Тибет и посейчас в неволе. И проникнуть туда нелегко. Мой однокашник по институту Хуянь, ныне крупный китайский чинуша, похлопотал... Передо мной и вокруг седые Гималаи и я, как неразличимый бугорок, как вошь на теле слона слоняюсь в окрестностях деревеньки недалеко от Лхасы. Жители приветливы. В обветшалом буддистском храме, постройке 17-го века, у юношей и мужей, отрекшихся от мира, был наставником сухопарый неторопливый старичок Гпа. Он почему-то смотрел на меня, как дети смотрят на обезьяну в зоопарке. Знал пять языков. Когда встречались, я приставал к нему с вопросом: "Сколько вам лет?" Он не понимал, или притворялся, что не понимает смысла этих простых слов. Вероятно, моя волнистая настойчивость в застывшем бытии аборигенов, доконала наставника.
-Телу семьдесят четыре года, - ответил он мне, улыбнувшись.
-Значит, и вам?
Вспомнился Пушкин: "Ничего не ответила рыбка!"
Бритая голова ламы, словно выпуклое зеркало, слепила пространство солнечными отблесками. Однажды он остановил меня:
-Вы можете присесть восемь раз?
-Легко!
-Но без счета?
-Как это?
-Не считая количество приседаний?
-Чепуха! Невозможно!
-Тело должно подсказать.
Я хмыкнул, пожал плечами, дескать, нечего меня дурачить.
Через несколько дней, заметил, что монахи как-то сдержанно оживились. Ходят быстрее обычного и у каждого чуть ли не блаженная улыбка.
-Что происходит? - спросил я у молодого послушника, пацана лет двенадцати.
-Мы готовимся к похоронам ламы.
-Он смертельно болен?
Смеется:
-У него прекрасное здоровье.
-А почему...?
-Учитель сказал, что через три с четвертью дня настанет его час уйти.
-Откуда такая точность?
-Он знает!
-Тибетский юмор?
-Какая-то глупая и нетерпеливая душа жаждет воплощения. Учитель с радостью уступит ей свое место в этом мире.
Я не стал дожидаться развязки... В самолете, глядя на проплывающие за иллюминатором облака, пришла оскаленная мысль: "Проклятые азиаты! Всё у них вверх тормашками и не по-человечески, как у нас, людей!" Заказал себе водки и ущипнул аппетитный зад стюардессы. Кажется, каждому понравилось.