Аннотация: Когда Вася был "духом", "деды" гоняли его не на шутку. Свирепствовали тогда старички. Не сладко было нам всем, но Боровика ненавидели более всего, ибо тот работал в штабе на компьютере.
Наш дивизион был совсем маленьким в сравнении с другими подразделами полка. Смешно, но офицеров и прапорщиков здесь начислялось больше, чем солдат срочной службы. Я уже стал "дедом" и таких мне подобных "пофигистов" было еще шестеро. Васю Боровика мы считали наиболее авторитетным, так как он отличался силой и мог кому-угодно морду набить. Но он этого не делал. Обычно, бил в другие места тела, где синяки прячет камуфляж.
Когда Вася был "духом", "деды" гоняли его не на шутку. Свирепствовали тогда старички. Не сладко было нам всем, но Боровика ненавидели более всего, ибо тот работал в штабе на компьютере. Бывает, возвратится в полночь, а "деды" его ждут. Они и не ложились спать, ждали. Дождались. И тогда начиналось: "Сачкуешь, пацан, да? Мы, пашем, а ты в штабе шарики гоняешь". Одним словом, пока ему все "лосей" не надавали, пока не прогнали "водителем" под кроватями в кубрике, пока не устали маять, до тех пор тот не ложился отдыхать. Иногда ночью совсем не спал. Все зависело от того, кто из офицеров оставался ответственным на ночь. Если это был лейтенант Зубко, то можно делать что хочешь, ибо тот как засядет в светлице возле телевизора, то за мир белый забудет, так сидя и заснет. Когда же ответственным заступал майор Горько, в казарме властвовали законы, писанные уставом.
Из Васи старички издевались непомерно, и все же он где-то находил те силы к несению службы. Тогда он как-то сказал мне, что когда сам станет "дедом", никогда не будет бить "духов". Боровик не сдержал своего слова, но ни разу не ударил молодого солдата без причины, а лишь тогда, когда тот в чем-то серьезно провинился. Вася был здравомыслящим и довольно справедливым, за что мы его и уважали. Офицеры тоже заприметили способного солдата. Ему присвоили звание младшего сержанта, а незадолго - сержанта.
Все мы, другие, чего греха таить, не были настолько справедливыми как Вася; нередко мстили за наших "дедов" на ни в чем невиновных "духах". Тогда укоры совести не мучили, так как мы имели совсем другое мышление, другой уровень сознания, другую жизнь. Объектом нашего эгоистического внимания были семь "духов" - ребята, которые еще совсем недавно ходили в джинсах и белых майках, а сейчас сменили их на военный камуфляж с чистыми погонами и еще чистой совестью. Кроме них в дивизионе было семеро "черепов", но их мы не трогали, так как, согласно неуставной иерархии, они имели другой статус, высший за "духов", но ниже "дедов".
Молодое пополнение нашего подраздела уже ознакомилось с порядками, за которые ни одним словом не говорится в уставе. Об отличном усвоении "салагами" неписаных законов мы заботились ночью, особенно тогда, когда ответственным по дивизиону оставался лейтенант Зубко.
Вскоре в дивизион дали еще одного "духа" и первой же ночи мы решили устроить ему персональный урок. Обступив в туалете, допрос начал Вася.
- Ты кто?
- ...
- Ты кто? - снова спросил Вася, но так, что новобранец вздрогнул.
- Рядовой Артур!
- На "лося"!
Солдат составил пальцы в замок и прислонил их ко лбу. Боровик своим кулаком слегка затронул ладони парня, который, зажмурившись, ждал крепкого удара.
- Ты кто? - навязчивый вопрос в очередной раз сорвался из уст нашего армейского лидера.
- Рядовой Иван Артур!
- На "лося"!
На этот раз удар был настолько сильным, что солдат упал плечами к полу, но сразу встал, смотря из-подо лба на своего обидчика. Тот также не сводил глаз из "жертвы", а вскоре продолжил ее "грузить":
- Сколько служишь?
- Полтора месяца.
- Ну, все, "дух", вешайся. У тебя "залет". Хотя... Сегодня я дам тебе шанс реабилитироваться, - Боровик что-то задумал, но мы еще не знали, какая идея пришла ему в голову. - Упор лежа принять!
Артур немедленно выполнил команду, а вместе с ним тоже сделал и Вася. Мы были заинтригованы. "Что этот чертяка задумал?" - спрашивал я себя, но молчаливо, как и другие сослуживцы, наблюдал за шоу.
- Так, "душара", отжимаемся, - сказал Боровик и начал считать, - раз, два, три...
