- Привет, меня зовут Моран! - сказала бы я вам, если бы вдруг мы решили познакомиться.
Увы, мы не сможем проделать этого на самом деле, но если хотя бы на минуточку представить, что случилось невероятное, и вы все-таки повстречали меня, то, уверена, вы, будучи человеком воспитанным, в первую очередь назовете мне свое имя...
Итак, предположим, вы случайно встретили меня в некоем местечке, например, в таверне "Желудь" на окраине городка Мербау. Здесь готовят превосходный эль невероятной крепости. Так давайте вообразим, что именно желание отведать этот дивный напиток привело вас сюда. Назовем мы вас... ну, допустим... Бириан. Это будет самое подходящее имя, если учесть, что я ни малейшего представления не имею женщина вы или мужчина.
Я, не спрашивая разрешения, подсяду за ваш столик, сделав вид, что мы давно знакомы и, прежде чем вы опомнитесь, заведу разговор... И тогда вы от меня уже не отделаетесь. Впрочем, возможно, вы будете не против перекинуться парой слов с человеком, которому есть, что рассказать. Думаю, мы поладим. Глоток эля сделает вас более общительным, и уже скоро мы будем болтать, словно старые добрые друзья.
Сначала, независимо от того, кто вы - мужчина или женщина, пекарь, кузнец или пастух, - мы будем говорить о пустяках: о погоде, о нынешнем урожае тирзы на полях, об отелившейся корове вашего соседа и прочих скучных будничных вещах... Все это, впрочем, к делу не относится, и, выпив еще кружку эля, я, возможно, расскажу вам одну историю. Отчасти это и моя история тоже... Впрочем, роль вашей покорной слуги в тех событиях не так велика, как может показаться на первый взгляд.
Восемь лет назад после долгих скитаний по Северному материку и близлежащим островам я вновь оказалась в Ролдере, в городе с неблагозвучным названием Стодня, что на местном наречии означало "ярмарка". Именно здесь когда-то начиналось мое знакомство с тогда еще совсем юной героиней этой повести, именно здесь я услышала окончание этой истории.
Но прежде чем начать свой рассказ, я нахожу необходимым упомянуть кое-что и о себе, дабы в дальнейшем у вас не возникало ненужных вопросов...
Представляться, полагаю, нет необходимости. Свое имя я назвала в самом начале нашего знакомства, и, тем не менее, учитывая вероятность того, что вы могли не расслышать или не запомнить моего имени, повторю - Моран ВаГетгоу, во всей красе и к вашим услугам!
Прежде всего, Бириан, вам следует знать, что я не человек, вернее не совсем человек. И, будьте добры, примите это к сведению, потому что в этой истории сей факт будет иметь немаловажное значение.
Грубо говоря, я есть продукт чрезмерно активной половой жизни моих неугомонных предков. И очень скоро вы поймете, почему я назвала их "неугомонными"...
Мой дед по материнской линии был необычным человеком. Таких как он испокон веков называли друидами. И если вы сейчас заметите, что им, друидам, довольно проблематично оставить потомство в силу запрета на брачные отношения, то вы, несомненно, правы. Я даже не буду с вами спорить, скажу только, что мой мудрый предок был ярым противником этих пережитков, посему со всей свойственной ему решимостью он в знак протеста обрюхатил очаровательную эльфийку - мою дражайшую бабушку. Так на свет появилась моя мать - полуэльф или, как еще называют потомков смешенных браков людей и эльфов - альв. Мой отец, только не удивляйтесь, был аниморфом, в народе перевертышем. И как вы скоро убедитесь, во мне смешалось много такого, что смешивать не стоило. Впрочем, этот "дивный букет" наградил меня кое-какими довольно полезными качествами. А с моим невероятным талантом нарываться на неприятности это совсем не лишнее...
Меня сложно назвать нормальным человеком. Некоторые считают, что во мне много эльфийского, даже больше чем проявилось в моей матери. Я, например, унаследовала стойкий иммунитет к старению, тонкий слух, красоту и грацию, и не думайте, что я себя переоцениваю или хвастаюсь, просто скромностью я никогда не страдала, как, впрочем, и кое-какими другими качествами, которые некоторые недалекие типы почитают в женщине за достоинства. Отцовским наследием было звериное чутье, бесшумная походка, зоркие глаза и обостренное восприятие смены лунных фаз - неприятное дополнение, но тут уж ничего не поделаешь и, если я внезапно начну выть на луну, не обижайтесь и не удивляйтесь моему поведению.
В общем, человек я необычный. Подобных мне, а таких в мире, поверьте мне, не так уж и мало, принято называть неприятным именем - полукровки. Но я не жалуюсь - я такая, какая есть и другой себя не мыслю, так что называйте, как хотите.
Когда-то, как и многие одаренные дети, я попала в Гнездо - пристанище стареющих ведьм. Они посчитали, что я обладаю соответствующими способностями, и загорелись желанием обучить меня всем премудростям своего мастерства, но настоящей ведьмы из меня так и не получилось. Возможно, виной тому мое упрямство, возможно, что-то еще, но однажды я поняла, что собирать в лесах травки и корешки, варить зелья и обвешиваться амулетами это вовсе не то, чего я ждала от жизни. Определившись с этим, я собрала свои скромные пожитки и, тайком покинув Гнездо, отправилась в свободные скитания, что и привело меня к моему нынешнему роду занятий.
Не догадались? Я - менестрель, и рассказывать истории - это моя профессия. Можно даже сказать, что мне это жизненно необходимо. Но сегодня, вопреки обыкновению, я не стану требовать за рассказ денег... Хотя, вероятно, дослушав до конца, вы не захотели бы мне платить, даже если бы мы изначально об этом условились...
Часть 1 "Начало пути"
Глава 1 "Недетские игры"
Vis vi repellitur.
Фрити тогда было шесть, и она по праву считалась самой отчаянной девчонкой в деревне с красивым названием Цветочная Лужайка. Деревня эта располагалась в окрестностях города Стодня и верхом дорога туда занимала не более восьми часов. Но Фрити, никогда не покидавшей деревни, не было никакого дела до города. Она жила в большом, как ей казалось, и необыкновенно красивом имении своей матери, вдовствующей Ирины Борген, и, как и всякий шестилетний ребенок из семьи зажиточных крестьян, она не знала иных занятий, кроме как дни напролет бегать и играть с соседскими мальчишками. С девочками Фрити общалась мало, их игры казались ей скучными, а болтовня - глупой. Вместе с мальчишками она ходила на рыбалку к озеру неподалеку от Большого пшеничного поля, ловила скворцов, скакала верхом на местных низкорослых коренастых лошадях и делали еще очень много того, что казалось Фрити невероятно увлекательным. Девочка и подумать не могла, что может быть компания лучше ее и игры, интереснее тех, в которые она играла. Но самое главное, что мать Фрити была уверена: то, чем занималась ее дочь, крайне опасно, тем более для маленькой девочки. Но, как это часто бывает, чем больше злилась вдова Борген, тем более рискованные шалости предпринимала ее дочь.
