Аннотация: Легко ли быть Еленой Прекрасной - особенно когда ты царевна Серафима?
Шерше ля фам
- Серафимушка, - царица Евфросинья оторвалась от вышивания и вопросительно взглянула на скучавшую в углу невестку (от традиционных вечеров у камина "в семейной обстановке" увильнуть было трудно, хотя Сенька прилагала максимум усилий), - когда же ты нам расскажешь, как у Костея поганого жила? Или страшно вспоминать? Небось, замучал он тебя, сердешную, запугал... - и царица участливо вздохнула.
"Это еще кто кого замучал," - мысленно усмехнулась несостоявшаяся Костеева супруга, отводя глаза от устремленных на нее вопросительно-выжидательных взглядов всего царского семейства. История ее житья-бытья у Костея, конечно, была сногсшибательной, и Серафима давно бы и с огромным удовольствием ее поведала публике, если бы не одно, однако очень существенное "но", из-за которого она и откладывала рассказ на "когда-нибудь потом", когда всё утрясется, уляжется, забудется... Но увы. Теперь не увильнешь. Ладно. Остается надеяться, что у Елены хватит если не чувства юмора, то хоть воспитания, чтобы не устроить "эль скандаль". А теплых чувств между ними так и так не было.
Серафима откашлялась и уселась поудобнее.
- Да рассказывать-то особо нечего, - начала она, стараясь, чтобы ее скромный вид казался по возможности искренним. - Во-первых, Костей не знал, кто я на самом деле. Он думал, что я - Елена Прекрасная.
Елена ахнула и прижала ладони к щекам.
- Да-да, Змиулании было приказано похитить Елену, но она пожалела ее... гм... ну, вы поняли, кто кого пожалел... из-за ее положения. Очень благородно, кстати. И похитила меня, а по дороге мне велела, чтобы я назвалась Еленой.
- Но ты же могла сказать Костею, что... - начала было старая царица, но Серафима не дала ей договорить:
- Что сказать? "Я не Елена, верните меня домой"? Вернул бы он, как же. Послал бы Змею второй раз, а меня бы... Ну вот. И я решила - ладно. Ему нужна Самая Настоящая Царица? - эта формулировка пришла Сеньке в голову в последний момент и показалась просто блестящей. - Так он ее получит!
- Это как это? - не понял царь Симеон.
- А вот так, - Серафима величаво выпрямилась и ледяным, как любимое заклинание Агафона, голосом произнесла:
- Кто бы вы ни были, милейший, я настоятельно требую, чтобы вы сейчас же извинились передо мной за причиненные неудобства и моральный ущерб и приказали своему домашнему животному отнести меня к моему законному супругу! - Взглянула на выпученные глаза и отвисшие челюсти слушателей, лукаво усмехнулась и добавила уже нормальным тоном: - Что вы так удивились? Меня тоже учили всему, что полагается знать царской дочери. И даже кое-чему сверх, чтобы "выбить дурь из головы". Я прекрасно знаю, как положено вести себя коронованным особам; просто мне это не нравится, что поделаешь. А тут вот постаралась - для, так сказать, женишка. Ну, слушайте дальше...
Уже заполночь Симеон с Евфросиньей, отдуваясь и утирая слезы ("Ох, не могу... Этикет Семьдесят Пятый, надо же... зеленый мундир с розовыми пуговицами... ай да Симушка..."), отправились в свои покои на покой. Ухмыляющийся Василий подошел к Елене, чтобы проводить ее в спальню, а чрезвычайно гордый Иванушка - к Серафиме, с той же целью. Однако Елена - которая во время рассказа, как заметила Серафима, смеялась вместе со всеми - неожиданно остановила своего супруга:
- Ты иди, Вася, а мне нужно с Серафимой поговорить. Наедине, - и она выразительно взглянула на вмиг насторожившегося Ивана.
Мужчины помялись, переглянулись - и вышли.
Женщины, одно слово. Кто их поймет...
Сенька напряглась. Ну вот, сейчас начнется. Перехватить инициативу? Начать оправдываться? "Ты не думай, что я думаю, что ты..." Хотя я как раз-таки думаю. Но вдруг дело совсем в другом? И я со своими оправданиями окажусь последней дурой.
Елена, однако, не спешила начинать разговор. Елена явно была в крайнем смущении. Краснела, отводила взгляд, теребила кисточки шали. Что за чудо из чудес? Наконец, с видом человека, решившегося прыгнуть в море с двадцатиметровой скалы, она выпалила:
- Серафима... скажи честно... я действительно так выгляжу?
Ну вот, началось...
- Да что ты! - поспешила заверить Серафима с излишней, возможно, горячностью. - Я же изобразила собирательный... ну как его... собирательный образ! Образ изобразила... гм, вот... У меня же полно тетушек и кузин, которые...
- Ты действительно считаешь, что я так выгляжу, - констатировала Елена с такой неожиданной горечью, что Серафиме стало не по себе. Ох, что-то тут не так...
-Нет, - твердо ответила она. - Я от тебя не в восторге, признаЮсь, но это ты и так знаешь. Но все же ты не такая... капризная фифа. Ты вон против Чернослова сопротивление организовала!
- Да что я там организовала... - пожала плечами Елена, но видно было, что ей приятно.
- Что могла, то и организовала! Чернослова-то в результате убили, царя с царицей освободили. А наш новый воевода - это же вообще клад! Точно-точно! Как он город от Костеевой армии оборонял - мне Саёк с Агафоном рассказали - гений, да и только! А кто его нашел? Ты. Другая бы умирать стала - а к пьяному истопнику за помощью не обратилась. А ты вот... нет, ты была просто молодцом! Я и то не смогла бы больше сделать! - заверила Сенька - и вдруг поняла, что всё сказанное, пожалуй, правда. Положим, она бы на месте Елены попыталась попросту пристукнуть колдуна; но "попытаться" и "сделать" - как говорится, две большие разницы. И военные таланты Митрохи - то есть, миль пардон, князя Грановитого - остались бы нераскрытыми, и как бы тогда держали оборону против Костея? А помощь леших-водяных, организованная Дионисием?
