Багровский Артур : другие произведения.

Сумерки Над Улицей Правда

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ

"Возможно, я умер,

а ни у кого не хватает духа сказать мне об этом".

"Еще никому не удалось опоздать на свои похороны".

0x01 graphic

СУМЕРКИ НАД УЛИЦЕЙ ПРАВДЫ

  
   Стояла та пора, когда золотая осень зависла на пике своего взлета и готовилась вот-вот войти в крутое пике. Пронзительно-яркий теплый день стремительно таял, превращаясь в сумерки. Еще где-то там, в вышине, на редких облачках сверкали лучи заходящего солнца, а здесь, внизу, улица Правды уже окуталась серой неприветливой тьмой.
  
   Василий Павлович, возвратившись домой, сразу же поспешил на кухню и уселся за стол. Он лишь сбросил в прихожей грязные сапоги, скинул прямо на пол куртку-ветровку и, кажется, не помыл руки. Ел он не столько быстро, сколько торопливо и неряшливо. Сталь вилки пронзительно скребла о фаянс тарелки и, цепляя очередную порцию горячего плова, стремительно отправляла ее в рот. Тот, не справляясь с предыдущей порцией, терял еду, оставляя на зеленоватом пластике стола неопрятные кучки риса. Кроме всего, Василий Павлович перед ужином употребил сто грамм сорокаградусного горячительного напитка, что совершенно не было ему свойственным. Но, кажется, ни супруга, ни прочие домочадцы не обратили внимания на этот факт, как впрочем, и вообще на возвращение главы семейства домой.
   Подобное же поведение Василия Павловича было вызвано отнюдь не разыгравшимся аппетитом, который обычно возникает после дня, проведенного на свежем воздухе, когда ходишь значительно дольше обычного. Василий Павлович также не собирался отправляться немедленно на завод в ночную смену или куда-то там еще. Он даже не был настолько голоден, чтобы так суетливо поглощать ужин.
   Когда вилка, подавая сигнал, противно заскреблась по опустевшей тарелке, Василий Павлович притормозил, отдышался, как после резкого забега, и, кажется, вернулся к действительности. Он взглянул в темное окно, осмотрел кухню, удивился пустой тарелке, мусору вокруг нее, непомытым рукам. Затем его взгляд скользнул на одежду, в которой он так и пребывал за кухонным столом. "Да что же это такое-то, а?" Василий Павлович отодвинул тарелку, поднялся из-за стола, стараясь не царапать табуретом новый линолеум, и побрел в ванную комнату.
   "Да что же это такое, а?" Второй раз он задал этот вопрос своему взбудораженному отражению, когда заметил ссадину у подбородка и синяк у виска. "Это плохо. Жена, понятное дело, спросит, но это одно. Другое дело, что завтра на работе отвечать, когда коллеги начнут подначивать? А еще хуже, если начальство поинтересуется. Да, нехорошо в таком возрасте с синяками на работе появляться после выходных". Естественно, что вид этих синяков навел Василия Павловича на воспоминания о причинах их появления. Воспоминания эти были свежи, поскольку события произошли не более часа назад.
  

* * *

   Едва крытый КамАЗ замер на опушке, грибники в ярких разноцветных куртках несколькими ручейками стремительно двинулись к кромке леса, оглашая воздух выкриками, анекдотами и соответствующими случаю остротами. Василий Павлович в зеленой ветровке, высоких сапогах, вязаной шапочке, с большой корзиной в руках оказался на правом краю пестрой и шумной компании коллег по работе. Густой подлесок быстро одного за другим скрывал сотрудников из вида, но воздух еще некоторое время оглашался окликами и смехом.
   Василий Павлович шагал неспешно, молча и целенаправленно, не отвечая на вопросы и не участвуя в обсуждениях последних заводских, городских или международных новостей. Он сосредоточенно смотрел под ноги, поддевая палые листья и хвою палкой-рогулькой, пока не наткнулся на первый гриб. Им оказался отличный подберезовик на крепкой высокой ножке. Василий Павлович слегка улыбнулся себе в усы хитроватой улыбкой, бросил беглый взгляд по сторонам и, убедившись в отсутствие свидетелей, присел и срезал гриб.
   "Ну-ка полезай, красавчик". Гриб отправился на дно корзины, а Василий Павлович двинулся дальше.
   Вскоре крики и смех затихли вовсе, но он не опасался заблудиться: лес в этом месте был исхожен им вдоль и поперек. Василий Павлович часто, как только позволяло время, выбирался сюда, когда за грибами, когда просто побродить. Он любил природу, лес, тишину, поэтому не понимал некоторых любителей пошуметь и погалдеть.
   "Зачем приезжать в лес за десятки километров с магнитофоном? Какой толк от такого отдыха? Ни отдохнуть, ни работать после такого отдыха". Так он и шел дальше, радуясь теплой осенней погоде, тишине, чистому воздуху и легкому шелесту под ногами. Грибы попадались не столько часто, сколько уверенно, словно сами выходили на встречу и сдавались в руки опытному грибнику.
   Так прошли несколько часов. За это время Василий Павлович несколько раз останавливался передохнуть, один раз присел перекусить на большом теплом пне. Корзина его отяжелела и была почти полной.
   "Надо взять правее, к березняку. Там наверняка найдется хорошая добавка, чтобы наполнить корзину доверху. А уж оттуда недалеко и до платформы пригородной электрички. Если двигаться правильно, можно успеть к ее отправлению".
   Так и возвращаться к машине не надо, и добираться до дома ближе. От вокзала несколько минут через посадку - и он на улице Правды. Если ехать на машине до завода, потом придется пару остановок трястись в автобусе. С полной корзиной это неудобно. Да, можно будет похвастаться перед пассажирами, но Василий Павлович не был тщеславен. Он действовал рационально, то есть так, как ему удобнее. Пусть не всем понравится его отсутствие, но никто не скажет ему об этом. Все же он не последний человек на заводе и у руководства на хорошем счету.
   Василий Павлович поднялся с последнего привала и направился к платформе. Странно, но ему даже не пришло в голову позвонить кому-нибудь из коллег и предупредить, чтобы его не искали и не ждали у машины перед отъездом.
   Электричка укатила в город точно по расписанию, увозя в себе малочисленных для этого времени пассажиров, одним из которых являлся довольный грибник в вязаной шапочке и очках с толстыми стеклами.
  