- Фрити! Что ты вытворяешь, безумная?!!! - всякий раз кричала Ирина Борген, бросая все дела и несясь на выручку дочери. И даже, если сама Фрити была уверена, что помощь ей не нужна, убедить в этом мать было невозможно.
Девочка прекрасно знала, что за эти хулиганства ее ждет взбучка. Но, скажите, когда мысли о наказании останавливали затеявшего очередной подвиг ребенка?
Вот только мать все больше беспокоилась, отпуская дочку на прогулки, и строго спрашивала с ее старшего брата Перитаса. Впрочем, он-то как раз и становился частенько зачинщиком опасных игр.
В этот день после недельных дождей было первое по-настоящему чудесное утро: солнышко во всю светило, птицы выводили веселые трели, стрекотали в высокой душистой траве кузнечики, дул теплый летний ветерок и танцевали в небе легкие белокрылые бабочки. И все было бы замечательно, если бы не порученная детям ответственная работа - Фрити и ее брат собирали на опушке небольшой рощицы, соседствующей с имением Боргенов, малину для варенья. Сейчас с большим удовольствием они отправились бы на озеро, куда давно уже убежали все их приятели, но без особой необходимости перечить матери, зная ее суровый нрав, ни один из них не хотел...
- Я уже целую корзинку набрала, - вяло сообщила Фрити, раздвигая колючие ветки.
- Не ври. - Брат строго пригрозил ей пальцем. - Что я не вижу что ли?
- Я больше собирать не буду! Мне скучно! - возмутилась девочка. Как и любому ребенку скучная однообразная работа Фрити быстро надоедала. - Придумай какую-нибудь игру, братец!
Перитас сорвал крупную спелую ягоду и, запихнув ее в рот, с наслаждением задвигал челюстями. Мелкие косточки заскрипели на зубах...
- Ну, ладно уж, - согласился он, - но потом надо будет непременно набрать еще ягод, а то, гляди, будет нам на зиму варенье из крапивы!
- Я поняла!.. Давай в охоту, а? Я буду красивым диким оленем, а ты как будто охотник и стреляешь в меня из лука!
- Нет, Фрити! - Перитас серьезно нахмурил брови и сказал очень важно для восьмилетнего мальчишки: - Сегодня я придумал другую игру. Мы сыграем в храбрых лучников короля Франца Толстые пальцы.
- Здорово! - Девочка весело захлопала в ладоши и рассмеялась, щуря изумительно синие глаза. Ей всегда нравились игры, где приходилось исполнять роли героев. Как это ни странно, ей редко хотелось стать сказочной принцессой, которую славный рыцарь освобождал из плена чародея, гораздо чаще она отдавала предпочтение роли рыцаря. - А как в это играть?
Перитас сделал серьезное лицо и для солидности принялся почесывать подбородок, как это обычно делал его дядя Великсео - академик из Сипарийского Ученого дома.
- Ну, для начала... ты встанешь у дерева и поставишь себе на голову то яблоко, которое дала тебе с собой мать. Я буду лучником и мне нужна мишень, чтобы стрелять в нее, а что может быть лучшей мишенью чем яблоко?
- Арбуз? - предположила девочка.
- Да нет же! Где ты слышала, чтобы храбрые лучники стреляли в арбуз?
Фрити, пожала плечиками и, не долго думая, вынула из кармана платьица большое желтое яблоко отмеченное бледно розовой вуалью вокруг черешка. Прислонившись спиной к стволу могучего старого дуба, поросшего мхом, она водрузила плод себе на макушку.
- Так? - беззаботно улыбаясь, спросила она.
- Нет же, глупая! Ты опять все напутала, - отозвался Перитас, хитро прищурившись. - Ты должна была положить яблоко на землю и встать на него...
- Да? - протянула Фрити с сомнением.
- Ладно, я пошутил. Все правильно. А теперь стой и не шевелись. Сейчас я выстрелю и расколю это яблоко напополам. Могу поспорить, ты никогда ничего подобного не видела!
Девочка не боялась. Она была абсолютно спокойна, неподвижно стояла, спрятав руки за спину, и улыбалась в предвкушении того, как ловко братик попадет в самую серединку наливного плода. Она верила и этой веры было достаточно для полноценной маленькой религии, но девочка, разумеется, не думала в тот момент о таких сложных вещах, она просто стояла, улыбалась и ждала...
Мальчик тоже верил, в собственные способности прежде всего, и кроме того ему так хотелось похвастаться перед сестрой, что он ни на секунду не усомнился в правильности поступка, который он собирался совершить... Подобрав с земли легкий отцовский лук, владением которым он так гордился, Перитас, закусив губу, осторожно натянул тетиву, прицелился, прищурив левый глаз, и выстрелил. До самой последней секунды он верил, что стрела попадет точно в цель, но ведь он был всего лишь восьмилетним мальчиком... Его рука дрогнула, не справившись с тугой тетивой, и это значило...
Он промахнулся, но, когда понял свою ошибку, было уже слишком поздно. Быстрая острая и смертоносная стрела летела по направлению к личику его маленькой сестренки...
Любой, окажись он на месте Перитаса, в тот момент уже понял бы, что смертоносный удар придется как раз меж удивленно изогнутых бровей девочки, но произошло то, чего ни один из детей не ожидал, потому что подобные вещи случались только в сказках - стрела остановилась в нескольких сантиметрах от лица Фрити.
Одно единственное, но безумно долгое мгновение дети молчали, заново переоценивая ситуацию. Первой заговорила девочка:
- Мне не нравится эта игра, - пожаловалась она, взирая на наконечник стрелы с таким равнодушием, словно для последней это было самое естественное состояние из всех возможных...
- Фрити! Ты остановила ее! - воскликнул Перитас испуганно.
- Разве, это был не ты?.. - Девочка удивленно распахнула глаза и повисшая в воздухе стрела дрогнула и упала на траву.
- Как в сказке, ей-богу, - пробормотал Перитас.
Дети, чуя неладное, тревожно переглянулись - может, в сказках такие случайности были сплошь и рядом, воспитанные в Ролдере они знали, что в реальной жизни это не так и подобных вещей следует, по меньшей мере, остерегаться.
