Дедушка Пахомыч сидел на автобусной остановке, опираясь на клюку, и ожидал, что кто-нибудь подскажет ему куда ехать. Он забыл адрес, но купил хлеба, сыр и овощи, и мысленно докладывал Тихоновне:
--
Дорогая, я купил хлеба, сыр и овощи. И Шарику косточку припас.
Подошел автобус, Пахомыч надел очки, не те, для чтения, и, пока менял: "Двери закрываются".
Его автобус ушёл. Хотя, был ли это его автобус? Может да, а может - нет. Развели тут коммерцию: одне по льготам везут бесплатно, другие, с буквой К, не везут. И дерут ещё по 10 рублёв вместо семи.
Потоптавшись еще немного на остановке, поглядев на снующих туда-сюда пассажиров, дедушка Пахомыч пошёл домой.
Видимо, туда надо идти. Куда автобус ушёл. Побредём, Тихоновна, помалу.
Дедушка Пахомыч шёл, шёл через снега, сквозь ветер, по Большой Пролетарской. Там и тут горели костры, возле которых грелась мотросня.
--
Товарищ Незнанский, что происходит? - Пахомыч вспомнил себя. Давно. Где-то. Где-то в другом мире. Когда он был комиссаром эсминца "Гренобль".
Незнанский повернулся к матросам патруля:
--
Мужики, это комиссар эссеров! Пали в него кучно! Огонь! И, тут же испарился. Видимо перенапрягся.
--
Ну что, вражина, прими смерть.
--
Э, пацаны, столько возни с трупом. По себе знаю. И патроны на исходе. Подумайте головой, если есть у кого.
Матросы задумались. Один:
--
Это что же происходит? Незнанский подох, ты тут вещаешь. Ты кто?
--
Я - Леин, ой, Ленин! Слыхали такого?
--
Я сказал! Ленин, это человек. Знаю, - некий простой человек в тельняшке снял бескозырку, - Он нам дал. Землю, и этот, Мир. Веришь, брат?
--
Мир, это хорошо. Чё делать то?
Пахомыч, ой, Ленин:
--
Это где я?
--
Крейсер АВРОРА.
--
Огонь!
--
Так нет нихрена боезапаса!
--
Стреляй, гад, чем есть. Там разберёмся
Пахомыч брёл по снегу, и думал: Тихоновна волнуется, скоро лето. Поедем на Финский Залив. Купаться опять. Зима не навсегда? Шарик - дурак. Хоть и собака, всё равно, дурак. Летите голуби, лети-и-те...