Аннотация: Сюрреалистичная история с перемещениями персонажей во времени и пространстве.
ПРОЛОГ
Бескрайней чередой холмов и озер раскинулась тундра. Сотни квадратных километров изрезаны небольшими речушками и продавлены углублениями с озерами разной величины. Здесь есть незначительные, полностью вымерзающие в зиму водоемы, но есть и гиганты, чьи противоположные берега видны лишь в форме тонкой нити. Глубокий ультрамарин северного неба озаряли лучи Солнца, уходящего за горное плато. Полярный день постепенно уступал свои позиции ночной темноте. И хотя местная флора еще сохраняла редеющие зеленые краски, было очевидно, что скоротечная осень за считанные недели перерастет в долгую заполярную зиму, почти круглосуточно мерцающую мириадами холодных и будто бы несгораемых звезд.
Дед Терпуг вышел за порог избы, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Несмотря на странные ощущения головокружения и покалывания где-то в животе, возникшие после ужина, ему было приятно окинуть взглядом даль. Он мысленно отметил белизну виднеющихся вдали гор, которая говорила о том, что совсем скоро зима поглотит окружающие просторы, не оставив без снега и островка тундры. Хотелось набрать в легкие побольше воздуха и запеть, но вместе с тем казалось, что с тишиной безвозвратно уйдет что-то очень важное.
Тундра всегда пленила деда Терпуга своими чарами, он был влюблен в нее с тех самых пор, как попал сюда молодым мужчиной, не совсем осознавая, зачем и почему он здесь. В те далекие времена были у него и имя и отчество. Фамилия тоже была. Но события и время стерли эти атрибуты личности, и теперь сезонно появляющиеся в этих местах оленеводы и промысловики знали, что в избе неподалеку от полуострова Пальшан, живет странноватый, но дружелюбный дед Терпуг. Это место, к которому он относился с трепетом и восторгом, стало его родным домом, будто и не знал он жизни на большой земле.
- Что, Яшка, совсем смотрю, обленился? - обратился Терпуг к лежащему на земле псу, - Ничего, на днях мы с тобой погоняем куропаточек.
Огромный лохматый зверь, напоминающий смесь собаки породы "водолаз" и бурого медведя, приподнял голову навстречу хозяину и приветливо взмахнул хвостом. Дед Терпуг улыбнулся в ответ и пошел в избу, испытывая нарастающее головокружение. В прихожей располагалась печь, и когда Терпуг кое-как подбросил в топку уголь, ему начало казаться невесть что; будто языки пламени ожили и стали принимать всевозможные причудливые образы. Дед видел, что каждый язычок пламени это отдельное живое существо со своей неповторимой судьбой. Растирая глаза в попытке сбросить груз наваждения, Терпуг пошел из прихожей в комнату, спешно скидывая часть одежды. Едва он прилег на койку, в глазах помутнело, и на смену привычному домашнему интерьеру посыпались какие-то формулы, сверкающие лучи неописуемого цвета и множество видимых невооруженным глазом частичек, из которых состоит воздух. Как только тело расслабилось на койке, вихрь головокружения стал настолько невыносим, что увлек сознание куда-то далеко за пределы обыденности и погрузил в сон.
Глава 1.
ПАШКЕВИЧ
Отряд под командованием комбрига Пашкевича перемещался через центральную улицу небольшого сибирского городка, попутно освобождая прилегающие дворы от чудом уцелевших остатков вражеского полка, ранее занимавшего город. Сопротивление практически не оказывалось, редкие белые, да прочая контра были полностью деморализованы, и предпочитали бежать из города, в надежде уйти незамеченными.
С минуты на минуту ожидалось прибытие товарища Коротаева с двумя сотнями кавалеристов, запасами провизии и оружия, поэтому Пашкевич рассчитывал, что ему удастся сохранить то небольшое количество бойцов, которые шли плечом к плечу с ним от самой Перми и волею судьбы не полегли в кровавом противостоянии с неприятелем. Однако интуиция опытного командира тесно граничила с логикой, допускавшей возможность неожиданной контратаки в каком-нибудь из городских закоулков.
Несмотря на то, что все, даже самые усталые и изнуренные регулярными боями и скудным питанием солдаты на подсознательном уровне ощущали вкус победы и понимали бесполезность возможного вражеского сопротивления, сам комбриг ни на минуту не терял бдительности и оперативно анализировал окружающую обстановку. Он осознавал, что малейшая ошибка в расстановке передвигающихся бойцов может оказаться непоправимой, если отряд наткнется на засаду. Командиром Пашкевич был хорошим, и это означало, что он ценил жизнь каждого, кто оказался под его опекой.
Пройден рынок, Каретная площадь тоже позади, красноармейцы входили в окраинные кварталы. Пашкевич, бросив мимолетный взгляд на ряд окон третьего этажа полуразрушенного дома старой постройки (в прошлом это наверняка было учебное заведение), увидел странный силуэт человека в кителе неопределенной принадлежности, показавшийся за стеклом лишь на мгновение, и тут же скрывшийся в глубине комнаты. Что-то странное было в человеке, мелькнувшем в оконном проеме. Что именно? Цвет формы определенно был необычен. Что-то еще? Выражение лица, прическа, движения, все было каким-то неестественным. Засада? Противостоять врагу в этом месте будет весьма непросто, поскольку проход между домами и несколько дворовых тупиков позволили бы малым числом стволов атаковать из окон, практически не рискуя пострадать от сопротивления.
- Слушай мою команду! - отрывисто прокричал Пашкевич, - всем немедленно двигаться вдоль стен в обратном направлении до площади!
Услышав неожиданный приказ командира, бойцы оказались в легком замешательстве, однако спустя мгновение двинулись вспять.
- Товарищи. - обратился комбриг к солдатам, едва они вышли из потенциально опасного квартала, - Вероятнее всего враг не покинул насиженных мест и прячась в зданиях, ждет, когда мы утратим бдительность. Необходимо проверить дома, в которых пребывание врага наиболее вероятно! Гурманцев!
- Я! - отозвался коренастый широкоплечий парень с винтовкой.
- Пойдешь с товарищами Яловым, Проскуриным и Петровым через западный квартал к разрушенному зданию учебного заведения. Вероятно там сидит враг. Аккуратно заходите через парадный подъезд и при обнаружении контры давайте бой.
- Есть!
- Стойленков!
- Я!
- С тобой пойдут товарищи Бушуев, Огурцов и Бергман. Вы страхуете группу Гурманцева, но пробуете проникнуть в дом через разрушенную часть. Двигаетесь по периметрам. Товарищи Горидзе и Федосов идите со мной, остальным - пересчет на первый - второй. Первые - следуете на дистанции за группой Гурманцева, вторые - за Стойленковым. И еще; каждый следит за окнами, чердаками, подвалами, двигаемся рассредоточено, в случае чего - подаем соответствующий сигнал.
Морозное Солнце поигрывало яркими бликами на окнах зданий, и отражалось в каждой из звезд, что красовались на солдатских буденовках. Холодный воздух щекотал лица бойцов, и согреваясь небольшими порциями в их легких, выдыхался сгустками пара. Город был незнаком Пашкевичу, хотя до того, как войти на его улицы он провел достаточно времени над топографическими картами, найденными в одном из разгромленных укрытий противника. В самом городе снега было совсем немного, однако в какой-то точке его окраинной территории открывался вид на таежный массив, белеющий сугробами и тяжелыми сосновыми лапами, украшенными белым. Оголенные же клены, высаженные в городском сквере, равно как и стены домов, были подернуты влажным порошком инея.
Утренний туман, в который погрузился отряд на подходе к городу пару часов назад, бесследно рассеялся, и было не так зябко, как накануне. Периодически в небе показывались стайки городских птиц, преимущественно воронье, вальяжно выписывающее круги на фоне редких перьевых облаков, чтобы затем вновь усесться на крышах, балконных перилах, да на телеграфных столбах.
"Ни дать, ни взять, умиротворение перед бурей", - усмехнувшись подумал Проскурин, взглянув в небо в тот же момент, когда Гурманцев жестом поднятой руки приказал группе остановиться и замер, всматриваясь в обстановку двора.
Всего нескольких мгновений Гурманцеву хватило, чтобы оценить ситуацию и подать знак, по которому группа продолжила движение. Перемещение вооруженных солдат через два смежных двора не нарушило общего покоя. Ни один из оконных проемов вопреки тревожным ожиданиям командира не грянул выстрелами, и никакой вражеской засады на пути не оказалось.
Минуя площадь, Пашкевич с двумя бойцами подходил к уже знакомым дворам. Тонкий слой снега сохранил следы, оставленные отрядом ранее. Считая глупостью любые приметы, комбриг, тем не менее, ступал осторожно, не допуская совпадения подошвы своего сапога с любым следом на дороге, полагая это дурным предзнаменованием. Несмотря на то, что Пашкевич смотрел под ноги, от его напряженного внимания не ускользали ни окна с намерзшими рисунками узоров, ни зияющие темнотой глазницы подвалов и чердаков. Ничто не нарушало тишину, и как ни пытался командир заметить движение в окнах домов, квартал оставался безмолвным.
