Все персонажи и события этой книги, за исключением некоторых исторических (к которым, несомненно, относится и г-н Мавроди), являются вымышленными, и автор не несет никакой ответственности перед лицами, нашедшими в этой книге то или иное случайное сходство с собой и событиями своей жизни.
"...Сказал я в сердце моем: дай, испытаю я тебя веселием, и насладись добром; но и это - суета!..."Книга Екклесиаста или проповедника гл.2 1 Еккл. 8,15
Пролог
1994год, март, Нью-Йорк
Кто-то, весь покрытый серой шерстью, с круглой шляпной болванкой вместо головы, тащил ее по узкому подземелью. Сзади их неумолимо настигала черная клубящаяся мгла, стремительно заполняющая проход, по которому они бежали. Впереди уже был виден выход с ярким пятном голубого неба, но стены подземелья начали сжиматься, и она боится не успеть, а серый вдруг остановился и крепко держит за руку, не дает ей бежать. Откуда-то в ее свободной руке вдруг возник крокетный молоток, она взмахнула им и ударила серого по шляпной болванке, которая неожиданно оказалась крокетным шаром. Шар покатился назад навстречу надвигающемуся черному мраку, и когда они соприкоснулись, там беспощадно и ярко вспыхнуло ревущее пламя. А в этом пламени горели они - мать, отец, брат, сестры и ее любимица, маленькая собачка Джемми. Они что-то кричали ей, Джемми лаяла, но все звуки поглощал стремительно приближающийся адский гул огня.
Асти проснулась посреди ночи, задыхающаяся и мокрая от пота. Всю жизнь, очень долгую жизнь, ее преследовал один и тот же кошмар, и всегда она просыпалась на одном том же месте, так ни разу и не решив для себя во сне, что же делать дальше, то ли вернуться и попытаться помочь, то ли бежать к выходу. Она позвала сиделку, пристроившуюся в старинном каминном кресле "с ушами". Та легко поднялась на ноги, как будто и не она только что тихонько посапывала во сне, и быстро подкатила к кровати столик со всеми необходимыми медицинскими причиндалами.
Да-да, именно причиндалами, - подумала Асти про себя, пока сиделка мерила ей давление, давала какие-то таблетки и поила водой из специальной кружечки с носиком для лежачих больных. Ей нравилось вспоминать старые русские слова, которые в России давно уже вышли из употребления. Она часто слушала радио из Москвы, а когда появилась такая возможность, то смотрела и телепередачи, каждый раз пытаясь уловить что-нибудь знакомое. Это удавалось редко, как правило, только если показывали Петербург. Мир вокруг стремительно менялся, она понимала это, но так и не привыкла ни к новым видам, ни к новым названиям "той" страны и "той" столицы - Советский Союз и Ленинград. Да оказалось, что и не надо было привыкать, уже несколько лет как, слава богу, вернулось все на свое место.
- Сколько же я там не была? - подумала она, попробовала про себя подсчитать и удивилась, получилось семьдесят три года, почти вся ее жизнь.
Она попыталась вспомнить, как покидала Россию. Ее, тогда совсем еще девочку, передавали друг другу незнакомые люди, имена и лица которых она уже позабыла. В памяти остались почему-то старая изба лесника, где при свете керосиновой лампы-трехлинейки, зажженной по случаю приезда гостей, по потолку над печкой с сухим шорохом сновали десятки тараканов-прусаков, таща за собой длинные косые тени; рыбачий шалаш на берегу какого-то финского озера, где ее накормили замечательной ухой; патриархальная Швеция, которая после бурлящей России казалась заколдованным спящим царством. А потом цепочка оборвалась. В вечерних сумерках германская подводная лодка торпедировала корабль, на котором она с очередным провожатым плыла в Англию. Этот человек помог ей надеть пробковый спасательный жилет. Она провела в воде всю ночь, к утру разыгрались волны, и когда рассвело, поблизости никого и ничего уже не было видно. Ей повезло, этим же утром ее подобрал норвежский пароход, идущий в Соединенные Штаты. Самого плавания она не помнила, когда ее подняли из воды, она была без сознания, сказались пережитые потрясения и длительное пребывание в холодной воде. Она заболела, заболела жестоко, но и тут удача оказалась на ее стороне. На пароходе находился известный профессор-медик Гуннар Торвальдсен, который собирался открывать клинику в Нью-Йорке. Он сделал все, чтобы девочка выкарабкалась, но во время плавания она так и не пришла в сознание. Когда корабль прибыл в Нью-Йорк, Торвальдсен поместил ее в отдельную палату своей клиники. Столь горячее участие в ее судьбе в немалой степени было вызвано тем, что она очень походила на его дочку, утонувшую во время купания пять лет назад вместе с бросившейся спасать ее матерью. Когда эту девочку подняли на борт корабля, он чуть не потерял сознание от невыносимо реального ощущения, что море возвращает ему дочь.
Жизнь безымянной пациентки несколько месяцев висела на волоске. Она то приходила в себя, то снова проваливалась в тяжелый мрак болезни, но даже в минуты просветления она не могла сказать ни одного слова, ни врачам, ни неотступно находившейся при ней сиделке. Приглашенный для консультации один из лучших невропатологов Нью-Йорка после тщательного обследования сделал заключение, что пациентка, видимо, перенесла воспаление мозга, и, возможно, ей придется во многом начинать жизнь сначала - учиться ходить, говорить, читать.
Окончательно она пришла в себя уже в январе. За окном в угасающем свете дня тихо падал снег. Она осмотрелась вокруг. Стены и потолок небольшой комнаты окрашены в салатовый цвет. Все предметы, находившиеся в комнате казались знакомы, но была в них какая-то неуловимая странность, отчего возникало пугающее ощущение одиночества, хотя рядом неотступно кто-нибудь да находился. Мысли в голове путались, перескакивали с одного на другое, и ей никак не удавалось подчинить их себе. Она твердо знала только, что ей надо вспомнить что-то очень важное, и тогда все встанет на свои места.
Находящиеся при ней сиделки и регулярно осматривавшие ее врачи пытались говорить с ней, но она не делала никаких попыток ответить кому-либо, или хотя бы жестом показать, что она понимает обращенные к ней слова. Для очередной консультации был приглашен сам доктор Фрейд, известнейший психиатр, посетивший в то время Нью-Йорк. Он провел с ней несколько часов, наблюдая и проводя различные тесты. В конце дня он встретился с профессором Торвальдсеном и, задумчиво постукивая пенсне в золотой оправе по бархатному подлокотнику кресла, сказал, что случай уникальный, и он мог бы классифицировать его как "приобретенный аутизм". Профессору Торвальдсену несомненно, известно, что при крайних случаях аутизма больной погружен в себя, и, практически, ни с кем не вступает в контакт. На осторожный вопрос профессора относительно прогноза доктор Фрейд так же осторожно отметил, что, прежде всего пациентку следует привести в надлежащее физическое состояние, а потом так же осторожно добавил, что, возможно, могло бы помочь сильное нервное потрясение, аналогичное тому, которое привело к болезни. Однако благоприятного исхода в этом случае может и не быть.
Через три месяца, благодаря усилиям врачей и массажиста девочка уже много гуляла по примыкающему к клинике саду в сопровождении сиделки, которая, следуя инструкциям профессора, не отступала от нее ни на шаг. Однако прогресса в ее психическом состоянии почти не наблюдалось. Торвальдсен перевез ее в свой загородный дом на Лонг-Айленде. Для себя он уже решил, что она будет его приемной дочерью, что бы ни случилось с ней впоследствии.
В один из жарких августовских дней восемнадцатого года во время прогулки сиделка вдруг почувствовала себя очень плохо. Она успела довести девочку до дома и прямо в вестибюле потеряла сознание. В наступившей суматохе никто из прислуги не заметил, что девочка отправилась бродить по дому. Нечаянно она попала в кабинет доктора Торвальдсена, где ее и нашли час спустя в полубессознательном, лихорадочном состоянии лежащей на полу и сжимающей в руках скомканную газету, которую доктор имел обыкновение прочитывать, вернувшись из больницы. На первой странице газеты была помещена фотография одного из самых больших трансатлантических судов - "Королевы Элизабет", фотографии известных людей, плывших на ней, и кричащий заголовок, напечатанный огромными буквами, извещал о том, что судно два дня назад торпедировала германская подлодка, но большую часть пассажиров и экипажа удалось спасти. Сочли, что это сообщение и послужило причиной инцидента с подопечной профессора. Никто не обратил внимания, что ниже в одной из небольших заметок сообщалось, что в далекой России вместе с женой и всеми детьми, был расстрелян последний русский царь, Николай Второй.
Уже к вечеру девочка пришла в себя, и Торвальдсен, вернувшийся к тому времени домой, к неописуемой своей радости заметил, что она улыбается ему и пытается что-то сказать. Наклонившись к ней, он с трудом расслышал обращенный к нему вопрос на английском, - Кто я?
- Я не знаю, мы нашли тебя в море, на тебе был спасательный жилет, поблизости никого больше не было. Ты помнишь, откуда ты плыла?
- Нет.
- Может, ты помнишь, как тебя зовут?
-... Асти... мне кажется, что меня зовут Асти, - с некоторой заминкой ответила девочка.
Профе ссор готов был поклясться, что она сказала неправду, и на самом деле ее зовут не так, и она сама придумала это имя, но промолчал. Больше о своем прошлом Асти ничего не помнила или не хотела вспоминать, как думал иногда про себя профессор. Несмотря на вроде бы имеющуюся частичную амнезию, она великолепно говорила по-немецки и по-французски, чуть хуже по-английски, но последнее было быстро наверстано. Так у доктора Торвальдсена появилась дочь - Асти Торвальдсен. Через два года она вышла замуж за одного из ассистентов профессора, и сейчас, в конце двадцатого века, являлась главой большого американского семейства, включавшего уже и ее правнуков.
Торвальдсен после смерти оставил ей целую медицинскую империю, состоящую из клиники, фармацевтического производства и сети аптек в крупнейших городах страны. Асти предоставила распоряжаться всем этим сначала мужу, а потом сыну, которые упорным трудом создали за эти годы один из крупнейших фармакологических концернов. Сама же она занималась благотворительной деятельностью, основав фонд, помогавший начинающим актерам и художникам.
Дети, внуки и правнуки, каждый по-своему, любили ее. И она, по мере сил, которых, к сожалению, в последнее время становилось все меньше и меньше, отвечала им ровным и постоянным вниманием и заботой. Каждый из них в свое время находил место в семейной империи и вносил свой вклад в благосостояние семейства. Асти часто сравнивала их с цветами на альпийской горке, у каждого свое строго отведенное место, каждый по отдельности, может быть, не так уж и хорош, но все вместе они образуют замечательный цветник. Но было одно исключение на фоне всеобщей благостности, внук Билли - этакий чертополох, выросший вдруг на унавоженной семейным капиталом клумбе. Его с детства интересовала только математика. После школы он без труда получил стипендию и поступил, вопреки уговорам глав семейного клана, в знаменитый Калтех - Калифорнийский технологический институт, находившийся на противоположном конце страны. Отец пригрозил оставить его без какой-либо материальной помощи, что и сделал вскоре, но на Билли это не подействовало. Однако институт он не закончил, так как будучи на третьем курсе организовал компьютерную фирму и вместо учебы целиком погрузился в ее дела. К началу девяностых эта фирма по доходам уже не уступала фармацевтическому бизнесу семьи, а портреты Билли не сходили со страниц печатных изданий и экранов телевизоров. Асти так и не поняла, почему компьютеры стали вдруг так сильно нужны людям, если раньше спокойно обходились без них. Она считала их усовершенствованной пишущей машинкой, да еще детской игрушкой, но очень гордилась успехами внука. Кроме того, их объединяла общая тайна, которую она так и не решилась открыть никому, кроме него. Как-то раз, когда ему было пять лет, и его отец с семьей летом приехал к Асти на week-end, Билли изрядно расшалился перед сном, и она сама укладывала его спать. Он попросил бабушку рассказать что-нибудь интересное, пообещав после этого немедленно уснуть. И она рассказала ему историю про принцессу, долго-долго ждавшую свой первый бал. Когда ей было семь лет, один музыкант написал и подарил ей вальс, который должен был исполняться только для нее на балу в честь шестнадцатилетия принцессы, а мама-королева тогда же пообещала разрешить ей надеть свои самые красивые драгоценности в этот день. Но еще до наступления этой даты королевство захватила темная сила, одной только принцессе удалось бежать, да и то она чуть не утонула вместе с пароходом. Билли, неоднократно слышавший историю чудесного спасения бабушки, тут же сделал вывод, что бабушка и есть та самая принцесса, но он а сказала, что это страшный секрет, и Билли торжественно поклялся, положив руку на Библию, что никому об этом не расскажет. Так вот и возникла объединившая их тайна.
Ей самой иногда уже начинало казаться, что она придумала эту историю во время болезни или после того, как увидела ту газету, которая так помогла ей в начале ее жизни. Уже много лет спустя, она заказала в библиотеке конгресса копию этого номера " The New York Times" и, оставаясь одна, часто ее перечитывала, как бы пытаясь опять почувствовать то время и те ощущения, чтобы самой утвердиться в том, что та жизнь в России - это реальность, а не плод больного воображения.
А недавно, когда Асти почув ствовала себя совсем плохо, она позвонила Билли и велела ему срочно приехать. Во время встречи она дала ему ключ от секретера и попросила принести лежащую там газету. Трясущимся пальцем показала на фотографию.
- Помнишь ту историю про вальс для принцессы? Видишь, это я.
- Так это все-таки правда?
- А ты разве сомневался? Мне казалось, ты сразу поверил.
- Ну, да...когда был маленьким. А после, если честно, я старался даже не думать об этом. Да и успел убедиться на своем опыте, что чудес не бывает. А как получилось, что здесь пишут о твоей гибели?
И тогда она дрожащим старческим голосом, останавлива ясь, чтобы передохнуть и попить, рассказала ему все.
Глава1
1994год, поезд Иркутск-Москва, понедельник, 11 июля
- Киров через полчаса, два часа опоздания! - прошла по коридору спального вагона проводница.
До Москвы оставалось двенадцать часов езды. Поезд, наклоняясь на повороте, мчался вдоль высокого берега реки. В купе сидели двое. Невысокий поджарый мужчина лет шестидесяти, с выбритой загорелой головой, до предела отодвинул оконную занавеску правой рукой, на запястье которой был наколот штык1 , и внимательно вглядывался вдаль, где далеко за заливными лугами низкого берега реки угадывались искаженные маревом теплого воздуха серо-голубые призрачные контуры далекого города.
- Что, Вальтер, никак уже Москву высматриваешь? - с усмешкой спросил его спутник, крепкий широкоплечий парень в адидасовском спортивном костюме, тоже бритый наголо.
- Ты, Шнур, жизни еще не видел, перед прокурором острить будешь. Видишь, вон за рекой, вдали трубы дымят? Это городок такой, Кирово-Чепецк называется. Я там, в начал е шести десятых срок мотал, вроде как химкомбинат строили. Я-то, сам понимаешь, не работал, в отказе был. Но это не интересно, интереснее другое. В нашем бараке сам Эдик Стрельцов шконку давил. Ты хоть знаешь, кто это такой?
- Ну, Вальтер, ты уж меня совсем за лоха держишь. Футболист он был известный, за "Торпедо" играл. У "Торпедо" стадион имени Стрельцова называется.
-За "Торпедо"... Да он тогда не хуже Пеле играл! Если бы в пятьдесят восьмом вместо тюрьмы на чемпионат мира попал, еще неизвестно, кого бы лучшим футболистом признали, его или Пеле.
- Загадала бабушка после обеда посрать, да пообедать не пришлось. Чего ж он так? Ведь если по-нашему считать, он в авторитетах был, а форшманулся как фраер?
- Шерше ля фам, как говорят французы.
- Чего, чего?
- Баба его подвела. Вроде как по обоюдному согласию все было, а она на следующий день ментам накатила, ну Эдик и попух, да еще Огонька с ним как подельника из футбола выкинули.
А это кто такой?
- Огоньков - защитник был такой, тоже за сборную играл. Ну, его-то никто сейчас не помнит, а Стрелец, как откинулся, еще поиграл. Был даже лучшим футболистом Союза за сезон признан, но в сборную так и не взяли. А жаль, наши тогда на чемпионате мира четвертыми стали, а играл бы Стрельцов, может и в финал попали бы. Да что говорить, дела давно минувших дней.
- Ну и как ему торчалось?
- Сам знаешь, сидеть за мохнатую не в масть, но Эдика не трогали. А я раз ему десять банок тушенки проспорил.
- Как это?
- Ну, он сказал как-то, что в "девятку" и в сапогах пробьет, мы все тогда в кирзе ходили.
- И как, попал?
- Да ворот-то не было. Я поставил ведро с водой на леса. Мячик детский взяли, резиновый, но большой. Помнишь, "Наша Таня громко плачет...", хотя откуда тебе... Ну, он метров с двенадцати как дал, ведро опрокинул, мячик напополам.
- Да, вот она судьба. Все ведь у парня было, бабки, шалашовки, в авторитетах ходил. А какая-то чувиха весь фарт срубила.
- Ладно, отвлеклись мы что-то, подъезжаем уже к Кирову. Тут стоянка пятнадцать минут, сбегай на телеграф на вокзале. Там на твое имя до востребования телеграмму должны отбить. Мне решить надо, то ли я сразу в Ленинград махну, то ли в Москве осяду.
Шнур вернулся через десять минут, подал Вальтеру телеграмму. Тот прочитал вслух, - последнее место жительства - Москва.
- Ну, вот и решилось, оседаем в Москве. Сходи в восьмой вагон, где радиоузел, дай бабла и отправь телеграмму Чингизу, пусть хату готовит и завтра встречает.
Глава2
1994год, Москва, понедельник, 11 июля
С утра небо подернулось серой пеленой низких облаков, и зарядил мелкий дождик. После тридцатиградусной жары, которая стояла всю первую июльскую неделю, это было даже приятно, но Николай Денин, высокий крепкий парень, двадцати семи лет от роду, программист, не замечал ни дождя, ни прохлады. Он быстро шел по Новослободской улице и уже пять минут безуспешно искал и никак не мог найти туалет.
Вчера на даче у однокашника и хорошего приятеля, Вовки Казаковцева устроен был легкий пикничок с шашлыками, пивопитием и двумя милыми воспитательницами из выездного детского садика, который на лето располагался в близлежащих окрестностях. Вовка говорил, что дамы знакомы ему не первый год, вел себя он вначале одинаково раскованно с обеими, поэтому Николай не сразу определил, с какой из них ему приятелем предназначено устанавливать более близкое знакомство. Ему вообще-то сразу понравилась Люда, брюнетка с вьющимися длинными, до плеч волосами и светло-серыми глазами, сочетание для большинства мужиков просто убойное. Как оказалось, Володька не имел ничего против, он усердно ухаживал за смешливой кареглазой фигуристой хохлушкой Оксаной, которая в результате и осталась с ним на даче. А Николай пошел провожать Люду до территории детского сада, ей надо было, как она сказала, подменить ночную нянечку, к которой приехал муж. Да и как-то не подавала она никаких намеков на возможность перевода отношений в другую плоскость в первый же вечер. По дороге в процессе легкого трепа выяснилось, что у Оксаны с Володькой еще в прошлом году прошелестел легкий летний роман. Потом разговор как-то затих. В траве возле тропинки, по которой они шли, безостановочно стрекотали кузнечики, в ближнем перелеске кричала ночная птица. Ночь была теплой, и хотя безлунной, но безоблачной, поэтому было почти светло.
Ворота в заборе, окружавшем территорию лагеря, закрывались в десять вечера. Зная это, Люда сразу направилась к заветной дырке, которая существовала в заборе, наверное, с момента его постройки. Расстались они без излишних церемоний,- пожелали друг другу спокойной ночи, Николай отодвинул и придержал две полуоторванных доски, Люда легко скользнула в образовавшуюся щель, как проструилась. Тут на Николая что-то накатило, он окликнул ее и, просунув голову в щель в заборе, поинтересовался, не согласится ли она встретиться с ним в следующие выходные, и сказал, что передаст с Оксаной номер своего рабочего телефона. Люда, рассмеявшись, спросила, не с головой ли профессора Доуэля она имеет дело, но согласилась, пообещала позвонить в четверг и, еще раз пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись.
Пройдя полдороги до дачи, Николай понял, что пива было выпито много. Он остановился, дернул молнию на джинсах и окропил серебристую в свете еще не угасшей вечерней зари траву. Как всегда после этого наступила легкость и какое-то успокоение, и всю оставшуюся часть дороги он неотступно думал о Люде. Он был холост, периодически у него возникали романы той или иной степени сложности и длительности. В прошлом году он даже чуть было не женился, но когда дело подошло уже к обсуждению места проведения медового месяца ( а в качестве возможных вариантов рассматривались Венеция и Париж - зарабатывал он неплохо ), Николай из случайного разговора узнал, что у невесты есть также альтернативный вариант и для него самого. Он тогда вспылил в разговоре с ней, разругался вдрызг, и в должность мужа его невесты вступил запасной жених. Николай неделю ходил в состоянии мутной злости на весь белый свет. Н о все как-то на удивление быстро затянулось и заросло, и, встретив ее случайно через пару месяцев на дне рождения у общих знакомых, он даже, в шутовской правда форме, пожелал ей счастливой семейной жизни и кучу детишек, на что она в ответ ехидно пожелала ему кучу жен. Любви тут, пожалуй, и не было, была попытка устроить жизнь, стать в общее русло, наконец, обзавестись детьми. В последнее время Николай почему-то все чаще думал о сыне, о том, как они вместе будут строить модели самолетов, как будут ходить в походы, как научит его постоять за себя, у самого Николая был первый разряд по самбо, и, наконец, просто станут друзьями.
Добравшись до Вовкиной дачи он не пошел в дом, чтобы не смущать стуками дверей и прочими шумами своего друга и его пассию, а устроился на широкой лавке в предбаннике старой баньки, подложив под голову накрытые полотенцем веники.
Сегодня же утром пришлось встать довольно рано, так как машина была в ремонте, приехал он к Володьке на электричке, и обратно предстояло добираться так же. Вагон был забит, около двух часов пришлось простоять в прокуренном тамбуре, и уже где-то на полдороге он почувствовал, как крутит у него в животе. На Савеловском вокзале первым делом бросился в туалет, слава богу, полегчало. Видимо то ли пиво оказалось несвежим, то ли достался ему плохо прожаренный шашлык. Ну, сейчас причина не имела значения, надо было ехать на работу. Николай сел на троллейбус, но стоило ему проехать пару остановок, как живот скрутило так, что он, расталкивая пассажиров портфелем, продрался через уже закрывающуюся дверь и выскочил на улицу. На Новослободской, как назло, поблизости туалетов не оказалось. Пришлось углубиться в старые кварталы, где, как он знал, часть домов, постройки еще чуть ли не девятнадцатого века, уже была выселена и частично снесена.
Под ногами хрустел битый кирпич и стекло. Посреди двора, образованного старыми трехэтажками, стоял огромный мазовский автокран счерным с побитыми боками шаром, свисавшим со стрелы на длинном тросе. Дизельный движок крана нещадно чадил сизыми вонючими выхлопами солярки, хотя обе кабины, водителя и крановщика оказались пустыми. Николай огляделся и быстро направился в единственный подъезд старой заброш енной трехэтажки, в которой вместо окон зияли пустые темные проемы. Дверей в квартирах на первом этаже тоже не было. Николай заскочил в ближайшую, по привычке цивилизованного человека кинулся было в туалет, но в нос шибануло так, что он поспешно метнулся в одну из комнат и пристроился над просветом между двумя половицами. Спазмы, буквально выворачивающие наизнанку, шли один за другим. Так он просидел, наверное, минут десять, пока рези в животе не прошли. Хорошо еще, что в портфеле оказался старый номер спортивной газеты.
Когда Николай поднялся на дрожащих от слабости ногах и уже застегивал джинсы, он услышал, как несколько человек прохрустели по битому кирпичу во дворе и зашли в тот же подъезд.
Наверное, строители,- мелькнуло в голове у Николая. Он великолепно понимал, что ничего криминального не совершил, не он первый побывал здесь со столь неприглядной целью, д а и сами строители вряд ли куда-то далеко бегали по нужде. Но, все равно, чувство какой-то вины перед незнакомыми людьми слегка свербило где-то внутри, как у первоклассника, который первый раз пришел в школьный туалет, где двери с кабинок давно уже сняты, и вот ему при целой толпе сверстников надо присесть по-большому, как на сцене, на бетонном возвышении, в которое вделан унитаз. Мало кто при этом способен почувствовать себя артистом и с блеском исполнить старую как мир роль.
Николай помедлил, ожидая, что строители пройдут либо выше, либо в другую квартиру, но шаги приблизились, и в дверном проеме возник здоровенный небритый жлоб в мятом пиджаке на голое тело, в драных трениках и не менее драных кроссовках, причем из обеих торчали большие пальцы ног, похоже через специально вырезанные дыры. Из-за спины жлоба выглядывали еще двое. Один маленький, кругленький, одетый в желтый строительный комбинезон, второй - длинный, ростом со жлоба, но в отличие от него тощий как сосиска. Худобу его не скрывал даже просторный потрепанный зеленый, похоже хирургический костюм, болтавшийся на нем как на водопроводной трубе.
О, блин ! - сказал маленький, - Смотри, мужики, никак у нас гости, да еще с портфелем. Небось, интеллигент! Щас он нам мораль прочитает.
Какие нахрен гости, - неожиданным басом отозвался тощий. - Ты понюхай, он в хате насрал! Ну-ка, Гриня -подтолкнул он жлоба в спину, - объясни интеллигенту что к чему.
Ща! - прохрипел жлоб. -Ща трохи поучим!
Он, тяжело ступая, направился к Николаю.
- Стой, мужики! - крикнул Николай, понимая, что ситуация оборачивается в опасную для него сторону. - Даю пятьдесят долларов в качестве моральной компенсации, и расходимся. Он вытащил из внутреннего кармана джинсовки зеленую бумажку, которую утром как раз собирался поменять в обменни ке возле своего офиса, помахал ею перед носом замершего как собака на стойке жлоба, и осторожно отошел на пару шагов назад.
- Ни хрена себе! - возмутился тощий, - Ты, можно сказать, душу нам своим дерьмом испакостил, а хочешь бумажкой отделаться. Гриня, начисти ему чавку, да посмотри, что у него там еще в карманах есть!
Жлоб опять двинул вперед, а за ним, как пехота за танком, не опережая, но и не отставая, пристроились два соратника. Николай, помня, что лучшая защита - нападение, подскочил к Грине. Тот, от души размахнувшись, запустил кулак в голову Николая. Попади он, тут бы и кончился жизненный путь программиста Коли Денина. Но сработали закрепленные пятью годами занятий самбо рефлексы. Николай присел, и, когда ядреный Гринин кулак, могуче рассекая воздух, как ракета пронесся над его головой, он правой рукой быстро ухватил Гриню за лацкан пиджака, сильно дернул его на себя, выводя из равновесия, одновременно еще глубже подсел, левой рукой ухватил переднюю ногу противника и, с трудом поднимаясь, провел классическую "мельницу". Гриня глухо ухнул, приземляясь спиной на кучу кирпича, что-то у него внутри громко екнуло и булькнуло, как если бы там был бурдюк с водой, и затих Гриня, словно бык на арене корриды, когда у него уже торчит из загривка шпага тореадора.
Николай, подхватив портфель, бросился к выходу. Оставшиеся без тяжелого прикрытия пехотинцы порскнули в стороны, как зайцы от волка. Но недооценил их Николай. Тощий, уходя с его пути, подхватил с пола половинку кирпича и с поворота, развернувшись пружиной, как метатель диска, запустил ему вслед. Кирпич глухо хрястнул в затылок, и Николай, замерев в бегу, осел на подогнувшихся ногах и упал на спину.
Маленький с опаской уже подвигался к нему, когда его окликнул тощий, который сидел на корточках над жлобом. -Бля буду, Банан, Гриня копыта отбросил. Маленький кинулся к нему, склонился над Гриней. Вдвоем они тормошили его, хлопали по щекам, но недвижим был Гриня, как куча кирпича, на которой он лежал.
Осиротевшая парочка подошла к Николаю. Они порылись в карманах и кроме полтинника нашли еще триста долларов, поскольку в пятницу в офисе Николая была еженедельная получка. Банан открыл портфель, вытряхнул его, но там кроме пластиковой папки -уголка с бумагами и пары толстенных книг на иностранном языке ничего не было. Банан на всякий случай тряхнул каждую из книг, держа обеими руками за переплет, отбросил их в сторону, потом вытряхнул бумаги из папки, белые листы усеяли пол. Затем он наклонился над Николаем, потрогал его.
-Слышь, Хирург, а этот ведь, похоже, тоже готов.
-Вот это ни хрена себе! А че делать-то? Участковый же нас срисовал, когда мы сюда шли.
Троица бомжей квартировала в пустом доме уже третью неделю. Рынок, расположенный рядом, возле метро Новослободская, какое-никакое, а пропитание давал. Стояло теплое сухое лето, квартал был тихий, жильцы из ближайших домов выселены, благодать, да и только. Идиллию омрачал только участковый Семеныч, который, несмотря на близкую пенсию и опустевший квартал, бдительно нес службу. Троицу он засек быстро, припер к стенке, когда они ужинали вареной курицей, которую им послала в этот день удача в лице зазевавшегося лоха на рынке. У Грини и Хирурга были даже паспорта, которые Семеныч и изъял, сказав, что вернет в любую минуту, при условии, что они после этого исчезнут с глаз его долой. Но место было хорошее, никто их особо не беспокоил, и троица медлила выполнять условие коварного участкового, пути с которым у них все же периодически пересекались.
Может, закопаем? - предложил Хирург.
-Да, блин, двоих ты до вечера закапывать будешь, особенно Гриню. Опять же строители тут.
-Слушай, Банан, твою мать, ты же вроде как механизатором в колхозе работал?
-Ну, дак чего?
-С автокраном разберешься?
-Да приходилось работать даже, чего разбираться-то.
-Давай тогда этой хреновиной пару раз по дому трахнем, их завалит и все дела. А мы паспорта у участкового заберем и смотаем. Все равно ведь сегодня собирались из-за сноса куда-нибудь переселяться. На Гринин фотографию с твоей рожей переклеим, у меня есть тут один знакомый возле Савеловского вокзала, сделает, а потом мотнем куда-нибудь подальше, деньги есть сейчас.
-А строители придут?
-Да ты что, они за получкой побежали, а потом мимо магазина не пройдут. Их еще час, небось, не будет. Давай быстро, перетаскиваем жмуров к стене, чтоб получше завалило !
Пристроив тела усопших, деловая парочка рысцой поспешила к автокрану. Банан влез сначала в кабину шофера, переключил там что-то. Затем сел в кабину крановщика. Хирург взялся осуществлять общее руководство, встав под стрелой перед кабиной. Он как дирижер махнул рукой влево, и стрела крана послушно пошла за взмахом руки, за ней с отставанием лениво потащился чугунный шар. Так понемножку Банан раскачал его на полную амплитуду стрелы и троса. Когда шар достигал крайних точек размаха, колеса с этой стороны автокрана слегка отрывались от земли. Кран переваливался с одного бока на другой как корабль на волнах, поскольку боковые опоры знатный механизатор Банан выдвинуть забыл. Но даже в крайней точке шар не касался стены дома, чуть-чуть не доставал, буквально считанные сантиметры.
Движок крана тарахтел как нанятый, перекрывая все звуки в округе, поэтому Хирург, улучив удобный момент, когда все четыре колеса крана встали на землю, подтянулся на руках, ухватившись за кабину, и прыгнул на край дверного порожка, благо дверь у кабины вообще отсутствовала. Укрепившись на порожке, он проорал в ухо напарнику - Слышь, Банан, трос немного страви на обратной отмашке, а то не достает. И как можно быстрее стрелу к дому разворачивай, чтоб вдарило как следует!
Банан выпустил метр троса, когда стрела в очередной раз шла от дома, и от души, до отказа рванул рычаг поворота стрелы в обратную сторону. Чугунный шар с глухим треском вломился в стену дома между первым и вторым этажами и исчез в туче пыли. Автокран повело вслед за шаром, он встал на два колеса, и мгновение стоял так, словно не решаясь двигаться дальше. В этот момент дом как-то надсадно крякнул и осел в районе пролома. Старая двускатная крыша прогнулась в середине, дом был похож сейчас на старую больную птицу, в последний раз расправившую крылья перед тем, как упасть на землю и умереть. Кран рухнул на бок, двигатель заглох, и во дворе наступила тишина, правда, тишина городская, представляющая собой ровный шумовой фон от сотен машин, движущихся по соседним улицам.
-Едриж твою в кочерыжку! Ну, ты и козел !
С этими словами из кабины вылезла длинная тощая фигура Хирурга, сейчас уже в непонятно какого цвета одеянии. За ним на четвереньках выползал обхаянный механизатор широкого профиля. Они подошли к родимому подъезду. Войти внутрь не представлялось возможным, часть стены первого этажа рухнула отдельными блоками кирпичей, штукатурка местами отвалилась, обнажив решетку серой дранки, а местами висела на этой дранке. Над всем этим месивом угрожающе нависли надломленные балки деревянного перекрытия второго этажа.
-Ну, теперь тут хрен кого найдешь,- нарушил молчание Банан. - Давай почистимся и к Семенычу. Скажем, что Гриня за билетами ушел, возьмем документы и слиняем. У меня в Савелове кореш, у него в сарае перекантуемся, да и сейчас можно на грибах деньгу зашибить.
Прохрустели шаги по двору, две серые фигуры, одна низкая, другая высокая исчезли между домами, и опять наступила тишина, нарушаемая только какими-то скрипами, тресками, шорохами в полуразрушенном доме, потревоженные части которого пытались обрести хоть какое-то равновесие, чтобы просуществовать тот недолгий отрезок времени, который им оставался.
Николай очнулся, открыл глаза, но ничего не увидел. Кругом была кромешная тьма. Он сделал попытку протереть глаза, но с ужасом ощутил, что не чувствует левой руки. Жутко ломило затылок, очень хотелось пить. Правой рукой он попытался определить, что же случилось с левой. Оказалось, что на ней лежал тяжел ый кирпичный блок, который ему с большим трудом удалось чуть -чуть отклонить от себя. Подвинувшись всем телом, он вытащил зажатую руку из-под кирпичей и начал разминать и массировать ее сверху вниз. Он помнил, что у него болел живот, что он зашел в какой-то двор, где стоял автокран. Вспоминался какой-то здоровенный хохол, который почему-то угрожал ему, Николаю, но все остальное тонуло как в сумраке.
Левая рука начала отходить, сначала по ней побежали мурашки, превратившиеся в остро-зудящее, до нетерпения, ощущение, когда он попытался пошевелить пальцами. Потом от плеча к запястью пошла теплая волна, и, наконец, он почувствовал пальцы. Слава богу, рука оказалась цела, а ноги свободны, только сильно болело ушибленное чем-то колено.
Николай сел и попытался наощупь определить, где же он находится. Вытянув руки, он нащупал над головой деревянную балку, на которой лежал огромный цельный кусок стены. Ему повезло, что балка одним концом легла на пол, а вторым осталась держаться на уцелевшей стен е, и что она выдержала вес части другой, упавшей стенки.
-Как шалаш у Ленина в Разливе,- почему-то мелькнуло у него в голове. Немало сам подивившись пришедшему на ум сравнению, он прополз в ту и другую сторону своего укрытия и понял, что основательно завален. Он начал было разбирать завал с одной стороны, но опять наткнулся на цельный кусок стены, даже пошевелить который он был не в состоянии. Пришлось попытаться выбраться в другую сторону. Здесь дело пошло лучше, небольшие кирпичные блоки и прочий мусор он отбрасывал за спину, и через полчаса работы впереди открылся просвет. Глаза сразу заслезились от яркого света, снаружи уже вовсю сияло солнце, хорошо в кармане был носовой платок. Еще через пять минут, отвалив наружу с помощью ног наиболее крупные куски упавшей стенки, он выбрался в уцелевшую часть комнаты возле углового окна. Аккуратно забравшись на подоконник, осторожно сполз во двор. Ноги и руки дрожали, он присел на какую-то доску и расслабился.
Увидев лежащий на боку автокран, он сразу вспомнил, что же собственно произошло до того, как он потерял сознание. Тут он произвел ревизию содержимого своих карманов и понял, что остался без денег. Бумажник он еще в пятницу с утра оставил дома, машина была в ремонте, после работы сразу собирался за город, поэтому одел джинсу, а в джинсовой куртке бумажник держать было неудобно. Получка растворилась вместе с бомжами. В принципе до офиса недалеко, три остановки на троллейбусе, но появиться там в таком виде он не мог себе позволить, все-таки представительство одной из крупнейших американских компьютерных фирм. В метро тоже не сунешься, милиция или заберет или выгонит наверх. Тормознуть бомбилу, с которым можно было бы расплатиться, взяв деньги дома, в таком виде не получится.
Он нашел тысячу рублевой бумажной мелочи в заднем кармане джинсов, на поездку домой с двумя пересадками на троллейбус и автобус хватало. В переходе купил три талончика и вскоре благополучно оказался в уже почти родном Алтуфьеве. Было уже около часа дня. Позвонив на работу, он договорился об отгулах на три дня, благо такая возможность имелась. Помывшись и по мере возможности обработав ободранную местами кожу и на ощупь смазав перекисью ссадины на затылке, принял пару таблеток снотворного и активированный уголь, с трудом проталкивая в горло с помощью кружки воды шершавые, как наждачная бумага таблетки, и благополучно вырубился до утра.
Глава3
1994год, Москва, вторник, 12 июля
На следующий день Николай проснулся рано, чуть слышно пощелкивающие настенные часы показывали еще только шесть утра. Левая рука распухла и болела, саднило затылок, под волосами прощупывалась огромная шишка. Ушибленное колено тоже ныло, но тут Николай вспомнил про портфель. Вчера он как-то забыл про него. Прежде всего, портфель стоил весьма недешево сам по себе, поскольку был из настоящей крокодиловой кожи. Его подарили Николаю, когда он проводил в Штатах в головном офисе фирмы презентацию своей разработки. Кроме того, там лежали две книги по новым компьютерным технологиям, которые его коллега только-только выписал из Штатов, заплатив за это около пятисот долларов. Подумав, Николай решил, что стоит съездить и попытаться добраться до потери, если дом еще не снесли.
Он позвонил в авторемонт, работать там начинали рано, его "мазда", слегка помятая в недавней аварии, была уже готова. Он доехал до мастерской на автобусе и через пятнадцать минут был около места, где вчера все так неудачно сложилось. Машину пришлось оставить на Новослободской. Он достал из багажника домкрат и перчатки, и прошел во двор, где было пусто, и в том же положении валялся кран.
Николай надел перчатки, и с домкратом в руке подошел к окну, из которого вчера вылез. Прикинул, где был портфель, когда он бежал к выходу. Получалось, что нужно лезть в "шалаш" и отваливать кусок стены, закрывавший второй выход. Он влез в окно, расчистив проход, добрался до мешавшей ему преграды. Но о снование домкрата не во что было упереть, пришлось сходить за топориком, вырубить в половице ямку для упора. Покачав несколько минут домкрат, удалось отодвинуть блок кирпичей, который упал, с грохотом развалившись. Николай осторожно выглянул из шалаша и обомлел. Портфель лежал почти рядом, придавленный черным куском чего-то похожего на битум. Возле него лежали драгоценные книги. Листы черновика проекта, который он возил на дачу к Володьке Казаковцеву, чтобы узнать его мнение, были почему-то разбросаны по полу, но на них можно было плюнуть, распечатать новый экземпляр-дело пяти минут. Зато дальше возле стенки тихо прикорнул вчерашний жлоб. Судя по тому, что здоровенное чугунное ядро, придавившее ноги, не мешало ему, как и густо облепившие его мухи, беспокоиться о здоровье жлоба уже не стоило. Николай придвинул портфель к себе и хотел отбросить черный камень, лежавший на нем, и оказавшийся не по размеру тяжелым, как вдруг от камня отвалился тонкий плоский черный кусок и упал на один из рассыпанных листов. На месте обломка виднелась грубая мешковина. Николай тряхнул находку, внутри мягко шевельнулось что-то увесистое. Он решил внимательно обследовать эту вещь дома. Аккуратно спустил за окно свои инструменты. Перевесившись через подоконник, еще аккуратнее опустил на землю портфель. Положив на подоконник странную находку, вылез во двор. Подобрав вещи, он пошел к машине, положил все, что держал в руках, в багажник и поехал домой.
Когда Николай уходил со двора, в открытом окне дома, стоявшего через двор напротив развалюхи, блеснул солнечный зайчик. Этот дом еще не выселили полностью, и в квартире на третьем этаже двое братьев-близнецов, Олег и Игорь, двенадцати лет от роду, от нечего делать рассматривали окрестности в старый трофейный, привезенный после войны из Германии дедом, цейсовский бинокль. Квартира была заставлена тюками и коробками, на завтра был назначен переезд на новое место в далекое Митино. Родители ушли по делам, а братья рано поднявшись, не знали чем заняться. Любимое занятие - компьютер, был уже упакован, телевизор и книги тоже. Удалось найти бинокль. Он, несмотря на потертый вид, оптику имел превосходную, и братья сначала смотрели на бледно-серый диск луны, которая сегодня взошла с утра и сейчас висела в синем июльском небе прямо над развалюхой. Потом они заметили странные действия человека, пытавшегося зачем-то залезть в окно дома, который вчера два каких-то, по общему мнению братьев, придурка пытались развалить, уронив при этом кран. Братья этот момент как раз видели и, надо сказать, были в полном восторге.
Увидев, что незнакомец ушел, они подождали минут десять и, выйдя во двор, подошли к окну, в которое он лазил. Помогая друг другу, они влезли туда, а через пару минут бледные и перепуганные уже выпрыгнули обратно и быстро побежали к себе домой. Вбежав в квартиру и тщательно заперев двери, братья пришли в себя. Постепенно впечатления от вида Грининого трупа растворились в соображениях по поводу того, что можно было бы из этого извлечь полезного. Они были горазды на выдумки. Общим решением определили план действий - позвонить в милицию и посмотреть, что они будут делать, но на глаза ментам не показываться, а то еще припутают. При этом был обсужден и составлен текст сообщения, в котором использовался даже такой технический термин, как " чугунная баба", обозначавший шар, которым кран крушил дома в округе.
Братья не стали звонить из дома, поскольку знали о возможности определения телефонного номера звонящего абонента. У них у самих в квартире стоял телефон с автоматическим определителем. Они пошл и к ближайшему телефону- автомату, и Игорь, который мастерски умел подражать голосам, набрал 02 и "включил взрослый голос", - Во дворе дома пятьдесят шесть по Новослободской сносят трехэтажку. Там в комнате под чугунной бабой лежит труп, - бодро отрапортовал он и повесил трубку. Оставалось только ждать, что предпримет милиция. Чтобы ожидание не было томительно скучным, они купили большой брикет пломбира и с комфортом расположились в своей квартире около окна, выходящего во двор. Ждать пришлось долго, но развернувшиеся во дворе события вознаградили ожидание с лихвой.
Николай же вернувшись к себе домой, первым делом расстелил на столе газету, достал пассатижи, ножницы и скальпель из ящика стола, где держал инструменты. Осторожно снял с находки черное покрытие, оказавшееся то ли гудроном, то ли высохшим варом, который как вспомнил Николай, дедушка в деревне использовал для приготовления дратвы, когда подшивал валенки. Под почерневшей мешковиной явно прощупывалась большая металлическая коробка. Николай осторожно взрезал ножницами мешковину и вытащил оттуда старинную красивую жестяную коробку в виде стилизованного сундучка, на верхней крышке которого крупно было написано - Шоколадные конфеты "Ампиръ ", а чуть пониже буквами помельче - " Эйнемъ, товарищество паровой фабрики шоколада, конфет, и чайных печений. Год основания 1867 ".
-Ну,- потер руки Николай,- сейчас попьем чайку с конфеточками, которым, небось, сто лет в обед!
Он аккуратно поддел крышку лезвием столового ножа и открыл коробку. Там лежал завернутый в пергаментную бумагу тяжеленький сверток. Николай снял с него первый слой бумаги, второй, третий. На столе перед ним лежали : плоский вишневого цвета бархатный футляр, размером почти с коробку, но значительно более тонкий, прямоугольный сверток и два увесистых длинных столбика, тоже завернутых в пергаментную бумагу. Николай неудачно развернул один из увесистых столбик ов, по столу рас катилась кучка желтых монет с двуглавыми орлами на одной из сторон и профилем Николая Второго на другой.
Ничего себе! - ахнул он про себя, - как в кино, настоящий клад! Да, дом же очень старый, кто-то, наверное, в семнадцатом году или в гражданскую припрятал. И коробка из-под конфет тоже дореволюционная.
Вишневый бархатный футляр лежал вверх дном. Он перевернул его и, совершенно обалдев от увиденного, чуть не выронил из задрожавших рук. На верхней крышке футляра золотом был вытиснен двуглавый орел, ниже витиеватым шрифтом с завитушками выделялась надпись "К.Фаберже", а еще ниже строгим четким шрифтом шли названия трех городов, "Санкт-Петербург - Москва - Лондон".
Николай нажал боковую защелку и трясущимися от волнения руками открыл футляр. Многочисленные искорки солнца брызнули в глаза, отразившись от россыпи прозрачных и зеленых ограненных камней. Камни были вмонтированы в тончайшего узора подвески из белого металла, которые крепились к нескольким параллельно идущим цепочкам, образующим полумесяц. В центре каждой подвески находился сравнительно большой, с ноготь мизинца, зеленый камень, а вся подвеска была усыпана другими, - совсем крошечными прозрачными кристалликами.
-Изумруды и бриллианты! -мелькнуло у него в голове.
Николай как-то посещал с одной подружкой чехословацкий магазин "Власта", где та надолго зависла над бижутерией, и знал, что подобного рода изделие называется колье. Слева и справа от колье в небольших углублениях лежали такого же тончайшего узора сережки, тоже с разноцветными камнями. Николай взял в руку сережку, удивился ее ощутимому, несмотря на ажурность, весу, подошел к окну, осторожно провел краем сережки, на котором прилепились крошечные ограненные кристаллики, по стеклу. На стекле остались две легкие параллельные царапины. Точно, бриллианты! Он, как во сне, вернулся к столу и положил сережку на место. Информация об аукционах Сотбис и Кристи сейчас регулярно появлялась в прессе, и он понимал, что если говорить о стоимости колье и сережек от Фаберже, то речь будет идти даже и не о десятках, а, пожалуй, о сотнях тысяч долларов. Машинально он взял в руки сверток, завернутый в пергаментную бумагу, и стал его разворачивать. Делал он это уже совершенно автоматически, без интереса, все чувства были как бы заморожены. Когда он снял бумагу, в руках у него оказался изящный деревянный футляр из карельской березы с овальными краями и углами. На футляре оказался вытиснен тот же двуглавый орел и те же надписи: "К.Фаберже", "Санкт-Петербург-Москва-Лондон". Николай открыл футляр. В принципе он уже знал, что там. В гнездышке футляра сверкнуло голубой эмалью, золотом и блеском камней одно из знаменитых императорских пасхальных яиц Фаберже. Опоясывающие яйцо золотые вензеля в одном месте образовывали небольшую рамку, в которой находился миниатюрный портрет мужчины с умным, исподлобья взглядом, в военной форме с голубой Андреевской лентой через плечо и орденской звездой на груди. У него была роскошная бород а и, вследствие глубокой залысины, чрезвычайно высокий лоб. Николай не мог сказать точно, но, видимо, это был кто-то из династии Романовых.
Ноги вдруг стали ватными, Николай поспешно сел, почти упал в свое любимое кресло, в котором он любил почитать вечерами. Он понимал, что внезапно стал обладателем целого состояния. Осторожно провел рукой по колье, ощутив прохладу кружевной металлической вязи, колючесть маленьких бриллиантиков и гладкие грани изумрудов. Судя по весу сережки, в качестве металла, из которого было сделано это ювелирное чудо, использовалась платина. Николай с усилием поднялся из кресла, пошел на кухню, взял большой винный бокал, наполнил его до половины своим любимым пятидесятиградусным армянским "Двином " и залпом выпил. Когда огненный комок скатился в живот и начал там разгораться, он пришел в себя. Голова почти моментально стала кристально чистой, оглушающая пелена, окутавшая сознание спала, и он осознал, что, собственно говоря, уже больше суток ничего не ел.
Николай достал из морозилки брусок замороженного свиного сала, настрогал на сковородку тончайших прозрачных розовых ломтиков, включил конфорку. К тому времени, когда он очистил большую луковицу, на сковородке уже вовсю скворчали золотистые шкварки. Скинув их шумовкой в блюдечко, он пожарил лук, разбил в него три яйца, бросил сверху шкварки, посолил, поперчил, подождал, пока запечется белок, и умял все это с большим ломтем черного хлеба.
Чай он пил уже в состоянии полнейшего успокоения. Следовало решить, что делать дальше. Можно, конечно, было сдать все, как положено, государству и получить свои законные двадцать пять процентов. Но в том бардаке, который творился вокруг, могло произойти все, что угодно. Например, человек по имени Николай Денин мог просто исчезнуть с лица земли вместе с упоминанием о нем в любых документах. И даже если бы все прошло благополучно и по закону, то, во-первых, никто не оценил бы находку по ценам аукционов и черного рынка, а скорее всего, сделали бы это по весу лома, во-вторых, к моменту, когда нужно будет получать причитающееся, а это займет не меньше года, инфляция съест большую часть этих денег. После того, как оказалось, что за сорок лет работы его отцу, заслуженному изобретателю СССР, причитается часть государственной собственности в виде ваучера стоимостью десять долларов, Николаю, как и многим другим, стало ясно, что этому государств у деньги ни при каких условиях доверять не стоит.
Поев, он первым делом разложил монеты, рассортировал их. Оказалось, что они в основном делятся на три группы, только три были в одном экземпляре. Николай сначала просто констатировал этот факт, но краем сознания он уловил вдруг какое-то странное несоответствие этих одиночек остальным монетам. Приглядевшись внимательней, он даже присвистнул от удивления. Вместо слова "рубль" под цифрами, обозначающими достоинство монет: 5, 10 и 15, там было написано "рус". О таких деньгах ему слышать не приходилось. Возможно, это были наградные монеты, выпущенные к какому-то событию, однако вряд ли, так как больше никаких надписей на них не было. Он выбрал по одному образцу из каждой группы, положил к ним три одиночных. Взял "поляроид", аккуратно сфотографировал шесть монет вместе, - сначала с одной стороны, потом перевернул и сфотографировал и с другой. Затем сделал несколько снимков колье и сережек с различного расстояния. Подождал, пока фотографии проявятся, получилось вроде бы неплохо, только на одной фотографии с колье было большое желтое пятно с края, видимо бумага оказалась дефектной. Николай смял ее и бросил в урну под столом. Туда же бросил и скомканную газету с мешковиной и обломками вара.
Он вынул из футляра одну сережку, закрыл футляр и упаковал его. То же сделал с пасхальным яйцом и монетами. Затем все кроме сережки и фотографий сложил обратно в коробку, завернул ее в бумагу, которой она была обернута изначально, и перемотал крест-накрест скотчем.
Положив коробку в портфель, он вышел из квартиры, сел в машину и поехал в Колосс банк, где у него был открыт счет. Там он зарезервировал в хранилище ячейку и оставил в ней коробку.
Оставшуюся часть вторника и среду Николай провел дома, зализывая свои болячки. В основном это сводилось к тому, что, смазав ободранные места и помассировав ушибы с растиркой, оставшейся еще от времен занятий самбо, он сидел в кресле- качалке на балконе с книгой в руках, тем более, что погода к этому располагала. Москву с понедельника накрыл очередной циклон с Атлантики, спала жара, и периодически начинал сыпать мелкий дождик.
Глава4
Декабрь,1941 года, Ленинград, Малый проспект, дом 35
Первый военный декабрь выдался холодным, по ночам морозы доходили до сорока градусов. Отопление в осажденном Ленинграде для большинства населения в тот год так и не начало работать. В каждой квартире, где оставались люди, появились сделанные местными умельцами печки-буржуйки. Топили, кто чем мог. Сначала в городе исчезли все деревянные постройки, заборы, скамейки. У кого были силы и нахальство, снимали двери у подъездов, выламывали оконные рамы на лестницах, взламывали пустующие квартиры, выдирали паркет, рубили мебель, забирали книги, подшивки журналов, любое дерево, бумагу и тряпки, все, что могло гореть. Тепло означал о жизнь. Люди надевали на себя все теплые вещи, которые могли найти, и уже два месяца не снимали их. Правда, для того, чтобы жить, нужны еще вода и еда.
Водопровод не работал, в результате бомбежек и обстрелов во многих местах трубы были перебиты. Вообще-то воды в Ленинграде, слава Петру Алексеевичу, хватало, даже и с избытком, но питьевую брали лишь из Невы, в каналах она была грязной и застойной. Вот только сил, чтобы принести ее, оставалось все меньше и меньше. Практически никто не мылся, разве только если человек работал, а на работе была теплая вода, и оставалось хоть немного сил. Даже умываться перестали, да и трудно было это сделать, утром вода в ведрах покрывалась коркой льда. С конца ноября по карточкам иждивенцам и детям давали по сто двадцать пять грамм хлеба, наполовину состоящего из малосъедобных добавок, и больше ничего. Это означало медленную смерть от голода для сотен тысяч людей, зажатых в тисках блокады волей двух диктаторов. Большинство из них не нужны были в городе. Их следовало бы эвакуировать еще в июле- августе, когда немцы быстро продвигались к Ленинграду, но городские власти не сделали этого, боясь гнева Сталина и обвинений в пораженческом настроении. После того как сомкнулось кольцо блокады, в городе исчезли сначала собаки и кошки, а затем мыши, крысы и даже птицы. Ели все, что имело хоть какое-то отношение к еде, - пытались разваривать кожаные вещи, варили холодец из вонючего столярного клея. Канализация, естественно, тоже не работала, и, экономя силы, зимой содержимое ночных горшков стали выплескивать в форточки. Дома по всему городу стояли закованные в броню нечистот. Позже, весной все это будут смывать брандспойтами.
Окна изнутри комнаты, расположенной на четвертом этаже, подернулись курчавым инеем. Семилетний мальчик Вася Бурыкин, с головы до ног, закутанный в разные одежки, которые нашлись в доме, и которые можно было одеть на него, держа рукой в варежке острую щепку, писал на окне слова из букваря. Читать он умел с пяти лет, а в этом году должен был пойти в школу, но осенью сорок первого в Ленинграде начали работать немногие школы, да и те открылись только в ноябре. Мария Петровна из соседней квартиры дала ему букварь, оставшийся от Леньки, сына, который в прошлом году ходил в первый класс, а в конце ноября пропал, когда они с другом пошли в кинотеатр, расположенный в трех кварталах от дома. Вася подслушал, как мать разговаривала с соседкой на кухне. Та плакала и говорила, что его, наверное, съели. Вася читал книгу про Миклухо-Маклая и знал, что на далеких островах в южных морях жили племена дикарей, которые ели людей. Но откуда могли взяться дикари в советском городе Ленинграде? Конечно, это могли быть и фашистские шпионы, засланные в город, продуктовых же карточек у них не было... Когда Вася попытался выяснить этот вопрос у матери, та сначала отвесила ему увесистый подзатыльник, а потом обняла, поцеловала и долго плакала, не выпуская его из кольца своих рук. Из квартиры он теперь выходил только с матерью. Если она уходила куда-то одна, то запирала Васю в комнате и оставляла запасной ключ Надежде Борисовне, соседке, которая занимала вторую комнату в их квартире. Еще две комнаты стояли закрытыми, хозяева, врачи муж и жена Афанасьевы, были на фронте, а детей они еще в июле отправили к родственникам в Саратов.
Работы у матери не было с тех пор, как в сентябре их учреждение, где она работала машинисткой, закрыли за ненадобностью в военное время. Отца Вася почти не помнил. От него в комнате осталась только фотография на комоде. Там он в пиджаке с галстуком и в шляпе сидел с трубкой в руке и весело улыбался. Мать говорила, что его послали в секретную командировку на десять лет, и он даже письма писать оттуда не может, и что об этом никому нельзя рассказывать. Когда Вася засыпал, он часто представлял себе, что отец работает разведчиком, и скоро он узнает такую фашистскую тайну, что наши быстро победят немцев, и тогда Сталин наградит отца орденом и разрешит ему поехать домой.
Мать раз в два дня ходила получать хлеб по карточкам, причем получить можно было только за сегодняшний день и за завтрашний, талоны пропущенных дней пропадали. Кроме хлеба они раз в день ели картошку или пшенную кашу. Еще с сентября в углу стояли мешок с картошкой и картонный ящик с пшеном, но там уже почти ничего не оставалось.
Скрежетнул замок, хлопнула входная дверь, мать вернулась в этот день раньше обычного. Она вошла в комнату и против обыкновения ничего не спросила у Васи. Лицо ее было мертвенно-бледным и заплаканным. Она скинула тулуп, д оставшийся по ее словам еще от деда и долго висевший без дела в кладовке, и осталась в зимнем пальто без воротника. Раньше воротником была лиса, которую Вася очень боялся. Она была черно-серая с лапками, с хвостом и с головой, в которой ярко светились широко открытые желтые стеклянные глаза. Звали ее почему-то Чернобурка, почти как лошадь Сивка-бурка, про которую Вася читал сказку. Потом мать отпорола лису, отнесла куда-то, а взамен этого принесла кулечек с сахаром и пол-литровую банку коричневого какао-порошка, и с тех пор она раз-два в неделю варила Васе какао, которое ему не очень нравилось, потому что без молока, но он его все равно пил, потому что сладкое.
Мать села возле стола, положила голову на руки, и плечи ее мелко-мелко затряслись.
Плачет, - понял Вася. Он подошел к ней, прижался к ватному плечу, ничего не говоря.
-Карточки у меня украли. Когда к прилавку подошла, смотрю, сумочка открыта. Не заметила, когда вытащили, с женщиной одной разговорилась. Там вертелся какой-то мальчишка, он, наверное, - сквозь слезы сказала мать, обнимая его за плечи, - что делать-то будем, ведь начало месяца. Как до Нового года дожить?
-Картошку и кашу будем есть.
-Так там уже почти ничего не осталось. На неделю может и хватит. Пойду с Надеждой Борисовной посоветуюсь.
Вася увязался за ней. Он любил бывать у соседки. На стенах у нее висело много картин и фотографий, а на комоде, верх которого заканчивался пирамидальной лесенкой, горкой, как ее называла Надежда Борисовна, стояло множество различных фигурок, которые Вася любил рассматривать. Если Надежда Борисовна была в хорошем настроении, то она часами могла рассказывать Васе о том, кто изображен на фотографиях и картинах.
Мать подошла к двери соседки, постучала, та не отзывалась. Мать толкнула дверь, она оказалась не заперта. Соседка лежала в кровати. В комнате было очень холодно, буржуйку она видимо сегодня не топила.
- Надежда Борисовна, - сначала тихо, потом еще раз, погромче, позвала мать. Та не отзывалась. Мать подошла, сначала осторожно потрогала ее за плечо, потом сильно потрясла.
-Господи, никак умерла.
Она взяла со стола овальное зеркало в красивой бронзовой оправе и приложила к губам и носу неподвижно лежащей соседки, подождала пару минут, посмотрела на зеркало.
-Что же делать-то?- несколько раз тихо повторила она как бы про себя.
- Вот что, Вася, иди к себе в комнату, я скоро приду, мне тут прибраться надо.
Когда Вася вышел, мать торопливо осмотрелась вокруг, нашла сумочку соседки, открыла. Слава богу, карточки Надежды Борисовны были тут, она в этом месяце ничего даже еще и не получала. Жалко, за три дня пропали. Но мало этого, мало! Она сама уже с трудом ходит, у Васи руки как прутики. Иногда казалось, что нет сил жить, и только думая о Васе, она заставляла себя двигаться. А если она сама заболеет? Сколько они еще так выдержат? Слезы застилали ей глаза, мысли путались, она какое-то время бесцельно бродила по комнате, потом взяла себя в руки. Если Надежда Борисовна три дня в декабре жила, не отоваривая карточек, значит, какие-то запасы должны быть.
Комната была ей хорошо знакома. Она, особенно после ареста мужа, часто заходила к Надежде Борисовне поговорить по душам и поплакаться. Соседка, Надежда Борисовна Азарова прожила интересную жизнь. Она происходила из знатного дворянского рода, о кончила Смольный институт, и после выпуска в 1904 году, благодаря старым связям семьи, ее зачислили в штат фрейлин Государыни Императрицы Александры Федоровны. Надежда Борисовна была красивой женщиной и пользовалась успехом у мужчин. Однако замуж она, по мнению людей ее круга, вышла неудачно. Брак ее считался мезальянсом, непосредственно перед началом русско-японской войны, несмотря на протесты родителей, она стала женой морского лейтенанта, служившего на линкоре "Ослябя" и погибшего через год вместе со своим кораблем в Цусимском сражении. Больше замуж Надежда Борисовна не выходила, однако на счету ее было несколько громких романов с представителями высшего света, самым известным из которых был, конечно же, Великий князь Михаил Александрович.
Квартира, в которой они жили сейчас, в свое время целиком принадлежала Надежде Борисовне. После революции начались уплотнения, и когда в 1935 году Наташа с мужем стали жить в этой квартире, у Надежды Борисовны оставалась только одна комната. Времена наступили жестокие, дворянство, в соответствии с заветами Великого Вождя, ликвидировали как класс сразу же после революции, но отдельные представители этого класса продолжали жить в этой стране, иногда меняя адреса и фамилии, а иногда просто теряясь от властей в суете и круговерти преобразований, которые накрыли Россию.
Азарова зарабатывала на жизнь тем, что делала дамские шляпы. Более точно, она их переделывала, либо из готовых, которые можно было купить в магазине, либо из тех, что сохранились у клиенток с незапамятных времен. Ее дед, владевший большим и процветающим поместьем, в свое время собрал отличную коллекцию картин, несколько из них до сих пор хранились у нее. О на с детства рисовала, у нее были хорошие художественные задатки. И все это удивительным образом сплелось в способность с помощью различных рюшечек, бантиков, цветочков и ленточек превратить обыкновенную панамку в произведение искусства. Возможно, в Париже она смогла бы прославиться и даже стать основательницей одного из домов высокой моды, но и в Ленинграде она была достаточно известна среди представительниц новой элиты. Правда с середины тридцатых годов, после убийства Кирова, старая клиентура начала исчезать, но на замену приходили жены новых руководителей, и на жизнь ей хватало.
На широком подоконнике стоял деревянный ящик, в котором обычно хранились продукты. Наташа подошла к ящику, откинула крышку. Там лежал кусочек хлеба, завернутый в обрывок газеты, и два полотняных мешочка, каждый весом не более половины килограмма, с геркулесом и перловкой. Не бог весть что, но дней на деся ть, а то и больше можно растянуть. Так, сейчас запасной ключ, который она утром, уходя за хлебом, оставила соседке. Обычно та вешала его на шею, придется покойницу обыскать. Нехорошо, но что делать.
Ключ и в самом деле оказался на шее у Надежды Борисовны. Кроме него там на простых шнурках висели серебряный крестик и еще один маленький изящный ключик, видимо из бронзы. Мать задумалась. Как-то раз соседка сказала ей, что если будет совсем уж плохо с едой, то у нее есть что-то, что можно обменять на продовольствие, но добавила, что это уж совсем на крайний случай, так как это "что-то" ей не принадлежит. Похоже, что ключ был от какой-то шкатулки или небольшого сундучка, придется поискать. Слабые укоры совести заглушались мыслями о том, что от этого, может быть, зависят жизни ее и сына.
Одна шкатулочка стояла на комоде, но замка у нее не было, вторая на столе, она была не заперта, но ключ к ней не подходил, да и мать знала, что соседка держала там нитки, пуговицы, иголки и прочие хозяйственные мелочи. Мать поискала в ящиках комода, но там ничего кроме старенького постельного белья, полотенец и упакованного чайного сервиза не нашла. Оставалось осмотреть потрепанный жизнью шифоньер и большой деревянный сундук, который стоял в углу комнаты.
В шифоньере ничего такого, что могло бы запираться на замок, тоже не оказалось. Зато там висела меховая накидка, правда, слегка побитая молью, но из нее можно было бы сшить шубейку для Васи, из старого пальто он уже вырос. Мать подошла к сундуку, откинула крышку, он до половины был наполнен подшивками старых еще дореволюционных журналов, которые можно было пустить на топку. Мать стала вынимать подшивки одну за другой. В углу сундука лежал связанный из платка кузовок, из которого торчали лоскуты различной ткани, какие каждая хозяйка держит в доме для починки одежды, больше ничего не было. Мать вытащила кузовок, удивилась его странной тяжести, развязала платок. В нем была красивая лакированная резная шкатулка, с инициалами "Н" и "А" на крышке, обернутая обрезками ткани.
Бронзовый ключ мягко щелкнул, поворачиваясь в замке, крышка сама откинулась и заиграла музыка. В шкатулке сверху завернутого в пергаментную бумагу свертка лежал конверт, на котором было написано, - Наташе Бурыкиной, ее, матери, имя и фамилия. Наташа вытащила из незапечатанного конверта четвертушку бумажного листа.
