Я не имею абсолютно ничего против ислама, воспитывающего мусульман в духе абсолютной покорности и призывающего к войне с "неверными".
Генрих Гиммлер
Штурмбанфюрер Гюнтер Швальбе неожиданно почувствовал, что холод, который втекал в него с каждой каплей крови, покидавшей изломанное взрывами тело, там, на ступенях Рейхсканцелярии, неожиданно стал уходить, сменившись приятным теплом. И даже, даже показалось, что откуда -то пришли запахи пива и ... жареной свинины! Вот она, Вальхалла, а это... это же явно жареный вепрь Сехринмир!!! Гюнтер резко открыл глаза, ожидая увидеть рядом статных валькирий, белокурых воинов и может даже самого Одина, ведь он умер, сжимая в руках Штурмгевер и явно достоин Вальхаллы!
- Ха...йль... - Гюнтер осекся. Над ним склонился смуглый, бородатый мужчина, явно семитского происхождения.
- Салам, дорогой! Как твое драгоценное здоровье? На, глотни, - неизвестный протянул Гюнтеру запотевшую кружку пива с пышной пенной шапкой.
Не задумываясь, Гюнтер присосался к кружке, пытаясь успокоиться.
-Закусывай, закусывай, - смуглый бородач гостеприимно подал тарелку с рулькой, в которую Гюнтер немедленно вгрызся. Причём глаза у бородатого тут же радостно засияли.
- Хорошо....- отставил кружку Гюнтер, утёр пену с бороды и с ужасом уставился на свою руку. Свою руку! Смуглую руку с неровно обрезанными ногтями.
- Шайзе!
Бородач расплылся в улыбке и неожиданно командным голосом выкрикнул:
Ви хайзен зи? Тите? Труппе? - где воевали!
Гюнтера выбросило с лежака. Прищёлкнув босыми пятками, он выпалил:
- Штурмбанфюрер Гюнтер Швальбе 6-я дивизия СС Норд! Прибыл с Западного фронта в Берлин!
Бородач поправил на голове платок, который удерживал обруч, и снова спокойным тоном спросил:
- Не узнаёшь, камрад?
Интонации, баварский акцент, вечная легкая улыбка. В голове Гюнтера вдруг щёлкнуло, и он вытянулся во фрунт ещё сильнее.
Рейхсфюрер...
Бородач улыбнулся ещё шире.
Вольно, Гюнтер. Молодец! Быстро пришёл в себя. Чувствуется кровь. Жаль, пока не все старые борцы, включая твоего отца, здесь.
На языке у Гюнтера вертелось столько вопросов, но немецкий офицер должен быть сдержан. Поэтому он ждал, что скажет Гиммлер дальше.
Есть вопросы?
Где мы? Почему в таком странном виде?
Мы в Ираке, но сейчас 2016 год. Снова улыбнувшись при виде застывшего в гримасе удивления лица Гюнтера, Гиммлер продолжил: - Почему? Бог его знает, это всё внезапно началось - местные теряют сознание, а приходит в себя уже кто-то из наших - вот устроили фокус с пивом и рулькой и проверка и приятное камраду сделать. А, вообще, не пугайся, непривычно, конечно, но в целом неплохо. Местные готовы толпами умирать ради победы. После очередной речи Геббельса очередь выстраивается из желающих стать живыми бомбами. Йозеф, кстати, лучше всех устроился: он как узнал как работают местные СМИ и пропаганда, так его теперь от местных печатных машинок не оттащить. Местные красотки - единственное, на что отвлекается. Когда он понял, что тут можно завести гарем, так всех наших начал убеждать, что это и есть рай.
Гюнтер понимающе усмехнулся. А рейхсфюрер продолжал:
А вот Фрейтага реально жалко. Он когда свой новый контингент увидел, рыдал целый день, кричал, что так больше не может, и даже повеситься пытался, чтобы теперь уже наверняка. Только тем и отговорили, что в следующий раз могут вообще какие-нибудь зулусы достаться. Но, знаешь, тоже устроился. Когда к нему пришла делегация подчиненных с предложением всё бросить и бежать (оба собеседника хихикнули), он завопил Николи знову, всех повязал и неделю приставал к нам с просьбой какие бы ещё пытки придумать. Зато, когда понял, что ему за все это ничего не будет, оттаял, взял себе псевдоним Абу Укри и под Мосулом отдыхает, у него теперь по любому поводу присказка - "ну хоть сало не едят".
А сам? - Показал пальцем вверх Гюнтер.
Пока нет, - понимающе кивнул собеседник: - Но ждём. И лучше бы он не задерживался. Чувствую, скоро придёт время в Фатерланд возвращаться, в Кёльн, наверное... Смешно, конечно, некоторые наши рассказывали как в 45-м в непонятном виде чёрт-знает куда из Рейха бежали, а теперь в непонятном виде чёрт-знает откуда вернёмся.
А почему? - удивился Гюнтер.
Гиммлер поморщился:
Шелленберг, шельма, уверяет, что у Дамаске в госпитале в палаты к местным арабам, что против нас воюют, в последнее время стали часто приносить стакан водки с огурцом.