Чтобы убедиться в этом, не нужно далеко ходить - достаточно взять в руки свой ненаглядный гаджет и, устроившись поудобнее, потратить немного времени на чтение очередной захватывающей истории от мужественного романтика Алексея Гвоздарёва.
Дело в том, что великолепный рассказчик, обладал ещё и отменным чувством юмора. По-видимому, это передалось ему от отца.
Люди моего поколения должны хорошо помнить, как обожали советские мальчишки 70-х и 80-х годов прошлого века, обсуждать художественные киноленты о войне (гражданской и Великой Отечественной) и особенно, о разведчиках. Каждый школьник, мысленно отождествлял себя с воображаемым героем и, вдоволь пофантазировав, искренне сожалел, что ему не довелось стать участником тех легендарных событий, изменивших ход новейшей истории.
Именно поэтому, выйдя июльским вечером во двор и по праву заняв своё почётное место в центре скамейки, прославленный "романист" ещё долго колебался, решая - какому фильму отдать предпочтение.
Все понимали, что задача эта не из лёгких, ведь многие известные в ту пору картины, являясь настоящими шедеврами, были достойны рассмотрения, однако Лёха изначально наметил и озвучил собственный список, включавший в себя три ленты: "Неуловимые мстители", с крылатой ключевой фразой: "Ку-ку, Гриня!", затем "Ожидание полковника Шалыгина", с эффектным философским изречением: "Терпеть ненавижу!", ну и "Семнадцать мгновений весны", с коронной запоминающейся просьбой: "А вас, Штирлиц, я попрошу остаться".
Впрочем, сомнения скоро рассеялись и под одобрительные возгласы ребят, он остановился на телесериале про разведчика Исаева.
Демонстрируя выдающиеся ораторские способности, Алексей умел мастерски приукрасить любой, даже самый малозначительный эпизод, причём делал это так складно, что мы от души смеялись не только до слёз, но и до боли в животе, выбегая подчас за пределы беседки в поисках "туалета".
Вдобавок, когда Гвоздик, с присущим ему спокойствием, говорил о самых забавных вещах, его лицо, будто нарочно, принимало излишне серьёзное выражение, и это само по себе, вызывало длительные приступы хохота у пацанов.
Зачастую, логические рассуждения комсомольца становились столь уморительны, что по мнению подавляющего большинства школьников, яркие и незабываемые Лёхины выступления, начали напоминать трансляции юмористических концертов из телестудии Останкино: безраздельно завладев нашим вниманием, он смешил друзей и знакомых ничуть не хуже таких корифеев разговорного жанра, как Райкин, Карцев, или Петросян.
Кроме того, мы слушали потрясающее "Гвоздик-шоу" совершенно бесплатно и могли по ходу повествования, задавать интересующие нас вопросы, в результате чего, его речь, из монолога моментально превращалась в диалог, временами плавно переходящий в "жаркий" всеобщий диспут.
Бьюсь об заклад, если бы Юлиан Семёнов имел хотя бы малейшее представление о том, о чём рассказывал нам Лёха, то несомненно, пригласил бы его к себе - как минимум в качестве помощника консультанта, а то и соавтора сценария.
И, чем чёрт не шутит, может быть вдвоём, у них получилось бы придумать, написать и отправить режиссёру фильма, дополнительное "восемнадцатое мгновение", ибо "семнадцатое" закончилось тем, что товарищ Юстас нашёл в себе силы вернуться в Берлин и продолжить свою нелёгкую работу.
Как уже было сказано, меня неизменно восхищало Лёхино умение придать, казалось бы, пустяковой сцене, судьбоносное значение.
Иногда, в ходе живого обсуждения, эрудированный комсомолец делал неоднозначные выводы, в основном опираясь на сведения из когда-то прочитанных им статей, очерков и иных публикаций о роли разведки в годы Второй мировой войны, напечатанных в разное время в крупных советских журналах и периодических многотиражных газетах: "Правде", "Известиях" и "Комсомолке".