- Пойдем-ка домой, сестренка, - взволнованно проговорил мальчуган. - Расскажем матери, что случилось. Она... должна знать, в чем тут дело...
Так они и поступили.
Можно вообразить то, что пережила их мать, услышав эту историю. И, разумеется, после того, что она узнала, оставить детей безнаказанными Ирина Борген не могла. Перитас, как зачинщик, был заперт в сарае, где хранились инструменты для полевых работ. Приговор Фрити был менее суров, но не менее досаден: она должна была прополоть четыре грядки на огороде за домом и набрать в саду столько яблок, сколько понадобится, чтобы до краев наполнить большую бочку высотой девочке почти по макушку. Вдова считала это слишком мягким наказанием за такой проступок, но, во-первых, ее брат Великсео вступился за детей и спорить с ним не было никакого резона, а во-вторых, сейчас ее волновало кое-что посерьезней глупой детской шалости, пусть и подвергшей риску жизнь ее дочери...
Когда Фрити, отправилась на огород, чтобы следующие часа полтора потратить на самую скучную работу, какую только можно было придумать, время как раз подходило к полудню. Солнце невыносимо пекло, и маленькой девочке безумно хотелось оказаться под крышей или, еще лучше, на озере, где прохладная чистая вода принесла бы спасение от мучительного зноя. Прекрасно зная отходчивость матери, Фрити не особенно усердствовала в исполнении повинности. Кое-как продергав пару грядок и натаскав в бочку десяток-другой яблок, она решила, что к этому времени злость ее матери уже должна была иссякнуть, и со спокойной душой отправилась на кухню. Девочка хотела выпить стакан сваренного этим утром киселя, но, скользнув под тень веранды, она услышала голоса, доносившиеся из дома, и его величество любопытство потребовало действий. Притаившись за бочкой с соленьями, Фрити замерла и стала прислушиваться, готовясь узнать что-нибудь впечатляющее. Разговор был тем более интересен, чем более он был серьезен, а сейчас, судя по взволнованному шепоту дяди Великсео, речь шла о чем-то крайне важном...
- Ты в этом уверена? Дети могли соврать. - Звонкий мужской голос чуть дрогнул, произнося последние слова.
- Нет, зачем им? - ответил ему голос матери. В нем сквозили неустойчивые дребезжащие нотки сдерживаемых слез, страха и сомнений. И хотя Фрити едва ли вникала в такие нюансы, она чувствовала, что что-то не так, что-то случилось, плохое. - Они были так напуганы...
- Ира, поверь мне, все может быть. Не надо отчаиваться раньше времени. Ну, не соврали... Выдумали!.. - Мужчина ухватился за спасительную ниточку. - Знаешь, как это бывает? Сначала нафантазируют всяких глупостей, а потом сами же в них и поверят. Да, не то, что с детьми, такое и с взрослыми бывает! А ты сразу в слезы. Незачем, говорю тебе, незачем переживать по пустякам. Все может быть! - успокаивал Великсео.
- Ну, я же знаю, что может, а что не может! - всхлипнула женщина. - Это мои дети. Я их растила! Не могли они такого выдумать, чтобы стрела в воздухе замерла, просто так, без причины, взяла и замерла! Да еще... еще...
- Ира, не надо...
- Да, не надо?! Да ежели у моей дочери есть такие способности, значит, у нее кровь нечиста! Да, ведь отец ее человеком был, добрая ему память... Боже, что скажут люди, Великсео, ты представляешь, что они скажут?! Мы ведь и сами без каких-то там примесей, а Фрити вдруг...Что же теперь будет? - Голос Ирины Борген сорвался, и девочка, с волнением внимавшая из-за двери беседе двух взрослых, услышала, кажется впервые после смерти отца, как плачет ее мать...
Великсео какое-то время пребывал в задумчивости, словно пытаясь что-то припомнить, и, наконец, прокашлявшись, странно хриплым голосом сказал:
- Успокойся, Ир. Не может у нее быть грязная кровь. Все-таки твоя дочка. - Он помолчал. Его слова не успокоили женщину. Она все еще плакала, прижав к лицу скомканный белый платок. - Мне тут другая мысль в голову пришла. Я не уверен, все-таки давненько это случилось... - Так у дяди Великсео начинались все истории, и Фрити, заинтригованная, навострила уши - только бы ничего не упустить! Ей мало говорили слова "грязная кровь", она не видела в этом ничего обидного, скорее что-то необычное, может, немного загадочное и, наверно, романтичное. Единственное, что ее удивляло, это слезы матери. Неужели она могла так расстроиться из-за такой ерунды?
- Как-то в кабаке, - начал мужчина, почесывая двумя пальцами острый подбородок, - довелось мне разговориться с одним менестрелем. Звали его Родик Лопнувшая струна. Так вот, от него я услышал странную, как мне показалось тогда, историю. Рассказал он мне, что раз в девятнадцать поколений рождается в семье ребенок, наделенный способностями, невиданными среди людей...
- А не байка ли это? - встрепенулась женщина. - Не небылица, какие всякий певец рассказывать горазд?
- Нет, это правда. А иначе как ты объяснишь то, что случилось сегодня с детьми? Да и менестрель этот знал о таких вещах не понаслышке. Сын его был таким... особенным. Родители, как узнали об этом, сначала испугались, но Родик (благо что бард) припомнил легенду о законе девятнадцатого колена... А днем позже рассказал ее мне. Вот только, что плохо... - Мужчина с беспокойством глянул на сестру. - Ты только не нервничай, но тебе надо это знать. На всякий случай.
Родик с женой своей дураками не были и, узнав, что за таланты у их сынишки, увидели в этом свою выгоду. Поехали, значит, в город и ближе к вечеру устроили на площади представление. Родик на гуслях своих играет, а его парнишка на глазах у изумленной толпы обращает воду в эль и обратно, словом чудеса разные творит. Людям нравилось, денег собрали изрядное количество. Да тут, - Великсео тяжко вздохнул, - тут и заприметил мальчонку какой-то алхимик. Через пару дней вернулся Родик с сыном в город, а там этих чародеев тьма тьмущая, едва не на каждом углу стоят, мерзопакостники проклятые, и сына к обучению требуют, дескать дар у него. Ну, Родик, не дурак, отказал им, да только чародеев это не устроило. Они и говорят ему, что, если, де, не отдаст он им сынишку, то, как есть, проклянут весь его род до семнадцатого колена. Ужас - по-другому не скажешь... - Великсео вздохнул и умолк.
Мучительная тишина обошла комнату по кругу и бесшумно выскользнула за дверь. Ирина Борген, забыв о недавних слезах, вскинула голову, с мольбой в глазах глядя на брата: "Солги, прошу, не говори правды!" Но он не мог не говорить...
