- ...Вот ты и попался, Симарон! Ты и твои прихвостни! Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!

Люди внизу, не ждавшие быть обнаруженными так скоро, замерли на мгновение, но тут же потянулись за оружием.

- Ты чего, Фалько, с ума сошел? Вас же всего двое, а нас - шестеро! Проваливайте отсюда! Бегите за своим трусливым принцем - может, он вам поможет! Одним вам с нами не справиться! - насмешливо долетел до края карьера ответ единственного безоружного среди них - рыжего коренастого здоровяка, но Фалько и Аник, перескакивая с уступа на уступ, уже спускались к обнажившим мечи злодеям, и глаза их сверкали адским пламенем неминуемого сражения.

- А-а-а, провались земля и небо - я на кочках проживу!.. - азартно, захлебываясь адреналином и жаждой схватки, весело и яростно проорал Фалько, и ликующее эхо, вторя ему, пойманной птицей заметалось в песчаниковых стенах.

- Вы думаете, что вы - герои? - язвительно поинтересовался Симарон, уперев толстые руки в бока и задрав голову. - Вы - шуты балаганные! Песья кость! Вороний корм!

- А вот мы сейчас и поглядим, кто тут из нас - вороний корм! - воинственно выкрикнул Аник, не забывая при этом не опережать друга, неистово летевшего навстречу пяти мечам. - Смерть и слава! И сам ты - чучело огородное!

- А ты вообще помалкивай, прихвостень! Мы тебя первого повесим! - долетели персональные слова приветствия и Анику.

Тот их расслышал, побледнел и, несмотря на тот факт, что ни в карьере, ни вокруг него не было ни единого столба, не говоря уж о дереве, пригодном для такого ритуала, приотстал еще больше.

Потому что уж он-то точно знал, кто из них двоих с Фалько герой, а кто - песий корм и балаганный шут.

Ренегаты заметили демарш коротышки, захлопали себя по ляжкам и расхохотались, издевательски гундося и прихрюкивая. Но им было простительно, потому что для злосчастных отступников это был последний повод для веселья.

Как обвал, как лавина, как безумный цунами обрушился на их головы растрепанный, запыхавшийся Фалько, и его легкие клинки замелькали в воздухе, словно лезвия сенокосилки, не давая солдатам колдуна даже опомниться.

Через минуту всё было кончено.

Пятеро приспешников Симарона лежали, корчась в предсмертных муках, на земле, а Фалько, опустив, но не убрав в ножны мечи, стоял перед Симароном, в страхе прижавшимся к пыльной стенке карьера.

- По-хорошему, мне стоило бы отправить сейчас на тот свет и тебя, - горделиво откинув со лба слипшуюся от пота челку, усмехнулся капитан гвардии кронпринца. - Но принц Амза хочет получить тебя живым, не знаю, зачем. Поэтому...

- Найз, Найз! Ты там, внизу? Найз!!! - пронзительный девчоночий крик тревожно забился среди почти отвесных стен, и Фалько, прервавшись на полуслове, повернулся к захваченному колдуну спиной, задрал голову, засунул оба меча подмышку и приложил ладони рупором ко рту.

- Да здесь я, здесь! А что?

- Мама тебя ищет!!!

- М-м-м... - тихо поморщился как от зубной боли мальчишка. - Ну, как всегда...

- Может, дома случилось чего, Фалько? - озабоченно предположил, отряхиваясь, один из ренегатов, оживших чудесным способом.

- Да знаю я ее 'случилось'... - недовольно пробурчал мальчик. - То гусей с пруда пригони, то крупу перебери...

- Спроси, - сочувственно поглядел на приятеля парень, изображавший колдуна Симарона. - Может, не срочно.

Найз вздохнул, пожал плечами, но совету последовал.

- А что случилось-то, Фила? - прокричал в ладони Найз.

- Дяде Лимбе... совсем... плохо стало!.. - взлетел до самой высокой ноты и вдруг оборвался голос сестры.

Она не сказала самого страшного слова, но и невысказанное, оно материализовалось в мозгу Найза, распухло, набрякло тяжелым ужасом и запульсировало, словно живое.

Пока живое.

Дядя Лимба.

Умирает.

- Что?..

Деревянные мечи с тупым стуком упали на землю, заглушая слабый, почти беззвучный рваный выдох.

А голос девочки, уже набравшись сил, летал и звенел над застывшими в растерянности друзьями:

- Иди скорей! Мама говорит, тебе нужно к доктору сбегать, а потом, если чего пропишет, и денег на это хватит - то к аптекарю, а если нет - то к бабке-шепталке, она меньше берет, хоть и пользы нету!..

- Нет... нет... не может быть... ему же еще вчера было совсем почти хорошо, он ведь даже вставал сам!.. Он не может... - повторял снова и снова, как заклинание, Найз, точно суеверный крестьянин с южных окраин Эрегора, верящий, что если о худом не говорить, то оно не может и случиться.

- Он в горячке свалился час назад, без памяти, и всё тебя зовет! Ну, как ты себя называешь, то есть. Фалько, кричит, Фалько, ты где, вернись, Фалько...

На ощупь Найз быстро подобрал мечи, выстроганные ему когда-то стариком. Торопливо, тыча наугад, попытался засунуть их в ножны за спиной - тоже сделанные дядей Лимбой, крест-накрест, как у Фалько - не попал, нетерпеливо мотнул головой, стиснул их в левой руке, окинул быстрым взглядом почти невидимую тропинку, ведущую вверх, на край выработки, и помчался по ней с такой скоростью, будто от этого зависела жизнь не только их соседа, но и всего Песчаного поселка, и города, и даже королевства.

Дядя Лимба умирает...

Да кто такой был этот старик Лимба, спрашивали друг друга его соседи, и сами же отвечали на свой вопрос, хотя всем известно, что на риторические вопросы ответов не бывает.

Старый одинокий сумасшедший, брезгливо говорили одни.

Одноногий пьяница, с неодобрением уточняли другие.

Врун и трепач, усмехаясь, настаивали третьи. 

Бесстыжий самозванец, с осуждением припоминали четвертые.

И всё это было правдой, все они были правы, потому что против правды не поспоришь, как говаривал, бывало, сам Лимба, рассеянно улыбаясь в длинные усы, жесткие и желтые, как песчаник в карьере за их околицей.

Но для Найза дядя Лимба с первого дня их знакомства и всегда был только другом Фалько, оруженосцем Фалько и человеком, сражавшимся рядом с Фалько в том самом последнем бою.

                                     *        *        *

Медленно и постепенно, день за днем, год за годом, судьбоносное сражение в Лесном Замке уходило вдаль и становилось историей. Не такой уж далекой, но уже и не близкой. Достаточно реальной, чтобы раны, нанесенные тем страшным временем, все еще болели, но уже слегка тускнеющей и мутнеющей, чтобы не кровоточили.

Сотни баллад и пьес, стихов и романов, полотен и монументов было посвящено мучительно-бесконечным пяти годам, когда жестокий маг Симарон, убив доверчивого короля Рица, захватил власть над страной. Но, благодаря неподкупному капитану королевской гвардии Фалько, детям погубленного монарха удалось спастись из замка и избежать уготовленной и для них печальной участи. Три принца и две принцессы, едва опережая преследователей, без оглядки разлетелись по разным концам большой страны в сопровождении последних оставшихся верными короне гвардейцев.

Пророчество слепого волшебника-отшельника, вскоре после гибели старого доброго Рица, облетевшее за несколько дней застывшее от ужаса королевство, гласило, что только отпрыск королевской крови сможет собрать войско, одолеть колдуна и вернуть людям Эрегора свободу.

Страна стонала под пятой новой власти, но стон иного рода вырывался из сотен тысяч грудей каждый раз, когда проносился слух о страшной гибели младшего сына Рица, потом, через год, среднего, потом, еще через полгода, двух дочерей - одной за другой...

Преследуемому каждый день, каждую минуту кронпринцу Амзе так и не удалось собрать полноценное войско, чтобы сразиться с колдуном в честном бою. Три тысячи - это всё, что у него было, когда под покровом ночи пятеро смельчаков из его отряда хитростью проникли в Лесной Замок с гарнизоном в восемь тысяч и, перебив стражу на воротах, впустили жалкое подобие армии принца навстречу судьбе.

На смерть и славу.

Неожиданность, ночь и обман сделали свое дело, но все же защитников замка было несравнимо больше, гораздо больше, чем сторонников короны, и всю затею можно было смело назвать глупой и безнадежной, если бы не последний и единственный шанс повстанцев прорваться в Звездную башню в отсутствие Симарона и уничтожить артефакт, дающий ему волшебную силу.

Каждый ребенок в королевстве знал, чем закончилась эта битва.

Амза пробился в заветную башню и разбил волшебным посохом отшельника Шар Судьбы.

Разъяренный Симарон вернулся на крыльях бури, но ничего поделать уже не смог, и ему оставалось только вступить в поединок с застигнутым на месте преступления юношей...

Когда взошло солнце, замок и его окрестности были тихи и безмолвны.

Погибли отважные повстанцы.

Полегла гвардия колдуна.

В последней схватке, поразив друг друга, пали принц Амза и Симарон...

'Смерть и слава' - этот клич кучки храбрецов, презревших смерть и вошедших в вечность и славу, расправив плечи и гордо подняв головы, вошел в историю.

Когда через несколько дней окрестные жители набрались смелости и ступили на пропитавшиеся кровью камни древней обители королей Эрегора, то из живых обнаружили лишь горстку раненых с обеих сторон, чудом не истекших кровью до сего момента.

