(из него читатель ничего нового для себя не откроет)
Бывают, знаете ли, мужчины с комплексами. И самый безобидный из них - нарастающая нехватка волос в области между надбровными дугами и затылком.
Часть А
Профессор математики Афанасий Михайлович Солярин возделывал необъятную ниву теории чисел, но плодов не пожинал: то ли у него коса была не туда заточена, то ли он ее где-то потерял, продолжая напрасно размахивать пустыми руками. Человек открытый, с озорным юморком, немножко рассеянный, он был жутким педантом в устной речи, шутливо говоря: "Это всё от тлетворного влияния уймы прочитанных книг". Поэтому студенты кроме математической премудрости воленс-ноленс слушали еще и курс изящной словесности. Во вводных занятиях он так объяснял природу простых чисел: "Предположим, на троих людей приходится три разных по размеру и весу яблок. Ножа и весов, увы, нет! И значит поровну разделить их просто невозможно. Единственный выход, чтобы яблоки достались кому-то одному. А уж полюбовно это будет сделано или после мордобоя, -- выходит за рамки математического предмета".
Большую часть своей научной деятельности он посвятил решению одной наболевшей всем проблеме. Но годы усилий шли всё дальше, посмеиваясь и как бы говоря дерзкому ученому: выше лба не прыгнешь.
Однажды Афанасий Михайлович прочел злополучную заметку в одном солидном медицинском изданию. Сущность подлой статейки была в том, что крепкая и подчас надрывная деятельность ума поздно или скорее рано приводит термобаланс всех ответвлений головы в полное расстройство, чем и придает последней чистый от волос оттенок. Прочтя, стало быть, такие пугающе-предостерегающие выкладки, Афанасий Михайлович встревожился: он впервые обратил внимание на то, что... лысеет! Печально охнул: "Почему меня не предупредили?" Поделившись тревогой со своей женой Варварой Филимоновной, Солярин с ее слов "о мирном сожительстве "естественности и небезобразия" умозаключил, что его половина не приняла сердцем всю глубину трагического для мужчины процесса.
Со дня прочтения медицинского Реквиема, Афанасий Михайлович стал раздражительным, даже хамоватым и весь, так сказать, издергался. Лекции он теперь читал скучно и путано, чего раньше с ним не случалось. Потом неожиданно для близких и отдаленных Солярин ушел из института.
Поведение профессора в квадратуре круга семьи заставило Варвару Филимоновну усомниться в здравости рассудка разлюбезного своего супруга. Вот как она описывала другу семьи и по совместительству психиатру доктору Дурову "брыкания" мужа:
-Он читает только детскую литературу. Сказки там, стишки. А перед зеркалом строит дикие рожи. И еще, прости Господи, как животное какое-нибудь умывается языком, где это только позволяет его гуттаперчивость, и когда я не позволяю ему поискать у меня в волосах блох - я это так представляю! - он скалиться и рычит на меня.
-Пустяки! - успокаивал ее доктор. - Я убежден, что улыбка - это неправильно понимаемый людьми пережиток звериного оскала.
-Васенька, я начинаю его бояться!
Умница Умов с наскока диагноз поставить не сумел. Посоветовал завесить зеркала.
Неизвестная и, может быть, заразная болезнь не отпускала Афанасия Михайловича довольно-таки долго и с каждым днем ее неистовые проявления скачкообразно приобретали новые и новые качества тонущего корабля.
В день "икс" Солярин проснулся обильно обросшим по всему телу волосами. Его умопомраченное ликование словами не описать. Вероятно,он испытывал чувства, которые можно выразить только многократным прослушиванием "Оды к радости" Бетховена.
У семьи профессора появилась непредвиденная статья расходов на детские погремушки, без которых Афанасий Михайлович капризничал, плохо ел, гремел на кухне кастрюлями и ходил мимо унитаза, облюбовав для пикантных надобностей уголок в супружеской спальне.
Коллеги Солярина перестали его навещать: как-то он покусал ректора института, принесшего связку бананов и (на всякий случай) свежий выпуск иностранного математического журнала. После этого грубого происшествия соболезнования высказывались Варваре Филимоновне исключительно по телефону. Ветеринары из санстанции настоятельно рекомендовали до выяснения обстоятельств дела сдать озверевшего профессора под надзор специалистам или хотя бы держать его на привязи и обязательно надеть намордник. Полуовдовевшая женщина обещала подумать и решиться на что-нибудь. А чтобы окончательно не покоряжить детскую психику, Варвара Филимоновна отослала двоих сыновей куда подальше - на деревню к девушке, своей двоюродной сестре.
Часть Ъ
Но вот настало долгожданное счастливое Однажды, сполна вознаградившее терпеливые страдания Варвары Филимоновны. Когда она вернулась с промысла бананов, окаянная обезьяна-муж сидел на полу, яростно чесался и вглядывался в осколок только что разбитого зеркала. Он плакал. Виновато глянул на святую женщину и с вернувшимся чувством произнес: "Ваушка! Ваушка убымая! Паысти!" А еще говорят, будто у животных совести нет! "Ваушка убымая" тоже всплакнула, но от счастья. Под руководством жены-укротительницы Солярин заново освоил азбуку и сразу приступил к чтению научных трудов. Недюжинный ум профессора быстро восстановился до прежних умений. Пылесос в квартире не умолкал: Солярин линял. Совсем скоро обнажился, так сказать, и с гордостью поглаживал свой лысый череп - новая привычка - познав, что лысение - отличительный дар человеческий.