Стойленков запрыгнул в проем между разрушенных стен, следом за ним Бергман и Огурцов. Замкнул квартет Бушуев, - единственный, кто быстро развернулся и окинул взглядом улицу перед тем как исчезнуть среди архитектурных разломов. Минуту спустя тем же путем в дом проникла прикрывающая группа. Странное спокойствие овладело Пашкевичем; внезапно возникшее чувство подсказывало ему, что серьезным сопротивлением этот квартал не угрожает.
- Я подбегу к центральному входу, а вы меня прикройте, - обратился Пашкевич к Федосову и Горидзе, - Следите за окнами, сразу не показывайтесь. Если все тихо - двигайтесь следом, я буду ждать на крыльце.
- Есть, товарищ командир.
Используя расположенные во дворе объекты в качестве прикрытий, комбриг перебегал двор, рисуя ломаную траекторию. Старая погоревшая карета с единственным уцелевшим колесом, разрушенный газетный павильон, несколько высаженных вряд деревьев, и финишная цель - крыльцо с навесом, под которым можно перевести дух. "Подъезд вероятно проходной" - подумал Пашкевич. Вслушался, но услышал лишь тишину. Ни в доме, ни во дворе ничто не выдавало присутствия людей. Подозрительным было только то, что группы бойцов, вошедшие в дом с противоположных сторон, не издали ни звука. Комбриг обвел взглядом двор, в попытке увидеть Горидзе и Федосова, однако в поле зрения никого не было.
Знакомое Пашкевичу ощущение холодной рукояти нагана успокаивало. Командир дышал медленно и глубоко, притупляя таким методом тревожные чувства, навеянные необъяснимым поведением прикрывающих бойцов и давящей на подсознание тишиной. Он знал, что надо войти в дом в одиночку, даже если Горидзе с Федосовым по каким-то необъяснимым причинам не последовали намеченному плану и прикрытия ему не обеспечили.
Входная дверь легко и почти бесшумно открылась, едва комбриг потянул ее за ручку. Держа наготове наган, Пашкевич бесшумно скользнул в темноту подъезда, прижимаясь спиной к стене. Прежде чем дверь затворилась, боковым зрением комбриг зафиксировал движение невдалеке от дома. Очевидным было то, что в поле зрения оказался незнакомец, облаченный во что-то, кардинально отличающееся от носимых красноармейцами шинелей. Идущий не был ни белым, ни красным и даже не был местным. Мимолетное впечатление обозначило движение силуэта в комбинезоне алого цвета. Пашкевич понял, что и в оконном проеме он видел человека в такой же одежде, приняв верх комбинезона за неизвестный форменный китель. Кроме странности одежды, странным был и сам образ в окне, но что именно в нем было не так, понять было непросто. "Кто это и сколько их здесь?", - молнией пронеслось в голове.
Считанных секунд хватило на то, чтобы зрение адаптировалось к полумраку подъезда после солнечных бликов, которые будто оккупировали городские улицы. Пашкевич вслушался, но ничего не услышал. Лестничный пролет, словно в сговоре с уходящим во мрак коридором, хранил молчание. Времени на раздумья не было, поскольку командира вдруг поразила мысль, что он остался без своего отряда, один на один с возможным вргом и неизвестностью, имея в своем арсенале лишь наган и не более трех десятков патронов к нему. Судя по тому, сколько времени прошло с тех пор, как отряд миновал рынок, а Коротаев со своими бойцами все не появлялся, Пашкевичу наиболее вероятным показалось, что пресловутые кавалеристы на помощь не придут. Но что же вообще происходит? Куда делись Горидзе с Федосовым и все прочие солдаты, которым не более получаса назад Пашкевич отдал свои распоряжения?
Собравшись с духом, словно закрутив до упора пружину силы воли, комбриг сильнее прижался к стене возле входной двери. Пашкевич осознал, насколько иногда приятно ощутить оружие в руке. Спасительная тяжесть нагана, поднятого на уровень прицеливания, придает уверенности в своих силах. Совокупность опыта и отваги позволила красному командиру отбросить сомнения в верности своих действий. Решительно толкнув входную дверь, комбриг впустил себе навстречу лучи морозного Солнца, а вместе с ними пристальный взгляд странного чужака в алом комбинезоне.
Глава 2.
КОРОТАЕВ
Всю дорогу от Красноярска Абашкин шел на вороном скакуне следом за своим командиром - товарищем Коротаевым, да почти без умолку хохмил, иногда запевал песню, подшучивал над наиболее угрюмыми товарищами и пытался их подбодрить, а в какие-то моменты начинал запальчиво рассуждать о грядущей победе:
- Эх, скоро покончим с контрой и заживем по-настоящему! Ведь на ладан же белая мразь дышит. Уже сдавались бы поскорее что ли, а то только время на них тратим, хотя очевиднее простого - победа с нами и точка. Эх, погуляю в честь государства нашего молодого, справедливого, едва к себе домой ворочусь. И ты, товарищ, не кисни. - обратился он к хмурому Воротынцеву, - Небось всю кровь в организме самогончиком разбавишь, едва на порог родного дома вступишь. А белых мы стрелять не будем, ну тех, что добровольно сдаваться станут. Пусть на благо нашей страны трудятся. Но под неотступным надзором! А вот ежели иной сопротивляться или еще как ерепениться надумает, то пусть не обижается - мигом с таким управимся, чтобы не препятствовал мирной жизни пролетариата!
По мере того, как кавалеристы подходили к городку, общее настроение все заметнее улучшалось - каждый рассчитывал на полноценный отдых. Бойцы были осведомлены, что именно здесь сопротивления не будет, поскольку накануне прибыл знаменитый своими подвигами отряд товарища Пашкевича - земляка и давнего хорошего приятеля красного комдива Коротаева. О Пашкевиче ходило множество легенд, и некоторые из них знал практически каждый. Говорят, что даже у белых сложилось мнение, будто Пашкевич является прямым потомком древнего Уральского колдуна и обладателем магических навыков, с помощью которых может уходить от пуль и становиться неуязвимым для клинка.
Коротаев ждал встречи со своим приятелем, предвкушая, как они наговорятся вволю о былом и грядущем, а затем, облюбовав какой-нибудь пустырь, будут упражняться в стрельбе.
Всадники миновали первые дворы, вышли на одну из центральных улиц, рассчитывая в любой момент увидеть своих соратников, но городок производил такое впечатление, будто его улицы давно не принимали гостей. Обычно очищенные накануне от неприятеля города выглядели совсем не так. Пожары, раненые и мертвые, случайные беглецы и просто напуганный люд, а также обилие засохших багровых клякс на стенах и брусчатке в подтверждение ранений - вот некоторые признаки взятых городов. Здесь же ничего подобного не было. Как не было слышно и каких-нибудь звуков, которые свидетельствуют о присутствии людей в этом месте. Ощущение было такое, словно город покинут еще до начала зимы.
"Вениамин со своим отрядом должен был зайти с западных кварталов. Мы заходим с юга", - анализировал ситуацию Коротаев, - "Возьмем западнее. Если же ребят тут не было, мы скоро в этом сможем убедиться".
Конница пошла по намеченному Коротаевым маршруту, и вскоре он увидел множество свежих следов на земле, которые опровергли отсутствие на улицах кого бы то ни было. Комдив остановил своих всадников, чтобы осмотреться. Ловко спрыгнув с коня, он внимательно изучил поверхность земли под ногами и убедился, что различимые следы оставлены недавно. Гарантий того, что следы принадлежали именно красноармейцам, не было, однако они указывали направление, в котором двигались люди.
Едва Коротаев со своим эскадроном дошел до площади, выведенные следами маршруты приняли новый курс; часть их указывала на движение как в попутном, так и во встречном направлении, а две вытоптанные дороги расходились в стороны.
- Смир-на! - зычно выкрикнул Коротаев и пара сотен уздечек уже через считанные секунды как одна поскрипывали от натяжения. Спрыгнув с коня, командир подозвал жестом Абашкина, и тот проворно спешился.
- Аркадий, ты служил в царской разведке, должен разобраться, что это все может означать? - обратился Коротаев к Абашкину, указывая широким размахом руки на отметины подошв, протоптанные в тонком снежном слое.
- Товарищ командир, - начал Абашкин, - могу ошибаться, но полагаю, что здесь дело было так. Люди пошли в восточном направлении, но вернулись на площадь. Следы, скорее всего, одних и тех же бойцов, потому что похожи по форме, и оставлены примерно в одно время. А вот уже от площади бойцы пошли двумя путями, но снова на восток. И еще вариант - люди шли до этой точки все вместе, а здесь разделились на три группы - две пошли обходами, а одна - по центральной улице. Именно эти, что шли центром, потом вернулись, но это маловероятно. Скорее они сразу были все вместе и все вернулись, а затем разошлись сторонами. Почему они так поступили - не ясно. Вряд ли за ними была погоня - признаков стрельбы нет.
- Ну это то я заметил, что здесь не стреляли, - задумчиво протянул Коротаев, - ты, товарищ Абашкин, мне лучше вот чего скажи, нам теперь по какой из улиц пойти? Как по-твоему?
- Нам, товарищ комдив, лучше бы вообще стороной идти, там, где следов нет. А по центру нескольких ребят в галоп пустить, чтобы они и разведали, так сказать, куда в итоге приведут эти тропы. Если честно, товарищ капитан, вообще я понять не могу, зачем нужно было рисовать узоры на снегу, может, не знали достоверную обстановку, вот и запутывали противника на случай погони? Но погоня вряд ли - она без боя почти не бывает.