* * *

   До родного подъезда на улице Правды оставалось каких-то метров сто, через посадку. Хорошим шагом проскочить ее можно, как говорится, на одном дыхании. Василий Павлович уже миновал половину пути через поросль, когда заслышал веселые голоса и смех. Было понятно по интонациям, что это одна из подгулявших компаний, которые вечно отираются здесь почти в любой день недели и чуть ли не в любое время суток.
   Василий Павлович, как и большинство приличных людей, не любил сталкиваться с подобной братией, поэтому прибавил шагу. Возможно, стоило взять чуть правее того места, но очень уж не хотелось сходить с широкой натоптанной тропы. "Пройду, тем более что..."
   - Соловей! Ты что ли?! - ткнулась в спину резкая фраза. - Мать твою, чего мимо чешешь?
   Василий Павлович подумал было сделать вид, что не расслышал грубый окрик, и решил двигаться дальше. Однако условный рефлекс, выработанный еще в школе, сделал свое скверное дело раньше, чем сработало сознание. В пояснице что-то противно защекотало, словно под кожей прополз жук. Ноги сами остановились и принялись понемногу врастать в сырую землю. Как он развернулся в противоположную от дома сторону и сам того не заметил. Из посадки на тропинку вышел невысокий коренастый человек с красным лицом, бритой наголо головой, моржовыми усищами и стеклянным рыбьим взором. Не признать в нем Юрку Давыдова было сложно. Он уже много лет выглядел именно так, как портовый грузчик из позапрошлого века. И хотя был старше Василия Павловича всего года на четыре, всегда выглядел много старше.
   Всего четыре года сейчас. В школе эти четыре года были огромной разницей. Именно отличие в возрасте, а может, в характерах, сыграло злую шутку. Хотя, возможно, дело было совсем в чем-то другом, а возраст лишь повод. Одним словом, Василий Павлович до сих пор боялся Юрку. Сейчас при одном только взгляде в его сторону в животе начал закручиваться противный тугой клубок, словно спутавшееся белье в стиральной машине с неисправным мотором.
   - Че, оглох что ли? - Давыдов подошел вплотную, от него разило разномастным спиртным. По всей видимости, гулянка длилась долго. - Здрв, Соловей!
   - Здравствуйте, Юрий Михайлович, - выдавил из себя Соловьев.
   - Да ладно... Михайлович. Как житуха? Сколько не видались? С грибами, гляжу. Курить есть? - выдал Давыдов очередь вопросов, держа при этом в желтых, крючковатых пальцах нетухнущий бычок.
   - Не курю, знаете же, - промямлил Соловьев точно так же, как до этого в школе много лет назад.
   - Да ладно тебе, выкать еще будешь. Чего как на собрании? - Юрка затянулся крепкой "Примой", сощурился сквозь дым. - На заводе-то чего, как? Все лямку тянешь?
   Василий Павлович что-то отвечал, продолжая стоять смирно, как в классе у доски... или в коридоре верхнего этажа школы, припертый к стене взглядом стеклянных глаз... Смрадный дым и перегар отбросили его на много лет назад. Понятно было, к чему ведутся все эти расспросы и разговоры: вытрясти немного денег на очередную порцию какой-нибудь бормотухи или иной спиртосодержащей дряни. Нравы, методы и интересы Давыдова не изменились за все прошедшие годы. Василий Павлович готов был выложить рублей двадцать или даже пятьдесят, лишь бы отвязаться от назойливого школьного товарища, каковым, впрочем, тот никогда и не был. Он уже стал нащупывать в кармане куртки деньги...
   - Чего ты там роешься? Деньги что ли ищешь? - проницательный рыбий глаз ухватил легкое движение.
   - Я так понял, вам на курево не хватает, вот...
   - Хватает, на все. Мы тут недавно с мужиками отшабашились, вот и гуляем. Свои пропиваем, не чужие. Айда к нам.
   - Я... мне... - Василий Павлович спиной почувствовал, что путь к дому прегражден. Краем глаза он увидел пару собутыльников, покачивающихся на неверных ногах.
   - Не ссы, Соловей, не обидим. Чего тебе дома делать в такую рань? Время еще детское, успеешь к своей Зинке под бок.
   Собутыльники загоготали, Юрка, ухмыльнувшись удачной шутке, потянул Соловьева за рукав куртки.
   Тот не заметил, как оказался за плотной стеной кустарника. Здесь меж двух бревен была накрыта поляна, сидели еще несколько человек. Незнакомых среди них было лишь двое, остальных Василий Павлович знал кого по именам, кого-то в лицо, с кем-то был знаком по работе - и все они были последними алкашами их района. У некоторых - и это было ему точно известно - имелись судимости. Соловьев оказался зажатым меж двух старых пропотевших курток, обладателей которых он рассматривать не хотел. В его руках появился пластиковый одноразовый стаканчик, из которого уже пили многажды. И хорошо, если его купили сегодня, а не подобрали где-то тут же. В стакан что-то забулькало из бутылки. Тут же содержимое стакана оказалось в его глотке. Он поперхнулся, закашлялся, раздался гогот. Кто-то крепко приложил кулак к его спине.
   - На вот, заешь. А то жена унюхает.
   Что-то неприятно-серое на куске хлеба оказалось перед его носом.
   Возможно, что вся эта картина не была столь неприглядной в действительности, но после долгой прогулки на свежем воздухе Василий Павлович моментально опьянел, и окружающее выглядело в его глазах ужасным. Все его заскользившие вдруг мысли сводились к одному: скорее покинуть омерзительную компанию и попасть домой за спасительную дверь. Однако ноги совершенно не слушались, а голова не соображала. Зато тугой комок в животе рассосался. И ничего не соображая, Василий Павлович сидел на неровном бревне, глупо качая головой в такт непонятным словам.
   - А чего, сейчас на рынке грибы толкнем какой-нибудь бабке, так еще на литр хватит, а то и на полтора. А, Соловей, как тебе идея? Поддержи компанию. Ты же член совета трудового коллектива.
   Снова гогот. Сейчас к грубым пропитым мужским голосам добавился женский. Василий Павлович поднял осоловевший взгляд и окинул им сидящих собутыльников. И верно: среди чисто мужской компании вдруг объявилась женщина. Он, кажется, даже знал, как ее зовут, и что живет она там...
   Но сейчас он этого не помнил. Во рту вновь оказалась порция спиртного... Вроде бы ничего, нормально... почти порядок... Он, видимо, отключился на непродолжительное время. Сейчас люди сидели иначе, пьяной подруги не было. Это мало огорчало...
   Хуже было то, что корзинки в поле зрения тоже не было видно. "Неужели ее и впрямь унесли продавать на рынок? Что же он скажет..."
   Неожиданно он обнаружил первую из пропаж. Женщина стояла на коленях около одного из собутыльников. Тот сидел к остальным спиной и держал за полы распахнутое пальто. Что там происходило, догадаться было нетрудно даже для сильно захмелевшего Василия Павловича. Тем не менее, до этого ему не было дела. Дело было до корзинки, без которой он твердо решил не возвращаться домой. И, кажется, в тот миг он решительно поднялся, чтобы отправиться на ее поиски.
  

* * *

   Все это смутно припомнилось пока Василий Павлович смывал с себя пыль, вонь и хмель. В голове просветлело от холодного душа, но тотчас заломило ушибленные места.
   "Черт возьми, где же это я так приложился?" Странно, но память не желала выдавать сцену, когда он получил увечья. Они были не такими уж и безобидными, как это казалось поначалу.
   "Утром щека опухнет. Может, стоит пойти в поликлинику, взять больничный? Или позвонить и взять отгул? Нет, не пойдет. Завтра будет партия новых деталей, надо же проследить за техпроцессом. Мало ли чего может случиться? Лучше уж пойти так, как есть, и сказать, что упал или еще что? Если рассказать о пьяной компании, еще чего доброго милицию вызовут. Те алкаши, ясное дело, выкрутятся, а весь завод будет знать, что я с бывшим дружком распивал. Нет, этого никак нельзя делать, ни в коем случае, категорически".
   Всю ночь в сознании Василия Павловича на разный лад крутилась сцена пьяных посиделок, непристойных сцен, хамства Давыдова и дружков в его, Соловьева, адрес. Все это крутилось и перекручивалось, путалось, сливалось и под утро выросло в отвратительный кошмар.
   В этом кошмаре Василий Павлович видел у себя в доме мумию, походившую на глиняную куклу метрового роста. Мумия почему-то сначала лежала у него в постели, а после расхаживала по дому и разглядывала обстановку вытекающими глазами. Одета она была в изодранную рубаху, наподобие больничной. Чем-то мумия напоминала любопытного ребенка, осматривающего незнакомый дом. Василий Павлович пытался ее урезонить и спровадить из квартиры, но та упиралась и настырно возвращалась в зал к пианино, чем-то особо привлекшим ее внимание. Ничего страшного или отвратительного в самой мумии не было. Было что-то нагнетающее тоску, такое, что захотелось встать на четвереньки и протяжно завыть...
  
   На этом гнуснейшем моменте будильник выдернул Василия Павловича из цепкого и противного сна. Он остался там, позади, в серой и глухой Нави, зато оттуда в Явь перешло отвратительное чувство чего-то скользко-маслянистого. Василий Павлович даже посмотрел на ладони осоловевшими глазами, потом надел очки, посмотрел еще раз и потер руки об одеяло.
   Супруги рядом не было. Василий Павлович с трудом стал припоминать, получил ли он вчера от нее нагоняй за явку в непотребном виде? Не припоминалось. Выходит, все еще впереди, но не за завтраком, позже, вечером после работы, за ужином. Василий Павлович поморщился, он терпеть не мог, когда во время еды заводятся какие-то разговоры вообще и вот такие деликатные в частности. Он еще раз осмотрел квартиру, но так и не приметил ни грибов, ни даже пустой корзины. Выходит, он действительно вернулся безо всего. Что ж, на вечер разговор намечался серьезный.
   Как прошел завтрак и как он оказался уже на остановке, Василий Павлович совершенно не помнил. Он, словно бы все еще пребывая во сне, вдруг оказался вне дома. Видимо, сильное впечатление произвел на него утренний осмотр пострадавших участков головы. Когда он заперся в ванной и открыл воду, то внимательно рассмотрел рану и ссадину. Увиденное в зеркале не радовало.
   "Придется зайти хотя бы в заводской медпункт. Вдруг заражение начнется".
  

* * *

   Видимо, эта мысль и занимала его весь завтрак и все время поездки в автобусе. Кстати, там на него никто не обращал особого внимания. Разве что девочка, точнее говоря, ее кошка, таращившая на него большие голубые глаза. Хотя, как знать, может, ее привлекало что-то совсем иное, нежели человеческие проблемы.
   В цехе тоже все обошлось почти благополучно. Ожидаемых деталей не привезли, и по этой причине Василий Павлович большей частью находился в техническом бюро, а не на участке, на виду у всех коллег. В небольшой комнатке на антресолях, выделенной под техническое бюро участка, он разбирал спецификации к новым деталям. Работа была кропотливая, но не сложная. Свет лился сверху, через закопченные фрамуги, создавая освещение аквариума.
   Чтобы лишний раз не попадаться сослуживцам на глаза, пришлось также пропустить и обед. Но, что еще хуже, к врачу он тоже не попал. И почему, никак не мог припомнить, хотя отчетливо помнил, что разговаривал с доктором в коридоре... Нет, в каком-то полутемном подвале. И там было холодно. Врач с маской на лице смотрел на него и что-то говорил, но кому-то другому, кого Соловьев не видел. Василий Павлович жаловался, но доктор игнорировал его жалобы и вертел его голову довольно бесцеремонно... Выходит, он был у врача? Может, это ему только представилось?
   Зато никто из сослуживцев ни разу не спросил, что у него с лицом и куда он вчера пропал в лесу. Вместо этого в цех приходили какие-то незнакомые люди. Они что-то расспрашивали у рабочих, мастеров и инженеров, но к нему в техбюро на антресоли не поднялись.
   Так день и прошел.
  
