Чем ближе подходил день отпуска, тем сильнее придавливала тяжесть однообразной жизни.
Уже больше месяца Тимофей ничего не делал по дому. Настя не просила об этом, понимала его состояние.
Иногда он сам брал в руки инструмент, а потом, вдруг задумавшись, не понимал, зачем и для чего он у него в руке.
В прошедшее лето Тимофей так ни разу не смог выбраться на рыбалку в тайгу.
Дела и семейные заботы навалились невыносимым грузом.
На работе, в гараже сплошная нервотрёпка: сокращения, маленькая зарплата, постоянная мысль - "хоть бы до пенсии дотянуть".
А что пенсия? Ну, вдвоём с Настей худо - бедно проживут. Но разве мысль о том, а как там дети в городе с малыми внуками и с такими, же нехватками, даст спокойно спать и есть.
А жизнь в стране, с её неожиданными поворотами, инфляциями, кризисами, стихийными бедствиями - разве прибавит спокойствия.
Нет, многие стали привыкать к новой жизни, к новым порядкам.
Старая жизнь кажется уже действительно ужасным прошлым. В отпуск большинство едут за границу, на море отдыхать, разве об этом могли мечтать ещё полтора десятка лет назад.
Но вот только не чувствуется спокойствия и уверенности.
Ритм жизни стал быстрее, торопливее.
Даже на неторопливого, иногда кажущегося сонным Тимофея, он действует.
Подгоняет и не даёт расслабиться, от этого накопилась усталость.
- Как лошадь - думал Тимофей - если её всё время подгонять, то можно загнать.
Недавно вернувшийся из отпуска, напарник Тимофея советовал ему ехать в Турцию, мол, не дорого и отдохнуть среди незнакомых людей можно хорошо.
Настя тоже было заикнулась о загранице
- Может, в эту Турцию съездим? Смотри все оттуда приезжают гладкие да загорелые.
- Сейчас, только рюкзак соберу и удочки настрою.
- Вот так всю жизнь из-за твоей рыбалки ничего не видели.
Ближе к отпуску, всё само определилось.
Настю пригласила с собой невестка поехать с ней и внуками к сватам на Кубань.
А Тимофей уже жил рыбалкой на таёжной речке Паренда.
Племянник довёз Тимофея по разбитой лесовозной дороге, как можно ближе к речке.
Дальше идти пешком, дорог нет, есть только охотничьи и звериные тропы, набитые вдоль болота.
Ещё раз напомнив, что приедет через двенадцать дней, племянник развернул свой "Урал" и уехал.
Затих треск мотоцикла, и наступила тишина.
Такой тишины не бывает ни в городе, ни в посёлке, ни в деревне.
Везде своя тишина, но в тайге она особая.
Здесь нет звуков, напоминающих о людях и цивилизации.
Журчит, но ненадоедливо, а успокаивающе, таёжная, петляющая речка.
В кустах на её берегу не поёт, а удивлённо говорит птица: " Синь - синь", а потом снова: "Синь - синь".
Наверное, она хочет сказать о синем, синем небе, отражающемся в тёмной воде реки.
Над рекой, болотом и тайгой стоит тёплый, вязкий от запаха багульника, воздух.
Сквозь него пробивается грустное "Ку-ку, ку-ку".
Это знакомое до боли с детства "Ку -ку", сразу делает всё вокруг родным и домашним.
Тимофей всегда входит в этот дом без лишнего шума, чтобы не спугнуть что - то невидимое и близкое с рождения.
Это "что - то" будет теперь с ним все его дни в тайге.
Во время сна у костра, когда дым прижимается к воде и стелется вдоль реки, оно обнимет его невидимыми руками и наполнит сонного спокойствием.
Словно мать, уложив спать обиженного ребёнка, поглаживает его, а он во сне вздрагивает и счастливо улыбается.
Никогда и нигде Тимофей так не расслаблялся во сне, как в тайге. Полнейшая отрешённость и спокойствие наполняют его здесь.