Коротаев прошел метров пятнадцать по центральной улице, задумавшись и глядя вдаль. Он пытался решить, как в данном случае поступить правильнее. В итоге было решено идти всем эскадроном через центральную улицу, прямиком в восточном направлении.
Конные всматривались вперед, держа наготове оружие, и весь их ход сопровождался молчанием. Вот последние из всадников покинули площадь. Коротаев с первыми десятками кавалеристов проследовал мимо рынка и взору их предстал разрушенный с одной стороны дом, метрах в ста от которого отпечатки следов на снегу заканчивались. Вновь остановив бойцов, Коротаев принялся осматриваться вокруг, словно пытаясь найти инструкцию к дальнейшим действиям. Двор, как и вся окружающая обстановка, хранил молчание. Наконец, Коротаев заметил несколько пар следов, ведущих в направлении дома. Капитан сделал вывод, что во двор вошло не более трех человек. Что-то во всем этом было странным, и капитан решил вернуться туда, где следы разделялись, являя собой подобие трезубца.
- Товарищи кавалеристы! Разделимся на два эскадрона, из которых наш славный отряд и состоит по сути! - прокричал Коротаев, едва вся конница вернулась на площадь. Идем по следам! За мной идет эскадрон Берестового, а ты, товарищ Кутепов, прими на себя самостоятельное командование своим эскадроном. Мы идем по следам, что оставлены севернее, вы - южнее. Думаю, что на выходе из города мы встретимся. Абашкин, ты пойдешь со мной!
- Есть, товарищ капитан, - отозвался Абашкин.
Считанных минут хватило кавалеристам, чтобы сойтись с противоположных коридоров уже знакомого дома, одна из сторон которого была разрушена. Коротаев осмотрел вход в парадный подъезд, и по отпечаткам следов отметил, что кто бы тут ни был до него, все в дом вошли, но никто из него не вышел. Окна преимущественно были целыми, намеков на баталию не было. Пустив коня галопом, капитан оказался рядом с эскадроном Кутепова, который недоуменно осматривал разлом здания.
- И здесь такая же картина, - отметил вслух Коротаев осмотрев следы, проложенные к дому, - получается, что сколько-то там десятков людей вошли в дом, но не выходили. Снаружи никто не стрелял, рукопашной не было. Выходит, все они сейчас в доме, но если и наблюдают из окон, то так, чтобы мы не заметили? - рассудил вслух капитан и взглянул в растерянные глаза Кутепова.
- Черт знает что, - глухо отозвался Кутепов, не нравится мне все это, товарищ командир. Тревожно как-то. Уж лучше сойтись в открытом бою с врагом, чем такие загадки угадывать.
Коротаев вяло усмехнулся и произнес:
- Оставайтесь на местах, на какой нехороший случай выдвигайте тачанку наперед, будьте готовы к отражению атаки и выставьте несколько бойцов следить за окнами и чердаками, да изнутри нужно будет обследовать дом.
- Аркадий, - обратился к Абашкину командир, - давай так; берешь Воротынцева, и десятерых ребят по своему усмотрению. Задача у вас непростая - войти в дом, по возможности незаметно для тех, кто внутри. Нужно прояснять обстановку. Обойдете дом и входите через разбитое крыло, нескольких ребят я направлю к центральному входу, с остальными будем следить за окнами. Хоть что-нибудь прояснится - выходите из дома. Заметите что-нибудь подозрительное - уходите. Увидите хотя бы одного врага - уходите. Почувствуете засаду - уходите. Понял?
- Так точно, товарищ капитан! - как всегда с задором отозвался Абашкин. Разрешите выполнять?
- Разрешаю! - бодро выпалил Коротаев, и добавил с теплотой, по-отечески - Выполняй, Аркадий. После этих слов командир дружески похлопал солдата по плечу, затем приложил ладонь к буденовке. Абашкин сделал ответный жест и заторопился исполнять распоряжение командира.
Несколько бойцов привязали коней к деревьям, и демонстративно направились к центральному подъезду. Их движение было отвлекающим маневром; пока они вразвалку подходили к дому, солдаты, сопровождающие Аркадия Абашкина, и им же в полголоса подбадриваемые, проникали в дом с того проема, который лишь несколько часов назад принимал других гостей - Стойленкова, Бушуева, Огурцова, Бергмана, и еще десятка два бойцов с неизвестными фамилиями.
Глава 3.
ПАШКЕВИЧ
В соответствии с распоряжением Коротаева одна из групп бойцов зашла в центральный подъезд и через время вновь показалась на улице. Коротаев вместе со своей конницей наблюдал за окнами через винтовочный прицел и ждал. Ждал каждый боец, а неизвестность растягивала время. Казалось, что прошла целая вечность с того момента, как Абашкин с товарищами скрылся в здании.
Наконец, отворилась дверь парадного подъезда, и из проема первым показался Абашкин, за ним Воротынцев и еще девять солдат. Появление бригады на выходе из парадного означало - бойцы прошли здание насквозь. Все были целы и невредимы. Однако, кроме солдат из кавалерии Коротаева, на улице показался еще один мужчина в шинели. Все внимание эскадрона было приковано к двум крепким парням, ведущим под руки человека, который имел жалкий и растрепанный вид. Походкой незнакомец шел очень нетвердой, периодически клонился корпусом вперед, странно волочил ноги, будто разучился ходить или никогда этого делать не умел. Лишь поддержка солдат не позволяла ему рухнуть на землю. Судя по всему, это был красноармеец, однако его шинель была обожжена со всех сторон огнем и как-то странно измята.
Коротаев обомлел, едва оказался лицом к лицу с незнакомцем. Ранее бойцы не видели своего командира таким изумленным. Капитан вглядывался в лицо мужчины, которого держали под руки солдаты, и не мог вымолвить ни слова.
- Вениамин!? - неуверенным голосом произнес Коротаев, узнав в странном мужчине Пашкевича, - Товарищ ты мой несчастный, что они с тобой сделали?
Пашкевич изредка моргал, смотрел в никуда ничего не выражающими, совершенно пустыми глазами, и неясно было, видит ли он что-нибудь в настоящий момент.
- Вениамин! - закричал Коротаев, - узнаешь ли меня друг мой?! Скажи же что-нибудь!
Но Пашкевич молчал, покачиваясь, словно пьяный, поддерживаемый с двух сторон крепкими парнями.
- Товарищ командир, разрешите доложить обстановку. - обратился к Коротаеву Абашкин, - Мы прочесали дом насквозь, товарища этого нашли в тупике на втором этаже. Лежал себе, свернувшись калачиком, да на курок нагана давил. Барабан-то пустой, а этот лежит, наган в руке, и знай себе на курок жмет не останавливаясь. Клацает так, будто в кого-то стреляет, но наган-то пустой. А рядом гильзы стреляные валяются. Возможно метил в кого, да только вряд ли попал - нигде крови нет - мы все осмотрели. И тихо так во всем доме, спокойно.
Коротаев молча слушал и немигающим взглядом следил за Пашкевичем. В его глазах были написаны горечь и досада. Казалось, что он вот-вот всплакнет. Бойцы же, кто в седле, кто спешившись, держа своих коней за уздечку, сгрудились толпой вокруг двух командиров, один из которых был невменяем. Неприкрытое любопытство овладело кавалеристами.
- Товарищи бойцы! - воскликнул Коротаев, - перед нами легендарный красный командир, - товарищ Пашкевич! Вы свидетели того, во что его превратила белогвардейская сволочь! И я призываю вас идти со мной и выжигать ту тварь, которая так поступила с моим верным товарищем! Я приказываю с этой минуты карать белых без сожаления и пощады!
- А тебя, дорогой мой Вениамин, я покажу лучшим врачам, какие только есть в Советской стране, и мы вместе победим твой недуг. Слышишь ты меня?! Мы с тобой еще многое успеем вместе. И в стрельбе еще поупражняемся, обещаю! - выкрикнул Коротаев, после чего, дав волю эмоциям, приобнял Пашкевича.
- А теперь товарищи бойцы, погрузите товарища Пашкевича в тачанку, обеспечьте ему покой и безопасность, мы повезем его в Красноярск, а ежели потребуется, то и в Москву - к лучшим врачам нашей страны. - после этих слов солдаты зашевелились, торопясь исполнить распоряжение командира, сам же Коротаев двинулся по направлению к дому, чтобы лично осмотреть здание изнутри.
- Обрати внимание, Аркадий, следы идут только в дом, из дома они не выходят, о чем это говорит? Что все, кто вошел в дом, остались внутри, либо улетели на воздушном шаре. Но версию с шаром я исключаю - рассуждал Коротаев.
- Я сразу обратил на следы внимание, товарищ командир, - недоуменно ответил Абашкин, - но тут чертовщина какая-то. Все комнаты в доме не заперты и везде пусто. Только этого.... Пашкевича и нашли....
- Делай правильный вывод, Аркадий. Люди не снег - растаять не могли. Испариться тоже. Значит, должно быть тайное помещение, в котором отсиживаются, либо потайной ход, через который все ушли. Одно остается непонятным - что случилось с Вениамином. Мужик не слабый, я с ним давно знаком. Просто так его не возьмешь и не напугаешь.