- И что он сделал? - пробормотала женщина, чуть дыша.
- Отдал, - ответил мужчина. Это слово угольком упало в сердце девочки, внимавшей разговору из своего укрытия, и навсегда оставило в нем болезненный рубец...
Фрити на секунду застыла, не веря своим ушам. У нее просто в голове не укладывалось, что такое возможно! Как и всякий ребенок в Ролдере она прекрасно знала, что любая магия несет только зло. И мысль, что отец мог отдать своего сына чародеям, казалась безумной! Чуть с опозданием, но оттого лишь более ощутимо ее окатило холодной волной страха. Она была ничем не лучше того мальчика и наверняка его родители тоже любили его и не хотели отдавать, но, как говорил ее дядя, так сложились обстоятельства...
Выбравшись из дома, девочка бросилась к сараю, где был заперт ее брат. Она была напугана. Ей казалось, что никто кроме него сейчас не сможет дать ей совета и успокоить, но ее ожидало новое разочарование.
- Перитас! Перитас! - закричала она, стуча как ошалелая в запертую дверь.
- Ну, чего тебе?! - огрызнулся мальчишка. Как это ни странно в своем заточении он винил сестру. В конце концов, не себя же винить?..
- Маме придется отдать меня чародеям, потому что иначе они проклянут нашу семью до десятого колена! - затараторила девочка, жарко дыша в замочную скважину.
- Не ври ты! Иди отсюда, Фрити, и так из-за тебя влипли по уши.
- Но это правда, Перитас! Правда! Правда! Правда... Почему ты мне не веришь? - чуть не плача спросила девочка.
- Конечно, Фрити, она тебя отдаст, - отозвался брат. - Зачем ей маленькая вредина, которая даже не умеет себя вести как нормальная девчонка? Уж второй-то сын в юбке матушке точно не нужен.
"Лишь бы отвязалась", - думал мальчик, говоря это.
Однако его младшая сестра восприняла его слова со всей серьезностью, на которую только была способна шестилетняя девочка.
- Если так, то... то я буду себя хорошо вести, - пообещала Фрити сама себе. - Очень, очень, очень хорошо! Я буду самой порядочной дочерью, какая только может быть, и она никогда-никогда не отдаст меня... им...
Глава 2 "Ярмарка"
У человека есть святое право,
Ведь бытия земного краток век.
И хлеб вкушать и радоваться, право,
Имеет право каждый человек.
Бертольд Брехт
С момента этих событий минуло два с половиной года. Мир для маленькой девочки, неожиданно открывшей в себе необычайные силы, переменился. Все это время юная Борген жила, день изо дня сопротивляясь своим простым детским желаниям, находясь в постоянном страхе перед грядущим. Два года Фрити боролась со своим естеством, два года приносила в жертву свои желания, безрезультатно пытаясь соответствовать образу "чудесной девочки", который сама для себя сочинила. И хотя иногда Фрити ненадолго удавалось войти в рамки "хорошего поведения", идеал был недосягаем. В такие моменты, когда из непоседы-бунтарки Фрити внезапно превращалась в пай-девочку, Ирина Борген сажала дочь себе на колени и с волнением касалась кончиками пальцев ее лба - ей казалось, что девочка заболела.
Фрити вела себя так хорошо, как только могла. Кротость нрава была ей не свойственна и частенько ей приходилось мучительно бороться со своей бунтарской натурой, но со временем подобные манипуляции входили в привычку и переставали причинять неудобства. Фрити перестала проводить свободное время с соседскими мальчишками, больше не гоняла с ними мяч, не удила рыбу. Она даже завела подруг среди девочек, но это было совсем не так весело...
Вдова Борген, видя изменения, произошедшие с ее дочерью, была озадачена и просто не знала, как себя вести. И хорошее поведение девочки только усугубляла волнение ее матери.
Сегодня была среда второй недели месяца Сбора урожая. Два дня назад была торжественно открыта Большая ежегодная ярмарка в городе Стодня. И по традиции все семейство Борген вместе с чернью, находившейся в подчинении хозяйки поместья, отправились в город.
В окрестных селах ни один уважающий себя крестьянин, даже находясь при смерти, не упустил бы возможность продать на ярмарке избыток выращенных на своем огороде томатов, пару откормленных гусей или еще чего-нибудь - продавалось все, был бы спрос. Такой шанс выпадал лишь раз в году. И пусть ярмарку по старинке все еще называлась "стодневной" истинная ее продолжительность составляла всего три недели и для тех, кто приезжал в Стодню издалека, этого было недостаточно. Впрочем, заезжие купцы и торгаши не отличались кротким нравом и времени тратить понапрасну не любили - свой кусок добычи они получали всегда.
С утра небо хмурилось, изредка накрапывал мелкий дождик, но никакие капризы погоды не могли испортить Фрити настроение - ее впервые брали на ярмарку!
Перитас ездил сюда уже не первый год, и волнение девочки было ему непонятно, да и глупая взволнованная болтовня сестры уже начинала надоедать. И все-таки для обоих эта поездка обещала быть самым значимым событием за весь прошедший год. Перитасу недавно исполнилось десять, и по традиции он имел право получить в подарок кинжал. Мальчишка рассчитывал подобрать подходящее оружие в магазине "Пламя и сталь", слава которого гремела по всему Ролдеру. Что же касается Фрити, то маленькой девочке немного было нужно. Для нее счастьем было просто знать, что она наконец-то побывает на ярмарке, славившейся своими невероятными чудесами, которых Фрити никогда бы не увидела, сидя у себя в деревне и слушая рассказы о таких удивительных диковинках, как глотатели шпаг, чудесные певцы, которые своим пением заставляют райских птиц и животных покорно склонять головы, удивительные танцоры, акробаты и жонглеры, которых, если верить всем этим рассказам, здесь, на ежегодной ярмарке, было пруд пруди.
- Мамочка, а скоро мы приедем? - ежеминутно спрашивала Фрити, и всякий раз слышала один и тот же ответ. Тревога, последние годы бывавшая частым гостем ее раздумий, развеялась. Немыслимо было думать о чем-то хмуром, когда душа ликовала и рвалась вперед, к высоким стенам города, ярким флагам и шатрам, пестрым вывескам, музыке, шуму и гаму каменных улиц.
Они выехали рано утром, еще до рассвета. И взрослые, какими бы серьезными они ни хотели порой казаться, были взбудоражены не меньше детей.
