Позвонил человек и сказал, что праведник из Европы прислал мне две тысячи шекелей, предложил встретиться и получить. Сказал ему, что деньги не возьму. Он настаивал, а я выключил телефон. Тогда он пришёл шумно, говорил громко о праведнике из Европы, впихнул в меня конверт с деньгами и ушёл. Месяц торчал конверт между папками сбоку от компьютера. Мы к нему не притрагивались. Пустил эти деньги на выпуск книг. И Амиэль, который прислал, и Авив, который передал, испарились. Успел ухватить их телефон. Чтобы всю жизнь помнить.
Учил Учитель: "Помни добро, которое кто-то тебе сделал когда-то. Со-всем маленькое. А теперь не может: состарился или обеднел. Всю жизнь пом-ни".
Три рава, каждый в отдельности, позвонили мне. У них есть организация помощи попавшим в беду. Один из них знает меня и поведал, что им удалось кое-кому помочь.
Я не обрадовался, потому что не считаю, что попал в беду. Поэтому и в помощи не нуждаюсь. Но не люблю обижать людей. Не отверг предложение встретиться, а предложил им сначала прочесть, о чём пишу, чтобы знать обо мне. Передал им три комплекта книг и очень надеялся, что после прочитанного, они оставят меня. Надежда имела основание: в двух магазинах, которые действуют под наблюдением рабаним, не принимают к продаже мою трилогию. Надежда превзошла мои ожидания. Даже не позвонили.
Но, а как с "евреем в беде"? Но, а как знаменитое: "не обещай понапрас-ну"?
Учил Учитель: "Не обещай, а сделай".
Однажды я пожаловался Учителю на нескольких рабаним, что оставили еврея в беде, в которой уже нельзя было помочь, она разрослась в горе. Жалоба была не пустая - это был вопрос о том, как мы сегодня живём. Учитель смотрел на меня серьёзно. Он очень сожалел, что я не обратился к нему. А я не мог себе этого позволить из-за его здоровья. Учитель заверил меня, что он сделал бы то, что не сделали эти рабаним.
Одной болезной, которую Учитель знал давно, показалось, что есть жених и для неё. Попросил Учителя благословить её. Он был плох, проводил уроки дома. Учитель поднялся со стула. Ученики уставились на него. И с дрожью в теле и голосе и со слезами в глазах сказал: "Я был счастлив, когда недавно моя внучка вышла замуж. А сегодня - счастлив больше".
Легко сказать: бояться Б-га. В моей жизни знаю лишь одного Учителя, ко-торый боялся только Б-га.
Ни одной демонстрации не запретил. Требовал одно: не задираться с полицией.
Передал мне слова, сказанные ему тоже большим равом: "Эти могут всё - даже такое, чего ты не можешь себе представить".
Когда Учителя не стало, нашлась сразу вдруг (не вдруг!) в моих бумагах его старая записка на листке из тетради в клетку: "Дорогой Миша! Я скоро приду. Зильбер". Приклеил её за стеклом дверцы книжного шкафа. Любимая сразу увидела. Испугалась. "Как придёт?" - тихо спросила. Чтобы не пугать её, приклеил к компьютеру. Навсегда - перед глазами. Много проплакал, глядя на дорогой корявый почерк, а слёзы всё те же - горькие.