- Хм. Давайте обследуем еще раз здание как следует, попробуем отыскать тайные двери. Логически все верно - уйти или спрятаться тут можно только при наличии тайной двери. И судя по следам в дом заходили, из дома не выходили.
- Верно, - глухо отозвался Коротаев, - приступаем к поиску тайного хода, другого тут не дано. Мы найдем каждого из тех, от кого наши страдают, и они нам ответят по всей строгости.
Глава 4.
ЛАБОРАТОРИЯ
Иногда мне кажется, что мы здесь вместо подопытных крыс. А как еще объяснить, что каждая бригада непрерывно находится на смене до двадцати суток подряд? Дни и ночи под пристальным наблюдением самописцев. Зашел с напарником в помещение - заперли на несколько замков. Через каких-нибудь четыреста восемьдесят часов сработал сигнал об окончании работ - значит лаборатория открыта и можно идти домой. Чем в рабочее время занимаемся - ни с кем нельзя обсуждать. О неразглашении каждый из нас расписался в особых журналах. Кто нас закрывает и с помощью какой системы - тайна, ответом на которую мы, работники лаборатории не располагаем. Доставляют нас в лабораторию специальным транспортом по какой-то запутанной системе тоннелей и шахт, выйти наружу не можем, пока отпирающие механизмы в определенное время не сработали. Кто находится в лаборатории и что делает в то время, когда у нас выходные, тоже не знаем. Знать нам это не положено, да и ладно.
Посмотреть по всем раскладам - вот мы самые настоящие крысы подопытные и есть. Или даже свинки морские или пиявки примитивные. Хорошо еще в выходные общаться с напарником не запрещают. А то мы с Яловым дружим семьями. Яловой - это фамилия моего напарника. Скажу сразу, что не особо хорошо представляю, чем Яловой на работе занимается, а он вряд ли понимает, в чем заключается моя трудовая повинность. Таковы условия контракта - ну типа мы с Яловым звенья одной цепи и по одному работать не можем, а вместе с этим и не лезем друг другу в работу. И это тоже условие контракта - ни при каких обстоятельствах не обсуждать рабочие детали. Все команды нам поступают в индивидуальном порядке - через вживленную систему общения - ну по типу встроенных динамиков.
Интерьер у нас тут что надо. Окон нет, освещение проходит калибровку под каждого сотрудника, как собственно и все системы жизнеобеспечения. В целом конечно же комфорт нам обеспечили такой, какой и дома не всегда получишь. Делаю в связи с этим вывод - мы очень нужны. Места тут немного, лишними квадратными метрами лаборатория не располагает. Но мы назло нашим шефам умудряемся для отдыха использовать помещение столовой. На счет нашего питания можно кулинарные мемуары ваять - так уж нам в этом вопросе угождают. Питаемся всем, чего душа пожелает, за исключением спиртного. А под чашечку кофе или стакан молочного коктейля порой неплохие беседы выходят. Тем более, что Яловой отличный рассказчик. Но есть у напарника пунктик - он считает себя историком. И даже серьезным историком. Компетентным. Особенно любит докапываться до глубин своей родовой линии применимо к различным событиям прошлого. Ну а я зачастую становлюсь слушателем его исторических "открытий".
И вот однажды, когда мы отсиживали за чаем положенное время вечернего отдыха, Яловой снова вернулся к длинной, но довольно занятной семейной истории.
- Помнишь, в прошлую вахту я говорил, что нашел в одном из исторических справочников упоминание о моем далеком предке? Совсем случайно наткнулся на информацию о прадеде прадеда прадеда моего прадеда. Схватил связь? Солдат по фамилии Яловой, чья фотография присутствует в моем семейном архиве. Как-нибудь покажу. Снимок странный, а в чем странность - в двух словах не объяснишь. Как рассказала бабуля, этот снимок хранил мой дед, получивший семейный фотоальбом от своего отца, тот от своего отца и так далее по цепочке. Раньше на это фото внимания я не обращал, единственное, что было такого особенного - классе в пятом, выполняя домашнее задание по рисованию, пытался я этого предка выразить в карандашном рисунке, срисовывая по фото. И все. С тех пор, долго не попадался мне этот снимок - ни оригинал, ни копия на носителе.
В этом месте Яловой задумался, как это с ним случалось, когда он начинал какой-нибудь рассказ. Просто сидел и смотрел в невидимую точку перед собой, вероятно концентрируя воспоминания.
- Чайного концентрата подлить? - вопросительно поднял я округлый сосуд.
- Не. Благодарю, пока достаточно. Так вот, природа снимка непонятна. Как и личность моего предка, чью фамилию я унаследовал. - произнес Яловой и опять сделал паузу, взглянув на меня в упор. Нашел я отличный справочник по истории Евразии, в котором изложен пошаговый анализ всех военных действий первой половины двадцатого века. От подробностей именно событий на территории Урала и Сибири дух захватывает! Восстановлено буквально все - и не только состав любого боевого отряда и его движения, но и описания каждого участника событий в деталях и подробностях. Описано происхождение каждого солдата, его внешние данные (тут Яловой принялся загибать пальцы, будто бы осуществляя подсчет описанному в справочнике), чем дышал человек, какой у него был рост, кулинарные предпочтения, группа крови и прочее, прочее, прочее. Одним словом; вот такой справочник! - подытожил напарник, поднимая вверх большой палец в знак одобрения.
- И вот расписана там биография моего предка до определенного момента во всех деталях; где родился, в какую гимназию ходил, чем занимался до войны, какими именами детей назвал и так далее. Но даты его смерти в справочнике нет. Где окончилась судьба предка моего далекого и каким образом - ни строчки. Завершено повествование тем, что участвовал красноармеец Яловой в операциях по освобождению крупных сибирских городов в составе отряда комдива Пашкевича. Слыхал о таком?
- Впервые слышу. Но если честно, то история двадцатого века меня никогда и не волновала по большому счету.
- Ну тем не менее о Чапаеве ты знаешь. Тухачевский, Щорс, Буденный и многие иные всегда были на слуху у каждого. А вот о Пашкевиче - ничего. И я раньше ничего о нем не слышал. А оказывается, был такой незаурядный красный командир. По некоторым данным обладал талантами по части военной науки, имел обширный послужной и наградной список, с Лениным был накоротке и все такое. Стал я изучать разные источники, касающиеся участия комдива Пашкевича в событиях, происходящих в России с семнадцатого по двадцать там какой-то годы двадцатого века. И обнаружил любопытную вещь - видные историки сходятся во мнении, что именно Пашкевич сыграл основную роль в победах красных на Урале и в Сибири. А ведь ни в одном учебнике, да что в учебнике - ни в одной энциклопедии не найдешь и абзаца об этом человеке. Кроме того, абсолютно все, кто был с ним в его последнем походе - а это несколько десятков человек, в том числе мой далекий предок, - будто исчезли в тысяча девятьсот двадцать третьем.
Постепенно я начал представлять красноармейцев, уходя от самой истории напарника в свои фантазии, в которых видел поджарых мужчин с волевыми скуластыми лицами и резкими движениями. Именно такими я их запомнил на картинках и в реконструкицонных видеограммах, которыми пестрели электронные учебники за какой-то там класс средней школы. Естественно, что учебный материал создавали за счет актерского антуража, нарядов и грима, а где-то и откровенного моделирования, но мне, двенадцатилетнему мальчишке, помнится, очень хотелось верить в полное соответствие учебного материала исторической действительности.
- И вот что интересно, - продолжал рассказ Яловой, выдергивая меня из оболочки собственных грез, - Изучая документы относительно соратников Пашкевича, которые были с ним в двадцать третьем, выясняется, что никакой информации ни о ком из них нет. Последнее упоминание об отряде Пашкевича, которое подтверждено целым рядом компетентных историков, причем за счет свидетельств очевидцев в том числе, - сводится к тому, что этот отряд вошел в один из регрессивных городов.
- Что за город?
- А, да так... - махнул рукой Яловой, - Городок, который изначально носил трудно произносимое название, переводимое с древнего языка одного сибирского народа, как мерцающая яма, а потом, после второй мировой и вообще исчез. Естественный отток населения, вырубка таежного массива, мелиорация и все такое. В общем на месте расположения того города раньше было водохранилище, а сейчас и вовсе болото.
Именно в этом месте наш дальнейший разговор внезапно был прерван каким то звуком из соседнего сектора - приборной мастерской, в которой вдруг раздался резкий хлопок, как от лопнувшего сосуда из толстого стекла. Коротко переглянувшись, мы с Яловым вскочили и тут же бросились в мастерскую.
Глава 5.
ПАШКЕВИЧ
Длинный мрачный коридор крупнейшего психиатрического центра гудел всевозможными звуками - от неожиданных фраз абсурдного содержания до нечленораздельного рычания, на которое человек, казалось бы не способен. Дежурный спешно спрятал скрученную только что самокрутку, едва увидел худощавый силуэт врача в сопровождении высокого широкоплечего мужчины.