Другим дополнительным источником информации, очевидно, служили некоторые избранные книги о бывших разведчиках-нелегалах, выпущенные издательством АПН (Агентства печати Новости).
При этом, Гвоздик настолько виртуозно манипулировал действительными фактами, что невозможно было понять, где правда, а где вымысел.
С его слов получалось, что гениальный резидент, полковник Максим Максимович Исаев (на роль которого претендовали реальные исторические персонажи - Вилли Леман, Рудольф Абель, Роланд Фрейслер, Рудольф Рёсслер и даже гауляйтер Эрих Кох), наносил немцами колоссальный урон, не только тем, что передавал секретные разведданные Москве.
Имеющаяся у штандартенфюрера склонность к уединению и размышлению, почти всегда имела свои причины: нередко, пребывая в хорошем расположении духа, Максимыч вынашивал каверзные планы, намереваясь "разрушить" отлаженную немецкую систему изнутри, причём опасность он встречал невозмутимо, а мерзкие проделки совершал с лихостью и азартом.
Лёха сказал, что и сейчас, спустя сорок лет, трудно представить себе истинные масштабы вероломства товарища Юстаса, о пакостях которого не знал никто - ни Сталин, ни Берия, ни товарищ Алекс, ни его шеф, глава внешней разведки - Вальтер Шелленберг.
Наделённый богатым воображением, штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц, на свой страх и риск, с дьявольским коварством строил козни исключительно высокопоставленным сотрудникам Главного управления имперской безопасности (РСХА), оставаясь при этом совершенно незамеченным.
К тому же, после успешного выполнения задания Москвы, результатом которого явился срыв сепаратных переговоров между Даллесом и Вольфом в Швейцарии, никаких особых дел у него не было: в своём загородном доме он по-прежнему пил армянский коньяк, курил хорошие сигареты, играл на рояле, по праздникам пёк в камине картошку и даже, втайне от всех, раз в неделю, встречался с молодой и симпатичной машинисткой Габи Набель (они допоздна резались в карты и шахматы).
Помнится, именно Лёха, впервые высказал тогда смелое предположение о том, что неизвестно ещё, какой вред, наносимый товарищем Юстасом Третьему рейху, был более значимым - его агентурные донесения, или же дерзкие преступные "шалости" внутри РСХА.
В любом случае, выходки полковника Исаева превосходили всё, что только может породить самая изощрённая фантазия: ни хладнокровное убийство на природе, доверчивого агента-провокатора Клауса, сопровождавшееся эффектным падением последнего в холодный весенний водоём, ни тем более, болезненный удар бутылкой по голове наивного подстрекателя Холтоффа - и близко не могли с ними сравниться!
Закончив занимательный пролог, Лёха начинал с того, что вспоминал наугад какой-нибудь интересный эпизод из телевизионного фильма, а затем, терпеливо объясняя нам его глубинную суть, лихо "закручивал" сюжет до неузнаваемости.
Отмечу, что в тот вечер, "романист" взялся за "разбор" культового сериала, в несвойственной для себя манере: сперва он задавался вопросом, а потом, сам же на него и отвечал!
Дословно воспроизвести весь рассказ талантливого комсомольца, теперь уже, конечно, невозможно - прошло несколько десятилетий, и многое позабыто.
Но я всё-таки постараюсь донести до вас самые трепетные моменты, не искажая заложенный в них, смысл.
Для удобства читателей, я решил поделить эту забавную историю на две небольшие и взаимосвязанные между собой, увлекательные части, одна из которых будет называться - диктофон "Сименс", а другая - "Шифровка".
Часть 1. Диктофон "Сименс"
- Пацаны, а помните тот офигенный карманный диктофон, на который Штирлиц тайком записал свой разговор с партайгеноссе Борманом, катаясь с ним по городу на его служебной машине? - неожиданно начал Гвоздик.
Мы хором отвечали, что да, конечно помним, потому что каждый хотел иметь подобный.
