Ему вновь снился сон. Один и тот же. Без изменений на протяжении стольких лет. Он помнил каждую мелкую деталь этого сна. Вот он лежит, прижавшись к сырой земле окопа. В ушах заложило. Но сквозь писк, застилавший остальные звуки, издали слышен голос командира: "Вперед! В атаку! За родину!".
Он поднимается. Впереди дым. Падают товарищи, бегущие рядом. И ему хочется упасть вместе с ними. Внезапно все прерывается. Наступает темнота, которую развеивает приятный и теплый свет больничной палаты. Он в госпитале. А рядом - она. Он знает, что сон скоро прервется. Но даже во сне пытается отодвинуть этот момент, чтобы насладиться ее лицом. Сестричка. Молоденькая и красивая до невозможности. Казалось, что вся палата ухлестывает за ней, включая безногих и незрячих, но сестричка выбрала его. Его - немолодого уже бойца Красной Армии, с исполосованным лицом и душой. Он даже не говорил с ней толком, но знал - вот оно, то самое чувство, о котором он читал в книгах. Сейчас..Он протянул руку. Сейчас все закончится...Нет! Нет..Он тянется, вот уже близко ее плечо, но сон прерывается.
Громкий стук в дверь окончательно тушит остатки сна.
- Дед! Открой, это я, Макс, - за дверью слышен голос внука.
Старик взглянул на время - половина первого. Макс уже два дня не ночевал дома, и его возращение в столь ранний для молодого человека час, удивило старика. Обычно Макс шлялся неделями.
- Ну чего ты там, уснул что ли, старичелло? - послышался еще один нетерпеливый голос. Это был максов дружок - Никита. То еще чучело.
Старик медленно приподнялся, вдел ноги в тапки и поковылял к двери. Идти было трудно. Трость, подаренная командиром после ранения, куда-то пропала. Старик подозревал, что это дело рук Макса, но молчал.
Подойдя к двери, он отодвинул цепочку и открыл засов. Тут же его едва не сшибли с ног два бугая. Макс и Никита.
Макс, не снимая обуви, прошел на кухню. Никита, также не удосужившись оставить обувь на входе, прошел в зал и плюхнулся на кресло, в котором только что дремал старик.
- Дед, есть че пожрать, а? Два дня ничего не ели, мля.
Старик медленно прошел в кухню.
- Посмотри в холодильнике, там колбаса должна быть.
Он сел на табурет, который смастерил сам. Взглянул на внука. Рожа у того была оловянная от бесконечного пьянства. Далеко посаженные глаза и крючковатый нос делали Макса похожим на акулу. Руки в наколках. В том месте, где обычно берут кровь - небольшой грязный пластырь. Старик смотрел на Макса, но ничего при этом не чувствовал. Внук был для него неизбежным соседом. Только и всего.
- Где ты был? - задал он свой обычный вопрос, доставая папиросы.
Макс уже проглотил половину колбасы и заедал ее не самым свежим хлебом. Набитый рот, тем не менее, не мешал ему быстро отвечать:
- Так, мотались с Некитом по одному делу. Суки мусорские чуть не подловили. Короче, дед, деньги нужны. Есть у тебя?
Старик отложил папиросу.
- Максим, откуда ж у меня деньги? Пенсия нескоро, а то, что было, я тебе все давно отдал.
- А на что ж ты живешь? - грубо спросил Никита, пройдя к Макс и забирая из его рук недоеденный кусок колбасы.
Старик смутился:
- Так, подрабатываю. Там починю, тут исправлю, залатаю. Руки еще годятся для работы.
Макс с Никитой переглянулись.
- Это хорошо, - сказал Макс. - Слышь, дед, - он подошел к окну. - А ордена-то твои на месте?
Никита положил руку на плечо старика и чуть надавил. Тот не стал сопротивляться и сел.
- Деньги нужны очень, - начал рубить фразы Максим. - Позарез. Если не отдадим сегодня, то все - либо загремим, либо...- тут он посмотрел на Никиту. - Либо нас закроют. Ты понимаешь?
- Понимать-то я понимаю, но ведь ордена...- старик жалостливо уставился на внука. - Я ведь воевал, младше тебя был лет на десять, когда на фронт ушел добровольцем. Я же не просто их получил, Максимушка. Я же кровь свою проливал, чтобы ты и твои друзья спокойно по земле ходили. Я же...
- Ой, вот только не надо этих "деды воевали", - перебил старика Никита. - Задолбали уже. Одно и то же. Деды воевали, деды кровь проливали. А кто тебя знает, старик, может, ты в окопе отсиживался или там ордена купил, а? И вообще, лучше было бы, если Германия победила. Сейчас бы жили, как они.
Старик вскочил. Красное от гнева лицо, глаза навыкате, искривленный рот. Он схватил папиросу и ткнул ею в лицо Никите.
- Пошли вон! - заорал он. - Оба!
Дед еще не успел заметить изумления на глазах у внука, как страшный удар в нос повалил его на пол. Это бил Никита. Потом удар ногой в живот. Старик согнулся пополам. Никита подскочил к деду, схватил его за грудки и встряхнул:
- Ах, ты гнида! Я тебе покажу, пошли вон! Где ордена?! - проорал он в лицо старику, забрызгивая того слюной.
- Фашист...- прошептал дед и получил еще один удар. На этот раз от внука.
- Гребаный старик! - процедил Макс и брезгливо отпустил деда на пол. Потом обратился к Никите. - Ничего, ща, мля, поищем и найдем быстро.
Перешагнув через лежащего без чувств старика, они быстро прошли в зал и принялись рыться в вещах.
Старик ничего не чувствовал. Ему вновь снился сон. Тот самый. И сегодня, он был уверен в этом, этот сон не закончится. Продлится именно до того момента, который ждал старик всю свою жизнь. Он снова лежал в госпитале. Рядом вновь она. Сестричка. Еще красивее, чем во всех предыдущих снах. Он протянул руку. И коснулся ее плеча. Но тут же ее одернул. Сестричка была горячая, как только закипевший чайник. Он попробовал еще раз, но на этот раз жар, казалось, был еще сильнее. Вдруг, лицо сестрички стало плавиться. Оно продолжало улыбаться, но уже плыло, разделяясь на части. Старик взглянул на свою руку и видел, как с нее медленно сползает кожа, обнажая человеческое мясо. Он огляделся - вокруг все пылало. Последним, что услышал старик, были быстрые слова родного внука:
- Давай-давай, уходим, ща разгорится все. Ордена взял? Канистру не забудь. Бежим.