Что стало с раненными приспешниками мага - история стыдливо умалчивала, а имена каждого из выживших бунтарей были занесены золотыми буквами на стену замка, ставшего летней резиденцией нового короля - дальнего родственника бедолаги Рица.

Рядом с отлитыми в платине именами кронпринца и начальника его гвардии.

Ибо каждый ребенок в королевстве назубок знал, почему из пяти наследников Рица в живых получилось остался только у Амзы, кто доставил ему магический посох слепого отшельника, кто планировал безумный налет на оплот Симарона, кто проник во главе четверки бесстрашных в ту судьбоносную ночь в замок, чтобы открыть ворота, и кто в одиночку удерживал в дверях Звездной башни натиск отборной гвардии чародея, чтобы принц мог без помех отыскать смертоносный шар и уничтожить его...

Амза и Фалько.

Их имена, одно рядом с другим, возглавляли отблескивающий золотом список из сорока трех имен героев, переживших своих военачальников.

Имени Лимбы в этом списке не было.

Сам старик, снисходительно усмехаясь в усы и потирая культю чуть выше колена, объяснял это тем, что имя его там было раньше, в самом низу, последнее, да только, когда нужда в деньгах пришла большая, отковырял он его со стены и продал по буковке. Его имя - что хочу, то и делаю. Хочу - на забор вешаю, хочу - лавочникам продаю. Кто против?

Кроме Найза, ему не верила ни одна живая душа, но Лимбу, который редко бывал абсолютно трезвым, и еще реже прислушивался к мнению обитателей Песчаного поселка это, похоже, мало волновало.

Могила кронпринца Амзы и капитана королевской гвардии Фалько - ослепительно-мраморная стела, взмывающая в небо - теперь служила объектом поклонения каждый День Освобождения на главной площади столицы.

Остальные герои разделили последнее место упокоения одно на всех, без имен, родов и рангов. Ведь еще одна вещь, о которой история стыдливо умалчивает - сколько времени нужно в разгар лета нескольким десяткам человек, чтобы похоронить одиннадцать тысяч...

                                     *        *        *

Но это было давно, по меркам тринадцатилетнего мальчишки - эры и эпохи назад,  целых девятнадцать лет, а дядя Лимба умирал сейчас, сегодня, когда до двадцатого, юбилейного празднования Дня Освобождения оставалось всего два дня.

Уже съехались высокие гости со всех держав континента, уже начали украшать площадь для торжественного марша Выживших - как окрестили их поэты, уже выгнали с центральных улиц накопившихся на них за прошедший год попрошаек и проституток...

Конечно, как всегда, за три часа до начала парада он нарядился бы в самое лучшее свое платье, побрился бы и причесался на пробор, как старший приказчик в бакалейной лавке. Закончив прихорашиваться, сел бы на шаткий табурет у окошка - ждать, пока за ним приедут из дворца королевские гвардейцы и заберут любоваться парадом с помоста для почетных гостей. Он опять отправил бы Найза и его друзей на площадь занимать самые лучшие места, поближе к ограждению, чтобы посмотреть всё, с начала до конца, до самой последней глупой и восхитительной мелочи, и наказал бы глядеть в оба, чтобы не пропустить, как он будет махать ему шляпой с трибуны для ветеранов. И, как обычно, расстроенный Найз, так и не приметив заветного сигнала с раззолоченных подмостков, с горчинкой в праздничном настроении побежал бы домой, в поселок. Но как бы рано ни вернулся он, дядю Лимбу, как всегда, заботливые королевские гвардейцы привезли бы с парада первым, и он, веселый и пьяный, как год, как пять лет назад, гонялся бы на костылях за соседскими курами по пыльной улице, а при виде маленького друга начал бы упрекать, зачем тот не помахал ему в ответ...

Только торжество будет через два дня, а дяди Лимбы...  

Зажимая в потном кулаке два медяка, выданные матерью на прописанное доктором лекарство, Найз несся, распугивая нерасторопных прохожих по обжигающему булыжнику мостовой, по улицам, выцветшим под белым июльским солнцем, мимо сливавшихся в одну слепую ленту белесых домов - к старой захудалой лавке аптекаря за Ласточкиным мостом, на другой конец города.

Конечно, были лавки и ближе, и новее, и аккуратнее, но не было лавки дешевле - так сказал доктор, и это знали все обитатели Песчаного поселка и прилегающих к нему окраин. Если снадобья были вам не по карману в этой аптеке, они были вам не по карману вообще.

Тщательно отштукатуренные строения незаметно сменились желтыми, сложенными из песчаника, да так и оставленными, открытые лавки - заброшенными, жилые дома - покинутыми. Широкие улицы сначала похудели до переулков, потом рассыпались проездами и проходными дворами и тупиками...

Ласточкина Горка.

А вот, наконец, и она - заветная лавка с покосившейся выцветшей вывеской, изображающей косоглазого аптекаря с огромной бутылью без опознавательных знаков в одной руке, и со скальпелем, а, может, и с волшебной палочкой - в другой.

- Мне... это... лекарство... вот... тут написано... - задыхаясь и кашляя уличной пылью, прохрипел он с самого порога румяному толстяку за стойкой, больше похожему на кабатчика, чем на фармацевта, и шлепнул на покрытую лаком поверхность кусок пергамента с непонятными словами на древнем языке. - На жабьем камне... и обязательно со слезой аксолотля... Доктор Синни так сказал...

- Доктор Синни? - аптекарь оторвался от созерцания пламени спиртовки и рассеянно глянул поверх очков на маленького оборванца. - Доктор Синни - так доктор Синни... Подождешь - через час будет готово.

Найз облегченно перевел дыхание, губы, сведенные в тонкую напряженную линию, расслабились и дрогнули в слабом подобии улыбки.

- Подожду, обязательно.

- Вот и славненько, - кивнул аптекарь, повернулся было к полкам, уставленным всеми видами пробирок, реторт, бутылей, бутылок, бутылочек, бутыльков и прочих колб самых причудливых и пугающих очертаний и размеров, но, вдруг вспомнив что-то, снова обернулся на клиента и как бы невзначай поинтересовался:

- А деньги-то у тебя есть?

- Да, конечно! - довольно отозвался Найз, протянул руку и разжал немытый кулак, с гордостью демонстрируя толстяку обе монеты.  

Аптекарь недоуменно нахмурился, перевел взгляд с медяков на их подателя, потом обратно, потом еще раз на мальчика, и медленно и четко, словно говорил с тугодумом, произнес:

- Я имею в виду, деньги. Деньги, понимаешь? Такое зелье на одном только жабьем камне стоит две серебряных монеты. Два тигра, понимаешь? А со слезой аксолотля - пять. А у тебя - всего две башни. Это мало. Понимаешь? Пять тигров надо, мальчик. Пять. Тигров.

- С...сколько?.. - перехватило горло мальчишки. - С..сколько?..

- Пять серебряных монет, бестолковый, - уже гораздо более сурово повторил толстяк. - Что тут непонятного? Всего пять. А если у тебя их нет, то ступай домой, и не мешай мне работать.

- Но... но пожалуйста!.. Дядя Лимба!.. Он умирает!..

- Очень жаль, - пожал плечами аптекарь. - Но кроме жабьего камня и слезы аксолотля в эту микстуру входит еще семнадцать компонентов, которые я перечислять тебе не стану, потому что ты все равно не поймешь и не запомнишь... Так вот, обрати внимание: их мне бесплатно никто не дает, мальчик, и если я буду всем за два медяка продавать снадобья, которые мне самому стоили...

Плоско звякнув корявым коровьим колокольчиком, дверь аптеки с сухим стуком закрылась за Найзом.

Не разбирая дороги, Найз брел по раскаленной зноем полупустынной улице сквозь редких прохожих и дрожащее марево, поднимавшееся от готового расплавиться и закипеть булыжника.

Пять тигров - это очень много.

Пять тигров - это целое состояние.

Даже два тигра - это громадные деньги.

А пять тигров...

Столько не заработать.

Столько не выпросить.

Столько не украсть.

Обжигающая волна стыда, словно кипятком, плеснула ему в лицо, и он сбился с шага, споткнулся и остановился.

Фалько никогда бы не стал ни попрошайничать, ни воровать.

И тут же другая мысль заставила его упрямо сжать губы и кулаки.

Фалько никогда бы не позволил умереть своему другу из-за того, что у него не было каких-то дурацких пяти тигров.

Значит, надо попробовать заработать.

К восьми часам вечера к активу Найза прибавилось десять мозолей, шесть заноз, пять синяков, два ожога и четыре медяка.

Сколько еще оставалось хотя бы до двух тигров - думать отчаянно не хотелось: головная боль была хоть и всего одна, но зато огромная, пульсирующая и отупляющая. День тяжелой работы с непокрытой головой под палящим солнцем не прошел даром.

Едва переступая ногами, натертыми и обожженными о горячие, как свежеиспеченные кирпичи, булыжники, Найз доплелся до знакомой аптеки.

Хозяин оторвался от медитативного созерцания пламени горелки и устремил на вошедшего сладкий подобострастный взгляд, при виде мальчика моментально сменившийся разочарованием и неприязнью.

- Деньги принес? - чтобы покончить с назойливым клиентом, сразу выпалил он.

- Да... То есть, у меня только шесть башен... Но я хочу сказать, что я заработаю и принесу потом, честное слово, принесу! Я буду искать работу каждый день, с утра до ночи, я ведь сегодня нашел, я доски разгружал, и картошку в кабаке чистил, я распла...