Потому - то спится здесь всегда долго, давно уже пригрело солнце, ночной костёр прогорел, и седой пепел осел на спальник, волосы, лицо.
И его запах откладывается в память, как незабываемые минуты таёжной жизни.
Не хочется вставать Тимофею. Лежит и слушает, стараясь понять, о чём говорит река на своём языке. Иногда ему кажется, на мгновение, что он понял, но река уносит всё вместе с водой.
Совершенно новые звуки наполняют мир тайги. Сигнализация автомобиля была бы здесь так же несуразна, как крик петуха в бескрайних просторах моря.
Где - то послышался треск, это упала, закончив свою жизнь, сухая лиственница, ломая и приминая кусты с мелкими берёзками.
Как очередь, простучала дробь ударов дятла по сухой сосне и затихла.
За поворотом реки раздался шлепок хвостом по воде тайменя.
Для незнакомого с тайгой человека, звуков мало, он слышит только свои понятные ему, бряцание котелка и другие.
Но в тайге полно тихих звуков, в ней кипит жизнь.
Шуршит во мху мышь, заворочалась в гнезде копалуха, бесшумно прошла лиса, но её услышала, лежавшая, маленькая кабарожка и в несколько прыжков умчалась.
В небе закружил кругами коршун канюк, вот он ринулся к земле, схватил когтями мышь, уселся на вершину, проглотил добычу и издал долгий плачущий крик.
Тимофей читал о слиянии человека с природой, а тут он сам чувствовал, как она проникает в него, как он занимает своё место в жизни тайги.
Вот сейчас он встанет, и его действия начнут её менять. Он выдернет несколько хариусов из реки, разожжёт костёр, взволновав им биополе окружающего мира.
Этот мир будет следить за его действиями, пока не поймёт, что человек не хочет вреда ему, тогда он успокоится и примет Тимофея в свою экосистему.
Тимофей научился чувствовать, когда это происходило, и он из чужака в тайге становился её обитателем, её частичкой.
И эта система брала его под свою защиту, начиная работать над его разрушенным сознанием и истощённой нервной системой.
Уже на вторые, третьи сутки в нём, что - то менялось. Пропадала суетливость и чувство тревоги, а к концу пребывания в тайге, менялось понятие о смысле бытия.
Уходило всё, что было вложено жизнью вне тайги, вне природы.
- Возвращение блудного сына - думал Тимофей - Разве в этом нет, какого - то таинства, какого - то непонятного человеку смысла.
Тайга, словно рентгеном просвечивает меня, находит гнойники в душе и удаляет их.
Бывая в тайге больше двух недель, Тимофей начинал думать в унисон с ней.
В голову приходили совершенно новые мысли, прежние понятия становились ненужными и чужими.
То, что годилось для мира людей, здесь становилось мелочным и незначимым.
Все домашние проблемы и неразрешимые дела здесь решались легко, и как потом оказывалось правильно.
А самое главное - чувство свободы.
Человек никогда не бывает свободным. Его свобода зависит от свободы сознания, свободы мысли.
Границы, за которые нельзя заходить, даже в мыслях, уже не свобода.
Природа стирала в сознании эти границы, делала мысли чище и глубже.
От этого рождалось в Тимофее чувство лёгкости и безмятежности, чувство, нашедшего своё место в этом мире, человека.
А потом снова мир людей, работа, семья, новые события, другая жизнь.
- Как отдохнул? - спрашивал Тимофея напарник.
- Наверное, поймал с десяток рыбёшек, и тех съел, пока тебя ела мошка и комары.
- Точно говоришь - мечтательно улыбаясь, отвечал Тимофей, в мыслях возвращаясь снова на берег таёжной речки.
Наверное, что-то было в его лице особое - отчего напарник, вдруг плюнув, сказал
- Всё, больше никаких заграниц, следующий отпуск на рыбалку, или на охоту потрачу.