- Вот, сами убедитесь, уважаемый, - обратился врач к мужчине, как только они поравнялись с дверью в одну из палат, - Условия нами созданы идеальные, кормим пациента с ложечки в буквальном смысле. Кстати, рацион у него улучшенный, уход с самой высшей степенью ответственности.
Пришедший с доктором мужчина прильнул к глазку и секунд десять молча наблюдал. Затем отошел от двери, и спросил:
- Посмотрите. То, что товарищ Пашкевич так хаотично движет руками - это нормально?
- Ну как я вам и говорил, пациент полностью лишен каких-либо навыков. Он словно новорожденный. Его поведение ничем не отличается от поведения новорожденного и это, однозначно ненормально. Самостоятельно он не способен ни на что. В самом буквальном смысле. И что характерно, поступил пациент со слабо выраженными моторными навыками. То есть мог что-то спонтанно схватить, иногда мог ненадолго сосредоточить взгляд, но со временем утратил и эти способности. Сейчас даже глазные хрусталики расположены также, как в большинстве случаев у младенцев. Случай, скажу откровенно, неординарный. Будет ли прогресс - знать не могу. Остается лишь надеяться, что будет.
Мужчина несколько секунд о чем-то думал, удрученно глядя в точку на полу, затем тяжело развернулся и направился в сторону лестничной клетки. Врач, не говоря ни слова, пошел следом за ним. Дежурный проводил взглядом исчезнувший на лестничном пролете белый халат врача и нащупал в кармане смятую самокрутку. Внезапно нахлынувшее любопытство охватило его настолько сильно, что он побрел в сторону загадочной палаты не ощущая ног, словно ими управляло что-то свыше и собственные усилия дежурного были бы лишними.
Подойдя вплотную к двери, дежурный осмотрелся и, убедившись, что в коридоре никого кроме него нет, заглянул в глазок.
Глава 6.
В ЛЕКЦИОННОЙ
Сигнал оповестил об окончании лекции и лектор, коротко поклонившись, вышел из помещения. Слушатели засобирались. Некоторые проворно убирали свои вещи в кейсы, стараясь поскорее покинуть лекционный зал и идти занимать очередь в пункте питания, иные же собирались размеренно, никуда не торопясь. Когда в зале оставалось не более четырех человек, Вердаль убедился, что отключил питание своего пишущего прибора, в памяти которого зафиксирована лекция, и аккуратно вложил его в чехол. Затем он встал и не спеша пошел к выходу, однако в последний момент обратил внимание на высокого парня, сидящего совершенно неподвижно за одним из столов предпоследнего ряда. Вердаль видел этого человека впервые, и не обратил бы на него никакого внимания, но что-то было в позе сидящего странным. Своим застывшим положением он напоминал скульптуру, а пишущий гаджет перед ним помигивал рабочим индикатором. Кроме пишущего устройства на столе лежал органайзер и стояла не закрытая бутылка с водой, указывая на то, что ее хозяин не собирался покидать лекционную. Лицо было напряжено и сосредоточено, будто парень все еще слушает лекцию.
- Эй, приятель, занятие окончено, - обратился подошедший к слушателю Вердаль и коснулся сенсора отключения на корпусе пишущего прибора на столе незнакомца.
- Что с тобой, дружище? - с тревогой в голосе спросил Вердаль. На мгновение ему показалось, что человек за столом не дышит, и это вызвало короткий приступ паники. Оглядевшись, Вердаль заметил, что он и застывший слушатель остались одни в лекционной. Срочно нужен спасатель! С человеком что-то неладное, и нужно принимать неотложные меры.
Вердаль вынул из кармана брюк коммуникатор и набрал простую комбинацию из пары кнопок. В динамике послышались знакомые звуки, после которых всегда следует голос диспетчера.
- Нужен спасатель! Это срочно! Человек не дышит! - почти кричал Вердаль, - Кафедра теории движения, лекционная "В" третьего уровня!
- Твой сигнал отмечен номером 7, не покидай пострадавшего, бригада будет не позднее чем через 185 секунд.
По телу Вердаля прошла мелкая дрожь, ему совсем не хотелось смотреть на человека, напоминающего скульптуру, но что-то будто заставляло взглянуть ему в глаза. Глаза рослого парня, сидящего неподвижно словно изваяние, совсем не были похожи на глаза мертвеца, кроме того, всмотревшись в них, Вердаль заметил почти неуловимое движение зрачков, и ему стало еще более не по себе.
- Что тут стряслось? - спросил прибывший спасатель.
- Вот. С ним что-то произошло, не знаю что, но он не двигается и не дышит, - ответил Вердаль.
- Оставь свои данные вот здесь, - спасатель протянул Вердалю планшет-собиратель, - И можешь быть свободен. Спасибо за вызов, в соответствии с Регламентом Љ344 "О взаимодействии службы спасения с населением, не являющимся специализированным персоналом", предупреждаю о том, что в случае необходимости ты должен дать объяснения, касающиеся предмета обращения в службу спасения. Ну и если вдруг какие последствия - например что-то будет индуцировано на тебя, по всем условиям тебе будет оказана помощь.
- Хорошо. Я понял. А что с ним такое? - Вердаль кивнул на парня-скульптуру.
- Специалисты разберутся, что с ним такое. Возможно, потребуется перемещение в экстренный центр. Ты давай иди, тут не задерживайся.
Спасатель проводил взглядом выходящего из лекционной Вердаля и внимательно всмотрелся в сидящего. Измерил пульс, изучил реакцию зрачков на раздражитель, послушал дыхание.
- Карьона, как слышишь? - обратился спасатель в закрепленный на лацкане куртки передатчик, - Срочно направляй ко мне бригаду второго уровня. Тут интересный пациент - на лицо признаки мышечного окоченения, однако дыхание и пульс совсем немножечко отстают от нормы. При этом амплитудный показатель работы легких практически сведен к нулю. Такого нельзя потерять. Мы его обязательно восстановим, а заодно получим поощрение за отличную работу и возможное новаторское исследование.
Оператор выслушала речь спасателя и с улыбкой ответила:
- Конечно, дорогой. Информация принята, команда второго уровня уже в пути.
Оператор подошла к панели, на которой последовательно нажала несколько пунктов. Эта манипуляция позволит специалистам второго уровня увидеть место нахождения спасателя, и тут же к нему направиться.
Глава 7.
ЛАБОРАТОРИЯ
В приборной мастерской черт ногу сломит - одна на одной панели с датчиками, россыпи замысловатых деталей и блоков. В придачу хаотичная паутина из кабелей и проводов, которые будто специально расположены так, чтобы при переходе помещения за них было бы невозможно не зацепиться ногами. И вот мы с напарником заскочили сюда с озадаченными лицами, чтобы установить источник хлопка, услышанного мгновением ранее. На первый взгляд ничего здесь не произошло, и каждый элемент интерьера находится в целости и сохранности там, где ему полагается.
Дубль второй: смотрим внимательно. Метрологический стенд неполный. Перехватываю обращенный к стенду взгляд Ялового и тотчас замечаю, что гнездо ГВА - 56к опустело. А между тем инструкция строго настрого запрещает снимать со стенда генератор временных аберраций. Нарушение этого пункта грозит очень сложными последствиями - вплоть до двадцати лет заключения в камере отчуждения.
Коллега смотрит на меня странно, а я в свою очередь понимаю, что вляпался он по полной программе, хотя неясно, зачем это сделал. Неужели заигрывания с историей как наукой привели его к краже генератора? А что дальше? На что он надеется?
После минутного замешательства и изучающих взглядов напарничек выдавливает оригинальную фразу, рассчитанную скорее всего на самописцы:
- Ну надо же. Никак от тебя такого не ожидал. И что дальше? Моя инструкция предлагает тебя нейтрализовать.
- Не верю ушам своим, - парирую я, - неужели ты думаешь, что самописцы берут только голос и тебе удастся перекинуть стрелки на меня? Даже не сомневаюсь, что нашу смену сейчас прервут и тебя заберут. Кстати моя инструкция совпадает с твоей в части нейтрализации, но я не тороплюсь, поскольку думаю, что бежать тебе некуда. Одного не пойму; когда ты успел такое провернуть?
- А я вот и сам думаю; мы последний час были на виду друг у друга, так когда же ты прибор стащил? А ты в курсе, что он недоработан и на сегодня с ним проведены лишь два эксперимента, да оба не очень успешные? На стенде он использовался исключительно как балансир при определении отклонения часовых волн.
Тут меня как обожгло. Неужели кроме нас двоих в лаборатории присутствует кто-то еще? Уж очень искренними казались фразы Ялового, а что касается выданной им информации, так это в точности то, что я сам знаю о генераторе.
- Так что? - начал я вкрадчиво, - ты действительно думаешь, что это мне потребовалось воровать генератор?
- Ну я ведь его не брал, следовательно взял ты! - отозвался напарник.
Думаю, я достаточно неплохо знаю этого парня, чтобы определить, что он сейчас говорит искренне. Странно, что я готов поверить своему коллеге, когда на лицо факты; я прибор не брал, прибора на месте нет, хотя несколько часов назад он был тут. И нас здесь все же только двое. Между тем я вижу, что правой рукой Яловой пытается вынуть из комбинезона шокер. Это нехорошо и медлить мне нельзя.
