Земля приближалась. В иллюминаторе показались огни вечернего города. Самолёт сделал круг и пошёл на посадку. Промелькнули несколько радиолокационных установок, и, после того, как Дубин успел заметить, как часовой в окопчике приветственно махнул рукой, шасси коснулись земной тверди.
У трапа в нетерпеливом ожидании топталась очередь дембелей всех родов войск. Среди чёрного и красного цветов погон выделялись голубые погоны и береты десантуры, выглядевшие излишне броско на фоне серого неба, грозившего дождём, на фоне серых шинелей на сером бетоне взлётно-посадочной полосы...
Наконец показались первые пассажиры, что вызвало неподдельный восторг у ожидающих посадки. Навстречу спускающимся молодым донеслись дружные возгласы, знаменующие собой радость улетающих в Союз, и некоторое злорадство по отношению к вновь прибывшим. "Вешайтесь!" - кричали дембеля, но, в сущности, им было уже всё равно. Для них война окончилась. Мало кто из них мог сейчас похвастаться крепким здоровьем, но зато у всех уже было мировоззренье, и у многих на груди награды, которыми предстояло гордиться. Болезни и раны остались позади. Можно вздохнуть свободно. Теперь другие - не они, будут терять свои молодые жизни среди безразличных гор, теперь другие будут не спать по нескольку суток подряд на операциях, постоянно ожидая нападения, выстрела, мины, идиотского приказа требующего идти дальше когда из сухпая осталась одна банка перловки и боеприпасы на исходе, других, этих вот, которые спускаются сейчас по трапу с застывшими лицами, ждут здесь малярия, желтуха, тиф, гнойные раны от каждой царапины, дистрофия и опухоли, наркомания, ранения и смерть.
Ещё вчера эти молодые, отслужившие в учебке в Гайжюнае по полгода солдаты и сержанты, были в Союзе, на пересылке в Чирчике, где последние три ночи перед отправкой разбегались по городу в поисках удовольствий, женщин, вина, избегая многочисленных патрулей или избивая их, коль встреча была неизбежна. Всё равно дальше Афганистана не пошлют. Да и что им, десантникам, эти чмыри из патрулей? Правда, на утро отправки ответственный офицер не досчитался троих человек, зависших на гаупвахте, но пришлось улетать без них.
Но и эти трое скоро прибудут на таком же гордом авиалайнере, не отсидев даже положенный срок. Мясорубка войны втягивает в свою орбиту всё новых и новых претендентов на посмертный орден, и на этот неверный огонь летят всё новые и новые птахи, желая пролить кровь за Отечество в романтическом угаре. Но, где оно здесь - Отечество? К сожалению иллюзии, у кого они были, рассеиваются быстро. Но разомкнуть круг не может никто кроме смерти. Хотя, конечно, ко всему можно привыкнуть, лелея надежду дожить до приказа, который когда-нибудь да придёт, чёрт побери!
***
В Кабуле их ждал очередной пересыльный пункт перед распределением по частям в Джелалабад, Кандагар, Баграм, Гардез и ещё чёрти куда.
Пересылка находилась в пятнадцати минутах ходу от аэродрома, но за ними прислали машины - три ГАЗона, куда все 120 человек едва втиснулись. Уже через пять минут, повеселевшие после ухабов, по которым пришлось ехать, солдаты были построены на плацу, где их распределили по палаткам. Распределявший офицер дал несколько дельных советов, в частности, что спать нужно не снимая сапог, шинелей, ремней, а вещьмешки лучше крепко держать в руках либо под головой, и вообще лучше с ними не расставаться никогда и нигде. Это прозвучало достаточно дико, но все приняли к сведению эти наставления.
Пересылка - несколько десятков палаток окружённых колючей проволокой - не отличалась особым комфортом. Проще сказать, что не было почти никаких элементарных условий для человека. Но, человек это одно, солдат - нечто иное. Да и в присяге что-то там говорится о лишениях, которые нужно переносить. Поэтому никто и не подумал о том, что спать на матрасах надо бы, а не на голой сетке, и чем-то надо топить печку, дабы не замёрзнуть, и кормить нужно желательно всех - это для поддержания бодрого настроения, и вообще: мерзкая погода стоит в Кабуле, превратив землю в грязь и укрыв за пеленой дождя само Солнце.
--
Сволочи, и откуда они, интересно, выкопали эти буржуйки на свет божий?
--
Что ж, в нашей Советской Армии повсюду можно встретить последние достижения техники и всяких там наук, недаром она всех сильней!
--
Ага. Сильней.
***
Так прошло пять долгих изнуряющих дней. Ни один солнечный луч не прорвался сквозь мутную пелену в небе. Серое, муторное ожидание перемен лишь по вечерам скрашивалось фильмами, преимущественно патриотического содержания, да стрельбой за ближайшими горами. Порой невозможно было различить откуда доносится канонада: с экрана или из жизни. Война всё больше входила в жизнь всех и каждого. Одни встречали её подавленно, другие с каким-то нездоровым возбуждением, но вскоре все чувства сменило тупое безразличие.
Стоя по колени в грязи они часами могли наблюдать за дорогой, пролегавшей невдалеке от колючей проволоки. По ней главным образом ездила различная боевая техника, но не только. Проносились автобусы, грузовики, самосвалы, обвешанные гроздьями афганцев, проходили небольшие караваны флегматичных верблюдов, и ослики обречёно несли седоков. Порой сюда заносило и кабульские такси - бело-жёлтыми волгами, москвичами и тойотами управляли такие же сосредоточенные люди с бородами и в чалмах, высушенные ветрами и солнцем, как и те, что проплывали мимо на спинах верблюдов.
Здесь, за колючей проволокой, каждый афганец, почему-то, казался душманом, которого нужно убить как бешенную собаку. Вероятно, такие ассоциации вызывали экзотические наряды и полная бездеятельность ожидания.
Сразу за дорогой, вдоль неё бесконечно тянулись наши лётные части - вертолётчики, истребители, бомбардировщики, непосредственно за которыми находился и сам аэродром, обслуживавший главным образом советскую и афганскую военную авиацию.
Рядом, за другой оградой, находился инфекционный госпиталь советских войск. Больные, в синих костюмах и коричневых халатах выглядели очень потешно: брюки почему-то всегда были слишком коротки, халаты слишком широки, да и шлёпанцы на ногах не придавали виду больных надлежащей военному выправки. Но никто и не думал над этим смеяться, наоборот, это соседство лишь усиливало безысходность положения.
Далее простирались горы с постами боевого охранения. Собственно, горы - это слишком сильное слово для этих возвышенностей, просто они находились достаточно близко, и, их зачастую острые вершины, усиливали иллюзию большой высоты. Все они образовывали единый хребет, который отделял нас от чего-то там, что постоянно обстреливалось с постов по ночам. Хотя, может быть, палили просто для профилактики или самоуспокоения.