После недавнего взрыва сверхновой в созвездии Дева, вселенная разошлась по швам и в образовавшуюся брешь из антимира хлынули скопища паразительных мух. Надоедливые, наглые и назойливые сверх всякой меры. Ужас! И возрыдала Земля. Какими только гадостями их не потчевали - все нипочем! А потом бестии, бесстыдно обнаглев, посмели прислать Земному Сообществу нечто вроде ультиматума: "Эй, вы! Жжалкие создания! Не смейте нам перечить! Ваша планета - единственная в универсуме! - нескончаемый кладезь нечистот, отбросов и прочих вкусностей. Будем здесь жить, пока будете вы живы! Оставьте никчемные потуги избавиться от нас! Мы - дети новых физических законов, о которых вы, несчастные, ничего не знаете и осмыслить не в состоянии." Молодой дежурный лейтенант, принявший сообщение, с грустной иронией подумал: "Мириады мух не могут ошибаться!"
Чухно находился на противометеоритном дежурстве недалеко от Юпитера, когда его срочно вызвали в Штаб. Как это уже не раз бывало, в случае возникновения внезапной угрозы для земного сообщества, военные слушали доклад Научного комитета по всяческим неожиданностям. Молодой ученый подбирал слова, пытался говорить на доступном собравшимся языке:
-Эти подлые мухи наделены... вернее, обладают очень оригинальными... вернее, очень редкими способностями! Чем выше сила физического воздействия на них, тем они становятся всё мельче и мельче, пока совсем временно не прячутся по ту сторону действительности - в поле Ничто.
Вояки вразнобой загалдели.
-Спокойствие, господа! Наш комитет видит один выход: необходимо создать наноармию... вернее, этакую мелюзговую армию, тогда, возможно, мух удастся аннигилировать... то есть извести на корню! Правда, эта гипотеза... вернее, это предположение еще слишком сыро и требует опытной проверки. Быть может, небезопасной для жизни наших удалых солдат.
Потом ученый будто невзначай проронил слово "доброволец". Присутствующие со скрежетом кожаных кресел обернулись в сторону Чухно; их взгляды застыли в молитвенной надежде. Чухно вдруг громобасно чихнул.
После совещания.
-Молодчина, сынок! Просто читаешь мои мысли! - довольно выкрикнул адмирал Бериберда. - Я еще спросить не успел, дескать, готов ли на подвиг, а ты упредил и утвердительно ответил!
-Как это? - зевнул майор.
-Не скромничай! Всякому известно, что чихание - спутник правдивости высказывания и знак согласия.
-Что я должен делать?
-Прежде всего, тебе надо быть пошелковее с этими крылатыми тварями. Поговоришь с ними по душам, чайку выпьешь, то да сё. Словом, одна приятность и...
-Тонко шутите.
-Нет, нет! Не до шуток, сынок. Видать, ты главное мимо ушей пропустил: чем с ними ласковее, дружелюбней себя вести, тем они становятся больше и больше, буквально разбухают на радостях: любят, понимаешь, деликатное отношение. Вот мы их и закидаем дымовыми шапками, прихлопнем всех разом, когда так увеличатся, чтоб по ним можно было прицельно стрелять. Но понимаешь... -- Бериберда закурил раритетную трубку из кости протуберанцевого хлящера - Кто вступает с ними в контакт, испытывает на своей шкуре большую неприятность: они растут - собеседник уменьшается, сплющивается, скомкивается и, возможно, до безвозвратного уничтожения.
-Ерунда! Только не справлюсь: за время службы огрубел-с. Всякие нежности меня бесят. Да и слов приличных знаю раз-два и - 3,14здец!
-Об этом не тревожься. За три дня пройдешь ускоренный курс хороших манер и бальных танцев.
-Чего-чего?
-Тебя пообтесают... тьфу! ..пообтешут.
-И кто же меня будет тешить?
-Узнаешь, сынок.
-Слушаюсь, три дня позора!
-Молодца! Свободен.