   Вечером, перед тем, как вернуться домой, Василий Павлович решил что-то купить, чтобы не возвращаться в очередной раз с пустыми руками, тем более в предчувствии основательной взбучки. Он даже на всякий случай подготовил достоверную историю. Фактически, если бы он рассказал супруге все, что с ним приключилось и кто был тому виной, она, несомненно бы, поверила. О зачинщике многочисленных безобразий, Юрке Давыдове, знала не понаслышке, а из личного опыта, поскольку училась в той же самой школе, а до замужества жила на одной улице с этим Давыдовым. Это уже позже она переехала к мужу на улицу Правды. Да, явная издержка небольшого городка и изолированного квартала.
   Взгляд Василия Павловича остановился на цветочном киоске.
   "Нет, такого пустого подарка жена не воспримет. Вот если бы день рождения или восьмое марта. Жена - женщина практичная, ей что-нибудь практичное надо дарить". Минуту поразмыслив, Василий Павлович обратил взор к хозяйственному магазину. Он как раз был по пути к дому, и зайти в него имело смысл.
   Пошарив глазами по полкам с кухонной посудой, взгляд зацепился за сковороду с антипригарным покрытием. Эта вещь показалась приемлемой, но дороговатой. Новый бокал для чая был как раз по деньгам, но...
   Василий Павлович резко обернулся и почувствовал неприятный взгляд человека на улице. Тот смотрел из быстро наступившей тьмы, именно на него, прямо сквозь запотевшее или чем-то заляпанное стекло, из-за чего лицо смотрящего казалось размытым. И это не был кто-то из вчерашней компании. Василий Павлович, позабыв о покупке, поспешил к выходу и попытался затеряться среди малочисленных покупателей, выходивших из магазина. Краем глаза он заметил наблюдателя у витрины. Тот явно видел его, но не стал преследовать, а лишь помахал. Лица его рассмотреть так и не удалось, да Соловьев к тому и не стремился.
  
   Дойдя до подъезда своего дома, он, впрочем, решил, что человек с "размыленным" лицом ждал вовсе не его. Василий Павлович улыбнулся такому варианту, поднимаясь по лестнице, но тут же понял, что вернулся домой без подхалимского подарка. Поморщившись, он вставил ключ в замочную скважину.
   Переступив порог, Соловьев почувствовал сильное головокружение и тошноту. Его качнуло так, что пришлось ухватиться за дверной косяк. Он с трудом переступил через порог и с удивлением обнаружил, что на ногах у него резиновые сапоги. Взглянув на отражение в большом зеркале, Василий Павлович с еще большим удивлением отметил, что кроме сапог на нем куртка-ветровка, вязаная шапочка и спортивные брюки.
   Нет, нет! Он никак не мог пойти на работу в подобной одежде! Это то, что было на нем вчера, по возвращении из леса. Что ж, выходит, вчера он не вернулся домой, а...
   Нет, такого быть не могло, не должно. А завод, магазин - это сон? Выходит так, поскольку в подобном виде он не мог быть на работе.
   "О, черт меня побери! Выходит, я со вчерашнего... и все это было как во сне..." Мысли были прерваны шаркающими шагами.
   "Вот оно когда все только начнется. Сейчас она мне устроит".
   Из кухни вышла мумия маленького росточка, в женином халате, волочившимся по полу, подобно мантии. Мумия остановилась посреди прихожей, уперла руки в бока. Потом погрозила иссохшим коричневым пальцем и строго спросила:
   - Куда ты, мерзавец, подевал мою гармонбозию?
   - Чего? - Василий Павлович совершенно обомлел от видения и от вопроса. А мумия указала пальцем в зеркало, которое колыхалось, словно облако пара. Затем, приняв свой обычный вид, оно отразило удивленного Соловьева в его нормально виде: в плаще, в брюках, в ботинках. Даже галстук был на месте. Василий Павлович облегченно выдохнул. Затем вздохнул еще раз, когда больше не увидел в прихожей мумии...
  
   - Ужинать, Васильпа-а-лч! - донеслось с кухни. Что-то аппетитно зашипело. Василий Павлович улыбнулся, повесил плащ в шкаф, переобулся и прошмыгнул в ванную комнату. Намыливая руки, он попутно рассматривал повреждения лица: стало не лучше и не хуже.
   "Как же это я так неаккуратно? Может, стоит в милицию заявление?.. Но я же не уверен точно, что это те меня так разукрасили. Скажут сам, мол, вечером пьяный в подъезде приложился. Ай, только хуже будет".
   Выйдя из ванной, Василий Павлович оказался... в подвале. Да, это, несомненно, был подвал его дома. Только не того, где он жил сейчас с супругой, дочерью, зятем и двумя внуками, а тот, где они жили вместе с родителями когда-то очень давно. Соловьев узнал это по многим приметам и, главное, по полкам, которые они устанавливали здесь вместе с отцом.
   "Ну что такое? Что за дела? Не так уж я сильно ударился".
  

* * *

   Опять будильник. Опять, уже который раз, Василий Павлович желает поменять его на другой, не с таким приторно-дребезжащим звоном.
   "Вот, надо будильник купить, а не сковородку. Самый тот подарок. Ладно, пора на работу собираться, на работу... Какую работу? Разве сегодня не суббота? Видимо, нет, раз будильник заведен. Да, сегодня понедельник. Или нет?"
   - Зинаида Юрьевна! - крикнул Соловьев. - Какой сегодня день недели?
   В ответ тишина. Кажется, в доме никого нет.
   "Выходит, сегодня действительно понедельник: жена, дочь, зять на работе, внуки в школе. Что же они так рано ушли? Или это он так поздно поднялся? Но будильник прозвенел... надо вставать".
   Василий Павлович поднялся, обошел квартиру в поисках домашних, затем еще раз в поисках календаря. Странно, но его нигде не было.
   "Да, странно. Был ведь отрывной в прихожей и еще красивый с фотографиями природы в зале. Кто их убрал и для чего?" Затем Соловьев вспомнил, что число есть в мобильном телефоне, и принялся его искать. Мобильника, как и календаря, тоже не было. У Василия Павловича хватило сообразительности позвонить на свой мобильный с домашнего.
   Ответа долго не было, затем раздался приглушенный, словно с того света, звонок. Соловьев отправился на его неверный звук и обнаружил свой мобильный в пустой корзине из-под грибов. Точнее говоря, она не была пуста, в ней аккуратно свернутые лежали куртка, брюки и вязаная шапочка. Отдельно стояли резиновые сапоги - все то, в чем он ходил в лес в прошлые выходные. Телефон нашелся в кармане куртки. Однако пока Василий Павлович все это вытаскивал, разворачивал и шарил по карманам, телефон разрядился, и определить число не удалось. Василий Павлович решил отыскать зарядник, чтобы зарядить телефон хотя бы на работе. Да, работа! Он же, наверняка, уже опаздывает!
   Соловьев поспешил в кухню, но замер на пороге зала. Ему послышались приглушенные голоса, похожие на бормотание тихо помешанного. Присмотревшись в зашторенный зал, он увидел какой-то ящик или что-то в этом роде, загромождавший комнату.
   "Они мебель какую-то купили? И мне ничего не сказали? Вчера? Так вчера был понедельник или воскресенье? Работа! Работа, я же опоздал!" Решив выяснения отложить на вечер, Василий Павлович поспешил в прихожую. Он и не заметил, как успел одеться в повседневный рабочий костюм.
  