Отметив (к нашему горькому разочарованию), что звукозаписывающие приборы таких габаритов, ещё не могли выпускаться в годы Второй мировой войны, Леха уверенно заявил следующее: во время съёмок фильма использовался советский диктофон "Электроника", образца 1967 года, на который умельцы-реквизиторы из киностудии им. М. Горького, ловко прилепили этикетку с надписью "Сименс".
И тут уж ничего не поделаешь! Кино есть кино!
Однако, наши печали быстро улетучились, когда он стал детально объяснять, каким образом ещё, помимо шпионской и иной оперативной (разведывательной) деятельности, применял это замечательное электронное устройство, находчивый Штирлиц.
Надо сказать, что Максим Максимович любил риск. Во всяком случае, на него никак не влияли ни время, ни место, ни опасное общество офицеров СС и СД под боком.
По словам Гвоздика, "весёлая" звуковая эпопея началась примерно месяц назад: беседуя с Борманом из комнаты правительственной связи, Штирлиц случайно заметил лежавший на столе (а не там, где ему положено быть - в запертом железном сейфе), отпечатанный секретный список всех телефонов верхушки рейха - домашних и служебных, который он, не раздумывая и без угрызений совести, стащил у забывчивых связистов.
Сложив документ вчетверо, разведчик быстро засунул его во внутренний карман своего кителя.
А вот что происходило после.
Шалун Исаев звонил из своего загородного дома Генриху Гиммлеру и одновременно подносил к трубке упомянутый диктофон, предварительно установив рычажок переключателя на максимальный уровень записи.
Ничего не подозревающий рейхсфюрер брал трубку и произносил: "Здесь Гиммлер", а потом два раза, более громко и отчётливо: "Слушаю Вас, говорите!"
Записав эти нехитрые словечки на магнитную ленту, Штирлиц звонил начальнику имперской безопасности, тот отвечал: "Здесь Кальтенбруннер..."
И дальше, действуя по аналогии, обзванивал остальных партийных деятелей.
На следующий день, закрывшись на ключ в своём кабинете, товарищ Юстас смело набирал номер другого Генриха - Мюллера и после его отклика: "Мюллер слушает", быстро приставлял диктофон к микрофону и ненадолго включал лишь начало упомянутой записи: "Здесь Гиммлер..." а потом отводил руку в сторону и тихонько выключал диктофон, но трубку не клал.
Всякий раз, покрывшийся испариной Мюллер, в течении трёх-четырёх минут напрягал слух и ждал дальнейших указаний, пребывая в стрессовом состоянии.
Но Гиммлер издевательски молчал! Потом связь внезапно обрывалась.
И так повторялось по пять или шесть раз, за сутки!
Когда он осторожно навёл справки, то оказалось, что в тот день, рейхсфюреру вообще не было до него никакого дела!
Всё это казалось странным, чертовски странным!
Дошло до того, что у Мюллера случился нервный срыв - стоило ему теперь услышать любой телефонный звонок, как он не мог нормально работать и поспешно принимал таблетку импортного (датского) успокоительного.
Через неделю, ситуация полностью вышла из-под контроля группенфюрера. Сидя за рабочим столом и попивая небольшими глотками любимую деревенскую водку, перелитую им для удобства, в стандартную стеклянную "чекушку" из-под заводского шнапса, Генрих частенько задумывался о парадоксе ситуации - кругом столько людей - и ни один (кроме него самого) ничего не видел, не слышал и не знал!
Его раздражение росло вместе с желанием поймать "проказника" с поличным: либо в момент начала, либо в ходе продолжения, или же, сразу после окончания телефонного "разговора", а заодно доказать этим добропорядочным тупицам из СС и СД свою правоту и то, что он не сошёл с ума.
Отчаявшись, Мюллер хотел уже отправить секретаря Шольца в ближайший магазин электротехники - купить двести метров гибкого двужильного электрического кабеля, для последующего использования его в качестве удлиннителя, чтобы иметь возможность носиться с телефоном в руках по этажам здания РСХА, внезапно и без предупреждения заглядывая в кабинет к каждому руководителю, чей голос доносился из трубки, дабы невзирая на должности и звания, вычислить и пристыдить подлеца, но поразмыслив, быстро от этой идеи отказался, опасаясь, что его, чего доброго, и правда примут за душевнобольного!
