Аннотация: Опубликовано в газете "Просто фантастика" 2005г.
- Какая глупая! - брат Исидор перевернулся на спину. - Глупая...
Мысли лезли в голову, не давали уснуть.
- Глупая, - в сотый раз вздохнул он, и, поворотясь на бок, уставился невидящими глазами в стену. - Ей бы раскаяться! Жива б осталась.
Колокола пробили полночь - самый час для призраков. Во тьме келейки как настоящая встала пред Исидором пышногрудая красавица, приговоренная завтра к очистительному пламени.
- Маринка... эх...
- Ты глуп, брат! - сказала Маринка. - Кому нужны праведники? Не сеют, не пашут! От них не рожают! - взяв со стола кружку, она отпила вина. - Да этот, - указала пальцем на вонючего мужика, - стократ лучше тебя! У него между ног зверь, а не дохлый червяк! - она захохотала, и все в трактире обернулись поглазеть на странную парочку - светловолосую прелестницу и унылого толстячка в длиннополом плаще.
- Ты глупа! Смири плоть! Стань праведницей, и простятся тебе грехи! - урезонивал Исидор.
- Для чего мне прощаться с любовью? Чтобы поститься? Не рожать детей? Не для того я пришла в мир!
Она приподняла руками груди так, что они едва не вывалились из выреза платья, повела плечом, облизала губы, и праведник ощутил, как по телу катится сладкая волна.
...Который год он преследовал красавицу, умоляя ее раскаяться. В ответ та лишь смеялась и предлагала сменять служение небу на ее любовь. После этих разговоров Исидор возвращался в обитель больным и разбитым. Плоть бушевала, но он боролся за свою чистую душу. Бичевал себя, отказывался от пищи и воды, облачался в хламиду из жгучки - отвлекал мысли от греха. Но ночами приходила Маринка, раздевалась, ложилась рядом и... он просыпался в ужасе, бросался на колени и до утра молил Праведника даровать ему стойкость духа...
- Ты же хочешь меня, - сказала Маринка, проводя теплой ладошкой по его щеке. - Так что сильнее - твоя вера или моя грудь? - она хихикнула.
- Моя вера крепче камня! - отрезал Исидор, накрыв полой предательский бугор на штанах. - А во что веришь ты?
- Любовь - моя вера! - Маринка наклонилась к самому уху праведника; жаркое дыхание обжигало. - Люби, и простятся тебе все грехи! - и она опять залилась смехом.
- Говоришь, с нечистым связалась? - поднял брови брат Маркел. - Доказательства есть?
- Надежные, - соврал Исидор.
- А свидетели?
- Найдем, - голос предательски дрогнул.
Брат Маркел, настоятель обители и одновременно судья, глянул Исидору в глаза, словно хотел увидеть там душу. Его попытка не увенчалась успехом.
Огромный зал едва принял в себя желающих насладиться судом над распутной красавицей. Пока читались материалы пристрастного дознания, Исидор не отрывал глаз от Маринки, привязанной за руки к столбу посреди зала. Спутанные волосы падали ей на глаза, обвивали тело, едва прикрытое лохмотьями. Бледная кожа разукрашена синяками, по стройным ногам, тщетно пытавшихся дотянуться до пола, текла кровь.
Судья, степенно откашлявшись, зачел приговор: "Огненное очищение, дабы душа грешницы, воспарив в пламени, вознеслась к небесам". Дамы элегантно лишились чувств. Мужчины, насладясь видом полуобнаженного тела и грёзами, где они нежились в объятиях блудницы, благочестиво вздохнули: "Грешна!"
- Ты доволен, праведник? - прошептала Маринка пришедшему утешить ее Исидору.
Она лежала на куче гнилой соломы, сжавшись в комочек.
- Доволен? - она приподнялась было на дрожащих руках, но упала лицом в гнилье.
Исидор подскочил, помог сесть. Подал бутыль с водой.
- Оставь, - оттолкнула она. - Я не успею умереть от жажды, - на лопнувшей губе выступила алая капелька. - Глупый!
- Почему? - всхлипнул Исидор.
- Это же ты на меня донес? Да? Глупый, глупый... я умру - тебе легче будет? Думаешь, любовь легко убить? Каждый имеет на неё право! И ты тоже...
...Маркел, облаченный в красную хламиду, призвал Маринку отречься от греха. Она дерзко рассмеялась: "Любовь - не грех!"
Волосы, подхваченные ветерком, взвились и с тихим треском вспыхнули. Огонь сладострастно принял в объятия молодое тело, лаская бедра, припадая в жарком поцелуе к стопам. Маринка не кричала - смеялась, извиваясь, то ли от боли, то ли от наслаждения. Казалось, то не женщина - огненная саламандра пляшет в пламени...
Исидор стоял в первом ряду. Смотрел, как умирает Маринка. Последний раз раздался ее звонкий голос...
- Любовь - не грех, - повторил Исидор, и к нему наконец-то пришел сон.
- Глупый, - мягкая ладошка прошлась по волосам. - Глупый, - онемевшего тела коснулось теплое женское бедро.
- Ты? - выдохнул он.
- Я...
Горячие руки стянули хламиду. Исидор - впервые в жизни - чувствовал женское тело, погружался в него, как в пылающую бездну. Ему было сладко; сладко, как никогда.
Колокола пробили подъемную. Исидор разлепил глаза. Все тело ломило. Вспомнив ночной кошмар, он в ужасе пал на колени и стал биться головой о пол. Кровь брызнула на камни, залила глаза. Ослепленный, он нашарил плеть и стал яростно себя бичевать.
- Грех, грех! - удары эхом отдавались от стен.
- Грех, грех! - чирикали за окном пичуги.
- Грех, тяжкий грех! - молвил настоятель. - Не иначе суккуб к тебе приходила.