" Дорогая Наташенька. Ты это письмо прочитаешь только после моей смерти. В шкатулке лежат вещи, которые принадлежат императорской семье - колье и пасхальное яйцо. Я дала клятву, что сохраню их и отдам только человеку, который придет и скажет пароль "я от Николая и Александры". Я жила в этой квартире и не должна была никуда отсюда съезжать. Довериться я никому не могла. Что будет с этими вещами дальше, я не знаю. Не знаю также, придет ли кто-нибудь. Если меня будет кто-то разыскивать, спроси, от кого он. Умоляю тебя, сохрани колье и яйцо. Остальное в твоем распоряжении целиком и полностью, вам с Васей надо выжить. "
Наташа сняла первый слой бумаги, второй, третий. На столе перед ней лежали: плоский вишневого цвета бархатный футляр, две маленькие, тоже бархатные коробочки, большой прямоугольный сверток и четыре длинных сверточка, тоже завернутых в пергаментную бумагу. Она развернула один из длинных тяжелых свертков, на стол, покрытый толстой вязаной скатертью, с глухим стуком вывалилась кучка желтых монет с двуглавыми орлами на одной из сторон. Это были царские золотые десятки, ей приходилось держать их в руках, еще на свадьбу дядя подарил ей две монеты. Из одной были сделаны обручальные кольца, из другой - сережки и колечко с бирюзой для нее. Все это давно уже было обменено на продукты.
Она завернула все в платок, убрала в сундук и закрыла его на навесной замок. Накрыла простыней тело покойницы. Перетащила к себе в комнату подшивки журналов, затопила буржуйку. Еще осенью дворник Ильдар поставил над буржуйкой каркас железн ой кроват и без сетки, положил на него несколько металлических уголков, на них по ложил кирпичи, которые он с матерью натаскал из развалин разбомбленного дома, и обложил буржуйку кирпичами с боков. На кирпичи сверху положили матрац, на котором и спали Наташа с Васей. Кирпичи, хоть и несильно, но прогревались, тепло, проходящее сквозь щели в кирпичах, быстро нагревало матрац, и спать было не так уж холодно. Когда надо было сварить кашу или вскипятить чайник, матрац сворачивали и вынимали пару кирпичей, чтобы получить доступ к раскаленному верху буржуйки.
Наташа сварила две картофелины и поделила пополам зачерствевший кусок хлеба, найденный в комнате соседки. Она дождалась вечера, кроя из меховой накидки заготовки для Васиного пальтишки. Затем уложила Васю, дождалась, пока он заснет, сняла с полки старую жестяную коробку из-под конфет, в которой хранились письма и открытки от родных, и снова пошла в комнату Надежды Борисовны. Там она достала узелок с драгоценностями из сундука, переложила в коробку, аккуратно упаковав в пергаментную бумагу, колье и футляр с пасхальным яйцом. Подумала, добавила два свертка с монетами. Затем закрыла коробку и зашила ее в мешковину. Получилось что-то вроде небольшой посылки. Оставшиеся драгоценности, а в двух маленьких футлярах были золотые серьги и кольцо с прозрачными камнями, она увязала в узелок и спрятала узелок и зашитую коробку у себя в одном из ящиков комода.
Сейчас следовало решить, что же делать дальше. Наташа мысленно перебрала в уме всех знакомых, к кому можно было бы обратиться для обмена найденного на что-нибудь съестное. Свои серьги и кольца она в сентябре обменяла на крупу и картошку у знакомого подруги, с которой вместе работала. Но та жила очень далеко, и идти к ней надо пешком по сильному морозу, а потом еще предстояло искать ее знакомого, да и живы ли они оба? В родн ом доме близких знакомых почти не осталось, после ареста мужа большинство соседей избегали ее. Может, стоило поговорить с дворником, он человек неглупый, работает в доме чуть ли не сорок лет, знает всех жильцов?
На следующее утро она взяла хлебную карточку Надежды Борисовны и по дороге в магазин зашла в полуподвальную дворницкую, где жил Ильдар. Он был одинок, жена умерла лет десять назад, а их пятеро сынов ей, все как один закончив рабфак строительного института, давно разъехались по многочисленным стройкам страны.
Дверь в дворницкой обледенела по краям. Наташа с трудом открыла ее, спустилась по ступенькам вниз. Ильдар сидел возле печки и грел руки у приоткрытой дверцы.
-Здравствуй, Наташа, - первым поздоровался он, увидев Наташу.
- Здравствуй, Ильдар. Замерз?
- Да, старый видно стал. Когда раньше такое было, чтобы снег разгребал и замерз? Приходишь домой, пар валит. А сейчас дорожку немного расчистил, сердце колотится, стою, отдыхаю. Погребу немного, отдыхаю больше, как не замерзнуть. Чтобы хорошо работать баранину кушать надо, шурпу кушать надо. А на одном хлебе разве работать можно? Месяц уже по карточкам кроме хлеба ничего не дают.
- Ты знаешь, соседка моя Надежда Борисовна умерла, что делать, я не знаю.
- Машина раз в неделю приезжает, собирает всех на нашей улице. Кого просто в сквер выносят, кто в квартирах лежит. Сейчас холодно, если у нее в комнате не топить, то пусть там и лежит.
- Да понимаешь, у меня же сын маленький. Я ухожу за хлебом, а он один остается, ему страшно будет.
Хорошо, сегодня часа в два машина с матросами должна прийти, тут у нас в подвале склад был, они перевозят. Я попрошу, чтобы они твою соседку в сквер перенесли.
- Спасибо, Ильдар. Да, вот еще я хотела с тобой посоветоваться. Как ты думаешь, за золото можно что-нибудь из еды выменять? У меня есть две николаевских десятки и сережки с колечком. Ты не знаешь таких людей? Может в нашем доме кто-нибудь есть?
- В нашем не знаю. А вот с Ринатом надо поговорить, он тоже дворник на нашей улице в том доме, где библиотека. Он недавно у меня в гостях был, пол-банки говяжьей тушенки с собой принес. У меня стакан риса оставался, плов сделали, хорошо покушали, как до войны. Так вот, он говорит, помогал носить одному жильцу в своем доме на второй этаж мебель и картины, большие, в рамах позолоченных, и тот за работу две банки тушенки дал. Большой человек, в Смольном работает, в столовой.
- Ты сведи меня со знакомым своим. Если у меня что-то с обменом получится, я отблагодарю и тебя и его.
- Слушай, Наташа, какой отблагодарю. Я же знаю, у тебя сын маленький, ему расти надо, мне расти не надо. Я тут помог, там помог, карточка у меня рабочая, я не пропаду. А ты сына береги. А к Ринату хоть сейчас сходим.
Дворник Ринат был дома. Выслушав Наташу, он сказал,
- Я поговорю с женой этого человека, ее я вижу во дворе. А он на машине уехал, на машине приехал, как подойдешь? Давай на всякий случай свой адрес пиши. Может она к тебе придет, может ты к ней. А может им ничего и не надо. Что я обещать могу? Если что, я через Ильдара дам знать.
Через два дня вечером в дверь позвонили. Электричество давно было отключено, но на двери стоял старый механический звонок с полустертой надписью "прошу повернуть", и чтобы позвонить, нужно было покрутить снаружи торчавшую на двери ручку, как если бы пришедший заводил огромный будильник. Наташа подошла к двери, спросила не открывая,
- Кто там?
- Я, Ильдар.
Наташа открыла дверь.
- Ринат приходил, просил передать, завтра в два часа она к тебе зайдет. Марина Яковлевна зовут.
- Спасибо тебе, Ильдар.
- Спасибо потом говорить будешь. Ты смотри осторожней, такие люди очень хитрые бывают.
Вечером, уложив Васю спать, Наташа взяла узелок с драгоценностями, развязала, достала два свертка с монетами и задумалась. Ясно, что отдавать сразу все нельзя, впереди была длинная зима, да и дальше-то как все обернется... Хотя, конечно, по радио говорили, что наши разгромили немцев под Москвой, и что победа не за горами, но после этого почему-то выдачу хлеба по карточкам уменьшили. Опять же, неизвестно, что за люди. Наташа развернула монеты, Даже в тусклом свете керосиновой лампы они были красивы.
Она отложила четыре монеты, подумала, добавила еще две, достала коробочку с кольцом, завернула все в старый газетный лист, убрала сверток в ящик стола, остальное опять увязала в платок. Взяла керосиновую лампу, узелок и зашитую коробку из-под эйнемовских конфет, и пошла в ванную. Там она отодвинула тумбочку, стоявшую вплотную к боку ванны, поставила на пол лампу. Открылась не широкая щель между ванной и стенкой. На небольшом расстоянии, так, что можно было достать рукой, из стены с незапамятных времен торчал ржавый огромный гвоздь. Наташа чуть не напоролась на него во время ремонта в квартире, который они затеяли вместе с соседями года два назад. Она обвязала узелок и коробку шпагатом и осторожно повесила на гвоздь. Затем придвинула тумбочку и со спокойным сердцем пошла спать.
На следующий день она никуда не выходила. Около половины третьего коротко тренькнул дверной звонок. У нее почему-то сильно забилось сердце. На ослабевших вдруг ногах она подошла к двери.
-Кто там?
-Меня зовут Марина Яковлевна, я к Наташе.
Наташа открыла дверь. Перед ней стояла невысокая симпатичная молодая женщина с круглым лицом в ладно сидящем на ней, подогнанном по фигуре мужском полушубке до колен, в меховой шапке-ушанке и в валенках.
Здравствуйте, проходите, ко мне вот сюда, - указала Наташа на дверь своей комнаты.
Марина Яковлевна вошла в комнату вслед за ней, расстегнула полушубок, под которым виднелась толстой вязки шерстяная кофта, положила на стол кожаные, с мехом внутри, варежки. Увидев Васю, она улыбнулась,
-На, держи, - и протянула ему несколько карамелек, которые вытащила из кармана полушубка.
Вася посмотрел на мать, как бы спрашивая разрешения, и нерешительно протянул руку. Марина Яковлевна высыпала карамельки ему в ладонь.
- Наташа, давайте поговорим где-нибудь в сторонке, - сказала она, кивнув головой в сторону Васи.
- Хорошо, пойдемте в комнату к соседке, она недавно умерла, у меня есть ключ от ее комнаты. Вася, ты пока чай морковный попей с конфетами, я скоро вернусь.
Наташа достала из стола сверток, зажгла свечку для Васи, взяла керосиновую лампу, и они с Мариной Яковлевной пошли в комнату Азаровой. Там они сели возле стола. Марина огляделась по сторонам, встала, взяла лампу со стола, подошла к картинам в золоченых рамах, внимательно вгляделась в каждую из них, еще раз обвела взглядом комнату, вернулась к столу и, ни говоря ни слова, опять села. Наташа медлила, было в лице ее собеседницы какое-то едва уловимое выражение нетерпеливой жадности, как у голодной собаки, которой продавец мяса на рынке отрезает заветревший кусочек, а она и гавкнуть хочет, чтобы поторопить, и боится, что прогонят.
- Ну, что там у вас? - не выдержала Марина, - мне дворник сказал, что вы хотели что-то в обмен на еду предложить.
- А что вы могли бы достать?
- Да что хотите, надеюсь ананасов вам не надо?
- Да ну, какие там ананасы, я их и раньше-то не пробовала.
- Крупы любые, тушенка, овощи, яблоки, мандарины, сгущенка, сахар, конфеты. Только это все недешево стоит. Что у вас есть-то? Сразу предупреждаю, денег мне не надо, вот если есть золото, камушки, это - да, возьму.
Наташа, подавленная обилием перечисленного, дрожащими руками торопливо, как будто боясь, что у нее отнимут саму возможность получить хоть что-то, развернула сверток, положила на стол шесть монет и коробочку с кольцом. Марина открыла коробочку. Камень в кольце, отражая свет лампы, брызнул колючими искрами по стенам комнаты. Лицо Марины странно преобразилось, черты его заострились, и она стала похожа на зверя, готового сделать последний прыжок и вонзить зубы в горло загнанной жертвы.
Она встала, взяла в руки лампу и кольцо, и почему-то пошла к окну, как будто бы хотела, чтобы кто-то с улицы посмотрел сквозь замерзшее стекло на кольцо. Расчистив участочек окна от инея, она провела кольцом по стеклу, послышался визгливый скрежет. Марина внимательно всмотрелась в стекло, придвинув лампу почти вплотную к нему.
Когда она вернулась к столу, на лице ее было выражение, которое бывает у сытой кошки, которая, лежа на солнцепеке, благодушно взирает прищуренными глазами на окружающий мир. Марина положила кольцо в коробку, закрыла ее и положила около себя, означив таким образом некое право собственности. Потом взяла в руки одну из монет, взвесила ее, покачав на ладошке, попробовала на зуб, внимательно осмотрела с обеих сторон, поднеся монету к лампе, взвесила каждую из оставшихся монет в руке, придвинула к себе всю кучку.
- Ладно, беру все. Что вы хотите за это?
- Ну, я не знаю, у меня хлебные карточки украли, вообще есть нечего.
- Хорошо, две рабочие хлебные карточки я завтра могу принести.
- То есть как, и это все?
- Да не бойся, не бойся, за это только монеты возьму, - перейдя вдруг на "ты", покровительственным тоном сказала Марина, - А за кольцо дам по пять банок тушенки и сгущенки, пять кило макаронов, кило яблок и мандаринов. Считай, это только от доброты моей. Ребенка твоего жалко.
- Ну, добавьте крупы еще килограмм пять хотя бы.
- Ладно, будет тебе гречка. Завтра часа в четыре шофер, Дима, тебе все и завезет. Эх, к этому кольцу да сережки бы такие же!
Наташа дернулась, открыла было рот, но ничего не сказала. Марина заметила это.
- Ну что, есть сережки? Чего жмешься, вижу что есть. Давай, я тебе за них то же, что и за кольцо дам, да карточки каждый месяц буду приносить до апреля, глядишь, зиму и протянете. Могу еще коробочку витаминов дать, сына подлечишь, а то он у тебя доходной уже.
- Да они у подруги, завтра с утра схожу за ними, тут недалеко.
- Ну, ну, у подруги... Ладно, завтра с шофером сама зайду, тоже часа в три.
- Только монеты и кольцо я сейчас не отдам.
- Не веришь? Ну, правильно и делаешь, нынче каждый сам за себя.
Марина еще раз огляделась вокруг, как бы запоминая обстановку комнаты.
- Слушай, а соседка эта, она что, одна тут жила?
- Да, у Надежды Борисовны никого из родных не осталось.
Марина задумчиво застегнулась на все пуговицы и крючки, зашла в комнату к матери за рукавичками, потрепала рукой Васю по голове на прощание и ушла.
У Наташи на сердце было неспокойно. Не понравилась ей Марина Яковлевна, но что было делать. То, что та пообещала, звучало как сказка. Непонятно было только одно, откуда в осажденном городе могло взяться все это. В декабре по карточкам вообще ничего кроме хлеба не давали, а тут яблоки и даже мандарины, которые и созрели то совсем недавно.
Сильно удивилась бы она, как и большинство жителей осажденного города, если бы узнала о том, что руководителю обороны Ленинграда и первому секретарю горкома партии товарищу Жданову регулярно доставляют на самолете любимые им ананасы, а меню столовой Смольного не уступает довоенному меню ресторана "Астория". После революции в России власть на всех уровнях руководствовалась, прежде всего, принципом самосохранения. Сейчас ей не нужны были те, кто ничего не мог сделать для ее защиты. Более того, они мешали. И первой военной зимой сотни тысяч ленинградцев, обреченных на голодную смерть в осажденном промерзшем городе, были даже не похоронены, а просто свалены в безымянные братские могилы на Пискаревском и Серафимовском кладбищах, либо сожжены в печах кирпичного завода.
Утром Наташа проснулась до того, как встал Вася. Она растопила печку, достала из тайника в ванной узелок и зашитую коробку. Вытащила из узелка коробочку с сережками, положила ее в стол, накинула тулуп, вышла из квартиры и спустилась во двор. Ночью выпал сильный снег и Ильдар разгребал неширокие дорожки. Наташа подошла к нему.
- Здравствуй, Ильдар.
- Здравствуй, Наташа. Ну как, приходила к тебе эта женщина?
- Приходила, почти договорились, она сегодня должна с шофером приехать. Вот только что-то сердце у меня не на месте. Давай, зайдем к тебе, поговорить надо.
- Хорошо, поговорим, у меня чайник еще горячий, вот только угостить нечем, хлеб да кипяток.
- Ну что ты, Ильдар, что ты. Какое угощение, да и я сейчас пойду кашу варить, крупы немного есть.
Они спустились в дворницкую, сели у еще теплой печки. Наташа помедлила немного, собираясь с мыслями. А потом рассказала все Ильдару.
Закончив, она сказала, - И сейчас я прошу тебя спрятать пока вот это,- она передала ему зашитую коробку, - и вот этот узелок. Тут золотые царские десятки. Если со мной, не приведи бог, что-нибудь случится, помоги сыну, как сможешь. Будет тяжело, монеты меняй на продовольствие. Если придут люди и будут искать Надежду Борисовну, спроси от кого они. Если скажут, что от Николая и Александры, отдашь коробку.
- Наташа, что ты себя хоронишь, может не надо с ней дело иметь, другого человека найдем.
- Да, понимаешь, это я так, на всякий случай. Все нормально будет. Завтра зайду и заберу все у тебя, сгущенки и тушенки принесу, попируем. Просто сердце чего-то не на месте. Да мы за пять месяцев с начала войны все тут ненормальными стали.
Вернувшись домой, Наташа разбудила Васю, скатала матрас, вытащила кирпичи над буржуйкой, поставила туда кастрюльку с водой для каши и, положившись на волю судьбы, стала дожидаться прихода Марины, дошивая Васину шубейку.
Звонок раздался довольно поздно, когда уже почти стемнело. Наташа быстро пошла открывать дверь, от волнения у нее даже немного стала кружиться голова, и прежде, чем открыть, она немного постояла, опершись плечом о стенку.
За дверью стояла Марина, а за ней в тусклом свете от заклеенного крест-накрест и запыленного подъездного окна виднелись силуэты двоих мужчин, нагруженных коробками.
Привет, Наташа, - поздоровалась Марина Яковлевна.
- Здравствуйте, - сказала Наташа, замешкавшись в дверях и мешая войти гостям.
- Ну, посторонись, дай войти-то. Мужики вот принесли все, о чем договаривались.
Марина и мужчины вошли в прихожую, четыре коробки были поставлены на пол.
- Вот что, мужики, вы тут постойте, а нам надо поговорить, - с этими словами Марина двинулась прямо в комнату Надежды Борисовны.
-Подождите, принесу ключ и... остальное, - остановила ее Наташа.
Вернувшись с ключом и керосиновой лампой, она открыла дверь соседки, и они, как вчера, сели за столом. Наташа достала и разложила на столе монеты, кольцо и сережки. На лице Марины опять появилось вчерашнее хищное выражение, она взяла сережки и пошла к окну. Опять она провела по стеклу сначала одной, потом другой сережкой, и оба раза послышался тот же неприятный скрежещущий скрип.
Марина вернулась к столу, убрала кольцо и сережки в футляры, сложила их в карман полушубка, сгребла со стола монеты, небрежно сунула их в другой карман.
- Ну, пойдем, посмотришь, что принесли. Да, дверь не закрывай и лампу здесь оставь, тут со мной профессор один, он из музея, картины хочет посмотреть, может возьмут, повесят у себя для людей. Соседка-то вроде без наследников, сама же вчера говорила.
Наташа зажгла в своей комнате стеариновую свечку. Мужчины внесли коробки, поставили их на стол и вышли. Марина открыла каждую из коробок, демонстрируя их содержимое.
- Вот, как вчера договорились, за сережки удваиваю все. Сгущенка, тушенка, яблоки, мандарины, макароны, гречка. Такое богатство редко у кого сейчас есть. А вот и то, что еще обещала, - тут Марина залезла рукой внутрь полушубка, достала две картонки и маленькую картонную коробочку. - На, вот карточки и витамины, теперь мы вроде как в расчете. Пойду, посмотрю, как там профессор.
Наташа с Мариной вышли в коридор. Дверь в комнату соседки была открыта, там мелькал свет от движущейся лампы. Марина зашла в комнату. Наташа, движимая каким-то безотчетным беспокойством, пошла за ней.
Один из мужчин, тот, что пониже и с бородой, держа лампу в левой руке, рассматривал что-то на одной из картин в большую лупу. Марина подошла к нему.
- Ну что, Валерий Карлович, есть что-то интересное?
- Интересное?! Да тут, дорогая моя, есть две картины, которые в Эрмитаже или Лувре должны висеть. Остальные тоже музеев достойны. Я могу, конечно, и ошибиться, нужна тщательная экспертиза, но почти убежден, что это Рафаэль, - он махнул в сторону одной картины, на которой в полумраке угадывались силуэты стоявших рядом трех женщин и какого-то мужчины перед ними, - а это Тициан, - указал он на другую картину.
- А сколько они могут стоить?
- Глупый вопрос. У этих картин не может быть стоимости, они бесценны.
- Ладно, бесценны... Давайте заканчивать, поехали, потом разберемся.
Повернувшись к двери, Марина наткнулась на Наташу.
- Дверь в эту комнату закрой и ключ мне отдай, завтра приедем и заберем картины, - властно потребовала Марина.
- А вы что, в музее что ли работаете? - удивилась Наташа, - и потом, надо ведь какую-то бумагу составить. Управдома, милицию вызвать, пусть акт напишут.
- Милицию, говоришь, - прищурилась Марина, - что ты из себя дурочку строишь! Ты, что, думаешь, я не понимаю, где ты золото взяла?! Откуда у тебя, задрипанной бабы с довеском бриллианты? Ты, когда у нее в комнате шарила, кого вызывала, духа святого?!
У Наташ и от обиды выступили слезы. Хотя, когда она обыскивала комнату Надежды Борисовны, в глубине души у нее где-то и скребли кошки, но сейчас она считала, что поступила правильно, и Надежда Борисовна сама ей написала, как надо поступить с золотом. Она уже открыла было рот, чтобы сказать о письме, но вовремя вспомнила о том, что там еще написано. Однако потрясения последних дней - кража карточек, смерть Надежды Борисовны, золото, найденное в ее комнате, коробки с продуктами, все это выбило ее из привычного ритма жизни, сложившегося в течение последних месяцев, ритма, в котором жило большинство населения этого города, ритма, который следовало бы назвать не ритмом жизни, а ритмом медленного умирания. Больше всего ее всколыхнуло то, что, оказывается, есть люди, для которых то, чем она жила сейчас, было лишено всякого смысла. Прошло привычное отупляющее безразличное ко всему состояние, когда происходящее вокруг воспринимается как кадры фильма, который не имеет к тебе почти никакого отношения. Конечно, где-то наши под Москвой наступали, в Кремле сидел Сталин, но реально воспринимался узкий круг людей, событий и мест действия, - Вася, который без нее пропал бы, еда, которую где-то нужно добывать на каждый день, буржуйка, которую хотя бы раз в день нужно топить, магазин, где можно отоварить карточки, очередь, в которой встречались знакомые примелькавшиеся лица, прорубь на Неве, к которой нужно было осторожно спускаться по скользким обледеневшим ступеням, держа в одной руке ведерный бачок с привязанной крышкой, а в другой веревку от Васиных санок, на которых она везла бачок обратно. Сейчас же перед Наташей стояла женщина, для которой все это ничего не значило. Она могла сварить с утра любую кашу, которую захотела бы. Она, наверное, могла пить настоящий чай и даже со сгущенным молоком, могла топить печку не тогда, когда было чем топить, а тогда, когда в комнате становилось холодно. Ей не надо бояться завтрашнего голодного и холодного дня, а по вечерам она, наверное, могла сидеть возле теплой печки и читать при свете яркой трехлинейной лампы. При этом Наташе почему-то представилась обложка книги, на которой набриолиненный красавец, встав на одно колено, протягивал роскошный букет прекрасной девушке с длинными распущенными волосами.
Тут Наташа потеряла контроль над собой. Накопившийся груз страхов, обид и отчаяния заставил ее забыть об осторожности, с которой она жила последние годы.
- Ключ я вам не отдам! А к управдому с утра схожу, пусть вызовет, кого следует, и составит опись и акт, чтобы все было, как положено. Если надо в музей, пусть отправляют в музей, но чтобы все по закону!
- Ну, смотри, хочешь, чтобы все по закону? - угрожающе прищурив глаза, сказала Марина Яковлевна, - будет тебе закон. Пошли, - бросила она своим спутникам.
Когда дверь за ними захлопнулась, Наташа почувствовала такую слабость, что еле дотащилась до своей комнаты. Там она с трудом открыла банку сгущенки, достала из-под старой ватной бабы еще теплый чайник, развела в стаканах сгущенку, себе чайную ложечку, а Васе две столовых, дала сыну яблоко, легла на кровать и провалилась в сон. Спала она часа два. Когда проснулась, за окнами было уже совсем черно. Вася за столом при свете стеариновой свечи читал какую-то книжку. Наташа вспомнила, что она оставила лампу в комнате Надежды Борисовны, да и закрыть комнату забыла. Сходив за лампой, она задумалась, не забрать ли у Ильдара то, что она ему оставляла, но решила отложить это до утра, тем более, что она и в самом деле решила пойти к управдому и узнать у него, что делать с тем, что осталось от Надежды Борисовны. Она растопила печку, разогрела дневную кашу, добавив в нее немного тушенки. Чтобы еда не остывала быстро, они теперь ели прямо из небольшой плоской кастрюльки, в которой Наташа и готовила. Когда ели, она ложкой делила еду пополам символической линией, но постоянно подталкивала в Васину сторону кусочки от своей половины, стараясь сделать это незаметно для него.
Впервые за последние три месяца она почувствовала, что сыта, а Вася даже не доел то, что было придвинуто к его краю. После еды сын быстро уснул, а Наташа еще долго сидела возле угасающей печки. Мысли ее перескакивали с одного на другое. Последнее время она редко вспоминала о довоенной жизни, а сегодня что-то нахлынуло. Господи, как ей хотелось вернуть те дни, когда она с мужем и маленьким сынишкой на местном поезде, шедшем вдоль берега Финского залива, добирались в воскресенье до Комарово. Там купались, собирали ягоды и грибы. Двухлетний Вася не дотягивался до высоко висящих ягод малины, и отец наклонял к нему ветки, чтобы тот сам мог рвать ягоды. Могучие сосны возносили свои темно-зеленые кроны так высоко, что казалось, они упираются прямо в бледно-голубое северное летнее небо. Редкий бор, почти без подлеска, был устлан мхом и насквозь пронизан ясно видимыми солнечными лучами. Там было тихо и спокойно-торжественно, как в пустом храме, когда служба закончилась и народ разошелся.
Спазм сжал горло, слезы с тихим шелестом закапали на рукав. Она плакала и не могла остановиться, как будто навсегда прощалась с теми далекими спокойными счастливыми днями. Приподняв край тулупа, под которым спал сын, она осторожно легла рядом с ним, обняла и, наконец, успокоившись, уснула.
Разбудило ее повторяющееся отрывисто-требовательное звяканье дверного звонка. Спросонок она долго искала спички, было еще совсем темно. Наконец зажгла лампу, подошла к двери.
- Кто там?
- Откройте, милиция!
Наташа удивилась, неужели Марина Яковлевна все-таки сама в милицию или к управдому обратилась, но дверь открыла спокойно. В квартиру вошли три незнакомых милиционера и трое штатских, в одном из которых она узнала управдома, в другом - вчерашнего профессора, а в третьем - дворника Ильдара. Наташа совсем успокоилась и даже мысленно пожурила себя слегка, за то, что подумала плохо о Марине Яковлевне, но тут один из милиционеров, видимо главный, сказал:
- Вы Бурыкина Наталья?
- Да, я.
- Вы арестованы. Сейчас у вас будет произведен обыск. Где ваша комната?
- Вот, но у меня сын спит, он еще маленький. Но я не понимаю, в чем дело?
- Значит, поднимайте сына. Мы ждать, пока он вырастет или выспится, не можем. Жуков, Ковалев, начинайте обыск. А комната Азаровой Надежды Борисовны где? И ключи дайте от ее комнаты, от вашей и от квартиры.
- Но объясните же, в чем дело? Я ни в чем не виновата! Вы, наверное, ошибаетесь!
- Поедете с нами после обыска, следователь все объяснит, а я не уполномочен. Понятые, - кивнул он управдому, старавшемуся не встречаться взглядом с Наташей, и вчерашнему профессору, тоже не поднимавшему глаз, - пройдемте на время обыска в ее комнату.
Наташа с лампой в руках прошла вперед, осторожно разбудила Васю, который спросонья тер глаза кулаками, стараясь одновременно разглядеть заполнивших комнату людей. Двое из них, взяв лампу, начали почему-то рыться во всех ящиках шкафа и комода.
- Мам, а чего они ищут?
- Не знаю, сама ничего не понимаю. Да, Вася, тебе, наверное, какое-то время придется пожить без меня. Но я вернусь, обязательно, ты слышишь? - Она обняла сына, и слезы опять покатились из ее глаз, как мелкие горошины.
- Вот они, фальшивки немецкие ! - торжествующе воскликнул один из милиционеров, доставая из ящика стола две хлебных карточки.
Понятые, прошу подойти, - сказал главный. Сейчас будет составлен протокол, подпишитесь.
Наташа, улучив момент, осторожно боком переместилась к Ильдару, стоявшему в темноте позади всех.
- Ильдар, милый, позаботься о Васе. Я надеюсь, что это недоразумение и все быстро уладится. Но если что, ну, ты понимаешь...
- Не беспокойся, Наташа. Если что я знать буду, где он. Может мне к следователю сходить, ты расскажи ему, что я знаю, что к тебе приходили вчера.
- Боюсь, этим делу не поможешь, а хуже сделать можно, она еще и тебя припутает, а у меня сейчас надежда только на тебя.
- Эх, и откуда такие люди берутся, зачем я только к Ринату пошел?!
- Да ладно, не кори себя, может и обойдется.
- Бурыкина, собирайтесь, идем, - сказал главный.
- А как же сын, он с кем останется?
- Сына тоже собирай, за ним пока дворник присмотрит, а потом из детского дома подъедут.
- Но я же ни в чем не виновата, меня сейчас отпустят, где я его потом искать буду?!
- Ничего, найдешь. У нас в детдомах дети не пропадают. Давай, собирайтесь, и на выход!
Все вышли из квартиры и спустились на улицу. Краем смятенного сознания Наташа заметила, что квартира осталась открытой. Утро было морозное, уже вставало солнце, но в небе еще висел бледный полный диск луны. Невдалеке один за другим грохнули два разрыва.
Старший милиционер выругался сквозь зубы, - А, дьявол, не успели до обстрела. Жуков, Ковалев, арестованную переулками доставить в отделение. Дворник, бери пацаненка, и пошли к тебе.
Вася похожий на медвежонка, в шубейке, пошитой матерью из старой меховой накидки умершей соседки, с отчаянным ревом бросился к матери, та обхватила его, но подбежавшие милиционеры оторвали ее от сына и повели в переулок. Она оглянулась и крикнула через плечо:
- Вася, ты меня жди, я обязательно вернусь и найду тебя! Ильдар, узнай, куда его направят! Помоги ему, если меня долго не будет!
В это время во двор въехала полуторка с фанерным ящиком-фургоном в кузове. Правая дверь кабины открылась и с подножки спрыгнула Марина Яковлевна. Веселая, бодрая, с красными от мороза щеками она походила на жизнерадостного снегиря. Наташа, издали завидев ее, бросилась к ней, но милиционеры ухватили ее за рукава пальто и повели за угол дома. И Вася навсегда запомнил растерянное лицо матери и слова, которые она бросила напоследок Марине Яковлевне:
- Я знаю, ты у меня сына хочешь украсть!
Марина, даже не поведя ухом на слова матери, которая уже скрылась за углом, подошла к оставшимся во дворе, поздоровалась со всеми и сказала, обращаясь к главному милиционеру - Виктор Семенович, пойдемте с нами, а ты - обратилась она к Ильдару, - мальчика пока к себе уведи, мы скоро зайдем к тебе.
Ильдар, держа плачущего Васю за руку, пошел в дворницкую. А Марина Яковлевна, сопровождаемая милиционером, управдомом, профессором и шофером направилась в Наташину квартиру. Вдали мерно грохотали взрывы, шел четвертый месяц блокады и немцы, не потеряв еще надежды быстро добить замерзающий город, продолжали ежедневный обстрел. Так будет продолжаться почти два с половиной года, только в январе сорок четвертого на город упадет последний снаряд.
Через час в дворницкую зашли управдом и Марина Яковлевна. Вася, скинувший шубейку и шапку, сидел возле горячей печки и грыз закаменевшую, оставшуюся еще неизвестно с каких времен баранку, размачивая ее в кружке с кипятком.
-Вот что Ильдар, - сказал управдом, - там в квартире еще семья живет, они на фронте. Если кто приедет, ключи от квартиры у меня. Я сейчас никого в комнату Азаровой подселять не буду. А мальчишку вот она заберет, - кивнул он в сторону Марины Яковлевны, - Уж во всяком случае, у нее ему лучше будет, чем в детдоме.
Вася замер от ужаса. Значит то, что кричала мама, и в самом деле правда, - вот эта кругломордая тетка и вправду хочет его украсть. Вот так же и Леньку украли, значит, она его и съесть может.
- Дядя Ильдар ! - бросился он к дворнику, - не отдавайте меня, они меня съедят как Леньку!
- Ну, пацаненок малахольный! - воскликнул управдом.
- Да у нее муж в столовой в Смольном работает! - обратился он уже к Ильдару, - мальчишка хоть подкормится, своих детей у них нет, так что как сыр в масле будет кататься.
- В школу будешь ходить, - вступила в разговор Марина Яковлевна, - Сергей Алексеевич, муж мой, на работу на машине каждый день ездит. И тебя по дороге будет каждый день завозить с утра, до школы то далеко.
Ильдар молча погладил шершавой ладонью по голове прижавшегося к нему Васю. Вася всхлипнул, успокаиваясь. В конце концов, если столько взрослых знает, что он у Марины Яковлевны, то она ему ничего плохого не сделает, да и мама должна скоро вернуться. А каждый день на машине кататься, да еще и в школу ходить, это было просто мечтой.
- Ты не бойся, - сказал Ильдар, - я твоей маме скажу, где ты, когда она вернется. Иди и ничего не бойся, в том доме Ринат дворник, он мой друг, я все о тебе знать буду.
Бурыкина Наталья, Васина мама, не дожила до конца следствия. В тюрьме было холодно почти так же как на улице, те же сто двадцать пять граммов хлеба и больше ничего. Она заболела сразу же и через две недели умерла от воспаления легких.
А Вася стал жить у Марины Яковлевны и Сергея Алексеевича и со временем понемногу привык к ним. Хотя воспоминания о матери его не оставляли, и он часто видел ее во сне.
Глава5
1949 год, лето, Ленинград и окрестности
Учился Вася очень хорошо и в седьмом классе даже занял одно из первых мест на ленинградской математической олимпиаде. Но когда ему исполнилось пятнадцать лет, закрутилось знаменитое "ленинградское дело", и на следствии попутно вскрылось, что у многих партийных и государственных функционеров после войны в немалом количестве появились раритетные драгоценности, картины, мебель, фарфор, и в ряде показаний источником раритетов указывались Марина Яковлевна и Сергей Алексеевич. Оба они были арестованы и среди прочих, ни в чем не повинных людей, единственные, может быть, за дело получили "расстрельную" статью. Поскольку Вася официально не был усыновлен, его просто выкинули из квартиры, на которые в послевоенные годы был большой спрос, так как партия считала, что первым делом надо делать большую бомбу, строить ракеты и помогать отдаленным братским и освобождающимся народам, а свой народ был у себя под боком как-то не особенно и виден. Так Вася оказался в родном дворе, куда он зашел, чтобы узнать у кого-нибудь, не осталось ли у него прав на комнату, в которой они жили с матерью. Марина говорила ему, что мать жива, но писать ей не разрешают.
Прежде всего, Вася нашел дворника Ильдара. Тот, как оказалось, через своего друга Рината, был осведомлен о Васиной жизни. Трое из пяти сыновей Ильдара погибли на фронте, один до сих пор служил в армии, но был далеко, в Германии, а еще один оказался уже большим начальником в Москве. Он звал Ильдара к себе, но тот врос корнями в питерскую землю, на которой родился он сам и все его сыновья, и не хотел никуда уезжать.
Ильдар сказал, что комната давно уже занята и предложил Васе остаться пока у него. Шло лето, занятий в школе не было, и Вася с утра помогал Ильдару прибирать двор, а потом целыми днями пропадал в Эрмитаже или библиотеке. В конце июля у него появился друг во дворе, Сашка Куваев, который вернулся с родителями из эвакуации. Его отец работал на Урале над каким-то секретным проектом, поэтому после войны они еще три года жили там. Сашка был шустрый и нахальный парень, постоянно придумывавший какие-нибудь каверзы и развлечения, которые не всегда благополучно для него кончались. Вася, который все военное время прожил практически в отрыве от сверстников, просто прилип к нему.
Как-то у Сашки возникла мысль, съездить на велосипедах на места боев на Волхов и поискать там уцелевшее оружие. Какой из мальчишек военного, да и послевоенного времени не мечтал обзавестись пистолетом. Кто-то вырезал их из дерева, приделывал сверху медную или латунную трубку, залитую оловом или заклепанную с одного конца, напильничком делал запальное отверстие, и получалась "поджига". В ствол забивалась селитра, соскобленная с десятка спичек и обрубок гвоздя, к запальному отверстию подносилась горящая спичка или зажигалка. Звук от выстрела был не тише чем от пушки на Петропавловке. Обладатели такого оружия устраивали даже и стрелковые соревнования.
Но обзавестись настоящим пистолетом, это было мечтой и мечтой не такой уж и несбыточной. Еще в течение нескольких послевоенных десятилетий будут искать, и находить на месте боев и личное оружие, и всевозможные боеприпасы, вплоть до полных снарядных ящиков. Похоронные команды собирали только то, что оставалось на виду, да и то далеко не всегда. И никому никогда и не приходило в голову раскапывать засыпанные взрывами и проутюженные танками траншеи и орудийные позиции. А сколько мальчишек станут инвалидами уже прошедшей войны из-за неистребимой тяги "сильной" половины человечества к оружию.
Дома они сказали, что поедут на рыбалку, собрали рыболовные снасти, рыбачить и в самом деле собирались. Из съестного с собой взяли только хлеб, да соль, в лесу сейчас полно ягод и грибов, а в деревнях, за три года уже отошедших немного от войны, опять приветливо встречали каждого путника и уж на что, на что, а на молоко и картошку рассчитывать можно было.
Ехали долго, почти весь день, хорошо еще удалось поймать попутку, и большую часть пути они про дел али в кузове старой полуторки, лежа на каких-то тюках. К вечеру добрались до деревеньки, стоявшей на берегу Волхова. Деревня оказалась почти не тронута войной, в том смысле, что все домишки, бог знает, когда построенные, были целы. Война стороной прокатилась мимо нее в обе стороны, но оставила по себе кровавую память тем, что на двадцать дворов вернулись с фронта только пять мужиков, да и те были отмечены разными увечьями.
Ребята остановились возле первого с околицы дома, на завалинке которого сидел, дымя самокруткой, однорукий седоголовый мужик.
-Здравствуйте, - сказал Сашка, - мы вот с другом порыбачить хотим. Не подскажете, у кого можно было бы на пару ночей остановиться в какой-нибудь сараюшке?
- Да хоть бы у меня, - добродушно ответил мужик, - а откудова будете?
- Из Ленинграда, чуть не целый день ехали, - поддержал разговор Вася.
- О, из самого Ленинграда, то-то я смотрю, тощие оба. Небось, в блокаду-то тяжко пришлось?
- Да я в эвакуации был с родителями, а вот он, - кивнул Сашка на Васю, - всю блокаду в городе провел, - родители умерли.
- Вишь вот как, хуже фронта, - вздохнул мужик, - а как звать-то? Я Михаил, а фамилия - Емельянов.
- Сашка.
-Васька.
- Ну, давай ребята, сейчас поужинаем, да на боковую. Нам вставать рано. Только вот что, парни, вы на денек еще не задержитесь? Завтра сено в стога метать собрались, а мужиков в деревне почитай, что и нет. Большую помощь бы оказали. А уж мы и накормим и напоим, и места самые рыбные я покажу. У Пашки Медведева лодка есть и бредень. Такую рыбалку зафугуем, что долго помнить будете.
Ребята переглянулись. Собственно говоря, торопиться некуда, и они согласились. Ночевали на сеновале, который наполовину уже был заполнен свежим сеном. Внизу всю ночь жевала свою жвачку корова, а утром, едва рассвело, казалось над самым ухом, заорал петух. Хозяйка Нюра, позвякивая ведром, пошла доить корову. Вася подумал, что, наверное, надо вставать, приподнял было голову, но через минуту опять уже крепко спал.
К вечеру у ребят отваливались руки и ноги. Весь день они длинными трезубыми деревянными вилами- рогатинами забрасывали на стога большие пласты сена из скирд, которые на лошади, запряженной волокушей, подвозил им десятилетний парнишка Колька, сын Пашки Медведева. Две женщины на стоге с вилами в руках равномерно распределяли и утаптывали сено вокруг высокой, воткнутой в землю жердины, поднимая стог и себя все выше и выше. К обеду небо застлали тяжелые облака, но дождь, к счастью, пронесло, и к вечеру на лужке около деревни стояли два огромных стога, на крытых сверху свежесрубленными молодыми березками. Еще хуже усталости было то, что от набившейся за шиворот сенной трухи нестерпимо чесалось все тело. Колька предложил сбегать искупаться на реку, с ними же пошел и Михаил. По дороге захватил и с собой два ведра и частый бредень, намотанный на два кола.
Когда на реке разделись, Вася с Сашей просто открыли рты, глядя на Михаила, у которого вдобавок к сине-багровому обрубку культи вместо левой руки, вся спина была исполосована шрамами. Повернувшись и поймав их удивленные взгляды, Михаил усмехнулся:
- Что, не видали такого?
- А чем это вас так?
- Да известно чем, миной. Меня на третий день после начала войны призвали. Я же еще на финской воевал. Полк наш в Ленинграде формировали, и воевал я тут же, можно сказать в родных местах. Первый раз меня на Пулковских высотах ранили, летом еще, ну, правда, не сильно. Когда выздоровел, как раз формировалась вторая ударная армия для прорыва блокады. А командовал ею, может, слышали? - сказал он, понизив голос, как будто здесь на речке его кто-то мог подслушать, - генерал Власов.
- Так власовцы же предатели, они с фашистами заодно против нас воевали. У нас на Урале рядом с заводом лагерь был, так там новые корпуса строили пленные немцы и власовцы, - удивленно сказал Саша.
- Да тут история такая. Власов-то спервоначалу вроде как героем был. У нас в роте старшина еще с довоенных времен с ним служил в пограничной дивизии. Так он рассказывал, что когда война началась, они в наступление пошли и Перемышль взяли на немецкой стороне. Ну, а соседи все отступили, и попали они в окружение, но Власов тогда дивизию вывел. Под Москвой он здорово воевал, вот ему и поручили блокаду Ленинграда прорвать. А когда мы в прорыв пошли, немцы нас окружили, всю армию, и давай крошить. Мало кто вырвался. Тут место такое есть неподалеку, сосновый бор, чистый такой, сосны прямо огромной высоты, белые грибы там до войны собирали. А рядом поселок, Мясной бор называется. Так сейчас лес так стали называть, столько наших там полегло, пол армии, наверное. Там и остались все лежать незахороненные, сейчас никто туда и не ходит, жутко, да и опасно, подорваться можно. А нам тогда в одном месте удалось коридор держать, метров двести шириной. Кое-кому и повезло выйти. Правда, целым, наверное, ни один не выскочил, там по трупам шли. Меня тоже вот зацепило, мина рядом разорвалась, руку и спину осколками нафаршировало. Хорошо ребята не бросили, до своих немного оставалось уже, дотащили, хоть и сами пораненные. А в госпитале руку лечили, а потом гангрена началась, и совсем отрезали. Почитай год провалялся, но выходили все-таки, а там уж списали вчистую. А Власов в плен попал, ну и стал иудой. Хотя, конечно, податься ему было некуда, здесь бы за потерю армии сразу к стенке поставили. Ну, да бог ему судья. Ладно, давайте скоренько помоемся, да побродить надо маленько, сейчас рыба как раз ходит, да и раки повылезли, здесь вода чистая, раков много.
Быстро сполоснувшись, Саша и Вася под командой Михаила развернули бредень - сеть метров пять длиной и полтора высотой, привязанную с двух сторон к длинным палкам.
- Значит так, ребята, - сказал Михаил, - ты, Санек, повыше, поэтому идешь подальше от берега, а ты, Васька, поближе. Идете против течения, колья держать чуть с наклоном назад, нижний конец как можно ближе ко дну прижимайте. А мы с Кольшей возьмем какие-нибудь коряги, зайдем по течению вверх метров на пятьдесят и пойдем навстречу, ботать будем. Как скомандую, потащите к берегу, только сразу близко не сходитесь.
Все снова с удовольствием полезли в теплую воду. Когда Михаил скомандовал идти к берегу, Сашка, который шел почти по плечи в воде, попал в яму и скрылся, было, с головой, но бредня не бросил и уже через несколько секунд, сильно работая ногами, выплыл из ямы, снова встал и пошел к берегу. В это время большая щука, разогнавшись, серебристой тенью мелькнула над бреднем и, сильно плеснув, ушла в глубину. Мальчишки завопили от нестерпимой остроты ощущения радости и огорчения одновременно.
Когда бредень вытащили на прибрежный песок, его мотня была забита травой, в которой что-то шевелилось и трепыхалось, отблескивая серебром в лучах еще высокого солнца. Траву вытряхнули, разобрали и в ведра полетели полтора десятка раков и с десяток рыбин разной величины. Забрели еще несколько раз и с приличным уловом вернулись домой.
За домом Михаила возле бани разожгли костер, подвесили два ведра, одно для ухи, второе для раков. Собралось человек пятнадцать из окрестных домов. Женщины уже чистили рыбу и картошку и сразу же бросали в одно из ведер. Когда картошка на пробу оказалась сваренной, в уху вылили десяток разболтанных сырых яиц и бросили миску нарезанного зеленого лука. В кипящую воду второго ведра высыпали серо-зеленых раков, и уже через несколько секунд в струях ключом бьющего кипятка за мелькали алые трезубцы.
Рядом с костром расстелили торцами друг к другу два куска старого брезента, расставили на нем миски со свежими и малосольными огурцами, с солеными грибами. Прямо на брезент двумя кучками шумовкой вывалили раков. Тут же наличествовали два больших пятилитровых бидона и здоровенная бутыль. Когда всем раздали деревянные миски с ухой, один из мужиков стал наливать из бутыли мутную жидкость в маленькие стограммовые стаканчики, которые тут почему-то называли чайными. Михаил, посмотрев на ребят, с усмешкой спросил: - Ну что, работнички, вам-то самогона налить?
- Налить, - с вызовом ответил Сашка.
- Я не буду, - отвернулся Вася от предложенного стаканчика.
- Ну, давай хоть тогда пива налью. Пиво хорошее свежее деревенское, в городе такого не бывает, - предложил Михаил и налил из бидона полную глиняную кружку пенистого вкусно-пахнущего темно-коричневого пива.
Наевшись, ребята отошли в сторону. Гулянка шла своим чередом. Кто-то принес гармошку, пели все вперемешку,- от "Катюши" и "Смуглянки" до похабных частушек. Два мужика со злобой заспорили о чем-то, их еле разняли женщины.
Сашка от выпитого стакана самогона изрядно захмелел. Он стоял, запрокинув голову вверх, и слегка покачиваясь, смотрел на звезды. К ребятам подошел Михаил, тоже уже изрядно навеселе.
- Ну что, парни, не получается пока с отдыхом-то? А у нас в деревне каждый день вот так. Весной сажать, летом обиходить, а осенью убирать. С утра до вечера работа, то на колхоз, то на себя. Зимой разве что отдохнешь маленько. Но все лучше войны. Дай бог, сейчас долго ее не будет.
- А я вот жалею, что на войну не попал, - вызывающе заявил Сашка, - здорово, наверное, в атаку ходить! Бросишь пару гранат в немецкую траншею, из автомата от пуза длинной очередью чесанешь, и готово, вылазят с поднятыми ручками - Гитлер капут! А потом медаль дадут или орден. Вот у вас, дядя Миша, ордена есть?
- Да нет, орден получить не довелось. Две медали, правда, есть - за отвагу и за боевые заслуги. И из автомата от пуза мне чесать не довелось, не было у нас автоматов. Винтовки-то и те не сразу дали, я в свою первую атаку с саперной лопаткой пошел.
- Как это с лопаткой? - растерянно спросил Вася. - А немцы с чем же были?
- Немцы как положено, с винтовками, с пулеметами. Нас на фронт везли без оружия, сказали, там выдадут. Вдруг где-то под Лугой поезд останавливается, команда выгружаться, марш-бросок десять километров, приказ окопаться и держать оборону. На роту в сто двадцать человек дают сорок винтовок и двадцать лимонок. Патронов выдали на каждую винтовку по две обоймы, то есть по десять штук. День копали, да ждали, жрать нечего. На следующий день с утра подвезли полевую кухню с кашей. Не успели поесть, приказ - взять высоту в трех километрах впереди. Спрашиваю у взводного как в атаку идти без оружия, он только матерится. У убитого, говорит, возьмешь или у немца отберешь. А ты попробуй, доберись до него, до немца. Спервоначалу-то ничего шли, а как к высоте подходить стали, немцы из пулеметов жарить начали, головы не поднимешь. Наша батарея десяток снарядов выпустила, налетели юнкерсы-лапотники и перемешали ее с землей, ну и нам досталось. После бомбежки ротный в атаку поднимает, а у нас большая часть только призванные, необстрелянные, лежат, за землю как младенец за мамкину титьку уцепились. Он наганом в зубы одному, второму, помаленьку поднялись, перебежками вперед. Тут немного подвезло, там бурты торфа были, и он после бомбежки занялся, а ветер дым понес в сторону немцев, и мы вроде как под прикрытием идем. Выбили мы их с вершины, хорошо там не больше взвода оказалось. Мне винтовка еще раньше, после бомбежки досталась, соседа моего осколком убило. Ротный перекличку сделал, пятьдесят человек в строю. А на следующий день немецкие танки нас обошли слева и справа, чудом в окружение не попали, выбрались к своим, а от роты уж десять человек осталось.
- А вам тоже страшно было в атаку идти? - робко спросил Вася.
- Дак кому не страшно-то, парень. Там ведь не в игрушки играли, а убивали. Жить-то любому хочется. Это только в кино все наперегонки бегут вперед. А на самом-то деле все канавки да бугорочки примечаешь, куда бы залечь, да еще подальше от отделенного и взводного, чтобы первым в атаку не встать. Первого чаще убивают.
- А чего кричали, когда в атаку шли? - с вызовом спросил Сашка.
- Паря, а ты представь, на тебе шинель мокрая, за плечами сидор, в руках трехлинейка, да сапоги на ногах от грязи пудовые. И тебя вперед бегом гонят, чего ты будешь орать? Матерились в основном. Ну, иногда "ура" заорешь вместе со всеми, чтобы себя вроде как ободрить, да показать себе и другим, что ты не один. Политрук или ротный " за Сталина, за Родину" крикнут, так им по должности положено. Конечно если ты рядом, тоже чего-нибудь вякнешь. А если до рукопашной дойдет, тут уж кроме мата ничего не слышно. Ладно, парни, пойду я еще выпью, дело большое сегодня сделали.
После того, как Михаил отошел к костру, Сашка сказал, - Вась, завтра пойдем искать пистолеты. Надо у Кольки спросить, где этот мясной бор. Чего бояться-то, от них, небось, уж одни скелеты в лохмотьях остались. А пистолеты нужно искать у командиров, ремни-то командирские целы еще.
Последнюю фразу услышал бесшумно подошедший к ним босой Колька.
- Вы чего, оружие искать собрались?
- Ну да, мы хотим по пистолету найти. Вот бы сходить туда, где нашу армию побили, там, небось, оружия много осталось. Покажешь завтра, где это?
- Да вы че, с ума сошли. Не, я туда не пойду, там нечисто. У нас Борька Пастухов больно смелый был, пошел один и не вернулся. Мужики искали его, так и не нашли. Если отец узнает, что я туда дорогу вам показал, до крови испорет. А если пистолет хотите, так я знаю, где можно взять. На Курдюмовском болоте немецкий самолет лежит. Мы с ребятами за клюквой в прошлом году ходили, да и наткнулись на него. Его, мать рассказывала, зимой наши ястребки сбили как раз над деревней. А он вишь, где упал. Только мы его издали видели, тогда сыро уж больно было, а место там топкое, страшно. А ныне-то лето сухое, дождя давно нет. Слеги на всякий случай вырубим, да и пройдем. А у летчиков пистолеты обязательно бывают.
- А самолет какой, истребитель или бомбардировщик?
- Бомбардировщик, наверное. Н а нем кресты нарисованы и здоровенный, два мотора.
- Так его, может, давно в болото затянуло?
- Да нет, он-то на сухом месте лежит. Вот только до него добраться надо. Давай, завтра с утра скажем, что за ягодами, там и, правда, малинник рядом.
Утром ребят растолкал Колька. Было уже довольно поздно, солнце стояло высоко. Уставшим и захмелевшим парням сегодня спать ничего не мешало. Они бы и еще не вставали, если бы не Колька.
До болота шли часа полтора. Несмотря на засуху, лесная трава была в росе, и все ниже пояса промокли. Наконец лес стал редеть, под ногами зашуршал мягкий мох. Тут остановились, маленьким топориком, предусмотрительно захваченным Колькой из дома, вырубили три березовых жерди.
- Сейчас идите за мной след в след, ступайте только на кочки. Случится провалиться, жердь не бросайте ни в коем разе, - предупредил Колька.
Почва под ногами заметно колыхалась, Вася с Сашей чувствовали себя довольно неуютно, но виду не показывали, стыдно было показать страх перед десятилетним пацаном. Шли, ступая с кочки на кочку, благо их было много. Когда миновали чахлую рощицу, метрах в ста они увидели разрушенный самолет, лежавший почти на боку. Одно крыло было погружено в болото, а второе высоко поднято. Добрались до него не без труда, по ходу впереди синело большое окно воды, которое пришлось далеко стороной обходить.
Когда они подошли к самолету, их поразило, какой он оказался огромный. Около самолета было сухо. Е го, видимо, пытались посадить, после того, как он был подбит, и летчики зимой сверху приняли засыпанное снегом болото за луг. После неудачного приземления самолет воткнулся носом в возвышавшийся над болотом небольшой островок. Остекление пилотской кабины было почти цело, триплекс, покрытый трещинами, еще держался на арматуре фонаря. Сашка топориком выбил несколько фрагментов остекления, заглянул внутрь и с криком отпрянул от кабины.
- Ты чего? - удивился Колька.
- Там это... он сидит.
- Кто, он?
- Летчик, наверное, в шлеме.... Только у него глаз нет.
Ребята нерешительно замялись, потом Вася сказал:
- Ну и что? Мы же не считали, что придем, и вот тут они в сторонке на тряпочке, пистолеты для нас лежат. А мертвых нечего бояться. У нас в блокаду в сквере во дворе они неделями лежали зимой, пока "похоронка" за ними приедет. Давайте, вот тут, где пролезть можно, стекло выбьем и посмотрим.
Выбили самый большой фрагмент остекления. Вася осторожно, держа топорик в руке, заглянул внутрь. В кабине в одном из кресел висел, наклонившись вперед, пристегнутый ремнями,... нельзя сказать, человек, скорее скелет, в шлемофоне и черной кожаной куртке с двумя сквозными рваными дырами. Пустые глазницы невидяще смотрели вперед, с открытых частей лица и рук свисали какие-то лохмотья. В кабине возле второго и третьего кресел лежали останки еще двоих членов экипажа. Внутренняя дверь, ведущая из кабины в отсек самолета, была приоткрыта и там, в свете, проникающем сквозь многочисленные пробоины в обшивке, были смутно видны лавки вдоль одной стены фюзеляжа и очертания разбросанных останков еще нескольких человек с горбами парашютных ранцев на спине.
Вася высунул голову обратно:
- Там их много, может быть, десант перевозили. Давайте залезем, посмотрим.
В самолете было сухо. Сквозь дыры в остеклении задувал свежий ветер, и слабый запах тления едва чувствовался. Из-за сильно наклоненного пола приходилось держаться за спинки кресел. Преодолевая естественное отвращение, Сашка остро отточенным лезвием топора перерезал поясной ремень летчика и снял увесистую кобуру. Обтерев о штаны, он засунул ее за пазуху. То же проделал и со вторым летчиком, на этот раз кобура досталась Васе, у третьего члена экипажа оружия не оказалось, но зато на тонких костях запястья левой руки у него на кожаном ремешке висели часы. Сашка отстегнул их, покрутил заводную головку, приложил к уху.
- Идут! - с восторгом завопил он.
Колька с Васей, забыв прежний испуг и осторожность, осмотрели двух других летчиков, но их часы оказались разбиты. Хозяйственный Колька сказал: - Давайте один парашют с собой возьмем. Из него знаете, сколько рубах и платьев нашить можно. А у меня три сеструхи и мать.
Топором же отрезали ремни одного парашютного ранца и выбросили его через дыру в фонаре, затем выбрались сами. Сашка с Васей были в приподнятом состоянии. Еще бы, так быстро и просто сбылась одна мечта, да еще и часы, о которых никто из них даже и мечтать не смел. Первым дело парни бросились осматривать свое оружие.
Сашка вытащил из кобуры тяжелый пистолет с рубчатой рукояткой, прицельной рамкой и длинным тонким стволом с мушкой.
- О! Класс - парабеллум.
Вася тоже вытащил свой пистолет, он был очень похож на Сашкин, только меньше по размеру.
-Ну-ка, дай посмотреть,- покровительстенно и свысока, как человек понимающий, сказал Сашка. - Это - вальтер. У меня, конечно, получше, но и твой ничего.
Он передал пистолет обратно Васе.
- Может, постреляем? - робко предложил Вася.
- Что, жить надоело?- усмехнулся Сашка, - Их сначала чистить надо. Если в стволе ржавчина, разорвет. Я такой сам разбирал, мне Данилыч, оружейник с полигона показывал. Там все просто, только отвертка нужна. До дома доберемся, у отца инструмент есть, масло ружейное тоже, им мать швейную машинку смазывает.
Ребята подняли брошенные возле самолета корзинки. Ранец с парашютом решили нести по очереди. Выйдя из болота, направились в сторону малинника, который был недалеко. Кусты были усыпаны перезрелыми темно-бордовыми ягодами. Первым делом они от пуза наелись вкуснющей малины, заедая ее черным хлебом, который захватили с собой из дома. Корзинки наполнили быстро, достаточно было наклонить ветку над корзиной и тряхнуть ее, чтобы ягоды сами падали.
На обратной дороге с Кольки взяли слово, что про пистолеты он ничего не расскажет, а часы можно и показать. Все равно надо было как-то объяснять, откуда взялся парашют.
Домой добрались часам к пяти. Подходили к деревне задворками, спрятали пистолеты в одном из стогов, отметив место воткнутым кустиком полыни. Никого из взрослых дома не было, и все трое, взяв удочки, отправились на речку, где они сначала долго купались, а потом до захода солнца рыбачили с лодки на песчаном плесе. Как раз на закате им здорово повезло, одного за другим вытащили пять здоровенных лещей. Домой вернулись уже в сумерках. Там их поджидали Михаил и Колькин отец Павел.
-Так, ну-ка, парни, рассказывайте, откуда это? - спросил Павел, показывая парашютный ранец, оставленный Колькой дома.
- Небось в самолет, что на Курдюмовском болоте лежит, лазили? - добавил свой вопрос Михаил.
- Ну да, - робко ответил Вася.
- А что это запрещено? Самолет-то немецкий! - с вызовом заявил Сашка.
- Да ты не ерепенься, парень, - остудил его Павел, - мы и сами в прошлом году пытались к нему подобраться, да уж больно топко было, опасно. А нынче, значит, болото подсохло. Вот что, ребята, у нас к вам еще просьба будет. Деревня, сами видели, живет бедно. По трудодням одни палочки получишь, продукты в город возить далеко, да и не на чем. А вот это, - кивнул он на ранец, - здорово бы нас выручило. И каждой бабе по кофточке да по платью, и детишек одеть можно, да и мужикам рубахи. А если там этого добра много, то можно и на продажу пустить.
- Да вы что! - заходил ходуном Колька, почувствовавший, что ожидавшееся наказание отменяется, - там их много, он парашютистов вез, самолет-то.
- Вот и ладно. Значит, мы просим вас, ребята, - кивнул Васе и Саше Павел, - завтра с Колькой пойти к самолету еще раз. С вами еще двое женщин будут, они лошадь с телегой возьмут, подъедут к болоту, там какая-никакая, а дорожка есть, правда в объезд. Встанут они недалеко от болота. А ваша задача - стаскать туда из самолета все парашюты, ну может, чего еще полезное найдете. Я гляжу, вы часами обзавелись, так что если еще найдете, пусть даже поломанные, берите.
- Только смотрите, никакого оружия, это строго-настрого, - сказал Михаил.
- Да они, уж, поди, притащили, - усмехнулся Павел, - но смотри, парни, дело ваше, только в деревне чтобы ни одного ствола нового не появилось после вашего отъезда, у нас тут инвалидов хватает. И, чур, если у вас будут неприятности, то мы к ним никакого отношения иметь не будем. А рыбу давайте, я сейчас лещей в коптильню подвешу. Чурки ольховые у меня есть, так что с собой рыбку и увезете.
На следующий день рано утром, договорившись, где встретят подводу, ребята отправились по проторенной дорожке. На этот раз добрались быстрее, шли по болоту уже без прежнего страха, по старым следам. Когда залезли в самолет, первым делом выбросили два оставшихся парашюта из пилотской кабины, оба оказались простреленными, затем пробрались в транспортный отсек. Здесь ходить приходилось очень осторожно, на полу валялись останки, по крайней мере, десятка человек.
Преодолевая брезгливость, ребята собрали парашюты, часы. На этот раз брали и разбитые, Павел сказал, что в городе берут и такие, чтобы отремонтировать или для запчастей. Собрали также ножи, висевшие в ножнах у каждого десантника. На полу под лавкой стояли два длинных металлических ящика, на которых были какие-то надписи, состоявшие из смеси букв и цифр. Сашка сбил с одного обухом топора замочек и, просунув лезвие топора под крышку, открыл его. Там, аккуратно упакованные, лежали несколько автоматов с откидными металлическими прикладами и запасные рожки-магазины к ним. Вася знал, что такой автомат называется "шмайссер". Сашка взял один, положил в карманы два рожка и повесил автомат на плечо.
Колька попытался, было снять с одного из трупов ботинки, но из ботинка полилась густая, отвратительно пахнущая слизь, так что Колька отбросил его, и ребята поспешили покинуть самолет. Однако прежде чем вылезть из пилотской кабины, Колька обшарил карманы пилотской кожаной куртки и вытащил оттуда тяжелый портсигар из желтого металла с выбитой надписью на немецком языке. Парни выпрыгнули наружу. Сашка снял автомат с плеча, срезал с ближайшего деревца тонкую ветку, намотал на нее отхваченный десантным ножом кусочек парашютного шелка и несколько раз прочистил этим импровизированным шомполом ствол автомата. Вытащив ветку, он посмотрел на тряпочку, на ней ничего кроме следов жирной смазки ничего не было.
- О! Порядок. Фрицы хорошо оружие содержали, можно и пострелять.
Вася спросил, - Ты что в Ленинград автомат повезешь? Да тебя сразу же арестуют.
- Не бойся, не дурак. В деревню пешком пойдем, быстрей будет, чем на телеге трястись. Сейчас где-нибудь постреляем и выбросим. Я из такого уже стрелял, у нас на Урале стрельбище было рядом, там разное оружие опробовали, ну, если повезет, то и мне давали.
Чтобы перенести парашюты к месту, куда должна была подъехать телега, пришлось сделать несколько ходок. Телеги еще не было, и ребята решили поесть малины. Но на подходе к малиннику Колька вдруг остановился.
- Смотри, там кто-то ходит!
В центре малинника шевелились верхушки кустов. Ветер, дувший навстречу, донес треск и довольное сопение.
- Тихо! - шепотом выдохнул Колька, - быстро уходим, там медведь.
У Сашки с Васей, которые зверя крупнее и страшнее собаки, видели только в зоопарке, новость не вызвала особого страха.
- Может, пойдем, посмотрим? - осторожно предложил Сашка.
- Ты че, рехнулся?! У нас в прошлом году тетка Матрена тут же сослепу на медведя нарвалась. Он с одной стороны куст обирает, а она с другой. Так он ей пару раз лапой дал, волосы с головы содрал, в яму бросил и хворостом засыпал. Медведи любят, когда мясо немного протухло. Ну, она ночью очнулась и кое-как до дому доползла. Три месяца в больнице лежала, сейчас ходит только в платке, на лицо смотреть страшно.
Они потихоньку отошли назад к назначенному месту.
- Слышь, парни, - предложил вдруг Сашка, - а давайте в медведя постреляем?!
Особого энтузиазма у спутников это предложение сначала не вызвало. Но, когда Сашка сбросил с плеча автомат, вставил рожок, передернул затвор, откинул приклад и положил палец на курок, ребята осмелели.
До малинника не дошли метров тридцать. Сашка, приложив приклад к плечу, поднял автомат, прицелился в ту сторону, где шевелились кусты, и нажал курок. Прозвучала короткая очередь. Кусты перестали шевелиться, ребята притихли. Потом из кустов донеслось угрожающее рычание, малинник снова зашевелился, и, судя по этому шевелению, медведь шел в их сторону. Сашка, уже торопливо, опять вскинул автомат в сторону колышущихся кустов и нажимал курок до тех пор, пока не кончились патроны. Зверь вдруг басовито взвыл и, через несколько секунд, вывалился из кустов, направляясь в сторону ребят. Сашка торопливо дергал пустой рожок автомата, у него никак не получалось отсоединить его. Вдруг он бросил взгляд в сторону медведя. При виде злобно оскаленной морды зверя, из пасти которого стекала темная струйка, его на секунду парализовало, а затем он неожиданно отбросил автомат и со всех ног пустился бежать. Оторопевшие Вася с Колькой припустили за ним. Колька сразу же отстал. Поняв, что ему не догнать старших, он от ужаса завопил, умоляя подождать его, но мчавшиеся впереди парни даже не оглянулись и скоро скрылись в березняке.
