Определенно, логика присутствует во всей нашей жизни. Принятие или не принятие логики нашей жизни никогда не определяет наше ей следование или не следование, Да и само принятие или непринятие сродни той философской шутке об красной обезьяне - не думай о ней тридцать секунд и станешь всемогущим. И станешь сразу же думать. Кажется, есть способ, думаешь, не думать о ней... Сказал про себя "о ней..." и значит - подумал. Каждый раз, читая об этой шутке, я пытаюсь попробовать, то есть появляется мысль или, вернее искра мысли и уже в ней, в этой мгновенной искре я понимаю об провале очередной этой попытки. Преврати тридцать секунд во все время от первой до последней секунды твоей жизни, а красную обезьяну в мысли о том...
О возникающем у нас, и это точнее назвать не мыслью, потому что мысль тяжеловесна, а корнем этой самой мысли, и не эмоцией или чувством, потому что они тоже тяжеловесны и не первичны абсолютно, так вот о возникающем у нас впечатлении. Не всяком впечатлении, но о том, как я сказал "краснообезьяньем", становящемся корнем мыслей не светлых, порочных.
Порочных, то есть тех за которые следует наказание. Даже, если вдуматься, странно говорить о наказании за мысли. Тем не менее, мы говорим о порочности мыслей, и даже отводим им в душе своей отдельное место, где за огненной чертой находится зловонная, так мы себе всегда рисуем, полная клекота, шипенья, а то и страшной тишины область. Туда, как в заповедник, отправляем мы всякую порочную мысль, то есть, опять, не мысль, а впечатление, туда, так как другая область нас зеркально чиста, именно зеркально - туда мы всегда заглядываем посмотреть на себя. А в том заповеднике они и свиваются за огненной чертой, совокупляясь и плодясь, превращаясь в мысли, понятия, и бесконтрольность их размножения рождает чудовищ, то есть я имею в виду скорее не уродство, а размер и силу их.
Всякий поступок наш оценивается окружающими и, боясь наказания за дело наше, мы правы всей правотой физиологии нашей, боящейся боли или же стыда от этого наказания. Есть мораль и закон, и по ним нас и осудят. Люди осудят дело, а мыслью то, произросшей пусть из самого странного и порочного корня, владеем только мы. Отчего же тот час называем ее порочной и отправляем ее туда, ставя ее вне закона и вне думания? Часто называем ее испытанием. Так ее назвав, присвоив определение ей ведущее название свое от наказания, этим названием уже метим ее рубцом клейма, не оставляя надежд укрыться ей среди других праздных розово-облачных овец-мыслей... Что страшит нас и кто тот судья, могущий наказать нас?
И я, заглядывая в зеркальную половину свою, вижу отражение свое, кстати, совсем не блестящее, ведь есть еще мысли не порочные, но просто смелые, намекающие на то, отсветы той огненной канавы, оттеняющие наше отражение и придающие ему объем и "правду". Заглядывая, что бы узнать о том судье, я, конечно же, вспоминаю о Нем. Он вне нас, точнее не вне, потому что Он везде, но, что бы понять географию, скажем, так, что Он над нами. Ему подвластны и дела наши и мысли. Это так. Тогда надо ответить на три вопроса. Первый - почему совершая поступки или, вернее, проступки мы, в первую очередь думаем не о Нем, то есть ждем наказания не от Него. Он, в смысле идея о Его наказании, появляется после свершившегося человеческого наказания. Второй вопрос в том, что люди знающие о Нем, то есть не в смысле знания или там понимания, а в смысле ощущения Его вибраций (скажу так вместо верящие в Него, мне кажется точнее), эти люди знают Его понимающим нас и, значит, не дающим наказания за мысль, то есть понимающим, что это мысль. И, третий вопрос в том, что мысль, то есть впечатление, есть продукт скорее тела, чем духа, то есть совершенно точно тела, а не духа. Его же интересует то, что попадет к Нему, а значит, совсем не интересует то, что не попадет. А мысли то и не попадут...
