую голову.
   - Что вы м-мисс Т-торнтон! - Не ожидавший такого напора гость от смущения стал красен как спелая вишня.
   - Могу подкупить вас, например, яичницей с беконом. Я ее хорошо готовлю, - продолжала наседать Элизабет. - Да вы проходите, не стесняйтесь! Что в дверях стоять? Хотите завтракать с нами, тогда присоединяйтесь к нашему столу. Правда, мы закончили... Ха-ха-ха! Но можем, ради вас, повторить.
   - Б-благодарю, я уже... - наконец выдавил из себя гость.
   - Пощади, дорогая, моего бедного Войцеха, - решил прекратить "пытку" доктор. - От твоей "атаки" на нем лица нет, а нам нужно еще обсудить кое-какие научные вопросы.
   - Понимаю, понимаю,... обсуждайте. Я сейчас вас покину - мне нужно сделать покупки. - Она стала спешно собираться. - Не обижайтесь, мистер Сойка! Надеюсь, вы понимаете, что у меня с утра веселое настроение и все, что я вам говорила - вздор?
   - Конечно, мисс Торнтон, - перестал заикаться поляк.
   - Дорогой, я буду вечером, - поцеловала она в щечку доктора и выпорхнула за дверь.
   - Сознайтесь, не ожидали увидеть у меня в гостях мисс Торнтон? - улыбнулся доктор, приглашая гостя садиться.
   - Признаться, вначале немного опешил, - ответил гость, утратив на лице прежнюю вишневую спелость, и, став походить на бледное недозревшее яблоко.
   - Ну, что ж теперь... Будьте снисходительны к человеческим слабостям, коллега.
   - Меня можете не опасаться, дорогой доктор! Я, собственно, зашел к вам, чтобы кое-что почитать из вновь написанного. Мы ведь с вами давненько не виделись, - зашелестел Сойка листами.
   - Да, давненько, давненько... О чем написали?
   - Об индуизме.
   - О, это интересно! Охотно послушаю, - доктор сделал искреннее лицо и приготовился к предстоящему не легкому испытанию. Где-то в глубинах сознания внутренний голос сказал, что в связи с немалой плотностью завтрака и с последующим его перевариванием, которое, похоже, началось, потребуется большой прилив крови к желудку с соответствующим ее отливом от головы, что обычно приводит к сладкому засыпанию. Но доктор, как всегда, не внял этому предупреждению.
   - Религии, которую исповедует абсолютное большинство индийцев, не одна тысяча лет, - начал читать по рукописи гость, - но само понятие "индуизм" появилось сравнительно недавно. Иноземцам, посещавшим Индию, будь то мусульмане или христиане, религия эта представлялась чистой воды язычеством, каким-то загадочным нагромождением многоголовых и многоруких Богов, диких обрядов, варварского преклонения перед коровой или обезьяной.
   Доктор вспомнил недавнее посещение "обезьяньего" храма в Бенаресе: что и говорить, странные выбирают они себе для поклонения объекты; и сказал поляку:
   - Извините, коллега, что перебиваю, но не могу удержаться, чтобы не сделать вам очередной комплимент...
   - I am not fishing for compliments, my friend, - вдруг взбрыкнул Сойка.
   - Но я все же сделаю его: ваш литературный стиль все более оттачивается!
   - Благодарю, коллега! Так вот, история индуизма восходит к тем далеким временам, когда на индийскую землю вторглись племена ариев.
   - Когда это случилось? - спросил доктор, но не из любви к датам, а, почувствовав, что предупреждение внутреннего голоса начинает сбываться, и в мозгах происходит легкое затуманивание, - и вправду кровь отливает к желудку.
   - Приблизительно в Х1У-Х11 веках от Рождества Христова, - с готовностью ответил Сойка и продолжил: - Их культура и религиозные воззрения отражены в четырех священных сборниках гимнов и заговорах - Ведах. Арии поклонялись Богам, олицетворявшим силы природы: Индре-громовежцу...
   - Ангни - Богу огня, вклинился доктор ("Опять он вторгается на мою территорию, касаясь темы древних ариев!").
   - Ваю - Богу ветра, - продолжал Сойка.
   - Варуне - Богу небес, - снова встрял доктор, понимая, что это нехорошо, но как-то надо бороться с сонливостью, а открывание рта в нужное время - очень эффективный способ.
   - Аидите - Богине-прародительнице, - сохраняя олимпийское спокойствие, продолжал поляк. - И, наконец, Богине Земли Притхиви. Отношения с Богами...
   - Постойте, постойте, еще одну забыли! - всколыхнулся доктор, демонстрируя не только похвальное бодрствование, но и внимательность.
   - Какую ж? Вроде всех назвал...
   - А Богиня Утренней Зари, куда подевалась? - подколол доктор.
   - Ах да, Ушас! Совсем вылетела из головы, - смутился Сойка. - Спасибо, коллега, за подсказку!
   - Вот видите, как полезно наше общение: один забыл, другой подсказал, - улыбнулся доктор ("Уж теперь он не заподозрит, что я невнимательно слушаю").
   - У русских на этот счет есть пословица: одна голова - хорошо, а две - лучше! - согласился Сойка и продолжил: - Отношения с Богами простые и, можно сказать, практичные. Небожителям приносили жертвы, а взамен просили благополучия, хорошего урожая и приплода, здоровья, крепкого потомства, победы над врагами...
   На этих словах доктор почувствовал, что перед его мысленным взором разворачивается какой-то другой сюжет, словно он листает учебник истории и читает: "2000 лет назад на территории Турции было Хеттское государство, а с У1 века до новой эры Турция входила в состав Лидии..."
   - Храмов арии не знали, - вещал Сойка, - жрецы их воздвигали алтарь, пели гимны и предавали жертву огню. Скотоводы и земледельцы, они жили по законам племенной демократии...
   "В У веке до новой эры турецкие земли попали под власть персов, а вскоре страну завоевал Александр Македонский", - листался в голове доктора учебник. ("Какой ты турок, если не знаешь историю своей страны?" - твердил седой чиновник со звездой в петлице. Где это было?)
   - Население делилось на сословия-варны, - поляк увлеченно рассказывал, не замечая, что слушатель как-то странно, на бок, склонил голову, словно что-то, пристально разглядывая у себя на груди. - Были варны брахманов-жрецов, кштариев-воинов и вождей. Вайшьев - простых тружеников.
   "Со 11 века до новой эры Турция в составе и под властью Римской Империи, а далее - в составе Византии..."
   - С расселением на индийских землях пришельцы вступили в военные и мирные отношения с местными жителями - дравидами и мунда, знакомились с их бытом и верованиями, осваивали новую для себя страну, привыкая к особенностям ее природы и климата.
   "Османское княжество, названное так по имени основателя Османа 1-го, образовалось на территории Турции лишь вначале ХУ1 века новой эры". ("Снится ли мне учебник или это коллега вещает? - силился понять доктор, уронив голову на грудь.)
   - Со временем племенная демократия уступила место церковной власти, а ополчение сменилось армией. Заметно усложнилась и общественная структура, теперь она охватывала ариев и не ариев. Сословные же деления были и у тех и у других. В результате появилась четвертая варна - шудры, самые приниженные и обездоленные...
   " В 1326 году (Почему-то запомнилась именно эта дата!) турки захватили Бурсу, сделав ее своей столицей. Спустя более полувека, в битве на Косовом поле турецкая армия разбила сербов и болгар, покорив Болгарию, Фессалию и Македонию. А в середине ХУ века османы взяли Константинополь, положив конец Византийской Империи".
   - ... а также те, кто стоял еще ниже - рабы, изгои, люди из враждебных племен.
   "Конец ХУ столетия ознаменовался завоеванием Сербии, Боснии, Греции, Трапезунда, установился турецкий контроль над Валахией и Крымом, а в начале следующего столетия были захвачены Армения и Курдистан".
   - Сами варны раздробились на множество более мелких каст, составивших замысловатую иерархию и закрепивших священным обычаем превосходство ткача над плотником, ювелира над ткачом...
   "Примерно в те же годы в состав Османской Империи включены Сирия, Египет, Хиджаз. Спустя десять лет, в битве при Мохаче османы победили венгерско-чешские войска и заняли Трансильванию и часть Венгрии". ("Браво, браво! Вы отлично подготовлены, - сказал почему-то... мистер Торнтон. - Но все-таки ваша внешность вас выдает!")
   - ... представителям четвертой варны впоследствии дали название неприкасаемых и оставили в удел самую грязную, оскверняющую работу.
   - Что вы говорите о "неприкасаемых"? - вдруг на знакомом слове очнулся доктор и, вспомнив, что покойный Чанакья просвещал его на этот счет, спросил ни к месту: - Вы ничего не слышали больше об этом двойном убийстве?
   - Нет, - дернул нервно крылышком-плечом Сойка, понимая, что подобный вопрос изобличает невнимательность слушателя ("Я ему про Фому, а он мне про Ерему!", как это у русских говорят.) - Дело замяли, - кто будет заниматься судьбами простолюдинов?!
   - Если, предположим, - продолжал "про Ерему" доктор, - первым убитым был мой слуга, так кто был вторым?
   - Говорят, какой-то бродяга, - соврал Сойка, недовольный тем, что прервали его увлекательный рассказ и нетерпеливо стремившийся продолжить, а заодно и мстя доктору за невнимательное слушание. - Обычная бытовая ссора. Чего-то не поделили - у шудров принято выяснять отношения с помощью ножа.
   - Об индуизме закончили? - поинтересовался доктор для реабилитации, поняв, что уличен в невнимательности, но, глянув в окно, спросил неожиданно:
   - Не вижу вашего экипажа.
   - Ось переднего колеса полетела, - пешком и пришел...
   - Так что с индуизмом? А, кстати, про "Моголов" бросили писать?
   - Про "Моголов" закончил, - зашелестел он складываемыми в толстую папку листами, - а про индуизм буду продолжать, - тема неисчерпаема! А вы, как со своими путешественниками? Что-нибудь почитаете?
   - Я тоже закончил о путешественниках и приступил к теме, которую сегодня затронули вы.
   - Тоже индуизм?
   - Не совсем. О народе, который вы упомянули... О тех, что пришли в Индию в незапамятные времена, о своих далеких предках, древних ариях. Если вы коснулись этой темы лишь вскользь, то я хочу осветить ее более подробно. Здесь есть, о чем порассказать: огнепоклонники и их великий пророк Заратуштра...
   Доктор стал рыться в ворохе бумаг, лежавших на полке бюро.
   - Начало куда-то запропастилось, но не буду испытывать ваше терпение и начну. Думаю, что и без первых страниц вам будет понятно, о чем речь.
   - Надеюсь, что да, - хмыкнул Сойка поудобнее усаживаясь.
   -... Арктида погибла, но для гипорбореев грозящая катастрофа не была тайной, поэтому, естественно предположить, что они заранее начали переселение с обреченной земли на соседний материк. - Доктор оторвался от чтения и, посмотрев на притихшего коллегу, сказал: - Кстати, этот материк очень подробно изображен на картах Меркатора, которые, в большинстве своем, копировали средневековые мореходы.
   - Мне известно, - подхватил слушатель, - что сам Меркатор снимал свои с каких-то древнейших карт, которые держал в глубокой тайне.
   - Совершенно верно, согласился доктор. - Между прочим, с тех далеких времен знаками императорского достоинства остаются держава и скипетр: шар, символизирующий Планету, и жезл, олицетворяющий земную ось.
   - А вот этого, к стыду своему, я не знал, - признался поляк.
   - На тех древних картах в Северной области видны: правильной округлой формы внутреннее море, четыре широких потока вод океана. Они стремятся к полюсу, в виде огромного креста, а также видны очертания береговых линий прилегающих к Арктиде материков.
   - Не от того ли крестообразного пересечения каналов и берет свое начало всемирная символика креста? - предположил смышленый Сойка.
   - Пожалуй, ваша гипотеза заслуживает внимания, - задумался доктор.
   - В разных религиях недаром этот символ и, особенно в христианстве, связывается со спасением и Спасителем, - добавил поляк.
  
   В этот момент легкий стук в дверь и голос консьержа прервал беседу:
   - Господин, вас спрашивает какой-то человек. Он просит вас выйти к нему.
   Доктор выглянул в окно и заметил у входа в гостиницу слугу перса-купца. "Этот еще, зачем пожаловал? Да так некстати... Что ему нужно?"
   - Извините, коллега, я на минуту! - Положив рукопись на стол, доктор вышел.
   Поляк взял в руки листы, внимательно посмотрел на свет, приблизил к глазам, стал читать чуть ли не носом - никаких следов тайнописи, увы, не обнаружилось; попытался открыть крышку ларчика, нервно косясь на дверь, - не поддалась; быстро выдвинул ящички бюро - в одном обнаружились два пера и два флакона. О, удача! Один флакон фиолетовый - чернила, а второй - бесцветный... Послышались шаги. Сойка задвинул ящик и отскочил.
  
   - Вот и я! Надеюсь, не очень задержал?
   - Что вы! Пустяки.
   - Это был посланец Дади-Насю-Ванджи. Он просит зачем-то зайти к хозяину.
   - Опять, наверное, хочет вас куда-нибудь послать с поручением? - съехидничал поляк. - Какой-нибудь груз встречать...
   - Не думаю, хотя все может быть. - Доктор наметанным взглядом заметил иное положение бумаг. (Коллега любопытен! Что-то искал?) Продолжим, если вы не устали?
   - Совсем нет! - бодро заявил Сойка. - Так куда же делись ваши гипербореи?
   - Они превратились в ариев. "Ги-перб-ореи" сократили свое название до "ореи" или "арии".
   - Может быть, потому что, лишившись могущества, утеряли и частицу "гипер"?
   - Кто знает. Во всяком случае, такая точка зрения возможна, - согласился доктор, отмечая неуемно-бурную активность коллеги: все время встревает! "Не хочет ли этим как бы извиниться, что рылся в моих вещах?"
   - Значит, прародиной ариев была Арктида? - снова "сактивничал" поляк.
   - Да, после затопления ее они по горам, тянувшимся с севера на юг, спустились вниз. И на юге, у великой реки Даити, впадающей в большое соленое озеро Воурукарта, арии поселились и основали государство Хайрат. Горы, вдоль которых они спускались с севера, это Уральский хребет, называвшийся раньше Рифейским; река Даити - Урал, а озеро Воурукарта - Каспийское море.
   - Опять оказываемся в знакомых местах? - улыбнулся Сойка.
   - Да, что называется: "все пути ведут в Рим", - согласился доктор, почувствовав, куда он клонит, и тоже улыбаясь.
   - Речь теперь о России?
   - Вы догадливы! Именно ее и выбрали для жительства древние арии-гипербореи.
   - Ну, вот круг и замкнулся! - рассмеялся Сойка. - Снова выходит, что я прав - вы славянского происхождения, раз ваши предки...
   - Подождите спешить с выводами! На земле царства Хайрат и родился пророк Заратуштра, перс-огнепоклонник. Место рождения пророка - прикаспийские степи...
   - А сам он - прямой потомок древних ариев, бывших, так сказать, гипербореев? - улыбался Сойка.
   - Да, если угодно. В более поздние времена арии расселились и по Европе...
   - Чувствую, сейчас выяснится, что и я их потомок. Ха-ха-ха!
   - Напрасно смеетесь, и не надейтесь! Часть их переместилась на юг, в современные Иран и Афганистан; другие ушли на восток, и дошли до Индии.
   - Этим, по-видимому, и объясняется, - вдруг посерьезнел Сойка, - что во многих древнеперсидских и индийских текстах говорится о прародине этих народов, лежащей далеко на севере.
   - Совершенно верно. Пожалуй, этим и можно объяснить удивительное сходство корней санскрита, русского и ряда других языков.
   - Выходит, в их основе лежит один праязык, арийско-гиперборейский?
   - Да, ведь от "асов" происходят и индийские "асуры", и авестийские "ахуры".
   - Какие "ахуры-махуры"? - передразнила неожиданно возникшая в дверях Элизабет. - Чем вы себе забиваете голову, господа? Лучше скажите, идет ли мне эта шляпка? - Она стала кокетливо вертеться возле большого зеркала, висевшего в прихожей. Новая деталь туалета была ей явно к лицу.
   - Вы в ней очаровательны, мисс Торнтон! - не замедлил с комплиментом пан Сойка и стал судорожно прощаться. - Извините, но я вынужден вас покинуть - уже поздно, а мне еще нужно...
   - А тебе, дорогой, нравится моя обновка? - перебила суетящегося гостя шумная Элизабет. - Куда вы, мистер Сойка, так заспешили? Посидите еще, чего уж там...
   - Да, очень идет, - похвалил доктор.
   - Прошу меня простить, - поляк решительно направился к двери и был таков.
   - Шляпка очень подходит к цвету глаз, - сделал "открытие" доктор и, довольный этим, искренне улыбнулся.
   - О, какой ты у меня тонкий ценитель, даже, несмотря на то, что забиваешь голову разными "ахурами-махурами"!
   - Дорогая, ты мне так и не сказала, кто же занимает сердце твоего супруга, - напомнил доктор. - Приход пана Сойки прервал тебя на самом интересном...
   - Какой ты, однако, недогадливый! - Она укоризненно ткнула его пальчиком в нос. - А все потому, что на уме одни лишь "ахуры-махуры".
   - Ну, пускай так, а все же - кто?
   Она надула губки, словно обиженная несообразительностью, снова повертелась у зеркала, поправила шляпку, постучала указательным пальчиком доктора по лбу.
   - Муженек нашей волшебницы.
   - Роберт Скотт?
   - Мой супруг души в нем не чает, несмотря на частые ссоры меж ними из-за политики, а тот, мерзавец, предпочитает другого...
   - Как? - присел сраженный доктор. - Кого?
   - А вот снова подумай, - с олимпийским спокойствием заявила интриганка и снова занялась своей внешностью.
   - Ну, уже н-не в силах н-ничего п-понять, - он впервые стал заикаться - язык не слушался.
   - Тот, кто только что вышел из этой комнаты! - взорвала последнюю "бомбу" Элизабет и теперь наслаждалась ее поражающим эффектом.
   - П-пан Сойка?! - доктор с огорчением отметил, что помимо языка, и голос тоже не хочет повиноваться, сип получился. - Он т-тоже в этом з-замешен?
   - Да! У них здесь целое общество, - засмеялась Элизабет, - своего рода филиал "Искателей Истины", но с мужским уклоном...
   - Получается некий любовный треугольник? - спросил уже, не заикаясь и нормальным голосом, доктор, начинавший примиряться с новой картиной "мироздания".
   - Абсолютно классический вариант, с вытекающими из этого сценами ревности, этими издержками любовных отношений, - изрекала он, все еще занятая обновкой.
   - А пан Сойка к кому питает симпатию? - начал входить во вкус слушатель.
   - Этот, кажется, любит моего мужа, но тот к нему холоден.
   - Значит, мой коллега несчастен, раз без взаимности?
   - Выходит так, - Элизабет резко отбросила разонравившуюся покупку и топнула ножкой. - Но их всех вместе утешает, объединяет, да и руководит этим Содомом... Догадайся кто?
   - Сдаюсь! - поднял руки вверх доктор. - У меня голова идет кругом.
   - Так и быть, пощажу, но держись крепче за ручки кресла.
   - Я готов! - Доктор и вправду на всякий случай впился в подлокотники.
   - Да-а-а-ди, - начала она нараспев.
   - Насю-Ванджи?! - подхватил он, подпрыгнув, а она довольная захлопала в ладоши, словно награждая и его и себя за удачно исполненную арию.
   - Ну, и ну, - начал он медленно сползать с кресла.
   - Я тебя предупреждала, - наслаждалась она его реакцией. - Купец у них главный заводила! Он и втянул всех, тосковавших от скуки, в это непотребство. Заметил, как пан Сойка меня боится? В моем присутствии сразу занервничал, заторопился, - догадывается, наверное, что я знаю их тайну. Видел, как у него глазки забегали?
   - У меня слов нет, - выдохнул доктор, поднимаясь с ковра ("Не слишком ли я переигрываю, что сполз?")
   Раздавшийся выстрел заставил вздрогнуть обоих - как время пролетело -ночь на дворе.
   - Магараджа хоть безупречен? - спросил с последней надеждой доктор.
   - Он в другом преуспевает, ты же сам знаешь - ему виски заменяет все...
  

Глава семнадцатая

   Очередная сигара. Посыльный. Послеобеденный сон.
   Рассказ Элизабет. Ученая беседа сквозь дрему. Доктор "веселит" коллегу. Угроза русского вторжения! "Тульпа" пани Громадской. Срочная депеша. Комбинации зеркал. Ограбление и составление донесения.
  
  
   Рано утром она покинула его, - пошла, проведать, как дела дома. Обрадовавшись, что снова один, доктор вспомнил о принесенной слугой купца-перса очередной сигаре и, достав ее из укромного места, стал спешно разламывать. Плотно свернутые сухие табачные листья крошились и падали на стол. Вот и записка выпала. На сей раз - чуть потолще.
   "Состав английских офицеров прекрасный. Все они хорошо знают службу и отлично ездят верхом. От офицеров требуется изучение местных языков. Кроме индустанского - еще одного из 17-ти коренных наречий. За изучение каждого языка назначаются премии, достигающие за арабский и санскритский - 5000 рупий. В настоящем году последовало распоряжение относительно изучения и РУССКОГО языка. (Слово "русского" дважды подчеркнуто!) Туземные офицеры, достигающие только должностей ротного и эскадронного командира, необразованны, но имеют большую боевую опытность. Английские офицеры с ними не знаются. В английских войсках состав нижних чинов молодой, за исключением унтер-офицеров. Туземные полки комплектуются желающими не моложе 16-ти и не старше 25-ти лет, поступающими на 3 года с правом продолжить срок. Войска эти хорошо обучены, особенно кавалерия. Британская пехота вооружена винтовками "Генри-Мартини", а туземная - "Снайдера". Английские войска расположены в роскошных казармах, туземные же - в глинобитных лачугах. Волонтеров, набранных исключительно из английских подданных, считается всего около 10952 человека, которые формируют 42 пеших и 6 конных отрядов, и 4 батареи".
   Как много на сей раз! Надо срочно садиться писать, а то, неровен час, кого-нибудь еще шайтан принесет... Достал все необходимое, запалил свечу, для последующего сжигания записки, сгреб сигарные крошки и, как и в прошлый раз, выбросил за окно, где ветер развеял их. Продолжил - про "ариев".
   "... В новых местах обитания ариев, древнейшая гиперборейская культура разделилась позже на разные ветви, дав миру два великих учения: Веды и Авеста".
   Пописав про гиперборейцев еще некоторое время, сменил тему и чернила с пером, и стал содержимое записки переносить на страницы рукописи; а мысль заработала в другом направлении...
   Как много ошеломляющего поведала, на сей раз, Элизабет! Откуда только она так подробно об этом знает? Не могла она выслеживать их, в самом деле? А почему бы и нет? Ведь женское любопытство беспредельно. Но какой ужас, если то, что она рассказала, правда! Хотя возможно, жизнь в подобных замкнутых сообществах, в подобных маленьких городках, гарнизонах и колониях, невольно своей монотонностью располагает к "такому" и способствует выявлению самых, порою низменных, человеческих наклонностей. В этой атмосфере обычно процветает коррупция, полная продажность и предательство, одним словом - разложение... А может, она все выдумала? Но зачем? Чтобы отвлечь меня и усыпить бдительность?
   Доктор не раз замечал за собой в общении с людьми не нравившиеся ему черты, но никак не мог от них избавиться. Например, он никогда не знал, каким тоном нужно отвечать собеседнику, не умел различить порой, шутит тот или говорит серьезно. Это, в частности, как раз и касалось последнего рассказа англичанки. На всякий случай, он добавлял к выражению своего лица запрашивающую, прощупывающую собеседника условную улыбку, выжидательная двусмысленность которой должна была избавить его от упрека в наивности, если бы выяснилось, что с ним шутят. Так его инструктировали... Но приходилось считаться и с другой возможностью. Вот почему он не позволял улыбке проступать отчетливо. По его лицу постоянно скользила "неуверенность", и в ней читался вопрос, который он как бы не решался задать: "Это вы серьезно?" Он был убежден, что на все смотрит критически, а между тем именно критического взгляда на вещи ему, случалось, и не хватало. Вот отчего утонченная вежливость, которая заключается в том, чтобы делать кому-нибудь одолжение и при этом, утверждать, - вовсе, не желая, чтобы это человек вам поверил, - что не вы ему, а он вам делает одолжение, не производила на доктора никакого впечатления: он все понимал в прямом смысле.
  
   Закончив писать, вспомнил, что слуга перса-купца, передавая сигару, сообщил и о предстоящей поездке в Мадрас для встречи с очередным связным, правда, о точной дате обещал сообщить позже. Как сказать Элизабет о своем отъезде? Будет выспрашивать: куда да зачем? В Бомбей удалось смотаться беспрепятственно, но тогда они фактически не были знакомы; в Бенарес - тоже удалось, так как были знакомы еще мало, и отчета не требовалось. Но теперь, когда она чуть ли не переселилась к нему, что придумать? Скорей бы возвращался ее супруг с маневров, - тогда будет легче выскользнуть из поля зрения...
   Легкий стук в дверь прервал терзания. Голос консьержа известил:
   - Господин, к вам снова пришел тот же человек и просит вновь вас выйти к нему.
  
   - Извините, господин доктор, что опять беспокою вас. Но появились срочные данные. - Абдул-Рахман-хан посмотрел по сторонам, где двигались редкие прохожие и экипажи.
   - Хотите вновь попотчевать меня сигарой? - улыбнулся доктор.
   - В виду срочности полученных данных, "заправить" их в табачные листы времени не было, так что просто записка! - Он быстрым движением сунул в ладонь доктора, как бы пожимая ее, плотно свернутый клочок бумаги. - И еще велено передать устно: в воскресенье вам надлежит быть на месте. Встреча назначена в полдень у входа в церковь Святого Фомы, что находится в окрестностях города. Каждый укажет к ней дорогу, а там к вам подойдет человек. Чтобы вовремя поспеть, придется выехать поездом в пятницу - езды два дня. Вот и ваш билет.
   Передав конверт, посыльный мгновенно исчез. Возвращаясь в номер и проходя мимо консьержа, доктор заметил, что тот опять стыдливо отвел глаза, точно нашкодивший пес. ("Никак подсматривал, скотина!")
   В номере развернул записку, снова зажег свечу и достал рукопись, чтобы вписать новые данные. Как быстро работают! Наверное, обстановка повального мужеложства очень способствует утечке информации. Может, и консьерж в курсе всего происходящего, и меня подозревает в чем-то подобном: не успел отправить женщину, как уславливается о свидании с мужчиной. Но тогда в его глазах в универсал - неравнодушен к обоим полам. Бред какой-то! Нет, что-то я расфантазировался... Консьерж, скорее всего, выполняет функции исчезнувшего старьевщика, и в Мадрасе, наверняка, кто-нибудь будет у меня на хвосте... Но как объяснишь ей, зачем я туда отправляюсь?
  
   "В окрестностях Дели собрано для маневров: 15 английских батальонов, 20 батальонов туземной пехоты. 12 английских эскадронов, 38 эскадронов туземной конницы, 4 конных. 12 полевых и 3 горных батареи, 1 рота саперов. Всего 37630 человек и 114 орудий".
   Какая свежая информация, прямо с учений! Кто так блестяще работает? Роберт Скотт здесь, никуда не уезжал, как сказала Элизабет... Значит, кто-то непосредственно оттуда сообщает. Кто это может быть?
   Обрадованный столь ценными сведениями, быстро закончил писанину, сжег записку, убрал рукопись в ларчик, заперев его. Элизабет все никак не могла успокоиться: зачем ключик на шее висит. "Кого ты опасаешься?" Но, кажется, ссылка на забывчивость - ключик такой маленький и легко может затеряться - ее успокоила. Больше пока не пристает, да и с "покажи письма от любовниц" не настаивает... Неужели поверила?
   Позвал прислугу, заказал в номер обед. В ожидании стал просматривать местную прессу.
   "Изгнание китаянок" называлось сообщение из Португалии.
   "Две китаянки переполошили весь Лиссабон. Дело в том, что китаянки эти умели лечить глаза. Прошел даже слух, будто они могут возвратить слепым зрение. Поэтому в маленький домик, где они жили, стала стекаться масса народа. Видя такое стечение народа, полиция заподозрила монархический заговор. Толпа заволновалась, запротестовала, что власти запрещают китаянкам лечить глаза. Народ организовал из себя стражу, которая день и ночь стояла у дома китаянок, чтобы не дать возможности вывести и выслать их. В пользу китаянок состоялся большой народный митинг. Кавалерия республиканской гвардии с большим трудом могла разогнать толпу. В происходивших с войсками стычках было несколько убитых и много раненых. Но полиции все-таки удалось похитить китаянок и выпроводить их".
   Доктор улыбнулся и отложил газету, - аппетитные кушанья дымились на столе.
   После сытного обеда (наконец-то, отвел душу, презрев печень!) наступило некое погружение в "дымку", и даже крепкий кофе не помог. Всплыли в затуманенном сознании какие-то далекие сцены, какие-то разговоры, невинные шалости пяти-шестилетнего ребенка и слова няни: "Хорошо, хорошо! Дайте срок, погодите... я все расскажу княгине, как только она приедет". Княгиня, родная сестра отца, строгая, угрюмая старуха, толстая, важная, с пятном на щеке (огромная родинка как ожог), с поддельными локонами, выбивавшимися из-под обязательного чепца, - другие головные уборы почему-то не были в почете. Она говорила, прищуривая глаза, и до конца жизни, то есть до восьмидесяти, употребляла немного румян и белил. Всякий раз, когда ребенок ей попадался на глаза, проповедям и ворчанью не было конца. Она журила за все: за измятый воротничок, за пятно на курточке, за то, что не так подошел к руке, - заставляла подойти еще раз. Окончивши нравоучение, иногда говаривала брату, беря кончиками пальцев табак из крошечной золотой табакерки: "Ты бы мне, голубчик, отдал баловня-то твоего на выправку, он у меня в месяц сделался бы шелковый". Хоть я и знал, что меня не отдадут, но от этих слов каждый раз брал озноб... "Ужасы" родительского дома преследовали даже в университете... в виде лакея, которому отец велел провожать студента, особенно, когда тот ходил пешком. Целый семестр пришлось отделываться от провожатого и насилу это удалось. Камердинер, на которого была возложена обязанность, очень скоро понял сам, что, во-первых, чаду неприятно быть провожаемым, а во-вторых, ему самому гораздо приятнее побывать в разных увеселительных местах, чем сидеть в вестибюле, где все удовольствия ограничивались беседою с двумя сторожами и взаимными потчеваниями друг друга табаком... До семи лет приказано водить ребенка за руку по внутренней лестнице дома, которая, по мнению отца, была слишком крута; до одиннадцати - нянька мыла дитятю в корыте, так что выходило самым естественным образом, что за студентом посылали слугу, и до двадцати одного года не позволялось возвращаться домой после половины одиннадцатого. Практически очутился на воле, на своих ногах лишь в ссылке; если бы не это обстоятельство, то режим продолжался бы и далее...
  
   - Дорогой, ты уснул?
Он не заметил, как она вошла (по-видимому, и вправду уснул) и вздрогнул от неожиданности.
   - Прости, я тебя напугала.
   Она обвила руками его голову сзади и поцеловала в глаза.
   - Нет, нет, не напугала... задумался. - Он повернулся к ней и заметил перемену в облике. - А почему такая бледная?
   Элизабет имела несвойственный, растерянный вид, и плохо скрываемое беспокойство так и выпрыгивало из глаз.
   - Что случилось, дорогая?
   Она замялась, но, не имея сил больше сдерживать то, что распирало ее, заговорила быстро и сбивчиво. Голос дрожал.
   - Мне дома привиделось... нечто... никак не могу придти в себя!
   - Успокойся, садись. - Теперь он обнимал ее, - сейчас принесу воды. - Сходил за графином и стаканами. - Расскажи, что случилось по порядку.
   Она отхлебнула, с трудом глотая, и даже поперхнулась.
   - Когда вернулась домой и вошла в гостиную, то увидела Генри, стоявшего спиной к камину. Зная, что он еще не должен вернуться с маневров, с удивлением спросила у него, отчего он так рано возвратился. - Лицо Элизабет передернуло, словно она ела лимон. - Фигура, неподвижно стоявшая, пристально посмотрела на меня с выражением задумчивости и печали на лице, но не произнесла ни слова. - Рассказчица снова сморщилась, как от кислого. - Полагая, что он чем-то опечален, сама подошла и села на кресло перед камином, но более чем в двух футах от него. Видя, что он не спускает с меня глаз и не моргает, я, посидев с минуту, обратилась к нему с вопросом, отчего он молчит, и протянула руку, чтобы дотронуться. В то же самое мгновение фигура Генри отодвинулась от меня и быстрыми шагами пошла к окну, причем не слышно было ни шума шагов, ни шороха одежды, ни движения воздуха. Подойдя к окну, муж остановился, продолжая смотреть на меня. Я бросилась к окну, но не нашла там никого... М-меня до сих пор всю т-трясет! - Голос и руки ее дрожали. - Ч-что это б-было? П-призрак?
   - Успокойся! Ты вполне нормально воспринимала фокусы госпожи Громадской... - он попробовал улыбнуться, - ... эти ее "тульпы" с возвращением минувшего. Почему это так напугало?
   - Да, но там я была, во-первых, не одна, а во-вторых, - виденья возникали как бы по просьбе, а здесь ведь я никого не просила...
   - Может быть, и это проделки нашей оккультистки, - попытался все перевести в шутку доктор. - Ты рассказывала о ней нелестные вещи - она обиделась, да и решила наказать тебя, наслав призрак. - Он даже попробовал рассмеяться. - Не волнуйся, дорогая!
   - Думаю, что это знак свыше! - Элизабет явно не желала принимать точку зрения доктора, хотя дрожать перестала. - Не случилось ли что там, на ученьях с Генри?
   - Ну, вот видишь, ты к нему не равнодушна, а говоришь, что не любишь, - и он не равнодушен к тебе, раз так напоминает о себе, - попытался шутливо укорить доктор.
   - Он, все-таки, мой муж, и вместе прожито немало лет, - вдруг проснулась, и заговорила в ней праведная супруга. - Я немедленно должна ехать в Дели и узнать, не случилось ли чего. Так что, дорогой...
   - Как ты поедешь? Одна? Может быть, я... - Доктор изобразил правдоподобно-искренний порыв в надежде на отказ, что и последовало.
   - Нет, нет, не беспокойся, дорогой! Я отправлюсь служебным экипажем с прислугой и охраной, так что тебе не стоит волноваться. - Она решительно встала, поправляя платье и прическу.
   - Где новая шляпка? - заметил он отсутствие обновки.
   - Разонравилась, выбросила! Прощай, дорогой! - Страстно поцеловав любовника, выбежала, хлопнув дверью.
   "Консьерж подумает, что наконец-то рассорились, и будет злорадствовать. Вот и хорошо! Пусть себе так думает... - Ученый почесал затылок. -Не было счастья, так несчастье помогло! Не надо теперь объяснять свой отъезд в Мадрас и оправдываться. Если это действительно проделки госпожи Громадской, то стоит ее лишь поблагодарить за экстренно предпринятые меры... и личное спасибо мистеру Призраку!"
  

* * *

   - Местоположение Аркаима не случайно, - рассказывал доктор, - по Уралу проходит крупнейший в мире геологический разлом. В Авесте это место названо серединой мира. Именно здесь, а не в Гринвиче, проходит истинный нулевой меридиан.
   - Это ваше личное умозаключение? - усомнился пан Сойка.
   - Да, но если я сумею это убедительно доказать, то, надеюсь, со мной многие согласятся!
   - Интересная точка зрения! Но как вы это докажете?
   - Не будем, коллега, отвлекаться на частности. Так вот, Урал не просто граница между Европой и Азией, он - граница между Западным и Восточным полушариями. Именно от него начинается "Восток" и "Запад", как понятия. А мы все, кстати, волей-неволей определяя для себя понятия, ориентируемся...
   - На Урал? - догадался Сойка.
   - Да, совершенно верно! В философии Запада и Востока это наглядно показано. Европейская (западная) - ориентируется на индивидуальное развитие личности, а Восточная (азиатская) - во главу угла ставит вовлеченность всех людей в общий поток.
   - И пани Громадская вовлекает нас в общий "восточный поток"... Кстати, вы помните, что мы сегодня должны быть у нее?
   - А разве сегодня четверг? - спохватился доктор.
   - К великому сожалению, а может, и к радости - это так.
   - Почему к сожалению?
   - Потому что время быстро летит! Казалось, только вчера был понедельник, а сегодня, на тебе, четверг...
   - В таком случае, раз время так подпирает, теперь и вы мне почитайте, - доктор сложил свои листы в стопку и приготовился слушать.
   - Так на чем мы в прошлый раз остановились? - наморщил лоб Сойка, зашелестев своей тетрадью, распухавшей день ото дня.
   - "Ахуры-махуры", - улыбнулся доктор. - Помните, как это развеселило мисс Торнтон?
   - А почему, извините за неделикатность, она не с вами? - мягко подковырнул поляк.
   Беседа происходила у доктора. Сойка снова приехал в экипаже и похвалился, что колесо успешно починили. А доктор смотрел теперь на коллегу новыми глазами, сквозь призму рассказанного Элизабет, пытаясь найти во внешности и повадках друга черты, подтверждавшие его вторую сущность. И то, что раньше можно было отнести к причудам и странностям, часто присущим многим людям, теперь, в свете рассказанного, казалось доктору чем-то необычным и подозрительным. Принципиальный холостяк (почему?). Маленький рост и общая тщедушность, теперь воспринимались, как проявления женственности. Какая-то немужская, излишняя эмоциональность... да и много чего, вызывало непроизвольное раздражение ...
   - Уехала к супругу, притом очень поспешно, - наконец вышел из ступора доктор. - Ей было видение! Посчитав это дурным предзнаменованием, перепугалась, - не случилось ли что с мужем?
   - Что привиделось?
   - Мистер Торнтон, собственной персоной, стоящий у камина, хотя он находился за тысячу миль в этот момент.
   - Так, может, он и вправду вернулся?
   - Что вы! Она его схватила, но поймала воздух...
   Пан Сойка выпучил глаза и нахохлился, - похоже, испугался, но, быстро взяв себя в руки (так и хочется сказать - в лапки, до того они не мужские), сказал решительно:
   - Насколько мне известно, она особа впечатлительная, поэтому ее реакция не удивляет!
   - Не без того, - вяло согласился доктор ("Ишь какой знаток женской психологии нашелся!"). - Давайте лучше послушаем о вашем индуизме, коллега.
   - Действительно, что это мы женскими страхами занялись! - в голосе пана проклюнулось внезапно что-то "орлиное", и он распахнул тетрадь:
   - Важнейшим положением в индуизме является карма, что означает буквально "действие". Если сейчас ты унижен и обездолен, если презираем людьми, то это плод твоей кармы, учит индуизм.
   До прихода гостя доктор успел пообедать и поэтому сейчас стал снова ощущать в голове знакомые сноподобные затмения и наплывы, но до того приятные, что, хоть его и в самом деле индуизм интересовал, противиться этим искусительным наплывам был он не в силах.
   - ... значит, в прошлой жизни ты вел себя дурно: не почитал Богов, не уважал старших, был алчным...
   "Занимался мужеложством", - добавил мысленно слушатель.
   - ... был жестоким, развратным, - продолжал Сойка.
   "О какая самокритичность!" - подумал доктор и, усилием воли сбросив очередной сладкий "наплыв", спросил: - Короче, был грешником?
   - Мало того! Ты, быть может, не делал, что надлежит, и совершал то, что строго запрещено! - полыхал праведным гневом поляк.
   - "Ты", вы меня имеете ввиду? - в шутку спросил временно не дремавший доктор.
   - Причем здесь вы, коллега? - смутился рассказчик.
   - А как узнать, что надлежит и что запрещено? ("Как он, интересно, сейчас морализаторствовать и двуличествовать, проказник этакий, будет?")
   - Для этого индуизм вводит еще одно важное понятие - дхарма...
   "В 1550 году (круглая дата запомнилась) Турция завоевала Северную Африку, а спустя двадцать лет к Империи присоединил и Кипр", - страницы учебника вновь поплыли перед внутренним взором доктора, погрузившегося в очередной "наплыв".
   - ... сумма прав и обязанностей, предписанных каждому, - доносилось монотонно извне, - в зависимости от пола, возраста, касты... в свою очередь определяется тем, как выполнялась дхарма в прошлом рождении.
   - То есть, карма и дхарма неразрывно связаны? - неожиданно спросила та часть доктора, которая, по-видимому, все-таки, слушала краем уха.
   - "В 1683 году случилось первое крупное поражение турок под Веной от войска польского короля Яна 111 Собеского", - невпопад ответил Сойка, но тут же и выяснилось, что ответивший голос вовсе не Сойкин, а внутренний голос самого вновь задремавшего слушателя.
   - Если вследствие дурной кармы прошлых рождений, - заговорил "подлинный" Сойка, - вы оказались, скажем, мясником, подметальщиком...
   "Что ли опять обо мне?"
   - ... то должны покорно выполнять эту грязную работу...
   "Интересно, на каких "ролях" в их "мужском клубе" Сойка?"
   - ... в следующем рождении вас ожидает гораздо лучшая доля.
   "Наверное, на "пассивных", в связи со своей незначительной комплекцией..."
   - ... и, наоборот, согрешивший царь или брахман в новом рождении может стать неприкасаемым, а то и животным.
   "А кем стал теперь бедный Чанакья?"
   - ... воплощение человеческой души в теле бессловесной твари признают далеко не все авторитеты индуизма.
   - Эти утверждения коренным образом отличаются от воззрений христианства, ислама или, например, религии древних греков и римлян, - бодро отреагировала слушающая часть доктора.
   - Вы правы! Не по капризу судьбы или жребия, не по воле Бога, становится человек благородным или низким, уважаемым всеми брахманом или униженным неприкасаемым.
   "В конце ХУ111 века Крым отошел к России, а Египет стал независимым спустя двадцать лет", - перевернулась еще одна страница учебника в глубине сознания.
   - ... судьба, стечение обстоятельств могут богача сделать бедным, а нищему послать клад, но и нищий брахман может быть благороден, а богатый шудра - презираем.
   "Вот и Чанакья был бедным брахманом... В конце 20-х годов нового. Х1Х века, империя потеряла Сербию и Валахию..."
   -... в то же время, многое зависит от самого человека, от его деяний. Человек в индуизме - существо активное, он может изменить свою карму и даже, если предпримет огромные усилия, способен и вовсе освободиться от перерождений и слить свою душу с высшим духовным началом.
   "Как сладко поет птичка сойка", - отметила слушающая сторона. - "Вы хорошо подготовились по исторической дисциплине", - похвалили на стороне дремлющей.
   - ... избавление от перерождений - высшее устремление человеческого бытия...
   - Это, наверное, трудно? ("Сами вы все здесь перерожденцы!") - каждая "часть" доктора, как наружняя-слущающая, так и внутреняя-дремлющая, занята своим. - А как быть с плотскими удовольствиями?
   - Индуизм проповедует гармонию мирского и духовного, не считая грехом ни удовольствия плоти, ни желание обрести богатство, счастье, общественное признание...
   - Какая удобная религия! - возликовало снаружи. "Оно и понятно",- недовольно хмыкнуло внутри.
   - ... лишь бы все происходило в рамках, предписанных священными законами и обычаями, не противоречащими кастовой дхарме.
   "Понятно, понятно", - опять заворчало внутри. - Спасибо, вы меня успокоили! - поблагодарило снаружи. Тут наружное и внутреннее слились воедино, и доктор почувствовал, что окончательно проснулся.
   - Скажу больше! - похоже, вошел в раж Сойка. - Самый желательный, с точки зрения индуизма, является баланс четырех целей человеческой жизни. - В голосе рассказчика послышались петушиные ноты, - видно оратор устал, в подтверждение чего умолк, прокашливаясь.
   - Каких четырех целей? - не терпелось теперь узнать слившемуся воедино с самим собой слушателю.
   - Они следующие: - голос Сойки обрел прежнюю "орлистость", - Артха - достижение материального благополучия и лучшего положения в обществе; Кама - любовное наслаждение; Дхарма - добродетель, четкое выполнение религиозного долга, кастовых прав и обязанностей; Мокша - духовное освобождение.
   Доктор с удовлетворением отметил, что если пунктов было бы больше, то его существо вновь начало бы раздваиваться, а то и вообще погрузилось в монолитный сон.
   - Значит, индуизм покоится на этих, всего лишь, "четырех китах"?
   - Вам мало?
   - Что вы, вполне достаточно.
   - Ну, то-то, - шутливо погрозил пальчиком Сойка, по-видимому, все-таки заподозрив слушателя в частичном засыпании.
   "Как кокетливо пальчиком делает. Вот оно одно из проявлений теневой стороны его натуры", - подумал доктор и сказал весело: - Очень хорошая и удобная для человека система ценностей... А хотите, коллега, я вас сейчас немного развеселю?
   - Почему бы и нет? Извольте!
   - Вы слышали об английском убийце-маньяке по кличке "Джек-потрошитель"?
   - Конечно, кто о нем не слышал! Газеты всего мира трубили.
   - Так вот, он и мадам Громадская... - доктор сделал хитрую паузу.
   - Были знакомы?
   - Более того.
   - Он был ее мужем?... Братом?... Ну, я не знаю... - терялся в догадках Сойка.
   - Он и мадам - одно и то же лицо! - заявил доктор торжествующе.
   - С чего вы взяли? - Сойкина челюсть отвисла, но не сильно - ожидаемого эффекта не произошло. - Тоже мне, называется, развеселили...
   - Мне об этом поведала Элизабет. Правда, забавно? Вас это не шокировало?
   - Откуда ей такое известно? - не собирался не удивляться, не веселиться поляк.
   - Супруг рассказал. - На лице доктора проступило разочарование. - Я вижу, на вас это не произвело должного впечатления?
   - Так муж ей сообщил об этом, явившись призраком? - мрачная усмешка все же проступила на лице Сойки. - Тогда, и впрямь, ничего удивительного.
   - Нет, значительно раньше... - окончательно сконфузился доктор, - когда он еще работал в Лондоне.
   - Бред какой-то! - злорадствовал поляк. - По-моему, все это фантазии скучающей дамы!
   - Жаль, что вас не развеселило, - "отступал" доктор. - А мне показалось забавным...
   - Что это вдруг вам захотелось меня развеселить? - насупился Сойка.
   - Да потому, что атмосфера в городе, как мне кажется, стала напряженной: двойное убийство, теперь эти маневры... Вы не находите?
   - Пожалуй, с вами соглашусь. Все, видимо, оттого, что в воздухе витает... - поляк выжидательно замолк и выразительно посмотрел на собеседника.
   - Что витает? - доктор непонимающе поднял брови. Теперь настал его черед строить предположения.
   - Как что? Разве не догадываетесь? - Сойка снова сделал паузу.
   - Нет, - окончательно "проигрывал партию" доктор.
   - Угроза русского вторжения! - гаркнул вороном Сойка. - Вот, что витает, коллега.
   - И это неотвратимо? - наивно спросил доктор и вспомнил про свою, неуместную в подобной ситуации, славянскую внешность. ("Какие они фантазеры! Ишь ты... вторжение мерещится".)
   - Не знаю, не знаю, - отвел взгляд Сойка и достал часы. - Мы с вами засиделись... Уже пора собираться к пани Громадской.
  