Процессия состояла из четырех телег, нагруженных различными товарами, предназначенными для продажи: домашним элем, зерном, овощами, крикливыми гусями и утками, и разной снедью, на которую городские купцы имели спрос. К головной телеге были привязаны за поводья три молодых годовалых жеребчика. Вдова Борген вправе была гордиться своими лошадьми. Они славились спокойным нравом, выносливостью и неприхотливостью. В соседних деревнях и Стодне об этом знали, и женщина рассчитывала затребовать за каждого конька такую цену, услышав которую иные перекрестились бы.
Около четырех часов по полудни они въехали в город. Оживленная атмосфера ярмарки чувствовалась уже на окраинах, усыпанных палатками и шатрами заезжих купцов, но главный очаг торговли был в центре, и именно туда рассчитывала добраться Ирина Борген.
Город гудел, как улей: туда-сюда сновали люди, всюду мелкие лавочники и торгаши предлагали свои разнообразные и в большинстве своем совершенно ненужные товары, узкие улочки наполнял гам голосов и стук копыт. Нищие сидели у стен домов и громко требовали у проходящих мимо горожан подаяний, но кроме приезжих мало кто обращал на них внимание. Город жил своей нормальной жизнью, шумел и бурлил, как ему и полагалось, но девочке привычной к тишине спокойных деревенских будней, все это казалось удивительным и почти волшебным. Фрити не могла ни секунды усидеть на месте, все хотелось рассмотреть и запомнить, рука сама тянулась к красивым лентам и кружевам, разложенным на латке перед аккуратной полной женщиной в синем платье, невозможно было оторвать взгляд от развешенных на веревке расписных шелковых платков. Дух захватывало от восторга при виде ярко одетых и раскрашенных мужчин, выдыхавших пламя подобно сказочным чудовищам - драконам...
Фрити смеялась, хлопала в ладоши, когда ей улыбались добродушно настроенные горожане, и не замолкала ни на минуту. В конце концов, она так всех достала, что вдова Борген вынуждена была в качестве меры предотвращения дальнейших шалостей, отвесить дочке хороший шлепок. Но девочку это вовсе не огорчило. Она присмирела на минуту, но дольше держать себя в руках просто не смогла...
Вереница телег с какой-то торжественной медлительностью важного гостя опаздывающего к празднику и точно знающего, что без него не начнут, въехала на главную рыночную площадь в центре города и остановилась. Слуги, не тратя времени даром, принялись сооружать места для торговли. Вдова Борген, прочистив горло, принялась распоряжаться. Голос у нее был сильный, хорошо поставленный и даже среди городского шума, слышно ее было за два квартала:
- Януш, отведи лошадок на скотник. Модест, дубина ты стоеросовая, не ставь мешки на голую землю, ночью дождь прошел! Если ты мне зерно попортишь... Лютик, Давид подгоните телеги поближе... Полукругом, полукругом! Не первый год делом занимаетесь, а толка от вас как от дырявого лаптя! Живее, кому говорят! - Вдова бодро скакала между телегами и раздавала задания и подзатыльники нерадивым работникам. В делах организации работы она была мастером своего дела и очень скоро добилась четкого выполнения всех своих требований. После этого дело пошло на лад.
Все это продолжалось не более пяти минут. Когда основные вопросы обустройства были решены, Ирина Борген облегченно вздохнула, вытерла вспотевшие ладони о юбку и, пройдясь по облюбованному участку с боем вырванному у нерасторопного крестьянина из Пимберы, решила, что настало время подумать о том, чем занять детей до обеда.
Детям было велено сидеть в телеге и не мешать взрослым, но из всего, чем можно было заняться на ярмарке, это занятие было, пожалуй, самым скучным, и брат с сестрой, не желая тратить впустую драгоценное время, завели знакомство с местной детворой.
Отвлекшись на минуту от дел, вдова Борген подошла к детям и, придирчиво оглядев их новых знакомых, сказала:
- Фрити, Перитас, можете часок побродить по округе, пока Аида сообразит что-нибудь на обед. Только, смотрите, не уходите слишком далеко. Не хватало мне, чтобы вы заблудились на этих треклятых улицах, - пробурчала мать. Местные ребята захихикали, но женщина бросила на них такой суровый взгляд, что ради собственного блага они предпочли убраться подальше. - Оборванцы, - бросила им вдогонку вдова, разглаживая складки юбки. - Перитас, смотри за сестрой. Если через час вас не будет на этом месте, как коз выдеру! - Она замолчала. Мимо процокала компания сатиров, весело болтая на своем непонятном языке и повиливая куцыми хвостиками. Один обернулся, окинул взглядом вдову, женщину еще не старую и весьма привлекательную, и, похотливо причмокнув тонкими губами, потрусил дальше. - Ишь ты! - ухмыльнулась вдова. На щеках у нее заалел легкий румянец. - Нечисть какая! А ну-ка, чего стоите? - вновь обратилась она к детям, таращившим глаза на чудесных существ. - Идите уже, менестреля послушайте...
Долго уговаривать их не пришлось. Стоило только их матушке сказать это, как они тут же припустили к центру площади...
...Здесь на перевернутом ящике, покрытом пологом серого дорожного плаща, сидела, закинув ногу на ногу, я и неторопливо настраивала инструмент. В этом не было необходимости - моя лютня всегда была идеально настроена. Весь этот спектакль был разыгран только для того, чтобы потянуть время, пока подле меня соберется достаточное количество потенциальных слушателей. Как и многие мои коллеги, я предпочитала начинать представление окруженная толпой. Толпа - особое существо. Иногда им можно манипулировать, но не это для меня главное, главное, что толпа платит, в отличие от отдельных личностей... Кроме того, обилие публики льстило моему самолюбию.
Впрочем, вокруг меня собралась изрядная компания ценителей искусства. Можно начинать...
Итак, пусть думают, что инструмент настроен, а я готова радовать их слух музыкой и пением... А я за соответствующее вознаграждение всегда готова!
- Приветствую вас, ролдерцы! - пропела я. В толпе люди заулыбались. В толпе... Я отвесила несколько приветственных кивков, отмечая платежеспособных слушателей, и продолжала, задумчиво, но достаточно громко, чтобы меня могли услышать все: - Что бы такое мне исполнить для вас? - На мгновение толпа утихла - подобные вопросы задавали немногие. Я ждала. Прозвучало несколько неуверенных предложений. Деловито проигнорировав их, я продолжила в том же тоне: - Для начала, пожалуй, я исполню песню о том, как в лунную ночь выходят на охоту люди-волки...
Народ от неожиданности замолчал... и замер. Э-э, нет, замерли, да не все... Двое, на первый взгляд незнакомые, хитро переглянулись между собой и обменялись многозначительными ухмылками. Кивнув второму, первый повернул голову ко мне и игриво подмигнул, признав за свою.
