Я давно не присматривался к себе, и теперь заметил, будто что-то неуловимо изменилось. Наверное пришло время и что-то менять... Нет?
Коснувшись кончиками пальцев ледяного на ощупь стекла, я рассматриваю в отзеркаливающей ночи свое отражение. Только Норб порядком раздражает, мотаясь по квартире с бутылкой пива в руках. Бутылка, кстати, далеко не первая, поэтому путь Норба становится все более неровным, шаги - не такими уверенными.
Творческий кризис. Я отвернулся от окна, пока парень не вздумал подсмотреть из-за моего плеча, и тихонько прошел мимо него к входной двери. Подождал, пока он снова уйдет в комнату, и выскользнул на лестничную площадку, тихонько прикрыв двери. Знаю, что он все равно сегодня ничего не нарисует, даже меня, поэтому нет смысла торчать дома, тем более погода... Ледяной осенний ветер, треплющий остатки листьев на ветках, уже подморозил глубокие лужи и загнал по домам всех случайных прохожих.
Не время для встреч. Встречаться лучше днем, когда свет дня надежно скрывает мое отражение от случайных глаз. Поэтому сейчас я просто шагаю по пустынной улице, ловя лицом тяжелые порывы ветра. Вот так идти бы, забыв обо всем, даже о вечном голоде, не выбирая дороги - пусть она сама меня выбирает. Но нет же, когда-нибудь закончится и эта ночь, и этот тротуар, и эти неспешные тяжелые шаги, и горьковато-пряное одиночество.
И правда, несмотря на мои предположения, на улице все же появляется один-единственный прохожий. Хрупкая фигурка, кутаясь в коротенькое пальто, бежит по тротуару. Пигалица какая-то. Я с любопытством рассматриваю высокое, но тщедушное тельце, прикидывая, сколько в нем может быть чувств...
Нет. Не время...
А фигурка тем временем исчезает в знакомом подъезде, и я изо всех сил борюсь с желанием проскользнуть следом, накрыть хрупкие плечи тяжелым объятием, скользнуть губами по послушно опускающимся векам... Мои размышления привлекает зажегшийся в знакомом окне свет. Оранжевый прямоугольник упорно притягивает взгляд, словно гипнотизируя, и мне не нужно обладать даже талантами провидца, чтоб все понять. Рывком распахнув дверь подъезда и нимало не заботясь, что кто-то из соседей может выглянуть, взлетаю на четвертый этаж, касанием ладони заставляю замок повиноваться мне, и проскальзываю в прихожую.
Из просторной комнаты, оборудованной Норбом под студию, доносятся голоса, приглушенное девичье хихиканье. И я, заглянув, обнаруживаю там ту самую пигалицу, только что вошедшую в подъезд. Что ж, не удивительно, и все-таки немножко странно. Раньше Норб не водил сюда своих пассий. Студия - дело святое. Ловлю на себе его взгляд, и вновь пробегает по коже знакомое легкое покалывание. Даже через разделяющие нас метры я остро ощущаю горячие эмоции, бьющие через край. К ним хочется приникнуть, принять, поглотить... Но нас с Норбертом связывает нечто большее, поэтому я просто разворачиваюсь и тихонько выхожу, одарив на прощание девушку красноречивым взглядом. Конечно же, Норб отвлек ее, и она ничего не заметила. Пусть.
А когда пришло утро, и я выскользнул в бодрящий рассвет поздней осени, мне не было нужды даже заглядывать в приоткрытую дверь крошечной спальни. Разумеется, она была там. Из-за нее я просидел всю ночь на кухне, считая фары проезжающих под окном случайных машин, и размышляя.
Но утро разогнало наваждение ночи, и теперь весь мир был у моих ног, и тысячи людей, выбирающиеся из тугих муравейников своих домов, шли мне навстречу. Я следил за ними, за отражением эмоций в их глазах, и предвкушение встречи от этого становилось только сильней. Я мог бы выбрать любого, но мне нужен был только один - так уж я привык. Лучи пробившегося сквозь тучи солнца согрели меня, добавили сил и уверенности, а моим потенциальным жертвам - ярких чувств.
