В обычной речи используются звуки с колеблющейся частотой 150-2500 Гц: очевидно, что ниже - это нежные стоны и томные придыхания, выше - это когда человек человеку очень надоедает. С возрастом верхний порог воспринимаемых звуков понижается. У детей он выше, чем у взрослых и дотягивается приблизительно до 22000Гц. У большинства животных верхняя граница слуха повыше человеческих детенышей. На практике применяют единицу измерения громкости - децибел (дБ). Человек, стало быть, воспринимает звуки громкостью 1-140дБ. К примеру, шелест листьев на ветру имеет громкость около 10дБ; бой дедушкиных часов - 30дБ, а бабушкиных - 35дБ (она их не смазывает и редко чистит); уличный шум - 70дБ; визги реактивного, понимаешь, самолета - 150 дэ-бэ. Громкость звука 120дБ считается болевым порогом; выше 120дБ вызревают болевые ощущения и странные желания нахамить хорошим людям, а более 180дБ - неизбежная трата законсервированных средств на похороны.
Из достоверных источников известно, что Соловей-Разбойник работал на частотах 1000-3000Гц, в промежутке которых отмечена наивысшая чувствительность человеческого слуха; с громкостью гораздо превышающей 120дБ. Этими бесспорными данными легко объясняется всеобщая великая нелюбовь к злодею и неоднократные попытки удалых смельчаков крепкими побоями посеять а нем зернышко совести. Однако мы знаем, что угомонить вредного свистуна удалось лишь Илье Муромцу, да и то, правду сказать, недюжинному богатырю пришлось немало повозиться.
Профессор Хронюк, достаточно знаменитый благодаря своей назойливой известности, задался вопросом: а как сам Соловей-Разбойник (СР или эсер) чувствовал себя во время свистливого хулиганства? Испытывал болевые ощущения али оставался холодно равнодушен и невосприимчив к воздетому им шуму? Первое предположение большинством исследователей отбрасывается как маловероятное, иначе бы эсер не сидел на оживленном киевском шляхе, а где-нибудь в закутке-стороночке и сбоку-припеку. Правда, некоторые умы резонно возражают, дескать, голод наживы может преобладать над побуждениями самосохранения и страхом перед членовредительством. Но скорее всего приходится признать, что у эсера было особенное устройство слухового аппарата или психической организации в общем, в дебрях чего и попытался разобраться профессор Хронюк. Итак, если на ухо любого ублюдка, -- пишет Хронюк, -- долго воздействовать звуком большой высоты и громкости, чувствительность слуха снижается. Чем больше сила действующего звука, тем ниже слуховая чувствительность. Проще говоря, в возникновении подобного рода адаптации уха играют роль уровень настройки рецепторного аппарата и влияния ретикулярной формации среднего мозга. Далее профессор вкратце проходится по устройству внутреннего уха, механизму восприятия звука и указывает, что сохранившиеся описания внешности Соловья-Разбойника представляют его антропоморфным существом, хоть и омерзительной, немытой наружности. И Хронюк городит предположение: с одной стороны эсер вроде бы глохнет, а с другой - организм всякого подонка не может существовать без постоянного притока определенного количества внешних раздражений, при отсутствии которых нарушается способность сосредотачивать внимание, последовательно мыслить и решать умственные задачи, а еще появляются навязчивые галлюцинации и сильная сонливость. И значит, Соловей-Разбойник являл собой глухое, тупое иноплеменное славянам отродье, обуреваемое наваждениями и непрерывно зевающее. Позволим себе не согласиться с уважаемым кем-то Хронюком. Легко заметить, что его вывод приводит к разрастающемуся порочному кругу: эсер громко свистит, отчего его слух притупляется, что влечет общую заторможенность, а чтобы ее преодолеть - надо свистеть пуще прежнего, и следовательно в разы снижается слуховая чувствительность и ты ды и ты пы, пока бедолага Соловей не лопнет от перенапряжения. На наш взгляд, профессор досадно выронил из внимания яркую очевидность: просто эсер во время своих отвратительных выходок то и дело закрывал свои мохнатые уши.