* * *

   Соловьев сразу же очутился в автобусе, не заметив ни пути к остановке, ни посадку в автобус. Обычно транспорт угнетал Василия Павловича, но сейчас обыденность скорее успокаивала, нежели раздражала. Странно, что к нему до сих пор не подошла кондуктор. Соловьев полез в карман за проездным и стал из-под очков рассматривать пассажиров. Они, как обычно, смотрели кто куда, за исключением одного неприятного деда, который откровенно пялился на него. Кондуктора Василий Павлович не заметил и вновь перевел взгляд на старика. Тот продолжал бесцеремонно и как-то нагло таращить на него мутные, выпученные, как у жабы, глаза. Может, именно этот взгляд придавал отталкивающий вид старику? Или впалые небритые щеки? Или гнилые корни зубов в криво приоткрытом рту? Вообще, вид у старика был как у мертвеца.
   "Ну, его к черту, скорее бы подохнуть... доехать. Что за мысли?"
   И вот он в цехе. Как он оказался здесь?.. Провал... Да это и неважно. Главное, что теперь нет этого отвратительного, лупоглазого, насмехающегося деда. Надо заняться делом, отвлечься от всего неприятного, что навалилось за последние дни, даже не столько неприятного, сколько странного. Это, конечно, если не считать встречи с Давыдовым и его собутыльниками.
   "Почему, собственно, с его собутыльниками? Я же с ними тоже пил. Значит, теперь это и мои собутыльники. Но я пил по принуждению, значит, я не из их компании. Стоп, стоп! Я что, сам с собой разговариваю? Вроде бы, нет. Тогда с кем? Здесь кто-то был. Только что... и я разговаривал и с ним".
   "О! Этого еще не хватало!"
   По цеху шли Юрка Давыдов и его друзья: Венька Ягодкин и Володька Скачкин. "Помяни черта!.. Нет, это не они. Это какие-то посторонние люди, не цеховые и не заводские. Ну, их всех!"
   Василий Павлович спрятался в техбюро, за своим привычным рабочим столом. Он взял папку технологических карт и углубился в их изучение.
   "Хорошо, что новые детали так и не поступили..."
   День пролетел, как один миг. Это радовало и огорчало. Радовало тем, что никто к нему не цеплялся, не задавал ненужных вопросов. В первую очередь, о синяках, которые скоро пройдут. Огорчало тем, что многие из прошедших событий не отпечатались в памяти. Он совершенно не помнил, как ходил на обед. И ходил ли он вообще. Не помнил, вставал ли из-за рабочего стола или так и просидел весь день до сумерек. Он поднял взор, лишь когда стемнело за окнами и в цехе зажгли свет. В техбюро было темно, даже настольная лампа не горела. Задремал?..
   Василий Павлович протянул руку и включил лампу на своем рабочем месте...
   Он тут же отдернул руку обратно и вздрогнул всем телом. Стол перед ним и часть технологических карт были исцарапаны так, словно по ним долго и сильно водили каким-то твердым предметом или, например, ногтем. Тут же засаднил палец правой руки. Соловьев увидел кровь, сочащуюся из-под почти отломившегося ногтя.
   "Это я сделал?.. Не сотрясение ли мозга у меня? Может, я тогда так хорошо приложился, что... надо бы к врачу заглянуть. Почему я не сделал это сегодня?"
  

* * *

  
   Обо всем этом Василий Павлович размышлял, возвращаясь домой, внимательно глядя себе под ноги. Иногда он любил пройтись до дома пешком, если позволяло время и погода. Сегодня и то и другое явно благоприятствовали. Да и домой ему торопиться отчего-то не хотелось. Он и не торопился, а брел нога за ногу, хотя, наверное, стоило поспешить.
   Соловьев поднял взор и понял, что находится совсем не на той улице, на которой должен был бы оказаться.
   "Как это меня занесло сюда?" Подобной рассеянности с ним еще не было, он ходит на завод одной дорогой лет двадцать.
   Громкий сухой кашель отвлек от размышлений. Кашлял тот самый отвратительный, походивший на мертвеца старик, что рассматривал его в автобусе. Он стоял у стены противоположного дома, опираясь на нее одной рукой. Кашель сгибал его пополам сильными резкими рывками. Казалось, от этого у старика вот-вот слетит голова. А еще из широко раскрытого рта свешивался язык даже длиннее, чем у собаки. Зрелище было отвратительным, Василий Павлович отвернулся и чуть не налетел на другого человека, отчего вздрогнул и ощутил, как холодные мурашки побежали по спине.
   - Вась! Ты никак? - спросил тот первым.
   - Да, - Соловьев присмотрелся. - Олег? Вахитов?
   - Он самый! Не признал?
   - Не сразу.
   - Я тоже не сразу. Сколько не видались-то!
   - Да уж, немало. С института?
   - Может быть. Не удивлюсь. Слыхал, ты дед уже?
   - Уже? Они уже в школе учатся. Внук в четвертом классе, внучка в первый нынче пошла.
   - Ого! Действительно время бежит.
   - Летит! Ты-то как сам? - Соловьев действительно давно не видел Олега. Особыми друзьями они никогда не были, так, некоторые общие интересы. Тем не менее, в данный момент и в данном месте Василий Павлович был рад повстречать старого знакомого.
   Соловьев рассеяно слушал Олега, кивая головой как лошадь, сам, одновременно пытаясь припомнить, когда они могли видеться в последний раз и где. Именно эти обстоятельства были почему-то очень важны сейчас. Они не виделись действительно давно. Это было связано с... чем-то... неприятным? Странным? Опять странным! Они не виделись давно, потому... потому. Память удерживала обстоятельства последней встречи в себе и не выпускала. Что же тогда такое произошло, что память стала вдруг такой неуслужливой?
  
   - Что, Василий Павлович, трудные времена настали, да?
   - Да. Представляешь, все не могу вспомнить, когда мы до этого виделись. Прямо первый раз со мной такое.
   - Понимаю. Это все из-за того чертового алкаша.
   - Алкаша?
   - Я про Юрку Давыдовского.
   - Давыдова?
   - Да. Это все из-за него.
   - Откуда ты...
   - Последний раз мы виделись на моих похоронах, помнишь? - вдруг выдал Олег Вахитов.
   - Что?
   Но память тут же показала Василию Павловичу сцену похорон. Тихая квартира, приглушенные голоса. Торжественно-траурная обстановка. Закрытые зеркала, венки в углах, горящие свечи. Он никак не решается войти в зал, где стоит гроб с телом его пусть не друга, не товарища, а приятеля. Нерешительность эта длится долго, почти до выноса. Он никак не может понять, что его, взрослого человека, во всем этом пугает. Не пугает, отталкивает...
  
   Картинка пропала.
   - Так ты умер? - качая головой, заключил Василий Павлович.
   - Уже давно.
   - Как же я тогда разговариваю с мертвецом?
   - Также как и с живым. Ты еще не понял? - Олег усмехнулся, но грустно.
   - Чего я не понял? - Соловьев поднял на приятеля полный недоумения взгляд. - Объясни!
   Сухой резкий кашель за спиной заставил Соловьева обернуться: старик все еще стоял неподалеку. Теперь Василий Павлович заметил на нем старое драное пальто с чужого плеча, длинный шарф, обмотанный несколько раз вокруг тощей шеи и... Старик был бос!
   - Что я должен понять?
   Улица пуста. Нет Олега Вахитова, нет вообще никого. Разве что пегая кошка да несколько голубей на козырьке подъезда.
   Нет! Вон дальше еще кто-то и тоже лицом к стене. Ребенок? Низкорослый незнакомец стоит и... скоблит ногтем бетон.
   "Вот откуда этот противный звук!"
   - Эй, прекрати!
   Незнакомец оборачивается.
   "Да это та самая мумия из сна! Вот и она теперь стоит у дома! Да, и чертов старик все еще здесь!"
   - Поспеши-ка домой, друг, - неожиданно прокаркал тот, и Василий Павлович побежал.
  

* * *

   Соловьев влетел в знакомый подъезд со всего размаху. Давно он так не бегал. Всю дорогу от того неприятного переулка он почти бежал. Ему казалось, его преследуют. Кто? Он даже не пытался себе этого представить или анализировать! Отдышавшись внизу, он, медленно цепляясь за перила, пополз по сумрачной и тихой лестнице пятиэтажной "хрущевки".
   Странно, но казалось, будто во всем доме нет ни одного жильца. Еще казалось, что они все прильнули к глазкам и замочным скважинам - наблюдают и подслушивают за ним. За ним одним. Соседям, всем до единого, отчего-то вдруг стало любопытно, что станется с жильцом с пятого этажа. Тихим и неприметным, отличным семьянином и хорошим работником. Который всегда и во всем был примером, но вот уже несколько дней, как...
   Сердце продолжало колотиться, в легких посвистывало.
   "Завтра утром сразу к участковому на прием. Позвоню на завод, предупрежу своих и на прием, в поликлинику, к терапевту".
   Входной двери в квартиру не было. Был просто темный проем с рваными краями.
   "Нас ограбили?" Василий Павлович поспешил внутрь, шаря рукой по стене в поисках выключателя. Коридор был слишком длинен и освещался чем-то иным, нежели лампой. Наверное, следовало бы вернуться и позвонить к соседям. "Возможно, они в курсе того, что тут произошло? Что с его квартирой и где все домашние? Да, это верное решение". Василий Павлович развернулся и поспешил к едва виднеющемуся выходу, удивляясь тому, что он никогда так много не разговаривал сам с собой.
  