- Пошел вон!!! - свирепо рявкнул толстяк, грохнув кулаками по стойке, и мальчик от неожиданности подпрыгнул и прикусил язык. - Ты своей рваниной и грязью мне всех покупателей распугиваешь! Убирайся, и без денег больше не показывайся! Я нищим не подаю!

Ах, так!..

Нищим!..

Вот как!..

Фалько бы сейчас выволок этого зарвавшегося хама из-за стойки и проучил его так, что тот до конца жизни обращался бы к последнему попрошайке только на 'вы' и снимал при этом шляпу!

Найз же лишь молча развернулся, вышел в вечернюю липкую жару, утомленно опустился на обжигающие ступеньки крыльца и уронил голову на колени.

Идти куда-либо у него больше не было ни сил, ни желания.

Если за целый день каторжной работы можно было получить только четыре башни и ни медяком больше, с этим ничего не смог бы поделать даже сам Фалько...

- Эй, малый! - донесся нетерпеливый оклик откуда-то свыше.

Найз сконфуженно поднял голову, ожидая увидеть то ли небесных посланников Святого Радетеля, то ли великана, но вместо этого перед его глазами предстал роскошно одетый по чужеземной моде дворянин лет тридцати, с замысловато подстриженной черной бородкой, короткими щегольскими усиками и холодными голубыми глазами. Восседал он с видом заоблачного небожителя на тонконогом гнедом жеребце с короткой лоснящейся шерстью. Затерявшись в невеселых размышлениях, Найз, должно быть, не услышал стука копыт. Но и иностранец чувствовал себя в Ласточкиной Горке явно неуютно.

Прежде, чем спешиться, он оглянулся пару раз - через плечо и полностью повернув коня - будто готовый при первом же признаке неведомой опасности пришпорить своего скакуна и унестись, сломя голову, к ближайшей границе.

Загороженные ставнями окна заброшенных домов напротив аптеки и заколоченные двери близлежащих лавок удостоились его самого пристального внимания. Трое прохожих нервно шарахнулись и перешли на другую сторону улицы под его сверлящим взором. Пегая трехногая собака, не спеша ковылявшая по своим делам, только глянув на него, поджала хвост и значительно ускорила шаг.

Больше никого и ничего вокруг не было.

- Вроде, все спокойно... - оставшись довольным результатом осмотра, пробормотал франт едва слышно себе под нос и снова воззрился на Найза. - Подержи коня, оборванец, пока я зайду в эту лавку по делу.

- Пять тигров, - даже не успев изумиться собственному нахальству, выпалил Найз.

Щеголь походя кивнул - то ли соглашаясь, то ли уворачиваясь от толстого жука, в последний раз оглянулся, взбежал по истертым каменным ступенькам и захлопнул за собой дверь.

Поддавшись тревожному настроению иноземца, Найз тоже заозирался по сторонам, пытаясь угадать, какую угрозу тот ожидал встретить здесь, на улочке настолько сонной и тихой, что сюда не залетали даже мухи. Но, как ни приглядывался, не заметил никого, кроме одинокого прохожего в старой бесформенной шляпе и залатанном легком плаще поверх сутулой спины - по виду то ли приказчика из бедной лавки, то ли обнищавшего мастерового. И тогда, наконец, с восхищением, обожанием и чистой совестью посвятил все свое внимание коню. Настоящему такканскому скакуну - сухощавому, выносливому, с маленькой изящной головой и огромными умными глазами, скакуну, готовому в любую минуту нести своего хозяина хоть на охоту, хоть в дальний путь, хоть в битву.

Такому, какой был у Фалько...

И какой когда-нибудь обязательно будет у него.

Десять минут спустя дверь аптеки за его спиной распахнулась, и вышел хозяин коня, кутаясь в розовый летний плащ.

- Пожалуйста, ваша светлость, - любезно улыбаясь, Найз протянул ему поводья.

Не удостоив мальчика ни взглядом, ни словом, дворянин перекинул их через голову скакуна и сунул ногу в стремя - мысли его явно были где-то далеко.

- Извините, господин?..- мгновение поколебавшись, Найз осторожно взялся за край его плаща.

- Что? - словно только что заметив, что рядом есть еще кто-то, дворянин остановился и брезгливо уставился на босоногого мальчишку под локтем.

- Вы обещали, ваша светлость, если я подержу вашего коня...

- Отвали, сопляк!

Отброшенный сильным, но точным ударом, Найз кубарем отлетел к стене дома и, оглушенный, распластался в вездесущей желтой пыли.

- За что?.. за что?.. что я?..

И тут, как из-под земли, но, скорее всего, из ближайшей подворотни вынырнул тот самый сутулый прохожий в бесформенной шляпе, похожий на приказчика.

- Немедленно извинись перед ребенком, трусливый мерин! - не терпящим возражения голосом приказал он дворянину.

Тот застыл с поднятой в стремя ногой, словно не веря ни глазам, ни ушам, и всерьез обдумывая, уж не галлюцинация ли это перегретого мозга.

- Ну, чего вытаращился? Ежа проглотил? - доброжелательно поинтересовался приказчик и заговорщицки подмигнул Найзу.

И тут благородного хама прорвало.

- Что ты сказал?!.. Да как ты посмел, скотина?! Как ты меня назвал, крысиное отродье, повтори?!

- Трусливым мерином, - любезно напомнил незнакомец. - С рыбьими мозгами и совестью макаки.

- Что?!.. Что?!.. Что?!.. Да я тебе язык отрежу, мерзавец!!! Вместе с твоей тупой вонючей башкой!!! - побелевший от гнева дворянин соскочил с коня и вырвал из ножен меч.

- И что же тебе мешает? - оскалил в издевательской усмешке белые зубы приказчик и, к величайшему изумлению как дворянина, так и сумевшего приподняться на локтях Найза, сорвал плащ, и одним текучим движением сильной руки выхватил меч из заплечных ножен, принятых Найзом за горб.

Нелепая шляпа с обвисшими, как уши спаниеля, полями то ли свалилась, то ли была сброшена с головы приказчика, и участник и единственный зритель назревавшей дуэли впервые увидели смуглое волевое лицо незнакомца, безжалостный прищур зеленых глаз, и рассекающие лоб и правую щеку старые шрамы. На вид новому участнику драмы можно было дать не больше сорока пяти.

- Ты?.. Ты?.. Это ты?.. - при виде противника заносчивый дворянин отчего-то побелел еще больше, и рука его с оружием невольно опустилась.

- Да уж не боишься ли ты меня? - насмешливо вскинул брови незнакомец. - Доблестный рыцарь в расцвете лет, герой карательных набегов, гроза дикарей, первый фехтовальщик при дворе его величества, так? Или всё врут подхалимы?

- Ты не уйдешь отсюда! - свирепо прорычал дворянин сквозь зубы, и без предупреждения кинулся на врага.

Что произошло дальше, Найз понять не успел: брызнули в лучах заходящего солнца клинки, зазвенела сталь, метнулись навстречу друг другу фигуры бойцов... И совершено неожиданно одна из них отчего-то застыла на месте, накренилась, сложилась пополам, кулем повалилась на мостовую, да так и осталась там лежать.

Мальчик вздрогнул и сжался, дурное предчувствие охватило его и залило ледяной ртутью желудок...

- Честно говоря, я ожидал от тебя большего, - разочаровано произнес оставшийся в живых противник, вытирая клинок о плащ того, кому он больше не понадобится, и Найз глупо захихикал от радости.

Горячие булыжники поливал горячей кровью голубоглазый дворянин.

Покончив с эпитафией, незнакомец встал перед усопшим на одно колено, расстегнул камзол на его груди, пошарил и выудил маленький синий флакончик на тонком белом шнурке. Вытянув тугую пробку, он осторожно поднес пузырек к лицу и помахал ладонью, подгоняя волны запаха, поднимающиеся из узкого горлышка, к своему носу. Мальчик не понял, огорчил или утешил его результат, потому что зеленоглазый сначала поморщился, потом удовлетворенно кивнул и снова закрыл сосуд.

- Хм... так и думал... - пробормотал он, оборвал шнурок и спрятал флакон в карман.

Найз уже стоял за плечом незнакомца и с изумленным недоверием разглядывал распростершегося на дороге неизвестного рыцаря, такого самоуверенного и надменного еще несколько минут назад.

- Он... этот дворянин... совсем?.. В смысле, вы... вы его?..

- Похоже, да, - равнодушно отозвался незнакомец и снова засунул руку в окровавленный камзол своего злополучного противника. - Но главное, малый, что сейчас он наконец-то сможет с тобой расплатиться. Где-то тут он любил прятать кошелек... Ага. Вот. Держи, и ни в чем себе не отказывай.

Но кошель убитого не принес Найзу ничего, кроме огорчения.

- Он пустой!.. - вытряхнул он на ладонь два золотых кольца с большими красными прозрачными камнями и похожую брошь.

- Наверное, отдал всё за зелье... - предположил больше для себя, чем для обиженного слушателя незнакомец и одобрительно глянул на Найза. - Правильно. Связываться с продажей украшений или коня не советую: слишком легко отследить. Что в вашем благословенном городе делают с мальчишками, ворующими коней, или убивающими приезжих герцогов ради их драгоценностей?

Найз в ужасе подскочил.

- Но это ведь не я его!.. Это...

