Передо мной слишком незаурядный человек. Кожа его обросла порядочным количеством черных чешуек, которые неплотно смыкались между собой. Он очень приветлив, но стыдливо застенчив, вероятно, понимая, какое впечатление производит на обыкновенных людей. В самые волнительные (читай: искренние) мгновения нашей беседы у него самопроизвольно начинает вилять хвост и ему приходится придерживать когтистыми руками большую, длинную крестцовую отрасль. Кыка, так его звали, пытался объяснить мне происходящее с ним.
-С чем связан ваш теперешний вид?
-Ведь вся Фауна от пятки до макушки произошла от человека. Хиреет озоновая гигиеническая прокладка Земли. Усиление космического излучения вызвало лавинную эволюцию.
-Но как это возможно? - Чувствую у себя на лице поползновение придурковатой улыбочки.
-Попробую объяснить. Время слоисто и неоднородно. Однажды, не знаю почему, наткнулся на невидимую преграду, как будто из-под земли, или откуда-то сверху, плотной стеной сгрудился воздух. Пройдя сквозь, я почувствовал, что изменилась температура внешней среды. Повернулся кругом и нащупал, значит, эту самую стену. В ней ощутил, так сказать, вмятинки. Я сумел ухватиться за них пальцами и рванул что есть силы на себя - снова оказался по ту сторону стены. С того дня я научился находить стену где угодно и когда захочу. Пройдя ее туда и обратно, тело начинало меняться. И не надо ждать миллионы лет, понимаете, чтобы появился предопределенный признак, должный совершиться в слепом будущем. Не дольше суток длится превращение.
Трынькин, а так звали меня, был потрясен до глубины... нет! до самого дна души. Между тем Кыка продолжал расшатывать мой зыбкий психический аппарат:
-Только недоумки перемещаются в пространстве и времени. Знающие перемещают пространство и время, оказываясь в другом месте, не сходя со своего.
-Благодарю за нечаянную любезность. Выходит, я жалкий невежда. А вот меня, к примеру, могли бы выучить семимильным шагам видоизменения?
-Вам это может беспримерно не понравиться, -- сказал он, и у него проклюнулись клыки - любой дантист, обреченный ухаживать за ними, проклял бы свою медицинскую карму.
Молчит. Я его вторицей прошу вместе с ним через стену прогуляться, сомневаюсь вслух:
-Важно знать, не наступит ли после этих проходов безличность?
-Ничто содержит в себе неизмеримую энергию, производящую всё во Вселенной, -- уклончиво отвечает Кыка.
За его покатой и уже покатившейся спиной с хрустом выпячиваются костяные наросты. Я омерзевал от его внешности. Впрочем, красота - это лишь кратковременное недоразумение. Может, и я казался ему отвратительным наваждением. Хороший человек - это нелепый словесный понос, оксюморон: на практике можно отличать воздержанного воспитанностью человека от хама, а кто такой хороший человек и в каком мире он обитает - никому невдомек. Наблюдаю в его взгляде нехорошую побочную тему траурного склада: пронзительно на меня смотрит, по-звериному глазенками с прищуром сверлит меня. Тело моё самостоятельно отреагировало - потею. Пора, думаю, адью делать. Встаю, прощаюсь с ним. Просит меня задержаться. Не могу, отвечаю не раз и не три. Он невыносимо хищнически настырно просьбу эхом вторит. Ну, отбился, кажется. Вдруг он спроси:
-Далеко отсюда живете?
-Да нет, ногой поддать! - безвольно в ответ адрес свой называю, но так лицо в морщины нарядил, чтобы всем понятно стало: конец связи.
Он загрустил почему-то. Протянутую когтистую конечность я изловчился не пожать на прощание: чихать делано начал, кашлять. Вышел из его террариума... из квартиры его, значит, вышел и внезапно пережил опыт, всё как по словам Кыки точь-в-точь испытал прохождение незримой стены. Я струхнул мало-немало, вспомнил, что надо стену обратным ходом преодолеть. Ухватился я прозрачные рытвинки и рванул на себя. Как раз лифт подошел. Я в него шасть и думаю: ведь это он, Кыка этот загадочный передо мной стену наваял. Ох, мысли проносятся, теперь меняться начну: только бы во что-нибудь приятное женскому взору, а то иначе засыхать мне от тоски-злодейки.
Вечером набросал наскоро интервью с Кыкой для редакции; чревоугоднически натолкался запасами из холодильника. Потом сморило меня. Зевнул сладко, потянулся, взял зубную щетку в ногу - нижние конечности так ожили, что не хуже рук в дело просятся! -- и давай во рту очистительно орудовать, а только запах оттуда такой извергается, что самому себе противно и даже удавиться от такой неожиданности хочется. Улечься по-человечески не получается: ухо больше подушки выросло. Однако поворочался -- заснул. Что мне снилось - врагу не расскажу!
Наутро с опаской иду на себя в зеркало хоть искоса зыркнуть: каков я отныне красавец: писанный или удивлением изборожденный. Глянул в возвратное стекло. Мама помоги! Какая-то колоссальная помесь рождественского кролика и игуанодона на меня смотрит и красными шарами таращится. В брюхе пусто, пузо умоляюще урчит, но от одного лишь воспоминания о мясе меня воротит. Так, думаю, опять не слава Богу: я еще и травоядным заделался. Однако жизнь просится на сохранение в любом обличие, а главное - захотелось непреодолимо травку зелененькую сочную пощипать.
В дверь звонок затяжной. Смотрю в глазок: ничего не вижу - кто-то его вблизи собой заслоняет. Прислушиваюсь - хриплый рык; принюхиваюсь - обоняние невероятно обострилось! - пахнет гадко и эту вонь я уже отмечал недавно совсем. Когда же, когда? Стой-постой! Точно! Вчера! В доме у злокозненного Кыка, чтоб его отрыжка впополам согнула. Так вот зачем он меня через стену провел - жратву себе приготовлял, исчадие подлости. Ну, погоди, мерзавец, не на того нарвался, оборонюсь как-нибудь от проклятого. "Сейчас, сейчас открываю, не трезвоньте!" -- прикидываюсь простофилей, дескать, ничего особенного не происходит и опасностью вовсе не смердит во всех умопостигаемых смыслах. А сам наскоро кольчугу из сковородок на себя навесил, выварку вместо шлема нацепил, по ножу кухонному в каждой лапе запас. "С нами Бог!" -- тихо говорю и открываю дверь. Не ошибся! Ворвавшийся Кыка сметает меня с ног и буквально узурпирует туалет, откуда доносится счастливый рефрен: "Как хорошо-то, как хорошо!" Он выходит доволен, умиротворен.
-Что ты на меня зенки свои выпучил? - спрашивает.
-Маленькая предосторожность, -- робко отвечаю.
-Я одну стену открыл недалеко за углом - просто закачаешься! Пиво за ней по дармовым ценам. Чего разлегся, дурашка? Побежали скорее!