Действуя от имени импортного олигарха, Мортимер быстро выкупил у южан приобретенные ими активы. По близким к московским ценам, но всё же не по московским. Ему помогали биороботы самого бандитского вида со страшенными бицепсами и чугунными челюстями. Стоило такому бандюге посмотреть на ростовщика своими оловянными глазками, как тот, сам далеко не маленький и крутой до омерзения, моментально сдавался.
Следующим маневром была депортация южан из города, что желтой прессой было немедленно раздуто до вселенских масштабов. Тут же последовало осуждение данного шага представителями Евросоюза, а железобетонная Америка своим решением аннулировала выселение, как противоречащее мировым стандартам, и потребовала выдачи Мортимера органам правосудия США.
Он, конечно, не поехал, так дело и заглохло.
Разумеется, в вопросе с южанами Мортимер мог бы действовать другими методами, более для себя привычными, когда человек со вздыбленными от ужаса волосами сам отдаёт награбленное, а затем с лошадиным топотом удирает. Этого делать было нельзя, всё должно было происходить в рамках закона. Депортация малость отступала от закона, южане сняли жилье и интенсивно осваивали местные рынки, заваливая город турецкими помидорами. Никаких правил они не нарушали, а то, что помидоры эти даже под густой белорусской сметаной оставались травой, не их вина. (Поэтому жители покупали только то, что произрастало в Волшебном лесу - свежее, сочное, неимоверно вкусное и очень дешевое).
Но торгаши были позавчерашним днем, ненужным спесивым балластом, городу требовались молодые гении, а они-то как раз были на подходе - те самые молодые ученые, которые слушали Мортимера на конференции в Праге.
Их было немного, человек пять со всего света, попавших в Прагу совершенно случайно, так как никакая это была не конференция, а сами знаете что, но лиха беда начало.
И их нужно было где-то на первых порах расселить. Затем расселить следующих, потом следующих, а Планзейгер между тем со страшной скоростью будет возводить очередные дома-дворцы, только успевай договариваться о новых землях. Короче, ужас что намечалось...
У Леры была ладанка, и младший Иеремия засыпал в нее содержимое кулечка и спрятал в укромное место на чердаке. Содержимое выглядело неаппетитно и пахло соответствующе, то-то Черемушкина, который носил пакетик в заднем кармане, порой доставала мимолётная вонь. И он думал, что у впереди идущего случился нежданчик. Если же он был один, то пенять оставалось на самого себя. Через пару часов содержимое ладанки должно было преобразиться: стать жёлтым и рассыпчатым, как песок в пустыне, и обрести благовоние.
Дергунов на втором этаже особняка только ночевал, вечера же проводил с Черемушкиным и Лерой, а то заруливал к Брызгаловым, у которых можно было узнать много интересного о прошлом Объекта. Точнее, можно было бы, если бы захотели рассказать, но они всё больше торчали во Всемирной Паутине, благо у каждого было по компьютеру, и до разговоров были неохочи. Младший как-то начал рассказывать про секретный порошок, но на втором уже предложении замялся, потерял к разговору интерес и ушёл с ушами в Интернет, который запросто заменял Большой Мир.
- Что, Лёшенька, в Москву не тянет? - однажды спросила Лера.
Он подумал и признался, что тут интереснее и голова не болит. А там частенько болела, воздух, наверное, плохой, да и злоупотребления всякие.
- Пивко? - уточнила она.
- И пивко тоже, - ответил он как тот батюшка.
Находиться с ней, умной рыжеволосой красавицей, в одном доме было большим испытанием. Недаром раньше ещё, в гостях у Небироса они схлестнулись с Васькой именно из-за неё, из-за Леры. Распетушились, городили чушь, то-то ей, поди, странно было на них смотреть. И Небирос, железный человек, тоже на неё положил глаз. Но тут не иначе вмешался Мортимер, другого объяснения нету. Небирос отпочковался.
А взять миллиардера Тарнеголета. Вроде уже старец, хотя и еврей, из которых активность так и прёт, но старец же. Прилепили его к Лере, она его повозила по магазинам, а в конце рабочего дня отвезла в гостиницу по уши в неё влюбленного.
Может, лучше было бы остаться в лечебнице и терпеливо ждать нужного часа?..
Вечером Иеремия младший с таинственным видом подошел к Лере и прошептал: "Пора". После чего повел на чердак.
Выудил из тайного, самого темного угла завернутую в красивую тряпочку ладанку, открыл её, понюхал, поворошил порошок пальцем и удовлетворенно сказал: "Готово. Теперь нужен кагор, только чтобы освященный".
- Найдется, - ответила Лера. - Из Храма Христа Спасителя.
- Тащи, - сказал мальчик. - Вот бы где побывать-то.
