Вторник, 19 октября 20...года, 14 часов ровно. Шестьдесят один год назад был открыт стрептомицин, а вот сегодня ничего пока не открыли, сегодня второй день моего отпуска.
Осенью небо теряет свою синюю холодную прозрачность и почти кос-мическую высоту из-за низко нависающих над горизонтом свинцовых туч, а невысокие горы, чьи вершины в эту пору окутаны серым туманом, представляются заоблачными пиками. Перманентная непогода и прочие природные катаклизмы в двадцатых числах любого месяца не могут испортить приподнятого настроения, ибо в эти дни на нашем предприятии принято платить деньги. Еще утром я съездил на работу и получил отпускные. Сумма, как всегда, меня огорчила. Но с другой стороны, сделался очень весомый повод организовать маленький праздник на одну персону. Что и было исполнено.
В магазине, который располагается на первом этаже моего дома, продают свежее пиво на разлив, а в витрине по соседству красуется внушительная эксклюзивная коллекция рыб любых сортов и всяких видов - и сушеная, и соленая и копченая.
Сначала я глядел в телевизор и, не спеша, пил холодное пиво. Потом я смотрел телевизор, слушал магнитофон и, не спеша, пил еще холодное пиво. Затем я слышал телевизор, слушал магнитофон, читал газету и, не спеша, пил уже не холодное пиво.
Внезапно свежее пиво кончилось, телевизор транслировал бесконечную нудную рекламу, магнитофон надоел - все было выключено. Оставалось только читать.
Газета называлась "Вперед". Она не представляла собой никакого интереса. Но в ее издании участвовало наше родное управление и мне, совершенно на добровольных началах, пришлось оформить полугодовую подписку.
Для повышения интеллектуального уровня среди своих подписчиков редакторы многотиражки постоянно крали в чужих изданиях любопытные заметки. В этом номере была статья о свойствах ячеистых структур. Это отверстия собранные в одну кучу. Рыболовная сеть или пчелиные соты - те самые ячеистые структуры.
Они дезинфицируют, они защищают организм от всякой мелкой нечисти. И рыбу, кстати, ловят. Лещей, например. Одним словом, очень полезная в хозяйстве вещь.
Я собрал чистые листы от старых тетрадей в клетку, которые в немереных количествах таскает жена из школы, где работает учительницей. Нарезал полосы, согнул, где нужно. А где в этом доме клей? Нет клея в этом доме. Так, еще не вечер, магазины пока не закрылись. И покурю, опять же, на свежем воздухе.
Погоды стояли просто прекрасные. Тихо-тихо, плавно и медленно-медленно, падал пушистый невесомый снег. В воздухе и на земле, вверху и внизу царил девственно чистый белый цвет.
Ее я увидел издалека. Она шла навстречу мне. Нет в ней ничего особенного, однако улыбка радости перекосила мое счастливое лицо. И сердце веселее запрыгало в груди.
- Куда летишь? - спросила она.
- Встретить Галю - хорошая примета.
- Значит, у тебя все получится!
- Да, - сказал я.
Вот и вся беседа. Скоро год, как мы расстались. Но забыть не могу. А были мы вместе всего-то две недели. Нет, четырнадцать дней, почти пол-месяца. Так-то оно, "в попугаях", будет звучать весомее. Насмешили весь маленький поселок городского типа. Но это совершенно другая история.
С тоненькими полосками, длиной семь сантиметров, а шириной в один, было очень неудобно работать. Вооружившись спичкой, я наносил клей на одну будущую грань, а потом замыкал полосы - получались шестигранники. Неказистые, неправильные - тонкая бумага плохо держала нужную мне форму. Двадцать шестигранников я склеил друг с другом, и ячеистая структура воплотилась в жизнь. На первый раз выглядит неплохо, но завтра добавлю еще шестигранников.
Сначала я приготовил две нитки, думал вполне достаточно, но оказа-лось, что мое сооружение норовит повиснуть только боком и никак иначе. Помните геометрию - плоскость определяется тремя точками, - пришлось привязывать третью нитку.