Но, несмотря на такое прекрасное утро, встреча произошла далеко за полдень. На этот раз - солидный мужчина средних лет неосторожно выплеснул во взгляде столько эмоций, что я не удержался. Его настроения не смог испортить даже колючий, прилетевший с севера ветер, и я ринулся вслед, осторожно касаясь рукава дорогого пальто своего избранника. Он обернулся, почувствовав прикосновение, в глазах его отразились удивление, и даже какая-то надежда. Вероятно, он кого-то ждал. И да, я смеялся над его ожиданиями. Легко подул в чуточку расширенные зрачки, заставляя его на мгновение прикрыть глаза. Всего-то мгновения мне и достаточно, чтоб коснуться губами опущенных век. Сперва правый глаз, потом левый. Он даже не почувствует этого прикосновения, но вся моя сущность словно взорвется новыми красками. Жизнь, словно в первый раз, заструится по моим венам, блеснет ослепительной вспышкой в широко раскрытых глазах, и замрет серебристыми искорками на кончиках пальцев.
- Мужчина! - вскрикивает неприятного вида тетка, натыкаясь на мою жертву, но меня уже нет рядом. Нет нужды оглядываться, чтоб увидеть, как недоуменно взметнутся веки, и пустой взгляд полоснет лезвием по неприятной тетке.
- Извините, - ровный голос, но он еще не нашел в себе сил сдвинуться с места.
- Вам плохо? - с неожиданным участием спрашивает тетка, уже гремя барахлом в необъятной сумке, видимо, в поисках валидола.
- Нет... Спасибо, все в порядке, - тяжелые, торопливые шаги прочь. Я стараюсь отойти подальше, потому что даже обычные люди ощущают, как разрастается холодная бездна вокруг мужчины. Что ж... Зато я теперь сыт и доволен. Можно возвращаться домой.
И уж чего я не ожидал, так это холодного взгляда Норберта, стоило мне войти. Он словно ждал меня, устроившись в кресле напротив входной двери с неизменной бутылкой хорошего пива - другого он не пил даже в самые худшие времена. На сей раз не мурашки от его взгляда - колючие осколки стекла, впивающиеся в тело.
- Уходи.
Я улыбнулся, ощутив почти презрение к смешному человечку в кресле, с его вечно взлохмаченной шевелюрой и сумасшедшим блеском в глазах. Проскользнул мимо, через кухню - и на балкон. Что ж, я даже не хочу знать, что на него нашло. Потом сам расскажет.
Он не вышел следом, только приник к стеклу с той, теплой стороны, и его губы шевелились, произнося множество бесполезных слов. А я смотрел на звезды, только изредка ловя краем глаза движения его губ: "Я... Не можешь... Не хочу... Не выйдет... Боится...". Почему люди так любят эту злую частицу "не"? Она мешает эмоциям, загоняет их внутрь и топит чистую энергию в самообладании.
Норб ушел с кухни, когда ему надоело разговаривать со стеклом. Я глянул ему вслед, но понял только потом: чуткий слух уловил щелканье дверного замка и тихие голоса в коридоре. Значит она снова пришла.
Я остался на балконе. Холод не мешал мне, и я удобно устроился в дряхлом высоком кресле, опершись на тумбочку, где стояли только пепельница, полная окурков, да пустая бутылка от пива. Звезды пронзительно мерцали чуть правее, там, где заканчивался козырек балкона, но я, как ни старался, не мог представить их глазами. А ведь писатели так любят это сравнение.. Но глаза людей и даже животных - живые, яркие, наполненные энергией и эмоциями. А звезды - всего лишь блестящие точки в густой черноте неба.
А потом они пришли на балкон - вместе - и Норб так смотрел на меня, что даже моя демоническая сущность не выдержала. Я тихо вышел, едва качнув балконной дверью, и ушел в студию. Вот уж сюда им до утра точно не приспичит. И, да, я разозлился на Норба. Это было нечестно.
Я так давно жил в этой квартире, что успел позабыть, сколько. Все дни похожи друг на друга. Люди вселяются и уезжают, делают ремонты, рожают детей... Мне удобно в давно знакомой планировке, и я даже испытываю что-то вроде благодарности к своим невольным соседям. Мне не так уж много надо - какое-нибудь удобное кресло, и время, чтоб думать, переваривая выпитые у своих жертв эмоции. Кресло обязательно находилось, а времени у меня всегда было полно. Когда я вот так отрешался, мир, казалось, проходил сквозь меня, он напитывался тем, что я отобрал у очередной жертвы, и нам обоим становилось хорошо. Мне и миру. Иногда я даже верил, что это зачем-нибудь нужно. Люди не могли меня видеть - только в темном стекле, когда за окном ночь - они могли уловить мое отражение. Но от таких случайностей я умею ограждаться.