- О чем вопрос? Пятнадцать минут езды до Ленинского Проспекта, да до Кропоткинской двадцать, а там до Храма рукой подать.
- Я невыездной, Лерочка, - вздохнул Иеремия. - И чашку с ложкой прихвати...
Отсыпав в принесённую чашку половину содержимого ладанки, он призадумался.
Они сидели на каких-то ящиках, которых на каждом чердаке всегда завались.
- Как тебя звали в детстве? - спросила Лера.
Он бросил на неё косой взгляд.
- Можно я тебя буду называть Рэмом?
- Хоть горшком назови, - буркнул он и почесал вихрастый затылок.
- О чем задумался, Рэм? - весело спросила она. - Может, я помогу?
- Да вот думаю - хватит ли, - ответил он. - А вдруг мало? Никаких инструкций нет - всё на пальцах. Может, это начинает действовать при достижении какой-то критической массы, а может, можно добавлять - дискретно, то есть.
- Если сомневаешься, сыпь всё, - предложила Лера, отметив про себя, что мальчик не так прост.
- Экая ты хитрая, - сказал Иеремия. - Чтобы всё тебе одной. Может, кому-то ещё позарез нужно.
- Что это за штука такая? - спросила Лера.
- Я думал, Василий тебе говорил, - произнес Иеремия. - Этот порошок - эманация Серафимов. Что такое эманация знаешь?
- Цитирую энциклопедию, - сказал Иеремия. - Эманация - это истечение чего-либо откуда-либо, появление чего-либо в результате выделения из чего-либо более сложного; то, что возникло, появилось в результате такого истечения.
- Ты хочешь сказать, что на Объекте побывали Серафимы? - спросила Лера.
- Объект - их создание, - сказал Иеремия.
- Тогда где они?
Глава 2. Гомункулус
- Скорее всего, Объект выпал из их измерения и угодил точнёхонько под Знаменку, - ответил Иеремия. - Не спрашивай как - я в физике не силен.
- У нас есть физик, - промолвила Лера. - Его фамилия Мусатов. Расскажи ему об этом.
- Атеисту-то? - снисходительно произнёс Иеремия. - Засмеёт, заплюёт, лягнёт так, что дым из ушей повалит. Они, эти атеисты, дальше своего носа не видят.
- Атеисты бывают разные, - возразила Лера. - Мусатов, между прочим, вычислил, что под Знаменкой невесть откуда появился Объект. Между прочим, вернулся из Женевы в Москву, чтобы предупредить. Вот тебе и атеист.
- Ну, я не знаю, - неохотно пробормотал Иеремия. - Это всего лишь предположения.
- Так ты меня хочешь предположениями напоить? - с хитрецой спросила Лера, понимая, что на этот раз раскрутить Иеремию не удастся. - А вдруг отрава?
- Эх, ладно, - сказал Иеремия и выбухал в чашку остатки порошка, после чего добавил почти до краёв кагору и осторожно размешал серебряной ложкой. - Чур, я первый попробую, только ведь не впрок будет.
- Почему не впрок? - удивилась Лера. - Тебе не впрок, а мне впрок?
Иеремия отпил пару глотков и облизнулся. Глазки у него заблестели, щёчки зарумянились. Протянул ей чашку, дружески улыбнулся.
"Что я делаю?" - подумала Лера и медленно выцедила всю жидкость. Было вкусно, в голове зашумело, потом вдруг громкий щелчок, точно выключили рубильник, и она потеряла сознание.
Очнулась она уже в своей комнате, в своей кровати. В голове по-прежнему шумело, а глаза видели какие-то расплывчатые пятна.
Над нею склонилось одно из темных пятен, потом голос Василия произнёс:
- Чтоб мне лопнуть - смотрит. Ну, мать, напугала.
- Какая же я мать? - слабо возразила Лера. - Я девочка.
- Прости, - сказал он, поцеловал в щёчку, убрал со лба щекочущие волосы. - Как себя чувствуешь?
- Перед глазами плывёт, - ответила она. - Наверное, Рэм с дозировкой переборщил.
- Много не мало, - рассудительно произнёс Иеремия, который находился где-то сбоку. - Если сразу не окочурилась, значит выживешь.
- Спасибо, утешил, - вздохнула она. - Слово-то какое выбрал: "окочурилась". Вроде бы грамотный парень.
- Я нарочно, - признался Иеремия. - Чтобы переключилась и не думала о плохом.
- Психолог хренов, - проворчал Дергунов из левого угла, там, где стояло удобное кресло.
- Кто ещё тут? - спросила Лера.
- Я, - с готовностью отозвался Дергунов.
- Тебя я слышала.
- Ещё я, - сказал Иеремия старший. - Больше никого нету. А вот и Трезор. Ещё Трезор.