   - Я бы хотел попросить мадам создать тульпу о пророке Заратустре. Что вы думаете по этому поводу? - спросил доктор, когда экипаж остановился у знакомого особняка. Множество карет подъезжало к дому, и гости спешно входили в подъезд.
   - Если попросите, - она не откажет, - ответил Сойка, пропуская доктора вперед. - Конечно, было бы желательней попросить, как и положено, заранее... Хотя, может быть, пани столь всемогуща, что выполнит вашу просьбу и без предварительной подготовки - что называется "экспромтом".
   - А вы любите Шуберта? - спросил доктор.
   - Люблю, но причем здесь он?
   - Вы упомянули "экспромты", вот я и вспомнил о нем. Вам нравятся его опусы?
   - Опять хотите меня развеселить? - улыбнулся поляк. - Мне больше нравятся Мазурки, Баллады и Ноктюрны моего великого земляка!
   - Шопена?
   - Да! В особенности его "Революционный" этюд, - снова в пане Сойке проклюнулось что-то орлиное, и он взъерошил перья.
  
   Они вошли. Членов общества собралось предостаточно, а народ все подходил и подходил. До начала "представления" оставалось не более четверти часа. Гости стояли небольшими группками и оживленно беседовали, некоторые прогуливались парочками. Хозяйка и ее супруг радушно встречали вновь прибывших. Доктор засвидетельствовал свое почтение пани и попросил ее создать тульпу.
   - Так внезапно? - вначале опешила она, но потом, подумав, мило улыбнулась. - Попробую. Чего не сделаешь для вас, наш славяноподобный турок!
   Получив согласие (предположение поляка оправдалось - она, и вправду, всемогуща) доктор радостно просиял.
  
   Вскоре все вошли в залу, и расселись по своим излюбленным местам. Любимое место англичанки пустовало, - значит, все-таки, уехала.
   Пани Громадская, произведя, положенные вначале ритуальные действия, сообщила присутствующим, что сейчас представит тульпу на тему, предложенную "нашим уважаемым турецким доктором".
   Дым тибетских палочек заполнил освещаемое тусклыми свечами помещение, экзотическая музыка шехнаи и ситара, подобно гибкой кобре, зазмеилась в воздухе, пронзая ароматные клубы фимиама.
   - И тогда Ахура Мазда, - зазвучал гулко, как под сводами собора, ставший низким, голос "искательницы истины", - поведал Заратустре, что не существует великого множества богов и божков. Все благое на земле происходит от Единого, а все дурное - от Духа Зла.
   В луче света, неизвестно откуда исходившем и прорезавшем густую пелену курений, заколыхалась человеческая фигура. Возник бородатый, но не старый, мужчина, одетый в звериную шкуру с посохом в руках. Фигура быстро укрепилась в реальности, и доктор с удивлением узнал в чертах лица незнакомца свои собственные. От этого не совсем приятного открытия он заерзал в кресле и посмотрел на окружающих, - узнали они? Но все, сосредоточенно и не отрываясь, созерцали видение и никаких сличений не производили. У доктора отлегло от сердца.
   - Чтобы Заратустра мог стать великим пророком, - поведал голос вновь из-под потолка, - ему пришлось выдержать три испытания.
   Перед человеком в шкуре самопроизвольно вспыхнул огромный костер. Тот, слегка помедлив, шагнул в огонь, на мгновенье, исчезнув в, жадно охвативших смельчака, языках пламени и вскоре вышел, невредим, - бывшая на нем шкура даже не задымилась.
   "Чудеса", - подумал доктор и увидел, что теперь появились на "сцене" люди, тащившие огромный котел с ярко блестевшей и колыхавшейся в нем жидкостью.
   "На воду не похоже, - тревожно отдалось в сознании, - не расплавленный ли металл?"
   Часть из пришедших схватила Заратустру и распластала на земле, держа за руки и за ноги, остальные подволокли (должно быть очень горячий - то и дело отдергивали руки, хоть и в рукавицах) к испытуемому котел и стали лить из него расплавленный свинец на грудь страдальца. Послышалось характерное шипенье, запахло горящей плотью, не то пар, не то сизый дымок окутал тело и на миг скрыл его. (Доктор почувствовал сильное жжение в груди, как при сильной изжоге. Отозвалась и печень, больно кольнув.) Как ни странно, ужасного крика жертвы не последовало... Мучители отпустили ноги и руки бедняги, и через несколько мгновений Заратустра встал, оторвал небрежным движением от груди сверкавший застывший слиток и поднял его высоко над головой. Никаких ожогов на теле не было видно. (Изжога доктора тоже прошла, и печень отпустила.) Люди унесли пустой котел, а на смену им пришли другие. (Доктор насторожился: какая гадость последует?) Новые привязали пророка к неизвестно откуда взявшемуся столбу - буквально из-под земли вырос - и стали острыми кинжалами вспарывать ему живот, отчего обнажились кровоточащие внутренности. (Доктор почувствовал острые боли в кишках. И даже пощупал себя, но все было на месте. "Какая достоверная чертовщина происходит!") Публика ахнула, многие отвернулись или зажмурились, не в силах вынести подобного натурализма. А герой-пророк не растерялся и стал накладывать на раны свои чудодейственные руки, предварительно вернув, конечно, внутренности на место, в результате чего, ужасных повреждений как не бывало. Вдобавок легким движением сбросил с себя путы и как заправский циркач поднял торжествующе вверх обе руки, словно напрашиваясь на, впрочем, заслуженные аплодисменты. "Искатели Истины" снова ахнули. Но радостно, с облегчением. По-видимому, забыв, где находятся, обрушили на "артиста" шквал оваций. ("Не в цирк ли попал?" - подумал доктор, с радостью отмечая, что в животе болезненных ощущений не наблюдается.) Неземной голос мадам оккультистки прервал неуместные проявления зрительского восторга:
   - Твердость во вновь обретенной вере сделала тебя неуязвимым. Это говорю тебе Я, твой Бог и властелин, Ахура Мазда. Но одно тебе угрожает, - ты остаешься смертен.
   - Как ты, создавший всю Вселенную, все священные стихии, не хочешь сделать меня бессмертным? - вскричал обиженно человек в шкуре, и доктор почувствовал какое-то першение в горле и непроизвольное шевеление губ - голос пророка был его собственным.
   - Много позже услышим мы подобную мольбу от другого пророка, - раздался комментарий Громадской. - И вам, всем собравшимся здесь, знакомы эти слова: "Отче, о если б ты благоволил пронести чашу сию мимо меня! Впрочем, не моя воля, но твоя да будет".
   Человек в шкуре заговорил снова, и доктор вновь ощутил щекотанье в горле и шевеленье губ:
   - Скажи мне, Дух Святейший, создатель жизни плотской, что из Святого Слова и самое могущее, и самое победное, и наиблагородное, что действенней всего?
   И далекий голос, лишь слабо похожий на голос мадам, ответил:
   - Знай, пророк, отныне все мои имена, и называй меня: Желанный, Мощный, Истина, Всеобъемлющая Благость, Разум и Разумный, Учение и Ученый, Святость и Святой, Сильнейший, Беззлобный ("Не достаточно ли? - богохульно подумал доктор. - Ведь все и не запомнишь!"), Победный, Все считающий и Всевидящий, Целитель, Создатель, Покровитель, Хранитель...
   Было названо 72 имени, - доктор не поленился посчитать. "Да ровно столько же глав в Авесте, - вдруг осенило его, - и столько же нитей в ритуальном поясе кусти!"
   - Бойся, пророк, - продолжал голос, - злого колдуна Брат-реш Тура, которого злой дух Ангро Майнья породил, чтобы убить тебя.
   В сознании доктора почему-то всплыл образ пана Сойки. ("Не он ли есть тот колдун?.. Хотя, причем здесь он? Какая чепуха!").
   - Ты достойно должен будешь принять смерть, когда колдун настигнет тебя, но старайся оттянуть этот миг.
   "Почему я так плохо подумал о коллеге? - устыдился доктор. - Ну, подумаешь, имеет порочную наклонность... и что из этого? А кто безгрешен?"
   - Смерть в мире нужна, чтобы показать конечность времени, в котором происходит борьба с духом зла. Если не будет смерти, то Ангро Майнью тоже обретет вечную жизнь и никогда не воссияет тогда свет блаженства для праведников.
   "Очень разумное мироустройство!"
   - Отныне ты будешь знать, что было и будет в плотском мире и мире духовном...
   "Это хорошо!"
   - ... будешь ведать судьбами всего человечества и жизнями отдельных людей, как великих, так и незаметных...
   "Зачем столь обширные полномочия?"
   - А теперь ступай и приведи в дом свой супругу, которая родит тебе детей...
   "Как там Элизабет? Наверное, катит в Дели?"
   - Передай и другим людям это мое наставление. Ибо нет ничего в мире лучше простой человеческой жизни. Она прекраснее, чем бессмертие при бездетности!
   "Очень мудрая мысль, и с этим не поспоришь".
  
   Сеанс закончился, и народ стал неспешно расходиться. Муж Громадской торопливо подошел к беседовавшим доктору и пану Сойке и начал взволнованно:
   - Господа, вы ничего не слышали?
   Доктор и Сойка вытянули лица.
   - Получена срочная депеша, что на маневрах осколком снаряда тяжело ранен мистер Торнтон!
   - Как? Не может быть!
   "Значит, призрак явился не случайно?" Неприятный холодок пробежал по спине доктора. "Вот и не верь в предсказания..."
   - И как он себя чувствует? - закудахтал испуганно Сойка. - Опасна ли рана?
   - Ничего более неизвестно. Помещен в госпиталь. Будем ждать дальнейших известий.
   - Бедняжка Элизабет! Наверное, ничего не знает, - присоединилась к разговору госпожа Громадская.
   - Она поехала к нему, заранее почувствовав неладное, - сказал доктор. - Ей было видение...
   - Расскажите, расскажите! - потребовала оккультистка, и доктор со всеми подробностями пересказал историю с появлением фигуры у камина.
  
   Слух о несчастье мгновенно распространился среди присутствующих, и вот уже кругом слышались охи и вздохи, расспросы "что да как?", мелькали испуганные лица и расширенные глаза. Общее смятение продолжалось некоторое время, пока пушечный выстрел не вернул всех в реальность, заставив поспешно прощаться с хозяйкой и отправляться по домам.
  
   - Каким, все-таки, образом нам показывает свои чудеса старая ведьма? - неожиданно резко обрушился на "волшебницу" поляк, когда они с доктором тряслись в Сойкиной карете. - Уверен, большая часть ее фокусов основывается на оптических иллюзиях, получаемых с помощью плоских и вогнутых зеркал.
   - Я не силен в оптике, - пожал плечами доктор.
   - Эти приемы известны издавна, и были в ходу еще у языческих жрецов.
   - Так на вас не произвело впечатление совпадение видения и реальности? - попытался вернуться к трагической сенсации доктор.
   - Вогнутые зеркала, - продолжал поляк, пропустив вопрос мимо ушей, - составляют одну из важных принадлежностей волшебных кабинетов и магических проделок. Самая выгодная из всех форм для таких зеркал - эллипсис.
   За окнами проплывали темные здания, послушно спящего или только прикинувшегося таковым, города - в некоторых окошках все еще мелькали робкие огоньки и тени.
   - Предмет, находящийся в одном из фокусов, - продолжал горячо Сойка, - отразится тогда в другом, но только в обращенном виде - призрак будет казаться висящим в воздухе и производить чрезвычайный эффект, который для неподготовленного зрителя должен казаться сверхъестественным.
   - Но мы с вами зрители подготовленные, - слабо возразил доктор, - а, тем не менее, приходим в восхищение от раза к разу. А как ей удается добиваться внешнего сходства фантома с кем-то из гостей? То "герой" похож на вас, то - на меня, как сегодня...
   - С помощью комбинации зеркал можно заставить являться самые разнообразные привидения в богатом многообразии цветов, форм и движений, - продолжал упорно громить Громадскую поляк. - Потому что все, что будет помещено или будет совершаться в ближайшем к зеркалу фокусе, невидимом для зрителей, повторится с большой отчетливостью в более обширном виде в другом фокусе, положение которого приноравливается выгодным для зрителя образом. При этом появляющийся призрак сохранит в себе все отличительные черты сверхъестественного, потому что, представляясь глазу в самых отчетливых формах и красках, он будет ускользать, как бесплотное существо, от прикосновения к нему...
   - Считаете ее мошенницей? - напрямую спросил доктор.
   - Почему бы и нет, коль существует подозрение, что она, к тому же, и... Джек-потрошитель, - наконец улыбнулся ниспровергатель.
   "Чем вызвана столь резкая перемена в оценке? - подумал доктор. - Ведь совсем недавно он вместе со мной ею восторгался..."
   За окнами мелькнули освещенные окна "Огней Кашмира" и возница затормозил.
   - Кстати, а может быть, и нет, - улыбнулся и доктор, спрыгивая с подножки, - завтра уезжаю в Мадрас, так что на время лишусь вашего общества, дорогой коллега.
   - Надолго ли? - в голосе послышалась легкая обида. -Почему держали в секрете, что уезжаете?
   - На пару-тройку дней.
   - Опять Дади-Насю-Ванджи посылает?
   - Да, он... - соврал, не моргнув, доктор. - Не могу отказать! А вам не сообщил заранее, потому что считаю это пустяком, к которому недостойно привлекать внимание.
   - Ну-ну, удачного пути, - помахал маленькой ручкой Сойка и, громко хлопнув дверцей, поехал восвояси.
  
   Очутившись у себя в номере, доктор вдруг почувствовал, что затосковал по Элизабет. Нахлынуло чувство, овладевающее мужчиной, в чью жизнь случайно встреченная незнакомка вносит черты, поначалу непривычные, но в которых мужчина начинает нуждаться, привыкнув к ним. В связи с этим у него появилась привычка думать о мелочах, отвлекавших от размышлений, обычно занимавших голову: - там ли лежит ложка или вилка, на месте ли стоит кофейник, в правильном ли порядке разложены на столе привычные предметы и так далее... Внутри, где-то в глубине, замурлыкал голос:
  
   "Я слышу, как она в тиши ночной вздыхает.
   О дивный, сладкий сон, приснись еще хоть раз!
   Я вижу, как она глаза свои неспешно открывает.
   О наслажденья миг и час, вернись и вечно длись для нас".
  
   Доктор, прежде чем лечь спать, решил перечесть то, что собирался завтра везти в Мадрас. В связи с благоприобретенной привычкой, думать о мелочах, он, подойдя к бюро и доставая заветный ларчик, почувствовал - что-то в расположении предметов не так. Но что - определить не мог. В последнее время ослабил бдительность, ленился запоминать расстановку вещей, покидая жилище. Достав нагрудный ключ, отпер ларчик и... похолодел - ларчик пуст. Глянув по сторонам, заметил, что и сабля исчезла, - войдя, занятый своими мыслями, он не посмотрел на стену, а то бы сразу заметил пропажу. Судорожно кинулся к окну, тронул стекло, оно закачалось. Кто-то, по-видимому, вынимал его, но аккуратно поставил на место.
   "Пока я находился у Громадской, здесь кто-то побывал... Но кто? Обычный грабитель? Взяли саблю это понятно - ценность, но бумаги, лежавшие в ларчике! И как удалось его открыть? Следов взлома нет, а ключ постоянно на груди. Чудо! Необъяснимо..."
   Мрак непроницаемой южной ночи за окном усугублял чувство необъяснимости случившегося. Открыл ящики бюро. Черновики рукописей, книги, флаконы с чернилами, перья, различные прочие бумаги на месте. Стал осматривать комнату, поднося подсвечник к предметам. Все на месте. Как быть? Пойти спрашивать у консьержа и получить дежурный ответ: никто из посторонних не входил, никакого шума не было. Заявлять в полицию? Но стоит ли привлекать к себе внимание и делаться героем последней полосы местной газеты, раздела "Происшествия".
   Свидетельство о том, что сабля подарена Магараджей, с его собственной подписью, скрепленной огромной сургучной печатью, красовалось на месте в глубине одного из ящиков, и чековая книжка находилась там же. Выходило, что единственная похищенная ценность - сабля. Бумаги не в счет. Даже, если грабитель сумел каким-то чудесным образом открыть ларчик в поисках драгоценностей или золота, и не найдя их там, увидел исписанные листы, то он, по общепринятой логике, должен был бы их в гневе отбросить, а не уносить с собой. Может быть, он чего-то испугался и выбросил их, убегая, за пределами комнаты? Не пойти ли посмотреть снаружи?
   Снова подошел к окну, держа в руке подсвечник, и вдруг заметил то, чему первоначально не придал значения. В отверстие оконной рамы вряд ли мог бы пролезть взрослый человек - настолько оно узко и мало. Но тогда, может, ребенок?
   Форточка оставалось открытой, но в нее могла бы пролезть только кошка. Настолько и она маленькая. При том задвижки на рамах плотно закрыты. Если допустить, что вор проник через окно, то каким образом ему удалось покинуть тем же путем комнату, закрыв изнутри задвижки? Если это был даже ребенок, то он не сумел бы выбраться через крохотную форточку. Может быть, это проделки какого-нибудь йога, ведь они и не такое могут?
   Доктор отодвинул оконные задвижки и распахнул окно. Теплый ночной воздух вместе со страдавшими перманентной бессонницей насекомыми ворвался в душную комнату. Высунувшись из окна, он в свете пылавшего канделябра ничего внизу и вокруг не заметил. Не видно никаких разбросанных впопыхах листов бумаги и дальше, плоть до ограды, отделявшей двор гостиницы от улицы. Не идти, в самом деле, по ночному городу с подсвечником, ища что-то под ногами. Патруль сразу заберет и будет прав. Наверное, все-таки, нужно спросить привратника. "У меня от этого не убудет, а мало ли, чем черт не шутит!"
   Затворил окно, плотно закрыл все задвижки, подтверждая известную ему русскую поговорку: "Обжегшись на молоке, - на воду дуют", и направился в гостиничный коридор, где, наверное, видел не первый сон блюститель внутреннего распорядка отеля. Тот действительно мирно посапывал в сидячем положении и, будучи потревоженным, клятвенно заверил, что "никто в комнату господина доктора в его отсутствие не входил", да он бы такого и не допустил - на то и приставлен; потом, наморщив лоб, вспоминая, кокетливо добавил: "за исключением Вашей дамы". Но та, как понимал привратник, пользовалась особой привилегией.
   - Она ушла от меня еще днем, - озадаченно подумал вслух доктор, и лицо его вытянулось.
   - Зачем, господин? - оживился привратник, чей сон был мгновенно изгнан всепожирающим любопытством. - Леди возвращалась сюда еще раз вечером, когда вы ушли. Сказала, что забыла серьги.
   Глаза привратника заблестели в предвкушении чего-то скандально-сенсационного, а доктора повторно пробил холодный пот. Струйки вперегонки побежали по спине с той же проворностью, с какой - и мысли, наступая одна на другую, догоняя и обгоняя... Этого не может быть! Стал мучительно вспоминать: носит ли, какие украшения вообще, да и серьги в частности? Память, оказывается, поленилась зафиксировать столь обыденную вещь. В этом вопросе оказался такой же не наблюдательный, как и большинство представителей сильного пола.
   "О какой позор, даже не заметил, были ли на ней серьги! А еще любовник называется!"
   Недоумевая, вернулся к себе в номер и продолжил самоистязания, сев на постель. Охватило смятенье, и Заратустра в нем приуныл - вот тебе и внешнее сходство с пророком!
   "Причем здесь Элизабет? И как я, к своему стыду, не помню, носила она серьги или нет?"
   Посмотрел на подаренные запонки, прочел по-французски, слагавшееся из нотных знаков слово "обожаемый". Вот тебе и "обожаемый"! Обожаемый, то обожаемый, да вот только такой невнимательный - какой позор! Возможно, она заходила за забытыми серьгами (постепенно смирился с этим) и отправилась в путь не сразу, чуть задержавшись. Но какая связь между ее приходом и похищением сабли, выдавленным стеклом и пропажей бумаг? Факт ее прихода еще более запутывал дело.
   "Что за чепуха? Она аристократка, жена дипломата! Как я могу ее в чем-то подозревать? Какой-то бред, господа! Но почему оконные задвижки закрыты изнутри?"
   Клубок мыслей катался, более запутываясь, в распухшей голове. Но, наконец, удалось совладать с собой, и простой вопрос "что повезу в Мадрас?" заставил придти к трезвому решению - раз нельзя ехать с пустыми руками, то придется по памяти восстанавливать.
   Достал листы черновиков, обмакнул перо в "те самые" чернила и стал мучительно вспоминать: "кажется, 15 английских батальонов... А сколько туземных? Тоже 15 или больше?..."
   Здравая, успокоительная мысль вдруг остудила воспаленное сознание: и чего это так разволновался?
   "Какая им, в конце-то концов, разница, сколько и каких батальонов участвует в маневрах, если нападать они не собираются? Да и вообще, лучше хоть что-то, чем ничего - не скажу же связному, что обокрали - вот весело будет! К тому же, учитывая, что отношение "их" ко мне, мягко говоря, не самое деликатное (постоянные ссылки да слежки) - с какой стати я должен так усердствовать?"
   Такое понимание ситуации оказало на доктора самое, что ни на есть, положительно-терапевтическое воздействие, и он, весьма быстро набросав донесение, свернул в листы трубочку, сунул в ларчик, а его - под подушку, под голову. Затем, сладко зевнув (целительное равнодушие разливалось по телу, согревая), глянул на часы: минутная стрелка опередила часовую, застрявшую на цифре "два". Однако засиделся! Где-то в закоулках сознания мелькнул противоречивый образ Элизабет, кольнув значительно затупившейся иглой. "Лучше пока не разгадывать загадку, - шепнул на ухо добрый седобородый старик, которого зовут, кто Морфеем, а кто Сном - утро вечера, как говорится,..." ... и доктор захрапел.
  
  

Глава восемнадцатая

  
   Холодный пот и тусклый рассвет. Встреча в Мадрасе и новое поручение. Яхта "Провидение" и разговорчивый капитан.
  
   Языки пламени лизали со всех сторон несчастного, не обжигая его. Было тепло, но не более того, и бедняга добродушно улыбался.
   - Ах, вам не жарко? - зловеще вскричал мистер Торнтон и сделал повелительный жест. - Мистер Сойка, подложите дров, а то наш уважаемый доктор, по-прежнему, не хочет сознаваться в том, что он никакой не турок, а русский агент.
   Пан Сойка услужливо подкладывал в костер поленья. Элизабет, сидя рядом с супругом в троноподобном кресле, равнодушно взирала на происходящее и обмахивалась перламутровым китайским веером - такой сильный жар от костра.
   "Почему она не хочет заступиться за меня? - с ленивой грустью думал сжигаемый. - Выходит, притворялась, что любит..."
   - Мистер Торнтон, на него не действует огонь, - пожаловался поляк голосом петербургского истопника-доносчика. - Зачем зря дрова переводить?
   - Тогда попробуйте расплавленным свинцом, - предложил догадливый англичанин, вдруг превратившись в того самого старца из Тайной Канцелярии, что был со звездой в петлице, и трещал коленками.
   - Слушаюсь! - Пан Сойка мигом обернулся и принес большую суповую кастрюлю, в которой с опасной аппетитностью плескалась серебристая масса.
   - Господин доктор, почитайте мне пока то, что вы написали между строк про английские войска, - ласково, как бы для усыпления бдительности, попросил поляк и с коварной неожиданностью выплеснул содержимое кастрюли на испытуемого. Серебристая вязкая жидкость (свинец быстро остывает), шипя и пузырясь, покрыла одежду, с проворностью серной кислоты прожигая ее, но, не причиняя телу ни малейшего вреда.
   Холодная Элизабет продолжала наблюдать, реагируя лишь легким подергиванием плеч: фу, какая непрочная одежда на нем! Доктор, тем временем, исступленно сдирал с себя вместе с клочьями костюма успевшие застыть слитки и бросал их к ногам коварной возлюбленной - на, мол, подавись этим богатством (блеском свинец не уступает золоту).
   - Теперь сознаетесь? - участливо спросил мистер Торнтон голосом старца из Канцелярии и для пущей убедительности хрустнул коленной чашечкой.
   - Я готов сознаться в том, что я... Заратустра! - дерзко выкрикнул доктор. - Разве этого вам мало?
   - Подвергните следующей пытке! - приказал старец голосом англичанина.
   "Оборотни какие-то: то старец, то англичанин... Почему она молчит и не вступится за меня?" - с тоской думал "Заратустра", отдавая себя в руки неких, вновь нагрянувших молодцов, которые суетливо стали его привязывать к выросшему из земли столбу.
   - Дорогая, помоги! - наконец не выдержал доктор и простер к любимой еще не связанные руки.
   - Обожаемый, потерпи! Осталось совсем не долго мучиться, и я приду к тебе... узнать, не потерял ли ты подаренные мной запонки? - Рот открывала мисс Торнтон, но голос принадлежал, вне всякого сомненья, госпоже Громадской, (опять оборотни!).
   - Режьте, кромсайте его! - Теперь рот открывал англичанин, но дребезжал канцелярский старец со звездой. - Посмотрим, какой он Заратустра!
   На сей раз, испытуемый почувствовал резкую настоящую боль во всем теле от вонзаемых кинжалов и закричал во все горло:
   - Ой, ой, ой! Бо-о-о-ольно!! ("Эх, если бы сейчас под рукой оказалась та сабля, я бы им показал!")
   - Прекрати-и-ите!!! - раскатисто заревел новый голос и перед всеми предстал крупнотелый старец в веригах, с неуемной седой бородищей.
   - Кто это? - повис в воздухе немой вопрос.
   - Я Фома! - Засветился голубым неземным светом апостол. - Можно я потрогаю его раны?
   Экзекуторы замялись, смутились, не знали, куда девать глаза и руки - появления столь значительного действующего лица никто не ожидал, а откуда-то сверху, похоже с небес, донеслось: - А куда я иду, вы знаете, и путь знаете?
   - А это еще кто? - повис второй немой вопрос.
   - Господи, не знаем, куда идешь... и как можем знать путь? - ответил за всех назвавшийся Фомой и обратил взор вверх. Тут и остальные задрали головы, но никого не увидели. Казалось, что про доктора временно забыли (добрый, явившийся, как и положено, по статусу, вовремя апостол отвлек мучителей) и, благодаря этому, раны несчастного мгновенно зарубцевались.
   - Иди в свою Индию и проповедуй там! - огрызнулся пришедший быстрее всех в себя поляк (кстати, он единственный, кто свой облик на протяжении всей сцены так ни разу и не изменил - не стал оборотнем). - И прими там мученическую смерть, Фома! Ты убедился, наконец, неверующий Фома, что раны настоящие?
  
   ... доктор ощупал свое тело, открыл глаза: ни столба, ни ран, ни свинца, ни Фомы - никого и ничего не было, а был снова холодный пот и тусклый рассвет за окном. "Однако, нервишки у меня ни к черту! Пора бросать эти индийские " забавы" и махнуть на воды... хоть в тот же Карлсбад!"
  
  

* * *

  
   Дорога от города, расположенного на берегу, до горы Святого Фомы оказалась весьма приятной (удалось быстро нанять экипаж), чего нельзя сказать о поездке в душном, переполненном людьми разных каст, поезде. На протяжении всех 8,5 миль простирались, утопавшие в буйной и сочной зелени, коттеджи англичан, радовавшие глаз архитектурным разнообразием и непохожестью одного строения на другое, словно владельцы соревновались друг с другом: "А у меня лучше!" Множество экипажей и повозок сновало туда-сюда по этой оживленной трассе.
   За более чем трехсотлетнюю свою историю Мадрас повидал многое. Начиная с 1653 года, когда была закончена колонизаторами постройка форта Святого Георгия, вокруг стен которого начали быстро расти "белый" и "черный" город, бесконечные волнения и распри между местными и пришельцами, казалось, не имели конца. "Белый" город англичан и "черный" - ремесленников, купцов и слуг никак не могли жить в мире и согласии.
   Отличительный рельеф местности - высокая гора в окрестностях, где по преданию Святой Фома в 1-м веке построил распятие, молился и проповедовал христианство. Там его пытали и убили, а гора стала носить его имя. Построенная на месте трагедии церковь окончательно упрочила память об одном из учеников Христа.
   Доктор подошел к храму в назначенный час, когда солнце нещадно хлестало прямыми лучами точно по темени. Поправив феску, которая мало спасала от раскаленной солнечной ласки, он доверил свое тело тени, создаваемой росшим вблизи высоким деревом, и стал дожидаться встречи. Ждать пришлось не долго, и ранее уже знакомый голос промурлыкал над ухом:
   - Доброго здоровья, уважаемый доктор.
   - Снова вы, Ованес?
   - Нет ли за вами слежки? - Купец армянин в наряде сикха приветливо улыбался и буравил доктора проницательным взором.
   - Я ничего не заметил.
   - А мы сейчас это проверим, идите за мной.
   Они отошли подальше от толпы, входившей и выходившей из дверей храма, и встали в сторонке, спиной к публике. Тадевосян достал маленькое круглое зеркальце, умещавшееся в ладони, и как бы поправляя свою чалму, стал вглядываться в него. Прошла пара минут.
   - Загляните в мое зеркальце. Вон там, у дверей появился маленький господин в чалме. Он смотрит в нашу сторону. Не знаком ли он вам?
   - Постойте, постойте, - доктор мгновенно узнал эту "нахохлившуюся" фигурку. - Я знаю его. Это мой коллега, ученый, но как он оказался здесь? Я, правда, сообщил ему, что еду в Мадрас, но составить мне компанию ему не предлагал. Странно...
   - Он, вероятно, прибыл тем же поездом, - предположил Ованес, пряча зеркальце.
   - Но ни в вагоне, ни на перроне я его не видел...
   - Оно и понятно: зачем он будет мозолить вам глаза, коль вы его не звали?
   - Значит, он следит за мной? - прозрел доктор.
   - Если это не его двойник, выходит, что так. Пойдемте к моему экипажу, нам нужно оторваться от слежки.
   Они подошли к запряженному четырьмя красавцами жеребцами шарабану. Кони, то ли от жары, то ли от нетерпенья, взрыхляли копытами раскаленную землю.
   - Али, гони в порт! - скомандовал торговец кучеру, и карета точно угорелая помчалась по пыльной дороге. В заднее оконце доктор увидел, как выряженный индусом, маленький светлокожий человечек заметался, бросаясь от кареты к повозке, от брички к пролетке, от тарантаса к одноколке, уговаривая возниц, но те почему-то недовольно отворачивали свои смуглые лица: заняты, мол, сэр, - не взыщите. Похоже, ожидавшие своих хозяев, кучера так и не вняли мольбам маленького "индуса" и шарабан армянского купца примчался в Мадрасский порт, имея за собой лишь пыльный шлейф, а не пана Сойку.
  
   Получив по дороге от доктора стопку листов (удалось настрочить довольно много), связной, в свою очередь, вручил ему сложенную вчетверо бумагу.
   Прибыв на место, они продолжали сидеть в экипаже, от раскаленной крыши которого отдавало адским жаром, и пот весело струился из-под турецкой фески.
   - Плохо переносите жару? - улыбнулся Ованес. - Неужели в вашей Турции прохладней?
   - Это скорей от нервов! - Ежеминутно утираясь огромным батистовым платком, который можно было уже выжимать, доктор начал читать:
  
   "Для изучения чайного дела и выяснения условий, как культуры, так и производства, Высочайшем Постановлением назначается экспедиция в Индию в составе 4-х лиц: инспектор Кавказских удельных имений Клинген, профессор географии Императорского Харьковского университета Краснов, агроном Симпсон, сельский хозяин Снежков.
   Экспедиция обязана озаботиться выбором, приобретением в Индии и доставке затем в Батум семян, саженцев и укоренившихся кустов, а также наемом и доставке рабочих и мастеров, как для засевания чая, так и для выделки его и обработки.
   В обязанности экспедиции вменяется также ведение денежной отчетности и дневника с ежедневными записями о деятельности членов и посещенных ими мест".
  
   - Причем здесь я? - уныло удивился доктор, возвращая странное послание.
   - Вам требуется негласно сопровождать экспедицию по всему маршруту, создавая ей безопасные условия, и письменно докладывать обо всех непредвиденных случаях, могущих возникнуть наперед.
   - Когда они прибудут? - Доктор понимал, что подобные переназначения не обсуждаются. "Раз чай потребовался, значит, будем заниматься чаем - это, пожалуй, попроще, чем разведывать вооружение. Чистейшее "вегетарианство", и риска, соответственно, меньше. Очень хорошо, что из "востоковеда-индолога" придется превратиться в "чаеведа-дегустатора".
   - Послезавтра морем из Одессы прибывают в Бомбей, поэтому вам следует отправиться туда сегодня же и встретить их.
   - Так сказано: "негласно"?
   - Сначала вы с ними вполне гласно познакомитесь, чтобы знали, что вы "свой", а затем все будет происходить, как предписано. Они, как и вы, будут делать вид, что не знают вас.
   "Опять начинается маскарад, - с тоской подумал доктор. - Не старец ли со звездой придумал эту комедию? И чем только эти бездельники там себя ни развлекают - теперь до чая додумались!"
   - А на каких, так сказать, правах экспедиция едет сюда?
   - Все согласовано и с индийской, и с английской, сторонами, хотя, конечно, может в дальнейшем произойти всякое.
   - За мной ведь и так ведется слежка. Боюсь, мое участие навлечет на них лишь подозрение.
   - Раз так хотят "там", то им, наверное, виднее, - загадочно улыбнулся Ованес. - Эти вопросы не решаю, я лишь связной, но, полагаю, что в случае угрозы вашей безопасности, вас просто отзовут.
   - Не было печали... - пробурчал себе под нос доктор и посмотрел в заднее окошко - не догнал ли пан Сойка? Увы, дорога пылилась без сойкиного участия.
   - Вот вам и еще письмо, - снова зашелестел бумагой связной. - К капитану яхты "Провидение", которая сегодня отплывает в Бомбей. Он вас доставит до места. Судно на рейде. Видите вон те мачты? - Ованес указал в сторону частокола мачт и дымящихся труб. - Отправляйтесь без промедления. Этот капитан вас однажды подвозил на остров Элефант.
   - Вон оно что! Старый знакомый! Капитан-говорун... Ну, а тем человеком в подземном храме, наверное, были вы?
   - Это неважно, - сухо отрезал связной. - Мы заговорились. С минуту на минуту нагрянет ваш коллега... преследователь, так что поторопитесь. О дальнейших встречах со мной или с кем-то другим вас известят. Прощайте.
  
   Ованес уехал, а доктор побрел к причалам, размышляя о крутой перемене в своей судьбе.
   Значит, в Кашмир вернуться не придется? Вещи брошены в отеле, но это не беда - Бог с ней, с одеждой! Плохо, что остались улики: те самые чернила, например... А как Элизабет? Она придет и будет в недоумении: куда исчез любовничек дорогой? Хотя, может быть, это и к лучшему - роман слишком затянулся... и эта странная кража. А дорогой коллега, пан Сойка, мало того, что извращенец, да и шпионит за мной! То-то он так настойчиво добивался, чтобы я сознался в своем славянском происхождении. Ишь ты, каким фруктом оказался обожатель Шопена и польский патриот! Впрочем, ничего странного: раз англичане его пригрели, то, вполне естественно, что он будет (даже обязан) работать на них...
  
   - Послушай, любезный, - остановил доктор спешившего мимо матроса, - где здесь пришвартовалась яхта "Провидение"?
   - Вон! - указал моряк на небольшое суденышко, примостившееся у ближайшего причала.
   Подойдя, в нерешительности остановился у трапа. Потертая надпись на носу подтверждала, матрос не обманул.
   "Значит, не случайно приснилось, что пан Сойка подкладывал поленья в костер, - больно кольнуло в сознании. - Какой же он негодяй и лицемер! Да и она не лучше - все они здесь заодно..."
   - Господин, шейх Мухаммед! - вывел из оцепенения голос, донесшийся с борта судна. - Прошу вас, идите сюда!
   Человек на корабле приветливо махал рукой. Это, и в самом деле, тот индус, что подвозил на своей яхте на остров Элефант.
   - Я капитан "Провидения" Дулип-Сингх, - представился улыбчивый хозяин, когда доктор ступил на палубу. - Надеюсь, узнали?
   - Да, разумеется! Очень рад, - улыбнулся доктор, протягивая конверт. - Для вас письмо.
   - Пойдемте, я покажу вам вашу каюту, - предложил капитан, прочитав послание. - Об оставленных в Кашмире вещах не беспокойтесь, - здесь найдете все, что вам необходимо.
  
   Каюта оказалась просторной и светлой, и, действительно, в ней обнаружилось все, что требовалось для цивильной жизни, начиная со смен белья, бритвенного прибора с помазком, мыла, туалетной воды и, кончая парой приличных костюмов нужного размера, сорочек и нескольких пар обуви.
   "Что за чудо! - мысленно воскликнул пассажир. - За что такая забота?"
  
   Когда якорь подняли, и судно заскользило по зеркальной глади, то и дело покрывавшейся рябью (слегка непогодило), удаляясь от высоких гор, лежавших по южную сторону города, капитан пригласил гостя в свою каюту отужинать. На сей раз капитан оказался на яхте не один. Имелись, помимо рулевого, повар, матрос, занимавшийся парусами и моторист. Судно парусно-винтовое.
   "Почему в прошлый раз никакой команды, и капитан лихо управлялся один? Может, всех старых прогнал, а новых не набрал? Конечно, и путь следования тогда был невелик, (не то, что сегодня предстоит) - легкая прогулка в прибрежных водах. Почему бы и самому не поупражняться в искусстве судовождении? А, может, всех отпустил в увольнительный на берег? Чтоб свидетелей не было? Да, какое, в конце концов, мне до этого дело? Один, так один!"
   Доктор, в прошлый раз, отметивший неуемную говорливость индуса, не стал, и сейчас препятствовать проявлению этого излишества гостеприимства, дав себе слово терпеть.
   - ... вначале у нас отсутствовало священное писание, - начал просвещать хозяин сразу после десерта, - но вскоре составили "изначальную книгу" - сборник гимнов. Гимны из этой книги мы поем на молитвенных собраниях.
   "Не собирается ли он их сейчас исполнять?" - встревожился доктор, но опасения оказались напрасными, индус петь не стал.
   - Мы обходимся без священнослужителей, - пояснил рассказчик. - Каждый общается с Богом сам, творя молитву на собраниях.
   - А ваш национальный герой, Гуру Гобинд, и по сей день остается образцом для всех сикхов? - проявил осведомленность доктор.
   - Конечно, - оживился капитан. - Это великий человек. Он был непревзойденным наездником, отлично владел всеми видами оружия и воинского искусства, а, кроме того, свободно читал, писал и говорил на хинди, персидском и санскрите, не считая родного пенджабского языка, хорошо знал священные тексты индуизма, был знаком с мусульманской верой и, разумеется, глубоко чтил сикхский канон.
   - Но он, фактически, бунтарь? - снова спросил доктор, отметив, что морской воздух, по-видимому, бодрит, не позволяя погрузиться в привычно приятную дрему.
   - Да, он не мог принять проповедь смирения и покорности, к чему призывали основатели религии Нанака. "Пусть в одной руке будет пища для бедных, а в другой - меч для тиранов!" - провозглашал он.
   - Гуру Гобинд неустанно боролся с могольской властью, но оказался в одиночестве? - продолжал блистать эрудицией доктор.
   - Князья не поддержали сикхов, и тогда Гобинд бросил им в лицо: "Вы перестали чтить истинного Бога, поклоняясь богам, богиням, рекам, деревьям и прочему! (Рассказчик так увлекся, что даже выскочил из-за стола, размахивая руками.) Вы так низко пали, что, стремясь угодить вашим мусульманским владыкам, отдаете им своих дочерей!"
   Очевидно, поняв, что немного переусердствовал, капитан спросил примирительно: - Надеюсь, дорогой шейх Мухаммед, вы не обидитесь за эти его слова на всех сикхов?
   - Что вы, я ученый и подобные вопросы рассматриваю лишь в научно-историческом, а не в догматическом контексте.
   - Ну, и хорошо, господин доктор! Если я вам не очень надоел, то позвольте и дальше быть вашей Шехерезадой?
   - Если нам плыть даже не "тысячу и одну", а всего лишь одну ночь, то, все равно, я охотно послушаю ваши сказания, - в угоду вежливости покривил душой гость. Хозяин принял слова за "чистую монету" и застрекотал с новой силой:
   - Гобинд понял, что надеяться он может только на себя и свою общину, положение в которой, однако, оставляло желать лучшего. В ту пору сикхи были чем угодно, но только не союзом равных. Подавляющее большинство членов общин составляли крестьяне, ремесленники и торговцы. Все они находились в подчинении у зажиточной верхушки, и Гуру Гобинд видел в этом главное препятствие на пути единения общины.
  