- Верно, это я, но кому будет охота это доказывать? Есть краденое, есть продавец... Тут и сказочке конец. Поэтому отдай камни мне. И с рук перстни надо снять.

- Так вы... грабитель? - удивленно вытаращил глаза мальчик.

Незнакомец хохотнул.

- Берегись, иногда я могу быть очень обидчивым, - ухмыльнулся он. - Подумать только, принять меня за вульгарного любителя легкой поживы! Никогда еще в глазах окружающих я не падал так низко, малый!.. Нет. Я прихвачу их с собой и выброшу в реку с вашего замечательного моста. Пусть остальные думают, что его убили из-за побрякушек. Тем более что, в каком-то смысле, это действительно так.

- А зачем же тогда вы его... по-настоящему... убили? - смог, в конце концов, выговорить колючее слово Найз.

- Много будешь знать - вечно будешь спать, - отшутился зеленоглазый, сноровисто скручивая с большого пальца убитого последнее кольцо - в виде головы тигра с оскаленной пастью, вырезанное из цельного желто-оранжевого камня с косыми черными полосами.

- Он - ваш враг? - не унимался Найз.

Зеленоглазый целенаправленно проигнорировал вопрос, спрятал трофейные драгоценности, и извлек из кармана поношенных холщовых штанов свой кошелек.

- Ну, что ж, - пожал он плечами. - Если бедный самонадеянный Танар с тобой так и не пожелал рассчитаться, то это сделаю я.

- Но вы-то мне ничего не должны!

- Да как это не должен? - усмехнулся незнакомец. - Ты дал мне хороший повод, самый лучший лет за десять, как минимум, а это чего-нибудь да стоит. За сколько вы с ним сговаривались?

- Пять тигров, - мальчик со стыдом вдруг осознал, что за последние несколько минут напрочь забыл и про дядю Лимбу, и про не купленное лекарство, и про упрямого аптекаря...

- Ско-олько?!.. - с веселым изумлением вытаращил глаза незнакомец. - Ну, у тебя и расценочки, малый! Зачем тебе такая груда денег? Будешь давать в рост?

- Нет, вы меня не так поняли... Я не такой... Я вовсе не жадный... Просто мне очень надо... - смутился, густо покраснел и стал сбивчиво оправдываться перед зеленоглазым Найз. - Мне нужно снадобье заказать... для дяди... для моего дяди! Он сильно болен!

- Ну, раз для дяди, - насмешливо хмыкнул, будто не поверил ни единому его слову незнакомец и стал развязывать кошелек. - Эх, провались земля и небо!.. На, держи свои пять серебряных, да поспеши - аптекари тоже люди и спать хотят. 

Дважды повторять этот совет Найзу было не нужно - не успел зеленоглазый договорить, как мальчик уже вскочил на ноги и скрылся в дверях аптеки.

Ее хозяин, как предсказал седой, впервые за весь день и впрямь демонстрировал человеческие черты. Зевая во весь рот, он гасил пламя горелки, и при виде третьего явления Найза едва не подавился собственным языком.

- Это опять ты?! - возмущенно упер он руки в бока. - Ты что - тупой? Не понял, что я тебе...

- Я деньги принес. Все. Пять тигров, - сурово проговорил мальчик и ровным столбиком выложил пять серебряных монет перед носом толстяка. - Лекарство должно быть готово через час.

- Тигров? - переспросил аптекарь, подхватил верхнюю монету двумя пальцами, поднес к лампе и принялся вертеть ее так и сяк. - Это не тигры, парень, а какая-то гельтанская деньга... но серебро настоящее, не волнуйся. Я такие сегодня уже видел. С этого и надо было начинать. А сейчас иди, погуляй. Через час будет готово.

                                               *        *        *

За окошком стемнело, и Найз зажег старую лампу, неказистую и дышащую на ладан, как и вся немудрящая обстановка домика Лимбы, не исключая сам дом и его хозяина.

Снадобье оказало обещанное доктором воздействие, и старик лежал теперь на неопрятно расправленной кровати спокойно, дыша хоть и слабо, но ровно.

- Спасибо тебе... малый... - прошептал Лимба, не открывая глаз и не поворачивая головы.

- Я думал, вы спите, дядя Лимба.

- Нет... успею скоро... высплюсь... Не жилец уж я на этом свете... Заждались меня ангелы... Почитай, двадцать лет уж, как ждут...

- Да что вы, дядя Лимба! С этаким-то лекарством вы еще послезавтра на парад съездите! И на следующий! И еще! Я вас сам в карету подсажу, и провожу до площади, если вы упасть боитесь!

- Съезжу... - горько усмехнулся старик. - Съезжу... Прости меня, Найз... Прости старого обманщика... напоследок...

- Обманщика?..

- Да... Ведь не был я ни на каком параде... никогда... И из дворца за мной... ни разу... не приезжали... Кому я там нужен... Там на руках носят только тех, кто выжил... по праву... тогда... чьи имена... на стене...

Старик отвернулся к окошку, умолк и замер, будто, наконец, и впрямь заснул.

Найз после минуты потрясенного молчания потер виски, мотнул головой, будто отгоняя страшный морок, натужно сглотнул, откашлялся пересохшим вдруг горлом и тихо, еще тише, чем говорил до этого Лимба, прошептал:

- Значит... Вы никогда... не были... там?.. И Фалько не знали?.. И всё, что вы рассказывали... это...

Голова Лимбы повернулась к мальчику, словно ее дернули за невидимую нить, глаза распахнулись, и боль словно брызнула из них в пропитанную дешевым вином, снадобьями и нищетой комнатушку.

- Нет!!!.. Это всё правда!.. Клянусь тебе!.. Ты должен мне верить... в этом... Только это и есть правда, Найз... И я хотел сказать... что я... не должен был выжить тогда... что это несправедливо... что я жив... а он - нет...

- Но вы ведь в этом не виноваты! Ведь там же был бой, дядя Лимба, настоящая резня! - охваченный головокружительным облегчением, что всё, чем он жил эти пять лет, не было ложью, маленький друг старика яростно выступил в его защиту. - А в бою невозможно...

- Это я виноват... я... только я... - словно не слыша мальчика, упрямо продолжал шевелить пересохшими губами больной. - Если бы ты знал... Найз... Фалько... был человеком... каких рождается один на миллион... раз в сто лет... благородный... добрый... верный... отважный... честный... справедливый... с огромной и чистой душой... Если он твой друг... он умрет за тебя... всё отдаст... Он рядом... и ты чувствуешь... с тобой ничего не может случиться... как за каменной стеной... А если бы не я... Найз... если бы не я, может... он был бы жив...

- Но при чем тут вы, дядя Лимба? Их же было восемь тысяч, а вас... Постойте, ведь это не вы его убили? - встревожился мальчишка.

- Нет... что ты... с ума сошел... Я бы скорее себя убил... Но я виноват... Я никогда и никому об этом не рассказывал... но теперь... уже всё равно скоро... будет... Я признаться должен... рассказать тебе... хоть кому-то... не могут так жить... и умереть...

- Вы бредите, у вас, наверное, снова жар поднялся, я сейчас полотенце водичкой холодненькой намочу и на лоб приложу, погодите... - попытался увести его от мучительной темы мальчик и потянулся встать, чтобы выйти вод двор, но старик с неожиданной силой и ловкостью схватил его за запястье и усадил обратно на табуретку у изголовья.

- Нет... ты выслушай... прошу тебя... ты должен... должен выслушать меня... я всё расскажу... если кто и должен это знать... так это ты...

В душной комнате повисла тяжелая неловкая тишина, и старик, сбиваясь и кашляя, начал исповедь.

- В ту ночь в замке было жарко... Никто не думал, что выйдет из той мясорубки живым... Но, видать, раз в сто лет и монета подброшенная на ребро становится... Когда гарнизон глаза продрал и понял, что вокруг них творится, они злые стали... набросились на нас, как бешеные... Такое началось... Но Фалько с отрядом в пятьдесят человек ни во что не ввязывался... Они должны были принца до башни довести... живым... закоулками шли... по крышам... через заборы... Там ведь не замок - маленькая крепость... пока доберешься... Но нас Радетель сначала миловал... но потом уж, как к башне приблизились, дальше уж некуда стало... отряд там стоял... человек двести... может, больше... может, меньше... темно, считать ведь их не будешь... Да про это я тебе уж раз сто рассказывал...

- Но...

- Тихо, не перебивай, малый... дай сказать... пока могу... Заварушка там пошла - врагу не пожелаешь... мы ко входу когда пробились, оставалось нас трое, и принц... Амза... раненный уже был... Он вошел... а мы остались... Третьего-то почти сразу скосили... А Фалько... да я, дурак... держались... Потом меня в грудь да в ногу зараз как ударило... Охнуть не успел... Очнулся - словно заживо в аду меня в корыте изрубили, да посолили... Глаза разлепил - кругом тихо... даже не стонет никто... и светло. Утро наступило... У меня первая мысль: кто победил? А спросить не у кого... И тут вторая мысль: Фалько где? Стал подниматься... от крови скользко... трупы кругом... нога не слушается... вздохнуть не могу - в груди булькает, словно кипятком... Дополз до входа в башню... Где симароновых падальщиков больше навалено - там он должен быть, рассудил... С грехом пополам растащил... тех...

Лимба умолк на несколько тягостных минут, то ли собираясь с мыслями, то ли заново переживая то жуткое солнечное утро в мертвом замке.