   На его звонок соседская дверь тут же распахнулась настежь.
   - Прошу, проходите, Василий Павлович, - предложила незнакомая красивая женщина. - Идите в зал, вас уже ждут. И, пожалуйста, не разувайтесь.
   "Родственница, наверное, приехала. Откуда она знает, как меня зовут? Уже рассказали. Кто же меня тут ждет? Не иначе милиция. Значит, нас действительно обокрали и ждут у соседей".
   Василий Павлович только сейчас понял, что открывшая дверь женщина почему-то обнажена. Он обернулся, ища подтверждения своему предположению, но не увидел незнакомку.
   - Прошу вас проходите, Василий Павлович, - донеслось из глубины квартиры. - Я вас уже давно поджидаю.
   Соловьев повернулся на зов и увидел сидящего в кресле незнакомца. Милиционером он точно не был. Соседом тоже.
   "Кто же это?"
   Человек был зрелого возраста, прекрасного телосложения, с безупречной внешностью и в таком же безупречном костюме. В загорелом открытом лице с высоким лбом читались интеллигентность, интеллект, огромная воля и сила духа.
   - Прошу вас, присаживайтесь на диван, - незнакомец сделал повелительный жест и соединил пальцы рук на колене. Под его взглядом Соловьев опустился на диван без излишних вопросов и с покорностью раба.
   - Прошедшие несколько дней выдались для вас весьма затруднительные, Василий Павлович. Много странных и неприятных событий произошло с вами за эти дни. Видимо, у вас накопилось множество вопросов. Я здесь, для того, чтобы помочь вам со всем этим разобраться, раз уж вы сами не сумели придти к очевидному ответу.
   Незнакомец говорил слишком правильно, как обычно делают иностранцы. Многое из его поведения и внешности наводило на мысль, что перед Соловьевым действительно иностранец. В основном, это, конечно, его респектабельный вид. Особо выделялся перстень на безымянном пальце правой руки -- огромный, золотой, в виде головы пуделя. Что-то давно читанное шевельнулось в памяти Василия Павловича.
   - Не стоит. Не напрягайте свой ум, уважаемый Василий Павлович. Это ошибочное предположение. Оно заведет вас далеко от истины. Лучше выпейте вина.
   Соловьев не сразу заметил, что у дивана стоит та самая незнакомая женщина. В ее руках был небольшой поднос с бокалом темно-красного вина. Василий Павлович взял бокал и краем глаза отметил, что женщина действительно обнажена.
   - Не обращайте внимания на Ксению, этот вид для нее привычен. Обратите внимание на вино: это совсем не тот напиток, что вам довелось принимать недавно в кругу нелицеприятных людей.
   Василий Павлович глотнул из бокала и сразу же осушил его: вино оказалось восхитительным. Мгновенно пропал страх и суета. Мысли перестали болтаться, как грязное белье в заклинившей стиральной машине и упорхнули в пустоту.
   - Отлегло? Вот и прекрасно. А сейчас вернемся к вашему делу.
   - Так вы знаете, в чем состоит истина? - осмелился задать вопрос Василий Павлович.
   - Для вас да, знаю. Хотите узнать это немедленно?
   - Зачем откладывать? Скажите, что случилось у меня в квартире? Что там такое произошло, и я пойду восвояси.
   - Это произошло двумя днями раньше и не в квартире. Она тут не причем. Истина для вас заключается, прежде всего, в том, любезнейший Василий Павлович, что вы умерли.
   - Что?! - Соловьев вскочил было с дивана, но сильные руки прижали его плечи, не позволив шелохнуться.
   - Ш-ш. Успокойся, дорогой, - Ксения прижала его к спинке, склонилась к самому уху и легко погладила по голове. - Он сказал тебе правду.
   Соловьев, как было приказано, успокоился, но не поверил.
   - Вы глупости говорите! Этого не может быть! - возмутился он.
   - Отчего же? Скажите-ка, мне любопытно это знать, - усмехнулся незнакомец.
   - Если я умер, то, как же я сижу здесь и разговариваю с вами? - Соловьеву показалось, что он выложил главный довод.
   - Это-то как раз все очень просто. Это всего лишь ваше воображение рисует картины. Ваша сущность просто не может смириться с известием о смерти. Все произошло неосознанно, быстро. Вы были нетрезвы и ничего не помните. По этой причине сознание выражает протест. По этой же причине оно, сознание, инсценирует то, что для вас ближе всего по данной теме - "Мастер и Маргарита".
   Василий Павлович вновь дернулся и вновь упал на диван.
   "Да, все верно! Это же из "Мастера и Маргариты"! Как он мог такое позабыть? Но тогда этот тип напротив..."
   - Нет, нет. И еще раз нет. К булгаковскому дьяволу я не имею ни малейшего отношения. Я лишь представляюсь вам таким, каким вам это удобно воспринимать.
   - Да кто вы такой, чтобы говорить мне о смерти, и почему мы в квартире соседей?
   - Вот это уже ближе к теме. Мы не в соседской квартире. Это опять-таки ваше сознание так решило. Я же тот, кто знает о смерти и жизни все или почти все, чтобы утверждать, что вы мертвы.
   - Хорошо. Даже если это мое сознание рисует все это, значит, я не мертв. Я же мыслю, значит, я жив. Я, очевидно, в коме.
   - Поверьте, Василий Павлович! И я был бы несказанно рад, если бы так оно и было. Я тогда не стал бы терять свое и ваше время на пустые разговоры о жизни и смерти. Но в данном случае ошибаться никак не могу. Что касается ваших мыслей, то все дело в том, что человек продолжает мыслить еще достаточно длительное время после смерти. Странно, что люди этого никак не могут уяснить. Раньше об этом знали много больше. Кое-где помнят до сих пор, но ваше так называемое цивилизованное общество решительно не желает признавать очевидных фактов.
   - Все! Достаточно парить мне мозги! Я ухожу, и вы, - Соловьев погрозил пальцем, - не посмеете меня остановить!
   - Да ради Бога! Идите себе. Только знайте: чем дольше вы будете бродить впотьмах, тем меньше у вас останется шансов попасть в нужное место. И еще! Вы так и не захотели выслушать мое предложение.
   - Я ухожу!
   Незнакомец развел руки, давая понять, что он никого не держит. Ксения отпустила плечи Соловьева. Тот поднялся с дивана и решительно направился к выходу. Ему действительно никто не пытался препятствовать. Попутно он заметил в кухне того самого деда, что следил за ним.
   - Кто он такой, черт его побери! - крикнул из дверей Василий Павлович, не рассчитывая на ответ.
   - Он из моей свиты, - донеслось в ответ с явным сарказмом. - На вашем месте я бы поспешил узнать, кто вы такой. А его и без вашей просьбы черт побрал. И уже очень давно!
  