   Разговор затянулся далеко за полночь - "Шехерезада" оказалась неисчерпаемой, - от сикхов плавно перешли к европейцам, и об отношении местного населения к ним.
   - Ах "эти в шляпах"! - так у нас всегда называли европейцев. Было и еще одно прозвище: "фиранги", то есть "франки". Оно относилось к любым европейцам, независимо от национальности, потому что все пришельцы казались индийцам на одно лицо. Постепенно стало выясняться, что среди них есть португальцы, англичане, французы, голландцы, датчане...
   Рассказчик на "датчанах" почему-то поперхнулся и закашлялся, чем воспользовался доктор и продолжил тему:
   - Их всех влекла Индия, о которой в Европе ходило не мало легенд. Она виделась жителям Запада страной чудес, где, и впрямь, каждый второй - кудесник и маг, а каждый третий - обладает несметными сокровищами.
   - Надо заметить, - наконец прокашлялась "Шехерезада", - первым представителем "этих в шляпах" жилось здесь не сладко. - Чтобы окончательно покончить с кашлем, капитан промочил горло сельтерской водой, что дало прекрасный результат. - Вы не были, доктор, на здешнем старом английском кладбище?
   - Нет, не успел. ("Теперь и до покойников добрались!") Где оно находится?
   - Оно расположено в форте Сент-Джордж. Там есть могилы даже семнадцатого века, и на их истертых плитах можно увидеть даты, говорящие о том, что редко кому удавалось дотянуть до полувекового юбилея, - в основном к праотцам отправлялись значительно раньше.
   - Отчего так?
   - Одних уносили войны, других - болезни. Презрение к туземцам мешало европейцам перенимать сложившиеся за тысячелетия традиции, помогавшие приспособиться к капризному местному климату. "Эти в шляпах" упорно ходили в одеждах из толстого бархата или сукна, много пили, сохраняли преданность ростбифу и свиной отбивной. Возводя свои дома и поселки, не обращали внимание на опыт здешних строителей, создавали себе здесь маленькую Англию или кусочек Франции или Голландии, даже кустарник подстригали...
  
   Слушая неугомонно-неутомимого капитана, доктор почувствовал, как глаза начали непроизвольно смыкаться (и морской бриз не помог; начавшаяся легкая качка способствовала убаюкиванию). Это заметил зоркий рассказчик и сжалился над гостем.
   - Я вас совсем заговорил, господин доктор. Простите. Вы безуспешно боретесь со сном - я вижу. Еще раз прошу прощения, что утомил! Все оттого, что редко встретишь столь замечательного собеседника как вы!
   - Извините и вы меня, сэр, но я всю прошлую ночь трясся в душном поезде, и слегка утомлен, так что, с вашего позволения, пойду вздремну немного.
  
   Ночь выдалась безлунной, вокруг чернела лишь пустота. Судно неслось в кромешном мраке, только звезды указывали путь на юг, вдоль Коромандельского побережья, через пролив, отделяющий Цейлон от полуострова, вдоль Малабарского побережья, к Бомбею, навстречу новому повороту в судьбе нашего героя...
   Капитан взошел на мостик, и что-то спросил у матроса за штурвалом. Тот согласно покачал головой - мол, следуем правильным курсом. Из открытого иллюминатора пассажирской каюты доносилось легкое похрапывание.
  
  

Глава девятнадцатая

  
   Дотошный слуга. Члены "чайной" экспедиции. Гримерная. Благая весть и новые обязанности. Пан Сойка докладывает.
  
   Пароход "Чихачев" встал на бомейский рейд без опоздания. Судно доставило из Батума керосин, а назад должно везти 100 бочек кокосового масла, 15 ящиков ладана, гвоздику и имбирь, как и обещал Дали-Насю-Ванджи. Его слуга-распорядлитель Абдул-Рахман-Хан суетился на причале. Он знаком с капитаном "Провиднения" и, встретившись, долго с ним разговаривал. Доктора подмывало с кем-то поделиться тем, что с ним случилось в "Огнях Кашмира". Но удобно ли говорить об этом со слугой купца- перса, хотя и он больше, чем просто слуга. Однако, словно прочитав докторские мысли, Абдул-Рахим_хан сам подошел.
   - Вам нельзя возвращаться в Кашмир. Англичане перехватили ваше послание и ждут-недождутся появления автора.
   - Как? Значит, это не обычная кража?
   - Какая наивность! - улыбнулся слуга. - За вами давно идут по следу. Расскажите мне об этом поподробнее.
  
   Доктор поведал дотошному "слуге" все до мельчайших деталей, лишь не упомянул о серьгах, почему-то устыдившись.
   - Это очень плохо и похоже на провал, - нахмурился Абдул-Рахим-Хан. - Так какие данные, а таком случае, вы передали, если документы похитили?
   - Все восстановил по памяти, - нашелся доктор.
   - Завидую вашей памяти. А мне ничего больше не забыли сообщить?
   - Чуть не забыл, несмотря на хорошую память, - хлопнули себя по лбу доктор. - Возле церкви святого Фомы обнаружился "хвост" - поляк Сойка.
   - Это моя оплошность, - посерьезнел слуга. - Я не успел вас предупредить о том, кто такой этот Сойка. Может английский прихвостень и совершил кражу...
   - Не думая. Он не мог придти в мое отсутствие. И у него алиби: мы в тот злосчастный вечер находились вместе у госпожи Громадской.
   - Непоправимое свершилось, так что, кто осуществил кражу, значения не имеет. Послушайте, что скажу! В связи с изменившейся обстановкой, вам придется тоже "измениться".
   - Как? - нетерпеливо воскликнул доктор.
   - Теперь вы не тот, кем были раньше, а профессор Краснов, член русской чайной экспедиции. Настоящий Краснов отправится назад с вашими документами, а вы с его - будете членом этой экспедиции. Придется лишь сбрить усы и бороду, да напялить парик, пока ваши волосы на голове не отрастут. Больше не брейте голову, - теперь вы не мусульманин, - наконец улыбнулся АбдуРахмаХан. - И, вообще, теперь вы брюнет, так что придется слегка подкраситься - краску я привез.
   - Когда же приступим? - уже натерпелось доктору попробоваться на новую роль
   - Этим мы займемся после того, как встретим экспедицию... Да вон они высаживаются из катера, - указал рукой слуга. - Пойдемте к ним!
   На землю ступали груженные баулами и коробками люди, цвет которых сохранял северную бледность, - наверное, весь долгий путь сидели по каютам, прячась от палящих лучей.
   - Одно мне не ясно, - поинтересовался доктор. - Первоначально, как я понял из письма, оказанного мне связным, я должен негласно сопровождать экспедицию, продолжая быть тем, кем был.
   - Так намечалось первоначально, но в связи с происшедшим, вступил в действие резервный план.
  
   Шей-Мухаммед и Абдул-Рахмахан подошли к толпе, высадившейся на берег. Обменялись приветствиями. Сопровождавший вновь прибывших капитан "Чихачева" Степан Кузьмич Грекке представил всех ученых и не ученых поочередно:
   - Господин Клинген, начальник экспедиции (рукопожатие, кивок). Господин Краснов, профессор географии (настоящий Краснов и будущий - пристально посмотрели друг другу в глаза, по-видимому, предчувствуя грядущее "переселение душ"). Господин агроном (рукопожатие и кивок). Господин Снежков, сельский хозяин (обладатель столь "северной" фамилии был бледнее всех - не даром людям изобразительные фамилии даются).
   - Прошу любить и жаловать, - завершил представление, обрусевший до неприличия (любивший в крайних проявлениях все русское: от блинов до водки) обладатель немецкой фамилии.
   - Господа, прошу следовать за мной! - сделал приглашающий жест слуга купца-перса, в чьей национальности стал все больше сомневаться доктор.
   - Экипажи поданы, отправляемся в отель. "Ведет себя по-европейски. Ну, и страна! Сплошные оборотни - в кого ни ткни, начиная с себя... Правда, я не по своей воле, а они неизвестно по чьей."
  
   После того, как расселение закончилось, один из гостиничных номеров превратился в гримерную. Абдул-Рахим-Хан сразу "колдовал" над двумя клиентами. Первому, настоящему профессору Краснову брюнету, побрили голову, приклеили усы и бородку светлого цвета. Пришлось расстаться и с пенсне, а голову покрыть отобранной у мнимого турка феской. Профессор стал щуриться, будучи близоруким. Его успокоили, что не надолго - наденете свое пенсне, как только покинете Индию. Шаровары тоже не понравились харьковскому профессору, как и вся затея. Не успел приехать, и на тебе, от ворот по ворот! Но что делать - это соизволение свыше, здесь затрагиваются государственные интересы, которые не могут входить в компетенцию профессора географии. Как говорится: "всяк сверчок..." Заставили харьковчанина и слегка прихрамывать на левую ногу. Сначала это у него получалось слишком утрированно, что нимало позабавило окружающих. Доктор самолично показал двойнику, как надо, и к кону "урока" хромота географа ни у кого не вызывала сомнения. Инвалид с детства (пострадал при родах - не тем местом вылезал, бедняга). Покончив с первым "клиентом", и, вручив ему документы на имя турка из Смирны, "гример" принялся за второго. Дело пошло веселее: сбрили к чертовой матери усы и бородку, напялили на бритую голову брюнетистый парик, а на нос - пенсне с простыми стеклами (без диоптрий). - Эти аксессуары имелись у запасливого чудо-слуги. Единственно, с чем не удавалось справиться, так с докторской подлинной хромотой, что, фактическим, сводило на нет весь маскарад. Потом плюнули и успокоились: мало ли хромых на белом свете, и часто - на левую ногу. Увидят со спины, что хромает - подбегут, ага попался! Заглянут в лицо, а это вовсе и не тот, кого искали. Обознались маленько, господа англичанцы!
   Придя к этому утешительному умозаключению, "гример" завершил работу и сказал, что "артисты" к выходу на "сцену" вполне готовы. Новому турку предстояло отправиться на том же пароходе обратным рейсом, а новому профессору географии - присоединиться к чайной экспедиции.
  

* * *

   - Привет вам от супруги вашей. Она и дитятко здоровы, да и батюшка тоже, - припал к уху доктора господин Клинген. - Ждут с нетерпением возвращения вашего.
   - Благодарю за благую весть, - кивнул доктор настороженно, хотя внутренне оттаял, и поправил для дела - меня, мол, не разжалобишь - не хотевшее располагаться на носу пенсне.
   - А теперь, - оторвался от докторского уха начальник экспедиции, - расскажу о ваших обязанностях. - На вас возлагается: первое - определение естественноисторических условий культуры чая и других сельскохозяйственных субтропических растений... - Доктор поежился, -... наблюдения над влиянием различных факторов на развитие чайного куста и других растений... - Доктор вздрогнул, -...выводы относительно наиболее благоприятных условий для будущих чайных и других плантаций... - Доктор хотел о чем-то спросить, но поперхнулся и закашлялся.
   - Второе: - позволив прокашляться, с неумолимостью прокурора продолжил Клинген, - составление коллекций, относящихся до выяснения естественноисторических условий чайной и других субтропических культур...
   "Напрасно я радовался, - с тревогой подумал доктор, - это, пожалуй, будет потяжелее прежнего рода деятельности".
   - Третье: - звучало как приговор, - составление отчета о результатах произведенных определений и наблюдений, применительно к условиям южно-российских имений, с указанием на плане наиболее пригодных мест, как для разведения чайного куста, так и других субтропических культур.
   "Составление отчета это еще, куда ни шло - тут дело привычное. Обычно подобные отчеты никто и не читает".
   - А что четвертое? - спросил доктор с обреченностью повешенного, которому нестрашно отсечение головы.
   - Это все. - Господин Клинген закрыл папку и завязал синие тесемки. - Вам мало?
   О нет! Что вы! Вполне достаточно, - испугался новоиспеченный "профессор чайных дел". - А с посещения, каких мест вы хотите начать свою деятельность?
   - Сначала мы отправимся в восточные Гималаи, а если время позволит, то и а западную их часть. Затем через Калькутту - на Цейлон, где должно быть обращено особенное внимание на выделку чая машинным способом. В обратный путь экспедиция отправится по частям: сначала один из помощников - прямиком в Батум; остальные остановятся в Коломбо и останутся там на зимние месяцы для более подробного изучения чайного производства... - Доктор успешно подавил предательскую зевоту, чего, к счастью, начальник на заметил. - Затем и они со всеми саженцами и кустами, с нанятыми цейлонскими рабочими тоже отправятся в Батум для прибытия туда к весне - времени посадки привезенных культур. - У доктора на лбу выступила испарина, и он полез за своим огромным батистовым платком.
  

* * *

   - Мистер Сойка, как вас угораздило упустить турка и связного? - в голосе Генри Торнтона проблескивали молнии.
   - Они неожиданно умчались в экипаже, а я не сумел нанять никого для погони, - как назло все кареты были заняты, - оправдывался поникший поляк.
   - Что за наивность? Почему вы не озаботились коляской заранее?
   -Виноват. Оплошал, сэр.
   - А куда подевался этот турок? Он ведь не вернулся в отель, где его ждали с распростертыми объятиями, - как в воду канул. Вы не знаете, где он?
   - Я собирался на днях навестить его. - Беспомощно развел руками-крылышками, ставший совсем маленькой птичкой, поляк.
   - Теперь не трудитесь, - злорадно улыбнулся англичанин. - А что вы мне скажете по поводу другого... деликатного дела, которое я вам поручал?
   - После вашего отъезда, сэр, я сразу застал у него вашу супругу.
   - Делается интересней! - В глазах мелькнули искорки. - Ну, и ну?
   - В ответ на мое удивление она хотела все перевести в шутку, но я заметил, что ей весьма неловко.
   - Дальше, дальше! - торопил слушатель, хотя рассказчик и не собирался останавливаться.
   - А в день, когда мы с доктором отправились на сеанс к госпоже Громадской, мисс Элизабет помчалась к вам, так как ей было видение, что с вами что-то случилось, сэр.
   - Ей видение? Да, что вы говорите? С каких это пор? Вот забавно!
   Ее взбалмошность не знает предела. Продолжайте!
   - В тот вечер мистер Скотт сообщил, что якобы с маневров пришла депеша о том, что вы тяжело ранены и находитесь в госпитале. Все очень перепугались. Выходило - видение, посетившее вашу супругу, пророческое?
   - Да, меня слегка задело осколком снаряда, - указал Торнтон на свою забинтованную левую руку, - но ничего серьезного: так, царапина, пустяк...Я лично разберусь с теми, кто сеет панику, кто послал такое сообщение и подстроил это "видение"!
   - Я очень рад, что все оказалось не столь страшным, мистер Торнтон! - заискрился поляк. - Какие с вашей стороны будут дальнейшие указания?
   - Получены сведения, что в Бомбей пароходом прибывает группа лиц из России для изучения здешнего чаеводства. Впрочем, об этом визите известно заранее и достаточно давно - вопрос утрясен на правительственном уровне, но... - Англичанин сделал выразительную паузу и лукавое лицо. - Разумеется, только чаем здесь дело не ограничится и, наверняка, наш мнимый турок будет иметь с ними контакт. Эта экспедиция послужит нам "лакмусовой бумажкой" для выяснения истинного "цвета" нашего общего знакомого.
   - Что поручается мне? - не терпелось поляку получить новую возможность как-то проявить себя и "отмыться" от старых грехов.
   - Хорошо б бы вам...
   - Мистер Торнтон, извините, - раздался голос показавшегося в дверях курьера, - вам срочное сообщение. Англичанин взял конверт и вскрыл, быстро пробежал глазами, лицо вытянулось.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  
   За знакомство! Снова научный труд. Чемоданчик. Клубок "влюбленных" змей. Сойка пожаловал. "Чайные" истории по дороге в Дарджилинг. Город вполне европейский. Шерпы, яки и проводники. Лекция плантатора. Труд Клингена. Засыпание. Недочитанная газета.
  
   - Азиатский департамент Министерства Иностранных дел связался через своих представителей с англо-индийским правительством и получил заверения, что при своевременном оповещении грузы из Индии в Россию будут свободно пропущены, - рассказывал господин Клинген новому члену экспедиции. - Ваш послужной список таков ... запоминайте! Что вы профессор Харьковского Университета и профессор географии, вам известно?
   - Да, - согласился бывший турок, - это я понял сразу.
   - Вы, к тому же, автор многочисленных научных трудов по вопросам ботаники и географии.
   - Согласен и с этим.
   - Кроме того, вы много путешествовали по свету, в том числе и в страны Востока.
   - Истинная правда! Я, и в самом деле, востоковед и владею несколькими языками.
   - Вот и прекрасно! А теперь расскажу о себе и о других участниках, если позволите.
   - Охотно послушаю.
   - Я окончил Московский Университет, а затем и Петровскую Земледельческую Академию, имею печатные труды по агрономии. До сего момента занимал пост инспектора Кавказских Удельных имений.
   " Какой важный господин-то передо мной!" - восхитился доктор, продолжая слушать.
   - Господа Симпсон Владимир Оттович и Снежков Григорий Григорьевич, агрономы, специалисты по субтропическим растениям Черноморского побережья Кавказа. - Находившиеся здесь же господа агрономы поклонились.
   - Очень рад познакомиться, - поклонился и бывший турок. - А когда предполагаете тронуться в путь?
   - В самое ближайшее время, как только наймём проводников, - ответил Клинген и стал шарить в своём бауле, ища что-то. Поиски были не долги, и увенчались полным успехом. На столе появилась пузатая ёмкость и маленькие чарочки. - А теперь по русскому обычаю за знакомство, как говорится, по маленькой! Как вы на это смотрите, Андрей Николаевич? - Оба "Андрея Николаевича" (и новый и старый) обернулись. - Привыкайте, привыкайте, батенька! (обращаясь к новому). - А вы, батенька, отвыкайте, отвыкайте помаленьку! (обращаясь к старому).
   - Иван Николаевич, я не прочь, - заулыбался доктор, - хотя, как говорится у классика, "давненько не брал я шашек в руки".
   - "Знаем, знаем, как вы плохо играете!" - продолжил цитату Клинген, виртуозно разливая водку. Все молча выпили без закуски и временно затихли, каждый думая о своём. Жаль, что так вышло с одним из членов экспедиции (человек проделал столь долгий путь - и на тебе - назад!). Но подобный вариант предусматривался ещё "там", хотя никто не верил, что им придётся воспользоваться. Участники прекрасно сознавали: не "чаем единым" может быть жив русский человек, но и стратегическими интересами Родины, пославшей своих сынов в столь далёкие и малоизученные края.
  
  
   "Андрей Николаевич" стоял перед зеркалом в своём номере, привыкая к новому облику. Без бородки и усов даже помолодел. Узнает ли теперь в нём, гладко выбритом брюнете (парик сидел хорошо) Элизабет прежнего своего возлюбленного? Вот только фальшивое пенсне не хотело сидеть на носу (и в этом нужна сноровка). Оправдались ли её предчувствия по поводу несчастья с мужем? Неужели больше не придётся увидеть ни госпожу Громадскую, ни Дади-Насю-Ванджи, ни... О как внезапно и быстро всё переменилось! Очень жаль, очень жаль... Как раздражает это постоянно сваливающееся пенсне, кто бы знал... По окончании "представления" растопчу, чёрт бы его побрал!
   Новоиспечённый "профессор Краснов", наконец, оторвался от зеркала и уселся за стол. Перемена статуса, обстоятельств и облика ни в коем случае не должны мешать писанию труда. Доктор тайно надеялся: его "исследования" когда-нибудь будут использованы по прямому назначению. А не только как ширму для разведывательных данных. Позвал коридорного и велел принести бумаги (да побольше) перо, чернил, и приступил к работе.
   " В эпосе Бундахиши родиной Заратустры называется река Дареджа, которая вовсе не совпадает с авестийской Датией. Дареджа - царь рек, ибо отец пророка пребывал на её берегах и Заратустра рождён именно там. Эта река находится в Эранвеже, что является территорией современного Ирана. Возможно, переписчики древних текстов в данном случае допустили досадную ошибку, которая прокралась в канонический текст. Она на протяжении столетий вводит в заблуждение исследователей." ... И с паном Сойкой теперь не обменяешься мнением о написанном. Ну и что из того, что он такой-эдакий! У всех есть недостатки... Как ни как, коллега, и было о чём с ним потолковать, а теперь... не с агрономами же говорить о подобных вещах?
   " Арьяна Вэджа из селения расположенного на реке Датии, по чьей-то оплошности, стала рекой Дареджа, соединив в одном названии два. А затем при уточнении, где находилась сия несуществующая река, Арьяна Вэджа превратилась в Эранвеж, став из селения страной. Такое вполне возможно, особенно учитывая практически одинаковое произношение этих названий." ... Как жаль булатную саблю (подарок ценный!). Кто похитил? А что станет с моим скарбом? Неужели больше не увижу и Элизабет? Когда часто встречались, это превращалось в обременительную обязанность, но сейчас превратилось в потерю... "При раскопках Аркаима найдена именно легендарная Арьяна Вэджа, датируемая 12м тысячелетием до Рождества Христова, следовательно, арийское государство Хайрат (Ариат) находилось на территории России, в Предуралье, в месте слияния двух рек Камы и Чусовой. Там и родился Заратустра".
   В дверь номера постучали, и Абдул-Рахман-Хан вырос на пороге.
   - Господин, док... Извиняюсь! Господин, профессор, хочу сообщить последние известия из Кашмира. За вещи не беспокойтесь - всё к вам вернётся...
  -- А сабля? - Доктор почувствовал себя ребёнком, у которого отняли игрушку.
  -- Отыщется и она, - успокоил гость.
  -- А как мистер Торнтон?
  -- Получил незначительное ранение - так себе, царапину.
  -- Значит, всё-таки, сбылось?
  -- Что сбылось?
  -- Да не важно. Это я так...
  -- Теперь, в связи с изменившимися обстоятельствами (мистер Скотт под "колпаком", и контакт с ним затруднён), вам надлежит во время экспедиции в предгорья Гималаев заняться рекогносцировкой местности, составлением, по возможности, подробной карты. О дальнейшем будете извещены... А вот вам и всё необходимое для новой работы.
   Абдул-Рахман-Хан поставил на пол небольшой чемоданчик и откланялся.
  
   "Профессор" раскрыл чемоданчик. Действительно, там находилось всё, что требовалось для нового рода деятельности: циркуль, масштабная линейка, лекала, компас, карандаши, перья, бумага и много другого необходимого, включая и флаконы с разноцветными чернилами, среди которых были и те, что становятся видимыми лишь при нагревании.
  
   "Родословная пророка, согласно арийской традиции, выглядит внушительно. Она восходит к первому человеку Гайа Мартану. Имя его в переводе с авестийского означает "Жизнь Смертная". Гайа Мартану или Гайомарт - это, по сути, зороастрийский Адам. Он сотворён из земли самим Благим Духом, Ахура Маздой.
   В библейской Книге Бытия человек появляется в мире в шестой день Творения. И в древнем арийском мире, уходящем корнями в глубину тысячелетий, Гайа Мартан - тоже шестое творение Бога. Только у этого мужчины ещё не было своей Евы"...
   ... Неужели правда то, что рассказывала мне Элизабет про порочные взаимоотношения всех мужчин её окружения? Мистер Торнтон влюблён в мистера Скотта, но тот не отвечает взаимностью. Мистер Скотт, в свою очередь, неравнодушен к пану Сойке, а поляк его отвергает, будучи увлечён мистером Торнтоном, а тот не жалует Сойку. Выходит - все несчастны? Какой-то клубок "влюблённых" змей, в экстазе кусающих одна другую за хвост! Но, как говорит Элизабет, общим "утешителем" является Дади-Насю-Ванджи. Каким же образом он их, интересно, "утешает"? Неужели поочерёдно совокупляется с каждым или, как укротитель змей, "утешает" игрой на флейте? Ужаснейшая мерзость! Просто не верится, но зачем же Элизабет придумывать такое? Куда я попал? Хотя, слава Богу, кажется, вырвался из их общества...
  
   "Согласно верованиям арийцев, первый человек умер в 30ти-летнем возрасте, так как на сотворённый мир напал Дух Зла, Ангро Майнью, неся с собой смерть. Именно тогда. С его вторжения, завершилась Эра Творения и началась Эра Смешения Добра и зла".
  
   "Профессор Краснов" отложил писание и подошёл к окну. Со второго этажа хорошо просматривалась площадь перед отелем "Малабар", где остановились участники чайной экспедиции. День близился к вечеру. Пора зажигать свечи. Жилец потянулся к канделябру, но подъехавший экипаж привлёк его внимание. Два носильщика волокли чемоданы и баулы, затем появился пассажир. Маленькая "нахохленная" фигурка (Замёрз, что ли в дороге?) спрыгнула на землю.
   О Боже! Лёгок на помине. И он сюда нагрянул. Час от часу не легче...
  
  
   На следующее утро чайная экспедиция в полном составе отправилась поездом в городок Дарджилинг, что расположен на северо-востоке страны, в предгорьях Гималаев, вблизи княжества Сикким. В пути коротали время, беседуя на "чайные" темы. Иван Николаевич, начальник экспедиции, демонстрировал коллегам свои познания, и бывшему турецкому доктору было весьма полезно узнать многое из того, что рассказал Клинген.
   - Существует легенда о происхождении чая как растения. Веков 12 тому назад в Индии жил князь по имени Дарма. Строгой своей жизнью и проповедями он старался обратить на путь истинный дикие племена, окружавшие его. Он налагал на себя всевозможные лишения: не спал по несколько суток кряду, изнурял плоть постом... Но случилось так, что он не превозмог крайнего своего утомления и заснул. Проснувшись, устыдился торжества своей плоти над духом и, чтобы впредь не подчиняться лукавому плотскому соблазну, обрезал веки своих глаз и бросил на землю. И свершилось чудо: веки дали всходы, и вскоре вырос из них кустарник. И пожал Дарма то, что посеял - кустарник этот и был чай, а князь познал чудные его свойства. Чай предохраняет от сна, если крепко заварить, о чём мы с вами знаем теперь и сами, господа.
   - Почему раньше этой легенды не рассказывали? - прожёвывая курицу, спросил один из агрономов. Доктор не вполне усвоил, кто есть кто, и гадал: то ли Симпсон спросил, то ли Снежков? Виной - досадная привычка при знакомстве мгновенно забывать представленных. А потом, смущаясь, долго и мучительно вспоминать как кого зовут.
   - Всему своё время, господа. - Клинген посмотрел в окно, где мелькали верстовые столбы. - Ехать нам долго, и если желаете, я продолжу.
   - Конечно, продолжайте! - воодушевился новый член экспедиции. - Мне, как неофиту, это особенно интересно.
  -- Вот ещё одна история. Вернувшись из Португалии после 13ти-летнего изгнания, Карл Первый привёз с собой жену Екатерину из королевской династии Браганса и табакерку с загадочной чёрной сушёной травкой. Он не набивал ею трубку, не запихивал в ноздрю, не жевал, а заливал её кипятком, предлагая своим приближённым отведать душистый красноватый настой. Так в Англии появился впервые чай, без которого туманный Альбион нынче совершенно немыслим. Португальцы, приютившие британского принца, знали вкус этого напитка, как минимум, полторы сотни лет. А спустя некоторое время, Лондонская Ост-Индская компания преподнесла королю драгоценный подарок - два фунта и две унции столь полюбившегося ему чая - и тот с лёгким сердцем благословил компанию на дальнейший импорт экзотического продукта.
  -- К какому классу растений принадлежит чай? - поинтересовался неофит.
  -- А вот об этом попросим рассказать, нашего уважаемого, Владимира Оттовича. - посмотрел Клинген на Симпсона, поспешно вытиравшего руки салфеткой. - Он у нас дока в вопросах происхождения видов.
   "Ага, вот он Симпсон! - обрадовался неофит. - Надо запомнить и не путать его со Снежковым".
  -- Ну, вы и скажете: "дока"! - заскромничал агроном. - Ладно, так и быть, слушайте.
  -- Чай принадлежит к семейству камелий. Чайные рощи похожи и внешне на рощи камелий, особенно когда они в цвету. Наравне с камелиями, чайный кустарник не теряет на зиму своих кожистых глянцевитых листьев, цветёт в одно время с ними, в декабре, январе и феврале, и хотя может вырастать в две или три сажени вышины, ему обычно не дают подняться так высоко, потому что тогда неудобно было бы собирать листья. Цветы у чайного кустарника белые, состоят из 6ти лепестков, без запаха, и сидят на ветке плотно, почти без стебелька, в пазухе листьев.
   "Ишь ты, в "пазухе". Словечки-то, какие! - подумал неофит и, решив показать заинтересованность, спросил:
  -- Где наилучшие места для произрастания?
  -- Я дополню коллегу, - подал голос Снежков, с некоторым опозданием разделавшийся со своей порцией цыплёнка, и вытиравший платком сальный подбородок.
  -- Пожалуйста, пожалуйста! - похоже, с большой готовностью ретировался Симпсон.
  -- Всего лучше чай растёт в восточной Азии, в Китае и Японии, между 23им и 33им градусами северной широты.
   "Вот и градусы пошли вход, - вспомнил о недавнем сорокаградусном напитке неофит.
  -- И поныне учёные спорят, какую страну считать родиной чая... А не так давно в Гималаях, куда мы путь держим, тоже обнаружены дикорастущие чайные леса. Внешне, говорят, эти деревья совсем не напоминают китайские чайные кусты - да мы скоро и сами всё увидим...
   "Тяжеловато мне, пожалуй, придётся находиться в обществе этих "чайников", - взгрустнулось бывшему турку. - То ли дело - распевать арии с Элизабет. Эх, а теперь придётся вместо арий чаи распивать!"
  -- Хороши чайные плантации и на Цейлоне, на Барнео, - вмешался Клинген. - Считается, что чай, растущий вне Китая, не так вкусен!
  -- Да, - вступил в разговор и Симпсон, до этого зачарованно любовавшийся мелькавшими пейзажами, - если его сравнивать с высшими сортами, а различить цейлонский между обыкновенными сортами китайского чая невозможно.
  -- Вы не правы, господа! - оторвался от окна сельский хозяин Снежков, и беседа постепенно стала "закипать" подобно чайнику или самовару, переходя в спор, "шипя" и "выплёскиваясь". Коллеги говорили всё громче, перебивая друг друга.
   "Лишь бы меня не ошпарили, - тревожно подумал неофит и отодвинулся в глубь купе.
  -- К тому же, знатоки из китайских промышленников говорят, что всё дело не в листе, а в способе приготовления, - самоваром пыхтел первый агроном.
  -- В сушке! - переливался через край второй.
   "Опять я забыл, кто есть кто! - обозлился на себя бывший турок. - А ещё разведчик называется - памяти никакой... или просто это невнимательность - надо быть собраннее ".
  -- Известно, что аромат хорошего чая зависит от многих причин, - пустил струю пара и закипевший Клинген. - С 1780 года англичане предпринимали попытки выращивать чай в Индии. Однако новому чаю сложно конкурировать с китайским, но в 1823 году, если мне не изменяет память, был обнаружен ассамский дикорастущий чай, что позволило британцам...
  -- Я об этом говорил, - не вполне вежливо выплеснулся кипятком один из агрономов ("Кажется, Снежков, - не вполне уверенно определил бывший турок).
  -- Не грех и ещё раз упомянуть, - начал "остывать" Клинген. - Это позволило англичанам расширить промышленное производство в Индии, а вскоре и на Цейлоне началось стремительное развитие чаеводства.
  -- Как я понимаю, - начал слегка "закипать" и неофит, - китайский чай лучше? Так, почему вы не поехали в Китай?
  -- Это не исключено в дальнейшем, - тихо пообещал совсем "остывший" начальник экспедиции и прикрыл рот рукой, дабы скрыть зевоту. Тем временем, тоже быстро "остывшие" агрономы резались в карты. Похоже, чайная тема исчерпалась. - Если не возражаете, господа, я, пожалуй, прилягу...
   "Слава Богу, кажется, выдохлись", - удовлетворённо подумал "профессор Краснов" и, заметив на столике российскую газету, развернул её. "Интересная отрасль хозяйства" - бросился в глаза крупный заголовок. Не про чай ли опять? Ан нет... Кажется, о рыбах. Ну, тогда почитаем...
  
   "В течение многих лет Никольский рыбоводный завод министерства Земледелия с его петербургским отделением в Императорском Сельскохозяйственном музее являлся единственным рассадником рыбоводства и искусственного разведения рыбы для всей России. Позже проявилась частная предприимчивость в этом направлении в Курляндии и Финляндии, куда тот же Никольский завод поставлял громадный живой груз в сотни тысяч штук оплодотворённой икры и мальков для разведения рыбы в прудах".
   "Пожалуй, достаточно, - доктор (он же теперь и профессор) заметил, как газета стремится выскользнуть из рук, а глаза то и дело перескакивают не на те строчки. - Очень интересно, конечно, про рыбу, но дочитаем завтра".
  
  

***

   Петляя с юго-запада на северо-восток, железная дорога, наконец, упёрлась в заросшие лесом гималайские предгорья. Пыхтя и отдуваясь, паровозик подошёл к небольшой дощатой платформе и, окончательно обессилев от долгого пути, прощально просигналил и остановился.
   - Дарджилинг, леди и джентльмены, - зазвенел по вагонам высокий и пронзительный тенорок проводника. - Приехали! Просьба не забывать свои вещи.
   Юркие и бойкие носильщики-шерпы шныряли по платформе в поисках "жертв" своих недорогих и своевременных услуг.
  
   Город вполне походил на европейский, хотя и был очень мал. Дарджилинг располагался на северном склоне крутого холма. В милях 70ти от него, за глубокими долинами Сиккима, начинались отроги восточной части главного Гималайского хребта с вершиной Канченджунгой в самой середине.
   Город делился на две части: внизу находилась старая часть; здесь всё напоминало Восток - храмы и тесные, кишащие людьми улочки. Зато повыше, в новой части, всё иначе: здесь - дома англичан и богатых индийцев, роскошные магазины и чайные дома, места увеселений и прочее, подобное... Тут же стояло правительственное здание, а также дворец магараджи и отель, тоже похожий на дворец, где и остановилась чайная экспедиция.
   Большую часть населения, помимо индийцев и европейцев, составляли шерпы. "Шерп" означает "носильщик" или "проводник". Этот народ монгольского происхождения и родственен тибетцам, чьи предки давным-давно переселились сюда из-за гор. Язык, пища, обычаи и одежды их сходны с тибетскими, письменность отсутствует. Подобно тибетцам, они буддисты. Многие семьи шерпов имеют землю и занимаются земледелием и скотоводством. Основные культуры, которые они возделывают - ячмень и картофель. А животные, которых разводят - овцы, козы, яки. Як - основа существования не только для шерпов, но и для всех жителей Гималайского высокогорья. Он даёт почти всё необходимое, чтобы накормить человека и согреть его: шерсть для одежды, кожу для обуви, навоз для топлива, молоко, масло и сыр для питания. Употреблять мясо яка буддисты осуждают.
   Здешние дома выстроены из камня, с драночными крышами. В окнах и дверях деревянные рамы, но стёкол нет. Большинство домов двухэтажные. В первом этаже помещаются скот и разные запасы, во втором, куда попадают по внутренней лестнице, находятся общие помещения, спальни, кухня, уборная.
   На Човраста, главной улице Дарджилинга, в окружении множества зданий европейской постройки, возвышалось и двухэтажное каменное строение - отель "Чомолунгма", названный в честь высочайшей горной вершины, находившейся за 150 миль севернее, над хребтами Непала и хорошо видневшейся на восходе.
   Дарджилинские шерпы, узнав о прибытии в город новых людей, стали сами приходить наниматься в услужение, решив, что прибыла очередная экспедиция покорителей вершин. Но когда выяснилось, что прибывшие интересуются чаем, а не горами, поток добровольцев резко схлынул. Одного, по имени Манбахадур Таманг, всё же наняли в помощники. Он оказался очень говорливым и общительным малым и поначалу был экскурсоводом, охотно знакомя гостей со всеми достопримечательностями своей малой родины.
   - Вон она сияет, Чомолунгма, - указывал он в туманную даль. - Это значит "Мать вселенной". Через неё ни одна птица не может перелететь, - столь она высока!
   Участники экспедиции дружно поворачивали головы в нужном направлении и почтительно затихали, хотя вряд ли что могли различить в облаках, почти постоянно висевших над горными хребтами.
   - Надо взобраться на Тигровый холм, что на окраине, - продолжал шерп, - оттуда лучше видно.
   - Ну, как-нибудь в другой раз, - погасил энтузиазм местного жителя начальник экспедиции. - Нам перво-наперво надо осмотреть чайные угодья. Далеко они отсюда?
   - Нет, очень близко. Кстати, у подножия Тигрового холма. Я проведу вас туда.
   Все отправились вслед за проводником и вскоре достигли плантаций, хозяин которых, высокого роста индус, оказался столь любезным, что в ответ на рекомендательные письма, предъявленные ему, самолично охотно повёл гостей по своим владениям, рассказывая и показывая.
   - Вот они, эти вечнозелёные деревья, - указывал хозяин на десятиметровые стволы. - У нас чай растёт вот так, в отличие от китайских кустарников, которые разрастаются не выше 3х метров в высоту.
   - Как за ними ухаживаете? - поинтересовался Клинген.
   - Путём постоянной подрезки. У нас кустарник тоже растёт для получения чайного листа, но мы ему не даём слишком разрастаться вверх. А деревья растут свободно, - они предназначены для получения семян.
   - Правда, что чайный куст на плантации пригоден в течение ста лет? - полюбопытствовал агроном Симпсон.
   - Наибольшая урожайность в виде количества молодых побегов достигается в 3-5 лет, - пояснил хозяин, - но в Китае есть, говорят, куст, которому уже чуть ли не 800 лет.
   - Неужели? - воскликнули все разом.
   - Я сам этого куста не видел, - сознался чайный магнат, - но свидетели есть. О чае известно было ещё 5000 лет назад, так что это растение древнее и очень живучее...
   - А от чего зависит аромат? - решил внести свою лепту и бывший турок.
   - Причин много: климат, почва (наша - каменистая, весьма пригодна.), время сбора листьев (чем раньше собран лист, тем лучше), размер листа и его возраст (чем он мельче и моложе, тем предпочтительней), от сушки (нужна большая опрятность в этой операции) и, наконец, то, что составляет едва ли не важнейшее условие - от "раздушения" высушенных листьев.
   Неофит был польщён тем, что его простой вопрос вызвал столь обстоятельный ответ - "Начинаю быть со всеми чуть ли не на равных!"
   - Поясните, что значит "раздушение"? - не понял Клинген как, впрочем, и остальные.
   - Перед укупоркой в них, в листья, кладётся несколько жасминных и розовых цветков, и ещё - пахучие цветы одного вида камелии, но не самого чайного кустарника, потому что его цветы ничем не пахнут, и в настое на кипятке отзываются сеном или веником.
   - Так называемый, цветочный чай, вовсе не состоит из цветов чайного кустарника? - спросил сельский хозяин Снежков и почему-то зарделся от смущения как красна девица.
   - Он приготавливается из молодых чайных листьев, собираемых весной, - пояснял неутомимый индус. - Как молодые побеги камелии дают всегда листья различной величины, так точно и чайный кустарник - самые мелкие, недавно распустившиеся листья самого светло-зеленого цвета собираются в особые корзины, отдельно от более зрелых листьев и отдельно от листьев прошлогодних.
   "Какие тонкости, - подумал бывший турок. - Странно, почему меня в сон не клонит от подобной муры? Наверно, потому, что нахожусь в новой компании и как следует, не освоился и внутренне напряжён".
   - Самые молодые листья, - продолжал хозяин плантации, - дают высшие сорта цветочного чая; листья постарше - чёрный чай, а прошлогодние листья, вместе с сухими, идут в чай кирпичный, который очень любят кочевники. Они пьют его с молоком и бараньим салом.
   - Мы здесь пьём чай не на тибетский лад, с маслом из яка, а по-европейски, с молоком и сахаром, - внёс ясность в вопрос проводник-шерп.
   - А как получают высшие сорта? - проявил любознательность снова Симпсон.
   - Собираются самые мелкие, только что начинающие отделяться от почки листочки...
   Выслушивая ответ, Владимир Оттович прикрыл ладонью рот. Это заметил зоркий доктор, хоть и боровшийся в ту минуту со своим бутафорским пенсне (падало проклятое!) - "Зевоту хочет скрыть. Если и специалисту не интересно то, что говорить обо мне". Доктор скользнул взглядом и по остальным слушателям - вид у всех слегка осоловелый. "Чёрт, как жарко, с непривычки, под этим париком! Солнце как припекает..."
   - Вы или плохо слушаете, господа, или уже устали, - похоже, начал обижаться "лектор". - Я ведь уже об этом говорил ранее.
   - Господа, я от вашего и от своего имени хочу поблагодарить любезного мистера... - решил замять неловкость Клинген, но понял вдруг, что не знает, как зовут индуса, и замялся.
   - Радхакант Бахадур, - запоздало представился хозяин плантации и примирительно улыбнулся.
   "Какие, всё-таки, они добрые, эти индусы, - подумал доктор и вспомнил о погибшем безвременно своём слуге. - Разве могут они на кого-то напасть или кого-то обидеть? Не народ, а ангелы..."
   - ... мистера Радхаканта Бахадура за его подробный и интересный рассказ! - закончил предложение Клинген, на удивление, прекрасно справившись с мудреным именем.
   "Ай да, Клинген, молодец! Как блестяще запомнил и повторил! - восхитился начальником доктор. - Ни одной буквы не перепутал"!
   Распрощавшись с любезным хозяином и получив от него заверение, что консультации и общение в скором времени могут быть продолжены, члены экспедиции, слегка утомлённые, вернулись в отель. Стрелки часов, положение светила на небосводе и отчаянные вопли пустых желудков указывали на то, что время обеда неумолимо подоспело.
  
  
   "... С лёгкой руки единичных инициаторов теперь успешно развивается искусственное рыбоводство в Привислинском крае. В Суваловской губернии и уезде, в усадьбе дворянки Я. Л. Науман по системе известных специалистов дела, профессоров Гримма и Арнольди, устроены рыбные пруды на пространстве полторы десятины, в которых разведены ценные породы рыб: форели, сиги, стерляди". - Доктор решил всё же дочитать, начатую ещё в поезде статью. Хоть тема и скучна (зачем мне эти рыбы?), но всё-таки интересно: что там, в далёкой России, происходит? - "В настоящее время насчитывается в этих прудах 5000 искусственно выведенных форелей, до 5000 сигов и до 10.000 стерлядей". - "Впрочем, сейчас я бы от стерляжьей ухи не отказался да, если ещё и с расстегаями... Ух, пальчики оближешь! Но-но! - предостерегающе заворчала печень. - Опять ты за своё, чревоугодник эдакий? Тебе подобное вредно..."
   Стук в дверь вырвал "чревоугодника" из сладостных мечтаний.
   - Андрей Николаевич, - обратился с порога Клинген и протянул увесистый фолиант.
   "Ах да, это ведь он ко мне обращается", - всё никак не мог привыкнуть к "новому" имени доктор. - Да, я вас слушаю.
  -- Вам не составит труда ознакомиться с моей работой, - засмущался вошедший, - об истории проникновения целебного напитка в Россию?
  -- Что за целебный напиток? - не понял доктор и отложил вновь недочитанную газету.
  -- Чай... чай имеется в виду!
  -- Ах, чай! - покосился доктор на тяжеленную книженцию. - Ну что ж, давайте. Ознакомлюсь.
  -- Вот, возьмите, - протянул фолиант Клинген. - Очень интересно будет узнать ваше мнение.
  -- С удовольствием почитаю на досуге, - напустил на себя радушия доктор, - тем более что в силу возникших обстоятельств, мне это особенно интересно.
  -- Заранее благодарен! Извините, что побеспокоил. - Клинген закрыл за собой дверь.
   "Ну, теперь хоть будет, что почитать. А вдруг окажется интересным"? - Доктор откинулся в кресле и открыл, скрепя сердце, труд учёного - не удобно, всё же начальник.
  
   Эпиграф, взятый из какого-то восточного манускрипта, сразу же заинтриговал: "Листья должны иметь складки как кожаные сапоги татарского всадника, загибаться - должны как рога буйвола, разворачиваться - как туман в долине, блестеть - как озеро в солнечный день".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - Ну-ка, ну-ка, начало многообещающее! А что там дальше? - зашелестел страницами доктор. - Почитаем, почитаем...
  
   "В Китае чай появился как культура с 350 года, в Японии - с 805-810 годах, а в Корее - в 828 году. Из Китая и Вьетнама началась миграция чая вначале в соседние азиатские страны, а потом, с развитием мореплавания и торговли, чай оказался в Европе. В 1517 году он попал в Португалию, где сразу же снискал расположение королевского двора, однако за его пределы чай тогда не вышел. Спустя сто лет голландцы попытались привить интерес к этому напитку у себя, но чай оценили только аристократы. И лишь с середины ХУ11 века начинается настоящая "чайная лихорадка" в Европе, где этот, теперь уж модный напиток, потеснил традиционно популярные в те времена кофе и какао".
   "Что-то давно я не пил кофе, а то от этого послеобеденного чтения наверняка сейчас захраплю".
   Он дёрнул кисть звонка, оказавшуюся под рукой, и в дверях возник коридорный.
   - Любезный, подают ли гостям кофе в вашем заведении?
   - К большому сожалению, мистер, этого не имеем, но, если угодно, могу принести чай. Какой желаете: по-тибетски или по европейски?
   - Это как же, по-тибетски? С жиром что ли?
   - Да, сэр!
   - Фу, какая гадость! Давай по-европейски да покрепче.
   - Слушаюсь, сэр!
  