А еще меня видел Норб. Это непостижимо и невозможно объяснить никакими законами - ни тонких энергий, ни человеческой сущности. С первого дня, как он начал снимать эту квартиру, он меня видел. Пугался, изживал, разговаривал со мной... А я ему не верил, пока он впервые не нарисовал меня. С тех пор мы живем вместе осознанно. Не мешая друг другу, а иногда такое соседство даже приятно. Может быть, я просто старею, но мне не хочется менять что-либо. Норб со временем закончил художку и даже смог купить эту квартиру. Что и стало подтверждением того, что мы как-то связаны. Я не знаю определения этому чувству. Но кто еще нарисует меня так, как Норб? И кто оградит его от любых нежеланных гостей так, как я?..
У людей короткая жизнь. Примерно на этой мысли меня и застал Норберт перед холстом поздним утром. Я почему-то так устал за ночь от размышлений, что даже не пошел на охоту. Да мне и не нужны были людские эмоции каждый день. Вчера я хорошо поживился, и теперь можно было позволить себе такую лень.
- Уходи ты, - попросил Норб почти жалобно. Такой забавный: в шелковом, подаренном кем-то из подружек, халате, босиком и растрепанный, он ладонью еще сильней мял торчащие в разные стороны черные волосы, и смотрел исподлобья. Я только сейчас подумал, что пигалица, должна быть выше, и его коренастая фигура рядом с ней, пожалуй, смотрится смешно. Прислушавшись, я уловил звук льющейся в ванной воды, и кивнул. Пожалуй все-таки старею, раз готов уступить человеку.
Я вышел в коридор, едва не столкнувшись с пигалицей. В дневном свете я смог рассмотреть, что у нее довольно милое личико и короткие светлые волосы, растрепанные почти также, как и у Норба. Глаза пигалицы светились фантастическими переливами эмоций, так что я даже почувствовал голод. Оглянулся на стоящего в дверях комнаты Норба, подмигнул ему. Еще одна уступка тебе, человек.
Вышел в день, и день принял меня объятиями улиц и шумом своей обычной жизни. Я уже в тот момент знал, что Норб опять будет пытаться выжить меня из квартиры. Вспомнил, как он однажды привел священника, и гонял его по комнатам вслед за мной - а я специально неспешно гулял туда-сюда и кривлялся. В конце-концов служитель церкви, кажется, уверился в сумасшествии самого Норба, и быстренько ретировался.
Человеческий поток, волнообразно - в такт приходящим поездам метро и автобусам - перетекал по тротуару, через перекресток, в сторону торгового центра, а я устроился на карнизе витрины одного большого магазина. Сотни людей, торопливо пробегающие мимо, одаривали искрами своих эмоций, и я лениво ловил эти искры. Мое любимое место в этом городе, к тому же, отсюда мне видно, когда Норб идет на работу или с работы. Несколько раз он даже замечал меня... Хорошее тут место.
Но я удивился, когда Норб сам подошел ко мне. и ведь он знал, как глупо будет выглядеть.
- Спасибо, - сказал он, виновато пряча глаза. Развернулся, и ушел. Я подался вперед, жадно впитывая шлейф его эмоций, как тонкий аромат совершенно особенных духов. Странно.
А когда я вернулся домой, он, кажется, совершенно не ожидал меня увидеть. Ну и, конечно, там была уже пигалица. Я снисходительно улыбнулся, скрываясь на кухне. Там тоже здорово сидеть, прислонившись головой к тепловатому боку холодильника, и слушать его тихое урчание. Так здорово, что я даже не расслышал по началу, чего парню от меня надо.
- ...не нужен! - глаза Норба пылали гневом. Вот это коктейль!
- Ты что, не понимаешь? Хочу, чтоб ты не на час ушел, не на день, а на-сов-сем! - кипятился он, шипя вполголоса и сыпал словами, которые совершенно не задевали меня. Уж не знаю, чем я ему так помешал, но Норб явно вознамерился избавиться от меня. Так завелся, что даже не заметил, как на кухне появилось еще одно действующее лицо. Он все никак не мог остановиться, размахивая руками, и только когда понял, что я упорно смотрю ему за плечо, резко оборвал монолог и обернулся.
- Берт? - пигалица с опаской переступила с ноги на ногу.
- Иди, я сейчас, - Норб досадливо кусал губы.
- С кем ты разговаривал? - темно-серые глаза блондинки настороженно буравили любовника. Ситуация становилась любопытной, и я устроился поудобней, ожидая развязки.