Подскакиваю к напарнику, отточенным движением резко выбрасываю в направлении его горла руку с "вилкой" из большого и указательного пальцев. Очко в его пользу - он успешно уворачивается. В качестве контрмеры Яловой демонстрирует неплохой лоу-кик справа, однако меня спасает то, что с некоторых пор ножные кости мне сменили на качественные легкосплавные стержни, обеспечивающие отличную устойчивость. Не готов напарничек со всей силы лупить ногой по металлу! Ножка у него теперь бо-бо. Далее мой ход - удается поймать беднягу за отворот комбинезона и, резко рванув на себя встретить коленом. Успел, черт вертлявый, блок выставить. Оп-па, а в руке-то у него что-то новенькое. Пистолет! Откуда? Да откуда бы ни взялся, срочно забрать. Неужто расстрелять меня решил? Надо же, а еще друг называется. Нейтрализую запястье придурка, уводя ствол в сторону, бью ногой точно под коленную чашечку и Яловой припадает на одну ногу. Ощущаю, как усиливается давление захваченной мной кисти напарника, а нажатие на курок оказывается логичным. Раздался какой-то хлопок вероятной осечки, и мой "спарринг-партнер" невольно растерялся. Для удара в челюсть с левой мне хватило тех долей секунды, в течение которых коллега пребывал в замешательстве. Машинально пытаюсь удержать от падения обмякшее тело, да в пылу рукопашной сам не удерживаю равновесие и валюсь в упор лежа.
Веселая получилась инсталляция; на полу, рядом с телом сопящего но неподвижного коллеги валяется пистолет, тут же рядом в упоре лежа застыл я, и... И? И! Вот так фокус! Нам пришлось подраться из-за генератора временных аберраций, а он лежит под столом, только что замеченный мной, целый и невредимый. Как он оказался вне метрологического стенда, остается загадкой.
Параграф 179.4 регламента "технической и промежуточно-бытовой безопасности" говорит о том, чтобы я не притрагивался к ГВА-56к если вдруг по каким-то причинам он окажется отсоединен от своего проектного положения, но лишь несколько минут назад я мог быть подстрелен коллегой из-за этого прибора, так что регламент мне не указ.
Понимание того факта, что даже в отрыве от стенда прибор активирован, ко мне пришло с опозданием. Мерцание одного из рабочих датчиков я заметил лишь после того, как генератор оказался в моих руках. Вместе с тем я услышал истошный крик Ялового "Нееет!", и в следующий момент все вокруг изменилось. Теперь не знаю, что меня ждет дальше. Даже не могу представить, на что способен прибор под названием ГВА-56к и что он способен сотворить с человеком. Вероятно было бы лучше, если бы напарник застрелил меня. Мгновенно в мозгу возникают бесконечные картинки, образы, диалоги, альтернативные истории моей жизни и видения всевозможных параллельных миров. За крошечную долю секунды я проживаю непостижимый и ужасающий эволюционный цикл, в котором ощущаю себя мириадами неорганических частиц, рождающимися аминокислотами, беспозвоночными, хордовыми и всем тем, что выходит из жидкости на твердь... И за ту же кротчайшую долю мгновения становлюсь всем светлым и всем темным, всем что есть и чего нет, всем что будет и чего не может быть, весь цикл происходит много много раз, постоянно ускоряясь, пока наконец не возникает темнота, отсутствие чего бы то ни было. Образуется ужасная, непреодолимая боль, но не совсем физическая. Бесконечная боль перед тем, как меня больше нет. По крайней мере, нет здесь и сейчас.
Глава 8
СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Считанные дни оставались до того момента, когда молодое, едва начинающее проявлять себя лето окончательно отряхнется от холодных весенних ночей. Полуденное Солнце озаряло фасад здания, отчего оно не выглядело таким мрачным, как это бывало с наступлением сумерек. Даже старая дубовая роща, окружавшая психиатрический центр, как будто стремилась добавить ноту оптимизма своим густым птичьим щебетанием в весеннюю обстановку. Двое крепких мужчин в расстегнутых шинелях, изрядно взмокшие от пота, молча выгружали из кузова небольшого грузовичка тюки с новым постельном бельем, предназначенным для содержания пациентов психиатрического центра, количество которых в последнее время увеличивалось.
Виктор Элизонго распахнул одно из окон третьего этажа и, упершись руками в карниз, осмотрелся. Это был серьезный и проницательный мужчина средних лет, который любил играть простака с незнакомыми людьми, однако многие его коллеги знали, что за хитрым прищуром и легкой, спрятанной в густых рыжих усах улыбкой товарища Элизонго, таятся недюжинные аналитические способности. Он был внутренне напряжен и сосредоточен даже в тот момент, когда его цепкий взгляд остановился на мужчинах, второпях выгружающих тюки с бельем из кузова автомобиля. Осмотревшись, Виктор взялся одной рукой за оконный блок и ловко запрыгнул на подоконник. Следующим движением правая нога уперлась в декоративный выступ, расположенный ровно по центру между рядами окон. Еще усилие - и пальцы правой руки укрепились на углу соседнего оконного проема. Еще один рывок - и задача решена; следователь Элизонго доказал, что воспользовавшись окном, покинуть палату, в которой содержался Пашкевич, запросто можно.
- Ну вот, я вам сразу так и говорил, - обрадовано воскликнул Сафонов, увидев вышедшего в коридор Виктора, - Не пришедший в себя Пашкевич перелез через окно в другую палату, а уже из нее сбежал. И помог ему дежурный, контра продажная! Нутром чую - так именно и было. Ну ничего, товарищ Беленко с дежурным потолкует и тот честно расскажет, как тут все произошло.
- Экий ты, товарищ Сафонов, догадливый, - ухмыльнулся Элизонго, - А что скажешь на то, что согласно истории болезни в силу физического регресса передвигаться товарищ Пашкевич не мог? А как возразишь, если я скажу, что кроме дежурного на этаже есть еще несколько санитаров, да плюс дежурные внизу? А ведь мимо них запросто не проскочишь. И наконец, посмотри на оконные рамы; по ряду признаков ясно, что открывали окна последний раз очень давно.
- Но ведь вы зачем-то перелезли из окна в окно....
- Я, товарищ мой хороший, затем перелез, чтобы просто убедиться, что перепрыгнуть возможно в принципе. Правила следствия того требуют. Не более. Только очень веские доказательства заставят меня согласиться, что товарищ Пашкевич действительно оклемался и ушел через окно, либо его кто-то выкрал. Опять же - ключи от помещений все в одном ящичке. Дубликаты в сейфе у главврача. Но здешний главврач не тот человек, чтобы в каком преступлении участвовать.
- Хм, а ведь правда. - задумался Сафонов, - ключи.... Дежурный при себе не носит ключи. Да и как бы он их взял, ежели шкаф с ключами охраняется?
- Вот! - улыбнулся в рыжие усы Виктор, - начинаешь пользоваться мыслительным аппаратом! Значит есть шанс, что и хлеб свой ешь недаром. Но только давай думать дальше. Ежели никто ключи взять не мог, а окно не открывали давно, значит... Как думаешь, товарищ Сафонов, что это значит?
- Понятия не имею, товарищ следователь. Ключами дежурный не располагает, окно, как вы говорите, никто не открывал, значит только то, что из палаты есть потайной выход, или же произошло явление, которое науке неизвестно.
- Неглупый ты парень, Сафонов! - похвалил помощника Виктор, - Вот и я ломаю голову над тем, что произошло; чудо или сговор? Но поскольку я в чудеса не верю, то думаю, что тут только сговор. Другого быть никак не могло.
- Какой такой сговор, товарищ следователь?
- Обыкновенный, товарищ Сафонов. Это когда злоумышленники участвуют в чем-то противозаконном, и сговариваются одинаково врать, чтобы ввести следствие в заблуждение. Но меня не проведешь, я все равно найду ответы на свои вопросы. И думаю, что самое время еще раз навестить нашего дежурного. Попробуем с ним поиграть.
- Как поиграть? Что вы хотите с ним сделать?
- Ничего, товарищ Сафонов, мы с ним не станем делать. Потому что с ним и не поделаешь ничего. Ты чему-то удивлен? Ну посмотришь, как дежурный нам поможет, сам того не желая, есть у меня кое-какие мысли.
Глава 9
ДЕЖУРНЫЙ.
Вряд ли кому-то по душе запах полутемных подвальных камер для допросов подозреваемых. Смесь пота, табачного дыма, немытой одежды, испражнений и чего-то еще, неуловимого, но очень неприятного образовали аромат, который ни с чем не перепутать. А еще в эти стены навсегда въелся запах страха и ненависти. Чем пахнет страх сказать невозможно, однако вкусившему его, вряд ли удастся до скончания дней освободиться от этого привкуса. Случалось такое, что некоторым из работников уголовного сыска все эти запахи со временем стали привычными, а единицам из них даже родными.
Беленко полюбил свою работу особенно сильной любовью, когда ему доверили производить допросы подозреваемых, а после допросов решать, кого выпустить, а кого запереть в камере. Особенное удовольствие он получал, когда ощущал подавленность сидящего перед ним человека, отвечающего на различные вопросы. Как правило перед тем, как задать самый опасный или провокационный вопрос, Беленко нарочно смягчался, предлагал допрашиваемому папиросу или стакан воды, вселяя надежду на сочувствие и справедливость. Едва человека начинали посещать ошибочные мысли о вероятной справедливости и снисхождении, Беленко в резкой форме задавал свой опасный вопрос, и заходил за спину подозреваемого. Он ощущал значимость своей личности и власть над судьбами, и это нагоняло на него эйфорию.