Исидор распластался на полу, весь дрожа от мысли, что его ждёт очистительное пламя. Маркел вышел, а он остался лежать, тихонько подвывая от ужаса. К невыразимому облегчению настоятель вернулся один, со старинной книгою в руках.
- Возьми, брат! Здесь есть средство против одолевшего тебя недруга. Плоть слаба, только духом силен праведник!
Дрожащими руками Исидор принял манускрипт. С трудом добрел до кельи и принялся лихорадочно листать страницы.
До вечера искал он рецепт, а книга в подробностях толковала ему о плотских грехах. Наконец его истовость была вознаграждена: "Возьми в равных долях чеснок, белену, полынь. Добавь кровь девственницы. Помести сосуд под молитвенный камень и прочти над ним тридцать три заповеди Праведника. Вскипяти в жире висельника. Лишь демон переступит порог, окунай руки в бальзам и мажь глаза, грудь и прочее. Испуганный, он навеки покинет тебя".
Больших трудов стоило раздобыть ингредиенты. Братья-праведники достали жир. Настоятель расстарался, принеся в маленькой плошке кровь девственницы. Пока Исидор готовил бальзам, суккуб не оставляла его, вынуждая корчиться от страсти ночью и стенать от налагаемых на себя наказаний днем.
- Глупый, - шептала она, лаская жарко, - не противься! Ты имеешь право на любовь!
Наконец бальзам был готов! Исидор сидел на ложе, судорожно прижимая к себе горшок. Аромат деревьев, цветущих за маленьким окошком, не мог разбавить густой смрад зелья.
Темнело. В саду заливались цокотуньи, оглашая округу неумолчным пением. Казалось - то воздух, разомлев от дневного жара, звенит, остывая и нежась в вечерней прохладе.
Колокола ударили полночную. В углу келейки сгустились тени, из них вышла Маринка. Зачаровано следил праведник, как в такт мягким движениям бедер покачиваются груди. Ее глаза казались бездонными - в них не отражалось пламя светильника. На середине келейки суккуб остановилась.
- Ты мне не рад, милый?
- Рад... - вырвалось у Исидора.
- Тогда иди ко мне! - она распахнула объятия.
- Нет, ты иди сюда!
Она села рядом, потерлась котенком о плечо:
- Что с тобой?
- Ничего! - он зачерпнул из горшка бальзам, плеснул суккубу в лицо.
Она засмеялась, вытерла лоб, стряхнула капли на пол. Такого Исидор не ждал. Бормоча заветы Праведника, он мазал Маринку с ног до головы. Но суккуб не уходила. Когда Исидор бессильно уронил пустой горшок, лениво спросила:
- Все? Закончил свои праведные забавы?
- Да, - помертвевшими губами ответил он.
- Тогда иди ко мне, глупый! У нас есть дела поважнее!
- Не помог, значит, бальзам? - Маркел глядел строго. - Не помог... А может, дело не в суккубе, брат? Может, дело в тебе?
Что-то оборвалось внутри Исидора - наверное, то душа ушла в пятки.
- Н-нет! - он упал на колени, подполз к ногам Маркела и принялся жарко их лобызать.
- А что говорит суккуб? - Маркел брезгливо отпихнул Исидора носком. - Почему не уходит?
- Говорит, имею право на любовь, - глухо простонал Исидор.
- Любовь? - Маркел пожевал губы, встал, подошел к окну с витражами. Сквозь красное стекло цветущий сад казался измазанным кровью. - Любовь... Может и впрямь... - задумчиво произнес и тут же оглянулся: не услышал ли кто. Но Исидору было не до него, а уши у здешних стен были давно отрезаны. - Отлучаю тебя от обители! - сурово молвил настоятель. - Будешь жить в пещере, близ Святого источника. И да воспарит дух твой к Праведникам! Иди.
- Благодарю, брат мой! - возопил Исидор, уже было простившийся с жизнью, и заковылял на коленях к двери.
Маркел поерзал, удобнее устаиваясь на ложе, закрыл глаза. Приготовился к благочестивым снам. Внезапный шорох заставил его подскочить. Рядом сидела девушка.
- Привет! - её ладошка коснулась щеки опешившего праведника. - Мне холодно, согрей меня!
Ящеркой бесстыдница скользнула под покрывало, осыпала поцелуями, а ловкие руки распустили завязки штанов.
- Не бойся, глупый! - зашептала суккуб.
Светило равнодушно садилось за горизонт. Поглаживая седую бороду, Целитель Исидор сидел у пещеры. Лишь ночью он мог отдохнуть от трудов, посвятить себя песнопениям. Днем же приходилось исцелять страждущих.
Стемнело. Исидор скинул с чресл белую тряпицу и погрузился в воды Святого источника. Вытянулся на каменистом ложе. Звезды - слезы праведников - мерцали в небе... бездонном, как глаза Маринки. Сколько же прошло лет? Ходили слухи, что обитель разрушена, а настоятель предан очистительному пламени.
Святой тяжело вздохнул. За годы он научился смирять плоть. Плоть, не душу. Никакие песнопения не помогли забыть Маринку. Жизнь прошла... Все прошло... мимо... и жизнь и любовь...
- Глупая, - повторил он. - Глупая...
Вода гладила дряхлое тело так же нежно, как некогда ласкал его призрак Маринки. Так ли была глупа она? Разве сейчас, на пороге вечности, он вспоминал годы, проведенные в смирении? Если бы! Перед глазами стояла Маринка - молодая, красивая, желанная.
- Ты права, девочка моя. Каждый имеет право на любовь. Но не у всех хватает духу им воспользоваться, - прошептали холодеющие губы. Руки Исидора поднялись, будто желая кого-то обнять. - Прости меня!