С головой пока у меня в порядке, а вот ноги немного побаливают, по-этому сооружение было подвешено над диваном в нужном мне месте.
Пластилин никак не хотел держаться и, пока я с ним боролся, на потолке появились красные, под цвет используемого материала, пятна. Потолок давно пора белить, так что ему будет с пластилина. Пара, тройка лишних пятен - не более.
Перед отходом ко сну я покурил. Есть у меня такая вредная привычка. Соты неподвижно висели над диваном и наводили, нет, не ужас, не страх... вызывали раздумья, скажем так, а вдруг, а если. Но я решительно потушил свет и мужественно улегся в постель.
Ничего.
По ногам, вроде, струится тепло, а может мне только кажется.
Я открыл глаза, бумажные соты недвижно и прочно висели на прежнем месте. Комнату заливал яркий солнечный свет. За окном громко бранились воробьи. Настроение великолепное - вчера пиво было свежим, голова ясная.
Быстро натянув штаны, я стремительно, как Суворов по импортным горам Альпам, прошествовал в ванну. Открыл холодную воду. Р-раз-два! Отлично. Из зеркала на меня смотрела мокрая физиономия. Щетина едва заметна - можно и не бриться сегодня.
- Владимир, вылазь! - послышался голос.
- Сейчас, одну минутку, - сказал я ..., и чуть не обронил вниз, прямо на ноги, полотенце.
Этот голос не принадлежал жене, это был голос Гали.
Я осторожно вышел из ванны с полотенцем наперевес. Спиною ко мне стояла маленькая женщина в черных брюках и темной кофточке. Она что-то искала в недрах своей сумочки.
- Так, - сказала она, - ключи я не забыла.
И она повернулась ко мне - точно, она, Галя.
- В холодильнике суп, разогреешь. Вечером пойдем на дачу.
Она взглянула на меня.
- Что с тобой, Володя?
- Галя это ... как ...
- Это будет только вечером, закрой дверь!
Галя вышла, а я захлопнул дверь и, спасаясь, поскорее повернул на два оборота ключ.
Значит вот так, вчера Галя была любовницей. Причем бывшей, и давно уже забытой. Чувства притупились, нервы успокоились.
А сейчас она кто?
Когда я успел?
И где Галя, которая жена?
Дело в том, что в моей жизни было всего две женщины, которых я лю-бил и люблю. Обеих зовут Галинами. Так получилось.
Очень реалистичный сон.
Я подошел к окну. Так оно и есть. За окном стояло лето, самая макушка, судя по пышной листве на деревьях, а вчера ведь была осень, был октябрь.
Как проснуться?
Но стоит ли? Сон прервется в самом интересном месте, всегда так про-исходит. Решено, буду жить, где я есть.
Или спать, где я есть.
Я включил телевизор. По второй программе в это время обычно показывают телепузиков.
Но их не было. Вот за это огромное спасибо.
Шел художественный фильм. На экране крутые парни мочили друг друга в общественном месте. Я не стал разглядывать кровавые подробности и выключил ящик. Правда, сейчас лето, может быть, летом не показывали телепузиков. Нет, телепузики бессмертны, они были всегда. Там были.
А не ударить ли нам опять по пиву?
Опять же, предупредить стресс, чтоб он в нервный срыв не развился.
И я вышел вон.
В магазине покупателей не было, продавцов, однако, тоже - их голоса доносились из подсобки.
Я поставил пустую стеклянную банку на прилавок, с превеликим трудом отодрал полиэтиленовую крышку. Из подсобки выплыла дородная женщина, увидев меня, она громко закричала:
- Галя, к тебе!
Я вздрогнул. Вышла она, которая жена. Так, морду лица срочно делаем кирпичом.
- Мне два литра, пожалуйста!
- У тебя что, гости? - спросила Галя.
- Да, - почему-то ответил я.