Создавшаяся в гестапо, нервозная обстановка, чем-то смахивала на сюжет из популярного советского анекдота про Сталина, который от нечего делать, названивал в три часа ночи друзьям и соратникам из ЦК и, вежливо осведомившись об их здоровье и самочувствии, желал им "спокойной" ночи. Потом, повесив телефонную трубку и поглаживая пышные усы, довольный и ухмыляющийся Коба, задумчиво произносил вслух: "Кому бы ещё...пожелать спокойной ночи?"
Также, начитанный Гвоздик сделал немаловажное уточнение о том, что реальный Мюллер был похож на актёра Броневого, с точностью до наоборот, представляя собой более высокого и более молодого, худощавого брюнета, с горбатым носом.
Дальше - больше! Не зря говорят - аппетит приходит во время еды!
Максимычу настолько понравилось "дурачить" верхушку рейха, что он не поленился и исколесил весь Берлин в поисках имитатора голосов, собираясь записать на диктофон, несколько типовых расхожих фраз!
Наконец, через знакомых (друзей-агентов), он нашёл пожилого пародиста - бывшего актёра столичного австрийского театра по фамилии Рихтер, придерживающегося антифашистских взглядов и нуждавшегося в деньгах, а тот, недолго потренировавшись, всего за двести рейхсмарок, надиктовал ему под запись, голосами Гитлера, Гиммлера, Бормана, Кальтенбруннера, Вольфа и Мюллера, около четырёх десятков различных словосочетаний со всевозможными вариациями окончаний.
Вначале это были вполне безобидные: "Приветствую, дружище!", "Зайдите ко мне!", "Я занят, перезвоните через час", "Совещание ровно в десять", "Подготовьте мне отчёт", "Доложите, как положено!", "Поторопитесь", "Вас срочно вызывает фюрер" и прочие.
Следом шли фразы, выражающие своей интонацией, явное недовольство: "Где вас черти носят?", "Куда вы дели секретные документы...?", "Хватит врать...!", "Не валяйте дурака...!", "Немедленно поезжайте на явочную квартиру...!", "Сдать оружие и удостоверение!", "Кто вам разрешил курить в кабинете?", "Почему вы отпустили испанского лётчика...?", "Зачем вы сказали фюреру, что это я отдал приказ..." и тому подобное.
Под конец звучали откровенно ругательные, типа: "Подонок!", "Мразь!", "Курва!", "Скотина!", "Паскуда!", "Пошёл вон, болван!", "Расстрелять!", "Ах ты, дрянь такая!", "Замолчи, сволочь!", "Грязная немецкая свинья!" и так далее.
Естественно, к ним, по мере надобности, добавлялись соответствующие имена - Адольф, Генрих, Мартин, Эрнст и Карл, а также другие, наиболее подходящие по смыслу, слова и термины, чаще всего употребляемые при осуществлении разведывательной и контрразведывательной деятельности.
Одно высказывание, завершавшее солидную подборку, было и вовсе из ряда вон выходящим - именно потому, что произносилось на немецком языке: "Встать, сука, когда с тобой офицер Красной Армии разговаривает!"
Товарищ Юстас всерьёз подумывал и над тем, стоит ли добавить в этот список, универсальную пораженческую фразу: "Гитлер капутт!", но потом, оценив все "за" и "против", окончательно отказался. Видимо, опытный разведчик посчитал, что это уже перебор.
Тем не менее, на "десерт", в невероятной аудиоколлекции Штирлица имелся голос личного "друга" фюрера, известного советского диктора Левитана, произносящего триумфальные слова, которыми завершались ежедневно читаемые им по радио, сводки с фронтов: "Враг будет разбит, победа будет за нами!", - эту запись он сделал совершенно случайно в праздничный день - 23 февраля, настроив свой приёмник на радиостанцию, вещавшую из Москвы.