- Я его не сразу узнал, Найз... поверишь ли... Кровищи на нем было... не одно ведро, наверное... своя, чужая... лицо рассечено... и лоб... нагрудник изрубленный... шлем потерялся... руки... голова... казалось, места нет живого... Дотронулся я до его щеки - хотел кровь стереть... на прощанье на него посмотреть, как есть... и вдруг чувствую - щека теплая!.. Живой, сердешный, живой!!!.. И вот тут я испугался... По-настоящему... Думаю, если колдунов верх вышел, то ведь лучше бы нас с ним вчера прикончили... Это только сейчас вокруг тихо... а ежели появится он с минуты на минуту?.. Ну, тут у меня словно второе рождение приключилось... подхватил я его подмышки... и потащил... Сам не знал, куда - лишь бы оттуда... Как вынес я его из замка - не помню... всё как во сне кошмарном... сам падаю... его роняю... снова встаю... тащу... Нога подламывается... в груди - словно чугун плавят... пыль, жара... перед глазами круги алые да черные висят-колышутся... в голове пустота звенит... а я тащу... хоть не вижу ничего перед собой... словно помешался... А потом всё пропало вдруг...

Старик снова замолчал, хлебнул теплой безвкусной воды из кружки у кровати и продолжил, глядя слезящимися глазами в потолок, будто разглядывая на нем события двадцатилетней давности.

- В себя когда следующий раз пришел, гляжу - стены вокруг меня бревенчатые незнакомые... Старуха надо мной склоняется... смотрит так долго... будто первый раз видит... и говорит что-то... а я как младенец лежу, на нее таращусь - не помню, ни кто я, ни где я, ни как попал туда... И опять отключился... Потом, когда снова в память вернулся, ее старик мне сказал, что я так чуть не с месяц пролежал... Грудь залечили маленько... Ногу знахарь их деревенский мне через неделю после того, как меня нашли, отхватил - чернеть стала, говорят... Да это всё ерунда, Найз, чепуха... Главное спросил я у них - со мной второй был, где он? А они отвечают, что один, мол, я лежал... Прямиком на дороге через их лес... километрах в пяти от замка... Может, говорят, твоего второго раньше кто подобрал, а тебя за покойника принял... вот и оставил лежать... Они-то меня тоже сперва за мертвеца посчитали... только когда карманы обшаривать начали, поняли, что поторопились... Я обрадовался... Лежу без ноги и улыбаюсь, как распоследний дурачок: жив Фалько... живой... выжил... А потом их деревенские из города вернулись... про похороны рассказали... про закладку монумента... И что выжившие-то были, да только все не те... Стало быть, Фалько мертвого на дороге люди нашли... подняли... и в город отвезли... А меня бросили... кто я такой... таких, как я там было... тысячи... всех не соберешь... И вот тогда я понял, что своими руками... сделал то... что Симарон не смог... Если бы я оставил его в замке... его бы свои вовремя подобрали... и спасли...

Лимба продолжал говорить еще что-то, путаясь, сбиваясь, повторяя по нескольку раз одни и те же фразы, но Найз его уже не слышал.

Широко распахнутыми невидящими глазами смотрел он в стену, едва осмеливаясь дышать, а в мозгу его ворочалась, расправляла крылья, и стремительно росла и набирала силы одна невозможная еще несколько минут назад крамольная сумасшедшая мысль.

Фалько может быть жив.

Может, это не он похоронен рядом с кронпринцем.

Ведь он не погиб в бою, как считалось до сих пор.

Оруженосец потерял его в лесу.

А это значит...

Что это могло означать - Найз даже подумать боялся, но радостно затрепетавшее сердце, не дожидаясь резолюции осторожных мыслей, уже скакало и заходилось от восторга и надежд.

Если нашли, подобрали и вылечили Лимбу, то почему никто не мог найти, подобрать и вылечить Фалько?!

Это так легко представить - по лесной дороге едет повозка, человек в ней видит два неподвижных тела, и вдруг одно из них шевельнулось! Он жив! Наверное, его еще можно спасти! И он бережно переносит раненого в телегу и нахлестывает ленивую лошадь, чтобы скорее добраться туда, где истекающему кровью воину окажут помощь!..

Но почему тогда Фалько не объявился, когда выздоровел?

А что, если он умер позже?..

Нет!

Не для того дядя Лимба тащил его пять километров, не для того его спасали неизвестные добрые люди, чтобы он после всего этого умер у них на руках!!!

Это было бы хуже всего.

Это было бы неправильно.

Это было бы несправедливо.

Но почему же тогда о нем больше никто и никогда не слышал?..

А, может, ему пришлось покинуть Эрегор и уплыть в дальние края?..

Или он потерял память? Такое, говорят, бывает, хоть и редко...

Или его раненого увезли в другую страну, и он...

- На-айз... А, Найз?.. - вывел его из блаженного ступора ворчливый голос старика.

- Что?.. - сконфуженно встрепенулся мальчик. - Вам что-нибудь надо, дядя Лимба?

- Надо, надо... Ты обещал рассказать... как ты добыл это зелье...

- Добыл?.. - растеряно переспросил Найз, и события дня обрушились на него жарким водопадом. - Купил в аптеке, как еще...

- Я стар, Найз... Но не настолько, чтобы выжить из ума и не помнить, сколько стоит эликсир на жабьем камне со слезой аксолотля... Ты ограбил герцога? Убил ростовщика? Нашел клад?

Мальчик невольно улыбнулся тому, насколько близка к истине оказалась ироничная догадка старого оруженосца.

- Я не убивал герцога, дядя Лимба. Это сделал другой... незнакомый человек... но у него это чертовски ловко вышло!

- Во что ты опять влип, постреленок? - встревожился старик, но Найз лишь отмахнулся от его страхов: - Всё вышло, как в какой-нибудь балладе, дядя Лимба! Вот послушайте...

- ...и тогда этот гельтанец сам дал мне пять тигров, и я побежал к аптекарю. Вот и всё, - закончил свое полное восклицаний, восхищения и превосходных степеней повествование Найз и довольно умолк в ожидании реакции старика.

Лимба молча лежал с закрытыми глазами, будто глубоко задумался или заснул.  

Предположив второе, Найз смущенно прикрыл рот рукой, коря себя за эгоизм и невнимание к нуждам больного, и осторожно поднялся уходить, как вдруг старый оруженосец повернул голову в его сторону. В свете еле живого огонька коптилки странным блеском сверкнули огромные запавшие глаза.  

- Спасибо тебе, парень... За все, что ты для меня сегодня сделал... спасибо... Тебе, и тому гельтанцу... Надеюсь, ты поблагодарил его, увалень?

- Поблагодарил?.. Я?.. - Найз виновато потупился, втянул голову в плечи и медленно и густо покраснел до корней волос, потому что такая мысль первый раз пришла в его голову только сейчас, с подсказки дяди Лимбы. - Н-ну...

Тот все понял и укоризненно усмехнулся.

- Ну, ты и невежа, Найз... Вот Фалько - тот никогда не забывал благодарить... даже последнего золотаря... если было за что... А пять тигров - это не самый пустяковый повод сказать 'спасибо', парень...

- Но я запомнил его лицо, дядя Лимба! - увидел выход из щекотливой ситуации мальчик. - И если во время парада я увижу его где-нибудь, то обязательно, обязательно поблагодарю! Чесслово!

- Ты его точно запомнил? - с сомнением прищурился старик. - Не спутаешь?

- Да вот, пожалуйста! Сейчас я вам его только так опишу! - азартно воскликнул мальчишка и принялся старательно перечислять, загибая пальцы:

- С виду он старый, ему лет ему сорок, наверное, или даже сорок пять. Смуглый, как эрегорцы - на гельтанца мало похож. И говорит на наш манер, не на гельтанский. Ни усов не носит, ни бороды. А волосы - черные с проседью, короткие. Назад зачесаны. Глаза у него зеленые. Нос... нос прямой. Но с горбинкой вот здесь. Два шрама на лице. Один наискосок через лоб к правому уху, другой... почти вдоль него... на правой... щеке... На подбородке... на подбородке... ямочка... ямоч...ка... на подбород...ке... ямочка...

- Найз? - забеспокоился старик. - Найз, что с тобой? Что случилось?.. Найз?..

Но Найз не отозвался.

Невидящими глазами смотрел он куда-то внутрь себя, в глубину своих воспоминаний, в далекое детство, когда ему, семилетнему мальчишке, незнакомый тогда одноногий старик, недавно поселившийся в кособокой хибаре напротив их домишки, впервые рассказал о капитане королевской гвардии, принце Амзе и битве в Лесном Замке. 'Зеленые, как сосновый бор в грозу, глаза', - неспешно отвечал оруженосец на вопрос Найза, каков из себя был Фалько, - 'нос благородный, с горбинкой. А на подбородке - ямочка'. Вспомнил, как потом он, Найз, специально делал на подбородке складку и часами сжимал ее пальцами, а после украдкой гляделся в крошечное круглое зеркальце матери: не появилась ли там ямочка, как у Фалько... 

А шрамы... шрамы...

Шрамы!!!

Дядя Лимба ведь только что говорил, что когда он нашел Фалько утром после схватки, у того были рассечены лоб и лицо!!!

А у зеленоглазого гельтанца, который, если разобраться, вовсе не похож на гельтанца, были похожие шрамы!

А как он уложил этого Танара?!

Ни тот, ни я глазом не успели моргнуть!

А мечи?!

У него же были за спиной два меча, крест-накрест, как сделал ему дядя Лимба, и как носил Фалько!..

А что он произнес, когда отдавал мне пять тигров?!