Медведь тем временем сделал несколько шагов, остановился, вдруг задние лапы его подогнулись, он недоуменно рявкнул и повалился набок, взрывая землю лапами. Через несколько секунд он затих и больше уже не шевелился.
Тем временем Сашка с Васей добежали до того места, где были сложены добытые в самолете трофеи и остановились. Тяжело дыша, они стояли, избегая встречаться взглядами. Сашка вдруг засуетился, схватил один из десантных ножей и, по-прежнему не глядя на Васю, направился туда, откуда они прибежали. Вася, тоже торопливо схватив нож, бросился за ним. Назад они шли молча и очень осторожно, минуя стороной густые заросли. Когда вышли на опушку березняка, Сашка, шедший первым предостерегающе поднял руку. Издали они всматривались в неподвижную тушу медведя, стараясь понять, чего это он вдруг разлегся, едва выйдя из кустов. Наконец Сашка решился крикнуть. Получилось что-то нечленораздельное и не очень-то громко. Осмелев, ребята принялись орать во всю мочь, зверь не шевелился. Зато из леса вдруг донесся жалобный крик Кольки - Помогите, я здесь!
Они бросились на голос, и нашли Кольку на высоченной сосне, нижние сучья которой начинались метрах в четырех от земли.
- Я слезть не могу, - заявил он, увидев их.
- А как ты вообще туда попал? - спросил удивленный Вася.
- Я не помню, а где медведь?
- Да все-все, - успокоил его Сашка, - сдох медведь, валяется там возле малинника и не двигается. Ты давай, обхвати ее руками и потихоньку сползай. Мы с Васьком под деревом встанем и, если что, тебя подстрахуем.
С трудом перепачканный смолой Колька слез с сосны, расцарапав по дороге пузо. Ребята снова направились к малиннику. Сашка подобрал брошенный автомат и, наконец, разобрался, как заменить рожок. Не подходя к медведю, передавая автомат из рук в руки, каждый выпустил в него по очереди. Пули при попадании выбивали из шкуры медведя клоки шерсти и легкие облачка пыли. Только выпустив весь рожок, ребята осмелились подойти к зверю. Вблизи он показался им просто огромным. Со шкуры свисали клочья линяющей рыжей шерсти. Остекленевшие глаза медведя были открыты, но жизни ушла из них. И, когда возникали порывы ветра, от него шли волны острого пугающего запаха. На кровавых потеках ран сидели рои непонятно откуда взявшихся мух, а на ближних деревьях уже нетерпеливо каркали с десяток ворон.
Издали послышалось ржание лошади. Ребята, удовлетворив извечное мужское охотничье любопытство, отправились к месту оговоренной встречи. Вместе с женщинами приехал Павел. Он хотел посмотреть, нельзя ли снять с самолета что-нибудь полезное в немудреном деревенском хозяйстве. Когда ребята подошли, он уже успел уложить в телегу все, что они притащили от самолета.
- Здорово, парни, - дружелюбно сказал Павел, увидев приближающихся ребят. Однако, увидев висящий на плече у Сашки немецкий автомат, он сразу же помрачнел.
- Дай-ка сюда, - протянул он руку.
- Сашка торопливо сбросил с плеча автомат, передал его Павлу.
- Да не нужен он нам. Мы просто пострелять его взяли, и все равно патронов больше нет.
- Бать, он медведя убил! - не утерпел, чтобы не похвастаться, Колька.
- Какого медведя! - оторопел Павел, - вы что, с ума посходили? А если бы он до вас добрался, прежде чем вы его положили? Ведь с живых бы шкуру спустил! Ну, Колька, дай только до дому доехать, ты у меня получишь! А вы тоже хороши, вымахали с коломенскую версту, пора бы уже соображать начать. Ну, ладно. Пойдем, покажете медведя и самолет. Вы, бабы, нас здесь подождите, мы скоро вернемся.
Подойдя к медведю, Павел почесал в затылке:
-Да, парни, таким количеством патронов можно было взвод медведей положить. Ну да молодцы, что не испугались.
Колька из-за его спины ехидно показал язык Сашке с Васей.
- Жалко шкуру испортили, я думал, может снять можно будет. Давай к самолету сходим, а на обратной дороге от медведя мясо отрубим.
- А разве медведя едят? - удивился Вася.
- Небось, копченый медвежий окорок не пробовали?
- Нет, конечно.
- Ну, вот сегодня как доберемся до дома, так сварим и повесим в коптильне на сутки. Еще пальчики оближешь. Да, я сегодня баню топлю, милости просим так сказать. В бане-то деревенской, поди, тоже не мылись? Только я уж вас попрошу веничков березовых наломать.
Пошли дальше, по дороге Павел утопил в болоте автомат. Добравшись до самолета, Павел покачал головой:
- Да, до моторов так просто не добраться. Придется крыло, которое поднято, рубить. Движок как раз на сухое место упадет. Надо будет с мужиками еще раз подъехать.
- А вы что собираетесь мотор утащить?
- Да ты что, тут кран нужен или хотя бы тали. Не, мы болты и гайки скрутим, кой-какие шестеренки возьмем, трубки медные или латунные спилим, дюраля нарежем. Это добро в хозяйстве всегда сгодится.
На обратной дороге Павел отрубил от туши медведя верхнюю часть задних лап и еще два здоровенных куска, перевязал веревкой и подвесил к короткой жердине.
- Ну, давай, на плечо, - обратился он к Саше с Васей. У меня нога разболелась. Он и в самом деле сильно прихрамывал на правую ногу. Парни взвалили ношу на плечи, и все направились к телеге. Когда подошли уже совсем близко, порыв ветра донес запах зверя и крови до лошади, и она, всхрапнув, дернулась, было вперед, но одна из женщин схватила ее под уздцы, и лошадь встала на месте, прядая ушами и нетерпеливо перебирая ногами.
Домой вернулись засветло, сходили на речку, накупались вдосталь, а на обратной дороге под Колькиным руководством нарезали березовых веток и заплели четыре веника.
Павлова баня оказалась маленьким почерневшим срубом с крохотным, высотой в бревно, окошком и крышей из серой, покоробившейся от дождей и времени дранки. Раздевались в тесном предбаннике, пропахнувшем дымом, где четверо еле поворачивались. Павел с Колькой первыми вошли в баню, только после этого Вася с Сашкой смогли раздеться. Когда Вася переступил порог бани, у него перехватило дух, до того здесь показалось жарко. Однако, чуть притерпевшись, Вася почувствовал, что ступни ног почти холодные. Он присел на корточки, и в самом деле, у пола было почти прохладно, пахло прелой сыростью.
-Что, парень, уже притомился? - с добродушной усмешкой спросил Павел, - а мы еще и не начинали.
Он положил в высокую деревянную шайку веники, залил их горячей водой из висевшего на цепи над печкой-каменкой закопченного черного дымящегося паром котла. Ребята тем временем осматривались вокруг. Печка была сложена из почерневших от дыма булыжников. Деревянная труба почему-то чуть выставлялась из потолка и сейчас была перекрыта задвигавшейся сбоку дощечкой-задвижкой. В дальнем от печки углу громоздились два черных котла с холодной водой и несколько деревянных шаек. Под окошком стояла широкая деревянная лавка, а рядом с печкой возвышался деревянный помост, который Павел несколько раз ошпарил кипятком и протер веником-голяком, состоявшим из одних прутьев. Стены, потолок и верх двери покрывал густо-черный налет. Сашка не утерпел, украдкой дотронулся до стенки, на пальцах осталась жирная черная грязь.
- Ну, парни, начнем париться. Головы пока не мочите.
Жестяным черпаком с длинной деревянной ручкой Павел зачерпнул ржаного кваса из кастрюли, стоявшей рядом с холодной водой, и плеснул на раскаленную каменку. Тугая волна горячего, вкусно пахнущего свежеиспеченным хлебом воздуха, с шипением прокатилась по небольшой баньке и окутала Васино тело. Он машинально присел.
Куда?! А ну-ка полезай на полок, - легонько подтолкнул его Павел по направлению к деревянному помосту.
Вася неловко залез на полок и сел. Ему показалось, что волосы у него потрескивают от жара.
Чего сидишь-то, ложись на живот, - засмеялся Колька.
Вася лег, горячие доски обжигали тело, покрывшееся липким потом. К полку подошел Павел, держа в каждой руке по венику. Стряхнув с них лишнюю воду, Павел начал как бы шлепать Васину спину вениками, на самом деле чуть-чуть ее касаясь. Сначала эти прикосновения обжигали как крапива, но через минуту у Васи возникло ощущение, что он, не касаясь досок, висит в воздухе над полком. Павел уже довольно сильно хлестал по спине, но ощущение блаженства не проходило.
- Ну, парень, спереди давай сам, - Павел сунул Васе в руку веник и сел на лавку возле окна.
Когда разомлевший Вася слез с полка, Павел кивнул в сторону котлов с холодной водой, - Набери шайку и окатись с головой. А теперь, Санек, твоя очередь париться.
С трудом подняв шайку над головой, Вася водопадом опрокинул ее на себя. В первую секунду ему показалось, что его опять обожгло, потом вернулось ощущение легкости и полного блаженства.
Когда тот же круг прошел и Сашка, они с Васей вывалились в предбанник. От разгоряченных тел валил призрачный пар. Они бессильно повалились на широкие лавки и упивались летним вечерним воздухом. Этот воздух был наполнен запахами луга и соснового бора, окружавших деревню. Через несколько минут к ним присоединился Колька, с ковшом кваса в руке, который они, передавая из рук в руки, и опростали. Павел парился долго, когда он вышел в предбанник, ребята уже вышли из состояния блаженной эйфории, и хохотали над анекдотами, которые рассказывал Сашка.
- Ну, давай, мужики, пойдите, помойтесь. А я потом еще заход сделаю, - сказал Павел, - только после помывки ни за стены, ни за дверь не задевайте, а то придете домой как трубочисты. У нас баня по-черному топится.
После бани у Павла в избе пили чай из самовара. Его жена положила им по блюдечку меда, ребята совсем разомлели и еле добрались до своего сеновала.
На следующий день они сходили с утра за грибами, потом опять купались и рыбачили, а к вечеру стали собираться в дорогу. Первым делом на дно старенького солдатского вещмешка, который они привезли с собой, легли, замотанные в добытые Колькой старые тряпки, кобуры с пистолетами. Само собой, произошло это тайно от хозяев. Потом уложили мешочек с сушеными грибами, копченых лещей и даже каравай свежеиспеченного ржаного деревенского хлеба. Но самым ценным был, конечно, одуряюще вкусно пахнущий копченый медвежий окорок. Сашка дал свой адрес, пригласив заезжать, если кто-то будет в Ленинграде, а Вася, замявшись, сказал, что сам еще не знает, где будет жить. Хозяйка даже всплакнула, услышав эти слова.
Утром встали рано, хозяйка дала на дорогу бутылку с молоком и краюху деревенского хлеба. Пришел Колька и проводил их до околицы, дальше они поехали одни. Хотя сказать - поехали, было бы не совсем верно. Первые три километра дорога шла по лесу и представляла собой сплошные лужи грязи, которые не пересыхали даже в самую жару, так что большей частью приходилось идти пешком и тащить на себе велосипеды. Потом дорога выходила на песчано-гравийный тракт, по которому ребята быстро доехали до райцентра, а там, поймав попутку, доехали до самого Пулкова, откуда до дома было уже рукой подать.
В Ленинграде ребята сначала запрятали под трансформаторной будкой около своего дома пистолеты, зашли к Ильдару, поделили деревенские гостинцы, и Сашка ушел домой.
Ильдар рассказал, что заходила классная руководительница Васи, и что она очень беспокоится о его судьбе и предлагает устроить его в интернат, и что Васе на следующей неделе надо к ней зайти.
Но как раз в это время, когда все было, казалось, так хорошо и замечательно, судьба сделала крутой поворот, который и вынес Василия на совершенно другую дорогу. В жизни у каждого человека возникают моменты, когда разные линии судьбы перекрещиваются, и порой достаточно незначительного события, чтобы все пошло совершенно не так, как могло бы.
На следующий день Вася, едва проснувшись, побежал к Сашке. Ему пришлось долго звонить, пока еще полусонный приятель не открыл дверь.
- Здорово, ну что, будем чистить пистолеты?- нетерпеливым шепотом спросил Вася.
- Да куда ты торопишься, поспать не дал. Я бы еще часик-другой задавил, - зевая, ответил Сашка, на щеке которого еще краснели рубцы, оставленные подушкой, - Ну, заходи, у меня дома никого нет, отец с матерью на работе до вечера. Или лучше, возьми вот сумку, сходи за пистолетами, а я умоюсь и перекушу чего-нибудь. Инструменты у отца есть, масленку от швейной машинки возьмем, там масло хорошее, оружейное.
Вася торопливым шагом дошел до трансформаторной будки, осторожно огляделся. Кругом никого не было, если не считать какую-то дворняжку, которые после войны опять как из-под земли появились в городе. Дворняжка, пометив очередное дерево, подошла было к Васе, но он прикрикнул на нее, и она, поняв, что ничего ей здесь не перепадет, потрусила дальше по своим собачьим делам. Вася, еще раз оглядевшись, осторожно достал сверток, аккуратно положил его в сумку и спокойным шагом, сдерживая себя, чтобы не привлекать внимание, пошел назад.
Сашка был уже почти готов. Он, на ходу дожевывая кусок хлеба с маргарином, притащил из прихожей отцовский рундучок с инструментом, постелил на стол газету "Правда", на первой странице которой Вася машинально прочел набранный большими буквами заголовок передовицы - "Партийное руководство научными учреждениями", подписанной какой-то Фурцевой.
Сашка тем временем достал из сумки сверток, развернул его, расстегнул свою кобуру и достал парабеллум. Он осторожно заглянул в ствол, потом дунул туда зачем-то. Подумав, выщелкнул обойму, смастерил из кусочка стальной проволоки и ваты шомпол, щедро сдобрил его маслом из масленки, несколько раз прочистил ствол, посмотрел на вату,
- Ржавчины вроде бы нет, давай попробуем без патронов.
Он несколько раз щелкнул курком, каждый раз предварительно отводя затвор.
- Классная машинка! Надо реально пострелять, давай завтра съездим в карьеры за Сосновкой.
Точно так же почистив Васин пистолет, они снова упаковали сверток, обернув его на этот раз клеенкой. Сверток был надежно упрятан на прежнее место, а приятели направились в кинотеатр "Баррикада", где шел замечательный трофейный фильм о приключениях Тарзана.
На следующий день на велосипедах они отправились в старый заброшенный песчаный карьер. Было не очень жарко, со стороны Финского залива дул легкий приятный ветерок, дорога за городом часто ныряла в сосновые перелески, и жизнь казалась чудесной и удивительной.
В карьере они первым делом сделали мишень, - выкопали в крутом песчаном откосе небольшое углубление и поставили туда обломок доски. Отошли метров на пятнадцать. Сашка прицелился в доску и нажал курок. Выстрел прозвучал неожиданно громко, в чуть наклоненной доске появилась дырка.
- Здорово, дай мне выстрелить, - попросил Вася.
- Во-первых, у тебя свой есть, во-вторых, патронов мало, ответил Сашка, который в доску больше стрелять не стал, - с первого раза попал, а дальше неинтересно. Он покрутил головой налево - направо, выискивая новую цель. На ветку березы, стоявшей на краю карьера, недовольно стрекоча, села сорока. Сашка прицелился в нее и выстрелил. Сорока, истошно заорав и громко треща крыльями, сорвалась с ветки и моментально исчезла из вида, а на дно карьера плавно кувыркаясь в струях поднимающегося теплого воздуха, падало черное с сизым сорочье перо.
- Вот, черт, в хвост попал, - огорчился Сашка.
- Давай, свой "вальтер" доставай, - добавил он.
Вася достал свою кобуру, расстегнул ее, вытащил пистолет, почти такой же, как у Сашки, только поменьше размерами. Он прицелился в доску и нажал на курок, однако выстрела не последовало.
- С предохранителя сними и на боевой взвод поставь, стрелок, - насмешливо посоветовал Сашка и показал, как это сделать. Вася выстрелил, в стороне от доски взлетел в воздух фонтанчик брызг.
- Мазила, - пренебрежительно сказал Сашка, - давай, еще.
Со второго раза Вася попал в край доски. Он выстрелил еще дважды, каждый раз попадая в мишень.
- Молоток, - одобрительно оценил успехи друга Сашка, - давай, по птицам постреляем, только немного, патроны беречь надо.
Как нарочно в это время на ту же березу одна за другой опустились две вороны.
-Верхняя моя, нижняя твоя. Стреляем по моей команде, - сдавленным голосом прошептал Сашка. - Огонь!
Почти одновременно прозвучали два выстрела. Верхняя ворона благополучно улетела, во весь голос выражая свое неодобрение, а та, в которую стрелял Вася, свалилась почти к ногам ребят и сейчас, громко каркая, удирала от них, волоча перебитое крыло. Вася растерянно смотрел ей вслед.
- Ну, чего смотришь, - сердито сказал Сашка, расстроенный своим поражением в импровизированном соревновании, - или добей из пистолета, или так башку сверни.
- Зачем? - возмущенно спросил Вася.
- Затем! В больницу она не пойдет, а так либо помрет, либо лиса съест. Их здесь знаешь сколько. Впрочем, дело твое, - добавил Сашка, пряча в кобуру и убирая в сумку свое оружие.
Вася растерянно потоптался, затем тоже убрал свой пистолет и, понурив голову, пошел вслед за Сашкой к оставленным велосипедам.
На следующий день Вася долго спал и вышел из дома только после обеда. На Сашку он наткнулся в дворовом скверике, где тот в компании еще двух, незнакомых Васе, взрослых парней с азартом играл в карты. Возле него на столике лежало несколько купюр нового образца, которые вошли в обращение после недавней реформы.
-О! Васек! Садись с нами играть, мне сегодня фартит - весело крикнул Сашка при виде друга, - познакомься. Это Славка и Толян.
Славка, плечистый рыжий крепыш лет двадцати, улыбнулся во весь рот и крепко пожал Васе руку. Толян, белокурый хлипкий парнишка, чуть помоложе, сидевший за столом напротив, приветственно махнул рукой, не выпуская карт: - Ну, что, дружбан, садись, если деньги есть, мы на интерес не играем.
- Да, ну! Откуда у меня, - дружелюбно улыбнулся Вася.
- На, возьми мои. Потом отдашь. - пододвинул ему трешку Сашка.
Играли в " секу ". Васе с Сашкой удивительно везло. Через полчаса каждый из них выиграл уже рублей по пятьдесят. Толян с наигранным разочарованием заявил: - Ну, парни, вы нас так без штанов оставите. Давай в очко сыграем.
Сашка, увлеченный возможностью внезапного обогащения, залихвастски заявил: - Чур, банк я держу!
В короткое время банк вырос до пятисот рублей, Сашке опять отчаянно везло. Ему дважды приходило очко, когда у Толяна было по двадцати. Вася, уже проигравший весь свой выигрыш, сидел в стороне и наблюдал за азартной игрой. Его давно смущало несколько наигранное поведение Славки и Толяна, которые при каждом проигрыше принимались так сокрушаться и клясть судьбу, что можно было подумать, что с завтрашнего дня им придется садиться на блокадный паек. Однако оба, не глядя, вынимали из карманов брюк ассигнацию за ассигнацией, а уж тасовали карты так, что казалось, те просто сами по себе перелетают из рук в руки. И на руках у обоих были странные наколки, у Толяна - женщина с крыльями2, а у Славки - жук3.
Неожиданно ситуация резко переменилась. Толян пошел ва-банк, и на этот раз прикупил к десятке туза. Банк перешел к нему. Раздухарившийся Сашка попросил у Славки и Толяна в долг, клятвенно обещая вернуть. Они неожиданно быстро согласились и отсчитали ему тысячу. Вася толкал Сашку под столом ногой, но тот нетерпеливо отмахнулся от приятеля и за два раза вернул банк. Однако Толян опять пошел ва-банк, и опять выиграл. Теперь Сашка, чтобы отыграться, занял уже две тысячи, но и их сразу же проиграл. Славка с Толяном больше взаймы не дали и потребовали рассчитаться. Только тут Сашка опомнился и понял, как он влип. Вася сидел ни жив, ни мертв. Три тысячи рублей! Это же зарплата дворника почти за год. Толян достал из кармана огрызок химического карандаша и клочок бумаги и потребовал, чтобы Сашка тут же написал расписку, что в течение недели деньги отдаст. Сашка было заерепенился:
- Ну, где я такие деньги возьму?
- А тебя что, насильно кто-то сажал играть? Ты же сам, когда занимал, клялся, что деньги вернешь, - резонно заметил ему Славик.
- Ну, я думал, что выиграю.
- Сегодня проиграл, завтра выиграл, но рассчитываться надо. Отыграться хочешь? Давай, только деньги неси или рыжье.
- Чего-чего?
- Ну, золото. Может дома цацки какие есть, золотые?
- Откуда у меня золото-то?!
- Ну не у тебя, у папы, с мамой, у сеструхи, у соседки, в конце концов.
- Это что, воровать что ли?
- А что? Им ни к чему, а ты долг отдашь. Хорошее колечко с камушком или сережки и все. А то можно на улице на гоп-стоп взять. Видишь какую-нибудь овцу с рыжевьем, подожди пока в подъезд зайдет, сам за ней, перышко достань, она тебе все отдаст.
- Ты что, за это же посадят!
- Ну, жизнь такая, сегодня вор гужует, а завтра на зоне срок мотает. Но смотри, неделю мы ждем, а потом или деньги несешь, или кишки на перо намотаем, - весело осклабился Славик, - так что в следующий вторник часика в два здесь же и с деньгами.
Сашка уныло, периодически облизывая языком кончик химического карандаша, написал расписку. На этом Славка с Толяном ушли, а ошарашенный происшедшим Сашка тупо уставился в столешницу.
- Саш, ну что делать-то будем? - тихо спросил Вася.
- Что-что! Откуда я знаю? Да и тебе-то какое дело, не ты проиграл.
- Ты знаешь, а мне показалось, что они мухлюют. Как-то карты он странно тасовал, прямо к рукам у него прилипали, да и карты их были, может меченые?
- Мухлюют! Меченые! Да какая теперь разница.
- Ну, может, они и не придут больше?
- Жди, не придут. Они в соседнем доме оба живут, и знают, где я живу.
- Может, с отцом поговоришь?
- Да ты что, он сам меня убьет. Я в чику как-то раз рубль проиграл, так он когда узнал, до крови бы испорол, если не мать.
- А если с матерью поговорить?
- У нее зарплата шестьсот рублей. Ей, считай, почти полгода работать надо, чтобы эти деньги отдать. Черт, и как все получилось?!
- А давай к Ильдару сходим, посоветуемся, он хоть и дворник, а умный, может чего и придумает.
Да толку-то что. Хотя ладно, пошли. Ты вроде как ни при чем. А мне он чего сделает?
Ильдар, нахмурившись, выслушал историю, помолчал немного.
- Пословицу знаешь? Отец сына бил не за то, что играл, а за то, что отыгрывался. На выигрыш дурак рассчитывает или фокусник. Я когда молодой был, видел такого. Он себе четыре туза сдавал, когда хотел. А этих я знаю, оба в тюрьме сидели, плохие люди.
- Может в милицию заявить? - несмело предложил Вася.
- А в чем они виноваты? Ты деньги проиграл? - обратился он к Сашке, - Проиграл. Тебя играть заставляли? Нет. Вот если они тебя изобьют или того хуже, ножом поранят, тогда милиция сможет за них взяться. Только, боюсь, тебе такой расклад не сильно понравится.
Немного помолчав, перебирая в руках четки, Ильдар добавил: - Ладно, думаю, что помогу, надо кое с кем поговорить.
- Дядя Ильдар, я отдам вам эти деньги, отдам обязательно, - засуетился Сашка.
- Хорошо, отдашь. Вот работать будешь и отдашь. Не мне, так ему, - кивнул он в сторону Васи, - а может, кому другому поможешь, как мы тебе.
- Почему мы? - удивился Вася.
- Потом объясню, - уклонился от ответа Ильдар.
Вечером, после ужина, Ильдар подозвал Васю и рассказал ему всю историю об оставленных его матерью драгоценностях. Вася подержал в руках тяжеленькую черную коробочку, поверхность ее была слегка липкой, с любопытством рассматривал незнакомые тяжелые желтые монеты с царским профилем.
- Боюсь, что Наташи нет в живых, иначе хоть какую-то весточку подала бы. Это все твое теперь, я только совет могу дать. Коробочку эту зашитую не трогай пока. Я ее на всякий случай варом облил, век лежать может. Хотя думаю, никто за ней не придет. Вырастешь, сам решишь, что делать. А монеты можно продать. Есть у меня надежный человек. И Сашке поможешь, и тебе одежда нужна, учиться дальше как будешь?
Во вторник, без четверти два Сашка, положив в карман завернутую в газету пачку двадцатипятирублевок, сидел вместе с Васей в скверике. Толян нарисовался возле столика неожиданно, как будто его тощая фигура возникла из воздуха.
-Здорово, парни. Ну, как, принесли? - вполголоса спросил он, нервно озираясь.
- Принесли! - с вызовом ответил Сашка, - На, держи, - полез он было в карман.
Не здесь, не здесь, подходите на пустырь за домом, - быстро проговорил Толян и буквально растворился в кустах сквера.
Ребята направились на пустырь. Проходя по двору они заметили возле одного из подъездов черный "воронок" и нескольких милиционеров.
На пустыре их уже ожидали нервно курившие Толян и Славик.
- Давай деньги, - вместо приветствия выпалил Славик.
Сашка достал из оттопыривавшегося кармана штанов сверток и молча передал его Славику. Тот развернул и отбросил обрывок газеты, пересчитал купюры, метнул быстрый взгляд на Толяна.
С тебя еще тысяча! - заявил Толян.
- Как?! - возмутился Сашка, - Я же три тысячи проиграл.
- Отдал бы сразу, было бы три. За неделю еще долг набежал. Если сейчас еще одну не отдашь, через неделю будет две.
- Да ты что? Где я возьму? Эти и то пришлось занять!
- Ну, вот и еще займешь.
-Все, Вась, пошли отсюда! - заявил возмущенный Сашка и повернулся, намереваясь уйти. Но Славик схватил его за плечо своей здоровенной, густо обросшей рыжими волосами рукой, развернул к себе и коротко без замаха ударил в лицо. Сашка упал на спину, зажав лицо руками. Сквозь пальцы у него начала сочиться кровь, он глухо стонал. Славик два раза ударил его ногой в живот, Сашка скорчился и затих, едва шевелясь.
Вася, остолбеневший было в первую минуту, закричал: - Подождите, что вы делаете!
- А ну, заткнись! А то сейчас свои кишки увидишь, - злобным шепотом, цедя слова сквозь зубы, пообещал Толян, достав при этом из кармана выкидной нож.
План дальнейших действий возник у Васи сразу же, как только Сашка упал после первого удара. Трансформаторная будка была возле дома за деревьями в ста метрах от того места, где они стояли.
- Я сейчас принесу, - заторопился Вася, - сейчас, через пять минут, тут недалеко.
- Чего принесешь? - недоуменно спросил Толян.
- Деньги. Тысячу. Тут недалеко, - повторил Вася.
Славик с Толяном недоверчиво переглянулись.
- Ну иди, - нерешительно проговорил Толян, -Только смотри, если увидим, что кого-нибудь навел, я в твоем приятеле успею много лишних дырок понаделать и ноги сделаю. У тебя пять минут. Пошел!
Вася бегом бросился по направлению к дому. Добежав до деревьев, он свернул к трансформаторной будке, достал свой " вальтер", снял его с предохранителя, засунул сзади за пояс брюк, завернул в валявшуюся тут же тряпку пару щепок, придав свертку прямоугольную форму, глубоко вздохнул несколько раз, восстанавливая дыхание после пробежки, и направился обратно. Он не собирался никого убивать, но в голове у него почему-то безостановочно крутились три слова: - Суки! Скоты! Сволочи! - а со дна души поднималась холодная ярость и желание вот так же бить ногами Толяна и Славика.
Не доходя десяти метров до уже спокойно курившей парочки, он протянул им издали левой рукой сверток, как будто бы подтверждая, что беспокоиться не о чем, вот они, деньги. Физиономия Толяна при этом расплылась в довольной усмешке. А уже через секунду Вася, отбросив сверток, правой рукой выхватил "вальтер" и, направив его в сторону стоявших парней, во весь голос закричал : - Суки! Скоты! Сволочи! А ну, руки вверх! И если только дернетесь, убью!
Оторопевшие Толян и Славик моментально подчинились его команде. Тут Вася замешкался, он не знал, что делать дальше. Надо было помочь Сашке, но в то же время желание отомстить не позволяло ему безнаказанно отпустить двух этих гадов.
Толян, уловив этот момент, с наигранной усмешкой сказал: - Ну, хорош, пошутили, и будет. Все, у нас никаких предъяв к вам нет. Давай, расходимся и все.
Может на самом деле, они так бы и разошлись, но Славику вдруг показалось, что пацан просто берет их на понт, не походил он на крутого бойца, который спокойно мочканет кого угодно, а может и пистолет у него не заряжен. И Славик бросился к Васе.
Первый же выстрел остановил и согнул е го. Второй свалил остолбеневшего Толяна, так и не успевшего опустить руки. И дальше Вася по очереди стрелял то в одного то в другого, подходя все ближе к дергающимся на земле телам, пока в обойме не кончились патроны.
Потом он отбросил ставший уже ненужным пистолет, из глаз у него вдруг потоком хлынули слезы, он подбежал к Сашке, присел перед ним, стал тормошить его, тот не шевелился. И тогда бросившаяся в голову ярость подняла Вас ю на ноги, и он, не помня себя, подбежал к лежавшим неподалеку друг от друга Толяну и Славику и стал по очереди пинать их ногами, выкрикивая все бранные и матерные слова, какие только приходили ему в голову. А от дома уже бежали несколько людей в милицейской форме.
У Сашки оказалась разорванной селезенка, но он быстро поправился после операции и на состоявшемся вскоре суде выступал в качестве свидетеля. Ильдар попытался через своего сына-начальника как-то повлиять на судьбу Васи, однако времена были суровые, и Василию, учтя несовершеннолетний возраст, дали десять лет. В определенной степени ему повезло, потому что через четыре года, летом пятьдесят третьего Лаврентий Павлович Берия амнистировал уголовников, но из лагеря вышел уже совсем другой человек. Уголовники дали ему кличку Вальтер. Он пытался найти Ильдара, но на того так подействовала эта история, что он согласился на уговоры сына и переехал в Москву. Жил, правда, отдельно, так как по-прежнему работал дворником и занимал служебную комнату на Новослободской улице.
Во второй половине пятидесятых в Ленинграде действовала преступная группа, промышлявшая квартирными кражами, причем выбирали они только квартиры деловых людей, которые к тому времени начали появляться как грибы после дождя. Долгое время ее деятельность не удавалось пресечь, так как очень уж остроумны, неожиданны и тщательно подготовлены были ее действия. Но как веревочке не виться... И главарь группы по кличке Вальтер отправился мотать свою очередную десятку.
Глава 6
1917 год, Царское село, Александровский дворец, февраль-июль
С февраля царская семья, ввиду начавшейся в Петрограде смуты, жила в Царскосельском Александровском дворце, исключая самого государя, который находился в эти дни близь театра военных действий, в Ставке. Дворец первое время охранялся сводным полком, состоявшим из гвардейского экипажа, конвоя Его Величества и одной из артиллерийских частей. До императрицы Александры Федоровны в последнее время никаких сообщений от государя не поступало, а напротив доходили слухи о смуте и тревожных событиях в Петрограде и об отречении государя от престола, но она им не верила. Да и не до того ей было. Этой зимой, как нарочно, Алексей заразился корью от кадета, которого специально привозили для игр с ним, и дети, один за другим очень тяжело переболели. Доктор Груздев, бывший домашним врачом семьи уже в течение многих лет, дважды собирал консилиум своих коллег, чтобы избежать возможных осложнений. К счастью все обошлось, и к концу зимы стало казаться, что жизнь налаживается. Однако восьмого марта во дворец явился генерал Корнилов, который, скрепя сердце, объявил об отречении Государя от престола и зачитал постановление Совета министров Временного правительства об аресте царской семьи. Он заверил ее, что ей и детям ничего не угрожает, и представил коменданта гарнизона полковника Кобылинского. Охрана дворца была заменена частями революционно настроенных солдат.
Через несколько дней в Царское Село прибыл Николай Второй, теперь уже бывший Государь Император. Погода стояла премерзкая, дул пронизывающий сырой ветер, почти не переставая, шел мокрый снег с дождем. По приезде Николаю Александровичу тотчас же на платформе Царского Села членом Государственной Думы Вершининым было объявлено об аресте, и он присоединился к своей семье. Жизнь их потекла скучно и однообразно, так как правительством были установлены ограничения имевшие целью пресечь возможность сношения с внешним миром, как то:
- просмотр всей входящей и исходящей корреспонденции;
- запрет на выход из дворца за исключением особо отведенных и огороженных мест парка;
- запрет на посещения их во дворце за исключением лиц, уполномоченных на то правительством.
Однако и в этой жизни были свои положительные стороны. Пожалуй, никогда Государь Император не проводил столько времени с женой и детьми. Днем они гуляли в парке и много разговаривали о жизни. В одном из служебных помещений дворца устроена была гимнастическая зала, где все вместе они играли в крокет, а Николай Александрович начал даже упражняться с гирями. Весной, когда парк просох, эти занятия перенесли на свежий воздух. Под воздействием Александры Федоровны Государь начал даже приготовляться к написанию мемуаров, перечитывая свой дневник, который он без перерывов вел с юношеских лет. Теперь он также делал записи о различных событиях прошлого, которые они вспоминали вместе с женой.
По вечерам же все вместе собирались в малой гостиной дворца, где вслух читали по-французски отвлекающие от происходящих вокруг событий романы Жюля Верна и Дюма. Кроме того, еще до войны в одной из дворцовых комнат устроен был небольшой зал для синематографа. Великий Князь Михаил Александрович раз в неделю посылал во дворец свое авто, с которым приезжал механик-синематографист, устраивавший три сеанса, - один для членов царской семьи и их ближнего круга, второй и третий же, по настоянию Николая Александровича, для всех желающих из числа обслуживающего персонала и охраны. Показывали разные фильмы, но по просьбе дочерей Государя чаще всего привозили ленты с участием Веры Холодной и Ивана Мозжухина, а также фильмы нового американского комика - Чарли Чаплина, которые особенно нравились Алексею, настолько, что он даже пробирался на второй сеанс, чтобы еще раз просмотреть их.
В Петрограде меж тем ситуация ухудшалась с каждым днем. Временное правительство потеряло почти всякий контроль над армией, а особенно над военными частями, расположенными в Петербурге и окрестностях. Реальная власть перешла к Совету солдатских и рабочих депутатов. В апреле из Швейцарии через территорию враждебной Германии в запломбированном вагоне профинансированные немецким правительством вернулись большевики во главе с Лениным. Хотя в тот период они не имели решающей роли в Совете, но сыграли роль катализатора в наступающих событиях, что предрекал даже сам Керенский на одном из заседаний Временного правительства.
В Александровском дворце положение тоже становилось угнетающим. Солдаты охраны вели себя по-хамски по отношению к членам царской семьи и обслуживающему персоналу, воровали, что можно было украсть во время несения дежурств во дворце. Это очень огорчало Николая Александровича и Александру Федоровну, которые, как и прежде пытались вести себя с окружающими просто и естественно. А теперь даже некоторые из офицеров позволяли себе не пожать протянутую им царскую руку и высказывали вслух непочтительные суждения о царственных особах.
Летом Временное правительство попыталось укрепить свои позиции, организовав широкое наступление на германском фронте, но после кратковременных успехов последовало сокрушительное поражение. В начале июля в Петербурге была расстреляна демонстрация рабочих и солдат, требовавших прекращения войны. В июле же Совет сделал попытку перевести Николая Александровича в Петропавловскую крепость, чему помешала только твердость коменданта гарнизона полковника Кобылинского. Вследствие вышеозначенных событий Временное правительство, чрезвычайная следственная комиссия которого "не нашла в бумагах Государя доказательства Его и Государыни Императрицы измены Родине в смысле желания заключить мир с Германией", решило в целях спокойствия и безопасности перевести царскую семью в Тобольск.
Узнав об этом, Александра Федоровна опечалилась. Здесь, рядом со столицей, рядом с Балтийским морем, крепка еще была надежда, что все как-то образуется, устроится, что может, позволено им будет выехать в Англию, которой правил кузен Георг. А там, в глубине России, уже не бывшей верноподданной страны, а страны отвергшей своего Государя, что их там ждет, как придется выбираться оттуда?
Вечером, уединившись с Николаем Александровичем, они долго обсуждали этот вопрос. Самым действенным способом спасения признан был побег и побег незамедлительный. Однако для осуществления этого замысла нужны были надежные люди, могущие осуществить практические действия. Решено было призвать для совета особо доверенных персон - камердинера Государя Терентия Ивановича Чемодурова и камердинера Государыни Алексея Андреевича Волкова, коих незамедлительно и пригласили в кабинет Николая Александровича.
В ходе этого импровизированного совещания разработана была генеральная стратегия, - добраться на автомобиле до берега Финского залива, а оттуда на легком, но быстроходном судне в Швецию, откуда со временем можно уже пытаться переправиться в Англию. Если не удастся выбраться всей семье, то спасти хотя бы детей.
Теперь надлежало определиться с осуществлением практических действий. Главную трудность представляло, как выбраться из дворца, минуя охрану. Прорваться силой, даже при помощи извне, не представлялось возможным. Тотчас бы началось преследование, все шоссе были бы перекрыты. Александра Федоровна предложила подсыпать сонный порошок солдатам караула. Но они питались из своей кухни. Тогда решено было какой-то хитростью доставить им вина с подмешанным снотворным. Дисциплина среди революционных солдат была слабая, пили они часто, а если выбрать для побега ночь с воскресенья на понедельник, да хорошо бы на воскресенье приходился какой-нибудь праздник, то вполне можно надеяться на благоприятный исход событий. Камердинер Волков вдобавок еще припомнил, что в молодые годы он слыхал, будто во дворце есть какой-то потайной ход, которым пользовался Александр Второй, опасавшийся за свою жизнь. Но Волков не мог указать, где бы это могло быть. Николай Александрович взял это на заметку, решив собственноручно справиться в библиотеке дворца.
С автомобилем оказалось проще, Старший сын Волкова обладал довольно поместительным полугрузовым "Рено". Алексей Андреевич ручался за него головой. Зятем же Терентия Ивановича Чемодурова был флотский офицер, капитан второго ранга Гартунг, заведовавший испытательной станцией минных катеров. Можно было попытаться через него подобрать двух-трех надежных людей и получить доступ к судну.
Перед сном Александра Федоровна долго и горячо молилась. Впервые за последнее тревожное время забрезжил свет надежды.
На следующий день, роясь в дворцовой библиотеке, Николай Александрович отыскал первоначальный план дворца, составленный лично архитектором Нееловым. В познания экс-императора входило фортификационное искусство, которое предполагало умение читать чертежи, и он обратил внимание на правки, внесенные от руки в план одной из угловых комнат дворца. В нижнем левом углу чертежа была сноска на немецком языке, который государь знал великолепно. Из документа сего следовало наличие во дворце тайного хода, ведущего за пределы садовой ограды. Ход этот видимо был сделан по личному указанию деда Николая Александровича, Александра Второго, который, как известно, претерпел множество покушений на свою жизнь и в конце концов все-таки не уберегся и был убит бомбистом-народовольцем.
Встретившись после обеда с Чемодуровым, Николай Александрович посвятил его в этот секрет и просил осторожно и тайно проверить, существует ли ход ныне. Какова же была его радость, когда на следующий день Чемодуров сообщил, что ход и сейчас есть. Начинается он с потайной дверцы за гобеленом в угловой комнате, находится в надлежащем состоянии и ведет в купу густо разросшихся кустов бузины за оградой сада, откуда незамеченными можно выйти на проселочную дорогу, вполне доступную для автомобиля.
Вечером, уединившись с Александрой Федоровной, Николай Александрович поделился с ней радостью. Та даже всплакнула от облегчения, как будто тяжкий груз с плеч упал. Помечтав немного о том, как из Швеции можно будет снестись с кузеном, королем Великобритании Георгом Пятым, Александра Федоровна осторожно заметила, что следовало бы, однако, подумать и о других возможностях на случай, если этот план не удастся. То, что она предложила, сначала ошеломило Николая Александровича, но по некоторому размышлению он согласился, что, в крайнем случае, и этот вариант можно будет использовать. Александра Федоровна предложила подменить детей. Двоюродная сестра ее близкой подруги фрейлины Вырубовой, Натали Нарочицкая патронировала приют для сирот. Можно было попытаться найти там похожих детей, подготовить их в определенной степени, провести ходом во дворец. Больше всего это, конечно, подходило для младших Анастасии и Алексея, но в приюте были и двадцатилетние девушки, помогавшие воспитателям. Подмена помогла бы скрыться детям в Петрограде у верных людей. Это требовало не так уж много времени. Вряд ли в течение дня охрана разберется, что осуществлена подмена. А подменным детям это ничем особым не грозит, можно даже, если дело не откроется, на следующий день увести их обратно. Решили готовить и этот вариант, стараясь вовлечь в него как можно меньше людей для сохранения секретности.
Личные драгоценности членов царской семьи находились при них. Кроме того, у Николая Александровича было некоторое количество золотых монет, состоящее в основном из пробных образцов петербургского монетного двора. Решено было часть драгоценностей и монет, разбив на две партии, передать двум надежным людям в Петербурге. Через парикмахера Дмитриева, который часто бывал в Царском селе, передана была родственнику камердинера Чемодурова записка, спрятанная парикмахером в бигуди, поскольку выходящая из дворца прислуга подвергалась обыску. Вечером того же дня через потайной ход Чемодуров вынес два свертка. Один был передан Нарочицкой и кроме шкатулки с драгоценностями содержал письмо с просьбой о помощи и подробными инструкциями по дальнейшим действиям. А второй сверток предназначался фрейлине Надин Азаровой, пассии Великого князя Михаила Александровича, и содержал также просьбу о сохранении шкатулки для того, кто придет и скажет условленный пароль.
Через короткое время были получены подтверждения о получении посылок и о начале подготовки к подмене. Все шло хорошо, и была назначена дата к осуществлению плана побега всей семьи, но вдруг все минные катера испытательной станции отправились в море на отражение германской эскадры. В ходе боя зять Чемодурова, капитан второго ранга Гартунг геройски погиб вместе с катером от прямого попадания снаряда с вражеского миноносца. Через минуту пошел на дно и германец, пораженный торпедой, пущенной с катера до его гибели.
Начали искать другое судно, но вдруг объявили срочный отъезд. Тридцатого июля в Александровском дворце отцом Гермогеном были отслужены два молебна, - один по случаю дня рождения Алексея Николаевича, а второй - на облегчение пути. В ночь же на первое августа во дворец прибыли Председатель Временного правительства Александр Федорович Керенский и Великий Князь Михаил Александрович. Перед отъездом Великий Князь сумел передать записку Николаю Александровичу.
Снедаемые печалью и разочарованием царственные супруги торопливо прочли записку от Нарочицкой. Она писала, что в связи с ускорившимися обстоятельствами дела у нее готова лишь одна девочка, ровесница Анастасии, и что, зная о скором отъезде, они подъедут сегодня и будут ждать около двух пополуночи близ тайного хода. Надобно было решаться. После короткого разговора с мужем Александра Федоровна прошла в спальню младших дочерей, разбудила Анастасию, наспех одела ее, обняла, перекрестила и передала в руки камердинера Чемодурова. Через четверть часа Чемодуров вернулся, держа за руку, одетую в простое платье испуганную девочку лет пятнадцати-шестнадцати, которая и впрямь напоминала Анастасию. Александра Федоровна приняла ее ласково, тотчас же уложила в постель Анастасии и чтобы исключить утром вопросы другой дочери, Марии, спавшей в этой же комнате, легла вместе с девочкой.
Рано утром первого августа их разбудили, и царская семья отправилась в свой крестный путь. Перемену в поведении младшей из сестер объяснили тяготами пути, слуги сохраняли молчание, охрана так ни о чем и не догадалась. Лишь Джемми, маленькая собачка, любимица Анастасии долго не могла привыкнуть к новой хозяйке, но длинная дорога сдружила их. А в последний миг, миг сплошного отчаяния и смертной тоски, когда Николай Александрович понял, что все они, в том числе и дети, сейчас будут убиты, одна только светлая мысль мелькнула у него: - Хоть Настеньку миновала чаша сия!
Глава 7
1994год,Москва, 12 июля, вторник
- Мусатов, на выезд, на Новослободской улице предположительно труп, - услышал в трубке голос дежурного по отделению старший лейтенант Михаил Мусатов.
- Юра, побойся бога, у нас дежурство заканчивается. Ну что он полчаса не подождет, сбежит? Придет смена, и так сказать, со свежими силами...
- Некому будет, Миша, некому. На Селезневке нападение на обменник, двое убитых, уже звонили сверху, сейчас там такой кипеж, всех свободных посылают округу отрабатывать. Я позвонил Иванову, участковому тамошнему, он через двадцать минут будет вас ждать на месте. Да, возьми с собой стажера из училища МВД, Валеру Кузина, пусть опыта набирается, он тебе хоть протоколы писать поможет и фото сделает, если понадобится, все равно кроме медэксперта никого больше нет.
- А чего ты говоришь, что предположительно труп?
- Да, понимаешь, диспетчер говорит, что звонок какой-то странный был - под чугунной бабой труп лежит.
- Ну, ни хрена себе извращенцы пошли. Ладно, едем.
Милицейский уазик, лавируя между кучами строительного мусора, медленно вкатился во двор сносимого дома. Участкового Мусатов увидел сразу. Громадный, сутулый, в куртке, несмотря на жару, застегнутой на все пуговицы, он стоял с тремя мужиками, видимо строителями, возле лежавшего на боку автокрана и вытирал платком вспотевшую лысину, держа в другой руке фуражку. Строители что-то ему доказывали, сильно размахивая руками.
Увидев уазик, участковый спрятал платок в карман, на дел фуражку и направился к машине.
- Здравствуйте, Анатолий Семенович, - поздоровался с участковым Мусатов.
Участковый не спеша, обстоятельно поздоровался за руку с Мусатовым, медэкспертом Владимиром Лукичом, водителем - срочником и стажером Валерой.
- Ну что, есть труп-то или убежал уже, - невесело пошутил Мусатов.
- Да тут какая-то непонятная история. Вон мужики стоят с прорабом, они дом сносить должны. Вчера ушли за получкой, кран включенным оставили, аккумулятор у них сдох, побоялись, что не заведут. Приходят, кран на боку, кто-то без них решил побаловаться, стену проломил, ну и кран не удержал. А так никого не видно. Но, понимаешь, какое дело. Тут три бомжа жили, я их до поры не трогал, паспорта у двоих забрал и предупредил, чтобы на участке тихо было. Все равно, не они, так другие заселятся. А эти вроде тихие были. Сказал, что когда сматывать будут, паспорта верну, но после этого, чтобы на глаза не попадались. И вот вчера двое пришли, сказали, что уезжают, а третий вроде как за билетами уехал. Ну, я паспорта и отдал, старый дурак. Надо было их задержать, да проверить в чем дело, уж больно они взмыленные были. Да у меня видишь, жена в больнице, я как раз к ней пойти собирался. А они мне клятвенно пообещали, что точно уматывают, я и отпустил.
Ну, ладно,- сказал Мусатов, - где они, говорите, квартировали?
-Да, вон как раз в той квартире, где пролом.
-Значит и баба там?
-Какая баба?
-Да, шар чугунный, наверное. Мы его бабой зовем. Хотя она могла улететь, хрен знает куда, - вмешался в разговор прораб.
- Из ваших внутрь никто не лазил?
- Да зачем нам. Сейчас надо кран ставить, после обеда обещали на пару часов другой подогнать, чтобы этот поднять.
- Хорошо, ты и ты,- указал Мусатов на двух других строителей,- будете понятыми, если понадобится. Вперед меня никому не лезть. Пошли, посмотрим, можно ли внутрь попасть.
Подойдя к дверям подъезда, он понял, что тут вряд ли получится пройти. Всей гурьбой они направились от окна к окну. У третьего по счету Мусатов остановился.
- Стоп, мужики. Валера, что видишь?
- Ну, что? Окно, завалено все внутри.
- Ты на подоконник посмотри.
- А чего, подоконник как подоконник, грязный.
- Грязный... После того как стена рухнула, что было?
- Кирпичи, обломки всякие.
- Пыль была, пыль! Правильно, прораб?
- Ну да, когда баба по стенке даст, весь дом в туче пыли. Если ветер на кран, просто беда.
- А кран повалился после удара. Дальше пыль осела. И на всех плоскостях она должна осесть ровным слоем,- поучительным тоном сказал Мусатов, направляя свое высказывание в сторону стажера.
-Точно, - подхватил Валера, - а на этом подоконнике пыль вроде как кто-то вытирал. Значит, через окно лазили. Может отпечатки снять, у меня набор с собой?
-Да нет, здесь вряд ли что будет, краска почти слезла, голые доски. Дай-ка я залезу, посмотрю что внутри.
Мусатов подпрыгнул, опираясь руками на подоконник, закинул на него одну ногу и спрыгнул внутрь. Через несколько минут он показался в окне.
- Здесь он, голубчик. Прораб, дом-то не упадет, пока мы тут возимся?
- Да, вроде не должен, они похоже раз только и стукнули, а дом крепкий.
-Ну, тогда, Валера, давай сюда, поможешь. А вы все пока подождите.
Мусатов со стажером через шалаш пробрались в уцелевшую часть комнаты. Там уже ощутимо пованивало. Над трупом кружилось облако мух.
- Ну, что, стажер, завтрак на пол не выложишь?
- Нет, товарищ старший лейтенант, и не надейтесь.
-Ладно, тогда посмотрим, что скажешь. Стой тут и осмотрись. Что видишь?
- Мужика придавило, несчастный случай.
- Торопишься, стажер, торопишься. Ты видишь, где шар лежит? Ну, придавило бы ему ноги, от этого такой битюг навряд ли помер бы. Ладно, давай сначала фотографии сделай, запиши, как лежит, во что одет. Протокол на улице напишем. А я пока вещдоки соберу.
Мусатов подождал, пока стажер сделал несколько фотографий, сам он аккуратно подобрал с пола валявшиеся там белые листы и папку, положил их в пластиковый пакет. Перед одним листом, на котором лежала тонкая черная пластинка, он остановился, задумался и осторожно положил пластинку в отдельный пакет.
Пробравшись к окну, он крикнул - Мужики, давайте по одному. Анатолий Семенович, вам, наверное, лучше снаружи подождать, там на четвереньках лезть надо.
- Так может, я его знаю. Ну-ка, ребята, подсадите, - обратился он к строителям.
Внутри дома вылезший из шалаша участковый долго отряхивался, потом подошел к покойнику.
-От ты, чтоб тебе! Это же Гриня! А эти два козла мне вчера сказали, что он за билетами уехал.
- Владимир Лукич, а ты что скажешь? - обратился Мусатов к пожилому медэксперту.
- Да, понимаешь, Михаил, у мер он явно еще вчера. Отчего, пока непонятно, вскрытие внесет ясность. Но могу сказать, что не оттого, что его придавило. Одна нога у него явно цела. Видишь, шар на стенку опирается, а снизу просвет между шаром и стенкой немаленький. Откатить бы его немножко, все равно вытаскивать как-то придется..
Ушко шара, за который был привязан трос, удачно привалилось к стенке сверху. Взявшись за трос, трое строителей без труда слегка откатили шар, обложили его со всех сторон кирпичами. Медэксперт снова склонился над трупом.
- Вторая нога у него сломана в лодыжке, но от этого не помирают. Он через три недели как зайчик на лужку скакал бы. Скорее всего, перелом позвоночника.
Все выбрались, сначала на четвереньках через шалаш, а потом через окно, обратно. Участковый, чертыхаясь, пытался достать занозу из ладони.
- Чего они там рубили? Чуть не со спичку толщиной занозу загнал!
- Кто рубил? - не понял Мусатов.
- Да хрен их знает, кто! Когда на карачках лезли, там зачем-то ямка в полу вырублена, свежая. Я ладошкой попал и на тебе, еще заражение будет.
- Дайте-ка, я гляну, - подошел к участковому медэксперт. Он вытащил из сумки пинцет, вынул занозу, смазал ладонь участкового зеленкой и заклеил лейкопластырем ранку.
Мусатов тем временем быстро, тем же путем, вернулся в дом. Через пару минут он снова вылез во двор.
- Владимир Лукич, вызови труповозку. Мы сейчас составим протокол осмотра, понятые подпишут и могут быть свободны. А вы, Анатолий Семенович помогите мне какие-то концы от этих бомжей найти. Вряд ли это они грохнули своего приятеля, есть тут запиночки разные, но знать что-то должны. Валера, а ты отвези на экспертизу вот эти листочки с папкой и кусочек вот этот. С ним поосторожней, хрупкий. Пусть отпечатки посмотрят и по мере возможности определят, что за спец мог бумаги эти написать. Бумаги в папке лежали, это ясно, но обычно такую папку в руках не носят, в чем то она должна была лежать. Анатолий Семенович, что у них было, когда они к вам приходили?
- Только по рюкзаку, больше точно ничего.
- Ну, значит, все-таки был третий. Они, вряд ли сюда вернулись бы, разве что бросить последний взгляд на Гриню, но такие люди избытком сентиментальности обычно не страдают. А кто-то проделал проход, по которому мы к покойному ползли, и, похоже, использовал домкрат. Мужики, - обратился он к строителям, - а у вас домкрат из автокрана не пропал?
- Да у меня инструменты в ящике под замком, но на всякий случай схожу, проверю, - откликнулся один из строителей и рысцой направился к своему поверженному Голиафу.
- Не-е, замок висит, и все на месте, - радостно сообщил он, вернувшись.
- Так, Валера, давай в темпе попробуй снять пальчики с рычагов управления краном, это в кабине крановщика. Может чего получится. Анатолий Семенович, а у вас каких-то данных с их паспортов не осталось?
- Да я скопировал на всякий случай на ксероксе в домоуправлении.
- О, хоть тут повезло! Занесите мне, пожалуйста, сегодня.
Через пятнадцать минут милицейская машина уехала, участковый ушел, и только трое строителей все еще сиротливо торчали около автокрана, словно ожидая, что он вот-вот сам встанет и примется крушить дом с надломленной крышей.
Глава8
1994 год, Москва, улица Новослободская среда, 13 июля
Навороченный " Гранд-Чероки " резко вывернул из левого ряда в крайний правый, по пути подрезал "жигуленка ", который, отчаянно тормозя, взвизгнул шинами. Джип медленно покатил вдоль Новослободской и остановился возле дома номер пятьдесят шесть. Из машины вышли четверо: невысокий крепыш лет сорока с характерным азиатским прищуром и короткой черной косичкой, два бритых шкафообразных качка, похожих как родные братья, и Вальтер.
- Наверное, корпус второй во дворе этого дома, - обращаясь к Вальтеру сказал крепыш, - давай, пешком пройдемся.
- Пешком, так пешком. Слушай, Чингиз, может, охрану в машине оставишь? А то у меня все время такое чувство, что я с вертухаями по зоне топаю.
- Времена не те, Вальтер. У меня с коломенскими проблемы. Зачем лишний раз подставляться. Хотя если возьмутся серьезно, то никакая охрана не поможет. Гошу Чемпиона помнишь?
- Обижаешь, на память пока не жалуюсь.
- Так его в прошлом году рядышком завалили. Только вышел из Селезневских бань, прямо в лобешник пулька прилетела. От такого уберечься трудно. Тут помощь серьезной конторы нужна, которая информацию собирает, анализирует, у которой сеть осведомителей, компьютеры.
- И что, есть и туда подходы?
- Ну, не так чтобы на самом верху, да это и не нужно, но есть. Сейчас кругом такой рвач идет, такие пироги делятся, что люди прежнюю осторожность потеряли. Особенно, если посмотреть, что верхние делают. Так что жить легче стало, деньги многие прежние проблемы быстро решают.
- А новых проблем не приносят?
- Еще какие! Беспредельщиков много. Раньше редко кто закон переступал, наш закон, конечно. А сейчас такое творят...
Они прошли под аркой, вышли во двор. Печальное и одновременно умиротворяющее зрелище предстало их взору. Посреди двора на боку, как гигантский мертвый жираф, валялся огромный автокран. Поодаль за ним, как крылья огромной птицы, взмахнули две половинки надломленной и просевшей посредине крыши старенькой трехэтажки. Вдалеке в углу двора возле такой же трехэтажного дома стояли большой грузовой фургон и микроавтобус, куда грузились пожитки видимо кого-то из чуть ли не последними покидающих квартал жильцов. А неподалеку от крана за старым, почерневшим от дождя, снега и ветров, дощатым столиком, за которым сиживало не одно, наверное, поколение местных доминошников, расположились три мужика. Но мерные удары, доносившиеся от столика, свидетельствовали отнюдь не о том, что там забивают "козла", мужики чистили воблу. Стол был вперемежку уставлен добрым десятком в основном пустых бутылок пива и водки. Сидельцы дошли уже до того состояния, когда восприятие окружающего пространства сужается до размеров, достижимых рукой, протянутой за очередным стаканом. Поэтому на появление новых действующих лиц они никак не отреагировали и продолжали возбужденный разговор на, как бы выразился какой-нибудь маститый зарубежный лингвист, "русском дворовом сленге". Из разговора явствовало, что основным желанием сидевших за столом было установить противоестественные половые отношения между опрокинутым краном и субъектом, который его опрокинул, причем кран в этих отношениях должен был бы выступать в активной роли, а субъект в пассивной.
- Эй, мужики! - доброжелательно, но вместе с тем властно окликнул сидевших Вальтер, - где тут дом пятьдесят шесть, второй корпус?
Застольщики смолкли, недоуменно тараща глаза на вновь прибывших.
- А зачем? - односложно осведомился, наконец, один из сидящих, видимо, самый смышленый.
- Да у нас там, в третьей квартире знакомый живет, - схитрил Вальтер.
- Давай выпьем, за упокой, так сказать, - вмешался в разговор второй застольщик, разливая водку в подержанные пластиковые стаканчики.
- Почему за упокой, - опешил Вальтер.
- Так мы же его вчера оттуда мертвого через окно вытаскивали, - сокрушенно ответил собеседник и одним махом опрокинул в рот водку, не дожидаясь поддержки собутыльников.
- Погоди, погоди, так это и есть этот дом? - указывая на осевшую трехэтажку, спросил Вальтер.
- Ну, да. А то, что мы его не снесли, так это тот козел, который кран опрокинул, виноват! На два часа оставили без присмотра, и на тебе! Руки-ноги бы ему заразе поотрывать и самого вместо бабы на трос подвесить! - в стрял в разговор молчавший до того третий.
Постепенно троица раз вязала языки, слегка трезвея по ходу разговора. Перебивая друг друга, они выложили случайным собеседникам всю историю, произошедшую поза вчера.
Вальтер со спутниками дошли до дома, посмотрели в подъезд, заглянули в окна.
- Ну-ка, подсадите, - обратился Вальтер к молчаливой охране, подойдя к окну.
Он пролез уже известным путем через шалаш в комнату, осмотрелся. То, что он искал, нашлось почти сразу. Фрагмент стены, разломанной шаром, пущенным в дом знатным механизатором Бананом, лежал почти у выхода из шалаша. В нем как бы не хватало двух кирпичей из соседних рядов. В результате в блоке образовалась небольшая выемка. Внешние ребра у кирпичей, образующих впадину, были слегка подточены, так что на окошко могла быть наложена крышка. Скоро рядом, под небольшим кирпичным блоком нашлась и крышка, темно-серая эбонитовая пластинка с кусочками свежеотломанного кирпича по ребру, приклеенными чем-то типа эпоксидки. Вальтер внимательно осмотрелся вокруг, целенаправленно что-то ища. В одном месте увидел небольшие черные кусочки, почти крошки, наклонился, поднял, обтер носовым платком. Од ин из них, побольше, осмотрел очень внимательно, обратив особенное внимание на свежие разломы. Маленький кусочек положил в рот, ощути в знакомый с детства вкус вара, который тогда любили жевать все мальчишки, потом выплюнул в носовой платок и аккуратно положил туда остальные куски. Он еще раз внимательно осмотрелся, потом пролез к окну.
- Слышь, Чингиз, я твоих бойцов на десять минут позаимствую.
- Да и я с ними залезу, чего там ищешь-то?
- Давай, залетайте, потом объясню.
Когда все четверо тем же путем оказались в комнате, Вальтер сказал:
- Ищем жестяную коробочку, вот примерно такого размера, - он показал руками, какого.
- Она зашита в мешковину, которая сверху облита варом. Вар выглядит вот так, - продемонстрировал он содержимое носового платка.
- Аккуратно перевернуть все кирпичи и переложить мусор вот примерно на этой площади, - очертил он руками предполагаемый район поисков.
Через полчаса работа была закончена, не дав результатов. Все вылезли на двор и стояли, отряхиваясь, возле окна. Строителей уже закончили банкет и пропали куда-то, только невесть откуда взявшаяся собачонка, расталкивая мордой пустые бутылки и торопливо чавкая, доедала на столе остатки немудреной закуси.
-Вот что, Вальтер, давай куда-нибудь перекусить заедем, там и обсудим дела твои. Я смотрю, у тебя что-то не срастается. Тут недалеко есть ресторанчик один, мой знакомый держит.
- Надеюсь, собачатиной нас там потчевать не будут? - усмехнулся Вальтер, - А то заберем эту с собой.
- Ну что ты, мы люди интеллигентные, ограничимся лягушачьими лапками, - отшутился Чингиз.
В ресторанчике, расположенном неподалеку, их встретили как самых долгожданных посетителей и провели в отдельный кабинет. Охрана Чингиза осталась за дверью.
Они неторопливо ели. Вальтер не спешил начинать разговор, он сначала хотел еще раз обдумать линию поведения. Чингиза он знал со времен предпоследней отсидки. После этого они несколько раз пересекались по общим делам и, нельзя сказать, что подружились, но относились друг к другу с определенной степенью симпатии и доверия, что в их среде значило не так уж мало.
Перед выходом на свободу, видя какие люди приходят сейчас на зону, Вальтер, понял, что жизнь в стране за эти семь лет переменилась до неузнаваемости. В конце срока, незадолго до освобождения, он получил странное письмо. Оно было послано из Москвы, но в качестве обратного адреса отправитель почему-то указал старый ленинградский адрес Вальтера. Письмо был о написано мужским почерком со множеством ошибок и подписано... его умершей, Вальтер сейчас знал это точно, матерью, Натальей Бурыкиной. В нем подробно описывалась какая-то улица, которую якобы подметала мать, перед тем как слечь с тяжелой болезнью, а в конце, тоже подробно, описано, куда она убрала черную коробочку. Вальтер сразу понял, что автор письма - Ильдар, что, видимо, он серьезно заболел и пытается сообщить ему, где спрятаны оставленные матерью драгоценности.
В это же время в их бараке появился священник, отбывавший срок за наезд на пешехода. Вроде батюшка и не очень виноват был, пешеход переходил дорогу в неположенном месте и в нетрезвом состоянии. Но он оказался родственником большого начальника, и батюшку осудили.
Вокруг него постоянно толклись люди со своими бедами. Батюшка выслушивал всех, учил их молитвам, помогал какими-то советами. Смотрящий зоны поспособствовал, и им прислали церковное облачение, иконы, церковные книги, чашу для причастия и прочие атрибуты для службы. По разрешению начальства колонии заключенные построили небольшую церковь, и батюшка стал дважды в неделю отправлять там службы. Многие покрестились, в их числе и Вальтер. Он в последнее время стал все чаще задумываться над жизнью, особенно после того, как ему приснилась мать, с укоризной выговаривавшая ему за то, что он неправильно живет. Все чаще и чаще стал он заходить в церковь, молился, как мог, и легче становилось на душе. Для себя Вальтер решил, что после выхода на свободу он найдет Ильдара, заберет то, что оставила ему мать и начнет другую жизнь.
Эта другая жизнь представлялась ему смутно. Он понимал, что в его возрасте семья у него вряд ли уже будет. А ему почему-то очень хотелось, чтобы были дети, особенно, сын. И постепенно в душе у него созрело решение купить дом в пригороде Ленинграда, найти какую-нибудь вдову с детьми и прожить с ними то, что оста лось, как бы вернувшись на ту линию жизни, с которой он был сдернут в шестнадцать лет.
Поэтому он с надежным человеком отправил письмо Чингизу с просьбой найти Ильдара. И только уже освободившись, проезжая через Киров, он через человека Чингиза, который сопровождал его в дороге, получил телеграмму с московским адресом дворника.
Заканчивая обед, расслабившись от съеденного и выпитого, он рассказал все Чингизу с самого начала, за исключением своего последнего решения.
- Как я понимаю, - закончил свой рассказ Вальтер, - менты ничего не нашли, но кто-то коробку эту до них взял, причем совсем недавно. Скорее всего, эти бомжи ее и обнаружили.
Чингиз внимательно выслушал его.
- Если это так, то их надо срочно разыскать, потому что не сегодня - завтра все это уйдет за бесценок. Придется на ментов выходить. Только, сам понимаешь, делиться надо.
Глава9
1994 год, Москва, отделение милиции, четверг, 14 июля
В одном из кабинетов отделения милиции сидели четверо : старший опер Михаил Мусатов, участковый Анатолий Семенович, медэксперт Владимир Лукич и стажер Валера.