   "Завоевание чаем Европы было осложнено чрезвычайной его дороговизной..." - Пришлось, зевнув, перевернуть несколько страниц - с Европой всё понятно, а что же там дальше? - "... В Россию первый чайный караван прибыл ещё в 1638 году из Монголии. Чрезвычайный московский посол торжественно преподнёс царю Михаилу Фёдоровичу драгоценный подарок Алтын-хана, четыре пуда листьев невиданного растения. Угощались диковинкой сначала с опаской, но вскоре было всеми признано, что "питие доброе и когда привыкнешь, то очень вкусно".
  
   Слуга, с изяществом и грацией гимнаста, внёс и поставил на стол большой поднос с чайным прибором и дымящимся напитком.
   - Приятного чаепития, сэр!
  
   Андрей Николаевич слегка пригубил, потом отхлебнул, затем почмокал, с видом знатока, определяя достоинства ароматного напитка. "Весьма не дурён: и душист, и крепок - славный чаёк! Надеюсь, он не даст мне уснуть на самом интересном месте" - зевнул доктор и отхлебнул побольше, да так, что чуть не обжёгся. - "Горячий, чёрт, какой"!
  
   "Диковинный напиток приглянулся, и чай сразу же стал ввозиться в Москву в больших количествах и запросто продаваться на рынках и в лавках. К 1847 году в Белокаменной уже насчитывалось больше сотни специальных чайных магазинов, а чаепитиейных заведений было около трёхсот."
  
   "Почему про Петербург не пишет? Обижает Северную столицу - нехорошо, а ведь там чаепитие, особенно в трактирах, приобрело тоже невиданный размах, и чай стал столь же популярен и любим, как и водка. Уж это-то, поверьте, я знаю на собственном опыте". - Доктор отхлебнул ещё и ещё, на лбу выступила испарина. - "Славный чаёк! Молодцы, индусы"! - Пузатый фарфоровый чайник, казалось, подмигивал своими красочными узорами, источая тепло и спокойствие.
  
   " И хотя чай был не таким дешёвым, он быстро нашёл своих поклонников по всей стране. В разных местах пили по-разному: на Севере, например, - лишь по праздникам, а имеющего самовар считали богачом; когда же владелец самовара приходил в гости, то его всегда сажали на самое почётное место". - Доктор ещё отхлебнул и обтёр вспотевшее лицо платком. - "Может, парик снять пока пью, - голова под ним потеет... а вдруг кто войдёт? Нет, попарюсь в парике, - пар костей не ломит, как говорится". - "Первый чайный куст завезён в Никитинский ботанический сад в 1817 году". - "Поздновато, поздновато... да и скучновато делается". - 0н снова перевернул несколько страниц и приоткрыл крышку маленького чайника, убедившись, что заварка ещё есть. - "...Было время, когда русских, впервые попробовавших этот отвар из незнакомой травы, мутило от него. Так, с трудом скрывая отвращение, и посланники московского царя, прибывшие с дарами к монгольскому хану, глотали пахучий напиток, коим их угощали. Хан исподлобья внимательно наблюдал за пьющими: - Неужто не нравится? Ну, ничего, ничего - постепенно привыкнете, а не то... не взыщите! - И угрожающе, ещё более, нахмурился. Что ж поделаешь, - приходилось мучиться, но пить, дабы не обижать хозяина и не вводить его, отличавшегося невиданной лютостью, в искушение. Помучились немного, зато головы на плечах целы.... Один из посланников вдруг ощутил в голосе хана что-то знакомое. Оторвавшись от пиалы, он поднял глаза и"... узнал в правителе своего коллегу и приятеля.
  
   - Я дам тебе с собой несколько пудов (Зачем же так много, подумал доктор) этих сушёных листьев для вашего царя (На кой чёрт они ему?!), - расщедрился "хан" Сойка, великодушно улыбаясь. (Ах, стервец, опять ты здесь! Теперь только ханом прикинулся, оборотень проклятый!)
   - У нас ведь всё больше пьют брусничную и вишнёвую воду, морсы и рассолы, квасы и кисели, медовые напитки и сбитень, - попробовал уклониться от насильственного одаривания "посланник".
   - Знаю, знаю, наслышан! Даже знаю, что капустный и огуречный рассолы очень с похмелья помогают.
   "Откуда непьющий хан знает такие подробности российской жизни"? - удивился посланник-доктор и попытался увести разговор подальше от чая. - А у нас теперь ввели крепостное право, вот! А у вас?
   - А у меня и так все покорные, - равнодушно парировал "хан Сойка".
   "Ни чем его не проймёшь, проклятого"! - снова напряг память "посланник". - А мы недавно с Украиной воссоединились и подавили бунт мерзавца Стеньки ("Неужели и это на него не произведёт впечатление"?).
   - Я давно со всеми "воссоединяюсь", вернее всех присоединяю к себе, покоряя, - снова равнодушно парировал "хан". - А вот, кто такой этот "Стенька", мне неизвестно...
   - Да это... - охотно начал объяснять посланник, но был прерван грозным окриком:
   - Ты мне зубы не заговаривай! Повезёшь, как миленький, мои дары вашему государю - пущай себе пьёт и привыкает, да и меня добрым словом поминает!
  
   От грозного ханского окрика доктор проснулся. Книга валялась на полу, из большого чайника с кипятком пар не шел, - вода остыла. "Сколько я проспал? Опять этот Сойка приснился... теперь в виде хана. И такой крепкий чай даже не помог - и не заметил, как сморило". - Андрей Николаевич нагнулся, чтобы поднять книгу, заодно поднял и пенсне, жалобно блестевшее на полу, но не разбившееся. "Подними-и-и-те меня"! - тонко и жалобно, как показалось доктору, запищало оно, поблескивая своими маленькими стёклышками. "И ты ещё всё время с носа сваливаешься, окаянное"! - выругался в сердцах бывший турок и, водрузив капризный (не смотря на то, что фальшивый) глазной протез на его законное место, вновь открыл книгу, ища нужное место. Неудобно перед начальником - надо почитать.
  
   "Однажды царь занемог, маялся от болей в животе, и его лекарь приготовил настой из чайных листьев. Наступило облегчение, и придворные бояре поверили в целебную силу напитка. Случилось это в1665 году, а в 1679 году, через три года после смерти Алексея Михайловича, был заключён первый договор на поставку чая из Китая.
   Долгие годы, вплоть до наших дней, чай поставлялся на меновой основе: мы отправляли туда сукно, меха, кожу, лён, а они нам - свой экзотический продукт. Насколько неравноценным был обмен, можно судить по следующему примеру: два пакета чая давалось за одного соболя (?!). В специальных деревянных ящиках..." Но, пожалуй, хватит на сегодня - доктор захлопнул книгу (всё равно за раз не осилить) и дёрнул звонок.
  
   - Ну, как вам наш чай, сэр? - полюбопытствовал слуга, виртуозно сгребая со стола грязную посуду.
   - Сдаётся мне, что ты, негодник, подмешал в него снотворное! - нарочито грозным голосом, но, улыбаясь, заявил постоялец.
   - Никак нет, сэр! Что вы? - перепугался вошедший.
   - Значит, ты поскупился на заварку! - продолжал пугать официанта доктор.
   - У нас так не принято - мы дорожим своей репутацией, сэр... - начал дрожать бедный разносчик.
   - Отчего я, в таком случае, уснул?
   Слуга смотрел в пол, не видя, что клиент смеётся, и продолжал пугаться, начав, со страху, ещё и заикаться:
   - Не з-з-знаю, с-с-сэр...
   Ладно, ладно, ступай себе! Я пошутил, - пощадил беднягу доктор и "вооружился" недочитанной газетой. - "Как там наши рыбки-то поживают? Не протухли ещё"?
  
   "... форели, сиги, стерляди. В настоящее время насчитывается в этих прудах..." - Это я, кажется, уже читал. Что там дальше-то? - "Дело это, организованное братом владелицы усадьбы, инженером Ф. Л. Науманом, дало прекрасные результаты. Из числа мальков, взятых для разведения, выживает, как, оказалось, по подсчётам, до 70%, и при серьёзной постановке дело приобретает коммерческое значение, так как через три года после впуска мальков получается вполне развитая рыба, пригодная для продажи и потребления. При этом оказывается любопытная особенность, что при искусственном кормлении и уходе рыба в кратчайший срок достигает больших размеров (от 3 до 4 фунтов веса) и получает лучший вкус, чем рыба, развивавшаяся в естественных условиях.
   В Германии, Австрии и во Франции уже оценили выгоды искусственного рыборазведения. И там искусственно выведенная рыба продаётся на рынках гораздо дороже, чем рыба, пойманная в озёрах и реках.
  
   В Привислинском крае одновременно получает большое развитие разведение пород рыбы: карпа и карася, а в Висле осуществляется искусственное разведение лососей Варшавским Обществом Рыбоводства (Вот пану Сойке дать бы почитать - родные его края упоминаются!).
  
   По мнению практиков, искусственное рыборазведение имеет особенное значение для имений с проточной водой или низменностями, так как устройство в этих местностях рыбоводных прудов составляет выгоднейший способ утилизации низменных угодий вдали от рек, а также торфяных лугов". Эх, как рыбки захотелось свеженькой! Оно и для печени в самый раз, если не жирная...
  
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ Первая.

  
   Преданность идее. Чайные премудрости. Лекция плантатора. Замечательная книга и странная брошюра. Глаза на спине. Очередная лекция. Клинок вернулся. Новое задание.
  
   - Это древний тибетский трактат о ритуалах, совершаемых над умирающим во время оставления им физического тела и над умершим во время пребывания его в промежуточном состоянии перед его новым воплощением. Трактат включает чтение наставлений умирающему и умершему, которые должны помочь ему преодолеть тяготы неизбежных для него состояний и указать путь к истинному счастью, которым является высшее знание, - закончила свою тираду Громадская и победоносно глянула на присутствующих.
   Все сидели, не проронив ни звука, подавленные непонятным величием и таинственностью произнесенных слов.
   - Итак, кто хочет отправиться со мной на поиски этой реликвии, прошу остаться после окончания наших занятий. Однажды я предпринимала такую попытку. Мои товарищи придумали для себя неразумный план попасть в Тибет в переодетом виде, но, не понимая при этом местного языка. Только один из них знал по-монгольски и надеялся, что этого будет достаточно. Остальные не знали и этого. Понятно, что никто из них в Тибет так и не попал. Патруль нас очень вежливо отвел обратно на границу, прежде чем мы успели пройти несколько миль.
   - Кто на сей раз может выступить в роли переводчика? - поинтересовались из залы.
   - Есть среди нас такой. Ученый-востоковед, занимающийся изучением династии Великих Моголов, если не ошибаюсь. Он может объясниться по-монгольски, насколько мне известно, и владеет несколькими тибетскими наречиями.
   - Кто это? О ком речь? - послышалось с мест.
   - Вы его хорошо знаете! Правда, его сейчас нет среди нас, - я его отослала в Дарджилинг готовить почву для нашей экспедиции. Надеюсь, догадались о ком я?
   Присутствующие пожимали плечами и переглядывались.
   - Это всеми уважаемый, Пан Сойка, дамы и господа!
   Заулыбались, удивленно пожимая плечами и качая головами, - будто бы и не знали о наличии в своих рядах столь выдающейся личности.
   - Я не подозревала, что пан Сойка столь сведущ? - с неподдельным изумлением воскликнула мисс Торнтон.
   - Где собираетесь искать рукопись? - раздался мужской голос.
   - По монастырям, коих не мало. Где же еще?
   - Так, может, ее и вовсе нет в природе, а есть лишь предание? - засомневалась англичанка.
   - О ее существовании я знаю с детства. Если хотите, расскажу поподробней?
   Согласие публики было получено и оккультистка начала:
   - Когда мне исполнилось одиннадцать, бабушка взяла к себе на воспитание. (- Это надолго, - буркнул сосед соседу в задних рядах. - Ничего не поделаешь, придется потерпеть.) Жила она в Саратове. Есть такой город в Росии на Волге, где дедушка был губернатором, а прежде он занимал эту должность в Астрахани - еще южнее - и под его началом находилось несколько тысяч калмыцких буддистов. Я провела месяцы среди них и познакомилась с их ламой, так что к пятнадцати годам узнала об их религии. О существовании бесценной рукописи мне поведал калмыцкий лама. С тех пор мечтаю отыскать ее. Лама говорил, что написана та рукопись в Туркестане, куда в то время пришел буддизм, но потом волею судеб она оказалась в Тибете, где и покоится в одном из монастырей. Он также сказал, что создана она почти две тысячи лет назад и записана санскритом на древесной коре.
   - О, как интересно! - первой воскликнула мисс Торнтон. - Я непременно хочу отправиться с вами.
   Загалдели и другие "искатели истины", выражая полную готовность ринуться на поиски раритета. Даже и те, что ворчали вначале, тоже поддались общему порыву и что-то кричали, бурно жестикулируя.
   - Господа, я давно не вижу нашего уважаемого турецкого доктора, - охладила бушевавший энтузиазм мадам, окинув своим орлиным и, в то же время, заботливо-материнским взором аудиторию. - Где он? Куда пропал? Что с ним? Кто знает?
   - Он давно покинул пределы Индии, - сухо ответила англичанка.
   - Как? Так внезапно и с нами, не попрощавшись? - потупилась хозяйка "волшебной гостиной". - Это довольно-таки странно и на поведение столь воспитанного человека совсем не похоже.
   - Ничего странного, - еще более равнодушно бросила Элизабет. - Закончил свою работу и уехал.
   - Это, кажется, называется "по-английски", когда не прощаются, - пожала плечами мадам. - Очень жаль... Он нам в предстоящем походе был бы очень полезен.
   - Ну, что поделаешь, не ехать же за ним в его Смирну, - наконец допустила подобие улыбки Элизабет. - Раз мистер Сойка у нас такой умный, то и один справится!
   - Ему не позавидуешь, - улыбнулась и Громадская. - Придется бедному поляку за всех отдуваться.
   - Ничего, он хоть и маленький да шустрый! - ввернул кто-то из мужчин, и все рассмеялись. Началось общее оживление и обмен репликами.
   - Господа, прошу тишины! Успокойтесь. - Громадская подняла руку, и гости притихли. - Итак, на этом мы закончим, все свободны. А тех, кто хочет присоединиться к экспедиции, прошу остаться.
   Смелое предложение отправиться в горы, похоже, не очень обрадовало членов общества, судя по тому, как поспешно публика покинула гостеприимный особняк. Остались лишь трое: хозяева да сумасбродная супруга дипломата.
   - Хоть нас и мало, но зато мы можем, я надеюсь, целиком и полностью доверять друг другу. Там, на месте, к нам присоединится пан Сойка, да наймем проводников. Вот и достаточно, - заключила оккультистка и горячо поблагодарила мисс Торнтон за преданность "идее".
  

* * *

  
   "В специальных деревянных ящиках, изготовленных из особой древесины, выложенных внутри оловянными листами, - продолжал читать труд коллеги доктор (он теперь и профессор), а снаружи покрытых водонепроницаемым лаком, везли китайские купцы чай на верблюдах и лошадях. Путь был не близким - по сибирской тяге, через монгольские степи и пустыни, чаще всего он длился больше года. Качество продукта при этом не снижалось - так надежна была упаковка. Напротив, считалось, что этот выдержанный "караванный" чай, подобен вину, и очень ценился знатоками. В московских лавках, где он продавался, всегда интересовались, морским или сухопутным путем доставлен товар, да не хранился ли он у купца рядом с другими пахучими веществами. Длительное время чай в России был преимущественно городским напитком. Мало того, продавался он в основном в Москве, Петербурге да на крупных ярмарках".
   Андрей Николаевич потянулся, расправил плечи,вздохнул поглубже и продолжил знакомство с "чайными премудростями": - "Многие жители других городов и, тем более, крестьяне, лишь слышали о диковинном напитке. Очень популярен стал чай в Москве, и не только среди привилегированных слоев. Чайных расплодилось несколько сотен. Чаепитие становилось даже модным среди знати и необходимым - для извозчиков и уличных торговцев, а более всего привычным ритуалом - среди мещан, купцов и ремесленников. Однако следует подчеркнуть, что чай, как и прочие колониальные товары, стоил недешево, поэтому напиток, подаваемый в аристократической гостиной, и чай в мещанском доме имели разные цвет, вкус и запах, и соответственно разную цену. А многим он вообще был не по карману"...
   "Может, хватит? - спросил кто-то нетерпеливый внутри доктора. - Да, пожалуй, надо и честь знать..."
  
   На следующее утро все члены чайной экспедиции вновь посетили плантацию гостеприимного Радхаканта Бахадура, и изучение чайного дела продолжилось с новой силой.
  
   - У нас бережно хранятся традиционные способы выращивания, сбора и переработки чайного листа, передаваемые из поколения в поколение, - повествовал любезный индус.
   - Записывайте, коллеги, - повелел Клинген, доставая тетрадь и карандаш, и, подавая пример другим, - нечего полагаться на дырявую память! Все зашуршали и принялись старательно конспектировать, а индус, польщенный такой заинтересованностью, заговорил с еще большим энтузиазмом:
   - Они сводятся к следующему: первое - ручной сбор флешей - верхушек молодых веточек с конечной листвой, почкой и несколькими нежными листочками. Второе - завяливание тонким слоем на открытом воздухе в тени. Третье - тщательное и туго. (Доктор незаметно для самого себя, вместо того, чтобы продолжать писать, начал разглядывать рассказчика. Весьма колоритная внешность - высокий, сухопарый, сутулый.) Четвертое - длительная, в течение двенадцати... (глаза карие и с характерной поволокой на белках, как бывает у лошадей).... Пятое - обжаривание и сушка в горячем состоянии... (Наверное, у него самое главное в жизни - чай!)... Вы успеваете, джентльмены?
   - Повторите, пожалуйста, сэр, последний пункт, - попросил кто-то из агрономов. (Опять забыл, кто из них кто, с ужасом отметил доктор. Какие-то они незапоминающиеся...)
   - Обжаривание и сушка в горячем состоянии, - великодушно повторил плантатор. - Далее шестой пункт: сортировка на мелкие, (Доктор снова пристально стал его рассматривать, и заметил шрам на подбородке - вот и особая примета имеется!)...с различными размерами отверстий. Понятно? Тогда дальше. Седьмой пункт: всего лишь упаковка... (Шрам не маленький. Откуда такой? Не похоже, что от бритья. Больно глубок. Наверняка, сабельный!) ... Конечно, то, что вы услышали, джентльмены, процесс трудоемкий и утомительный, и требует большого опыта и искусства.
   - Расскажите, сэр, о разновидностях? - попросил Клинген.
   - Их четыре: черный, зеленый, красный и желтый. Все они получаются в результате обработки листьев и связаны, прежде всего, с их ферментацией... (Теперь с подбородка - снова на глаза: белки желтоваты. Может, тоже печеноночник? Приятно встретить коллегу!)
   - Теперь будьте особо внимательны, джентльмены: самое важное! - оживился "желтоокий". - Для получения черных сортов листья проходят три стадии обработки... (Записать, что ли для приличия, устыдился доктор и взялся за карандаш. Подумаешь, белки желтые! Мне, что за дело?)... первая стадия - завяливание, в результате которого они теряют влагу, становятся очень мелкими и легко... (Пишу, пишу! Что вы на меня так косо смотрите, господин Клинген?)... поддаются скручиванию; вторая стадия...
   - Пожалуйста, помедленнее, сэр, - взмолились дружным унисоном агрономы, чей английский явно был не на высоте их лучших урожайных всходов. - Не поспеваем!
   - Охотно, джентльмены! - сверкнул желтым белком индус. (Может это у него от неумеренного потребления чая?) - Вторая стадия: скручивание на специальных машинах, роллерах, для придания им формы чаинок, а главное (Выходит, что и полезный чай меру любит! А то и желтизна в глазу...) - для разрыва клеток чайного листа. Повторяю для тех, кто не поспевает: для раз-ры-ва кле-ток... Дальше, джентльмены! Третья стадия: ферментация, в результате которой образуются именно те вещества, которые (Ишь ты, как Иван Николаевич за своей бородкой ухаживает. Вон какая выросла, - переключился теперь на Клингена доктор) образуются именно те вещества, которые, (Что он все "которые" да "которые"?) и определяют свойства и качество чая, его аромат и настой. (Да, славная борода, настоящая, "профессорская". Мне, что ли такую отрастить... Да пока нельзя.) После ферментации чай сушат в специальных печах. Успеваете? (Какой сознательный лектор - специально замедляет в трудных местах. Что и говорить, славный народ, индусы!)
   - Успеваем, успеваем! - Шелест бумаги и скрипенье грифелей свидетельствовали об усердии.
   - Вот незадача - сломался! - чертыхнулся кто-то из агрономов.
   - Не надо так давить, батенька! Вот возьмите - у меня лишний, - пришел на помощь начальник экспедиции.
   "Почему никак не научусь их различать? - снова занялся самоистязанием доктор. - Были бы близнецы - понятно, но ведь они разные: один толстый, другой тонкий... Чехова, что ли перечесть?"
   - Теперь, джентльмены, чай зеленый, - обрадовал сменой хоть цвета неутомимый Радхакант Бахадур.- Он производится из тех же листьев, но стадии завяливания и ферментации совсем исключаются. При этом стремятся специально к тому, чтобы избежать попутной или случайной ферментации.
   - Такой пользуется у нас спросом в Туркестане, - блеснул эрудицией на плохом английском агроном "тонкий". (Это у него, что ли грифель сломался?)
   - Я могу продолжать, джентльмены? - болезненно отреагировал индус на реплику.
   "Однако обидчивы они, эти индусы, порой, как дети! Подумаешь, человек слово вставил..."
   - Теперь настал черед красного и желтого. Чаи эти являются промежуточными типами между черным и зеленым. Оба типа испытывают ферментацию в неполной форме и поэтому называются недоферментированными или полу ферментированными. Понятно? (Доктор почувствовал легкое кружение в голове - ну, и ну!) Степень ферментации более выражена в красных чаях. Поэтому красные чаи ближе к черным, а желтые - к зеленым. Ну, вот на этом, джентльмены, и закончим на сегодня. Благодарю за внимание, увидимся завтра в то же время.
   Слушатели, в свою очередь, горячо, - не то с радостью, не то с облегчением, тоже поблагодарили лектора и заспешили в отель - время обедать, а голод не тетка.
   - Ну, что ж поделать, господа, потерпите, - с сочувствием и пониманием сказал начальник. - Мы, в самом деле, сюда не на слонах кататься прибыли.
   Убежденные этой не хитрой и доступной аргументацией, "чайники" смирились, уповая на то, что божий человек ко всему привыкает, а бывает и хуже!
  
   - А вы любите чаевничать, Андрей Николаич? - Они переступили порог гостиницы.
   - Что? - встрепенулся доктор, еще не привыкший к новому обращению. - Да как вам сказать? Не особо... Но иногда посещал трактир Бубнова возле Гостиного двора. А вы?
   -А я любил посещать гулянья в Марьиной роще и в Сокольниках, где прямо на траве, в тени деревьев пыхтят пузатые самовары.
   - Это, кажется, далековато... хотя я не очень хорошо знаю Москву.
   - Живу в тех краях. Что вы петербуржец, я знаю. У вас там поспокойней и поторжественней. Столица.
   - Первопрестольная слишком шумна на мой взгляд. Я не люблю увеселений, а вы?
   - Считаю, что иногда не мешает развлечься, и даже по-простому... Как вам моя книга? - сделал резкую модуляцию Клинген.
   - О, большое спасибо! Замечательная! Читается легко. В ней нахожу много интересного и познавательного. Если можно, еще немного подержу.
   - Держите, держите, дорогой коллега! На доброе здоровье, если понравилось...- Они шли по коридору, каждый к дверям своего номера. - Мы сейчас обедать. Составите нам компанию, дорогой Андрей Николаич?
   - Всенепременно, Иван Николаевич, - пообещал доктор, поворачивая ключ в замке.
  
   - Полюбуйтесь, господа, какую странную брошюру мне кто-то подсунул под дверь, - показал Клинген коллегам тоненькую книжицу, напечатанную на дрянной, дешевой бумаге. - Кто здесь в Индии может подбросить издание на русском языке? Весьма странно, господа.
   - Как называется? Дайте посмотреть? - заволновались агрономы.
   - Пожалуйста, пожалуйста, - протянул Клинген брошюру. - Я ознакомился. Очень занятно!
   - "Чай и вред его для телесного здоровья, умственный, нравственный и экономический", - прочел заглавие один из агрономов (Доктор не стал вычислять, - который из них). - Издано в Вильно в 1874 году. Нельзя сказать, что издание первой свежести, но странно другое: где Вильно и где Дарджилинг?
   - Вот и я про то! - оживился Клинген. - Десятки тысяч верст отделяют одно от другого. Можете, почитать вслух, пока кушать не подано?
   Они сидели в гостиничном ресторане за большим, покрытым белой скатертью столом. Ожидаемые блюда где-то варились и жарились, терзая ноздри невероятными ароматами. Посетителей мало и тишину нарушало лишь чириканье и стрекотанье дуэта попугаев, томившихся в клетке, чье наличие в зале, по мнению хозяев, должно было развлекать гостей.
  
   - Просто умора, господа, - улыбнулся Владимир Оттович, успевший прочесть начало.
   - Да вы вслух, вслух, - подзадоривал Клинген. - Ведь всем интересно.
   - "Чай вызывает обмороки, бессонницу, недержание мочи".... - покатился со смеху Симпсон.
   - Ну-ка, ну-ка, дайте сюда! - вырвал у него из рук брошюру Григорий Григорьевич, - "... дурной цвет лица, вялость, бессилие..."
   - Половое? - улыбнулся бывший турок.
   - Здесь не уточняется! "... головокружение, ослабление зрения и нервические припадки".
   - Сейчас со стула упаду, - забился в истерике Симпсон.
   - Кто автор? - спросил "толстого" доктор.
   - Некто Владимиров, - прочитал на обложке Снежков.
   - А дальше? - заинтересовался доктор.
   - Дальше-больше! - выхватил книжку у "толстого" " тонкий", вдоволь насмеявшись. - "Чай оказывает невероятное вредное действие на организм и является источником всех болезней, начиная с бессонницы и кончая эпилепсией".
   - Прошу прощения, джентльмены! - подлетел к столу проворный официант-индус, держа над головой поднос с дымящимися тарелками. За ним последовал еще один, столь же искусно жонглировавший подносом. Когда стол уставили различными яствами, компания, приступив к трапезе, продолжила обсуждение гнусной книжонки.
   - Возможно, подобной "агитацией" хотят отвратить от цели нашего приезда? - предположил Клинген, помешивая ложкой суп.
   - Хотя это и наивно, действовать подобным образом, - заметил Симпсон, тщательно пережевывая нежное филе, - но согласитесь, такое начало настроения не поднимает.
   - Явно происки англичан, - пробурчал доктор сквозь "присутствующую" во рту курятину.
   - Пожалуй, вы правы! Мы им - кость в горле, - громко согласился Клинген и тихо добавил: - Кстати, за вашей спиной Андрей Николаевич, за соседним столиком - некий джентльмен, присутствие которого ранее в гостинице не наблюдалось. Только не оборачивайтесь, ради Бога!
   - Не волнуйтесь, - улыбнулся доктор, - я и спиной вижу, и могу вам описать его. Такой маленький и светлоглазый, да?
   - Точно, - поразился Клинген. - У вас, и вправду, глаза на спине? Кто он?
   - Мой коллега, ученый-востоковед, пан Сойка.
   - Поляк?
   - Да. Бежавший из Польши после подавления очередного восстания и укрывшийся здесь от преследований царских жандармов под крылышком у британцев. Поэтому он и выполняет их деликатные поручения: в частности, следит за мной, за вами, за нами...
   - Значит, появление странной брошюры и маленького джентльмена напрямую связаны?
   - Думаю, да! Естественно, англичанам не нравится ни одна из инициатив России, как-то связанных с Индией. Они очень опасаются, прежде всего, русского вторжения, так как их собственное положение здесь непрочно и вызывает недовольство местного населения все сильнее и сильнее. Сначала они очень боялись, что Россия собирается, в сговоре с местными купцами, строить рельсовую дорогу из Туркестана сюда, а теперь, видите ли, им не нравится и то, что она решила завести у себя чайные угодья, хотя, казалось бы, какой им от этого может быть урон.
   -Вон, оказывается, какие здесь дела творятся! - удивился один из агрономов. Доктор не посмотрел в сторону говорившего и не понял, кому принадлежит реплика ("толстому" или "тонкому"), но решил еще больше подпустить "страху" и припугнуть обоих: - Боюсь, что брошюрка это еще цветочки, а дальше и ягодки будут.
   - Вы думаете, нам будут мешать? - насторожился Клинген.
   - Кажется, начали.
   - А вы не боитесь разоблачения со стороны поляка?
   - Вы считаете, он меня все равно узнает в новом обличии? Сейчас проверим. Я повернусь в профиль, а вы понаблюдайте за реакцией.
   Бывший турок сел к поляку в полоборота, и замер, словно позируя.
   - Ну, как?
   - Бросил вялый взгляд в вашу сторону, но на лице ни признаков удивления, ни узнавания.
   - Спасибо за хорошую работу "гримеру". Вот если встану и пройдусь, то тут меня он и узнает по хромоте. Проведем эксперимент.
   Чаеводы расплатились, встали и направились к выходу. Бывший турок заковылял последним. Поляк обернулся и, заметив инвалида, стал пристально всматриваться, затем засуетился, стал звать официанта, судорожно отсчитывать рупии. Несколько монет, пожелавших стать чаевыми, укатились под стол. С мыслью "надо заглянуть в лицо" Сойка выскочил из-за стола.
  
   Очередное посещение чайной плантации снова началось с лекции красноречивого Радхаканта Бахадура, посвященной разновидностям основных чаев.
   - Существует множество различных видов. Одних только черных сортов насчитывается несколько сот наименований. Лучшие сорта те, что приготовлены из двух самых верхних листьев куста, притом из смеси нескольких сортов.
   "Чем дальше в лес, тем больше... чая, - сокрушенно подумал доктор. - Мне на кой черт записывать? Надо, надо, чтобы не вызвать подозрения..."
   - По характеру обработки листа черные чаи подразделяются на рассыпные и байховые, прессованные и экстрагированные. Успеваете записывать, джентльмены?
   Чаеводы дружно замычали в ответ, хотя поспевали с трудом.
   - Зеленые, байховые чаи делятся по величине листочков на листовые и брокены.
   - Что, простите?
   - Листовые и брокены, - повторил терпеливый индус.
   - Что значит "брокены"? - проявил невежество доктор, заметив, что у Клингена сегодня борода какая-то не такая: то ли спутавшаяся, то ли не расчесанная - на лекцию так спешил?
   - Брокены: резанные или ломанные, очень напоминают нынешнее состояние бороды мистера Клингена, - улыбнулся индус. - Надеюсь, сэр, вы не обидитесь?
   Взрыв хохота заглушил ответ начальника экспедиции, покрасневшего и полезшего за гребешком. Лектор тоже рассмеялся вместе со всеми, отчего шрам его побагровел. "Интересно, в бою получил? Наверное, в кавалерии служил..."
   - Наиболее распространены байховые чаи, - продолжил спокойным голосом лектор, шрам которого принял прежнюю, умеренно розовую окраску.
   - Извините, а я не знаю, что значит "байховый", - сознался "тонкий агроном". ("Это Симпсон", - определил доктор, радуясь, что, наконец, начал их различать).
   - Данное слово происходит от китайского "бай хоа", что означает "белая ресничка" или типсы.
   - Что еще за "типсы"? - спросил очередной невежда.
   - Типсы - один из компонентов рассыпного чая: едва распустившиеся почки, придающие чаю особую изысканность и аромат.
   Клинген одной рукой расчесывая бороду, другой - записывал. "Ишь ты, как смутили человека!"
   - Теперь о других разновидностях, - окинул присутствующих победоносным взглядом лектор. - Прессованные чаи.
   Все склонились над тетрадями, не исключая и доктора, делавшего вид, что старательно записывает. Бедный Снежков ("толстый") мучился тем, что забыл подточить карандаш, который теперь не грифелем, а древком царапал бумагу, но букв не воспроизводил.
   - Они представляют собой брикеты, приготовленные из спрессованных под сильным давлением чаинок различного качества - от чайных крошек до листьев и даже веточек.
   "Весь, что ли мусор под пресс?"
   - Брикеты прессуются в виде плиток, кирпича, цилиндра, шара, диска и других форм, весом от ста грамм до двух с половиной килограммов и выше.
   - Как пользоваться брикетами? - спросил наивный сельский хозяин.
   Лектор не совсем понял вопрос и замялся. Доктор, не дав ему опомниться, выпалил:
   - Калмыки, например, пилят их пилой и рубят топором.
   - Вы правы, - подтвердил индус и почесал шрам. - Кто как пользуется: одни пилят, другие рубят.
   "Шрам солидный, рубленный... Наверное, саблей?"
   - Экстрагированные чаи, представляют собой экстракты или концентраты, дающие возможность размешать достаточно большие дозы в сравнительно небольших объемах. По способу применения они относятся к быстрорастворимым чаям. - Лектор глубоко вздохнул, возможно, подустав. - Теперь перейдем к различиям чая по форме скрученного листа.
   "Точно, в кавалерии служил - и походка колесом".
   - Обычный вид скрученности характерен почти для всех видов: лист окручен вдоль своей оси в трубочку так, что ("...в бою получил - оно и видно".) готовая чаинка напоминает маленькую, слегка согнутую, сухую травинку. Скрутить чаинку можно и поперек оси листа, в виде горошинки. ("Интересно, на чьей стороне - англичан или повстанцев?") Это, так называемый "Жемчужный" чай.
   - Как поэтично! - воскликнул, по-видимому, не чуждый сантиментам Симпсон ("тонкий").
   - Можно скрутить ее и в виде каперса. Это сорт называется - "каперсный". Можно скрутить и в виде маленькой дробинки. Такой называется "порохом". ("Судя по возрасту, вполне мог быть участником восстания сикхов".) Чайный лист также может быть смят или сплющен. Такой сорт называется - "плоский" чай.
   - Григоь Григорич, вот вам карандаш, - снова пришел на помощь коллеге Клинген. заметив "маленькую трагедию" (бумагу царапает) Снежкова. -Почему огрызком мучаетесь?
   - Благодарствую, Иван Николаич!
   - Какое разнообразие чаев! - воскликнул, склонный к аффектации Симпсон.
   - Еще не все, - обрадовался польщенный "кавалерист" - прессованные чаи тоже различаются меж собой, и делятся на кирпичные, плиточные и таблетированные. ("Вроде об этом говорилось?") Кирпичный прессуют из самого грубого материала. Плиточный - из материала менее грубого, а на штамповку таблеток идет самое тонкое сырье - чайная пудра. ("Если он служил у англичан, то в каком чине?") Степень скрученности чайного листа определяет качество чая. Чем туже скручен в трубочку лист, чем более он упруг при надавливании и легком сжимании пальцами, чем он прочнее - тем сорт выше. Показатель низкого качества, - когда лист трухлявый, плохо скручен и легко крошится.
   Карандаши благодарных слушателей долго и дружно скрипели, пока от излишнего усердия на раскрошились поочередно у каждого, и лекцию пришлось прервать.
  
   Вернувшись в отель, чаеводы разбрелись по комнатам, чтобы посвятить хоть час, оставшийся до обеда, личным делам.
   Бывшего турка у дверей номера поджидал Абдул-Рахман-Хан. Посланец Кашмира держал в руках объемистый баул (еще более объемистый - стоял у ног) и саблю в ножнах. Издали доктор узнал свои вещи.
   - Сердечный вам привет от моего господина, уважаемый доктор, - сказал гость, войдя за хозяином в номер. - Вас теперь, действительно, не узнать - я догадался лишь по походке.
   - Что не узнать - ваша заслуга, но над хромотой и вы бессильны.
   - Не огорчайтесь! Мало ли инвалидов на свете... Теперь радуйтесь: к вам вернулся подарок Магараджи! - Слуга вынул ослепительный клинок из ножен и несколько раз махнул им со свистом, разрезая воздух.
   - Вы тоже служили в кавалерии? - восхитился доктор.
   - А кто еще?
   - Наш чайный наставник со шрамом на подбородке.
   - Да, тот был повстанцем, вы правы, я знаю...
   - А как отыскалась сабля?
   - Подбросили, да и вся кража была не настоящей: искали не саблю, а документы.
   - Кто так лихо сработал?
   - Пока неизвестно.
   - А поляк здесь снова, - словно похвалился доктор, трогая пальцем острое лезвие. - Ему бы я с удовольствием подрезал крылья...
   - И я по его следам. Он прибыл не за вами, а для подготовки экспедиции миссис Громадской в Тибет на поиски какого-то ценнейшего манускрипта.
   - Что ей ударило в голову? В таком возрасте лазать по горам... Отважная дама!
   - Так вот мистер Сойка с одной стороны - член экспедиции, а с другой - опять по заданию англичан.
   - А кто еще с мадам? - спросил доктор, предчувствуя неладное.
   - Муж и верная приспешница, мисс Торнтон.
   - Их так мало? - похолодел доктор, услышав последнее имя. - "Что мне теперь делать: прятаться от нее что ли?"
   - Здесь всего один отель, и они, скоро поселившись в нем, непременно встретятся с вами.
   - Что делать? Поляк с нездоровым интересом поглядывает в мою сторону: тот хромой или нет? А дамы при встрече в миг меня разоблачат - они народ наблюдательный!
   - Нет ничего проще, придать вам прежний вид, - улыбнулся очаровательный слуга. - Для этого я и прибыл.
   - Как это возможно? - со страхом и надеждой воскликнул "перекрашенный", а предательское пенсне, словно дав сигнал к началу очередного преображения, предательски соскользнуло с носа.
   - Все под силу вашему покорному слуге, а нужное при мне, - он указал на большую плетеную корзину, в каких, по обыкновению, носят прирученных кобр. - Так что, не теряя времени, приступим. Вы, наконец, расстанетесь с эти никчемным пенсне! Жаль только, что профессор Краснов уплыл в ваших шикарных шароварах и феске, но у меня есть и этому достойная замена.
   - В корзине змея?
   - Что вы, дорогой доктор! - рассмеялся искусный слуга. - Там все, что нужно для вашего преображения.
  
   - Суть нового задания, - ворковал над головой клиента Абдул-Рахман-Хан, лихо, сбривая молодую поросль, пробившуюся под париком. - Вы теперь, оставив своих чаеводов, должны будете присоединиться к отряду миссис Громадской, так как искомая рукопись нас тоже интересует.
   - А как с составлением карт? - удивился столь частой перемене "ветра" доктор. - Правда, я пока этим еще не успел заняться, слушаем лекции.
   - И это не отменяется, но отступает на второй план. Главное на сегодня - рукопись!
   - Я должен ею завладеть?
   - Вы догадливы. Иначе ею завладеют англичане в лице мисс Торнтон или Сойки.
   -А как с чайной экспедицией? Придется работать на два фронта?
   - Придется... Клинген поставлен в известность, и никто ничему не удивится. Вы, надеюсь, не считаете, что они прибыли сюда только лишь "чаи распивать"?
   - Я далек от такой наивности.
   - Тогда вам должно быть понятно, почему в связи с их приездом англичане так всполошились, и мечут громы и молнии.
   - Это мне понятно, но во всей истории меня беспокоит еще один, весьма деликатный вопрос... - доктор, засмущавшись, затих.
   - Я вас слушаю, дорогой доктор, и вы не должны ничего скрывать.
   -Как бы вам это объяснить? - окончательно замялся он и покраснел.
   - Любовный роман? - пришел на помощь всезнающий слуга. - Об этом говорит давно половина города, а вы думаете, что это тайна.
   - Половина города? - присвистнул доктор. - А я то думал...
   - Главное здесь, дорогой доктор, что вы не первая и не последняя жертва мадам. До вас под ее чары попал один немецкий ученый, и судьба его была печальной.
   - Что с ним случилось? - насторожился доктор.
   - Когда он перестал быть им нужен, его умертвили.
   - Кошмар! Так подобная участь ждет и меня?
   - В том случае, если вы не сделаете правильных выводов. Ваша подруга действует по указке своего супруга, матерого разведчика.
   - Она говорила, что муж ее не любит, потому что имеет влечения...
   - Чтобы выполнять задания, любить не обязательно. Работа есть работа.
   - А что касается "иных влечений", то на эту удочку клюнул и ваш предшественник, и поплатился за это.
   - Выходит, ее рассказы о царящем здесь повальном мужеложстве вранье?
   - Абсолютное!
   - Какая мерзавка! А я уши развесил! Хорош, нечего сказать...
   - Вам не стоит так болезненно реагировать (такова специфика ее работы). Напротив, для пользы дела, вам с ней придется восстановить самые дружеские отношения, и никак не выказывать, что узнали. То же самое касается и отношений с поляком: ведите себя с ним так, будто ничего не знаете, и ничего не произошло.
   - Значит, как ни в чем ни бывало? - успокоился доктор.
   - Да, а то и более дружественно. В английском консульстве, правда, знают, что вы "покинули" страну - настоящий профессор Краснов давно уехал с вашими документами... Но я привез вам новые. А то, что вы здесь опять появились, а англичане об этом не сразу узнают, так это их недосмотр. Понятно?
   - Вполне.
   - Лишь придумайте легенду, откуда вы здесь взялись и почему - но, надеюсь, это не составит труда... А теперь продолжим предание вам надлежащего вида. Бородка и усы возвращаются на прежние места, надоевшее пенсне побоку, а вот паричок далеко не убирайте - вдруг снова срочно вам придется стать профессором Красновым... И еще одна существенная деталь: шерп-проводник Манбахадур Таманг будет вам здесь помощником вместо меня. Надеюсь, вам понятно, что он не случайно примкнул к чайной экспедиции, к тому же он теперь переметнется к Громадской (так надо), а ваш начальник Клинген ничуть на это не обидится, так как во все посвящен, и с ним вам объясняться не нужно. Ну, вот и все... Желаю удачи на новом поприще!
   Оставив доктора в раздумьях, источавший нечеловеческую энергию Абдул-Рахман-Хан скрылся за дверью, захватив и плетеную корзину "из-под змеи". Турок полюбовался в зеркале вновь обретенным привычным обликом (и шаровары и феска - в точности как те!), отчего сразу повеселел и на радостях заказал себе ужин в номер, а в ожидании трапезы развернул старую недочитанную газету.
  