- Я градусник поставлю, - сказал Черемушкин. - Может, Мортимера вызвать?
- Нет, - немедленно возразил Иеремия младший. - Вы что, не понимаете? Возвращается то, что было утрачено, на это, батеньки, время нужно.
Иеремия старший хохотнул. Именно так, с "батеньками", он бы и сказал, но слышать это от пацана - увольте. Никак не мог привыкнуть, что малец - это он сам, относился к нему, как к младшему братику.
Стуча когтями по паркету, подошёл Трезор, задышал в ухо, лизнул в щеку.
Все собрались, все, все, все, как вокруг больной.
- Можете расходиться, - сказала Лера. - Я хочу спать...
Рано утром, стараясь не дышать, на цыпочках подошёл Черемушкин, оттопырив ухо, начал прислушиваться. Это было так смешно, что Лера захихикала.
- Как глаза? - спросил он.
Она вытаращилась, поморгала, потом сказала:
- Уже лучше, но с работой пока подожду. Предупреди Олега Павловича.
- Если спросит, - отозвался Черемушкин. - А специально не буду...
Где-то в девять утра, когда Черемушкин с Дергуновым, переговариваясь, ушли на работу, в дверь всунулся Иеремия младший и сказал:
- Ты спишь? Есть разговор.
- Давай, - отозвалась она, поворачиваясь к нему.
Он придвинул стул к кровати, сел.
- Я знаю - Мортимер тебе обо всем сказал, - произнёс он. - Поэтому для тебя не секрет, что жить ты можешь только в Знаменске. Как и я, только у меня никогда не было души. Я не божеское создание, искусственное, гомункулус. Слушай и не перебивай. Твоя душа ушла, но недалеко, и вот этот порошок, надеюсь, вернул её на место. В любой момент можешь уехать из Знаменска.
- Не наговаривай на себя, - сказала Лера. - Ну, какой ты гомункулус? Гомункулус - это коротышка из реторты, поганый злюка, человеконенавистник, а ты хороший парень. Порошка не пожалел. Сейчас я расплачусь.
По щеке её поползла слеза.
- Эй - эй, - насторожился он. - Ты это брось. Ты на жалость не бери. Я про себя всё знаю, мне древний человек рассказал. И про порошок, и про прошлое, и про Серафимов, так что не надо мне тут.
- Ладно, - сказала она, вытирая слезинку. - Что за древний человек?
- Должен же кто-то знать, - пробормотал он. - Дело было так...
Иеремия работал тогда на заводе, и ни о какой трансформации речи не было, потому что он был на хорошем счету. Память о прошлом напрочь отшибло, а настоящее начиналось с того, что он работал на подземном заводе и был далеко не последним. Довольно скоро от конвейера его перевели в бригадиры, потом сделали начальником участка.
Однажды он проснулся с новым знанием - бродильное дело, так это называлось. Откуда берётся новое знание, никто не знал, но это был знак, что ты чувак не простой, начальство приметило твои старания и собирается тебя повысить. Насчёт своего повышения, то есть куда, он тоже знал - во вновь открытую Галерею.
Но эта ночь была не так проста, также ему приснился древний человек, который объяснил, как его, древнего, найти. Это важно.
Сны для гомункулусов (будем их называть так) имели значимое значение, поскольку посылались крайне редко, и любое пожелание, идущее оттуда, воспринималось, как приказ. То есть, под козырёк. Но дело осложнялось тем, что древнего человека можно было найти, лишь перейдя жёлтую черту, а это категорически запрещалось, ибо за чертой действовало убийственное излучение.
Тем не менее, приказ есть приказ. На обеде Иеремия оправился не в столовую, а открыл дежурным ключом заднюю дверь и, пройдя мимо длинной череды специальных контейнеров, остановился перед этой магической чертой. Вот тут-то ретивое заколотилось, однако сразу возник извечный вопрос: если так страшна территория за чертой, то что мешает поставить здесь глухую стену? Нет, следи, чтобы никто не пересёк.
Вокруг никого не было, никто за ним не следил, боялись, наверное, лишний раз подходить к опасному месту.
Иеремия закрыл глаза и сделал шаг. И ничего не почувствовал, хотя грозный рубеж остался позади. Он побежал в темноту на слабый мерцающий огонёк, который возник сам по себе. Об этом огоньке предупреждал древний человек, значит сон был истинный. Пол был чистый, ровный, и Иеремия прибавил ходу, не хватало ещё опоздать с обеда.
Огонёк освещал закрытую дверь, не совсем обычную, деревянную или стальную, как всё было на заводе, а мягкую на ощупь, теплую, легко покалывающую пальцы, точно сквозь неё был пропущен слабый ток.