Когда я расплачивался, Галя хитро взглянула на меня и прошептала:
- Ну, как?
- Что? - так же тихо ответил я
- Понравилось тебе?
- А как же, - на всякий случай сказал я.
- Приходи сегодня!
- Обязательно!
Я пулей выскочил из магазина.
Дома я сразу осушил полбанки. Интересное пиво, то есть, кино. Но где же сигареты? Опять в магазин. Нет уж, не дождетесь, пойду в другой!
В шестом часу вечера в дверь постучали. Я по привычке сказал:
- Кто там?
- Галя, - был ответ.
- Какая? - чуть было не сорвалось с языка.
В квартиру вошла Галя, которая не жена.
- Кто у тебя был? - с порога спросила она.
- Никого.
- Не ври!
- Зачем мне врать, я был один. Пиво пил.
- И курил?
- Конечно.
- С каких таких щей ты закурил? Всю жизнь не курил. Опять эту пе-пельницу приводил, - распалялась она все больше и больше.
- Какую пепельницу?
- Которая пивом торгует.
- Вот, - она затрясла передо мной пачкой сигарет, - это ее. Потрудился хотя бы выбросить. Совсем стыд потеряли. В следующий раз трусы оставит.
- Да это мои сигареты!
Тут она разрыдалась и убежала в другую комнату.
Что я натворил, и кто я такой, и сон этот мне не нравится. Что делать? Кто виноват?
Я присел на кровать, рядом с рыдающей Галей и робко погладил ее по голове.
- Галя, - начал я.
Она прильнула ко мне, обняла и сквозь слезы, торопясь, стала говорить:
- Володя, ну пожалуйста, забудь ты ее. Я очень измучилась. Володя, ну сколько можно...
Я сидел неподвижно, не понимая ничего, и чувствовал, как у меня медленно съезжает крыша.
На дачу мы так и не пошли, не до нее было.
Я лежал на диване и смотрел, как бумажные соты качаются вправо-влево и опять вправо-влево.
Вчерашние Гали были полной противоположностью сегодняшним. Во-первых, они вполне самостоятельные и независимые женщины. Никто из них не курит. И характер у них пожестче..., чтобы вот так горько рыдать на моем плече. Дождешься от них, как же.
Эти соты, как маятник, туда-сюда, туда-сюда.
Я очнулся. За окном брезжил робкий рассвет. Рядом с диваном появи-лась табуретка, на которой теснилось огромное количество пузырьков, склянок и прочей мелкой стеклопосуды. А пахло от этой выставки болезнью и тоской.
Непорядок, вяло подумал я. Размышлять далее я поостерегся. Очень нехорошо в голове моей, надо же, и это с пива мне так плохо, а если бы вчера я добавил водки?
Я с трудом установил свое разбитое тело в вертикальное положение и на трясущихся ногах подошел к зеркалу.
На меня с удивлением глядел седой бородатый старик, худой до неприличия, дрожащий и жалкий. Живыми на этом трупе были только глаза.
Кошмар продолжался. Нужно не только бросать пить, но и спать. Проснешься кем-нибудь где-то...
Я сидел на диване и горестно размышлял о жизни своей окаянной. Чем таким я заболел? Ясно, что не манией преследования или величия. Это, верно, шизофрения. Говорят, они себя представляют ромашкой, например. А мне старик многолетний чудится.
Я вовсю философствовал, когда открылась дверь соседней комнаты, и появился я, молодой, двадцатидвухлетний.
Мне никогда не нравилось смотреть в зеркало, ибо считаю себя некрасивым, как и Александр Васильевич Суворов, который тоже недолюбливал рожу свою разглядывать. Однако, он стал князем и великим полководцем. А я? Потенциальным клиентом сумасшедшей клиники. Не так, клиники для сумасшедших.
Мое изображение, что остановилось в дверном проеме, смешно всплеснуло руками и запричитало:
- Папа, вам нельзя вставать. Нельзя вам вставать. Сейчас придет медсестра, укол поставит.