- Ни с кем, - буркнул Норб, разворачивая подружку за плечи, и выталкивая из кухни.
- Нет, объясни мне, что это было! - донеслось уже из коридора. Я снова прикрыл глаза, вслушиваясь теперь не в урчание холодильника, а в разгорающуюся ссору. На миг мне даже стало жаль Норберта - так по глупости вляпаться, а ведь он хотел, видно, побыть с ней еще какое-то время...
А страсти накалялись сильней, и парень уже совсем вышел из себя.
- Ты не понимаешь, нет? Он - чудовище! - почти вопил Норб где-то в студии, и гремели передвигаемые с места на место мольберты и рамы.
- Прекрати нести эту чушь, Берт! Если ты хочешь избавиться от меня - довольно было просто сказать, - в нервном голосе пигалицы слышались уже слезы.
- Он убивает, понимаешь ты? Убивает людей, - Норб понизил голос, и мне даже пришлось напрячь слух, чтоб расслышать. - Высасывает из них жизнь. Я видел. И все, потом смерть. Понимаешь ты? Я боюсь ведь за тебя...
Всхлипы, подозрительная тишина. Я откинулся снова на холодильник, криво усмехаясь. Как мало людям надо, чтоб ввергнуть самих себя в беспросветное отчаяние, и потом всего пара слов - чтобы вернуться вновь к доверчивому счастью. Но в прихожей раздаются торопливые шаги, и хлопает дверь, а на кухню снова врывается Норб.
Несколько секунд он просто пыхтит, не в силах сказать, ни слова, а потом снова разражается ругательствами. Раскрасневшийся, взлохмаченный, перемежающий ругательства на двух языках, он наконец сделал хоть что-то серьезное. Схватил из-под раковины пустую бутылку от пива, и со всей яростью обрушил ее на меня, попав по плечу и немного - по шее. Блестящие от ярости глаза его оказались так близко, что я мог бы даже не прикасаться к нему - и так забрал бы все. На какой-то миг мне именно этого и захотелось, и я точно знал: он понял, что случится. Но не отпрянул. Хотя, может, ярости поубавилось. И было что-то еще. Глупость какая-то вроде раскаяния... Странное ощущение.
Я не стал отнимать у него чувства. Наверное, все-таки действительно старею, или это настроение, навеянное бурчанием холодильника. Или то, что пигалица ушла. Я просто закрыл глаза, уходя мыслями в свой собственный мир. Мир, где человеческие чувства и эмоции пропитывают воздух серебристыми ниточками, мир, который не мешает мне жить, и которому не мешаю я...
Норб ушел. Примерно к утру вернулся. Встречал рассвет в своей студии, и я не мешал ему. А когда он все-таки решился сунуться на кухню, кажется, он все-таки ждал какой-то моей реакции. Я из-под полуопущенных век следил за тем, как он суетится, стремясь поскорей расправиться с яичницей, и сбежать. Один раз правда он глянул на меня, но в этом взгляде по-прежнему не было страха, равно как и раскаяния. Может быть разве что размышление. Вероятно думал, почему я вчера не убил его. Вероятно.
Я понял, что ошибся, когда он с грохотом двинул табуретку ко мне. Уселся напротив, так что едва не касался меня коленями.
- Забирай, - тихо сказал он, глядя прямо в глаза. Легкое покалывание от его взгляда, как всегда, и слишком знакомо... Я отвел взгляд. Впервые наверное.
- Ты же мог это еще вчера сделать. Почему не убил меня? - значит его все-таки волнует этот вопрос. Я улыбнулся, рассматривая мятый воротник его рубашки. - Так сделай это сегодня. Я сам тебя прошу.
И он еще долго говорил всякие глупости о своем выборе и о том, что сейчас как раз самое время для того чтоб уйти из этого мира. Говорил о том, что и сам чувствует связь между нами. Тонкую такую серебристую ниточку эмоций, соединяющую демона и человека... Да, я сам удивился такому схожему представлению мира. Все-таки Норб умел удивлять. Только смерть ему бы не пошла. Да и не умирали люди на самом деле после того как я трапезничал их чувствами.. Так, теряли на какое-то время вкус к жизни. А уж если и прыгали с крыши по этому поводу - значит сами виноваты. Закон выживания. Я не беру лишнего.