Глава 3. Древний человек
За дверью находилось большое и высокое хорошо освещённое помещение, уставленное непонятного назначения оборудованием весьма странного вида. Через секунду Иеремия понял, в чем странность: помещение предназначалось для великанов ростом под двадцать метров. Вот для них тут было самое то, всё по размерчику.
- Иеремия? - глухим низким голосом спросил кто-то пока невидимый. Непонятно было, откуда говорят.
Иеремия завертел головой и увидел, что из-за огромного черного пластикового шкафа выходит некто с вросшей в плечи головой, широченными плечами, одетый в полосатую разноцветную накидку, из-под которой торчат обросшие черными волосами босые смуглые ноги. В помещении было тепло, даже жарко, и чисто, поэтому можно было и босиком.
Через мгновение Иеремия увидел, что загорелое лицо незнакомца сплошь заросло бородой, доходящей до глаз, и что борода эта так широка, что напрочь скрывает шею.
- Почему не отвечаешь? - сказал человек. - Вижу, что Иеремия, но надо же отвечать, а то будто не я, а ты древний невоспитанный человек.
- Да, да, извините, - ответил Иеремия. - Он самый и есть. В смысле Иеремия.
- За воспитание двойка, - сказал человек, подходя и ощупывая его взглядом живых черных глаз. - Сразу к делу, потому как времени в обрез. Всё, что ты видишь, - широко повёл рукой, - осталось от Серафимов. Я называю это лабораторией, именно отсюда создавался Портал, Стеклянное море и прочее, что вошло в состав Объекта. Всё стандартно, всё отработано, но в один прекрасный миг происходит невероятное. Сбой ускорителя под Женевой вызывает сбой в ноосфере планеты, Объект выпадает в осадок в вашем измерении и обретает вещественность. Ты, Иеремия, и тебе подобные также обретаете вещественность, но поскольку до статуса существ доведены не были, то так и остаётесь лишёнными души полуфабрикатами, недосуществами. Скажите спасибо ученым из ЦЕРНа.
- А кем мы должны были стать? - спросил Иеремия.
- Вы должны были заменить существующее человечество, - ответил древний человек. - Нынешнее потеряло доверие Высших Сил.
- Стало быть, земляне, сами не зная того, нечаянно спасли себя? - сказал Иеремия.
- Да, на данном этапе, - древний человек почесал бороду и смачно зевнул. - Устал, как собака.
- Зачем вызывали? - спросил Иеремия. - Если кто узнает - мне крышка.
- Тебе разве не интересно? - усмехнулся древний. - Когда вернутся Серафимы, они всё исправят, и ты будешь полноценным человеком.
- Что же не вернулись?
- Миленький, я не Бог, - ответил древний. - Наверное, держат отчет, почему их техника отказала от комариного писка. Откреститься трудно, братишка, всё-таки масштабы несоизмеримые. А позвал я тебя потому, что ты единственный, способный на контакт. Набери из этой коробки порошка, он понадобится одному человеку, какому - поймешь позже. Порошок этот - эманация Серафимов, способный воссоединять разъединенные душу и тело.
Иеремия соорудил из листа бумаги большой кулек и занес его над коробкой.
- Нет, нет, немножко, - остановил его древний. - Чтобы можно было спрятать. И заверни в полиэтилен, хоть какая-то защита.
- Запашок, однако, - заметил Иеремия, насыпая порошок в маленький кулёчек. - Это точно от Серафимов?
- Не сомневайся, - успокоил его древний. - Всё, что от Серафимов - большущая ценность. Пожелаешь исцеление - тут же излечишься, попросишь золота - озолотишься.
- Ладно, - произнес Иеремия, заворачивая кулёчек в полиэтиленовый пакетик и пряча пакетик в карман. - Скажите напоследок, мил человек, как вы здесь оказались и почему вас зовут так странно?
- Здесь я, чтобы передать тебе порошок, - ответил древний. - Другой возможности не будет. Передашь его тому, кто подойдет к клетке, ты этого человека узнаешь. Кто я - неважно, может древний человек, а может слесарь-сантехник. Поверь мне - она славная.
- Кто она? - спросил Иеремия, поглядывая на часы, потому что пора уже было уносить ноги, обед заканчивался. - И что за клетка?
- Иди, - сказал древний человек. - Когда вернешься на свой участок, всё будешь знать.
И действительно, когда Иеремия вернулся на свой участок, он знал ответы на свои вопросы. И то, что древний человек хоть и древний, но вовсе не человек, а ангел-хранитель этой самой славной девушки, и что желтая черта - рубеж между разными измерениями, в котором имеются незатянувшиеся разрывы. Попадешь в такой - неизвестно где потом объявишься, скорее всего - вообще нигде, а назад дороги нет. И что для него, Иеремии, ангел специально создал временной коридор между разрывом и лабораторией Серафимов. И что девушку эту зовут Лера...