   "СОВРЕМЕННОЕ ТРАВОЛЕЧЕНИЕ" вопил заголовок, и доктор "не устоял" перед его воплем ("Пора, наконец, и мне подумать о своем здоровье!"). Быстро пробежав глазами, содержание заметки, с горечью констатировал: "Как раз того, что мне нужно нет".
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

  
   Старые знакомые. Пожелание успеха. Гималаи. Ужасные имена. Тайны моложавости. Ведические божества и верования арийцев. Береги, как зеницу ока!
   Встреча в вестибюле была очень сердечной. Пока носильщики дружно таскали бесчисленные чемоданы, сумки, баулы и коробки, члены экспедиции пани Громадской наперебой расспрашивали турецкого доктора, какими судьбами он здесь оказался.
   - Мисс Торнтон, вы сказали, что наш уважаемый доктор покинул Индию? - с укоризной посмотрела старая оккультистка на свою молодую последовательницу.
   - Мой супруг сказал, что да. Таможня доложила ... - засмущалась мисс Торнтон, пожирая глазами нежданного и некогда "обожаемого" доктора. - Может, таможня ошиблась? Я очень рада такой ошибке!
   - Захотел и вернулся, - заявил "воскресший" Шейх-Мухаммед, победоносно улыбаясь в "новые" бородку и усы, и, поглаживая свежевыбритую голову (жаль фески нет!). - Не знаю, что там случилось на таможне, но я никуда не уезжал из страны.
   - Я вас здесь один раз видел, хоть и издали, - лукаво сощурился пан Сойка и погрозил своим маленьким пальчиком-пёрышком. - Вы выходили из ресторана. Походка ваша, но были с волосами и брюнетом. Или мне показалось?
   - Наверное, показалось, коллега, - невозмутимо парировал доктор. - Мало ли на свете хромых и убогих?
   - Вы, наш славянский турок, никак за убогого не сойдёте, - вмешалась Громадская, - И хватит вам, пан Сойка, донимать доктора своими глупостями! Надеюсь, что вы, любезный доктор, составите компанию и отправитесь с нами в горы? - В голосе мадам затеплилась надежда. - Правда, я даже, не спросив вас о ваших делах, сразу принялась за своё. Извините старуху - вы, наверное, сильно заняты?
   - Не скрою, мадам, что я здесь по своим научным делам, но охотно бы присоединился к вам, если обстоятельства позволят.
   - Будем надеяться, что позволят! - по-детски восторженно захлопали в ладоши обе дамы.
   "Да, обиде не место ни в политике, ни, тем более, в разведке", - подумал доктор и спросил:
   -Когда в путь?
   -В самое ближайшее время. Как только наймём проводников, - ответил супруг госпожи, который за то время, пока его не видел доктор (так, во всяком случае, показалось учёному), ещё больше оброс, и походил на настоящего "царя зверей", по недосмотру смотрителей зоопарка, вырвавшегося из клетки. - Вы нам в этом поможете?
   -Здесь с этим нет проблемы: желающих наняться, хоть отбавляй, - успокоил доктор. Скорей, трудно найти местного жителя, который бы не хотел стать проводником.
   - Я так рада, что мы снова встретились, - продолжала расплываться в улыбках Громадская. - Вы мне так напоминаете родные лица славян ("Сомнительный, надо сказать, комплимент, - подумал доктор"), что у меня каждый раз с трудом поворачивается язык, когда я произношу ваше мусульманское имя. Вы меня, старую, извините!
   - Да, что там! Какие пустяки. Возможно, что в одном из воплощений я приму, согласно местной религии, другой облик, но ждать, боюсь, придётся не одну сотню лет. - Доктор заулыбался, довольный собственным ответом.
   - Ну, так подождём, дорогой вы наш! - поддержала шутку мадам. - Нам спешить некуда и никто нас не торопит - впереди вечность!
   - Мой Мухаммед, не оставьте и меня своим вниманием, - сделала глазки жена дипломата. - Моя комната... - Она посмотрела на бирку ключа. - N 89. Запомните и приходите на чай... - В голосе проступили властные нотки. - Буду ждать!
   -Запомню, запомню! N89. Приду непременно, благодарю за приглашение! "Ах ты коварная, хитрая змея"!
   - Доктор, вы, наверно, много за это время написали? - приблизился новый домогатель. - Я тоже за время вынужденной нашей разлуки кое-что накрапал.
   - Обязательно продолжим наши чтения, пан Сойка. "Ах ты, коварный змеёныш! Теперь ещё будет выяснять: где я был, да куда ездил?"
  
   Столь дружески пообщавшись в вестибюле, все разбрелись по своим номерам. Доктор решил поспешно спрятать то, что изобличало его, как "русского профессора географии" - ведь Элизабет, наверняка, с минуты на минуту, сама нагрянет, не дожидаясь, пока "Магомет соизволит придти к горе". Он отнёс "улики" в номер Клингена, спрятав у него и саблю (ведь её похитили, не так ли?).
   - Откуда у вас эта прелесть? - удивился Иван Николаевич.
   - Подарок одного сумасшедшего раджи.
   - Все раджи такие сумасшедшие?
   - О нет. Только кашмирские.
   -Подарок - что надо, - продолжал любоваться клинком начальник экспедиции.
   -Да, вещица ценная, - согласился доктор. - Иван Николаевич, вы поставлены в известность по поводу моего нового переназначения?
   -Да, конечно! Вы заметили, что я ничуть не удивился вашему возвращению в прежнюю личину? Во все изменения плана действий я также посвящён, и желаю вам удачи на новом, вернее старом, поприще. Члены нашей экспедиции тоже теперь вас "узнавать" не будут, поскольку с вами "незнакомы". Когда вы снова вернётесь в облик "профессора Краснова", то отправитесь с чайными саженцами в Батум, а мы поедем на Цейлон, чтобы провести там зиму, но это ещё не скоро. А до того времени и я не буду с вами "знаком", поэтому связь поддерживать через шерпа-проводника Манбахадура Таманга, который, кажется, пошёл к вашей барыньке наниматься в услужение. Он тоже, как вы догадываетесь, не простой.... Будет у вас и ещё проводник-носильщик (в помощниках у первого), по имени Вангди Норбу... Ну вот, вроде бы и всё. Желаю ещё раз успеха!
   -Спасибо, Иван Николаевич! Очень жаль, что больше не смогу с вами посещать эти увлекательные лекции.
   - Что поделаешь! Я думаю, лектор не обидится, и мы - тоже!

* * *

  
   Индийские Гималаи представляют собой отдельную область, резко отличную от всех остальных по чертам природы и жизни. Они - барьер, отделяющий природу Центральной Азии от индийской. Сами горы, кроме того, представляют мир, втиснутый между сухим и пустынным Восточно-Азиатским нагорьем и низиною Ганга.
   Для целей чайной экспедиции интересен лишь южный район. Этот хребет рядами продольных долинок напоминает склоны главного Кавказского хребта, он разбит на два пояса предгорий, где и сосредоточены все заросли дикорастущего чая, и плантации, возделанные рукой человека.
   Севернее этих предгорий возвышаются закутанные облаками мрачные вершины цепей малых Гималаев. Несведущему может показаться, что это и есть та величественная горная цепь, которая служит оплотом индийским народам против центрально-азиатских нашествий. Но когда вдруг порывы ветра разгоняют висящие над нею облака, перед глазами развёртывается картина подавляющей грандиозности по сравнению с тем, что открывалось взору вначале. То, что принималось за грозные тучи, оказывается закутанным ими невероятной высоты горным хребтом. За этими неприступными вершинами и скрывается то, куда с неотступной неистовостью всю свою жизнь стремилась попасть госпожа Громадская. Не там ли прячется та волшебная страна Истины и Гармонии?
   - Какое счастье, что мы, наконец, у самых Гималаев! - воскликнула мадам, любуясь из окна гостиничного номера величественной панорамой неприступных вершин. - Надо бы, не теряя времени, отправиться в путь.
   - Я обменялся несколькими витиеватыми письмами с монархом этого малого сиккимского королевства, - проворчал супруг, - и нам любезно позволено двигаться дальше.
   - Это хорошо, а вот в Непале меня заранее пугает дикость и подозрительность местного населения, с чем нам ведь и ранее приходилось сталкиваться.
   - Не волнуйся, дорогая, думаю, это тоже как-то уладится. - Роберт Скотт, с привычным интересом, заглядывал в дуло своей верной винтовки, готовя её к предстоящим неожиданностям.
   - А как тебе наши проводники? Эти, как их?.. шерпы, что ли?
   - Очень добродушные и общительные ребята, по-моему. Ты не находишь? Вот только имена заковыристые.
   - Напомни, дорогой! Я не запомнила ни одного. - Мадам старательно мазала лицо чем-то густым и белым, что, как она считала, не позволит коже раньше времени увянуть. Этот ритуал неумолимо повторялся каждое утро, и бедный полковник страдал от источаемого мазью запаха, но, будучи, хоть и в прошлом, военным, героически всё переносил, не подавая вида.
   - Одного зовут... Постой, постой! Я, кажется, и сам забыл... но где-то записал, чтобы постепенно усвоить. Одну минуту... - отложив не дочищенное ружьё, он стал судорожно шарить по карманам своего френча и, после недолгих поисков, извлёк из нагрудного кармашка смятый клочок бумаги. Развернув и распрямив его, и нацепив очки, которыми пользовался лишь при чтении, полковник выразительно произнёс по складам: - Одного зовут Ман-ба-ха-дур Та-манг, а другого - Ван-гди Нор-бу.
   - Какие ужасные имена! Чем-то похожи на индийские, но ещё гаже. И назовут же люди себя так, что язык сломаешь, прости меня, Господи! А что это за народность такая, эти "шерпы"? -
   Мадам уже закончила наложение "маски", и теперь требовалось посидеть в таком виде некоторое время, а потом смыть.
   - Они монгольского происхождения, и когда-то пришли из-за гор, - охотно стал объяснять супруг, мягкой фланелевой тряпочкой с любовью протирая ствол и приклад. - По вере своей - буддисты...
   - Это очень хорошо! - воодушевилась "буддистка", и несколько капель мази упали с лица на пол. - Значит, я с ними одной веры, и мы быстро найдём общий язык.
   - Шерпы прирождённые проводники и носильщики. Их жизнь кое в чём напоминает жизнь моряков. Когда дела идут хорошо, они большую часть года проводят вне дома, и редко видят свою семью. Правда, жене шерпа лучше, чем жене моряка: зная, где находится муж, она может не бояться соперничества других женщин.
   - Счастливая! Почему ты у меня не шерп?
   - Ты всё ещё меня ревнуешь? Я, кажется, не даю поводов...
   - Я пошутила, дурачок! А вот того шерпа, что заходил к нам утром и приносил воду, как зовут?
   - Это был, кажется, Ман-ба-ха-дур... - полковник отложил сверкавшее чистотой оружие и почесал затылок, вспоминая, - ... Таманг. Он тебе приглянулся? Теперь я буду ревновать!
   - Очень внимательный и милый, но, увы, я ему в матери гожусь, если не более того... - покачала головой пани Громадская, направляясь к тазику с водой. - Пора маску смывать.
   - Да, дорогая, давай поторопимся, - посмотрел Роберт Скотт на часы, - уже время ленча, а мы ещё и не завтракали.
  
  
   - Мне очень понравилась эта смелая и решительная женщина, - делился впечатлениями Манбахадур с доктором,- Не каждая отважится отправиться в горы... да, к тому же, она и очень следит за собой.
   - Для её лет она не плохо сохранилась, - согласился доктор. - Особенно бросается в глаза чудесная кожа лица и ослепительные зубы. Правда, волосы седоваты, но это не портит общей картины.
   - Я тут недавно, сэр, невольно стал свидетелем... - засмущался проводник и интригующе заулыбался.
   - Чего свидетелем?
   - Тайны моложавости мадам... - выдавил из себя Таманг и снова умолк, ещё более смутившись.
   - Чего там. Коль начал - говори! Я не выдам.

- Утром, как обычно, принёс им воду для умывания и чая. Когда подошёл к кровати

   госпожи, она поднялась и села. Я подумал: "Господи, я не в ту комнату зашёл!" Передо мной была беззубая, морщинистая старуха. Я поставил кувшин и чайник, и хотел бежать. Но тут заметил на столике у кровати баночки с кремом и пудрой, и две красивые розовые челюсти, усеянные белоснежными зубами и погружённые в стакан с водой. Я подумал: "А может быть?.." Но всё-таки, на всякий случай, удрал. А когда они вышли немного спустя, то она была также привлекательна и хороша, как накануне, и одарила меня ослепительной улыбкой, блеснув рядами белоснежных зубов.
   - Выходит, теперь ты знаешь её "тайну"?
   - Выходит так, сэр!
   - Обычно женщины этого не прощают: ты проник в святая святых...
   - Теперь мне неловко встречаться с ней даже взглядом - не знаю, как и быть.
   - Ну, ничего, не волнуйся.... Кстати, здесь есть и другая дама. Может и её внешность столь же обманчива.... Не желаешь ли и эту вывести на чистую воду? - заулыбался доктор, видя замешательство проводника.
   - Та ещё молодая... да теперь я ни с кем не допущу подобной оплошности, сэр.
   - Не зарекайся!
   - Клянусь вам, сэр!
   - Охотно верю. Кстати, эта вторая дама имеет зубы пока натуральные и достаточно острые, - это я проверил на себе, - теперь таинственно улыбнулся и доктор. - Ладно, оставим эту тему. Скажи лучше, когда намечено отправиться в путь?
   - После завтра утром, сэр.
  

* * *

  
   - "Со временем ведические божества древних ариев, - начал читать свой труд пан Сойка, - олицетворявшие силы природы, уступили место индуистской "троице": Брахме, созидающему мир, Вишну - защитнику его от сил зла, и Шиве, разрушающему вселенную каждый раз, когда заканчивается очередная "кальпа" (день Брахмы), а это 4320 миллионов лет."
   - Как это вы так точно называете цифры? - удивился доктор.
   - Ну, какая вам разница? Миллионом больше, миллионом меньше - всё равно никто не проверит, так что не придирайтесь по пустякам.
   - Ничего себе, пустяк! А, в прочем, вы правы...
   - "Брахма - бог, наименее почитаемый из всей троицы; в его честь не строят храмов. Он, как и другие индуистские боги, не бессмертен: прожив "сто лет Брахмы", а это не больше и не меньше, как 157680 миллионов лет, он умирает".
   - И опять "точная" цифра! Как это вам удаётся, коллега, делать столь сложные подсчёты? - засмеялся доктор. - Тут любой математик лоб себе расшибёт, а вы...
   - Опять вы с придирками, - притворился обиженным Сойка. - Слушайте лучше дальше, мой друг! "... он умирает, и вселенная погружается на "сто лет" в великий хаос".
   - Сотнями лет измерять - это еще, куда ни шло, а то миллионы... - никак не мог утихомириться, почему-то нелюбивший обилие нулей, слушатель.
   - Эти "сотни" условные - подразумеваются, все равно, миллионы - никуда от них не денешься! Так вот, "всё сущее гибнет, чтобы потом возродиться в новом "веке Брахмы". Гораздо более важными считаются Вишну и Шива, а также богини - жёны всех трёх богов. Супруга Брахмы Сарасвати, покровительница наук, искусств, дарующая вдохновение. (Доктор подумал о спасительном сне и мысленно взмолился: "О приди, Морфей! Сейчас ты будешь очень кстати".) Жена Вишну Лакшми, богиня счастья и богатства, а в супруге Шивы Парвати видели то богиню-мать, хранительницу и защитницу, то страшную богиню-разрушительницу".
   Не смотря на все мольбы, своенравный Морфей не желал укутывать зовущего своим покрывалом, и доктору пришлось выслушать выступление коллеги целиком, детально познакомившись и с Богами, и с их жёнами. Поляк лекцию закончил, и настал черёд слушателя "отомстить" говорливому пану Сойке - тут-то доктор и пустил в ход всю силу своего "оружия":
   - "Согласно верованиям арийцев, первый человек умер в 30-ти летнем возрасте, так как на сотворённый мир напал Дух Зла, Ангро Майнью, неся с собой смерть. Именно тогда, с его вторжением, завершилась Эра Творения и началась Эра Смешения Добра и Зла. (Пан Сойка сокрушённо вздохнул и расположился поудобнее.) Первый человек, Гайомарт, - продолжал неиствовать рассказчик, - перед смертью успел обронить на лоно земли своё семя, из которого вырос куст ревеня о двух стеблях, соединённых между собой. В этом общем растительном теле жили, однако, две души, а потому и тела их вскоре разъединились и превратились в человеческие. Это были Маш-йа и Маш-йои (старательно, по складам произнёс доктор), мужчина и женщина, первая супружеская пара. ("Он спокойно реагирует на слова о "супружеской паре" да и сам, не морщась, ранее вещал о подобном, из чего следует, что сказку про "мужеложство" действительно выдумала шутница Элизабет. Но, зачем? - доктор теперь не воспринимал коллегу, как извращенца, отчего и сам почувствовал облегчение. - Пан Сойка вполне нормальный мужчина, хоть и холостяк - с кем не бывает. Конечно, не Геракл, но что поделать? Всем есть место под солнцем".) Глупыми и доверчивыми были эти первые люди, и часто шли на поводу у коварного Ангро Майнью: по его наущению совершали поступки, неугодные Богу. Они даже, подобно нечистым животным, съели своего первого ребёнка".
   -Какой ужас! - содрогнулся чувствительный Сойка.
   -"За это прегрешение первые люди после смерти попали во Тьму, где и ждут по сей день Конца Света и последнего боя Добра со Злом, когда и над мёртвыми будет вершиться Страшный Суд.
   ("Как хорошо, что я кое-что успел накропать, улучив момент, и пан Сойка не застал меня врасплох, - мысленно похвалил себя доктор".)
   -Это похоже на "Откровения" Иоанна Богослова! - поляк внимательно следил за повествованием.
   -Вы, верно, подметили сходство, - согласился "дважды турок". - В Зороастризме финальная битва Спасителя с мировым злом называется Фра-шо-ке-ре-ти или Фраш-кард (опять пришлось по слогам!), что означает "переделывание".
   -А первые люди так и не оставили потомства? - почему-то забеспокоился бездетный Сойка.
  -- Оставили, оставили! Не волнуйтесь, - детей они нарожали много, иначе, откуда бы взялись и мы с вами... Потомки этой первой четы заселили землю, став родоначальниками разных народов.
  -- Ну, слава Богу! - отлегло от сердца у поляка.
  -- "Среди семи пар детей, которые родились от Маш-йа и Маш-йои, были мальчик и девочка - Сиямак и Нашак".
  -- Откуда, вы имена знаете? - усомнился Сойка.
  -- Оттуда? Откуда вы - свои "миллионы" лет, - не растерялся доктор. - "Они выросли и тоже стали мужем и женой, родив, в свою очередь, Фри-ва-ка и Фра-ва-ки-ен.... А их сын Ха-ошь-янгх...
  -- Как, как? - не расслышал поляк.
  -- Ха-а-а... о-о-ошь... я-я-янгх, - нараспев произнёс доктор, торжествуя свою "победу", - "... стал первым земным властителем, первым царём. Он возглавил династию Парадата, что значит "Идущие впереди". По преданию, Хаошьянгх первым установил законы для людей, то есть создал государство. Именно в его царствование на земле сами собой вспыхнули три великих огня - священное тройственное пламя Атара, от которого впоследствии были возжены огни святых алтарей. Поэтому арийцев и называют огнепоклонниками.
  -- Кстати, вы не были в местечке Джавала-Мукхи? - спросил Сойка.
  -- Нет.
  -- Там есть храм у места выхода естественного газа.
  -- Где это? - заинтересовался доктор для большей убедительности.
  -- Как же вы, огнепоклонник, и не знаете! - пошёл в "контратаку" Сойка. - Стыдно, сударь, стыдно! Это находится в округе Кангра.
  -- Стало быть, совсем недалеко, а я и не знал! - изобразил искреннее удивление доктор. - Непременно съезжу! Может, и вы за компанию, а?
  -- Нет, уж увольте - у меня и своих дел хватает! - испугался поляк. - Чтобы вы долго не искали, подскажу, что место называется "Рот богини".
  -- Спасибо за подсказку, но я ещё свою "лекцию" не закончил, и если у вас осталось терпение, то продолжу, - решил доктор совсем "добить" коллегу.
  -- Продолжайте! Вы знаете - я терпелив.
  -- "...Поэтому считается вполне вероятным, что местом обитания древних арийцев было побережье Каспия, с его нефтяными промыслами, факелами природного газа и горящей нефти. Там в одном местечке сохранился и древний храм, куда стекается много паломников до сих пор..."
   В дверь легонько постучали. Этот характерный стук был доктору давно знаком, но он всё-таки спросил, кто там.
   Дверь распахнулась и на пороге показалась она, разодетая и источающая аромат духов.
  -- Ты не один? - осеклась англичанка, увидев Сойку.
  -- Мне пора, - поляк спешно стал собирать листы.
  -- Не волнуйтесь, милый пан Сойка, я вашего друга долго не задержу, - начала что-то из себя изображать Элизабет. - Останьтесь, у нас от вас нет секретов. Правда, дорогой?
   Она уселась к доктору на колени и обвила его шею руками, приговаривая на ушко: "Как я по тебе соскучилась! А ты скучал без меня или у тебя были другие женщины? Сознайся, сознайся! Я всё равно вижу по глазам: ты не дурно проводил время в моё отсутствие".
   Бедный Сойка стремительно "выпорхнул" из комнаты (читка происходила в номере доктора), словно птичка, вырвавшаяся чудом из сети птицелова, обронив, как пёрышки, листы своей рукописи - они так и остались лежать на полу.
   - "Когда Магомет долго не идёт к горе - она сама является к нему"! - процитировал доктор известную поговорку, и покорился неизбежному.
  
  
   Несносная Элизабет осталась у него на всю ночь. Хорошо, что он ещё в гневе не выбросил подаренные запонки. Она, разумеется, поинтересовалась - целы ли? А если б поспешил выбросить? Что тогда? Тогда - не сносить бы бедному доктору головы. Вот, что тогда!
   Заодно, "дважды турок", наконец, уразумел, что пассия серьги носит и снимает их на ночь, кладя на туалетный столик возле кровати. Сколько всего должно было произойти, прежде чем удалось усвоить столь нехитрую вещь. "Впредь надо быть наблюдательней, батенька! - укорял кто-то изнутри. - Какой из вас после этого разведчик, скажите на милость? - А я в эти ваши разведчики не напрашивался, - защищался кто-то снаружи. - Сами силком заставили, так теперь и терпите, какой уж есть!"
   В целом ночь прошла благополучно: она не оторвала, по нечаянности, ему ни усов, ни бородки, а он ей рассказал о забавном открытии слуги-шерпа по поводу вставной челюсти мадам, чем весьма развеселил подругу. Потом разговор откатился в кашмирское прошлое, и она спросила: - Мой дорогой, до меня дошли слухи, что тебя ограбили в тот день, когда я, как сумасшедшая, умчалась к мужу на маневры? Правда, это?
   - Да, моя милая, кто-то проник в гостиничный номер, очевидно, через окно, мастерски выдавив стекло, и похитил ценнейшую саблю, подарок Магараджи.
   - Вора поймали?
   - Нет.
   - Заявлял в полицию?
   - Тоже нет.
   - Почему?
   - Какой толк? Я не люблю излишнего шума, да и ничего более не пропало.
   - Мой подарок, я надеюсь, не похитили? - насторожилась она.
   - Запонки были в тот вечер на мне, как, впрочем, и всегда.
   - То-то! Береги их, как зеницу ока - это подарок от всего сердца.
   - Я так и поступаю, дорогая. Они всегда со мной, и постоянно напоминают о тебе. Теперь хочу спросить: сбылось ли, так напугавшее тебя, видение?
   - Представь себе, сбылось, но... в ослабленной степени.
   - Как это "в ослабленной степени"? Поясни, дорогая.
   - Несчастье случилось, но не столь серьёзное: Генри действительно ранило, но не сильно, и жизнь его вне опасности.
   - Значит это не происки нашей оккультистки?
   - Нет, она здесь не причём! Я и сама давно обладаю в достаточной мере развитым сверхчувственным восприятием и могу предвидеть некоторые события.
   - Это хорошо, коли так! - повеселел доктор. - Так скажи, в таком случае, найдёт ли мадам то, в поисках чего решила в столь почтенном возрасте лазать по горам?
   - Пока мне никаких видений или предчувствий на этот счёт не было. К тому же люди с обострённой интуицией, вроде меня, чаще всего воспринимают импульс из будущего о грозящем несчастье. Радостные события, а предполагаемая находка из этого ряда, сваливаются на голову неожиданно. Так как они не приносят вреда, то о них и не надо как-либо предупреждать.
   - О, какая ты теперь стала вся насквозь "оккультная", - сказал доктор и сладко потянулся.
   - Оккультная, так оккультная! Какая есть! - засмеялась англичанка, вставая и набрасывая на себя халат. - Я чувствую, что ты ещё хочешь понежиться. Долг настоящей "оккультистки" - варка кофе, чем я сейчас и займусь. Заодно ты оценишь, хорошо ли я научилась варить по-турецки.
   Доктор уткнулся в ту самую, всё ещё недочитанную газету. Статейка про траволечение его всерьёз заинтересовала - вдруг там, что и про печень будет...
   "Каждый, испытавший хотя бы короткое время естественное лечение растительными средствами, имел возможность убедиться в преимуществах этой новой медицины и во всех её неоспоримых достоинствах. Средства эти не только облегчают страдания, устраняют те или другие болезненные расстройства, но, при правильном режиме, излечивают болезни вполне радикально".
  
   До ноздрей донёсся знакомый аромат, послышались шаги и голос: "Дорогой, всё готово! Я несу-у-у..." Доктор стал судорожно засовывать газету под кровать ("Как я не подумал - издание на русском языке! Спросит: откуда у тебя? Или итого хуже: так ты по-русски умеешь читать?) Он с перекошенным лицом принял из рук подруги дымящуюся чашечку. - Что с тобой, дорогой? На тебе лица нет!
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  
   Дурной знак. Странные непальцы. Здоровье дороже. Снежный человек. Слепой ведет слепого. Обросший полковник. Пиявки и змея на шляпе. Женщина-призрак. Вареные колбаски.
  
   Точно в назначенное время экспедиция пани Громадской покинула гостеприимный отель и двинулась в путь. Отряд отправился из Дарджилинга на север - сначала вверх и вниз, вверх и вниз, пересекая глубокие долины Сиккима, затем через высокие перевалы - в Тибет. По прямой расстояние от Дарджилинга составляет всего около 160-ти километров, но предстояло пройти почти 500, двигаясь по широкой дуге на север, потом на запад. Ожидался долгий поход по дикой бесплодной местности. Постоянный в тех местах сильный ветер нёс густую пыль и слепил глаза. Но одним из преимуществ этого маршрута являлось то, что он позволял везти снаряжение на мулах чуть ли не до самого подножья гор, хотя на пути через Непал встретилось столько рек и висячих мостов, что предстояло всё переносить на своих плечах.
   На следующий день подошли к одной из таких рек с бурным и стремительным течением. С одного берега на другой перебросили канат. Чтобы переправить человека, пришлось заворачивать его в большую сетку и перетягивать по канату на другую сторону. Успешно пересекли преграду этим надёжным способом. Только один погонщик мулов (помимо двух проводников наняли и несколько погонщиков) отказался от сетки, заявив, что и так переберётся по канату, желая своей отвагой, очевидно, поразить европейцев. Однако на полпути рука смельчака сорвалась, и он упал в воду. Его товарищи разделись и прыгнули в реку, но сильное течение не позволило им добраться до бедняги. Волосы несчастного заплетены в косу на старинный манер, и последнее, что увидели бывшие на берегу, это светлую ленточку на конце косы, мелькнувшую на поверхности в нескольких десятках метров ниже по течению. Люди были обескуражены случившимся, расценивая происшествие как очень дурной знак, тем более в самом начале пути.
   Перебравшись на другой берег, разбили лагерь; затем отряд разделился на две группы, и каждая - отправилась на разведку. Роберт Скотт с супругой и с ними Таманг пошли вверх по течению, а мисс Торнтон, пан Сойка и Вангди Норбу - вниз; доктор и погонщики мулов остались в лагере. Был полдень, и группы условились вернуться к вечеру.
   Учёный, воспользовавшись желанным одиночеством, принялся за составление карты: достал из походной сумки всё необходимое и, усевшись поудобнее, принялся чертить, наносить обозначения, вымерять соответственно выбранному масштабу расстояния от одного пункта пути до другого, проставлять высоты и низины, вырисовывать зигзаги рек и долин, постоянно сверяясь с компасом. Увлёкшись работой, не заметил, как всё вокруг окуталось густым туманом и видно стало не дальше вытянутой руки. Вдобавок к туману, пошёл и проливной дождь. Палатка оказалась недостаточно надёжной преградой для лившейся с неба, как из ведра, воды, и настырные капли стали всё настойчивее наносить на карту несуществующие озёра и расплывающиеся чернилами реки, в связи с чем, работу пришлось прекратить.
   К вечеру, когда дождь, "отработав", утих, туман рассеялся, и выглянуло растерянное солнце, вымокшие и уставшие люди вернулись в лагерь. Первому отряду повезло больше - они нашли какую-то пещеру и укрывались от дождя там; второму -меньше: англичанка и поляк выжимали одежду, громко и сосредоточенно ругаясь.
  
   На следующий день экспедиция отправилась в некую деревню, по уверению проводников, расположенную на границе с Тибетом, но попала в густые дебри и заблудилась. Проводники уверяли, что направление выбрали правильно - не раз ходили этим маршрутом, и что, наверное, злые духи, решив подшутить над незваными гостями, сбили их с пути. Шерпы беспрестанно молились, стараясь умилостивить Богов, но должного эффекта не получалось, а продовольствие, тем временем, подходило к концу (запаслись не очень, не рассчитывая на подобный казус). На счастье, в лесу оказалось много ягод, однако, голод этим утолялся мало. И тут путники наткнулись на местных жителей, которые устроились перекусить на краю какой-то тропы, которая никуда не вела, а точнее - упиралась в обрыв. Продуктов у них оказалось много, и мадам Громадская предложила им денег, но туземцы встретили это недружелюбно и отказались продать хоть что-нибудь. Тогда Тамангу пришла идея.... Зная, что в этой местности господствуют суеверия, (будто пища становится нечистой, если до неё дотронулся чужеземец), он посоветовал членам экспедиции нарочно прикасаться к разным продуктам, спрашивая: "Это что? А что это?" Так и поступили, - трогали всё так быстро, что аборигены не успевали отвечать. Хитрость удалась, и жители после подобного "знакомства" не захотели дотрагиваться до еды и оставили её навязчивым иноземцам. Мадам всё равно хотела заплатить, и предложила двадцать рупий, но гордые и обиженные жители отказались принять деньги, и заспешили прочь, хотя дорогу, как выбраться из злосчастного места, всё же, указали.
   - Да, странный народ, эти непальцы, хотя они и тоже хиндской расы, - заметил полковник, - но зато у них хорошая армия, состоящая из знаменитых гурхов, живущих в центральных областях и на западе.
   - Так называемые, "чёрные войска"? - уточнил доктор.
   - Да, эти самые "сипаи" (cipayes) - оплот и надежда англичан в Индии.
   - Ходят легенды, что они стоят насмерть, - продолжал подливать "масло любопытства" в "огонь красноречия" полковника хитрый турок.
   - Ну, положим, доблесть их сильно преувеличена, но всё же они далеко не трусы...
  
   "Турок" и полковник сидели у костра, а чуть поодаль обе дамы о чём-то спрашивали проводника-шерпа. Ответ Таманга донёсся до ушей доктора: "В этой стране много драгоценных камней, и они попадаются здесь на каждом шагу".
  -- Как? - изумилась англичанка.
  -- Не может быть! - воскликнула буддистка-оккультистка.
  -- В самом деле, - продолжал шерп морочить дамам голову, - местные жители не считают их ценными и отдают за несколько пачек чая или другие продукты.
  -- Почему раньше не предупредили? Я бы запаслась чаем, - огорчилась Элизабет.
  -- И я бы - тоже... - запричитала Громадская. - Ах, как жаль!
  
  

* * *

   Первым на пути экспедиции встретился монастырь Ронгбук. Монахи приняли пришельцев достаточно радушно, но многочисленные расспросы по поводу рукописи ни к чему не привели. Того, что искала Громадская, в монастыре не оказалось, хотя имелось много, не менее ценного и интересного.
   Тепло, распрощавшись с монахами, отряд двинулся дальше. Горы теперь почти целиком покрывал снег, голые участки попадались всё реже и реже. Мадам не отставала ни на шаг, что весьма не плохо для женщины её лет.
   - Лицо моё, за несколько дней пребывания на высоте, непомерно опухло и ощущается какое-то странное давление на темя, от которого по всему телу расходится необъяснимый страх, будто какие-то неведомые силы, преграждают мне путь, - говорила она, глядясь утром в маленькое зеркальце, висевшее в палатке.
   - Может быть, повернуть назад? Чёрт с ней, с рукописью - здоровье дороже! - предложил заботливый супруг.
   - Ни в коем случае! - топнула ножкой исследовательница. - Это дело всей моей жизни, и назад ни шагу!
  
   Движение продолжили, несмотря на сложность пути, и вскоре поднялись к перевалу Лхо Ла. Величественная вершина Чомолунгма сияла впереди во всей красе. Далеко-далеко внизу, на склоне, около ледника Кхумбу, паслись яки. Их фигурки казались с этой высоты маленькими чёрными точками.
   - В этих краях обитает йети, - заметил Таманг, всегда умевший вставить слово в неподходящее время в неподходящем месте. Вгоняя всех, если не в шок, то, приводя в замешательство.
   -Кто, кто? Повтори! - не расслышала "барыня".
  -- Ужасный "снежный" человек, - радостно пояснил проводник.
  -- Ещё этого нам не хватало, - ужаснулись одновременно обе дамы.
   -Я слышал о нём с детства, - развивал скользкую тему шерп. - Правда, сам я его не видел, но мой отец встретился с ним однажды лицом к лицу.
  -- И что же? - в голосе мисс Торнтон сплелись в клубок ужас и любопытство.
   -Эта встреча стала для отца незабываемой... - обрадовался рассказчик, что так заинтересовал слушательниц. - Йети напоминает большую обезьяну, с той разницей, что у него очень глубоко сидящие глаза, а голова заострена к макушке. ("Может быть, он зороастриец"? - улыбнулся про себя доктор.) Тело йети покрывает сероватая шерсть. Причём, растёт она очень необычно: выше пояса - вверх, а ниже - вниз. Как рассказывал мой отец, ему встретилась самка.
   -Не предался ли с ней любовным утехам? - вымученно засмеялась супруга дипломата, по-видимому, считая свое замечание образцом тонкого английского юмора.
   -Извините, дамы... Он определил это по отвислым грудям.
   Ответ шерпа на мгновенье всех ошеломил, и воцарилось молчание, которое первыми нарушили дамы: - Какой ужас! Какое неприличие! Почему она в таком виде... без бюстгальтера? Впрочем, какой там... бюстгальтер, когда шерсть кругом ...
   Когда дамы успокоились, Таманг невозмутимо продолжил: - Ростом она около двух метров ("Немаленькая дамочка"! - подумала рослая англичанка), а передвигалась на задних конечностях, придерживая груди передними ("Какой ужас"! - перекрестилась Громадская). Зверь встречи испугался так же, как и мой отец, и стал карабкаться, издавая резкий свист, затем скрылся.
   -Ну, слава Богу! - облегчённо вздохнули слушательницы.
   -- Считается, что встретивший йети должен вскоре умереть или тяжело заболеть, - неприятным образом закончил рассказ проводник.
   -И, что ваш отец? - снова запереживали дамы.
   -Он долго болел, но поправился, - сменил "минор" на "мажор" рассказчик.
   Слушательницы, казалось, удовлетворились утешительным финалом, но, тем не менее, то и дело вертели по сторонам головами: не покажется ли где это гадкое чудище?
   - Смотрите, вон какие-то огромные следы! - истошно завопила англичанка, указывая на глубокие вмятины на покрытом снегом склоне холма. Бросились смотреть, и в этот момент раздался пронзительный свист, от которого у многих заложило уши. Головы повернулись на звук и во все глаза стали смотреть вдаль, где по отвесному краю ледника уверенно карабкалось мохнатое существо.
   -Лёгок на помине, - снова перекрестилась барыня. - Господи, помилуй!
   Страх и оцепенение не позволили никому сдвинуться с места, да и взоры людей приковало к себе странное животное - невозможно оторвать от него взгляда, словно в состоянии гипноза. Оно, очевидно, тоже заметило путников, но не проявило к ним должного интереса. Лишь, свистнув громче, ускорило шаг и вскоре скрылось из виду. "Батюшки, как Соловей-Разбойник! - подумала, мелко крестясь, мадам. - Свят, свят, свят..." Немую сцену разрушил бодрый голос проводника: - Многие считают, что йети это вид медведя; другие, - что это гигантская обезьяна. Ещё говорят, что ноги у них вывернуты задом наперёд...
   - Разве с такого расстояния определишь? - дрожащим голосом проблеяла англичанка.
   - Значит, раз мы его (или её) встретили, то нас теперь ждёт несчастье: болезнь или, и того хуже, смерть? - помрачнела пани. - Не достаточно ли с нас гибели погонщика?
   - Коль нас так много, мэм, то, если что и будет, то это распределится на всех, и каждому достанется лишь небольшая толика несчастья, поэтому не волнуйтесь! - решил Таманг успокоить впечатлительную женщину. - Мы довольно часто болеем простудой, не приписывая причину каким-либо встречам.
   - Это еще, куда ни шло, - первой начала успокаиваться англичанка, чей голос перестал дрожать.
   - Местные жители говорят, что йети приходят по ночам и разрушают их дома, - совсем не, кстати, продолжил болезненную тему другой проводник. - Среди йети есть два вида: одни - людоеды, другие поедают лишь животных.
   В глазах дам снова блеснул ужас.
   - Кто тебя за язык тянет? - толкнул в бок напарника Таманг. - Люди и так напуганы!
   - Интересно, какая разновидность нам повстречалась? - пискнул пан Сойка.
   - Раз он сам нас испугался, значит не людоед, - рассудил доктор.
   - И не понятно, какого пола? - пробасил полковник.
   - Раз "оно" ничего свободной "рукой не поддерживало", значит, - самец! - стала приходить в весёлое расположение духа и супруга полковника.
  
   Переполненные впечатлениями от встречи со "снежным" человеком и одновременно напуганные, путешественники дальше идти не решились. Разбили лагерь там, где застало их видение, развели огонь и занялись приготовлением обеда. Топливо, захваченное с собой, приходилось экономить. Вблизи не имелось никакой растительности - лишь голые скалы, льды и сугробы. Погода начала быстро и заметно портиться: небо заволокло тучами, пошёл снег. Снегопад в горах, как известно, дело коварное, несущее за собой обычно сход снежных лавин. Температура воздуха тоже не ласкала путников: лёгкий морозец щипал пальцы, носы и уши; приходилось согреваться в спальных мешках, и горячим чаем.
  
  

* * *

   Достаточно полазав по горам и не набредя ни на один новый монастырь, экспедиция, по желанию предводительницы, которая, к тому же, себя неважно чувствовала, решила на время спуститься в долину, чтобы отдохнуть и пополнить запасы продовольствия, воды и топлива.
  
   - Я тебя предупреждал, - "пилил" полковник супругу, воспользовавшись редкой возможностью превратиться из "вечно распиливаемого"" в ""пилу", - для того, чтобы лазать по горам, нужна длительная и серьёзная подготовка. Какие мы с тобой, к чёрту, в нашем возрасте "альпинисты"? Курам на смех!.. Ладно, мы, старики! И остальные, пригодны лишь для сидения в кабинетах - что поляк, что турок.... А от англичанки твоей, какой прок? У неё одни мужики на уме! Хорошенькая, нечего сказать, компашка подобралась... Слепой ведёт слепого - так можно всем разом и в пропасть угодить.
   - Прекрати! - взвизгнула барыня. - Надоело мне слушать твои нравоучения! Хватит.... Не хочешь, не ходи -одна пойду. Пускай погибну, но не отступлюсь. А тебя потом в виде привидения буду навещать: зачем отпустил жену одну в горы? Ты этого хочешь, Роберт?
   Полковник, будучи человеком мнительным и суеверным, несмотря на боевое прошлое, не на шутку испугался угрозы и пошёл на попятную.
   - Ладно, не сердись, дорогая! Это я так... тоже подустал, и нервишки пошаливают.
   - То-то, смотри у меня... Поделай-ка лучше мне массаж, чем умничать.
   - Где у тебя болит, дорогая? - обрадовался полковник, так как просьба "сделать массаж" всегда являлась сигналом к примирению.
   - Вот здесь, шею... позвонки. Да посильнее дави, не бойся! Мужик ты или кто, в конце концов? А то раскричался: какие такие мы альпинисты? Мни, мни!.. Ага, вот-вот... Хорошо-о-о-о....
  
   Двинулись на запад, в область, которая называется Ланг Данг Гималая. Спустившись с заснеженных высот (спуск оказался сложнее, чем подъём; оно и понятно - за неимением нужного снаряжения - собирались наспех, и многое не продумали), отряд несколько дней колесил по сельским районам с обширными рисовыми полями и террасным земледелием на склонах холмов. Шли мимо деревень, старинных укреплений и пагод, которые, по словам непальцев, первоначально появились здесь, а не в Китае, как принято считать. Потом потянулись более пустынные места. На севере высились большие вершины западно-центрального Непала: Аннапурна, Дхаулагири, Манаслу и десятки других...
  
   Доктор старательно наносил местность на карту, поляк увлёкся растениями и минералами, остальные занимались кто чем: полковник - охотой и рыболовством, его супруга пребывала в постоянных медитациях, а ветреная Элизабет, и вовсе, ничем не занималась, приставая с очередной глупостью то к одному, то к другому "Искателю Истины".
   Отряд продвигался не спеша, иногда забираясь в чащу джунглей и мучительно пытаясь найти утерянный путь, а порой снова карабкаясь по скалам, следуя прихотливому рельефу местности. В джунглях не обходилось без приключений.... Однажды, под вечер, никак не могли найти тропу, и, похоже, пришлось бы провести ночь без пищи, и без крыши над головой. Отчаялись, но вдруг впереди послышался шум, и люди увидели представителя местного племени, которое в Непале называется Лимбу.
   Пан Сойка заговорил с туземцем на местном наречии и дал пять рупий, чтобы тот довёл отряд до ближайшей деревни. Непалец почти согласился, но тут появился полковник, у которого за время странствий отросла большая борода. У него, к тому же, такие густые брови, что в горах на них собирался иней, и они напоминали покрытые снегом карнизы. Его за глаза стали называть "балу" (медведь). Вид и в правду устрашающий: длинные, хоть и седые, космы, окладистая бородища, ещё сохранявшая цвет рыжести и усы, да ещё из ворота рубахи на груди торчала клочьями шерсть.
   Подобно многим жителям Азии, лимбу почти лишены волос на лице и теле. Непалец, конечно, никогда не видел у человека такой растительности. Не успели опомниться, как он издал дикий вопль и исчез, унося с собой и деньги, и надежду выбраться из чащи.
   - Наверное, бедняга, принял вас за йети, - высказал пан Сойка свою догадку. - Вот и дунул со всех ног.
   - Уж очень пугливы, - нехотя улыбнулся Роберт Скотт. - Так и развеивается миф об отваге и храбрости непальцев.
   - Мне кажется, дорогой, он принял тебя за медведя, - пустила "шпильку" супруга, - ведь снежный человек с гор не спускается.
  
   Когда совсем стемнело, путники сели под деревом, решив так и переночевать. Откуда-то неподалёку доносилось журчание ручейка, и всем от этого звука захотелось пить. Однако Манбахадур и его помощник Вангди наперебой отговаривали людей идти за водой. Они считали, что там водопой диких животных, а непальские леса полны зверья: тигров и медведей, и ручей в лесу - самое подходящее место, где можно их встретить ночью. Путники послушно остались под деревом, промокшие насквозь от испарений, но изнывающие от жажды; а утром, подойдя к ручью, убедились, что шерпы оказались правы, - на иле виднелось множество звериных следов.
   Выбраться самостоятельно из чащи всё же удалось, и отряд набрёл на деревушку, где вид полковника среди местных жителей снова произвёл переполох. Лимбу или убегали в лес, или (наиболее смелые из них), одолеваемые любопытством, толпились вокруг, показывали пальцами и смеялись. В дальнейшем, когда нужно было достать в деревне продовольствие или воды, шерпы шли вперёд, а мохнатого американца прятали в укрытии, пока переговоры не заканчивались.
   - А не пора ли, дружочек, тебе постричься и побриться? - наконец, не выдержала супруга. - Иначе ты изгонишь всё население из страны. Тебе не кажется?
   - Скоро, скоро, дорогая! Вот, как найдём твою рукопись, так сразу же и побреюсь и подстригусь. Даю слово военного!
  