Взяв на время со склада технического оборудования СД, второй такой же диктофон, он потратил не один час и вскоре изготовил у себя дома превосходную, качественную "аудионарезку".
Усевшись отдыхать в кресло-качалку и устремив свой взор на коробку с сардинами в оливковом масле, которую он обещал передать агенту Клаусу, чей мозг испытывал острую нехватку фосфора, полковник Исаев с нетерпением ждал подходящего случая, чтобы преподнести врагам советской власти, незабываемый сюрприз...
Часть 2. "Шифровка"
Другим развлечением Юстаса, были приколы с подкидыванием в укромных местах, внутри здания РСХА, разного рода, "липовых" шифровок.
И дело здесь, по-видимому, не ограничивалось одним лишь желанием, нагло и цинично пошутить.
Лёха сказал, что таким образом, штандартенфюрер хотел лично "отомстить" нацистам за гибель своего незадачливого связника - профессора Вернера Плейшнера, который, как известно, надкусив капсулу с ядом, выпрыгнул из окна дома на Цветочной улице, с ужасом осознав, что совершил роковую ошибку.
Вскоре, получив из СССР по каналу "Эльбрус", пачку дорогих папирос "Герцеговина Флор" и советскую школьную тетрадь в "клеточку", Штирлиц, взятыми у фрау Заурих, острыми маникюрными ножницами, аккуратно разрезал тетрадный лист на шестнадцать прямоугольных кусочков, размером примерно четыре на пять сантиметров.
Выбрав один из них, он коряво набросал левой рукой и красными "пролетарскими" чернилами, что называется "от балды", несколько колонок произвольно выдуманных им четырёхзначных цифр, якобы это текст зашифрованного донесения.
Затем, заливаясь от смеха, Исаев написал на обратной стороне листка, два слова по-русски: "Совершенно секретно" и свернул кусок бумаги с "ценной" информацией, трубочкой.
Чтобы ещё больше запутать ищеек тайной государственной полиции, Максимыч, как обычно, вытряхнул из папиросы табак и, перегнув трубочку пополам, небрежно засунул туда свежеизготовленный документ, причём специально сделал это таким образом, чтобы часть шифровки немного вылезала за края папиросной бумаги.
И вот, однажды утром, медленно проходя мимо кабинета начальника гестапо и внимательно оглядевшись по сторонам, он незаметно подбросил "хитрую маляву", под дверь группенфюрера СС. Иными словами, "запустил дурочку".
Первым наткнулся на документ, озадаченный помощник Мюллера, который приходил на работу чуть раньше своего босса.
Спустя десять минут, Шольц уже докладывал шефу о загадочной шифровке.
По указанию Генриха, папиросу и бумагу из тетрадки, тотчас отдали для проверки лучшим экспертам-криминалистам IV управления РСХА - естественно, изделия оказались советскими, то есть подлинными.
Потирая руки, радостный группенфюрер не стал докладывать высшему руководству рейха о важной находке (его бы ежедневно торопили с результатами) и втайне от всех, самостоятельно направил документ для дешифровки.
Но радоваться, собственно говоря, было нечему - здесь-то и начались настоящие проблемы.
Как-то раз, будучи на вечеринке у Шелленберга, грустный и как всегда, не выспавшийся Мюллер, пожаловался коллеге Вальтеру о том, что прошло уже почти две недели, а расшифровать содержание некой таинственной записки, случайно обнаруженной их ведомством, никак не удаётся.
Лучшие дешифровальщики днями и ночами ломали голову над замысловатыми цифровыми комбинациями - и всё безрезультатно!
Как и полагается, сперва бригадефюрер немного посочувствовал Мюллеру, но потом, решив взбодрить его, неожиданно бросил язвительное замечание: "Тряпка ты, а не начальник гестапо! Хватит скулить, иди работай!"
В эту минуту, стоявший рядом с бокалом шампанского, Штирлиц, едва не "прокололся".