* * *

   Соловьев вновь оказался на лестничной площадке и почему-то поспешил наверх, хотя его квартира располагалась рядом. На верхней площадке курили несколько человек, которые явно не были его соседями. Зато среди них был Юрка Давыдов. Его Василий Павлович встретить здесь никак не ожидал и замер на полпути.
   - Здров, Соловей, - процедил Давыдов. - Все порхаешь? Никак не угомонишься?
   Сквозь сизый дым странным блеском сверкнули глаза.
   "Да он демон никак! Как же я раньше до этого не додумался? Вот почему он со школы меня преследует! Искушает, гад!"
   Василий Павлович осенил себя широким крестным знамением, что уже являлось для него из ряда вон выходящим событием, поскольку он всю сознательную жизнь являлся ярым атеистом. Затем Соловьев перекрестил курящего Давыдова: "Сгинь, нечистый дух!"
   - Да иди ты в... - отмахнулся от него Юрка. Василий Павлович вдруг вспомнил, что его квартира все же этажом ниже, развернулся и поспешил вниз. Влетев в прихожую, он пошарил по стене и отыскал-таки выключатель. На этот раз яркий свет осветил его квартиру и на время ослепил самого хозяина. Когда зрение восстановилось, Василий Павлович увидел, что все на своих местах. Зинаида Юрьевна готовила плов на кухне, внучка делала уроки, внук играл за компьютером. Дочь и зять, очевидно, еще не вернулись с работы.
   Соловьев облегченно вздохнул и даже улыбнулся. Он разулся, повесил плащ и прошел в зал. Знакомая обстановка навевала уют и спокойствие. Соловьев решил включить телевизор, но не обнаружил его на обычном месте. Зато в своей руке он вдруг обнаружил пустой бокал с каплей превосходного вина на самом донышке.
   "Чаша испита до дна". Он попытался обратиться за разъяснениями к кому-то из домочадцев, когда расслышал неприятно-громкое тиканье часов. Вслед за этим послышался невнятный гомон. Василий Павлович сделал пару шагов по залу и наткнулся на что-то, чего видеть не мог. Он ощупал предмет и нашел его весьма странным, громоздким и неприятным, хотя не мог понять, каким образом это последнее качество определилось лишь на ощупь. Что-то невидимое, но большое присутствовало в комнате, занимая изрядную ее часть. Затем по залу разнесся запах ванили. Соловьев решил прояснить обстановку у супруги и двинулся в кухню, из которой доносились привычные звуки. У плиты орудовала мумия. Это она скребла стальной лопаточкой по пустой новой сковороде с антипригарным покрытием.
   "Так я ее все же купил... зачем она портит покрытие... да ведь это та самая..." Череда незавершенных вопросов простучала молотком в мозгах. Василий Павлович ринулся обратно в зал с надеждой, что все виденное, слышанное и осязаемое лишь мираж. В дверном проеме возник силуэт.
   - Вижу, вы не нашли должных объяснений, а лишь новые вопросы.
   Это был незнакомец из соседской квартиры. Сейчас с его лицом что-то произошло, но уловить изменения не было возможности.
   - Как вы вошли в квартиру? - возмущенно спросил Соловьев.
   - Дверь не заперта. Это лишний вопрос, Василий Павлович.
   - Что вам надо от меня?
   - Немного вашего внимания.
   - Опять будете убеждать меня, что я мертв?
   - Убедитесь в этом сами, - незнакомец обвел пространство широким жестом. - Это то, что вы хотите видеть. А это, - он указал в центр комнаты, - то, что есть на самом деле. То, что ваше сознание никак не желает воспринять.
   Сейчас же Соловьев увидел посредине зала гроб. Затем проступили другие вещи. Так на месте телевизора оказались горящие свечи. Возле гроба появились стулья, и сидящие люди в полголоса переговаривались между собой. Соловьева сковало оцепенение, и он никак не решался повернуть голову или хотя бы взгляд, чтобы заглянуть в гроб. Тот не был пуст, в нем определенно лежало тело, но чье, знать не хотелось. Василий Павлович вышел из зала и пошел по квартире. В ней было много людей знакомых и посторонних.
   "Почему никто не обращает внимания на меня?" Тут же он увидел мерзкого старикашку. Тот таращился на него из кухни, и это не радовало. Прошла голая Ксения с подносом в руках и, обернувшись, улыбнулась. Соловьев вернулся в зал и, решительно подойдя к гробу, посмотрел в лицо покойного. Там был незнакомец, но лишь на первый взгляд. Через миг Соловьев осознал, что в гробу лежит он сам. Неуклюжий, растрепанный, весь какой-то несуразный.
   Ноги подкосились. Он отшатнулся и непременно бы повалился на пол, если бы некто не подставил ему стул.
   - Мужайтесь, Василий Павлович. Это всегда тяжело воспринимается, - незнакомец почти дружески похлопал его по плечу. - Итак, чаша испита до дна. Она пуста, как вы только что убедились.
   В тот же миг из дрожащих пальцев Соловьева выпал пустой бокал. Внезапно появившаяся Ксения подхватила его и также внезапно исчезла.
   - Да кто вы такой?..
   - Ш-ш! - незнакомец приложил палец к губам. Сейчас он вовсе не походил на булгаковского мессира, а скорее, на самого Соловьева, только... неживого. - Имени своего я вам не назову, но могу пояснить многое. Кое-кто однажды прозвал меня Насмешником. По сути, я демон, собираю потерянные души определенного сорта. Готовы ли вы выслушать меня спокойно и беспристрастно?
   - Да, - с безысходностью выдавил из себя Соловьев.
   - Вот и отлично. Давайте-ка, сменим обстановку, - незнакомец махнул рукой, и разом пропали гроб, свечи, люди. Исчез гул голосов и противное, похожее на чавканье, тиканье невидимых часов. Стало лучше, спокойнее.
   Василий Павлович лишь кивнул в знак согласия.
   - Так вот, уважаемый Василий Павлович, два дня назад, возвращаясь из загородной поездки за грибами, вы совершенно случайно для вас столкнулись с нелицеприятной компанией людей. Вы плохо помните, что было после этого. Все потому, что вас напоили некачественным алкоголем, вследствие чего вы утратили контроль над своими действиями и словами.

* * *

   Опять возвратилась серая хмарь, осенние промозглые сумерки. Неудобное сучковатое бревно не давало спокойно усесться... Во рту противно, со дна желудка к горлу подступает кислота... Виски сжаты горячими щипцами... Знобит... Противный запах ношенной кожи, прелой обуви... Невнятные голоса, возгласы... Вопросы, ответы... Что-то говорят ему... Что-то говорит он... "Грибы? Какие грибы?.. Телефон?.. Мобильник?.. Конечно, есть... Где?... Черт его знает!"
   Он встает, пытается встать... качается... теряет равновесие... Бревно прыгает вдруг ему навстречу... Сильный удар в подбородок... Смех... Окрик... И вот удар в висок... его он не чувствует... все хорошо... все хорошо... все замечательно... теперь уже никто...
   Картинки изорванной черно-белой ленты тускнеют. Фильм окончен, экран гаснет, свет включен.
  
   Василий Павлович вновь вернулся в свою квартиру.
   - Так все и произошло, - поясняет увиденное неотвязный демон. - Если бы вы были трезвы, очевидно, этого бы можно было избежать. Можно было избежать смерти, проигнорировав приглашение посидеть или еще раньше, когда вы намерились добираться самостоятельно, бросив своих коллег в лесу. Но сейчас это лишь пустые слова. Как говорится, знал бы, где упаду... Итак, вы мертвы. Я здесь, чтобы сделать вам предложение.
   - Вы шарлатан, аферист, как... как... Мавроди! Я не знаю, что тут творится, но вам меня не одурачить! - Соловьев вскочил и бросился к выходу.
   - Полноте вам, Василий Павлович! Никуда вы не денетесь!
  

* * *

   Соловьев бежал по темной улице, не разбирая дороги. Лужи брызгали под ногами тяжелыми свинцовыми каплями, да громко шумел воздух в уставших легких. Соловьев остановился и попробовал отдышаться.
   "Вот... Вот же пар изо рта! Значит, я дышу, значит, я жив".
   В тот же миг пар исчез. Исчезла улица и тьма, остался унылый пустырь, поросший низкой спутанной травкой. Пространство стало серым, а вокруг замаячили неясные тени. Послышался едва уловимый гул голосов, почти шепот, и еще шарканье сотен и даже тысяч ног.
   "У мертвых свои пути", - вспомнилось вдруг... И сейчас же он понял, где находится. Это была дорога, перекресток, через который мертвые покидали мир живых, чтобы навсегда уйти в Великое Ничто. Василий Павлович осознал также, что его самого сейчас может засосать в этот огромный поток. Он мгновенно поверил демону и всему тому, что тот ему поведал.
   "Нет, я не должен ходить туда, иначе мне никогда не вернуться".
   Именно сейчас ему стало страшно, даже жутко. Ни тогда, когда он увидел мумию из сна в своей квартире, ни когда увидел себя в гробу, а именно сейчас! Соловьев повернулся и побежал, стремясь как можно скорее покинуть неприятное во всех отношениях место.
   Но как же так? Как такое могло произойти? Как такое могло произойти с ним? С кем никогда ничего такого не случалось. Он всю жизнь был осторожен. Всегда избегал острых углов, скользких дорог, неверных решений. Для чего еще умному человеку голова, как ни анализировать свои действия? Принимать правильные решения, предвидеть ходы. Поступать правильно! И что же выходит? Все это перечеркнуто одним неверным шагом? Почему? Почему такое допускается? Кем оно допускается? И куда этот кто-то смотрит? И что теперь делать? И какое решение надо принять? Принять предложение нахального демона? Убежать куда глаза глядят? Или вернуться на дорогу мертвых и уйти вслед за ними, вместе с ними? Сейчас никто не мог посоветовать Василию Павловичу правильного решения.
  