- Ты кто такой?
Изображение споткнулось на полуслове и застыло.
- Я спрашиваю, как тебя зовут?
- Андрей.
- И кто ж тебя так окрестил?
- Вы, папа.
Поздравляю тебя с сыном, мысленно сказал я себе. Если есть дите, значит, должна быть и мать. И зовут ее, конечно, Галя. К прокурору ходить не надо.
- Где твоя мама?
- Она к бабушке уехала.
- Зовут ее Галина Алексеевна, а может Галина Васильевна?
- Да, то есть, нет.
- Так как?
- Галина Анатольевна.
- Слава Богу!
Я замолчал. Андрей тихо-тихо проскользнул мимо меня на кухню. Вскоре оттуда послышался специфический шум - он готовил завтрак.
Я поперся в ванну.
Сначала была ликвидирована седая борода. При этом я два раза порезался бритвой. Затем я щедро полил себя "шипром", но отбить стойкий запах морга мне так и не удалось.
Когда я выходил из ванны, в дверь квартиры постучали. Андрей открыл и, в прихожую впорхнула молодая женщина.
- Где наш больной? - прощебетала она.
Мне показалось, что женщина переигрывает, слишком много ноток оптимизма было в ее голосе. Андрей молча указал на меня.
- Владимир Васильевич, вам нельзя ходить, - сказала она и в расте-рянности умолкла.
Глаза ее стали большими-большими и круглыми, ну совсем как у мороженой рыбы.
- А почему? - недовольно спросил я.
- Но вы же безнадежны, ой, простите, - женщина густо покраснела и в испуге ладошкой прикрыла себе рот.
- А почему? - настаивал я.
Андрей с опаскою подошел ко мне, но, видя, что я не буду сопротив-ляться, обнял меня и проводил в комнату на диван. Здорово я его обидел, чего никак не хотел. Но, в конце концов, он мой сын, что хочу, то и ворочу. Переживет, не маленький.
- Андрей, объясни мне, в чем дело?
- Вы, папа, простите, тяжело больны и уже месяц не встаете с постели.
Я вчера, значит, мирно пил пиво, выяснял отношения с Галинами, а на самом деле...
Это агония, а ни какая не шизофрения, с тоской резюмировал я.
Из раздумий меня вывел женский голосок:
- Давайте укол сделаем!
- Какой еще укол?
- Обезболивающий.
- Девушка, не знаю, как вас зовут, но мне укол не нужен. Ничего у меня не болит.
Она изменилась в лице и скрылась на кухне. Андрей поспешил вослед.
Меня опять оставили в покое.
Через некоторое время, достаточное, чтобы нервная молодежь успокоилась, я кликнул Андрея.
Выяснилось, что женщина не только медсестра, но и жена сына и зовут ее Верою. Мои нелепые промахи они списали на болезнь. Затемнение сознания в связи с ремиссией. А может быть, ремиссия в связи с затемнением. Нет, все-таки - шизофрения, она родная.
Андрей позвал меня завтракать.
На кухне на столе я увидел в крохотной тарелочке горячую воду, которая тщилась выдать себя за мясной бульон. От такой диеты действительно с постели вставать прекратишь.
- Вы что, смеетесь, я мяса хочу.
Наученные недавним горьким опытом мои не возражали. Вера тотчас принялась жарить котлеты, Андрей безропотно отправился за пивом.
Мне необходимо было успокоить нервы. И выпить бы не мешало за здоровье. За собственное здоровье. Третий день подряд начинался с пива. На этот раз есть компания. Даже Вера отпила глоток. Андрей под это дело рассказал много чего интересного.
Уже пошел второй год, как я на пенсии. Полгода назад я тяжело заболел, и нет никаких шансов на выздоровление. Вчера я прочел статью о каких-то пчелиных сотах и попросил Веру их сделать. Просьба была выполнена. А сегодня случился такой оглушительный конфуз, нет,... эффект.