   Не считая этого комического случая, других осложнений с населением у экспедиции не произошло. Не случилось и столкновений с дикими животными. Единственными настоящими врагами оказались... пиявки. Обитающие в западном Непале разновидности превосходили по своей кровожадности всё, что таилось вокруг. В тёплых низинах они имелись повсюду: в грязи под ногами, в траве, на которую садились, на листьях деревьев, откуда они валились на головы. Пиявки неядовитые, укус их безболезнен. Но именно поэтому человек совершенно не чувствует и не подозревает об их присутствии, пока не начнёт осматривать тело или не разденется. Тогда и увидит их, больших, отвратительных, присосавшихся и раздувшихся от крови. Излюбленное место пиявок ноги, причём первоначально паразиты настолько малы, что могут пробраться сквозь носки, сквозь дырочки для шнурков.
   Каждый раз за вечерним туалетом раздавались истошные крики и визг дам, обнаруживавших у себя непрошенных гостей. Мужчины в этом вопросе оказались более сдержанными, и молча сносили, выпавшие на их долю, страдания. Найденных паразитов бросали в костёр, где они, отвратительно шипя, лопались и навеки исчезали в языках пламени.
   - Лучший способ предохраниться от них, - советовал Таманг, - натирать кожу солью, которую эти мерзавцы не переносят. А ещё можно смочить носки керосином - тоже помогает.
   - А совсем хорошо,смочив всё керосином, поджечь! - улыбнулся в бороду полковник, закуривая.
   - Ну и юмор у вас, сэр, - отозвался пан Сойка, только что расправившийся с очередной "гостьей".
   - Если мазаться керосином, тогда неизвестно, что хуже - запах керосина или пиявки, - облегчённо вздохнула пани Громадская, по-видимому, полностью очистившись от паразитов.
   - Они сидят так крепко, что их рукой и не оторвёшь, - пожаловалась Элизабет, ещё не закончившая "очищение".
   - А вы ножичком соскребайте, моя милочка! Не бойтесь, смелее... Дайте покажу! - Мадам пришла на помощь, и дело заспорилось.
   - Ты настолько наловчилась "сбривать" этих гадов, дорогая, что можешь стать заправским цирюльником, и поможешь мне справиться с моей неукротимой растительностью, - засмеялся полковник, дымя сигарой.
  
   Роберту Сотту, напомним, глубоко за пятьдесят, но он находился в отличной форме и без особого труда преодолевал все трудности похода, хотя иногда жаловался на недомоганье и изредка ворчал, обвиняя супругу в создаваемых сложностях. Жена тоже старалась ни в чём не отставать от мужа, но было заметно, что постоянно создавать иллюзию молодости ей даётся не легко. Другие участники экспедиции с разной мерой сложности преодолевали преграды и трудности. Мисс Торнтон и пан Сойка старались не подавать вида; доктору, конечно, мешала хромота, и особенно - на спусках и подъёмах; одни лишь проводники и носильщики чувствовали себя в своей стихии, тем более что надеялись получить щедрое вознаграждение - а лазанье по горам их основная работа.
  
   После нескольких очередных переходов ландшафт стал постепенно меняться. По-прежнему шли вверх-вниз, вверх-вниз, но теперь больше вверх. Скоро рисовые поля остались позади, и караван вступил в леса, перемежающиеся с полями ячменя и картофеля. Изменилось и население. Здесь жили не индуисты, а буддисты, и не непальцы, а монголы.
   Прошли через низменные области, затем стали подниматься по бурной реке. Один из основных путей сообщения между Непалом и Тибетом - по дну каждой долины, где протекает река. Но ни одна лошадь, ни один мул не способны одолеть раскачивающиеся висячие мосты, по которым только и можно преодолеть водную преграду. В этом и есть главная причина того, что непальцы носят грузы на собственных спинах. На каждого теперь приходилась огромная ноша, по 35-40 кг. Несли на шерпский манер - надев ремень на лоб.
  
   Вскоре случилось в пути и весёлое происшествие. На одном из привалов на берегу озера пан Сойка вытянулся на солнышке и задремал, прикрыв лицо шляпой. И вдруг сквозь дремоту ощутил, как он потом объяснял, что шляпа стала, как-будто, тяжелее. Протянув руку, чтобы проверить, в чём дело, поляк нащупал пальцами что-то холодное и скользкое. Пока он спал, на полях шляпы пристроилась змея и тоже вздремнула на солнышке. Поняв в чём дело, Сойка завопил что есть мочи и отбросил шляпу как можно дальше. Разбуженные криком, вскочили и остальные отдыхающие. Увидев, в чём дело, полковник бросился к уползавшей змее и, догнав, расплющил ей голову прикладом своего ружья. Однако носильщики стали выказывать явное недовольство и объяснять, что убив змею, господин совершил большой промах.
   - Когда змея сама приходит к человеку, - заметил один, - она приносит ему счастье.
   - Человек со змеёй на голове, - добавил другой, - может стать королём!
   - Мне кажется, спокойней быть простым смертным с обыкновенной лентой на шляпе, чем королём со змеёй на голове, - ответил поляк, но больше не ложился. - Только сон мне испортили!
  
  

* * *

   Жителям Запада Тибет известен как запретная страна. Для буддистов это священное место, страна паломничества. Тибет - священная страна, а Лхаса - святыня этой священной страны. Каждый буддист мечтает попасть туда хоть раз в жизни, как христианин мечтает об Иерусалиме или мусульманин - о Мекке. Буддисты считают, что жизнь того, кто не побывал в Лхасе ничего не стоит.
   Пани Громадская много раз пыталась, но безуспешно, достигнуть заповедных мест. С каждым разом шансов становилось всё меньше: возраст и здоровье работали против. Поэтому нельзя упустить эту, по-видимому, последнюю представившуюся возможность. Она нервничала и волновалась - близилась осень, а за ней и зима; и надо успеть завершить задуманное и вернуться до наступления неблагоприятной погоды. Обилие тибетских монастырей пугало - не успеть за столь короткий срок, учитывая сложность передвижения, посетить их все. Надо идти наверняка. Но, как узнать, в котором укрыта искомая рукопись?
   На одном из привалов Громадская спросила Таманга:
  -- Ты ведь буддист?
   -Да, я верю в Будду. Но я не ортодокс. Хотя дома у меня и есть молитвенный угол, согласно нашему обычаю, я не особенно верю в ритуалы, и вовсе не суеверен.
   Подобный ответ до некоторой степени ошеломил "буддистку", и она спросила снова:
   - А веришь ли ты в чудеса и призраков?
   - За свою жизнь я видел слишком много гор, чтобы верить, будто они - обители злых духов, - продолжал разочаровывать госпожу Манбахадур. - Хотя, однажды, много лет назад, я безуспешно пытался выследить женщину-призрак, которая якобы обитала в горах...
   - Это не она ли к нам приближается? - указала пани на одинокую фигурку, спускавшуюся с перевала.
   - Где, где? - слышавшие разговор, повернули головы.
   Фигурка как-то неестественно быстро приближалась, и её можно было детально разглядеть. Действительно, женщина и пожилая притом, одетая в изношенные: красную хлопчатобумажную юбку и жилет, в стёганый жакет и шапку с овечьими наушниками (на случай холодов), но всю в дырах. Она подошла, и все увидели у неё на плече старую кожаную сумку, почерневшую от грязи. Лицо темно-коричневое, типично крестьянское и - чёрные, с проседью, волосы, смазанные жиром. Женщина поприветствовала всех на местном наречии. В ответ ей предложили сесть к общему костру, отчего она не отказалась. Устроившись, незнакомка к изумлению окружающих, стала вынимать содержимое своей сумки, показывая, что хочет угостить присутствующих. Она достала мешочек ячменной муки, ломтик вяленого мяса, брикетик прессованного чая, баночку подозрительного на вид масла.
   - А это соль и сода, - извлекла она два последних пакетика. - Угощайтесь!
   - Спасибо, дорогая, но у нас всё есть, - ласково, но твёрдо уклонилась Громадская от предложенного. - Может быть, лучше мы вас угостим - у нас имеется свежее мясо козлёнка, например... (Козлёнок являлся бесспорным доказательством охотничьего мастерства полковника).
   Женщина подняла голову, и в свете костра явно обнаружилось то, что поначалу не заметили: лицо - типично европейского покроя, но сильно запачкано или чем-то выкрашено; волосы тоже крашеные, но, видно, давно, и повсеместно обнаруживали свой истинный цвет - седину. Она была старухой, скрывавшей нехитрыми способами свой возраст, что, по понятной причине (немой укор), сразу не понравилось пани Громадской. Видя, что разоблачена, странная женщина вдруг заговорила по-французски:
   - Я Александра Давид-Ноэль... - Заметив, что имя не произвело никакого впечатления, она пояснила. - Я когда-то была, скажу без ложной скромности, выдающейся певицей и принимала горячие поздравления от самого маэстро Жюля Массне за исполнение главной партии в его прекрасной опере "Манон".
   Слушатели опешили от подобных откровений и выпучили глаза: француженка, оперная дива, великий Массне, парижская опера, "Манон Леско", свет рампы, полыхающая люстра, гром оваций... и вдруг где-то в предгорьях Тибета... грязная оборванка, нищенка... Первой, конечно, обрела дар речи пани Громадская.
   - Как вы оказались здесь, так далеко от Парижа?
   - Я пресытилась успехом и славой и, поняв, что счастье не в этом, отправилась на поиски истины. - "Здравые вещи говорит оборванка, - ревниво подумала оккультистка. - Вот и ещё одна вроде меня... Не потерплю соперниц!"
   - Какое совпадение! Мы тоже занимаемся этим, и наше общество так и называется - "Искатели Истины".
   - Сейчас-то вы ищете не Истину, а рукопись... Не так ли?
  -- Откуда вам это известно? - похолодела оккультистка.
   - Не пугайтесь, женщина, - улыбнулась незнакомка. - Может эта рукопись и откроет вам истину. Вы, ведь, так думаете?
  -- Да, - согласилась мадам, пасуя перед ясновидящей соперницей.
   - Так я и пришла, чтобы указать вам путь поисков. Как говорит Шри Кришна: "О каком состоянии существования человек думает, когда оставляет при кончине тело, поглощённый этой мыслью, того же состояния он достигнет".
  
   -Это из "Бхагавадгиты", - выпалил всезнайка-поляк.
  
   - Вы правы, Войцех, - повернулась к знатоку индуистской философии гостья.
   - Откуда вам известно моё имя? - испугался Сойка.
  
   Незнакомка пропустила вопрос мимо ушей и заговорила тоном проповедницы, уставившись в одну точку:
   - Вопреки своей воле умирает тот, кто не знает, как умирать. Научись умирать, и ты будешь знать, как правильно жить, ибо не знает, как правильно жить тот, кто не знает, как умирать.
   Слушатели притихли, подавленные таинственными словами, а француженка продолжала:
   - То, что есть здесь, есть и там; что есть там, есть и здесь. Тот, кто видит здесь другое, встречает смерть за смертью. Только глубинным сознанием это можно понять. От смерти к смерти идёт тот, кто отличает этот мир от другого.
   - "Катха Упанишада", - снова блеснул эрудицией поляк.
   - Браво, мистер Сойка, - похвалила вещунья и обратилась снова ни к кому - Ты поймёшь, что знать, как умирать - наука самая ценная и превосходящая другие.
   Произнеся эти слова, оборванка перевела взгляд на полковника, отчего последний слегка поёжился - взгляд, казалось, прожигал насквозь.
   - Нет человека, который мог бы жить вечно или надеялся, и верил в это, но очень немного тех, кто знает, как умирать.
   "Что она несёт? - подумал Роберт Скотт, ощутив пробежавший по спине холодок. - Почему уставилась на меня"?
   - Так вы знаете о рукописи, которую мы ищем? - решила разбавить монолог гостьи Громадская.
   - Знаю. Она называется "Бардо Тхёдола", и находится в монастыре Гхангар... Но прежде вы должны побывать в Лхасе и повидать юного далай-ламу... Если вы так не сделаете, а направитесь прямо в монастырь, то ничего не найдёте. - Сказав это, незнакомка сделала таинственные пассы руками, отчего костёр внезапно погас, и всё погрузилось в темноту. Когда пламя вновь развели, гостья исчезла.
   - Куда подевалась? Как сквозь землю провалилась, - ворчала Громадская, окидывая взглядом напуганных товарищей.
   - Я слышала об этой певице, - вспомнила Элизабет, - но она давно умерла.
   - Как умерла? - всполошились "Искатели Истины". - А кто был перед нами?
   - Может она и есть тот призрак, который ты некогда повстречал, Манбахадур? - спросила Громадская проводника, по-видимому, ничуть не испугавшись всего происшедшего.
   -Та была тоже в красном, - припомнил Таманг, - но с тех пор прошло не менее двадцати лет.
   - Каким образом она так внезапно исчезла? - недоумевала англичанка.
   - Убежала, воспользовавшись темнотой, - предложил прозаический ответ доктор.
   - Но как ей удалось мгновенно погасить костёр, что ни один уголёк даже не тлел? - не успокоилась Элизабет. - И куда подевались выложенные ею из сумки предметы? Не могла он их в один миг собрать?
   - А вы, никак, с ней знакомы, пан Сойка? - ехидно улыбнулась Громадская. - Откуда она знала ваше имя?
   - Что вы? Как и все, впервые увидел! Но коль она существо нематериальное, то ничего удивительного. Думаю, ей известны имена и остальных... Меня больше удивило другое - насколько она оказалась сведуща в индуистских трактатах: как легко она их цитировала. Такое знание встречается нечасто!
   - Чему тут удивляться, если она, действительно, призрак! - попыталась снизить эффект, произведённый "конкуренткой", Громадская. - Когда я покину сей мир, тоже буду свободно пользоваться мировой копилкой мудрости. Потом явлюсь к вам, пан Сойка, и засыплю цитатами!
   - Не надо цитат, - запротестовал поляк. - Лучше не покидайте нас, пани! Вы нам нужней живая!
   - Почему она всё твердила про смерть и умирание? - проявил невежество доктор, не зная источников, которые цитировало "привидение".
   - Вам простительно не знать, наш милый турок, но в рукописи, которую я стремлюсь найти, - как раз об этом, - пояснила Громадская и взглянула на мужа. - А ты, что, как в рот воды набрал?
   - Почему она так странно и пристально смотрела на меня? - угрюмо заявил полковник, нервно теребя в руках сигару.
   - Должно быть, давно не видела такого заросшего, - улыбнулась супруга. - А, может, просто влюбилась!
   - Опять ты за своё, - не хотел менять угрюмость на весёлость американец. - Я так понял, что она адресовала свои слова именно мне, да, к тому же...
   - Что "к тому же", дорогой? - забеспокоилась заботливая жена.
   - Понимаю, конечно, что это глупости, - неохотно начал Роберт, - но мне сегодня привиделся странный сон...
  -- Расскажи, расскажи, что тебе приснилось!
  -- Женщина, похожая на неё.
  -- Так ты предчувствовал её появление, а что же молчал?
  -- Очём сон? Расскажи по-порядку, ничего не пропуская.
  -- Я видел самого себя и чужую женщину, которая раздавала пищу, но хотя я чувствовал сильный голод, она не дала мне ничего. Вот и всё.
  -- Возможно, я тебя плохо кормлю, дорогой? Вот тебе и снятся подобные кошмары, - Громадская широко улыбнулась. - А можно истолковать по-иному: не заглядывайся на чужих женщин - всё равно не получишь от них ни шиша!
   -Пожалуй, последнее - самое верное, - поддержала женскую солидарность Элизабет и тоже начала смеяться.
   Пристыжённый американец запыхтел сигарой и отвернулся, не то обидевшись, не то застыдившись.
  -- Коль все развеселились, хотите послушать и ещё смешную историю? - предложил Манбахадур.
  -- Отчего же нет? Говори, Таманг, - разрешила Громадская, - повесели нас на сон грядущий!
   - Это касается, прежде всего, нас, буддистов... Какие разные они бывают.
   - Интересно, интересно! - заволновалась, жадная до всего "буддистского", мадам.
   - Некоторые из наших лам действительно святые люди. Есть среди них большие учёные, знающие много тайн. А встречаются и такие, которым, кажется, и стадо яков не доверишь, не то, что человеческие души; такие, которые стали монахами лишь потому, что это позволяет им жить хорошо, почти ничего не делая.
   - Будешь снова богохульствовать? - нахмурилась пани.
   - Нет, миссис, - это истинная правда. Историю поведал мой отец, а он не был лгуном.
   - Про снежного человека ваш отец тоже замечательно поведал, - напомнила англичанка, и все вокруг улыбнулись, представив, как зверь улепётывал, поддерживая лапой груди.
   - Ну, так начинайте, не томите! - нетерпелось Громадской.
   - Двое лам странствовали из деревни в деревню. - В глазах проводника блеснул озорной огонёк: ну, мол, держитесь! - В одной деревне они пришли в дом, где хозяйка варила колбаски (это такое наше национальное блюдо)...
   - Я знаю, очень вкусно,- причмокнула пани, - пальчики оближешь!
   - Некоторое время ламы смотрели на женщину, напевая мантры и вращая свои молитвенные колёса, но едва хозяйка вышла, как один из них прыгнул к очагу и выхватил колбаски из котелка. Однако женщина вернулась раньше, чем они успели съесть всё, и тогда тот лама, не зная, что делать, спрятал оставшиеся колбаски под свою остроконечную шапку. Они хотели уйти, но женщина, ничего не заметив, попросила их помолиться за неё, и пришлось им всё начинать сызнова. Сначала всё шло хорошо, но тут второй лама увидел, что колбаски свисают на верёвочке из-под шапки товарища. Чтобы предупредить его, он на ходу изменил слова молитвы - всё равно женщина не понимала их. "Ом мани падмэ хум, - распевал он, - колбаски видно. Ом мани, колбаски видно, падмэ хум". Однако, вместо того, чтобы сделать что-нибудь, первый лама запел ещё громче и стал как-то странно подпрыгивать. Второй пришёл в неистовство. "Ом мани падмэ хум, - твердил он. - Колбаски! Колбаски"!
   А первый принялся прыгать, словно одержимый тысячью дьяволов. "Пусть хоть вся свинья видна! - завопил он вдруг. - Мне голову сожгло"!
  
   Слушатели развеселились и забыли на время о таинственной гостье, но час поздний, и стали готовиться ко сну. Полковник щёлкнул затвором винтовки и положил её рядом с собой, наверное, наивно полагая, что огнестрельное оружие способно защитить от призраков.
   - Для английского уха эта молитва "Ом мани падмэ хум" - вспомнила Элизабет рассказ шерпа, - звучит, как "money - penny - hum". Вы не находите?
   - "Деньги, пении, звон"? - перевела Громадская, с трудом сдерживая смех. - Хоть и кощунственно, но забавно... Вы сами додумались, милочка?
   - Так ведь, ассоциация напрашивается! - заскромничала Элизабет. - Я не вижу здесь своей заслуги.
   - Какой монастырь назвала эта "певица"? - окликнула проводника мадам, взбивая свою непокорную, каждую ночь доставлявшую страдания шее, подушку.
   - Гхангар, мэм!
   - А ты знаешь, как до него добраться?
   -Конечно, это не так далеко отсюда. Но вы помните, что она велела сначала посетить Лхасу?
   - Хорошо, что напомнил! Я об этом забыла - вот память-то дырявая стала...
  
   "А если эта чертовка решила нас куда-то заманить? Кто её нам послал: добрые силы или злые? Как же быть: верить её словам или нет? Я сама хотела какой-то помощи свыше - может, она и последовала..." - беспокойные мысли вертелись дружным хороводом под седыми волосами мадам, а рядом, в обнимку с винтовкой, сладко похрапывал дорогой супруг. - "Опять, что ли он видит голодный сон? Нет, по выражению лица, не похоже. Скорей напротив. Вон, как умильно присвистывает и даже улыбается - значит, снящаяся дамочка сытно его накормила. Ах, старый ловелас, поседел, а всё на молоденьких заглядывается... Да и они смотрят на него с интересом. Может, этих дурочек его грива так привлекает? Завтра немедленно всё состричь и сбрить"!
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   О доблестях. О тульпе и боевых искусствах. Великий стратег. Тантризм. Далай-лама и газетное сообщение. Рукопись нашлась. Гибель полковника. Визит Цесаревича. Снова о делах чайных.
  
   - Ранние военные действия Александра Македонского были прямы и лишены гибкости! - категорично заявил Роберт Скотт. - А вы, как считаете, доктор?
   Разговор о доблестях отважного полководца возник как-то сам собой. Полковник, естественно, любил потолковать на близкие ему темы, ну а доктору ничего не оставалось, как поддержать разговор, попутно припоминая какие-то факты истории, хотя военная тема ему была чужда.
   - Во-первых: в юном Александре, воспитанном в духе почестей и величественных побед, было больше черт гомеровского героя, чем - других великих воителей прошлого; во-вторых: он был настолько уверен в превосходстве своей армии и в своих личных качествах военачальника, что считал излишним предварительно нарушать стратегическое равновесие противников.
   - Он оставил потомству свой опыт, приобретённый в области большой стратегии и в области тактики, - добавил полковник, чувствуя себя в "своей тарелке", как никогда.
   - Я не военный, но знаю, что в самом начале вторжения в Азию Александр романтически воспроизвёл гомеровское предание о походе против Трои...
   - Гомер, кажется, ваш земляк?
   - Да, существует мнение, что Гомер Милетский родом из Смирны, как и я.
   - Поздравляю вас со столь знаменитым земляком!
   - Благодарю, сэр! Так вот, в то время, когда его армия ожидала переправы через Дарданеллы, Александр с отборным отрядом высадился под Илионом. В том самом месте, где по преданию во время Троянской войны греческие корабли причалили к берегу, а затем направился к месту расположения мифического города, сделал жертвоприношения в храме Афины, инсценировал бой и произнёс речь над предполагаемым погребальным курганом Ахиллеса, считавшегося его предком.
   Полковник поник под напором эрудиции доктора, а тот, почувствовав свою силу, почерпнутую из многочисленных исторических исследований, продолжал "фонтанировать":
   - После выполнения всех этих символических обрядов он вернулся в свою армию для того, чтобы начать войну. В дальнейшем Александр показал абсолютное превосходство над противником, чья армия оказалась наименее серьёзным из всех препятствий на пути полководца к достижению цели. Да и все последующие действия Македонского, пока он не вышел к границам Индии, являлись очищением Персидской империи от остатков противника.
   - Браво, доктор, брависсимо! Вы Цицерон!
  
   Чуть поодаль от полковника и доктора, у костра, расположилась и другая группа беседующих - Громадская, Элизабет и Сойка. Здесь главенствовала оккультистка, громогласно вещая.
   - Чтобы понять суть тульпы, следует принять во внимание, что тибетские буддисты, как и большинство западных оккультистов, считают, что мысли есть нечто гораздо большее, чем функция разума. Каждая мысль взаимодействует с "мысленным веществом", которое заполняет весь материальный мир наподобие того, как падение камня приводит к появлению ряби на поверхности воды. Иными словами, каждая мысль создаёт "возмущение" мысленной среды.
   - Так это вы вызвали "француженку"? - догадался Сойка.
   - Я долго ломала себе голову, где искать рукопись, и, как видите, эта бывшая певичка подсказала мне, - уклонилась от прямого ответа мадам.
   - Вы создали её тульпу! - дошло и до Элизабет, и она восторженно захлопала в ладоши, чем не раз пугала окружающих, всегда застигаемых врасплох столь внезапным и бурным проявлением радости.
   - Тульпа или призрак - это, примерно, одно и тоже. Разница лишь в том, что призрак является сам, а тульпу можно вызвать.
  
   Носильщики и проводники составляли и третью группу беседующих у костра. Здесь речь шла о боевых искусствах, к коим оказался причастен Вангди Норбу. Он увлечённо рассказывал и показывал:
   - Главное - это привить себе умение проявлять чудеса силы и вести поединок с использованием необычных приёмов. Боевые искусства воспитывают способность проникать в некий таинственный источник силы. Этот источник энергии доступен каждому, и путь к нему лежит через особую технику упражнений, которая помогает соединить разум и тело.
   - Как начать? - заинтересовался один из носильщиков, по-видимому, недостаточно уставший за день.
   - Надо осваивать пять вещей: расслабление, концентрацию, дыхание, освобождение разума от ненужных мыслей и ритмические упражнения.
   - Так с чего - первым делом?
   - Сначала развивается умение собирать энергию в "пучок"; затем надо научиться передавать её другим; потом появляется связь с тем, что считается центром жизни...
   Спросивший, ничего не поняв, больше вопросов не задавал, впрочем, как и остальные, - решившие, во избежание возможных неприятностей (итак, таскать тяжеленные тюки радости мало), не отягощать жизнь мудрёным знанием...
  
   Полковник и доктор продолжали тем временем свой "военный" разговор.
   - Так куда же направился Александр? - спросил американец и вынул из костра веточку, прикуривая. Ароматный дым низко поплыл над землёй.
   - Он прошёл Юкское ущелье и Персидские ворота, встретившись с индийским царём Пором на реке Гидасп. Здесь он блеснул своим стратегическим искусством, укрыв воинов в кукурузе...
   - В кукурузе? - удивился американец, вспомнив детские игры среди зарослей этой, так популярной на его родине, культуры.
   - Да, там она разрасталась не менее бурно, чем и ваших некоторых Штатах, - пояснил доктор. - Затем он, широко развернув армию вдоль западного берега, ввёл противника в заблуждение относительно своих намерений.
   - Ай, молодец! - одобрил полковник и потянулся за новой веточкой - коварная сигара почему-то гасла.
   - Демонстративные шумные передвижения кавалерии Александра сначала вводили царя Пора в заблуждение, а затем, ввиду их многократного повторения, притупили бдительность.
   - Ну и ну, - вновь задымил сигарой американец.
   - Таким образом, приковав Пора к определённой позиции, Македонский оставил основные силы перед фронтом индийского царя, а сам лично с отборными войсками, пройдя вверх по реке, переправился через неё.
   - Ай, да хитрец!
   - Путём такого неожиданного обхода Александр поколебал дух самого Пора и боеспособность его войска. В последовавшем сражении Македонский незначительной частью сил своей армии сумел разгромить почти всю армию противника.
   - Если бы этого предварительного ослабления противника не произошло, - заговорил полковник, вынув сигару изо рта и предоставив ей свободу догорать самостоятельно на камне, - то не было бы ни теоретического, ни практического оправдания тому, что Александр подвергал изолированную группу своих войск опасности разгрома. Я прав?
   - Разумеется, - подтвердил доктор, слегка подустав от своей лекции, и подумав: "А что же этот подлец, Сойка, меня игнорирует? Теперь к дамам демонстративно прибился. Никак, обиделся за что-то... Но за что"?
   - Да, теперь ясно, что он был прирождённым великим стратегом! - громогласно "подписался" под всем услышанным Роберт Скотт...
  
   А в "лагере", куда переметнулся "изменник" Сойка, ярая буддистка продолжала развивать свою увлекательную тему.
   - Многие тибетские мистические техники происходят, как ни странно, из Бенгалии, и берут начало, прежде всего, в бенгальском тантризме. Налицо очень сильное сходство между психическими, умственными и духовными упражнениями тантрических йогов Бенгалии и методами воспитания самодисциплины тибетских буддистов. Поэтому кажется правдоподобным, что теория тульпы и способы создания этих необычных образов тибетцы изначально переняли у бенгальских приверженцев "крия шакти".
   - Что такое "крия шакти"? - поинтересовалась, малосведущая в подобных премудростях, англичанка.
   - Буквально это означает - "созидательная сила", моя милочка. Так именуется техника, практикуемая приверженцами тантризма.
   - Я подзабыла и что такое "тантризм"?
   -Вы меня позорите! Как вам не стыдно, моя дорогая? О чём вы думаете на наших занятиях, если ничего не усвоили? - мадам, пополыхав праведным гневом, продолжила более спокойно, - Тантризм есть ученье, посвящённое духовным аспектам половой жизни ("Как я могла пропустить столь интересную тему? - стала себя бичевать Элизабет и навострила уши.) и признаваемое как индуистами, так и буддистами.
   - А в чём конкретно это выражается? - робким голосом продолжала демонстрировать пробелы в знаниях супруга дипломата.
   - Конкретно это выглядит так: мужчина и женщина используют ритуальный половой акт в мистических и магических целях.
   Глаза англичанки запылали, а сойкины, напротив, потускнели - не вернуться ли в "стан" доктора? Данная тема его не увлекала, и он с тоской посмотрел в сторону беседующих американца и турка. Элизабет тоже бросила взгляд на доктора, припоминая что-то приятное. Эта тема в ней всколыхнула многое...
   - Расскажите поподробней! - голос мисс Торнтон дрожал от возбуждения.
   - Извольте! - а в голосе Громадской послышалась холодная уверенность хирурга, делавшего рутинную операцию. - В момент ор-газ-ма (по складам произнесла мадам, наблюдая за реакцией англичанки - та заполыхала!) мощнейшее возбуждение психики и мозга способствует созданию чрезвычайно сильных мысленных форм.
   - Ох, - тихо выдохнула Элизабет, по-видимому, испытав в данный момент то, о чём рассказала мадам...
  
   Третья группа беседующих тоже очень воодушевилась обсуждаемой темой, а рассказчик всё более интриговал аудиторию.
   - Разум позволяет даже убивать, не касаясь противника. Смертельное воздействие мысли можно объяснить тем...
   - ... что жертва сама верит в силу магии? - предположил Таманг.
   - И да, и нет, - продолжал Норбу, - Мысль и воображение, несомненно, являются мощным оружием, но...
   - ... но, если они применимы для совершения убийства, - снова перебил Манбахадур, - разве нельзя их использовать ради достижения благих целей?
   - Конечно, можно, но, как известно, легче разрушать, чем созидать...
  
   Три группы беседующих ещё долго, бурно жестикулируя, а иногда и крича, обсуждали волновавшие их вопросы, но ночь была неумолима - и вскоре лагерь погрузился в сон.
  
  

* * *

   Дальнейший путь занял около двадцати дней. Продвигались достаточно быстро, но часто останавливались около монастырей в поисках интересных вещей. Удалось собрать немало сувениров: маски, сабли, шейные платки и головные уборы, чаши и молитвенные колёса и прочее, словом, всё, что привлекало любопытные взоры и могло быть куплено или выменяно у монахов и местных жителей. Доктор не без гордости отметил, что среди всех этих вещей ничего равного по ценности и красоте подарку Магараджи не обнаружилось. Жаль только, что похвалиться саблей нельзя - она "пока украдена"...
   Однажды утром увидели перед собой широкую долину между гор и в ней большой город; увидели улицы и площади, храмы и базары, множество людей и животных, а надо всем этим возвышался на краю города большой дворец Потала, где жил далай-лама. Отряд въехал в Лхасу.
   Путников сердечно приветствовали, так как молва о "русской буддистке" дошла и сюда, затем предоставили большой дом, а вскоре и последовали приёмы, устроенные правительством и частными лицами, причём некоторые происходили верхом на лошадях на открытом месте за городом.
   Самое замечательное из происшедшего в Лхасе - встреча с далай-ламой. В Потале гостей проводили по множеству помещений и переходов в личные покои правителя, и хотя он был всего лишь 15-ти летним мальчиком, держался с большим достоинством и очень приветливо. Обычно на него не разрешается смотреть - в его присутствии полагается сидеть, наклонив голову. Однако для госпожи Громадской и её спутников было сделано исключение, и им было дозволено достаточно долго беседовать с юным правителем.
   Стоять рядом с ламой считалось большим счастьем, а беседовать с ним - и подавно, привилегия лишь избранных. Ни один тибетец не называет главу своей церкви "далай-ламой", титулом, употребляемым европейцами. Местные жители величают его Гьялва Римпоче. Гьялва означает "победивший" или "одолевший", иначе говоря - божество или Будда. Римпоче значит "драгоценный" или "святой". Иногда это второе имя применяется также в отношении других видных лам, но Гьялва употребляется только для самого высшего - воплощённого божества. Незнакомый с внешним миром тибетец не знает даже, что такое далай-лама. Для него его вождь имеет лишь один титул - Гьялва Римпоче, драгоценный или священный Будда.
   В Лхасе участники экспедиции встретили также двух чужестранцев, немцев, членов альпинистского отряда. Они только что совершили труднейший переход через Гималаи и получили разрешение на некоторое время для отдыха остаться в Лхасе. Людям Громадской, естественно, хотелось услышать о новостях в мире. У немцев с собой оказался номер газеты "Таймс оф Индиа", где было напечатано следующее сообщение:
   "Для мира и существования хороших отношений между нациями есть благоприятное предзнаменование в предстоящем посещении Индии наследником Императора Всероссийского, в качестве гостя Её Величества и Индийского правительства. Мы не можем не полагать, что это неожиданное совмещение понятий о России и об Индии может оказаться благожелательным для обеих стран и может представить некоторое обеспечение для мира, к сохранению которого стремятся обе страны, и с которыми столь глубоко связаны интересы обеих стран".
   "Ну, наконец-то, - подумал доктор, ознакомившись с заметкой, - отношения, вроде бы, начинают налаживаться, в связи с чем, может, и моё пребывание здесь в качестве шута-шпиона окажется излишним".
   - Какая радость! - хлопала в ладоши "барынька", тоже прочитав сообщение. - Одного юного правителя мы посетили, а другой сам к нам едет - Его Императорское Высочество, Наследник Цесаревич, Николай Александрович. Надо нам поскорее возвращаться, чтобы тоже принять участие во встречи и посмотреть на будущего монарха.
   - Как хорошо, - шепнул полковник на ухо доктору, - теперь и военные сведения не нужно собирать, а то, признаться, это рискованное занятие мне порядком наскучило.
   - Новый царь, старый царь - всё одно, - недовольно ворчал пан Сойка, - Один был, да и есть, мировой жандарм, так и второй будет! Как говорят и русских: "хрен редьки не слаще".
   - Благодарите Бога, сэр, что моя супруга не слышит вашей оценки, - засмеялся американец, - а то бы вам не поздоровилось!
   Мадам, действительно, в момент сойкиной "филиппики" поблизости не оказалось, что спасло вольнодумца-поляка от неотвратимого, праведного гнева "монархистки" (рукоприкладство, как метод пресечения антипатриотичных настроений, не исключено!).
   Одна лишь мисс Торнтон никак не отреагировала на сенсацию. Её голову занимали вопросы тантризма, и она исподтишка, но с плохо скрываемым вожделением, поглядывала на "жертвенного" доктора, по-видимому, надеясь, слившись с ним в экстазе, разрушить или, на худой конец, преодолеть эти высоченные и противные Гималаи.
  
   Вскоре отряд покинул Лхасу и направился к последней точке пути, монастырю Гхангар, где, как обещал призрак француженки, должна находиться таинственная рукопись. Учёные ламы Лхасы, с кем Громадская поделилась целью своих поисков, подтвердили, что рукопись находится именно там. Попутно они сказали, что с помощью изложенных в трактате сокровенных знаний, Запад сможет заново создать приспособленное для себя знание об искусстве умирать, а также знание об искусстве жить.
   "Выход за пределы человеческого сознания в процессе, называемом смертью, - объяснял один лама, - у людей Запада может и должен происходить в состоянии торжественной радости, подобно тому, как умирали посвящённые в древности и как умирают сейчас на Востоке".
   "Когда человечество станет сильным духом, - дополнял другой, - смерть будет восприниматься в состоянии экстаза, которое у йогов называется самадхи. При правильном оставлении тела, с помощью соответствующего метода, смерть лишается своего жала и воспринимается как приносящая победу".
  

Поначалу монахи монастыря Гхангар делали вид, что ничего не знают о рукописи.

   У них хранились тысячи манускриптов, которые предстояло рассортировать и тщательно исследовать, ища нужный раритет. День проходил за днём, Громадская и её спутники, за исключением шерпов, рылись в пыли и паутине, и уверенность в успехе стала покидать ищущих.
   "Неужели эта ряженая всё же обманула?" - негодовала пани, посылая мысленные проклятья несчастной, неприкаянной душе бывшей певицы. Многие решили, что рукописи просто нет, а если и есть, её всё равно невозможно найти. Но "русская буддистка" не из тех, кто сдаётся, и поиски продолжались.
   Наконец, в один из дней раздался торжествующий крик. Мадам, сияя от счастья, держала в руках нечто большое, пыльное и сильно изорванное. Это и было тем самым, из-за чего и "разгорелся весь сыр-бор". Вместе с Громадской радовались и остальные, словно нашли месторождение алмазов или золотой клад. Она немедленно развернула свиток из коры и, сдунув пыль столетий, прочла дрожащим от волнения голосом, переводя с санскрита: "... в течение неисчислимых кальп, со времени не имеющего ни пределов, ни начала, я скитаюсь во тьме сансары. И как тяжко мне, что до сего времени я не достиг освобождения и состояния Будды, не постиг, что сознание является моей сущностью. Сейчас эта сансара вызывает у меня отвращение, ужасает меня, угнетает. Сейчас наступило время уйти отсюда. Я буду поступать так, чтобы родиться чудесным образом из цветка лотоса в Западной Обители Блаженства у ног Будды Амитабхи".
   - Это именно то, о чём я всю жизнь мечтала. Какое счастье! Господа, вы себе не представляете, как я счастлива! Теперь можно и умереть спокойно...
   - Бросьте! Теперь вам только и жить, - поправила Элизабет. - Наверное, нам стоит как-то отблагодарить монахов, как вы считаете?
   Попытки отблагодарить неоднократно предпринимались, но ламы не хотели брать денег, говоря: - Знание не продаётся, но отдаётся ищущему! Единственная просьба - снимите копию и вышлите оригинал назад.
   Всё же напоследок, после долгих препирательств, удалось убедить настоятеля принять 500 рупий в дар монастырю.
   Уложив реликвию в самый прочный ящик, Громадская сочла, что путешествие увенчалось успехом, и экспедиция направилась на юг, навстречу высоким перевалам, по которым проходил путь в Сикким и Индию.
   - Ом мани падмэ хум, - желали на прощанье ламы, благословляя гостей в обратный путь.
   - "Money, penny, hum," - передразнивала их вполголоса англичанка и шаловливо улыбалась.
   Гхангар, с его развевающимися молитвенными флажками и звоном ритуальных колёс, остался позади.
  

* * *

  
  
   Погода ухудшилась. Она не испортилась безнадёжно, бури не было, но небо на юге и западе затянули тучи, усилившийся ветер хлестал по лицу ледяными кристалликами.
   Прошёл час, второй, третий... Вобщем продвигаться было не так уж и трудно, но приходилось соблюдать крайнюю осторожность: с одной стороны гребня открывалась бездонная пропасть, с другой - тянулся нависший над пустотой снежный карниз. Местами подъём становился круче.
   Ещё один час прошёл. Он показался всем долгим, как день или даже неделя. Погода всё ухудшалась, то и дело налетал туман с вьюгой. Двигались очень медленно, почти ползком: три шага - отдых, два шага - отдых, один шаг - отдых... Все, словно, превратились в машины: шли и останавливались, шли и останавливались, шли и останавливались одновременно, хотя команды никто не давал. Вот опять остановились, затем снова тронулись, но теперь - вниз по длинному гребню. Но вот, наконец, опасный перевал преодолён. Спускались вниз, вдоль гребня, по снежному склону. Медленно-медленно. Вниз, вниз, вниз... Ветер усиливался, а мороз крепчал.
   Перевал назывался Шампунг-Намрепки Ла, что означало - "Перевал, где ваша шляпа касается неба". Далее - Долина Безмолвия. Только теперь в ней не царило безмолвие, а день и ночь завывал сильнейший ветер. Иногда он менял направление, и был слышен вой лишь в вершинах над головами, но потом он снова обрушивался на людей, как страшный дикий зверь, спущенный с цепи Богами. В эти моменты нельзя было ни работать, ни передвигаться.
   Внезапно сверху донёсся гул, и на путников посыпалось множество битого льда. Это не была большая лавина, просто несколько обломков сорвалось с верхней части склона; обычно такой обвал не опасен. Все прикрыли головы и прижались теснее к склону, так что в худшем случае их ударяло обломками по плечам. Однако Роберт Скотт, очевидно, смотрел как раз в тот момент вверх, потому что его ударило в лицо. В следующий момент он медленно опустился на лёд, тяжело застонав. Лицо его было окровавленным. Бросились к нему, чтобы оказать посильную помощь, но выяснилось, что бедняга ранен не только в лицо - острый обломок льда вошёл в тело около ключицы и поразил лёгкое. Зрелище было ужасным: раненный тяжело хрипел, истекая кровью. Элизабет, увидев, что случилось, завизжала и отскочила прочь. Пани Громадская оказалась более мужественной, и, склонившись над супругом, пыталась облегчить его страдания, но ранение оказалось слишком серьёзным - спустя час полковник испустил дух.
   - Сбылся его дурной сон, - мрачно пробормотала вдова, утирая скупые слёзы, - а я ещё иронизировала ...
   - Как же так точно льдина угодила своим остриём в открытое место? - причитала перепуганная англичанка. - Это злой рок!
   - Да, чтобы так точно попасть - приговаривал пан Сойка, осматривая рану, -это не без вмешательства злых сил...
   - Какое несчастье! За что, Господи, ты наказал нас? - не могла никак поверить в случившееся пани Громадская и, точно обезумев, теребила бездыханное тело. - Вставай, дорогой! Нам предстоит ещё долгий спуск.
  
   Нести труп с собой обессилившим, ежеминутно рисковавшим жизнью людям, было делом нереальным, да и не вписывалось в местные традиции. Кто погиб в горах, тот и должен там оставаться - такая смерть здесь считалась доблестной и почётной.
   Полковника похоронили, сложив над ним высокую пирамиду из кусков льда и камней, воткнув в неё, за неимением креста, его верную винтовку, и прицепив к ней табличку с именем покойного и датой гибели.
  

* * *

   Экспедиция в уменьшенном составе, спустя неделю вернулась в исходный пункт, а оттуда железной дорогой - и в Кашмир. Наследник Российского престола к тому времени прибыл в Индию, и страна жила новостями о его встречах, поездках и приёмах.
   Доктор в Дарджилинге снова встретился с участниками чайной экспедиции, которые сумели закончить все свои дела и собирались ехать на Цейлон для дальнейшего совершенствования. Ему предстояло вновь стать "профессором чайных дел", что и свершилось с помощью вновь появившегося Абдул-Рахман-Хана. Тот привёз и известие (тайную записку) о том, что "турку" следует как можно скорее возвращаться на родину. Эта новость с одной стороны обрадовала (наконец-то, мытарства заканчиваются), но с другой - насторожила: не провинился ли он чем-то в очередной раз? Зовут на расправу? Но, была ни была, придётся покориться неизбежному!
   С Элизабет расстался он мило, пообещав вскоре встретиться в Кашмире, а свою задержку в Дарджилинге объяснил неотложностью научных дел. Пани Громадская, подавленная горем, расставанием с доктором особо не опечалилась, так же как и пан Сойка, почему-то в последнее время напустивший на себя ""орлиную" важность и мало общавшийся с коллегой. Документы, привезённые связным-слугой, на имя Андрея Николаевича Краснова сверкали новизной и убеждали в своей "подлинности". Клинген вернул все хранившиеся у него вещи, включая и бесценную саблю, сообщив при этом, что билет в Батум заказан, грузы, нанятые мастера и рабочие ожидают "профессора географии" в Бомбее, так что с отъездом тянуть не стоит. К тому же, и политическая обстановка благоприятна - вся английская, да и местная, администрация целиком поглощены визитом Цесаревича.
   Новоиспечённый "Краснов", с большим облегчением сбросив временно с переносицы опять нужное для камуфляжа пенсне, вперил свои невооружённые глаза в газету, взятую с ночного столика. "Таймс оф Индиа" почти целиком была посвящена визиту царственной особы.
  