- Ну, мужики, ситуация хуже не придумаешь. Вчера доложил о деле начальнику, майору Гребенюку. Он потребовал представить все как несчастный случай, и дело закрыть, сами знаете у нас висяков как яблок в урожайный год. А сегодня с утра вызывает меня и требует ускорить раскрытие. Оказывается, звонило начальство сверху и требует немедленного раскрытия, - сказал Мусатов.
- Может убитый депутат или родственник? - ехидно поинтересовался Валера.
- Вшей у него для депутата многовато. Нам, прежде чем вскрытие делать, пришлось его дихлофосом обработать , - отпарировал медэксперт.
- Ладно, острить Петросяну предоставьте, у нас свои дела, - охладил их Мусатов, - давайте по делу. Владимир Лукич, что у вас?
- У нас как обычно, лучше всех. Потерпевший умер от перелома шейных позвонков вследствие удара кирпичом. На шее открытая рана со следами кирпичной крошки. Скорее всего, потому что упал, так как иначе пришлось бы предположить, что удар кирпичом нанесен из очень неудобной позиции слева-направо и снизу-вверх.
- То есть, возможно, что это произошло из-за удара шаром?
- Нет, к моменту, когда он получил перелом ноги, он уже мертв был.
- Ну, вот это уже кое-что. Значит, скорее всего, сначала была драка, его убили, а потом пытались скрыть следы. Если бы дом снесли, то его неизвестно когда обнаружили бы. Так может все-таки, кореша его шлепнули, как вы думаете, Анатолий Семенович?
- Да, ну, Михаил, этого быть не может. Гриня за сто весил, а дружки его - один, доходяга, на глисту похож, а второй, колобок, метр с кепкой. Гриня их одной рукой обоих бы ухайдакал.
- Владимир Лукич, а следы ударов на теле и лице были?
- Нет, Миша, я на это обратил внимание. Скорее всего, сильно толкнули или бросили. Последнее, впрочем, учитывая вес и размеры потерпевшего, сомнительно.
- Почему сомнительно, - вмешался в разговор стажер Валера, - я на занятиях по боевому самбо сам стокилограммовых мужиков через плечо бросал. Да и вообще, дело странное. По результатам экспертизы пальчиков такое обнаружилось!
- Ну-ка, ну-ка, Валера, что там удалось нарыть? - заинтересованно спросил Мусатов.
- Начну с наименее, так сказать, экзотического. На рычагах в кабине крана обнаружены отпечатки пальцев некоего Косоурова Виктора Семеновича, по кличке Банан. Вышеозначенный гражданин год назад вышел на свободу после отбытия трехлетнего срока за то, что будучи в пьяном виде стрелял из ружья по теще. Теща осталась цела, но мужик сел, видно не простила.
- Фото есть? - спросил Мусатов.
- Тещи нет, зятя есть, вот.
- Анатолий Семенович, гляньте, это один из тех бомжей?
- Ну, да, точно. Вот зараза. Он домой не вернулся видно, вот и был без паспорта.
- Так, паспорт Гринько Григория Николаевича они забрали, возможно, для Косоурова. Сейчас спецов много появилось, фотографию переклеят и гуляй. Второй у нас, как явствует из копии, которую Анатолий Семенович снял с паспорта, Самошкин Андрей Анатольевич. Можно, конечно, в розыск объявить, но интересно было бы узнать, куда они подались? Анатолий Семенович, вам ничего о них узнать не удалось?
- Да есть кое-что, есть. Тут возле обменного пункта один безногий, Коля Чурбак его кличка, постоянно милостыню просит. Он с ними знаком. Я вчера как раз по всем окрестным нашим таким людишкам прошелся, поспрашивал. Так он их видел как раз в понедельник, примерно c раз у после того, как они ко мне за паспортами заходили. И что интересно, они в обменнике доллары меняли, ему с улицы видно. Я в обменнике поспрашивал, но те мнутся, ничего не говорят. Тоже понятно, они в основном без справок обменивают, чтобы налогов не платить. А Коля говорит, что денег много получили, целую пачку. Он на выходе их окликнул, они с ним поговорили, дали десять тысяч и побежали на троллей бус, говорили, что в Савелово поедут за грибами. Да, еще вспомнил, в воскресенье я их на рынке видел, ящики азербайджанцам таскали. Значит, в воскресенье денег у них не было, хрен их работать заставишь с деньгами.
Ну, вот, это уже горячее, - одобрительно сказал Мусатов, - Валера, надо сделать фоторобот Самошкина, на копии плохо фото вышло. Анатолий Семенович тебе поможет. И готовь ориентировку на эту парочку, надо будет в Кимры переслать, насколько я помню, Савелово - это только станция так называется.
- Так вы меня не дослушали, - вскинулся стажер, - а самое-то интересное я еще не сказал.
- Валяй, выкладывай.
- Значит, сначала второе, а будет еще и третье! Так вот, второе, отпечатки пальцев на пластинке вара. Они есть только на одной стороне пластинки. На второй отпечатался рисунок ткани. По утверждению экспертов, ткань - мешковина. То есть предположительно, что-то, скорее всего прямоугольной формы, было завернуто в мешковину и сверху облито горячим варом для большей сохранности. Отпечатков там много, они на варе хорошо сохраняются. Принадлежат они трем различным людям. Самые первичные, нижнего слоя так сказать, принадлежат неустановленному лицу. Видимо, это человек, который производил заливку варом этого, тоже неустановленного, предмета. Другие же отпечатки в картотеке нашлись! Вот тут-то и будет третье, самое интересное! Они принадлежат Василию Сергеевичу Бурыкину, хорошо известному в уголовном мире авторитету по кличке Вальтер. Но еще интереснее, что эти отпечатки полностью совпадают только с теми, которые были сняты у него при первой ходке, когда ему было шестнадцать лет, в тысяча девятьсот сорок девятом году! Он тогда двоих застрелил. И еще один нюанс, арестовали его в Ленинграде. Причем отпечатки первого человека местами его отпечатки перекрывают, а местами наоборот. А вот третьи отпечатки свежие, по отзывам экспертов, они сделаны поверх пыли, в то время как первые и вторые пылью покрыты сверху. Но принадлежат они тоже неустановленному лицу.
- Может Самошкину? Нашли дружки упакованную пачку долларов, их и меняли, - предложил участковый.
- Да нет, - откликнулся Мусатов, - в сорок девятом вряд ли у нас кто упаковывал доллары. Да и ни один обменник такие доллары не возьмет, это надо куда-то специально идти, а им обменяли. Начальство, кстати, интересовалось, не нашли ли мы там чего-нибудь необычного. Я спросил, что именно, молчат. Валера, а что насчет бумаг?
- Вчера ездил прямо в академию ФАПСИ. Сказали, что это, скорее всего черновик программного проекта по довольно распространенной теме - распределенные базы данных, я, честно говоря, не слишком понял, что это такое. Поскольку ни ссылок, ни списка литературы нет, то фамилию автора назвать трудно, практически невозможно.
- Да, в огороде бузина, а в Киеве дядька, - задумчиво сказал Мусатов, - вряд ли бомжи интересовались программированием. Значит предлагаемая гипотеза такова. Некто что-то прямоугольное, возможно небольшую коробку, упаковал и залил варом. Зачем-то он дал подержать упаковку Вальтеру, тогда еще мальчишке. Затем он ее снова держал в руках, потом перевез ее в Москву, и она оказалась в этой комнате. И кто-то ее нашел, но нашел, когда уже в комнате никто не жил. Анатолий Семенович, сегодня же узнайте, кто там был последним прописан. Возможно, человек спрятал ее, а сам умер. Так, а еще там был кто-то после того, как упал кран. Он, похоже использовал домкрат, чтобы добраться до трупа, точнее в ту часть комнаты, где он лежал. Зачем, может за тем, что спрятано?
Ну, давайте прикинем, что делать. Владимир Лукич, вам спасибо, надеюсь, по этому делу нам с вами больше встречаться не придется. Валера, срочно готовь ориентировку на бомжей, и с утра поедешь в Кимры, сам отвезешь с утра пораньше. Анатолий Семенович, а не могли бы вы завтра с Валерой съездить? Походи те по рынкам, по магазинам. Где-то они должны засветиться. Пока тамошняя милиция развернется, а мы их и подтолкнем. Я с начальством сегодня поговорю, командировку организуем. Сам бы с радостью съездил, но на мне еще пять дел висит.
- С удовольствием, я хоть свежего творога да козьего молочка для жены своей куплю, а то в больнице кормят-то не очень.
В это время в кабинете зазвонил телефон. Мусатов снял трубку. Минуту он молчал, слушая собеседника, потом положил трубку, тихо выругавшись сквозь зубы.
- Начальство требует к себе с результатами. Всем пока, сегодня еще созвонимся.
Он сложил разбросанные по столу бумаги в папку и направился для доклада к начальнику отделения майору Гребенюку.
Глава10
1994 год, Москва, Ботанический сад, четверг, 14 июля
Николай Денин нетерпеливо прохаживался возле главного входа в Ботанический сад. Вчера вечером ему наконец-то позвонила Люда. У нее выходные на этот раз приходились на четверг-пятницу, и она сказала, что оба дня будет дома в Москве. Он предложил встретиться вечером, прогуляться по Ботаническому саду, а потом где-нибудь поужинать, на что она охотно согласилась. Николай знал, что на улице с дивным названием Кашенкин Луг, что неподалеку от Ботанического Сада, недавно открылся итальянский ресторанчик, который ему усиленно нахваливал приятель.
С утра он поехал в офис. Поскольку голову из-за раны на затылке мыть было нельзя, а волосы сзади были в зеленке, пришлось одеть бандану, а значит и джинсы, хотя джинсовым днем в фирме была пятница, а в остальные дни в качестве спецодежды предполагался костюм с галстуком.
Дождик к вечеру прекратился, было облачно, но тепло, кажется, погода опять налаживалась. Николай подумал, что хорошо бы в выходные съездить на Волгу. Но тут же с досадой подумал, что Люда будет работать, и удивился, поймав себя на этой мысли. В общем-то, их ведь ничего не связывало. Можно было, как обычно, пригласить кого-то из приятелей, и даже с девушками. Они нередко уезжали так на рыбалку с ночевкой в палатках. Но сейчас почему-то мысль об этом была ему неприятна.
-Эге, брат! - подумал он, - Да ты никак влюбляешься.
Люду он заметил сразу, она шла от троллейбусной остановки быстрой легкой походкой. Николай с удовольствием отметил, что она в платье. Ему не нравился стиль "унисекс", когда девушки не вылазят из джинсов ни зимой, ни летом.
Люда, заметив его, издали улыбнулась и приветливо махнула рукой. Порыв ветра взметнул ее платье, обнажив колени. Она машинально прихлопнула широкий подол двумя руками. Увидев, что Николай улыбается, она скорчила в ответ виновато-стеснительную рожицу и, не выдержав, сама рассмеялась. У Николая возникло ощущение, что он встречает близкую женщину после долгой разлуки. Когда она подошла, он совершенно естественно шагнул ей навстречу и поцеловал в щеку. Она слегка отстранилась, вопросительно глядя на него. И после этого они встретились взглядами, и больше ничего не надо было говорить.
Они молча шли по одной из боковых аллей, где люди встречались не так часто, как на центральной. Было еще около семи вечера, но из-за сильной облачности и густой листвы деревьев, росших по бокам аллеи и почти смыкавшихся над ней, здесь царил мягкий полумрак. В траве неумолчно стрекотали кузнечики, птицы перекликались как в лесу, шум города сюда почти не доносился. Николай взял Люду за руку, почувствовал ее тепло и нежность, осторожно провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. Почувствовал, как в ответ она тоже погладила его пальцы и наткнулась на лейкопластырь на тыльной стороне ладони.
- Это что производственная травма? - спросила она
- Ну, да, сервер упал, - отшутился Николай.
- А что это такое? У вас так называется поднос в столовой?
- Почему поднос? - не понял Николай.
- Ну, " севе ", по-английски - поднос или лопаточка для накладывания салата или рыбы.
- Откуда такие познания?
- Так я в педе учусь, будущая преподавательница английского и немецкого.
- Вот тебе и раз, а при чем тут детский садик?
- Да тут много всего совпало, во-первых, директор этого садика - лучшая подруга моей мамы, во-вторых, садик мидовский, с преподаванием английского и прочих прибамбасов, поэтому мне его за практику засчитывают.
- Понятно. А насчет сервера я пошутил. Правда, шутка профессиональная. Сервер - это главный, так сказать, компьютер в сети, остальные через него общаются. И когда сервер падает, это значит, что программы на нем работают неправильно, и вся сеть не может функционировать.
- Да, тонкий профессиональный юмор. А насчет производственной травмы я серьезно спросила. Во-первых, ты сегодня прихрамываешь на левую ногу, во-вторых, стрижка короткая, а на голове бандана, зачем?
- Однако! А нглийский вам случайно не по приключениям Шерлока Холмса преподают?
- Да я с детства наблюдательная. Между прочим, в возрасте семи лет раскрыла квартирную кражу.
- Ого! Это как?
- Мы с бабушкой на балконе стояли. А у нас балкон во двор выходит. Смотрю, из нашего подъезда двое мужчин выбегают, и у одного в руках чемодан нашей соседки. А он заметный такой, желтый, кожаный, с ремнями и красная круглая наклейка возле ручки. Соседка часто за границу ездила, у нее муж в МИДе работал. Я бабушке говорю, вон два дяди тети Танин чемодан понесли. Бабушка взяла папин бинокль, посмотрела и позвонила в милицию. Их на улице и взяли. Соседка потом торт принесла и подарила мне Барби с кукольным домиком. Я так гордилась, еще ни у кого из девчонок не было. А ты хитрый, отвлекаешь меня. Так что все-таки случилось?
- Да, в понедельник с бомжами подрался слегка. В силу некоторых обстоятельств рассказывать неудобно. Но славы я на этом ристалище не снискал, хотя главного богатыря вроде бы победил.
Тут Николай приумолк, вспомнив, как выглядел главный богатырь на следующий день. Первые два дня после необычной находки все его мысли крутились вокруг клада, и только потом он осознал, что, видимо, убил человека. Он успокаивал себя тем, что это произошло случайно, что никто не будет искать бомжа, а если и найдут, то, вряд ли будут расследовать это дело, а спишут все на несчастный случай. Но временами все равно по позвоночнику потягивало знобким холодком.
- Да, - задумчиво протянула Люда, - так романтично свидание началось. И вдруг дымка романтики развеивается, и мой герой оказывается извергом, в свободное от работы время бьющим бомжей. Прямо сюжет для криминальной хроники.
Она с лукавым выражением заглянула в лицо Николаю. Он, в первую минуту растерявшись от услышанного, увидел ее совсем близко, и уже ни о чем не думая, повернулся к ней, обнял за плечи и поцеловал. Они стояли некоторое время прижавшись друг к другу. Он гладил упругие волны ее волос и снова и снова осторожно и нежно целовал губы, глаза, щеки, шею. Они оторвались друг от друга только услышав любопытное перешептывание и хихиканье стайки девчонок, проходивших мимо, и пошли дальше. Между ними повисло напряженно-смущенное молчание, но к счастью почти в этот момент они вышли к розарию.
- Мое самое любимое место, - тихо сказала Люда, не глядя на Николая.
- Да, зрелище впечатляющее, - согласился Николай, глядя на сотни цветущих розовых кустов.
- Правда,- добавил он, - это не только массовое зрелище, но еще и массовое обонялище.
И в самом деле, время от времени почти каждый из десятка бродивших тут людей наклонялся к какому-нибудь кусту и с видом дегустатора парфюма пытался уловить аромат, исходящий от роз. Некоторые при этом даже и глаза закрывали, а одна почтенного возраста дама встала на колени возле низкорослого куста и застыла на четвереньках в экстатическом молчании, почти погрузив нос внутрь огромного бутона. В этот момент она вдруг откинулась от цветка и оглушительно, на весь розарий чихнула. Однако это ее не смутило, она не спеша встала на ноги, трубно высморкалась в носовой платок и с достоинством, если не королевы, то уж точно графини, удалилась.
Николай с Людой, одновременно взглянув друг на друга, затряслись в приступе почти гомерического хохота. Лед молчания растаял, и они почти час провели, неторопливо переходя от куста к кусту и, в свою очередь, тоже приобщаясь к миру розовых запахов.
- Ну что, не пора ли нам из мира возвышенного и прекрасного перейти в мир прозаический и более приближенный к жизни. Если честно, то мне просто хочется есть. Я даже и не обедал сегодня, на работе замотался, - сказал Николай.
- И куда же будет осуществляться переход?
- Тут недалеко есть маленький итальянский ресторанчик. Разнообразная морская живность и хорошее вино, говорят, почти гарантированы. Я сегодня даже без машины, по этому поводу.
Через полчаса они сидели в маленьком полутемном уютном зале и под негромкую музыку неторопливо и тщательно изучали меню. Только сейчас, увидев Людину руку, неспешно скользящую по названиям блюд в меню, Николай обратил внимание на необычное красивое серебряное кольцо с зеленым прозрачным камнем. Что-то припомнив, он бросил торопливый взгляд на ее уши. Там были выполненные в том же стиле сережки. Как это ни странно, но общий рисунок очень напоминал сережки и колье из его находки. В это время официант принес кувшин белого вина и огромное блюдо с салатом - ассорти из морепродуктов, в котором было все, в том числе громадный лангуст, возлежащий на блюде среди маленьких устричных раковин и прочих морских деликатесов, как король среди придворных, последний штрих картине придала маленькая каракатица. Официант, безмолвно взглядом испросив согласия, зажег две свечи на столе, разлил вино в бокалы, и удалился.
- Ты знаешь, - сказал Николай вполголоса, глядя в бокал, посверкивающий искорками отраженного пламени, - странно, наверное, слышать это от человека, которого видишь второй раз в жизни, но у меня такое ощущение, что ты со мной давным-давно, и что нам с тобой будет очень хорошо вместе. Давай, первый бокал за наше будущее.
Она улыбнулась ему, и они легонько соприкоснулись нежно прозвеневшими бокалами.
Вино оказалось отличным. Николай с аппетитом ел все подряд, и большая часть блюда пришлась на его долю. За едой разговор шел, перескакивая с одной темы на другую. Выяснилось, что Люда не только в Италии, но и вообще за границей не была, если только не считать Крым.
Между прочим, Николай осторожно поинтересовался, - А откуда у тебя эти сережки? Мне кажется, что я где-то такие уже видел.
- Ну, это целое семейное предание. Один из моих прадедов, Тягунов Александр, работал ювелиром у самого Фаберже. У нас сохранилось много его эскизов. И вот один из маминых родственников пошел по его стопам. Степень родства с ним я выразить не могу, там нужно использовать такие слова как шурин, золовка, а я, честно говоря, не помню, кто есть кто. Я зову его просто дядя Леша. Вот он и сделал мне к шестнадцатилетию этот комплект. Металл - серебро, а камни искусственные. Вещи недорогие, конечно, но изготовлены по мотивам тех, которые прадед у Фаберже делал. Так что вряд ли ты их где-то видел, уникальный экземпляр.
В это время официант принес две лазаньи. Наполнив бокалы, он ушел. А двое попали в тот невидимый поток пространства и времени, который всегда и везде отделяет влюбленных от остального мира. Медленно оплывали свечи на столе, а они колыхались в танце под музыку, которой не слышали, ощущая тела друг друга под легкими одеждами и понимая, что он еще не пришел, но уже рядом, час, который соединит их.
Время в такси, которое везло их домой к Николаю, показалось спрессованным в секунду. Молодой шофер, всю дорогу бросавший любопытствующие взгляды в зеркало заднего вида, только крутил головой, когда видел, как эти двое не могут оторваться друг от друга. Они опомнились только, когда он вышел из машины и открыл заднюю дверцу со стороны Люды. Николай, не глядя, вытащил из бумажника купюру, так же, не глядя, подал ее таксисту, и, обняв спутницу за плечи, направился к подъезду. Шофер, посмотрев на портрет бородатого президента на серо-зеленой купюре, открыл, было, рот, но вовремя одумался и укатил, одаренный крупицей любви.
Глава11
1994 год, Кимры, пятница, 15 июля
Электричка подошла к станции Савелово утром в половине десятого. Пассажиры рванули к дверям как на последний штурм.
- Ну, пенсионеры дают! - восхитился стажер Валера.
- Будешь тут давать. Автобус к электричке один подходит, кто успел, сел. А нет, еще полчаса, а то и больше ждать, - объяснил Анатолий Семенович. - Это нас с тобой с машиной встречать должны, а то бы тоже бежали.
Возле платформы среди десятка разномастных машин, украшенных рукодельными табличками с шашечками, и в самом деле, стоял милицейский " уазик", возле которого лениво курил сержант. На приближающихся в общем потоке Валеру и Анатолия Семеновича он внимания не обратил, поскольку оба были в штатском. Участковый в бесформенном, давно потерявшем изначальный цвет белесом полотняном костюме, вышитой косоворотке и соломенной шляпе-хрущевке выглядел как типичный дачник. Не хватало только какого-нибудь строительного материала, который рачительный хозяин тащит на родные шесть соток, чтобы поправить в каком-нибудь месте одно из своих строений. Валера в спортивных штанах с лампасами и майке с затершимся выцветшим трафаретным портретом Мадонны тоже не выделялся из толпы. Подойдя к машине, участковый предъявил удостоверение. Сержант, которого, как оказалось, звали Сергей, мгновенно превратился из ленивого бездельника в ретивого служаку. Они заехали в два отделения милиции в Савелове и в Кимрах, в каждом из них оставили ориентировки и по стопке копий фотороботов Косоурова и Самошкина, то бишь Банана и Хирурга, а также провели инструктаж городских участковых, которых ради этого почти полностью собрали в Кимрах. Решено было также, что фотороботы должны быть срочно развезены всем участковым близлежащих к Кимрам поселков. Оставалось только ждать.
- Сережа, а ты пообедать нас не отвезешь куда-нибудь, только подешевле? - поинтересовался Анатолий Семенович у приписанного к ним сержанта.
- Да, конечно! У нас тут на машиностроительном хорошая столовка. Они, правда, посторонних с улицы после двух пускают, но по милицейским корочкам в любое время. И кормят там хорошо и недорого.
- Ну, вот и лады. А потом надо будет по магазинам походить, по тем, где выпивку продают. Они ребята при деньгах, небось, гуляют сейчас. Да и на рынок надо бы мне зайти, козьего молочка купить. У вас в отделении холодильник-то есть?
- Да зачем в отделении, я как раз рядом с рынком живу, заскочим ко мне домой, положим в холодильник, а будете уезжать, заберете.
Милицейский "уазик" неторопливо ехал по мосту через Волгу, соединяющему город. Анатолий Семенович, сидевший рядом с водителем, одобрительно озирал речные просторы. После обильного обеда настроен он был весьма благодушно. Да и тихий провинциальный городок, раскинувшийся по обоим берегам Волги, после Москвы выглядел сонно и умиротворяюще. Патриархальность пейзажа нарушало только здание из красного кирпича, торчавшее на самом высоком месте противоположного берега. Создавалось впечатление, что гигантское дитя поиграло в кубики и забыло их здесь. Оказалось, что это был городской театр. Ближе к мосту, почти на самом берегу Волги стоял старый, обшитый почерневшими досками двухэтажный деревянный дом. Он обращал на себя внимание тем, что все его составляющие были перекошены так, что в облике всего дома невозможно было найти ни одной строго вертикальной или горизонтальной линии. Однако на покосившейся крыше торчал лес разномастных телеантенн, а в открытых настежь, по случаю вновь наступившей жары, окнах весело развевались разноцветные шторы и занавески, то есть и там жили люди. Съехав с моста и миновав какое-то административное здание из желтого кирпича, обсаженное голубыми елями, "уазик" проехал мимо отделения милиции и свернул, судя по всему, на главную улицу. Деревянных покосившихся домишек на ней уже не было, но зато по обеим сторонам улицы во множестве наличествовали старинные добротные двухэтажные кирпичные дома, построенные явно еще до революции. Фасады их украшались всевозможной лепниной, изрядно потраченной временем. Дорога шла под гору, и вдали виднелись серые многоэтажки нового района.
- Вот что, Сергей, - обратился Анатолий Семенович к водителю,- давай-ка, мы здесь остановимся, пройдем по магазинам, где спиртное продают, да и на рынок зайдем.
Однако поход по местным оазисам для истомленных похмельной жаждой кимрян результатов не дал. Никто из разыскиваемой парочки не появлялся здесь в поисках живительной влаги. Повезло только лично участковому, который сумел-таки обзавестись на рынке полуторалитровой емкостью с козьим молоком, которую тут же завезли в квартиру домовитого Сергея и надежно упрятали в холодильник.
Когда они направлялись к очередному магазину, у сержанта опять забубнила хриплым голосом рация. На этот раз вызывали их. В поселке Южный вроде бы видели двоих мужиков, подходящих под описание разыскиваемой парочки.
- До Южного двадцать минут езды, - объяснил сержант, - небольшой поселок возле деревообрабатывающего комбината.
- Да вон, трубу видите на том берегу? - добавил он, когда уазик снова переезжал мост через Волгу, - вот это там и есть.
Дорога шла лесом, на многочисленных выбоинах машину ощутимо потряхивало. Справа начался серый бетонный забор, за которым виднелись производственные здания, какие-то огромные серебристые баки, полуразваленные штабеля досок.
- Это и есть комбинат, - сказал сержант, - два года уже почти не работает. Местные, кто в Москву на работу ездит, кто рыбу на Волге ловит, сетями конечно, а кто и ворует. Тут недалеко садовый поселок большой, около тысячи домов. Так как только сезон заканчивается, начинают его шерстить по полной программе, не успеваем заявления принимать. Сторожа есть, а толку. Пока с одного краю идет, с другого можно пол улицы обчистить.
Машина въехала в поселок, свернула к двухэтажному стекло-бетонному дому культуры, возле крыльца которого прохаживался молодой лейтенант в милицейской форме. Увидев уазик, он торопливо, почти бегом, заторопился к нему.
- Лейтенант Булаев, здешний участковый, - представился он, растерянно переводя взгляд с вышитой косоворотки Анатолия Семеновича на обтерханную майку стажера Валеры.
- А зовут-то как? - добродушно спросил Анатолий Семенович.
- Николай.
- Ну, Николай, где их видели?
- Да, понимаете, я сегодня с утра по вызову ездил. Денисовы, отец с сыном, они в частном доме живут, подрались по пьяному делу. С вечера еще керосинили, и сын бате поленом голову разбил. Ну, мы сына в отделение привезли, протокол оформляем, и тут мне вашу ориентировку на стол положили. Денисов-то как глянул, и говорит, что они у соседа ихнего в гостях были. О ни с ними вместе и пили, кстати. Так что поехали, может, застанем.
Уазик на всякий случай остановили у дома Денисовых. Заранее договорились, что местные милиционеры через двор этот дома пройдут на задворки к соседу, а москвичи зайдут с улицы, чтобы не дать уйти Хирургу с Бананом. Однако этот стратегический план успеха не имел, на двери у соседа висел огромный замок.
Денисов-старший с забинтованной головой, в одних семейных трусах и в калошах на босу ногу вышел на свое крыльцо и закурил, с любопытством глядя на возвращающихся к машине милиционеров.
- Денисов, - окликнул его Булаев, - поди-ка сюда!
- Ну, чего вам? Небось, Петьку моего оформлять собрались. Так я вам вот что скажу, никаких заявлений на него я писать не буду. Если пятнадцать суток дадут, пусть отсидит. А в тюрьму не дам, у нас с ним заказ большой намечается - дом в дачном поселке ремонтировать.
- Ну, это дело твое. Ты вот что мне скажи, ты ведь видел, кто к соседу твоему, Косарикову, приехал?
- Видел, мы с ними вчера выпили даже. Хорошие мужики, только кликухи у них чудные какие-то. Один - Хирург, а второй - Банан.
- А где они сейчас могут быть?
- Дак где, на реке, наверное. Вроде они втроем в затон пошли, у Сашки лодка там.
- А какая лодка, как выглядит?
- Блин, ну как, как! Обыкновенно, с мотором.
- Ну, какого цвета, может, название какое написано?
- Раньше вроде была голубая, только краска пообтерлась. А название точно, написано - " Русалка " !
- О, сказал стажер Валера, - поехали быстрей эту " Русалку " ловить.
- А вы что из-за сетей что ли, - обеспокоился участью соседа Денисов, - так вы только не говорите, что я навел, а то Сашка мне житья не даст! - крикнул он уже вслед уходящей машине.
Через пять минут уазик выехал к небольшому заливчику, за которым виднелась Волга. На берегу залива забором из колючей проволоки был огорожен большой участок, примыкавший к воде. Там вперемежку стояли вытащенные из воды разномастные лодки и небольшие сараюшки, сколоченные из бог весть чего.
Участковый Булаев, идущий впереди остальных, подошел к группе мужиков, сидящих на корточках над разобранным мотором и разливающих что-то из бутылки.
- Здорово, мужики. А Сашка Косариков со своей " Русалкой " где тут обитает?
- Так уехали они полчаса назад.
- Втроем?
- Ну, да. Он и еще два каких-то, вроде нездешние.
- Слушайте, мужики, лодка нужна, срочно. За этими двумя аж из Москвы нехороший след тянется. Вот ребята с самой Петровки приехали, - вдохновенно приврал лейтенант.
Сидевшие на корточках переглянулись. Один встал, - Ну, если вам те двое нужны, то, конечно, поможем. Пошли, у меня катерок на воде. Только возьму троих, места больше нет.
Как объяснил владелец плавсредства, которого звали Петром, катерок был полуглиссером со стационарным автомобильным мотором от списанной " волги ". Оставляя за кормой тучу радужных брызг, он стремительно набрал ход и шел сейчас против течения по середине реки. Петр предположил, что Косариков поехал осматривать сети, которые он забрасывал обычно возле противоположного берега на глубоком месте в стороне от судового хода.
Лодку они увидели издали. Она стояла на месте, видимо был сброшен якорь. А три человека в ней увлеченно метр за метром вытягивали сеть и выбирали из нее рыбу. Петр сбросил газ и выключил мотор, и в этот момент один из сидевших на лодке обернулся и сразу же что-то закричал своим подельникам. Те уставились на движущийся по инерции катер. Анатолий Семеныч приветственно приподнял свою шляпу, которую все время бережно держал на коленях. Хирург с Бананом оцепенело, как кролики на удава, смотрели на приближающегося участкового. Однако бывший с ними Косариков не растерялся. Он одним резким движением перерезал невесть откуда взявшимся ножом веревку якоря, крикнул - Сеть выбросьте в сторону катера ! - и кинулся к мотору, который завелся с первого рывка. Лодка стала уходить от почти остановившегося катера.
- Мотор врубай, - гаркнул Семеныч владельцу катера.
- Куда врубать, сеть под нами, намотаем на винт, полдня потом распутывать. Слышь, молодой, - обратился Петр к курсанту Валере, - нырни, попробуй сеть под винтом протащить. Только смотри осторожно, сам не запутайся. Спешить не надо, мы их за пять минут догоним.
Нырять Валере пришлось несколько раз, на помощь ему слез в воду и лейтенант. Наконец вдвоем они протащили сеть под кормой, забрались в катер, и Петр запустил мотор. Развернувшись по широкой дуге, чтобы не зацепить сеть, катер быстро набрал ход. "Русалка" за это время ушла далеко в сторону соседнего берега, но расстояние между ней и катером быстро сокращалось. Вдруг Петр выругался и, резко сбросив газ, стал разворачиваться.
- Ты что! - заорал лейтенант. Но хозяин катера зло ткнул рукой, указывая вверх по течению Волги. Река там делала резкий поворот, и сейчас из-за крутого берега с большой скоростью почти прямо на них выплывал четырехпалубный белый красавец - теплоход. Над рекой гулко прозвучали несколько басовитых отрывистых гудков, на теплоходе заметили лодку и катер, которые находились прямо по курсу. Но если катер уходил с пути, то лодка, не сбавляя ход, шла на перерез теплоходу, рискуя попасть под него.
- Везет же сукам ! - сплюнул за борт Петр, - Если проскочат сейчас, то уже не догоним, теплоходы парой идут. Туристы, мля!
И в самом деле, держась метрах в двухстах от первого теплохода, из-за поворота за ним выходил второй такой же. Однако на "Русалке" поняли, что проскочить перед первым теплоходом они не успеют. На лодке сделали попытку развернуться, и им это почти удалось. "Русалка", выполняя поворот, шла уже параллельно теплоходу, который к этому моменту поравнялся с ней. Вот ее догнала поднятая теплоходом волна, при этом лодку слегка отбросило в сторону, развернуло, и она почти мгновенно, как булавка к магниту, прилипла к корпусу судна, скользнула вдоль него и исчезла под кормой. Через минуту по этому месту прошел второй корабль. Теплоходы, шедшие на большой скорости, начали замедлять ход, прозвучало несколько тревожных гудков, но по инерции они прошли дальше и скрылись за следующим поворотом, а в полосе потревоженной ими воды было пусто, ни людей, ни лодки.
Петр первым очнулся от столбняка, напавшего на всех, кто был в катере. Он направил свое суденышко на место, где все это произошло. Катер на пять минут остановился с заглушенным мотором, а его пассажиры усердно крутили головами в разные стороны, пытаясь увидеть, или может быть услышать кого-нибудь оставшегося в живых. Но кругом стояла тишина, слышалось только как волны, поднятые теплоходами и отраженные от берегов, плещут о борт катера.
- Ладно, что делать-то? - нарушил молчание лейтенант. - Сами они всплывут дня через три в лучшем случае. Водолазам тут работать нельзя, у нас движение, как на трассе, каждые десять минут кто-нибудь проплывает.
- Позвони в Кимры начальству, - порекомендовал Анатолий Семенович. - Им виднее, что делать. Нам они мертвые ни к чему. Вот только дом, где они остановились, хорошо бы посмотреть.
- Так санкция нужна на обыск, - заметил лейтенант.
- Вот сейчас и дадут. Хозяин погиб, дом все равно опечатывать надо, он же один жил. Так что давай лучше сразу поезжай в Кимры за санкцией, мы тебя ждать будем возле дома.
Обыск ничего не дал, и изрядно уставшие Анатолий Семенович и Валера уехали в Москву. По приезде они зашли в отделение к Мусатову и рассказали о неудаче.
- Да, - сказал тот, почесав затылок. - А счастье было так возможно...
- Какое счастье? - недоуменно спросил Семеныч.
- Вот привезли бы их, и было бы всем нам счастье. Мне Гребенюк вчера сказал, что если дело не раскрою, он мне устроит предупреждение о служебном несоответствии. Ладно, мужики, отдыхайте, в понедельник увидимся. Гребенюк в управление уехал, так что дело терпит.
Однако поздно вечером в квартире старшего оперуполномоченного Михаила Мусатова раздался телефонный звонок.
- Ну что, Михаил, новости от твоих ребят есть какие-нибудь? -услышал Михаил в трубке знакомый голос начальника отделения майора Гребенюка и в ответ коротко рассказал ему о событиях на Волге.
- Твою мать! - зло выругался Гребенюк. - Это ж надо, утопить подозреваемых. Да вы все дело утопили! Короче, завтра со всей своей бригадой в одиннадцать у меня в кабинете.
- Товарищ майор, так выходной же! - возмутился, было, Михаил.
- Мне позвонили с Петровки, будет человек от них, так что никаких выходных.
Михаилу пришлось обзвонить всех участников расследования, включая и эксперта, и объявить о совещании. Валера попытался воспротивиться, он как раз собирался с подружкой на пару дней за город, но Михаил быстро обрисовал ему возможные последствия от уклонения, и несчастный стажер смирился со своей участью.
Глава12
1994 год, дачный поселок Николина Гора, суббота, 15 июля
- Матчбол! - торжественно провозгласил сидевший на судейской вышке рядом с теннисным кортом молодой коротко стриженый парень, у которого поверх спортивной майки была надета наплечная кобура.
На корте играли двое -высокий лысоватый крепыш лет сорока с живыми черными глазами и невысокий узкоплечий мужчина лет на десять помоложе его, с широким лицом, на котором выделялись, слегка торчащие вперед из-за короткой губы верхние зубы, и с уже наметившимся "пивным" животом.
Крепыш подал, молодой отбил мяч, норовя попасть в дальний от соперника угол корта, но мяч ушел в аут.
Игра! - все так же торжественно провозгласил сидевший на судейской вышке.
- Что, журналюга, это тебе не книжки писать, тут тонко действовать надо, - подколол молодого соперник, зачехляя ракетку и вытирая полотенцем.
- Ты, Борь, у нас известный спортсмен, а я скромный любитель. Пошли, выпьем пивка, у тебя, небось, полны закрома.
- Да есть, вчера ребята два ящика привезли, свежее, фура из Германии пришла. Только сначала сполоснуться надо, с меня течет, как после бани. Такая жара, пошли в бассейне поплаваем.
Через полчаса они сидели за накрытым столом на застекленной тенистой террасе. В углу потихоньку шумел кондиционер. Кружки с пивом быстро опустели и тут же были наполнены по второму разу бесшумным официантом.
- Борь, поговорить бы надо без лишних ушей, пива мы сами себе нальем - наклонившись вплотную к собеседнику, шепнул молодой.
Повинуясь легкому кивку хозяина, официант моментально испарился.
- Что за дела с Пантелеичем? Я вчера проезжал по Варшавке мимо офиса, там вавилонское столпотворение, народу больше чем раньше на Красной площади во время демонстрации. Слухи ходят, все может накрыться?
- Не боись, консорциум свое получит без проблем. Тут такая ситуация, мои аналитики говорят, что процесс имеет тенденцию становиться неуправляемым. И если даже резко поднимать котировку, непонятно, удастся ли получить прежние суммы прихода. Народ может броситься продавать, и тогда кирдык неизбежен. Если мы резко сбросим свое, результат будет тот же. Поэтому желательно выбирать все деньги плавно, в течение пары недель, до максимума увеличить продажи акций населению и минимизировать выплаты. С рекламой надо чего-то придумать. Идея новая нужна.
- Есть идея! Ты же знаешь, жилье для народа строить практически перестали. Можно предложить развитие городов-спутников вокруг мегаполисов наших сраных. Для начала пусть будут Москва и Питер. Леня Голубков указкой в картинки потычет, а там план города, рисунок дома, квартиры. Зимний сад, джакузи, встроенная техника. Рита в соплях от радости рыдает на груди у Лени, сзади пятеро детей. Короче "МММ обеспечит всем!".
- Да, вы с Баобабом всех народными автомобилями уже обеспечили. Самое время дома строить начать... Хотя идея неплохая, но запускать ее надо не позднее понедельника.
- Ты что, с ума сошел! Это ж надо концепцию продумать, сценарий написать, видеоряд приготовить. Выходные же.
- Слушай, мы этой рекламной шараге столько платим, что они раз могут и в выходные поработать. Давай звони главному, пусть что хочет делает, но в понедельник вечером ролик уже должен крутиться. У нас впереди может только две недели. Потом придется резко все обрушить.
- Я не понял, а зачем рушить-то?
- Ну, ты же помнишь эту идею Пантелеича выйти сухим из воды. Типа, МММ замораживает все акции, фиксирует их стоимость в валюте, дает всем акционерам обязательство расплатиться через два-три года. Дальше покупается за минимальные деньги на приватизационных конкурсах самое вкусное, Баобаб и Кассир обеспечат. Главное, все это реально может проскочить! Через несколько лет активы будут в сотни, если не в тысячи раз дороже. Но тебе это нужно, ждать свои деньги два-три года? Да и что на них купишь потом, все уже разберут. Тем более, непонятно, что будет в девяносто шестом. Кругом сплошное кидалово, особенно с ваучерами. Рыжий придумал на нашу голову сказку про две "волги", а в лучшем случае будет два рулона туалетной бумаги. Так что Сам может и не удержаться, да и здоровье у него, ты же знаешь, резко вниз пошло. Ну и, кроме того, я же тебе говорю, мои аналитики считают, что процесс становится неуправляемым. Пантелеич нашел какого-то математика, который на компьютерной модели все это просчитывает. Помнишь, год назад паника началась, что МММ валится? Так он все заранее предсказал. Тогда сумели выправить, а сейчас полный кирдык предсказывает. И вообще, создается впечатление, что Пантелеич свою игру играет, у него на всех филиалах управляющие поменялись. Темнит он что-то. Мы тут посоветовались и решили убрать у него главного по информации, уж больно много он знал.
- Знал?
- Знал, знал! Я не оговорился. Вчера на Варшавке попал в аварию, больше ничего не знает. А дальше надо вот что сделать. Достать этого математика, он на дому работает и раз в неделю результаты посылает Пантелеичу и еще кому-то. Мои ребята его уже вычислили. И в следующий раз он должен будет отправит ь сведения, что все тип-топ, мол, выправилось. А еще через неделю-две, что все, кирдык, лавочку пора закрывать. Можно будет дать о нем и его разработке информацию в какой-нибудь передаче о науке. Это уж окончательно все зароет. Тут надо подключать Прокурора, накладывать арест на имущество фирмы, вывезти основные деньги и обязательно забрать компьютеры, на которых у них информация о клиентах. Говорят можно просто диски какие-то вытащить, тут у меня спецы есть. Если станет известно, кто на этом основную деньгу заработал, то как бы чего похуже путча не было.
- Так что, выходит, Пантелеича сдаем?
- Он тебе что, сват или брат? Не маленький, выкрутится. У него где-нибудь в банке на Каймановых островах десяток-другой миллионов лежит. Уедет, пластическую операцию сделает и проведет остальную жизнь, разгадывая кроссворды на пляжах Бразилии. Значит, давай, заряжай рекламу. А я с этим математиком разберусь. Органы пока подключать не стоит, как бы мусора мусор из нашей избы не вынесли, - хохотнул Борис. - Надо будет Леву подключить с его ребятами, пусть хоть заодно таблицу умножения у математика узнают !
Глава13
1994 год, Москва, суббота, 16 июля
В одиннадцать часов в кабинете начальника отделения майора Гребенюка собрались все участвующие в расследовании. Рядом с лысым живчиком майором сидел грузный незнакомый полковник с обрюзгшим лицом, который нетерпеливо постукивал пальцами правой руки по колену, выбивая какой-то одному ему слышимый ритм.
- Ну, все собрались? - вместо приветствия нетерпеливо спросил он, когда во шедший последним стажер Валера закрыл за собой дверь.
- Это полковник Смолин с Петровки. Давай, Мусатов, докладывай, что там у вас! - поторопил Гребенюк.
Михаил подробно рассказал все обстоятельства дела и обрисовал события пятницы, стараясь представить действия участкового и стажера в выгодном для них свете.
- Майор, ну что у тебя за сотрудники, арест произвести не могут, - раздраженно спросил полковник, обращаясь к Гребенюку. - Обыск кто проводил?
- Да вот, капитан Иванов и курсант Кузин при участии милиции из Кимр, - указал Гребенюк на участкового и стажера.
- Нашли что-нибудь... необычное? - с задержкой на последнем слове спросил полковник.
- А что должны были найти-то, товарищ полковник? - осторожно поинтересовался Мусатов.
- Что, что! Нашли бы, сразу бы поняли! Так что было в доме найдено, капитан? - обратился к участковому полковник.
Анатолий Семенович, повидал на своем веку всякое. К тому же он свято помнил один из заветов царя Петра, которого очень уважал, - "Подчиненный перед лицом начальства должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не приводить в смущение оное".
- В вещах, принадлежащих подозреваемым в убийстве гражданина Гринько, в паспорте, выданном на имя гражданина Самошкина обнаружены триста долларов и сто пятьдесят тысяч рублей, каковые под протокол изъяты. Обыск дома произведен тщательно, от подвала до чердака. Осмотрены также дворовые постройки - два сарая, баня и нужник. Больше ничего необычного, кроме самогонного аппарата и шести литров самогона в двух трехлитровых банках, не обнаружено. Самогон уничтожен путем выливания на землю. Аппарат изъят сотрудниками Кимрского райотдела.
Бодро отрапортовав это, бравый Семеныч принял вид, подобающий служивому, который свое дело сделал на ять и сейчас ожидает наград и прочих иных почестей от начальства, умиленного таким рвением.
Несколько осаженный подобным проявлением усердия полковник помолчал минуту, о чем-то размышляя.
- Ладно, - сказал он Гребенюку. - Считайте, что для вас все закончилось благополучно, хотя могли бы получше справиться.
- Всех вас, - обвел он взглядом остальных, - прошу написать подробно свои замечания и соображения по делу, какими бы дурацкими они вам ни казались. Мои ребята будут разбираться, а вам об этом вообще лучше забыть.
- Майор, - обратился он опять к Гребенюку, - дело я от вас забираю. Сегодня к трем перешлете мне все материалы и соображения ваших сотрудников.
Не попрощавшись ни с кем, полковник встал и вышел из кабинета.
- Всем все ясно?! - взял в свои руки вожжи Гребенюк. - Идите к Мусатову, и чтоб к двум часам все материалы были у меня на столе.
Удрученные таким поворотом дела четверо служителей закона направились в комнату к Михаилу, благо в субботу там никого кроме него не было. Писанина давалась всем с большим трудом, но особенно тяжко пришлось участковому Семенычу, который к двум часам раскраснелся и взмок, хотя даже и снял неизменно застегнутую на все пуговицы форменную куртку. Он постоянно вытирал носовым платком взмокшую лысину и поминал недобрым словом сначала троицу бомжей, при этом перечисляя их поименно, а потом и добавив к ним майора, полковника и всю Петровку включительно. Однако к двум часам все было готово. Мусатов передал документы по делу майору Гребенюку и с легким сердцем в предвкушении заслуженного отдыха вместе со своими коллегами по перу отправился пить пиво.
В пять часов в кабинете полковника Смолина раздался звонок.
- Олег, привет! Ну что там у тебя по моему делу? - услышал он знакомый голос.
- Ясности полной нет. Надо бы встретиться, поговорить.
- Ну что ж. Погода хорошая, давай на воздухе, как обычно. В шесть тебя устроит?
- Нормально, но я буду не один, с аналитиком.
- Он что, знаком с делом?
- Да, это у меня самый опытный человек. Надежен, доверяю как себе.
- Хорошо, жду.
Без пятнадцати шесть под тентом на открытой веранде небольшой дачки в поселке художников на Соколе сидели Чингиз и Вальтер.
-Что-то я стал сомневаться, что что-нибудь получится, - сказал Вальтер.
Чингиз пожал плечами, - Мои ребята с утра перерыли дом в Кимрах еще раз, там точно ничего нет. С собой на рыбалку они что-либо ценное взять не могли. Местный мент сказал, что даже паспорта и деньги, рубли и доллары, они дома оставили. Получается, что у них ничего и не было.
- А откуда у бомжей доллары?
- Согласен, странно. Но не могли же они за триста долларов все это продать, совсем дураки что ли?
В это время раздался шум подъезжающей машины, и возле дома остановилась черная "волга". Чингиз без слов махнул рукой стоявшему поодаль накачанному парню, тот поспешил к воротам. Чингиз неторопливо встал из-за стола и пошел навстречу въезжавшей в ворота машине. Из остановившейся машины вышли Смолин в светлом летнем костюме и невысокий пожилой мужчина в джинсах и легкой джинсовой рубашке навыпуск, который обращал на себя внимание своими массивными роговыми очками с сильно выпуклыми стеклами.
Смолин и Чингиз обменялись рукопожатиями.
- Познакомьтесь, Николай Ильич, - представил своего спутника Смолин.
- Владимир Пак, - в свою очередь ответил Чингиз, пожимая руку коллеге полковника, - У нас без отчеств обходятся, так что можно просто, Владимир. Пойдемте за стол. Что будете пить? Заказывайте, сейчас принесут.
Подойдя к столу, он сказал, - Вот, это мой друг, Василий Сергеевич Бурыкин.
Опять произошел ритуал рукопожатия, на этот раз несколько напряженный. От Вальтера не укрылся внимательный взгляд Николая Ильича, который он бросил на татуировку на его руке.
Тот же накачанный парень принес поднос, уставленный запотевшими бутылками минералки и пива, расставил стаканы. Чингиз отослал его взмахом руки, сам взял бутылку воды, открыл ее и сказал, - Простите, но давайте без излишних церемоний, наливайте каждый себе, что хочет. И еще, мы с Олегом достаточно давно знакомы. Хотелось бы, чтобы ни у кого по поводу друг друга не было никаких иллюзий. Наши интересы в жизни часто не совпадают. Но сейчас у нас в некотором роде коммерческое партнерство, и в этом деле мы должны доверять друг другу на все сто процентов. А сейчас прошу ближе к делу. Мы хотели бы выслушать ваше мнение, надеюсь, вы уже успели его составить.
- Вот, Николай Ильич изучил все, что нарыли наши ребята. Хотелось бы еще выслушать то, что можете рассказать вы.
Вальтер достаточно подробно рассказал, что было спрятано в сносимом доме. Единственное, в чем он погрешил против правды - назвал колье и сережки "фамильными драгоценностями".
- Я готов высказать свою точку зрения на происшедшие события, - тихим ровным голосом сказал Николай Ильич.
- Пожалуйста, - так же спокойно предложил Чингиз.
- Версию о том, что драгоценности обнаружены бомжами, я считаю практически невероятной. Все указывает, что там был еще один человек, который видимо и нашел спрятанную коробку, причем я также считаю, что произошло это абсолютно случайно. Моя версия основывается на следующих фактах и суждениях. Первое, Гринько был убит и убит человеком, который, учитывая телосложение убитого, скорее всего, владел приемами рукопашного боя. Правда, судя по результатам экспертизы, смерть произошла от перелома позвоночника вследствие падения на кирпичи. Видимо, это произошло непреднамеренно, во время драки. Второе, у двух оставшихся бомжей в этот же день появились деньги, причем в валюте, хотя днем раньше они подрабатывали на рынке. И по показаниям свидетелей буквально через два часа после того, как строители, оставив работающим автокран, ушли за зарплатой, двое бомжей направлялись в сторону Савеловского вокзала, что подтверждается дальнейшими событиями. Есть еще третье, На месте происшествия найдены листки с проектом из области информационных технологий. Листки свежие, текст полный, то есть ни одного листка не истрачено на посторонние, так сказать, нужды, что опять-таки заставляет думать о присутствии еще одного человека, кроме бомжей.
Поэтому я предполагаю, что в то время как неизвестный бросил Гринько на кирпичи, кто-то из двух оставшихся бомжей ударил его, я опять же имею в виду неизвестного, палкой или кирпичом. Тот потерял сознание, бомжи обшарили его, вытащили деньги, при этом рассыпали листы проекта, и решили, что лучше убраться от греха подальше. А для того, чтобы за ними не потянулось следа, решили засыпать Гринько и неизвестного, что они с успехом и сделали. Только неизвестный очнулся и как-то сумел выбраться. Но видимо он что-то оставил там, скорее всего, сумку, поэтому и вернулся, наиболее вероятно, на следующий день. Почему на следующий? Да потому что строители отсутствовали всего лишь два часа. А на следующий день, во вторник, он приехал рано утром, поскольку в девять уже появился прораб, который до появления милиции не уходил. И звонок о трупе был зафиксирован в восемь тридцать. Чтобы добраться до того, что он оставил, ему пришлось использовать домкрат. Блок кирпичей, который содержал тайник, при этом развалился, и коробка попала ему на глаза. Чем-то она привлекла его внимание.
Бомжей мы, к сожалению, потеряли. Поэтому неизвестный для нас - загадка. О нем можно сказать только, что это физически крепкий мужчина, возможно, занимавшийся спортивными единоборствами, неплохо зарабатывающий, занимающийся информационными технологиями, имеющий машину. У нас, правда, есть отпечатки его пальцев, но в нашей картотеке он не присутствует.
- Да, - задумчиво сказал Чингиз, - сколько таких в Москве? Тысяч сто, наверное.
- Хорошо, - сказал молчавший до того Вальтер, - выйти на этого человека только по той информации, которая у вас есть невозможно. Никто его не видел, так что, у нас никаких шансов?
- Ну, почему. Это же не коллекционер ювелирных украшений. Человек он умный, и наверняка представляет истинную стоимость того, что оказалось у него в руках. Рано или поздно он попытается что-то продать. Думаю, что в ближайшее время он должен хотя бы оценить то, что имеет. Сейчас время больших возможностей, особенно для тех, у кого есть приличные деньги. Думаю, что он это понимает. Кроме того, он спокоен, поскольку и не предполагает, что кто-то знает о его находке. Поэтому в первую очередь необходимо установить контакты с экспертами -оценщиками в ювелирных магазинах, где принимают на комиссию ювелирные изделия. Насколько я знаю, их не больше десятка на всю Москву, а в другой город он вряд ли поедет. Известно также, что появилась, по крайней мере, одна фирма, выпускающая изделия в стиле Фаберже, можно поговорить с ее руководством и специалистами, чтобы сообщили, если кто-нибудь обратится за консультацией.
- А там же еще монеты есть золотые, - напомнил Вальтер.
- Да, об этом я тоже хотел сказать. Судя по всему, что мы знаем, монеты великолепно сохранились, и они должны в первую очередь заинтересовать нумизматов. Конечно, большой нумизматической ценности они, видимо, не представляют, но коллекционирование золотых монет раньше было чревато последствиями, поэтому сейчас многие наверстывают упущенное. Да и появилось много новых собирателей, которые скупают все подряд, особенно не разбираясь. Мест сбора нумизматов не так уж много. Так что, Олег Николаевич, - обратился аналитик к Смолину, - надо собирать информацию, причем начинать уже сегодня-завтра, у нумизматов выходные - это как раз дни сборищ. Надо обратить внимание на крепкого молодого человека, продающего золотые монеты царской чеканки в отличной сохранности.
- Хорошо, Николай Ильич, все понятно, - подвел итог Смолин, - Вы можете быть свободны, мой водитель подбросит вас до метро, а нам еще надо поговорить.
Аналитик уехал, а трое оставшихся принялись за шашлык, который им подал все тот же молчаливый накачанный парень. На столе появились коньяк и вино. Ели все трое с аппетитом, говорили о пустяках, не касаясь дела. Смолин оказался завзятым футбольным болельщиком, и они с Вальтером со вкусом поговорили о предстоящем чемпионате мира. Когда ужин закончился, тот же парень принес поднос, на котором лежала коробка сигар, машинка для обрезания сигарных кончиков и золотая, как определил по весу Вальтер, повертев ее из интереса в руках, зажигалка "Ронсон".
Чингиз и Вальтер не курили. Смолин же в одиночестве, слегка рисуясь, неторопливо проделал весь ритуал раскуривания сигары. Он понюхал ее, держа за кончик, так чтобы перед носом оказалась средняя часть, задумался на несколько секунд, как бы оценивая качество сигары, после чего взор его выразил одобрение, однако с оттенком некоторой снисходительности - мол, случалось курить и получше, но не обижать же хозяина. Затем он аккуратно обрезал кончик сигары, после чего осторожно попыхивая, так чтобы не затягиваться, раскурил и откинулся в плетеном кресле с видом человека, сделавшего свое дело, держа в левой руке дымящуюся сигару, а правой как бы баюкая большой пузатый бокал с "Хеннеси", из которого он периодически отпивал, делая небольшие глотки.
- Видимо, нам следовало бы, прежде всего, утрясти финансовую сторону дела, - осторожно начал Чингиз.
- Это-то утрясти не проблема, - ответил Вальтер, - только следует учесть, что мы делим шкуру неубитого медведя.
- Зато после убийства... я в переносном смысле, - хохотнул Смолин, - будет легко и просто. Как я понимаю, тебе деньги нужны, а не память о предках, непосильным трудом наживших колье от Фаберже, - съязвил он, бросив цепкий неприязненный взгляд на Вальтера.
У Вальтера неприятно кольнуло в душе. Он понимал, что сильно доверять полковнику милиции, который находится в дружеских отношениях с таким авторитетом, как Чингиз, не стоит, - продал своих, чужих тем более продаст. Но, с другой стороны, именно на этих отношениях все и может связаться. Самого Вальтера полковник и смог бы, пожалуй, кинуть. Но с Чингизом-то он сильно повязан.
- Я согласен на половину от реализации, - чуть помолчав, ответил Вальтер.
- Это, смотря где реализовать, - бросил Смолин, сделав очередной глоток, - Лучше всего было бы вывезти на Запад на аукцион. Там можно такие бабки срубить, - мечтательно сказал он, - Но в этом случае придется покупать таможенников, так что больше трети ты не получишь.
- Согласен, - коротко ответил Вальтер.
- Хорошо, - подвел итог разговору Чингиз, - Значит в случае реализации в России тебе Вальтер, половина. Если удастся вывезти на аукцион - треть. Чтоб у вас ни у того ни у другого не возникало сомнений, а также разных нехороших желаний разрулить ситуацию по-другому, я беру на себя ответственность за общие действия. Вы оба меня знаете.
После этого Смолин уехал, а Вальтер, помолчав, понемногу отпивая коньяк, решил идти ва-банк.
- Слушай, Чингиз, ты ему доверяешь?
- Да ты что! Деньги он очень любит, на этом и сходимся. Но если бы была возможность обойтись без него, я бы ни секунды не думал. Только ты учти, он старым со мной сильно повязан. Если бы я в ментуру слил все, что о нем знаю, он бы на четвертак зачалился.
- А если ему это не в масть будет?
- Ну, тут уж кто кого. А насчет твоего дела, если будет возможность обойтись без него, я и минуты думать не буду.
Глава14.
1994 год, Москва, суббота, 16 июля
Утром Николай проснулся рано, вышел на лоджию и, закрыв глаза, подставил лицо ласковым, чуть теплым лучам восходящего солнца. В растущем возле дома густом кустарнике гомонили птицы. Начало дня обещал о безоблачную и жаркую погоду.
На душе у Николая было легко и спокойно. Мысли лениво перебегали с одного на другое. Он, наконец, открыл глаза. В это время солнце как раз освещало верхние этажи семнадцатиэтажки слева от дома Николая, и освещенные окна сверкали ярко, как драгоценные камни. Это сразу напомнило Николаю о находке. Пора уже было что-то предпринимать, тем более что в фирме, в которой он работал, прошел слух, что американские хозяева планируют реструктуризацию бизнеса, и российский филиал, возможно, будет закрыт. Остаться без работы Николай не боялся, специалистов его уровня отрывали с руками и ногами, но организация собственного дела казалась все более и более заманчивой, особенно при наличии начального капитала. Однако сейчас, по прошествии нескольких дней, когда прошло состояние первоначальной эйфории, вызванное находкой, он стал понимать, что никакого капитала, собственно говоря, пока еще нет. Более того, в руках у него оказалась потенциальная бомба, которая при неблагоприятном стечении обстоятельств может так рвануть, что мало не покажется. Реализовать золотые монеты, конечно, можно было без труда, - иди в любую скупку, возьмут по цене лома. Они, пожалуй, могли бы заинтересовать нумизматов, но те покупают поштучно, значит, надо будет в течение какого-то времени постоянно крутиться среди них, а это чревато проявлением нездорового интереса со стороны криминального элемента, который на запах золота летит как стервятники на падаль. А уж об изделиях Фаберже и говорить не приходится. Лучше всего было бы вывезти все это из России, но Николай даже представить себе не мог, как это сделать. На ум почему-то приходили всякие экзотические варианты вроде перелета границы ночью на черном дельтаплане или перевозки гроба с покойником на родную землю обетованную, но ничего реального для этого в его повседневной жизни не было. Правда, сейчас возник родственник Люды. Неплохо было бы поговорить с ним, он мог хотя бы провести первичную оценку, да, наверное, и покупателей у нас здесь найти. Судя по многочисленным публикациям и телепередачам, в России феерически быстро возникали огромные состояния, а обладатели этих состояний из кожи вон лезли, чтобы продемонстрировать окружающим себя и свою самость. В Подмосковье как грибы из - под земли начали лезть крепкие особнячки-боровички, а многочисленные светские тусовки полнились толпами невесть откуда появившихся джентльменов исключительно в смокингах black - tie в сопровождении дам, облекающих свои прелести в наряды haut couture и драгоценности от Tiffani. Хотя лезть в это варево достаточно опасно, сообщения об убийствах в телевизионных передачах шли косяком, но если действовать осторожно и через надежных людей, то изделия Фаберже можно и здесь, в России достаточно выгодно пристроить. Следующие выходные у Люды только через неделю, но она собиралась попросить о подмене свою напарницу и хотела сегодня вечером приехать к нему. Можно было попытаться договориться о встрече с ее родственником-ювелиром завтра в воскресенье.
Затем около восьми утра он, как обычно, включил компьютер, связался по модему с сервером, скачал десяток файлов и запустил на обработку. Компьютер выдал результат через полчаса. С помощью программы автоматической рассылки он разослал его по трем адресам. Затем распечатал несколько таблиц и графиков и крепко задумался.
В последний год учебы в университете он заинтересовался сравнительно молодой областью математики - нелинейной динамикой, и два года назад нашел неожиданное практическое применение для нее. Как раз в это время на фоне всеобщего развала и краха нерушимого союза республик свободных вспыхнула яркая сверхновая звезда МММ, - в метро перелетали из тени в свет три ярких бабочки, а на телеэкранах появился простецкий, свой в доску мужик Леня Голубков, который убедительно богател по заранее составленному графику. Вообще игра-то эта была не нова, еще в начале двадцатого века в России появилась фирма, которая предлагала приобрести за четыре рубля велосипед, который стоил двадцать рублей. Надо было только, купив велосипед за двадцать, привести с собой пятерых друзей, каждый из которых тоже покупал велосипед, после чего шестнадцать рублей вам возвращали. Друзья тоже приводили друзей, и всем было бы счастье, но основной массе купивших приводить было уже некого, а потом оказывалось, что в другом месте велосипед купить можно было вдвое дешевле. Пирамида-с! Не нами изобретено, и не на нас закончится!
Так вот, есть такой раздел в нелинейной динамике - теория катастроф. Что такое - катастрофа? Это, когда сначала все хорошо, а потом вдруг сразу - раз, и плохо. Но на самом деле, не сразу. Есть маленькие признаки того, что может произойти и в каком направлении пойдет, надо только уметь их уловить. И Николаю пришла в голову мысль - сделать компьютерную модель МММ, определить, как и какие параметры влияют на развитие ситуации, и, самое главное, - определить момент, когда начнет развиваться катастрофа. На разработку комплекса программ у него ушло полгода. Но потом самым сложным оказалось, определить степень достоверности результатов. Дело в том, что программа должна была реально сработать только один раз! После того, как МММ лопнет, она становилась бесполезной. К тому же надо было получить детальную информацию о ходе покупки-продажи акций, желательно от всех крупных пунктов продажи-скупки. Проще всего сделать это можно было только при участии организаторов МММ. Тут Николаю повезло, один из его университетских однокашников заправлял информационным отделом фирмы. Он проникся идеей, посмотрел, как работает модель, и смог устроить встречу с самим Сергеем Мавроди. Тот оказался их коллегой, бывшим научным работником, только на десяток лет постарше. Выслушав предложение Николая и посмотрев процесс моделирования, он сказал, - Работа интересная и впечатляет, конечно. Но у меня есть два условия. Первое, я покупаю эту работу целиком, с потрохами. Вы подпишете договор, и в договоре обязуетесь никому больше не передавать результаты работы. Более того, вам будут регулярно пересылаться необходимые данные, и обработку их будете производить непосредственно вы на своем компьютере. Георгий, - обратился он к однокашнику Николая, - распорядитесь, пожалуйста, предоставить ему компьютер в соответствии с его спецификациями и обеспечьте модернизацию или замену по первому требованию. Металлическая дверь и сигнализация у вас в квартире есть? - обратился он к Николаю.
Николай замялся, - Да какая там сигнализация. Понимаете, я в общежитии живу. Комната, правда, на одного, но...
Мавроди на минуту задумался, - Ладно, это тоже решается. Договоримся так, в качестве оплаты вы получите квартиру. Там поставят металлическую дверь и сигнализацию. Согласны?
Николай опешил. Так просто решилась одна из давно мучивших его проблем - отсутствие собственного жилья. После того, как он уехал из своего поселка под Рязанью поступать в университет, ему постоянно приходилось жить в общежитиях.
- Ну, конечно, согласен!
- Тогда второе мое условие. Все это остается между нами, и никто кроме нас троих не должен знать ни о вашей разработке, ни о результатах, которые вы будете мне посылать. Попрошу вас обоих подписать соответствующее соглашение. Учтите, если оно будет нарушено, в суд я обращаться не буду, но соответствующие действия будут предприняты.
Через неделю Николай переехал в двухкомнатную квартиру. Правда, находилась она далеко не в самом престижном районе Москвы и требовала основательного ремонта, но он был просто счастлив. Почти сразу же ему привезли навороченный Пентиум, причем сделал это лично однокашник Жора. Николай, воспользовавшись моментом, решил подробнее расспросить его о положении дел в фирме.
- Слушай, у вас такие деньги там крутятся, неужели бандиты крышу не предлагали?
- Предлагали, конечно. Сразу же почти после начала нашей массированной рекламы на нас вышла одна молодая группировка из Подмосковья. За ними такой беспредел значился, что мама не горюй! Через три дня после этого предложения в Москву-реку с моста навернулся автобус похоронного бюро. Причем дело происходило ночью! Все одиннадцать пассажиров, сопровождавших усопшего, совершенно случайно, конечно, члены этой группировки, утонули вместе с автобусом, ни один не выплыл. В гробу лежал их бригадир. По данным экспертизы во время падения в реку он был еще жив, захлебнулся лежа в гробу. Гроб, кстати, был заколочен. После этого никто нам крышу уже не предлагал.
- Да, впечатляет, так вас что, с самого верху пасут?
- Я тебе ничего не говорил. Но создается впечатление, что Сергей Пантелеевич далеко не основной совладелец. У нас есть группа, ездит на домашние вызовы на трех бронированных джипах, засекречены, как американские шпионы, деньги возят туда и обратно мешками. По слухам курсируют по Кутузовскому и далее.