- Спасибо, Рэм, - выслушав его, сказала Лера. - Ты очень рисковал.
- Зато после этого я стал толстый, сильный и тяжёлый, как слон, - сказал он. - Даже после трансформации я был сильный и тяжёлый, на двоих хватило бы. На нас двоих и хватило.
- Грустно, грустно, - произнесла она. - Значит, все мы обречены.
- Как ни странно, но есть надежда, - сказал он. - Я с твоим милым ангелом порой переговариваюсь. Во сне, разумеется. Единственное преимущество, которого у вас нет. Так вот, Олег Павлович Мортимер воскресил систему, которая сделала Объект недоступной для внешних воздействий. Знаменск теперь замкнутая структура, хоть в Космос посылай.
- А приращение земель, о котором говорит тот же Мортимер? - спросила Лера.
- Новые земли немедленно входят в состав замкнутой структуры, - ответил Иеремия. - Вам ничего не грозит.
- Ура, - сказала Лера. - А тебе?
- В следующем сеансе я обязательно спрошу, - печально улыбнулся мальчик...
У Черемушкина до сих пор не было кабинета. С одной стороны это было хорошо - никто не проследит, что ты опоздал на работу, с другой плохо - мыкаешься, как дурак, с объекта на объект, либо сидишь в машине, ждешь звонка.
Обычно, если не была назначена встреча, он парковался в скверике у здания администрации, в тенечке, и ждал звонка, либо сам звонил кому-нибудь. Коммуникатор был служебный, то есть бесплатный, а связь хоть с Москвой, хоть с Нью-Йорком бесперебойная и высшего качества. Коммуникатор этот имел ещё функцию трекфона, то есть руководство на экране своего монитора всегда видело, где в данный момент обитает начальник без кабинета Черемушкин.
Едва Черемушкин успел припарковаться, заработал коммуникатор.
- Поднимайтесь наверх, дружочек, - сказал Мортимер. - Есть разговор.
И отключился.
Голос у него был игривый, с ехидцей, что не предвещало ничего хорошего, но когда Черемушкин поднялся к нему, оказалось, что всё не так плохо.
Мортимер в белоснежной рубашке с закатанными рукавами и черных безукоризненно отутюженных брюках расхаживал по толстому зеленому ковру, что-то говорил, а когда Черемушкин вошел, скосился на него, наклонив голову, и сказал:
- А вот и наш Василий Артемьевич.
- Лерочкин муж, - уточнил из кресла кто-то пока невидимый, ибо кресло стояло за кадкой с фикусом.
- Именно, - подтвердил Мортимер. - Василий Артемьевич, познакомься с Зиновием Захаровичем Тарнеголетом.
Глава 4. Разбалансировка
Тарнеголет встал из кресла, схватил руку Черемушкина обеими руками и яростно потряс. Сам сделался красный, седые волосы на голове затряслись, но видно было - рад. Чему, собственно?
- Рад видеть Лерочкиного мужа, - сказал Тарнеголет, будто услышав. - Мне всё больше и больше нравится этот симпатичный город.
Он чуточку картавил, глаза его оба сразу смотрели на кончик большого красного носа, при этом он заразительно улыбался, показывая крупные желтые зубы. На голове черт-те что, одет в серый жеваный пиджак из секонд-хэнда. Вот тебе и миллиардер. Но при этом отчего-то хотелось так же скалиться в ответ и говорить приятное, доброе.
Тарнеголет ослабил хватку, она у него была мертвая, и Черемушкин, приятно улыбаясь, выдернул руку...
Кабинет был на четвертом этаже рядом с кабинетом Семендяева. Ранее он принадлежал заму по чрезвычайным ситуациям.
- На чрезвычайку кидаете? - догадался Черемушкин.
- Ни в коем случае, - ответил Мортимер. - Ты, Василий Артемьевич, по-прежнему координатор. Очень ответственная и нужная должность. Заходим, заходим, товарищи, нечего в коридоре толпиться.
- Мебели бы сюда побольше, - сказал Черемушкин и пошёл вперед, к далекому и маленькому двухтумбовому столу, который сиротливо приютился у крохотного окна.
- Поменяйтесь с Берцем, - посоветовал Тарнеголет. - У него полно мебели, зато сам кабинетик с коммуналку. А здесь хорошо парашюты укладывать.
Мортимер повернулся к нему, посмотрел внимательно и спросил:
- Доводилось?
- Доводилось, - ответил Тарнеголет.
- Вот оно, Василий, старшее поколение, - патетически сказал Мортимер. - Всё испытало, всё повидало.