Он успел вовремя отвернуться от Генриха, якобы разглядывая висевшую на стене, редкую картину голландского живописца, а сам, сотрясаясь всем телом, с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться.
История с шифровкой, наводила Мюллера на следующую мысль: либо кто-то из офицеров СС или СД, по причине преступного ротозейства, случайно выронил чьё-то чужое агентурное донесение, либо же в их рядах завёлся подлый предатель, возможно даже резидент русской разведки, который по халатности потерял собственное донесение - действительно, кому придёт в голову что-нибудь другое?
В любом случае - думал Генрих - теперь никто уже не признается!
Поэтому, назначив официальное служебное расследование, он дожидался подтверждения своей гипотезы о русском резиденте, в которую верил всё больше.
Прикинув так и эдак, Мюллер решил поступить следующим образом: надо негласно положить шифровку на то же место, где её обнаружил Шольц и терпеливо ждать, устроив засаду и установив миниатюрный дверной глазок в кабинете напротив, наблюдая за всеми проходящими по коридору сотрудниками, на предмет того - кто первый нагнётся и поднимет папиросу с агентурным донесением с пола - тот и есть изменник!
Но на это вряд ли стоило надеяться, потому что уже на следующий день, ровно в 9.00, озорник Исаев приступил к реализации своего гнусного плана с диктофоном.
Если быть точным, то не прошло и пяти минут, как в рабочем кабинете Генриха раздался очередной телефонный звонок.
По выражению Лёхи, весь дальнейший диалог высших чинов рейха, напоминал короткую незавершённую пьесу с печальным концом.
Г р у п п е н ф ю р е р. Мюллер слушает!
Г о л о с. Приветствую, дружище! Это Эрнст.
Г р у п п е н ф ю р е р. Слушаю вас (он узнал голос Кальтенбруннера).
Г о л о с. Куда вы дели секретные документы по делу физика Рунге?
Г р у п п е н ф ю р е р. Я сдал их в архив ещё в прошлом месяце, а что?
Г о л о с. Хватит врать, Мюллер! Вы подонок! А я ещё эту паскуду коньяком угощал!
Г р у п п е н ф ю р е р. ...?!
Г о л о с. Зачем вы сказали фюреру и Шелленбергу, что это я отдал приказ взять под "колпак" Штирлица?
Г р у п п е н ф ю р е р. Я не говорил...
Г о л о с. Врёшь, скотина! Грязная немецкая свинья! Сдать оружие и удостоверение!
Г р у п п е н ф ю р е р. Как вы смеете говорить со мной таким тоном?
Г о л о с. Замолчи, сволочь! Кто утаил от меня папиросу с русской шифровкой, а ? Ах ты, дрянь такая! Расстрелять!
Далее послышался непонятный щелчок, за которым последовали гудки.
Вскоре опять кто-то позвонил, теперь по внутреннему телефону.
Но Мюллера будто подменили. С трясущимися руками, он бегал по кабинету взад и вперёд, яростно обрывая телефонные провода у всех без исключения аппаратов и бормоча что-то невнятное.
Его шея покрылась красными пятнами, словно от укусов пчёл, а на перекошенном лице проступил зловещий багровый оттенок.
Когда с проводами было покончено, Генрих вдруг остановился, как бы поражённый пришедшей в голову мыслью, отчего на мгновение воцарилась тишина, но потом развернулся и стремительно выбежал в коридор.
О том, что за этим последовало, в гестапо не любят вспоминать.
Среди изложенных версий, наиболее убедительным представляется изложенный в рапорте, письменный рассказ давнего приятеля Штирлица - одноглазого оберштурмбанфюрера СС, Курта Айсмана (которого в четвёртом управлении, все называли "пират"), случайно оказавшегося в тот день на приёме у начальника РСХА по личному вопросу - ему по ошибке урезали заработную плату.
Пират первый услышал непонятную возню и дерзкую (с использованием ненормативной лексики) перепалку Мюллера с немолодым адьютантом, доносившиеся из приёмной: по его словам, это было нечто из ряда вон выходящее и совершенно не поддающееся определению.