Меня внезапно озарило. Неприятности начались после применения ячеистых структур. Но что-то я не то натворил. Результат вышел просто ужасный.
Ни секунды не медля, я уничтожил структуры. Я не хочу завтра про-снуться негром в Африке или арабским шейхом, и пусть хоть всех трех моих жен будут звать Галинами, мне это нисколько не понравилось бы.
Структура полетела в мусорное ведро, а мы вновь сели за стол.
Поздно вечером меня со всеми почестями уложили на диван. Домашние разбрелись по комнатам и тихо занимались своими делами. Соты были уничтожены. И все-таки я совершил необдуманный поступок. Получается, мне оставаться здесь до скончания века, который никак не обещает быть долгим. Вновь сделать структуру и удрать. Куда? Надо бы вернуться назад. Если я могу двигаться, условно говоря, "вперед", то существует способ перемещаться в обратном направлении. Примем это за аксиому. Ибо все равно доказательств нет никаких, да и деваться некуда.
Я вспомнил о своем образовании. Что делает инженер (я то есть), получивший задание на проектирование, скажем, велосипеда? Любой нормальный человек достаточно ленив (то есть я), чтобы изобретать велосипед. И поэтому любой нормальный ленивый инженер идет в архив и начинает интенсивные поиски. Наконец находит. Меняет в первую очередь название изделия, повсеместно меняет гайку М6 на гайку М7, вместо винтов ставит шурупы, и вперед по ухабам и кочкам.
В этом доме архива нет. Но вчера, по словам Андрея, я читал статью в толстом журнале. Что ж, начнем поиск решения с поиска этого самого толстого журнала. По моей просьбе Андрей в один миг доставил мне журнал. Я немедленно приступил к изучению содержимого.
Статья была посвящена торсионным полям, которые проявляют себя особенно явно в пчелиных сотах, пирамидах и так далее. От их действия, утверждал автор, помещенное внутрь никогда не сгниет, а, скорее всего, мумифицируется. Что мы и наблюдаем на тутанхомонах египетских вот уже три тысячи лет. Торсионное поле, как и всякое уважающее себя поле, имеет вектор вращения, обычно по часовой стрелке, например, в пчелиных сотах. Вектор вращения связан с количеством сторон многогранника. Если число сторон четное - вектор вращения направлен вверх, нечетное - вниз.
Эврика! Мне нужны соты, состоящие из треугольников или пятиугольников. Но делать последние тяжелее.
Открываю глаза, осторожно оглядываюсь. Так, уже утро.
- Андрей! - довольно громко кричу я.
Тишина. Ушли на работу. Одного бросили. Вот и хорошо. Заглядываю в зеркало. На меня смотрит немного растерянный старик.
Ура!
Стабильность - это самое лучшее, в этом самом лучшем из миров.
Через два часа работа была закончена. Вымыв руки, запачканные по локти клеем, я приуныл. Ждать ночи. До сих пор я путешествовал только в темное время суток. Ладно, не будем ждать милостей от природы, взять их - наша задача. Попробую уснуть днем.
Я долго лежал неподвижно. О сне не могло быть и речи. Может быть, и не надо спать, а просто расслабиться, изгнать все мысли. Но попробуйте хотя бы минуту провести, ни о чем не думая - у меня не получилось.
Ох, и дурной же я. Что горизонтально мучаюсь, в шкафу на кухне, полный арсенал самых разных лекарств. Я нашел две таблетки димедрола. Проглотил. Запил полным стаканом воды. И на диван.
Г Л А В А 2
Усталый путник шагал по дороге. Одежда его от башмаков до широкополой шляпы порядком пропылились. Причем, шляпе, кажется, досталось больше прочих. Ни сумка, ни палка, ни заплечный мешок - ничего не отягощало путника. Из-под не застегнутой свободного покроя куртки виднелась пряжка широкого пояса и рубаха темно-синего цвета. Черные брюки в нескольких местах были аккуратно заштопаны.