Дальняя стена, к которой направлялся Черемушкин, вдруг исчезла, вместо неё, очерченная прямоугольной рамкой, появилась серая безрадостная пустота, откуда потянуло какой-то дрянью. Внезапно и опасно наклонился пол.
Тарнеголет ухватился за Мортимера, повис на нем, тот набычился, раскорячился и остался на ногах, а вот Черемушкину схватиться было не за кого, его как былинку понесло к серому обрыву.
Мортимер крикнул что-то неразборчивое. Пол выровнялся, стена затянулась, Черемушкин на животе подъехал к двухтумбовому столу и остановился.
- Вы сказали планзейгер? - спросил Тарнеголет, отпуская Мортимера.
- Разве? - проворчал Мортимер.
- По-немецки, насколько я понимаю, это означает координатор, - произнес Тарнеголет, отряхивая левый свой лацкан, хотя тот в этом не нуждался.
- Ну да, - ответил Мортимер. - Это кабинет Василия Артемьевича, он у нас координатор. Именно это я и имел в виду.
- На одной шкатулке, - сказал Тарнеголет, усмехнувшись, - которую выцыганил у меня Гриша Берц, было написано как раз это слово. По-немецки, золотой вязью. Разобрать было трудно, потому что шкатулка побывала во многих руках, но я разобрал. Так что же на самом деле было в шкатулке? Меня разбирает любопытство.
- Видите ли, Зиновий Захарович, - ответил Мортимер. - В мире есть тайны, о которых нам, людям, лучше не знать. Даже если бы вы со своей дотошностью разобрали шкатулку до винтика, вы бы не нашли в ней ничего. Вы бы нипочем не догадались, которая из пылинок, пляшущих перед вами в солнечном луче, является носителем информации о могучей конструкции по имени Планзейгер. Так что не вините Гришу Берца за его цыганскую природу. Он действовал по моему приказу.
- Вы сказали: есть тайны, о которых нам, людям, лучше не знать, - произнес Тарнеголет. - Мне кажется, вы обмолвились. Вы хотели сказать: вам, людям.
Подошел Черемушкин и заявил: "При всём уважении к вам, Олег Павлович, я отказываюсь от этого кабинета. Я его боюсь".
- Стоп, стоп, стоп, - Мортимер поморщился. - Вы что - сговорились? Последние действия категорически отменяю.
Черемушкин почувствовал, что воздух вдруг сделался липким, влажным, а тело разбухшим, неповоротливым. Горло сдавило стальными тисками, ещё секунда, и он бы задохнулся, но тут Мортимер, кинув на него мимолетный взгляд, щелкнул пальцами.
Немедленно отпустило.
А вот Тарнеголет, багровый, разинувший в крике рот, начавший было поднимать правую руку, так и остался стоять в неестественной позе. Рот у него был чересчур широкий, как у сома, выбрит он был неважно, на краешке выпученного глаза проступила слезинка да так и застыла. Этакий неудачный снимок без всякой ретуши.
Между тем кабинет заволокло густым белым туманом.
- За мной не ходить, - предупредил невидимый Мортимер.
Открылась и тут же захлопнулась тайная дверь.
Долгих десять секунд Черемушкин простоял истуканом, чутко прислушиваясь к окружающему его безмолвию, не уловил ни звука и начал приставными шажками передвигаться в сторону предполагаемого выхода. Но почему-то наткнулся на застывшего Тарнеголета. Тот был страшен, багров, глядел пристально, точно видел насквозь. Однако ничего он не видел, просто смотрел перед собой и не дышал.
Черемушкин обошел скороспелого миллиардера, вновь, растопырив перед собой пальцы, побрел к выходу и вновь наткнулся на Зиновия Захаровича.
Мистика, Черемушкина начало трясти.
Клацнул замок, невидимый Мортимер сказал: "Что не стоится-то?", из тумана появилась черная рука, ухватила Черемушкина за шиворот. Миг, и он стоял перед Мортимером в огромном прекрасно освещённом помещении, сплошь заставленном какой-то хитрой аппаратурой серого цвета со множеством тускло мерцающих экранчиков, разноцветных кнопочек, ползунков, колесиков с ручками, чтобы удобнее крутить, и т.д., и т.п. Помещение было без конца, без края, а вот двери, в которую Мортимер втянул Черемушкин, как ни странно, нигде не было.
- Что это? - немедленно спросил Черемушкин, глядя на бесчисленные серые стойки.
- Это Планзейгер, - охотно ответил Мортимер, переходя от стойки к стойке и совершая длинными черными пальцами различные операции. - На самом деле он вовсе не такой, но мне с моим человеческим телом в таком виде он наиболее удобен. Разбалансировка, дружище. Всего лишь навсего.
