Она была хороша. Не сказать, что восхитительна, или ослепительна, но хороша. Добрая улыбка, искрящиеся теплотой глаза, ямочки на щеках. Если бы можно было охарактеризовать ее одним словом, это слово было бы "искренность". Такая она была - душой наружу, и все ее чувства выливались в мимику, жесты, интонации. Она не относилась к женщинам, которые притягивают мужчин физически, не относилась к тем, кто приковывает к себе взгляды. На вид она была вполне обычной. Не выделялась, не пользовалась косметикой, никогда не пыталась подчеркнуть аккуратность своей фигуры, и без одежды выглядела гораздо лучше, чем при параде. Впрочем, об этом ее достоинстве сложно было догадаться, потому что в основном все-таки она была в одежде, что, наверное, не удивительно.
Ее мужчины обожали ее, всегда и все без исключения. Она великолепно понимала и чувствовала каждого из них. Моментально перенимала их манеры, привычки, шутки, интересы. Не специально, не пыталась подстраиваться - а просто, в этом была она вся. И мужчины любили ее - любили в ней то, что похоже на них самих. Она никогда не ставила перед собой цели добиться кого-то, и ее любовь (а это всегда была несомненно искренняя и страстная любовь, без боли и без страдания, а такая, как бывает в кино ближе к концу) была только ответной. Так она и отвечала то одному, то другому - принося всем радость. Она была такой всегда, с детства. Ее первым мальчиком был ее сосед - хиппи. Она, вслед за ним, перестала мыть волосы, стала носить длинные неопрятные юбки, рассуждала о мире во всем мире и покуривала травку. Потом ей увлекся одноклассник - отличник. Они вместе готовились к экзаменам, она одновременно с ним читала книги по физике, чтоб после обсудить прочитанное, по вечерам они работали над великим открытием, которое должно было изменить мир, но так и не увидело свет. Потом был дворовый красавчик, который начал добиваться ее, поспорив с друзьями, что соблазнит "ботанку". Ему это удалось без особых усилий, и он с удивлением обнаружил, что в ее гардеробе полно модной одежды, что она очень неплохо танцует в клубах, не краснеет, когда рассказывают неприличные анекдоты, и вообще вполне себе вписывается в его круг. Они встречались достаточно долго, пока в одном из клубов ее не заметил начинающий продюсер среднего возраста. Для продюсера это была всего лишь блажь - и он был первым обнаружившим достоинства ее ню. Она для него оказалась настолько идеальной, настолько подходящей, что он испугался, и не знал, как отделаться от нее. Именно он посоветовал ей идти в актерское училище - и она стала актрисой. Она жила свои роли, и ее считали талантливой, но никто не прочил ей великое будущее. Ее любили режиссеры - игра безупречно воспроизводила все задуманное ими, никогда ни в одну роль она не вносила ничего своего. В общем, с таким же успехом она могла бы быть художником-портретистом, воспроизводя на холсте точную копию оригинала. Или парикмахером, копирующим на головах клиентов стрижки, подсмотренные в глянцевых журналах. Наверное, у нее был какой-то внутренний мир - но весь этот мир был отражением того, что ее окружало. Если она ехала в троллейбусе, то она была девушкой, которая едет в троллейбусе, ни в коем случае не девушкой, которая читает книгу в троллейбусе, или мечтает в троллейбусе, или хамит в троллейбусе. Если она покупала продукты в магазине, то она делала это именно так, как положено покупать продукты в магазине. Не портя настроения продавщицам и не поднимая его - а прочувствовав и ответив в той же тональности. Она никогда не переживала, но великолепно сопереживала. И всегда делала именно то, что от нее ждали, и при этом была совершенно искренней.
И вот так, всем сердцем любя каждого, готовая поехать вслед за любимыми на край любого света, она кочевала от мужчины к мужчине. К каждому, кто пытался ее добиться, а оных было не так уж и много. И вот что удивительно - покинутые ею никогда не страдали. Они уступали ее искренности и не могли поверить, что такая девочка может желать кому-то зла (она и не желала). А потом, если вдруг встречали ее случайно, удивлялись - и как они ее любили когда-то? Ведь это совсем другой человек. Действительно, не было уже того, что они ценили в ней больше всего - самих себя. В ней были другие. Другие интересы, привычки и манеры. Менялись любовники - менялись и интересы. Вместе с привычками и манерами.
Но однажды вдруг у нее появилось пристрастие. Собственная маленькая слабость. Секретик. Она любила встать пораньше, принять душ, разбудить поцелуями своего мужчину (ему это очень нравилось), принести ему в постель кофе, как он любит, полежать с ним рядом немного, пока он пьет кофе (а он делал это долго, с кайфом, любил растянуть удовольствие), а потом принять его ласки, посмущавшись слегка (это заводило его еще больше), заняться с ним сексом. На секс уходило намного меньше времени, чем на кофе. После этого она одевалась и отправлялась на работу в театр, или в магазин, или еще куда-нибудь, унося с собой запах любимого мужчины. Этот запах смешивался с ее собственным, и очень нравился ей. Иногда она уносила его в руке, и периодически небрежным жестом поправляла челку, или чесала носик, или, сидя, опиралась головой на ладонь, и, ощущая его, улыбалась себе, незаметно, где-то глубоко внутри, и ей от этого было очень-очень хорошо. Вот такое вот у нее было то единственное, что нравилось только ей, само по себе, взявшееся из ниоткуда.
Как-то раз утром она в очередной раз выполняла желания любимого, вторя его движениям, смешивалась с его запахом. И даже немножечко думала о том, как она будет снова весь день носить его с собой. И улыбалась себе тихонько внутри. А потом они легли рядом, головами на одну подушку, и она улыбнулась ему вслух, широко, с ямочками (он очень любил, когда она улыбалась ему после кофейного секса по утрам). И вдруг он заплакал. И поэтому она почти заплакала тоже.
- Малыш, милая моя, девочка... Прости меня... Я очень люблю тебя, ты знаешь, это так... Я хотел бы, чтоб ты была моей женой, уже давно хотел... хочу... но я не могу скрывать от тебя... Когда ты была на гастролях с театром, помнишь? Я изменил тебе... Ты не знаешь ее... но это было совершенно случайно, и я... ты... лучше тебя нет никого на свете...
- Шшшш... - она коснулась пальцами его губ, он замолчал. - Мы же живые люди, а меня не было целых две недели... - она вытерла ему слезы. - Я тоже хочу быть твоей женой.
И она улыбнулась еще шире (он подумал: только она так умеет), а глаза лучились любовью. И они обнялись крепко-крепко, кожа к коже, и лежали так целых четыре минуты, и оба были счастливы.