   "План путешествия Наследника по Индии был составлен по указаниям профессора С. Петербургского университета ( От упоминания названия далёкого города у доктора ёкнуло в груди: вспомнились годы учёбы, знакомые лица... Неужели скоро удастся свидеться?) Воейкова (Да, наслышан о таком - известный выскочка и царедворец!), и при содействии русского посла в Англии. Число лиц, избранных для неотлучного сопровождения Его Императорского Высочества было весьма ограниченно и состояло из свиты: майор, князь Барятинский, флигель-адъютант, князь Оболенский, князь Кочубей".
   Доктор зевнул: и зачем индусам знать эти, ничего не говорящие им имена?
   "Императорский поезд тронулся из Гатчины по Варшавской железной дороге на юг. В ожидании путешествия Цесаревича в Пирейском порту собралась русская эскадра в составе: полуброненосные фрегаты "Память Азова" и "Владимир Мономах", канонерская лодка "Запорожец". (А перечисление морской мощи зачем? Чтобы на англичан страх наводить? Но и у них флот ничуть не хуже, а то и... ) Командующим флотилии был назначен флаг-капитан Его Величества свиты, контр-адмирал Басаргин".
   Газета старая - ведь наследник уже путешествует по Индии. Доктор взял другую. Их накопилась целая стопка - прислуга каждое утро приносила свежие, да вот почитать всё было не досуг.
   "Его Императорское Высочество, Наследник Цесаревич, Николай Александрович прибыл в Бомбей во вторник 11 декабря и был принят с пышностью и почётом, подобающим его высокому положению. (Вот этот номер уже посвежей!) Прибытие русского фрегата "Память Азова", на котором следовал Августейший путешественник, ожидали в понедельник вечером, почему не мало лиц, явившихся на пристань, остались там, в ожидании появления фрегата до поздней ночи. Происшедшее замедление нисколько не охладило нетерпения публики. В 8 часов утра раздались два выстрела, возвестившие о приближении судна".
   И эта газета не первой свежести! Доктор взял следующую.
   "После полудня наследником Цесаревичем вместе с губернатором, леди Гаррис и небольшою свитою, предпринята была поездка на, находящийся неподалёку от Бомбея, остров Элефант для осмотра знаменитых подземных храмов. (О, знакомые всё места!) Вечером в помещении дворца губернатора состоялся парадный обед и бал. Танцы продолжались до поздней ночи".
   В дверь номера условно постучались (это Клинген).
   - Цейлон считается самым замечательным в целой Индии чайным центром, - заявил гость с порога, - как по размерам вывоза, так и по высоте культуры и производства.
   - Кто с этим спорит? - отложил газету доктор. - Присаживайтесь, Иван Николаевич.
   - Он представляется наиболее интересным местом для нашего внимания! - Клинген был явно возбуждён вследствие лёгкого подпития, что не укрылось от намётанного взора доктора. - Я к вам на минутку! Долго не задержу...
   - Что нового, Иван и Николаевич, и господа агрономы узнали от уважаемого лектора-плантатора за время моего отсутствия? - приготовился к вынужденно-мучительной беседе доктор, зная по печальному опыту, как эти обещанные "минутки" растягиваются на часы.
   - О много чего, дорогой коллега... - Клинген описал рукой в воздухе неопределённую геометрическую фигуру. - Ну, например, выяснили сельскохозяйственные и экономические условия разведения этой культуры и обработки чайного куста, изучили устройства чайных плантаций, организацию работы, виды орудий производства; принцип действия и устройство машин для выделки чая... Что ещё? - Начальник экспедиции на мгновенье задумался (винные пары не способствовали воспоминаниям) - Узнали определение стоимости и учёт каждого производства, выяснили стоимость рабочей силы, орудий и машин, и мест их приобретения, а равно, выяснили условия сбыта продуктов и цен на них...
   -А семян и саженцев много приобрели? - знал, о чём спросить доктор.
   -Не мало. Сами увидите... Составили и несколько коллекций. Всё это ожидает вас на пристани Аполло-Бендер в Бомбейском порту. Вы ведь завтра уже и отправляетесь туда?
   -Да, - признал неоспоримое доктор.
   -В таком случае, нам нужно отметить ваш отъезд, Андрей Николаевич. Соберёмся сегодня вечерком в тесном кругу, а? Водочкой побалуемся маленько - у нас есть в запасе! Вы не против?
   -Я с большим удовольствием! - воодушевился доктор, надеясь на окончание аудиенции.
   -Вот и прекрасно! - собрался и вправду уходить гость. - Пойду всех оповещу, и увидимся через часок-другой.
  
   Доктор взглянул на часы - до вечера ещё порядочно - и вновь уткнулся в газеты.
  
   "В среду, после полудня, Наследник Цесаревич принял участие в, устроенном в честь Его Императорского Высочества в казённом саду, Garden Party. Вечером снова состоялся обед у губернатора.
   На следующий день, около 10 часов утра, Наследник Цесаревич вместе с принцем Георгием Греческим отправились на фрегате "Память Азова", чтобы перед выездом из Бомбея навестить Великого Князя Георгия Александровича, здоровье которого вполне поправилось. Их Высочества пожелали совершить поездку инкогнито, почему для переезда до пристани был приготовлен наёмный экипаж, запряжённый парою. У пристани Высоких Путешественников ожидал русский военный катер. Пробыв на фрегате около 3-х часов, Наследник Цесаревич возвратился в город, а после полудня была предпринята Его Императорским Высочеством, в сопровождении Принца Георгия Греческого и губернатора, поездка по туземным кварталам Бомбея. Эта поездка была совершена равным образом инкогнито, в наёмном экипаже, благодаря чему Высокие Путешественники получили возможность совершенно свободно осмотреть весьма много из того, что туземный город представляет любопытного. По базарам, где народ обыкновенно толпится, приходилось ехать шагом, и Их Высочества могли видеть представителей различных народностей, населяющих Бомбей или его посещающих. На углу Эспланада-Роуд Путешественники остановились, чтобы посмотреть на молодых парси (последователей религии Зороастра), игравших в крикет. Затем новая остановка была сделана у Альблес-Баг, где празднуются обыкновенно браки парсиев"...
  
   "Так я и не закончил свою работу о великом пророке, - с тоской подумал доктор, оторвавшись от чтения, - Найдётся ли в дальнейшем у меня время для этого?.. А как, интересно, поживает Дади-Насю-Ванджи? Что-то Абдул-Рахман-Хан мне ничего не сказал о нём, а я сам - тоже хорош - забыл, спросить впопыхах"...
  
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

  
   Дело сделано. Некролог. "Керосиново-рисовая" беседа. Письмо и посылка. Рукопись и послание от пани. Выстрел на берегу. Размышления доктора. Улики за борт. Таможенный досмотр. Яхта догоняет "Нахимов". Беседа супругов за обедом.
  
   "... Августейшие путешественники имели возможность посмотреть на одну из таких церемоний. В ней участвовало от 2-х до 3-х сот последователей Зороастра в их обычных белых одеждах. Приблизительно такое же число женщин, одетых в шёлковые ярких цветов ткани, обшитые золотыми и серебряными галунами, и украшенных драгоценностями, сидело у окон домиков, расположенных по обе стороны Бага. Поездка окончилась в шесть с половиною часов пополудни".
   Поезд отчаянно мчался по порядком разболтанной рельсовой дороге. Дымок паровоза, просачиваясь сквозь не плотно закрытые окна, щекотал ноздри; и неизвестно где жарче - снаружи или внутри. Доктор отложил газету. Читать тяжело, строчки прыгали. И теперь газета на столике начала подпрыгивать и выплясывать в такт движения чугунных колёс, собираясь свалиться на пол.
   - Леди и джентльмены, готовьтесь - скоро подъезжаем! - обнадёжил приунывших пассажиров мелькнувший в дверном проёме купе проводник. Поймав на лету расшалившуюся газету, доктор снова углубился в чтение. Смотреть в окно, где всё мелькало и прыгало, тоскливо. К тому же после вчерашних бурных проводов голова побаливала. В правом боку под рёбрами тоже недовольны выпитым и съеденным накануне. Ох, эта странная русская традиция сопровождать знаменательные и не столь знаменательные события неистовым возлиянием, после чего приходится весьма долго приходить в себя. Что теперь - дело сделано!..
   "... После обеда Наследник Цесаревич и Принц Георгий Греческий со свитой перешли в центральную залу и там выразили его Превосходительству губернатору и его супруге свою искренюю благодарность за оказанное им гостеприимство. Леди Гаррис проводила своих Высоких Гостей до крыльца..."
   А что, интересно, сейчас поделывает "леди" Торнтон? Наверное, отчитывается перед своим нелюбимым супругом: где была и почему так долго... а, может, докладывает о проделанной работе?
   "... и там простилась с ними, после чего Августейшие Путешественники отправились на железнодорожную станцию в том самом порядке, в коем состоялось Их прибытие в Губернаторский дом. Наследник Цесаревич сел вместе с губернатором в экипаж, эскортируемый конвоем. На станции Их Высочества были встречены старшими военными чинами и железнодорожным начальством. В главной зале станции Их Высочества простились с офицерами русской эскадры и затем вышли на платформу, куда посторонняя публика не была допущена. Вся платформа была устлана красным сукном, и вдоль её были расставлены, с одной стороны, чины железнодорожной полиции, а с другой - служители губернатора в красных ливреях, белых тюрбанах и белых же поясах".
   Да, грандиозное зрелище! Оно надолго всем здесь запомнится. Жаль, что я не поспел. А какого числа состоялось сие историческое событие? Ага, вот здесь и дата указана: 20 декабря. А сегодня какое? Жаль, жаль, что не поспел!
   "Благодаря заботам мистера Миддельтона, начальника местного железнодорожного управления, экстренный поезд был устроен со всеми возможными удобствами; он состоял из 6-ти вагонов-салонов, одного вагона 2-го класса, двух - 3-го класса и двух багажных".
   Вот, если бы, и мне в таком! Наверное, и смрадный дым не попадал бы сквозь огромные щели в "августейшие" ноздри?
   "Первый вагон предназначен для Наследника Цесаревича и Принца Георгия, а остальные вагоны-салоны - для лиц свиты. В вагоне 2-го класса поместились: пять европейских служителей и четверо туземных ординарцев, а в вагонах 3-го класса - остальные служители в числе 25 человек".
  
   Чугунные колёса под полом, наконец, сменили прежний аллюр на умеренный шаг, отчего и тряска поуменьшилась. Паровозный гудок как-то жалобно, словно извиняясь за доставленные неудобства, пропел свою короткую "арию", а вновь мелькнувшая в дверях чалма пообещала: "Готовьтесь, подъезжаем"!
   Вещи у меня давно собраны, так что надо дочитать до конца, решил доктор и вновь зашелестел страницами.
   "Простившись с Его Превосходительством Губернатором, Высокие Путешественники заняли свои места, и в 10 с половиною часов вечера поезд тронулся под главным управлением мистера Миддельтона. В поезде находились и господа Сконнель, начальник уездной полиции, и Джефферис, заведующий пассажирским движением".
   Заметка неожиданно закончилась, да и паровоз с жутким шипеньем, усиленно тормозя, подползал к платформе, где в клубах пара и дыма тонули лица встречающих. Доктор хотел отложить пухлые листы "Таймс оф Индиа", как вдруг на последней странице, пестревшей объявлениями, ему бросилась в глаза маленькая траурная рамка, и какая-то сила заставила поинтересоваться: о ком в такой праздничный день некролог?
   "Члены общества Искатели Истины с прискорбием извещают, что его основательница и духовная наставница ..." Доктор не поверил глазам своим: не может быть! Снова перечёл ужасное сообщение: "... но для Индии настоящего и будущего Е. И. Громадская не умерла и не умрёт никогда"!
   Как же так? Умерла. Выходит, отправилась вслед за мужем, не перенеся горя? А может не своей смертью? Ведь эта рукопись...
   -Мистер, извините, мы приехали. Вы не собираетесь выходить? Вам позвать носильщика? - вежливо-навязчивая чалма покачивалась над впавшим в прострацию пассажиром.
   - О да, благодарю вас! Сейчас выхожу, выхожу... - засуетился доктор, хватая свои вещи. - Спасибо, носильщик не нужен - всё моё при мне!
  
  

* * *

   "Нахимов" давно дожидался последней партии груза, а его капитан Степан Кузьмич Грекке томился в ожидании, когда же, наконец, закончатся эти, связанные с приездом Цесаревича, торжества и суматоха, и работа Бомбейского порта войдёт в прежнюю колею. Прибытие "профессора Краснова" скрасило его вынужденное "одиночество" - общение с офицерами изрядно поднадоело (одни и те же темы для разговоров и, набившие оскомину, воспоминания), да и от матросов, хоть за борт бросайся, настолько тупы и ленивы. Хотелось чего-то новенького, чего-то свеженького, так что на новое лицо возлагались большие надежды! Теперь хоть было с кем поговорить, да и погрузка чайных образцов началась, что тоже радовало.
   - Индия есть наиболее значительный из всех азиатских рынков для сбыта керосина, - коснулся Степан Кузьмич, по-видимому, близкой ему темы.
   "Ой! - вздрогнул мысленно доктор. - Теперь не чаем, так керосином задушат".
   - Потребление керосина в этой стране с каждым годом увеличивается, - продолжил капитан, восприняв молчаливое кивание доктора как желание слушать, - и за последние годы возросло во много раз.
   "Наверное, для приличия надо поддержать разговор", - доктор сверкнул коммуфляжным пенсне и заметил: - Вместе с этим ростом возрастает и капитал уважаемого Дади-Насю-Ванджи, не так ли?
   - Да, конечно! Он и раньше был не очень беден... Дело в том, что до недавнего времени рынком нераздельно владела Америка, но в последние годы мы составили ей серьёзную конкуренцию и, при том, победа, по-видимому, клонится на нашу сторону, - капитан довольный просиял.
   - Это, как же так?
   - А вот так: привоз керосина из России увеличивается, а из Америки - сокращается и, может быть, уже недалеко то время, когда американцы должны будут уступить нам индийский рынок.
   - Ну не керосином же единым жив человек, - улыбнулся доктор, - но и...
   - Вы, безусловно, правы, господин профессор: " не единым керосином". Индия ещё, как известно, занимает первое место в ряду стран, вывозящих рис. Ежегодно здесь оказывается избыток риса и, при этом, его возделывание не сокращается, а постоянно растёт.
   "Керосин на рис заменил"! - обрадовался доктор, собираясь с силами для принудительно-длительной беседы.
   - В Россию, правда, его мы ввозим весьма мало из-за высокой таможенной пошлины, лишающей его возможности конкурировать с рисом персидским, который на основании Туркманчайского договора оплачивается только 5%-ной пошлиной.
   "Помогла ли мадам найденная рукопись радостно уйти из жизни, или на момент смерти реликвия попала в другие руки, что и ускорило печальный исход? - доктор предался размышлениям, в пол-уха слушая капитана. - И почему для меня нет никаких инструкций? Куда пропал этот чёртов связной"?
   - Желая оказать содействие сбыту нашего керосина на индийском рынке, стоило бы понизить и наш таможенный тариф на рис, взамен соответствующего понижения взимания в Индии ввозной пошлины с керосина. Это открыло бы ост-индскому рису доступ более широкий на наши рынки и, таким образом, вероятно, доставило бы индийской торговле выгоды.
   Доктор почувствовал, что его мутит: нестерпимый керосиновый дух будто бы ударил в нос, во рту на зубах - скрежет рисовой шелухи, а на языке - горечь. Наверное, печень себя проявляет! Не надо накануне напиваться - сколько раз зарекался, да и рассказ капитана больно удручающий...
   - Извините, уважаемый Степан Кузьмич, что прерываю, но вы так хорошо разбираетесь в этих вопросах, что скоро сами, наверное, станете купцом, и составите достойную конкуренцию достопочтимому Дади-Насю-Ванджи!
   Велеречивый моряк от комплимента зарделся, но тут же и спохватился:
   - О, я вас утомил своей болтовнёй. Простите великодушно, профессор! Погрузка, кажется, закончилась, и мы можем "поднимать паруса"!
  
   Доктор вошёл в каюту и занялся распаковкой, и раскладыванием вещей. Небольшой стенной шкаф оказался весьма вместительным. Всё разложил по полкам - путь до Батума не близкий, и можно располагаться основательно. Спрятал саблю поглубже, подальше от любопытных глаза - почему капитан ничего не спросил.... Неужели не заметил ножны?
   - Андрей Николаевич, вы у себя? - послышался за дверью капитанов голос ("Ишь, лёгок на помине"!), - Хотите свежую газету? О пребывании Цесаревича напечатано в "Таймс оф Индиа". Свежая!
   Как тут не открыть - интересно всё же: уехал Наследник или нет?
   - Почитаете на досуге. Вот держите, - передав газету, Степан Кузьмич тут же похвально быстро вышел. - Желаю приятного отдыха!
  
   "Ну что там новенького"? Доктор расположился поудобней. Света из иллюминатора поступало достаточно. Развернул, полистал, нашёл нужное место.
  
   "Отбыв с Бомбейской главной станции "Victoria Terminus" в 10 часов вечера, Августейшие Путешественники через Калиан и Пуну направляются в Декканом на Кальбаргу; в Гайдарабад почему-то решено не ехать, хотя это оригинальный центр и лежит у дороги.
   Рельсовый путь заметно спускается к морю. Плоский песчаный берег, низкие возвышенности, а за ними - Мадрас. Губернатор, лорд Уинлок, и другие представители власти, почётный караул, масса разодетых туземцев ожидают Наследника Цесаревича. Между прочим, радостно встречают его и путешествующие по Индии, князь А. Г. Щербатов с женою, урождённою О. А. Строгановой".
   На палубе вновь послышались приближающиеся шаги. Доктор насторожился - не капитан ли снова?
   -Господин, профессор, к вам посыльный, - известил незнакомый голос.
   -Сейчас, минутку, - доктор соскочил с койки и распахнул дверь.
   -У трапа стоит индус. Он говорит, что хочет вам передать письмо и посылку, - указал матрос в сторону набережной.
   Доктор увидел сутулого незнакомца в чалме с объёмистым свёртком в руках и пошёл к трапу.
   - Вы профессор Краснов? - удостоверился индус. - Вам просили передать письмо и посылку.
   - Кто просил?
   - В письме всё написано. Прощайте! - вручив свертки, посланец и заспешил прочь.
  
   Что за странности? От кого? - теряясь в догадках, доктор вернулся в каюту, и только тогда заметил на конверте размашистую надпись чернилами: "Профессору географии А. Н. Краснову (бывшему доктору Шейх-Мухаммеду-Аяфенди) лично в руки"!
  
   Что за шутки? Кто так хорошо знает всё мою подноготную? Он, волнуясь, вскрыл конверт и развернул послание.
  
   "Дорогой коллега, не взыщите строго за подобную загадочность, но, прежде чем вскрывать посылку, прочтите вот эту притчу - она Вам многое, надеюсь, объяснит".
  
   Почерк знакомый.... Постойте, постойте... Да это его, сойкин, почерк! Ах, стервец! Так он меня, значит, давно разоблачил и теперь открыто признаётся в этом? А при чём здесь какая-то притча?
  
   "Шёл по дороге человек. Видит, - горит куст терновника, а на нём змея. Некуда змее ускользнуть, нет ей спасения, она мечется и шипит. Увидев это, человек сжалился и сказал: - Спасу-ка я эту змею, сделаю доброе дело".
  
   В дверь вновь постучали, и капитанов голос спросил: - Господин, профессор, вы у себя? Вы не спите?
   Доктор затаился. Чёрт его несёт не кстати! Пускай подумает, что сплю или - вышел.
   Не получив ответа, со словами "зайду позже", Степан Кузьмич ретировался, а доктор снова принялся за чтение.
  
   "... сделаю доброе дело. Он подошёл ближе и протянул конец копья. Змея обвилась, скользнула с копья на плечо, сомкнулась кольцом вокруг шеи человека и крепко её сдавила. Человек спросил: - Чем я тебя обидел, за что ты так со мною поступаешь, ведь я спас тебя от смерти?
   Змея ответила: - Никто не воздаёт добром за добро, так же и я поступаю с тобою.
   Человек стал умолять: - Погоди, пойдём хотя бы к той чинаре, спросим её. Если дерево из жалости ко мне заговорит и скажет, что ты не права, отпусти меня, если же нет, делай со мной, что хочешь!
   Змея чуть-чуть разжала свои кольца. Подошли к чинаре, и человек..."
  
   Змея, змея... Совсем недавно я видел змею... Где же это? Вспомнил! В экспедиции... Змея устроилась на шляпе пана Сойки, чем изрядно напугала и его и всех. Так это знамение?
  
   "... и человек сказал ей: - Я спас эту змею от смерти, и вот как она со мною поступила.
   Чинара ответила ему так: - Я расту одиноко средь этой знойной долины, единственное дерево, в тени которого может отдохнуть путник. И вот приходят ко мне, спасаясь от зноя, и я дарую им прохладу и тень. А потом ломают мои ветви, одни сжигают, из других делают ларчики (Не намёк ли это на мой ларчик?) и приговаривают при этом: "Какое же это хорошее дерево"! Никто не воздаёт добром за добро. Души его, змея! (Полковник убил змею и вскоре сам погиб... Есть ли здесь связь или это роковое совпадение?) Змея сдавила человеку горло. И снова он стал умолять: - Отпусти немного, вон там пасётся бык, спросим его. Пошли, спросили быка. Бык сказал: - Я пашу, бороню, молочу, работаю зиму и лето на людей, а они за это валят меня наземь и режут - гости, мол, пожаловали. Никто не воздаёт добром за добро. Души его, змея!
   Змея сдавила человеку горло". (К чему же клонит пан Сойка? Что все на свете продажные - это и без него известно! Однако...) Человек взмолился: - Повремени ещё немного, вон там лиса, спросим её.
   Подошли, спросили лису. Человек принёс ей свою жалобу, змея изложила суждения чинары и быка. Лиса сказала: - Лев, царь царей, назначил меня судьёй. Ты обвила шею этого человека и в таком виде требуешь от меня правосудия, - разве это допустимо? Освободи его, и станьте оба предо мною на колени - и ты, и этот человек.
   Едва только змея отпустила человека и соскользнула на землю, лиса ударила её лапой по голове, убила и сказала: - Вот праведный суд над змеёю! (Значит и полковник правильно поступил, убив? Впрочем, та змея ничего плохого никому не сделала, а лишь напугала.) Но человек не пожалел лису, а задумал пронзить её копьём - хорошая, мол, у неё шкура. Лиса сообразила и убежала, укоряя себя: - И ошиблась же я, что спасла его". (И всё? Дальше догадывайся сам и проводи аналогии?.. Ах, вот, ниже и ещё какая-то приписка.)
   "Теперь, дорогой коллега, можете вскрывать посылку - там для вас будет приятный сюрприз. Меня же коварной змеёй не считайте, даже, несмотря на то, что я сразу распознал в вас брата-славянина.
   Ваш Войцех Сойка. И это моё единственное имя, в отличие от ваших двух, а может быть, и трёх, или ... четырёх". (Всё-таки, уколол и этим, стервец!)
   Доктор отложил письмо и нахмурился: как всё это понимать? Почему такая таинственность и иносказания? Но что же, чёрт возьми, может быть в этой посылке? Надо побыстрей вскрыть!
   В дверь снова постучали. Доктор спрятал письмо и посылку под подушку.
   - Кто там?
   - Это я. Через час мы отчаливаем, - ласково сообщил Степан Кузьмич. - Извините за беспокойство.
   - Чего уж там, какое беспокойство! Благодарю, - ответил доктор, и снова, достав свёрток, стал торопливо разворачивать. Быстрей, быстрей, а то, не ровен час, ещё кого-нибудь нечистая принесёт! В нос ударил характерный запах, знакомый издавна - запах старых архивов, книгохранилищ и библиотек, который ни с чем не спутаешь. Развернув, доктор не поверил глазам своим - перед ним лежала та самая рукопись. Выскользнуло и ещё какое-то письмо, упав на пол. Что там такое? Доктор поднял его и вскрыл. На сей раз, почерк был не Сойкин.
   "Господин, доктор! ( Или профессор?) Надеюсь, что Вы извините меня за невольное незнание Вашего точного звания, но древняя рукопись, посылаемая вам, возможно, искупит это моё упущение. Ежели желаете знать, почему такая благодать именно Вам - отвечу откровенно: единственно потому, что Вы русский, родной (простите пана Сойку за то, что он сообщил мне об этом, хотя данный факт давно для всех перестал быть секретом). Коль Вам так нравится выдавать себя за другого, то на здоровье - притворяйтесь себе турком! Я же действую лишь с одной целью - быть Вам полезной в Ваших исследованиях, а через Вас - и России! Говорю прямо: чем более старею, тем более болит душа по Родине, которую уже никогда не увижу. Но не потому, что не могла бы вернуться, а в связи с тем, что поклялась не возвращаться и умереть в Индии, последовав за своим супругом. Но это мне не мешает быть горячей патриоткой (возможно, я всё это Вам уже говорила, но повторюсь) и, даже, - быть готовой положить жизнь за Россию, даже за царя (очень жалею, что не удалось из-за болезни увидеть Наследника Цесаревича!), хоть я царя и променяла, сделавшись американской гражданкой. Ненавидя англичан и любя русских, я, конечно, желаю хоть чем-то услужить России, поэтому и примите в дар эту бесценную тибетскую реликвию.

Низко кланяюсь родной земле!

Е. И. Громадская".

  
   Ай, да барыня! Я её недооценивал, считал просто взбалмошной старухой, а она вон какой фортель выкинула: древнейшую рукопись подарила. Ну, Екатерина Ивановна, честь Вам и хвала! Будем надеяться, что Родина вас не забудет.... Какая удача! Я ведь и палец об палец не ударил, чтобы заполучить подобный раритет, а он сам пришёл в руки. Невероятно!.. А как, поди, теперь Элизабет и её муженёк локти кусают - такой лакомый кусок упустили. Поделом, поделом англичанам - не всё коту масленица.... Выходит, Громадская передала это пану Сойке, предчувствую свой близкий конец? Так поляк, значит, не английский агент и я зря подозревал? Мадам, выходит, так уверена в Сойке, что наказала передать находку мне... Доктор вновь вчитался в письмо: "... простите пана Сойку за то, что он сообщил мне об этом..." "Оказалось, что мой коммуфляж - секрет Полишинеля, и все делали вид, веря в то, что я турок, и подыгрывали мне в моём заблуждении на сей счёт? Так почему англичане не предприняли никаких решительных действий по отношению ко мне, или считали, что улик ещё недостаточно - лишь одного изъятого содержимого ларчика недостаточно для изобличения? Всё же, непосредственно, за руку не пойман, а "не пойман - не вор"! А кто совершил кражу в моём номере, и кем, в таком случае, является поляк? Двойном агентом - и нашим и вашим?
   Голова доктора пошла кругом: вопросов обилие - ответов полное отсутствие. Он очень не любил подобное состояние ума (да кто любит?), поэтому требовалось какое-то решительное действие или событие, чтобы выбить себя из подобной безответной неопределённости.
   А что Сойка хочет сказать этой длинной притчей? Не зря, ведь, так старательно изложил её... "Никто не воздаёт добром за добро" - это понятно.... Но кто здесь пострадавшая сторона? Сам Сойка? И кто должен "воздать добром"? Я?.. Ай да Сойка, ай да ловкач! Но, зачем так долго следил за мной и рылся в вещах, коль мой союзник? Неужели лишь из праздного любопытства? Почему не отнёс рукопись англичанам, ведь столь многим им обязан? Непонятно, непонятно и ещё раз непонятно... Возможно, что он и сейчас где-то скрывается поблизости? Сам постеснялся, наверное, передать мне в руки лично - вот и комедию ломает, - поручил постороннему.... Но, ведь, проследить-то за выполнением он должен был? Поди, по обыкновению, наблюдает из-за какого-нибудь угла, хитрец...
   Поблизости бабахнуло! Доктор вздрогнул от неожиданности, и поток мыслей резко прервался - похоже на выстрел где-то на берегу. Кто стрелял? На палубе послышалась беготня и голоса. Снова, спрятав все, выскочил на палубу. Любопытные матросы толпились у борта, что-то объясняя, друг другу и указывая вдаль. Среди любопытных находился и капитан.
   - Что за шум, Степан Кузьмич? Что случилось?
   - Да вон, поглядите, - указал в сторону ближайшей улицы Грекке, - там человека застрелили!
   Расстояние от борта судна до места происшествия оказалось небольшим, и можно было всё достаточно хорошо рассмотреть, хотя и без подробностей. Доктор стал вглядываться: на земле лежал человек лицом вверх, багровая лужица образовалась возле затылка, руки разбросаны в стороны. Два рослых полисмена из туземцев (как быстро появились!) разгоняли собиравшихся зевак. Распластанная фигурка показалась знакомой... Доктор попросил у капитана бинокль, сняв бесполезное пенсне. Навёл резкость и ахнул.... Да это пан Сойка! Чуть не уронил бинокль за борт - поймал на лету.
   - Поосторожней, господин профессор! - перепугался капитан. - Вещица ценная! Извините, ради Бога, за неловкость! - сконфузился доктор.
   - Убиенный знакомец ваш? - спросил почему-то с подчёркнуто простонародными интонациями Степан Кузьмич. - Вы так взволновались. На вас лица нет.
   -Он мне не знаком, - взял себя в руки доктор. - Я обознался. Очень похож на одного человека...
   Доктор поспешно вернулся в каюту и заперся на ключ. Снова было о чём поразмышлять, и принимать гостей не хотелось. Но с палубы доносились, по-прежнему, возбуждённые голоса - тонкие стены от шума не спасали.
  
   - Подстрелили белого! Европейца! Вот переполох теперь будет.... Не часто такое случается... - переговаривались между собой матросы, получившие, наконец, возможность как-то разнообразить свои серые и безрадостные будни, пусть даже и таким, столь печальным событием.
   - Эй, боцман, почему непорядок на борту? - послышался грозный окрик капитана, успевшего подняться на мостик, и теперь из обычного зеваки вновь ставшего повелителем всех и вся. - Пора готовиться к отплытию, а вы тут...
  
   До доктора донеслось, и резануло слух, матерное словечко, так не шедшее к благообразной внешности Степана Кузьмича Грекке, но, по-видимому, изредка и необходимое, в его суровой морской службе. Трель боцманского свистка прорезала воздух, возвращая моряков к их прямым обязанностям. Топот ног, крики команд и скрежет лебёдок свидетельствовали, что подготовка к отплытию началась.
  
   Кто подстрелил бедного Сойку? - снова предался размышлениям доктор. - Значит, всё-таки, он оказался не тем, кем я его считал. Жаль коллегу, и притчу о змее он, выходит, написал не случайно... Ясно, что убийство - дело рук англичан! Он, рискуя жизнью, успел передать мне рукопись, за что и немедленно поплатился - за ним, наверняка, следили. Выходит, что он герой, этот маленький, щупленький человечек, и совершил подвиг.... Прощай, дорогой коллега и друг! - Доктору взгрустнулось, да и головная боль не проходила, хотя и переместилась куда-то в закоулки... - Ещё не ясно, чем и для меня кончится вся эта эпопея. Получив рукопись, теперь и я подвергаюсь смертельной опасности, и пока судно не покинуло эти воды, всякое может произойти. Вряд ли англичане позволят тибетскому сокровищу так спокойно от них уплыть... Возможно, что и кончина госпожи Громадской тоже имеет не вполне естественную причину? Выходит, что трактат, посвящённый искусству умирать, сеет вокруг себя покойников?..."
  
  
   Отчаянно гудя и пыхтя, пароход "Нахимов" под всеми парами покидал Бомбейскую гавань, заполненную множеством разномастных судов, своим обилием и разнообразием напоминавших густой смешанный лес из мачт, труб и парусов. Вот и приходилось постоянно сигналить, чтобы посторонились и освободили путь. Лоцманский катер, умело, лавируя, выводил русское судно на рейд. С берега махали провожавшие, среди которых был и посланец Дади-Насю-Ванджи, успевший за минуту до отплытия подняться на борт (доктор зря волновался, куда он пропал) и попросивший передать ему рукопись. Порученец объяснил, что на выходе из гавани судно будет досмотрено английским патрулём и, что цель поиска - тибетская реликвия. Потом, когда "Нахимов" выйдет на морской простор, его догонит яхта "Провидение", как раз в районе острова "Элефант", и рукопись будет возвращена доктору.
   - Таким образом, мы их обведём вокруг пальца, - улыбнулся на прощанье порученец.
   - Так пана Сойку убили из-за неё? - не мог сдержаться, чтобы не спросить, доктор.
   - Да.
   - Значит, он не был британским агентом?
   - Как вам сказать, - замялся слуга перса-купца, ступая на ступеньку трапа, - случается, что человек внезапно меняет свои убеждения, и в этом нет ничего удивительного.
   - А пани умерла своей смертью? - почти крикнул доктор, потому что Абдул-Рахман-Хан почти спустился на берег.
   - Есть подозрение, что нет.
  
   Доктору о многом ещё хотелось расспросить всесведующего слугу, но обстоятельства - обилие свидетелей, общий шум и гам, сутолока и суматоха - не позволили сделать этого. А между тем, порученец мог бы сообщить доктору, что рукопись после смерти мадам оказалась в руках мисс Торнтон, что вскрытия не производили - оккультистка, умирая, запретила этим осквернять своё тело. По последнему желанию её предали огню, так что концы воду, и теперь следов отравления, если таковое имело место, не найти. Мог бы, также, порученец рассказать, что письмо, адресованное доктору, где мадам сообщает, что дарит ему рукопись, нашли при покойной, а вот сама рукопись пропала. Естественно, что подозрение пало на англичанку - она все последние дни не отходила от умирающей. Сообщил бы слуга и то, что пану Сойке, каким-то образом, удалось выкрасть рукопись у Элизабет. Но англичане хватились пропажи, заподозрили поляка и устроили за ним охоту, заодно поняв, что он переметнулся и заслуживает физического устранения как ненужный, отработанный, элемент.
   Так теперь и меня самого, под каким-либо предлогом, англичане могут задержать? - задал себе прямой вопрос доктор и опечалился. - А как же быть с подарком Магараджи, ведь сопроводительный документ выдан на имя турецкого доктора, который давно "покинул" страну, что, безусловно, отражено и в документах пограничной службы? Спросят, почему у меня столь ценная вещь, подаренная другому человеку? И что я отвечу? Что он её забыл или передарил мне, но с какой стати? Я ведь "русский профессор" географии и не был, и не мог быть знаком (да и зачем мне это компрометирующее знакомство?) с этим турком, да у порядочных людей и не принято передаривать подарки, тем более столь ценные.... Ну и ну - не было печали!- подарочек-то боком выходит.... И зачем только он вернулся ко мне снова? Украли ведь, и, слава Богу, - нет проблем! А теперь...Может, сказать, что я её нашёл.... Какая глупость и наивность! - На лбу выступила испарина. - Судно идёт под всеми парами, и таможенники могут нагрянуть с минуту на минуту, надо срочно что-то предпринимать.... Но что? Нужно избавляться от не принадлежащей мне вещи и - немедленно! Стоило бы её вместе с рукописью передать Абдул-Рахман-Хану, но он в тот момент, наверное, и не помнил ни о какой сабле, а я тоже не подумал, и дурака свалял! Но как избавляться? На судне её не спрячешь - мест, не подвергаемых досмотру, не существует. Что же делать? - Давно доктор не попадал в столь дурацкое положение, но ведь, как известно, безвыходных положений не бывает - лишь цена выхода бывает различной.... Так, каков же выход? - Испарина сменилась потом, но тут же искрой мелькнуло короткое и спасительное: "За борт"! Доктор схватил злосчастный подарок вместе с дарственной и бросился из каюты. Свежий морской воздух обдал желанной свежестью, но наслаждаться некогда - со стороны порта приближался катер под британским флагом. "Промедление смерти подобно"! - мелькнула в голове банальность, и доктор кинулся к противоположному борту - наверняка, англичане во все бинокли и подзорные трубы наблюдают. Команда "Нахимова" занята своими делами, поэтому лишних глаз не вокруг не оказалось - какое счастье. Забыв о хромоте, доктор в два прыжка, как молодой леопард, преодолел пространство палубы и оказался у края - внизу плескалась вода. Ножны, сверкнув на прощанье дорогой инкрустацией, скрылись в волнах; за ними последовал, и сопроводительный документ с оттиском набобова перстня - бумажка лёгкая и тонуть немедленно "отказалась", отдавшись на волю волн, которые с радостью, как показалось доктору, стали играть ею, унося всё дальше и дальше. " В туманную даль" - мелькнула в сознании очередная банальность. Начало и смеркаться, что также было хорошим прикрытием для проводимой операции, а над волнами, тем временем, резвились какие-то запоздалые птицы - не то чайки, не то альбатросы - и выразительно махали крыльями, словно одобряя решительный поступок нашего героя. С чувством великого облегчения счастливец вернулся в каюту. Мгновенно и голову отпустило, да и в правом боку перестало ныть...
  
   Всё вышло, как и предсказал Абдул-Рахман-Хан. Английский военный катер преградил путь "Нахимову", как только лоцман вывел его из гавани. Британцы, предъявив какой-то документ, где их действия оправдывались, чуть ли не безопасностью гостившего в стране Наследника, вежливо, но упорно, в течение нескольких часов досматривали пароход с тщательностью, которой не помнили моряки в прошлые разы, заглядывая, буквально, во все щели. В каюте доктора задержались дольше, чем даже в трюме. Тщательно рылись в личных вещах, перебирая сорочки и бельё (не завернул ли в него рукопись), пристально вчитывались в "чайную" документацию (сколько и каких сортов кустарника везёте). Зачем-то интересовались каждым из нанятых рабочих и мастеров (в порядке ли выездные документы), скрупулёзно перебирали и просматривали все вывозимые экспонаты и коллекции, копались в ящиках с семенами (просеивали их), и даже, простукивали стены каюты, но так ничего подозрительного не обнаружив, вежливо откланялись и покинули пароход.
   "Нахимов" отправился дальше по курсу. Команда ещё некоторое время изрыгала проклятья в адрес англичан, но теперь ничто не могло помешать дальнейшему плаванию - буря или ураган не в счёт. Постепенно успокоились, вернувшись к своим рутинным обязанностям.
   Доктор стоял на палубе, вглядываясь во всё более сгущавшуюся мглу. На сердце отлегло - хорошо, что вовремя вспомнил про эту проклятую саблю, а то и неизвестно, чем бы дело кончилось. Теперь оставалось заполучить рукопись назад, и тогда можно будет спокойно плыть дальше. Но, всё же, какое-то беспокойство не покидало: а вдруг и слуга перса-купца обманет и не вернёт рукопись? Ну, тогда выходит вообще абсурд!..
   На судне зажгли огни, а ночь накрыла своим звёздным покрывалом и корабль, и бескрайнюю водную гладь. В воздухе посвежело, подул пронизывающий ветерок. Доктор пошёл в каюту взять что-нибудь тёплое.
   "Вижу яхту по правому борту"! - донёсся крик вахтенного.
   "Сбавить обороты"! - скомандовал капитан.
   Красивое, легко порхавшее по волнам, суденышко неожиданно вырвалось из ночной тьмы и теперь двигалось навстречу громоздкому "Нахимову". В неярком свете корабельных огней на борту яхты поблескивала надпись: "Провидение". Сердце доктора радостно затрепетало - Абдул-Рахман-Хан не обманул! Стоявший у штурвала Дулип-Сингх приветливо махал рукой. Был на борту и ещё кто-то. "Да это Ованес Тадевосян, - узнал армянского торговца доктор, - Он, зачем здесь"?
   - Получите назад ваше сокровище! - вручил улыбающийся порученец свёрток. - Всё в целости и сохранности.
   -Если вас не затруднит, уважаемый доктор, то передайте вот это письмо моим родственникам в Батуме, - протянул Ованес доктору конверт.
   Доктор, на радостях, был рад выполнить любое поручение и с готовностью согласился.
   - А как англичане отнеслись к подарку Магараджи? - вдруг запоздало вспомнил Абдул-Рахман-Хан.
   - Так подарено не мне, а Шейх-Мухаммеду-Аяфенди, а он, как известно, давно покинул страну, - ответил доктор, давясь улыбкой.
  -- А вы, разве не...? - не понял, Ованес.
  -- Я теперь профессор Краснов.
  -- Как? - продолжал удивляться торговец.
   - Я тебе на обратном пути всё объясню,- успокоил коллегу слуга перса-купца и снова спросил доктора:
   -Так, что же с саблей?
   - Произошло несчастье, - я её уронил в воду, - поведал печальным голосом доктор. - Очень жаль, конечно, вещь ценнейшая, но на всё воля божья.
   - А я волновался, что забыл её взять у вас вместе с рукописью - для англичан это улика, да и дарственная... - продолжал сожалеть Абдул-Рахман-Хан.
   - Дарственную унёс ветер,- снова улыбнулся доктор.
   В ответ на это засмеялись и на борту яхты, наконец, сообразив, что к чему. После недолгого прощания отдали швартовые, и маленькое лёгкое судёнышко вновь поглотила чёрная мгла. "Нахимов", пыхтя и ворча, как старый дед (котлы давно нуждались в основательной чистке - её ни разу не проводили с начала навигации), лёг на прежний курс. Где-то вдали мигали редкие огоньки, очевидно, острова Элефант, становясь, всё меньше и тускнее. Доктор продолжал стоять на палубе, вглядываясь в ту сторону, слившегося с небом горизонта, где лежала, покидаемая им земля. Было и грустно и радостно - скоро должны случиться встречи, ожидавшиеся долгие годы, да и ответы на все вопросы получены, кроме одного: каким образом могли открыть ларчик, не взламывая его, в то время как ключик не покидал докторской шеи? Эта назойливая мыслишка так и сверлила голову, отравляя душу, и омрачая предстоящую радость...

* * *

   - Представляешь, рукописи не оказалось на борту! - мистер Торнтон был до того взволнован, что ложка дрожала в руках, и суп не доносился до рта, расплёскиваясь по пути.
   - Да, что с тобой, дорогой? Успокойся, возьми себя в руки, наконец! - Элизабет ещё никогда не видела супруга таким возбуждённым.
   - Я себе побег турка простить не могу, а тут ещё и этот профессор сбежал вместе с рукописью! - продолжал "рвать на себе волосы" Генри. - Что же скажут там, наверху? По головке не погладят - такого "жирного гуся" упустил.... А, каким образом, отбывший из страны турок, присоединился к вашей экспедиции в Тибете?
   - Ты всё ещё ничего не понял, дорогой? Ведь турок никуда не уезжал.
   - Как, не уезжал? А что же таможенная служба не в своём уме или то был призрак?
   - Таможня как таможня, и документы отъезжавшего были в порядке, только вот ими воспользовался другой человек.
  -- Кто, этот другой?
   - Один из членов русской чайной экспедиции, профессор географии, которого и отправили назад с документами на имя турецкого доктора.
   - А турок? - начал что-то понимать Генри и поедание супа пошло успешней: ложка за ложкой уже доносили своё содержимое до цели без видимых потерь.
   -Хитрый турок временно стал профессором.
   -А внешность, а хромота?
   -Он внешность умело менял, то перекрашиваясь, то надевая парик, то бреясь, то ещё, чёрт знает, что... правда, хромота сводила все его старания на нет.
   -Ты сама всё разведала?
   -Нет. Это заслуга пана Сойки.
   -Какого же дьявола он, в таком случае, переметнулся к ним? - Генри отодвинул тарелку, мужественно справившись с первым блюдом.
   -О, эта непознаваемая славянская душа! Она темна, загадочна и таинственна... Тебе подлить, дорогой?
   - Нет, нет, благодарю! Кстати говоря, я очень доволен, что само провидение покарало этих изменников, и нам не пришлось марать об них руки. - На лице Генри, наконец, появилось подобие улыбки.
   -Это ты о Роберте?
   -И о нём тоже.
   -А о ком ещё?
   -Ну, об этой, вашей старухе...
   -Дорогой, ты слишком переоцениваешь роль провидения... - опустила глазки Элизабет.
   -Ты руку приложила? - в восхищении посмотрел он на жену.
   -Будешь писать отчёт - учти стоимость яда, чтобы за казённый счёт... Калий Циан нынче не дёшев - большой спрос на него.
   -Конечно, дорогая - не всё же из нашего кармана... Я надеюсь, что происшедшее как-то ослабит их агентурную сеть.
   -Вот на это ты и должен сделать упор в своём отчёте, дорогой. Всё же, потеря такого ценного "крота", как этот американец, важнее потери какой-то никчёмной рукописи.
   -Ты умница! Хочешь вина? - Генри потянулся за графином. Настроение его заметно улучшилось.
   -Не откажусь по такому случаю.
   Они некоторое время сидели молча, пережёвывая нежное мясо индейки и наслаждаясь великолепным рейнским, только что-то доставленным очередным морским рейсом из Европы. Паузу нарушил супруг.
   - Я не перестаю восхищаться, дорогая, как мастерски тебе удалось выкрасть у него документы. Напомни детали: как ты сумела открыть ларчик без ключа, не взламывая его?
   - Ты подзабыл! Я ведь тебе рассказывала, - посмотрела на забывчивого супруга Элизабет.
   - Приятное не грех послушать и ещё разок. Расскажи, расскажи, не ленись!
   - Ключик был.... Но копия. Я ухитрилась сделать слепок с висевшего у него постоянно на шее ключа, пока он спал.
   -Ты его так сильно усыпила? Чем? Своей любовью? Я ревную... - последним словам Генри придал нарочито-шутливую строгость и нахмурился.
   -Дорогой, не ты ли мне сам внушал, что интересы Её Величества превыше всего? - с наигранным испугом спросила супруга.
   -Конечно, дорогая, - поспешил "простить" неверную жену "ревнивый" муж. - А как тебе саблю удалось незаметно вынести, она не маленькая?
   -Ну, здесь не обошлось без подкупа консьержа. Ты это тоже не забудь внести в отчёт, - мне пришлось потратиться: 10 фунтов - такова цена молчания смотрителя.
   -А вот, как ты стёкла умело выдавила, не разбив и не порезавшись, ума не приложу!
   -Со стёклами, действительно, пришлось попыхтеть, но, как видишь, справилась.
   -Какая ты у меня умница, - поднял бокал Генри. - Тебе просто цены нет! За твоё здоровье!
   -Моё здоровье зависит целиком от интересов Её Величества, поэтому давай лучше выпьем за здоровье королевы!
   - Охотно! - согласился дипломат.
   Они сомкнули бокалы, после чего, в ожидании десерта, снова предались воспоминаниям, как приятным, так и не очень. За столом царил мир и согласие - чета Торнтонов, не смотря на все домыслы и пересуды, измышления и предположения, наветы и злопыхательства, столь популярные и любимые в посольских кругах, представляла собой идеальную семейную пару. Британская Империя могла спать спокойно, - её интересы в Индии в надёжных руках.