- Всего лишь навсего? - переспросил Черемушкин. - Я чуть с четвертого этажа не сверзился. Всего лишь навсего.
- Но ведь не сверзился же, - возразил Мортимер, переходя к очередной стойке. - Экий ты, брат, привередливый.
Весело посмотрел на Черемушкина и добавил:
- Больше не повторится.
- А в чем причина? - нудно спросил Черемушкин. - Надобно бы найти причину.
Мортимер поскучнел и сказал без всякого выражения:
- Причина как всегда о двух рогах и при хвосте. Воняет серой. Самое главное, что причина эта никогда не спит, хуже фашиста, в постоянном бдении. Надобно нам, Василий, нашего координатора настроить почётче, чтобы давил заразу в зародыше. Мало ли что. Не век же куковать в Солнечной системе, которую облюбовал папа Сатана. В другой системе такого папы нет, но там обязательно объявится другой разносчик. И там вирусы могут быть позабористее.... А теперь передвинемся-ка мы на полчаса назад.
Глава 5. Дежавю
Кабинет был на четвертом этаже рядом с кабинетом Семендяева. Ранее он принадлежал заму по чрезвычайным ситуациям.
- На чрезвычайку кидаете? - догадался Черемушкин.
- Ни в коем случае, - ответил Мортимер. - Ты, Василий Артемьевич, по-прежнему координатор. Очень ответственная и нужная должность. Заходим, заходим, товарищи, нечего в коридоре толпиться.
- Поменяйтесь с Берцем, - посоветовал Тарнеголет. - У него полно мебели, зато сам кабинетик с коммуналку.
"Постойте-ка, - подумал Черемушкин. - Это уже, вроде, было. Сейчас Тарнеголет про парашюты скажет".
Тарнеголет и в самом деле сказал про парашюты, после чего воззрился на Черемушкина.
- Мебель не проблема, - отозвался Мортимер и неожиданно спросил: - Вам знаком эффект дежавю?
Тарнеголет с Черемушкиным переглянулись.
- Впрочем, неважно, - сказал Мортимер. - Как пришло, так и уйдет. Ты бы, Василий Артемьевич, пригласил, что ли, в гости-то. Зиновий Захарович по Лере соскучился.
Черемушкин захлопал глазами, не зная, что ответить. И так полон дом гостей, да таких, о которых Мортимеру не нужно бы знать.
- Значит, договорились, сегодня вечером, - сказал Мортимер. - Леру с ужином не напрягай, принесём с собой. И не темни, про Брызгаловых всё знаю. С младшим нужно поговорить. Дергунову скажи, чтобы не вздумал прятаться, за столом всем места хватит...
Модуль пришельцев всё так же лежал у скалы, обрастая травою и мхом. Биороботы демонтировали и увезли в лабораторию бортовую электронику и вооружение, так что теперь это была обыкновенная безобидная железяка, которой оставалось только ржаветь. Но Старожил думал иначе, потому что подслушал беседу разнорабочих Лау и Линба, бывших демиургов, которые, побросав грабли, валялись под тенистой липой, отдыхали.
- Добраться б до корабля, - сказал Лау.
- И что? - спросил Линб.
- Бак-Муар, - понизив голос, ответил Лау.
- Тихо ты, - прошипел Линб и, приподнявшись на локте, принялся озираться.
Сидевший в кустах Старожил превратился в камень, в пень, в маленький такой пень, но с большими ушами.
- Никого, - сказал Линб. - Его уж, поди, давно выбросили.
Снова лег, таращась на мельтешащую перед глазами листву.
- Думаю - вряд ли, - возразил Лау. - Он в тайнике с шифром. И это забыл, голова садовая?
- Сам голова садовая, - огрызнулся Линб. - Ты теперь не начальник, так что заткнись.
- Как дам в лоб, по-другому запоёшь, - пообещал Лау и добавил: - Шифр случаем не помнишь?
- Круг, вертикальная бесконечность, шестеренка, скошенный влево треугольник, горизонтальный эллипс, точка, - тут же ответил Линб. - Потом в обратном порядке.
- Где тайник - помнишь?
- Снизу от аптечки, - сказал Линб. - Остальные фальшивые.
Припасливый Старожил, у которого при себе всегда был клочок бумаги и огрызок карандаша, всё старательно записал.
- Круг, вертикальная бесконечность, - передразнил Лау. - Родной язык-то совсем забыл?
- И я забыл, - признался Лау. - Ну, ничего, вечерком за Бак-Муаром сгоняем, авось всё выправится.
"Шиш вам, - подумал Старожил, пряча бумажку и карандаш в карман. - Надо бы доложить, что память к этим злодеям возвращается".