А Норб все говорил. По-моему, у него давно закончились слова, или он сам загипнотизировал себя этой речью, только покалывание кожи от его взгляда сменилось легким жжением, так что хотелось охладить, убрать его прохладными прикосновениями... Я просто встал и осторожно обогнул его. Нельзя мне касаться людей, если я не хочу забрать их чувства. Норб глянул удивленно и несчастно, он понял, что зря был весь этот монолог. Он ошибался, но я не стал его разубеждать. Все не зря.
Снова день принял меня в свои объятия, и спутанный клубок улиц, и люди, перемешивающиеся, как в калейдоскопе, составляющие каждый раз новые картинки самих себя - все это охватило меня, как удобное старое пальто, согревая и наполняя острым чувством одиночества.
Да и мое любимое место, как водится, никто не мог занять. Даже молодежь, периодически сбивающаяся в стайки поблизости, никогда не занимала карниз полюбившейся мне витрины. И я снова удобно устроился там, привалившись спиной к холодному стеклу с ароматом какого-то шампуня... Отличное место. Холод, голод или боль не грозят мне, живой поток людей мягко колышется совсем рядом, разбрызгивая фрагменты своих эмоций, и можно даже никуда не ходить, чтоб насытиться. Жаль, что я раньше не придумал проводить здесь все время. Может быть и правда сменить на пару десятков лет обстановку. К Норбу я не пойду уже. Пусть живет себе. Тем более, спустя пару дней, когда он возвращался с работы, с ним рядом семенила его пигалица. На голову выше парня, она еще и забавно подпрыгивала на острых каблучках, и длинные локоны, выбивающиеся из-под шапочки, все время липли к драповому пальто Норба.
Ну и хорошо.
А спустя месяц он сам пришел ко мне. Я думал - снова заладит эти глупые разговоры о смерти.... Нет.
- Возвращайся, демон, - тихо сказал он, потягивая неизменное свое пиво. На улице было чертовски холодно, я видел по людям, что они страдают от прихватившего землю и воздух морозца. Вот и Норб резко выдыхал от каждого глотка холодного напитка и перекладывал из ладони в ладонь зеленую бутылку. Под взъерошенными как всегда волосами смешно краснели покусанные холодом уши.
- Понимаешь, это все мелочи. Ты ведь древний и мудрый, я знаю... - Норб смутился и уставился на свои ботинки, - И я глупостей тебе тогда наговорил. Но для тебя ведь это ничего не значит, правда? - тут он, конечно, угадал. Откуда он знает столько обо мне?
Серебряная ниточка нашей незримой связи трепетала на ветру - я мог видеть ее, закрывая глаза. Что-то большее, чем просто соседство длиной в несколько лет. Что-то хрупкое, но слишком сильное для того, чтоб его игнорировать. И совершенно невозможное для понимания.
- Вернешься? - Норб скосил на меня глаза, хотя уже мог бы догадаться. Я улыбался, рассматривая ярко сияющие в холодном вечере окна дома, стоящего за торговым центром. За каждым сияющим окном - чья-то жизнь. и не одна. Сложное переплетение эмоций и чувств, ссор и примирений, там даже равнодушие наполнено чем-то... домашним.
Норб встал, протянув руку, будто не знал, что не должен меня касаться. Что значит, когда тебя ждет хотя бы один человек из целого мира?
Это и есть целый мир.
***
Мы сидим рядышком на карнизе витрины. Норб потягивает пиво - он давно уже не пьет его дома, только здесь - и болтает обо всем на свете. Люди непрерывным потоком текут мимо, скользя равнодушными взглядами по мужчине, который, кажется, болтает сам с собой. А я слушаю его, киваю и иногда улыбаюсь. Бесконечность жизни познается вот в таких коротких отрезках времени. Над моей головой и чуть левее успело несколько раз смениться название магазина, да и раскраска витрины за моей спиной постоянно разная...
На горизонте мелькает строгое лицо пигалицы, и Норб машет ей рукой, но не торопится уходить. Я почти уже не помню, каково это - пищащие комочки, наполняющие квартиру угуканьем и совершенно необычными - младенческими - эмоциями, поэтому почти наугад пытаюсь представить, как оно там, у Норба. Дома.
Он больше никогда не просил меня вернуться. Но неизменно приходит сюда, и даже не знает, как я ему признателен за это. Мне кажется в такие моменты, что я сам отдаю этому миру какие-то эмоции, целый поток чувств, и они искрящимися брызгами рассыпаются вокруг. И мне их ничуть не жаль...
Только бы в этом мире оставалась серебристая ниточка непостижимой связи.