  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

  
   Щепка-суденышко. Возрастание самобичевания. Запонки за борт. Писание труда. Ужин в кают-компании. Снова про канал и керосин. Писание отчета. Бредовый сон. Беседа с капитаном. Неизменный моцион. Об одежде и моде.
  
  
   Павел Ильич стоял у борта, любуясь бескрайней водной гладью. Корабль вышел в открытый океан, и теперь совсем не ощущалась его громоздкость и даже неуклюжесть. В порту, в сравнении с более мелкими судами, он казался гигантом, а здесь, на морском просторе, стал щепкой, целиком зависящей от прихотливого и капризного нрава Нептуна.
   Бывший турок тоже себя почувствовал, если не щепкой, то всего лишь букашкой, уцепившейся за эту щепку. Волны играли щепкой-судёнышком, норовя сбросить пассажира-букашку в воду, но не из-за желания его непременно утопить, а так - ради забавы: посмотреть, как она, букашка, крылышки подмочит! Скучно бедным волнам гоняться изо дня в день друг за дружкой, а тут какое-то развлечение... Конечно, кораблекрушение - зрелище ещё более забавное, но царь морей позволяет его лишь по большим праздникам, потому что, если делать подобное часто, то и оно может приесться, а тогда уж и неизвестно чем ещё развлекаться. Всемирным потопом? Но для этого нужно согласование с соседями на небесах, а там, как известно, публика очень несговорчивая - не любят они ни морей, ни океанов. Может, лишь из зависти не любят (у "нижних" есть постоянная возможность купаться, плескаться и плавать!), а может, - из-за того, что эти постоянные испарения, создающие облака и тучи, очень докучают "верхним", включая и Самого Главного, издавна страдающего ревматизмом, а сырость противопоказана.
  
   "Как будто всё случилось не со мной. (Стоило земле исчезнуть с горизонта, как пассажиру прежняя его недавняя жизнь показалась страницами, наспех прочитанного дурного романа.) Зачем я так? Не всё было плохо.... Например, учёные беседы с паном Сойкой. Ноздри даже пощекотал, как показалось, аромат свежесваренного кофе. Многое в своей области знал коллега, да вот только судьба его сложилась не для науки. Собственно, я и сам не исключение.... А бедная пани Громадская и её супруг... Что теперь станется с их обществом? Неужели распадётся? А может, его возглавит Элизабет? Но, зачем ей это? Как зачем? Для прикрытия её бурной деятельности: ведь "поиски Истины" - прекрасная ширма. Опять я вспомнил об этой чертовке... Но ведь были и прекрасные моменты! Зачем кривить душой? Ночи проводили неплохо. Да, да, неплохо! Ну и что из того? Зато, какая цена заплачена... Какая уж там цена? Не сгущай краски! Скажи спасибо, что легко отделались. Рукопись ведь при мне? Подумаешь, саблю выбросил - ну, а иначе бы ... Лучше, избавься и от другой улики. Запонки! Хочешь, чтобы жена, прочитав недвусмысленную надпись, поинтересовалась: от кого?" Бывший турок почувствовал жжение у запястий и пощупал рукава сорочки - "улики" на месте. Как же я про них забыл? Привык.... Вот бы приехал к жене, а.... Но времени впереди ещё много - спохватился бы рано или поздно. Но раз вспомнил, то и за борт их. Коль ценной сабли не пожалел, то нечего церемониться и с какими-то безделушками.
   Решительно вырвал чёртовы запонки из манжетов и, взглянув на оригинальную надпись в последний раз (Вот тебе и "обожаемый"!), размахнулся и метнул. Подобно двум птичкам-колибри, они пронеслись над волнами, сверкнув прощальным блеском в лучах заходящего солнца, и навеки сгинули в морской пучине.
   - Андрей Николаевич, вы чаек кормите? - раздался за спиной ласковый голос капитана.
   - Да, - не стал возражать бывший доктор, и сам, заметив над водой каких-то морских птиц. - Значит, мы ещё не так далеки от берега, коль птички летают?
   - Мы долго ещё будем двигаться вдоль побережья, - пояснил Степан Кузьмич. - Если берега не видно, это ещё не означает, что его нет поблизости.... Извините, что я вас оторвал от приятного занятия, но хочу пригласить вас сегодня на ужин. Как вы?
   - Охотно принимаю ваше предложение, - без колебаний согласился учёный.
   - Тогда до встречи в кают-компании ровно в семь, - капитан поспешил на мостик, а Павел Ильич - в свою каюту.
   Почему совсем забросил свой труд? Совестливая заноза вдруг заныла в душе. Я ведь не для "них" его писал, а для науки! А не поработать ли, и вправду, немного?
  
   До ужина оставалась пара часов, и он спешно стал рыться в своих баулах, извлекая на свет божий мятые листы. Чернила кончились, так что пришлось довольствоваться карандашом. Не важно чем писать, главное - о чём и как!
  
   "Существует предположение, что в семилетнем возрасте, умного и не по годам развитого, Зарадушта отдали на обучение священству.
   Атраваны, или заотары - служители древнеарийских культов, передавали свои знания ученикам в устной форме: они обучали обрядам, заставляли запоминать наизусть гимны и мантры. Но питомцы не ограничивались усвоением раз и навсегда установленных догм, а учились и сами выдумывать стихи, обращённые к высшим силам.
   Таким образом, у детей не только пробуждался религиозный экстаз, но и развивался поэтический дар. А Заратустра, несомненно, и был великим поэтом.
   Гаты - песни и гимны, сочинённые им, звучали на гатическом диалекте, который намного древнее авестийского, в свою очередь считавшегося уже мёртвым к тому времени, как разрозненные тексты Авесты были вновь собраны и записаны. Тем не менее, по образности..."
   Так увлёкся, что спохватился, когда часы показывали без пяти. Спешно отложил писанину и, по-быстрому приведя себя в порядок, отправился в кают-компанию. "Что день грядущий мне готовит"? - прозвучало в ушах. Почему день? Сейчас вечер, придрался внутренний редактор. - Ах, оставьте! - отмахнулся исполнитель арии. - Какая разница...
  
   В просторном помещении кают-компании чисто и светло. Газовые рожки на стенах давали достаточно света, хотя сумерки ещё не наступили, и остатки дня просачивались в иллюминаторы, создавая дополнительное освещение. Огромный стол, застеленный белоснежной скатертью, простирался во всю длину вместительной каюты. Все, согласно морской дисциплинированности, были в сборе: офицеры и капитан сидели на своих, соответственно рангам, местах, а стюарды порхали как морские птицы, принося "в клювах" всё новые и новые блюда.
   - Сюда, сюда пожалуйте, Андрей Николаевич, - приветливо поманил капитан появившегося на пороге учёного и, заодно, представил: - Господа офицеры, наш сегодняшний гость - профессор географии Краснов. Он изучал на благо Отечества чайное дело в Индии, а теперь возвращается на родину. Прошу любить и жаловать!
   - Очень рад, очень рад, - закивал смущённый профессор, пробираясь к указанному стулу и ловя на себе любопытные взгляды. - Извините, что создаю неудобства своим опозданием.
   - Ну что вы, уважаемый профессор! - великодушно простил капитан, усаживая учёного рядом с собой. - Мы же понимаем: вы человек далёкий от нашего морского быта и распорядка, весь в науке, но ничего - путь долгий - постепенно привыкнете. Впредь, как услышите склянки - мигом сюда. Если утром - значит, завтрак. Если в полдень - значит, обед. А коль вечером - спешите на ужин. Ха-ха-ха!
   Дружный хохот поддержал шутку капитана, пришлось улыбнуться и профессору, чуть не уронившему от смущения своё пенсне в суп, что вызвало дополнительные смешки.
   "Сейчас-то перед кем ломать комедию? Неужели и на борту есть английские агенты?" - подумал он и убрал бесполезный глазной протез в нагрудный кармашек.
   Постепенно новенький перестал привлекать к себе внимание, и всё пошло своим чередом. Подаваемые кушанья щедро орошались шампанским - то ли в честь отплытия, то ли так заведено, - и вскоре стали возникать перекрёстные (через стол) разговоры, бурные монологи-диалоги, а то и спор.
   - Если никто из наших инженеров не известен в Европе учёностью, то всё это только потому, что они, по русскому обычаю, хорошо знают и хорошо молчат про свои дела, - донеслось справа от профессора.
   - Если бы перебрать всё русское, одно за другим, и свести на очную ставку с иноземным, то мы бы изумились, сколько у нас прекрасного, прочного, похвального, - раздалось теперь слева.
   - Удачно прошла ваша экспедиция? - поинтересовался капитан, наклонившись к уху соседа. Общий шум не позволял нормально разговаривать даже рядом сидящим.
   - Да, всё сложилось благополучно. Но она ещё не закончилась. Основная группа во главе с господином Клингеном отправилась на Цейлон. Это лишь мне так повезло, что еду домой.
   - Ну и прекрасно... - капитан сделал паузу, думая, о чём бы ещё спросить. - А как дела с прокладыванием рельсовой дороги? Давно ничего не слышно...
   - Потому что заглохло на корню! Сочли подобную затею слишком дорогостоящей и малоперспективной.
   - Какая жалость! Что так?
   - Сами подумайте, какая может быть между нашими странами дорога, если даже консульство российское не хотят у себя открыть ни англичане, ни индусы?
   - Так, вроде бы, переговоры ведутся давно?
   - Давно-то давно, но воз и ныне там.
   - Жаль! Ведь теперь, после прорытия канала мсье Лессепса, появилась возможность наладить регулярную связь морским путём, и Русское Общество Пароходства и Торговли сильно "раскочегарилось"...
   - Извините, господа, что вмешиваюсь, - присоединился к разговору и, сидевший рядом первый помощник капитана, - но я тоже кое-что знаю по этому поводу. Россия боится испортить отношения с Англией.... А главным противником строительства, как ни странно, является наш министр иностранных дел Горчаков!
   - Откуда вам это известно, мой дорогой? - усомнился капитан.
   - Один мой родственник вращается в этих сферах, - выдал источник утечки информации помощник и, довольный произведённым эффектом, напыжился.
   Между тем общий шум стал как-то незаметно спадать, похоже, что и другие офицеры заинтересовались интересной темой, что и подтвердил молоденький мичман, сидевший напротив.
   - Всем известно, что торговля между нашими странами протекает вяло, - вот и не хотят никакого консульства! - пошевелил младший офицер тонкими стрелками своих усиков на разгорячённом шампанским лице.
   "Ишь, как вино им всем языки поразвязало! - отметил профессор. - Аж капитана перебивают, не испросив слова".
   - Вы правы, мой любезный, - шампанское и в капитане вызвало прилив добродушия, не взирая на ранги, - они боятся, что консульство превратится в шпионское змеиное гнездо!
   - Но в связи с отсутствием нашего представительства возникает много казусов! - подал голос и второй помощник.
   - Приезжал как-то сюда из России уполномоченный по продаже нефти, - снова взял слово капитан. ("Эх, опять на керосиновую тему повернул"! - насторожился учёный.) - Он думал, что по приезде в Бомбей легко соберёт все необходимые сведения у русского консула, но, узнавши, что консульства нет, и не владея, как следует, английским, да и встретивши несколько препятствий, был готов вернуться назад ни с чем. Благо, один мой знакомый купец помог, и сейчас поставки керосина налажены, и его идёт средним числом 10 пароходов в месяц.
   "Это он, конечно, Дади-Насю-Ванджи помянул", - профессор теперь подумывал, как бы наиболее безболезненно покинуть увлёкшееся керосиново-консульской темой общество и остаток вечера посвятить научной работе.
   - Вот и представитель чайной фирмы Лушина... - теперь взял слово штурман. - Мой родственник работает у него, и рассказывал, что тот намеревался завести торговые дела в Индии, но из-за отсутствия консульства, тоже отложил такое решение.
   "Откуда они все столь подробно знают об этих проблемах? - диву давался учёный. - Словно они и не моряки вовсе, а дипломаты и политики. Вот так экипажик мне попался, или все экипажи таковы"...
   Тем временем в клубах сигарно-трубочного дыма, прямо-таки образовывавших грозовые облака, простреливали "молнии" мнений всё новых и новых знатоков "консульских" вопросов.
   - Рижские торговые дома, - заговорил кто-то новый (учёному, обдумывавшему план своего "побега", было не до выступавшего), - имеют сношения с английскими владениями, и по их отзыву, было бы весьма желательно учреждение Русского консульства!
   - Назрела, ой как назрела, необходимость учреждения нашего консульства. Выпьем, господа, за это! - подъитожил капитан и поднял бокал.
   В соответствии с торжественностью момента, все встали, чтобы чокнуться. Головы многих, прежде всего высоких, оказались над облаками дыма, как горные вершины (учёный вспомнил про далёкие теперь Гималаи), а более низкие - погрузились в табачную пелену. Воспользовавшись дымовой завесой, профессор дал дёру. Но внимательный капитан (на то и капитан) заметил убегающего: - Куда вы? Но беглеца уже и след простыл.
  
   Достигнув каюты, заперев дверь на ключ, некоторое время, подождав (не будет ли погони), и, убедившись, что пирующим не до него, Павел Ильич, переведя дух (запыхался - давно не бегал), уселся за небольшой столик у изголовья кровати, надеясь продолжить писать про Зороастра. Но мысли, почему-то, не хотели принимать нужное направление, съезжая куда-то на "обочину" - несмотря на все волевые усилия, существенная часть профессора всё ещё находилась в кругу офицеров и желала быть выслушанной.
   "Почему я им не сказал, что мистер Риккетс уже назначен консулом в Тифлис, и сферой его деятельности стал весь Кавказ в целом, и что он получил инструкции наблюдать за политическим положением, соблюдая осторожность? А может, Элизабет мне наврала? Наврала, не наврала - дело не в этом!.. Хотя ведь, с какой стати, могут подумать моряки, мне, профессору "чайных дел", а не дипломату и политику, известны такие тонкости? Да и зачем это знать морякам, тем более что им пальцы в рот не клади? - вон как во всём разбираются! А вдруг и в их среде есть осведомитель?.. Я не должен преждевременно расслабляться и терять бдительность, так как ещё неизвестно, что меня ждёт в Петербурге... Правильно сделал, что промолчал, да и ушёл от греха подальше тоже вовремя! Мало ли они о чём, там спьяну, говорить начнут?... Хотя вот тот молоденький с усиками, по-моему, только изображал из себя захмелевшего, а глазки у самого так и рыскают. Знаем, знаем вашу породу: чтобы выслужиться, на что хошь пойдут - родных, мать с отцом заложат и глазом не моргнут..."
   Кусание карандаша и чесание в затылке не помогало: мысли направления менять не желали, и ничто, касающееся пророка, не лезло в голову.
   "Раз так, то может начать отчёт писать? Те, что обосновались за Цепным мостом, в доме Кочубея, ждут, поди, не дождутся, когда я к ним пожалую? Всё равно ведь от этого "дамоклова меча" не уклониться, что же оттягивать-то неизбежное? Жаль, чернила кончились, никак карандашом писать.... Какой же это, к чёрту, документ? Ну ладно, пускай это будет черновик - ведь главное текст составить, а дома уж перепишу набело". Придя к некоему внутреннему примирению, Павел Ильич приступил к неприятному занятию.

Анализ ситуации и выводы.

  
   Первое - местная пресса помогает оформлению общественного мнения, которое неблагоприятно для англичан; второе - возник слой местной интеллигенции, ставящей своей задачей борьбу за самоуправление; третье - колониальная политика способствует распространению западного влияния и сама создаёт предпосылки для освобождения Индии, но, в то же время, это национально-освободительное движение не будет союзником России в её соперничестве с Англией, потому что оно воспитано британскими радикалами и носит характер либерального; четвёртое - значительная образованная часть туземного общества с ужасом помышляет о возможности русского нашествия".
  
   Поставив точку и отложив совсем затупившийся карандаш, Павел Ильич взглянул на часы, и ужаснулся - второй час ночи. Немедленно загасил лампу и лёг, но - что это? Доносившиеся из кают-компании возбуждённые голоса свидетельствовали, там пока и не помышляют о сне. Ай, да команда подобралась! - подумал профессор, засыпая, - "... все они, как на подбор - с ними дядька Черномор..."
  

* * *

   "Господа, разрешите заседание считать открытым, - сказал Афанасий Никитин, закрываясь ладонью от бившей в глаза огромной хрустальной люстры, украшавшей расписной потолок просторной залы заседаний Комитета Железных дорог. - Первое слово для сообщения предоставляется Их Высочеству, вице-королю Индии Васкусу Да Гама!
   Своды залы угрожали рухнуть от шквала рукоплесканий, но, взошедший на подиум Великий Землепроходец, величественным и, в тоже время, снисходительным жестом успокоил присутствовавших.
   - Уважаемые господа, разрешите довести до вашего сведения содержание записки Фердинанда Лессепса о строительстве железной дороги в Индию, - начал докладчик.
   Сообщение заняло час времени, и внимание собрания стало заметно слабеть, тем более, что в залу то и дело входили всё новые и новые лица, среди которых доктор заметил группу, одетых в монгольские одежды и подумал недовольно: "Почему они шляются туда-сюда и никак не усядутся? Не собрание, а проходной двор"!
   - Смотрите, смотрите, - застрекотали вокруг, - никак сам Темчужин пожаловал! Вон и Бабур, собственной персоной! А вот и Акбар!
   Группу опоздавших Великих Моголов возглавлял малорослый и юркий, светлоглазый и светловолосый господин, своей ярко выраженной славянской наружностью казавшийся "белой вороной" на фоне раскосых чёрных глаз и скуластых медных лиц.
   Докладчик, меж тем, несмотря на явный шум и помехи, сохранял полную невозмутимость и, окончив сообщение, предложил всем собравшимся принять участие в прениях. Никого долго упрашивать не пришлось, - казалось, все только и ждали момента, чтобы начать высказываться.
   - Громадные трудности построения лессеповской линии бросаются в глаза, - открыл дискуссию мгновенно всеми узнанный Марко Поло, попутно изумляя всех роскошью своего парчового халата (украшавшие его драгоценные камни так сияли, что свет гигантской люстры сразу померк), - но если бы они и не были, эти трудности, так велики, всё равно следует подумать: - полезно ли соединение России с Индией через Среднюю Азию?
   - В этом деле две стороны: - сказал с места какой-то невысокий господин с русой бородкой, - путь от индийских железных дорог в Среднюю Азию и путь от русских железных дорог в Среднюю Азию к Ташкенту.
   -Кто это, кто это? - зашикали вокруг.
   "Да это сам Герасим Лебедев!" - узнал одного из своих героев турецкий доктор, а землепроходец продолжал говорить:
   - Первая часть вопроса может быть сразу же отвергнута, как безумная, а о второй можно немного поспорить. Я считаю нужным сказать при этом несколько слов о конкуренции английских товаров с нашими на среднеазиатских рынках...
   - Некоторые из ваших товаров берут решительно верх над английскими! - визгливо перебил Лебедева маленький господин, приведший в залу орду монголов, и было непонятно хвалит он или ругает.
   "Опять этот несносный Сойка! - заскрипел зубами доктор. - Не даёт человеку досказать - лезет со своим мнением! Ох уж, этот, пресловутый, польский гонор!"...
   Герасим, по-видимому, обидевшись, не стал продолжать, но желающих выступать, хоть отбавляй, - и какой-то верзила восточной наружности немедля вышел вперёд.
   - Я афганец, Ахмад-шах, если кто не знает меня! - громогласно представился он. - Я скажу так: весь проект до такой степени фантастический, что не заслуживает столь основательного обсуждения с выгодных и невыгодных сторон. Вот!
   - После всего сказанного не может быть и речи о дороге в Индию через Туркестанский край, но можно подумать о том: возможна ли дорога из России в Среднюю Азию? - добавил угрюмый Бабур.
   - Было бы преждевременно говорить о дороге от Каспийского моря в Среднюю Азию, пока я не получу согласия на это моих дорогих отца и дяди, - признался в семейных неурядицах великий венецианец.
   - Этот Марко Поло совсем из ума выжил, - раздался смешок справа от доктора.
   - Быть может, осуществим водяной путь через старое русло Аму-Дарьи? - спросил как-то неуверенно Хубилай.
   - Этот путь также невозможен! - категорично отрезал Надир-шах. - Если бы и достигли проведения вод Аму-Дарьи по старому руслу, то эти воды послужили бы только обводнению страны, а отнюдь не судоходству.
   "Причём здесь судоходство? - не понял доктор. - Речь-то о железной дороге!"
   - Во всяком случае, этот важный вопрос требует изучения, - заскрипел вдруг сквозь смотровую щель в шлеме, сидевший с опущенным забралом рыцарь в латах.
   "Кто это и как ему не жарко в доспехах?... Наверное, это Вольфрам фон Эшенбах" - после недолгого раздумья ответил сам себе доктор.
   - Известно, что в прежнее время вода текла по старому руслу, и случалось, когда туркмены разрывали плотины, то вода доходила до двухсот вёрст от этих устьев по направлению к старому руслу, - авторитетно заявил, до того всё время упорно ковырявший в носу, Шах-Джахан.
   "Как пану Сойке удалось согнать сюда чуть ли не всех могольских правителей, живших в разное время? Вон Аурангзеб, а вон и сам..."
   - Господа, мы отвлеклись от главной темы! - прервал бестолковый спор знаменитый тверской купец. - Итак, подведём итоги. Относительно железной дороги решено единогласно? Отказать?
   - Да-а-а!!! - дружно и раскатисто грянуло собрание, отчего, как показалось доктору, даже закачалась люстра, и погасло несколько вяло горевших свечей.
   - Суждения настоящего совещания должны быть повергнуты на Всемилостивейшее воззрение Государя Императора в форме подробного протокола. За сим наше заседание будем считать оконченным, - сказал, будучи на правах председательствовавшего, Афанасий и неожиданно крикнул во всё горло: - Братья христиане, кто хочет пойти в землю Индийскую, то остави веру свою на Руси!"
   Собравшиеся неистово зааплодировали, отчего спящий начал просыпаться, последовательно превращаясь из турецкого доктора в "чайного" профессора, пассажира парохода "Нахимов". Оглядевшись, Павел Ильич (теперь не опасался, хотя бы в мыслях, осознавать себя под этим именем) понял, что находится не в просторной зале Комитета Железных дорог, а в своей тесной, хотя и уютной каюте, и что иллюминатор не скупится на впускаемое в каюту утро.
   Который час? Часы под боком, и стрелки укоризненно приближались к одиннадцати. И завтрак проспал, к чёртовой матери - никаких склянок не слышал... Вчерашнее шампанское подействовало, как снотворное, а ведь выпил всего ничего - один бокал.... Да и опять бредовый сон... привидится же такая галиматья, Господи, кто бы знал! Опять этот Сойка.... Говорят, - покойники к дождю снятся. Уж не будет ли погода портиться: буря там или шторм, чего доброго? Пассажир просунул голову в иллюминатор: нет, ничего - небо ясное пока...
  
   "Нахимов" старательно и терпеливо огибал северную сторону Цейлона, и мыс Педро теперь выступал перпендикулярно курсу. Было около полудня. Павел Ильич полной грудью вдыхал бодрящий морской воздух и любовался бескрайними далями, снова стоя у борта. Иногда брызги волн достигали лица, и он ежился от неожиданного душа. "Похоже, волнение усиливается, - знать поляк не зря снился - надо бы капитана спросить".
   - Как вы ловко вчера ретировались, господин профессор, - заурчал за спиной, лёгок на помине, Степан Кузьмич. Он сделал шутливый официозный акцент на звании.
   -Чего же особенного? Ушёл "по-английски", господин капитан, - ответил "тем же" пассажир.
   -А мы засиделись и долго ещё беседовали, - продолжил капитан уже добродушно.
   -Да я слышал, засыпая, - потянулся профессор, вспоминая, как ему сладко спалось.
   -Мы вам мешали? - встревожился капитан. - Извините, ради Бога!
   -Да, что вы! Пустяки.
   -Вы не подумайте, Андрей Николаевич, что у нас сплошные пьянки! Это так, изредка.... Надо же отметить отплытие, сами понимаете.
   -Понимаю, понимаю....Хочу вас спросить, Степан Кузьмич, где это мы сейчас плывём?
   -Этот гористый берег, покрытый лесом, и есть Цейлон, - обрадовался смене темы капитан ("Что может подумать учёный о моей команде? Ещё наговорит чего, сойдя на берег, там, где не надо...). - Не правда ли, красивый вид?
   -Да, райские места! ("Интересно, клингенцы уже там"?).
   -Мы движемся к южной оконечности острова, называемой Дегал, а дальше.... Ну, в общем, миновав остров, выйдем в открытый океан, а там, минуя Мальдивские острова, повернём на северо-запад в Аденский залив, а уж потом - и Красное море... Ваше море! - засмеялся капитан.
   -Почему же моё?
   -Вы Краснов? Вот и море такое же, - капитан шутливо легонько ткнул профессора в бок, - знаю, мол, все ваши хитрости!
   -Ах, вон вы о чём?
   -Как "ваше" море пройдём, там и Суэц.
   -Порядком плыть-то ещё.
   -Да, но значительно меньше, чем, если бы Африку огибали, как раньше. Представляете себе?
   -Представляю, - вяло согласился "Краснов".
   -Молодец господин Лессепс, что прорыл канал. Благодарность ему от всего морского содружества!
  
   Побеседовав с капитаном, Павел Ильич вернулся в каюту (Эх, забыл спросить про погоду: будет ли шторм?) и уселся за столик, чтобы продолжить писание. Хотелось целиком отдаться научной работе, но и отчёт ждал своего окончания. Так дни и проходили: то писание в каюте, где было душновато, то палубный моцион, с наполнением лёгких целебным морским воздухом. Ожидавшегося шторма так и не последовало. Дело ограничилось лёгким волнением, - знать покойный Сойка зря снился. Морской болезни Павел Ильич не боялся, но вот, что действительно докучало, так это стук винта, денно и нощно проникавший всюду, мешавший спать, разговаривать и думать.
   Погода стояла ровная, и за всё время плавания на палубу не упало ни одной капли, а небо над Индийским океаном ни разу не меняло своей молочно-белой, бархатистой, как ежедневно подаваемый к обеду чесночный соус, окраски.
   - Чудная погода, как сейчас, чтобы ни облачка, ни волнения, - улыбался капитан, - большая редкость в этих широтах. Никогда ещё плавание нашим курсом не было так благоприятно. Это, потому, наверное, что у нас на борту такой пассажир!
   - Да будет вам, Степан Кузьмич, - скромничал "чайный профессор", поспешно, как улитка в раковине, скрываясь в своей каюте.
   Каждый вечер, любившая уединение, "улитка" слышала из своей "раковины", как шумно спорили, смеялись, играли в карты и даже пели завсегдатаи никогда не пустовавшей кают-компании. Профессор каждый раз, под тем или иным предлогом, уклонялся от зазывных предложений капитана разделить с ними их бурный досуг. "А ещё уверял, что не подумайте, мол, что мы здесь только кутим и пьянствуем", - вспоминал учёный после очередного приглашения слова Степана Кузьмича.
  
   И вот снова и снова, день за днём, пассажир совершает по палубе свой неизменный моцион. Время тянется столь же не спешно, как и на безоблачном, необъятном небе - тонкая сизая, прямая струйка дыма из пароходной трубы. Вот за кормой темп жизни иной, - там дельфины резвятся в волнах, поднимая фонтаны брызг; а над мачтами, и того живее - кружат в сумасшедшем танце чайки и альбатросы, оглашая морской простор криками.
  
   Пройдя Красное море, Аден и Суэц, судно, сильно сбавив ход, поднималось теперь на север. Канал быстро мелел, и приходилось это учитывать. Близкое соседство пустынь по обеим сторонам узкой водной нитки давало о себе знать: помимо палящего знойного солнца над головой - ещё и две раскалённые печки по бортам.
   Павел Ильич надел, предложенный ему капитаном, пробковый шлем, обтянутый белым полотном и украшенный зеленой газовой вуалью, и походил на заправского плантатора, хотя от жары головной убор спасал мало. Остальные члены экипажа, уже ни раз пересекавшие эти широты, держались стойко или только делали вид, что им никакой солнцепёк нипочём...
  
   Как-то в один из долгих вечеров профессор, наконец, позволив капитану себя уговорить, присоединился к шумному собранию, оправдывая свою уступку тем, что иногда надо бывать "в свете". На сей раз, придя без опоздания, он занял закреплённое за ним место возле капитана, - в его отсутствие этот стул пустовал как немой укор: вот, мол, игнорирует наше общество! Снова ужин обильно сдабривался вином (в тот вечер царила на столах "Мадера"), вследствие чего языки опять подразвязались, а разговор получил неожиданную направленность: всех вдруг заинтересовала одежда и моды.
   - Петербуржцы смеются над костюмами в Москве, - заговорил тот самый краснощёкий мичман, что с усиками, - их оскорбляют венгерки и картузы, длинные волосы и гражданские усы.
   - Москва, действительно, город штатский, - поддержал другой офицер, - несколько распущенный, непривыкший к дисциплине, но достоинство это или недостаток - дело нерешённое!
   - Стройность одинаковости, отсутствие разнообразия, личного, капризного, своеобычного, - снова продолжил тот, с усиками, - обязательная форма, внешний порядок - всё это в высшей степени развито в самом нечеловеческом состоянии людей - в казармах.
   - Мундир и однообразие есть страсть деспотизма! - запустил некую крамолу капитан, и сам, спохватившись (Эх, куда я загнул спьяну-то!), начал в качестве отвлекающего маневра нервно "топить" куриную ножку в чесночном соусе. - А что вы думаете об этом, Андрей Николаевич? Почему всё молчите? Обществу интересно узнать ваше мнение.
   "Разве он даст спокойно посидеть? Коль приглашён, значит, надо обязательно участвовать в пьяной болтовне", - с огорчением подумал учёный (Эх, скажу что-нибудь, "этакое"!) и сказал: - Моды нигде не соблюдаются с таким уважением, как в Петербурге, уж поверьте, что доказывает незрелость нашего образования: наши платья ведь чужие!
   - Это, как так - "чужие"? - обглоданная ножка упала в тарелку, а в руке капитана блеснул бордовой искрой бокал. - Извольте пояснить, мой дорогой!
   - В Европе люди одеваются, а мы рядимся и поэтому боимся, если рукав широк или воротник узок, - решил "атаковать" учёный (вынудили говорить, так терпите!).
   Некто на дальнем конце стола, скрываясь в клубах дыма, произнёс: - В Париже только боятся быть одетым без вкуса, в Лондоне боятся только простуды, в Италии всякий одевается, как хочет.... Если б показать эти батальоны одинаковых, плотно застёгнутых сюртуков щёголей на Невском, англичанин принял бы их за отряд полисменов.
   "Кажется, у меня появился союзник", - удовлетворённо отметил Павел Ильич, замечая, что спорщицкий азарт мало-помалу начинает увлекать и его.
   -Эх, куда хватили, батенька! - заступился за невских щеголей один из помощников капитана. Который из них первый, а кто второй, профессору, плохо разбиравшемуся в морских знаках отличия, понять было сложно. Нечто похожее случалось однажды с агрономами. Помощник тем временем неприлично крякнул, поставив на скатерть опорожненный бокал, от которого по белоснежному полю поползло багровое пятно.
   "Ну, вот и свинячить начали, а ещё офицеры"!
   Тот самый, которого Павел Ильич записал в "союзники", вынырнув из сизых табачных клубов, как Чомолунгма из облаков, и, оказавшись штурманом, вдруг начал декламировать, держа в высоко поднятой руке полный бокал:
   "Чернея сквозь ночной туман,
   С поднятой гордо головою,
   Надменно выпрямив свой стан,
   Куда-то кажет вдаль рукою
   С коня могучий великан;
   А конь, притянутый уздою,
   Поднялся вверх с передних ног,
   Чтоб всадник дальше видеть мог".
   Чтец, словно вложив в своё выступление последние силы, устало опустился на стул, расплескав вино, и дружное "браво" сотрясло стены каюты.
   "Настоящая богема"! - поразился Павел Ильич. - "Хорошо, что никто не знает, что я пою, а то бы и мне не сдобровать"...
   - Наш штурман в свободное время пописывает стишки, - пояснил Степан Кузьмич поражённому профессору. - Правда, не дурненько, вы не находите?
   - Весьма, - поддержал Павел Ильич, не причислявший себя к знатокам поэзии и считавший, что если слова идут в рифму, то и хорошо.
  
   Польщённый "поэт" кланялся, не выпуская из рук бокала и, все более, расплёскивая его содержимое, а "публика" неистовствовала в своём восторге. Под шум оваций где-то там, в глубине сознания учёного, стала вырисовываться, сначала неясная, но потом вполне отчётливая картина: Исаакиевская площадь, Пётр на коне, морозец, поздний вечер, в воздухе порхают редкие снежинки...
  

ЭПИЛОГ

  
   ... Исаакиевская площадь. Пётр на коне. Морозец и поздний вечер. Рыхлый снег валил хлопьями, мокрый и холодный ветер пронимал до костей, рвал шляпу и шинель. Кучер, едва видя на шаг вперёд, щурясь от снега и наклоняя голову, кричал нечеловеческим голосом: "Разойдись, зашибу"!
   Сани поравнялись с Цепным мостом, мелькнул Летний сад, вот и поворот во двор бывшего дома Кочубея, а вот и тот самый флигель. Жандарм у входа вызвал чиновника, который, доложив, вернулся и просил следовать за ним.
   Вошли в ярко освящённый кабинет, где за большим столом сидел маленький нахохлившийся человек. Вылитый пан Сойка! Бывают такие совпадения. Куда же подевался тот прежний, худой и седой старик со зловещим лицом и звездой на сюртуке? Наверное, уже ответ держит перед Господом?
   Маленький человечек для важности дочитал какую-то бумагу, игнорируя вошедших (они от меня зависят, а не я от них!), потом, в отличие от своего предшественника, кряхтевшего и щёлкавшего по любому поводу и без своими суставами, быстро вскочил и расплылся в деланно-приветливой улыбке.
   - Рады вас приветствовать на родной земле, дорогой Павел Ильич!
   "Я его впервые вижу, а он меня по имени-отчеству величает. Ишь ты, какие вежливые стали"!
   - Привезли что с собой, дорогой вы наш?
   - Конечно. Вот извольте взглянуть: топографические съёмки, отчёт и тибетская рукопись.
   - Очень хорошо-с! - причмокнул "сойкообразный" господин и потёр руки. - Отлично-с!
   - А вот на вашем месте ранее был такой пожилой господин, - поинтересовался Павел Ильич, передавая трофеи, и случайно коснувшись холодной и потной руки чиновника (Фу ты, как у лягушки!) - Где же он? Никак, на повышение пошёл?
   - Ах, Клавдий Семёнович, царство ему небесное, - перекрестился "скороговоркой" чиновник. - На самое, самое, что ни на есть, "повышение" и пошли-с, то есть на Небеса, - выше не бывает! Уж с полгода тому, как преставился, сердешный. Да-с! Старательнейший работник, старейший...Что поделаешь, в преклонных летах были, а на пенсион уходить не желали, да всё, бывало, приговаривали: "Вот, как уйду на покой - Она с косой и пожалует". Так и вышло-с...
   "А чиновник-то с чувством юмора, - удовлетворённо отметил Пащенко, - Ишь, как насчёт "повышения" прошёлся, - другой бы вспылил: какое, мол, кощунство, да что вы себе позволяете, а ещё в присутственном месте! Жаль вот только, что руки у него такие мокрые. Нервный, видать".
   Чиновник бережно пощупал и развернул драгоценный свиток - в глазах его забегали восторженные огоньки.
   - Так это пергамент?
   - Нет. Древесная кора.
   - А на каком языке?
   - На санскрите.
   - Я думаю, Их Императорское Величество будут очень довольны, - они давно мечтали заполучить эту диковинку!
   - Так, о существовании рукописи знал и сам Государь? - удивился Пащенко. - Откуда же? Ведь эта вещица...
   - Вы, кажется, сказали, что женаты? - перебил неожиданным вопросом чиновник и расплылся в улыбке.
   - Я не говорил, но это так, - насторожился Павел Ильич, не понимаю, куда он клонит.
   - Жаль, что мы прежде не знали этого.... Впрочем, лучше поздно, чем никогда.
   "Речь идёт о какой-то денежной дотации?" - подумал визитёр, но его надежды не оправдались, - аудиенция поспешно завершилась.
   - Я не смею дольше задерживать вас, Павел Ильич, и желаю хорошо отдохнуть с дороги, а о дальнейшем мы вам сообщим.
   По-лягушачьи влажная и холодная ладошка "официального лица" вновь коснулась сухой и тёплой ладони визитёра. Откланявшись, Пащенко ещё долго ощущал на руке эту болотную сырость, символизировавшую, как он подумал, зыбкость всяческих надежд и добрых ожиданий, когда имеешь дело с людьми подобного рода. На обратном пути чувство брезгливости стало постепенно рассеиваться. Сани, сквозь всё усиливающиеся метель и ветер, понесли его домой, к жарко натопленной печке, о которой он не раз вспоминал там, в стране, где печку целиком заменяло, пылавшее круглый год, раскалённое солнце.
  
   Павел Ильич и супруга грустно сидели за столом, вспоминая былое. Семья поубавилась, - батюшка скончался, не дождавшись возвращения сына, а за ним и матушка поспешила. Весьма подросший малютка играл в свои незатейливые игрушки, любимой из которых был гипсовый слонёнок по имени Дэмби. "На таком твой папа там катается", - объясняла мама, указывая рукой куда-то за окно, в сторону Финского залива. "Так далеко"? - удивлялся уже, начавший говорить, мальчик, и начинал канючить: - "Я хочу вместе с ним покататься"! "Вот подрастёшь, тогда и покатаешься, - мал ещё". "А я сейчас хочу! У-у-у..." - и дело всегда заканчивалось слезами. "В кого ты такой капризуля"? - мать брала на ручки чадо, и оно постепенно забывало о своём несбыточном желании.
   Сейчас малютка стеснялся загорелого лысоватого дяденьку (с париком и с пенсне учёный с радостью расстался по прибытии - и то и другое утопил в батумском порту), про которого мать говорила: "Это твой папа. Не узнаёшь"? Да, где там было узнать, ведь, когда папа уезжал он был ещё несмышлёнышем, даже и под стол пешком не ходил, а покорно лежал спеленатый и тихо хныкал. Ну, а раз сказано, что "папа", значит, так оно и есть и надо потихоньку привыкать, что он и делал, поглядывая на "дядьку" из укрытий: то из-под стола, то сквозь дверную щель, то из-за шкафа, то ещё из какого укромного местечка - приближаться, пока боязно, а вдруг....
   Говорили супруги мало, - будто и не расставались вовсе, - только глядели друг на дружку глаза в глаза, точно наглядеться не могли, да поглаживали руки и пальцы переплетали. Так сидели долго, словно в забытьи, пока кто-то не рванул звонок у входной двери, отчего вздрогнули и "спустились с облаков". Сильно завечерело, и гостей не ждали.
   - Кто это, на ночь глядя? - встрепенулась жена и позвала домработника. - Матвей, сходи посмотри!
   - Слушаюсь, барыня! - кряхтя и охая, (тоже не молод, да и ростом не ахти) мужичонка поплёлся к дверям.
   В комнату, гремя саблей и шпорами, влетел жандармский офицер и стал немедленно извиняться. "Он не мог думать, не подозревал, не предполагал, что дама, что дети... чрезвычайно неприятно, что нарушил, но долг службы..." - Как известно, русские жандармы всегда являлись "цветом учтивости", что вы и подтверждаете своим визитом, - встретил непрошеного гостя саркастической улыбкой Павел Ильич. - Если б не служба, то играли бы вы себе целыми днями в детской песочнице, не правда ли?
   Сказанное оказалось слишком сложным для простого ума служивого и он, ничего не поняв, выпалил: - Вас просит к себе их превосходительство!
   - Когда?
   - Немедленно, сейчас, сию минуту!
   - Помилуйте, что за спешка в десять вечера? - вспылила жена.
   - Так, значит, надо, дорогая, - муж нежно обнял её за плечи. - Не волнуйся, поеду и выясню... Матвей, подай шинель!
   Одевшись, пожал руку жене - на лице у неё появились пятна, а рука ледяная; поцеловал в лоб малютку, который настолько осмелел, что позволили "дядьке" сделать это, и пошёл вслед за жандармом.
   "Всякое может быть у нас вместо благодарности, - подумал, усаживаясь в холодные сани и укутывая ноги стеганой накидкой. - Здесь не Индия"!

* * *

   - Мне очень жаль, что вырвал вас в столь поздний час из домашнего уюта и тепла, но повод приятный: граф требует вас завтра в восемь часов утра к себе для объявления Высочайшей Воли! - генерал широко улыбнулся, светясь доброй расположенностью. - От себя лично я тоже хочу поблагодарить вас за отлично выполненную задачу! Благодаря вашей деятельности, наши интересы в Индии теперь более определённы и уже не будут строиться на ложных сведениях, кои поступали к нам прежде. Так же, вам отдельная благодарность от Комитета Железных дорог - им многое стало ясно по поводу дальнейших планов прокладывания путей! И огромнейшее спасибо от Министерства Земледелия и Сельского Хозяйства за доставленные чайные образцы! Благодарят вас также и военные за подробные карты важнейших объектов! ("Не слишком ли много благодарностей? Захвалили, что живого места нет! - насторожился учёный, неизбалованный подобным отношением.) Но особенно порадовался Государь! Их Императорское Величество в восторге от тибетского трактата! ("Никак и санскритом владеет, раз такими древностями интересуется? Какой, оказывается, у нас просвещенный монарх"!) Ему есть теперь, что подарить герцогу Эдинбургскому, так как планируется в скором будущем визит в Англию. А то, говорят, они испереживались - не ехать же с пустыми руками? ("Вот и холодный душ последовал! А я: просвещенный монарх, санскритом владеет! Вот тебе и владеет, - не успел получить, как избавляется, даже не понимая бесценности, того, с чем хочет расстаться. Хотя бы поинтересовался, сколько она может стоить, раз о науке и речи нет! Да надо ли её ценой человеческих жизней вырывать из рук англичан, чтобы она снова к ним вернулась"?).
   - Ну что ж, разрешите на прощанье ещё раз пожать вашу мужественную руку, наш дорогой "Заратустра"! - генерал встал из-за стола. - Чуть не забыл, - вот память стала... Вам прощаются все прежние прегрешения, - с кем не бывает по молодости лет, - и даже, более того, вас ждёт награда, но о ней сообщит завтра сам их сиятельство!
   - А почему вы, ваше превосходительство, назвали меня "Заратустрой"? -переступая порог кабинета, всё же спросил Павел Ильич.
   - Ха-ха-ха! Надеюсь, вас это не обидело?
   - Совсем нет, но почему?
   - Именем пророка - сейчас об этом можно заявить открыто - мы назвали выполнявшуюся вами операцию. "Операция "Заратустра"! По-моему, звучит красиво.... Да вы сами нас натолкнули на это название, работая над темой древних ариев.
  
   Сани снова понеслись в темноту. Всё покрыто глубоким снегом, ветер завывал, и пронизывал ездока и возницу, слепя липкими комьями глаза.
   "Вон, как успело навалить, пока я был у него, - думал Павел Ильич, поднимая воротник шинели. - Что и говорить, здесь далеко не Цейлон"!
   Одинокий Пётр на коне мрачно и грозно вырывался из темноты. Купол Исаакиевского собора величественно и печально поблескивал в вышине, улавливая скорбный свет нечастых петербургских фонарей, но не поддававшихся мраку и метели.
   "Эх, вот бы снова в тёплые края"!

Георг Альба

30 октября 2001 - 17 августа 2002. Москва.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   235
  
  
  
  
  
   235
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"