* * *

   И опять, уже в который раз, он оказался у дверей своей квартиры. Как раз дверей не было. Кажется, подобное он уже видел. Вот только когда? Вчера? Сегодня? Или завтра?
   "Что за бред, хватит, пора действовать".
   На месте дверей действительно был провал, но, не решаясь войти, Василий Павлович замешкался на площадке.
   - Вернулся! - донеслось из глубины пространства, которое совсем недавно было его квартирой, его Домом, Крепостью, Защитой. - Давай заходи и не дури. Мне начинает докучать твое тупое упорство.
   Соловьев сделал шаг назад, к выходу, но, тем не менее, оказался в зале, где по-прежнему стоял ненавистный гроб. В его изголовье на куче мусора и хлама восседал демон. Теперь он был гол и безобразен. Его тело хоть и оставалось человекоподобным, но было чудовищно и жестоко деформировано. Множество шрамов и незаживших порезов "украшало" туловище, словно над ним потрудился какой-то извращенный эстет. Руки и ноги были слишком длинны, худы и узловаты. Огромного размера гениталии выступали из-под чрезмерно раздутого живота. Шеи не было, голова лежала прямо на узких плечах, мочки ушей скрывались где-то за горбатой спиной. На лице были глаза, нос, рот, но располагалось все это настолько хаотично, словно творец монстра, устав от работы, просто швырнул, не глядя, остатки своего рукоделия куда попало. Скошенный набок клыкастый рот осклабился в усмешке.
   - Чего пялишься? Тебя не устраивал мой благопристойный вид, любуйся этим.
   Да, теперь Василий Павлович не сомневался, что перед ним демон и что все им сказанное правда, от первого до последнего слова.
   "Я мертв, меня убили. По глупости, но это правда".
   - Так-то лучше, - демон словно прочел его мысли. - Слушай и вникай. Теперь ты мертв, и вернуться к жизни не сможешь. Ты можешь покинуть этот мир раз и навсегда. Я могу дать тебе шанс отомстить за свою смерть. Решать тебе, хочешь ты этого или нет?
   - Как я могу отомстить мертвый, если не мог ничего сделать живым?
   - О! Вот это уже вопрос по существу, - демон усмехнулся и поерзал на куче мусора, среди которого стали заметны человеческие головы. - У мертвых больше шансов и больше возможностей. Терять уже нечего, а приобрести можно много чего. Тут я тебе помогу.
   - Я смогу поквитаться с моими убийцами? Как?
   - Да как пожелаешь. Можешь покромсать их на куски, можешь оставить их калеками на всю оставшуюся жизнь. Тут лишь твоя фантазия тебе преграда. Никто тебя не осудит. У мертвых свои пути, свои законы, свои порядки. И не живым судить их.
   - Ты искушаешь меня, нечестивый демон.
   - Вообще-то, делаю предложение. Надо же, как ты стал смешно изъясняться. При жизни ты бы вряд ли такое брякнул. И насчет нечестивости... не надо об этом. Что ты знаешь о чести? Давай-ка ближе к делу.
   - Изыди! - Василий Павлович перекрестил демона и бросился бежать. Тот лишь потер щеку кривыми пальцами да покачал головой.
   - Фас его!
   Прямо из стены зала в погоню за мертвым Соловьевым бросилась стая.
   - Может, хоть это вразумит тебя.
   Который раз за короткий промежуток времени Соловьев бежал. Бежал от собственного дома. Теперь его преследовали не какие-то хулиганы школьной эпохи. По пятам за ним гнались жуткие твари, походившие на огромных гиен, с чешуей вместо шерсти, с узкими вытянутыми мордами, изогнутыми рогами, алыми языками и горящими глазами - настоящие адские создания.
   Василий Павлович не понимал, сумел ли он все это рассмотреть или его воображение дорисовывало образы кошмарных тварей. Он вполне осознавал, что те просто гонят его в свое удовольствие. Хотели бы догнать, догнали бы непременно в два прыжка. Сейчас они просто не давали возможности остановиться и подумать. Тем не менее, Соловьев отмечал, что он бежит по улице, знакомой улице, но какой-то странной. Она была ненормально изогнута, дома стояли с заметным наклоном и касались друг друга крышами, закрывая небо. Вместо деревьев, вдоль проезжей части, росли коралловые кусты. Вместе с обычными прохожими стали попадаться необычные. Уродливые карлики, полупрозрачные медузы, обгоревшие собаки. Самым странным и необычным из всего этого была огромная рыбья голова на слоновьих ногах. Она таращила на Василия Павловича стеклянные глаза и глупо усмехалась в моржовые усы.
   - Здров, Соловей, - просипел губастый рот. Странным образом все это успевало запечатлеться в памяти, словно при замедленном показе.
   Василий Павлович внезапно остановился: дорогу перегородила огромная полупрозрачная стена. Вроде бы, она была из ледяного монолита.
   "Вот еще напасть! Ни перелезть, ни обежать". Соловьев повернулся лицом к преследователям. Псы остановились и уселись напротив полукругом, с любопытством рассматривая беглеца и облизывая морды раздвоенными языками.
   - Так-то лучше, - к стае подходил неизвестно откуда взявшийся демон. Он был по-прежнему безобразен, но менялся прямо на глазах, становясь человеком, не тем респектабельным брюнетом-иностранцем, но человеком, одетым в шикарный светло-серый костюм. Внешность его была незнакома Соловьеву.
   - Ты начинаешь раздражать меня своим тупым упрямством. Ты его боялся при жизни, теперь еще после смерти будешь бояться? Он тебя убил, а сам продолжает пить, гулять и веселиться. Чего ты сейчас боишься? Я дам тебе силу, я дам тебе власть.
   - Все это неправильно. Так не должно быть.
   - Ну, пустился в рассуждения! Должно - не должно! Правильно - неправильно... Да вся твоя жизнь была как черновик первоклассника! Правдолюбец! Иди и посмотри, может, это вразумит тебя на подвиг хотя бы после жизни.
   Пространство за спиной демона распахнулось, подобно занавесу в театре. И там действительно шел спектакль. Был пронзительно-яркий солнечный день, по улице вдоль дома двигалась скорбная процессия. За венками, крестом, и крышкой несли гроб с его собственным телом. Василий Павлович неожиданно для себя оказался в толпе провожающих. Он не видел лиц, лишь спины, но вполне понимал чувства и переживания его родных.
   - И ты позволишь всему этому вот так закончиться?
   Демон шел рядом. Видимо, окружавшие люди не видели их обоих.
   - Ты не можешь их утешить, но можешь отомстить. Дай свое согласие, а дальше мое дело.
   Василий Павлович молча смотрел в асфальт.
   - Что тебя так удерживает? Терять теперь уже нечего.
   - А взамен ты заберешь мою душу?
   - Ах, какая ценность! Далась вам всем эта душа! Ее значение слишком раздуто, причем вами же. И вообще, к чему все эти разговоры о душе сейчас? Ты же всю жизнь был атеистом.
  

* * *

  
   Это было правдой. Василий Павлович, сколько помнил себя, был атеистом. Родители, понятное дело, были людьми неверующими и даже партийными в силу обстоятельств. Время было такое. Бабка, деревенская жительница, та да, была верующей, как положено. Соловьев из детских воспоминаний помнил, как смешно она кланялась и крестилась перед образами. Тогда для него это выглядело забавным.
   Как-то из любопытства он решил рассмотреть иконы поближе. Ему просто захотелось узнать, что это за темные доски, которым отведено почетное место в доме, где никогда не было ничего лишнего. Иконы находились высоко, поэтому маленький Вася с трудом подтащил стол, взгромоздил на него шаткий табурет и только тогда оказался лицом к лицу с Николаем Угодником. Тот взирал на него строго и осудительно, а еще как-то оценивающе. Васе сделалось боязно от взгляда бородатого старца, но, в тоже время, уязвленное самолюбие толкнуло на хулиганство. Сначала он ткнул икону пальцем, потом решил вытащить ее из привычного места. Возможно, что он просто решил рассмотреть образ получше. Мальчишеские руки действовали помимо головы. В конце концов, вышло так, что Вася уронил икону, чуть не обвалил весь домашний иконостас и сам едва не рухнул из-под потолка. Ему здорово влетело от бабушки за эксперименты, и с той поры Вася навсегда поссорился с Богом.
   Затем было время октябрят, пионеров и комсомольцев. На заводе Василий Павлович вступил в партию и с тех пор до сего дня являлся человеком материалистического мышления, атеистического мировоззрения, трезво смотрящим на жизнь, лишенным всяких дремучих и первобытных заблуждений и глупых религиозных предрассудков.
   И вот теперь, в одно неосторожное и скользкое мгновение, весь этот прочный и надежный мир рухнул со всеми такими убедительными доводами и утверждениями. Как ни пытался, Соловьев никакими материалистическими убеждениями не мог покинуть скорбной процессии, шествующий за его теперь уже мертвым и ненужным телом, трупом, куском мертвой плоти. А рука об руку с ним шагал демон и убеждал принять его гнусное предложение.
   Василий Павлович поднял глаза к синему безоблачному и такому глубокому небу и попытался выдавить из себя некое подобие молитвы. Увы, но он не помнил ни слова, не знал, в какой форме следует обратиться и даже что именно он хочет попросить. Он лишь смотрел вверх, а небо оставалось глухо и слепо к его лишенному мысли взору.
   - Он не слышит тебя, - нарушил молчание демон. - Ты полагаешь, что можно вот так всю жизнь глумиться над Ним? Поносить веру? Не уважать чувства и убеждения других людей? А потом в один миг обрести Его благодать? Знаешь, Бог терпелив, но и Его терпению есть предел.
   - Он терпелив? - с чего-то спросил Соловьев.
   - А как же? Он терпит меня и таких, как я.
   - Выходит, Он есть?
   - Разумеется, и всегда был.
   - И что же? Ты Его видел?
   - Я-то Его видел, поэтому могу утверждать то, о чем говорю. Вот ты, другое дело. Тебе нелегко будет заслужить Его прощение.
   - А что, такое возможно? - Соловьев перестал глядеть в небо и перевел взгляд на демона, который сейчас выглядел как он сам, но мертвый.
   - Вот это не мне решать. Я предлагаю то, что мне позволено и что мне по силам. Все остальное в Его власти. Поэтому хотя бы по смерти относись к Нему уважительно.
   Через сознание Соловьева лениво прокочевала череда невнятных мыслей, никогда ранее не свойственных его натуре. Он поднял взор от асфальта. В стороне от дороги он заметил всю бандитскую компанию во главе с Юркой Давыдовым. Они что-то обсуждали и косились в его сторону, точнее, в сторону гроба с телом. До слуха Василия Павловича долетело лишь одно слово - "дурак", но именно оно толкнуло его на принятие решения. Что-то несвойственное вскипело и оплыло внутри.
   - Я согласен. Я хочу...
   - Этого достаточно! Вот и отлично. Давно бы так. А теперь за дело, - демон махнул рукой, и занавес закрылся. Пропала траурная процессия, провожающие люди, сам ненавистный гроб, даже дома и часть улицы Правды скрылись в опустившейся тьме. Процессия продолжила двигаться своим чередом, словно на негативе черно-белой фотографии, но уже где-то там, по ту сторону бытия.
   А по эту сторону бытия закипела работа. Тьма задвигалась и распалась на десятки неясных образов. Демон отдавал какие-то команды. Вокруг все двигалось и извивалось, перекручивалось и перетекало. Слышался многоголосый шепот и незнакомые неприятные звуки... словно вилкой по тарелке... или пенопластом по стеклу...
   Для Соловьева все это совершалось уже где-то далеко. Его сознание улетело в иное место - тихое и скорбное. Он мало запомнил из того, что с ним потом происходило, и это было, видимо, к лучшему. Потому что запомнившееся было болью. Яркой, как вспышки салюта в ночи, чьи острые лучи навсегда впились в его сознание, мозг, тело. Ими были выжжены многие воспоминания, мысли, чувства.
  