"Аниморфы", - догадалась я и спешно кивнула в ответ.
И как раз тогда, когда я открыла рот и собиралась запеть, один пренеприятный тип, расталкивая моих почтенных слушателей, пробрался в первые ряды и, громко рыгнув, гаркнул на всю площадь:
- Давай, красавица! Сбацай нам джигу!
Я устремила недовольный взгляд на возмутителя спокойствия, краснолицего толстяка с физиономией бульрафа1. Ну, почему всегда находится кто-нибудь, кому обязательно нужно, ну просто жизненно необходимо сделать какую-нибудь гадость?
Я прикусила губу, демонстративно отказываясь петь в присутствии этого человека. Мгновенно постигнув причину моего недовольства, добропорядочные граждане, кольцом обступившие меня, с шумом отправили говоруна восвояси, для верности сопроводив парой воспитательных тычков и затрещин. Толпа была опасным зверем и не терпела тех, кто мешал ей получить желаемое. В данный момент она желала зрелища...
Я оставила без внимания народный произвол и, не дожидаясь тишины, запела:
- "Тьма кругом и я не знаю,
где потерян путь,
Где гуляет стая?
Мне бы отдохнуть".
Путь потерянный устало
ищет зверь в ночи
И ответом ему стало
тихое: "Молчи".
На поляне под луною
молодой олень
Забавляется игрою,
топчет свою тень.
Юный, он еще не знает,
что в тени кустов
Караулит его стая
злых, голодных псов.
И луною одержимый
молча наблюдает
Хмурый серый их вожак,
как олень играет.
Вот готовится к прыжку,
уши прижимает.
Младший шепчет: "Я могу".
Но ответ он знает.
Старший прыгнул, и... Удар.
Звери замирают.
Олень тихо застонал -
ринулась в бой стая.
Зверь упал и окропил,
тихо умирая,
Землю каплями росы,
алым, что сияет...
Я закончила коротким аккордом и улыбнулась, ожидая заслуженных - в чем я ни на секунду не сомневалась - аплодисментов. Моя славная публика немного запаздывала с благодарностями. Впрочем, меня это не особенно огорчало. Это не лучшее произведение моего репертуара. Увы, после минувшего несколько дней назад полнолуния я еще приходила в себя, и мне было не до счастливой ерунды, которую так любили слушать люди в больших городах...
На мгновение из-за тучки выглянуло солнышко и как назло самым жарким и ослепительным лучом коснулось моих воспаленных глаз. Я поморщилась, и накрыла лицо ладонью. Когда же мерзкое светило соблаговолило удалиться, и я разлепила веки, пред моим взором предстали двое детей: девочке на вид было лет девять, мальчику около двенадцать. Они были совершенно не похожи друг на друга, и тем больше было мое удивление, когда позже я узнала, что они брат и сестра.
Мне понравились простые открытые лица этих ребят. Они выделялись в толпе, окружавшей их, и не потому, что были ниже ростом, просто люди, достаточно долго пожившие на свете, носили на лицах особый отпечаток возраста и опыта, дети - были неисписанными страницами книги. Для них жизнь только начиналась и это было приятно.
- Привет! - Я улыбнулась и кивнула ребятам. В глазах девочки вспыхнул огонек интереса. Мальчишка гордо выпятил грудь - ему льстило внимание. - А что вы желали бы услышать, юные господа?
- О войне, о героях, о подвигах! - после секундных раздумий воскликнул мальчуган. Казалось, он ждал этого вопроса и заранее заготовил ответ. - Легенду о Джеке или балладу о трех королях!
Что ж, чего-то подобного я и ожидала. Мальчишки в его возрасте яростно рвутся к подвигам, грезят славой великих воинов и часто совершают ошибки... Его предпочтения были приняты к сведению, и теперь мне было интересно узнать, какие пожелания изъявит синеглазая девчушка, его сестра.
Я ждала.
Толпа бросала на девочку нетерпеливые взгляды, говорящие в одних случаях "Ну же! Давай, малышка!", в других "Ежкин тополь, нашла кого спросить!". Но девочка без смущения принимала и те, и другие, и отражала их точно зеркало. Было в ней что-то странное, несвойственное детям в этом возрасте.
Наконец, определившись с решением, девочка без колебаний, страха или смущения шагнула ко мне, поманила меня пальцем. Я наклонила голову, и она громко прошептала мне на ухо:
- А вы знаете что-нибудь о чародеях?
Я поперхнулась от неожиданности. Вот уж чего-чего, а этого я никак не ожидала. Ну, кто бы мог подумать, что маленькая девочка станет вдруг задавать такие вопросы, на которые из суеверного страха не каждый взрослый решится? Впрочем, нельзя отрицать - она обратилась прямо по адресу. Мне было многое известно о чародеях и из всего, что я знала о них, вряд ли можно было хоть что-то поведать ребенку в столь нежном возрасте. Я прокашлялась, делая вид, будто ничего сверхъестественного не произошло. Стало ужасно интересно, с чего бы это девчушке спрашивать о таких вещах?
- Да. Мне довольно многое о них известно. - Я уже взяла себя в руки и, как ни в чем не бывало, спросила: - Послушай, а что ты хочешь знать? Тебе нужна информация или, может быть, юная леди желает услышать стихи или балладу?
О, Собора покровительница искусств, как я надеялась, что она предпочтет второе!
Фрити не оправдала моих надежд. Здраво рассудив, что мои баллады ей даром не нужны, она выдала ответ, короткий и ясный:
- Информацию.
Я сглотнула. Хотелось выругаться. Ну, хоть убейте меня, а это совсем не та тема, на которую можно разговаривать с маленькими девочками! Я откинулась назад, прикрыла глаза, изобразила блаженную улыбку, а между тем мучилась вопросом, как мне выкрутиться из этой ситуации? Самым разумным мне показалось отложить беседу на неопределенное время...
Как же потом я себя за это ругала...
- Хорошо, дорогая! Но, давай договоримся: все, что ты хочешь услышать, я скажу тебе немного позже. А сейчас наши друзья, вероятно, желают услышать еще одну песню, не так ли? - Я обратилась к толпе и нестройный хор голосов ответил мне. Толпа желала продолжения представления, которое и так было непозволительно задержано, толпе не важно было, что я исполню - балладу ли, старинную песнь, поэму - что угодно, да хоть ту же легенду о Джеке, которую требовал мальчик и которую каждый из этих людей, несомненно, знал с детства. А почему бы и нет?
Я взяла в руки бубен, позаимствованный до вечера у одного моего хорошего знакомого из гильдии менестрелей, тоже промышлявшего сейчас в Стодне, и с первым ударом затянула старинную песню, веселую песню-шутку о Джеке, взявшем в долг солнечный свет и отражение луны...