Соломон, так звали путника, преодолел очередной поворот и, его лицо украсила широкая улыбка. Он различил вдали в угасающем свете дня вершину Холодного холма.
Холм, словно единственный зуб во рту одноглазой ведьмы, торчал среди леса в стороне от дороги. Вокруг его подножия росли мрачные ели и валялись огромные камни, которые некогда венчали вершину. Холм состоял из больших глыб песчаника. Чтобы сложить это сооружение потребовались явно циклопические усилия. Легенда рассказывает, что когда-то могучие великаны воевали с чертями и победили. Они схоронили своих врагов, а это место заложили каменьями. С тех пор никто не осмеливался даже приблизиться к проклятому месту. Случайные путники слышали ночью из-под камней нечеловеческие стоны, а иногда холм начинал дымиться, будто внутри горел огромный костер.
Было уже совсем темно, когда Соломон подошел к холму. Он сунул руку в неприметную расщелину между глыбами. Там ничего не было - кто-то уже вытащил стопорное кольцо. Ничуть не удивившись, Соломон разыскал обломок гранита и принялся стучать по камню.
А в ответ - тишина, только дрозд явился на ветке, будто привидение.
Соломон стал выстукивать гимн. Это тоже не помогло. Музыкант вздохнул и отбросил осколок.
Птица дрозд улетела, оставив после себя качающуюся ветку.
Неожиданно огромная каменная плита без единого скрипа ушла внутрь. Тотчас Соломон шагнул в открывшиеся прямоугольное отверстие.
В небольшом помещении с очень высоким потолком горел в одном из четырех углов открытый костер. Кроме дыма он давал достаточно света, чтобы Соломон смог разглядеть аккуратно одетого человека. В его напряженной позе сквозила неуверенность в правильности того, что он сделал, открыв вход в поздний час в столь мрачном месте.
Соломон понял тревогу молодого человека и, улыбнувшись, приветливо сказал:
- Добрый вечер, молодой человек! Могу ли я скоротать ночь с вами в приятной беседе.
Молодой человек, облегченно вздохнув, ответил:
- Здравствуйте! Я буду только рад. Меня зовут Виктор.
Соломон сказал:
- Соломон.
Виктор закрыл вход, задвинув плиту на место.
Гость и хозяин расположились на больших охапках сухого сена близ огня. Дым от костра неспешно поднимался вверх и таял в многочисленных трещинах закопченного потолка.
После скромного ужина, которым Виктор поделился с благодарным путником, между ними завязалась неторопливая беседа. Сначала они продолжили знакомство. Выяснилось, что Соломон идет издалека в Город, где его ждет дядя жены, имеющий связи и знакомства с нужными людьми при дворе. Он поможет ему устроиться может быть слугой, может быть кем-то другим. В деревне, название которой Соломон проговорил очень невнятно, стало невозможно жить. Есть нечего, поборы замучили.
Будь Виктор чуть внимательнее, он понял бы, что все рассказанное его гостем чистой воды ложь. Ни названия местности, ни имен родственников - ничего не прозвучало в коротком рассказе Соломона. Но Виктор его и не собирался слушать. Он горел неукротимым желанием поведать гостю о необычайном открытии, которое он почти совершил.
- Если вы думаете, - говорил Виктор, - заяц, которого мы приготовили на огне, пойман сегодня, то вы ошибаетесь.
- Вы ошибаетесь, - торжественно повторил Виктор и поднял палец вверх, но не палец то был, а перст указующий - он покойник уже неделю.
Соломону пришлось издать приличествующий месту возглас. Его клонило в сон, и только воспитание поддерживало в нем силы таращить глаза в собеседника.
- Я положил мясо в пирамиду, - продолжал Виктор, указывая в угол комнаты; там стояла деревянная пирамида высотою в один рост, освещенная неверным светом костра.
- Это уменьшенная копия холма. Старые книги повествуют о многих чудесах пирамид. Одно из них я повторил.
- Ты умеешь читать? - спросил Соломон.