   Когда же все это, наконец, закончилось, и боль немного отпустила его из своей пасти, сознание вернулось в тело. Да, он явственно ощутил, что вновь пребывает внутри своего собственного тела. Это начинаешь понимать лишь тогда, когда покидаешь плоть.
   Да, сознание вернулось, но совсем не таким, каким было раньше. Теперь оно стало очищенным и свободным. Тело его было тоже преображено. Сейчас он был не просто погибшим и мертвым, теперь он стал некробионом, сильным, ловким, целеустремленным. Он стал Хищником, одним из многих. Он это знал и отчетливо представлял. Его сознание, мысли и помыслы были нацелены на одну главную задачу всей его предыдущей жизни и всей последующей. Он понимал, что мертв, понимал, что не сможет никогда более вернуться к прежней жизни, устоям, привычкам и ощущениям. Но он может подвести итоги той жизни и заслужить отпущение, а потом обрести покой, успокоение и, может быть, Божью благодать.
   Однако в это ему верилось с трудом. К тому же демон мог и обмануть. В остальном же он его не подвел. Он чувствовал внутри себя переливающуюся силу, исходящую от той странной густой и темной жидкости, что заменила его привычную человеческую кровь. Он знал о своих невероятных способностях и умении видеть человеческие мысли, предугадывать поступки, проникать через препятствия, оставаться незамеченным и замечать ранее неприметное. Всему этому научил его демон, что стоял рядом с ним рука об руку.
   - Что ж, вот ты и готов к мести. Иди и покарай своих убийц, пусть даже и невольных.
   - Как мне пройти в тот мир?
   - В Явь? Теперь путь туда открыт для тебя в любой момент. И если что, я всегда буду рядом. Только позови, я приду. В этом плане я гораздо отзывчивее, чем Он, - демон усмехнулся и, указав когтистым пальцем на небо, легонько подтолкнул вперед. Василий Павлович сделал шаг и оказался в привычном для себя мире и в нужном месте.
  
   Ему не пришлось долго искать, чутье указало кратчайший путь. Он застал своих убийц в привычном для них месте почти всей компанией. Они, как обычно водится по выходным, тупо и безынтересно пили в посадке, несмотря на уже прохладную погоду. Еще часа два назад сыпал снег. Сейчас он превратился в противную морось, но это не пугало разгоряченных спиртным людей. Им было хорошо, было привычно, и на погоду, точнее непогоду, они внимания не обращали. Зато обратили внимание на одинокого прохожего, бредущего явно не по делам и не гуляющего.
   - О, глядите-ка! Вон еще один нашел болт на свою задницу. Сейчас мы ему резьбу нарежем.
   - Сядь. Тогда обошлось, не нарывайся лишний раз. Опять в ментовку таскать начнут.
   - Да ладно. На литр раскрутим, да и все. Угостим, если захочет. Не захочет, пусть валит к мамке под бок.
   - Гляди, дело хозяйское.
   Тем временем прохожий сам направился к сидевшей хмельной компании.
   "Мать твою, как на Соловья похож".
   Это была последняя мысль, скользнувшая в голове Ягодкина, перед тем, как она слетела в коричневую жижу. Остальные собутыльники ввиду своего состояния не поняли, что произошло. Когда ситуация прояснилась, еще один был мертв. Компания бросилась врассыпную. Василий Павлович вряд ли смог догнать хотя бы одного, если был бы прежним. Сейчас он в несколько человеческих вдохов догнал двоих и вспорол обоим животы, оставив корчиться на талом снегу в своих собственных внутренностях и экскрементах. Затем он быстро догнал и преградил путь главному виновнику своей гибели.
   Давыдов стоял в паре шагов, с трудом переводя дыхание, и таращил свои стеклянные глаза на человека, так внезапно превратившегося из жертвы в ловца. Его сознание быстро приобретало ясность, и он, наконец, понял, кто стоял перед ним.
   - Ты... ты вроде бы умер...
   - Нет. Меня убили. И ты прекрасно знаешь, как это произошло и кто причастен.
   - Это было случайно, я...
   - Теперь это неважно. Я стал, кем стал, и вернулся за вами всеми. Иди, - вдруг сказал мертвец. - Сначала я найду остальных, всех, кто был тогда рядом. Потом, - длинное окровавленное лезвие уткнулось в грудь Давыдова, - потом я приду за тобой. Можешь прятаться, для меня это несущественно. Твой страх укажет мне путь.
   После этих слов мертвец внезапно исчез. Он лишь отступил в Навь, но для Юрки все выглядело иначе. Он непременно свалил бы видение на белую горячку - такое уже случалось - если бы не несколько тел на окровавленном снегу. Двое были еще живы, судя по доносившимся стонам и крикам. Давыдов подошел к ближайшему из них и склонился, решая, что тут можно предпринять. Раненый друг вскрикнул и задергался. Юрка протянул к нему руку и только сейчас увидел в ней нож...
   Он бежал, бросив нож, на ходу обтирая окровавленные руки грязным снегом.
   "Что теперь делать? Корешам уже не помочь". Ему следовало бы сообщить о происшествии, но как? Он не был уверен, что не убил собутыльников в приступе белой горячки. "Если это и не так, то что сказать, что убийца мертвый Соловей? Пришедший мстить труп? Не тюрьма, так психушка обеспечена: хрен редьки не слаще".
   Он попытался скрыться на даче. Он слышал о гибели остальных и понимал, что остался последним. Возможно, стоило уехать в другой город, например, к старшему брательнику в Нижний. Этого Давыдов делать не стал, он пропьянствовал отпущенное ему время и встретил смерть на даче.
  

* * *

  
   Соловьев или то, чем он теперь стал, сидел у себя дома в любимом своем кресле. Он слушал, что говорят его родные. Они вполголоса обсуждали последние новости своей улицы. Новости сообщали о смерти последнего из известной местной компании алкашей и дебоширов. Сплетни, точнее молва, утверждала, что все они каким-то образом были причастны к недавней трагической гибели Василия Павловича. Это было правдой. Жаль, что жителям улицы Правда ее приходилось обсуждать шепотом.
   - Жаль, Василия Павловича нет сейчас с нами. Его бы это хоть как-то да успокоило.
   Василий Павлович был рядом, в той же комнате, в любимом кресле, только его не было видно, поскольку он теперь обратился в обитателя иного круга. Лишь кошка, умевшая, как и все кошки, видеть оба этих мира, таращила на своего бывшего, и теперь уже мертвого, хозяина огромные голубые глаза. Василий Павлович поднялся с кресла и постарался как можно сильнее его качнуть. Это ему удалось. Кресло качнулось, и это не осталось без внимания домочадцев.
   - Ой, Господи Иисусе! - Зинаида Юрьевна, кажется, впервые произнесла вслух подобные слова и впервые же перекрестилась. - Никак и вправду Василий Павлович слышит нас.
   - Мама, прекратите глупости перед внуками говорить, - пробубнил зять.
   - Какие глупости, сам же видел.
   Соловьеву захотелось дать зятю подзатыльник, но он не сумел этого сделать, несмотря на то, что недавно смог расправиться с несколькими людьми. Непреклонные законы работали: ему позволено было лишь проститься. Он сделал это легчайшим, как дуновение ветра, прикосновением к каждому из сидящих в комнате людей.
   Так завершился его сороковой в посмертии день. После этого ему следовало покинуть мир живых навсегда.
  

* * *

  
   Странно, что после всего этого он не расстался опять со своим телом, как ожидал. После отмщения он отправился в далекий путь с того самого перекрестка, на котором уже побывал однажды.
   Теперь тот не выглядел безлюдным мрачным пустырем. Да, здесь царили уныние и тоска, жалобная многоголосица и шарканье ног тысяч душ, уходящих в Безвестие.
   Василий Павлович улыбнулся тому, что будет не один в долгом странствии, и, ступив на дорогу, присоединился к идущим по ней.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"