Обычно мне нравилось смотреть в глаза людей, для которых я пела. Певец всегда знает, что чувствует человек, вслушиваясь в музыку и слова той или иной песни, если нет, то это плохой певец. Впрочем, сегодня я не смотрела в толпу, силясь забраться людям в души, но и не закрывала глаз, как делала это, когда хотела отвлечься. Сегодня все мое внимание было сосредоточено на девочке. Меня поразило то, что, слушая веселую песню, над которой другие люди смеялись до слез, она всем своим видом выражала непонятную мне тоску. Откуда она в ней? Даже когда ее брат заливался смехом, она была уныла...
Своими неправильными вопросами и странной меланхолией девочка окончательно испортила мне настроение, а продолжать дальше развлекать народ, когда на душе скребутся кошки, было выше моих сил. Что ж... представление сегодня, похоже, будет очень коротким.
Допев песню и нетерпеливо выслушав овации, я незамедлительно сообщила слушателям грустную новость - увы и ах, но на сегодня концерт закончен. Кое-кто всерьез огорчился (не льсти себе, Моран, в городе полно менестрелей, на каждом углу стоят), кто-то пригласил переночевать в своем скромном жилище, дабы отблагодарить за песню своим гостеприимством и вкусной едой, были и те, кто оплатил мой труд звонкой монетой, но на этот раз таких оказалось немного. Но это ерунда, в любом случае, моя обычная прибыль была еще меньше, а медные лены, как-никак, тоже деньги и на вырученную сумму я могла прожить несколько дней.
Я как раз направлялась к детям, когда к ним подошла плотная русоволосая женщина лет тридцати. Судя по морщинке меж бровей, дама отличалась суровым нравом...
- Приветствую, госпожа! - улыбнулась я. - Это ваши ребятишки?
- И вам доброго дня! - ответила женщина приветливо улыбнувшись. - Мои это пострелята, милсдарыня певица. Этот вот - Перитас - мой старшенький, а это Фрити...
- Прелестные дети, госпожа! Ангелы во плоти! - Матушка довольно расправила перышки, а вот "прелестные дети" поглядывали на меня с некоторым недовольством - им неприятно было, когда в их присутствие о них говорили в третьем лице, и я прекрасно это понимала. Мальчик недовольно выпятил нижнюю губу - наверняка страшный упрямец...
Традиционный обмен любезностями был закончен, и я смогла перейти к основной части нашего знакомства с четким намерением получше узнать это семейство...
- Позвольте представиться, - я поклонилась, - мое имя Моран ВаГетгоу. Менестрель, как вы заметили.
- Ирина Борген, - приветливо улыбнулась плотная женщина. - Я торгую здесь, неподалеку. Не желает ли, милсдарыня певица, выпить с нами чаю?
- С превеликим удовольствием! - Я еще раз поклонилась и последовала за ней к палатке, устроенной между четырьмя гружеными товаром телегами. Что ж, это было именно то, чего я добивалась - хороший шанс познакомиться с семейством Борген поближе.
Одно из жизненно важных для странствующего менестреля правил - никогда не отказываться, когда тебе предлагают ночлег или пищу. Другое дело, если предложений сразу несколько, тут уж либо выбирать самое выгодное, либо, судя по обстоятельствам, отказываться от всех, потому что если предложений слишком много и исходят они от мужчин, то вполне вероятно, что вас приняли за представительницу не той профессии... Впрочем, на этот раз волноваться мне было не о чем.
Чай оказался превосходный, заваренный на листьях мяты, смородины и еще нескольких травках для Ролдера, надо сказать, довольно редких, крепкий, чуть терпкий. Слуги подали его с ежевичным вареньем и медом, и пусть мы сидели на ящиках с редисом (на востоке климат теплый и в течение года урожай этого овоща собирают не один раз), а вместо стола был борт телеги, в целом обед был прекрасный...
Медленно потягивая ароматный напиток, я между делом лениво разглядывала хозяйку. Забавно, цвет волос - единственное, чем дочь была похожа на нее. В остальном - полные противоположности! У Фрити были острые аристократичные черты лица и индигово-синие глаза совершенно удивительного чистого насыщенного цвета. Мать и брат ее были сероглазы, а черты имели довольно грубые, характерные для ролдерских крестьян, как крылья для бабочки. Может девочка пошла в отца? Да нет, вряд ли. Скорее дело было в том, что ведьмы называли Даром или Силой. Дар каким-то образом влиял на внешность и, хотя сперва это не бросилось мне в глаза, теперь, когда я заметила плохо различимую в силу юного возраста ауру будущего мага над девочкой, мне почему-то стало страшно. Интересно, знает ли об этом мать Фрити? Я решила непременно узнать ответ на этот вопрос и поговорить с девочкой, но позже, потому что сейчас Ирина Борген отправила обоих детей на скотник, приглядеть за лошадьми и поискать там некоего Януша, который по ее словам должен был выбрать двух молодых бычков для стада.
Женщина намазала маслом толстый ломоть хлеба и протянула мне. Взяв его, я облизнула губы и с удовольствием вцепилась зубами в хрустящую еще теплую горбушку.
Пока я набивала желудок, моя голова работала. Вот только все мысли почему-то двигались только в одном направлении. Справившись с угощением, я убедилась, что момент для игра в чистосердечное признание настал и самое время брать быка за рога.
- Госпожа Борген, а вы часом не знаете, почему ваша дочурка так интересуется чародеями? - спросила я и, стараясь придать беседе непринужденный характер, добавила с легкой усмешкой: - Меня, признаться, удивило, когда она подошла ко мне с просьбой рассказать что-нибудь об алхимиках... - Я закатила глаза, с таким видом, словно хотела сказать что-то вроде: "Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не убилось".
Но, несмотря на все мои старания, женщина побледнела, посмотрела на меня испугано и произнесла с сомнением:
- Фрити? - Голос ее прозвучал как-то сдавленно.
- Ну, если у вас есть другая дочь... - Я непринужденно улыбнулась, делая вид, что не заметила того напряжения, которое неожиданно проступило во всем ее облике.
- Признаться, я понятия не имею, - собравшись с духом, ответила женщина, невольно передразнивая мою манеру речи. - Знаете, милсдарыня певица, лучше и не спрашивайте меня об этом. Фрити самый НОРМАЛЬНЫЙ ребенок. С чего бы это ей вдруг волноваться о каких-то там... чародеях? Глупости все это...