Болван!!!.. Болван и тупой идиот - правильно обозвал меня аптекарь, сто раз правильно!

Он сказал - а я при виде такой кучи серебра рот разинул и забыл - 'провались земля и небо'!!! Дядя Лимба не раз ведь говорил, что это любимая присказка его семьи, что ее придумал его отец, и что только напыщенные индюки и легковерные рифмоплеты могут всерьез думать, что в последнее сражение настоящий, а не придуманный ими Фалько шел с дурацким кличем 'смерть и слава'!..

- Найз, Найз, тебе плохо?.. Ты заболел?..

- А?.. Да?.. Что?.. Я?..

Мальчик вздрогнул, растеряно и несколько разочаровано оглянулся по сторонам и заморгал, словно его разбудили от чудесного волшебного сна.

- Дядя Лимба, - устремил он мечтательно-восторженный взгляд на старика и помимо воли расплылся в широчайшей и счастливейшей улыбке, какая только посещала его чумазое лицо за все тринадцать лет жизни. - У него ведь ямочка... на подбородке. И он сказал 'провались земля и небо'. Я только сейчас вспомнил.

- Что?.. - недоуменно уставился на него оруженосец Фалько. - Кто?

- Дядя Лимба, вы знаете, где в городе останавливаются высокородные гельтанцы, когда приезжают к нам на праздники или по делам?

- Гельтанцы? - недоуменно нахмурился Лимба. - Причем тут гельтанцы, Найз?

- Ну так знаете, или нет?

- Да это всем известно... Герцог Мараф предоставляет им в полное владение один из своих городских дворцов, тот, что на площади Созвездия. У него жена - какая-то там племянница теперешнего гельтанского короля, и поэтому... Да почему ты спрашиваешь-то?

- Дядя Лимба, - дрожа от нетерпения и радостного предвкушения, Найз поднялся на ноги, склонился над стариком и крепко сжал его плечи, словно хотел передать овладевавшее им все сильнее и сильнее головокружительное ощущение экстаза. - Лекарство на тумбочке, вот тут! Воду я сейчас подвину! Я вернусь! Не беспокойтесь, ждите меня! Я обязательно вернусь! И не один!..

- Погоди, малый, постой!.. - растеряно приподнялся старик на локте и попытался удержать своего маленького друга. - Куда ты, среди ночи-то?.. И кого это еще ты хочешь привести? Я никого не хочу вид...

- Я - на площадь Созвездия, во дворец Марафа! И я думаю... Нет, я уверен, что Фалько жив! Сегодня днем я видел его!

- Эй, подожди, Найз... Этого... этого не может быть... не может... быть... Найз... он погиб... и я этому ви...

- Может, дядя Лимба, может!

- Ты с ума спятил, Найз!

- Это точно он!

- Ты... ошибаешься?..

- Нет, и я разыщу его! Немедленно! Клянусь!

- Но... как ты найдешь... этого... человека?.. Во дворце Марафа, ночью?.. Когда все спят?.. Там же стража!.. Тебя схватят!..

- Не знаю, как, дядя Лимба! Но я всё равно отыщу его! Я чувствую, Фалько жив! И этот гельтанец со шрамами - он!

И, не успел старик вымолвить больше ни слова, как за мальчиком захлопнулась дверь, и летящий топот босых ног по дощатому настилу двора огласил спящую улицу и растворился в ночи.

 nbsp;*

&

За окошком стемнело, и Найз зажег старую лампу, неказистую и дышащую на ладан, как и вся немудрящая обстановка домика Лимбы, не исключая сам дом и его хозяина.

Снадобье оказало обещанное доктором воздействие, и старик лежал теперь на неопрятно расправленной кровати спокойно, дыша хоть и слабо, но ровно.

- Спасибо тебе... малый... - прошептал Лимба, не открывая глаз и не поворачивая головы.

- Я думал, вы спите, дядя Лимба.

- Нет... успею скоро... высплюсь... Не жилец уж я на этом свете... Заждались меня ангелы... Почитай, двадцать лет уж, как ждут...

- Да что вы, дядя Лимба! С этаким-то лекарством вы еще послезавтра на парад съездите! И на следующий! И еще! Я вас сам в карету подсажу, и провожу до площади, если вы упасть боитесь!

- Съезжу... - горько усмехнулся старик. - Съезжу... Прости меня, Найз... Прости старого обманщика... напоследок...

- Обманщика?..

Заслышав издалека тяжелые мерные шаги, Найз пересидел ночной патруль в залитом тьмой углу. Но едва тройка поблескивающих кирасами и алебардами усачей завернула за угол, мальчик ловко вскарабкался на ажурную ограду герцогского сада, спрыгнул вниз на спружинивший под ногами газон и, отряхнув ладони и смахнув волосы с потного лба, углубился в сад.

Тусклый желтушный свет уличных фонарей скоро остался за его спиной, но Найз был готов и к этой помехе. Из кармана штанов он извлек кресало, огарочек свечи в два пальца, найденный недавно во время рейда по задним дворам зажиточных соседей, и через минуту в руках у него загорелось крошечное неровное пламя.  

Сад спал.

Спали, зажмурив лепестки, цветы на клумбах. Забыл журчать и играть струями фонтан. Сонно склонили курчавые головы белые статуи на своих пьедесталах. Устало вытянули кривые ножки и откинули спинки теплые еще скамейки. Принакрывшись пышным балдахином, дремали легкомысленные качели. Дорожки из дивного белого песка, переливчато светящегося даже при слабеньком огоньке его свечи, удовлетворено растянулись и прильнули к нагретым дневным солнцем бордюрам. Причудливо постриженные кусты замерли во тьме, на грани видимости, словно принакрывшись общим одеялом-невидимкой.

А где-то невдалеке спал, вздыхая кухнями, огромный, как чудо-юдо из древних мифов, дворец.

А во дворце его ждал Фалько.

Конечно, он и сам еще не знал, что ждет кого-то, и тем более, его, Найза, и, вероятнее всего, сейчас он досматривал десятый сон, придавив щекой подушку, но это не имело ровно никакого значения.

Потому что сейчас Найз задует почти догоревшую свечу и осторожно, перешагивая и обходя ночные сюрпризы, которые мог затаить разбуженный посреди ночи сад, при свете вспомнившего, наконец-то, о своих прямых обязанностях тонкогубого месяца пойдет ему навстречу.

Оказался ли герцогский сад больше, чем казалось Найзу, или в почти полной темноте он сбился с прямого курса и стал ходить кругами, но по прошествии десяти минут исполинская туша дворца была все еще не найдена. Мальчик уже несколько раз пожалел, что трофейный огарочек был таким маленьким, что на небе висел колючий равнодушный месяц, а не толстая добрая луна, что раньше ему с друзьями не пришло в голову как-нибудь вечерком забраться в сад Марафа, чтобы исследовать его, а также о десятке похожих важных и не зависящих от его желания вещей, как вдруг сквозь ветки аккуратно подстриженных кустов слева брызнули капли света.

Может, это уже дворец?

Обрадованный Найз резко сменил курс, поднырнул под крону очередного произведения садовничьего искусства, постриженного на этот раз в форме пирамиды, и оказался на клумбе перед высокой беседкой из белого мрамора. Купол ее терялся где-то в ночном небе, а проемы между колоннами загораживали шпалеры, увитые кудрявым плющом. Ко входу - стрельчатой ажурной арке, усыпанной громадными алыми цветами - вела дорожка из вездесущего светящегося песка.

Интересно, кому это в такую познь не спится?

А, может, эти полуночники подскажут, где во дворце герцога Марафа искать гельтанскую свиту их короля? Или, если повезет, они знают самого... человека со шрамом и ямочкой на подбородке?..

Самого... Фалько?..

Надеяться на это, конечно, не стоило, но...

Беззвучно переступая по мягкой прохладной клумбе и с удовольствием ощущая под голыми ступнями влажные головки цветов, Найз подобрался к беседке слева от входа, осторожно раздвинул бархатистые листья и шершаво-колючие стебли плюща и приник к пахнущему полднем и солнцем дереву шпалеры, пытаясь рассмотреть, что происходит внутри.

Внутри шел то ли затянувшийся ужин, то ли ранний завтрак.

Посреди беседки, украшенной мраморными бюстами и серебряными подсвечниками у зеркал в простенках, стоял большой круглый стол. На ослепительно-белоснежной скатерти радужной россыпью расположились вина, заморские фрукты, экзотические закуски, каким мальчик отродясь не знал и названия, но на голодный желудок произведшие слишком предсказуемый эффект.

Тихонько икнув и сглотнув непрошенную слюну, Найз с усилием отвел взгляд от еды и принялся разглядывать тех, кому она была сервирована.

Вокруг стола, с напряженно-постными лицами, с какими, должно быть, люди приходят на поминки, на которые их не звали, молча сидели шесть человек. Судя по одежде - все гельтанцы. Красивая, но чем-то недовольная дама в черном, смуглый мускулистый парень лет шестнадцати, лысый старик, важный военный в расшитом золотом зеленом мундире, высокий рыжеволосый офицер с капризно искривленными губами и в мундире попроще, широкоплечий мужчина с властным волевым лицом и здоровяк в голубом то и дело бросали раздраженно-нетерпеливые взгляды на вход и не обращали ни малейшего внимания на те вкусности, которые были навалены перед ними и буквально кричали: 'съешь меня!'.  