- Но ты же понимаешь, чем это кончится? Ведь миллионы людей с носом останутся!
- Ну, и? Вся страна в глубокой заднице, и что, кто-то сильно протестует? А потом, кто тебе сказал, что останутся? Котировка акций устанавливается только нами, можно хоть за втра объявить, что акции стоят по копейке, и гуляй родная страна, поскольку будет повод выпить. Но на самом-то деле все идет к тому, что большая часть предприятий не сегодня-завтра будет приватизирована. И у нас есть связи и будут деньги, чтобы самые вкусные куски страны приобрести за миллионы, а через несколько лет они будут стоить миллиарды. Поэтому самое простое решение проблемы - в какой-то момент МММ замораживает все акции, фиксируя стоимость в валюте, с обязательством расплатиться через два-три года, может быть даже с процентами. И, что всего удивительнее, расплачивается! И волки сыты, и овцы целы.
- Так на кой черт вам тогда моя программа нужна?
- Во-первых, необходимо упредить момент тог о самого замораживания, да и от конкурентов защититься не мешает. Во-вторых, твоя программа сама по себе может послужить причиной катастрофы. Представь себе, ты выдаешь информацию, что час "Х" близок. Народ ломится сдать акции, все летит к чертовой матери. А мы хотели бы увеличить свои активы еще на порядок. Так что работай спокойно, все тип-топ. Кстати, Сергей Пантелеевич дополнительно просил тебе передать вот это. - С этими словами Георгий вытащил из портфеля пухлый сверток.
- Акции МММ, тысяча штук. Если с умом распорядишься, то это приличная добавка к квартире. Дальше, передача информации только в зашифрованном виде, используется шифрование с открытым ключом...
О ни подробно обговорили все технические проблемы, и, начиная с этого дня, раз в неделю Николай получал, обрабатывал и пересылал данные по указанным ему сетевым адресам.
Год назад, весной впервые возникли признаки возможных неприятностей для МММ. Он на всякий случай позвонил Георгию, попросив того обратить особое внимание на результаты. Но легкая паника на рынке была погашена повышенным ростом стоимости акций. А сейчас уже третью неделю подряд происходило усиленное нарастание признаков катастрофы. Еще пару недель движения в этом направлении и ситуация станет необратимой.
Николай набрал номер домашнего телефона Георгия. Трубку сняла незнакомая пожилая женщина. Оказалось, что это была теща однокашника. Из ее сбивчивого рассказа Николай понял, что вчера, в пятницу на Варшавке у служебного "Мерседеса" Георгия отказали тормоза, в результате водитель не справился с управлением, автомобиль выскочил на встречную и был раздавлен грузовиком. Все, кто находился в машине, погибли на месте.
Ошарашенный Николай положил трубку, плеснул себе в бокал коньяку и вышел на лоджию. Ситуация очень ему не нравилась и требовала осмысления. Георгий еще в прошлый раз намекал на то, что в их фирме происходят какие-то глобальные перемены. Теперь стало ясно, что в округ фирмы разворачивались неведомые Николаю события, и у него не было никакого желания попасть в эти жернова. МММ к этому времени видимо успела накопить нужную для активных действий на рынке приватизации денежную массу и, возможно, неведомые владельцы избавлялись от слишком много знающих людей. Конечно, это вопрос, знает ли кто-нибудь еще о Николае и его возможной роли в развивающихся событиях, но ему не хотелось даже задумываться об этом. Хотелось только одного - оказаться подальше отсюда и как можно быстрее. Паспорт его, конечно, засвечен, при оформлении покупки квартиры он отдавал его сотруднику МММ. Но у него был еще загранпаспорт, который сейчас вообще-то на крайний случай можно было использовать вместо общегражданского.
Николай унес бокал с нетронутым коньяком на кухню, быстро собрался, сунул в боковой карман сумки все свои документы, положил пакет с фотографиями находки, сережкой и образцами монет, уложил кое-что из одежды, книги, пару коробок с дискетами. Немного подумав, отсоединил от компьютера внешний модем, тоже сунул его в сумку. Потом он перепрограммировал настройки телефона так, чтобы можно было по запросу с другого аппарата прослушивать номера телефонов, с которых ему звонили, и оставленные сообщения. Затем он вышел из квартиры, поставив ее на охрану. Когда он закрывал входную дверь, то, поморщившись, выдернул волос с головы, там, где они были подлинней, и осторожно сунул между дверью и металлическим косяком, на той высоте, где находился нижний край ручки. На всякий случай подергал выступающий кончик волоса, вроде бы держался крепко.
Выйдя на улицу, он огляделся, почему-то вдруг возникло ощущение, что за ним следят. Подойдя к своей "мазде", стоявшей около подъезда, с помощью заранее приготовленного зеркальца осмотрел днище и не обнаружил ничего постороннего. Машина вообще-то была куплена по доверенности, и вряд ли кто-то мог добраться до нее, если только за ним не следили, но береженого бог бережет. Сев в машину, он сделал круг около дома на первой скорости, проверил работу тормозов, все было нормально. И только сейчас он понял, что майка и рубашка на спине промокли от пота, а со лба сейчас начнет капать. Он вытер лоб носовым платком, выругавшись про себя, со злостью бросил его на соседнее сиденье, доехал до ближайшего универсама, расположенного около замусоренного пруда. Там еще сохранились телефоны-автоматы, и он позвонил Володьке Казаковцеву. На счастье тот оказался дома.
- Слушай, Володь, на даче у тебя с недельку пожить можно?
- Не вопрос, но тебе здорово повезло, я через пару часов в Алушту уезжаю, мог и не застать. А ты что с Людкой закрутил?
Николай поморщился, ему сейчас меньше всего хотелось обсуждать с приятелем свои личные дела, - Без комментариев. На самом деле мне с кое-какими делами разобраться надо, в сельской так сказать тишине.
- Ну, давай, разбирайся. Ко мне домой можешь не заезжать, ключ у соседки возьмешь, у Агриппины Прокопьевны, в зеленом доме с черепичной крышей, тетка такая молодящаяся. Я ей позвоню сейчас, у нее телефон есть. Пока! Приеду, увидимся.
Николай закупил недельный запас продовольствия, по Алтуфьевке выехал на кольцевую, оттуда перешел на Белорусское и через час уже въезжал в дачный поселок.
Агриппина Прокопьевна оказалась дома. Это была дама неопределенного возраста, из тех, для кого возрастное летоисчисление заканчивается после сорока. Она усиленно кокетничала с Николаем, томным голосом попросила называть ее - Агри, приглашала его попить чайку, жалуясь на одиночество и, как она выразилась, "нищету провинциальной духовной жизни". Николай пообещал зайти как-нибудь, но только непременно с женой, после чего соседка заметно подувяла, но опять расцвела, бросив взгляд на загорелые руки Николая и не обнаружив ни самого обручального кольца, ни даже белой полоски от него. На прощанье она назвала Николая шалунишкой и пообещала сама навестить его, если он не зайдет к ней попить чайку с ее дивным крыжовенным вареньем "по-монастырски".
Отбившись от поползновений Агриппины Прокопьевны, Николай открыл ворота Володькиной дачи, въехал во двор и поставил машину в просторный кирпичный гараж.
Выйдя из гаража, он остановился и в первый раз за последние три часа опять почувствовал успокоение в душе и услышал тишину. На самом деле тишина полна звуков. Особенно ярко он это понял во время службы на на космодроме Плесецк, когда, находясь недалеко от старта при запуске очередного " изделия ", услышал, как все звуки вокруг моментально по тонули в какафоническом жутком реве, вызывавшем из глубин сознания воспоминания о каких-то первобытных катаклизмах. Когда за низкими серыми облаками исчезло, наконец, яркое пятно света с трепещущими краями от двигателей ракеты, ему показалось, что он оглох. Мозг переключил порог восприятия звуков, защищая слух от запредельной перегрузки. Такого ощущения он больше не испытывал никогда. Сначала вернулись внутренние звуки, он услышал пульсирующий шум в ушах и, кажется даже биение сердца. Один из его сослуживцев обратился к нему, но Николай в первый момент видел только движения губ говорящего и ничего не слышал, и только к концу фразы до него откуда-то издалека дошел знакомый голос.
После этого он стал при каждой возможности прислушиваться к тишине. В городе она была своя, механическая, неживая и представляла ровный безликий шумовой фон, состоящий в основном из звуков, издаваемых машинами, движущимися по соседним улицам. То же самое и в офисе, - постоянно шелестели вентиляторы системных блоков компьютеров, чуть слышно гудели люминесцентные лампы, ровно шумел кондиционер. Это трудно было назвать настоящей тишиной, она постоянно давила. Другое дело на природе. Там тишина тоже была полна звуков, но они были живые, под них хорошо отдыхалось и думалось. Николай в последнее время за работой одевал наушники и включал кассету с записями звуков леса или шума прибоя.
Вот и сейчас он стоял и слушал, как поют птицы, стрекочут кузнечики и тихо-тихо шелестят перебираемые легким ветерком листья берез. Дача была старая, ее построил еще до революции Володькин прадед. Рубленый двухэтажный дом с большой застекленной террасой был как бы прикрыт тремя огромными старыми березами. Дальше за домом находился сад с яблонями и вишнями. Отец Володьки работал в торгпредстве России в Берлине, никто за дачей особенно не присматривал, все зарастало травой, но в этом-то и была прелесть этого места.
Тут идиллия была прервана характерным шелестящим шумом, внезапно накатившим и быстро исчезнувшим. Чуть в стороне от поселка низко прошла пара истребителей, в округе находился военный аэродром. Правда, в последнее время к радости дачников, летать они стали очень редко, сказывалась всеобщая нехватка у государства всего, в том числе и топлива для вооруженных сил.
Николай вытащил из машины сумки с вещами и припасами и пошел в дом. Быстро загрузив съестное в холодильник, он положил пару бутылок пива и воблу в полиэтиленовый пакет, выкатил из сарая горный велосипед, нездешнюю новинку, которую Володьке весной привез из Германии отец. Надо было съездить и предупредить Люду о том, что он здесь.
До детского садика, находящегося в сосновом лесу на окраине поселка, он доехал минут за десять. Велосипед привлекал всеобщее внимание лиц мужского пола, а какой-то встречный парнишка, тоже на велосипеде, развернулся и минут пять ехал рядом с Николаем, расспрашивая о технических возможностях чуда немецкой техники.
У закрытых ворот лагеря Николай спешился, прислонил велосипед к росшей рядом березке и пристегнул его цифровым замком с длинным тросиком вместо обычной дужки. На калитке рядом с воротами красовался плакатик В садике карантин по свинке. Посещения родителей отменяются на две недели. За калиткой слышались громкие голоса. Николай толкнул металлическую дверцу, вошел и сразу же наткнулся на загораживающих дальнейший путь двух возбужденных женщин, пытающихся спорить с представительницей местной власти, облеченной в белый халат с красной повязкой, на которой было написано "дежурный медик ". Рядом с дежурным медиком, видимо в качестве подкрепления, находился небритый похмельного вида муж ичок средних лет с тоской во взоре. Видно было, что ему глубоко безразличны проблемы медицины и детства, и, будь его воля, он распахнул бы двери карантинного узилища настежь и дал бы воссоединиться истомившимся без детей мамашам с чадами, лишенными любви, ласки и домашней снеди. Откуда-то издалека доносился непрерывный щебет детских голосов. Дети, видимо, и не подозревали о драме, которая разыгрыва лась на вахте.
- А что тут будет, когда сюда прибежит народ с электрички, - мельком подумал Николай.
- Женщины, я вам еще раз повторяю, у нас карантин! Никаких свиданий! Список заболевших вот, на доске объявлений! Передачи можете оставить, но только фрукты, ничего скоропортящегося! - голосом диктора Левитана вещала дежурный медик.
- А я вот котлеток нажарила, мне что, их теперь выбрасывать! Приведите сюда моего Лешу Митрофанова из средней группы, я его хоть здесь покормлю! - не уступала истомленная материнской заботой посетительница.
Николай понял, что через этот разговор ему не пробиться. Он поймал похмельный взгляд мужика и показал ему чуть вытащенную из пакета бутылку пива. Мужик заволновался, кадык его заходил сверху-вниз, как-будто он уже глотал живительную влагу. Он осторожно боком переместился к Николаю.
- Ты че, мужик, пиво передать хочешь? В какую группу, давай отнесу. Только, чур, одну мне.
Николаю стоило больших усилий, чтобы не захохотать. Но он серьезным голосом сказал, - Слушай, мне надо Люду, воспитательницу из средней группы. Позовешь, получишь обе бутылки, да еще воблу в придачу.
- Да мне уходить нельзя, меня и так Любовь Константиновна, директор наш грозит премии лишить. А мне без премии нельзя, жена на порог не пустит. Да еще эта тут стоит, - бросил он неприязненный взгляд на дежурного медика.
- Ну, как знаешь, - Николай засунул бутылку обратно в пакет и сделал вид, что собирается уходить.
- Погоди, погоди, - засуетился мужик, - у нас тут в сторожке телефон, - показал он на бытовку, стоящую поодаль, - пошли, позвоним.
Дежурный медик, увлеченная диалогом с наседающими посетительницами, не обратила внимания на отошедших мужчин.
В бытовке стоял густой застарелый запах табачного дыма и нестиранных носков. Над покосившимся канцелярским столом с продранным и заляпанным различными пятнами, когда-то зеленым сукном висел старый черный дисковый телефон с поколотой, обмотанной изолентой трубкой. Рядом висел листок с внутренними номерами. Николай нашел номер, против которого было написано "Средняя группа. Воспитатели" и трижды крутанул скрежещущий диск. В трубке что-то сильно шуршало, долго раздавались писклявые длинные гудки, потом он услышал, наконец, знакомый голос.
- Средняя группа слушает.
- А вам новый воспитанник не нужен?
- А кто это? - неуверенно спросила Люда.
- Да это я, Николай.
- Привет! А что ты тут делаешь? Мы же с тобой договорились вечером в Москве встретиться?
- Люд, я все объясню. Приходи, как сможешь, на дачу к Володьке. Там кроме меня никого не будет. Я очень тебя буду ждать.
- Хорошо. Но я не поняла, так о подмене-то мне договариваться?
- Ну, да, конечно. Может, мы еще завтра в Москву съездим.
- Хорошо, пока, а то мне к обеду накрывать надо. Я буду после пяти.
Николай положил трубку. Только сейчас он обратил внимание на булькающие звуки за спиной и обернулся. Похмельный сопровождающий с озаренным лицом пил из горлышка пиво. Увидев, что Николай смотрит на него, он, не прерывая процесса потребления дивной жидкости, нетерпеливо затряс свободной рукой, - погоди, мол, сейчас закончу и сразу с тобой разберусь.
Высосав последние капли, он с трудом перевел дух, от души рыгнул, и с улыбкой счастья на лице обтер губы рукавом замызганной рубашки.
- Слышь, мужик, - сказал он, с трудом изобразив некоторую заботу на лице, - Я, это, вторую бутылку возьму, а воблу ты себе оставь, все равно она сейчас у меня не пойдет.
Тут же, не дожидаясь ответа, он вытащил из пакета вторую бутылку и, пошарив взглядом по сторонам, подошел к стоящей в углу буржуйке, приоткрыл дверцу топки и сунул туда бутылку, тщательно прикрыв дверцу.
Поймав недоуменный взгляд Николая, он торопливо пояснил, - Так печку же сейчас не топят - жара! Тут желающих на халяву много, а они разве заработали? А ты че, Людкин хахаль что ли? А говорили, что у нее никого нет.
Николай безразлично пожал плечами, понимай мол, как знаешь. Выйдя из бытовки, он с наслаждением вдохнул полной грудью напоенный густым хвойным запахом свежий воздух и направился к выходу. Возле дежурного медика никого уже не было. Однако не успел Николай открыть калитку, как она сама распахнулась, и оттуда хлынула толпа распаренных родителей, которые под палящим солнцем совершили получасовой марш-бросок от электрички до детского садика, и сейчас жаждали излить на детей запасы любви, которые успели накопить за время, прошедшее с прошлого родительского дня. Судя по всему, эта любовь рисковала переродиться в "карантинный" бунт. И видимо для предотвращения оного по асфальтовой дорожке от административного корпуса уже поспешала толпа в белых халатах во главе с властного вида дамой, в которой угадывалась не иначе как сама Любовь Константиновна.
Николай протиснулся сквозь гомонящую толпу, сел на велосипед и решил сначала съездить выкупаться на Москву-реку. Она здесь хоть и текла нешироко, но благодаря тому, что выше по течению не было крупных городов, разительно отличалась чистотой воды от самой же себя в пределах столицы. Водилась здесь и рыбешка. Местная ребятня умудрялась вылавливать по десятку-другому некрупных окуньков и плотвичек буквально за час.
Доехав до реки, он решил перейти на другой берег. В этом месте оба берега были высокими и крутыми, и соединял их, наверное, единственный в Подмосковье, подвесной мост, висевший высоко над рекой. Он ощутимо раскачивался под ногами, вызывая неприятное ощущение потери опоры, когда движение опускающейся ноги совпадало с движением моста. Перейдя на другую сторону, Николай оказался на верхушке косогора, поросшего разнотравьем. Он прошел сотню метров по верху вдоль реки, пока нашел место, где можно было спуститься к воде с велосипедом, не рискуя при этом целостью рук и ног.
На небольшом лужке возле воды уже расположилась компания, состоящая, по-видимому, из двух семейных пар. По траве за большим радужным мячом, восторженно крича, бегали мальчик и девочка примерно одного возраста, лет трех. Один из мужиков неторопливо разводил небольшой костерок, женщины хлопотали возле раскинутой на траве клеенки, доставая из сумок всяческие припасы, а еще один мужик сидел на стволе поваленного дерева и наигрывал на стареньком аккордеоне мелодию из "Шербургских зонтиков". У Николая от этой грустной музыки почему-то защемило сердце, и он опять остро почувствовал тревогу и одиночество. Он постарался как можно дальше обойти, чтобы не беспокоить, готовящуюся вкусить все прелести отдыха на природе компанию и шел по тропинке вдоль реки, когда мелодия оборвалась, и аккордеонист закричал, - Колька! Иди сюда!
Николай машинально остановился и недоуменно посмотрел на кричавшего, но оказалось, что тот звал мальчика, который быстро подбежал к аккордеонисту.
- Колька, давай нашу любимую! - скомандовал тот и заиграл что-то, несомненно, исконно русское. Мальчик запел, Николай сначала не разобрал слов песни, но когда компания, поумирав со смеху, попросила трехлетнего певца спеть еще раз, то стало ясно, что шел примерно такой текст -
"Комарики, комарики, пейте мою кровь.
Ах, кто же это выдумал, проклятую любовь!"
Исполнитель, чувствуя, что стал центром внимания, старался, как мог. Произнося "крофффь!", он хлопал себя обеими руками по животу, после аффектированного "Ах!" делал паузу, а после "любофффь!" раскидывал руки вниз и в стороны, изображая недоумение по поводу того, кто же это додумался до такого.
Николай тоже захохотал, и все тревоги разом улетучились, а остались солнце, небо и река, струи которой журчали на остатках старой мельничной плотины.
Пройдя метров двести, он остановился возле глубокой заводи, положил на траву велосипед, разделся и долго плавал в чистой воде, которая, несмотря на июльскую жару, оставалась прохладной. А напоследок он проделал свой старый трюк. Нырнув на пару метров, перевернулся вверх лицом и медленно всплыл с открытыми глазами. Вот здесь-то было по-настоящему тихо. Сначала вокруг была серая мгла, и лишь едва заметно колыхалась водная поверхность. По мере всплытия она становилась все больше похожей на слой зеркальной пленки, скрывавшей цвета и звуки реального мира, находящегося за ней. А потом, когда эта пленка прорвалась, и все вокруг опять наполнилось яркими красками и солнечным светом, наступил миг безудержной радости, почти эйфории. Николай, сделав сильный гребок руками и ногами, почти по пояс выпрыгнул из воды и, не в силах сдержаться, крикнул во весь голос, - О-го! Потом он, гребя изо всех сил, проплыл метров пятьдесят против течения и, перевернувшись на спину, расслабился, и ему показалось, что он не плывет в воде, а парит в бескрайнем высоком небе.
Возвратившись на дачу, он заварил зеленый чай, с удовольствием съел пару бутербродов с ветчиной, повесил гамак в тени старой березы и погрузился в чтение одной из спасенных в развалинах книг. Временами налетали легкие порывы ветерка, и листья березы едва слышно трепетали. Николай не заметил, как книга выпала у него из рук, он уже крепко спал.
Около пяти часов он проснулся оттого, что услышал, как хлопнула калитка, и легкие шаги прошелестели по гравийной дорожке. Николай поспешно помассировал двумя руками покрытое испариной и горевшее лицо и затекшие предплечья и, поторопившись вылезть из гамака, вывалился из него и оказался стоящим на четвереньках перед подошедшей Людой.
- Да-а, - насмешливо протянула она, - Благородный рыцарь на коленях перед дамой сердца. Я вижу, рыцарь, вы до того истомились в ожидании, что даже взмокли.
Николай неловко встал на ноги. Первым его порывом было обнять Люду, но, уже протянув руки, он увидел, что они запачканы землей, и машинально отряхнул ладони о майку, вследствие чего на ней остались две серые полосы.
- Да я заснул, тень ушла, и я на солнце оказался, - виновато начал оправдываться он.
- Ладно, рыцарь, прощение может быть даровано вам после того, как вы приведете себя в порядок и хотя бы умоетесь. А я пока что-нибудь поесть приготовлю.
Николай поспешно направился в летний душ. Вода на дачные участки поступала из огромной серебристой цистерны, возвышающейся на металлической ферме на краю поселка. Цистерна же наполнялась из артезианской скважины, и в периоды летней засухи, когда воду регулярно разбирали в больших количествах для полива, она не успевала толком прогреваться, поэтому из душа хлестали тугие холодные струи, и разморенный солнцем Николай быстро пришел в бодрое состояние и хорошее расположение духа.
Когда он зашел на веранду, на столе уже стояла сковородка, в которой аппетитно дымилась глазунья с ветчиной, влажно поблескивали в большом блюде нарезанные огурцы и помидоры и аккуратной горкой возвышались в старой плетеной фарфоровой хлебнице темно-коричневые ломти бородинского хлеба. Люда заваривала чай, стоя спиной к вошедшему Николаю. Услышав шаги, она повернулась к нему вполоборота, держа в руках большую жестяную коробку с чаем. Николай взял у нее из рук коробку, не глядя поставил ее на старинный буфет, осторожно обнял Люду за плечи, заглянул ей в глаза, и опять его как будто повлекло в эту серо-голубую бездну. Он привлек ее к себе, почувствовав под руками гибкое, сильное и в то же время нежное тело, поцеловал, ощутив как у нее раскрылись губы, и кончик ее языка скользнул по его губам. Он поднял ее на руки и унес в комнату, которая была завешена шторами от жары.
Когда они успокоившиеся и опустошенные лежали рядом, прижавшись друг к другу, она потерлась щекой о его плечо и робко сказала,
- Ты знаешь, я есть хочу, а глазунья совсем уже остыла, наверное.
- Да, приходится признать, что права старая народная мудрость, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
- Ну, если считать, что эта мудрость права, то твое признание относится и к первой ее половине?
- Люд, ну что ты, у меня и в мыслях не было, что-нибудь подобное подразумевать. Просто это высказывание в студенческие времена, помню, иногда заменяло завтрак.
- Ого, сударь мой, да вы у нас оказывается изрядный ловелас с незапамятных времен!
- Вот именно что, с незапамятных. Уже и не помню ничего, а вы, мадам, пытаетесь меня подлавливать на этом. Потом, о еде-то не я первый заговорил.
- Ладно, ладно, прощаю. Но впредь извольте обращаться ко мне "мадемуазель", я же замужем не была.
- Пардон, пардон, мадемуазель ! Но вообще-то я искренне надеюсь, что вскоре обращение к вам можно будет поменять.
Ого! Вас, сударь, никак на матримониальные устремления потянуло?
- Люда, правда, пойдем, поедим, а то мне сейчас не до пикировки на подобные темы.
- У тебя что-то случилось?
- Да, как тебе сказать, сам еще не пойму. Пошли, пошли, сначала еда, потом думать будем.
Окна на веранде были широко распахнуты, но ни единого порыва ветерка не доносилось с улицы. Наступило какое-то томительное душное затишье. В саду даже птицы перестали петь. От жары спасало только то, что веранда выходила на северную сторону дома.
Николай подошел к старому белому пузатому с никелированной ручкой холодильнику "ЗИЛ ", стоявшему в углу веранды, и достал две бутылки пльзенского, которые немедленно запотели. Ключ он искать не стал, а ловко открыл обе бутылки черенком обычной ложки. Одну бутылку пододвинул к Люде, предложив ей жестом самой разбираться, из какой посуды потреблять напиток, а свою бутылку он опрокинул в полулитровую стеклянную кружку, в какие испокон веку в советском общепите наливали пиво. Ему сразу вспомнилось, как в детстве они с отцом после помывки в поселковой бане, отстояв очередь в буфет, отходили от стойки. Отец нес кружку пива с высокой пенной шапкой, а Николай двумя руками держал стакан с клюквенным напитком, который производился местным пищекомбинатом. Стенки стакана изнутри были усеяны крупными пузырьками газа; пузырьки поднимались вверх, лопались, достигая поверхности, и от этого в стакане взлетали крошечные фонтанчики брызг, которые Николай ощущал на лице, когда подносил стакан к губам. Он с закрытыми глазами делал несколько глотков, в носу начинало нестерпимо щипать от углекислого газа, он переводил дыхание и снова пил до тех пор, пока из поднятого стакана не стекала в рот последняя капля.
Стеклянная кружка на веранде у Володьки имела свою историю. На третьем курсе, сдав последний экзамен летней сессии, они большой компанией поехали купаться в Серебряный бор. Как раз был период разгара антиалкогольной кампании, но пиво почему-то приравняли к безалкогольным напиткам, и местами спонтанно вдруг появлялись оазисы, где из больших алюминиевых кегов разливали чешское пиво. Такое вот место появилось в то лето и в Серебряном бору, рядом с одним из пляжей. Когда пили пиво, началась вдруг гроза с ураганным ветром. Легкие зонты-тенты вместе со столами попереворачивало, Николай с Володькой помогали буфетчику собирать их по всей округе и в результате прихватили по кружке, расценивая это как дар за вовремя оказанную помощь.
Сейчас в жару пить холодное пиво было невыразимо приятно. Николай, не переводя дыхания, выпил полкружки, с трудом оторвался, блаженно потянулся и только сейчас почувствовал, что зверски голоден. Люда уже ела еще теплую глазунью с ветчиной, положив большой кусок прямо на ломоть бородинского и понемногу запивая пивом. Николай придвинул к себе сковородку и стал ложкой есть прямо оттуда, попутно накалывая на вилку и подкладывая себе помидоры с огурцами. Покончив с яичницей и пивом, он сделал себе еще два больших бутерброда, использовав для этого остатки ветчины и с удовольствием запил все это горячим чаем. Только сейчас он почувствовал, что напряжение, державшееся у него с утра, действительно спало. Он пересел в плетеное кресло-качалку и полегоньку стал раскачиваться, глядя на листву березы, неподвижно висевшую за окнами веранды. Вдали вдруг глухо заворчало.
- О, гроза идет! - с удовлетворением вслух отметил он.
Люда, убрав все со стола и помыв посуду, села рядом с ним в такое же кресло.
- Ну, так что же случилось-то? - спросила она, - Мы же в Москве должны были встретиться.
Николай, ни минуты не колеблясь, начал рассказывать ей все с самого начала. Во время рассказа береза за окном вдруг сильно зашумела листвой, налетевший порыв ветра хлопнул створками окон, которые пришлось быстро закрыть. Резко потемнело, из-за крыш соседних домов поднималась огромная темно-серая, местами почти фиолетовая туча. Одна за другой сверкнули несколько молний, один из ударов грома был такой силы, что казалось, раздирается небо. Люда торопливо пересела на колени к Николаю и прижалась лицом к его груди. Он обнял ее одной рукой, а другой гладил по волосам и шептал на ухо какой-то бессвязный набор ласковых слов. За окнами серой пеленой обрушился ливень. Мерный шум дождя успокаивал, гроза начала уходить, удары грома стали реже и тише.
- Ох, ты знаешь, я так испугалась! А как-то там мои ребятишки? Некоторые ведь грозы настолько боятся, что под кровати залезают. Нет, когда у меня свои дети будут, я их вот так на лето в садик отдавать ни за что не буду.
- Конечно, не будешь. У нас будет свой дом за городом, и мы там будем жить.
- Правда, ты обещаешь?
- Честное слово.
- Ну, ладно, гроза уже почти прошла, давай рассказывай дальше, что ты там нашел.
И Николай рассказал все. И про случайную находку, и про МММ, и про смерть своего однокашника. Закончив, он встал и принес фотографии, сережку и монеты. Люда долго рассматривала все это, обратив особое внимание на сережку.
- Да, очень похоже на мои. А что ты со всем этим все-таки делать-то собираешься?
- Сам пока не знаю. Сначала надо с ситуацией вокруг МММ разобраться. Может быть, мне ничего с этой стороны и не грозит, а я все придумал. У страха глаза велики, ты вот грома испугалась, а я аварии. Но если Жорку и, правда, убрали, то мне ни на работе, ни дома появляться нельзя, лучше в каком-то дальнем углу спрятаться. Впрочем, насколько я понимаю, все может быстро разрешиться. Пока ситуация развивается так, что МММ может рухнуть в течение месяца, а то и быстрее. А в таком случае, я уже буду никому не нужен. Одно только плохо, я без компьютера не смогу объективно оценить развитие событий.
- Так может, пока у нас поживешь? Родители на месяц в санаторий уехали. Компьютера у меня, правда, нет, но можно купить где-нибудь. Можно ведь, так?
- Ну да, это не проблема. Дороговато только, около тысяч и долларов -стационарный и три-пять тысяч - переносной. Можно и подешевле, если подержанный и модель старая. Но тут проблема в другом, мне надо по модему соединиться с сервером для получения информации, а в этом случае они смогут определить московский номер телефона, с которого к ним подсоединялись. А дальше, по номеру телефона устанавливается адрес, я думаю, такие возможности у них есть, и через час-другой за мной приедут.
- А что же в таком случае делать? Просто спрятаться и ждать?
- Можно из другого города звонить, иногородние номера вроде бы не определяются. Можно снять квартиру на месяц, а самому воспользоваться ей только раз. Вариантов много, просто надо подумать. Основная проблема - деньги. А я, как нарочно, потерял свою пластиковую карточку, новую в понедельник должны были выдать. Я даже просил на работе в бухгалтерии, чтобы мне зарплату наличными пока выдавали. Но там сейчас появляться нельзя, Володьки нет, а больше мне такую сумму занять не у кого.
- Ну, вообще-то можно к дяде Леше обратиться. Помнишь, я тебе про него рассказывала, он ювелир.
- У меня, честно говоря, была мысль, к нему обратиться по поводу продажи колье и яйца. Но это дело небыстрое, если хочешь получить нормальные деньги, а за бесценок отдавать жалко, я хотел в организацию своей фирмы вложиться. Да и я оставил их в банке, где мне счет с работы открыли, не исключено, что там могут оказаться люди МММ.
- Я думаю, дядя Леша под залог денег не откажется дать. Можно даже просто одну сережку оставить.
- Давай тогда сделаем так. Гроза кончается, сейчас сходим к соседке, у нее есть телефон, ты договоришься с ним о встрече, если он в Москве, и уже сегодня вечером можно к нему подъехать.
- Хорошо, а переночевать можно у нас, чтобы поздно сюда не возвращаться.
Агриппина Прокопьевна расцвела было при появлении Николая, но так же быстро увяла, заметив за его спиной симпатичную молодую девушку.
- Вы не позволите позвонить в Москву, нам о встрече на сегодня надо договориться. Я заплачу за разговор, - подчеркнуто вежливо попросил Николай.
- Оставьте свою мелочь девушке на мороженое, - не преминула съязвить уязвленная соседка, - говорите, сколько хотите, я не нищая!
Люда долго набирала номер, на междугороднюю удалось попасть раза с десятого. На том конце линии долго никто не подходи л к телефону, но, наконец, трубку сняли. Неведомый дядя Леша оказался дома и с удовольствием согласился принять вечером Люду с ее спутником.
Николай долго благодарил Агриппину Прокопьевну за предоставленную любезность, под конец произнес дежурный комплимент, отчего она опять кокетливо расцвела, после чего он поспешно откланялся.
К моменту, когда они выехали из поселка, откуда-то издали еще доносились слабые, на пределе слышимости раскаты грома, но дождь уже закончился, и временами в разрывах облаков проблескивало солнце. Субботним вечером машин по направлению к Москве было немного. Николай чуть приоткрыл люк в крыше машины. Свежий, пахнущий озоном ветер ворвался в салон, растрепал волосы Люде, она даже засмеялась от удовольствия.
- Что, хорошо? - спросил Николай, улыбнувшись ей.
- Хорошо, только непривычно, сижу слева, и руля нет.
- А ты что, водишь машину?
- Ну, да, я курсы закончила и на права сдала. Только у нас машина одна, отец на ней на работу ездит, так что опыт вождения у меня небольшой. А на праворульной вообще никогда не ездила. А ты быстро привык?
- Быстро. У меня другой-то и не было. На курсах, конечно, на нормальном "москвиче" учился. А потом подвернулась эта "мазда". Помнишь, я тебе об эмэмэмовских акциях рассказывал? Так я их просто поменял на машину с гаражом. А что касается правого руля, то у меня тут случай был. Подвозил знакомого одного зимой, вечером. В салоне темно, дорога длинная, он заснул. А когда проснулся, чуть из машины не выпрыгнул. Потом рассказывает, г лаза открываю, вроде сижу на водительском месте, впереди поворот, а у меня ни руля, ни педалей.
- Представляю себе, дашь мне как-нибудь прокатиться!
- Только не на трассе. Основная проблема тут - переключение передач. Она левшам хорошо подходит, а большинство людей левой рукой достаточно неуверенно работают.
Дядя Леша жил, как оказалось, на улице Чайковского в старом восьмиэтажном доме, каких стараниями академика архитектуры Жолтовского немало было построено в центре Москвы. Николай с некоторым усилием открыл старинную дубовую дверь подъезда, подивившись про себя, как же тут проходят дети и старики. Они очутились в просторном вестибюле, отгороженном от входной двери барьером, за которым сидел габаритный мужик лет пятидесяти. На столе перед ним стояли телефон, графин с водой и лежала раскрытая амбарная книга.
- К кому идете? - спросил он.
- К Алексею Аполлоновичу Ратманскому в семьдесят третью, - торопливо ответила Люда.
Страж за барьером полистал амбарную книгу, набрал номер на телефоне.
- Тут двое к Алексею Аполлоновичу. А, ну да-да. Пропускаю.
- Проходите, - обратился он к Николаю и Люде.
Лифтовой пролет, вокруг которого вилась широкая лестница с мраморными ступенями, был огорожен проволочной сеткой, так что хорошо был виден медленно, но бесшумно подходивший сверху лифт. Когда он остановился, чтобы войти, пришлось сначала раздвинуть решетчатые двери этажа, а затем вручную же открыть двери кабины. Изнутри она была обшита красным деревом, на стенках помещались зеркала в бронзовых рамах, а у одной из боковых стенок даже стоял плюшевый диванчик. Николай закрыл сначала наружную, а потом и внутреннюю двери, Люда нажала кнопку седьмого этажа, звякнул звоночек, и лифт медленно тронулся.
На лестничную площадку седьмого этажа выходило три двери. Это были не те двери из оргалита, которыми оснащались квартиры московских спальных районов, и не заменяющие их в последнее время уродливые железные монстры. Это были двери с большой буквы, настоящие произведения искусства. Дубовые, высотой не меньше двух с половиной метров, они были покрыты резьбой сверху донизу, причем резьба на дверях всех квартир была разной. Кроме того, отличались они друг от друга видом ручек и количеством замочных скважин. Николай отметил про себя, что двери открывались наружу, и вспомнил, как читал где-то, что с середины тридцатых годов по предложению кого-то из начальников НКВД, то ли Ягоды, то ли Ежова двери в квартирах стали делать открывающимися внутрь, чтобы легче было выбивать при арестах. Эти же двери можно было выбить только осадным тараном, не мудрено, что никто тут не менял их на железные.
Люда нажала кнопку звонка семьдесят третьей квартиры. За дверью чуть слышно запела птица. Николай прислушался, больше всего это походило на мартовские трели синичек, когда они сидят на коньке крыши и перекликаются, греясь в лучах скупо пригревающего солнца. Загремела дверная цепочка, щелкнул открываемый замок, дверь открылась. На пороге стоял высокий грузный мужчина в пестрой рубашке навыпуск и джинсах, с аккуратной голландской бородкой и густой седой шевелюрой, зачесанной на пробор. Николай навскидку дал ему лет шестьдесят.
- Людочка! Наконец-то навестила старика, ты же у меня почти год не была. Заходите, заходите! Единственное, что попрошу, тапочки оденьте, а то у меня домработница на неделю уехала, так я стараюсь меньше мусорить. Есть хотите?
- Да нет, дядя Леша, спасибо, мы недавно ели.
- Ну, тогда от коньяка и кофе, надеюсь, не откажетесь. Кстати, Люда, может, ты меня познакомишь с молодым человеком?
- Ой, извините. Это Николай, мой друг.
- Очень приятно. А я Алексей Аполлонович. Давайте, помогите в кабинет с кухни сервировочный столик перевезти. Людочка, ты там все расставь, а я пока кофе приготовлю.
Кабинет неожиданно оказался залит розовым светом заходящего солнца, так как облака разошлись, и на улице стоял дивный июльский вечер. Одна стена кабинета была занята книжными стеллажами. Николай прошелся вдоль них, подбор книг поражал. На нескольких полках стояли роскошные художественные альбомы зарубежных издательств. Однако Николая удивило, что художественная литература в большинстве своем была представлена расставленными по алфавиту разрозненными томиками собраний сочинений.
- Твой дядя большой книгочей, да к тому же оригинал, - сказал Николай, обращаясь к Люде, - Почему-то ни одного полного собрания сочинений хоть кого-либо нет.
- Не то слово. Я, честно говоря, большего энциклопедиста не встречала. А что касается собраний сочинений, то он считает, что у каждого автора настоящей литературы максимум на один том набирается, ну, может на два. А при его связях он всегда мог подписываться на что угодно. Так он себе оставлял то, что нравилось, а остальное раздавал. Я как-то спросила, почему он сразу не покупает отдельные книги, он сказал, что должен сначала сам оценить, что у автора стоит читать, а что нет.
Алексей Аполлонович внес в это время поднос с тремя медными джезвами. Вместе с ним в кабинет вплыл неповторимый кофейный аромат. Все сели в удобные кожаные кресла, расположенные около низенького стеклянного столика. Разлив по чашкам кофе, Алексей Аполлонович достал из бара бутылку " Хеннеси " и наполнил на треть пузатые низкие бокалы.
- Давайте, ребята, за вас. Не хочу предвосхищать события, но, по-моему, вы очень подходите друг другу.
Пригубив коньяк, все принялись за кофе. Николай, правда, этот напиток не жаловал. Кофе он пил, как правило, для того, чтобы подстегнуть уставший мозг, но сейчас благоразумно предпочел не афишировать это. Люда же восторженно высказалась, что лучшего кофе, чем у дяди Леши она нигде не пила. Николай в подтверждение промычал что-то одобрительное, да, мол, он, дескать, тоже присоединяется к предыдущему мнению, и чуть не подавился в этот момент, встретив ироничный лукавый взгляд, брошенный на него поверх очков Алексеем Аполлоновичем.
После того как было отдано должное коньяку, кофе и сопровождавшим его пирожным, которые как выяснилось, дядя Леша специально заказывал в ресторане "Прага ", разговор перешел на обмен семейными новостями между Людой и ее родственником. Николай, почти не прислушиваясь к разговору, в котором мелькали незнакомые имена и события, скучающе водил взглядом по кабинету. Внезапно взгляд его остановился на толстом альбоме, стоявшем в одном из стеллажей. На корешке альбома золотыми буквами было написано "Карл Фаберже".
- Простите, можно я альбом посмотрю, - встал из кресла Николай.
- Да, пожалуйста, пожалуйста, - сделал приглашающий жест Алексей Аполлонович, - Вы уж нас простите, мы с Людочкой давно не виделись, а принадлежим мы, так сказать, к разным ветвям нашей семьи, представители которых редко пересекаются, поэтому нам есть о чем поговорить. Займите себя еще на некоторое время.
Николай взял тяжелый альбом в руки. Пробежав глазами оглавление и вступительную статью, он понял, что это как раз то, что нужно. В альбоме была информация о всех императорских пасхальных яйцах, изготовленных фирмой Фаберже, в частности указывалось, кому они сейчас принадлежат. В первую очередь он решил найти по оглавлению изображение найденного им яйца. Во введении отмечалось, что их сделали пятьдесят четыре штуки. Но он не дошел еще до конца первого десятка, как услышал обращенный к нему голос Алексея Аполлоновича, - Николай, вы, что интересуетесь изделиями Фаберже?
Николай замешкался, не зная с чего начать. Он бросил умоляющий взгляд на Люду в надежде, что та возьмет инициативу в разговоре на себя. Та его сразу же поняла.
- Дядя Леша, у нас тут некоторые проблемы возникли, нам нужно взять у кого-то взаймы на месяц примерно около пяти -семи тысяч долларов. В залог можем оставить очень дорогую вещь.
- Уж, не на свадьбу ли? - с улыбкой спросил Алексей Аполлонович.
- Да я, честно говоря, попал в странную ситуацию. Неделю уже со мной происходят весьма необычные события. А сейчас все сложилось так, что я даже в свою квартиру не рискую вернуться. Хотя возможно все опасности мной придуманы. Если рассказать вам все, то это значит, впутать вас. А если предположения мои верны, то дальнейшие события могу т оказаться далеко не безопасным и.
- Ну, да, да. Мне, старику впутываться опасно, а Людочке нет?
Николай замялся. Где-то подспудно, в глубине души он чувствовал, что не должен был вовлекать Люду в это. Но, с другой стороны, они же ничем не рисковали сейчас. Если ему удастся на месяц где-то скрыться, то все само собой разрешится.
- Я не то хотел сказать. Если реальная опасность и существует, то только для меня. Поэтому мне надо месяц примерно переждать где-то. Но для того, чтобы отслеживать ситуацию, мне нужен компьютер, желательно переносной, а он стоит две-три тысячи долларов.
- Хорошо, но все-таки я хотел бы получить побольше информации, если можно. Так что там у вас очень дорогое, любопытно было бы взглянуть.
Николай принес из прихожей портфель. Алексей Аполлонович с интересом спросил,- Это что, настоящей крокодиловой кожи?
- Да, мне в Штатах на презентации подарили.
- Не прост, Людочка, твой знакомый, - повернулся дядя Леша к своей родственнице.
- Но, я надеюсь, вы не портфель собираетесь закладывать? - пошутил он
- Нет, что вы, только часть его содержимого, - в тон ответил Николай.
- Что же в нем тогда находится? Золото партии или может быть библиотека Ивана Грозного?
- Дядя Леша, хватит прикалываться, - вмешалась в разговор Люда, - но, между прочим, готова спорить, что будете удивлены не меньше, чем, если бы там были книги из библиотеки Ивана Грозного.
- Ого! Так на что спорим?
- На ужин в "Арагви"!
- Людочка, да тебе надо месячную свою зарплату выложить, чтобы самой там поесть. А уж меня накормить...
- А вы не беспокойтесь, я не проиграю!
- Однако молодежь нынче самоуверенна. Ладно, считай, что поспорили. Так что там у вас? Прямо заинтриговали старика.
Николай достал из портфеля конверт с фотографиями, вынул из него маленький полиэтиленовый пакетик с сережкой и подал Алексею Аполлоновичу. Тот подошел к письменному столу, положил на него белый бумажный лист, аккуратно вытряхнул из пакета сережку, одел очки и замер на несколько секунд, склонившись над листом.
- Не может быть! Откуда это у вас? Хотя, впрочем, надо посмотреть сначала. Минуточку подождите, я принесу лупу из мастерской.
Алексей Аполлонович стремительно вышел из кабинета.
- А почему он нас в мастерскую не пригласил? - полушепотом спросил Николай.
- Да ты что! Он туда никого не пускает, я случая не помню, чтобы у него дверь там была не заперта.
Алексей Аполлонович вернулся минут через пять. В одной руке он нес большую лупу на штативе, в другой у него был бинокулярный микроскоп, а под мышкой толстая папка. Он водрузил все это на стол, включил настольную лампу. Осторожно взяв сережку пинцетом, положил ее под лупу и долго разглядывал, поворачивая то одной, то другой стороной. Потом сделал тонко очиненным карандашом несколько зарисовок, поменял местами микроскоп и лупу, переложил сережку под микроскоп и опять что-то рисовал.
Оторвавшись от микроскопа, он, ни слова ни говоря, открыл папку, после непродолжительных поисков достал оттуда несколько рисунков. Затем сдвинул очки на лоб и повернулся к Люде и Николаю, которые все время тихо сидели рядышком, боясь потревожить маэстро в процессе священнодействия.
- Люда, ты что-нибудь ему рассказывала?
- Вы имеете в виду Тягунова?
- Ну, да, да!
- Рассказывала и даже показывала свои сережки, которые вы мне сделали.
- Так вот, можете сравнить, один к одному, - с этими словами Алексей Аполлонович положил сережку под лупу и положил рядом один из отобранных им рисунков.
Люда и Николай, чуть не столкнувшись головами, ринулись к столу.
- Да, точно, эти самые! - восторженно воскликнула Люда, которой Николай все-таки уступил право первой убедиться в словах ювелира.
Николай, получив возможность протиснуться к лупе, наконец-то впервые увидел сережку во всей красе. Она, в самом деле, была очень похожа на рисунок на пожелтевшем листе бумаги.
Когда Николай оторвался от лупы, Алексей Аполлонович, серьезно глядя на него, сказал, - Ну, молодой человек, а сейчас я все-таки хотел бы услышать, как к вам могла попасть сережка из гарнитура Ее Императорского Высочества Александры Федоровны Романовой. Или, может быть, вы являетесь представителем императорской династии?
Николай без слов достал из конверта фотографии и подал те, на которых был и футляр с колье и сережками. Алексей Аполлонович надвинул очки, всмотрелся в фотографии, положил их по очереди под лупу и опять полез в папку с рисунками. На этот раз поиски были недолгими, и новый листок лег рядом с лупой. Все столпились около стола. Поляроидовские снимки были небольшими, но, сравнивая детали украшений на фотографиях, видимые под лупой и на рисунках, можно было сделать однозначный вывод - они идентичны.
- Я на всякий случай проверил сережку, не подделка ли это, - сказал Алексей Аполлонович. - Но практически со стопроцентной точностью можно утверждать, что это оригинал. Во-первых, так гранили и закрепляли камни до начала двадцатого века, во вторых, на сережке есть личное клеймо моего деда, Александра Тягунова, оно имеет характерные особенности, и это его изделия. Так что, Николай, не буду скрывать, вы меня очень поразили, показав сережку, а уж фотографиями добили окончательно. Я так понимаю, что и колье и вторая сережка тоже у вас? Кстати, Люда, я сдаюсь, пари наше, конечно, выиграла ты, и я готов каждый месяц устраивать для вас обоих ужин в любых московских ресторанах, какие вы выберете. А пока давайте сядем и, будьте любезны, расскажите мне все подробно.
Николай помолчал минуту, собираясь с мыслями, и потом рассказал историю своей находки, не упоминая о золоте и пасхальном яйце и опустив смерть Грини, о которой он и Люде не рассказывал, великолепно понимая, что романтическая история с нахождением клада рискует получить уголовный окрас, характеризующий его не с лучшей стороны. Пришлось также коротко рассказать и о своих взаимоотношениях с МММ
- Да, можно только позавидовать, - задумчиво сказал Алексей Аполлонович. - Я даже не в смысле денежной стоимости, а в том, что вы такие вещи в руках держали. Эти колье и сережки - одно из лучших изделий моего деда и фирмы Фаберже. Гарнитур был сделан по заказу Николая Второго для его жены Александры Федоровны, когда у них родилась первая дочь, Ольга. Там использованы, кстати, колумбийские изумруды, камни необычайной густоты цвета. Изумруды эти, между прочим, дороже бриллиантов и значительно. Получены они были в обмен на оружие, в Колумбии как раз шла очередная война, и кто-то из русских купцов подсуетился и отправил туда большую партию старых винтовок. В России тогда ставили на вооружение трехлинейку Мосина, и старого оружия было, пруд пруди. Как видите, в стране российской мало что изменилось с тех пор. Колумбийцы расплатились с купцом изумрудами и золотом, а он предложил камни фирме Фаберже. Но давайте от исторических экскурсов вернемся к делам насущным. Дома у меня есть шесть тысяч долларов и пара миллионов рублей, учитывая нынешний курс доллара, это примерно как раз семь тысяч и будет. Я их вам без всяких сомнений сейчас же дам. Сережку и фотографии оставьте у меня, вам они сейчас все равно ни к чему. Кстати, а что за фотографии остались у вас в конверте, они к этой находке имеют отношение?
- Да у нас как-то речь о сережках и колье все время шла. Я не сказал, а в коробке кроме них было еще вот это, - Николай передал Алексею Аполлоновичу остальные фотографии. На снимки монет тот едва взглянул, отложив в сторону, но, увидев фото футляра из карельской березы, он на мгновение замер, словно боясь, что на следующем снимке футляр окажется пуст, и, наконец, осторожным движением снял фото футляра с последнего в пачке снимка.
- Да, ребята! - сказал он через минуту, - Вот так люди в моем возрасте и зарабатывают инсульты и инфаркты. Давайте-ка для профилактики по рюмочке выпьем.
На этот раз Алексей Аполлонович, не соблюдая ритуала потребления драгоценного напитка и не дожидаясь, пока его гости поднимут свои бокалы, махнул по-русски пол бокала коньяку и вкусно закусил его ломтиком лимон а. Сразу же вслед за этим он положил фотографию пасхального яйца под лупу.
- Николай, так вы не нашли описание пасхального яйца в альбоме, который рассматривали во время нашего с Людочкой разговора?
- Да я только первую десятку пролистал, а там еще сорок четыре!
- Так, а зачем все подряд листать? Вы поняли, чей это портрет?
- Видимо кого-то из императорской семьи.
- Плохо историю знаете, молодые люди! Это же Александр Третий, отец Николая Второго, между прочим, государь весьма посредственный. Трон должен был унаследовать его старший брат, Николай, но он умер молодым. Кто-то из историков назвал Александра Третьего вьючным ишаком, который везет идейную ношу Победоносцева, обер-прокурора Святейшего Синода, ставшего "серым кардиналом" при государе. А обер-прокурор был противником всяческих демократических перемен, идеи о которых витали в обществе. Поэтому Александр Третий немало поспособствовал нагнетанию революционной смуты в государстве российском. Так вот, в альбоме есть табличка, в которой краткие сведения о каждом яйце даны. Название этого, видимо, как-то связано с именем Александра Третьего.... Ну, вот, пожалуйста! Императорское пасхальное яйцо, которое так и называется - Александр Третий. Значится среди утерянных! Так, страница восемьдесят четвертая...рисунок... Никаких сомнений, оно!
Оторвавшись, наконец, от созерцания рисунков, Алексей Аполлонович снял очки, потер глаза и откинулся в кресле, задумчиво постукивая по колену сложенными очками.
- Николай, а что вы со всем этим делать-то собираетесь?
- Просто продать. Я собираюсь открыть свою фирму. У меня есть определенный задел в направлении, которое сейчас быстро развивается, да и обстоятельства к этому подталкивают. Я работаю программистом в российском филиале одной крупной американской компании. Но они сейчас задумали реструктуризацию, связанную с ожидаемым поглощением одного из конкурентов, и российский филиал предполагают закрыть. Работу для меня найти не проблема, но хотелось бы все-таки заниматься любимым делом.
- А вы понимаете, с какими трудностями это связано, я имею в виду продажу?
- Конечно. За такие деньги голову открутят, не успеешь охнуть. Поэтому я просил бы вас помочь. Как я понимаю, у вас есть связи в мире людей с деньгами, и вы могли бы сделать это достаточно безопасно.
- Жаль, что я не могу себе позволить купить этот гарнитур, - мечтательно вздохнул Алексей Аполлонович. - Вы не представляете, какая это работа. Шедевр! Но вас я понимаю. Помочь постараюсь, конечно. Сейчас появилось много клиентов, желающих получить оригинальные ювелирные изделия. Я при желании мог бы просто быть завален заказами, но делать килограммовые золотые перстни с бриллиантами в десять карат, нет уж, увольте. Я стараюсь выбрать клиента со вкусом, чтобы и он понимал, что за вещь получил, и чтобы у меня душа радовалась. Слава богу, и такие есть. Но для серьезного разговора с клиентом нужно иметь в наличии весь гарнитур, да и пасхальное яйцо по фотографии тоже не продашь.
- С этим, к сожалению, проблемы. В течение месяца мне в банке, где лежат эти вещи, появляться не стоит. Вот развяжется ситуация с МММ, тогда, пожалуйста.
- Хорошо. Кстати, есть у меня один вариант. Вы ведь слышали о аукционах в Нью-Йорке и Лондоне?
- Это Сотбис и Кристис? Ну, конечно! Но кто же позволит вывезти из России такие драгоценности?
- Ну, это уже не ваша забота. Правда, придется, сами понимаете платить за услуги. Но если продать это там, то даже треть от общей суммы будет больше, чем за все при продаже здесь.
- Да я согласен. Меня беспокоит только одно - надежность всей этой операции. Вам я, положим, доверяю, но в цепочке будет еще кто-то.
- Этот кто-то будет всегда. А насчет надежности, то вспомните Карла Маркса - " нет такого преступления, на которое не рискнул бы капитал при трехстах процентах прибыли, хоть под страхом виселицы". А тут соблазн - получить даром. Жизнь людей сейчас не в счет. Поэтому надо соблюдать два правила: не связываться с криминалом и перестраховываться. У меня есть некоторые связи в президентском окружении. Я попытаюсь забросить удочки на следующей неделе. Сейчас минутку подождите, я принесу деньги.
Алексей Аполлонович вышел из кабинета и через несколько минут вернулся с пачкой купюр в руках.
- Пересчитайте, пожалуйста, на всякий случай. Тут шесть тысяч долларов и два миллиона рублей
Николай добросовестно пересчитал деньги.
- Вернете, когда сможете. Если нужны будут еще деньги, то не проблема, я человек не бедный, но остальное в банке. Да, фотографии монет не забудьте.
Алексей Аполлонович проводил их до прихожей, открыл сверкающий никелем какой-то навороченный дверной замок, - Ну, спасибо, Людочка, что навестила. Очень рад был вас видеть. Обязательно звоните. И, Николай, берегите Люду, постарайтесь, чтобы она была в стороне.
На улице уже были сумерки.
- Так куда сейчас? - спросил Николай, выезжая на улицу Чайковского. - Я же даже не знаю, где ты живешь.
- На Годовикова, это не доезжая до ВДНХ.
- Хорошо, машин сейчас мало, поехали по кольцу и дальше по проспекту Мира.
Когда они проезжали мимо спорткомплекса "Олимпийский", Николай увидел впереди по ходу движения милицейский "уазик", от которого неторопливо отделился милиционер, до того лениво куривший, опираясь одной рукой на капот. Он бросил недокуренную сигарету, и махнул жезлом, показывая Николаю, что тому следует остановиться.
- Вот, черт! Не было печали..., - в сердцах выругался Николай. Он свернул на обочину, остановился и заранее вытащил из бардачка документы. Гаишник неторопливо подошел к машине.
- Старший сержант Катренко, - представился гаишник. Он хотел, было, козырнуть при этом, но по случаю жары, видимо оставил фуражку в своей машине, и рука его нелепо дернувшись, замерла на полпути к голове, а потом потянулась в сторону Николая.
- Ваши документы.
Николай безропотно протянул права, доверенность и техпаспорт.
- Так, машина, стало быть, не ваша. Надо бы пробить на угон.
- Да помилуйте, товарищ сержант, час ночи! Потом ничего же не видно, а вам номера сверить надо.
- А у вас что, фонарика нет?
- Почему нет, есть.
- Ну вот, выйдите и сначала багажник откройте, посмотрим, что там.
Николай нашел в бардачке фонарик и вышел из машины. Открыл багажник, включил фонарик и передал его сержанту. Тот для порядка приподнял лежащую на боку пустую канистру.
- Ну что, товарищ сержант, все в порядке, ничего незаконного нет, - с легкой иронией в голосе спросил Николай.
- Незаконного-то нет, только законного вот тоже не видно, - почти ликуя, ответил сержант. - Где запаска-то?
Николай выругался про себя. Недавно ему пришлось отдать в ремонт машину, потому что когда он возвращался с работы домой, у него пробило колесо. С управлением он, слава богу, справился, но чиркнул крылом о разделяющее ограждение, недавно установленное на Алтуфьевке. Полноценная запаска у него была, а пробитое колесо он вместе с машиной отдал в ремонт и в круговерти последних событий просто забыл о нем, когда забирал машину.
- Виноват, товарищ сержант, только я не помню в правилах такого пункта. Есть запаска, нет запаски, я еду на четырех технически исправных колесах. Но если хотите, давайте я штраф заплачу и поеду, - предложил Николай, доставая из кармана джинсов пятидесятитысячную купюру. Но, передавая деньги, он совершил непростительную ошибку, подойдя слишком близко к сержанту.
- Опаньки, гражданин, да вы никак в нетрезвом виде за рулем! - обрадовано воскликнул сержант, уловив коньячный запах своим длинным носом, по чуткости, видимо, не уступавшим носам служебно-розыскных друзей сержанта.
Тут Николай просто похолодел. Если заберут в отделение, то есть шанс и немаленький остаться без денег, которые лежали в портфеле.
- Слушай, сержант, я выпил сто граммов, дорога почти пустая, у меня в машине любимая девушка, дом рядом, не порти мне ночь, давай договоримся.
- Ну, ладно, я не девушка, ломаться не буду, - хохотнул сержант, - начинай договариваться.
Николай перед выездом от Алексея Аполлоновича, положил в карман джинсов пятьсот тысяч. Сейчас он лихорадочно думал, то ли достать и отдать все сразу, то ли поторговаться, отдав сначала хотя бы половину. Наудачу он отделил в кармане от свернутой пополам пачки несколько купюр и протянул сержанту. Сержант аккуратно положил полученную до этого купюру к остальным, развернул деньги веером, пересчитал.
- Ну, что, как любил говорить Михаил Сергеич, процесс пошел. Считай, что уже наполовину договорились.
Николай, кляня в душе жадного гаишника, вытащил из кармана остаток пачки, протянул его сержанту, демонстративно вывернув карман.
- Все, больше нет.
Сержант аккуратно сложил деньги, перегнул пачку пополам и засунул в заметно оттопырившийся нагрудный карман своей летней куртки.
- Нормально, процесс завершен. Впредь попрошу не нарушать. Кстати, советую свернуть на Гиляровского и дальше тоже стараться не ехать по проспекту, а то у вас аргументы для того, чтобы договариваться, кончились. Желаю приятно провести ночь.
И в благодушном расположении духа, помахивая жезлом, сержант удалился по направлению к своему "уазику".
Улица Годовикова, густо заросшая деревьями с обеих сторон, освещалась куда скуднее, чем проспект. Николай медленно ехал вдоль домов.
- Вот за тем домом, на противоположной стороне, - махнула рукой Люда. - Если искать по номеру, то голову сломаешь. У нас дом пять корпус два, а стоит он почему-то на четной стороне за десятым. Если кто в первый раз приезжает, то всегда долго ищут.
Оставив машину возле подъезда, они поднялись на пятый этаж стандартной панельной двенадцатиэтажки.
- Прямо как дома,- рассмеялся Николай, когда они вышли из лифта на лестничную площадку.
- Да, только к тебе налево, а к нам направо.
Войдя в квартиру, Люда первым делом распахнула балконную дверь и все окна. В квартире давно никто не появлялся, и здесь было очень душно, несмотря на распахнутые форточки.
- Я в ванную пойду, а ты пока чайник поставь, - попросила она Николая.
Пока чайник закипал, Николай, сидя в маленькой, но весьма уютной кухне, решил проверить телефонные звонки за день на своем домашнем телефоне. Он достал из портфеля биппер - маленькую черную коробочку с крошечной цифровой клавиатурой на одной стороне и защищенным пластмассовой решеточкой выходом динамика на другой. На кухне стоял один из первых советских телефонов с цифровой клавиатурой. Работал он безупречно, но перехода в тоновый режим набора номера у него не было. Для таких аппаратов и придуман был биппер. Набрав свой домашний номер, Николай дождался, пока ему ответит автосекретарь и, приложив биппер к трубке, набрал команду, после чего автосекретарь стал диктовать ему номера телефонов, с которых были сделаны входящие звонки, и оставленные голосовые сообщения. Звонков, собственно говоря, было немного, всего пять. Один раз позвонил приятель и поинтересовался, не хочет ли Николай в воскресенье поехать на рыбалку. Для остальных четырех звонков номера телефонов не определились, однако, Николай сразу же насторожился, так как шли эти звонки с пугающей регулярностью, почти ровно через час один после другого. Если он так сильно был нужен кому-то, то непременно должны были оставить сообщение. Похоже, что его ищут именно те, кого он опасался. На всякий случай он набрал на биппере команду стирания памяти входящих звонков.
Когда Люда вышла из ванной, на кухонном столе стоял свежезаваренный чай, сыр и масло, а Николай по очереди исследовал все шкафчики в поисках хлеба.
- Ты прямо как спаниэль на таможне при поиске наркотиков, - с подначкой в голосе сказала Люда.
- Да скажи уж сразу, что хлеба нет. Родители уехали, ты тоже здесь не бываешь, какой смысл хлеб дома держать, все равно заплесневеет.
- А вот и неправда, есть способ, - и Люда подошла к холодильнику и с торжественным видом достала из морозилки полиэтиленовый пакет с нарезанным батоном. - Давай иди в душ, сполоснись холодной водичкой, а то жарко, хоть и окна открыты, здесь даже дождя не было. А я пока в микроволновке хлеб разморожу.
Глава15.
1994 год, Москва, воскресенье, 17 июля
Утром, когда еще только брезжил ранний июльский рассвет, в подъезд двенадцатиэтажного дома, расположенного недалеко от станции метро Алтуфьево, вошли трое мужчин. Они пешком, осторожно ступая по лестнице, чтобы не шуметь, поднялись на седьмой этаж. Один из них достал фонарик, так как окно на лестничной площадке было забито фанерой, заменявшей разбитое стекло, а люминесцентная лампа только шипела, как потревоженная змея, время от времени разряжаясь короткими молниеобразными вспышками, после которых темнота вокруг казалась просто чернильной. Посветив на двери квартир, расположенных на лестничной площадке, он, ни слова ни говоря, махнул рукой в сторону самой левой квартиры. Второй его спутник так же молча достал из бокового кармана наплечной сумки туристский спелеологический фонарик, закрепил его на голове и подошел к указанной двери. Осмотрев железную дверь, он осторожно, стараясь не стучать металлом о металл, начал ковыряться в замках различными инструментами, которыми, казалось, была набита его сумка. Наконец, минут через десять после его манипуляций, оба замка оказались открыты. Осторожно, чтобы ничего не скрипнуло и не стукнуло, все трое друг за другом вошли в квартиру, аккуратно закрыв за собой дверь. В прихожей был полумрак, туда с улицы проникал утренний свет через матовое стекло кухонной двери. Первый из вошедших, все так же молча, махнул рукой. Двое других, достав пистолеты, осторожно прошлись по комнатам и заглянули в кухню, ванную и туалет. Стало ясно, что квартира пуста. Первый взял телефон, - Снимите квартиру с охраны, пультовой номер сорок один тридцать шесть, Денин, пароль - Каховка.
- Что делать, Шнур? - шепотом спросил его, открывавший квартиру. - Кент слинял, на хате тихо.
- Давай пока покемарим. Сразу предупреждаю, курить только на лоджии и так, чтобы вас соседи не видели. Один на стреме, первый Штифт. Через час ты, Технарь, потом меня разбудишь. Стоять или сидеть в прихожей у входной двери. Если услышишь, как кто-то пытается дверь открыть, сразу к нам в эту комнату. Даем войти и берем. Он сразу же должен за телефон взяться, чтобы с охраны квартиру снять. Он же не знает, что она уже снята. Поэтому нельзя дать позвонить, иначе охрана приедет. Самое главное, клиента беречь, желательно без повреждений, а то Лева с Чингизом шкуру спустят. Особенно голову и руки ему берегите, математик, ети его в корыто.
Незаметно в полудреме прошли три часа. За окнами просыпался город, за стенами квартиры просыпался и дом. Щелкнул замок в двери соседней квартиры, раздалось шарканье шлепанцев по лестничной площадке, загремел люк мусоропровода.
- Чирикать только шепотом, - предупредил своих подельников Шнур, - я сейчас позвоню Чингизу, получу дальнейшие указания.
Он набрал номер, трубку там подняли почти сразу.
- Чингиз, никого нет, пусто и тихо. Что делать?
- Тщательно обшмонать всю квартиру. Ищите записные книжки, блокноты. Все, где могут быть записаны телефонные номера, адреса. Проверьте мусорное ведро. Позови Технаря.
- Я слушаю.
- Вот что, Технарь, тут сейчас спец с тобой поговорит. Слушай внимательно и сделай в точности, что он скажет.
С той стороны трубку взял другой человек.
- Значит так. Первым делом найди компьютер и посмотри, подключен ли к нему телефонный провод.
- Компьютер есть, провод с разъемом отключен и валяется под столом, - ответил через минуту Технарь.
- Так, тогда скажи, что за телефон у него.
- С определителем номера, марка "Русь".