Определенно, логика присутствует во всей нашей жизни. Ряд возможных судей нами определен. Это во-первых, окружающие люди, во-вторых, Он, можно и наоборот номера поставить, но это сейчас неважно, в-третьих, же мы сами. Он, по выше определенному, не судья мыслям нашим. Окружающие люди их не знают - значит и не они. Можем ли мы сами бояться себя же самих? Вот тут получается такая история, что как судью не можем. Дело в том, что суд подразумевает наличие как минимум двух начал - одного судимого, другого же - осуждающего. При всех многообразиях нашей сути и признания в ней множества оттенков существования ни одна из наших ипостасей не существует отдельно от другой. Мы единое существо. И, не беря в пример шизофрению, кстати, болезнь которую и может вызвать безысходность поиска судьи и, как следствие, разрыв человека надвое, то есть, не говоря о ненормальности, а смотря на себя, я думаю о неподсудности человека самому себе. Понятие совести, а именно некоего состояния души, вызванного теми самыми смелыми, околопорочными мыслями только усугубляет ситуацию. Совесть не судья нам, другим да, а нам нет. И муки совести это не суд над собой, а самобичевание, страдание от желания суда. Страдание от того, что противуестественно человеку ударить себя, укусить до крови. А очень хочется.
Хочется очень простое и очень важное слово. Хотение неостановимо. Оно угасает только по достижении цели. И никогда ранее. Власть над хотениями ничто иное, как умение разбираться в том, чего хочешь. Умения бессознательного. Мы не преодолеваем хотение сознательной волей, нам это только видится. Потому что хотение непреодолимо. Мы его можем возвести в ранг испытания, что сразу отправит его в наш заповедник на мутирование и возмужание. Можем назвать искушением и ...спастись. Что же стоит за нашим страстным желанием отрицать искушение? Только непонимание, но вернее сказать не приятие самого простого и близкого - логики нашей жизни. Только искушав мы познаем сладость и горечь, отраву и опьянение.
Конечно надо понять мою мысль об искушении не относящейся к повседневной жизни, потому что для повседневной жизни существует еще ряд обозначений просто жизненных, повседневных же впечатлений. Искушение, ну если невозможно, освободиться от шлейфа, который несет слово "искушение" а мне и самому нелегко это преодолевать, назовем искушение поступком, так вот совершение поступка - процесс довольно в нашей жизни редкий и связан он с сильными моментами и переживаниями в жизни. И, всего мне сейчас важней тот момент жизни, который называется любовью мужчины и женщины.
Но сначала ответ на вопрос, а кто же судья, для кого мы предопределяем порочность наших мыслей и внутренних желаний. И еще раз надо понять. Что за словом судья, как и за словом искушение стоит точный смысл. Судья не палач. Судья не меч - судья весы. Исполнитель прежде всего определения соотношения темного и светлого в нас. А уж если быть честным до звона в кончиках пальцев, то судья, которого мы ждем, приходит не с весами, а с волшебной палочкой, превращающей черное в белое, то есть даже не превращающей, поворачивающей то что есть оборотной стороной. Нет черного и белого, нет чудовищ, нет зловонного поля и огненной реки. Признание собственного несовершенства делающее нас совершенными - вот чего мы желаем, чего хотим. Говорю о них, о наших судьях, о тех к общению с которыми мы стремимся всю нашу жизнь, которые пойманы в те же клети, что и мы - это другие люди. А что бы вышесказанное отрицание этой категории, как достойной на роль не выглядело обманом, нужно тотчас назвать моменты этого волшебного превращения. Во-первых это совместный разговор с Ним, здесь важнее не Его взгляд, но слияние с рядом находящимися; во-вторых, публичное творчество, вызывающее сопереживание, катарсис, очищение; в-третьих, чувство любви между мужчиной и женщиной.
Чувство любви между мужчиной и женщиной... Редкость искреннего, настоящего попадания в такие ситуации делает нас заложниками, ну то есть не то что бы заложниками - это слово грубовато, вернее сказать эта редкость делает нас ответственными за тех людей, которые рядом, тех, с кем посчастливилось, случилось встретиться не только взглядами, но душами... И во сто крат ответственней отношения двоих, встретившихся болью, открывших боль свою и принявших боль другого...