Женщина лежала на кровати. Одна. Можно было бы посмотреть на нее со стороны окна (комната была мала и освещена утренним солнцем), и тогда кто-то увидел бы цветные носочки, вылезшие из под одеяла, подрагивающие под ними кончики ногтей. Кто-то увидел бы фату, накрывающую кровать сверху и розовых птичек, вышитых на ней. В комнате - кувшин серебристого кварца, две красные туфельки, коврик, одежда, лежащая на стуле (уже приготовлена служанкой), пепельница.
Посмотреть в окно. За ним - грязный извозчик погоняет кнутом ржаную лошадь (продажа молока), везут сено и двух девиц с вспыхнувшими щеками. Их глаза полны надежности и надежд. Вдалеке, у горизонта - три человека (стоят).
Солнце высоко.
Женщине снится сон. Она переживает. Видно, как двигаются желваками глаза под кожей век.
Ее лицо спокойно, но если, сидя на стуле, долго смотреть на нее, то неизменно находишь это спокойствие явно направленным. Женщина сосредоточила его на чем-то одном, настолько узком, что в повседневности мы не замечаем этого.
Это луг. Нет, не зеленый, он - желтый. Поле злаков. К ней издалека, с едва видимого расстояния, приближается девушка. Это - она сама. Она идет. Спокойно. Белое. Шляпка с ее головы падает на колосья и, немного задержавшись, скрывается в их зарослях.
Доходит она уже абсолютно голой; не обнаженность, а голость проявляется в карамелевой светлости кожи. Если опустишь взгляд, нельзя увидеть поросль жестких волосиков внизу живота - она заслоняется травой. Трава - зелена. Это замечаешь тогда, когда ты проходишь сквозь наблюдателя.
Немного задержавшись на растительности, взгляд догоняет девушку. Она с удивлением наблюдает за голым мужчиной, бегающим между кустов и слезающим и залезающим на деревья.
Девушка смеется. Долго и заразительно. Смех течет. Смехом заражается природа и, в конце концов, в нем, этом самом, и растворяется окружающая действительность.
Смех оказывается визгом подруги.
- Смотри, - говорит она, указывая на тебя внизу, - вся промокла.