- Вот это фарт! Ты знаешь, как входящие номера посмотреть?
- Да нет, откуда, у меня дома другой.
- Тогда бери бумагу и карандаш, записывай.
С той стороны продиктовали порядок действий с клавишами. Технарь старательно проделав все, что было записано, снова набрал тот же номер.
- Ничего нет, пусто.
- Не может быть, вы же вчера ему несколько раз звонили, звонки должны быть зафиксированы, и должно быть сообщение - "номер не определен".
- Да нет, точно пусто.
- Давай проверим, положи трубку, я перезвоню. Посмотри, определится ли мой номер, и опять проверь список входящих.
Через минуту Технарь опять звонил.
- Да, все нормально, определитель работает, и в памяти твой номер есть.
- Так, сейчас опять запиши, что надо сделать, посмотришь, какие режимы на телефоне установлены.
Технарь опять проделал записанную процедуру и продиктовал полученные цифры.
- Понятно, - ответили с той стороны. - Запиши адрес. Сейчас берешь телефон, ловишь попутку и мигом туда. Да, Чингиз Шнура требует к аппарату.
Шнур в это время уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу возле телефона. В одной руке он держал записную книжку и блокнот, найденные в письменном столе, а в другой, к удивлению Технаря, у него был кусок старой мешковины, местами покрытой какими-то черными потеками и смят ая фотографи я.
- Шнур, записи нашли? - раздался в трубке голос Чингиза.
- Нашли, переслать с Технарем?
- Давай, пересылай. И еще, фотография его нужна, бери любую, только не три на четыре, лучше если побольше.
- Да, альбом уже попадался на глаза, это без проблем. Но, Чингиз, слушай, у меня голова винтом идет. Ты знаешь, чего мы тут еще нашли?
- Ну, выкладывай!
- Полез я в корзину для мусора под письменным столом, а там в газете завернут кусок мешковины со следами от вара и обломки этого самого вара. Видно, что в мешковину была зашита коробка, и размер тот, что Вальтер показывал. А кроме того, там же фотка с цацками.
Чингиз немного помолчал. Несмотря на его умение владеть собой, услышанное ввело его в состояние легкого шока, как после пропущенного, несильного, но точного удара в голову.
- Так, это упакуй отдельно и скажи Технарю, чтобы лично мне передал, и так, чтобы никто не видел. Вы двое остаетесь и ждете. Обшмонать квартиру, только аккуратно без шума. Искать коробку и цацки. Если что, звони.
Технарь положил телефон и небольшой сверток в сумку, подошел к входной двери, посмотрел в глазок. Убедившись, что на лестничной площадке никого нет, он осторожно открыл дверь, прошмыгнул на лестницу и прыгая через две ступеньки помчался вниз. Бомбилу он поймал, почти сразу выйдя из дома, и через пятнадцать минут торопливо входил в офис фирмы "ВостокТрейд", расположенный на первом этаже жилого дома. Один из встретивших у входа охранников проводил его в самый дальний кабинет, где за столом сидел Чингиз с каким-то худеньким парнишкой лет двадцати в очках. В кабинете стоял еще один стол, на котором располагались компьютер, осциллограф и еще какие-то приборы и инструменты.
Технарь достал телефон, протянул его Чингизу, но тот махнул рукой в сторону парнишки, показывая, что телефон следует передать ему. Технарь, передав телефон, воспользовался тем, что в комнате никого больше не было, отдал Чингизу пакетик с фотографией и остатками упаковки. Очкарик сел за стол с приборами, быстро разобрал телефон, вытащил из него микросхему, похожую на сороконожку.
- Так стерта же память-то, - не утерпел Технарь, который в свое время закончил приборостроительный техникум и среди своих "бригадных" считался знатоком различной электроники.
- На самом-то деле память для временных данных не стирают, а просто перезаписывают адрес начальной ячейки, в которую можно писать определяемые номера входящих звонков, - терпеливо объяснил очкарик, который в это время подключал к компьютеру какую-то, похоже самодельную, коробочку с пустым разъемом для микросхем на верхней крышке. Потом он вставил в разъем извлеченную из телефона микросхему, включил компьютер, и пока тот загружался, продолжил свои пояснения.
- Если входящих звонков после стирания не было, то старые входящие, которые были зафиксированы до стирания, на самом деле в памяти есть. А вот если были звонки после стирания, тут уж остается надеяться на то, что их было мало, потому что их номера будут записываться на место старых. А сейчас я скачаю содержимое памяти телефона в память компьютера и проанализирую ее с помощью одной программки... Ага, все есть! Входящих после стирания не было. А так, только пять звонков, определились два номера, и вполне возможно, что память стирали с последнего из них. Хотя почему возможно, так оно и должно быть.
-То есть ты хочешь сказать, что клиент находился возле этого телефона?- уточнил Чингиз.
- Ну да, и было это в час тридцать пять. Вот номер телефона, - очкарик протянул Чингизу клочок бумажки с записанным номером. Тот положил бумажку перед собой, взял записную книжку и блокнот, привезенные из квартиры Николая. Блокнот он передал Технарю, а книжку очкарику.
- Ищите этот номер телефона, а я пока позвоню.
Чингиз набрал номер, - Вальтер, привет. Подходи срочно, есть подвижки по твоему делу.
- Есть, - воскликнул очкарик через несколько минут. - Вот написано - Люда и номер телефона, тот самый!
Чингиз взял переданную ему записную книжку.
- Слушай, спец, а можно по номеру телефона узнать адрес? - обратился он к очкарику.
- Можно то можно, но для этого надо иметь доступ к милицейской или эфэсбэшной базе данных. А так я только район сказать могу. Так, минуточку... Это где-то на Проспекте Мира, ближе к ВДНХ.
- А еще у кого-нибудь можно такую информацию получить?
- На телефонной станции их района. Только кто там даст?
- Ладно, пока свободны оба.
Чингиз вышел из комнаты и увидел шедшего по коридору навстречу ему Вальтера. Они пожали друг другу руки, Чингиз вернулся с Вальтером в комнату, где сидели очкарик и Технарь.
- Нам тут перетереть надо, погуляйте пока, заодно узнайте, какой телефонный узел обслуживает этот телефон - бросил им Чингиз.
Когда они остались с Вальтером наедине, Чингиз кратко пересказал события сегодняшней ночи и выложил перед ним мятую фотографию и газету с куском мешковины и обломками вара. Вальтер взял тряпку, покрутил ее, прикинул по сгибам размеры.
- Похоже. Та была такого же размера.
- Ну, а фотографию посмотри, по ней то точно сказать можно, это или не это.
- Так я же только залитую варом коробку и видел. А что там внутри лежит, знаю только по рассказу Ильдара, дворника нашего, который ее для меня сберег. Если вот это называется колье, то похоже. Да, помню, Ильдар говорил про зеленые и прозрачные камни. Вроде все совпадает, но очень уж невероятно. Может к твоему полковнику обратиться?
- Вот об этом я и хотел поговорить. Если мы сможем без него найти твое наследство, то ему об этом и знать необязательно. Так что давай, попытаемся сами захомутать этого математика. Тут вопрос только в том, что найти его, меня Лева просил. А если он достанется в руки Леве, и Лева узнает, что мы на этом деле поимели, то боюсь, нам долго после этого не жить. Хотя Лева говорил, что этот парень нужен каким-то очень большим людям, и доставить его надо в целости и сохранности. Так что может он его просто передаст и все.
- Хорошо, так что делаем сейчас.
- Я беру пару бойцов, и гоним с тобой на телефонный узел, узнаем адрес подруги, и придется как-то тихо брать его и подругу, вместе или по отдельности. Технарь сейчас отвезет телефон обратно, на всякий случай засаду у него на квартире оставим, только домушника своего заберу, там ведь тоже квартиру вскрывать придется.
Вальтер открыл записную книжку и прочитал на первой странице, - Николай Денин. Ну, вот и познакомились, хорошо бы побыстрее свидеться.
У телефонного узла возникли проблемы. И вход для посетителей, и служебный вход оказались закрыты. Чингиз нажал было на кнопку звонка, но отозвавшийся по переговорному устройству охранник посоветовал отойти и не хулиганить. Вальтер и Чингиз отошли в сторонку, в это время к двери служебного входа подошли две женщины.
- Красавицы, заработать хотите? - окликнул их Чингиз.
- Мы не по этому профилю, вам лучше на Тверскую к вечеру подъехать, - съязвила одна из женщин, та что постарше.
- Да нам консультацию бы по одной технической проблеме получить, но оплатим услугу не хуже чем на Тверской. Сто долларов в случае удачного исхода.
Женщины нерешительно переглянулись, потом подошли поближе.
- Так что у вас? Имейте в виду, если хотите без очереди телефон поставить, то это надо к высокому начальству обращаться, мы ничем помочь не сможем.
- Да нет, - успокоил их Чингиз, - понимаете, мы не здешние, из Казахстана, буровики. Вот с другом искали работу на норвежских нефтепромыслах через одну фирму в Москве, проплатили им аванс по двести баксов, а от них ни слуху, ни духу. Мы и приехали узнать, как и что. У нас только телефон есть, но по нему никто не отвечает, а куда подъехать, не знаем.
- Так выходной же, завтра звоните, ответят.
- Да у них написано было в объявлении, что они работают без выходных.
- Ох, мужики, кинули вас, наверное, - с жалостью в голосе сказала старшая, - так вы чего хотели-то, адрес узнать по номеру телефона?
- Ну да!
- Ладно, подъезжайте к десяти, Ленка вот вам вынесет, - кивнула старшая на спутницу. - А деньги себе оставьте, хоть будет на что выпить с горя.
- А раньше то нельзя, что нам здесь два часа торчать? - войдя в роль простого работяги, с вызовом спросил Чингиз.
- Да закрыт кабинет, где вся документация лежит. Сегодня только в десять откроют, да и то если Верка вовремя придет, так что курите, мужики.
Женщины скрылись за дверью служебного входа.
Вальтер поднял валявшуюся рядом палку и со злостью начал рубить крапиву, росшую вдоль бетонного забора, огораживающего здание телефонного узла.
- Ну, что, Чапай, думу будем думать? - пошутил Чингиз. - Поехали, позавтракаем в гостинице "Космос", времени все равно навалом.
- Может позвонить по этому номеру? Как-нибудь вытянуть адрес.
- Ну, уж ты совсем за лохов их держишь, а парнишка, видно, сообразительный. Дернут они куда-нибудь за город, ищи-свищи потом. Легли они вчера поздно, да и ночь, небось, в утехах провели, сейчас дрыхнут без задних ног. Другого варианта все равно нет, разве что Смолина подключить, так до него еще дозвониться надо. Он в выходной на даче, а там у них коммутатор свой, и он вечно занят.
- Ладно, давай попробуем без него.
Без четверти десять Чингиз с Вальтером неторопливо прогуливались по дорожке, идущей вдоль здания телефонного узла, когда их окликнула, вышедшая из служебного подъезда Елена.
- Все в порядке, адрес нашли. Деньги давайте, - сказала она, глядя в сторону и сжимая в руке какую-то бумажку, видимо с записанным адресом.
- Так ваша подруга вроде сказала, что без денег можно, - попытался восстановить справедливость Вальтер.
- У подруги муж и сын в ГАИ работают, а я одна двоих детей тащу. Короче, даете деньги, получаете адрес. А на нет и суда нет! - со злостью выкрикнула женщина.
- Хорошо, хорошо, - успокоил ее Чингиз, вынимая из бумажника стодолларовую купюру.
Женщина отдала бумажку, Чингиз аккуратно развернул ее, прочитал про себя адрес, так же аккуратно свернул и положил к себе в карман. Вальтер в это время смотрел вслед женщине, скрывшейся за дверями служебного подъезда, и думал о том, что вот оно, рядом, то, о чем он мечтал в последнее время.
Очнулся он оттого, что Чингиз положил ему руку на плечо.
- Ты что, Вальтер? Баба понравилась? Дело закончим, найдешь. Давай, поехали, тут рядом.
Глава16
1994 год, Москва, воскресенье, 17 июля, 7:00 - 9:30
Хотя и легли они поздно и заснули не сразу, но утром Николай проснулся рано, около семи часов. Люда спала рядом. Когда он встал, она пошевелилась, уютно сворачиваясь клубочком, и опять почти беззвучно замерла. Николай накрыл ее легким покрывалом поверх простыни. Балконная дверь была открыта всю ночь, и слабый сквознячок сделал свое дело, чувствовался легкий озноб. Николай пошел в ванную, сделал термомассаж, по очереди включая горячую и холодную воду, и вышел из-под душа с чувством легкости и желания действовать. Митинский радиорынок в воскресенье начинал работать с девяти, торопиться было некуда. Поэтому Николай, не торопясь, выпил пару чашек свежезаваренного зеленого чая, пачку которого он на всякий случай предусмотрительно захватил из дома. Аккуратно выгрузив из сумки в комнате, где спала Люда, все свое барахло, которого, впрочем, и было-то с гулькин нос, он написал короткую записку, в которой просил никуда не уходить, пока он не вернется, взял сумку и осторожно вышел из квартиры, придержав защелкнувшуюся дверь.
Выехав со двора, он свернул по переулку в сторону проспекта Мира и перед выездом на проспект увидел слева группу таксофонных кабин. Он остановился возле них и сделал еще одну попытку позвонить домой. Его телефон был свободен, но он не услышал характерных для определителя номера сигналов в начале вызова. Он подождал несколько минут и повторил попытку, но с тем же результатом. На всякий случай он достал биппер из кармана и попробовал дать команду на запуск диктовки автосекретарем номеров входящих звонков. В трубке по-прежнему слышны были нескончаемые длинные гудки. Такое могло быть только при обрыве связи или отключении электричества в квартире. То и другое было слишком уж маловероятно. Как и вчера он опять почувствовал, что лоб взмок, а по позвоночнику прокатилась холодная волна дрожи.
- Стоп, главное не паниковать, - подумал он. - Пока все нормально. Никто не знает, где я. Если не появляться на работе, то найти меня практически невозможно. Самое простое решение - жить пока на даче у Володьки. В Интернет можно выходить, выезжая в соседние города и на день останавливаясь в гостинице. Что там близко? Можайск, Гагарин или он теперь опять Гжатск вроде бы называется. Люда... О ней никто из моего окружения кроме Володьки не знает, а его нет. С какой еще стороны они могут на меня выйти? Даже и не видно. Ладно, надо сначала купить ноутбук.
По Ярославскому шоссе он выехал на кольцевую и через полчаса медленно подъезжал к радиорынку. Пятницкое шоссе здесь только начали расширять, и по выходным, когда множество людей стремилось на несколько расположенных вблизи друг от друга гигантских рынков, тут возникали колоссальные пробки. Машину пришлось оставить почти в полукилометре от рынка. Несмотря на то, что было еще только начало десятого, торговая деятельность тут уже бурно началась, причем задолго до входа. Николаю со всех сторон совали прайсы, несколько раз его останавливали смуглые, небритые горбоносые люди в кепках с большими козырьками и, нервно оглядываясь, задавали один и тот же вопрос, - Э, слушай, желтые есть?
Можно было подумать, что это передовые разведчики неизвестного отряда спрашивают о наличии противников- китайцев в округе. Но Николай знал, что на самом деле они ищут микросхемы с позолоченными выводами. Какой-то сильно острый умом потомок Менделеева придумал простой способ извлечения из них золота в домашних условиях, а позолоченных и никому теперь не нужных микросхем в недрах бывшего советского военно-промышленного комплекса оставалось еще немало.
Николай остановился на минуту, пробежал глазами по листкам с перечнем компьютерных комплектующих, которые продавали никому неизвестные фирмы и фирмочки, возникавшие как грибы после дождя. Ноутбуков не продавал никто. Но это еще ни о чем не говорило, потому что на Митинском радиорынке можно было купить все. Просто ноутбуки не входили в список того товара, который пользовался массовым спросом. Потолкавшись минут десять возле различных палаток, Николай получил, наконец, от одного из продавцов совет о том, где найти фирму, в которой могут оказаться ноутбуки. В искомом месте за прилавком в палатке-тенте сидел хмурый похмельного вида детина с трехдневной щетиной и черной банданой на бритой, судя по видимой части затылка, голове. Он, периодически запрокидывал голову, делая несколько глотков пива из полуторалитровой бутылки, которую держал обеими руками, и страдальчески икал после этого.
- Простите, мне порекомендовали обратиться к вам насчет ноутбука - вежливо начал Николай.
- А нахрен тебе ноутбук? Что в преферанс на даче играть не с кем? Или ты, может, в квесты в метро играешь - "Ларри", например? Хотя нет, тебе лучше "Легенда Кирандии" подойдет. Ты вообще, не педик случайно?
Николай опешил, первым желанием было дать по морде нарывающемуся на это парню, но потом он встряхнул кисти рук, чтобы снять наливающуюся в кулаки тяжесть, и взял себя в руки.
- Будем считать, что я ничего не слышал. Мне ноутбук нужен, если у тебя нет, то я пойду дальше искать.
- Детина с банданой надолго присосался к бутылке. Оторвавшись, он с сожалением констатировал, что там ничего не осталось, и швырнул пустую бутылку в группу парней, оживленно разговаривавших о чем-то невдалеке. От группы отделились двое.
- Ну, Макс, ты все еще не отошел? - риторически поинтересовался один из них.
- А на хрена? - так же риторически вопросил Макс.
- Давай, давай, пойдем отсюда, баиньки пора, - второй из парней помог Максу подняться и придал ему поступательное движение в сторону выхода с рынка.
- Погоди, - сказал Макс, останавливаясь и поворачиваясь к первому парню. - Санек, я тут вот этому, - и он кивнул в сторону Николая, - ноутбук продал, он в "Вульф" рубиться будет. Я его знаю, классный боец! Ты только деньги взять с него не забудь, и с тебя пол литра.
И Макс, тяжело опираясь на подпирающего его друга, медленно поковылял к выходу.
- Прости, так тебе что, ноутбук нужен? - по-свойски обратился к Николаю тот, кого Макс назвал Саньком.
- Да, а у вас есть что-то?
- У нас как в Греции, есть все. Могу предложить подержанную "четверку", могу новый "пень". Есть "Тошиба", "Делл".
- Мне желательно "Пентиум" с модемом и оперативки по максимуму.
- Ну, это без проблем, у меня здесь как раз такой, тошибовский! С сумочкой, встроенный модем, все чин чинарем! Только для игр типа "Вульфа" брать не рекомендую, видюхи у них слабые. Но есть, так сказать, маленький нюанс. Ты знаешь, сколько он стоит?
- Да мне не для игры, я вообще этого типа, который это брякнул, первый раз вижу. А что касается насчет цены, так если зелень берешь, то проблем нет.
Санек с энтузиазмом выудил из под прилавка нехилую коробку, быстро развернул ноутбук и подключил к электросети.
- Но на нем только ДОС установлен и Чекит для проверки. Сейчас запущу.
- Да знаешь, меня в первую очередь интересует, сколько на нем будет крутиться моя задачка и хватит ли на это время батареи. Если позволишь, я сейчас запущу тестовую программу и погуляю тут, пока она будет решаться.
- Так ты что, программер, значит. Ну, давай, пускай,...когда подойдешь-то?
- Это "сотка"? Значит через полчасика. Не знаешь, телефон где-то поблизости есть?
- Да вон - видишь, в следующем ряду на вывеске написано "Техсвязь", они телефонами торгуют. Дашь доллар и звони на здоровье.
Николай подошел к палатке, где продавались телефоны. Около нее толпились с десяток человек, но в основном просто любопытствовали. Николай протиснулся к прилавку. Какой-то мужчина с окающим говором интересовался, будет ли у них в Саратове работать определитель номера, продавец терпеливо все пояснял. Николая как-будто что-то толкнуло. Аппарат был такой же, как у него дома. Дождавшись, пока любопытство волжанина будет удовлетворено, он спросил у продавца, - Простите, а вы не скажете, можно ли считать номера входящих этого телефона, если с другого телефона была до этого дана команда на их стирание?
- Да ну, как это? Хотя..., - продавец на секунду задумался, потом обратился к возившемуся внутри палатки с коробками парню, - Димон, а если память входящих по команде с бипера стерта, ее считать через программатор нельзя?
- Да отчего нельзя, вполне даже можно. На самом-то деле память для хранения номеров не стирают, а просто в качестве первого адреса записи устанавливают адрес начальной ячейки, с которой и продолжают записывать определяемые номера. Так что вынуть из телефона микросхему памяти и через программатор считать, это как два пальца об асфальт, если, конечно, последующими звонками не затерто.
Николай почувствовал нарастающую тревогу. Получается, что он совершил недопустимую оплошность, надо было ночью звонить домой с улицы, а не от Люды. Поэтому ей тоже надо было срочно уходить из своей квартиры.
- Только бы не было поздно, - подумал он.
- Слушай, приятель, мне бы позвонить срочно. Я заплачу, вот деньги, - Николай вытащил из кармана и протянул продавцу пятидесятитысячную бумажку.
Продавец с удивлением посмотрел на Николая, - А помельче-то нет чего? У меня еще ни одной продажи не было, а с тебя максимум пару тысяч.
- Ладно, я за сдачей потом подойду, дай позвонить, у меня просто край! - и Николай для убедительности провел ладонью по горлу.
Продавец пододвинул к Николаю телефон, который он демонстрировал саратовцу, - Звони, учти, что наш номер у них не определится.
Николай опять набрал номер своего домашнего телефона. На этот раз он четко услышал сигнал определителя. Трубку никто не брал. Он решительно набрал номер Люды. Она подошла к телефону почти сразу же.
- Слушаю вас, - раздался в трубке знакомый, радостный и свежий как само утро голос. У Николая сжалось сердце. Господи, во что же он ее втравил! Но ситуация заставляла действовать быстро и решительно.
- Люда, это я. Слушай меня и ни о чем не спрашивай. Похоже, они уже у меня дома и, вполне возможно, вычислили твой адрес. Никому не открывай, срочно собирайся и уходи. Если кого-то встретишь в подъезде или на улице, и если спросят, не говори, из какой ты квартиры, точнее, назови другую. Самое главное, держи себя спокойно, они не знают тебя в лицо. Если не успеешь, можешь через балкон к соседям перелезть?
- Ну, да, у нас балконы смежные, а квартира у них выходит в соседний подъезд. Но я не знаю, дома ли они.
- Постарайся быстро уйти, ничего не бери, только паспорт, все купим.
- Коля, может милицию вызвать?
- Возможно, они сами из милиции будут. Все, ни о чем не спрашивай, встретимся на улице, немедленно выходи по переулку на Проспект Мира и жди где-нибудь около этого перекрестка. На улице безопасно, они тебя не знают. Я буду через час. Сейчас пока отсидись где-нибудь в кафе или в магазин зайди, но так чтобы перекресток видеть. Я остановлюсь, где-нибудь невдалеке. Пока!
Прислушивавшийся к разговору продавец к концу даже рот открыл от напряженного внимания. Когда Николай положил трубку, тот протянул ему обратно пятидесятитысячную купюру, - У тебя, парень, похоже, проблемы серьезные. Бери свои деньги и дуй быстрее, выручай свою подружку.
Николай, не глядя, сунул деньги в карман джинсов и так быстро, как только позволяла густая толпа, направился за ноутбуком. Контрольная задача еще не закончилась, но Николай, не торгуясь, расплатился и, подгоняя ликующего продавца, заставил его как можно быстрее засунуть ноутбук и дополнительные аксессуары в чемоданчик, и торопливо направился к выходу. Увидев, что творится на Пятницком шоссе, он схватился за голову. Машины в сторону центра шли сплошным потоком со скоростью черепахи. А он, как назло, не подумав, оставил машину на стороне рынка. Сейчас ему предстояло как- то развернуться и вклиниться в этот поток. Подъезжая к ближайшему светофору, он перестроился и замедлил ход, так чтобы быть на красный первым в левом ряд. Подпиравшие сзади машины нетерпеливо сигналили. Он дождался желтого, и резко газанув, так же резко развернулся на встречную полосу, подставляя бок тоже уже рванувшимся машинам встречного потока. Слава богу, обошлось, хотя из ехавшей теперь рядом с ним "волги" высунулся чуть ли не по пояс какой-то мужик и с перекошенным от злости лицом что-то орал, потрясая кулаком. Но, проехав сто метров, они уткнулись в плотную пробку и дальше до выезда на кольцевую пришлось просто ползти.
Глава17
1994 год, Москва, воскресенье, 17 июля, 8:30 - 10:00
Люда проснулась оттого, что полоска солнечного света, пробившаяся сквозь щель в шторах, наконец-то доползла до ее лица. С удовольствием потянувшись, крепко сжимая кулачки, она почувствовала, как ее заполняет радостное ожидание чего-то хорошего. Она встала, прочитала записку Николая, сполоснулась под душем, потом хорошо промыла волосы заветным французским шампунем, который мама привезла в прошлом году из туристической поездки в Париж. Волосы она высушила на балконе под лучами жаркого уже солнца. Затем слегка позавтракала и уже прикидывала, не стоит ли пропылесосить квартиру, когда раздался звонок Николая.
Положив трубку, она моментально начала действовать. За пару минут побросала в спортивную сумку, с которой ходила на аэробику, все, что может понадобиться на первое время, не забыв косметичку. Сунула туда же джинсы и кроссовки. Взгляд ее упал на любимые серьги, лежавшие в прозрачной коробочке на трюмо. Она моментально одела их, благо замочки защелкивались легко и просто. Кинула на себя взгляд в зеркало, три раза махнула щеткой по волосам.
- Ну что, нормально. Легкая блузка, мини юбка, босоножки. Девушка спешит заниматься спортом, - одобрила она себя и только тут почувствовала, как бешено стучит сердце.
В это время зазвонил телефон. Первой мыслью было не брать трубку, потом она подумала, что это может быть Николай, и поспешно сняла телефон.
- Здравствуйте, - услышала она спокойный мужской голос, - сегодня у нас гидравлическая проверка системы отопления после ремонта. У вас будет кто-нибудь дома в течение ближайших трех часов на случай, если где-нибудь в квартире начнется течь?
- Конечно, конечно, - поспешно ответила она, - я никуда до обеда не собираюсь.
Стоя перед дверью, ведущей из квартиры, она заглянула в глазок. На площадке никого не было. Она глубоко вздохнула три раза и, попытавшись придать себе беззаботный вид, и постоянно повторяя про себя, - Я спокойна, я спокойна, - вышла из квартиры. Сразу же нажала кнопку лифта и только после того, как распахнулись двери кабины, закрыла дверные замки квартиры.
Внизу в подъезде никого не было. Она, собравшись с духом, открыла дверь и, чуть было, не выронила сумку. Метрах в десяти от подъезда стояли и курили два незнакомых парня. Люда, не глядя на них, свернула к ближайшему углу дома.
- Эй, красавица, может, познакомимся? - крикнул ей вслед один из парней.
Люда, чувствуя, как еще дрожат ноги, облегченно вздохнула и, не отвечая, свернула за угол. Когда она уже подходила к проспекту Мира, навстречу в переулок свернул темно-серый джип с тонированными стеклами. Как раз в это время солнце, до того закрытое маленьким, невесть откуда набежавшим облачком, опять бросило свои раскаленные лучи на землю, и стразы в серьгах девушки разбили солнечный свет на десятки крошечных зайчиков. Она не обратила на машину никакого внимания и не видела, как взгляды нескольких мужчин, сидевших в нем, почти синхронно скользнули по фигуре симпатичной девушки. Точно так же она не обратила внимания на серый фольксвагеновский фургон, который тоже свернул в переулок, следуя метрах в ста за джипом.
Дойдя до перекрестка, Люда взглянула на часы. Николай обещал подъехать через час, минут двадцать с того времени прошло, значит осталось сорок минут. Она огляделась вокруг и увидела невдалеке зонтичные тенты летнего кафе. От волнения и жары у нее давно уже пересохло в горле, она решила пойти сесть там и попить сока или минералки. Перекресток оттуда был виден хорошо.
В это время джип медленно ехал по улице Годовикова.
- Твою мать, - выругался сквозь зубы сидевший за рулем Шнур, - где же этот гребаный дом?!
- Остановись тут. Пятак, вылезай, поспрашивай народ, - скомандовал Чингиз.
Взмыленный Пятак вернулся через пять минут.
- Ну, какой-то мудрила придумал. Это за десятым домом, тут недалеко.
Когда подъехали к дому, Чингиз провел краткий инструктаж.
- Работать тихо. Сначала в квартиру идут Штифт и Пятак. Шнур на стреме, так чтобы из квартиры не было видно через глазок. Изображаете слесарей, вода, мол, в нижнюю квартиру льется. Если никого нет, или клиент не открывает, Штифт вскрывает замок, Пятак стрелой вниз, за нами. Но учтите, парень - боец! Поэтому сразу показать ему стволы, чтобы сидел тихо. Если соседи выползут, Шнур, покажешь эфэсбэшные корочки, на такое они поведутся. Пошли!
Через три минуты Пятак приоткрыл дверь подъезда и махнул рукой, приглашая Чингиза и Вальтера присоединиться к остальной компании. Когда они поднялись вверх, Штифт уже открыл замки. Шнур вытащил из наплечной сумки "Макаров" с глушителем и, осторожно приоткрыв дверь, первым вошел в квартиру. За ним последовал Пятак, тоже с пистолетом, а потом и все остальные.
В квартире стало понятно, что она пуста. Чингиз пошел на кухню, дотронулся до чайника, стоявшего на газовой плите и отдернул руку, чайник был горячим.
- Разговаривать шепотом. Они были здесь недавно, не больше чем минут пятнадцать-двадцать назад. Шнур, тихо и аккуратно обшмонать квартиру, искать коробку и цацки. Вот фотография с цацками, объясни Пятаку и Штифту.
Через минуту возбужденный Шнур влетел обратно в кухню. В руках он держал фотографию девушки в пластиковой рамке.
- Вот, нашел в серванте! Это она только что навстречу попалась, и цацки у нее в ушах! Помните, сверкнуло? - еле сдерживая себя, свистящим шепотом говорил Шнур.
Вальтер взял в руки портрет симпатичной смеющейся девушки, у которой и в самом деле были в ушах серьги. Шнур подал помятую фотографию, найденную в мусорном ведре в квартире Николая.
- Да, походят, - согласился Вальтер.
- Пятак, бери ствол и с нами. Вы, двое, - кивнул Чингиз Шнуру и Штифту, - остаетесь. Шмон продолжать, но ушки на макушке. Ствол держать под руками.
Чингиз вел машину быстро, но аккуратно, даже притормозил, пропуская ковыляющую через дорогу старушку с палкой.
- Эх, пораньше бы, - ерзал на заднем сиденье Пятак, - давно уж на каком-нибудь автобусе укатила.
- Твое дело старших слушать, а не гнать порожняк, - обрезал его Чингиз, - Звонком насчет испытаний мы ее все-таки, видно, спугнули. Парень у нее с машиной, она была одна, значит, где-то он должен ее подхватить. Но сначала на остановках посмотрим, сегодня воскресенье, транспорт ходит не часто.
Подъезжая к ближайшей остановке на проспекте, расположенной метрах в ста от перекрестка с переулком, из которого они выехали, Чингиз сильно газанул и нагнал едва отошедший от остановки троллейбус. Поравнявшись с ним, он замедлил ход, но в троллейбусе никого похожего на девушку, которую они искали, не оказалось. Чингиз резко развернул джип, благо встречная была почти пуста в этот момент, и рванул к остановке на противоположной стороне, но тоже безрезультатно. Они вернулись к перекрестку, Чингиз затормозил, огляделся.
- Вроде вон она! - Пятак ткнул пальцем в сторону полосатых тентов летнего кафе, расположенного метрах в пятидесяти от перекрестка.
- Похоже, - согласился Вальтер, - ну, что, пошли?
- Нет, - решительно сказал Чингиз, - вам лучше не показываться, пойду я один. Надо, чтобы она сама подошла и села в машину. Но, если что, подъедете поближе.
Чингиз вышел, сделал вид, что осматривается вокруг, и направился к кафе, играя роль человека, который кого-то ищет. Он напряженно всматривался в лица встречных девушек, а подойдя к тентам так же внимательно осмотрел лица всех сидящих. Когда его взгляд перешел на Люду, он сначала вопросительно посмотрел на нее, потом как бы решив про себя, - Да, вот это она, - он с улыбкой узнавания направился к ней.
- Вы ведь, Люда? Хорошо, что я нашел вас. Меня к вам просил подъехать Николай Денин. Он тут недалеко, в трех кварталах отсюда попал в аварию.
- Господи, что с ним? - вырвалось у Люды.
- Да жив, жив, пара ссадин, да нос разбил. Но там сейчас гаишники разбираются, и скорая приехала. Он описал мне вас и попросил меня подъехать сюда к перекрестку. Он очень о вас волнуется. Поедемте туда, потому что непонятно, когда вся эта бодяга закончится.
У Люды, охваченной тревогой за Николая, не возникло даже и тени сомнения. Она подхватила сумку и поспешила вслед за Чингизом.
- А мы как раз с друзьями на дачу собрались. Я ехал за машиной вашего приятеля, сам еле успел затормозить, - Чингиз говорил не переставая. Он знал, что в таких случаях самое главное - не дать человеку опомниться, постоянно держать его внимание на чем-то, отвлекающем от ситуации.
Подойдя к джипу, Чингиз открыл заднюю дверь и сделал приглашающий жест. У Люды впервые шевельнулось, какое-то сомнение, но она тут же одернула себя, решив, что это уже на грани мании, и села на заднее сиденье, рядом с накаченным бритоголовым парнем, который держал на коленях какой-то сверток в черном полиэтиленовом пакете. Чингиз сел на водительское место, тронулся и тут же заблокировал все двери. Только когда машина почему-то свернула в переулок, ведущий к улице Годовикова, к ее дому, Люда запаниковала.
- Почему мы повернули сюда? Где Николай? Кто вы такие?!
- Слушай, девочка, - перебил ее Чингиз, - я обещаю, что мы ни тебя, ни дружка твоего не тронем, но у него есть кое-что, принадлежащее нам. Если он это возвратит, то проблем у вас не будет. А сейчас мы едем к тебе домой. Ты уж извини, мы без спроса зашли к тебе в гости, но тебя не оказалось дома. Только учти, мы всякие непредвиденные эксцессы не любим. Если ты начнешь дергаться, звать на помощь, стучать в двери соседей, то мы сумеем призвать тебя к порядку и успокоить. Пятак, покажи успокоительное.
Бритоголовый, сидевший рядом с Людой, развернул пакет и вытащил оттуда пистолет с круглым черным набалдашником на стволе, при виде которого Люда дернулась и прижалась к двери.
- Учти, - строгим учительским тоном добавил Чингиз, - никто даже ничего не услышит. Поэтому будь паинькой. Сейчас ты с Пятаком спокойно поднимаешься наверх, а мы с дядей Вальтером подойдем через пять минут, чтобы соседи не волновались при виде столь большого числа твоих гостей.
Когда Люда с Пятаком скрылись в подъезде, Вальтер спросил, - Может быть стоит вернуться с ней туда и в кафе ждать, пока он подъедет?
- Его трудно будет захватить, кругом люди. Потом он на машине, и, очевидно, что она должна была подойти к нему. Отпустить ее одну мы не можем, а при виде сопровождающих, он просто уедет. А так у нас приманка, и рыбка будет ходить кругами, пока мы ее не подсечем.
Через короткий промежуток все оказались в квартире Люды. Ни в подъезде, ни на лестничной площадке никто им не встретился. Все шло не так быстро, как хотелось, но вполне успешно.
Войдя в квартиру, Чингиз первым делом снял телефон и набрал номер. Он подождал, пока прозвучат три длинных гудка, и положил трубку. Потом набрал тот же номер повторно.
- Технарь? Сейчас на своем телефоне оставишь такое сообщение. Николай, срочно позвони Люде, она у себя дома. Если будут звонки с номера, с которого я сейчас звоню, можешь снимать трубку сразу, это буду я. На остальные звонки не дергаться.
Чингиз положил трубку.
- Вот что, красавица, - обратился он к Люде, - не знаю, сколько мы здесь у тебя проведем, но хочу, чтобы ты уяснила, что если ты будешь вести себя так, как я скажу, то ни тебе, ни твоему приятелю ничего не грозит. Нам тоже хотелось бы поскорее закончить с этим делом. На телефонные звонки будешь отвечать ты, но упаси тебя бог дать кому-либо знать о том, что здесь происходит. Само собой, за исключением твоего дружка. Ему можешь рассказать все и даже больше. Только сначала с ним буду разговаривать я.
- Теперь, бойцы, по сидите-ка пока в соседней комнате, а мы тут с девушкой посплетничаем, - обратился Чингиз к Шнуру с Пятаком.
Когда те вышли, Чингиз сказал, - А сейчас объясни-ка красавица, откуда у тебя эти сережки?
- Дядя подарил, - растерянно ответила Люда, - а вам то что? Еще скажите сейчас, что я их у вас украла.
- Ну, ну, не ершись. Богатый у тебя дядя, сережки с изумрудами племяннице дарит.
- Да какие изумруды! Это стразы.
- Что, Фаберже и ширпотреб делал?
- Господи, вон вы куда! Да возьмите, посмотрите, - и Люда сняла обе сережки и протянула их Чингизу. Тот принял их в ладонь, поднес сережки поближе к глазам, внимательно посмотрел на них и вопросительно глянул на Вальтера, который в ответ недоуменно пожал плечами.
Чингиз взял со стола помятую фотографию, лежащую изображением вниз, и на которую Люда не обращала внимания.
- У тебя лупа дома есть? - спросил он.
Люда молча достала из ящика стола небольшую пластиковую лупу и подала ее Чингизу. Только сейчас она начала понимать, что эти люди как-то узнали, что Николай нашел клад, и теперь они хотят получить его, а ценой выкупа будет она, Люда.
Чингиз внимательно сравнивал настоящую сережку и фотографию. Сделав для себя какие-то выводы, он передал лупу Вальтеру.
- Да, похожи, но не те, - сказал Вальтер через минуту. - А мы сейчас проверим.
Он подошел к окну и провел краем сережки по стеклу раз и другой.
- Точно, липа чистой воды, на стекле ни следа.
Чингиз поставил себе стул, сел напротив Люды и протянул ей фотографию колье, глядя при этом в лицо.
- Ну что, Люда, давай-ка рассказывай все, что знаешь об этом.
- Ничего. Я вообще вижу это в первый раз.
- Понятно. А то, что сережки на фото похожи на твои, - простое совпадение.
Люда замолчала и уставилась в пол, теребя фотографию. В это время зазвонил телефон.
- Бери, - приказал Чингиз, -Если это твой приятель, сразу передашь трубку мне.
Глава18
1994 год, Москва, воскресенье, 17 июля 8:30 - 10:00
Серый "Фольксваген-транспортер" стоял в тени возле дома номер десять по улице Годовикова. Шофер в кабине дремал, открыв обе дверцы, казалось, поджидая кого-то. На самом деле в фургоне находилась аппаратура радиослежения, и сидящий там оператор напряженно слушал все происходившее в машине Чингиза, а затем и в квартире Люды. Еще вчера на джип Чингиза тайком были установлены радиомаячок и микрофон, спрятанные за обшивкой водительского кресла. Кроме того, микрофон с передатчиком был и у одного человека из группы Чингиза. И сегодня с утра "Фольксваген" ехал за ними, стараясь держаться подальше, что было не так уж трудно благодаря маяку. Поэтому оператор слышал, как снаряжалась погоня за девушкой. Он доложил об этом координатору, и на проспекте джип Чингиза был подхвачен неприметным "москвичонком", который следовал за ним, пока девушка не была доставлена домой.
Глава19
воскресенье, 17 июля 9:30 - 10:00
Выехав на кольцевую, Николай погнал по левому ряду, сев на хвост какому-то джипу " Чероки ", чтобы избежать внимания гаишников. Свернув на Ярославское шоссе, пришлось сбавить скорость. Он то и дело смотрел на часы. Прошло минут пятьдесят с момента разговора с Людой. Он успокаивал себя мыслью о том, что все прошло нормально, и через десять-пятнадцать минут он ее увидит. Проезжая мимо ВДНХ, Николай бросил взгляд на довольно густой поток людей, несмотря на жару, стремящихся на территорию выставки, которая уже несколько лет представляла собой гигантский рынок. Даже здесь была слышна гремящая из репродукторов музыка. Медленно крутилось колесо обозрения, возле киосков с мороженым уже стояли длинные цепочки очередей. Выходной шел своим чередом. Николаю на миг показалось, что все происходящее с ним это просто сон.
Он остановился невдалеке от переулка, ведущего на Годовикова. Несколько раз огляделся вокруг. Подождал несколько минут. Нервы его просто звенели от напряжения, в душе нарастала тревога. Так, самое главное, не поддаться панике. Но что же делать-то, что делать? Он еще раз осмотрелся. Невдалеке летнее кафе, под тентами сидят с десяток посетителей, едят мороженое, пьют пиво, все тихо и спокойно. Что еще есть поблизости? Продуктовый, обувной...но оттуда она бы давно уже дошла, вряд ли она в таком положении занимается примеркой обуви. Ну что, придется выйти посмотреть, сначала по магазинам, потом в кафе, можно спросить у продавцов, а что, собственно говоря, спрашивать? Фотографии ее у него с собой нет. Единственная примета - она должна была провести там много времени, если поделить сорок - пятьдесят минут, которые у нее были, то на каждую точку приходилось по пятнадцать-двадцать минут. Посетителей тут не так уж и много, могли запомнить.
Обувной магазинчик только-только открылся, и девушка с беджиком, на котором было гордо написано "Ваш личный консультант", сказала, что Николай вообще первый посетитель, который сегодня зашел в магазин. В круглосуточном продуктовом за прилавком стояла толстая тетка, осатаневшая от жары, которая усугублялась старыми витринами-холодильниками. На вопрос, не видела ли она девушку, которая в магазине ждала кого-то, она посмотрела на Николая, как на сумасшедшего, и стала жаловаться на какого-то Ашота, который вместо того, чтобы поставить кондиционер или хотя бы заменить старые холодильники, покупает золото этой суке Райке, а она и за так дает всем, налево и направо.
Подойдя к прилавку кафе, Николай дождался, пока девушка за прилавком обслужит очередного любителя пива, и спросил, - Простите, у вас за последние полчаса не было здесь симпатичной девушки лет двадцати, которая долго здесь кого-то ждала?
- Да, вроде была такая, у нее еще сережки очень красивые, с зелеными камнями, мне так понравились. Потом к ней какой-то дядька подошел, такой крепкий, невысокий, восточного вида и с косичкой, и она с ним ушла. Народу сегодня немного, поэтому на каждого посетителя внимание обращаешь.
Николай, ошарашенный такой новостью, отошел от прилавка и быстро направился к машине. В голове была звенящая пустота. Он не знал, что делать. Автоматически, совершенно не думая, куда и зачем, тронул с места и погнал по проспекту Мира.
В себя он пришел только тогда, когда перед очередным светофором чуть не въехал в остановившийся на красный свет троллейбус. Он свернул к спорткомплексу и остановился у небольшой старинной церквушки. Служба уже закончилась, и из дверей вытекал жидкий людской ручеек. Николай зашел внутрь, купил свечку, поставил ее у большой иконы Богоматери. Он не считал себя истинно верующим человеком. Однако стараниями бабушки был крещен и с детства помнил многие молитвы. Бабушка иногда брала его в церковь, подводила к причастию. Маленькому Коле это даже нравилось. Пахло ладаном, трещали перед иконами свечки, распевно звучали, читаемые старым священником, отцом Сергием молитвы, а со стенных росписей и икон смотрели странные люди, каких никогда и нигде не увидишь. Большеглазые и печальные, с непропорционально вытянутыми телами, они поднимали вверх тонкие руки с длинными пальцами, как будто звали посмотреть на какой-то совсем другой мир.
После службы бабушка подходила к священнику поговорить о жизни. Отец Сергий клал ласково свою сухую большую руку на голову Коле, спрашивал у него, как он учится, наказывал слушать отца, мать и бабушку, а под конец давал поцеловать крест и руку. После окончания службы Коля с бабушкой заходили в магазин, где покупали чего-нибудь вкусненького, а, придя домой, садились пить чай вместе с мамой и папой.
Прочитав несколько молитв, Николай как в детстве поднял голову вверх. Там на фоне синей лазури в белоснежных одеждах стоял тот, кто, как говорила бабушка, может сделать все, если веришь.
- Господи, помоги! - взмолился в душе Николай. Он не знал, что еще можно было сказать и, помедлив несколько секунд, вышел из церкви. На противоположной стороне улицы стояли несколько телефонных будок. Николай пересек дорогу, зашел в первую кабину, но трубка там оказалась обрезанной. В следующей кабине в трубке не было гудка, и только с третьим телефоном все оказалось в порядке. Николай решил позвонить сначала себе домой. К его удивлению заработал автоответчик, но голос в трубке был ему незнаком. Его просили позвонить Люде. В голове у него первоначально промелькнули какие-то полубредовые мысли о том, что может это все-таки милиция или ФСБ. Но это было бы слишком хорошо для реально происходящего, и он быстро взял себя в руки и набрал номер Люды.
- Я слушаю, - раздался в трубке знакомый голос.
- Люда, с тобой все в порядке? Что случилось-то? Они у тебя?! - стараясь скрыть тревогу в голосе, торопливо выпалил Николай.
- Да, только это совсем не то, о чем ты говорил. Ты, извини, но они сейчас требуют поговорить с тобой.
В трубке неразборчиво слышны были два мужских голоса, затем послышался неясный звук приближающихся шагов, и спокойный мужской голос произнес,
- Вот что, парень, я с тобой разговаривать буду без церемоний. Тебе волею случая попало в руки то, что по праву принадлежит другому. Я имею в виду ювелирные изделия. А у нас в руках, как ты понимаешь, твоя подруга. Сейчас тебе следует подъехать в ее квартиру для проведения, так сказать, переговоров об обмене. Мы возвращаем тебе твое сокровище, ты нам наше, и расходимся довольные друг другом.
- Хорошо, - помедлив, ответил Николай, - я готов обсудить обмен, но сначала дайте мне нормально поговорить с моей девушкой. Кстати, как вас зовут? Меня Николай.
- Зови меня Чингиз. А с девушкой, конечно, поговори... Только учти следующее, нам известны кое-какие события, связанные с находкой, так что рассчитывать на помощь ментов тебе не приходится. Более того, мы можем, как раз с их помощью, возбудить уголовное дело, и у тебя не будет никаких шансов отвертеться, и девочка твоя вряд ли тебя дождется. Вот передаю ей трубочку.
- Коля, я не понимаю, что происходит. Они требуют вернуть колье и сережки. Чуть мои не отобрали. Ты же говорил, что тебя ищут из-за этих акций.
- Ты не беспокойся, я сейчас поговорю, они тебя освободят. Давай сразу договоримся, если они это не сделают, попытаются обмануть, то ты при разговоре со мной по телефону два раза скажешь " Коля, Коля " с паузой в две три секунды. Если же все нормально будет, то ты сразу уезжай. Я думаю, что я завтра окончательно с ними разберусь и приеду к тебе. Поживу у Володьки с неделю. А что касается колье, то бог с ним, только бы с тобой все было нормально.
- Слушай, только сюда сегодня не приезжай..., - голос в трубке вдруг оборвался, раздался короткий треск. Затем в трубке снова возник голос Чингиза, на этот раз в нем чувствовалась злость.
- Вот что, Николай, мы пока общались с твоей подружкой по-хорошему, но можем и по-плохому. Условия буду ставить я, так уж карта легла. Так что приезжай сюда и привози цацки, тогда твоя подружка будет опять вольной птичкой.
- Сегодня я ничего привезти не могу, у меня все в банке в хранилище, а там сегодня выходной. И уж извините, но я все-таки сделаю свое предложение. Я готов обменять Люду на себя. Давайте, я еду сейчас домой к себе. Там мы встречаемся, вы даете команду, и ваши люди уходят от моей девушки. А завтра мы едем в банк, там я забираю из хранилища ваши драгоценности и передаю лично вам в помещении банка, чтобы никаких недоразумений не было.
- Ну, парень, ты прямо на ходу подметки рвешь. Только в твоем варианте ты для себя двойную защиту выстроил, а мы все преимущества сразу теряем. Кроме того, есть еще один момент, который ты не учитываешь. Наш специалист должен проверить подлинность украшений, сам понимаешь, в банке это делать невозможно.
- Ладно, дайте подумать полчаса, я перезвоню. А пока девушку мою позовите.
- Хорошо, мы тоже тут свои дела перетрем. А вот и твоя красавица...
- Да, Коля, ну что? - снова услышал он голос Люды.
- Люд, я на полчаса перерыв взял, надо кое-что обдумать. Но я постараюсь, чтобы часа через полтора они от тебя ушли. Ты тогда сразу поезжай за город в свой садик и позвони мне домой оттуда. Обо мне не беспокойся, я выкручусь. Пока.
Николай повесил трубку и торопливо направился к машине. Он вытащил из бардачка записную книжку и нашел там телефон Игоря Руденского, случайного знакомого, который подвизался в качестве вольного корреспондента и поставлял информацию в несколько "желтых" газет. Николай бегом бросился обратно к телефону, набрал домашний номер, трубку сняла какая-то женщина. Игоря не оказалось дома, но она дала телефон редакции, где тот должен был готовить какие-то материалы. Наконец Николаю удалось до него дозвониться.
- Игорь, привет! Это Николай Денин. Помнишь, на дне рождения у Володьки Казаковцева в прошлом году встречались, я тебе тогда о теории катастроф рассказывал?
- Смутно, друг, смутно, где теория, а где катастрофы. А в чем дело? Только давай покороче, а то мне еще писать и писать.
- Ты тогда говорил, что если будет сенсационный материал, то можешь пристроить в печать.
- Не проблема. Я как раз сейчас в редакции еженедельника "Слухи и скандалы". Если есть материал, привози прямо сейчас.
- А если попозже вечером переслать?
- В двадцать - ноль - ноль номер подписывают в печать, так что не позже. А как ты перешлешь-то, с курьером что ли?
- Да можно по модему сконнектиться с редакционным компьютером и переслать. У вас есть там какой-нибудь дежурный компьютерщик?
- Да вот напротив сидит, пиво пьет и фашистов в компьютере мочит.
- Вот ты его позови. Я договорюсь, как переслать и постараюсь к восемнадцати отправить. Все уже будет в электронном виде, с графиками и таблицами, так что обработаешь быстро.
- Слушай, друг, желательно пораньше на пару часов. А что за тема-то? В трех словах.
- МММ рухнет на следующей неделе.
- Да иди ты! Об этом уже год говорят, а они живы, только акции как на дрожжах прут вверх.
- Я же тебе говорю, у меня все доказательно. Подробности из статьи узнаешь.
- Ну ладно, компьютерщика нашего как раз какой-то фашист пристрелил, он сидит и матерится. Сейчас я его позову.
Николай договорился с поверженным бойцом о способе передачи статьи и снова набрал номер Люды, которая и подошла к телефону.
- Люда, я со своими делами разобрался, сейчас договорюсь относительно тебя. Наш условный знак помнишь?
- Ну, конечно. Господи, когда все это кончится, прямо как в страшном сне.
- Все-все, позови мне этого Чингиза.
В трубке опять послышался уже знакомый властный спокойный голос.
- Ну что, Николай, подумал?
- Да, я предлагаю следующее. Я сейчас еду к себе домой, как я понимаю там ваши люди. Вы их предупредите, чтобы они мне по голове не стучали и руки не заламывали, я драться не собираюсь. Когда я приеду, вы уходите из Людиной квартиры, и Люда свободна и делает, что хочет, но никакой слежки за ней. Она мне позвонит, когда доедет до места. А завтра мы с вами едем в банк и возвращаемся оттуда, куда скажете. Вы убеждаетесь в подлинности драгоценностей, и после этого я свободен. И учтите, все наши договоренности будут недействительны, если вы ее хоть пальцем заденете.
- Хорошо, хорошо. Сейчас к тебе домой выедет один человек, зовут его Василий Сергеевич. Он, собственно говоря, и является настоящим хозяином твоей находки. Он и двое моих парней проведут ночь у тебя и поедут с тобой в банк. Оттуда вернетесь к тебе домой, туда же приедет эксперт. Если все нормально, они забирают цацки и уезжают.
- Согласен, только предупредите их, что мне нужно поработать на компьютере сегодня, чтобы не мешали. Потом, мне нужно будет статью отправить в редакцию. Ни к вам, ни к этому делу она отношения не имеет, поэтому пусть не мешают.
- Лады, жду звонка от своих ребят о твоем приезде.
Николай повесил трубку, сел в машину и, развернувшись, поехал по проспекту Мира в сторону ВДНХ, а потом, минуя телецентр и Ботанический сад, выехал на Алтуфьевское шоссе. Машину он оставил в гараже, который находился на пустыре в десяти минутах ходьбы от его дома. Закрывая гараж, он вдруг вспомнил, что оставил модем в квартире у Люды, пришлось взять ноутбук с собой. Подумав, он сунул в карман сумки ноутбука конверт, в котором лежали фотографии.
Возле соседнего гаража рядом с полуразобранной старенькой "волгой" расположились три парня. Николай иногда видел их тут в выходные еще с весны и уже здоровался с ними. Ремонт " волги " шел у них ни шатко, ни валко, но зато давал повод к обмытию очередных трудовых успехов. Вот и сейчас троица сидела на доске, положенной на два снятых колеса. На капоте были расставлены бутылки с пивом и немудреная закуска, ребята пили пиво и травили анекдоты. Пригласили и Николая, но он отговорился занятостью и пошел домой, с горечью в душе завидуя этим беспечным парням.
Николай попробовал открыть дверь квартиры, но замок был заблокирован изнутри. Он почувствовал, что на него смотрят в глазок, затем дверь распахнулась. На пороге стоял поджарый, коротко стриженый, пожилой мужчина, видимо его Чингиз и представил как хозяина изделий Фаберже.
- Ну что, Василий Сергеевич, может, вы пригласите меня войти в мою квартиру? - с вызовом спросил Николай.
- Да проходи, проходи, ждем. Давай я сейчас позвоню.
- Нет, лучше я сам.
Трубку снова сняла Люда.
- Ну вот, я уже дома. Сейчас они должны уйти от тебя. Я буду ждать звонка. Пока, милая. А сейчас позови Чингиза.
Когда Чингиз подошел к телефону, Николай молча передал трубку Василию Сергеевичу. Тот подтвердил прибытие Николая и положил трубку.
Николай прошел в комнату, где у него стоял компьютер. На диване младенческим сном дрых чернявый парень. Одной рукой он прикрывал лицо, Николаю бросились в глаза его тонкие длинные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.
- Штифт, хорош шконку давить, - негромко скомандовал Василий Сергеевич, - хозяин пришел. Сгоняй пока на рынок, тут рядом, вон из окошка видно, и купи что-нибудь подхарчиться, а то в холодильнике пусто, а нам еще надо как-то до утра дожить.
Штифт сладко потянулся, зевнул и сел на диване, оценивающе оглядывая Николая. Потом нехотя встал и вышел, через минуту раздался звук спускаемой в унитазе воды, зашумел кран в ванной, а затем щелкнул дверной замок. И почти в тот же миг в комнату вошел еще один парень. Судя по внешнему виду, он был ровесником Николая. Он вопросительно посмотрел на Василия Сергеевича, тот сказал, - Не суетись, Технарь, у нас с клиентом договоренность. Он не будет пытаться замочить нас, а мы не будем обижать его. Это, Николай, наш специалист по технической части.
- Типа подслушку поставить, мину с радиовзрывателем заложить, - съязвил Николай.
- И это тоже, - согласился парень. - Но компьютер себе я сам, между прочим, собрал.
- Ну, это кое-чего стоит, - согласился Николай. - Вот сейчас мне и поможешь. Я ноутбук купил. Надо модем подключить, настроить.
- Ноутбук это здорово, - с завистью сказал парень, -Дашь потом попробовать?
- Только попозже, у меня сейчас срочная работа.
Николай сначала включил свой старый домашний компьютер, просмотрел выведенные вчера графики, откорректировал входные данные, по которым эти графики и рассчитывались, и снова запустил задачу. Пока задача решалась, он вытащил на стол ноутбук, включил в сеть, чтобы заряжалась батарея, и стал настраивать. Технарь тихо сидел рядом, но изредка задавал вопросы. Пришел с рынка Штифт, сунулся было посмотреть, что тут происходит, но Василий Сергеевич направил его на кухню, соорудить какой-нибудь немудрящий обед.
В это время раздался телефонный звонок. Николай под неусыпным надзором подошел к телефону. Звонила Люда.
- Привет, ну как у тебя дела? - спросила она каким-то тусклым безжизненным голосом.
- Да все нормально, провожу в действие свой гениальный план, после которого все закончится. Они ушли?
- Да, но мне сейчас так плохо. Они ушли, и я сидела и плакала навзрыд, даже позвонить тебе не могла. Это такой ужас! И они еще вели себя корректно, никто не приставал и не лапал, как это в кино показывают. Этот с косичкой даже извинился, что мне доставили неудобства, представляешь?
- Люда, я понимаю, что я очень виноват, что так все получилось. Но поверь, это уже прошло. Поезжай за город и жди меня. Я завтра буду.
- А я боюсь, что ты не приедешь. Может мне лучше к тебе приехать? Мне очень хочется, чтобы ты со мной рядом был, обнял меня, приласкал.
- Бог ты мой, Люда, я этого не меньше хочу, но ты пойми, нельзя. Пожалуйста, я очень прошу, уезжай сейчас же и позвони мне обязательно. Все, целую, пока.
После того, как задача была закончена и получены новые графики, Николай сел писать статью. План его действий, который он составил во время получасовой паузы, испрошенной им на раздумья, был ясен и прост, как полено. Однако известно, что папа Карло выстрогал из полена Буратино, из чего в дальнейшем воспоследовали события далеко не ординарные. Николай знал, что отосланные им вчера данные до понедельника никто смотреть не будет. Он обычно отсылал их в воскресенье вечером или в понедельник утром. По договоренности с системным администратором МММ новые результаты затирали результаты предыдущей недели, поэтому никто и не заметил бы в понедельник, что за эти выходные результаты были посланы дважды. И никто не должен был узнать, что он скорректировал входные данные от МММ, и сейчас по результатам расчета получалось, что финансовая пирамида неотвратимо рушится уже сейчас. Она рушилась и в действительности, но без этого толчка несколько недель еще могла продержаться.
В статье Николай кратко и популярно описал идею, на основе которой была разработана программа, упомянул предыдущий кризис, из которого МММ вышел в значительной степени с его помощью, и убедительно показал, что крах, уже завтра, неминуем. Он знал, что ушлые журналисты добавят еще какие-нибудь страсти-мордасти. Как он рассчитывал, результатом статьи будет паника, которая захлестнет МММ, и в этой круговерти он уже никому не будет нужен, и не будет уже абсолютно никакого смысла его убирать.
Когда он закончил писать и уже хотел послать статью, Василий Сергеевич, он же Вальтер, настоял на том, что статью должен для контроля прочитать Технарь. Тот прочитал и схватился за голову.
- Ты чего? - спросил Вальтер.
- Так у меня этих акций штук тысяча, наверное, я деньги занял, если не верну, кирдык!
- Ну и что ты собираешься делать?
- Пропадут же, все ринутся завтра продавать, а нам с этим, - кивнул он в сторону Николая, - возиться. Очередь надо сейчас забивать. Там в любое время дня и ночи список пишут, а можно и перекупить у кого-нибудь поближе, там барыги есть. Вальтер, я возьму джип, смотаюсь на пару часиков, а?
- А если задержишься? Ты же знаешь, Чингиз велел вам спать по очереди, чтобы клиент ничего не удумал.
- Да бог с вами, Василий Сергеевич, никуда я не убегу, вы же меня, если что, из-под земли достанете. И потом знаете, я же не один, а она-то уж совсем беззащитна, - с горечью в голосе сказал Николай.
Вальтер хотел было поставить на место зарвавшегося парня, вздумавшего давать ему советы, но его опередил Штифт.
- Слышь, Вальтер, у меня с собой двои браслеты есть. На ночь пристегнем к батарее, и будет наш жорик до утра как Тузик в будке спать. Такие лавэ потерять не в масть, пусть Технарь сгоняет.
Вальтер поколебался, но потом подумал, что каким бы шустрым не был этот Николай, но ситуацию он, кажется, просек правильно и зря суетиться не будет.
- Ладно, поезжай, но даю тебе три часа на все про все.
Технарь опрометью выскочил из квартиры. Штифт и Вальтер поели на кухне, а Николай по-прежнему возился с компьютером, пытаясь настроить связь с редакционным компьютером. Штифт отправился в соседнюю комнату, где, порывшись в стопке видеокассет, вытащил "Гладиатора" и, врубив звук на полную катушку, с удовольствием смотрел на гладиаторские бои, отхлебывая пиво из полуторалитровой бутылки.
Вальтер сидел на диване и смотрел, как работает Николай. Чем-то этот парень ему понравился. У него даже мелькнула мысль, что он сам мог бы иметь такого сына. И еще, впервые в жизни Вальтер видел близко мужчину, который так любил женщину, что готов был потерять огромные деньги, лишь бы с ней ничего не случилось. Он попытался вспомнить тех женщин, с которыми его самого сводила судьба. Лица одних едва брезжили сквозь дымку времени, других он помнил четко и ясно, мог даже вспомнить, где и как встретились, и почему расстались. Из своих шестидесяти он провел за решеткой около двадцати лет. Вальтер был серьезным вором. Самое главное, что вело его по жизни - это его харизма. Он мог собрать нужных людей и убедить их действовать так, а не иначе. Но были у него два принципа, которые немногие разделяли в воровском мире - никакой крови и брать только нечестно нажитое. Он искал подпольных цеховиков, торгашей, взяточников средней руки. Это было даже интересно - определить, откуда тот получает деньги, где их прячет, оценить величину запаса и риск, а потом, быстро действуя, забрать все и разбежаться, раствориться в огромном городе. И, как правило, потерпевшие не вызывали милицию. Но в годы перед последней ходкой все чаще и чаще стало случаться, что вся эта клиентура оказывалась повязанной с государственными чиновниками, а то и с милицией. Так вот он и погорел последний раз, когда клиент оказался зятем генерала.
И хотя были за ним громкие дела, к которым братва относилась с уважением, но вором в законе он так и не стал. Всю жизнь он был в этой среде одиночкой, ни с кем близко не сходился ни на воле, ни в зоне. Только на последней отсидке возникло подобие каких-то дружеских отношений с Чингизом, да и то потому, что Вальтер твердо решил, что на зону он больше никогда не вернется. Перед последним арестом он оставил очередной своей подруге, с которой у него вроде бы что-то начало серьезно завязываться, большую сумму денег. Но та перестала писать ему после первого года срока, а впереди было еще пять. За это время, как узнал сейчас Вальтер, те деньги превратились в копейки. Так что если он хотел выскочить из колеи, по которой катилась его жизнь, то надеяться можно было только на то, что оставила ему мать. И многое сейчас зависело от этого парня, который, откинувшись на спинку стула и сцепив руки за спиной, задумчиво смотрел сейчас на экран монитора.
Звонок телефона прозвучал неожиданно для обоих. Николай вопросительно посмотрел на Вальтера, тот кивком показал, что он может подойти к телефону. Звонил Руденский из редакции.
- Коля, прочитал, это бомба! Я сейчас быстренько обрабатываю, и немедленно ставим в номер. Тебя представляем как эксперта Д. Я напишу - профессор Д.
- Да я рядовой кандидат физматнаук.
- Несущественно. Ты универ закончил?
- Да.
- Отлично, так и напишем - профессор Д., один из ведущих математиков МГУ.
- Слушай, а ты не перебираешь? Могут ведь и в универ обратиться?
- Ничего, ничего, схавают и не подавятся. Ну, с меня гешефт. Будь здоров.
Николай снова сел за компьютер. На самом деле он только делал вид, что работает, следовало обдумать завтрашний день. Теперь, когда Люда была выведена из - под удара, он стал подумывать, как бы попытаться сделать так, чтобы получить хотя бы что-то от своей находки. Непонятно было, почему она должна принадлежать именно Вальтеру. Хотя по нынешним временам таким вопросом задаваться не стоило. Отношения "по понятиям" быстро выплеснулись из уголовной среды и растеклись по окружающей россиян жизни. Но ж аль было расставаться со своей мечтой. Прежде всего, он решил узнать, почему Вальтер, как сказал Чингиз "является хозяином этой находки", и как, собственно говоря, они вышли на него, Николая? Это же было практически невозможно.
- Василий Сергеевич, давайте я вас тоже Вальтером буду звать, а то как-то не с руки, будто к деду на завалинке обращаюсь.
- Да я и не помню, когда меня по отчеству-то звали. Свои - те Вальтером, а остальные, как правило, по фамилии.
- Вальтер, а откуда у вас колье и пасхальное яйцо?
- Это история долгая. Впрочем, времени у нас все равно навалом.
И Вальтер рассказал Николаю историю своей жизни. Он мог отделаться десятком фраз, мог вообще ничего не рассказывать, а он говорил, говорил, вспоминая мать, детство, блокаду, Ильдара... Его прервал телефонный звонок. Николай торопливо подошел к телефону. Звонила Люда.
- Привет, я нормально добралась. Ночевать буду в садике, на даче одной страшно. Как там у тебя дела?
- Да все в порядке, нахожусь под неусыпным оком наших знакомых.
- Коля, я забыла тебе дать номер телефона дяди Леши, запиши...
Николай выругался про себя. В страхе и тревогах сегодняшнего дня он совершенно забыл, что надо еще как-то забирать сережку у Алексея Аполлоновича. На всякий случай он записал продиктованный номер справа налево, чтобы не подставить под удар еще и его.
- Спасибо, Люд. Ты не беспокойся, завтра все будет нормально.
В трубке сначала ничего не было слышно, а потом раздались всхлипывания. Николай понял, что она плачет.