Точно так он действовал и сегодня; перед ним сидел измученный бессонными ночами, осунувшийся и подавленный человек, который был дежурным в ту злополучную смену, когда врачи обнаружили, что палата пациента Пашкевича пуста.
- Я же тебе сразу поверил, - с улыбкой произнес Беленко, - Ясно ведь, что кого попало в охрану больницы не берут. В заговоре ты не состоишь, помогать контре выкрасть из больнички товарища Пашкевича тебе ни к чему. Так?
- Да. - глухо отозвался допрашиваемый, - Я ни в чем не виноват.
- Ну да, я так и записал. Курить будешь? Бери. - Беленко положил пачку с папиросами на стол рядом с подозреваемым, после чего не торопясь встал и начал заходить за спину сидящего.
- Значит ни в чем не виноват, но в палату зачем то заглядывал. Вот только зачем?
И не дожидаясь ответа сотрудник угрозыска опустил ладонь на затылок сидящего перед ним человека, чтобы в следующее мгновение надавить большим пальцем в точку, расположенную на пару сантиметров ниже левого уха. Но допрашиваемый оказался настолько изможден, что даже болевые импульсы отдавались в его существе с большим запозданием.
Не успел сидящий за столом отреагировать на боль, как дверь в камеру быстро распахнулась и Беленко увидел товарища Элизонго, а за его спиной товарища Сафонова.
- Ну что у нас тут? - спросил буквально влетевший в помещение Элизонго, - Успехи есть?
- Никак нет! - отрапортовал вытянувшийся в струну Беленко, - не сознается наш так сказать оппонент в том, что он с контрой заодно! Не понимает пока того, что мы все равно правду то узнаем, правду ведь не спрятать ни за какой ложью!
- А может быть человек и впрямь не виноват? - заметил следователь, - Дай-ка последний протокол почитаю.
Беленко нехотя передал листы с записями, и на несколько минут Виктор погрузился в их изучение. Наконец, он кивнул головой самому себе в знак одобрения и внимательно посмотрел на подозреваемого, глаза которого были затуманены, и взгляд устремлен в какую-то неопределенную часть пола.
- Так вы, товарищ, происходите из потомственной рабочей семьи, верно? И к контре не могли иметь отношения никто из ваших родственников, и вы сами, верно?
Допрашиваемый поднял голову и уставился на следователя немигающим взглядом. Элизонго усмехнулся в усы и продолжил:
- Значит, как написано в протоколах, вам особо и не известно кто такой товарищ Пашкевич, как он попал в психиатрическую больницу, и выгоды вашей в том, что он исчез, тоже никакой, верно?
- Да дайте я с ним еще поработаю! - вмешался Беленко, - Я прямо чувствую, что контра он! Сознается он у меня во всем как пить дать!
Подозреваемый продолжал смотреть на Виктора и слезы покатились по его щекам.
- Нет. - ответил следователь, - Ты, товарищ Беленко очень хорошо поработал, и все, что нужно сделал. Благодаря твоему труду я, как следователь, понял, что товарищ тут ни при чем, и поэтому его нужно отпустить, вот только он мне одну расписочку напишет и все.
Подозреваемый смотрел на следователя и было видно, что он не верит в происходящее.
- Да товарищ, вы не ослышались. - обратился к подозреваемому Виктор, - Сейчас подробно распишите где и с кем живете, что делаете в свободное от работы время, почему по-вашему произошло исчезновение товарища Пашкевича из больничной палаты, зачем вы к нему заглядывали, а после этого мы вас проводим до выхода и вы пойдете домой. А я похлопочу, чтобы вас снова приняли на службу в больницу. Но пока вы не ушли; вот вам бумага, вот вам перо и чернила - пишите! Но кроме прочего не забудьте указать все, что вы помните о вашем последнем дежурстве; кто и в какое примерно время посещал охраняемый вами этаж, кто из врачей делал обход, кто и о чем говорил с вами. Ясно? Ну тогда пишите, а мы с товарищами пока выйдем, в коридоре подождем, чтобы вам не мешать сосредоточиться. Сафонов, Беленко - на выход, давайте товарища пока в покое оставим, пусть пишет.
- Да вы что, товарищ следователь, и впрямь эту мразь выпустить желаете? - вскипел Беленко, едва все трое вышли из помещения в коридор, - Разрешите мне его допросить как следует, да я его!... - и тут оперативнику пришлось замолчать под тяжелым взглядом Виктора.
- Умерь свой пыл, товарищ. Нам не нужен самооговор, он к истине не приведет. Слушайте оба мой приказ. После того, как товарищ все напишет, мы его выпустим. Так вот, мне необходимо, чтобы он был под наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Но только с условием, чтобы он не знал, что за ним слежка. Товарищ Беленко, товарищ Сафонов, - вы обязаны любыми путями обеспечить наблюдение за объектом. Какие места посещает, о чем и с кем говорит, - все о нем я должен знать. И если он как-то связан с контрой, то на нее и выведет. Никакой самодеятельности чтобы не устраивали! Только слежка и еще раз слежка, да такая, о которой знаем только мы трое. Ясно?
- Так точно, товарищ следователь! - отозвались дуэтом Сафонов и Беленко.
- Если все ясно, то тогда с этого момента приказываю установить за объектом слежку!
- Есть установить за объектом слежку! - подтвердили двое.
- Если я найду вам в помощь еще кого-нибудь, дам знать. А теперь, товарищи, переходим непосредственно к выполнению приказа. Рассредоточьтесь, а я пойду в камеру, еще побеседую с нашим подопечным. На этом обсуждение плана мероприятий считать оконченным. Расходитесь, товарищи.
Виктор вошел в помещение для допросов и увидел чистые листы бумаги, лежащие на столе. Дежурный сидел совершенно неподвижно и на мгновение следователю показалось, что он даже не дышит. Грязные волосы сидящего, его обвисшие плечи, безвольно упавшие на колени руки - все это выглядело плачевно.
- Не говорите семье, что со мной произошло. - сдавленным голосом произнес дежурный, - пусть думают, что я куда-нибудь уехал или сбежал.
- Что значит сбежал? От кого? Да и что значит семье не говорить? - отозвался следователь.
- Не хочу чтобы семья знала, что вы меня расстреляли.
- Ну вот и прекрасно. Значит никто вас расстреливать и не будет. Если конечно вы ничего такого не сотворите, за что положено расстрелять. Только вот требование мое вы не выполнили, а это нехорошо. Я же сказал, чтобы вы написали свои объяснения, а вы проигнорировали.
- А зачем писать, если итог один - вышка.
- Ты, тряпка! - рявкнул Виктор, - Сейчас же пиши расписку о месте своего проживания. Расписка остается у меня, а тебя я больше видеть не желаю. Пока живи, но запомни; как только я пойму, что ошибался на счет тебя, и ты действительно контра, тогда тебя шлепну! Так что очень надеюсь, что ты не врал, когда пел под протокол о своей невиновности.
Жесткий тон несколько взбодрил дежурного. Он быстро взял лист бумаги и ручку и принялся нервно писать, практически не применяя знаки препинания в своем тексте, не веря в то, что его выпускают из изолятора.
Глава 10
КТО ТЫ, ПАШКЕВИЧ?
Восход оказался безоблачно чистым и постепенно заскользил по зданию экстренного отделения потоком нежного розового света. Датчики, получив достаточные порции фотонов, запустили механизмы, открывающие окна. Свет проник в помещения, обращенные на восход. Новый день сулил много тепла, и это подтверждал цвет индикаторов, установленных на каждой из сторон здания.
Пашкевич внезапно открыл глаза и обнаружил себя обездвиженным с помощью мудреных приспособлений, фиксирующих руки и ноги в каждом суставе, не позволяя шевельнуться. Впрочем, даже если бы не приспособления, у него все равно не было сил на то, чтобы задействовать мышцы своего тела, которые совершенно лишились двигательных функций. Даже глазные мышцы, и те не подчинялись волевым сигналам, остановив взгляд в одном направлении так, что в поле зрения были наборы хитроумных замков на запястьях и локтях (судя по всему, такие же замки были на щиколотках и коленях, сокрытых подобием одеяла). Все было чужим и незнакомым, а в сознании был вакуум. Взгляд Пашкевича уперся в стену, задекорированную странным черно-белым узором, скрывающим хамелеонную аппаратуру, расставленную по всей комнате и невидимую для несведущих взглядов. Постепенно начали возникать какие-то мысли, провоцируемые впечатлениями от незнакомой обстановки. Это происходило так, как будто мозг выходил из длительной консервации, и возвращался к своим природным функциям, оживляя поочередно один за другим сегменты "серой ткани". Наконец, Пашкевич смог пошевелить пальцами, и после нескольких попыток ему удалось сжать их в кулаки. Попытка повернуть голову в сторону оказалась успешной - в поле зрения попал оконный проем, через который поступал солнечный свет. Казалось, что Солнце стало намного большего размера по сравнению с тем, каким оно было прежде. Еще минут двадцать ушло на то, чтобы к Пашкевичу начали возвращаться привычные мысли и какие-то фрагменты памяти.
