Судья спокоен. Выглядит сдержанно безмятежным, как и подобает всякому служителю Фемиды, которому она сладко давала не раз. Иск рассматривался утомительный, потому что право было слишком очевидно налево. Судью Федорова одно удивляло - ответчик на заседание не явился, прислав вместо себя какую-то визжащую бабу в несуразном наряде, а невероятное количество страниц дела, с которым ему было лень ознакомиться, заранее и подспудно положило его под гнет обиженности на несправедливое устройство миропорядка: жил он не худо, и уже свыкся, чтобы его не тревожили своими непонятными, вопиющими криками о справедливости утомительно наивные люди. Секретарь суда (она волновала Федорова больше судеб людей, он к ней давно присматривался, как старый облезлый кот на крынку свежей сметаны) вкратце огласила, зачем происходит очередной фарс правосудия. Адвокат в своем красноречии настолько распалился, что от его лица наносной честной наружности можно было прикурить. Государственный обвинитель больше пил минеральную воду без газа, нежели говорил. Вчерашний день он слишком невоздержанно скоротал с друзьями в бане. Слушающееся дело было и ему невдомек и вызывало в нем напряженность раздражительного неприятия: зрачки его приобрели очертания большой подушки из лебяжьего пуха. Впрочем, этого никто не заметил. Вызвали свидетельницу. Она сумела всех пробудить от вялой дремы. Оказалось, вопрос был о наследстве. Вполне желанном, чтобы затеять сутяжничество или прикончить противную сторону случайным падением метеорита где-нибудь в безлюдной пустыне. Федоров понял, что в его решении нуждаются много людей - и мгновенно воспрял, у него даже под ложечкой засосало. Истцы говорили много и убедительно. И вот перед судом явилась представительница ответчика. Она разожгла пять свечей, расставив их в вершинах начерченной мелом на полу пентаграммы. Попросила выключить свет. Федоров, боясь подвоха, отклонил эту странную просьбу. Вынесли небольшой столик и маленький табурет, поставили в центр пентаграммы. Женщина положила перед собой на столике какое-то не то блюдо, не то тарелку, по ободку испещренное буквами и каббалистическими знаками. Судья подозвал секретаршу. "Ах, какие хорошие духи! У нее определенно еще и вкус есть!"
-Что происходит?
-Адвокат ответчика сказал - мы вскоре всё поймем!
Представительница ответчика закатила глаза. Голос ее, до недавно визглявый, стал утробным, рычащим и басовитым.
-Спрашивайте! - сказала она, пробуравив взглядом пугающе раскрасневшихся глаз адвоката многочисленных истцов. - Феофил Игнатьевич здесь и будет говорить моими устами!
Адвокат вскочил с места:
-Во-первых, прошу занести в протокол происходящую метафизическую ересь.
Федоров завороженно отбил выпад:
-Не мешайте.
-Пусть. Скажите, ответчица.
-Я лишь посредница!
-Ладно, пусть так. У вас были близкие отношения с Феофилом Игнатьевичем?
На столике завертелась тарелка. Женщина с задержкой складывала слова:
-Я з-де-сь! О-н-а - э-т-о я!
-Ответьте суду, где сейчас находится пропавший без вести Феофил Игнатьевич?
-У-бий-цы! Ме-ня у-би-ли!
-Но тело-то не найдено! Прошло уже более полугода. А по нашим законам...
Тарелка неумолима:
-Сто про-цен-тов за-ве-ща-ю су-дье Фе-до-ро-ву!
-Явный подкуп! - закричал адвокат.
Судья приподнялся из кресла. Выглядело угрожающе, но у него просто от полуторачасового сидения седалище вспотело и намекнуло дымком клозетной вонюшки о немедленном проветривании.
-Вы обвиняете суд в сотрудничестве с потусторонними силами?
-Я этого не говорил! Однако... Это же смешно и нелепо! Что будет с детьми Феофила Игнатьевича?
Женщина не унималась:
-Нет у ме-ня де-тей! Ни-кого нет!
Несчастные дети заплакали. Адвокат почувствовал болезненный укоризненный взгляд пяти безутешных вдов и ринулся в последний бой, в надежде получить хоть половину обещанного гонорара:
-Скажите... хм... посредница! Кем вы приходились пропавшему?
-О-на - это я. Мы с ней - лю-бовь не-раз-де-ли-ма-я! А сто про-цен-тов Фе-до-ро-вуууууу! - жутко взвыла.
-Встать! - сказала секретарь . - Суд удаляется на совещание!
Федоров в кабинете принятия решений недолго советовался сам с собой: подавляющим большинством кусков жадности сознания он принял трудное решение, которое, вернувшись в зал, огласил без дрожи в голосовых связках:
-Иск отклонить!
Когда помещение опустело, женщина-медиум бросилась обнимать Федорова:
-Слава Богу! Феофилушка, боялась, что ты дрогнешь! Теперь заживем!