- Люда, ну ты что, все нормально, все будет хорошо, я завтра к тебе приеду. А сейчас умойся и перестань плакать, а то опухнешь от слез, и ребятишки твои тебя завтра не узнают.
- Ладно, я постараюсь, спокойной ночи.
- Пока, милая, целую тебя.
Когда Николай отошел от телефона, он поймал внимательный изучающий взгляд Вальтера. Тот как будто старался понять что-то для себя.
- Что, подружка звонила?
- Да, беспокоится за меня. Потом перепугалась она сегодня сильно.
- А ты жениться-то на ней собираешься?
- Хотелось бы, только мы неделю знакомы, и тут я ей такой сюрприз преподнес с вашей помощью. Она до сих пор опомниться не может. Вальтер, так вы не закончили, что дальше-то было?
И еще долго рассказывал Вальтер молча слушавшему его Николаю историю своей жизни. Это было почти как исповедь. Что повлияло на него? Может то, что сидел перед ним чем-то симпатичный ему, но абсолютно чужой человек, с которым он больше никогда в жизни не встретится. А может то, что он мельком почему-то подумал, что у него самого мог бы быть сын такого же возраста, неисповедимы пути господни.
Когда Вальтер закончил, в комнате повисло долгое молчание. Каждый думал о своем. У одного жизнь шла на подъем, а у другого была на излете. Но ненадолго они пересеклись, и это пересечение теперь как-то должно было разрешиться.
- Вальтер, а что вы собираетесь с этими драгоценностями делать? Я консультировался со знающим человеком, миллион долларов - это минимум того, что за них можно получить.
- Попробую добрать то, что я в жизни упустил. Дом хороший построю, где-нибудь под Ленинградом...
- Хотите сказать под Санкт-Петербургом?
- Это для тебя он, может и Петербург, а для меня навсегда Ленинградом останется. Так вот, дом построю, найду какую-нибудь одинокую женщину с детьми, помогу их в люди вывести. И, пожалуй, на мой век хватит. А ты что бы стал делать?
- Да почти то же самое, только дети будут свои, да и на покой мне рановато. Я хочу свою фирму организовать по разработке программного обеспечения. Впрочем, вы вряд ли представляете, что это такое.
- А ты объясни. Я не дурак, между прочим, когда в школе учился на математической олимпиаде в Ленинграде приз получил.
- Ого! Могли бы коллегами быть, да и сейчас не поздно. А не хотите часть денег вложить в дело. Сейчас ни одна область человеческой деятельности не развивается с такой скоростью как компьютерная индустрия. Компьютер скоро в каждом доме будет, и весь мир будет объединен в общее информационное пространство с помощью Интернета, в США это уже активно внедряется. Через Интернет можно будет узнать все необходимое: прогноз погоды, расписания транспорта, любые знания получить. Предполагается, что люди будут учиться в основном с помощью компьютера, сидя дома. Да и любые товары можно будет заказать с доставкой на дом. Сейчас в этой области такие состояния делаются. Самый богатый человек в мире-Билл Гейтс, не слышали? Он как раз на разработке программ сделал свои деньги. Так что мы с вами вполне могли бы посотрудничать. В конце концов, оставите детям и внукам своим процветающий бизнес.
- Заманчиво, конечно. Может я так и сделаю. Ладно, парень, давай спать укладываться. И, ты уж извини, я тебя к батарее пристегну.
Вальтер взял две пары наручников, соединил их между собой, защелкнув браслет одной пары в браслет другой.
- Тащи подушку и чем накрыться. Сегодня спишь тут, - Вальтер кивнул на диван, стоявший возле окна. - Поводок у тебя длинный, так что будет не так уж плохо. Мне что - нибудь принеси на пол постелить, я тоже в этой комнате лягу. Если ночью что-нибудь понадобится, разбудишь. А лучше всего, сходи сейчас в сортир и спи до утра.
Когда спальные места были устроены, Вальтер пристегнул Николая п олучив шейся никелированной гирляндой за руку к батарее. В это время отрывисто звякнул дверной звонок. Слышно было, как Штифт из соседней комнаты прошел в прихожую и после короткой паузы, во время которой он, видимо, смотрел в дверной глазок, входная дверь открылась и закрылась. В прихожей раздался возбужденный голос Технаря, который торопливо рассказывал что-то Штифту. Через минуту он и сам заглянул в комнату, оценивающе посмотрел на пристегнутого к батарее Николая и обратился к Вальтеру, - Вальтер, ну я все свое пристроил. Кавказцы взяли за полцены, а то завтра никак не получилось бы. Там толпа такая, что не пробьешься. Записывают где-то во вторую тысячу. Народ бурлит, похоже, чего-то почуяли. Пошли на кухню, отметим это дело, я все равно с наваром.
Николай долго не мог уснуть. С кухни доносились нетрезвые голоса его охранников. Потянуло было запахом горелого, затем послышалось шипение выливаемой на раскаленную сковородку воды, вслед за чем последовал вопль Штифта, обжегшего паром руку. Технарь никак не мог успокоиться, в который раз повторяя повествование о своих приключениях возле головного оффиса МММ на Варшавке.
- Сколько же он получил? - начал лениво прикидывать Николай. - Тысяча акций, стоят они сейчас где-то тысяч по сто за штуку, значит сто миллионов. Конечно, парень чувствует себя королем. Еще немножко и стал бы миллиардером. Правда, если учесть, что доллар стоит около двух тысяч рублей, то это где-то пятьдесят тысяч долларов. С одной стороны - не так уж и густо. Ах да, он же еще и продал за полцены, значит еще в два раза меньше...
В это время по мере увеличения выпитого ситуация на кухне стала накаляться. Похоже, мысли Технаря шли в том же направлении, что и у Николая. Он потребовал у собутыльников карандаш и бумагу, громко вслух начал подсчитывать свои прибыли и убытки, вконец запутался в большом количестве нулей, громко материл всех и вся, начиная от МММ и Мавроди, и кончая демократами и президентом. Под конец его мысли перескочили на Николая, он горячо и путано стал объяснять собутыльникам, что если бы не этот мужик, то он, Технарь, всю оставшуюся жизнь катался бы как сыр в масле, и дети его, Технаря, тоже бы катались, и внуки. Дойдя до этой ветви своего предполагаемого генеалогического древа, Технарь распалился еще пуще и стал орать, что он немедленно убьет эту суку, которая написала письмо о том, чтобы ему, Технарю, дали так мало денег. Остановило его только предложение Вальтера выпить еще, но он заявил, что выпьет и все равно убьет, голыми руками задушит, а потом утопит в ванне и выкинет с балкона вместе с ванной. Тем временем послышалось бульканье разливаемого спиртного. Судя по звуку, разливалась бутылка на троих. Раздался глухой перестук чоканья полных стаканов, послышалось мучительное бульканье почти насильно вливаемой в горло водки, после чего кто-то, судя по наступившей тишине, - Технарь, немедленно стал громко икать. Слышно было, как собутыльники отвели его в другую комнату, откуда сразу же послышался молодецкий храп, напомнивший Николаю циркульную пилу на лесопилке, которая распиливала древесные стволы на короткие бревнышки. Через минуту в комнату Николая тихо вошел Вальтер, лег на свое место и моментально уснул. Провалился в сон и Николай.
Все это время в ста метрах от них возле соседнего дома стоял серый "Фольксваген-транспортер". Оператор внимательно слушал разговоры, происходящие в квартире Николая, и периодически связывался с кем-то по рации, передавая содержание разговоров.
Вальтеру снилась старая ленинградская квартира. Он, мальчик, которого звали Вася, стоял в темной комнате, которую озаряли багровые отблески огня, горящего в печке-буржуйке. Стол, стоящий у окна, был завален кольцами, серьгами, брошками, сверкавшими в блеске пламени. Он знал, что нужно забрать все это и как можно быстрее уйти, но как это бывает во сне, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Вдруг в комнату вошла мать. Она не смотрела на него, в руках у нее была большая коробка, и она стала собирать в эту коробку все, что было на столе. Вася позвал ее, но она продолжала собирать драгоценности, как будто ничего не слышала. Неожиданно в комнату ворвался полковник Смолин. - Я от Николая и Александры ! - прокричал он, затем ударил мать так, что она упала на пол, схватил коробку, сгреб туда все со стола и пошел из комнаты. Тут Вася понял, что в руке он держит пистолет. Он прицелился в Смолина, нажал курок раз, другой, третий, но ни одного выстрела не последовало. Тогда Вася бросил пистолет в спину полковника, но промахнулся, и пистолет с жутким грохотом разбил дверное стекло.
Глава20
1994 год, Москва, понедельник, 18 июля
Николай проснулся оттого, что на кухне со звоном и бряканьем полетела на пол какая-то посуда, и послышались сдавленные матюги, которые резко сменились отрывистыми булькающими звуками, так как матерящийся, видимо, приник к какому-то сосуду с жидкостью. Судя по удовлетворенной громкой отрыжке, Технарь похмелялся пивом. Затем он проследовал в туалет, а оттуда обратно к себе в комнату, и через минуту там опять заработала лесопилка.
От шума проснулся и Вальтер. Он торопливо сел, дрожащими руками помассировал лицо, потом подошел к открытому окну, торопливыми затяжками выкурил сигарету и только тогда потянулся.
- Хороший денек сегодня будет. Ну, что, не спишь? Сейчас, я в сортир схожу, умоюсь и отстегну тебя.
Через десять минут Николай с наслаждением стоял под душем. Горячей воды уже третью неделю не было, и он до отказа открыл кран с холодной водой. Тугие прохладные тонкие струи нестерпимо кололи кожу, так что приходилось все время крутиться, подставляя разные участки тела. Когда он почувствовал озноб, то выключил воду, хорошенько растерся полотенцем и, одевшись, пошел на кухню. Несмотря на вчерашнюю договоренность, Вальтер продолжал контролировать его перемещения по квартире, особенно, если Николай приближался к входной двери.
Войдя на кухню, Николай присвистнул, после вчерашней попойки бардак здесь был необыкновенный. На кухонном столе и возле него в каких-то лужах вперемежку лежали куски колбасы и сыра. Все это было щедро усыпано бычками. Три окурка лежали в наполовину опустошенной банке с маринованными маслятами, которую Николай купил у какой-то бабульки возле своего офиса и берег, даже не попробовав. Пара водочных бутылок и пустая бутылка из-под "Двина" валялись под столом. На плите стояла сковородка с обугленными останками какого-то мяса, залитыми водой. Николай посмотрел на часы, они показывали ровно восемь. Торопиться было некуда, и он решительно взялся прибираться. На стук посуды заглянул Вальтер.
- Будите своих бойцов. Если они и дальше будут так же бдительны, то боюсь, что нас какая-нибудь старуха Шапокляк по пути из банка ограбит, - язвительно пошутил Николай.
Зазвонил телефон, Николай снял трубку, - Слушаю... Да, это я... Хорошо, передаю трубку.
Вальтер взял телефон, - Привет...Да, все нормально... Хорошо ждем.
- В девять сюда подъедет Чингиз, едем в банк, а потом вернемся с экспертом сюда, - сказал он Николаю.
- Ну, надеюсь, наша договоренность о возможности совместной работы остается в силе?
- Я свое слово держу, - тут Вальтер замялся, внимательно посмотрел на Николая, как будто хотел что-то сказать, но потом передумал и пошел поднимать своих собутыльников. Штифт, хотя и ворча, и яростно зевая, но все-таки поднялся сам и даже ополоснулся под душем, придя после этого в более-менее нормальное состояние. А вот с Технарем было совсем плохо. Николай из кухни слышал, как Вальтер несколько раз безрезультатно пытался поднять того с кровати, но Технарь каждый раз умудрялся повалиться обратно, неся при этом нечленораздельную околесицу, из которой ухо порой вылавливало только отдельные матерные слова.
- Слушай, у тебя нашатырный спирт есть? - озабоченно спросил Вальтер, появившись в кухне. Николай сходил в ванную, порылся там в аптечке и принес пузырек с нашатырем. Вальтер отправил Штифта на полнить ванну до половины холодной водой, налил стакан воды из-под крана, капнул туда десяток капель нашатырного спирта, поставил стакан на стол и попросил Николая, - Мы сейчас его в сортир притащим, ты этот стакан тогда принеси нам.
В туалете, куда они со Штифтом притащили упирающегося Технаря, Вальтер насильно влил ему в глотку стакан мутной жидкости. Технарь минут пять провел в жутких судорогах, извергая содержимое желудка в унитаз, к которому он прицепился, как маленький шимпанзе к своей маме. Когда он затих, Вальтер отодрал его от белого друга, и вдвоем со Штифтом они занесли страдальца в ванную и аккуратно опустили в холодную воду. У Технаря не было сил протестовать, он только тихо мычал. Минут через пять он настолько пришел в себя, что смог потихоньку выбраться из ванны. Николай принес ему большое полотенце, и через десять минут они все уже сидели на кухне.
- Не умеешь, не пей, - наставительно сказал Вальтер стучавшему зубами Технарю. - Сейчас приедет Чингиз, он из тебя душу вытрясет, если ты в себя не придешь. На вот, выпей чашку кофе с молоком, и моли бога, чтобы Чингиз тебя сторожем на мусорную свалку не отправил.
В девять часов в дверь позвонили. Вальтер, молча поманив пальцем Николая, подошел к двери и посмотрел в глазок, затем открыл дверь. Вошел незнакомый Николаю парень, который радостно был встречен уже оклемавшимся Технарем и Штифтом.
Вальтер спросил у парня, - Шнур, а Чингиз что, он же вроде сюда собирался?
- Да у него с утра дела какие-то возникли. Потом, из банка едем не сюда, а в одно место рядом с Останкино, Бутырский хутор называется. У нас там в доме пара квартир куплена. Мало ли кому из братвы отсидеться надо, или встретиться с кем-нибудь. А он туда подъедет с экспертом.
Стали собираться. Николай взял с собой небольшую сумку, сунул в нее паспорт и вопросительно посмотрел на Вальтера. Вальтер сегодня зачем-то, несмотря на жару, на дел легкий светлый пиджак, который вчера Николай видел на вешалке, и держал в руках модный пластиковый кейс.
-Так, Технарь, остаешься здесь. Мы едем со Шнуром на его машине, джип будет в твоем распоряжении, если что подъедешь, хотя тебе сегодня за руль лучше бы не садиться.
Николай под бдительным присмотром Шнура вернулся в комнату, где стоял ноутбук, порывшись, достал из ящика стола записную книжку и авторучку и сунул их в нагрудный карман рубашки.
Когда "бумер" Шнура отъехал от дома, за ним на расстоянии сотни метров двинулся серый "Фольксваген". Водитель фургона не заботился о том, чтобы держать преследуемую машину в поле зрения, но двигался он точно тем же маршрутом, что и "бумер".
Шнур поставил машину на обочине, недалеко от входа в банк. Вальтер передал свой кейс Штифту и дал последние указания соратникам, - Я сейчас иду с Николаем, а вы следите за окружающей обстановкой, все-таки обратно не дрова повезем. Дополнительное внимание обращать на остановившиеся после нас машины, особенно, если из них никто не выходит.
Николай и Вальтер прошли в операционный зал. Вальтер сел возле столика, на котором лежали проспекты, и стал перелистывать один из них, а Николай в сопровождении сотрудника банка направился в депозитарий. Открыв свою ячейку, он распаковал сверток с драгоценностями, положил в сумку футляры с колье и пасхальным яйцом Фаберже, заверну в их в бумагу, упаковал отдельно столбики монет и убрал их обратно в ячейку.
В операционном зале он подошел к Вальтеру, который не на шутку увлекся проспектом о валютных вкладах, и молча передал ему сумку.
- Все нормально? - спросил Вальтер. Николай только кивнул в ответ.
- Они упакованы?
- Просто завернуты в бумагу.
Вальтер открыл молнию сумки и запустил внутрь руку. Он не стал ничего вынимать, просто сделал два качающих движения, как бы оценивая вес упаковок, и закрыл сумку обратно. Не говоря больше ни слова друг другу, они вышли из банка и подошли к своей машине, возле которой лениво курил Штифт.
- Ну, как тут у вас? - поинтересовался Вальтер.
- Да тихо все. Две машины подъехали, из обеих по мужику вышли и в банк потопали. В одной точно никого не осталось, а у второй, фургона, стекла затонированы, не видно.
- Поедем, ты за ней поглядывай, не тронется ли за нами.
Ветерок, врывавшийся в открытое окно машины, принес густой солодовый запах.
- Это откуда так пахнет? - с любопытством спросил Вальтер.
- К Останкинскому пивзаводу подъезжаем. А это вот, справа - мясокомбинат. Все рядом - выпил, закусил, - заржал довольный своим остроумием Штифт.
- Ты за машинами сзади-то следил? - поинтересовался Вальтер.
- Да все время меняются, слежки вроде нет.
Они подъехали к старой кирпичной пятиэтажке в глубине тихого зеленого квартала. Во двор заезжать не стали, оставили джип на обочине улицы и вошли во двор. На скамеечке возле единственного подъезда, опершись двумя руками на черную резную трость, сидел старичок благообразного вида, с седой бородкой клинышком. На скамейке возле него стоял потрепанный саквояж, с какими раньше ходили на обход участковые врачи. Николаю так и захотелось, чтобы на старичке было пенсне, но он оказался зорок и в оптике не нуждался. Видно было, что он издали узнал Шнура, который почтительно поздоровался с ним и представил остальным как эксперта по имени Борис Давыдович. Эксперт сказал, что Чингиз прислал за ним машину, а сам где-то задержался. Квартира находилась на четвертом этаже, пришлось подниматься пешком, поскольку лифт в доме отсутствовал. Николай ожидал, что из-за эксперта подъем затянется, но старичок оказался на редкость живым и бодрым, в отличие от Штифта, который к концу подъема имел очень бледный вид и плелся последним, перехватываясь свободной рукой за перила лестницы, в другой руке он нес кейс Вальтера.
На лестничной площадке четвертого этажа Николай осмотрелся вокруг. Еще при подъеме его несколько удивили тишина и запустение, царившие в подъезде. Пока Шнур матерясь себе под нос возился с заевшим замком, Николай вытер лицо носовым платком, как будто бы сильно вспотел, и нарочно уронил платок, когда клал его обратно в карман. Наклонившись, он посмотрел на пол возле дверей трех соседних квартир. Под этим углом ясно был виден толстый нетронутый слой пыли. Похоже, что все жильцы дома разъехались, и дом пуст. Выселенный дом уж никак не подходил для места, где можно было отсидеться или встретиться с кем-нибудь незаметно. Зато это самое подходящее место, чтобы убрать кого-нибудь. Труп засунут в пустую квартиру, найдут не скоро. Только зачем его убивать, если он все отдаст? В милицию он обращаться не может, они это великолепно знают. С Вальтером он вроде бы договорился, тот не заинтересован в его смерти, скорее уж наоборот. Неужели Чингиз играет в какую-то свою игру? Тогда стоит предупредить Вальтера, потому что в этом случае он тоже становится лишним, а значит, может быть союзником. Николай, все еще наклонившись, поймал взгляд Вальтера и, поднимая платок, махнул им по полу, а потом, все так же молча, продемонстрировал Вальтеру темно-серый от пыли платок. Вальтер подошел к краю лестницы, окриком подогнал Штифта, все еще медленно преодолевающего последние ступеньки, и дальше, как бы проходя мимоходом, махнул рукой по дверным ручкам соседних квартир. Потом он отряхнул ладони друг о друга, коснулся указательным пальцем правой руки своей груди, потом протянул его в сторону Николая, тут же сжал кулак и повернул его, указывая вниз отогнутым большим пальцем. Николай сначала не понял его манипуляций, и только через несколько секунд до него дошло, это же жест, которым на гладиаторских боях в Древнем Риме зрители приговаривали к смерти проигравшего. А перед этим он показал на себя и его, Николая. Конечно, это можно было бы расценить как то, что Вальтер приговаривает его, но тогда не было смысла это показывать. Да нет, ясно, что Вальтер поставил их по одну сторону баррикады. Ладно, предупреждены, значит вооружены.
Замок, наконец, открылся. Первым, расталкивая остальных, в квартиру бросился Ш тифт. Слышно было, как он хлопнул какой-то дверью, открывая и закрывая ее. Судя по бормотанию унитаза, донесшемуся в этот момент, Штифт оккупировал туалет. Вальтер, проходя вслед за экспертом в квартиру, незаметно ободряюще похлопал по плечу Николая. Шнур, придерживающий для всех дверь, зашел последним и аккуратно закрыл дверь на внутренний засов и цепочку.
Двухкомнатная квартира была обставлена весьма скромно. Вся мебель поцарапана, потрепана, на экране старого телевизора "Темп" производства шестидесятых годов лежал слой пыли. Штифт, изрядно повеселевший после посещения мест не столь отдаленных, сунулся было его включить, но Шнур рявкнул на него, и тот присел на диван, перелистывая подшивку журнала "Крокодил", судя по всему тех же времен, что и телевизор.
- Так что, долго нам Чингиза-то ждать? - с вызовом спросил Вальтер Шнура.
- Должен скоро подъехать.Чего волноваться. Да и Борис Давыдович тут, можно начать. А Чингиз подъедет, Борис Давыдович и доложит все.
Николай переглянулся с Вальтером, тот слегка кивнул и, открыв сумку, зачем-то передал ее Николаю. Борис Давыдович тем временем выложил из саквояжа на стол небольшой микроскоп, лупу на штативе, какие-то инструменты и флаконы с реактивами, кусочки ткани и замши. Когда он закончил обустройство своего рабочего места, то надел очки в солидной роговой оправе и водрузил на лоб зеркальце, которое Николаю приходилось видеть только в кабинете отоларинголога. Окно в комнате выходило на север и Борис Давыдович, несмотря на солнечный день, закончил приготовления к экспертизе тем, что вытащил из саквояжа с ложного вида настольную лампу на металлическом штативе и привинтил ее к столу. Он покрутил головой в поисках ближайшей розетки. Штифт, до того почтительно наблюдавший за действиями эксперта, опрометью сорвался с места, схватил вилку и воткнул ее в розетку, расположенную рядом с диваном. Николай, тоже увлеченный приготовлениями Бориса Давыдовича, краем глаза заметил, что Вальтер вышел из комнаты, Шнур при этом дернулся было за ним, но остался. Было заметно, что он сильно нервничает. Но через пару минут зашумела спускаемая в туалете вода, и Вальтер вернулся на место. Шнур как-то сразу расслабился и успокоился.
- Ну, что, доставай, - обратился он к Николаю.
- Ты кончай масть держать, - осадил его Вальтер и протянул руку за сумкой. Николай передал ему открытую сумку. Вальтер вынул первый сверток, не спеша развернул его и передал футляр с колье эксперту. Борис Давыдович принял футляр двумя руками, как будто боялся уронить его из-за непомерной тяжести. Он бережно провел пальцами по позолоченным надписям, помедлил открывать, как будто боялся, что футляр окажется пустым и, наконец, нажал боковую защелку и медленно открыл крышку футляра. Разноцветные искры вспыхнули на россыпи прозрачных и зеленых ограненных камней.
- Ну, ты, трескало, ты что, засадить фуфло хочешь? - с угрозой в голосе обратился Шнур к Николаю, - Почему сережка только одна?!
- Шнур, что ты из себя здесь барина строишь. Сиди и не базарь. Надо будет, я тебя спрошу! - обрезал его Вальтер.
Эксперт осторожно достал из футляра сережку, внимательно осмотрел ее сначала под лупой, а затем под микроскопом, положил в фарфоровую чашечку, капнул пипеткой на ажурную вязь сережки пару капель из одного флакона, подождал немного, потом помазал это место кисточкой, смоченной в другом флаконе, протер сережку и опять положил под микроскоп. Убрав сережку обратно в футляр, он тщательно протер фарфоровую чашечку, бережно достал колье и повторил с ним почти те же те же манипуляции, подставляя чашечку под отдельные фрагменты. Потом он сделал какие-то записи на листе бумаги, достал из саквояжа толстую общую тетрадь и методично начал что-то искать там. Найдя нужное место, уставил на него указательный палец левой руки и стал сверяться с записями.
Николай, как и все присутствующие, следил за манипуляциями эксперта, но мысли его крутились вокруг предупреждения Вальтера. Если тот прав, то против них, очевидно, играет Шнур и неведомый Чингиз. Может быть, сейчас следовало попытаться пойти на обострение? Силы-то считай, равны, двое на двое. Конечно, у них может быть оружие... И даже не может, а точно есть. Несмотря на жару, на Штифте одета хоть и легкая, но объемная курточка, под которой не то что пистолет, а и небольшой автомат можно спрятать. Шнур тоже был в просторной рубашке навыпуск. Жаль с Вальтером нельзя поговорить, хотя попытаться можно. Надо завести речь о второй сережке и попросить Вальтера выйти на кухню поговорить. В конце концов, он хозяин этих вещей.
- Ну что, эксперт, чего окопался? - опять не выдержал Шнур, - Нормальные цацки, не липа?
Борис Давыдович поднял на лоб очки и повернулся всем корпусом к Шнуру.
- Молодой человек, как я понимаю, вы интересуетесь, являются ли материалы изделий подлинными и не новодел ли это? Могу вас успокоить, металл, из которого сделана основа изделий - это платина, а камни - изумруды и алмазы. Что касается мастера, который их делал, то это, несомненно, один из лучших мастеров Фаберже - Тягунов, на изделиях есть его личные клейма.
- А не может это быть серебром? - поинтересовался Вальтер.
- С точки зрения специалиста вы сказали несусветную глупость. Серебро окисляется очень быстро, а изделия из платины и через сто лет не изменят свой внешний вид. У них характерный цвет и блеск, а на ощупь они имеют просто шелковистую поверхность. Причем ювелирная платина в отличие, например, от золота всегда бывает только девятьсот пятидесятой пробы. Кроме того, использовать для крепления таких больших камней, как эти изумруды, серебро - это риск, камни быстро разболтаются и могут выпасть. А изумруды, между прочим, уникальные. Я никогда ничего подобного и близко не видел. Они по стоимости должны быть дороже, чем бриллианты!
- Значит точно, не фуфло, подлинник? - опять встрял в разговор Шнур.
- Подлинник, подлинник. Камни я еще и в ультрафиолете проверил, так что могу гарантировать. У вас ведь еще что-то на экспертизу есть?
Вальтер уже разворачивал на столе бумагу, в которую был завернут футляр с пасхальным яйцом, когда противно задребезжал дверной звонок. Шнур дернулся, резко вскочил, коротко бросил, - Это Чингиз приехал, - и торопливо вышел в прихожую. Вальтер поставил изящный футляр из карельской березы на стол и придвинул его Борису Давыдовичу. И в то самое время, когда внимание Штифта и эксперта переключилось на футляр, Вальтер плавным быстрым движением вытащил откуда-то из-за спины пистолет, положил его к себе на колени и прикрыл куском бумаги, взятой со стола. Николай сразу напрягся. Слышно было, как в прихожей лязгнула снятая дверная цепочка, щелкнул дверной замок, вошел один человек. Входная дверь опять захлопнулась. Из прихожей доносился неясный звук голоса Шнура, который что-то тихо бормотал пришедшему. Щелкнули замки портфеля или кейса. В прихожей наступила минутная тишина.
Борис Давыдович тем временем, открыв футляр, замер в немом восторге, рассматривая императорское пасхальное яйцо. Штифт смотрел на яйцо с выражением, с каким младенцы смотрят на долгожданную бутылочку с молоком. Это выражение так и осталось на его лице, когда из темной прихожей один за другим раздались два тихих хлопка, и во лбу резко дернувшегося, а потом медленно завалившегося набок Штифта вдруг возникла красная кровоточащая ранка, из затылка брызнули на обои кровавые сгустки, а потом пульсирующими толчками хлынула кровавая струя.
Вальтер с окровавленным лицом то ли рухнул, то ли нырнул под стол, и оттуда загремели выстрелы. В прихожей послышался короткий крик и шум падающего тела. Потом оттуда снова тихо хлопнуло два раза, и Николай увидел, как конвульсивно дернулись ноги Вальтера. Возникла минутная пауза, во время которой Борис Давыдович, держащий в руках императорское пасхальное яйцо, и Николай сидели неподвижно.
В прихожей послышался шорох, и в комнату, осторожно ступая мелкими шагами, вошел грузный человек лет сорока в светло-сером костюме. У него было обрюзгшее лицо, по которому сейчас стекали струйки пота. Обеими рукам и он держал перед собой старый потертый ТТ, ствол которого продолжался короткой толстой черной трубкой глушителя. Пистолет был направлен в сторону Николая.
- Сидеть тихо и не шевелиться. Делать только то, что я скажу, - властно скомандовал вошедший.
- Ты, - скомандовал он Николаю, - пересядь на диван, руки на колени и сиди не дергайся.
Держа Николая под прицелом и дождавшись исполнения команды, он обратился к эксперту.
- Вот что, старый, ты сейчас ответишь на мои вопросы и тихо уйдешь отсюда. А когда отойдешь от дома на сто метров, то позабудешь, где он находится, и что ты тут видел. Если ты хоть раз где-нибудь кому-нибудь скажешь хоть слово, то незамедлительно окажешься в компании вот этих жмуриков. Но с начала скажи, ты экспертизу провел? Это точно изделия Фаберже?
- Да, да! Можете не сомневаться, и платина и камни - все подлинное. И клейма мастеров соответствуют. Яйцо вот только...
- Что только? Подделка?!
- Да нет, я просто не успел.
- Ну, так поторопись, полчаса тебе хватит?
- Да, да, я быстро.
Борис Давыдович суетливо и бестолково хватал дрожащими руками то яйцо, то лупу, то микроскоп, с ужасом косясь при этом на Штифта, голова которого покоилась в кровавой луже, растекшейся по дивану. В комнате стоял кисловато-тошнотворный смешанный запах сгоревшего пороха и человеческой крови.
Грузный, видя какое влияние оказывает на эксперта вид трупа, накинул на Штифта часть покрывала со спинки дивана. Синтетическое покрывало не промокало, и казалось, что вот прилег человек среди бела дня, а чтобы свет не мешал сну, накрыл голову покрывалом. То ли подобные мысли посетили голову эксперта, то ли он понял, наконец, что ему ничего не грозит, и он через полчаса уберется отсюда и постарается позабыть об этом кошмаре, но действия Бориса Давыдовича обрели, наконец, некую направленность и порядок. Он в течение пятнадцати минут проделал свои хитрые манипуляции над яйцом. Закончив, он заметно приободрился и уже довольно спокойно обратился к новому хозяину положения.
- Тут тоже никаких сомнений быть не может. Это императорское пасхальное яйцо называется "Александр Третий". Оно считалось утерянным. На нем клейма самого Карла Фаберже и одного из лучших его мастеров Михаила Перхина. Все, и камни, и золото, и эмаль являются оригинальными. Так что могу Вас поздравить с приобретением...
Тут Борис Давыдович понял, какую глупость он только что сморозил. Руки его опять задрожали. Он зачем-то торопливо снял очки, протер стекла носовым платком, шумно в него высморкался, снова надел очки и сидел теперь, комкая в руках носовой платок, как должно быть это делали наивные гимназистки в момент первого объяснения в любви.
- Хорошо, яйцо аккуратно положи обратно в футляр, собирай свои манатки и уходи. Только помни, о чем я говорил, вякнешь хоть слово обо всем этом, и считай ты не жилец.
Эксперт молча собрал все свои инструменты, закрыл саквояж и бросил на Николая взгляд, исполненный некоторых сомнений и угрызений совести.
- Иди, иди, это не твое дело. Вряд ли вы еще раз встретитесь, - "успокоил" его грузный, - Дверь за собой захлопни.
Когда замок входной двери квартиры щелкнул за вышедшим экспертом, грузный незнакомец, по-прежнему держа Николая под прицелом, наконец, обратился к нему, - Вторая сережка где?
Николай молчал, соображая, что же делать дальше. Собственно было ясно, что выход только один - убить, чтобы не быть убитым, но у Николая еще теплилась где-то внутри последняя искорка надежды, что делать этого не придется.
Грузный, видя, что молчание затягивается, нехорошо усмехнулся, - Значит так, я считаю до трех, после чего прострелю тебе ногу, потом вторую, а потом отстрелю яйца и то, что вместе с ними болтается. Раз, два...
- Хорошо, хорошо я напишу вам телефон человека, у которого она сейчас находится, - поспешил ответить Николай, доставая из кармана рубашки авторучку, - Только на чем записать?
Его противник полез в карман и на мгновение машинально отвел ствол пистолета в сторону. Сухо щелкнул выстрел малокалиберного патрона, и грузный незнакомец, испустив глухой стон, больше похожий на мычание, выронил на пол пистолет и, прижав к низу живот а обе руки, повалился на колени. Николай подхватил его пистолет и, не раздумывая, дважды выстрелил ему в голову. Комната наполнялась отвратительным тяжелым запахом испражнений. Пуля мелкокалиберного патрона, заложенного в ствол, замаскированный под авторучку, была крестообразно распилена, и, попав в живот, разворотила кишечник.
Николай, все еще держа в руке пистолет, осторожно вдоль стенки прокрался к открытой двери, ведущей в прихожую. Он, затаив дыхание, минуту прислушивался, стараясь определить, жив ли Шнур, но оттуда не доносилось ни звука. Наконец он выглянул в прихожую. Шнур лежал лицом вниз, и поза его не оставляла сомнения в том, что он мертв. Николай на всякий случай убедился в этом, проверив пульс на шее.
Итак, нападавшие опасности больше не представляли. Теперь надо было определить, что с Вальтером. Николаю было жаль этого мужика, вчера почему-то вывернувшего перед ним свою душу наизнанку. Он снова прошел в комнату, стараясь обходить кровавые пятна, заглянул под стол. Вальтер лежал, прижавшись щекой к полу, как будто спал. Вокруг головы растеклась кровавая лужа. Одна пуля попала ему в глаз и на выходе раздробила затылок.
Николай поднял с пола свою сумку и бросил туда футляры с яйцом и колье. Подумав, он вложил в руку незнакомцу его пистолет, предварительно протерев рукоятку. Потом он поднял с пола спасшую его авторучку, тоже протер ее и, предварительно развернув покрывало, в которое был закутан Штифт, вложил ему авторучку в сжатую ладонь. Он не мог точно вспомнить, до чего еще он сам дотрагивался, но подумал, что, вряд ли оперативники будут столь скрупулезны, что снимут отпечатки пальцев со всех предметов мебели, особенно если учесть, что вроде все ясно. Но только тут ему в голову пришло, что все, находящиеся в комнате, не могут быть убиты из одного пистолета, того самого, который он вложил незнакомцу в руку. Получалось, что, убив всех, тот получил пулю в живот, после чего сам застрелился, дважды выстрелив себе в голову. Тут уж точно начнут искать кого-то еще. Николай поменял местами пистолеты незнакомца и Штифта. Но теперь получалось, что Штифт убил Вальтера, а Вальтер Штифта. Окончательно запутавшись, Николай вынес сумку в прихожую, попил воды из-под крана, манипулируя вентилем через носовой платок. На глаза ему попалась почти целая стеариновая свечка, лежавшая на небольшом стареньком холодильнике "Бирюса". Дальнейший план действий выкристаллизовался у него моментально.
Он проверил, не отключен ли в доме газ. Оказалось, что газ еще есть. Николай вышел в комнату, поставил на подоконник свечку, предварительно оплавив ее низ, чтобы она стояла устойчиво, и зажег ее. Он оставил широко распахнутыми двери в кухню и комнату, вы лил из старого помятого алюминиевого чайника воду, держа его ручку через какую-то тряпку, видимо бывшую в молодости вафельным полотенцем. Стараясь не оставить отпечатков пальцев, открыл до предела одну из горелок газовой плиты, не зажигая пламени поставил на нее чайник и вышел из квартиры. Он старался не думать о том, что только произошло, но мысли временами проваливались в какую-то бездну тоски. Страшно хотелось, чтобы ничего того, что произошло, не было. То, что он повинен в смерти бомжа, Николай понимал, но там была драка, и он сразу даже не понял, что противник умер. А здесь пришлось стрелять в человека, и стрелять для того, чтобы убить. Тут Николаю в голову пришло проверить, а нет ли кого-либо в доме. Он в темпе сбежал по лестнице, проверяя платком пыль на дверных ручках и нажимая кнопки квартирных звонков через тот же платок. Двери половины квартир оказались не заперты, пыль лежала кругом, и никто ему не ответил. Выходя из подъезда, он толкнул дверь плечом, попытался придать себе беззаботный вид и направился на ближайшую троллейбусную остановку, внимательно осматриваясь. К счастью во дворе дома было пусто, не было даже машин, лишь в уголке притулился серый как мышь пустой "москвичонок". Джип, на котором они приехали, по-прежнему стоял на обочине. На остановке Николай выбросил в урну грязный платок. Теперь следовало решить, что делать дальше. Ехать домой нельзя, там оставался человек Чингиза. Но можно взять машину из гаража и уехать к Володьке на дачу. Вот только что делать с работой? Звонить туда тоже нельзя, его могли пасти и там. Ну, ладно, еще три дня, когда он по условиям контракта мог не выйти на работу без объяснения причин, у него оставались. Надо ждать, что произойдет дальше. Такая бойня не могла пройти мимо телевидения. В новостных сводках информация об этом обязательно появится, так что он будет в курсе. Больше всего ему хотелось сейчас увидеть Люду, обнять ее, прижать к себе, почувствовать нежность и теплоту ее тела.... Он тряхнул головой, отгоняя наплывшее наваждение. Расслабляться не стоило, судя по событиям последних суток можно было в любой момент ожидать каких-либо новых сюрпризов.
Через два часа он уже подъезжал к дачному поселку. Дорога, на которой все было как обычно, успокоила его. Он въехал во двор, поставил машину в гараж и, даже не заходя в дом, направился в душ.
Стоя под струями прохладной воды, он еще раз попытался проанализировать свое положение. МММ он теперь вроде и не нужен, им бы со своими делами разобраться. Желающие заполучить колье в основном погибли. Но грозной тенью маячил где-то вдали неведомый Чингиз. Тот парень, который утром остался на квартире Николая, это, видимо, его человек. Так что же это получается? Домой вернуться нельзя. Елки-палки, так они же и Людин адрес знают! А ее родители через неделю возвращаются, их же тоже в оборот пустят. Господи, это надо же было таким дураком быть, чтобы позвонить домой из ее квартиры! Хотя да, они же его искали и по другому поводу. Как все запуталось! И непонятно, как развязать. Разрубить он вроде бы попробовал, но, похоже, не совсем удачно.
Выйдя из душа, Николай зашел в дом, на дел шорты и майку, взял велосипед и поехал сообщить Люде о своем возвращении. Не доезжая до садика, он обратил внимание на девочку лет четырех, которая целеустремленно топала куда-то по обочине дороги. В одной руке она держала красную детскую сумочку, а другой прижимала к себе маленького живого котенка. Николай огляделся, никого из взрослых вблизи девочки не было видно. Поравнявшись с ней, он затормозил и соскочил с велосипеда.
- Привет, красавица, ты что, не знаешь, что детям одним по дороге ходить нельзя?
- Я не одна, я с Пуфиком.
- А где он, этот Пуфик?
- Вот он, не видишь, что ли! - и девочка наклонила голову в сторону котенка.
- И куда же вы с ним идете?
- Домой.
- А где ваш дом?
- Где, где. В Москве!
- Так до Москвы далеко.
- А мы на электричке поедем.
- Ну, чтобы в электричке ехать, билет нужен.
- Неправда, я еще маленькая и Пуфик тоже маленький. Мы бесплатно поедем. Мама всегда меня везде бесплатно возит.
- А кто же тебя одну так далеко отпустил?
- Кто, кто? Никто, я сама. Там все спят, а воспитательница курить ушла.
- Ого! Выходит ты из садика убежала?
- Я не убежала, я ушла.
- Давай-ка все-таки пойдем, у воспитательницы разрешения спросим, а то ей влетит от вашего директора. Как тебя зовут-то?
- Лена. Я к маме хочу, а она все не приезжает. К Наташке уже два раза приезжала и конфет ей привезла, а она мне не дает ни одной конфетки даже.
- Ну, конфет мы тебе купим, не волнуйся, и мама скоро приедет.
Николай посадил девочку на руку и пошел дальше, катя велосипед рядом.
Ворота и калитка в заборе, окружавшем территорию детского садика, на этот раз были наглухо закрыты, и на них по-прежнему висело объявление о карантине. Сквозь ворота Николай увидел возле сторожевой бытовки своего субботнего знакомца, тот сидел на корточках в тенечке и лениво курил, периодически сплевывая на песок. Николай поставил девочку на землю, положил велосипед, поднял палку и постучал по воротам, чтобы привлечь внимание сторожа. Услышав шум, тот, так же лениво затягиваясь, посмотрел на Николая, явно не узнавая его. Николай протянул руку сквозь решетку ворот и помахал, приглашая его к воротам. Сторож нехотя встал и со скучающим видом побрел к воротам. На полдороге лицо его просветлело, он узнал Николая, приободрился и прибавил ходу. Похоже, что он рассчитывал снова побаловать свой организм пивком. Еще издали он протянул руку для того, чтобы дружеским рукопожатием закрепить столь приятные для него отношения.
- Здорово, тебе чего, опять Людку надо?
- Да, и вот еще путешественницу привел.
- Ни хрена себе, это опять Ленка сбежала, третий раз. Блин, если Любовь Константиновна узнает, она меня уволит. Ты как через ворота прошмыгнула?
- Я не через ворота, а через дырку в заборе, вон там, - девочка махнула рукой вправо от ворот.
- Ладно, дырку мы заделаем, а сейчас я позвоню, чтобы Людка сюда пришла, это из ее группы девчонка.
- У нас сегодня тетя Таня, а не тетя Люда была.
- Ты, козявка, молчи, чтобы тебя Любовь Константиновна не услышала, а то и тебе на орехи достанется. В группу по кустикам пойдете, чтобы на глаза не попасть. Сейчас я Людку вызову.
Люда пришла через десять минут. Сторож, беспрестанно оглядываясь, открыл замок на калитке, и она вышла к Николаю. Была она бледна и молчалива. Когда Николай хотел обнять ее, она осторожно его отстранила.
- Коля, не надо, а то я опять заплачу, у меня сегодня весь день глаза на мокром месте.
- Ну, ты придешь сегодня?
- Да, только поздно, когда ребятишек уложим, часов в десять. Пока.
- Что, Леночка, - обратилась Люда к девочке, - пойдем Пуфика кормить? А то он, бедняга проголодался. Давай, я его понесу.
- На, бери. А на полдник пирожки сегодня будут?
- Будут, будут. Пошли, только тихо, а то нам с тобой обеим влетит.
Николай стоял и смотрел вслед, пока девушка с котенком на плече и маленькая девочка, доверчиво вприпрыжку бегущая рядом, не скрылись за деревьями боковой аллеи. И ему казалось, что вместе с ними уходит что-то светлое и чистое, что было в его душе, и вряд ли уже вернется. Опять нахлынула тоска. Он рассердился на себя, сел на велосипед, свернул на какую-то проселочную дорогу и погнал вперед, что было сил, пока ноги не налились цементной тяжестью. Как раз в это время впереди блеснула излучина реки. Николай выехал на берег, разделся и плавал до тех пор, пока кожа не покрылась пупырышками. Тогда он, стуча зубами, вышел из воды и повалился в горячий песок. Согревшись, он провалился в тяжелый с вязкими смутными сновидениями сон. Проснулся часа через два, голова казалась налитой свинцом, двигаться не хотелось. Он заставил себя встать, с ходу вбежал в речку и, нырнув пару раз, наконец-то пришел в себя и на берег вышел уже в нормальном состоянии.
Только приехав на дачу, он впервые за весь день почувствовал, что голоден, но сил готовить просто не было. Он включил чайник, достал из холодильника сыр и масло и, сидя на диване, стал делать бутерброды. Когда он поел, было уже почти восемь вечера, и Николай поспешил включить телевизор, так как в это время по московскому каналу шли новости столицы, обязательно включавшие перечень разнообразных происшествий, случившихся в городе.
Хроника началась с сюжета о МММ. Диктор бодро читал, -
- За последние несколько месяцев многие известные экономисты и политики, в частности академик Абел Аганбегян и председатель партии "Яблоко" и доктор экономических наук Григорий Явлинский, предрекали, в том числе и в выступлениях на нашем канале, неминуемый крах известной в России фирмы МММ. В вышедшем сегодня еженедельнике "Слухи и скандалы" напечатана статья "Конец МММ назначен на сегодня". Один из ведущих математиков МГУ, фамилия которого не называется, разработал компьютерную модель деятельности фирмы МММ. В результате последнего расчета со стопроцентной вероятностью модель показала, что фирма не может рассчитаться по своим акциям с учетом их нынешней котировки. Непонятно, было ли это основной причиной, но сегодня все оффисы МММ и других фирм, которые торговали акциями МММ, не открылись по всей Москве. Работал только центральный оффис МММ на Варшавском шоссе, около которого на небольшом пятачке собралась огромная толпа, по оценке наших корреспондентов, достигавшая десяти-пятнадцати тысяч человек, - читал текст диктор на фоне кадров бурлящей толпы. На пороге офиса стоял кто-то из сотрудников с мегафоном в руке и пытался зачитать толпе какое-то сообщение, но за общим шумом и криками до камеры ничего не долетало. В толпе возникали какие-то водовороты и завихрения, в одном месте камера поймала окровавленное лицо мужчины, на которого наседали три женщины.
- В толпе ходят разные слухи, - бодро продолжал диктор, - в частности, говорят, что МММ закрыта специальным указом президента Ельцина. Однако в администрации президента это комментировать отказались. С другой стороны утверждают, что ночью пришли 15 КАМАЗов с деньгами, а потому деньги будут выданы абсолютно всем желающим. По сведениям, полученным от очевидцев, выплаты в центральном оффисе продолжаются по котировкам, установленным в пятницу. Опрошенные нами эксперты, однако, считают, что дни МММ сочтены, и что фирма не сможет выкупить все акции по сегодняшней котировке.
- Московская милиция успешно ведет борьбу с организованной преступностью, - читал диктор следующее сообщение. - Сегодня была пресечена деятельность одной из преступных группировок, главарь которой, известный уголовный авторитет по кличке Чингиз, пытался оказать вооруженное сопротивление, и был застрелен при задержании в офисе одной из принадлежавших ему фирм. Но не обходится без жертв и среди сотрудников правоохранительных органов. Сегодня при невыясненных обстоятельствах погиб сотрудник Главного управления МВД полковник Смолин. Утром он руководил операцией по задержанию известного криминального авторитета Чингиза, причем лично принял самое активное участие и по имеющимся у нас сведениям сам застрелил Чингиза в ходе возникшей перестрелки. А во второй половине дня в ходе тушения пожара, возникшего в результате взрыва бытового газа в одной из квартир дома, предназначенного на снос в районе улицы Фонвизина, полковник Смолин был найден мертвым. Кроме него в квартире были найдены еще три человека. Все они погибли от огнестрельных ранений. Пожар был потушен очень быстро, так как в момент взрыва мимо дома проезжали два пожарных расчета, едущих на учения. По имеющейся у следствия версии полковник Смолин должен был встретиться со своим информатором по делу банды Чингиза, но в квартире, предназначенной для встречи, оказались еще два человека, возможно, имеющие отношение к банде. Один из них, судя по найденным у него документам, Бурыкин Василий, больше известный как уголовный авторитет по кличке Вальтер, лишь неделю назад вышел на свободу. Очевидно, полковник Смолин пытался задержать преступников и в ходе завязавшейся перестрелки погиб, как герой.
Диктор продолжал читать новости, но Николай выключил телевизор и вышел на крыльцо. Он испытывал чувство, близкое к состоянию шока. Вроде бы весь этот кошмар закончился, и все получилось, как нельзя лучше. Но оказалось, что он убил полковника милиции. Хотя, если сейчас попытаться заново рассмотреть все события сегодняшнего дня с учетом того, что ему сейчас известно, то возникает впечатление, что у героя-полковника рыльце-то не то что "в пушку", а, пожалуй, кое в чем и похуже. Стало ясно, почему Шнур так лез с вопросами к эксперту, ему нужно было убедиться в том, что они с полковником не пустышку тянут. И если бы в гарнитуре были обе сережки, то, скорее всего, с ним, Николаем, тоже цацкаться бы не стали, а сразу положили.
Выход из ситуации напрашивался сам собой. Если как-то довести до сведения милиции, что Смолин был связан с людьми Чингиза, то, вероятно, расследование обстоятельств его гибели сразу прекратиться. Как говорится, "баба с возу, кобыле легче". Можно опять позвонить Игорю Руденскому, только вот доказательств сейчас никаких нет. Хотя для "Сплетен и Слухов" это может и не обязательно. Но, стоп! Милиция сразу же выйдет на Игоря, и там могут так накатить, что он Николая сдаст, и кто знает, чем это все кончится, но уж точно, не орденом. Звонить надо кому-то незнакомому и только из автомата, расположенного подальше отсюда. Сегодня во всех редакциях выходной, а завтра надо решить в какую из газет обратиться. Хорошо бы в "Комсомолец", там ребята дошлые, связей у них много, докопаются, а может на этого полковника что-нибудь и раньше было.
Погрузившись в свои мысли, Николай стоял, опираясь на перила крыльца, и не услышал, как тихо стукнула калитка, и по дорожке прошелестели легкие шаги. Очнулся он, когда Люда была уже почти рядом. Он торопливо сбежал с крыльца, обнял ее, крепко прижав к себе и ощущая запах нагретых солнцем волос.
- Ну, как ты, солнышко мое маленькое?
- Не знаю. Иногда кажется, что все нормально, а иногда, что они везде меня найдут и никогда не оставят в покое. Ну, скажи, что это не так!
- Конечно не так. Все кончилось, ты можешь быть совершенно спокойна.
- Да, спокойна! Я спать боюсь, вдруг мне все это приснится. Или утром проснусь, а они в комнате сидят и на меня смотрят. У меня при одной мысли об этом мурашки по коже.
- Да не бойся, ты их больше не увидишь. Нет их уже никого, ни Чингиза, ни Вальтера, ни других.
Что значит - нет? Они что, уехали куда-нибудь? А кто им помешает вернуться?
- Оттуда не возвращаются.
И Николай пересказал ей все, что случилось с ним за два прошедших дня.
- Господи, какой ужас! Коля, но тебя ведь теперь могут арестовать за убийство этого полковника? Говорят, что милиционеры за своих всегда мстят до конца.
- Вот это сейчас для меня задача номер один - сделать так, чтобы его своим перестали считать.
- Коля, еще я хотела сказать... Ты только серьезно к моим словам прислушайся. Эти драгоценности, они несчастье приносят. Ты посмотри, никто из тех, у кого они были, своей смертью не умер. Продай их быстрее, пусть за небольшие деньги. Я только после этого спокойно вздохну.
- Хорошо, хорошо. Давай дяде Леше на днях позвоним.
Немного помолчав, Николай тихо спросил, - Ты останешься сегодня со мной?
- Да, ты только меня в семь разбуди, мне в восемь ребятишек поднимать надо.
Ночью Николай проснулся от шороха за окном - гравий дорожки тихо похрустывал под чьими-то шагами. У него моментально слетел сон, он осторожно, чтобы не разбудить Люду, прокрался к окну, чуть отодвинул легкую занавеску. На дорожке, насторожив уши, стоял большой пес и разглядывал, что-то лежащее перед ним. Вдруг это что-то прыгнуло в сторону, и Николай понял, что перед собакой сидела большая лягушка. Пес резко и, по-прежнему молча, рванул за ней и скрылся в кустах смородины. Николай почувствовал, как по спине стекают струйки пота. Он вышел на веранду, зачерпнул пивной кружкой воды из кастрюли, стоявшей в холодильнике, и долго-долго пил ее мелкими глотками. Успокоившись, он лег и моментально уснул.
На следующий день, проводив Люду на работу, Николай отправился на машине в Кубинку, ближайший город, где был почтамт с междугородними телефонами-автоматами. В киоске он купил несколько газет, выписал номера телефонов редакций. Когда он стал звонить, выяснилось, что в редакциях с утра присутствуют в основном технические сотрудники, а корреспонденты находятся в командировках и на выполнении редакционных заданий. Однако в последней из оставшихся газет ему повезло, в отделе расследований, куда он позвонил, на месте оказался один из наиболее известных своими острыми публикациями корреспондентов Николай Ольшанский.
- Добрый день, Ольшанский у телефона.
- Здравствуйте, к сожалению, по определенным причинам не могу представиться. У меня краткое сообщение, которое может оказаться очень интересным для вас. Вчера прошло сообщение, что ликвидирована банда Чингиза и погиб полковник МВД Смолин, который якобы геройски пытался задержать кого-то из бандитов. Так вот, могу сказать, что Смолин был активным участником этой группировки, он был хорошо знаком с самим Чингизом и одним из его подручных по кличке Шнур.
- У вас есть какие-то доказательства, материалы?
- К сожалению только слова.
- А в чем заключается ваш интерес, почему вы так хотите разоблачения Смолина?
- Интерес мой в том и заключается, чтобы разоблачение произошло.
- Вы встречались с ним в ходе какого-то дела против вас?
- Не совсем так, но почти.
- А не могли бы мы встретиться и поговорить наедине, конфиденциальность гарантирую.
- Нет, вряд ли.
- Хорошо, хотя поговорить хотелось бы, дело в том, что когда вы позвонили, у меня на столе как раз лежало досье Смолина, должен сказать, что там много прелюбопытных вещей. На всякий случай запишите номер моего домашнего телефона, если появится желание рассказать что-то еще, всегда готов выслушать.
- Хорошо. Значит, вы считаете, что статья об этом деле будет написана?
- Да, думаю, что это уже почти стопроцентно точно, хотя чего не бывает. На моей памяти не одна статья была снята даже после того, как номер подписали в печать.
Второй звонок Николай сделал Людиному родственнику.
- Добрый день, Алексей Аполлонович. Это Николай, друг Люды. Я бы хотел узнать, нет ли каких-то продвижений относительно моей просьбы?
- Здравствуйте, здравствуйте, Николай. Вот как раз сегодня у меня будет встреча с человеком, который может решить эту проблему. Если вы позвоните завтра, где-нибудь около одиннадцати, возможно у меня будут новости для вас. Как там Людочка?
- Да нормально, она, кстати, вам привет передает, мы с ней два часа назад виделись.
- Два часа назад? Угу... Вы знаете, Николай, нет ничего более глупого, чем давать советы, особенно такие, но я вам настоятельно рекомендую вот прямо сегодня предложить ей руку и сердце. Поверьте мне, это будет самый умный и блестящий поступок в вашей жизни.
- Алексей Аполлонович, я бы ничего сильнее в жизни не хотел, но вы же знаете, у меня тут некоторые проблемы есть, они должны разрешиться в течение ближайших дней, и тогда я непременно последую вашему совету.
- Ну, ну, ждите... Хорошо, звоните завтра, Людочке привет.
Затем Николай набрал номер своего домашнего телефона. После пятого звонка включился автоответчик. С помощью бипера Николай прослушал записи о входящих звонках. Несколько раз звонили с работы, вечером приятель домогался получения книг, которые в немалой степени послужили причиной происходящих событий, и предлагал поговорить о перспективных работах. Исходящих звонков не было, похоже, что сидевший у него вчера парень по кличке Технарь сделал ноги, забрав спасенные из МММ деньги. Телевизор он любил смотреть, поэтому должен был быть в курсе того, что остался без руководства. Так что у парня есть шанс начать жизнь с новой страницы. А ему самому не остается пока ничего иного, кроме как ждать.
Глава 21
1994 год, Москва, вторник, 19 июля
Утром Николай проснулся с таким ощущением, как будто наступила осень, и за окном сеется беспросветный мелкий дождь. Он нехотя вышел на улицу, здесь все обстояло с точностью до наоборот - солнце уже ощутимо припекало, а небо от края до края представляло собой купол, залит ый нежно голубым светом различных оттенков, посветлее со стороны восхода и потемнее с противоположной. Николай вспомнил детство, дедушкину деревню, когда в такой день радость с утра заполняла все его существо так, что было даже щекотно в носу, как от газировки, и время до вечера вмещало множество замечательных дел и событий. А сейчас он хотел только одного - чтобы время до нужного момента просто исчезло, проскочило, как встречный поезд.
Ровно в одиннадцать он позвонил Алексею Аполлоновичу, тот попросил его приехать к часу. Николай гнал машину по Минскому шоссе, так что ветер в открытом люке уже не свистел, а завывал, как в фильме ужасов.
Николай подъехал к жолтовскому дому на улице Чайковского, поднялся на восьмой этаж и позвонил в знакомую квартиру. Дверь открыл лично Алексей Аполлонович, но когда Николай вошел в прихожую и поздоровался с ним за руку, за спиной хозяина квартиры вдруг возник габаритный мужик с цепким взглядом и попросил Николая показать содержимое наплечной сумки. Николай с удивлением глянул в сторону Алексея Аполлоновича, но тот поспешил жестом успокоить его, мол, все в порядке, так надо. Заглянув внутрь сумки, охранник помедлил секунду, обшаривая Николая взглядом сверху вниз, и затем пропустил его дальше в квартиру. Николай готов был собственную голову прозакладывать, что не будь он в джинсах и легкой рубашке, охранник не преминул бы обыскать его. Чувствуя затылком неотступный взгляд, он прошел вслед за Алексеем Аполлоновичем в знакомый кабинет.
Из кожаного кресла навстречу поднялся невысокий человек, как предположил Николай, лет на десять постарше его самого. Лицо его почему-то вдруг показалось смутно знакомым. Из-за короткой верхней губы и слегка торчавших вперед передних зубов он напоминал кролика, но холодный жесткий взгляд не давал усомниться, что под этой шкуркой, несильно скрываясь, находится видавший виды зверь.
- Тут надо держать ухо востро, - успел подумать Николай, пожимая протянутую ему вялую влажную ладонь.
- Леонид, - представился незнакомец. - А вы, значит, и есть тот самый счастливый обладатель несметных сокровищ? Вас, случайно не граф Монте-Кристо зовут? - живо спросил он с едва уловимой ехидной насмешкой.
- Да нет, зовут меня Николай Денин, я, можно сказать, пролетарий умственного труда, программист.
- Любопытно, любопытно, что-то мне часто на жизненном пути в последнее время программисты встречаются там, где речь о больших деньгах идет.
- Да, развелось нашего брата как кроликов, и всем тоже хочется зеленью похрустеть, - в тон ему ответил Николай, - а вы, кстати, не знаете, как звали графа Монте-Кристо? Имя какое-то у него было?
В глазах собеседника мелькнула растерянность, потом он захохотал.
- Однако, вам палец в рот не клади! Ладно, будем считать первый раунд вничью. Давайте к делу перейдем, а то у меня в четыре в Барвихе совещание.
Услышав слово "Барвиха", Николай сразу вспомнил, кем был этот человек, - Как же, как же, знаем, "особа, приближенная к государю императору...". Только вроде бы он вовсе и не Леонид, а впрочем, какая разница.
Втроем они прошли к столу. На этот раз Алексей Аполлонович держался с гостями строго и почти официально и кофе не предложил. Николай расстегнул сумку, вытащил оттуда два футляра и положил их на стол, но поближе к ювелиру и сделал в его сторону приглашающий жест. Тот достал из ящика стола небольшую покрытую бархатом коробочку, открыл футляр с колье и положил туда из коробочки недостающую сережку. После этого он придвинул футляр к Леониду, который, надев очки в массивной роговой оправе, стал похож на сильно переросшего младенца, в нетерпении тянущего руки навстречу яркой матрешке. Заполучив вожделенные драгоценности, он пару минут любовался игрой света на ограненных камнях, слегка наклоняя футляр в разные стороны. Когда он отложил футляр с колье в сторону, Алексей Аполлонович открыл футляр с пасхальным императорским яйцом и также молча подал его Леониду. Тот взял лежащую на столе лупу и долго всматривался в лицо на миниатюре.
- Это что, Александр Третий?- спросил он не отрывая взгляд от портрета.
- Он, он, - поспешил согласиться ювелир. - Однако вы историю государства российского неплохо знаете, - не преминул он польстить Леониду.
- Конечно, - с показной скромностью согласился тот, - у нас на журфаке историю хорошо преподавали. Так вот, к вопросу об истории, хотелось бы услышать, откуда вдруг это у вас появилось, и нет ли за этими вещами нехорошего следа в виде наличия некоторого количества мертвых тел в ближайшем прошлом?
Алексей Аполлонович вопросительно глянул на Николая. Тот, слегка замешкавшись, уклончиво ответил,
- О том, что это собой представляет, Алексей Аполлонович расскажет лучше меня. Это, как принято сейчас говорить, фирменные изделия Фаберже. Принадлежали они семье нашего последнего царя, в июне 1917 года переданы для сохранения надежному человеку, затем, пройдя через несколько рук, были спрятаны в тайнике, и совсем недавно, при нелепом стечении обстоятельств достались мне. Людей, могущих юридически претендовать на обладание ими, насколько я знаю, нет. Понимаю, конечно, что государство имеет право наложить лапу, но не думаю, что это в наших с вами личных интересах.
- Да-а,- с показной иронией протянул Леонид, как бы обращаясь к Алексею Аполлоновичу, - а еще обвиняют новых русских, что они ведут себя непатриотично. Вот вам яркий пример того, что и интеллигенция наша не лучше. Вместо того, чтобы сдать все государству, которое на эти деньги обеспечит очками глухих и ботинками безногих, данный член общества ставит превыше всего свои личные интересы.
Николай почувствовал, как в нем понемногу начинает закипать глухое раздражение. Леонид, уловив это, среагировал моментально, и тут же перешел на интимно-доверительный тон, - А впрочем, если говорить честно, патриотизм хорош для народа в целом и для вождей на броневиках и танках. А каждый отдельный индивидуум, поскольку коммунизм построить не удалось, хотел бы, конечно, что-то для себя поиметь. Тут мы с вами, я думаю, едины с народом. Но ближе к делу. Драгоценнейший наш Алексей Аполлонович мне сказал, что вы хотите продать эти вещи.
- Да. Мне они, как бы это выразиться, сами по себе не нужны. Потом, я хочу открыть свою компанию по разработке программного обеспечения.
- И каковы же ваши запросы?
- Ну, тут я не буду слишком оригинален. Согласен на один миллион, естественно в уе.
- По-о-нятно, - лениво протянул Леонид. - Извечная мечта каждого бывшего гражданина совка. Дипломат, набитый тугими, ровненькими, зелеными пачечками, - с сарказмом добавил он
- На зарубежных аукционах можно получить гораздо больше. Я думаю, Алексей Аполлонович подтвердит.
- Да, я как раз вчера получил сведения о последних торгах на Сотбис и Кристис, - вмешался в разговор ювелир. - Конечно, точно таких же вещей там не было, но если провести аналогии, то, по моему мнению, миллионов пять вполне можно будет выручить.
- До аукционов еще довезти надо. А это тоже денег стоит. Ну, хорошо, я подумаю. А пока, Алексей Аполлонович, я хотел бы от вас получить экспертное заключение о подлинности этих изделий, причем в письменном виде и за вашей подписью. Учитывая вашу репутацию в определенных кругах, мне этого будет достаточно. И еще, с моей точки зрения вы, Николай, ведете себя достаточно легкомысленно. Носить с собой драгоценностей на несколько миллионов долларов без охраны, это, знаете ли по нынешним временам могилу себе рыть. Алексей Аполлонович, сколько времени вам понадобится, чтобы экспертизу провести вот прямо сейчас?
- Я хотел бы с этими вещами поработать не торопясь. Съемку хорошую сделать, аппаратура у меня есть. Так что на это не меньше чем полдня уйдет, а может, сегодня и не управлюсь.
- Очень вас прошу, пока все это у вас, никого посторонних не принимать. Может вам охрану оставить?
- Да нет, нет. Я осторожен, не беспокойтесь, у меня тут постоянно материалов на достаточно большие суммы бывает. Квартира под охраной, сейф есть, двери только тараном разбить можно, на окнах решетки, даже кнопка тревожной сигнализации есть.
- Хорошо, но я вечером позвоню, и мы договоримся, как дальше быть. Я думаю, вам все-таки лучше сразу же после экспертизы перевезти все это в банковское хранилище. Охрану для перевозки я обеспечу. Возьмете ячейку на свое имя, пусть там все и лежит до тех пор, пока мы с Николаем не договоримся окончательно. Вы будете, так сказать, гарантом честной сделки. Ну, а сейчас я вынужден откланяться, спешу, но надеюсь на скорую встречу.
Алексей Аполлонович проводил Леонида с охранником и вернулся в кабинет, довольно потирая руки.
-Ну, что, Николай, давайте-ка мы с вами сейчас по рюмашке коньячку дербалызнем. Вроде у вас все удачно складывается. Я его не первый год знаю, хотя он и старался показать, что не сильно заинтересовался предложением, но на самом деле схватил наживку как таймень. Не приходилось тайменя ловить?
- Да нет, я восточнее Урала не бывал.
- А я в молодости всю страну объездил. За границу тогда не выпускали, зарабатывал я очень прилично по тем временам, а валяться целыми днями на пляже - это я не люблю. У нас была компания, с которой мы где только не побывали. Как-нибудь расскажу при случае. А сейчас не могли бы вы мне объяснить, что у вас с Людочкой происходит? Она вчера вечером мне звонила, настроение у нее ужасное, несколько раз плакать начинала. Ну, что голову повесил, добрый молодец?
- Знаете, есть в шахматах такой термин - цугцванг, означающий, что, какой ход ни сделаешь, это приведет только к ухудшению твоей позиции. Вот я сейчас себя чувствую в таком состоянии. Понимаете, у Люды просто бзик какой-то, она считает, что эти драгоценности приносят только несчастья, и от них надо избавиться любой ценой. Но не выбрасывать же их в помойку, раз уж все так получилось. Тем более что я сейчас уже практически без работы.
- Прекрасно вас понимаю, но она еще очень о родителях беспокоится. Они завтра, кстати, приезжают.