Кого бы они ни ждали, здраво рассудил мальчик, это наверняка не я, на вопросы они отвечать явно не настроены, и поэтому не будем задерживаться, все равно не накормят, а потихоньку-полегоньку...

Он хотел уже было опустить плющ и продолжить поиски заблудившегося дворца, как вдруг звук знакомого голоса заставил его радостно вздрогнуть, сердце - счастливо затрепетать, а пальцы - сильнее вцепиться в шпалеру.

- А я уж думал, вы меня не дождетесь...

При виде закутанной в длинный розовый плащ фигуры, внезапно возникшей на пороге из шороха сада и темноты, люди, сидевшие вокруг стола, непроизвольно приподнялись и вытянули шеи.

В отличие от Найза, полуночники голос гостя не узнали.

- Танар? - строго сдвинув густые, изогнутые как два лука, брови, привстала женщина в черном. - Где ты так долго...

- Это не Танар, - тревожно нахмурился юноша, сидевший рядом с ней, и рука его выразительно легла на рукоять меча.

- Ты кто? - резко поднялся широкоплечий мужчина с витой золотой цепью на бычьей шее, и тяжелое кресло за ним отлетело к стене, как игрушечное.

Клинки четырех остальных полуночников как по команде прыгнули им в руки, и Фалько, картинно застывшему в проходе, теперь противостояло шестеро недобро сверлящих его враждебными взглядами противников.

- Я думаю, вы сами назовете мое имя, - негромко и почти дружелюбно проговорил он, сделал шаг вперед, смахнул нависший над лицом широкий капюшон и размашистым театральным жестом отбросил плащ на тускло светящуюся в темноте дорожку из белого песка.

Собравшиеся тихо ахнули.

- Тигр?..

- Это негодяй Танар нас...

- О, нет. Смею заверить вас, что решительный, но глупый наследник рода Таманасов тут совсем не причем, - с издевательским сожалением склонил голову Фалько. - Но, кстати, если бы он был жив, то, наверняка, попросил бы передать вам вот это.

И с насмешливым полупоклоном он выудил из кармана штанов уже знакомый Найзу флакончик синего стекла и аккуратно поставил его на край стола.

- Но, поскольку он имел несчастье скоропостижно скончаться сегодня вечером, то этот яд передает вам с наилучшими пожеланиями его величество законный король Гельтании Сенон Третий.

- И... каково его решение?.. - женщина в черном была бледнее окружавшего ее камня.

- Не будьте наивной, графиня, - раздраженно скривился здоровяк в голубом дублете. - Что еще может решить этот мерзкий хорек?

Не обращая внимания на комментарии, Фалько продолжил:

- Кроме вашего заказа, его величество попросил передать вам, что если вы употребите его по прямому назначению здесь и сейчас, то замки ваши будут сровнены с землей, ваши наследники и родственники первой ступени будут лишены всех владений и титулов и отправлены в пожизненное изгнание. Но, естественно, только после дознания, которое установит их полную непричастность к заговору.

- А если нет? - надменно прищурился лысый старик.

- Я бы посоветовал вам принять гуманное предложение его величества, - ровно проговорил Фалько с непроницаемым лицом.

- Да будь ты проклят, пес, вместе со своим гнусным хозяином! - зло выкрикнул военный в зеленом мундире и, перескочив через стол, ринулся на Фалько - с мечом в одной руке и стилетом в другой.

Его порыв словно послужил сигналом к атаке: вслед за генералом с молчаливым остервенением и яростью на посланника короля набросились и все остальные заговорщики. Найз задохнулся страхом и застыл на мгновение, не зная, бежать ли ему прочь, звать ли на подмогу, или самому прийти Фалько на помощь, чего бы она ни стоила... Но события в беседке развивались стремительней, чем он успевал соображать.

Откуда-то из рукава рубахи Фалько серебристой молнией вылетел и впился в горло генералу тонкий кинжал.

Второй летучий кинжал нашел сердце самого близкого противника - здоровяка в голубом дублете - едва тот взмахнул оружием.  

Еще миг - и в руках Фалько как по волшебству оказались два меча из заплечных ножен, и сталь зазвенела о сталь.

Будто прикованный, не в силах двинуться с места даже ради спасения собственной души, Найз вцепился побелевшими пальцами в решетку шпалеры, прижался лицом к теплому занозчатому дереву и судорожно вдохнул сводящий с ума воздух, напоенный пролитым вином, раздавленными листьями плюща, отчаянием и смертью.

Сжимая рану в груди, лысый старик осел у ног неподвижно застывшей женщины в черном.

В луже вина, рядом с опрокинутым столом, натужно хватая воздух ртом, кончался кривогубый офицер.

Смуглый юноша, потеряв где-то меч, полз к выходу, оставляя за собой блестящий красный след.

Широкоплечий с золотой цепью, уже не смахивая заливающую глаза кровь из раны на лбу, отбивался мечом и креслом от двух сверкающих в воздухе как крылья стальной стрекозы клинков - но недолго.

Взмах - и разлетелся на куски его ненадежный щит.

Выпад - и разрубленная витая цепь соскользнула на усеянный остатками ужина пол...

Хозяин ее рухнул рядом.

Не удостаивая более поверженного противника вниманием, Фалько повернулся в поисках остальных.

Четверо лежали молча и неподвижно.

Женщина в черном, зажав рот обеими руками, прижалась спиной к колонне и с тихим ужасом скользила взглядом по развернувшемуся перед ней побоищу.

Юноша уже почти добрался до порога.

Фалько поднял с пола край растоптанной скатерти, вытер об него клинки, неспешно вернул их на место и устремил на беглеца холодный взгляд.

- Э-э, герцог Райн, так не пойдет, - сухо покачал он головой, в несколько шагов пересек разгромленную беседку и преградил ему дорогу. - Вы хотите покинуть этот гостеприимный шатер и отправиться по своим делам, а я вам этого не могу позволить.

- П-прошу... - мальчик остановился, завалился на бок, поднял голову и устремил на своего палача мутный от боли и ужаса взор. - П-пожалуйста... Услугу... П-прошу...

Найз не мог видеть лица Фалько, но ясно заметил руку с перстнем в виде желто-оранжевой головы тигра, привычно скользнувшую к засапожному ножу.

- Единственная услуга, которую я могу тебе оказать, парень...

- ФАЛЬКО, НЕТ!!!..

Выкрикнул или всего лишь беззвучно просипел внезапно севшим голосом Найз - было поздно: молодой герцог забился, хрипя перерезанным горлом.

Оставалась женщина. 

Не глядя на нее, Фалько откопал в грудах битого стекла, ломаной мебели и раздавленных фруктов невредимый синий флакон, отыскал чудом уцелевший, лишь слегка помятый, кубок и нераспечатанную бутылку вина.

Крошечная пробка выскочила из синего пузырька с почти беззвучным хлопком: по сравнению с ним винная наделала шум, подобный праздничному фейерверку. С тихим бульканьем вино полилось в кубок.

- Ваше сиятельство, - мягко выбирая путь среди обломков, словно огромная хищная кошка, Фалько подошел к герцогине, на ее глазах вылил содержимое флакончика в кубок и протянул ей. - Вы ведь тоже ждете от меня услуги?

Герцогиня словно очнулась ото сна.

- Всё кончено. Они мертвы, - дрожащим голосом проговорила она и впилась умоляющим взглядом в лицо со шрамами. - Дай мне уйти, Тигр. Прошу. Нет, не прошу - умоляю тебя. Дай мне уйти. Я не виновата. Ни в чем. Я не хотела. Это они. Они втянули меня хитростью - наш самовлюбленный честолюбивый Танар и этот мелочный генерал... Они низко использовали меня, связи моего рода, мое имя!.. Позволь мне бежать, и я клянусь, что забуду его до конца свих дней. Я сегодня же оставлю эту страну. Я навсегда покину континент. Я не вернусь никогда! Отпусти меня, пожалуйста... Я исчезну, растворюсь, растаю без следа где-нибудь на другом берегу океана... Помоги мне, Тигр. Ты должен. Вспомни, ведь ты когда-то любил меня... И был готов на всё... Мы могли бы убежать вместе!..

- Извините, ваше сиятельство, но я слишком стар, чтобы бегать так далеко. К тому же нога, сломанная семь лет назад влюбленному гладиатору по вашему приказу, еще дает о себе знать.

Герцогиня смутилась, на мгновение позабыв и отвратительную резню вокруг, и собственную безнадежную обреченность.

- Д-да... но тогда ты был беглым рабом, мятежником, чужеземцем, вчерашним гребцом с галеры, ты начинал у нас в качестве мишени для наших гладиаторов, и позже на арене ты единственный сражался не за признание и почести, как наши славные гельтанские бойцы, а за деньги...

- То есть, стоял на ступени чуть ниже тех бедных зверюшек, против которых мне иногда приходилось биться, - любезно уточнил Фалько.

- Да... В смысле, нет... Это было давно, Тигр. Так давно... А я тогда была молода, легкомысленна, и моя семья, мой род...

- Не унижайте себя раскаянием, которого не чувствуете, ваше сиятельство, - сухо прервал ее оправдания Фалько.

Красавица досадливо прикусила губу, смутилась, не находя слов, чтобы возразить, но ненадолго.

- Хорошо, ты больше не любишь меня, - горделиво вскинула она голову. - Это твое дело. Но я знаю, ты презираешь Сенона так же, как и мы, не скрывай этого! И, тем не менее, ты стал разящим кинжалом в его скрюченной подагрической ручке, его цепным псом, циничным наемным убийцей!..