Затем, бесцеремонно ворвавшись в кабинет и не обращая внимания на Айсмана, взбешённый Мюллер быстро подбежал к дубовому столу, за которым сидел Кальтенбруннер и с криком: "Я тебе покажу, кто из нас грязная немецкая свинья!", пальцами правой руки, грубо схватил Эрнста за ушную раковину и принялся безжалостно крутить его левую мочку "по часовой стрелке"!
Ошеломлённый обергруппенфюрер СС (в молодости, чемпион Австро-Венгрии то ли по боксу, то ли по греко-римской борьбе), чьё самолюбие было не на шутку задето, издал отчаянный вопль, затем резко вскочил со стула и замахнувшись, со всей силы ударил старину Генриха кулаком в подбородок, отчего тот рухнул на пол, будто мешок с застывшим цементом.
Ровно через двенадцать секунд, очнувшийся после нокаута и открывший сначала левый, а затем правый глаз, Мюллер, попытался подняться.
Сдавленно прошипев: "Убью!", он начал доставать из кожаной кобуры наградной пистолет, однако его мигом скрутили прибежавшие с этажа, дежурившие охранники.
Со стороны это выглядело невероятно, эффект был поразительный!
Но, как справедливо заметил Гвоздик, самый большой ущерб понесла не пунцовая (словно у провинившегося школяра-второгодника) ушная раковина, а нежная и ранимая душа Кальтенбруннера - этого зрелища он не мог забыть никогда и поэтому немедленно отдал приказ - арестовать "помешавшегося умом предателя Генриха".
Короче говоря, спустя несколько минут, Мюллер угодил прямиком в ту самую камеру подвала гестапо, куда ещё совсем недавно, он негласно приводил Штирлица, настойчиво намекая ему честно признаться в том, что он и есть русский резидент!
Присев на жёсткую металлическую кровать и удручающе поглядывая на лежавшие рядом шприцы, иглы, крючья и плоскогубцы, используемые для пыток и устрашения заключённых, группенфюрер лихорадочно искал выход из тупика, предаваясь самым фантастическим размышлениям.
И в этом вихре проносившихся в голове, сказочных образов, то и дело появлялся и исчезал силуэт улыбающейся беглянки, несгибаемой радистки Кэт - Мюллеру мерещилось, что она издевательски показывает генералу СС не только комбинацию из трёх пальцев, но и язык!
Написав собственноручное объяснение на имя фюрера, Генрих чистосердечно раскаялся в содеянном и подробно изложил своё видение произошедшего, после чего, спустя трое суток, его освободили из заточения и вернули огнестрельное оружие.
Все сошлись в одном: причиной, побудившей группенфюрера совершить этот постыдный хулиганский поступок, явилось внезапно возникшее, сильное душевное волнение, вызванное накопившейся усталостью и хроническим недосыпанием, а не какими-то там (как ошибочно считал сам арестант) "знакомыми недружелюбными голосами в телефонной трубке", чрезмерно травмирующими его психику.
Не стоило даже пробовать просить прощения у Кальтенбруннера - обидчивый и злопамятный Эрнст всё равно бы не простил.
Теперь кажется, до него дошло главное: ему пришлось столкнуться лицом к лицу с хитрым и опасным противником, чьё умение и интеллект, он, к сожалению, недооценил.
Однако, делать нечего - надо продолжать поиски. Но как?
Понимая, что в одиночку эту загадку не разгадать, Мюллер, вняв ценному совету Айсмана, решил обратиться за помощью...к Штирлицу!
И пока наш фантазёр и мечтатель Гвоздик, делал свой обычный перекур, вся беседка сотрясалась от громкого хохота - устроив бурную овацию, пацаны, не стесняясь в выражениях, наперебой спорили о том, какую именно "помощь" окажет коллеге Генриху, новоиспечённый Герой Советского Союза, удалой полковник Максим Максимович Исаев...