- Да тут волноваться не стоит, все действующие лица со стороны криминала, как я понимаю, уже переселились в мир иной. Не сегодня-завтра будет напечатана статья о грешном полковнике, и, после этого, думаю, мы спокойно сможем жить дальше.
- Ну что ж, надеюсь, все так и будет. Звоните завтра, где-нибудь около двух. И ради бога, как-то успокойте Людочку.
Вернувшись на дачу, Николай нашел записку от Люды, вставленную в щель между входной дверью и косяком.
- Коля, я сегодня уезжаю в Москву, мне завтра надо встретить в Шереметьево родителей. Подъезжай к восьми часам, я буду ждать тебя у ворот.
Когда он на машине подъехал к детскому саду, Люда уже стояла снаружи за воротами. Она задумчиво рисовала что-то прутиком на песке. Увидев вышедшего из машины Николая, она неуверенно улыбнулась, а когда он обнял ее, то тесно прижалась к нему. Он осторожно поцеловал ее в маленькое розовое ухо. Люда тихонько отодвинулась, держась за его плечи, и серьезно и внимательно посмотрела ему в глаза. Тогда он почему-то сразу, как будто прыгая в холодную воду, решился, - Люда, я прошу тебя стать моей женой.
Она опустила голову, потом часто-часто заморгала, и из глаз ее вдруг хлынули слезы. Николай порывисто притянул ее к себе, обнял, целовал мокрое лицо, гладил по голове как ребенка и шептал на ухо бессвязные, порой ничего не значащие, но такие нужные сейчас слова.
- Люд, может, я тебя до Москвы довезу, а потом завтра в Шереметьево? - осторожно предложил Николай, когда она перестала всхлипывать и начала осторожно вытирать лицо носовым платком и потихоньку, чуть смущенно сморкаться.
- Коля, ты знаешь, мне подумать надо. Если честно, то я бы ничего больше в жизни не хотела, чтобы навсегда с тобой. Но мне одной побыть надо и подумать. Понимаешь, все, что случилось в последние дни - это не просто так. Может это судьба какой-то знак подает. Я ничего сейчас не знаю. Вот денек с родителями побуду, вернусь к тебе, тогда может быть все и станет ясно.
Он довез ее до станции. Как лучик солнца из-за туч мелькнула в окне вагона ее последняя улыбка, и электричка, надсадно завывая при разгоне, скрылась за деревьями близко подступающего к платформе леса.
Проводив Люду, он вернулся на дачу и стоял под колючими холодными струйками душа, пока не замерз. После этого почитал, а потом долго не мог заснуть, мучительно ворочаясь с бока на бок, пока, наконец, не провалился в тягучий мутный сон.
Глава22
1994 год, Москва, среда, 20 июля
На следующий день Николай проснулся очень поздно. Голова просто раскалывалась как после тяжелого похмелья. С трудом он заставил себя встать, опять долго стоял под душем, потом хорошенько размялся на траве под яблонями, но по-настоящему пришел в себя только после кружки крепко заваренного зеленого чая. Время до того момента, когда можно будет позвонить Алексею Аполлоновичу, тянулось мучительно долго. Николай попытался читать, но мысли его постоянно перескакивали на события вчерашнего дня. Заходить к соседке, чтобы воспользоваться ее телефоном, не хотелось, и он, плюнув на осторожность, сел в машину и поехал домой, в Москву. Однако, когда он свернул на Алтуфьевское шоссе, здравый смысл возобладал, и он остановился не у своего дома, а чуть поодаль, у соседнего, так, чтобы видеть свой подъезд. Оттуда же просматривались балкон и окна его квартиры, благо выходили они во двор. Оглядевшись по сторонам, Николай заметил на скамейке сидящих к нему боком трех мальчишек лет двенадцати, увлеченно рассматривавших какой-то журнал. Чуть подумав, он вырвал из записной книжки листочек, написал - "Выйди, надо поговорить", сложил листок, надписал номер своей квартиры и направился к мальчишкам. Те о чем-то возбужденно разговаривали, тыча пальцами в страницы. Николая они заметили, когда он подошел почти вплотную, и тень от его фигуры упала на журнал. Все трое моментально снялись со скамейки и бросились врассыпную, как стайка воробьев, увидевших рядом кота. Журнал шлепнулся на землю. Николай поднял его, отряхнул. На обложке платиноволосая красотка демонстрировала свои ничем не прикрытые "90-60-90". Хотя, пожалуй, - подумал он мельком, - ей в эти габариты не влезть, что впрочем, не уменьшает ее достоинств, а напротив даже...
Когда он оторвал взгляд от обложки, то обнаружил, что пацаны стоят метрах в тридцати, сбившись в кучку, и что-то оживленно обсуждают. Наконец, двое из них упорно стали подталкивать упиравшегося третьего в сторону Николая. Тот, недолго посопротивлявшись, перестал упираться и, махнув рукой, направился в сторону Николая.
- Дяденька, отдайте журнал. Димка его у старшего брата взял без спроса, ему влетит здорово, если он его на место не положит.
- Да не нужен он мне. На, бери, - Николай протянул журнал мальчишке. - Слушай, заработать хочешь?
- Само собой хочу. А что делать надо?
- Да записку одному приятелю отнести вон в тот дом. Номер квартиры вот написан. Десять тысяч авансом даю и еще столько же, если ответ принесешь.
- А это не наркота?
- Да ну, что ты! - Николай развернул записку, продемонстрировал обе ее стороны, проводя по ним ребром ладони, как фокусник, выполняющий очередной трюк, и передал парню записку с десятитысячной банкнотой.- Я в машине буду ждать.
Мальчишка застрял в подъезд е минут на пять. Наконец он вышел, металлическая дверь подъезда глухо лязгнула, закрываясь за ним. Подходя к машине, он с победным видом помахал над головой белой бумажкой, зажатой в правой руке, и, не отдавая ее, потребовал,
- Гоните еще десятку, вот ответ.
Николай, выйдя из машины, настороженно вскинул голову. На балконе его квартиры никого не было, на занавешенных окнах не дрогнула ни одна штора. Во дворе тоже посторонних не видно, если не считать гуляющих с детьми мамаш, которые ему уже давно примелькались.
- Какой к черту ответ, от кого? В квартире же никого не должно быть, - мелькнуло у него в голове. Он достал из кармана еще десять тысяч, протянул парнишке в обмен на записку. Тот моментально дернул к поджидавшим его приятелям, не останавливаясь около них, сказал что-то на ходу, и все трое скрылись за углом соседнего дома.
Николай развернул записку, написанную на клочке разлинованного в клеточку тетрадного листа.
"Я звонил несколько раз, никого нет дома, я вашу записку оставил в двери".
Николай невольно усмехнулся, - Понятно, парень решил, что если он не принесет ответа, то не получит дополнительной оплаты, вот и решил таким образом развести денежного мужичка. Да, деловое поколение растет.
На всякий случай он оставил машину возле соседнего дома в пределах прямой видимости из окон своей квартиры, и направился к родному подъезду. Войдя в лифт, он, однако, подумал, что стоит все-таки еще раз как-то проверить, не ждут ли его сюрпризы в виде нехороших людей. Николай поднялся на два этажа выше своего, вышел на лестничную площадку и прислушался. На лестнице было тихо. Тогда он спустился на один этаж и позвонил в квартиру, которая располагалась прямо над его обиталищем. С соседями, живущими в ней, он был хоть и шапочно, но знаком, так что ненужных вопросов и любопытства, если бы ему открыли, не возникло. Однако никто ему не открыл, и за дверью стояла тишина. Николай позвонил еще несколько раз, прислушиваясь, не раздадутся ли какие-либо звуки с его лестничной площадки, но подъезд как вымер. Сегодня не слышно было даже звуков ремонта в одной из квартир на верхних этажах, которые в последний месяц изрядно отравляли жизнь жильцам дома. Ремонт ни шатко, ни валко производила бригада молдаван, которые жили в этой же квартире. Когда кому-то из жильцов становилось совсем уж невмоготу, он начинал звонить и стучать в дверь шумной квартиры. Дверь никогда не открывали, но трудовая деятельность на какое-то время замирала, а потом потихоньку, полегоньку вновь возобновлялась.
Николай подошел к двери своей квартиры, позвонил и быстро отошел к краю лестничной площадки, приготовившись стартовать вниз, к выходу, если в этом возникнет необходимость, но никто не открыл, а услышать, что происходит в квартире через две двери, одна из которых представляла собой многослойный металлический пирог, было невозможно. Он осторожно вставил ключ в замочную скважину верхнего замка, который автоматически защелкивался при закрывании двери. Медленно поворачивая ключ, после одного оборота он почувствовал, что язычок защелки освободил дверь. Значит, оклемавшийся Технарь, уходя, просто захлопнул ее. Или все-таки в квартире кто-то есть? Осторожно, чуть приоткрыв дверь, которая, несмотря на свой вес на петлях ходила совершенно бесшумно, он прислушался и даже попытался принюхаться. Из квартиры не доносилось ни звука, свет в прихожей горел, чувствовался застарелый запах табачного дыма. Николай достал из кармана камушек, подобранный во дворе, и легонько бросил его, так, чтобы он попал в дверь, ведущую в одну из комнат. Сам же в этот время приготовился, если что, захлопнуть дверь и бежать вниз. Однако все вокруг по-прежнему было спокойно. Николай, распахнул дверь и, оставив ее открытой, вошел в квартиру. Осторожно заглянул в одну, затем в другую комнату, уже смело прошел на кухню, попутно осмотрев ванную и туалет, после чего надежно закрыл входную дверь и только сейчас почувствовал слабость и дрожь в ногах, как после кросса.
Минут десять он лежал на диване, бездумно глядя в потолок, затем подошел к телефону и прослушал автоответчик. Несколько раз звонил его непосредственный руководитель и просил сообщить, что случилось. Николай, понимая, что разговор с ним ничего хорошего не сулит, решил сначала покончить с этим неприятным делом. Он позвонил на работу, и все оказалось совсем не так плохо. Головная фирма и в самом деле решила свернуть свою деятельность в России, и работа по большинству проектов приостанавливалась. Всем желающим немедленно уволиться выплачивалось пособие в размере двух месячных окладов, так что Николаю предложили подъехать на работу и оформить увольнение, что он и решил немедленно сделать. Перед выходом из дома он позвонил Алексею Аполлоновичу, но тот снова к телефону не подошел. По дороге Николай заехал в банк и получил восстановленную кредитную карточку.
В коридорах офиса, в котором он работал, царила непривычная суета. Из некоторых комнат грузчики уже выносили оргтехнику и мебель. Сотрудники, как муравьи сновали туда-сюда, временами сбиваясь в кучки и что-то с жаром обсуждая. Когда Николай уже подходил к кабинету менеджера по персоналу, его окликнул Олег Денисов, тот самый коллега, за книгами которого он и полез в развалины.
- Коля, привет, хорошо, что попался, у меня как раз к тебе дело.
- Если ты насчет книг, то извини, они у меня сейчас дома.
- И насчет книг тоже. Ты хоть бегло-то просмотрел?
- Если честно, то только одну.
- Ну и как тебе это направление, я имею в виду биоинформатику?
- Тут я не сильно в теме, но они же обозначили основные направления - генетический анализ, синтез белков, то есть в перспективе просматривается разработка индивидуальных лекарств для каждого конкретного больного на основе анализа его генетики. И все с помощью компьютерного моделирования.
- О. четко сформулировал! Надо записать, в рекламу пойдет.
- В какую рекламу?
- А вот тут подходим к сути моего предложения. Тебе не надоело на дядю работать?
- Как сказать, была у меня такая мысль...
- Вот видишь, и у тебя тоже. А предложение заключается в следующем. У моей жены есть родственник в США. Уехал еще при Брежневе, просто не вернулся с конференции. По специальности он биохимик, докторскую к тому времени защитил, кое какие связи в научном мире были, так что работу он там нашел без проблем. А занимался он исследованием генома человека. И вот позавчера приехал в Москву, тоже на конференцию...
- Случайно теперь здесь оставаться не собирается?- пошутил Николай.
- Да нет, он посмотрел, что у нас творится, и предложил мне уехать в Штаты, но уехать не просто так, а, собрав несколько толковых ребят, чтобы организовать там фирму по разработке программного обеспечения для генетических исследований и приложений на их основе. Он берется о беспечить вызовы, получение рабочих виз и прочие организационные моменты. Дело очень перспективное. Он утверждает, что получить деньги под такие разработки сейчас очень легко.
- Интересно, конечно, но мне-то какая разница, что здесь на чьего-то дядю работать, что там на твоего.
- Ну, во-первых, там и здесь - это уже две большие разницы. Во-вторых, он не жлоб и предлагает, чтобы ядро так сказать фирмы участвовало не только в качестве разработчиков, но и в качестве совладельцев фирмы. Как он утверждает, через пять-шесть лет все мы будем миллионерами.
- Это как у Маршака? "...владельцы заводов, газет, пароходов"? Естественно и он тоже с нами?
- Если ты о том, что он будет в деле, то это уж само собой, а значит и в прибылях тоже. Только у него уже сейчас несколько миллионов есть, он два патента там получил на свои разработки и весьма успешно их продал. Кстати, тебя я понимаю, здесь ничего не держит? Ты же вроде не женат?
- Тут загвоздка, у меня, понимаешь, серьезные проблемы, и как раз, в частности, с этим связаны.
- Это как, подружка залетела что ли?
- Да нет, долгая история, хотя и началась недавно.
- Это поэтому тебя неделю на работе не было?
- Не совсем так, ты извини, я со всем этим сам должен разобраться, пока рассказывать ничего не могу. Но предложение твое меня, скажем, заинтересовало. Как там с временными рамками-то?
- В пределах месяца терпит.
- Хорошо, в ближайшее время позвоню, а пока пойду увольняться.
Процесс увольнения прошел на редкость быстро и гладко, и через два часа Николай покинул офис с небольшой коробкой в руках, в которой лежала стопка книг и пара коробок с дискетами. По дороге к машине он подошел к газетному киоску и на верхней газете в лежащей ближе всего к продавцу пачке вдруг увидел фотографию со знакомым лицом. У него сразу тревожно заколотилось сердце, и вспотели ладони. Заголовок над фотографией гласил - " Пахан в папахе!". Николай купил газету, сел в машину и бегло прочитал большую статью журналиста Ольшанского о полковнике Смолине. Минут пять он после этого сидел не двигаясь и обдумывал ситуацию. Трудно, конечно, судить, какие действия после публикации предпримут на Петровке, но если у Ольшанского и в самом деле есть доказательный материал по всем эпизодам, упомянутым в статье, то уж дело по убийству Смолина постараются закрыть как можно быстрее. А сомневаться в наличии доказательств повода не было. В послесловии к статье говорилось, что в связи с потенциальной опасностью для автора статьи, он на некоторое время укрылся в надежном месте, и даже редакции о его местопребывании ничего не известно, но все собранные документы доступны и могут быть предъявлены по требованию компетентных органов.
Николай остановился невдалеке от вестибюля станции метро "Новослободская" и пошел позвонить из автомата Алексею Аполлоновичу, однако опять ничего кроме длинных гудков в трубке не услышал. А он хорошо помнил, что ювелир собирался сегодня плотно поработать с гарнитуром. Может быть, он все-таки уехал с Людой встречать ее родителей? Но их самолет уже три часа как должен прибыть. Может, тогда он у них дома? Хотя странно, конечно, чего бы вдруг он забросил срочную работу, которой собирался заняться. Поколебавшись, Николай набрал номер телефона Люды, но там тоже никто не брал трубку. Он попытался убедить себя, что ничего необычного не произошло. В конце концов, мог задержаться самолет, только вот рейс у них был компании PanAmerican, а те такого себе не позволяют. Ну, могли заехать куда-нибудь по дороге отметить встречу, хотя нет, это вряд ли. После восьмичасового перелета и резкой смены часовых поясов больше всего хочется лечь в ванну и потом всласть отоспаться, это он знал на себе. Он попытался дозвониться до справочной, но "09" был беспросветно занят. Промучившись минут пять, Николай подошел к к газетному киоску и попросил продавца показать справочник "Желтые страницы". Продавец, бубня себе под нос, что вот, мол, повадились на халяву пользоваться телефонным справочником, отказался дать толстый желтый уже слегка потрепанный том, пришлось купить его. Справочная аэропорта, конечно, тоже была занята. Тогда Николай нашел в справочнике телефон представительства компании PanAmerican и моментально туда дозвонился. Девушка на том конце линии с удовольствием сообщила, что самолет, как обычно, прибыл вовремя. Николай на ходу выдумал историю о родителях невесты, которых он почему-то не встретил в зале прилета, хотя неоднократно давал объявления по радио. Девушка сказала, что вообще-то она не вправе давать информацию о пассажирах, но Николай, подбавив слезы в голосе, сказал, что свадьба может сорваться, наплел еще какой-то сентиментальной чепухи, назвал фамилию Людиных родителей и получил подтверждение о вылете их этим рейсом. Оставив справочник на полочке возле телефона, Николай направился к выходу. Возле самой двери его обогнал шустрый парнишка в потрепанных джинсах со знакомым желтым томом под мышкой. Когда Николай вышел на улицу, тот уже бойко предлагал справочник со скидкой многочисленным прохожим. Судя по тому, что, когда Николай подходил к машине, парнишка опять проскочил мимо него, уже не будучи обременен поклажей, торговая сессия ему явно удалась.
Николай заехал в знакомый универсам возле пруда, чтобы купить чего-нибудь поесть, дома после посещения незваных гостей было шаром покати. В голове у него, как он ни старался себя успокаивать, крутились многочисленные варианты возможных событий. Нет, нет, да и проскакивали мысли о том, что "Дядя Леша" мог элементарно кинуть его. Он мог и сговориться с пресловутым Леонидом. Что им мог сделать Николай? Да ничего, разве что набить физиономию, подкараулив как-нибудь, так это себе дороже станет. Все на честном слове держится. А может они все в сговоре, - мелькнуло вдруг у него в голове, - и Люда и ее родители? Ну, брат... это уже на уровне шизофрении.
Выйдя из прохладного зала универсама на пыльную раскаленную улицу, он засмотрелся на мальчишек купающихся в пруду. Захотелось и самому вот так же с разбегу броситься в чистую прохладную воду, но он-то в отличие от мальчишек понимал, что это все не более чем мираж. То есть пруд, конечно, реально существовал, но вода там была грязной, на берегу давно стояли щиты с надписями, запрещающими купаться, поверху плавали пустые пластиковые бутылки, обрывки полиэтиленовых пакетов и всевозможной упаковки. Но ни мальчишки, поднимающие тучи брызг, ни рыболовы, усеявшие прибрежные откосы этого, казалось, не замечали. Ребята барахтались, получая море удовольствия, рыбаки время от времени вытаскивали из воды большеголовых ратанов, заселивших в последнее время чуть ли не все водоемы в Подмосковье, и исправно складывали их в прозрачные полиэтиленовые пакеты, наполненные водой. Наверно, они даже кормили своих кошек этой рыбой, дай им бог здоровья. Николаю невольно пришло в голову, что и вся жизнь, в общем-то, представляет собой большей частью такой вот мираж. Каждый выстраивает для себя свой маленький, в меру сил комфортный и удобный мирок и живет в нем. Вроде люди и вместе, а на самом деле так далеки друг от друга, как будто находятся в разных вселенных, поэтому так трудно бывает понять даже того, кто всю жизнь вроде бы находится с тобой рядом.
Будучи погружен в столь невеселые и слегка даже философские размышления, Николай подъехал к подъезду своего дома, поднялся к себе и сразу же взялся за телефон. Однако по-прежнему ни у Люды, ни у Николая Аполлоновича никто к телефону не подошел. Он включил спикерфон и поставил режим автодозвона на номер а Алексея Аполлоновича и Люды и пошел на кухню приготовить что-нибудь поесть. Уже и послеобеденный кофе был выпит, а в тишине квартиры динамик телефона все еще издавал тоскливые серии длинных гудков, перемежаемые щелчками набора номера. Наконец Николай подошел к телефону и сбросил автодозвон. Время подходило к шести вечера, и стало ясно, что случилось что-то необычное. Он попытался проанализировать различные варианты своих действий. Продолжать дозваниваться? Но перспектива сидеть в пустой квартире и слушать, как набираются номера, мягко говоря, не радовала. Съездить домой к Люде или Алексею Аполлоновичу? Но это вряд ли что даст. Если бы они были дома, то кто-нибудь обязательно отозвался бы. Что остается? Ну да, бюро несчастных случаев, или как там называется это заведение. Он набрал "09", минут пять слушал надоедливую мелодию, перемежаемую просьбами не вешать трубку. Наконец оператор отозвалась, дала номер бюро, но там было постоянно занято.
Николай опять поставил автодозвон, сел в кресло, включил телевизор и стал бездумно переключать каналы. Остановился на новостях, там показывали толпу, собравшуюся возле головного офиса МММ. Если в понедельник там еще пытались соблюсти хорошую мину при плохой игре, то теперь диктор бодрым голосом сообщал, что котировка акций МММ снижена почти в сто раз. Корреспондент пытался взять интервью у кого-нибудь, но люди, кто со злыми, кто с отчаявшимися лицами, то отталкивали микрофон, то бросали короткие реплики, в основном заглушаемые в эфире коротким писком, означавшим использование в качестве ответа русского мата. Только одна женщина с зареванным лицом уцепилась одной рукой за микрофон, другой за рукав телевизионщика, как будто ожидала от него немедленной помощи. Сбивчиво выкрикивая сквозь слезы слова, она рассказала, что ее семья продала квартиру и вложила все деньги в акции. Ошалевший корреспондент, бормоча что-то невнятное, с трудом вывинтил микрофон у нее из рук, но она успела отчаянно крикнуть напоследок,- Как же нам теперь жить, помогите же кто-нибудь!
Картинка переключилась. Диктор тем же бодрым голосом, но уже на фоне самого себя в студии, сообщил, что из-за событий вокруг МММ уже произошло несколько случаев самоубийств.
В это время длинные гудки в динамике телефона сменились женским голосом. Николай бросился к трубке. После короткого разговора он узнал, что никаких несчастных случаев с названными им лицами не зафиксировано. Тут Николай облегченно вздохнул, но, как оказалось, большая часть сведений о происшествиях текущего дня поступает только к вечеру.
День, залитый летним зноем, тянулся нескончаемо долго. Залетевшая оса, нудно звеня, билась об оконное стекло, упорно не замечая распахнутую рядом балконную дверь. Николай скатал в трубочку газету, улучив момент, шлепнул по стеклу. Раздавленная оса прилипла к фотографии полковника Смолина. Она еще чуть шевелила лапками и пыталась согнуть брюшко в надежде ужалить врага, но ей мешали выдавленные и прилипшие к газете внутренности. Николай вдруг вспомнил полковника, который, так же согнувшись, дергался на полу с развороченным животом, и внезапно ему стало плохо. Он едва успел добежать до туалета. Приступы рвоты шли один за другим, пока в желудке хоть что-то оставалось. Вконец обессиленный он едва смог умыться и почистить зубы. Ничего уже не хотелось дожидаться, оставалось только одно желание - забыть все. Он с трудом нашел две оставшихся последними таблетки снотворного, принял сразу обе и повалился на диван, накрывшись сдернутым с него пледом.
Глава23
1994 год, Москва, четверг, 21 июля
Сон его был тяжелым и неприятным, что-то снилось, но как сквозь туман, он не узнавал лиц, не понимал происходящего с ними. Когда он, взмокший и обессиленный, открыл глаза, на часах была половина двенадцатого, комнату заливал беспощадный солнечный свет. В себя он пришел только после холодного душа и большой чашки крепкого кофе. Однако вместо того, чтобы взяться за телефон, Николай почему-то вдруг неожиданно для себя решил прибраться в квартире. Откуда-то внезапно возникла бредовая (как он думал, отстраненно анализируя ситуацию какой-то частью своего сознания) мысль, что если в квартире все будет в порядке, то все нормально будет и у него. Он тщательно вымыл посуду, скрупулезно оттирая с содой малейшие признаки застарелых пятен, загрузил стиральную машину, затем пропылесосил и помыл пол. После этого снова пришлось пойти в душ, потом он побрился и погладил легкий летний костюм. Одевшись, он подошел к зеркалу, посмотрел на себя и сам себе же скептически ухмыльнулся,- Ну, что ты валяешь дурака! Ты же великолепно понимаешь, что просто оттягиваешь момент, после которого все станет ясно, и так же великолепно понимаешь, что случилось что-то непредвиденное, и одень костюм, хоть от Армани, хоть от Адама, шансов на благоприятный вариант развития событий у тебя ноль!
Разозлившись, он набрал номер Алексея Аполлоновича. Как и вчера в трубке долго звучали длинные гудки. Точно так же никто не ответил и по телефону Люды. Тут Николай почувствовал, что у него начинают дрожать руки, и его, несмотря на жаркий день, слегка знобит. Он нашел в ежедневнике записанный вчера номер телефона бюро информации о несчастных случаях и поставил аппарат на автодозвон.
Пробиться ему удалось только через полчаса. Пожилая женщина -оператор долго выясняла, кем он приходится разыскиваемым лицам, а когда он сказал, что Люда - его невеста, то оператор, вместо того, чтобы искать информацию, начала допытываться, почему он не знает, как зовут его будущих тещу и тестя. Николай чуть было не вспылил, но сдержался и вместо ответа спросил собеседницу, на какой день она познакомила своего жениха с родителями. Оператор надолго замолчала. Николай, испугавшись, что она отвлеклась на воспоминания о неблизких уже событиях, несколько раз дунул в трубку.
- Вы что дуете, у меня и так уши от вас за целый день болят. Ждите спокойно, я записи просматриваю.
Через несколько минут ее голос опять прорезался в трубке,- Вот, нашла. Записать есть чем?
- Ну, да. А что случилось?
- Они вчера втроем попали в автомобильную аварию в районе Лобни, доставлены в третью городскую больницу в той же Лобне. Запишите номер, по которому надо позвонить.
-Хорошо, записал, а что с ними, они сильно пострадали?!
- У нас таких сведений не бывает. Звоните, там все скажут.
- А не было там с ними четвертого, Алексей Аполлонович его зовут.
- Может и был, но его никуда не отвозили, не зарегистрировано.
Николай непослушными пальцами набирал номер. Первый раз он попал не туда. Какая-то бабка уже вознамерилась выспросить, кто он такой и как узнал про то, что у нее есть телефон, но он уже быстро снова набирал номер больницы. Долго шли длинные гудки, Николай терпеливо ждал, он хорошо помнил нервную суету, которая царила в регистратуре районной поликлиники, где две медсестры умудрялись выдавать талоны на прием к врачам, искать карты пациентов и в промежутках говорить по постоянно звонящим телефонам. Вот и сейчас он ожидал, что трубку снимет столь же запаренная суетой нервная медсестра. Но голос ответившей женщины был на удивление спокоен.
- Да, поступили к нам такие. Мы уж боялись, что они у нас надолго задержатся. Домой звонили, а никто трубку не берет, видно всей семьей к нам угодили. Теперь, чтобы все оформить, надо их паспорта российские подвезти, да одежду. Забирать-то когда будете?
Простой вопрос этот вызвал ступор у Николая. Если им нужна одежда, значит, в аварии они пострадали сильно. Тогда откуда он, Николай может знать, когда их забирать из больницы? Наверное, когда вылечатся. Или может их надо перевезти в какую-нибудь московскую больницу? Бред какой-то, это ему должны сказать, что и как. И где, кстати, взять паспорта? Конечно, если Люда даст ему ключ, то проблем никаких. Два раза до Лобни и обратно, это до вечера спокойно можно обернуться. Об Алексее Аполлоновиче он больше и не вспоминал.
Тут лихорадочный ход его мыслей был прерван окликом в трубке, - Эй, мужчина, вам там что, плохо?
- Простите, я не понял, почему я должен решить, когда их забирать. Я бы хотел сначала с врачом поговорить.
- А чего с ним говорить? У всех сочетанные травмы, несовместимые с жизнью. Да справки о смерти получите, там и будет все написано.
У Николая все внутри свело. Он, с трудом разлепляя губы, медленно спросил, - Справку о смерти кого?
- Да вы куда звоните-то?
У Николая мелькнула сумасшедшая мысль, что он опять ошибся номером, и кто-то пытается его разыграть, - Это третья больница города Лобни?
- Ну, да, - удовлетворенно ответила женщина, - морг третьей городской. А вам лучше в похоронное бюро обратиться. Заплатить, конечно, придется, но тут уж что сделаешь.
- Так они что все трое мертвы? - все еще изо всех сил надеясь на чудо, спросил Николай, выдавливая слова сиплым шепотом.
- Все. Они, наверное, сразу погибли, сильно очень побиты, и обгорели, видно в закрытых гробах хоронить придется. А вы им кто будете?
Но вопрос этот повис в воздухе. Николай положил трубку на телефон и вышел на балкон. В голове крутилась одна фраза, - Вот и все, и ничего больше не будет...
Глава24
1994 год, Москва, суббота, 23 июля
Еще вчера, в пятницу над Москвой прошел фронт очередного циклона, и опять жара сменилась промозглой сыростью. С утра временами начинал моросить почти осенний дождик, заставляя прохожих открывать зонтики. С балкона пятого этажа зонты представлялись Николаю парашютиками, плавно влекущими их обладателей в какие-то неведомые страны.
В храме святого Пимена, что возле метро "Новослободская" в двенадцать часов должен был совершаться чин отпевания. Люда и ее родители, оказались крещеными, хотя службы в церкви и не посещали. Все эти подробности были известны Любови Константиновне, той самой заведующей детского сада, которую Николай видел во время карантинного противостояния родителей и персонала детсада. Когда он узнал о гибели Люды и ее родителей, возникло ощущение абсолютной опустошенности, казалось, что жизнь кончилась. Наступила полнейшая апатия, и ныло сердце, в горле стоял ком. Слава богу, что в жизни был уже опыт перенесения подобных стрессов. Николай попытался сосредоточиться на том, что сейчас только он знает, что случилось с Людой, и сейчас на нем лежит ответственность... Тут он запутался в мыслях. А за что, собственно, ответственность? Он попытался сформулировать для себя, - Ну, наверное, чтоб они достойно ушли из жизни. Так это глупость, из жизни они уже ушли. Чтобы, как подобает, завершили земной путь... Господи, да что же это меня все на высокий штиль-то тянет. Люди умерли, надо позаботиться, чтобы они не валялись в морге, а чтобы их по-человечески похоронили. Только как же это сделать, у меня же ни паспортов их нет, ни одежды. Ну, ладно, одежду можно, в конце концов, купить, а с документами-то как быть?
Тут возникла нелепая мысль, что документы тоже можно купить. Стоп, стоп, так он же не знает, как ее родителей зовут, да и фотографии нужны. И вдруг он отчетливо вспомнил, как Люда рассказывала, что Любовь Константиновна - лучшая подруга ее мамы. Сначала он хотел позвонить, но потом решил, что на машине он будет ей помогать, куда-то ездить, что-то делать. И тогда он сел в машину и поехал за город.
Обычно он водил автомобиль спокойно, стараясь без надобности не перестраиваться из ряда в ряд, и не сильно превышать скорость, но в тот день, чтобы отвлечься, он ехал в стиле "слаломист", вписываясь в малейшие просветы, возникавшие впереди в соседних рядах и по возможности до предела ускоряясь между светофорами. В одном месте он даже на пару с обладателем наглухо затонированного "бумера" проскочил перекресток на только что включившийся красный, при этом буквально в паре метров миновав встречи с уже рванувшими справа машинами. Но бог миловал, свидания с гаишниками тоже удалось избежать, и вскоре он уже подъезжал к загородной территории детсада. Услышав, к кому он идет и по какому поводу, охранники только что под козырек не взяли, а один из них вызвался даже сопроводить его, как он выразился " к самой".
Любовь Константиновна на крылечке административного корпуса разговаривала с двумя сотрудницами. И хотя говорила она вроде бы обычным тоном, но, судя по тому, как те виновато переминались с ноги на ногу, втык им был сделан основательный. Увидев Николая с почетным эскортом, она мановением руки вымела с крыльца провинившихся девиц и перенесла фокус внимания на мужчин. Охранник открыл было рот, но Николай попросил ее о разговоре наедине. Поднявшись на второй этаж, они очутились в крохотном кабинетике, где Николай все ей и рассказал. Надо отдать должное Любови Константиновне, она изрядно побледнела и как-то осела, услышав известие о гибели всей семьи ее подруги, но тут же извлекла из стола пузырек и блистер с лекарствами, накапала себе каких-то капель, проглотила пару таблеток и вновь стала энергичной и деятельной. Она моментально связалась по телефону с какой-то родственницей, у которой был ключ от квартиры погибших, достала из толстой папки копию Людиного паспорта, нашла телефон похоронного бюро в Лобне и тут же договорилась с агентом, что они часа через два подъедут к больнице, оставила за себя кого-то из сотрудников, и они с Николаем по замысловатой кривой, обусловленной посещением родственницы, живущей в Черемушках, и Людиной квартиры, расположенной недалеко от ВДНХ, ринулись в Лобню.
Возле ворот больницы уже стоял желтый "пазик" с черной траурной полосой, опоясывающей его бока и с характерным люком сзади. Водитель, открыв дверь кабины, лениво курил и листал какой-то журнал. Вдоль автобуса взад и вперед нетерпеливо рысила бойкая дамочка средних лет. Увидев вышедших из машины и направляющихся к ней мужчину с женщиной, она тут же попыталась было начать корить их за опоздание, но Любовь Константиновна и лежащее бревно могла парой фраз поставить по стойке "смирно", что она тут же и продемонстрировала. Через минуту агент похоронного бюро покорно и торопливо заполняла какие-то формуляры, давая расписаться на каждом директрисе. Затем Любовь Константиновна попросила Николая остаться в машине, а сама вместе с агентом ушла на территорию больницы. Вернулись они только через полчаса. Директриса выглядела постаревшей лет на десять, и, судя по тому, что тушь с ресниц была смыта, она еще и плакала.
Агентесса укатила на своем автобусе, а Николай некоторое время постоял на месте, ожидая, пока его спутница опять примет лекарства, и только после этого потихоньку тронул в Москву. Любовь Константиновна потихоньку приводила себя в порядок, он старался не смотреть в ее сторону, делая вид, что сосредоточился на дороге.
- Представляешь, - сказала вдруг его пассажирка, - какой-то пьяный мудак выехал на встречную, и они не успели отвернуть. Обе машины улетели с дороги, да еще и загорелись, так что хоронить придется в закрытых гробах. А этот козел, который врезался в них, не был пристегнут, вылетел из машины через лобовое стекло, попал в кусты и отделался только переломом ноги да сотрясением. Но я эту суку посажу на всю его оставшуюся жизнь, все силы приложу, а посажу. А не получится, так и на тот свет отправлю...без всяких судей.
Она отхлебнула прямо из пузырька с валерьянкой, ее передернуло, и она нелепо икнула. Немного помолчав, она добавила, - Давай сейчас на Новослободскую, там церковь есть, надо договориться об отпевании, они все-таки крещеные, я Людке крестной матерью прихожусь. У них на Миусском кладбище фамильный участок, там их и... положим.
А сегодня, войдя в церковную ограду, Николай сразу увидел три стоявших рядом автобуса похоронной службы. Точно так же в правом нефе храма святого Пимена три закрытых гроба стояли рядком на катафалках. Служба только что закончилась, и негустая толпа прихожан уже почти разошлась. Несколько старушек, шурша тихо, как мышки, возились около огромных латунных подсвечников, гасили недогоревшие свечи и соскребали следы оплавленного парафина или воска. На крышках гробов лежали кресты и фотографии в черных траурных рамках. Вокруг собралось человек пятьдесят, из которых Николаю были знакомы лишь Любовь Константиновна, да Оксана, поэтому он держался в заднем ряду.
Неторопливо к собравшимся подошел сухонький, седой, совсем старенький священник в светлой рясе, поверх которой накрест была повязана широкая лента с золотым шитьем. Его сопровождал, держа в руке слегка дымящееся кадило, невысокий, но весьма объемистый дьякон в черной рясе. Священник коротко переговорил о чем-то с Любовью Константиновной и, взяв из рук дьякона кадило, возгласил слова первой молитвы. Директриса оглянулась в этот момент и, пошарив взглядом по толпе, властным взмахом руки подозвала Николая к себе. Он невольно подчинился и осторожно пробрался и встал рядом с ней.
- Держись со мной рядом, - шепнула она, - мы с тобой тут самые близкие им люди.
Отпевание подходило к концу. Дьякон густым басом провозгласил "вечную память", голос гулко и мощно плыл в полупустом храме сквозь дымку ладана. Николай, перекрестившись, поднял лицо вверх, стараясь удержать внезапно нахлынувшие слезы. Взгляд его скользнул по колоннам, украшенным знаменитыми васнецовскими росписями, и уперся в видимый из бокового нефа краешек купола, где в лазурной выси беззаботно кувыркались белоснежные ангелы. Пока звучали слова молитв, произносимых священником, Николай старался удержать внимание на них, стараясь понять полузнакомые слова на церковно-славянском языке. Это помогало хоть как-то умерить боль в душе, которая, возникала каждый раз, когда он снова и снова понимал, что ничего уже не вернуть и ничего больше не будет. Тогда хотелось замереть, не двигаться, а еще лучше упасть ничком и никого не видеть и не слышать. Сейчас же, когда затихли последние слова "вечная память", в голове у него опять возник сумбурный поток мыслей, которые, перебивая друг друга, возникали, казалось, из ниоткуда и были обращены к тому, чье незримое присутствие предполагалось этими колоннами, этим куполом и молитвами, улетающими с дымом ладана вверх, туда, к Нему.
-... За что, мне все это? Что я, пожелал чего-то запретного? Мне ведь ничего не надо, кроме нормальной жизни. Жена, дети, работа... Что в этом греховного? А этот клад, я что его просил? Что это, искушение? Значит все это из-за того, что я не выдержал испытания искушением? Ну, хорошо, поманил и отнял. Но ее-то зачем нужно было наказывать, она же ни в чем не виновата! Это я убил тех двоих, и я должен ответить. Но что мне было делать, я же не хотел никого убивать, я просто защищался. Или я безропотно должен был отдать свою жизнь? Но за что, зачем, смысл какой во всем этом?!...
Возле него остановился проходивший мимо священник, который служил на отпевании.
- Простите, это ваших близких хоронят?
- Да, тут моя невеста.
- Сочувствую и разделяю ваше горе. Вы воцерковлены?
- Простите?...
- Службы в церкви посещаете?
- Да, нет. Вообще-то я крещеный, но как-то...
- Понятно, теперь большинство так. Но вам бы хорошо на исповедь прийти, причаститься, глядишь горе-то и утишится. Попробуйте еще Экклезиаста почитать, там хорошо написано для облегчения страждущих. А на исповедь приходите, и просто так поговорить можно, спросите отца Петра. А сейчас руки вот так, ковшичком сложите. Благослови тебя господи!
На улице моросил мелкий дождь. Добровольцы из числа присутствовавших на похоронах мужчин, среди которых был и Николай, вывезли и погрузили гробы в автобусы. Похоронный караван катил по московским улицам, не привлекая внимания прохожих, прячущихся под зонтами, и в основном смотрящих под ноги, чтобы не попасть в очередную лужу. Редко кто бросал взгляд на три одинаковых автобуса следующих друг за другом, да и эти взгляды были равнодушно-любопытствующими. Николай с тоской смотрел в окно. Там на улицах все шло обычным порядком, и никому дела нет до того, что оборвались чьи-то жизни, а линии чьих-то судеб пойдут из-за этого совсем другими путями. Когда автобусы уже подъехали к воротам кладбища, какая-то старушка в нелепом плюшевом жакете, в клетчатом платке, повязанном по-деревенски, с узлом на затылке и с двумя кошелками через плечо, вдруг остановилась, провожая взглядом автобус, в котором он ехал, и несколько раз перекрестилась, шепча что-то.
Перед воротами произошла заминка. Дежуривший возле них мужичок, на котором ввиду дождя была армейская плащ-палатка, а на ногах почему-то лаковые ботинки, делал вид, что въезжать на территорию кладбища, ну никак не положено. Твердость его убеждений моментально испарилась при виде бутылки, возникшей в руках Любови Константиновны. Волшебным образом ворота растворились в тот самый момент, когда бутылка исчезла под плащ-палаткой.
Прощание возле могилы было недолгим, дождь хлынул уже по-настоящему, и нахрапистый бригадир могильщиков бесцеремонно торопил агента похоронного бюро, которая пытаясь придать какую-то приличную моменту скорбь и торжественность, включила принесенный с собой кассетник с записью похоронного марша. В тот момент, когда она пригласила присутствующих "прощаться с погребаемыми", то ли из-за того, что батарейки были старыми, то ли из-за попадания воды, пленка вдруг замедлилась, музыка превратилась в какофонию, и под эти звуки Николай, шедший в середине стихийно возникшей цепочки прощавшихся, остановился у гроба, на котором лежал Людин портрет. Шедшие за ним обходили его, держа одной рукой зонтик, другой прикасались к каждому гробу, замирали на мгновение, пытаясь принять печально-задумчивый вид, как бы выражая всю глубину скорби, которую они чувствуют и отходили в сторону. А он стоял, не в силах снять руку с крышки. Ему казалось, что пока он находится тут рядом, все еще живо то, что было с ними. Но стоит ему отойти, как порвутся последние нити, соединяющие их, и все начнет стремительно уходить в туман забвения. Он с грустью подумал, что пройдет несколько лет, и размоются в памяти черты любимого лица, а у него нет даже фотографии. Тут к нему торопливо подошла агент похоронного бюро и, сохраняя скорбное выражение на лице, злым шепотом попросила его отойти. Вслед ней поспешали уже могильщики с брезентовыми лямками в руках.
Опущены были в общую могилу гробы. Директриса высыпала на крышки данную ей при отпевании в церкви землю. Снова выстроилась очередь, на этот раз, чтобы брезгливо бросить щепотку раскисшей от дождя земли и торопливо поспешить в автобусы на ходу подставляя запачканные руки под струйки дождя, текущие с зонтов. В спину им летели звуки глухих ударов земли о крышки гробов, которые торопливо засыпали рабочие, торопящиеся поскорее приобщиться к дарам, которыми Любовь Константиновна подогрела их интерес к работе.
Поминки были организованы директрисой в небольшом кафе-стекляшке, расположенном рядом с метро "Новослободская". Когда автобусы подкатили к нему, из них вышел уже повеселевший народ. Дождь кончился, и большинство осталось на улице, покурить и поговорить, поскольку многие давно не виделись. Стихийно организовалось несколько кучек, - отдельно родственники, отдельно коллеги по работе. Николай в задумчивости прохаживался возле кафе - он не курил, когда вдруг услышал, что в одной из компаний упоминают Алексея Аполлоновича. Толстый вальяжный мужчина, распускавший в этот момент узел галстука, говорил, что у него была назначена встреча с ювелиром на позавчера, но тот на встречу не пришел, а он второй день не может до него дозвониться. Еще один из родственников сказал, что пытался сообщить Алексею Аполлоновичу об аварии, но тоже потерпел неудачу. Подозвали Любовь Константиновну, которая знала все. Та сообщила, что ювелира пытались разыскать и даже оставили ему записку в почтовом ящике, но он так и не объявился. Родственники проявили живейший интерес к судьбе пропавшего Алексея Аполлоновича, нашелся кто-то заявивший, что у него большие связи в МУРе, директриса тут же договорилась с ним о взаимодействии и пригласила всех в кафе.
Дальше все шло как обычно. После первых двух рюмок люди потихоньку начали раскрепощаться, и поминки постепенно начали перерастать в собрание кружков по интересам. Где-то вспоминали, как почти одновременно пришли на работу мать и отец Люды, как они не сразу познакомились, и какая у них была потом любовь. Кто-то пытался подняться по генеалогическому древу семьи чуть ли не до времен Ивана Грозного. Тут и там раздавались призывы встречаться чаще и не по столь грустным поводам. Время от времени разговоры прерывались очередным оратором, который призывал всех налить и вспомнить те или иные вехи из жизни покойных, кое-кто при этом, в основном женщины, пускал слезу.
Николаю, то ли от выпитого, то ли от усталости, которая навалилась на него за эти дни, стало вдруг тошно слушать все это. Его с этими людьми ничего больше не связывало, кроме памяти о Люде, а память у каждого своя. Он великолепно понимал, что пройдет несколько дней, и большинство собравшихся забудут о том, что произошло сегодня. Их жизни будут продолжаться так, как шли раньше. Для них ровным счетом ничего не изменилось. Был повод встретиться с родственниками, вспомнить старое и не более того. Часть из них встретится где-то на девятый день, еще меньшая часть на сороковой и все. Завянут и засохнут венки на могильном кресте. Потом его сменит памятник, деньги на который уже собираются родственниками и коллегами по работе, и заботу об установке которого уже взяла на себя неугомонная Любовь Константиновна. Гранитная плита переживет людскую память, и только кто-нибудь проходящий мимо могилы подумает с жалостью, - Надо же, все в один день. И девушка такая молодая и красивая, жить бы да жить...
Николай воспользовался тем, что в мероприятии был объявлен перерыв перед подачей на столы чая и непременных тортов, и, выйдя к дороге, поймал частника и поехал домой. Для себя он еще утром решил, как проведет ближайшие десять дней. Он вспомнил, что как-то читал воспоминания маршала Жукова, и тот в подобной ситуации принимал каждый день снотворное, спал, просыпался, ходил в туалет, что-то пил и ел, снова принимал снотворное, и так две недели подряд.
Он зашел в ближайшую к дому аптеку, купил коробку каких-то усиленно рекламируемых для похудания коктейлей в порошках и пузырек с сильнодействующим снотворным. Провизорша заартачилась, было, и не хотела продавать снотворное без рецепта, но ласковый взгляд бледно-прозрачных глаз президента на серо-зеленой бумажке убедил ее не хуже печати "кремлевки".
Дома он первым делом почистил желудок по " методу тигра", как учил их в свое время тренер. Затем набрал воды в несколько кастрюль и стеклянных банок, чтобы отстаивалась, взял девять пластиковых пакетиков, в каждый положил две таблетки и упаковку с коктейлем. Подумав, он аккуратно выложил это на кухонный стол, начертил таблицу на десять дней, чтобы контролировать себя, в последний столбец аккуратно записал последовательность действий по выходу из состояния постоянного сна, и несколько раз повторил про себя, пока не выучил наизусть. Затем закрыл входную и балконную двери на внутренние запоры, включил телефон на режим автоответчика и принял первые две таблетки снотворного. Пока оно не начало действовать, он наудачу набрал номер Олега Денисова. Тот оказался дома.
- Привет, Олег. Как там твой американский родственник еще не передумал?
- Да нет, я уже двоих ребят нашел. Ты-то ничего не решил?
- Вот я как раз по этому поводу и звоню. Я согласен, только мне дней на десять придется уехать.
- Нормально, как раз такой лаг есть. Ну, как вернешься, звони. Пока.
- Обязательно, будь здоров.
Николай попытался читать, но через десять минут почувствовал, как его неудержимо тянет ко сну. На всякий случай он еще раз сходил в туалет и после этого еле добрался до кровати.
Он просыпался с тяжелой мутной головой, шел в туалет, выпивал кружку воды, разводил и выпивал мутную бурду коктейля, чистил зубы, снова выпивал кружку воды, запивая две таблетки из очередного пакетика. Делал он это почти на автомате, но отмечал каждое проделанное действие в таблице, и снова ложился. За окном иногда было темно, иногда светило солнце, а иногда вообще не понятно, что это, утро, день или вечер. Когда в очередной раз он зашел на кухню, там не оказалось ни одного пакетика. Николай непонимающе уставился в таблицу, все клеточки которой оказались заполненными. В последней колонке прочел, - Прими холодную ванну, пора просыпаться! Он постоял около стола, слегка пошатываясь, и опять лег спать. В следующий раз он проснулся уже более-менее способным соображать, несколько раз потянулся, с удовольствием чувствуя, как растягиваются сократившиеся за время столь продолжительного сна мышцы. В ванную он шел так же, с удовольствием, потягиваясь и раскачиваясь в стороны, только в голове все еще как будто стоял туман, и ни о чем не хотелось думать. Включив кран с холодной водой, умылся, посмотрел на себя в зеркало. Вид осунувшейся физиономии с набрякшими мешками под глазами и десятидневной бородкой не порадовал его, но и не удивил. Заткнув сливное отверстие, он на полную включил холодную воду и отправился на кухню.
Пока наполнялась ванна, Николай сварил немного жидкой овсяной каши. Еще перед началом всей процедуры со снотворным он продумал, как будет выходить из состояния отупения и безразличия и теперь неукоснительно следовал своим же инструкциям. В ванной он, раздевшись, без раздумий лег в холодную воду и лежал, пока не почувствовал, что его начинает бить озноб. Тогда он встал, вытащил сливную пробку и включил душ настолько горячий, сколько можно было терпеть. Согревшись, он еще несколько раз переключал воду в душе с горячей на холодную и наоборот, и вскоре почувствовал, что к нему понемногу возвращается ясность мысли. Он с удовольствием побрился, пару раз обильно покрывая физиономию пеной для бритья, протер лицо туалетной водой, с каким - то наслаждением ощущая болезненное покалывание. Только теперь он почувствовал, что очень голоден, однако ограничился овсянкой. Хотя голодание было и неполным, коктейлями-то он подкармливался, но выходить из этого процесса надо было осторожно. Николай помнил, как во время учебы в университете однокурсник, повернутый на разных методиках оздоровления, решил лечиться полным голоданием, правда, непонятно от каких болезней. Так он успешно продержался на воде и клизмах тридцать дней, но когда выходил из этого состояния, из деревни от матери пришла посылка. В результате всего лишь один пирожок с капустой вызвал сильнейшие колики и отправил беднягу в больницу.
Взглянув на лежащие на столе часы, Николай с удивлением обнаружил, что вместо десяти дней проспал пятнадцать. Он вспомнил, как еще мальчишкой читал в каком-то научно-популярном журнале, что если человека изолировать от внешней среды, то он постепенно переходит на сутки продолжительностью тридцать шесть часов. И что будто бы это свидетельство того, что наши далекие предки прилетели на Землю из какой-то другой звездной системы, чуть ли не с Веги.
И тут он с каким-то раскаянием подумал, что прошел почти час с того момента, как он проснулся, а он даже ни разу не вспомнил про Люду. Николай прислушался к себе. Прошлое по-прежнему было с ним, но теперь оно было, как бы отгорожено преградой, не пропускающей с воспоминаниями боль и тоску. Осталось сожаление о том, что могло бы быть, но чего никогда не будет. И пыль забвения начала уже покрывать то, что было так дорого. Он с грустью подумал, что с каждым днем память о ней буд е т все сильнее и сильнее уходить в дымку времени, и придет день, когда он не сможет вспомнить ее улыбку... Чтобы отвлечься от печальных размышлений, которые, несмотря на его старания, опять начинали бередить душу, он поставил в магнитолу кассету с маршами и принялся составлять план своих действий на ближайшее время. Сначала надо было решить, что делать с квартирой. Если в Штатах все пойдет нормально, то он может и не вернуться, а если даже и вернется, то жизнь пойдет совсем по-другому руслу. Значит, квартиру стоит продать. Проще всего повесить объявление в офисе его бывшей компании, там народ надежный. То же самое надо сделать с машиной и гаражом, какие-то деньги для начала будут. Стоп, а что же с кладом-то?
Николай, поколебавшись и чувствуя в душе безнадежность этой попытки, набрал номер Алексея Аполлоновича. Минуту он слушал длинные гудки, а затем положил трубку. Ему не хотелось строить никаких гипотез о случившемся, но было уже почти очевидно, что о драгоценностях, оставленных ювелиру, придется забыть. Потом он позвонил Любови Константиновне. За то недолгое время, которое он провел с этой женщиной, у него возникло к ней чувство благодарности и симпатии. Ему пришлось долго ждать, пока ее найдут на территории детского сада. Когда она подошла, то первым делом пожурила его за то, что он не приехал на "девять дней". Николай все объяснил и поинтересовался судьбой Алексея Аполлоновича. Директриса рассказала, что его так и не смогли найти. Из Питера была вызвана его дочь, квартиру вскрыли и обнаружили, что сейф, в котором ювелир хранил материалы и изделия, над которыми работал, оказался пуст. Исчезли также все инструменты и документы. Дежурные в подъезде ничего подозрительного в период, когда это могло произойти, не заметили. Лишь один из них покаялся, что почему-то проспал мертвецким сном одну из ночей. Милиция завела дело об исчезновении, но никаких продвижений по нему не было, если не считать того, что как удалось установить, границу легально ювелир не пересекал.
Закончив разговор, Николай вышел на балкон. Ветер дул с севера, оттуда изрядно заносило, и уже глухо и лениво проворчали первые раскаты грома. Ему вспомнилось, как бабушка говорила, что после Ильина Дня гроз уже не бывает, а он уже неделю как миновал.
-Что-то везет мне в последнее время на маловероятные события, - подумал он, - прямо цугом идут. Можно сказать, просто переехало поездом случайностей. И судя по всему, последний вагон еще не прошел.
Тут Николай вспомнил, что пора звонить Олегу Денисову. Конечно, стоило отложить этот звонок на вечер, вряд ли тот днем будет дома, но на этот раз повезло. Олег попросил привезти копии документов, заверенные нотариусом. Николай, обрадовавшийся тому, что надо сделать что-то конкретное, быстро собрал все в портфель. Тут на глаза ему попались фотографии монет, которые лежали в шкатулке вместе с документами. Он решил на обратном пути из нотариальной конторы зайти в расположенный неподалеку магазинчик "Филателия", где кучковались собиратели не только марок, но и прочих редкостей.
В узеньком душном предбаннике перед кабинетом нотариуса толпилось два десятка человек. Николай поинтересовался, у стоявших первыми, на что можно рассчитывать, понял, что стоять придется три-четыре часа и шансов успеть до окончания рабочего дня у него нет. Однако какая-то активистка уже писала очередь на завтра, и он оказался восьмым.
Когда взмокший и распаренный он вышел на улицу, то первым делом направился к цистерне с квасом, а затем к киоску с мороженым. Так, откусывая потихоньку ледяной, бетонной крепости заморозки пломбир, он и подошел к "Филателии". Там собралась небольшая толпа, состоявшая исключительно из представителей сильной половины человечества. На бетонном парапете, отделяющем площадку перед магазином от откоса, идущего к проезжей части улицы, разложены были в основном кляссеры с марками, но попадались и планшеты с монетами. Николай неторопливо прошелся туда и обратно, не привлекая чьего-нибудь внимания - нечего делать человеку, вот и ест себе потихоньку мороженое, да глазеет на красивые вещи. Тем временем он прикидывал, к кому бы подойти за консультацией. Наконец выбрал лысоватого, но с голландской бородкой мужичка лет сорока, которого про себя он окрестил "шкипером". Тот был в затрапезного вида серых рубашке и брюках модного когда-то стиля "сафари" и привлек его внимание тем, что к нему уже несколько раз подходили, почтительно поздоровавшись, группками по двое-трое, показывали планшеты с монетами, и выслушав какие-то короткие оценки, отходили.
Николай, доев мороженое, подошел к "шкиперу".
- Простите, меня зовут Николай, не мог бы я у вас слегка проконсультироваться по поводу монет?
- Купить, продать?
- Продать, но я еще точно не знаю, стоит ли.
- Ну, покажите, может чем-то и помогу.
- Да, конечно, но у меня с собой только фотографии.
- А что за монеты-то? Какого времени, из чего сделаны, степень сохранности? Как я это по фотографии определю?
- Ну, вы хотя бы примерно диапазон стоимости определите. Монеты золотые, сохранность идеальная.
- Новодел что ли? То-то ты с фотографиями пришел!
- Да нет, могу дать гарантию, что подлинные и золотые. Конец девятнадцатого, начало двадцатого века.
- Ладно, показывай.
Николай достал фотографии из портфеля и передал их шкиперу. Тот взял их со скучающим, даже слегка брезгливым видом. Но когда он всмотрелся в них, всю скуку его моментально размело. Он достал из кармашка шикарного дипломата большую лупу и несколько минут внимательно всматривался сначала в одну, потом в другую фотографии. Оторвавшись, наконец, от них, "шкипер" как бы мимоходом бросил взгляд на Николая и тут же уставился себе под ноги, что-то соображая. Наконец, вроде бы решившись на что-то, он сказал,- Если это и в самом деле подлинники, я готов дать, ну скажем, тысячу долларов за все. Давайте договоримся, когда и куда мне подъехать. Я могу прямо сейчас отправиться с вами.
- Простите, но я еще не решил, буду ли продавать.
- Ну что ж, вот моя визитка, звоните, если надумаете.
Когда Николай уже подходил к автомобилю, его окликнули сзади,
- Молодой человек, можно вас на минутку!?
Николай обернулся. Его, запыхавшись, догонял тщедушный старичок лет семидесяти со старым потертым кожаным портфелем.
- Молодой человек, простите, я видел, что вы разговаривали с Гусаком...
- С кем?!
- Я хотел сказать с Димой Гусаковым. Позвольте представиться, Валентин Лунцевич, сотрудник Исторического музея. Так вот, я хотел вас предупредить, что человек этот, как бы сказать... не очень корректен по отношению к людям посторонним. Нумизмат он очень знающий, не спорю, но вы ведь человек в нумизматике, скажем так, посторонний. Вы что-то на продажу принесли?
- Ну, допустим так.
- Я по выражению его лица понял, а я его хорошо знаю, что у вас какой-то раритет. Он предложил вам продать ваши монеты?
-Да. Но у меня с собой только фотографии. Он дал визитку, назвал цену, буду думать. Но вы знаете, у меня не сложилось впечатления, что это раритет. Он за шесть монет предложил тысячу долларов.
- Да, это нормальная сумма за ординарные николаевские десятки в хорошем состоянии, но тут что-то не так, интереса в его лице было на гораздо большую сумму, смею вас уверить. А можно полюбопытствовать, что там у вас такое?
- Давайте сядем ко мне в машину, и я вам все покажу....Вот, шесть монет, две фотографии, аверс и реверс, если я не ошибаюсь в терминологии. Все в идеальном состоянии, золотые, и абсолютно достоверно известно - подлинные. Но три монеты какие-то странные, я такого названия - рус, никогда не слышал, может это и не монеты вовсе?
- Как вы сказали? - Музейщик дрожащими от волнения руками вытащил из кармана пиджака футляр с очками, торопливо нацепил их и прямо впился взглядом в фотографии, буквально выхваченные из рук у Николая. Потом он, как и предшествующий эксперт, достал из потрепанного портфеля лупу и тщательно рассмотрел фотографию. При этом создалось впечатление, что он ее еще и обнюхал. Закончив священнодействие, он снял очки, сложил дужки и, задумчиво постукивая оправой о ладонь левой руки, сказал, - Теперь понятно, почему Гусак сделал стойку. Три монеты особой ценности не представляют, а вот эти, с названием денежной единицы "рус" - это даже не раритет, это суперраритет! Дело в том, что в начале своего царствования, Николай Второй предпринял попытку ни мало, ни много сменить название российских денежных знаков, и на смену рублю должен был прийти рус. Но идею в окружении самодержца не поддержали, и он потерял к ней интерес. Однако некоторое количество пробных монет было отчеканено. По одним данным, было сделано всего пять комплектов по три монеты номиналом пять, десять и пятнадцать руссов, по другим десять. Сейчас известно, что три полных набора есть в различных музеях мира и один в частной коллекции. Так вот, комплект в частную коллекцию был приобретен в апреле этого года на аукционе за сто восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. А вам предложили тысячу долларов!
Высказавшись, Лунцевич замолчал, вопросительно глядя на Николая. Тот, однако, никак не отреагировал. Он неподвижно сидел, глядя вперед. Опять перед ним возник призрак неожиданного богатства. Сейчас-то чем платить придется?
- Если хотите, я могу помочь вам с реализацией. Есть несколько человек, которые интересуются нумизматикой и обладают достаточным капиталом для того, чтобы приобрести ваши раритеты. Но цена, конечно, будет не та. Правда, можно попытаться устроить аукцион между ними. Ну, так как?
- Если честно, то не знаю пока. У меня уже есть опыт, и надо сказать крайне негативный, в подобных делах. Повторения не хотелось бы.
- А вы на всякий случай оставьте свой телефончик, я вам как-нибудь позвоню.
- Да нет, вам, пожалуй, лучше от меня подальше держаться. Давайте лучше я ваш телефон запишу.
- Только умоляю вас, не продавайте задешево первому попавшемуся. Пишите...
Лунцевич вышел, дождался, пока Николай уедет, торопливо записал номер его машины и вприпрыжку направился к телефонной будке.
- Здравствуйте, Николай Ильич, это Лунцевич вас беспокоит. Помните, вы говорили, что вас интересует клиент, далекий от нумизматики, желающий продать золотые монеты в отличном состоянии. Так сегодня такой появился... То есть как не нужно?... Отпала необходимость... понятно. Ну, а как быть с моим делом? Мне полковник обещал, что если я окажу содействие, то дело закроют. Я свою задачу выполнил... То есть как погиб?... Да нет, телевизор не смотрю, газет не читаю, для здоровья в моем возрасте вредно. Ладно, до свидания.
И удрученный музейщик отправился в метро.
Глава25
1995 год, Ричмонд, Калифорния, март
Читая новости в Интернете, Николай Денин, руководитель проекта и совладелец фирмы BioWay вдруг наткнулся на заметку о результатах торгов на аукционе Кристис в Лондоне, посвященном продаже русских предметов искусства, в том числе и ювелирных изделий. Один из главных лотов аукциона, " гарнитур Императрицы от Фаберже, состоящий из колье и сережек с изумрудами и бриллиантами ", был куплен за пять миллионов фунтов стерлингов посреднической фирмой. Продавец и покупатель пожелали остаться неизвестными.
- Ну что ж, - грустно подумал он, - Как веревочке ни виться... Кто-то заполучил эти драгоценности, и остается надеяться, что они ему неприятностей не доставят. А кто-то стал богаче на пять миллионов фунтов, и остается надеяться, что он свое все-таки получил не полностью.
Уезжая из Москвы, Николай продал все свое имущество, в том числе и золотые монеты, кроме руссов. Знакомый свел его с таможенником, который помог пронести три монеты всего лишь за пятьсот долларов. Сейчас они уже были оформлены в качестве лота для аукциона, который пройдет через три месяца в Нью-Йорке.
Жизнь шла своим чередом. Их фирма стремительно развивалась, и, судя по всему, обещание американского родственника Олега Денисова должно было сбыться в гораздо больших масштабах. По капле вытекла из души тоска, лишь изредка на него накатывало, тогда он, пользуясь своим положением старшего партнера, садился в машину и уезжал на берег океана, где просто сидел и смотрел на волны, которые тысячи лет на бегали на золотистый калифорнийский песок, и еще тысячи лет будут набегать. И он вспоминал старые как мир строки - "...Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем...", и было ему в этом великое утешение.
Эпилог
1995год, Нью-Йорк, март
Асти очнулась оттого, что кто-то тронул ее за плечо. Она с трудом открыла глаза, голова кружилась, замирало и обрывалось сердце, как будто на качелях. Но это не качели, это она качается на волнах. Опять одна, одна посреди серого моря. Только чайки где-то рядом кричат, их надо прогнать, но нет камня, чтобы бросить. Ну да, откуда в море камни... тогда, может, плеснуть водой, и они улетят? Пальцы рук, бессильно вытянутых вдоль тела едва шевельнулись. Господи, какие же руки тяжелые, они тянут на дно. Пробковый жилет почему-то больше не удерживает ее на плаву, она с головой уходит в воду, вокруг мутная серо-зеленоватая мгла, не хватает воздуха, нечем дышать. Какая-то тень приближается. Опять этот серый хочет схватить ее за руку и потащить в тот огонь, в котором уже столько лет горят все они - отец, мать, сестры, брат. И она сама почему-то тоже там, в этом пламени, а на руках у нее скулит Джемми. Кто же тогда тонет в море? Ведь это из ее тела ледяная вода уносит последние остатки тепла? Если она в огне, то почему ей так холодно?
Голос дочери, наконец, прорвался сквозь смертную пелену уже окутывающую сознание Асти, - Мама, это же Билли! Посмотри, что он тебе принес!
Асти последним усилием воли вытащила себя из наступающего сумрака небытия. Да, вот он Билли, стоит рядом и протягивает ей открытый футляр, в котором искрятся драгоценные камни. Он приподнял изголовье кровати, положил футляр поверх одеяла и помог Асти надеть очки, чтобы она могла лучше видеть. Осторожно взяв иссохшую невесомую руку, он бережно положил ее ладонь на футляр с колье. И Асти, которая уже не чувствовала ни своих рук, ни тела, вдруг, как прежде, когда она была маленькой девочкой, ощутила бархатистость и прохладу кружевной платиновой вязи, колючесть маленьких бриллиантиков и гладкие грани изумрудов. Да это же колье, то самое! Значит сегодня бал, и она будет танцевать!? Тогда почему же она в постели? Надо встать быстрее и одеваться. Но платья не видно, пусть велят его принести, ведь музыка уже играет. Это же тот самый вальс, ее вальс, но почему он начался без нее? Ей не успеть! Почему...
Руки Асти бессильно упали вдоль тела, она сделала последний вдох и ушла. Ушла в тот мир, где ее давно ждали. И опало, исчезло грозное ревущее пламя, а все они, наконец, вместе вышли из подземелья, и перед ними был бескрайний цветущий луг, над которым простирался лазурный небосвод, опирающийся на многоцветную арку радуги. А над всем этим миром ослепительно ярко сияло солнце, и звучал вальс, тот самый вальс для принцессы.
Сноски:
1 Старейший символ воровского мира. Символизировал угрозу, предостережение, силу.
2 Символизирует удачу, фарт, случайное везение. Чаще всего встречается у воров.
3 "Желаю удачной кражи". Татуировка воров-карманников. Наносится между большим и указательным пальцами.
??
??
??
??