После ранения, нет вру, после тифа, возвращались мы из Инфекции под Кабулом в свои части. Я и один спецназовец из Джелалабада. Он, соответственно в Джелалабад, я в Гардез и потом, в свой Баракибарак, провинция Логар, с колонной. Добираться нам обоим предстояло на вертушках, поэтому шли на сборный пункт на аэродроме в Кабуле. Там расстояние от Инфекции было невелико - километров 7 - 8, правда, когда меня с тифом привезли туда, и отправили пешком в ту же Инфекцию, я туда дошел, но как не умер, сам не знаю.
Медсестру по кличке БТР я тогда долго убеждал, уже лежа в постели, что умираю, пока она, гадина, не дала мне димедрол, и я не упал в забвении на сутки. Медсестра оказалась хорошим человеком, потом, но тогда я думал что ангел смерти может выглядеть и так. Грузно. Мы, кстати с ней оба попали в книгу Светланы Алексиевич, так что зла не держу и могу вспомнить добрым словом. Это честно. Может другая гадина и димедрола бы не дала.
Ну вот, дошли мы до сберпункта на аэродроме, а у меня всю дорогу вызывала странное ощущение его форма: полуботинки, штаны - х/б и парадная рубашка с короткими рукавами, ну, и панама, соответственно. Не по Уставу, понимаешь. Но мне-то этот Устав по- х: Так подумалось. Хорошая форма для жары.
Ну и зарегистрировались мы на свои вертолеты и ждем. Тут из марева жары на сберпункт входит группа высших офицеров - полковников и полуполковников. Человек тридцать.
Инспекция, мать.
Главный полковник этой стаи видит моего приятеля, Леха, как помню, в парадке с обрезанными рукавами, и бросается на него аки лев! Срывает с него рубашку и в исступлении рвет об колючую проволоку, окружающую сберпункт. И кричит: Гауптвахта! Это что! Кто позволил! И проч. нецензурно больше.
Леха, заикаясь, пытается объяснять: я из батальона спецназа в Джелалабаде, это самое жаркое место в Афгане, поэтому наш комбат разрешил такую форму для нас и утвердил это в Штабе Армии.
- Молчать!
- Расстреляю!
И прочий бред: 'Я Начвещь Армии! Какой на, комбат, на! Это Советская Армия. Или что!
Леха: 'Товарищ полковник! Так что мне делать? Без одежды.'
Начвещь: 'Вон грузится самолет с использованным обмундированием. Иди туда и скажи, что Начвещь Армии распорядился, чтобы тебя одели.'
Страсти утихли, и как комиссия исчезла, я, лично, не заметил. Начвещь растворился в мареве, откуда и возник.
Появились вертушки. Из Джелалабада. Вертушки привезли Груз. Груз 200. Их долго выгружали. Салоны были все в крови. Трупы солдат уже полуразложились. Они лежали в жаре более трех суток, пока подоспела подмога. Это была засада, которая попала в засаду сама. У первого выгруженного трупа весь ливер был наружу. Живот был распорот и кишки:
И запах говядины. Жара.
Стало плохо.
Мне приходилось выносить раненных, сам чуть не был убит, и эти пули. Пули свистят, пули. Экая мразь. И артобстрел. Своих.
Эти трупы были одеты как Леха.
Он говорит: это наши молодые, я их узнаю. Видишь: они в таких - же рубашках. Я не врал.