Чухно явился в танцзал точно в 10.00. Из боковых дверей к нему навстречу грациозно выпорхнул человек, похожий на бесполого мужчину.
-Феликс, -- представился он.
-Чухно. - Майор протянул свою лапищу для рукопожатия.
Балетмейстер чуток помедлил, впечатлившись размерами заскорузлой пятерни, но не решился нарушить сложившийся этикет и сам тоже выставил вперед свою изящную конечность, как это делают женщины, призывно позволяя чмокнуть их ручку. Вскрикнул:
-Тише, тише! Медведь. - Тряс рукой и дул на нее.
Чухно ухмыльнулся про себя: "С женщинами не обязательно жить, но крайне желательно с ними спать. А вот..." Он впервые находился с мужчиной тет-а-тет и чувствовал себя неловко.
-Виноват! - майор сдержал улыбку. - Не рассчитал.
-Нуте-с, приступим. Для начала самые простые движения.
Балетный высоко взмыл, нарезал точеными ножками воздух, кружился.
-Попробуйте повторить.
Чухно пожал плечами, отошел в угол зала, разбежался, подпрыгнул и... пробив головой высоченный потолок, повис, покачиваясь на шее. Упершись руками в бетонное перекрытие, выдавил себя из западни и спрыгнул, трижды натренированно кувыркнулся после приземления, чтобы погасить удар о пол. Феликс сложился пополам от смеха и конвульсивно трясся: нервное электричество жалило его беспощадно.
-Ну ты, отрыжка природы! Заткни пищедробилку!
-Тише, тише! Не будем нервничать!
-А ведь я умею оказывать первую медицинскую помощь! Только она же и последняя. - Чухно никогда не был посмешищем и, будто Отелло, побелел от злости.
-Простите мою бестактность, но... это было беспримерное зрелище.
Чухно поостыл.
-Не видел.
-Нуте-с, продолжим.
К своему удивлению, майор охотно и быстро выучил десяток-третий движений, верчений и всяких невероятных закручивающихся завихрений. Не выпуская из рук книгу "Хорошие манеры для самых маленьких", он выглядел счастливым бухгалтером, танцующим от радости, потому что ему удалось спрятать концы в муку под самым носом налогового инспектора и в придачу облапошить своего работодателя.
Второй день целиком ушел на приобретение признака интеллигентности: чашечку кофе держать с оттопыренным и чуть вздернутым вверх мизинчиком. Сопротивлявшаяся мужественность мешала майору без обиняков перенять этот женский атрибут поведения за столом.
Заключительные занятия были отданы беглому ознакомлению с азами философии и короткими конспектами по истории мировой литературы. Особенно в душу Чухно запала пленяющей красоты фраза: " Поступай с другими так, как ты бы не хотел, чтобы поступали с тобой". Этот принцип был ему близким родственником. Он ведь всегда настолько беспощадно расправлялся с врагами земного сожительства, что они просто не успевали ответить ему благодарной взаимностью.
Три дня необычной подготовки странно отразились на сознании Чухно. Он чувствовал в себе что-то такое свежее, давно забытое, как запах материнского молока.
Вечером впервые купил своей Клаве цветочек. Она разрыдалась, решив, что майор намерен порвать с ней. Успокоил - насторожилась, не понимая в чем же подвох? Но когда он после себя опустил в туалете стульчак, Клава хлопнулась в обморок. Очнулась и после объяснений подарила любимому исключительной незабвенности ночь. Наутро Чухно отправился в Штаб, пришпилив на лацкан кителя белую розу.
-Что с тобой стряслось, сынок? - озабоченно спросил Бериберда.
-Портим время! Не соизволите ли указать мне местонахождение враждебных жужжалок?
Командующий так опешил, что бухнулся в кресло и молча протянул листок с координатами вредоносных мух. Тяжело просипел после ухода майора:
-Непосильной ценой приходится платить ради всеобщего блага! Жертвую своим лучшим и единственным чудо-молодцем.
Однако он не заплакал, нет! Он титанически разрыдался. Конечно, это была слабость, но длилась она всего лишь 0,666 секунды.