Он ещё пять минут неподвижно просидел в укрытии, дожидаясь пока работяги вновь не возьмутся за свои грабли, потом крадучись выбрался из кустов и был таков...
Перекошенная набок пирамида всё так же стояла у скалы, люк был открыт нараспашку, его, похоже, заклинило. Внутри было темно, как в пещере, но Старожил умел видеть в темноте. Тайник он нашел не сразу, потому что начал поиски с рулевой рубки. Аптечек здесь было пять штук, и столько же ложных тайников, которые, естественно, не открывались.
Старожил облазил всё, пока не добрался до комнаты отдыха, и, о чудо, первый же тайник, всего их было три, немедленно открылся. Внутри лежало устройство, похожее на дистанционный пульт. Старожил вытащил его и почувствовал, что оборвал при этом какую-то ниточку. Пульт немузыкально запиликал, на нем загорелась и тревожно замигала пара красных лампочек.
В рулевой рубке что-то громыхнуло и принялось с душераздирающим стоном разламываться, пол под ногами мелко-мелко завибрировал, а сама пирамида, похоже, начала переворачиваться.
Старожил заторопился к выходу, ужом проскользнул сквозь узкий люк и побежал за скалу, понимая, что в любую секунду может рвануть. Ещё чуть-чуть, всё успел. Этот надоедливый писк, откуда он? Пищал пульт, о котором он впопыхах совсем забыл. Швырнул его туда, за угол, за скалу...
В тот же миг пирамида взорвалась. Полыхнуло так, что Старожил чуть не ослеп, хорошо, что вовремя закрыл глаза ладонями. Прижался к скале, чтобы не поранило летящими сверху обломками. Вот вляпался, так вляпался, чудом жив остался.
Там, где раньше стоял модуль, что-то не умолкая шипело. Старожил выглянул из-за угла и увидел устремленный в яркое синее небо огненный луч. Как ни странно, небо оказалось не таким уж высоким, метров триста, не больше, и острый луч, который бил в одну точку, а точнее по одной неширокой площади, выжигал эту площадь до черноты, но выжечь окончательно никак не мог, небо вновь становилось ярко синим. Потом как-то внезапно луч потерял свой блеск, сделался бледным, вялым, широким и распался этаким многолепестковым цветком. Шипение прекратилось...
Именно в тот момент, когда луч ударил в находящееся на трехсотметровой высоте защитное поле, произошел сбой в системе, и кабинет Черемушкина едва не засосало в параллельное техпространство, куда Планзейгер перемещал отходы производства. Хорошо - рядом оказался Мортимер.
И ещё кое-что случилось в это же время, гораздо более мелкое, чем сбой Планзейгера, а потому никем не замеченное. Пробирка, в которой содержался мелкий демон, тот самый вредитель из Балчуга, майор тринадцатого полка, от толчка упала вместе со штативом на пол. Разбиться не разбилась, потому что была из танталового стекла, а вот пробка с защитной печатью Соломона из неё выскочила. Вместе с ней наружу выскочил гаденыш. Часа два он бился над тем, чтобы водрузить штатив обратно на полку, вторую сверху, потом пролез в замочную скважину и был таков.
В силу занятости Архаим его не хватился, да и был бы не занят - всё равно не хватился бы. Мелкий демон был ему не интересен.
А тот полетал, полетал по Знаменску, преодолеть силовое поле Планзейгера естественно не смог и осел в номере Тарнеголета, ничем себя не проявляя. Почему Тарнеголета - потому что тот был не местный и когда-то да должен был из Знаменска уехать. Вместе с затерявшимся в складках его одежды мелким бесом. Однако всё сложилось не так, но об этом позже...
Старожил был разочарован. Все старания насмарку, а нервишек потрепало изрядно, да вот ещё исподнее как бы не пришлось стирать, оно со страху-то всякое случается.
На месте модуля остались только курящиеся головешки, разнокалиберные обломки и рваные ошметки раскидало метров на пятьдесят в округе. Бесславно сгинул и этот, как его, Бак-Муар. Интересно, для чего он был нужен и как мог помочь пришельцам-разнорабочим?
Чу, кто-то идет! Старожил пригнулся и шмыгнул в ближайшие кусты. Притих там на корточках, чувствуя под стоптанным ботинком, под тонюсенькой подошвой, какое-то неудобство, какой-то корень или камень. Убрал ногу на ровное место, глядь - а это вовсе не камень. Бак-Муар, чтоб ему лопнуть. Видимо, взрывной волной откинуло прямо сюда, век бы потом не найти. Лежит, понимаешь, без звука, ни одна кнопка не горит.
- Сам по себе не мог, - сказал кто-то, Старожил узнал голос Лау.
- Точно тебе говорю - подслушивал кто-то, - отозвался Линб.