- Я бы назвал мою должность 'последний довод короля'.

- Но он - негодяй и подлец! Хромой садист! Полное ничтожество! Мальчишка Райн, которого ты походя прирезал, как барана, был бы лучшим королем! Зачем ему служишь ты, который...

- Он отлично платит.

- Платит?.. Платит?.. Но я тоже могу отдать тебе всё... всё, что ты пожелаешь... Вот перстни, бриллиантовое колье, серьги, браслеты...

- Сожалею, но ваш широкий жест на самом деле ничего не стоит, ваше сиятельство. Я могу снять всё это с вашего трупа, - галантно склонил голову набок Фалько. - Мое же предложение гораздо более щедрое. Хотя, если быть точным, у меня их даже два.

И он одной рукой протянул герцогине кубок.

Во второй у него был окровавленный нож.

- Вам выбирать. Но помните: решение короля Сенона еще в силе. Подумайте о сестре и племянниках. 

- Но... ты ведь не посмеешь тронуть меня... - с растерянностью и ужасом женщина отшатнулась. - Ты не имеешь права... Ты не можешь...

- На что поспорим, милая? - Фалько осторожно, почти нежно приложил лезвие к шее герцогини и улыбнулся.

Похожие гримасы безответственные гробовщики изображают на лицах своих клиентов месячной давности.

- Фалько, нет... - беззвучно, занемевшими вдруг губами прошептал Найз вслед за женщиной в черном. - Нет, Фалько, прошу тебя, пожалуйста, нет, ты не имеешь права, ты не можешь...

- Так гореть тебе в аду, подонок!!! Тебе и твоему выродку Сенону!!! - отбросив манеры, ухищрения и кокетство, бешено выплюнула проклятие женщина, вырвала у Фалько кубок с ядом и несколькими крупными захлебывающимися глотками осушила до дна.

Что было дальше, Найз смотреть не смог.

Словно обезумевший, не разбирая дороги во тьме и слезах, он несся назад, сокрушая в клочья изящные кусты и только чудом не налетая на статуи и фонтаны. Ветки хлестали его по лицу, раздирали его одежду и рвали бесчувственную кожу в кровь. Спотыкаясь о бордюры, он падал плашмя, разбивая колени и локти, но тут же вскакивал, беспорядочно взрывая руками клумбы, раскидывая песок, и очертя голову мчался дальше. Даже дворцовая ограда, внезапно возникшая у него на пути, не смогла замедлить его безумного бега. Глухой и слепой ко всему, кроме своего громадного и тяжкого, как мир, горя, Найз перемахнул через решетку прямо на глазах у изумленного патруля и скрылся в густой липкой июльской ночи.

Если бы земля разверзлась у него под ногами, или стражник поразил его насмерть своей алебардой, или настал конец света, он не почувствовал бы, и даже не понял бы, что случилось, потому что самое ужасное, что только могло произойти в его короткой неяркой жизни, уже произошло. И смерть по сравнению с этим была бы благословенным избавлением.

'Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет', - исступленно колотилось сердце в горящей груди, готовой разорваться от огромности внезапной, ошеломляющей, опустошающей потери.

'Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет'.

'Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет'.

'Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет'.

Нет.

Нет.

Нет.

И не было больше ни слов, ни мыслей, ни чувств, кроме этого пульсирующего, рвущей горячей болью слова, потому что если бы хоть на мгновение отвлекся он от тупого отрицания очевидного, то, наверное, сошел бы с ума, или умер, или разревелся бы, как последняя девчонка...

Нет.

Нет.

Нет.

Фалько никогда не плакал.

Фалько не позволил бы себе...

Фалько!!!..

Мучительный стон вырвался сквозь зубы мальчишки - словно раскаленное железо приложили к ране, и живые, брызжущие болью и кровью образы снова вспыхнули в воспаленной памяти Найза.

...женщина в черном, с полубезумными глазами, зажав рот руками, прижалась спиной к колонне...

...юный Райн, неуклюже ползущий к выходу... 

...Фалько, блестящий, превосходный, безупречный Фалько, насмешливо преграждающий путь беспомощному герцогу, едва старше его, Найза... 

...сбивчивая мольба Райна...

...сильные, уверенные пальцы, плавно сомкнувшиеся на рукоятке ножа...

...украденное с руки мертвого Танара кольцо...

...кровь, хлещущая из перерезанного горла мальчишки-герцога и заливающая белый мраморный пол ...

...и снова юный Райн, неуклюже ползущий к выходу... 

...кровь, заливающая белый пол ...

...окровавленный нож, медленно царапающий белое горло герцогини...

...ворованное кольцо, покрытое кровью Райна...

...женщина в черном с полубезумными глазами...

...мальчишка-герцог...

...кольцо...

...нет...

...нет...

...нет...

НЕТ!!!!!!!

Этого не может быть.

Этого не может быть.

ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!..

Не верю.

Фалько никогда бы, ни за что, ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае...

Ведь это был Фалько?

Всем сердцем, всем существом своим Найз жаждал, чтобы вдруг случилось чудо, и оказалось, что наглый вор, безжалостный убийца, циничный наемник, за деньги продающий душу свою и тело подлому и жестокому правителю, был вовсе не Фалько, не его герой, кумир, идол, за которого он был готов идти в огонь, и в воду, встречей с которым он жил и дышал эти трижды проклятые три часа.

Да если бы у него был миллион жизней, он бы отдал за Фалько их все, сразу и не задумываясь! Ради него он был счастлив пойти на любые испытания, пожертвовать всем, отринуть все блага мира, с радостной улыбкой вытерпеть какие угодно муки!..

Но только не эти.

 '...Фалько был человеком, каких рождается один на миллион...'

'...дай мне уйти, Тигр... Прошу...'

 '...раз в сто лет...'

'...нет, не прошу - умоляю тебя...'

'...благородный, добрый, верный, отважный...'

'...дай мне уйти... Я не виновата... Ни в чем...'

'...честный, справедливый...'

'...п-прошу... П-пожалуйста... Услугу... П-прошу...'

'...с огромной, чистой душой...'

'...ты стал кинжалом в его скрюченной подагрической ручке...'

'...если он твой друг - он умрет за тебя...'

'...он отлично платит...'

'...он рядом - и ты чувствуешь, что с тобой ничего не может случиться...'

'...единственная услуга, которую я могу тебе оказать, парень...'

'...ты за ним - как за каменной стеной...'

'...на что поспорим, милая ...'    

НЕТ!!!..

Задыхаясь от бега и неизбывного, рвущего на части и яростно пожирающего его душу горя, Найз в изнеможении рухнул на землю, не заботясь о том, где он, и не видит ли его кто, уткнулся лицом, мокрым то ли пота, то ли от слез, в горячую сухую траву и застыл.

Фалько, Фалько...

Что ты наделал...

Как ты можешь так жить...

Ты, из всех людей на белом свете!..

Ты!..

И как жить теперь мне?..

Ты для меня был всем... Ты - это я... а я - это ты...

А теперь...

Что же будет теперь со мной?..

Как же я...

А что я скажу дяде Лимбе?!

При этой мысли сердце Найза в ужасе дернулось и пропустило удар.

Подумать только, еще несколько секунд назад он думал, что ничего хуже случиться уже не может!

Зачем я рассказал ему о своих подозрениях, зачем?!

Что наделал Я?!..

Как легко представить эту сцену...

Вот он заходит в домишко старика. После яркого летнего утра полумрак в единственной комнатушке кажется почти материальным, непроницаемым, как стена из обсидиана. Но постепенно глаза привыкают. Разбуженный скрипом рассохшихся половиц под ногами, дядя Лимба открывает глаза, секунду смотрит перед собой, вспоминая события прошлой ночи. Потом осторожно приподнимается на локте, поворачивает худое заросшее лицо к Найзу и, не произнося ни слова, выжидательно смотрит на него, будто оттого, что скажет сейчас он, зависят судьбы всего мира.

А он, Найз, широко улыбается и весело выкладывает: 'Дядя Лимба, у меня замечательные новости: Фалько выжил, и живет при дворе гельтанского короля. Чем занимается? Сначала он убивал за деньги на арене, а теперь служит наемным убийцей и грабит трупы. Но, что особенно радует, он отнюдь не растерял своего искусства в обращении с оружием: при мне он перерезал горло раненому шестнадцатилетнему парню, умолявшему его о пощаде, и из мести отравил ни в чем не повинную женщину, потому что не успел ее зарезать!'.

Что ты наделал, Фалько...

И что наделал я...

                                     *        *        *

После яркого летнего утра полумрак в единственной комнатушке щелястой развалюшки Лимбы кажется почти материальным, непроницаемым, как стена из обсидиана.

Но постепенно глаза привыкли.

Разбуженный скрипом рассохшихся половиц под ногами, старый оруженосец открыл глаза и секунду смотрел перед собой, вспоминая события прошлой ночи.

Потом он осторожно приподнялся на локте, повернул худое заросшее лицо к остановившемуся посреди комнатки Найзу и, не произнося ни слова, устремил на него умоляющий взгляд, будто от того, что скажет сейчас мальчик, зависели судьбы всего мира.

Найз молчал.

Первым сдался Лимба.

- Ну, что?.. - осипшим от волнения голосом прошептал он. - Ты... был во дворце?

- Да, был, - кивнул Найз.

- И... ты нашел того... со шрамами?.. Это... Фалько?..

- Да. Я нашел его. И - нет, это не Фалько. Фалько погиб смертью героя. Двадцать лет назад.