- Ты правда так думаешь? - Елена вспыхнула, но тут же снова помрачнела. - Знаешь, Серафима... Я никому никогда не рассказывала... У меня ведь тоже есть братья. Только не старшие - мы тройня. Они, конечно, воины, герои, всё, как положено. И их, конечно, учили тому, чему положено учить мальчиков, а меня - сама понимаешь. А мне... - глубокий-глубокий вздох, - а мне так хотелось править колесницей, или сражаться на мечах, или стрелять из лука, или...
- Тебе?! - не выдержала Серафима.
- Мне. Что, не похоже? Ты скажешь: когда тебе хотелось того же, то ты и настояла на своем. Может, ты сильнее. Но, Серафима, ты не знаешь моей матери. "Елена! Елена!!! Если ты сейчас! Сию минуту!! Не прекратишь это безобразие!!!..."
Серафима поежилась: да уж, таким тоном стеллийский Зевс-Вседержитель мог бы призывать к ответу богохульника - если бы вдруг Вседержителю пришла блажь говорить женским голосом. Но всё же, хоть и без особой уверенности, она возразила:
- Но ты же царская дочь. Что мать сделает? Ну, поругает, нотацию прочитает...
И тут Елену прорвало:
- Что сделает? Что сделает?! - и тут, окончательно ошарашив Серафиму, она залилась слезами.
- Она меня секла... кнутом!... как рабыню!... - всхлипывая, заикаясь и шмыгая носом, рассказывала она. - Я до сих пор боюсь ложиться на спину, всё кажется, что будет больно... Потом она спохватилась, что у меня вся спина полосатая, выписывала из страны Кемет какие-то мази за бешеные деньги, чтобы сводить шрамы... Я же должна была быть идеальной. Она говорила, что дочь прекрасной Леды просто обязана быть прекраснейшей, и никак иначе, что или ее дочь будет идеалом во всем, или у нее вообще не будет дочери. И в конце концов я сломалась. Я не ты. Ты ведь думаешь, что меня твое поведение возмущает - а на самом деле я тебе так завидую! Ты смогла - а я нет. В детстве всё думала: пока мать мною командует, так и быть, буду учиться этим глупостям - манеры, мода... арфа... - но вот вырасту... вот выйду замуж... А потом я выросла, и вышла замуж... и опять вышла замуж, и... И вдруг оказалось, что я не умею иначе! Говорю что-нибудь - и вдруг спохватываюсь: что это я такое сказала, зачем? А оно само выходит! Мне иногда себя слышать противно, как будто это уже не я, а она! Я смотрела на тебя, пока ты рассказывала, и видела свою мать! Значит, я стала такая же! Понимаешь? Что мне теперь делать?!..
Серафима открыла рот... но, кроме "ёшеньки-моёшеньки", ничего путного в голову не шло. Чего угодно ожидала, но не такого. Она вроде бы справилась с ролью Елены - но представить Елену в роли... себя? Даже ее буйное воображение отказывало.
Из ступора ее вывели шаркающие шаги: старая царица Евфросинья, страдавшая бессонницей, часто бродила ночью по дворцу, проверяя, всё ли в порядке. Видимо, заметила полосу света из неплотно прикрытой двери каминного зала и решила проверить, в чем дело. Как ни странно, Серафима тут же успокоилась: предстояла привычная работа - срочно разруливать аварийную ситуацию.
- Аленка, пересядь спиной к двери, быстро, - прошептала она. - Платок у тебя есть - лицо вытереть? Да что я спрашиваю, у тебя-то, конечно, есть. Давай, быстренько приводи себя в порядок, пока тебя с распухшим носом не увидели. Вот так. Может, у тебя еще и пудра какая с собой? Чудненько. Если кто чего спросит - это у тебя от смеха слезы выступили. А теперь слушай. Что было - то прошло, и слезы лить по этому поводу незачем. Зато теперь ты - Елена Прекрасная, про тебя весь Белый Свет знает. И... и... - внезапно Серафиму озарило: - И знаешь что? Хочешь - научу тебя из лука стрелять? Или верхом ездить, или что захочешь?
Глаза Елены засияли:
- Правда, научишь? А ножи метать?
- Легко! Ну, только, наверное, после того, как родишь: куда тебе сейчас-то?
- Ах, ну да, конечно. Но только... - Елена опять помрачнела: - Опять ведь начнут: не положено, неприлично...
- Алена! Ты царица, кто теперь тебе может указывать, что прилично, а что нет? Василий тебе слова поперек не скажет, старый царь с царицею поворчат, и только, меня же они терпят. А на остальных плевать. Скажи, что это новая стеллийская мода будущего сезона. Или просто-напросто - что тебе так ХОЧЕТСЯ. А, вот: чтобы фигура не испортилась после родов. Слово даю, через полгода половина лукоморских боярышень станет метать ножи, а другая - стрелять из лука. Устроим женские соревнования, пусть мужики завидуют!
- Серафимушка!!!...
Старая царица осторожно заглянула в дверь, увидела оживленно беседующих невесток - Сенька как раз объясняла восхищенно внимающей Елене, какие бывают виды метательных ножей - и радостно покивала: ну, наконец-то подружились девочки. Может, Симушка хоть станет с Аленушки пример брать, а то что ж это за царевна - в штанах верхом скачет, мечом машет, стрелами стреляет... давно пора остепениться.