- Дело ваше, - кивнула я. По какой-то, одной ей ведомой причине, женщина не желала говорить со мной на эту тему. А я не собиралась проявлять излишнюю настырность, в конце концов получить нужные ответы можно разными способами... Но, увы, вдова Борген неожиданно потеряла всякий интерес к нашей беседе. Впрочем, выгонять меня ей пока было неудобно. Что ж, я всегда считала себя порядочным гостем и уходила, как только мое присутствие начинало тяготить хозяев, но сегодня я вынуждена поскупиться принципами... Извините, госпожа Борген.
Мы продолжали говорить о пустяках, но, по прошествии какого-то времени, когда моя дорогая хозяйка была уверена, что я выбросила из головы все свои подозрения относительно ее драгоценного чада, я неожиданно вернула беседу к интересующему меня вопросу. Ирина хотела было что-то сказать, но в последний момент передумала.
- Прошу меня простить, но мне нужно работать, - сообщила она, вставая. Не особенно тонкий намек, я вам скажу! Но другого ждать не приходилось. Мое поведение выходило за границы приличий и меры соответствовали...
Это можно было бы считать концом нашего разговора, но за мной еще оставалось слово.
- Да, конечно. Меня тоже ждут дела, - подтвердила я без особого энтузиазма и тут же, словно спохватившись, добавила: - О! Кстати, я хотела спросить, вы случайно не видели здесь одного менестреля. Его зовут Родик. Нет? Родик Лопнувшая струна. Я по всему городу его ищу!
- Н-нет, - неуверенно отозвалась женщина. - Я не знаю такого. До встречи, милсдарыня певица!
- И вы прощайте.
Ах, дружище Родик! Он рассказывал свою трагическую историю всем и каждому, и это, в конечном счете, сослужило для меня неплохую службу. Спасибо, брат менестрель! Спасибо! Вот теперь у меня было все, что требовалось. Теперь я была уверена - Фрити не обычный ребенок и ее мать знает об этом, знает и боится. Вот только чего? Или кого?
Покинув госпожу Борген, я направилась прямиком на скотник, рассчитывая отыскать там брата и сестру, но, как оказалось, было уже поздно...
Дети не понимали, почему их обязательно надо было отправлять следить за лошадьми, пока Януш подбирал бычков для стада. Была ведь еще Марта, молоденькая пухлая и розовощекая Марта, оставшаяся приглядывать за жеребцами. И она, видит Бог, прекрасно справилась бы и одна, но мать посчитала иначе, и перечить ей дети не стали.
Фрити была огорчена... Ее вопросы остались без внимания, и теперь вряд ли она когда-нибудь получит на них ответы. Мать словно нарочно отправила их на скотник, специально, чтобы она, Фрити, не услышала и не узнала того, что хотела! Но мало того, что она была так подавлена, будто в насмешку над ней Перитас без конца насвистывал себе под нос корявую пародию на мелодию одной из своих любимых песен. Брат слышал ее бесчисленное количество раз, и давно уже должен был знать наизусть, но в голове у него задержались почему-то только четыре строчки... Он шел, приплясывая, и неустанно повторял то немногое, что сумел запомнить:
- Меч свой грозный Джек берет.
Есть в бою один исход...
Проигравший погибает,
Победитель брагу пьет...
- Замолчи! - не выдержала Фрити. Она готова была возненавидеть эту песню! - Сколько можно повторять одно и то же? Хватит!
- Чего захотела! - усмехнулся брат и, как ни в чем не бывало, продолжал напевать дурацкий, но запоминающийся мотив песенки.
Фрити стиснула зубы и постаралась не обращать внимания на этого несносного мальчишку. И как только он может быть ее братом? Такой идиот!
Дети миновали лавку, где невысокий толстый усач с головой обмотанной красным платком торговал пряностями. В нос ударила дикая смесь запахов: от едкого острого перца до нежного сладковатого аромата ванили, от диковинной в здешних местах корицы до куркумы, от имбиря до шафрана. Возле лавки остановился старец в ярком халате, перевязанном черным расшитым золотом и жемчугами кушаком из дорогого сукна. На ногах у него были красные, усыпанные мелкими блестящими камушками, туфли с загнутыми вверх носами. Длинные седые волосы старика, заплетенные в десятки тоненьких косичек, спадали почти до поясницы, а серебристая борода и того ниже... Перебирая связки сухих трав и ароматные порошки в холщовых мешочках, он в пол глаза обследовал проходящих мимо людей.
Фрити подняла было взгляд, чтобы повнимательней разглядеть необычного человека, но в этот момент он повернул голову... Их глаза встретились. На секунду девочке показалось, будто она смотрит в два бездонных черных колодца, в чудовищной глубине которых скрывается кошмарная древняя Сила... Тихонько вскрикнув, она отвернулась, вся дрожа от невесть откуда взявшегося страха.
Перитас ткнул ее пальцем в бок и, как ни в чем не бывало, сказал:
- Эй, сестренка, смотри-ка, а у этого старика на лбу какой-то знак нарисован, видишь? Странный, правда?
И в самом деле, меж бровей старца была нанесена выцветшая от времени татуировка - иероглиф, отдаленно напоминавший птицу с расправленными крыльями. Девочка не заметила его раньше. Да и не будь на лбу у старика никакого знака, это ничего не изменило бы. Глаза его были во сто крат страшнее, и от них, а не от странной татуировки, Фрити хотела поскорее скрыться, от них, впившихся в нее и не пускавших до тех пор, пока она не завернула за угол. Но даже теперь, когда старец уже не мог ее видеть, она по-прежнему ощущала на себе прикосновение пронзительного острого как нож взгляда.
Между тем старик, проводив детей насмешливым взором, вернулся к изучению травок, разложенных перед ним на столике.
- Интересная находка, - пробормотал он. - Не ожидал такого.
- Да, - гордо заявил хозяин лавки. - Таких восхитительных специй как у меня вы не отыщите нигде в Ролдере! Я вожу их из Алладрима, а там в таких вещах, поверьте мне, толк знают!
- С чего ты взял, любезный друг, - усмехнулся старик, - что речь о твоем товаре?
Кругом было множество людей. Всюду слышались крики торговок, предлагавших свои товары, визги детей, шорох ног, касающихся пыльной мостовой. На каждом углу поджидали прохожих жонглеры, акробаты и глотатели шпаг. Повсюду разносилась веселая музыка, но прежнего восторга и беспечности Фрити, как ни старалась, вернуть себе не могла. Она бездумно следовала за братом, боясь поднять глаза, боясь вновь встретить взгляд такой же ужасный и такой же чудесный одновременно. Девочка с ужасом понимала, что что-то в этом странном человеке привлекало ее, будто было между ними нечто общее. И мысль об этом лишь больше тревожила ее.