Мухи встретили Чухно настороженно - хотя их рож было гораздо больше сотни - и в ожидании очередной человеческой подлости начали заметно мельчать. Майор от них не отставал, глотая одну за другой специальные уменьшающие пилюли, от которых пучило живот. Когда окружающие предметы уже приобрели колоссальные, буквально подавляющие размеры, майор попытался наладить беседу, ибо только в беседе полно открывается подлинная красота человека:
-Послушайте, мухня! Может, закончим это дегенеративное состязание? - Ощущал он себя одиноким сдувающимся шариком, всеми брошенным - у него чуть не случилось потрясение мозга, или того, что было сковано черепной коробкой.
Надо было тянуть время. А поскольку у времени, вероятно, есть начало - растягивать его до бесконечности нельзя, иначе лопнет оно, хлестко порвется. Поэтому Чухно ударился в пространные размышления о вреде нечистот, надеясь, что завяжется разговор. Его прервал вопрос мушиного предводителя: "Вы верите в Бога?" -- "Ну разумеется! Я православный атеист!" Мухи дружно рассмеялись, как это умеет только их племя. Майор им приглянулся: они перешли порог самосохранения и всё укрупнялись (а Чухно таял уже без помощи таблеток), что вызывало у засланного казачка грусть-тоску: "Ведь я низость совершаю!" Мухи, кажется, почуяли готовящееся против них коварство, но продолжали беззаботно хохотать: "От ваших грязных мыслей, посланник, даже мертвые со смеху окочурятся! Народ наш бессмертен, потому что нам самим доподлинно неизвестно - живем мы, или ужже давно умерли! Ха-ха!" Увы! Множественность миров не перечеркивает однородную наивность. Полчища крылатых совсем потеряли осторожность - объем каждой из них так увеличился, что ожидавшая случая батарея землян дала по ним смертельный залп. Дело сделано! Но с каждым прицельным попаданием, Чухно ощущал внутреннюю подавленность, пока наконец у него в сознании не щелкнул переключатель стыда и не перегорели пробки совестливости. Всё кончено... Вырубился человек...
Его сперва положили в клинику больных на голову, т.е. туда, где боль и несправедливость вселенская гулко отдавалась в чуткой голове хваткими спазмами. Проводили всестороннее обследование: давали ему читать лирические стихи, отчего майор рыдал (диагноз: сентиментальность, граничащая с размягчением мозга); специальным прибором взвешивали суровость взгляда (диагноз: чрезмерная легкость с неприличной для военного мягкостью); показывая картинки с изображением насекомых, и мух в том числе, врачи наблюдали предельную возбужденность, сменявшуюся ступором и сомнамбулической отрешенностью (диагноз: если это и не педерастия, то уж по крайней мере - нервный ожог души). Час от часу Чухно строил уморительные рожи и бубнил себе под нос: " Хорошо, что существует внеземной разум, потому что земного нет".
Бериберда горько сетовал на "потерю бойца", очень переживал. И чтобы вернуть в строй лучшего офицера флота, Чухно отправили на реабилитацию на гнуснопрославленную планету Брудь, куда со всей видимой и невидимой вселенной слетались брутальное мужичье и не менее грязное бабье, чтобы изрядно отдохнуть в непрерывных драках, оргиях, перестрелках, убийствах и неумеренных возлияниях. Чухно ужасно скучал. Дни напролет он сидел в гостиничном кабаке, лакал пиво из солода недозревших электронов, слушая истошное пение местной звездочки - шумной американки миссис Ипи. Как говорится: "Миру -- beer, beer'у - пир!"
Через несколько дней Чухно вполне восстановился в своих прежних кондициях: перебил всю шушеру, раздавил всякую шваль, памятно проучил тысячу-другую особенно бойких задир, что не доставило ему обычного удовлетворения. Он разминался скорее от скуки. И когда планета Брудь сменила свою резко отрицательную репутацию на умеренно положительную, Чухно вылетел домой.