Приговоренного вывели во внутреннее подворье тюрьмы - к лобному месту, на котором была сооружена виселица. С любопытством и каким-то тайным желанием в глазах он поглядел на нее, как жених смотрит на невесту в первую брачную ночь, и с требовательным рвением отозвался на робкий вопрос-предложение священника исповедаться.
Покусывая губу, комендант едва сдерживался от слез обиды - впервые за десять лет службы его пригласили в высший свет, где бы он мог заблестать своим вышколенным, смирным остроумием и заготовленными шутками. И вот надежды его рушаться! С резким кивком головы он приказал рядом стоявшему солдату:
- Уймите этого святошу! - Вероятно, он глух? - Сколько можно выслушивать блеяние убийцы???
Неторопливо, прицокивая на каждом слове, приговоренный каялся в содеянных и вымышленных грехах. Торопиться ему было некуда. Вернее, он не торопился в никуда.
- Святой отец, - шепотом сказал подошедший солдат, - комендант уничтожит меня в карцере! Прошу вас... хватит! Заканчивайте!..
Священник бросил взгляд вверх, на комендантский балкон, нашел там воплощенное недовольство и покрылся испариной. В добром расположении духа комендант умел быть щедрым; и на чужие грешки закрывал глаза: три дня тому назад он даже не попрекнул духовное лицо, застав того в объятиях обнаженной девицы. Человек в сутане сник, выгнул спину черепашьим панцырем и как будто пытался втянуть в нее голову; виновато попятился; исчез за дубовыми дверями, крестообразно обитыми железными полосками.
- Вы имеете право на последнее желание или слово, - прикрикнул комендант. - Сигарету?.. немного алкоголя?..
- Слова!
- Ну что ж, - с ноткой сострадания произнес комендант, махнув платочком с вышитым в уголке вензелем дамы его сердца, обитавшей в борделе неподалеку.
К удивлению собравшихся, приговоренный начал рассказывать о своей жизни, день за днем подымаясь из самых глубин его прошлого. Он говорил уже час и в его интонации невозможно было почувствовать намека на близкое окончание речи. Комендант приказал принести стулья и прошипел:
- Пристрелите его! Он издевается над правосудием!
- Его право на последнее слово неоспоримо! - робко сказал кто-то за спиной коменданта.
- Слово, но речь! - притопнул тот.
На третьем часу "последнего слова" он точно разгадал тайный прицел приговоренного, поднялся и громко объявил:
- С меня довольно, я ухожу. Приставьте к этому висельнику караульного... караульных! гвардию!!! Пусть день и ночь они не смыкают глаз! Как только он замолчит хоть на щепотку секунды - немедленно повесить его! Захочет же он поесть или выпить воды...
И комендант поспешил к губернатору. Свое опоздание он легко искупил анекдотом о словоохотливом смертнике, упрямевшимся умирать! Казус столько позабавил аристократию, особенно дам, что на следующий же день тюрьма стала самым привлекательным местом в городе. Оригинала стали называть "Наше "Последнее слово". Комендант встречал каждого значительного гостя особо и сопровождал на балкон, откуда можно было хорошо видеть и слышать изобретательного заключенного.
- Неужели три недели он беспрерывно говорит? - щебетали женщины, податливые обмороку при всяком необычном впечатлении.
- Сущая правда, - с гордостью отвечал комендант.
- Ах, пгелестно! Пгелестно!
Небывалый инцидент принес коменданту нечаянную важность в свете и славу "удивительного человека".
В одну из ночей, под каким-то предлогом отослав на малое время караульного, комендант решился поговорить с приговоренным.
- Ты вот что, братец... поесть тебе надо... совсем осунулся!..
- ... по небу, помню, волочились за ветром тучки... мама стряпушничала... мне не хотелось идти из дома - уличные мальчишки били меня... я возвращался домой в синяках... мама ужасно ругалась... - Он едва говорил, был беспощадно истощен и, казалось, не верил, что еще жив.
- Напрасно боишься! - комендант, оглянувшись по сторонам, развязал небольшой узелок. - Лепешек тебе принес, вина. Поешь, сделай одолжение... Никто не узнает, слово офицера!.. Бог даст, губернатор тебя помилует!
- ... отец сильно выпивал... таскал мать за волосы... меня любил... - глаза приговоренного бесновато горели, он поседел... - ... мать тайком от отца порола меня... зло вымещала, наверно...
- Ну и подыхай! - гаркнул комендант и, повернувшись на каблуках, уходя бросил: - Дурак!
Вернувшийся караульный принял ругательство на свой счет и, выструнившись, крикнул:
- Виноват ваше выскблагородие!
- ... я любил родителей, но любовь моя была страхом... - звучал слабый, запинающийся голос. - и жизнь моя - мука!.. зачем человеку такая жизнь...
Следующей ночью коменданта разбудил переполох. Набросив халат и подпоясавшись, он вышел из своей комнаты. В дверях его уже ждал с докладом запыхавшийся караульный.