Мы восторженно следили за соревнованиями и, конечно, были уверены в победе Васи, так как знали его спортивные достижения. Он в полке один из лучших среди солдат по бегу и подтягиванию на перекладине, а от пола отжимался 65 раз. Нам, другим старичкам дивизиона, рекорды Боровика были недосягаемы. Мы способны сделать разве половину того, что мог он.
Это уже интересно. Новобранец отжимался не хуже "деда".
- ...шестьдесят пять, - голос Васи дрожал, как и руки, которые уже не выдерживали нагрузки, но он таки еще смог отжаться в шестьдесят шестой раз. Тогда встал и дал соответствующую команду Артуру. Оба покраснели, дышали открытым ртом, а, смотря со стороны, они напоминали героев мультфильмов, которые, после пробега, дышат с высунутыми языками.
- Хвалю. Отжимаешься хорошо. На сегодня ты свободный, - сказал Боровик и отпустил солдата в кубрик. Муштра выдалась интересной, но мы остались неудовлетворенными, так как тогдашняя жажда к постоянному самоутверждению статуса "деда" была ежедневной потребностью, а на этот раз мы ее так и не удовлетворили, но следующей ночи урок новому "духу" дали хороший. Моральную и физическую пытку парень терпел, но уже падал из сил. Теперь и Васю было тяжело узнать. До сих пор он никогда чрезмерно не "грузил" молодых, а теперь с такой злобой угнетал новобранца, что мы уже сами испытывали удивление и даже жалели его. Но никто не отступал. В волчьей стае надо вить по-волчьи. Так часто говорили еще наши "деды".
Пытка продлевалась почти каждую ночь. Вася издевался из Артура, а на других "салаг" даже не смотрел, предоставив право заботиться об их "воспитании" нам. Почему он так "полюбил" того пацана? Наверное, видел в нем конкурента, хотя в наших условиях "дух", даже если он более сильный за "деда", не мог получить высший от него статус, ибо старички стояли один за один горой. Мы были командой, держались группы, а вот молодые солдаты еще не успели сформировать свой коллектив. Даже если бы им это удалось, то "черепа" стали бы на нашу сторону, ведь они в скором времени должны были заменить нас, стать "дедами, следующими командирами новобранцев.
Однажды, когда Вася заступил в наряд дежурным по дивизиону, а ответственным - пресловутый флегматик лейтенант Зубко, издевательство над уже окончательно измученным Иваном достигли апогея. Именно тогда молодой солдат был дневальным и, согласно распоряжениям сержанта Боровика, отвечал за порядок в туалете и умывальнике. По правде говоря, такой чистоты здесь за период моей службы еще не было. Все блестело, но вопреки старанию рядового Артура, Васе не возможно было угодить, и он неоднократно приказывал все делать снова. Когда уже не было до чего прицепиться, сержант подсыпал на подоконнике целую горсть шелухи подсолнечника, а потом принудил дневального съесть это, обвиняя в халатности к несению службы. Парень просил хотя бы глоток воды, лишь бы облегчить поглощение, но за это получил "лося". После Боровик приказал Артуру поймать пять комаров и еще живыми показать их ему.
- Если через двадцать минут не отчитаешься в результатах своей охоты, то я из тебя сделаю комара. А ты знаешь, чем питаются комары? Нет, не только кровью. Так вот, будешь языком лизать унитазы, - грозно сказал Вася и пошел, а когда возвратился, то увидел то, чего никогда не видел и на что не надеялся: под потолком высев Артур.
Пацан храпел с высунутым языком. Боровик немедленно стал на умывальник и дотянулся к веревке, которая давила шею мальчика, и перерезал ее раскладным ножом, который всегда имел при себе. Иван упал на пол и начал сильно кашлять. Конечно, Вася напугался, но немедленно бросился к уже посиневшему солдату, расстегнул на нем китель, из левого грудного кармана которого выпал военный билет, а из него выдвинулись две фотографии. В этот миг сержант остолбенел, так как тот человек, который был на одной из фотографий, - его мать. Он ее не видел уже тринадцать лет, из того самого момента, когда она развелась с отцом. Воспоминания о матери отбивались в сердце теплыми чувствами, но она к нему почему-то не приезжала, как и отец не ехал к другому своему сыну, младшему, что согласно решению суда, остался с матерью.
- Брат! - крикнул Боровик, обняв парня, который продолжал кашлять. - Брат! Я не достоин называться твоим братом. Извини... Молю тебя, братец родной, извини меня!
...Растроганный умывальник плакал каплями воды из-под краника. В этой части казармы той ночи уже не раздавались обозленные вопли сержанта, бессмысленные приказы и топот кирзовых сапог. Здесь, где до сих пор был уголок истязаний, теперь стало спокойно и лишь кроткий тихий разговор двух братьев, будто горная река, текла своим руслом, одолевая все попутные препятствия.