- А как же, я был учеником мага. Сначала он научил меня читать книги.
- Почему был?
- Потому, что мой учитель год назад умер. Старый был, больной.
- Маги не умирают, они уходят. - Год назад он и ушел. А мне оставил десяток книг и звание ученика мага. Дом, в котором мы жили, отобрал богатый сосед. Я попал сюда. Здесь очень хорошо, только поговорить не с кем.
Беседа вскоре превратилась в монолог. Соломону пришлось услышать о замечательных свойствах пирамиды, энергиях, путешествиях во и вне времени. Полусонный, он разглядывал страницы книги с непонятными значками.
- Это формулы, - сказал Соломон.
- Но как их читать?
Соломон усмехнулся.
- Их не читают.
Наконец Виктор угомонился и, собеседники крепко заснули.
До центра Города, где расположились дворец короля и дома прибли-женных, Соломон добрался к полудню. У распахнутых крепостных ворот и опущенного моста в тени дерева на скамеечке сидел стражник. Он дремал. Руки его, сцепленные в пальцах, покоились на обширном животе.
Соломон долго стоял и смотрел на него.
- Слушаю вас, - сказал, наконец, стражник.
- Я хотел бы попасть в город.
- Так проходите.
- Мне негде переночевать.
- Это не есть проблема. Я могу вам указать несколько мест хороших и очень хороших, в зависимости от толщины вашего кошелька.
- Я бы остановился у вас.
- Но почему именно мне такая честь?
- У меня мало денег.
- Сразу и не подумаешь.
Стражник помолчал. Затем продолжил:
- Почему вы думаете, что я не возьму платы за постой?
- У вас больны и жена, и новорожденный.
- Это верно. Рожает как кошка, а дети не живут. И сама теперь захворала.
- Я могу их вылечить.
- Ясно. Ступайте по своим делам. Вечером приходите ко мне, вы должны знать, где я живу, если знаете о болезни Маргариты.
Стражник вновь прикрыл глаза.
Не было у Соломона никаких дел в Городе и ему пришлось гулять по улицам, пока он совсем не выбился из сил. Соломон отыскал рынок и из укромного уголка разглядывал долгих четыре часа покупателей и продавцов.
Наступил вечер, и Соломон снова пришел к воротам. Стражника на месте не было. Соломон повернул к ближайшему дому.
Хозяин в одиночестве сидел за столом. Его скромный ужин состоял из тарелки горохового супа и кусочка хлеба.
- Вы вовремя. Садитесь.
Хозяин достал из неказистого шкафчика чистую тарелку, налил супа и поставил перед гостем.
Соломон снял шляпу, положил ее на лавку и сел сам.
Ужин прошел в молчании.
Потом хозяин убрал посуду, смахнул крошки со стола и обратился к гостю:
- Слушаю вас.
- Меня зовут Соломон.
- Я Георгий.
- Вы, Георгий, не всегда были стражником?
- Да, когда-то давно я служил при дворе короля.
- Мне надо немного вина дьявола.
- Есть такое.
- Кроме того, нужна кипяченая вода, кусок чистой тряпицы.
Когда все было готово, Георгий провел его в комнату, где лежала Маргарита. Соломон велел Георгию уйти. Через пять минут Соломон вернулся назад и бросил что-то, завернутое в тряпицу, в печь, в огонь.
- Все, - сказал он.
- Так быстро, - удивился хозяин.
- Укол поставить недолго.
- Что это такое.
- Заклинание.
На следующий день Соломон посетил местный отдел занятости населения. Отдел возглавлял барон Филипп, который в оные времена сбежал из своей родовой деревни. В столице он надеялся укрепить свое шаткое финансовое положение. Говоря прямо, он был беден как последний периэк.
Барон Филипп продавал должности направо и налево за большие и малые деньги. В его ведении находились лакеи, повара, уборщики - вся многочисленная обслуга дворца. Барона Филиппа величали очень незамысловато - дворецкий двора его величества.