Воспоминания о событиях, после которых в мозгу был только темный провал, посыпались, словно падающие конфетти после выстрела хлопушки. "У меня был отряд! Что произошло? Где все бойцы, где Коротаев со своими? Я в плену? У кого?", - мысли и вопросы пронеслись вихрем, но ответов не было. Пугающая экзотичность попавшего в поле зрения интерьера вносила свою лепту в мысленные скачки, и в какой-то момент Пашкевичу показалось, что он теряет сознание от переизбытка эмоций, однако воля удержала его в нормальном состоянии.
Когда прилив впечатлений пошел на спад, у комбрига появилась способность к поэтапному воспоминанию и анализу всего, что с ним произошло в последнее время. Отряд продвигался на восток. Покинутый неприятелем город. Морозное утро. Близость тайги и приподнятое настроение. Горидзе, Федосов и двор с погоревшим киоском. Рядом частично разрушенный дом. Странный дом. В чем странность дома, Пашкевич не осознавал. Он силился вспомнить, что было потом, но это сделать не удавалось. Просто провал в памяти. То есть выходит такая последовательность: перемещение по узким улицам, рассредоточение, прикрытие бойцов и сразу после этого плен. Чего-то в этой истории явно не хватает. Кто и каким образом разоружил комбрига и где все остальные?
Пока Пашкевич сосредотачивал взгляд на интерьере, в наблюдательской сработало извещение о том, что пациент в сознании. Мараод и Падерь прильнули к монитору. Посмотрев на человека в палате, Мараод сказал:
- Пора! Сводки по работе сердца заговорили о том, что парень в норме. Кто будет его куратором?
- На нем можно неплохо заработать. Предлагаю жребий. - ответил Падерь.
- Согласен. Тем более по кураторской нагрузке мы пока сбалансированы, значит этого можешь взять хоть ты, хоть я.
По результату жеребьевки куратором пациента оказался Мараод. По пути в отсек, в котором содержался пациент, Мараод бегло взглянул в персональный бланк и увидел пробел в поле идентификации. Впрочем, пробелы стояли в большинстве полей. Хронология происхождения, родственные связи, доступные способы коммуникации, уровень социальной полезности и ряд прочих разделов бланка не содержали информации. Зато здесь же приводилась подробная информация о том, где и когда, при каких сопутствующих обстоятельствах, с какими симптомами обнаружен пациент и каким из способов доставлен в учреждение.
Пашкевич окончательно пришел в себя и вспомнил, как входил в небольшой сибирский городок, как продвигался со своими бойцами по улицам. Перед комбригом прошел строй волевых лиц его соратников, и вспомнилось каждая фамилия и имя. Единственное, что вспомнить никак не удавалось - в каком звании служил товарищ Яловой. Постепенно перед мысленным взором Пашкевича возникли образы товарищей Горидзе и Федосова. Память сохранила тот факт, что эти два бойца должны были обеспечить прикрытие на протяжении всего ломаного пути к зданию. И снова провал. Воспоминания оборвались на пути к центральному входу в здание. Точнее, не обрывались, а превращались в какой-то винегрет из обрывков неизвестных образов, стреляных хлопков нагана, и чего-то неуловимого, что должно бы сейчас стать осознанным и очевидным, однако остается ускользающим от неудовлетворенного сознания. Попытки вспомнить произошедшее настолько овладели Пашкевичем, что он не сразу заметил Мараода, вошедшего в помещение.
Мараод встал напротив комбрига и принялся испытующе смотреть в его глаза. Пашкевич выскочил из вихря раздумий, и какое-то время мужчины изучали друг друга, глядя глаза в глаза. "Доктор", - каким-то образом догадался Пашкевич, несмотря на то, что брюки и пиджак вошедшего в комнату были причудливо серебристого, а не белого цвета. Наконец, вошедший в палату мужчина издал странный булькающий звук, который не поддавался расшифровке.
- Где я? - спросил Пашкевич, и вошедший мужчина несколько изменился в лице. Он будто бы пробовал осмыслить вопрос комбрига, затем коротко кивнул головой и вышел из комнаты.
Мараоду хватило одной короткой фразы, чтобы понять, что зафиксированный мужчина говорит на абсолютно неизвестном языке и без лингватора не обойтись.
- Ну что там? - спросил Падерь, едва Мараод вошел в помещение пункта наблюдения.
- Без лингватора делать нечего. - сообщил Мараод, беря на одной из полок прибор, выполненный в виде гибкой пластины небольшого размера.
Вернувшись в комнату, Мараод подошел к пациенту и не церемонясь приложил лингватор к его шее. Прибор был практически не ощутим и не доставлял хлопот, если не считать слабого укола, который имел место в момент прикосновения пластины с кожей. Что-то тихо пискнуло несколько раз, после чего Пашкевич услышал монотонно повторяющиеся на разных неизвестных языках слова. Наконец, из прибора донеслось на понятном русском: "Синхронизация лингвомодели и индивида завершена" и пластина, закрепленная на шее, замолчала.
- Говорить можешь? - раздался из пластины вопрос, почти одновременно с тем, как человек в серебристом костюме изрекал неясные звуки.
- Думаю, что могу.... Где я?
- В экстренном отделении. Доставили тебя сюда из центра знаний, почти сразу после лекции на кафедре теории движения. А вот кто ты и когда представители твоей родственной ветки тебя хватятся, этого я не знаю, поскольку твой персональный бланк совсем не информативен. Но думаю, что ты нам поможешь с его заполнением.
Пашкевич ничего из сказанного понять не смог и решил, что он все же не в плену, а в психиатрической лечебнице, иначе зачем бы его ограничивали в движении. Ему не хотелось, чтобы его удерживали, и он сказал:
- Почему я обездвижен? Я совершенно не опасен и предпочел бы сменить позу на более удобную.
Мараод изучающее посмотрел в глаза скованного человека и спросил:
- Так кто ты? Я смогу произвести расфиксировку только если в твоем бланке появятся идентификационные данные.
- Пашкевич, Вениамин Григорьевич, родился в одна тысяча восемьсот семьдесят седьмом году в селе Заречное Верхнеречинскнского уезда. Более пока добавить не в состоянии, ибо памяти совсем не стало.
После сказанного Пашкевич пристально взглянул на Мараода, чтобы понять его настроение, однако кроме легкого недоумения никакой реакции не заметил. Говоря об отсутствии памяти он блефовал, поскольку не знал ничего о собеседнике. Было подозрение, что несмотря на всю странность ситуации, перед ним искусно замаскированный белый офицер. Безрезультатны были все попытки понять, что это за место, где его, Пашкевича, содержат прикрепленным какими-то чудо-зажимами к кровати, и как можно самостоятельно освободиться. Но вдруг после некоторой паузы Мараод заговорил:
- Сейчас я тебя расфиксирую. Но с условием. Все, о чем попрошу я или другие кураторы, ты будешь выполнять без оспаривания действий. Все, чего мы хотим - это изучить тебя, поскольку твои симптомы весьма специфичны. Иначе в экстренное отделение из лекционной ты бы не попал. Кстати, ты даже не помнишь, что к нам ты попал после посещения кафедры теории движения?
"Во бред!", - подумал Пашкевич. - "Умнее контра ничего выдумать не может", но вслух сказал:
- Ничего не помню. Ни кафедры, ни теории, ни движения.... Ни-че-го. Так отцепите меня?
- Пожалуй фиксацию снимем. - после этой фразы Мараод как будто неестественно ткнул то ли лбом, то ли подбородком куда-то перед собой, где, как привиделось Пашкевичу, на мгновение в пространстве показался прозрачный объемный предмет, типа маски. Времени рассмотреть предмет не было, зато Пашкевич после осуществления собеседником странного жеста ощутил полную свободу - все оковы с его суставов разом были сняты. Он попытался приподняться на кровати, но с первой попытки тело не подчинилось, и сразу встать не позволило. Не торопясь, комбриг свесил ноги с постели, почувствовал под стопами твердую поверхность пола, затем захватил напряженными руками край матраса и после этого с трудом сел.
То обстоятельство, что тело чужое, стало Пашкевичу очевидным. Ощущение было примерно таким же, какое возникает во время примерки неподходящей по размеру обуви. Пашкевич оказался столь дезориентирован, что не знал как теперь воспринимать происходящее. Наконец он заметил отражающую поверхность какого-то приспособления, стоящего в углу, и решил его использовать вместо зеркала, взглянув на себя.
Мараод пристально смотрел на то, как наблюдаемый нетвердо ступая отошел от кровати и, увидев свое отражение на поверхности одного из гаджетов, резко отпрянул в замешательстве. Затем он будто взяв контроль над собой, задумался и перевел взгляд на Мараода.
- Что вы со мной сделали?
- Спасли, - ответил Мараод, - и еще подпитали некоторыми витаминами.
- Но что со мной? У меня полностью изменилось лицо и тело. Раньше я был ниже ростом, да к тому же сейчас я будто значительно помолодевший. Я ощущаю, что я сейчас это не я раньше. Даже мой голос мне стал незнаком. И что это за место, в котором я сейчас нахожусь?