Цыганка со своей малолетней сворой меня обступила.
-Дай погадаю! Ай, всю правду скажу соколик!
Детвора, -- с таких же замызганных мордочек византийские маляры пятого века нашей эры писали лики ангелочков, - чуть не спускает с меня брюки: пустые карманы. Ошиблась "поэма Пушкина". Я говорю:
-Правды нет. Заметьте, заблудшие предки арийцев: предпочитаю, чтобы меня называли более орнитологически точнее - ястребом.
Кажется, пострелов пугает новое слово, - они разбежались по другим карманам, а предватажница утомительной ватаги в меня вцепилась.
-Не хорошо у тебя с женщинами!
-Конечно, их у меня больше, чем ваших малолетних преступников!
-Обижаешь! Всё о тебе расскажу!
-Зачем?
-Сама не знаю. Работа такая.
Замечаю у престарелой женщины за спиной скрипку.
-И не стыдно вам чудо-инструмент за спиной носить?
-Сокол... тьфу... ястреб ясный! А как надо?
-Перед собой на руках, как ребенка. Вы играть на ней умеете?
Она заплакала. Всхлипывая, сказала:
-Таки да, птица... как бишь тебя называть-то, запамятовала.
-Сонатой Бетховена "Весна" можете меня порадовать?
Странно, одичало вспыхнула. Скрипка прижата подбородком к плечу. Расстроенный инструмент. Фальш через ноту. Прослезился и я.
И вдруг завихрения моей памяти вынесли на поверхность сознания что-то давно забытое.
-Ицфирь Исааковна, вы ли это?
-Меня зовут Перезита!
-Ну как же! Вы меня из первого класса музыкальной школы отчислили.
Она меняется:
-Петренко?
-Я!
-Есть хочется.
-Пойдемте в ресторан.
-Нет, не могу. Купи что-нибудь из еды. - Вдогонку: - Вина не забудь, бестолочь!
Вернулся.
-Как вы на улице оказались?
-Наливай, наливай, чего жадобишься?
-А консерватория? Где ваши ученики? Дети?
-Ты всегда, Петренко, чарующим недоумком был. Я с людьми хожу. Подумаешь - цыгане! Меня ценят. Мотивы играю. Я нужна.
-Давайте я...
Ромы ее окликнули, она мне своими длинными пальцами рук вдруг скрутила два кукиша и на цыпочках побежала на зов хороших людей, на ходу допивая початую бутылку.